Остапенко Александр : другие произведения.

Нога

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Поначалу текст писался с истинным графоманским удовольствием. К сожалению, под конец меня предательски покинуло здоровое веселье. Возможно из-за того, что слишком серьезно проникся проблемой :-)

    "   Нога эта - я просто с ума с ней сойду! Опять удрала. И в этот раз неслыханно нагло. В одну секунду я хромаю по проулку, в другую - лечу на тротуар. Сзади подбегает какой-то пожилой шахматист. Его тучное тело наклоняется ко мне.
       - Что с вами? - говорит.
       Поднимает. Смотрит - и, чувствую, начинает млеть."

Нога

День и ночь как две рельсы, между ними шпалы совпадений
Дмитрий Пименов, "Муть"


Моя нога стала жить отдельной жизнью.
Не знаю точно, с каких пор, но факт это неоспоримый. Если бы можно было мириться - не рассказывал бы, а тут такое: Жизни она мне не дает, если коротко.
Ну подумайте сами, разве ж это дело, когда нога по своему желанию идет куда хочет, даже не пытаясь согласовать свои действия со мной, хозяином?! Вот вчера. Ну что за ерунда? Засмотрелся вечером фильмом по телевизору, с Николасом Кейджем, любимым актером, между прочим, и даже не заметил, как она смылась на улицу. И как ведь подло получилось! Встаю с дивана, в туалет хочу податься (извините за деликатную подробность, но ведь тут ничего не поделаешь), и: на тебе! В следующую секунду я уже на полу. Хорошо, что айкидо занимаюсь - привыкший к падениям. Хлопнул рукой по полу для страховки, на звук жена выбежала. Она еще такая сексуальная была.
- Что случилось? - спрашивает.
- Да не видишь, что? - отвечаю. - Нога опять удрала!
Бросилась Лиза мне помогать. Я и без нее справиться мог, не впервой уже одноногим быть, да принял заботу как должное. Сижу на диване, дыхание утихомириваю. А жена вокруг ходит, за голову берется.
- Что ж это? Когда прекратится?! - Обиженный такой голос у Лизки, видать, планы у нее какие на этот вечер были.
- Ай, - говорю, - ладно. Как ушла, так и придет. Не впервой.
Плюнула жена и удалилась в комнату. Раздражало ее мое спокойствие, не понимала, что толку от эмоций нет никакого. А я сидел все и думал. Уже и Кейдж с ума сходить начал, я же наоборот - совершенно успокоился. Не то, чтобы простил беглянку, но что ж делать, когда делать нечего? Лег и стал дальше фильм смотреть. Через несколько минут вспомнил, что в туалет собирался, встал и поскакал на одной ноге. Благо, она была полностью со мной солидарна и не брыкалась, хоть и приходилось работать за двоих.
Кое как утолив нужду, попрыгал я на кухню перекусить чего-нибудь. На столе увидел странную, несвойственную для кухонной утвари вещь - коробку из-под презервативов. Подскочил, взял в руку, а на пол интернет-карта вывалилась. Вот это да, подумал. Истинный символ техногенного общества. Преодолел расстояние до мусорника, выбросил коробку с картой. Решил позже у Лизки спросить, зачем она ее на столе оставила.
Наконец, допрыгал до холодильника. Долго разглядывать его содержимое времени не было - единственная нога от усталости ныть стала. Боясь, как бы и в ней от мучений сознание не проснулось, я налил себе стакан молока и направился в комнату. Пока доскакал, половина на пол выплескалась, футболка взмокрела. Когда я первый глоток делал, Кейдж как раз стекло дубиной в машине разбивал. Глаза сумасшедшие, а я, одноногий, молоко попиваю.
Вышла Лизка из комнаты. "Ну что, нет еще?" Глупый вопрос, но прощаю - уж больно она милая сейчас. Грета-маленькая, вот она кто. Ну, это я так ее называю, когда с косичками и с таким настроением ходит. Волосы мокрые, купалась сегодня. Села на диван рядом и стала единственную ногу мою поглаживать.
- А так даже интереснее, - вдруг слышу. - Одноногенький.
И смеется. Я на нее глядь - превращаюсь в два больших глаза. Нравится, значит, когда твой Родька вот такой одноногий? Эх, читал я про похожие извращения, но чтоб жена моя?.. Ладно, впрочем. Сам еще тот нетрадициал. Взял ее косу и играть ею начал. А Лиза уже с ноги руку убрала. Только мне все труднее дышать становится. Свет вдруг гаснет, только глаза и блестят. Кейдж мертвецов видит, а у меня тут такая жизнь!.. И ноги отсутствие не мешает. А жене - еще и удобнее. В общем, оседлала меня так, что не вывернуться. А в конце смеяться стала, еле в себя пришла. Представляю, что у нее там перед глазами маячило. Нога, одна, длинная: А я все думал на фоне: где ж она, все-таки, ходит?
Через полчаса все вроде бы вернулось к исходной точке. Грета удалилась, медленно превращаясь опять в Лизку, Кейдж успокоился, я почесал пустое место и стал размышлять о гулёне. Где она может быть? В такое время все магазины закрыты, по крайней мере, обувные - точно. Погода не ахти какая, вряд ли ее на улице искать стоит. В баре, значит? Или в бильярд играть пошла? Так ведь для этого деньги нужны. Поскакал я к куртке, посмотреть, не свистнула ли чего, а по пути думал: может, к знакомым подалась? Да, так и оказалось, в кармане денег не нашел. Сперла, значит. Все, теперь ее раньше полуночи ждать нет смысла. А то и под утро завалится. Да еще дружков приведет... Что-то я бредить начинаю. Какие у ног дружки-то?
Пошел я спать, не дождавшись.

