Женька ворвалась в мою жизнь внезапно и поселилась в ней практически навсегда. С первой нашей случайной встречи я почувствовал это странное притяжение к ней. Нет, не любовь; любовь - это что-то совсем другое, возвышенное и светлое, чистое и доброе. Мои чувства спутались в крепкие канаты из запахов и прикосновений, из взглядов и слов, из ненависти и страсти. Да, и из ненависти тоже; к ней, - за то, что связала меня этими незримыми прочными узлами; к себе, - за то, что попался в эти сети, как безвольный и обезумевший чудак.
Мы познакомились во время слепого летнего ливня. Бывают такие неожиданные шквальные струи с неба в жаркий душный день, будто кто-то наверху перевернул огромную кадку с водой. Я, лихо прыгая через лужи и спасаясь от стихии, нырнул в свою припаркованную на обочине "бэху", сильно хлопнул дверью, смахнул крупные капли с лица и волос, и, переведя дух, повернул ключ зажигания. По стеклу весело заскользили "дворники" и сразу же открыли мне оживлённую картинку: в мою сторону по бордюру, размахивая руками и непослушным зонтиком, бежала соседка по подъезду, а за ней ещё кто-то. Я переклонился через рычаг стэптроника и приоткрыл правую дверь.
- Ой, спасибки! Вы в сторону дома? - Соседка плюхнулась на сиденье, разбрызгивая вокруг себя целые ручьи. Заднюю дверь тоже открыли, и я через мгновение заметил в зеркале мокрые каштановые пряди, почти полностью закрывавшие лицо.
- Это моя племянница, Евгения, - пояснила соседка. - Ничего, что мы к вам так нагло?
- В такой ливень спасти девушек, - это просто святая обязанность каждого мужчины! - сострил я и посмотрел в зеркало заднего вида. Сквозь откинутую чёлку в меня полетела пара острых молний и тихий голос на заднем сиденье насмешливо добавил: "Особенно, когда у тебя новенькая семёрка".
Рассекая потоки мутной воды, моя машина вырулила на проспект и осторожно покатилась в крайнем левом ряду. Дорога была почти пустой, большинство водителей пережидали ливень, прибившись к обочинам и парковочным карманам.
- Женька вчера поступила в универ, и мы с матерью решили побаловать её обновками. Сестра на работе, вот я и взялась побродить с ней по бутикам.
- Да? Поздравляю! - Я снова глянул в зеркало. - На какой факультет?
- На юридический, - ответила соседка.
- А почему сама студентка не рассказывает? - спросил я и поймал в зеркале рассерженный взгляд.
- Стесняется, наверное, - снова ответила женщина, развернулась назад и обратилась уже к племяннице: - Это наш сосед по дому Владимир..., - она сделала паузу, пытаясь вспомнить отчество.
- Просто Владимир, - поправил я и включил негромко музыку.
- Это что, вибромассаж? - неожиданно раздался голос за моей спиной.
В багажнике был вмонтирован мощный сабвуфер и плотные удары низких частот были особенно ощутимы на заднем сиденье.
- Два в одном, - глупо пошутил я. - Не нравится? Могу выключить.
- Наоборот, нравится! Я люблю ранний "Флойд"!
Наверное, я бы удивился меньше, если бы она заговорила на китайском или превратилась в мотылька, а моё крайнее изумление, смешанное с восторгом, не так бы явно выдали округлившиеся глаза.
- Её папочка был помешан на тяжёлом роке, - прокомментировала соседка. - Она его с пелёнок впитала. Как и запах травки...
- Тёть Кать! - осекла родственницу Женька.
