| |
Радист Как замполит ловил Солнышкина с поличным 3k Оценка:8.25*7 "Миниатюра" Юмор, Байки
Комментарии с конкурса
Байки рядового Солнышкина
Спасибо С. :)
Байка первая, о том, как Солнышкин у нас появился
и вообще о нём, а ещё об особенностях армейского радиовещания и концерте The Beatles
Если какой курьёз и случался на базе - то только с Солнышкиным. Солнышкин - он навроде нашего талисмана, мелкий, смешной, ушки красные, на темечке упрямый вихор, который никакой машинкой не победить - мигом отрастает, и глянь - уже заново топорщится задорный хохолок на макушке нашего ходячего недоразумения. Фамилия у Солнышкина была - Сонцев, но от одной его улыбки любой писарь ошибался и добавлял в фамилию лишнюю букву "л".
Появился Солнышкин на базе, разумеется, тоже не без курьёза. Как всегда, в его фамилии кто-то ошибся, а военкоматская бюрократическая машина и не заметила, вращая своими шестерёнками и рассылая парней по всем уголкам нашей бескрайней Родины. И вот уже стоит на плацу у нас, краснея ушками, мальчик восемнадцати (кто поверит!) лет отроду - аккурат в призыв день рожденья у него случился. Стоит, улыбается виновато, а командир безмолвно воет и стенает. Рядовой Сонцев - он должен был где-то чуть ли не в танковых войсках служить, а вот что делать с Солнцевым, в которого Солнышкин в очередной раз превратился по бумагам - непонятно. Его и к нам-то отправили, просто потому что не знали, куда его деть такого, а старшина наш, Мороз, на глаза отцам-командирам попался - ну и вручили "ребёнка": вот, мол, вам пополнение, пусть побудет у вас, пока с бумагами разбираемся. Но то ли вспять шестерёнки бюрократической машины повернуть не сумели, то ли попросту забыли о Солнышкине... Остался рядовой Солнцев, в обычной жизни не существующий, у нас.
Ну а мы чего? Здоровенные мужики, которым на гражданке делать нечего - ни семьи, ни дома. А тут - Солнышкин. С ушками и вихром. Шевельнулось внутри что-то... Словно сынишка явился в гости, всем сразу - сынишка. Даже командир, хоть и скрывал свои чувства, но нет-нет - да выискивал взглядом русый вихор.
Солнышкин служил нескучно, хотя ему ничего серьёзного не поручали и вообще оберегали от реальной службы. Всё равно постоянно с ним что-то приключалось, причём такое, что расскажешь кому - не поверят, а то и в психушку обратиться посоветуют участливо. Ну какой нормальный человек спокойно проглотит, что на стандартную армейскую рацию можно поймать выступление группы The Beatles? Ясен пень, это невозможно. Только Солнышкин об этом не знал, поэтому вся база однажды могла послушать живое "All you need is love" и про приключения жёлтой подлодки. На вопрос не столько возмущённого, сколько просто озадаченного командира, как он это сделал, Солнышкин растерянно пригладил ладонью вихор и признался, что не знает. Он просто взял, подкрутил и... Командир застонал - мысленно - и распорядился найти Солнышкину какое-нибудь другое занятие. Где нельзя "просто взять, подкрутить и..."
Увы, как показали дальнейшие события, не существовало в мире такого занятия, чтобы Солнышкин ничего не мог натворить в процессе. Именно натворить - он в самом деле творил, творил реальность, какой не могло существовать... но спокойно себе существовала, вдохновенная очередным замыслом Солнышкина. Ничего на самом деле ужасного или на крайний случай непоправимого Солнышкин не делал, просто где был он - там отдыхали законы природы.
Со временем мы научили с этим справляться и минимизировать возможные последствия Солнышкиновых творческих порывов. Тут главное было - вовремя убедить Солнышкина, что то-то и то-то - невозможно. В принципе. Хотя и это не всегда срабатывало, потому что Солнышкину "ну очень хотелось". Да и, если честно, иногда мы просто пускали дело на самотёк, скучно ведь жить размеренной армейской жизнью. С Солнышкиным же скучно не было никому.
Жаль, служить ему было у нас только два года.
Хотя, с другой стороны, кто знает, что стало бы с базой лет, ну, через пять Солнышкинового присутствия? Рота ежей-диверсантов и всесезонная арбузная плантация? Живой БТР и говорящий пулемёт, дающий под руку советы во время стрельбы?..
Бог его знает, нашего Солнышкина, что у него в следующий момент будет на душе...
Байка вторая, о том, как замполит ловил Солнышкина с поличным
и общался с космическим разумом, и что из этого вышло
Наш замполит... ну, то есть, зам по работе с личным составом, был, в общем-то, совсем неплохим мужиком. Очень даже хорошим. Кума Александр Сергеевич. Чья кума? Да ничья, разумеется, это фамилия у него была такая. Прозвище "Пушкин" - Александр Сергеевич - не прижилось, так и был для нас он Кумой. Или Конандойлем.
Конандойлем он стал за свои бесконечные расследования. У всех есть маленькие слабости - кто дымит нервно, как барышня, кто во сне с бывшей тёщей ругается, а Конандойль, вот, устраивал засады, очные ставки, планировал хитрые комбинации и ловил с поличным. Ничего криминального он не обнаруживал и, как сам говорил, "использовал великий метод дедукции для разрешения социопсихологических конфликтов внутри личного состава". Умный мужик - и слова у него мудрёные, ну да кто без греха?