Утро началось паршиво. Спросонья про ногу забыл, и, вставая с постели, грохнулся. Незамедлительно заворчала Лизка.
- Елки-палки, - бурчала, - никакого сна с тобой нет. Полночи ворочался, спать мешал. А теперь будит ни свет ни заря.
Гляжу на часы - полдевятого. На работу надо бежать. Но как же - без ноги-то? Прыгаю в туалет и спотыкаюсь. С трудом удерживаюсь. Не надо даже вниз смотреть. Вернулась. Где бродила-то? У, какая грязная! Теперь еще и мыть тебя? Я из-за тебя опять на работу опоздаю. На что ты вообще сейчас способна? Небось не спала совершенно. Фу, перегар-то какой, боже! Что ж мне делать?
Морщась от вони несу ее в ванну. Напор воды на полную катушку. Пар на потолке, вода не успевает всасываться в трубу. Кое-как отмыл, вытер, положил на кресло. Пусть сохнет, я пока завтрак приготовлю. Эх, несчастье, смотреть на тебя больно. Зачем оно тебе, кроме мучений? Мазохистка ты, что ли?
Молчит. Или не может, или не хочет говорить. С одной стороны - вину свою чувствует, с другой - будто обижается на что-то. Не пойму, что я тебе сделал? Ладно, не время сейчас.
Позавтракал и бегом одеваться. Уже на двух ногах вошел в спальню, собрал в охапку джинсы и рубашку, удалился в большую комнату. Ощутимая хромота начинала беспокоить. Показаться врачу, может? Нету времени. А завтра она опять убежит, так что толку? Закрыл дверь на ключ, стал спускаться по лестнице. Уже на улице обнаружил, что в куртке нет денег. Пошарил в штанах. Нашлась ерунда какая-то, на дорогу хватало. А там одолжу, если понадобится.
Сел в троллейбус да и поехал. Людей полно, и никто такому молодому не уступит. А нога стонет. Сядь, кричит. Сядь, не могу я уже! Или выйди - укачивает. Ну нет, думаю, не тебе здесь командовать. И так натерпелся уже, на работу опаздываю. Терпи.
Не вышел - выпрыгнул. Она, конечно, заорала, но если бы не она - тогда я бы не удержался. Вот поганка! Весь запас спокойствия на нее израсходовал. Ту малость, что еще осталась, припас для начальства. Так и представлял себе улыбающееся лицо шефа, произносящего: Родион? Я думал, ты уже давно работаешь!
Очередная засада ждала меня в здании офиса. Отключили лифт. Пришлось карабкаться на девятый этаж.
Эх. Старик, не иначе. Десять минут спустя я в офисе. Охранник сочувствует, коллега-курильщик - безразлично наблюдает. Захожу в свое отделение. На часах - половина одиннадцатого. Всем, кроме шефа, на время начхать. А он только глазом ведет. Ничего не говорит. Вот и ладненько, думаю, пронесло.

