|
Боже, где ты её нашел, спрашивали знакомые.
На улице, смеялся он. Просто на улице.
Ая тоже смеялась. Она вообще много веселилась и обожала говорить глупости, как маленькая девочка. Ей ужасно нравилось, когда ей давали много меньше ее возраста. Упрямо скрывала то, что в школе была круглой отличницей, да и вуз, нисколько не напрягаясь, закончила с красным дипломом. Ая любила притворяться несмышлёнышем.
У неё в голове со скоростью киноплёнки в проекторе мелькали тонны различных идей, из которых она половину даже проговорить не успевала, забывая на следующий день.
Заплетала себе тысячу маленьких косичек с оранжевыми нитками. Делала рисунки на коже специальными чернилами и пугала мать, что это настоящие тату. Внезапно звонила и говорила, что случайно оказалась в Питере, и спрашивала, какой подарок привезти. Прокалывала нос и смешила старшую сестру гнусавым голосом, пока ранка не зажила. Бросала всё и шла заниматься на курсы фитодизайна, потом увлекалась велосипедами и чайной церемонией.
Целовала его так, что у него кружилась голова, и Ник все никак не мог поверить своему счастью. Засыпая, обхватывала его руками и ногами как осьминог.
Стремительный поток её жизни подхватил и понес его, а он даже сразу и не сообразил. Ник перестал постоянно ходить на работу, а потом и вовсе уволился и стал искать только временные подработки. Жизнь его стала пестрой, неопределенной как мозаика абстракциониста. То он обнаруживал, что сидит в компании неизвестных ему ребят и учится играть на барабанах. То они едут на автобусе к морю, потому что она захотела настоящего лета, и последние деньги спускают на две пестрые длинные юбки. А то раскрашивает стену какого-то здания причудливыми цветами, и Ая сердится, потому что у него все время выходит криво.
У нее же все получалось, за что бы она ни бралась. Она с легкостью меняла работу, едва только менялось ее основное увлечение, а по выходным и в свободное время ездила на танцевальные выступления или рисовала.
Однажды ее охватил порыв свить гнездышко, и она взялась за ремонт своей однокомнатной квартиры. Ник помогал покупать обои, краску и все, что ей приходило в голову. Не протестовал, когда она начинала клеить обои с середины стены почему-то в полночь.
Комната, кстати, получилась чудесной. Там где потолок почти осыпался, новая штукатурка легла неровно, и Ая два дня сопела на стремянке, капая разноцветной краской на пол. Под этим местом они потом бросили вышитые нитками и бисером индийские подушки и подолгу лежали, глядя на удивительные цветы и лианы, заплетающиеся в узоры над головой.
Иногда она кричала: все, собирайся, поедем к сестре в гости. В первый раз Ник испугался: как это в гости. Надо сначала позвонить, договориться об удобном времени или хотя бы предупредить. Ая смотрела на него осуждающе. А он мучался, пока они ехали, представлял, как сейчас пока ещё незнакомая взрослая женщина будет укоризненно молчать или распекать их за легкомыслие. Они обязательно чему-нибудь помешают и будут чувствовать себя неловко.
Сестра - и тогда, и потом - открывала дверь и радовалась, будто ждала их давно, меряя шагами коридор, обе громко и одинаково смеялись и этим будили малыша. Пока девушки убегали возиться с ним, Ник ходил по квартире, разглядывая рисунки, игрушки, которые шила аина старшая сестра, и причудливых бумажных журавликов, на нитках висевших вместо штор.
О-о, кричала Ая, ты здорово придумала с этими журавликами, научи, я тоже так хочу. И потом весь вечер они складывали журавликов, голубей и трехголовых драконов, постоянно путались, болтали и убегали пить чай. Малыша, которому было меньше года, доверили таскать Нику, и они оба солидно молчали то на диване, то у окна, разглядывая бегущих под дождем людей и машины.
Не вздумай на нее поглядывать, сердилась Ая, когда сестра ненадолго выходила из комнаты. Ая очень смешно ревновала, и он никак не мог поверить, что девушка всерьез. Как он мог смотреть на кого-то другого?
Через неделю на их окне тоже висела гирлянда из бумажных голубей, покачивающихся от ветра. Потом Ая разместила на той же нитке несколько колокольчиков, а чуть выше - музыку ветра из бамбуковых палочек.
Было лето.
Тогда же она занялась чайной церемонией, и это выглядело до слез смешно и трогательно, когда она, изо всех сил сдерживая свою порывистую натуру, морщила брови, стараясь казаться серьезной и степенной. Выучила наизусть китайские названия чаев, и хохотала дома, ломая язык над заковыристым произношением. Постоянно говорила о чае, правильной воде и глиняной посуде, так что Ник невольно увлекся и сам.
Они ездили на велосипедах, встречались с какими-то невообразимо прекрасными людьми, пели под мостом, танцевали прямо на улице.
Ая была тщеславна, любила похвалы и флирт, порой казалась чересчур легкомысленной, забывая о важных вещах, а порой напротив - слишком въедливой и придирчивой.
Он прощал. Ему нравилось, что у нее целая куча недостатков: иначе он чувствовал себя корявым кряжистым пнем, мимо которого стремительно течет бурная речка, настолько она была легка.
Когда ее не стало, он не мог дышать. День, два, неделю. Воздух шел мимо легких, и пустота в груди изъедала болью. Он так и не понял - как и за что его наказали. Слова "несчастный случай" еще долго заставляли его вздрагивать и замирать словно перетянутая струна. Жизнь разделилась на две части - настоящую жизнь и то, что происходило с ним после. Порой он не совсем понимал, зачем ему это самое "после". В нем не было ни вкуса, ни цвета, ни смысла. Будь он один... будь он в своей боли одинок, то не выдержал бы. Но Ник видел зеркальное отражение этого горя на лицах других, и это не давало окончательно уйти в себя.
Шли годы. Ник остепенился, нашел работу, остриг длинные волосы и надел костюм. В свободное время он играл на барабанах, ездил в путешествия и рассказывал детям сказки. Он сохранил пару бумажных голубей и подарок, который так и не успел подарить ей на день рождения.
Он никогда не плакал о ней: ни зла, ни горя Ая не причинила ему, пока была рядом. Вспоминая её, Ник улыбался.
|