Покидать уютное турецкое кафе с полыхающим камином и толстыми деревянными балками под потолком, приютившееся на самой вершине заснеженного склона, совсем не хотелось. Разомлев после горячего вина с пирзолой, я, лениво покачиваясь в тяжёлых лыжных ботинках, доковылял мимо деревянных столиков до входной двери, отворил её и сразу же попал под шквальный отрезвляющий удар шторма, - стал торопливо натягивать капюшон и застёгиваться на все молнии и заклёпки, кутаясь от ледяного порывистого ветра. Вытащив торчащие из сугроба лыжи с палками, посмотрел вниз, на "красную" трассу, куда по очереди уходили лыжники от площадки подъёмника, но решил рискнуть и съехать правее, по направлению к щитам с надписью "Attention!", которыми выделялись спуски высшей категории сложности, обозначавшиеся на горнолыжных схемах, как "чёрные". То ли добавили смелости три бокала горячего вина, то ли на самом деле мне жить надоело, но я уверенно вставил ботинки в крепления лыж, щёлкнул задниками, опустил очки, развернул носки своих "карвингов" в сторону пропасти, казавшейся сверху почти отвесной, оттолкнулся палками от плотного снежного покрова и понёсся вниз.
Ветер зазвенел в ушах, колени задрожали, повторяя рельеф холмистого спуска, а я едва успевал касаться палками центров воображаемых поворотов, чтобы стремительно переставлять лыжи с внутренней на внешнюю. Прошло несколько минут этой гонки на выживание, ноги стали неуверенно вибрировать, и я решил остановиться, перевести дух и собраться с силами. Снежный туман почти рассеялся, сквозь дымку проступил белёсый круг солнца, очертив тенями маленькие бугорки по всей ширине трассы, и я облегчённо вздохнул, предвкушая более комфортный темп спуска. Первый страх прошёл и это дало мне возможность почувствовать уверенность в своих силах. Не такой уж убийственной оказалась эта "чёрная" трасса. Я поднял очки и, прищурившись, посмотрел вниз. Оставалось преодолеть ещё около двух третей пути, и спуск дальше казался всё более широким и покатым. Примерно на середине дистанции высилась одинокая красивая ель, неизвестно как приютившаяся на таком крутом склоне. Я решил направиться к ней и уже там, под елью, сделать ещё одну передышку.
Очки, переступания носками в долину, толчок палками, и глубокое приседание в сторону поворота. У-у-ух! Теперь в другую сторону. У-у-ух! Руки и ноги едва поспевают за сумасшедшим ритмом, навязанным крутизной склона и жёсткими бугорками. Колени работают как стойки амортизаторов дорогой машины, отрабатывая все неровности и препятствия. Тело, сливаясь со склоном, практически ложится внутрь поворота. Ветер хлещет по щекам и шумит в ушах. У-у-ух!
Только рассекая волны на яхте под парусами во время сильного ветра, или, спускаясь на лыжах с крутых гор, можно ощутить это невероятное чувство полёта и единения со стихией. Никакого рёва моторов, никаких гидроусилителей и тормозов. Только ты и ветер! Ты и скорость! И только твоим уверенным движениям подчиняется эта скорость и этот ветер!
Налетев на скопление рыхлого снега возле одинокой ели, я на мгновение потерял равновесие. Лыжи разъехались и неуправляемое тело, сделав отчаянную дугу рукой с палкой в воздухе, рухнуло на спину. Ещё несколько метров меня несло по инерции, переворачивая руки и ноги, словно лопасти вертолёта в замедленной съёмке, но в какой-то момент мне всё же удалось воткнуть острый конец палки в снег и закантовать одну лыжу поперёк склона. Вторая лыжа отстегнулась и, проехав пару метров вниз, зацепилась фиксаторами за снег. Тяжело дыша, я потянулся свободной палкой к потерянной лыже, зацепил её за механизм крепления и осторожно подтянул к себе; обняв лыжу, воткнул её в снег, чтобы снова не потащило вниз по склону, и только после этого поднял очки на слегка съехавшую шапочку и расслабленно положил голову на снег. "Живой", - первое, что пронеслось в сознании. Подвигал руками и ногами, - резкой боли не чувствовалось, значит и переломов не было. Чуть повернувшись на бок и, осторожно распределяя вес на одну из палок, чтобы не провалиться под накатанный слой снега, я зубами сорвал перчатку, зачерпнул ладонью искрящийся снежный пласт, поднёс ко рту. Талый снег отлично утолял жажду и разогревал замёрзшее лицо. Окончательно придя в себя, я огляделся: вокруг не было ни души. "Случись что, и на помощь прийти не кому. Вот и особенность безлюдных чёрных трасс", - рассуждал я, зачёрпывая очередную порцию снега, и вдруг нервно рассмеялся, вспомнив заезженную шутку про первое правило лыжника.
