Блуд остановился, запалённо переводя дыхание. Каменные кручи причудливо громоздились над берегом, но самого обрыва над Днепром было ещё далеко. Где-то неподалёку, в камнях перекликались голоса погони, было слышно конское ржание. Меч остался где-то на поле боя, сломанный жутким ударом совни, у самого подножия круч остался сваленный стрелой конь. Добычи у него нет, это видно и слепому. Чего же они за ним гонятся тогда? Ведь не может же быть, чтобы Ярослав Всеволодич приказал в отместку за грабёж Киева перебить всё их войско из головы в голову. Его тогда осудят и южные бродники, и сами русичи.
Конский топот вдруг послышался совсем рядом, и Блуд затравленно огляделся. И спрятаться-то негде. Коряво выросшие на камнях деревья, скалы и узкая тропа, скорее козья, чем конская. Он сам загнал себя в ловушку, словно крыса, и теперь остаётся токмо по-крысячьи и поступить. Напасть.
Блуд быстро вскарабкался на ближайшую к тропе сосну и замер, прячась в редких ветвях. Он прекрасно понимал, что его всё равно заметят, но надеялся, что это случится слишком поздно.
Из-за уступа скалы показались двое верхами. На шеломах чупрунами дыбились конские хвосты - "чёрные клобуки". Тем лучше, не придётся проливать кровь своих.
Блуд вытянул из ножен длинный обоюдоострый нож.
Ждал.
Всадники поравнялись с ним, и Блуд прыгнул на круп заднего. Всхрапнув, конь присел, всадник в ужасе обернулся, но Блуд уже ударил его рукоятью ножа в висок. Сбросил обездвиженного степняка на землю, бродник упал в седло, но конь, почуяв в седле чужака, взвился на дыбы. Не успевший попасть в стремена ногами, Блуд, несмотря на всю многолетнюю выучку, повалился с седла. Успел увидеть налетающего второго степняка, наматывающего на руку аркан, взмахнул рукой, кидая нож. Потом удар спиной о камень настиг наёмника, сознание замглило и погасло.
Очнулся Блуд быстро. Одного взгляда хватило, чтобы понять - всё по-прежнему плохо, но по-прежнему же небезнадёжно. Первый степняк валялся без сознания, но дышал, на виске же его наливался кровью полновесный синяк. Второй лежал с ножом в горле, разбросав по земле так и не сгодившийся аркан, - тяжёлый нож, вовсе не приспособленный для метания, всё же нашёл врага. Кони удрали оба.
Блуд с усилием сел, потом, пошатываясь, встал на ноги. Надо было спешить, пока степняк не очнулся. Он подошёл к поверженным им степнякам и невольно остановился.
"Чёрные клобуки" даже лицом были похожи на ковуев, бок о бок с которыми Блуд ходил в бой этой весной, и уж тем паче, на торков, которые дрались против них на стороне волынских князей. А бродники южные, что у Ярослава-князя, во всём похожи на бродников северных, - услужливо подсказал Блуду кто-то невидимый. - А русичи похожи на русичей.
Помотав головой, бродник отогнал странные мысли, непонятные ему самому.
Блуд подтащил обеспамятевшего пленника к краю обрыва и глянул вниз. Высота была не менее сотни сажен, далеко внизу ржали кони, искристо переливаясь, текла Рось. Вдоль берега ехало четверо всадников - тоже "чёрные клобуки".
Невероятным усилием Блуд согнул молодое деревце на краю обрыва. Вершину он накрепко прихватил к камням арканом, а остатком аркана связал и привязал к той же вершине за ноги пленного Чёрного Клобука. Переводя дыхание, осторожно глянул вниз. Снизу его пока не замечали.
Степняк очнулся, попытался освободиться, глянул по сторонам и похолодел. Блуд спокойно подождал, пока он освоится, потом приставил нож к туго натянутой верёвке.
- Понимаешь, что с тобой будет, если я её перережу?
Кочевник судорожно сглотнул и кивнул.
- Вот и ладушки, - Блуд усмехнулся вполне дружелюбно, хотя в его глазах стыл лёд. - Говорить можешь?
- М-могу.
- Зовут как?
- Свербей.
- Зачем вы за мной гонитесь? - и пояснил, видя, что степняк непонимающе моргает глазами, Блуд пояснил. - Добычи с меня вам не взять никакой, коня у меня и того нет. Чего вам от меня надо-то?