Подъезжая к дому, я сделал небольшой вираж, объезжая огромную лужу, но более-менее сухого места так и не нашёл. Дождь прекратился так же быстро, как и начался, и большие капли, стекая с листьев и карнизов, уже радостно сверкали в ярких солнечных лучах. Соседка осторожно открыла дверь и поставила босоножки на островок асфальта, - дальше неминуемо нужно было идти через лужу. Я виновато обошёл машину и огляделся, но лучшего места для высадки пассажиров рядом не было. Женька проводила глазами балансирующую на тротуарной бровке тётку, пару раз таки оступившуюся в лужу по щиколотки, и звонко рассмеялась.
- Ну, а что делать? - пожал я плечами, словно оправдываясь.
- Ну, например, перенести меня на руках, - сказала девушка так просто и неожиданно, что я тут же молча подхватил её и понёс прямо к подъезду. Именно тогда я почувствовал тот особый магнетизм, исходивший от всего её тела, от цепких, но нежных рук, обвивших мою шею, от непосредственной, почти детской улыбки и пронзающего взгляда.
Многие люди в общении пытаются смотреть на собеседника вскользь, или отводить глаза, рыскать ими по сторонам, что-то рассеяно искать. Женька не просто смотрела в упор, казалось, она с неподдельным интересом заглядывала тебе внутрь, в душу, в самые потаённые её уголки, и это не могло не волновать. Мне даже почудилось тогда, что она влюбилась в меня с первого взгляда! Много лет спустя я понял, что глупо ошибался: Женька просто любила изучать внутренний мир людей, а особенно интересных и состоявшихся мужчин. Примерно так понимающий толк в искусстве коллекционер с ребяческим любопытством разглядывает каждый новый экспонат своих пристрастий.
Уже через неделю мы стали регулярно встречаться. Мне тогда было тридцать пять, Женьке - восемнадцать. Теперь я понимаю, что в тот момент восполнил сразу всех недостающих мужчин её жизни: отца, друга, сексуального наставника, спонсора. Но тогда был искренне уверен, что только одного, - любимого.
Странное дело, но именно с появлением Женьки мне отчётливо показалось, что я, наконец, зажил полнокровно и осмысленно. Возникло ясное ощущение, что до этого я прозябал, как комнатное растение: проснулся, поел, пошевелил листочками навстречу солнечным зайчикам и опять тупо заснул. И только теперь я оживился, задвигался, задышал полной грудью. Мне теперь каждый новый день нужно было думать, где мы с Женькой встретимся, как проведём время и что наврать жене. Жизнь засверкала яркими красками внезапных перемен, романтичных свиданий и ежедневных доз адреналина. Я даже стал писать стихи! Неуклюжие, робкие, глупые и наивные, но такие прелестные в своём искреннем заблуждении.
Первое отрезвление произошло в мой день рождения. Я, обычно собиравший в такие дни за домашним застольем шумную компанию близких друзей и родственников, разочаровал их всех заявлением, что буду отмечать эту дату с нужными людьми, и даже заказал для этого отдельный зал в элитном ресторане. Нужными людьми оказались мои деловые партнёры с эффектными дамами и, конечно же, она - Женька, которая грустно сообщила, что не может принять моего приглашения: ей нечего было надеть на такое важное мероприятие. Я тут же бросил все дела и отвёз её в модный магазин. Конечно, как я сразу не догадался? Моя девушка просто обязана выглядеть лучше всех! После этого случая оставлять в бутиках кругленькие суммы для обновления гардероба моей возлюбленной стало доброй традицией. Но какой-то первый червь сомнения уже стал подтачивать мои чувства: неужели она и вправду не пришла бы меня поздравить по причине обычных шмоток?