Между тем оранжевый круг солнца коснулся вершины горного хребта Улу-Даг и стал постепенно заползать за него, приобретая красноватый оттенок. Марсианский пейзаж невиданной красоты был словно подарком дикой природы в знак прощения за это досадное падение. И вдруг, в одно мгновенье снег вокруг, а с ним и раскидистые лапы огромной ели, вспыхнули ярким оранжевым пламенем, полностью ослепив меня на некоторое время! "Пожар!" - пронеслось у меня в голове, и я хотел было подскочить и ринуться в долину, ускользая от ярких языков пламени, но никакого треска полыхавших веток не было слышно, да и огонь как-то не обдавал жаром. Я осторожно разомкнул веки и увидел, как оранжевое пламя вокруг меня быстро тает и бледнеет в полной тишине сказочного зимнего пейзажа. Ещё секунда, - и всё исчезло. Лишь далёкие блики на предупредительном металлическом щите, прикреплённом к опоре подъёмника канатной дороги, напоминали об исчезнувшем видении. "Что это было?" - озадачился я и повернул голову в сторону горного хребта. Солнце уже спрятало за гору свой диск примерно на одну треть, и тут мне стало ясно, что же произошло: светило отразилось от огромного металлического щита под опорой и, словно гигантский солнечный зайчик, ударило мне в лицо. На часах было четырнадцать тридцать две. Нужно было запомнить точное время и место появления этого чудного мига природы. Поднявшись на одной ноге при помощи палок, я с трудом вставил ботинок в отстёгнутую лыжу, выровнялся, поправил очки и уже осторожнее стал соскальзывать в долину...
За ужином в отеле я рассказал об этом приключении своему приятелю и соседу по номеру Вадиму, но он, кажется, не понял моего романтического настроения и только поинтересовался: не сильно ли я ушибся головой. Странно, но именно после этого случая меня как-то перестали угнетать проблемы своего недавнего развода с женой, и жизнь показалась мне прекрасной и полной неожиданных приключений. Может, и правда, сильно ударился?
Позже мы сидели за барной стойкой в уютном, просторном холле и, попивая коктейли, поглядывали на пёструю публику, роившуюся возле столиков и кресел. Подвыпивший долговязый Вадим цеплялся ко всем проходившим мимо девушкам с одним и тем же дурацким вопросом, не знают ли они первое правило лыжника? И, если девушка замедляла шаг и с интересом ожидала ответа, то Вадик тут же задорно добавлял: не есть жёлтый снег! И сам же начинал громко хохотать. Надо сказать, не все девушки, в силу особенностей физиологии, адекватно понимали шутку. А однажды вообще вышел конфуз. Идущий за очередной опрашиваемой девушкой крупный мужчина, остановился, оценивающе оглядел нас с Вадимом, и грубо осёк: "А теперь я вам скажу, пацаны, главное правило лыжника: не приставать к чужим жёнам! И может быть вернётесь домой целыми".
В холл ввалилась большая, весёлая компания, среди которой ярким пятном выделялась девушка в оранжевом свитере. Когда все расселись, сдвинув столы, и заказали напитки, я обратил внимание, что девушка была без пары и скучающим взглядом несколько раз осматривалась по сторонам. Я опрокидывал коктейль за коктейлем и, не отрываясь, следил за ней. Всё остальное перестало меня интересовать.
- Давай перебираться в нижний бар, к дискотеке, - предложил Вадим, - здесь уже никого нет.
- Как же, нет? - спросил я возбуждённо.
- Ты имеешь в виду эту компанию? Так они все с мужиками. Тебе нужны проблемы?
- Вон та девушка, в оранжевом свитере, кажется, сама.
- Ах, эта? Неплохая, - оценил Вадим. - Я ещё вчера её приметил. Но она в компании. Как ты собираешься оторвать её от коллектива? Тем более, и другие кавалеры с ней заигрывают. Или тебя после падения в солнечных лучах теперь на оранжевом клинит?
- Она просто прекрасна, - тихо сказал я.
- Тяжёлый случай, - заключил мой спутник, расстроенный, что наш тандем разбивается.
Неожиданно девушка в свитере встала и пошла с бокалом в руке, лавируя между кресел, вглубь холла, по направлению к затухавшему камину. Я следил за ней, не сводя глаз, а когда она опустилась на диван, стоявший прямо перед камином, пошёл к ней наобум. Поравнявшись с диваном, я небрежно поздоровался с прекрасной незнакомкой:
Присев на корточки возле камина, я, со знанием дела, пошевелил угасавшие поленья кочергой.
- Вы так замёрзнете, - сказал я девушке и подкинул в огонь несколько толстых поленьев из приготовленной рядом с камином дровяной горки.
Пламя стало быстро разгораться, играя весёлыми языками и сильный жар, вырывавшийся из чрева каменного исполина, заставил меня подняться и отступить пару шагов назад.
- Спасибо, - запросто сказала незнакомка.
- Вова, - представился я и опустился на диван рядом с девушкой.
