В маленькой однокомнатной квартире Комаровых царил настоящий переполох. Все дверцы серванта и шкафа были распахнуты, ящики выдвинуты, стопки журналов и книг беспорядочно громоздились на столе, диване и стульях, повсюду были расставлены коробки и разные предметы домашнего обихода. Со стороны могло показаться, что люди готовились к переезду.
И только на крошечной кухне было полное затишье, а за белым кухонным столом сидел на табурете семилетний мальчик и сосредоточенно делал уроки. Не обращая внимания на шум, доносившийся из комнаты, Петя Комаров старательно выполнял домашнее задание по письму, каллиграфически выводя в прописях перьевой ручкой каждую букву и чётко соблюдая нужную толщину линий и правильные наклоны. Высунутый от напряжённого занятия Петин язык синхронно повторял все изгибы и закругления, которые оставляли чернила на бумаге. Буквы получались красивыми и аккуратными, на страничке не появилось ни одной помарки, и Петя справедливо рассчитывал на заслуженную пятёрку завтра в школе.
Когда в кухню зашёл Петин отец, мальчик осторожно прикладывал промокательную бумагу на сверкающую фиолетовым блеском страничку прописей.
- Петя, - обратился к нему отец, - а ты не видел случайно американский журнал? А то мы с мамкой уже весь дом перерыли, а его нигде нет.
Петя внимательно поднял испачканную промокашку, удовлетворённо оглядел высохшие буквы и, повернув к папе сосредоточенное лицо, переспросил:
- Что ты говоришь, пап?
- Журнал американский, который мы вчера разглядывали весь вечер... Ты не брал?
- Я-я? - изумился мальчик. - Нет, я не брал. Ты же сказал, что из дома его не выносить.
- Точно не брал? - строго спросил отец, несколько удивлённый прилежностью сына, который даже гулять не просился.
- Нет. Я ведь даже на улицу после школы не выходил!
- Да ребёнка-то хоть не трогай, - встала на защиту сына мать, зашедшая на кухню во время разговора, - отыщется твой журнал, может это я его куда-то засунула.
Взглянув на часы, висевшие над холодильником, она хлопнула в ладоши и воскликнула:
- Батюшки! Половина седьмого! Гастроном-то сейчас закроется, а в доме еды никакой! - И, уже обращаясь к Пете, добавила: - сынок, сходи-ка в магазин, а? Заодно и прогуляешься. Список я тебе сейчас напишу. Давай, собирай быстро со стола уроки!
Петя послушно стал собираться, без возражений даже надел ненавистные шорты, но когда мама протянула ему список и болотного цвета незнакомую купюру, он застыл в растерянности. Раньше ему могли доверить только один рубль, и Петя очень хорошо знал, как он выглядит. Ну, и в школу каждый день давали пятнадцать копеек на стакан молока и курабье. Жили Комаровы не богато, мать по вечерам подрабатывала мытьём подъездов, и в доме каждая копейка была на счету; Петя хорошо знал это и даже не осмеливался просить каких-нибудь дорогих покупок, вроде велосипеда или футбольного мяча.
- Вот список, а это - три рубля, - говорила мать, - сдачи должно быть рубль с мелочью, будь внимательным, сынок, - добавила она и, заправляя ребёнку рубашку в шорты, поцеловала в лоб.
Перед тем, как распахнуть дверь подъезда, Петя спрятал список и авоську в глубокий карман шорт, а трёхрублёвку, опасаясь затерять среди разных предметов, водившихся в его штанишках, крепко зажал в кулаке. Во дворе мальчишки, завидев Петю, стали звать его к себе, но увидев, что он направляется совсем не к ним, принялись дразнить его за "подштаники". Не обращая внимания на обидные прозвища, Петя шёл быстрым шагом в сторону гастронома и напряжённо обдумывал ситуацию с американским журналом. Два дня назад его отец, узнав об открытии в Москве первой, со времён холодной войны, американской выставки "Домашнее хозяйство в США", глубокой ночью пошёл выстаивать длинную, будто в мавзолей, очередь, чтобы на утро оказаться в числе счастливчиков, попавших на короткое время в неведомый мир, надёжно упрятанный "железным занавесом" советской системы. После посещения выставки Комаров-старший просто сиял от впечатлений и возбуждения. Там, на выставке, он впервые попробовал настоящую кока-колу, а, кроме того ему совершенно бесплатно презентовали яркий глянцевый журнал, с множеством цветных картинок американских домов и интерьеров. Тексты в журнале были написаны на русском языке и в лёгкой форме рассказывали о холодильниках, тостерах, стиральных машинах и прочих достижениях заокеанской державы. Красивый значок с флагом США отец гордо прикрепил к лацкану пиджака и сам стал слегка походить на американца. Петька тоже тогда не мог оторвать глаз от ярких заграничных страниц, аккуратно перелистывая их вместе с отцом. Журнал этот стал первой в Петькиной жизни, по-настоящему роскошной вещью, которой можно было бы похвастаться перед мальчишками во дворе. Но, словно прочитав мысли сына, отец грозно заявил:
- Журнал из дома не выносить и друзьям не показывать!