Пока к результатам его детективной деятельности разве что можно было отнести слух о том, что старшина Мороз неравнодушен к Мышке, продавщице из ближайшего посёлка - но это и так всей базе известно было, он и по ночам ею грезил, и раз в неделю заводил свой газик, рвал в лесу веник первых попавшихся под руку цветов и важно объявлял, что надо, мол, ему по хозяйственным делам отлучиться; а ещё что Шурик, наш водитель, мечтает стать мировым чемпионом по шахматам. Но если учесть, что Шурика то и дело можно было застать за выстругиванием очередной шахматной фигуры для его собственного набора ("В шахматах, брат, надо начинать с самого начала!"), удивления известие о мировом чемпионстве также особого не вызвало.
Не прошло и месяца с появления на базе Солнышкина, как он стал очередным объектом повышенного внимания Кумы. Наш доморощенный Шерлок Холмс подозревал Солнышкина в страшном. В контакте с внеземными цивилизациями.
Нет, не знай я, в чём тут на самом деле дело, я бы тоже подозревал. На всякий случай. Это же Солнышкин! С ним и собака человечьим языком заговорит, чего уж внеземным цивилизациям в сторонке стоять.
И пошло-поехало: Солнышкин на дежурство - Кума за порог. То в окошко заглянет, то ко мне в отсек по какому-нибудь совершенно постороннему вопросу сунется, а сам всё косится в сторону Солнышкина. Мы со вторым радистом посмеиваемся, тоже посматриваем - так, для порядка, вдруг и правда Солнышкин что учудит? Но Солнышкин пока держался, помня, что Битлов на РСТ не ловят - невозможно; из ненужных деталей вечный аккумулятор на основе, как он сказал, perpetuum mobile - тоже; да и вообще, что угодно, возможное и невозможное, творить разрешается только в свободное время. Разгильдяйство на дежурстве приравнивается мной к измене Родины. Даже если ты Солнышкин с русым вихром и виноватым взглядом солнечных глаз.
Поэтому напрасно Конандойль крутился вокруг нашей КШМ. Оставалось только хитрыми умозаключениями определять, как Солнышкин мог наладить связь с внеземными цивилизациями и, главное, когда состоялся первый контакт. По всему выходило, что аккурат в том раз, когда генератор-абэшка, что бесконечно шумел под окном, создавая равномерный звуковой фон, вдруг ни с того ни с сего затарахтел на мотив "В траве сидел кузнечик". А вся база знала, что "Кузнечик" - единственная мелодия, которую Солнышкин без ошибок мог наиграть на гитаре.
... Солнышкин прилежно дежурил. Конандойль терпеливо ждал своего часа и не терял надежды поймать однажды Солнышкина с поличным. Бойцы ставили ставки и выпытывали у меня, в чём же на самом деле дело.
Однажды Кума догадался нагрянуть в тот момент, когда Солнышкин уже своё отдежурил и теперь сидел со мной в командном отсеке и осторожно, абсолютно невинно, мелкими глотками пил чай.
Кума не растерялся.
- Ага! - угрожающе сказал он и многозначительно прищурился.
Солнышкин на всякий случай покраснел ушами и испуганно посмотрел на меня.
Воодушевлённый воцарившейся атмосферой, Кума подошёл ближе и грозно потребовал:
- А ну показывай!
Солнышкин держался, как партизан. Подвинулся ко мне - подальше от Кумы - и спросил:
- Что показывать?
- Прибор! Для осуществления межпланетной связи!
Солнышкин растерянно пригладил вихор и ещё отодвинулся от нависающего над ним Конандойля, так, что совсем оказался у меня под боком. Ну да, за мной и три Солнышкина при желании спрятаться легко смогут в силу комплекции.
Напряжение достигло своего апофеоза, и я, вздохнув, похлопал Солнышкина по плечу:
- Покажем, что ли, и вправду Александру Сергеевичу?
- Так ведь ночи надо ждать, тащ командир... - а сам всё смотрит на Куму.
Тот воодушевился, не чувствуя подвоха:
- Подождём! Хоть три ночи! Ничего, боец, от меня ни один космический разум не уйдёт...
Ночное дежурство Солнышкину выпало через три дня. Всё это время Конандойль ходил следом, боясь, что Солнышкин передумает и начнёт отнекиваться; база ждала итога ночного дежурства и старалась скрыть от командира затеваемое; командир делал вид, что ни о чём не догадывается.
... Наконец, мы снова сидели в командном отсеке - я, Солнышкин и Кума. Дождавшись, когда стрелки покажут половину третьего ночи, Солнышкин посмотрел в окно, разбудил замполита и щёлкнул тумблером давно не работающего аппарата, который валялся всё это время в углу, опутанный таинственными проводами, никому вроде бы не нужный.
И тут в тишине пошёл прерывистый сигнал. Солнышкин обрадовался, как ребёнок, встретивший давнего друга, и бодро застучал в ответ.
- Космический разум? - благоговейно спросил Кума.
Снова перейдя на приём, Солнышкин взял блокнот и, с братской нежностью улыбаясь во всё своё веснушчатое лицо, аккуратно вывел круглым почерком вслед за сигналом: "Я - советский спутник Космос-1533. Добрый вечер, Солнышкин!"
И добавил вслух, будто извиняясь:
- Грустно же ему там, на орбите, столько лет уже висеть...
За окном, в зените, посвёркивала почти невидимая искорка - советский спутник Космос-1533.
А Солнышкин весело с ним перестукивался, сидя здесь, у меня под боком
Кума слушал.
А потом подошла Солнышкинова смена.
Байка третья, о том, как старшина Мороз ездил свататься,
а Солнышкин нашёл друга
Однажды старшина Мороз собрался свататься.
Ну, дело это хорошее, пусть и нервное. Я сам однажды сватался, только закончилось у меня всё печально: будущий тесть не оценил моего порыва и пожаловался матушке. Исполнилось мне тогда, как сейчас помню, двенадцать лет...