Через пару месяцев мы с женой отправились на неделю в Венецию, и там я впервые сильно затосковал по Женьке. Восторг первых впечатлений от гондол в бирюзовых каналах и причудливых мостиков прошёл, меня уже не радовали знаменитые фрески Дворца Дожей и порхающие голуби на площади Сан-Марко. И только сумасшедшее шоу легендарных "Pink Floyd", правда уже без Уотерса, устроивших эффектную плавающую сцену прямо посреди лагуны, на несколько часов вернуло мне ощущение восторга и полноты жизни. "Это же наша с Женькой музыка! - пытался помешать мне внутренний голос. - Мы должны были разделить эту радость вместе с ней!". Я гнал от себя грустные мысли и, выбрасывая растопыренную ладонь над головой, в лучах разноцветных прожекторов и лазеров, вместе с толпой, запрудившей набережную, исступлённо рвал глотку, подпевая: "Money! It"s a crime"!
На следующий день, гуляя уютными улочками, мы с женой забрели в ремесленный дворик и очутились в стеклодувной мастерской. На наших глазах жидкая бесформенная масса превращалась в утончённую вазу, по бокам которой мастер ловко разбрасывал разноцветные лепестки. Но больше всего меня поразили изделия из венецианского стекла: такие плотные тёмно-синие слитки с вкраплениями из голубых, бирюзовых, кремовых, красных звёздочек, сердечек и кружочков, - просто волшебство!
Мы с интересом посетили ещё несколько магазинчиков и через пару кварталов сели перекусить в кафе, приютившемся прямо возле ступеней, ведущих к воде. Пока жена делала заказ, я показал ей знаками, что хочу купить газет, а сам, зайдя размеренным шагом за угол здания, стремглав помчался в стеклодувную мастерскую. Там я купил небольшую безделицу из венецианского стекла в виде кулона с дырочкой и, словно опытный подпольщик, сунул её глубоко в карман джинсов.
Несколько лет спустя, во время нашей очередной затянувшейся ссоры, Женька заложила этот венецианский кулончик в ломбард, да так и не выкупила его...
Но тогда, по возвращении из Италии, я на крыльях любви летел на свидание со своей принцессой, предвкушая бурю восторга от подарочного сюрприза, преодолевшего границы и таможни в потаённом местечке моих штанов.
- А жене ты такой же купил? - спокойно отреагировала принцесса.
- Нет, вообще ничего не купил, - обиделся я.
- Но к нему же ещё и цепочку надо, - справедливо заметила Женька.
- Конечно! Какую ты хочешь?
- Сюда подойдёт только белое золото.
- Хорошо, завтра поедем в ювелирный.
- А почему не сегодня?
- А сегодня я хочу тебя съесть!
Прошло ещё пару недель, и однажды моя возлюбленная на очередном свидании в гостиничном номере решительно отстранилась от моего поцелуя и посмотрела на меня странно, глазами полными слёз.
- Ты не любишь меня!
- Чего ты так решила? - насторожился я.
- Как ты можешь после наших встреч возвращаться домой и спать с женой? Ты же ласкаешь её? Целуешь!
- Нет, мы просто спим рядом! - заверил я, лихорадочно вспоминая, когда же у меня был последний супружеский секс.
- Не ври!
- Не вру! - ещё более уверенно выкрикнул я, так и не вспомнив про секс с женой, и попытался снова обнять Женьку. Но она опять увернулась.
- Я так больше не могу! Мы должны расстаться!
- Но почему?
- Ты рвёшь мне сердце! Я не хочу ни с кем тебя делить! Я не хочу спать одна и рыдать в подушку! Ты это понимаешь?! - И она обняла меня крепко и действительно разрыдалась.
Ещё через неделю я выступил перед женой с пространным монологом о необходимости пожить отдельно, забрал кое-что из одежды, музыкальный центр с дисками, свой любимый телескоп, чтобы романтическими вечерами любоваться с милой далёкими планетами, и перевёз весь этот нехитрый скарб на съёмную квартиру. Там я решил начать вить новое уютное гнёздышко, наполненное любовью и радостью бесконечных часов, не омрачаемых разлуками. Однако быстро выяснилось, что радость свиданий это одно, а ежедневные бытовые мелочи и совместное ведение хозяйства - совсем другое. Женька оказалась из той редкой породы девушек, которые созданы исключительно для любви. Простые для сотен других женщин задачки, как то: сварить суп или выгладить сорочку, моей возлюбленной давались с неимоверными усилиями и всегда требовали моего конечного вмешательства, - то ли долить кипятка в разбухший до размеров кастрюли рис, то ли догладить воротник.