Я живо поднёс остатки коктейля навстречу переливавшемуся в свете пламени рубиновыми гранями бокалу с вином, и мы звонко чокнулись. Вблизи Марина показалась мне ещё интересней. У неё был задорный курносый нос, губы казались слегка влажными, а на белых щеках, - то ли от каминного тепла, то ли от вина, - выступил алый румянец, словно скрытый от всех знак причастности этой девушки к моей сегодняшней солнечной тайне. Но особенно меня поразил озорной блеск её голубых глаз.
- Я просит вам нэ трогат фаерплэйс, - послышалась совсем рядом недовольная речь служащего отеля на ломаном языке, спуская меня с небес на землю. Я оглянулся и согласно закивал головой:
- Хорошо! Окей, окей!
- Дрова экономят, - пояснила Марина, а мне очень понравилось, что она в этом локальном конфликте стала на мою сторону.
- Принести вам ещё вина? - с готовностью спросил я.
В приподнятом настроении я направился быстрым шагом к барной стойке и попросил повторить заказ.
- Удобно ухаживать за девушкой, когда всё оплачено, - раздался голос Вадима за моей спиной.
- Вадик, ты извини, но сегодня не смогу составить тебе компанию, - сказал я, обернувшись к приятелю.
- Вижу, вижу. Ты хоть поинтересуйся, может у неё подружка есть, так сказать, тоже не охваченная вниманием и заботой.
Ничего не отвечая, я взял два бокала и поспешил к своей новой знакомой, ожидавшей меня на диване возле старинного камина, разгулявшегося весёлыми оранжевыми языками пламени.
- Вот, прошу вас, Марина, - протянул ей бокал с красным вином, и сел рядом.
- Мерси, - почему-то сказала она и эта игривость мне жутко понравилось.
- За знакомство? - предложил я.
- За знакомство, - поддержала меня Марина и пригубила вино.
- Кстати, а Марина и Маша, это одно и то же имя?
- Какой вы смешной, Вова! - ответила девушка и непринуждённо рассмеялась.
"Есть! Два ноль!" - прокричал я про себя, радуясь такому развитию диалога. Давно подметил: если, общаясь, девушка называла меня "Владимиром", то на развитие знакомства можно было не рассчитывать. Такое обращение было, как официальная черта, отсекающая любой флирт и даже намёк на него. А тут, - не только "Вова", но еще и "смешной"! Характеристику "смешной" я расценивал, как "интересный".
Я рассказал Марине про своё сегодняшнее приключение на склоне. Не забыл отметить, что это был знак свыше, и, что именно поэтому она сегодня, в день нашего знакомства, надела этот чудесный оранжевый свитер. Все шутки мне удавались, Марина благодарно смеялась, а я замучил бармена бесконечными "повторами" и на радостях сунул ему десять долларов чаевых . Мы договорились с Мариной встретиться завтра на склоне. Я пообещал взять видеокамеру, чтобы запечатлеть на память необычное природное явление. Уже возле дверей номера, прощаясь, я неуклюже поцеловал девушке руку и хотел продолжить, но она вывернулась и скользнула в проём, заговорщицки прижав палец к губам.
Я вернулся в свой номер возбуждённый и радостный, невольно разбудил уже дремавшего Вадима, и ещё добрых минут сорок порхал по комнате вдоль и поперёк, расхваливал свою новую знакомую и рассыпался в благодарностях судьбе, неожиданно пославшей мне это оранжевое счастье. Сонный Вадим наблюдал за мной как за сумасшедшим, а, дождавшись паузы в моём театральном выступлении, скромно попросил дать ему выспаться. Я погасил свет, поставил видеокамеру на зарядку, принял душ, и улёгся в постель; но долго ещё не мог сомкнуть глаз, прокручивая все детали сегодняшнего знакомства, а, главное, рисуя в воображении всё новые и новые фрагменты ещё не случившегося романа...
Утром, во время "шведского" завтрака, лавируя с тарелками между длинными столами, уставленными блюдами, я вертел головой по сторонам, выискивая Марину, но её нигде не было. "Наверное, спит ещё, - успокаивал я себя, - главное, что мы обменялись телефонами и договорились встретиться в половине первого на вершине склона, в кафе". Вадим заметил моё беспокойство и предложил кататься вместе. В номере я проверил зарядку камеры, вставил новую кассету и, уже надевая лыжный костюм, лишний раз окропил себя туалетной водой.
Поднимаясь с приятелем на кресельном подъёмнике, я всматривался в фигурки скользящих под нами лыжников, пытаясь разглядеть среди них Марину.
- Ты не знаешь, в чём она катается? - спросил я Вадима.
- По-моему, в жёлтом комбинезоне, - отвечал он. - Пару дней назад я видел, как она сдавала лыжи на хранение.