Как же не показывать? Сколько раз каждый из них хвастался то новым велосипедом, то пистолетом, то мокасинами.... А он, он проглатывал всё это и ни разу не смог стать объектом зависти и уважения! Такой шанс выпал! И не похвастаться! Сердце колотилось у Петьки в груди, когда он думал об этом, но виду не подавал. И он, таки, придумал! Придумал как, втайне от родителей, похвастаться американской диковинкой и выпустить на волю распиравшие его чувства.
В школу он обычно выходил из дому на пятнадцать минут позже родителей, и именно в это время можно было положить журнал в портфель, чтобы потом показать его всему классу, а днём, пока отец с матерью ещё на работе, аккуратно вернуть на прежнее место. Так он и сделал.
И уже перед первым уроком, с замиранием сердца открывал он на парте обложку блестящего журнала перед восхищёнными глазами девочки Иры, которая ему очень нравилась. Мгновенно набежала ватага любопытных мальчишек и девчонок, которые толкались и напирали сверху, издавая восторженные возгласы и перекрикивая друг дружку. Это был Петькин звёздный час. Защищая дорогие страницы от назойливых рук и пальцев одноклассников, он украдкой поглядывал на Иру, и его маленькое сердце наполнялось счастьем. В этом ажиотаже вокруг журнала дети не заметили, как прозвенел звонок, и в класс вошла учительница. Она подошла к увлечённым школьникам и с интересом попыталась заглянуть внутрь плотного кольца. Завидев учительницу, дети шумно бросились врассыпную по своим местам, пространство вокруг Пети в один миг опустело и только по центру парты пёстрым глянцевым блеском сиял, словно распустившийся цветок, раскрытый американский журнал.
Учительница взяла его в руки, посмотрела на обложку и спросила строго:
- Это ты принёс в школу, Комаров?
Петька испуганно встал и, бледнея, ответил:
- Я больше не буду, Мариванна! Отдайте, пожалуйста, журнал, а то меня отец накажет!
- Вот и хорошо, что накажет, - сказала учительница, направляясь к своему столу. И, опустив журнал в свою сумку, добавила:
- Пусть ко мне придёт, я ему журнал и верну.
- Мариванна, - на глаза Петьки навернулись слёзы, и он, не в силах выговорить какие-нибудь другие нужные слова, умоляюще посмотрел на учительницу, во власти которой сейчас было его спасение или гибель.
Вспоминая всё это, а в особенности то обстоятельство, что у него не хватило духу признаться во всём отцу, и тот с матерью безнадёжно переворачивал дома всё вверх дном в поисках журнала, Петька переживал и боялся за дальнейшее развитие событий, но придумать ничего путного не мог. Если бы он сразу во всём признался, отец бы его, конечно, наказал, может быть, даже ударил, но это всё было бы уже позади, и можно было б перевести дух и жить дальше. Но Петька струсил и не рассказал всего сразу, более того, начал вместе со всеми участвовать в мнимых поисках журнала, пока мать не прогнала его на кухню делать уроки. Важный момент был упущен, и как признаться в своём проступке теперь, когда на его глазах был перевёрнут весь дом, Петька не знал. Нервничая, он достал из кармана мятную конфету, развернул зелёную обёртку и, отправив леденец в рот, тут же стал его раскусывать на самые мелкие кусочки. Поравнявшись с урной в самом конце аллеи, мальчик вытянул руку, разжал кулак и выбросил в тёмную, дурно пахнущую пещеру... трёхрублёвку, а конфетный фантик машинально сунул в карман.
Внимательно перейдя перекрёсток на зелёный свет, как учил папа, Петя подошёл к гастроному и потянул тугую массивную дверь на себя. Внутри гастронома приятно пахло хлебом, молоком и варёной колбасой. Петя любил этот запах. Встав в очередь, он достал мамин список и стал, шевеля губами, повторять всё, что нужно было купить.