Старшине уже давно было за двенадцать, но намерения у него были самые серьёзные. А то слишком много бензина уходит, чтобы к Мышке в посёлок ездить еженедельно. Шутка ли - восемьдесят километров по прямой в один конец, а уж по дорогам все сто пятьдесят наплутаешь. Нет, Морозу такое положение дел окончательно разонравилось, и он принял решение что-то с этим сделать, чтобы исправить текущую ситуацию.
По традиции он нарвал веник лесных цветов, надел парадную форму, завёл газик и отбыл. Нам оставалось только от всего сердца пожелать удачи двум любящим сердцам.
Проводив газик взглядом, Солнышкин повернулся ко мне и озабоченно спросил:
- А командир в курсе?
С тех пор, как нам с замполитом влетело за контакт с советским орбитальным спутником Космос-1533 без согласования с командованием, Солнышкин командира побаивался. Хотя на самом деле тот давно Солнышкина простил, а грозный вид принимал по привычке - для порядка.
- В курсе, - успокоил я Солнышкина, но тот не успокаивался. Нахмурил выгоревшие до белизны брови, пригладил вихор и снова спросил:
- А жить-то они где будут?
Вот тут, признаться, он в самую точку попал, а мы и не подумали. В каморку, где обитал старшина Мороз, Мышка бы не поместилась. Женщинам же всегда нужно место для комода, шкафа с одеждой, зеркала и прочих жизненно важных мелочей. А уж когда, не дай Бог, народятся маленькие старшинята-Морозята...
- Ничего. Отдельно им поставим. Сейчас народ свободен, в два счёта управимся. И вообще, Мышка может и не согласиться
Солнышкин озадаченно почесал нос. Он не мог представить, как это - ты сватаешься, а тебе отказом отвечают. У него и девчонки-то пока не было, по крайней мере, мы от него ничего об этом не слышали ни разу.
- Подождём, - резюмировал я. - Вернётся старшина, тогда и решать что-то будем.
На том и порешили, но Солнышкин ходил после этого крайне задумчивый и каплю обеспокоенный. Ему не нравилась такая неопределённость - когда там ещё старшина вернётся...
Тем более что Мороз не появился ни к обеду, ни к ужину. К ночи забеспокоился даже наш командир: сидел на скамейке напротив ворот, курил, дымя на всю базу, и ждал. Ближе к полуночи базу затянуло непроглядным туманом с табачным запахом.
Ночью мне дежурить не требовалось, поэтому, успокоив себя заверением, что старшина остался у Мышки ночевать и явится к завтраку, я ушёл спать, забыв посмотреть, как там Солнышкин. Как показали дальнейшие события - зря.
Солнышкина я утром нашёл, сладко спящим в кустах за КШМ, в том его любимом уголке, скрытом от посторонних взглядов за всей нашей техникой.
Солнышкин спал, и тарахтящий над ухом генератор его совершенно не беспокоил. Рядом с Солнышкиным спал ёж. Нет, не так. Дрых ежище, здоровенный, как кот.
- Рядовой! - рявкнул я грозно, скрывая облегчение от того, что хоть этот лопух нашёлся, а не, как я начал бояться, когда выяснилось, что в казарме он не ночевал, в самоволку отправился.
Солнышкин вскочил, сонно моргая; ёж с громким топотом дал дёру в кусты; я, всё ещё грозно хмурясь, потребовал:
- Объясни!
- Что? - растерялся Солнышкин, озираясь. Ёж выглянул из кустов, принюхался шумно и потопал к нему обратно.
- Вот это, - вздохнул я уже тише, присаживаясь на корточки. Ёж деловито обнюхал мои пальцы, и убивать Солнышкина мне совсем расхотелось.
- Ёж... Мы с ним, ну... подружились, - Солнышкин присел рядом. - Он очень умный!
Я не стал спорить. В конце концов, кому, как не Солнышкину, дружить с ежами. Главное, что Солнышкин тут, а не пропал, как старшина.
Продолжить разговор помешал очень знакомый звук - тарахтение мотора Морозова газика. Старшину встречала половина базы во главе с командиром. Мороз вывалился из машины, обвёл всех неясным, хоть и без капли алкоголя, взглядом и тяжело присел прямо на траву.
- Ну как? - подались вперёд самые любопытные.
- Посватался? - коротко спросил командир.
- Да какое сватовство... - бессильно махнул рукой Мороз и со стоном, с протяжной русской тоской вздохнул: - Эти чёртовы ёжики... Стаями... В кольцо берут... - кажется, он бредил.
Тут его взгляд упал сначала на меня, потом на стоящего рядом со мной Солнышкина, от него - на застенчиво выглядывающего из-за его ног ежа...
- Ты! - со смесью ужаса, ненависти и обречённости выдохнул Мороз. - Эти твои чёртовы ёжики! Да ты хоть понимаешь?! Повсюду! Стаями!
... Трое суток Солнышкин проводил доскональную инвентаризацию всего "радистского" имущества под моим бдительным присмотром, а потом ещё месяц приводил всё в порядок и наводил чистоту.
Я не очень надеялся, что это самого Солнышкина к порядку приучит, но так хотя бы у него не оставалась времени ещё что-то учудить.
А ежа назвали Маркусом. Теперь он живёт с нами, давно привык к тарахтению абэшки и клянчит у всех консервы и сладенькое.
Старшина Мороз о сватовстве снова завёл разговор только через месяц, и на сей раз всё прошло благополучно - кто бы сомневался. Ведь теперь Солнышкин не стал просить Маркуса "узнать, как там товарищ старшина, и приглядеть за ним на всякий случай"...
