Это, скорее, собрание драбблов, объединённых одним героем. Можно дать второе название: "Отрывки из ненаписанного дневника" (потому что сам герой не стал бы это всё писать, конечно)
В общем, попытка представить Рыжего)
Автору персонаж не слишком близок, но было интересно. А в процессе написания обнаружилось даже что-то общее :ХD
Узнать среди прочих их можно вот как: у них красивые голоса, они хорошо танцуют и знают множество чужих секретов. Они слишком ленивы, ни одному делу не отдаются целиком, девушки не умеют смеяться, а юноши плакать.
"Сказка Рыжего". (М. Петросян "Дом, в котором...").
- Я всё понимаю, конечно, - вожак Третьей делает многозначительную паузу, постукивая тростью. - Но почему именно зелёный?
Можно сострить, что это дань уважения его стае, но Стервятник вряд ли оценит столь глупую лесть. Да и не хочется язвить ему, если честно.
- Во-первых, этот цвет полезен для глаз, - приходится выдумывать на ходу. - Во-вторых, цвет жизни и... м-м... гармонии и всего такого. И в-третьих, Крыса сказала, что очков другого цвета не нашла.
Стервятник понимающе кивает: Крыса - наш Летун, и если уж она выполняет заказ, делает его на совесть.
К тому же я и сам не могу объяснить свой выбор.
* * *
"Повезло тебе, пацан, - медленно отходя от наркоза после очередной операции, слышу я чей-то грубоватый голос. - Думали - не жилец, а выкарабкался... надо же. Как по канату шёл, шаг в сторону, и всё - каюк. А так - глядишь, через пару месяцев и ходить нормально сможешь". Сознание проясняется медленно, и я вижу собственные руки в трубках капельниц, белые халаты, светящийся мертво-белый потолок, начинаю чувствовать тело. "Процесс воспаления остановлен, но следует беречься, - слышу сухой и строгий голос другого врача. - К тому же период восстановления составляет достаточно времени... Ношение корсета необходимо..." Но дальнейшие слова и фразы различаю уже плохо, потому что слышу собственный стон: боль в спине накрывает снова, ненадолго - и быстро затихает.
От укола сначала становится холодно, потом - тепло. Я качаюсь на качелях, взмываю вверх - падаю вниз, потом внезапно оказываюсь на том самом канате, о котором говорил простодушно-циничный доктор, толстом, широком, притягательно-опасном... Вижу себя на нём с разбросанными в стороны руками-крыльями. Канат вздрагивает от порывов ветра, внизу - пропасть, но мне не страшно, а весело.
Уже почти сквозь сон замечаю, как в палату заглядывает девочка с огненно-рыжими волосами, слышу отдалённо чьи-то разговоры, яростный шёпот, пререкания. И улыбаюсь.
Я больше не Смерть.
* * *
Загоняю своих Крысят обратно в комнату едва ли не пинками, а потом машу рукой: за всеми не уследишь. Чёрт меня дёрнул стать так близко и всё это увидеть...
Вспоминаю кровавую икебану на полу, обмякшее тело Помпея, полузакатившиеся глаза Ангела, чьи-то вскрики и дикий ор Псов, и к горлу подкатывает, голова начинает кружиться. Не хватало ещё только прыгнуть.
Стены вокруг катятся кувырком, я едва не падаю и ощутимо прикладываюсь плечом о какую-то притолоку. Сползаю по шершавой стене на пол, в нос ударяет запах старой извёстки и холодного пыльного камня.
Открываю глаза: совершенно незнакомый коридор, полутьма, словно солнечный свет редко заглядывает сюда. Боль в плече и головокружение не проходят, но надо убираться из этого места, куда меня занесло. Вздрагиваю: а я здесь не один, оказывается.
Странная, но знакомая фигура в болтающемся свитере копошится у дальней противоположной стены в углу. Пошатываясь, бреду туда. Худые руки с длинными паучьими пальцами быстро и ловко вынимают что-то из мешка - что-то острое и опасное, поблёскивающее лезвиями. Откуда у него эти ножи? Он так увлечён своим делом, что не слышит. Неловко шаркаю ногой и почти спотыкаюсь - Слепой вздрагивает, как от удара, и оборачивается. Я снимаю очки - бесполезный и безумно глупый жест, знаю, но не могу иначе.
- Слепой, ты...
- Иди отсюда. Уходи обратно, быстро, - почти выплёвывает он хриплым шёпотом. Тайник уже ловко заложен обломком, он почти идеально сливается со старой, осыпающейся штукатуркой, с выщербленной стеной. Подумать только, какая предусмотрительность, и одним из этих ножей он...
Хочу объяснить, что не знаю, как сюда попал, может, и не по своей воле, и открываю рот, но вдруг замечаю, что бледные невидящие глаза почти светятся в темноте, и слова застревают в горле.
- Ты успел, - выдаю я очередную глупость.
- Да, - голос вожака уже спокоен и совсем не хрипл. - Иди, возвращайся к своим. Тут тебе быть не нужно.
И добавляет:
- Рыжий.
- Слушаю и повинуюсь, - губы сами собой складываются в ухмылку, я наконец вспоминаю об очках, болтающихся на тесёмке, и надеваю их обратно. - Удачи.
Он склоняет голову, вроде бы в знак одобрения.
Ухожу я быстро, слишком быстро. Действительно, пора к Крысятам, мало ли, вдруг взбредёт в голову в экстазе от увиденного покончить с собой необычным способом.
А рассуждать о действиях вожака четвертой и по совместительству Хозяина Дома - не моя забота. "О вещах подобных не размышляй, иначе сойдёшь с ума", - сказал кто-то умный, или не очень умный, но рассудительный.
Ноги сами выводят меня к моей многострадальной стае, а на пороге встречает встревоженный круглоглазый Белобрюх, который открывает дверь и сообщает им всем, что я вернулся.