Но эти бытовые сражения легко и весело преодолевались и так же быстро забывались, часто превращаясь по ходу в забавные развлечения. Страшнее оказалось другое: между нами стали вспыхивать настоящие войны по любым мелочам, а чаще всего - из-за моих встреч с сыном.
- Ты не доложен заходить к ней в квартиру! - требовала Женька. - Оставляй ребёнка возле подъезда!
- Но я купил им продукты, и просто помог занести, - оправдывался я.
- Отдавай деньги и всё! Пусть сама покупает и носит! И я звонила тебе два раза! Ты был у неё!
- Да, она мне кофе сварила. Не мог же я за секунду его выпить?
- Да?! Что ещё она тебе сделала по старой памяти?!
После таких раздоров Женька могла не подпускать меня к себе по нескольку дней, требуя клятвенных заверений и бесконечных извинений. Бывало даже, я забывал, за что именно должен просить прощения и просил за всё сразу. В общем, через три месяца такой нескучной жизни я однажды появился на пороге своей бывшей квартиры с дурацким телескопом под мышкой, в который нам с Женькой так и не удалось ни разу взглянуть, то из-за облаков на небе, то по какой-то другой причине, но чаще - из-за грозовых туч наших ссор. Жена тогда попросила, чтобы я говорил все слова, которые хочу ей сказать, обязательно в присутствии сына. Такого я не ожидал и, произнося несвязные жалобные фразы с понурой головой, глотал окончания от сильной сухости во рту...
С Женькой мы случайно увиделись через полгода. Она сидела с подружкой в летнем кафе и что-то пила через трубочку. Я робко поздоровался и подсел к ним за столик.
- Закажешь нам ещё мартини? - как ни в чём не бывало, спросила Женька.
- Мне с грейпфрутовым соком и льдом, - уточнила подружка.
Я сделал жест официанту, не сводя жадных глаз с загоревшего Женькиного лица.
- Что, изменилась? - заметила она моё пристальное внимание.
- Посвежела, похорошела, - честно сказал я, любуясь её короткой стрижкой с озорной чёлкой.
- Вот видишь, расставание пошло нам на пользу! Ты тоже подобрел, поправился. Котлетками кормят? - съязвила Женька.
"Значит - не равнодушна!" - прошептал мне обнадёживающе внутренний голос.
Мы снова стали встречаться. Сначала изредка, потом чаще, а через время уже на полную катушку, - с ночными клубными загулами, внезапными поездками на море, и даже на безвизовые заграничные курорты. Один раз мы прокатились на моей машине почти через всю Европу и ещё неделю загорали на Адриатике. Догадывалась ли о новом витке моего романа жена? Я думаю, догадывалась. Но, как всякая мудрая женщина, - не подавала виду. К тому же наши отношения после моего позорного возвращения стали прохладными и скорее формальными; основной целью нашей совместной жизни теперь стало воспитание сына и ведение домашнего хозяйства, - мы продали квартиру и приобрели красивую загородную усадьбу возле озера.
Однажды кто-то из друзей рассказал, как видел мою Женьку в каком-то ночном клубе среди нерусских парней. С одним из них она прилюдно зажималась и лобызалась. Почему-то именно то, что парень был каких-то восточных или кавказских кровей, меня задело больнее всего. Теперь уже я устроил Женьке бурную сцену ревности во время очередного свидания. Её это только раззадорило.
- Ты что, всё ещё любишь меня? - смеялась она, заглядывая мне в глаза. - Вот, если бросишь жену, я буду только твоей! Клянусь! А так, извини-подвинься!