- Велено было тебя живым взять от князя Ярослава, - хрипло ответил Свербей.
- И за что ж мне такая честь?
- Ты - Блуд Некрасов, так ведь?
- Ну, - угрожающе подтвердил Блуд.
- Ты ограбил клир Десятинной церкви, - степняк вновь сглотнул косясь на нож Блуда, по-прежнему находившийся в опасной близости от аркана.
- Не я один, - ответил Блуд, низя глаза и сам дивясь этому нежданному уколу совести.
- Тоже ведаю. Князь Ярослав велел вас всех имать живыми, сказал, что на Крещатике вас казнить будет.
Свербей вдруг осёкся, сообразив, что сказал лишнее. Но было поздно.
- Меня казнить? - Блуд мгновенно рассвирепел. - Меня?! Допрежь поймает пусть. А ты... Порадуйся полёту, может, и сам летать научишься.
Одним движением ножа Блуд перерубил натянутый аркан. Обрубленный конец весомо ударил его по плечу, отбросив назад. Но согнутое дерево стремительно распрямилось, Свербея сорвало с камней и швырнуло вверх. В высшей точке размаха аркан лопнул, подрезанный ножом Блуда, и степняк с диким воплем полетел дальше.
Внизу вдоль берега медленно ехали четверо бродников, внимательно оглядывая засыхающий лесок у подножия родненских круч. Старшой мягко втянул носом воздух. Бабье лето к концу походит, грустно подумал он, а ты вот тут лови этих татей шатучих. После того, как войско бродников и болдырей ограбило Киев, не пощадив и церквей, иначе, как татями, их и не звали. Но князь велел их имать живыми и приказ надо было выполнять.
Дикий вопль мгновенно оборвал его мысли. Сверху, с утёса, раскинув руки и дёргая связанными ногами, падал человек. Он стремительно летел прямо на бродников, за ним развевался обрывок аркана. Что-то было не так в этом падении... но додумать не удалось. Испуганные лошади шарахнулись в стороны, и человек глухо ударилось об землю. От удара его подбросило вверх на полсажени, крик оборвался, словно обрезаны. Успокоив лошадей, бродники подъехали ближе. Готов. И стало ясно, что не так. Не мог он упасть сам по себе так далеко от утёса. Швырнули его, будто камень из пращи. Это ж какая должна быть силища, подумал старшой восхищённо-опасливо, не менее, чем у волота.
- Его работа, как думаешь? - спросил старшой.
- А то.
Кони сорвались вскачь вдоль утёса, отыскивая тропку наверх.
Забросав камнями труп второго степняка, Блуд забирался всё выше, когда вновь услышал за спиной конский топот. На этот раз четверо. Вот теперь спрятаться ему было уже некуда! Он мысленно проклял себя за ту шуточку со Свербеем. Нашёл время выпендриваться! Ныне вот кашу заварил, сам и расхлёбывай!
Они появились очень быстро, трое с луками, один - с арканом. Похоже, на сей раз они решили презреть княжеский приказ и взять если не живого, так хоть труп.
А ведь это бродники!
Блуд несколькими шагами достиг края обрыва, глянул вниз.
Днепр!
Он оглянулся, торжествующе глянул на подлетавших всадников и вперёд спиной повалился вниз. Мелькнули вывернувшиеся из-под ног камни и корявые сосны на краю обрыва, ударил в уши отчаянный и разочарованный вопль бродников, свистнул в ушах ветер. Вытянувшись в полёте, Блуд вошёл в воду.
Удар был силён. В ушах взорвался грохот, вода ворвалась с глухим шумом, сознание потемнело.
Очнулся Блуд уже на другом берегу Днепра, много ниже устья Роси. Похоже, его вынесло течением, пока он был без сознания. Сабля, взятая на трупе Чёрного Клобука, осталась где-то на дне Днепра, он вновь был безоружен.
Смеркалось.
Блуд устало ковылял, изредка оглядываясь по сторонам. Лесостепь, перемежаемая холмами и перелесками, окружала его со всех сторон, с юга обрываясь в широкий простор равнины. Степи.
Налитое огнём солнце клонилось к окоёму, уже касаясь его одним краем. Блуд уже несколько раз оглядывал степь в поисках подходящего ночлега - не спать же на земле посреди открытого поля.