- А вот и я, крысятки! - театральным жестом поправляю чёртовы очки, и разноголосый хор вечнозелёных обитателей второй стаи радостно орёт, матерится и свистит. Всё как всегда.
* * *
...Он появляется, хлопая драконьими крыльями, ломая на своём пути кусты и приминая травы огненным дыханием, величественный и грозный, хотя в реальном мире за стройной худощавой фигурой этого и не узнать. Кто посмел разбудить василиска?!
Белогубый Саара уже не воет, а молча и внимательно смотрит в красные глаза - он не боится василисков. Он не боится ничего, ни здесь, ни в другом мире.
Чудище отвечает ему мрачно-настороженным взглядом. Саара недовольно крутит носом: свои шумом оно распугало ему всю живность. Никому не хочется попадаться василиску на глаза.
Сверху невесомо слетает перо. Одно. Затем второе, кружась, застревает в ветвях, третье опускается на тёмно-зелёную траву у болота. Василиск возмущённо крутит яркой петушьей головой, а Саара, отряхиваясь от воды, вылезает из воды и рассматривает атласное фениксово пёрышко.
Чудище испуганно взрыкивает и ударяет правой короткой лапой с когтями о землю, потом принюхивается к перу в ветвях и... оглушительно чихает. Так, что окончательно замирают птицы и вездесущие пискуны перестают подавать голоса.
Мелко-мелко дрожит телом Саара... смеётся. Перья блестят-переливаются разными цветами, а больше всего в них зелёных оттенков; они сияют, призывно маня, василиск же пятится и фыркает.
Через минуту петухоголовое чудище истаивает в воздухе, как будто его и не было, и Саара облегчённо вздыхает - теперь ничто не помешает охоте.
Да и Феникс пролетает над этими краями нечасто.
* * *
Сбежав от всех и прихватив с собой старый коврик с размахрившимися нитками на концах, ухожу на заброшенную веранду. Мир окрашен в зелёный, даже потёки облупившейся краски на её стенах, сплошь заросших плющом. Краем глаза я поглядываю во двор, где пара Крыс гоняют мяч, и - удивительное дело - пока без драки и ссор. Солнечные блики проникают сюда и мерцают под веками, а далёкий звон цикад превращается в рокот волн. Море я видел два раза в жизни, когда Пауки разрешили мне наконец поехать вместе со всеми. Кажется, даже слышу пронзительные крики чаек и вдыхаю соленый воздух...
Приходит синеволосый Мертвец, шаркая сандалиями, словно подбирающийся к жертве зомби, отпихивает меня и плюхается рядом. Из плеера приглушённо льется знакомая мелодия.
- гнусаво тянем мы с Мертвецом, подпевая надрывному голосу.
Жёлтые блики сливаются в одно целое, я, как в раннем детстве, нажимаю на глазное яблоко, и потолок над нами раздваивается... Но что-то мешает: то ли скрип колёс, то ли чье-то ненужное присутствие.
С трудом разлепляю веки: на пороге веранды Курильщик. С круглыми от удивления глазами. Чёрт бы побрал этого бывшего фазана из четвёртой, что он тут забыл?
- А... я не знал, что вы тут, - бормочет он. - Сфинкс искал вас... тебя.
- Надо было обратиться к предсказаниям по полёту летучей мыши, количеству съеденной штукатурки и цвету побелки, - ворчу я. - Ну, на худой конец у Табаки бы спросили, где я.
- А разве он знает? - спрашивает тот, глядя куда-то в сторону от нас.
- Он знает всё, - начинаю я. И только тут до меня доходит, что рука моя до сих пор покоится на голой шее Мертвеца, крашеные синькой волосы задевают мне плечо, да и лежим мы слишком тесно.
- Видишь ли, Курильщик, в то время как нормальные люди медитируют в такую прекрасную погоду, ты... - бодро и с воодушевлением начинаю я, но тут просыпается полузаснувший Мертвец.
Он приоткрывает глаза цвета тёмного бутылочного стекла, мигом оценивает обстановку и зажмуривается, блаженно улыбаясь. Потягивается и, как бы невзначай оперевшись о моё плечо, поднимается с матраса. Курильщик внимательно рассматривает свою красивую обувь, и уши у него уже красные.
Мы переглядываемся, Мертвец ухмыляется: хватит.
- Сфинкс хотел переговорить с тобой и поручил мне... то есть, попросил, - он сбивается, выдыхает и продолжает. - Если я, когда поеду по своим делам, случайно тебя встречу, то передам...
Бедный, гордый Курильщик, которому так хочется показать, что он ни в коем случае не может быть на побегушках у Сфинкса. Ну разве только случайно...
- А что же сам не пришёл? - интересуется Мертвец.
- Занят, - отрывисто бросает Курильщик.
Кто-то уверенно топает в сторону веранды и заглядывает к нам - оказывается, это Гибрид.
- Скоро ужин, - мечтательно говорит он, словно для этого и тащился сюда. - Будет молочное суфле и повидло.
- Отлично, - бормочет Мертвец и затягивается сигаретой, медленно зеленея. Посторонний человек, вроде Курильщика, может подумать, что до ужина он точно не доживёт, но я знаю, что это не так.
- Я...- начинает бывший Фазан, но его прерывают.
- Замечательно, Курильщик, можешь прийти к нам на похороны.
- А...Чьи?
- Ну как чьи, - деловито сообщает Мертвец. - Наши.
- Отпевание и последующее воскресение прилагаются! - я делаю невыносимо строгую физиономию. Как она сочетается с зелёными очками, понятия не имею. - Разве ты до сих пор не в курсе, что кое-кто живёт уже не первый раз, а кто именно - пора бы уже догадаться.