И не спрашивайте, что за таинственный зверь - этот Маркус, что Мороз до сих пор при виде него вздрагивает, озирается, сплёвывает через левое плечо и поспешно уходит с ежиной дороги.
Ну да, Маркус - друг Солнышкина. Этим всё сказано.
Байка четвёртая, а том, как Солнышкин болел
и нарушал законы физики
Несмотря на все приключения Солнышкина, время на базе тогда выдалось тихое. Ни тебе комиссий, ни учений, ни операций. Нам, радистам, ещё Солнышкин скучать не давал денно и нощно, а вот остальным было хуже. Командир, конечно, всем дело находил и гонял нещадно, но...
Именно в такой тухлый, да ещё и дождливый день у нас случилось ЧП. Солнышкин заболел. К обеду он, горячий, как буржуйка, отправился на больничную койку, а утром выяснилось, что он умудрился заболеть... ветрянкой.
Чего-то такого и нужно было от него ожидать, конечно, - Солнышкин даже болеть умудрялся не нормально, а по-своему. Маркус поднял тревогу в пять утра, разбудив врача, и тот нашёл наше "чудо" опять с зашкаливающей температурой, учебником по физике под подушкой и с ног до головы в характерной сыпи.
Солнышкина раскрасили зелёнкой "под леопарда" и услали в госпиталь со старшиной. Мороз вернулся довольный: как же, теперь можно по базе без опаски ходить, Маркус-то небось присмиреет без друга... Солнышкина старшина всё ещё не простил, а ежа побаивался - неосознанно, как некоторые темноты или, скажем, замкнутого пространства. "Посттравматическая эринацофобия" назвал это Кума и посоветовал старшине просто поменьше думать об этом.
- Ага, не думай, а тут этот ваш из кустов под ноги как кинется! - ворчал Мороз в ответ и ёжился.
... Маркус и вправду опечалился расставанием с Солнышкиным. Исчезал подолгу в неизвестном направлении, когда возвращался - забирался в укромное место и, пресекая любые попытки поговорить, сворачивался клубком и делал вид, что его здесь нет. Единственное, что вызывало его интерес - это тумбочка Солнышкина, к которой он никому приближаться не позволял. Желающих спорить с сердитым ежом, который, раздувшись и растопырив иголки, размером своим мог дать фору любому коту, не находилось.
Солнышкин честно проболел целых тоскливых для нас, без его здорового хаоса, пять суток, после чего со скандалом был выгнан из госпиталя и отправлен обратно с сообщением, что "сами его зелёнкой мажьте, будем считать, выздоровел. Достали уже ваше бесконечное гудение, жужжание и запах палёной проводки!"
Честно говоря, от такого заявления мы слегка растерялись. Нет, конечно же, мы были рады заполучить назад нашего Солнышкина! Ещё на третий день его болезни выяснилось, что, несмотря на всё наше ворчание на "это ходячее недоразумение", без чудес, нелепостей и курьёзов, а так же русого вихра и виноватой улыбки - нам жить скучно... Но рады-то мы были рады, а вот причастности к гудению, жужжанию и палёной проводке за собой не чувствовали.
Солнышкин пояснять ничего не стал, ходил задумчивый, в свободное время не расставался с учебником по физике и о чём-то подолгу шушукался с Маркусом, чем окончательно добил старшину Мороза, который "только-только нервы в порядок привёл, а тут опять они!"
Солнышкин ужасно переживал из-за ситуации со старшиной, но от порывов пойти помириться мы пока его удерживали. Ну не хотелось снова отправлять его на больничную койку - кто ж его знает, что он ещё учудит, если Мороз его случайно зашибёт...
Однажды старшина перехватил меня по дороге на обед и потребовал объяснений. Я долго не понимал, в чём дело, пока, наконец, подойдя к его каморке, не услышал странное гудение и жужжание, словно неподалёку крутился шмель... размером этак с Маркуса. Мне совсем расхотелось разбираться, в чём там дело, тем более на голодный желудок. Как-то сразу вспомнилась история с госпиталем, а подозрение только окрепло, когда на пороге я увидел такую знакомую "десятку"-батарею НКГЦ-1Д, опутанную со всех сторон целым клубком проводов, проводочков, поблёскивающую торчащей сбоку зелёной лампочкой и вообще не очень на себя похожую. Звуки исходили, разумеется, от неё.
Я пожалел, что вообще пошёл обедать именно сейчас, а не минут на двадцать пораньше. Или попозже, хотя попозже старшина бы всё равно меня перехватил.
- Оно уже всю ночь так. И полдня, - мрачно сообщил Мороз. - С запиской от Солнышкина. Что это вообще такое?! Ваш Солнышкин решил меня взорвать?
Хотел бы и я знать ...
Немедля вызывать Солнышкина для объяснений я всё же не стал, решил подождать - может, само что-то прояснится. Успокоив старшину, забрал загадочный агрегат к себе... и за круговоротом дел как-то забыл о нём.
С Солнышкина потихоньку смывалась зелёнка, в отношениях старшины с Маркусом наметился некоторый прогресс - Мороз перестал вздрагивать при виде ежа и теперь просто старался его игнорировать. Месяц спустя нашего со старшиной разговора, не меньше, я снова наткнулся среди своих вещей на загадочную батарею и с удивлением обнаружил, что она по-прежнему гудит довольным шмелём, подмагривает как ни в чём не бывало зелёной лампочкой и к тому же даёт электричества не меньше, чем наш АБ.
Пришлось всё-таки звать Солнышкина. Тот очень огорчился, что мы со старшиной не догадались:
- Ну как же... это ведь вечный аккумулятор!
- Как? - мрачно спросил я, вспоминая школьные знания по физике. Невозможность существования вечного двигателя лежала чуть ли не в основе термодинамики...