Под нами проплывали заснеженные хвойные верхушки, а между ними петляли разноцветные крошечные силуэты лыжников. Сказочный зимний пейзаж украшали выступающие из-за снежных завалов причудливые каменные изваяния. Белое покрывало весело искрилось на солнце, заставляя прищуривать глаза. Зрелище это увлекало моего соседа по креслу, но только не меня. Теперь я выискивал все жёлтые точки вокруг и несколько раз мне уже хотелось крикнуть: "Марина!". И, лишь когда мы с Вадиком сошли с подъёмника на вершине склона и покатились вниз, я забыл обо всём на свете, кроме ощущения свободного скольжения.
Было минут двадцать первого, когда мы с Вадиком, воткнули лыжи с палками в большой сугроб возле входной двери условленного кафе и стучали ботинками, сбивая с протекторов прилипший снег и лёд. Расстегнув верхние застёжки тяжёлой обуви, мы заковыляли внутрь походкой космонавтов, слегка приседающих с каждым шагом. В центре кафе пылал большой круглый камин, с нависавшей над ним на цепях медной вытяжкой. Мы присели за свободный стол, я обернулся к барной стойке, поднял вверх руку с двумя растопыренными пальцами в виде буквы "V", и официант, понимающе кивнув, тут же принёс нам два бокала горячего красного вина, от которого сразу пошёл пряный аромат гвоздики и лимона. Мы сделали по глотку. Приятное тепло растеклось по всему телу и морозная усталость начала постепенно таять. Я расстегнул комбинезон до пояса и выложил на стол чехол с видеокамерой.
- Расслабься, Вовчик, - обратился ко мне Вадим. - Никуда твоя барышня не денется. Будем заказывать обед или её подождём?
- Будем ждать, - ответил я, глянув на часы.
Прошло около получаса, мы выпили ещё по бокалу вина, потом ещё, но Марины не было. Вадим заметно нервничал и заказал у официанта порцию картошки-фри. Настроение моё стало портиться, я достал телефон, и хотел было набрать заветный номер, как вдруг входная дверь распахнулась и на пороге показалась моя принцесса в ярко-жёлтом костюме с чёрными молниями по бокам. Я живо поднял руку и приветственно замахал. На лице моём сразу нарисовалась улыбка, сердце забилось чаще.
- Ну, наконец-то мы похряцаем! - радостно выдохнул Вадик и сделал знак официанту.
- Привет всем, - улыбнулась Марина, переставляя тяжёлые ботинки к нашему столику. В её исполнении эти широкие шаги, на полусогнутых, казались мне пронизанными чувством какого-то загадочного космического эротизма.
- Внизу на подъёмник была жуткая очередь, - объяснила Марина, снимая шапочку и расстёгивая комбинезон. - Вы уже что-нибудь заказывали?
- Нет. Ждали тебя. Знакомься, это - Вадик, - радостно представил я приятеля.
- Очень приятно! Марина! - И она опустилась в кресло возле меня, наполняя всё вокруг лёгким ароматом духов и морозной свежести.
- Предлагаю пирзолу из баранины и картошку-фри, - засуетился Вадим.
- Отлично, - снова улыбнулась Марина, добавив: - и по бокалу горячего вина!
- Кто бы возражал! - Вадик повторил заказ официанту и начал задавать Марине навязчивые вопросы по поводу подруги.
На часах было четверть третьего, когда мы втроём, сытые и захмелевшие, поправляли комбинезоны и вглядывались в сверкающий белоснежный обрыв. В такие минуты отчётливо понимаешь, что любые доводы сноубордистов про их лихие доски - ничто, по сравнению с простой возможностью горнолыжника гордо стоять на вершине склона, опираясь на палки, а не сидеть пятой точкой на мокром снегу, и любоваться сказочным пейзажем долин и горных вершин.
- Нет, ребята, я не сумасшедший, - покачал головой Вадик и стал, переступая лыжами, пятиться к более пологому "красному" спуску.
- А мы сумасшедшие, - как-то одновременно вырвалось у нас с Маринкой.
Мы рассмеялись и, оттолкнувшись палками, полетели вниз. Я едва поспевал за своей техничной подругой и молил судьбу только об одном: чтобы не упасть и не опозориться в такой важный момент жизни. Возле обозначенной ели, одиноко растущей посреди склона, Марина сделала крутой вираж, и, высекая высокий сноп снежной россыпи из-под кантующихся лыж, резко затормозила. Я подлетел через секунду, едва не сбив ожидавшую меня лыжницу, и, будто так и было задумано, невозмутимо поднял очки и слегка поправил шапочку.
- Молодец, Вова, - улыбнулась Марина.
- За тобой не угонишься! Где ты так хорошо научилась кататься?
- Мы с мужем раньше по два раза в год ездили на лыжные курорты. Да и у нас, под Москвой, тренировочных баз полно. Ну, где же твоё оранжевое небо?
"Стоп! Приехали! С мужем...." - я пытался понять: с бывшим или настоящим, но, посмотрев на часы, торжественно произнёс:
- Через семь минут. Можешь ложиться на снег или устраиваться, как удобно.
- А, стоя, нельзя этого увидеть? - спросила Марина, приподняв очки и вглядываясь в мои глаза.