И сурово, со значением смотрю на Курильщика сквозь очки.
Мертвец мерзко хихикает, я скалю зубы. Нервный извращенец, клоун, сводник - кто я там ещё в его глазах? Поистине, этот малый так и остался в душе Фазаном, и никакой четвёртой его не исправить.
Мертвец закрывает глаза, я кладу руку ему на лоб.
Курильщик бледнеет и тоже становится похож цветом на курящего Мертвеца. Или просто на мертвеца.
- Я, п-пожалуй, пойду, - бормочет он.
- Да-да, - ласково и грустно улыбаюсь я и делаю широкий приглашающий жест. - Надеюсь, Сфинкс успеет к погребению, которое состоится в полночь. С собой иметь: серебряную монету - одна штука, кол осиновый - одна штука, красное вино Шато-Глико 1845 года - одна бутылка...
- Две, - встревает Мертвец, открывая глаз.
- На худой конец, можно и текилу, конечно.
Мой приятель издаёт хриплый горловой звук, как при последнем издыхании.
Улепётывающий Курильщик выглядит весьма забавно.
Мертвец тихо ржёт, я театрально развожу руками: "не вынесла душа поэта", что поделаешь. Ко всему привыкший Гибрид ухмыляется, и мы отправляемся на ужин.
* * *
Габи - это рост почти под метр восемьдесят, длиннющие и бесконечные, как Ниагара, ноги, и вечно призывная улыбка ярко накрашенных губ. Сейчас - фиолетовой помадой.
Почему-то Габи не очень удивляется моему предложению. С минуту молчит, пережёвывая жвачку, а я жду.
- А что мне за это бу-удет? - кокетливо тянет она и смотрит мне прямо в очки. Наверное, любуется своим распрекрасным отражением.
- Ничего не будет, поверь, - убеждённо говорю я. - Никто ничего не узнает.
Она замолкает, сбитая с толку, а я говорю как можно небрежнее:
- Сама подумай: во-первых, вожак. Во-вторых, давно пора отменить этот чёртов запрет, неужели ты не согласна?
- Ты хитрый, - констатирует она, выдувая пузырь из жвачки. Он с шумом лопается на губах. - Да нафиг ему это надо! О чём мне с ним говорить?
"А надо ли с ним много говорить?"
- Ты не права, милая, - улыбаюсь и посылаю многообещающий взгляд сквозь очки. - Ему, конечно, надо, так же, как нам всем. К тому же я видел не раз, как он возле тебя останавливался, да и ты замечала - к чему бы это, сечёшь?
Это правда. Габи частенько отирается на Перекрёстке, и я замечал пару раз, что Слепой, проходя мимо неё, останавливается, оборачивается, словно споткнувшись или что-то увидев.
- Он чует мои фероны, - самодовольно говорит она, щуря густо накрашенные глаза.- Даром что слепой.
- Э... Ты хотела сказать "феромоны", - вежливо поправляю я.
- Ну да.
Предлагаю ей сигарету, и мы закуриваем.
Хрен знает, может, и верно. Скорее всего вожак четвёртой действительно что-то чует, кроме остро-сладкого запаха духов, которые Габи ежедневно на себя выливает...
- Тебе-то зачем это нужно? - она сужает глаза. - А, знаю: подкатывать к Мухе без проблем.
- Габи, Габи, как ты могла подумать! - я прикладываю руку к сердцу, натыкаясь на капроновую бабочку на шее, приобретённую у Табаки в меняльный день.
- Все говорят, - она небрежно стряхивает пепел на ковровую дорожку. Фикус в кадке подозрительно смотрит на нас своими запылёнными листьями. Дым вьётся кверху. - Что ты в ней такого нашёл? Ни кожи, ни рожи, Вот и Рыжая тоже...
- Ерунда! - возмущённо перебиваю её, не давая увести разговор в опасное русло. Ревность её мне сейчас ни к чему. - Это исключительно забота о моём приятеле, и... кроме того, физиологические потребности организма таковы, что, когда он растёт и, хм, развивается, как ты знаешь из биологии...
Габи фыркает.
- Не забивай мне голову всякой хернёй! Что-то я не верю, что он ещё ни с кем не переспал.
- Уверен, - заявляю я авторитетным тоном. - А, зная твои исключительные способности... И потом, разве тебе его не жаль?
Она закатывает глаза.
Действительно. Вожак. И ещё ни с кем. Дикость какая-то. Совсем непорядок.
На Перекрёсток заявляется Пёс в ярком пиджаке и удобно располагается на диване в противоположном углу. В руках у него пластиковый стаканчик с колой. Мельком оглядывает нас мрачным, любопытным взором и перестаёт замечать. Старательно делает вид, что он тут один, но я прямо вижу его вытянувшиеся в нашу сторону уши.
- Этот запрет совершенно лишний, - тихо говорю я. - Хреновый и никому не нужный. А я поговорю с ним потом. И всем будет только лучше.
- Ну, ладно, хватит нудеть, - снисходительно бросает она и капризно добавляет: - Но он же мне до плеча еле достаёт.
- Какие мелочи! Это ведь гораздо лучше, чем какой-нибудь Пёс или Ящик...
Слово вырывается случайно.
Глаза Габи темнеют, улыбка соскальзывает с лица, а губы сжимаются чуть не в полоску.
- Ящики - пошли они нахрен, - цедит сквозь зубы. - Ни в жизнь, никогда, и если ты, Рыжий, ещё раз напомнишь..
Я извиняюсь несколько раз, обещаю, что это не повторится. Обещаю угостить кофе, прямо сейчас.
Она берёт меня под руку, и мы гордо удаляемся мимо застывшего на диване Пса в сторону Кофейника.
Вслед нам несётся шелест пролитого на пол напитка, шипение и бесполезные ругательства.