- Ну, я оптимизировал схему, провёл дополнительные контакты внутри батареи и на основе perpetuum mobile... - Солнышкин попытался объяснить, как оно работает, но из всего сказанного я уяснил только одно: по законам физики работать эта штука не могла.
Впрочем, её делал Солнышкин.
А старшина Мороз, когда узнал, всё-таки сменил гнев на милость, приспособил подарок Солнышкина к магнитофону и даже стал изредка, когда никто не видит, подкармливать Маркуса сладеньким от Мышки.
Когда я окончательно уходил на гражданку, магнитофон ещё работал.
Байка пятая, о том, как Солнышкин влюбился,
в кого влюбляться не следовало...
Однажды жарким августовским днём, когда даже насекомые не жужжат и вообще смертельно тянет в сон, случилось нечто необычайно необычное. Таковым оно было хотя бы потому, что случилось само по себе, без Солнышкина.
О том, что наш командир был некогда женат, знали, в принципе, многие. Женился-развёлся - ну кому какое дело, если было это лет пятнадцать назад, не меньше?.. Так, по крайней мере, мы думали. Но иногда, как выяснилось, даже такие давние и незначительные эпизоды биографии могут привести ко вполне реальным последствиям для всей базы.
Было около полудня. Солнышкин как раз отдежурил, сидел в командном отсеке и, беседуя с Маркусом о законах термодинамике, мелкими глотками пил чай. На улице светило солнышко, тарахтел генератор, кто-то на кого-то ругался - в общем, текла обычная жизнь. Маркус слушал Солнышкина вполуха, лёжа у порога и сонными глазёнками наблюдая за тем, что происходит на базе. Вообще-то, ёж собирался спать, но для начала хотел убедиться, что всё вокруг в порядке. Маркус был очень ответственным ежом.
Солнышкин присел рядом с другом, в одной руке держа кружку с чаем, а другой почёсывая Маркусу за ухом. Тут протяжно, даже заглушая генератор, скрипнули створки ворот, въехала какая-то машина... Солнышкин замер секунд на двадцать, потом попытался глотнуть чаю, но пронёс кружку мимо рта.
- Что такое? - обеспокоенно окликнул я. Солнышкин не ответил, по-прежнему пялясь в пространство. Маркус сердито топорщил иголки.
Я поспешил подойти к ним и тоже выглянул наружу.
У армейского уазика, чем-то неуловимо отличающегося от машины нашего Мороза - стояла девушка.
Ветер путал белую юбку вокруг её ножек и растрёпывал непослушные локоны. Девушка - девчушка даже - растерянно оглядывалась, выискивая кого-то взглядом. И будь я хоть трижды старым циником, но и я растерялся на несколько секунд от такой картины и с трудом сглотнул.
Ну а Солнышкин просто не шевелился, изредка моргая.
- Варя! - раздался бас нашего дорогого командира. - Я думал, ты только к вечеру приедешь...
Вот так мы и узнали, что наш командир ко всему прочему успел лет семнадцать назад стать отцом - и теперь прошлое решило напомнить о себе в лице смущённой девушки Вари, что приехала вдруг навестить папу.
Сразу видно, чья она дочь: в гости заявиться к нам на базу - это надо постараться...
По Солнышкину, увы, появление Вари ударило сильнее всех. Лихорадочно блестели глаза, аппетит исчез, мысли гуляли в дальних краях... Пропал он, одним словом, с концами.
А Варя, мало что командирская дочка, так и пожаловала-то к нам всего на неделю в гости.
Бедный Солнышкин - ему ещё и дежурить в таком состоянии... Нет, на удивление, дежурил он без накладок - внимательно, ушами понапрасну не хлопая. Я даже представить не могу, чего ему это стоило.
Варя ничего не замечала - какое ей дело до вихрастого радиста-срочника? Вот Маркус - да, удостоился её внимания, но ёж-то как раз к этому не стремился, просто сонно грелся на закатном солнышке.
... Прошло уже три дня. Солнышкин страдал, вихор его грустно поник, но мы ничего посоветовать толкового ему не могли - чего мы понимаем в трогательной юношеской влюблённости? Мы насчёт баб совсем другое рассказать можем...
Была у меня мыслишка, как свести Солнышкина с Варей, но девушка ведь уедет скоро - а Солнышкину страдать потом неизвестно сколько. Уж лучше пусть сейчас немного помучается. Варя уедет, и всё пройдёт. Так, брат Маркус? Не будем вмешиваться? Ты только Солнышкину не рассказывай о моём плане.
Прошёл и четвёртый день нашего бездействия. А потом Солнышкин, видимо, решился.
Подходит он ко мне после дежурства. Мнётся.
- Чего тебе? - спрашиваю.
Ушки красные, вихор набок пальцами зачёсывает - одним словом, волнуется.
- Разрешите, - просит он меня робко, - на обед не идти?
- Ты чего? Заболел?
Солнышкин поспешно мотает головой. Странное дело, Маркус у него под ногами не вертится - но и на его обычном месте у входа в КШМ его не видать.
- Где товарищ твой?
Солнышкин пожимает плечами. По лицу сразу видно: знает. Ну, или догадывается. Тут и у меня догадка забрезжила... И хоть не по порядку это, приходится махнуть рукой:
- И чтобы до ужина не ныл!
Солнышкин поспешно кивает. Вихор снова воинственно топорщится. Миг - и нету передо мной Солнышкина, а вдалеке слышен только ежиный топоток.
Я к этому моменту уже не сомневаюсь, куда это оба товарища исчезли. Ну, что же, Солнышкин, значит, сделал свой выбор. Не нянька же я ему, в конце концов...