Я воткнул палки в снег, расставил ноги пошире, достал из-за пазухи видеокамеру и стал снимать Марину на фоне склона. Она охотно позировала и кривлялась, делая палками какие-то загадочные пассы, виляла бёдрами и приседала, имитируя быструю езду, а потом вдруг взяла и послала мне воздушный поцелуй. Я почти физически ощутил жар этого поцелуя, потому что он внезапно превратился в пылающий оранжевый факел. Я убрал голову от камеры и снова испытал это жгучее ощущение пожара посреди ледяной снежной пустыни. Ель так же, как и вчера, вспыхнула всеми оттенками от жёлтого - до пурпурного. На этом фоне Марина в своём ярком комбинезоне, показалась мне воспламенившейся инопланетянкой. Через мгновение всё волшебство так же быстро растаяло, а я показал обалдевшей Марине на щит вдалеке, играющий отражением заката. Удивление и восторг застыли на её лице, глаза наполнились слезами: то ли от яркой вспышки света, то ли от переполнявших её эмоций. Я, переступая лыжами, приблизился к девушке, обхватил свободной рукой её голову и впился в полураскрытый рот страстным поцелуем.
"Замужние так не целуются", - думал я и покрывал губами каждый сантиметр её лица, закрытые глаза и распущенные волосы. Когда, спустя целую вечность, мы отлипли друг от друга, солнечный диск больше чем на половину опустился за горный хребет, и стало заметно меньше света вокруг.
- Надо съезжать вниз, - сказала Марина, глядя на меня каким-то совершенно новым взглядом.
- Ты знаешь технику параллельного соскальзывания? - спросил я.
- Конечно, - ответила она как-то отрешённо.
- Давай так скатимся, а я буду тебя снимать на фоне заката. Я буду ехать чуть позади и ниже.
- Давай, - сказала Марина, и подровняла носки лыж.
Этому техническому приёму учат новичков для преодоления страха перед крутыми спусками. Нужно поставить лыжи рядом, поперёк склона, выдвинув верхний носок чуть вперёд и, хорошо упираясь кантами в снег, развернуть колени к склону. А затем, распрямляясь, слегка повернуть носки в долину и лыжи сами понесут вас поперёк склона, по касательной к крутому спуску. Если же при этом чуть ослабить канты и стать всей плоскостью лыж на склон, то получится общее соскальзывание вниз. То есть появятся два вектора движения: поперёк склона и вниз. Комбинируя эти два движения, можно самому выбирать скорость и плавность скольжения и почти парить над склоном.
Мы с Мариной могли считать себя опытными лыжниками и потому покатились синхронно, я - чуть ниже и позади, а она, - немного опережая меня, и выше по склону. Багряная половинка диска солнца, выглядывавшего из-за горного хребта причудливой формы, служила изумительным фоном для съёмки на видеокамеру, а лыжница в ярко-жёлтом комбинезоне, похожем на космический скафандр, плавно скользящая по широкому склону, казалась мне пришелицей с другой планеты. Вокруг не было ни души, и только далеко внизу, в долине, постепенно стали зажигаться разноцветные огоньки отелей, приютившихся между сосен и елей.
Через несколько минут мы решили поменяться: я отдал ей камеру, поцеловал в ледяную щёку, и теперь уже Маринка скользила ниже меня, пытаясь поймать на фоне горы мой силуэт в объектив. Зачем-то я совсем по-детски стал махать ей палками, потом хвастливо задрал одну лыжу, чуть не потеряв равновесие. Постепенно мы спустились к подножью склона и выехали на широкую поляну, где ещё работали одиночные бугели и щлифовали технику неутомимые лыжники и сноубордисты.
То ли эта оранжевая вспышка так подействовала на нас, то ли долгий поцелуй на склоне под елью, а потом ещё этот затяжной плавный спуск, во время которого мы параллельно скользили, словно пришельцы из других миров, но мы с Мариной шли к отелю, как в тумане, не замечая никого и ничего вокруг. Оставив лыжи в хранилище, мы поднялись ко мне в номер, заставив заметаться полуголого Вадика, который мирно валялся на кровати, глядя в телевизор, но, увидев наши одержимые лица, поспешил деликатно покинуть номер и уйти в бассейн.
Мы с Мариной, точно по команде, стали срывать с себя одежду, и принялись целовать и ласкать друг друга, как в голливудских мелодрамах, словно всю жизнь до этого только этим и занимались. Самым важным моментом перед физической близостью для меня всегда было ощущение и запах женской кожи. Малейший дискомфорт прикосновений мог мгновенно уничтожить всё желание. С Мариной всё случилось наоборот: тонкий, пряный аромат то ли прелого сена, то ли восточных трав, только усилил и без того пылавшую во мне страсть. Это был тот редкий случай, когда занимаешься не сексом, а именно любовью. Когда прикосновения, поцелуи и слова важнее ласк эрогенных зон, а точнее, - когда всё это сливается в единое целое, и ты полностью теряешь контроль над собой, над временем и пространством...