Я слишком хорошо помнил эксперимент по созданию новой семейной ячейки и твёрдо вынес для себя главный урок: первая жена должна оставаться всегда и единственной, как мать, как родина, какими бы чарующими и привлекательными не казались любые другие заманчивые варианты. Поэтому я отшучивался:
- А ты уже научилась гладить рубашки?
- Не маленький! Мог бы и сам погладить! - парировала Женька.
- Вот видишь!
- Сам видишь!
Её слово в каждом диалоге всегда должно было быть последним. О чём бы мы ни рассуждали, о чём бы ни спорили, но каждый раз последние слова должна была произнести только она, - как будто для неё было принципиальным жирную точку поставить и закрепить своё превосходство.
Я трезво отдавал себе отчёт в том, что любая моя попытка жить вместе с такой девушкой рано или поздно превратится в кошмар, но и бросить совсем Женьку не мог. Она стала наркотиком для меня. Я и дня не мог прожить без мыслей о ней, без её голоса, смеха, взгляда, запаха кожи. Она, похоже, это чувствовала и стала всячески меня дразнить и наказывать, вызывая приливы бессильной злобы и ревности. Могла, например, появиться в каком-нибудь людном месте, где часто бывали мои друзья и знакомые, и начать вести себя, как последняя шлюха, цепляясь ко всем мужикам. Могла просто в стельку напиться, чтобы потом какой-нибудь незнакомец, а порой и несколько похотливых животных, волокли её из питейного заведения к себе в машину. Мне частенько рассказывали подобные истории. Но что я мог поделать?
Прошло ещё несколько лет и наши отношения с Женькой перешли в ровную предсказуемую фазу. Теперь мы встречались реже, в основном, когда этого хотела она, сама мне звонила, обычно зарёванная, а порой наоборот, навеселе, но почти всегда - на грани очередного нервного срыва.
- Погуляем? - звучал один и тот же вопрос вместо приветствия. Я бросал дела и мчался к ней в любой конец города и в любую погоду, забирать из какого-нибудь бара или клуба, оплачивая счета, или отбивая от липких ухажёров. Потом, как правило, я полночи слушал её истерики и претензии, что это я во всём виноват, и это из-за меня она не может больше ни с кем сойтись. В награду за своё терпение я обычно получал её тело, часто настолько уставшее и сонное, что до секса даже не доходило. Утром, после таких ночей, она удивлялась:
- Что-то я не вижу разбросанных презиков! У нас что, ничего не было?
Как же ничего? Как же ничего, если я наслаждался её запахом, прикосновениями к её бархатистой коже, ко всем заветным местечкам на таком знакомом, практически родном теле, и мог снова безмятежно задремать на её удобной, как специально для моей головы устроенной, ложбинке между плечом и грудью?
Женька пропала из моей жизни так же внезапно, как и появилась. Никто не знал, куда она делась и только мать её что-то скрывала, отвечала на мои расспросы уклончиво, и это давало мне возможность надеяться, что её дочь жива и здорова, только уехала куда-нибудь далеко или вышла замуж. В конце концов, так и оказалось. Я подкараулил как-то Женькину тётку, которой, собственно, и обязан был своим странным счастьем, и после моего продолжительного натиска та раскололась: Женька, оказалось, познакомилась с каким-то итальянцем русского происхождения, вышла за него и теперь уже больше года живёт в Италии. Даже ребёночка ему родила. Во как!
- Когда родила?! - в припадке глупой ревности пытал я бывшую соседку.
- Месяц назад родила! Не переживай, не ты папашка!