* * *
- Без очков вам гораздо лучше, - удивлённо говорит Курильщик, но я, оглядываясь, быстро водружаю их назад.
- Так видишь вокруг гораздо меньше энтропии или не видишь её совсем. К тому же, картины экспрессионистов, Курильщик, - ухмыляюсь я и указываю на стену, где изображена неизвестная науке рыба с костистыми плавниками-крыльями. - Так вот, эти самые картины смотрятся гораздо эффектнее в зелёном цвете.
Курильщик моргает, слыша мои слова, и вид у него при этом такой, словно при нём папуас из далёкой Африки заговорил по-французски. Ей-богу, он, наверное, думал, что я неграмотный.
- А почему... - вдруг начинает он, но я уже слышу визги из нашей комнаты. Хлопает дверь, и ко мне бежит взволнованный Белобрюх.
Ясно, пора возвращаться - наверняка кто-то с кем-то сцепился. Из-за какой-нибудь майки, лосьона или очереди в умывальник. Торопливо прощаюсь: мои разборки с Крысками - не для нежной психики колясника из четвёртой. Хотя, может я и ошибаюсь насчёт его психики...
- В другой раз, Курильщик, - вежливо скалю зубы и поправляю бабочку на шее. - В другой раз.
Он вздыхает.
С ходу врезаюсь в драку и получаю за это скользящее касание бритвой - тупой, но от этого не менее больно. Разгоняю их - вначале на ультразвуке, потом нормальным голосом, выясняю, кто "первый начал", кто "захапал чужое", а кто просто ввязался в ссору, чтобы помочь приятелю. Лосьон от прыщей или спальный мешок - вообще больные темы, из-за них некоторые готовы грызться постоянно. Не исключая внезапно появившегося желания полоснуть себя бритвой из-за тех же злосчастных прыщей и неудавшейся жизни.
В такие моменты я искренне завидую жёсткой палочной дисциплине у Псов и даже Стервятнику с его "тихими" - те хоть почти не дерутся.
Из столовой на крики является Мертвец, шипит нечто вроде "что опять не поделили эти придурки". Они с Белобрюхом вытирают кровь, обрабатывают порезы и ссадины. Пауков каждый раз вызывать неохота, только в самых крайних случаях. На Крыс у них, кажется, уже аллергия. Всё необходимое, от перекиси до бинтов, я храню в небольшом "сейфе", ключи от которого есть только у меня и Мертвеца.
Через полчаса взъерошенные и всё ещё огрызающиеся противники разогнаны по разным углам и сидят, дуясь друг на друга. Теперь можно и отдохнуть: спина под корсетом начинает ныть, да и порезанная рука даёт о себе знать. Мертвец устало вздыхает - несладко порой быть правой рукой вожака Крыс. Закрываю глаза и падаю на спальный мешок - пусть видят, как они утомили человека.
Но тишина у Крыс никогда не длится долго.
В противоположном углу начинают резаться в карты. Кто-то ставит кассету и потихоньку включает магнитофон...
* * *
Текила у Стервятника отменная. В голове всё плывёт, ноги подчиняются не сразу, галстук-бабочка давит шею. Сам вожак третьей отстукивает ритм тростью и напевает не очень впопад под гитарные изощрения Валета. Откуда-то приносят полузамёрзшего Табаки, и веселье продолжается.
Нанетта дремлет тут же, в блюде с бутербродами, то есть в том, где они недавно были.
Отсюда мне слышно, как у Крыс, временно оставленных на Мертвеца, магнитофон включён на полную мощность. Игги Поп надрывается, а я представляю себе их радость - дорвались-таки до счастья. Подозреваю, что мороки мне теперь будет куда больше, но пока не хочется об этом думать.
Ведь теперь и Рыжая сможет приходить к нам вполне свободно...
Трам-парам! Я невольно вижу себя танцующим на канате - этого ещё не хватало!
- Раз-два-три - танцуют все! - заявляю я и приглашаю кого-то слишком широким жестом, это оказывается вожак четвёртой. Раз-два, шаг в сторону - опасность сверзиться с каната, но мне смешно. Худое плечо под свитером вздрагивает, Слепой кривит губы в усмешке и даже сам отсчитывает шаги - удивительно! Похоже, он немного ошалел от всеобщей радости и веселья по поводу своего закона.
Горбач тут же начинает подыгрывать нам на флейте. Канат короток, и мы постоянно на что-то натыкаемся: он не видит ничего, а я - весьма туманно. И вообще непонятно, кто кого ведёт - Слепой меня или я его. Горбач не поспевает за нашим "вальсом". Поднимается лёгкий шум, Лэри хлопает в ладоши, Валет утомлённо кладёт голову на гриф гитары, я же натыкаюсь взглядом на лицо Сфинкса, слегка удивлённое. Поправляю очки и широко улыбаюсь. Накануне мне стоило немалого труда успокоить его, что Габи в четвёртой не появится.
Во всяком случае, не станет посещать их слишком часто.
- Да здравствует Новый закон! - кричу радостно. Меня поддерживают нестройные согласные выкрики, звон чьих-то стаканов, раскрасневшийся Македонский робко ухмыляется. Стервятник нюхает свой стакан и подозрительно щурит тёмно-жёлтые глаза.
Закрываю глаза - канат кажется бесконечно длинным, прочным, но упругим и живым... Опять натыкаемся на кого-то, Горбач с преувеличенной досадой вздыхает, начинает играть сначала.
Пол подрагивает под ногами, и мы едва не валимся к чёртовой матери и к всеобщему веселью, но снова поднимаемся.
- Шоу маст гоу он, Рыжий? - слышу за спиной едкий шёпот Сфинкса. Небрежно киваю: всё верно.
Но мне это нравится, Мудрая Кошка.
* * *
- Рыжий, у меня сломался плеер!