Наконец, у окоёма показался невысокий, поросший березняком курган. Солнце уже едва выглядывало из-за днепровских круч, с которых ещё совсем недавно сверзился Блуд, когда он, наконец дошёл до кургана. Бродник успел до темноты собрать немного сушняка и полыни и сложить их в костёр, когда тьма сгустилась и тени подступили со всех сторон.
Недоброе это дело - быть в одиночку застигнутым в степи. Тем паче, в такое неспокойное время. Постоянные войны, смуты, перевороты, набеги... Да ещё зверьё, да нежить. В степи она своя, не такая, как в лесу...
Блуд горько усмехнулся, вынимая из калиты огниво и кремень. Зверьё, нежить. Люди ныне гораздо страшнее и зверья, и нежити.
Бродник ударил огнивом по кремню, брызнули искры. Затеплился огонёк на стебельках полыни, жадно охватил весь пучок, пламя лизало ветки сушняка. Костёр разгорался, отгоняя навязчивую темноту. Где-то далеко в степи завыл волк, к нему присоединился второй, третий, но Блуд оставил вой без внимания, - коня у него не было, а пешему осенью волк в степи не страшен, - и без человека добычи хватает.
Блуд, порывшись в сумке, вытащил кусок вяленого мяса и лепёшку, размокшую в воде, - его последний запас. Нарезал мясо ломтиками, насадил на наскоро ошкуренный берёзовый прутик вперемешку с кусками лепёшки и подвесил над огнём.
Огляделся и замер.
В нескольких саженях от его нечаянного приюта в темноте белел камень. Блуд прищурился. У камня была слишком правильная, явно рукотворная форма. Бродник встал, всё ещё раздумывая, медленно подошёл, и тут же убедился в правильности своей догадки. По поверхности камня неровными строчками были рассыпаны какие-то знаки, выбитое явно человеческой рукой.
Блуд худо-бедно был грамотен, а костёр давал вдосталь света, но ничего понять бродник не смог. Не осилил грамоты. Должно, не русская, альбо чересчур древняя, решил он, наконец, и отступился.
Что ж выходит? Курган - чья-то могила?
Ничего особенного при этой мысли Блуд не испытал. Ну и могила, ну и что? Здесь, в этих краях, каждый второй курган - могила, и все о том ведают. А каждый первый - тоже могила, токмо о том никто не знает.
Кто он был? Князь? Боярин?
Курган невелик. Может, и боярин. Но опять же, - может, он слишком древний, потому и осел. Тогда, возможно, и княжеский.
От костра запахло одуряющее-пряным запахом жареного мяса, и Блуд вернулся назад, без сожалений оставив камень.
Сняв с огня прутик, Блуд без сожаления бросил в огонь по кусочку хлеба и мяса:
- Тебе, неведомый... кто бы ты ни был. Порадуйся вместе со мной моему спасению.
Быстро покончив со скудным ужином, Блуд подбросил в костер остатки дров, улёгся на грубую постель, сложенную из наспех нарезанных берёзовых веток. Сон навалился тяжёлой каменной глыбой.
Блуд проснулся неожиданно, словно от толчка. Что-то случилось, оформилась явная мысль.
Бродник сел и огляделся по сторонам. Вокруг царила тихая южная ночь, костёр, потрескивая, догорал, где-то далеко в степи выли волки, яркие белые звёзды мигали с чёрного неба, словно подбадривая - не бойся, мы тут. Но что-то всё-таки было не так, - Блуда не оставляло ощущение того, что он проснулся не сам, что его разбудили.
У самого кострища вился лёгкий сгусток тумана, больше похожий на тонкую струйку дыма. Блуд остановил на ней взгляд, и она тут же зримо уплотнилась, стала шире, гуще и темнее, обрела светло-зелёный цвет, в ней проглянули черты человека. Голова в чешуйчатом шеломе, длинные русые волосы, густые усы и борода, глаза светились тёмно-синим огнём. Остальное терялось, расплывалось. Впечатление было такое, будто призрак выглядывал из ямы в земле.
Да ведь так оно и есть! Он глядит, выглядывая из своей собственной могилы!