Вари за обедом тоже видно не было. Пожелав про себя им всем удачи, я оставил мысли о всякой романтике, не торопясь пообедал и, вполне довольный жизнью, до вечера о Солнышкине не вспоминал.
... Утром шестого дня вид у Солнышкина был донельзя потерянный и грустный. По всей видимости, вчерашняя его идея успехом не увенчалась или просто что-то пошло не так. Наш водитель Шурик бесцеремонно хлопнул Солнышкина по плечу:
- Что, отшила?
Солнышкин обиделся:
- Ничего такого не было! Просто... просто... - и тут его прорвало, и он нам поведал всё. И что Маркус Варе нравится, и что Варя завтра уезжает, и что у Маркуса идея возникла, но тошно нашему Солнышкину использовать друга, словно приманку, а понял он, что происходит, слишком поздно, в то время как своевольный Маркус взял дело в свои лапы
В итоге познакомиться-то с Варей Солнышкин познакомился, но не романтично и вообще не при тех обстоятельствах - когда с довольно прибежавшим от Вари Маркусом ругался, не выбирая выражений.
Пришедшая следом за ежом Варя, конечно, ничего не поняла в происходящем, но полезла Маркуса защищать.
- ... Теперь она, - убито закончил Солнышкин, - как только разберётся, решит, что я и правда Маркуса как приманку использовал и... и... - он бросил гневный взгляд на умиротворённого ежа, - и вообще что я псих, что с ежами разговариваю, - и отвернулся.
Мы слегка пришибленно молчали. Солыншкин, который задумывается о том, как себя вести нормально, а как нет - это-то и было в происходящем самым ненормальным и вовсе неправильным.
- Маркус не виноват, - осторожно заметил я. - Он хотел как лучше. Я бы... тоже так поступил.
Признаваться, что идея с самого начала была моя, мне совсем не хотелось.
- Я же его просил так не делать!
Мы ещё минуты две спорили и обсуждали ежиное поведение, но тут наш диалог прервался одной задумчивой фразой:
- Вот всегда папа говорил, когда с нами жил, что радисты - люди не от мира сего, но чтобы настолько... - Варя покачала головой, дёрнула плечиком и ушла с пачкой печенья, которую, наверное, принесла Маркусу.
- Варь! - обессилено крикнул вслед Солнышкин. - Ты... ты всё не так поняла!
И на этом-то и закончился бы их несостоявшийся роман, ведь всё равно Варе предстояло завтра уезжать, но тут Солнышкин сверкнул глазами в сторону Маркуса, нахмурил выгоревшие брови и решительно заявил:
- Нет, вот теперь я без Маркуса обойдусь!
Я проводил его задумчивым взглядом и в который уже раз пожелал про себя удачи. В конце концов, терять Солнышкину теперь и вправду было нечего.
Маркус, помедлив немного для приличия, с видом самым независимым потопал следом за другом.
... Прощаясь, Варя чмокнула зардевшегося Солнышкина в щёку и погрозила степенно сидящему неподалёку Маркусу кулачком. Видимо, Солнышкин всё же ей всё объяснил, и даже ежиная поддержка не понадобилась.
А вообще, что ни говори, но на самом деле хорошо, что есть такие друзья, которые не оставляют тебе выбора. Кто знает, сколько бы Солнышкин ещё колебался, не возьми Маркус дело в свои лапы, пусть и не очень удачно?
Варя уехала. С Маркусом Солнышкин, конечно же, помирился. Через полторы недели пришло от Вари длинное обстоятельное письмо с ёжиком на конверте - и было оно такое за всю Солнышкинову службу далеко не одно.
Что было дальше - Бог весть.
Байка шестая, о том, как мы писали Солнышкину письма
и об особенностях такой переписки
Если говорить о Солнышкине, то нельзя не упомянуть о его удивительной способности в любом человеке вызывать неосознанное чувство симпатии. Дело ли в том, что все мы были взрослыми мужиками-"контрабасами", а он - веснушчатым мальчишкой восемнадцати лет, или в его характере, а может, это и вовсе был такой его особый талант... Кто знает?
Одно точно: если он робко тебе улыбнётся - ты не устоишь, будь ты бесчувственным, хоть как три полена. Потому что из глаз этого мальчишки в такие моменты словно само солнце выглядывает. Когда не тебя так смотрят - уже не бросишь, а то себя уважать перестанешь...
Ну и побочным эффектом - недоумение: как же его как-нибудь кроме как "Солнцев" назвать? Только если уж сразу "Солнышкин".
Самое забавное, что со временем и Солнышкин привык писать свою фамилию через "л". Сначала приходилось исправлять его "Сонцева" - ведь по бумагам никакого рядового Сонцева у нас нет, а потом раз, другой.... и, наконец, Солнышкин уже не задумываясь выводил "Солнцев".
Однажды я его прямо спросил вдруг, какая у него фамилия. Солнышкин хлопнул глазами, мол, вы чего, тащ командир, и ответил, не задумываясь:
- Солнышкин.
Я рассмеялся, Солнышкин заалел ушами, сообразив, наконец, что сказал, и смущённо поправился:
- Ну, Солнцев...
- Через "л"?
Солнышкин снова растерялся:
- А как ещё?
Я ничего не смог ему ответить. В конце концов, эта фамилия ему соответствовала больше, чем та, родная. Такое бывает.
- Придётся нам ему паспорт новый делать, - шутил наш первый радист, Паша. - А то решат, что у него поддельный. Ну какой из него Сонцев?
- Отставить подделку документов, - возражал я, делая строгое лицо.
А Солнышкин алел ушами, ёрзал, но ничего не говорил.