- Попробуй выключать его хотя бы раз в неделю, - бормочу я, не открывая глаз. - Ладно, давай сюда.
- Рыжий, у меня пропала чашка, этот придурок её забрал!
- Рыжий, Гибрид украл у меня наушники!
- Он не ест наушники, - хмыкаю я.
Взрыв смеха вокруг. Красный Гибрид возвращает наушники на место.
- Рыжий, ничего не помогает, - почти истеричный шёпот. - Этот грёбаный крем...
Крысёнок злобно фыркает и высказывает всё, что думает о креме от прыщей и его создателе.
Вздыхаю.
- Возьми другое средство, там, в шкафу.
Говорю, какое именно. На случай таких истерик у меня хранится чуть ли не батарея всякой ненужной косметики, которая перепадает мне от Крысы.
- Рыжий...
- Эй, всё, братцы, приём окончен.
Я лежу, закинув руки за голову, на временно перенесённой сюда раскладушке, которая дьявольски скрипит при каждом движении. Занимаю её по праву главного.
Впрочем, на лежак никто и не претендует. Никому из Крысят она и даром не нужна. Им хорошо в своих мешках, на подоконниках и в коридорах.
- Рыжий...
Сурово хмурю брови.
- Ну Рыжий... - горестным тоном. - Что мне делать, она мне не даёт. И вообще... Посоветуй что-нибудь, а?
Кашляю и поворачиваюсь всем телом под ужасающий скрип пружин, так что едва не сваливаюсь на пол.
Новый закон, однако, внёс коррективы в их жалобы. Думал ли я об этом, когда уламывал Слепого?
- Ни хрена ты не понял! - возражаю я. - Расскажи ей что-то интересное.
Крыс задумчиво морщит лоб и напускает на узкую мордочку серьёзное выражение. Джинсы с заклёпками, цветная футболка, модная причёска с крашеной чёлкой и неизменный проводок наушника от плеера. Одно ухо свободно, по случаю разговора со мной. Всё как у всех. Действительно, удивлять, наверное, нечем, но...
- Подари ей кассету с записями.
- Кассету?! - очевидно, я замахнулся на святое.
- С любимыми записями, - уточняю я. - Послушаете вместе.
- Да ну нахер... - тянет Крысёнок, потом задумывается и убегает.
Времена отчётливо меняются. Скоро они побегут к вожакам с жалобами на разбитые сердца, а не плееры...
* * *
- Хорошая погода сегодня, - вежливо говорит Стервятник. Длинными пальцами правой руки он рассеянно поправляет необычный гранёный перстень на пальце.
- Замечательная, - бурчу я. Голова после вчерашнего дня рождения одного из Крысят гудит, да и недосып ощущается.
- И даже не дует.
- Это точно.
Я жду. У вожака третьей явно какая-то просьба, иначе бы он не подошёл на Перекрёстке к развалившемуся на диване Рыжему с перевязанной головой, то есть ко мне.
- Видишь ли... - он постукивает тростью о пол, уставившись в пол своими застывшими кусочками янтаря, и делает многозначительную паузу. - До меня... м-м... дошли слухи, что ты, Рыжий, э-э... помогаешь своим подопечным на пути в царство Венеры.
У меня даже перестаёт болеть голова. Что он имеет в виду?
- Моя главная задача в том, чтобы не дать им попасть в царство Аида, - хмыкаю я.- Смотреть, чтобы не поубивали друг друга, короче. А остальное...
- Тем не менее я хочу кое-что у тебя попросить, - решительно собравшись с духом, восклицает Стервятник. - Если тебе не сложно. Откровенно говоря, не думал, что в этом возникнет необходимость... так скоро. Ты же знаешь мой контингент...
Я вздыхаю. Умеет Большая птица напустить туману, выражаясь изысканно. Вдруг меня осеняет!
- Потребности растущего организма, э-э... И Новый закон...
- Да понял я, понял, - перебиваю его. - Эти штуки нужны? Могу одолжить, пока есть, не жалко, - я запускаю руку в глубокий карман сумки, которая со мной почти постоянно, вытаскиваю сначала плеер, потом замотанную в клеёнку небольшую пачку презервативов.
Стервятник вздрагивает и слегка морщится:
- Тише. Не... так много, Рыжий. Пожалуй, я...
- Бери все, пока даю. Только чур, в следующий раз заказ делим на двоих, - перебиваю я громким шёпотом. Кого тут стесняться? Слона, который ползает неподалёку?
Стервятник оглядывается и забирает всю пачку, с таким видом, словно делает мне одолжение.
- Благодарю.
- Не стоит благодарности, это подарок. От нашей стаи - вашей, - ухмыляюсь я. - Свои люди - сочтёмся.
Стервятник сдержанно кивает, снова благодарит, при этом улыбка тенью скользит по губам, и удаляется под стук своей трости.
* * *
Моя беда - я слишком много помню и, может быть, слишком много видел. Я видел, как загибался от неизлечимой болезни Леопард, я помню Стервятника с застывшими глазами человека-тени после смерти брата, я знаю, как травят неугодного в стае Псы... Себя, полумёртвого и болезненного, как ни странно, я вспоминаю редко - как будто и не у меня было это "могильное" детство.
Но ту треклятую Длинную ночь я не хочу помнить совсем, а забыть трудно, как ни старайся.
...У двери стоит Соломон, плотный, здоровый парень с бесцветным волосами и маленькими глазками, которые смотрят порой внутрь себя и что-то там выискивают. Сейчас он глядит угрожающе. Меня передёргивает.