Спустя несколько минут или часов в номер постучал Вадим. Мы оделись и, узнав, что ужин давно закончился, поспешили в бар что-нибудь перекусить. Там Марину разыскали друзья и, приглядываясь ко мне, ревниво поинтересовались, куда же она пропала. Марина отвечала невпопад, всё больше загадочно улыбалась и посматривая на меня. Мы попрощались и договорились встретиться за завтраком.
В номере я выслушал море претензий от Вадима, в том смысле, что он тоже человек, и что с друзьями так не поступают. Я извинился, предложил ужин в ресторане за мой счёт и всё такое, но никакой вины за собой не чувствовал. Вместо этого в душе моей и в теле шумел ласковый морозный ветер, перед глазами мелькали сосны, а мимо проплывали два цветных и загадочных силуэта, плавно скользивших к нам, на Землю, из других, счастливых и сказочных миров...
Утром мы с Мариной встретились в шумном кафе отеля. Лыжники в комбинезонах и спортивных костюмах бойко сновали между столиками с едой и напитками, суетились возле кофейных аппаратов, жарили тосты, стучали вилками и ножами. Все вокруг сосредоточенно трудились над завтраками, но для нас были лишь декорациями свидания. Мы тоже автоматически клали в большие тарелки салаты, ветчину, тосты, яйца, пирожные, а потом выбрали столик в самом углу, приземлились и без умолку стали болтать. К нам по очереди подходили Маринкины друзья и подруги, подошёл и Вадик, обеспокоенный моим исчезновением. Всем им мы невпопад что-то отвечали, заговорщицки хихикали, и почему-то всё время извинялись. Мне показалось, что даже видавшие здесь всякое турки стали как-то подозрительно коситься на нас.
Маринка попросила у одного из официантов карандаш и бумагу и принялась рисовать мой портрет. Я не знаток живописи, но двумя-тремя штрихами набросать такой точный шарж, - это мастерство.
- Где ты так здорово научилась рисовать?
- Я дизайнер-оформитель. Кстати, часто бываю в Киеве, по работе.
- Как же мы не встретились раньше?
- Вот так. Бродили, бродили параллельными курсами, жили каждый в своём мире...
- Ну да! Я ведь автосервисом занимаюсь, железяки чиню.
- Это тебе на память, - Марина размашисто расписалась на рисунке.
После завтрака мы сходили в хранилище за лыжами и отправились на склон. Как же приятно было сидеть на парном кресле канатной дороги вместе с Мариной и, поднимаясь ввысь, разглядывать вместе горы, сказочные ущелья и склоны, занесённые снегом, которых я раньше почему-то не замечал.
Мы катались по незнакомым, целинным трассам и радовались новым пейзажам, крутым спускам и просто друг другу. Пообедать решили в маленьком кафе, нависающим над скалистым обрывом, за большими стёклами которого открывалась захватывающая панорама лесистого склона. Неожиданно погода стала меняться, небо затянулось серыми тучами и в воздухе закружились маленькие снежинки. Видимость на спусках усложнилась, и мы, впрочем, как и другие лыжники, вынуждены были закончить катание и осторожно съезжать вниз, в долину.
- Вов, а давай съездим на фуникулёре в Бурсу, - предложила Марина.
- А разве здесь есть фуникулёр? - удивился я.
- Мои друзья вчера ездили, им очень понравилось. Надо взять такси на пятачке возле отелей. До фуникулёра порядка семи километров.
С Мариной я готов был ехать куда угодно, потому сборы наши были недолгими, и уже через полчаса мы гуляли среди микроавтобусов, обутых в цепи, и тщетно пытались объяснить туркам маршрут нашей поездки. Водители удивлённо пожимали плечами и разводили руками, о чём-то громко переговаривались на своём языке, но упорно не воспринимали такое простое и понятное слово: фуникулёр.
- Ви вонт ту Бурса, - пытался я объяснить на ломаном английском, и водители автобусов согласно кивали, предлагая за сто долларов ехать по обычной дороге в город.
- Фу-ни-ку-лёр! - чеканил я по слогам и, уже отчаявшись, хотел было добавить: "шъёрт побъери", когда один из водителей кажется сообразил, чего мы добивались и теперь уже нас озадачил радостным возгласом:
- Телеферик!
"Звучит как-то смешно, как телепузик, - подумал я. - О чём это он?"
- Канатная дорога, - показал я руками в сторону подъёмников с кабинками. - Ту Бурса.
- Телеферик, телеферик, - радостно закивали головами турки, а один из них полез заводить автобус.
- Давай садиться, - предложила Марина. - Ты так доходчиво изображал вагончик на канате! Думаю, они поняли. По крайней мере, отсюда вниз только одна дорога. Проедем несколько километров и сориентируемся.
Уже в автобусе я наклонился к Маринке и тихо сказал на ухо:
- Если турок не придурок, значит это был не турок.