Одна была с его фамилией беда: письма до него часто не доходили. Или, может, и не писал ему никто?.. Раза два только заветный белый конвертик попадал ему в руки, да и то словно нехотя, изрядно поплутав по пути. Ну, потом, конечно, случилась Варя, и переписка пошла регулярная, но до этого...
Наш водитель Шурик однажды не выдержал и предложил мне с Пашей:
- Может, напишем Солнышкину письмо?
- И чего ты ему такого в письме напишешь, чего не можешь пойти и сказать?
Шурик задумчиво отложил ножик, которым выстругивал очередную шахматную ладью, и, грызя щепочку, объяснил:
- Да жалко его. Всем пишут, а он что, рыжий? Чего стоит написать ему от лица... ну, от чьего-нибудь лица. Нам - фигня, ему - приятно. А с письмоносцем нашим я договорюсь.
Шурик сильно озаботился этой идеей и вскоре и впрямь сочинил записку от лица некоего его товарища, с которым-де Солнышкин в военкомате сдружился.
"Автор письма" получился немного занудным, но искренне интересующимся жизнью Солнышкина, отзывчивым и, в общем-то, вполне себе "милым мальчиком". Я перечитал несколько раз, вздохнул и дал добро.
Солнышкин, получив это неожиданное письмо, светился весь день, как лампочка на шестьдесят ватт, и последние угрызения совести об этом маленьком обмане нас покинули. Дальше письма мы ему уже сочиняли по очереди - только переписывал их "начисто" один Шурик.
Так продолжалось до осени, а потом нам стало совсем некогда, и временно "друг Солнышкина" взял паузу.
По крайней мере, мы так думали.
"Письмоносец" рассудил иначе, появляясь на пороге модуля с неизменной ухмылкой и стопкой почты. Письмо Солнышкину от Вари, письмо Шурику, Пашке записка от матери... и до боли знакомый самодельный конверт от нашего "друга".
- Паш? - требовательно спросил Шурик, когда Солнышкина поблизости не было. Старший радист развёл руками - он не писал.
Я тем паче.
Шурик чесал в затылке и полдня косился на Солнышкина, как инквизитор на вероятную ведьму.
- Маркус? - пошутил Пашка.
Ёж к письму внимания не проявлял - ровно как и к любому другому. И вообще в склонности к каллиграфии замечен не был. Ёж как ёж, где же вы ежа с ручкой в лапах видели?
Шурик морщил лоб, мучился, разглядывал письмо, подмечая малейшие несоответствия почерка собственному. Солнышкин даже забеспокоился: что такое? Шурик только отмахнулся: так, не обращай внимания...
Я терпеливо ждал. С Солнышкиным главное - терпение. Рано или поздно всё выясняется, каким бы странным объяснение ни оказалось.
А в следующий раз письмо пришло и... Шурику.
На листке бумаги было всего несколько слов: "Спасибо, что сочинили меня".
Конечно, это могла быть просто чья-то глупая шутка. Но что-то мне подсказывало, что всё дело было, как всегда, в Солнышкине. И явить из небытия персонажа, сочинённого нами, ему ничего не стоило - тем паче неосознанно.
Шурик говорил, переписываться с ним было очень увлекательно - вроде бы, твоя собственная фантазия, а совсем самостоятельная.
- Какая ему математика в шахматах, - ворчал он бывало. - Мальчишка... Шахматы - это искусство, а не технология и циферки! Когда это я мог такое подумать?!
... Но любил нашего Солнышкина сей персонаж столь же горячо, как и мы. Что и неудивительно.
Байка седьмая, о семейных проблемах старшины Мороза
и как это сказалось на жизни всей базы
Когда Солнышкин только у нас появился, это был ребёнок восемнадцати лет от роду, на которого без слёз - не взглянешь. Что он только на базе у нас забыл?.. Хотя, конечно, дело своё он знал неплохо, настолько, насколько вообще его можно знать после нашего армейского "обучения".
Поначалу Солнышкин боялся нас - а мы побаивались того, что он выкинет в следующий момент. Но оттого Солнышкин и чудил, что не знал, чего от нас ждать. А мы - от него. А он... Замкнутый круг.
Со временем мы друг к другу привыкли, чудеса стали не то чтобы рядовым явлением...но, так сказать, приятным добавлением к службе, Солнышкин успокоился и приобрёл некоторую уверенность.
Рассудительный Маркус, опять же, влиял на друга безусловно положительно.
В конце концов даже старшина Мороз с ними обоими поладил, хоть и относился к ним с некоторой неизживаемой настороженностью. Впрочем, когда Мышка окончательно приняла "руку и сердце" старшины, ему стало не до Солнышкина. Семейная жизнь - она такая.
Солнышкин же о своей давней вине перед Морозом не забывал и неизменно искал возможности загладить её - раз за разом. Слава Богу, что находил не часто - та же история с "вечным аккумулятором", помнится, растянулась на целый месяц с подробными разъяснениями...
За проблемами семейной жизни Мороз выпустил из виду кучу дел - от тонкостей ведения хозяйства базы до собственного уазика. Не ругался, не зверствовал, на Маркуса внимания не обращал - одним словом, поглотил его семейный быт.
И хоть налаженная жизнь базы вполне была способна течь без постоянного вмешательства старшины, проблемы всё-таки возникали. И совсем не там, где их можно было ожидать...
- Да чтоб тебя! - старшина в расстроенных чувствах хлопнул дверцей своего уазика. Верный четырёхколёсный зверь впервые подвёл его, заглохнув напрочь и больше не подавая признаков жизни. В моторе всё было на первый взгляд в порядке... Просто машина не хотела оживать.
Солнышкин торопился мимо, но вдруг замер и решительно свернул к старшине Морозу.
- Вам помочь, товарищ старший прапорщик?