Несколько лет я не получал никаких сведений о Женькиной судьбе и уже потихоньку успокоился, остыл и всё реже вспоминал её. К тому же мои дела в бизнесе пошли неважно, я почти полностью потерял коммерческий нюх и азарт, убытки стали накрывать почти все мои новые проекты и вялые шевеления. В такой ситуации пришлось потратить немало усилий, чтобы хоть как-то остаться на плаву и не разориться. Впервые за долгие годы я стал экономить на себе, вспомнив старую поговорку всех неудачников: сэкономленные деньги - заработанные деньги. Когда я сорил деньгами, не считая их и не торгуясь, прибыль сама легко плыла мне в руки. Как только стал относиться к деньгам бережно и аккуратно, удача отвернулась и выяснилось, что лучше всего у меня получается "зарабатывать" путём скупой экономии. Я продал "бэху", обслуживание которой стало влетать в копеечку, и пересел на более свежий, но не такой престижный и навороченный "Passat" с механической коробкой. Всех сотрудников, кроме бухгалтера и юриста, уволил, а чудом оставшийся в моей собственности офис, после всех передряг, сдал в аренду более удачливым и активным бизнесменам. Пусть другие рискуют, продают, покупают, крутятся, вертятся, а мне и арендной платы на скромную жизнь хватит, - решил я. Вроде как вышел на пенсию досрочно. А что, военные же уходят в сорок пять? Я тоже в некотором роде воевал, только на бизнес-фронтах, - утешал я себя. Бывает и хуже...
И вот однажды, во время уже привычного утреннего теста на сахар домашним глюкометром, мой мобильник вместе с зуммером высветил странный незнакомый номер. Предчувствие не подвело меня.
- Алло! Как дела? - услышал я совсем рядом такой знакомый весёлый голос.
- Привет! Ты откуда звонишь в такую рань?
- Я у мамы в гостях. Днём буду в городе. Хочешь, увидимся?
- Хочу!
- Я наберу. Чао!
- Чао-какао, - рассеянно ответил я трубке уже после гудка и перевёл взгляд на дисплей медицинского прибора: тревожная цифра "10,5" показалась мне радостно подмигивающей.
- Зачем же ты, Володя, на батон масло мажешь? Да ещё и толстый кусок сыра сверху прилепил? - заботливо покачала головой жена. - Взял бы к чаю галетное печенье на фруктозе! Сколько у тебя сегодня?
- Десять и пять, - пробубнил я, запихиваясь бутербродом.
- Ну вот! Опять! Я же тебе говорила! Какие булки с маслом?
- Зайка, я убегаю на встречу! Когда вернусь, - не знаю. Созвонимся!
- Давай, я заверну тебе говяжий язычок и кусочек чёрного хлеба!
- В другой раз! Всё, я убежал! Чао!
- Что это ещё за "чао"?
- В смысле, пока...
Я припарковался на центральной площади, купил в цветочном магазине букет тёмно-пурпурных роз и сидел в предвкушении волнующего свидания с распахнутыми дверями, из которых на прохожих выливались жалобные стоны с придыханиями Дэвида Ковердэйла, поющего о печальной судьбе "Солдата Фортуны". Как она теперь выглядит? - думал я. Часто ли вспоминает меня? А вдруг не смогла жить без меня на чужбине и хочет вернуться? Готов ли буду я бросить всё и начать сначала? С чужим ребёнком?! Даже не знаю...
Я уже переслушал три концерта "Deep-Purple" и решил, что моя наивная затея с намёком на совпадение цвета роз и названия группы, которую Женька тоже обожала, не такая уж и тонкая, поменял диск и загрустил под роскошную флойдовскую "Shine On You Crazy Diamond".
Звонка от милой всё не было. Я уныло вертел в руках мобильник, изучая на экране загадочный номер, словно пытаясь разгадать скрытый смысл или тайный посыл в простом сочетании цифр.
- Ну конечно! Кто же ещё может слушать "Pink Floyd" на полную громкость в самом центре города? - ворвался вдруг, как вихрь, в салон моего автомобиля звонкий Женькин голос.