Вдоль хребта бродника пробежала тонкая струйка холода. Он шевельнулся, и призрак покачал головой - не шуми, мол. Блуд согласно кивнул головой - не буду. Всё одно от шума особого толку не будет.
Призрак приглашающе кивнул головой. Блуд поднялся, сам не понимая, что это с ним такое. Шаг, два... Земля вдруг словно разверзлась под ногами, Блуд ухнул в яму, заорал. Что-то твёрдо ударило под ноги, падение прекратилось. Он огляделся.
Темно не было. Четвероугольная яма с бревенчатыми стенами, светящимися всё тем же зеленоватым светом. Человеческие и конские костяки, золотые украшения, оружие, посуда.
Из угла, рыча, метнулось что-то непонятное - огромные по-паучьи изломанно-мохнатые лапы, оскаленная голова, похожая одновременно и на волка, и на кабана, длинный змеиный хвост. Блуд шарахнулся, но хозяин могилы взмахнул рукой:
- Прочь! - голос раскатисто рокотал, отдавая какой-то бархатной глухотой. По мнению Блуда, в хозяина такого голоса бабы влюбиться должны, даже его не видя.
Волко-кабано-змее-паук отскочил в сторону, порычав для порядка и вновь спрятался в углу.
Блуд присмотрелся к хозяину, который, как выяснилось, умел говорить. Тот был в чешуйчатом панцире с длинными кольчужными рукавами и подолом, сапогах с загнутыми носами.
- Да вот таков я, - усмехнулся тот, заметив взгляд Блуда. - Не ждал?
Бродник смутился.
- Да я сам не ждал, если честно, - вздохнул тот. - Давно по мне тризны не справляли, лет семьсот уже как. Первую сотню лет меня ещё помнили, а потом... Спасибо тебе, путник.
Слова его звучали не всегда понятно, но общий смысл речи Блуд угадывал.
- Я позвал тебя, чтобы отблагодарить за неожиданное уважение, - призрак сверкнул глазами. - Возьми себе отсюда, что хочешь.
Блуд затаил дыхание. Слыхал он уже такие россказни. Возьми, пожалуй, так и сам навечно под землёй останешься. А чудище в углу, меж тем, вновь зарычало, - можно подумать, ему не понравилась сама мысль о подарке.
- А это... - Блуд кивнул в его сторону. - Сторож?
- Сторож, - вздохнул призрак. - Меня хоронили всем племенем...
Он вдруг взглянул на Блуда как-то по-особенному, и могила исчезла. Вокруг вновь была ночная задымленная степь. Ржали кони, кричали убиваемые рабы... выли бабы и собаки, пьяно орали вои. Полыхало до небес пламя погребального костра, грохотали копыта по чугунно-твёрдой, пахнущей полынью степи...
Наваждение вдруг исчезло, и Блуд опять оказался внутри могилы. Призрак по-прежнему безотрывно глядел на него, бродника била дрожь.
- Ведуны поймали какую-то тварь из Чернобоговой челяди, мелкую, но опасную. Заговорили, приковали к гробнице. И похоронили.
- Кто ты был-то? - неожиданно вырвалось у Снега, и он прикусил язык.
Призрак не рассердился.
- Был я, человече, князь Володарь, сын Берестеня. Сыновец мой, Кий, город Киев основал. С хаканом Аттилой я вместе на закат ходил походом. Сын его, Денгизих, мой первый друг был, - в голосе призрака звучала горечь и тоска по давно отгремевшим временам. И гордость за свою славу. - Слышал ли о таких?
Блуд ошалело помотал головой.
Призрак покивал головой, взглянул по-прежнему:
- Надумал ли?
- Да нет... - растерянно сказал Блуд. - Я ведь не ради награды... Так.
- Ладно, - вздохнул призрак. - Всё боишься. Я тебе сам подарок подарю, раз выбрать боишься. Ты вой, тебе это сгодится. Спи. И просыпайся.
Сон опять навалился. Ноги подкосились. Вот мне и конец, - успел подумать Блуд. - Так и останусь здесь.
И почти сразу же проснулся.
Над туманной осенней степью победно вставал рассвет, окрашивая ещё тёмный окоём в розово-голубоватый цвет.
Приснится же, - подумал Блуд, садясь. Под руку попалось что-то твёрдое, Блуд глянул и ошалело заморгал. Рядом с правой рукой в траве лежал меч.