Водитель сурово оглянулся в мою сторону, а затем резко свернул с главной дороги в лес и вскоре автобус, проехав пару километров под высоченными соснами, упёрся в сиротливо нависавшее над пропастью сооружение с табличкой "TELEFERIK". Вниз из-под крыши этого домика уходили несколько толстых металлических канатов.
- Так кто придурок? - поддела меня Маринка.
В кабинку, похожую на те, что поднимаются на гору Ай-Петри в Крыму, набилось человек двадцать разного народу. Прозвенел громкий звонок, металлическая конструкция качнулась и, набирая скорость, понеслась весело вниз, открывая панораму двухмиллионного портового мегаполиса, - древнюю столицу Османской империи, город Бурсу. Остроконечные шпили минаретов виднелись повсюду, возвышаясь над остальными сооружениями, как стоящие на боевом дежурстве ракеты. Узкие улочки петляли между зданиями и скверами; а дальше, к горизонту, уходили в море длинные портовые причалы с похожими на гигантских крабов погрузочными кранами.
Во время прогулки по городу, я поражался, насколько эта Турция была не похожа на Стамбул или курортную Анталию. Мы фотографировались на фоне старинных магазинчиков и памятников, покупали жареные каштаны, которые продавались здесь на каждом углу. Над арочным входом в одну из роскошных мечетей в центре города нас удивила выбитая в камне дата постройки - 1399. Если предки живущих на этой земле людей могли строить такое шестьсот лет назад, то их стоило уважать, хотя бы только за это.
Было по-весеннему тепло, мы расстегнули куртки, и казалось, что мы реально телепортировались из заснеженного высокогорного посёлка в другую точку земного шара, с другим климатом и другими людьми. "Вот и происхождение загадочного слова - телеферик" - подумал я, высказав своё предположение Марине.
- Какой ты умный, - сказала она. - Ну да, телефон, телевизор, теле... Перемещение через пространство, да? Удивительно, как в течение часа можно попасть в другое время года, совсем в другой мир! Правда, Вов?
Мне нравилось всё, что она говорила. Для меня этим другим миром была она, и я хотел знать о ней всё, начиная с самого рождения. Я задавал разные вопросы и Марина легко обо всём рассказывала. А я не мог понять, как же так вышло, что где-то совсем рядом, в это же самое время жила-была моя избранница, но в другом, параллельном мире и только сейчас орбиты наши случайно соприкоснулись.
А потом, отвечая на мой прямой вопрос, Марина спокойно сказала, что у неё есть дочь и вообще она замужем. Сказала и пристально заглянула мне в глаза. А я отчего-то растерялся, заморгал и стал вертеть головой по сторонам.
- Но я всё время замужества не была уверена, с тем ли человеком связала свою судьбу. Хотя, в целом, он - неплохой муж. Но, теперь я точно знаю ответ на свой вопрос! - Маринка словно оправдывалась.
Мы зашли в кафе, которое завлекало пёстрой витриной и доносившимся ароматом шашлыка. Куски сочной баранины на шампуре чередовались с кружками аппетитных баклажанов, и устоять от заказа такого блюда было просто не возможно. Алкоголь в меню полностью отсутствовал, а из напитков была только кола. Пока готовился шашлык, я мотнулся в магазин и купил бутылку рома. В высокие стаканы со льдом и колой я наливал ром и, удивляя любопытных турков, мы чокались нашим волшебным напитком под нескончаемые тосты и стихи, которые вдохновенно посыпались из меня, словно я готовился к этому дню всю жизнь...
Поднимаясь поздно вечером на канатке в Улу-Даг, мы, обнявшись, любовались сквозь большие стёкла рассыпавшимся внизу ковром городских огней, а я никак не мог решиться сказать Марине, что завтра утром улетаю. Войдя в номер, мы сразу вручили Вадику специально купленный для него в Бурсе подарок - симпатичный медный чайничек, как маленькую компенсацию за нашу влюблённую беспардонность.
- Я всё понял, - сказал Вадим, разглядывая миниатюрный чайник и уже привычно поторопился из номера.
Ну а мы, вдохновлённые романтической прогулкой в другом измерении, снова растворились в любовных ласках, сметая все границы приличий. И снова я, не сдерживаясь, шептал Марине разные нежные слова, придумывал неожиданные сравнения, и просто говорил, и говорил что-то несвязное, словно в беспамятстве...
Утром следующего дня возле большого нарядного автобуса суетились отъезжающие лыжники, распихивая свой багаж по открытым грузовым отсекам с обеих сторон. Было пасмурно, одинокие снежинки, весело кружась, падали из ниоткуда. Мы с Мариной стояли чуть поодаль; она крепко держала меня за куртку и смотрела пристально снизу вверх полными слёз глазами.
- Почему ты не можешь остаться ещё на два дня? - спрашивала она дрожащим голосом.
- Где твоя шапка? - зачем-то беспокоился я. - Ты же можешь простудиться.