Я неуклюже, зацепив туфлей обшивку двери, выбрался из машины и нос к носу очутился рядом с широко улыбавшейся эффектной женщиной в какой-то невероятной яркой блузке с глубоким вырезом.
- Как ты меня нашла? Почему не позвонила?
- Я уже хотела тебя набирать, когда услышала музыку. Почему-то сразу подумала, что это ты!
Мы чмокнулись в щёчки, - то ли на европейский манер, то ли по приятельски, не знаю. Женька расцвела, похорошела, это было заметно сразу. Есть определённый тип женской красоты, который с возрастом только подчёркивается, полнее раскрывается и начинает сиять неуловимыми зрелыми красками. Я нырнул в машину за букетом.
- Это тебе!
- Мило, - она глубоко вдохнула аромат бутонов.
- Поедем куда-нибудь? - предложил я, подстёгиваемый вновь вспыхнувшими чувствами.
- Куда?
- На голубых озёрах построили шикарный кемпинг...
- Вов, послушай, я замужем, - перебила меня Женька и улыбка сошла с её лица. - Я просто хотела тебя увидеть. Спросить, как ты, как твоя семья? А, кстати, что это у тебя за новая железяка невнятного цвета? Куда подевалась твоя знаменитая чёрная "бэха"?
- Махнул не глядя! - попытался я отшутиться.
- Зря, у меня с ней столько воспоминаний... Помнишь, как мы на ней колесили по Хорватии?
Конечно, я всё помнил. Каждый день помнил! Только спустя много лет осознал я, как был тогда счастлив. Человек зачастую с большим опозданием понимает, что многие, по-настоящему счастливые мгновения своей жизни, которые воспринимались обычной радостью или простым удовольствием, прошли, промелькнули и уже никогда не вернутся. Примерно так я безмерно был счастлив, когда бежал домой со школы с первой пятёркой в тетрадке по письму, или когда старшая вожатая повязала мне алый галстук на шее, а я отсалютовал ей крепко сжатой ладонью: всегда готов!
Так же, спустя годы я ощутил, как божественно счастлив был с Женькой в том путешествии по Европе. Нам тогда казалось, что весь мир с его самыми красивыми уголками и лучезарным солнцем, и кристальной солёной водой, и пальмами на набережных, и вершинами гор вдалеке, - весь мир принадлежал только нам, двоим. Мы тогда, не вылезая из машины, переправились на пароме на большой остров Хвар в Адриатике и сняли апартаменты прямо у живописной лагуны. Вечерами мы любили сидеть за бутылочкой ореховки на просторной веранде и любоваться огромным раскалённым солнечным диском, величаво опускавшемся между двух маленьких островков за морской горизонт. Как-то мы взяли напрокат катамаран и поплыли к тем симпатичным островкам. На пляже одного из них развлекалась компания ребят, похоже итальяшек. Они пригласили нас играть в волейбол, заигрывали с Женькой, наперебой катали её с сумасшедшими брызгами виражей на скутерах, а, когда стемнело, угощали нас скумбрией на углях, такой непривычно мелкой, но очень вкусной, почти сладкой. Замечательный выдался денёчек!
- Отлично помню! - сказал я. - А ты помнишь, как за тобой по горячему песку наперегонки бегали какие-то смуглые юнцы на острове? Мне тогда смешно было, я один был в плавках, а они все в шортах... Там ещё один забавный такой малый был, колченогий, всё на ломаном русском пытался с тобой общаться...
И тут я осёкся. Глупая догадка скользнула в моём мозгу. Нет, этого просто не может быть! Только не это! Не могла же она уже тогда...
- Да, Вов, ты правильно подумал. Серж тогда на ревущем водном мотоцикле кричал мне на ухо свой Е-мэйл, требовал, чтобы я запоминала и повторяла, иначе грозился катать до изнеможения.
- И ты...
- Пришлось запомнить. А потом, когда ты в очередной раз послал меня, я ему написала пару строк.