Среди Крысят этот всегда был тихим шизофреником, вялым и спокойным, но вот поди ж ты. Весна, гормоны или просто недодали вовремя таблеток - хрен знает, отчего у этих психов бывает обострение. Но ему взбрело в голову, что я пытаюсь занять его место вожака в стае. Раздвоение личности, не иначе. А в напарники взял себе долговязого тощего Фитиля и Дона, которые давно меня недолюбливают. Ведут они себя всё наглее, всё чаще уединяются и о чём-то разговаривают, провожая меня презрительными взглядами.
Окольными путями, от других я узнаЮ, что у этой шайки есть нож, а значит, приходится и себе приобрести такое же оружие, которое таскаю с собой постоянно. На всякий случай.
С этих пор мне нет покоя ни днём, ни ночью. Шатаюсь по коридорам до поздней ночи. Не дожидаться же, пока тебя укокошат... Больше недели уже не ночую в комнате. Хожу со спальным мешком за плечами на Перекрёсток и жду, пока остальные не разойдутся. Иногда компанию мне составляет Слон, бродящий возле подоконников. Мертвец под покровом ночи приносит мне плед и сигареты.
Стараюсь до рассвета вернуться обратно, но ночами трясусь от страха. Перекрёсток - не спасение. Пару ночей провожу у Стервятника, среди его Птиц.
"Твоя сестричка тебе не поможет, гнида. И на Ральфа не надейся, он ничего не узнает", - нахожу в своём мешке очередную записку. Они изощряются в гадостях. Психи. Нож где-то прячут, мы с Мертвецом не можем его найти.
Время неумолимо катится к Самой Длинной Ночи, и мы встречаем её - кто как, а я - с дрожью и ужасом ожидания непоправимого.
...Выбираюсь из своего спального укрытия, прокрадываюсь до комнаты и заглядываю туда: Крысы дремлют, как будто уснувшие навеки. Мертвец тоже спит, я поворачиваю голову вправо - так и есть: мешки моих недоброжелателей пусты. Значит, где-то поджидают меня втроём.
К чёрту очки, надо бежать.
Двигаюсь как в тёмном, дурном, навязчивом сне. Успеть бы вовремя проснуться...
В висках стучит, но спать нельзя, тем более в такую ночь. Чувствуя себя загнанным зверьком, крадусь вдоль стены, потом всё же бегу.
На стенах проступают давно стёртые и замазанные рисунки тех, кого давно уже нет, я вскрикиваю и... проваливаюсь куда-то... где под ногами мягкий дёрн, трава. Спотыкаюсь и почти падаю, цепляя чьи-то гибкие стебли.
Чёрт! Только не это, не сейчас...
За мною - шаги, шорохи и угрожающие шёпот в кромешной тьме. Кто-то ухает в вышине, и волосы у меня на голове начинают шевелиться. Если я доживу до конца этой Ночи...
Задыхаюсь от бесцельного метания по коридору, облизываю пересохшие губы.
Добраться до...
И-за угла появляется человек с лезвием в руках, я кричу и шарахаюсь в сторону, впечатываясь в стену.
Горло схватывает отчаянием, из него вырывается хрип.
Они не дадут. Не дадут мне дойти.
Наш Шериф наверняка дрыхнет на своём этаже и видит десятый сон, да и я не идиот тащиться наверх в этой скалящей зубы тьме.
Остаётся Ральф. Или...
Нет, не хочу погибать, так нелепо. Ты же живуч, как кошка, Рыжий, мать твою?! Вот так вот просто сверзиться с каната?
Несусь что есть силы, натыкаясь на какие-то стволы, хлюпает под ногами вода...
Не думать об этом, не бояться.
Трава исчезает, истаивает, как туман, внизу снова твёрдый знакомый пол.
За спиной далеко - бегут и кричат, различаю, как ни странно, голоса Сфинкса и даже Табаки.
Вот, наконец.
Я колочу в дверь изо всех сил, но она закрыта. Цепенею от ужаса. Слышу быстрые шаги моих преследователей и выхватываю нож.
В глаза бьёт свет от фонариков. Чёртовы уроды. Кто-то чёрный прыгает ко мне, я отскакиваю и тычу ножом наугад.
Главное, беречь горло.
Щёку обжигает острое, потом вспыхивает боль в ключице. Машинально вытираю мокрое и липкое на лице и едва уворачиваясь, впиваюсь зубами в чью-то руку, вырываюсь, пиная ногами кого-то не видного в темноте, и чудом уворачиваюсь от бритвы. Она пропарывает кожу ладони, и кровь в мертвенном свете фонариков кажется мне чёрной. Сердце грохочет в груди.
Врываюсь в какой-то туалет и захлопываю дверь на задвижку.
Кабинка. Но тут кто-то есть.
- Чего орёшь? Ночь ведь ещё не закончилась, верно?
- Меня, между прочим, убивают!! Втроём! - я противен сам себе, своей истерикой, трясутся руки и уже еле выговариваются слова, но плевать. Слышу, как срывается с петель дверь.
Вжимаюсь в стену кабинки и сползаю на пол. Слепой, наоборот, поднимается.
Слышу крики вбежавших Соломона и Фитиля, замешкавшихся при виде вожака.
Слышу их визги и громкий голос словно ниоткуда появившегося воспитателя четвёртой, ругань и гневные окрики - кто-то вырвался и сбежал, но это ненадолго. Ральф всегда доводит дело до конца.
Неожиданно слышу писк Слона, такой неуместный тут.
Прикрываю глаза и перевожу дух, снова трогаю щёку. Саднит неслабо порезанная рука, болит ключица.
Но, кажется, всё закончено.
Финита ля...
* * *
Липкий пол, кое-где всё ещё не просохший после вчерашней "уборки", аккуратно распиханные по углам в угол кучки мусора, жвачки, пластиковые бутылки... Особенно чисто только там, где вчера возились со шваброй и тряпкой я да Белобрюх. Эх, мне бы ещё три-четыре таких состайника, и мы бы уж точно справились и привели комнату в терпимый вид ещё до выпуска.