Мороз мрачно смерил Солнышкина взглядом. Я уж собрался было вмешаться, но не успел подойти к ним, как старшина сдался под напором сочувственного взгляда и сердито махнул рукой:
- Иди, иди по своим делам...
- Но...
- Ты у нас кто, ремвзвод? Ходячий ПТОР? - отрезал Мороз, снова забираясь в машину. Итог всех усилий - нулевой. Уазик по-прежнему хранил обиженное молчание.
Солнышкин помялся, оглядываясь на меня и, вздохнув, храбро сообщил:
- Ну я правда кое-что умею! Я до армии... возился со всякой техникой. Правда!
- Вот и шёл бы в танках копаться, - буркнул Мороз, припоминая историю появления Солнышкина на базе, в которой, собственно, принимал непосредственное участие.
Солнышкин погрустнел, но свершившегося было не исправить. Рядовой Сонцев давно и бесследно затерялся в прошлом. Солнцеву же смысла не было о нём переживать.
Старшина вздохнул, вылез и отправился в ПТОР - "пункт технического обсулживания и ремонта", как официально именовалась мастерская на задворках автопарка. Делать нечего, уазик обиделся всерьёз и надолго. Солнышкин же озадаченно обошёл машину кругом, похлопал по капоту, взлохматил себе вихор и, пожёвывая травинку, крепко задумался.
Я, скрепя сердце, вернулся к своим делам и положился на волю Божию, судьбу и здравый смысл самого Солнышкина.
Чем там закончилась данная история с уазиком, я так и не узнал. Что самое по себе, в общем-то, было неплохим итогом, так как о любой выходке своего подчинённого я узнавал обычно первым...
История, впрочем, повторилась - недели через две, с теми же лицами, декорациями и почти теми же словами. Раздосадованный старшина, робкий Солнышкин, уазик, в глухой обиде на хозяина объявивший бойкот...
- Ты, надеюсь, к этому отношения не имеешь? - на всякий случай строго спросил я Солнышкина. Тот вспыхнул до корней волос и обиженно ответил:
- Конечно, нет! Но я знаю, в чём там дело, правда!
- Ну и в чём же?
Солнышкин посмотрел на меня исподлобья, всё ещё обиженный:
- Да не поможет это.
- Что "это"? - удивился я.
- Причина, - коротко пояснил Солнышкин. - Ну, я просто думаю, что дело в этом...
Поняв, что ничего я сейчас от Солнышкина не добьюсь, я плюнул на расспросы.
Техник посмотрел машину, проворчал, что опять всё в порядке, на всякий случай что-то там перебрал в моторе и оставил старшину самому разбираться, чего это у него уазик бойкотирует.
- Теперь должен заработать, - задумчиво сказал Солнышкин, наблюдая за торчащими из-под уазика ногами Мороза. И оказался прав: вылизанный до последнего винтика уазик тарахтел довольно и чётко, как часы.
Но стоило старшине, столь же довольному, переключиться обратно на свою ненаглядную Мышку, которую муж в формате "голос из-под машины" совсем не устраивал, как... ну да, не прошло и недели, как уазик снова заартачился.
... Я видел, как Солнышкин в третий раз говорил со старшиной - на сей раз твёрдо, нахмурив брови. Как старшина поначалу слушал недоверчиво, со снисходительной улыбкой, мол, не от мира сего ты, Солнышкин... Солнышкин даже не обиделся, повторил твёрдо свою точку зрения и ушёл. А старшина, в который раз пробуя завести уазик, вдруг вылез и задумался, с подозрением посматривая на крутящегося неподалёку любопытного Маркуса...
- Что ты ему сказал? - спросил я у Солнышкина.
Тот пожал плечами:
- Да всё то же. Уазик просто ревнует, вот и... упрямится. Обиделся, что его забросили.
Я поймал себя на всё той же, что и у старшины, улыбке и, спохватившись, вернул серьёзное выражение лица.
- Зря не верите, - Солнышкин и на меня в этот раз не обиделся. - У... одного моего друга так было.
- И что теперь? - поинтересовался я.
Солнышкин глубоко пожал плечами.
Старшина Мороз в последний раз покосился на Маркуса, забрался внутрь уазика и долго там сидел - просто и сидел... и говорил, будто сам с собой.
А на следующее утро весёлое тарахтение мотора оповестило всех, что старшина Мороз укатил в город. Вернулся он к вечеру, довольный жизнью, собой и четырёхколёсным другом. Мышка, правда, придерживалась немного иного мнения, но Мороз, вручая ей, совсем как когда-то, веник лесных цветов, сумел её как-то переубедить.
А вечером зашёл ко мне - почему-то именно со мной все предпочитали обсуждать приключения Солнышкина, будто я был этаким его папашей, - и, вздохнув тяжело, спросил:
- И мне что, теперь каждый раз у собственной машины прощения просить за... собственную женитьбы?
Я посочувствовал. Всем сразу - угодить невозможно...
- А может, он и так всё понял?
Абсурдное обсуждение умственных способностей армейского уазика затянулось до глубокой ночи.
Но уазик, как показало будущее, всё же понял ситуацию. Ему просто один раз надо было объяснить, с чего это его вдруг так забросили и к Мышке в город не берут кататься... А дальше суровая мужская солидарность не позволила автомобилю мучить старшину. Уазик вновь стал верным безотказным другом. Более того, Мороз признался мне однажды, что словно бы бензина меньше стало на дорогу уходить...
- Да и Мышка ему нравится, - заметил как-то Солнышкин, когда мы вновь вспомнили эту историю. А Шурик с тоской вздохнул:
- Не, в таком случае я жениться никогда не буду. Если уж и автомобили оживать начали... |