- Вова, турецкая виза на месяц или больше. Почему ты не хочешь остаться?
- Но как? - спрашивал я. - Где жить? Как улетать?
- Что-нибудь придумаем! В моём номере поживёшь! Другой номер снимем! Купим билеты на рейсовый самолёт!
Меня окликнули. Обернувшись, я увидел, что все туристы уже сидят в автобусе и только мне наш гид машет рукою.
- Как только ты вернёшься, я тебя сразу наберу, и мы решим, как быть дальше, - заверял я.
- Я уже всё решила! - Марина стала покрывать моё лицо поцелуями и слезами.
- Вовчик! Пора! Ты держишь всех! Вовчик! - кричал, выглядывая из двери урчащего автобуса, Вадик.
Я мягко отстранил Марину и увидел, что её растрёпанные волосы почти полностью покрыты снегом.
- Падают снежинки на мою Маринку! - выдал я зачем-то экспромт и, поцеловав свою заплаканную снежную принцессу в губы, рванул к автобусу.
Медленно спускаясь по заснеженному серпантину дороги вниз, автобус фыркал и покачивался, а я смотрел в окно на проплывавшие мимо сосны и ели, на причудливые каменные изваяния, одиноко торчавшие из огромных снежных завалов, и всё более ненавидел себя за то, что смалодушничал, что не хватило смелости хоть раз в жизни сделать правильный мужской поступок.
Среди высоких стволов деревьев неожиданно мелькнули два рыжих силуэта оленей, и многие пассажиры бросились к окнам фотографировать испуганных диких животных. А мне вдруг почудилось, будто это моя Маринка, перевоплотившись в олениху, бежит за мной, пытаясь догнать и вернуть. Сердце заколотилось. Я уже было хотел закричать водителю, чтобы тот остановил автобус, но не решился, представив, как нелепо буду тащиться несколько километров вверх, к посёлку, с тяжёлым чемоданом.
Внизу снег постепенно пропал, зима снова сменилась весною, и автобус, въехав в город, набирал скорость по сухим улицам старинной Бурсы. Мы миновали турецкие бани с округлыми большими куполами, знакомую мечеть древней постройки, а когда проезжали мимо магазинчика, в котором я ещё вчера выбирал с Маринкой медный чайничек для Вадика, и кафе, где мы ели шашлыки с баклажанами и пили ром с колой, сердце моё защемило, заныло.
"Всё образуется, - успокаивал я себя. - Через два дня Марина вернётся в Москву, пусть ещё раз всё трезво взвесит, поговорит с мужем. Пусть не здесь, посреди сказки, а там, дома, в быту, в семье примет для себя важное решение. А потом уже мы встретимся, и всё решим. Да и разве это может быть любовью? Обычный курортный романчик..."
В самолёте, когда шасси уже оторвались от взлётной полосы и сложились, глухо ударившись о фюзеляж, я вдруг почувствовал наползавшее, как тяжёлое ватное одеяло, чувство страха и тревоги. Мне стало казаться, что мы с Мариной расстаёмся навсегда, что с ней что-нибудь может случиться в горах, или самолёт попадёт в зону турбулентности. Но я гнал от себя плохие мысли и пытался представить, с каким удовольствием сразу по прилёту буду просматривать наши видеозаписи...
Прошло несколько дней. Я смонтировал на компьютере четыре видеоклипа о проведённых чудесных деньках в Улу-Даге. Особенно впечатляющим получился сюжет об оранжевых языках пламени и о нашем с Мариной плавном скольжении по заснеженному широкому склону, словно по поверхности другой планеты, где не было никого, кроме нас и багряного угасающего диска. Я в этих фрагментах убрал звук камеры и наполнил весь сюжет пронзительной "Shine On You Crazy Diamond". Много раз просматривал я эти клипы, показывал, хвастаясь, друзьям и коллегам, но больше всего мечтал, как мы будем восторгаться ими вместе с Маринкой. В такие минуты я доставал листок со своим смешным портретом, вглядывался в каждую завитушку на подписи художницы, и лицо моё расплывалось в улыбке...
На мои регулярные звонки Марина отвечала через раз, как-то скомкано, ссылаясь на то, что ей неудобно говорить, и всё обещала перезвонить позже и рассказать что-то важное. А ещё через время, отвечая на мои настойчивые предложения приехать в гости, сказала, что уезжает с мужем и дочерью на две недели в Сент-Мориц. Ко мне после этого разговора сразу же вернулось то тревожное и тяжёлое состояние, которое я испытал при взлёте самолёта из аэропорта Бурсы, воздуха стало как-то не хватать, я распахнул балконную дверь и вывалился на морозный воздух. Одинокие снежинки, выплывая из серой небесной пустоты, весело кружась, опускались на мою голову, на мои плечи. Я выставил ладонь. Большая красивая снежинка опустилась посередине и тут же превратилась в капельку, оставляя мне лишь строчки щемящих воспоминаний: растаяла снежинка, где же ты, Маринка?