Особенно если бы начали прямо сейчас...
В комнату забегает, стуча каблуками, вертлявый Мартышка и обозревает окрестности в поисках курева. Наш Крысо-лог. Затем хорошо поставленным голосом разносчика новостей вдруг сообщает:
- Я видел Рыжую с Лордом, только что. Они прогуливались вместе.
И косо на меня посматривает.
Ну, прогуливались и ладно. Зачем же так орать?
Я почти физически ощущаю, как у розы на моей щеке прорастают шипы и обретают колкость. Мысленно радуюсь, что это только роза, а не чёрная тварюшка с острыми зубками, как у черноволосой летунши с зеркалами на одежде...
Напасть пришла откуда не ждали - я не слишком-то рад выбору моей огненноволосой подруги. Но попробуй скажи хоть слово - а я уж пытался - и получишь в ответ снисходительный и укоризненный взгляд: она всё в своей жизни привыкла решать сама. Спорить с Рыжей так же нелепо, как ловить руками высоко парящую чайку. А я для неё вовсе не главная Крыса, а всего лишь непутёвый младший братец, о котором нужно заботиться... Хотя в последнее время я вижу её всё реже.
- Гибрид! - рявкаю я, видя, как он под шумок подбирается к многострадальному алоэ, полуобгрызенному уже. - Кончай его жрать, подавишься же и сдохнешь!
Пара Крыс начинает ржать, будто услышали невесть что смешное. Полноватый Гибрид конфузится и отворачивается. А мне становится даже немного стыдно - срываю своё недовольство на несчастном. Хреновый из меня вожак. Известно же, что Гибрид может лопать всё без ущерба для здоровья.
Настроение портится слишком стремительно, я плюю на всё и иду в Кофейник, мечтая встретить по пути Стервятника. Похоже, сегодня меня не спасёт никакая горькая настойка.
* * *
"Ну что же ты, Рыжик? Лови мяч!" - слышу я во сне знакомый голос и просыпаюсь. Тоска накрывает с головой.
Скоро выпуск. Сфинкс ходит как в воду опущенный. А я... Я тоже сделал свой выбор.
Её я вижу редко, и о Лорде мы не разговариваем. Это как табу. Не потому что бесполезно что-то говорить, глядя в черноту упрямых глаз, и даже не оттого, что не хочу видеть в них сочувствие и жалость.
Хоть в своё время я наелся их досыта, до отвала.
Я боюсь. Этот страх - оттуда, из моего "могильного" детства. Боюсь, что дам уговорить себя и пойду вслед за ними туда, где бывать не хочу, на эту Изнанку, куда Рыжую тянуло всегда. Туда, где все они, прирученные или приручившие её саму - сейчас уже трудно понять.
Ненависть к принцу прорастает во мне сорной травой, светит болотными огнями. Даже придурковато-злобный и жалкий Соломон, которому втайне ношу еду в подвал, или Фитиль, покаянно таскающийся за мной после всех событий Самой Длинной Ночи, - даже их я сразу простил. Лорда не могу.
Ради него - или ради своей давней мечты - она согласилась лежать бесчувственным, безъязыким полутрупом, в ожидании чуда от Вожака. Я не успел, я запутался, и взмах чаячьего крыла растаял навсегда в небе Изнанки. Рыжая...
* * *
Она всхлипывает и бросается мне на шею.
Она стала совсем другой, а я и не заметил, как скоро...
- Прости, Рыжик! Но мы же увидимся! Ты ведь к нам заглянешь, правда? Передумаешь и придёшь?
Она обнимает меня крепко-крепко, вешает на шею маленький камешек-амулет на тесёмке и всё говорит-говорит - хрупкая и стремительная, порывистая, обжигающая рыжим огнём...
- Ну, я... Конечно... Да. Рыжая, я... Зачем ты?... - бормочу что-то несуразное, и густая копна волос снова касается моего плеча и щекочет щёку.
Слёзы уже просохли, и она улыбается.
- Ладно, иди, а то опоздаешь...
И тут же самовольно стаскивает мои очки, давно приросшую ко мне оптику. Замолкает.
- Не надо, Рыжий, - требовательно говорит, гладя меня по щеке.
- Не буду, - обещаю я и вытираю глаза. - Отдай эту чёртову оптику.
Былой, давнишний страх парализует меня снова. Не хочу явиться Рыжей во сне злым василиском, несущим смерть.
- Эй, Ры-жий! - крики и дикий свист вдали, грохот тяжёлой машины, рёв мотора. - Ты скоро там?
Подождут.
Беру её за руку и говорю - слишком твёрдо, чтобы верить в свои слова.
- Может быть, когда-нибудь передумаешь ты.
Вглядываюсь в веснушчатое лицо и угольно-чёрные глаза, почти такие же как у меня. Почти.
Рыжая мотает головой, губы её снова начинают дрожать, но она всё ещё улыбается.
Прости, сестрёнка. Может быть, просто закончилось наше детство.
Неважно теперь, буду я сниться тебе или нет.
* * *
Наверное, я его немного удивил. Наверное - с Хозяином Дома никогда нельзя знать точно.
- Что ты собираешься увидеть там интересного, Рыжий? - раздражённо спрашивает он, упираясь невидящим взглядом куда-то в ворот моего пиджака.
И мне становится не по себе. Совсем чуть-чуть.
- Тебе будут открыты другие миры, а ты выбираешь эту серую, тухлую и опасную Наружность.
Иногда он умеет быть красноречивым.
- Ну почему сразу "тухлую и опасную", - осторожно возражаю я.
- А какая она ещё может быть! - голос Слепого прямо дрожит от неприязни к этой самой Наружности.
Хреново, что я вынужден его огорчать.
- Ты можешь быть кем угодно...