- И что? - я задал глупый вопрос в надежде, что всё не так, как подумал.
- И теперь мы навеки вместе. У нас подрастает сын, и я счастлива. Спасибо тебе, Вов! Если бы не ты, я бы не встретила свою судьбу. Это тебе я обязана своим счастьем! - И Женька снова расцвела той очаровательной улыбкой, которая, как мне казалось, должна была принадлежать только мне, и больше - никому. Хотя тут же мне почудилось, что в уголках её глаз заблестели слезинки.
Какая судьба?! Какое счастье с этим чернявым кривоногим пигмеем?!
Трудно передать переполнившую меня через край бурю эмоций от всего услышанного. Я привык стойко держать крутые удары судьбы, и даже когда на моих запястьях смыкались наручники или в моё лицо направляли дуло пистолета, держался гораздо уверенней и твёрже, чем в эти минуты Женькиного откровения. Приступ бессильной злобы, перемешанной с жаждой мщения, внезапно накатил на меня багровой волной, и я крепко схватил эту красивую горделивую женщину чуть повыше локтя.
- Поедем со мной! Прошу тебя! Умоляю! Я люблю тебя, Женька! Слышишь?! Люблю!!!
- Мне больно, - тихо сказала она, высвобождая руку.
- Прости, - опомнился я и трепетно защебетал: - Чего же мы здесь стоим? У всех на виду! Поехали куда-нибудь в тихое местечко! Посидим, выпьем, поболтаем! А, Жень?
- Я вообще-то к тётке собиралась ехать. Думала, подвезёшь, по старой дружбе. Но я и такси могу взять, если тебе неудобно. - Женька оглянулась по сторонам.
- Ты что?! Какое такси? Садись! Конечно, подброшу! Какие вопросы! - засуетился я, в надежде продолжить уговоры в машине.
Сеньора поднесла букет к лицу, блаженно понюхала каждый бутон тёмно-пурпурных, почти чёрных роз, и нерешительно прошла к пассажирской двери.
- Жень, ты меня прости, что сделал тебе больно, - лепетал я уже в салоне автомобиля. - Просто так сильно соскучился по тебе! Так сильно захотел тебя! Да и бог с ним, с твоим замужеством! Как там бог на итальянском? Дио, кажется? Или Дио - это дьявол? Не важно! Помнишь был певец такой в "Rainbow"? Умер уже. Не знала? Да, время никого не щадит, хоть богом назовись, хоть чёртом. Жень, если честно, то я рад, если ты со своим... Сержем счастлива! Честно рад! Поверь! Но, что нам мешает просто так, чуть-чуть, побыть вместе, вспомнить старые денёчки? А? Жень!
- Вов, я замужем и люблю своего мужа. - Она повернула голову в мою сторону и рассматривала меня, как показалось, с искренним сожалением. - Если по-настоящему любишь человека и счастлив с ним, то нет никакой нужды искать приключений на стороне. Не уверена, что ты меня понимаешь, но это так. Поверь! Я сама это только недавно поняла. Просто прилетела проведать маму, сходить на могилу отца. Ну и тебя захотелось увидеть. Честно, сильно захотелось! Увидела и всё, я спокойна за тебя. Рада, что у тебя всё по-прежнему.
Я отрешённо следил за перестроением потока машин, за переключением светофоров, за бросавшимися под колёса пешеходами.
Женькины слова резали душу, стучали по вискам и кололи в самое сердце.
В какой-то момент показалось, что нелепо гремит и гудит выхлопная, - нужно будет на станцию заскочить, заварить трещину или дыру.
Интересно, а Женька там сама за рулём ездит?
Я хотел, но не мог посмотреть на неё.
Кем только я не чувствовал себя в прежние годы рядом с ней: любовником, мужем, спонсором, учителем, папочкой, другом, и даже врагом!
Но лишь сейчас впервые почувствовал себя Женькиным шофёром.