- Чего тебе, мальчик? - громко спросила продавщица в белом накрахмаленном колпаке, когда подошла его очередь.
- Масла сливочного... двести грамм... - сбивчиво начал Петя.
- Давай мне список, я сама посмотрю, а то магазин закроется, - сказала продавщица и, взяв записку, ловко завернула в плотную коричневую бумагу масло, затем нарезала колбасу, сыр, снова упаковывая отдельно каждый кусочек в бумагу, и спросила у Пети сетку-авоську. Когда уже все продукты были уложены и переданы маленькому покупателю, продавщица, громко щёлкнув для верности костяшками деревянных счёт, объявила:
- С вас, молодой человек, один рубль и восемьдесят пять копеек!
Петька деловито запустил руку в карман, достал конфетный фантик и, привстав на цыпочки, положил его на высокий прилавок. Немая сцена, во время которой взрослая женщина в белом колпаке сначала изумлённо посмотрела на зелёный мятый фантик, потом на мальчика, потом на стоявших в очереди людей, продолжалась недолго. Продавщица переклонилась через прилавок, взяла из Петиных рук авоську и спокойно сказала:
- Иди к маме, мальчик, и принеси нормальные деньги.
Петька стоял, как вкопанный, не понимая - как три рубля, полученные только что из маминых рук, могли превратиться в конфетную обёртку?!
- Беги, мальчик, магазин скоро закроется!
Петя, медленно переставляя ватные ноги, отошёл от прилавка, пытаясь успокоиться и сообразить - что же такое с ним приключилось? Этот американский журнал совсем сбил его с толку, и вот - новая беда! Что он скажет маме? Куда подевались деньги? Чем их семья будет ужинать? Петя, как в тумане, вышел из магазина, подошёл к перекрёстку и, не замечая красных огней светофора, уныло побрёл через дорогу. Скрежет тормозов и пронзительный сигнал, раздавшийся вдруг совсем рядом, вывели его из состояния оцепенения. Петя испуганно обернулся и, резко выставив руки, упёрся в затормозивший в сантиметре от него горячий капот "Москвича".
- Тебе что, малец, жить надоело?! - заорал, высунув голову в окно, водитель.
- Простите, дяденька! - выпалил Петька и бросился наутёк. Добежав до аллеи, он сел на скамейку, пытаясь перевести дух и собраться с мыслями. Сердце мальчика бешено колотилось и, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. Какой-то неприятный запах мешал Петьке сосредоточиться, он повернул голову в сторону и увидел урну, ту самую чёрную пещеру, в которую он выбросил фантик.... Стоп! Не фантик! А три рубля!
Мальчик метнулся к урне, заглянул внутрь, никак не смущаясь противного запаха, и благоговейно достал заветную купюру. Уголок её уже начал тлеть от чьего-то окурка, но Петька послюнявил пальцы и смело загасил маленький дымок. Со слезами радости помчался он к гастроному, снова не замечая на своём пути ни прохожих, ни машин, ни запрещающего сигнала светофора....
Едва переступив порог квартиры и отдав маме сетку с продуктами и сдачу, Петя встретился взглядом с грустными глазами отца и дрожащим от волнения голосом произнёс:
- Извини, папа, я тебя обманул. Это я взял журнал и отнёс его в школу. Мариванна его забрала и теперь вызывает тебя.
Петя выпалил эти слова на одном дыхании, словно гора упала у него с плеч, и теперь стоял посреди узкого коридора, крепко сжав кулаки, готовый в любую минуту разрыдаться. Увидев гневный взгляд отца, мать стала на защиту сына, обняв его двумя руками и приговаривая:
- Вот и хорошо, мой родной, вот и ладно. Сейчас мы всё уберём, всё разложим по местам и сядем ужинать. А в школу я сама сбегаю. Улажу всё с Мариванной и журнал заберу. Всё будет хорошо.
И заметив, что глаза её ребёнка наполнились слезами, мать стала судорожно покрывать курчавую Петькину голову поцелуями и всё причитала:
- Ну, что ты мой родной! Ну, будет! Молодец, что правду сказал, никто тебя не ругает! Ну, что ты!
Отец, смягчившись, добавил к её словам:
- Молодец, сын. Всегда говори правду, как бы горька она ни была. А журнал - ерунда, бумага...
Пете Комарову вдруг стало жаль своих родителей, он подумал, что они у него очень добрые, и что он никогда больше не будет их расстраивать. "Вот, только бы не заплакать, - приказывал себе Петька, - только бы не заплакать!"