- Например, василиском, - кисло улыбаясь, подсказываю ему. - Я хочу повидать этот мир, Слепой. Хочу попробовать его на вкус.
Мой собеседник замолкает, опустив голову и рассеянно поглаживая поверхность стола в пустой классной комнате. Мы молчим оба: он уже всё понял, а мне... впервые ничего не хочется говорить.
"Дурак".
"Знаю. Но... уйти целиком, оставить этот мир навсегда, снова стать Смертью для себя и для всех? Это плохая шутка, Слепой. Прости."
За стеной кто-то врубает магнитофон, и заезженная донельзя кассета опять поёт голосом Меркьюри про своё чёртово шоу.
Слепой вздыхает.
- Что вас там ждёт, вы хоть представляете?
- Да не беспокойся, проживём как-нибудь. У нас есть Чёрный и его автобус, - лихо подмигиваю - сам себе, наверное. Когда-нибудь уже надо лишиться этой оптики. Разбить, что ли, её?
- Удачи, - бесцветным голосом желает он, но вдруг добавляет. - Между прочим, ты в курсе, что Рыжая...
- Знаю, - перебиваю я его. Поправляю очки. Роза на щеке словно впивается в меня несуществующими шипами. - Я знаю. Счастливо тебе, вожак. Не скучай там... без нас.
Случайная встреча с бывшим товарищем по общине, каюсь, выводит меня из себя. А ведь, чёрт подери, должен был предусмотреть появление его на выставке картин Курильщика... Не так уж мало прошло времени с тех пор, как Чёрный возомнил себя обиженным и ушёл, но он почему-то до сих пор удивляется, что его считают предателем. Ушёл в помощники и менеджеры к начинающему художнику. Видеть его и общаться с ним не хочу, хотя, может, со временем и заслужит снисхождение. Чёрный думал, что договариваться с людьми и решать разные вопросы - это так просто. Он не представлял, чего мне стоило убедить некоторых Влиятельных Людей, а проще говоря чиновников муниципалитета, не мешать, а наоборот помочь нашей общине, которую кое-кто называл сектой. Не представлял, как я распинался, рассказывая о Бедных Сиротах, только что из детдома. Да я просто произнёс им душещипательную речь (а не "заплёл им мозги", как выразился этот пёсий вожак), нашёл слова и о сочувствии, и о пользе, которую имел бы от нас город. К сожалению, у этого твердолобого упрямца было другое видение вопроса.
И кто виноват, что на все переговоры с "властями" общим решением всегда посылали именно меня, а не Чёрного с его мрачно-задумчивым и суровым видом? Мы трудились бок о бок в первые, тяжёлые и безденежные времена, но всё же были с ним как на детской качели-доске возле песочницы: когда один на одном конце доски взлетал вверх, другой на противоположном - шлёпался задницей о землю. Однако я надеялся на поддержку и не ожидал подвоха.
А может, всё дело было в том, что однажды в городе он встретил Эрика Циммермана, бывшего Курильщика... К искусству Чёрного всегда тянуло, хотя он в нём и ни черта не смыслил. Знаю, что вечно злиться не буду, но время прощения ещё не пришло.
Сфинкс же, конечно, совсем другое дело. Я даже звал его в общину, и не раз.
Мы с ним как ящерицы: каждое лето сбрасываем кожу старых воспоминаний - и каждую осень обрастаем этой кожей заново... Кожей Дома, которого уже давно нет на старом месте. Чёртово волшебство, никому не нужное, кроме нас.
Однажды в кафе, после нескольких рюмок чего-то крепкого, Сфинкс вдруг предлагает мне хоть ненадолго побывать на другой стороне. Но это уж дудки. Я соскочил с каната - и давно, у меня здесь дела, моя Айне ждёт второго ребёнка, а путешествия в мир иной, о котором иногда с воодушевлением говорю в своих выступлениях на публику - не более чем метафора для других, и они меня не прельщают.
Никто не знает, что я в них верю по-настоящему, и никому не нужно этого знать. Я не Сфинкс, который, по-видимому, может всё, даже жить на два мира. Поэтому вежливо отказываюсь, ссылаясь на непреодолимые преграды и невозможность "бросить хозяйство и людей". В свою очередь, приглашаю его пожить у нас, и настаёт его черёд вздыхать, хмурить лоб и грустно смотреть зелёным взглядом, демонстрируя свои протезы (кажется, опять новые).
...Когда мы расстанемся, я, пожалуй, достану свой старый потрёпанный альбомчик, в который уже лет сто не заглядывал.
На одной из фотографий в нём - все мы, только что вылезшие из автобуса, стоим, сгрудившись возле него, - вчерашние Псы, Крысы, Логи. Снова окунаюсь с головой в тот далёкий и тревожный, жаркий июльский день, ощущаю запах горячей пыли и травы, вижу пушистые шарики одуванчиков у дороги, Мертвеца, вытирающего со лба пот, хнычущего Белобрюха... Солнце слепит нам глаза, кто-то обмахивается кепкой, кто-то пьет из бутылки воду, а Лэри на прощание запечатлевает нас на память, щёлкая затвором допотопного фотоаппарата. Лэри, очень гордый своим статусом новоиспечённого жениха.
В центре, возле серьёзного, сосредоточенного Чёрного, я нахожу себя, рыжего тощего шкета в пиджаке на голое тело, с неизменной розой на щеке. Очки уже сняты - новая жизнь, оптику долой.
В глазах этого почти незнакомого мне парня - безумное, детское любопытство, растерянность и надежда. Они, мне кажется, умеют говорить.
Ну, здравствуй, мой интересный и ещё не изведанный мир. Ты ведь меня заждался, правда?
Примечания
1
Слова из композиции "The Show Must Go On" британской группы "Queen"
2
Слова из композиции "The Show Must Go On" британской группы "Queen"