Что за жизнь? Нет, это нормально, что в конце дня к шефу позвали. Нет, он прав, что я в последнее время стал часто опаздывать на работу. Да нет же, конечно во всем виноват только я и никто другой. Исправлюсь. Больше не буду. Со здоровьем проблемы. Понимаю, что мои. Учту, и режим восстановлю. Начну с завтрашнего же дня.
Только дело не в этом. Нога - я просто с ума с ней сойду! Опять удрала. И в этот раз неслыханно нагло. В одну секунду я хромаю по проулку, в другую - лечу на тротуар. Сзади подбегает какой-то пожилой шахматист. Его тучное тело наклоняется ко мне.
- Что с вами? - говорит.
Поднимает. Смотрит - и, чувствую, начинает млеть.
- Я же только что видел, как вы нормально шли! - глаза как у динозавра. - Вы одноногий???
Ох уж прицепилось слово это.
- Нет! - не ору, но это не спокойный ответ. Думаю... - Да.
Что за мысли в голове у шахматиста? "Придурок он или нет?", - такие, наверно. Решает, связываться ли со мной. Я ведь и укусить могу.
- Ты где живешь, парень?
Я расслабляюсь. Не ждал, что он такой хороший.
- Там-то, - отвечаю, называю точный адрес. - Доведешь, брат? Тут недалеко.
- Не брат я тебе, но доведу, конечно.
Так и идем. Люди смотрят, я прыгаю, шахматист пыхтит. Видно, некуда ему спешить, раз помогать мне взялся. А так как скучно молча идти, заводит волынку:
- А, черт, ничего понять не могу. Как это ты?..
- Да ты не напрягайся... Как тебя звать? - спрашиваю, зависая на его плече и радуясь красному свету светофора. Дед стоит, ждет и думает, думает:
- Степан я, - бросает коротко. - Только ты не верти. Что с ногой-то?
- Удрала она, - честно отвечаю. А сам прямо кожей чувствую промелькнувшую у Степы мысль.
- Да ты что, сифилитик какой-то? - и такое мерзкое отвращение на лице!
- Ты расслабься, не заразно это, - говорю как можно спокойнее. - Какой там сифилис? Я порядочный человек, у меня жена есть.
- Так и она сифилитичка? - спрашивает, и я не знаю, смеяться или плакать.
- Слушай, мужик, - говорю, - не хочешь, так и не тащи меня! Брось здесь и иди куда шел.
Шахматист вроде как успокоился. Жалость взяла. Понял, наверно, мое плачевное состояние. До конца уже вопросов иных кроме "куда идти?" не задавал. За сто метров до дома сосед попался, Ваня, увидел меня на плече у пожилого ошарашенного гиганта и подскочил.
- Что, опять, сволочь, удрала? - спросил.
Степа опешил. Остановился, зло так сверкнул глазами и чуть не бросил меня на Ваньку. Тот словил и уставился удивленно.
- Чего это он?
- Да так, - говорю. - Не подготовлен мужик к чудесам.
И бессильно так захохотал. Шахматист под этот смех и исчез. Ваня понял, как мне сейчас тяжело, и потащил к дому.

Лиза, Грета-большая, приняла мое слабое тело с грозным взглядом, за который я иногда называл ее Бенитой. Муссолини. Приметив ногу, точнее, её отсутствие, кашлянула.
- Опять?! - заорала на меня, будто я целый день только и занимался тем, что уговаривал ноженьку смыться куда подальше. - Да когда ж это кончится?!
Еще чуть-чуть, и я зарыдаю. Не надо, Лизонька. Пожалуйста, не надо. И без твоего беспокойства худо. К чему еще и тебе нервы изводить? Хватит того, что я сам чуть живой. А нога - она никуда не денется. Вернется, как пить дать. Куда ж она без меня? Ей питаться надо, отдыхать где-то, ночевать...
- Да заткнись ты!!!
Это Бенита. Она орет так, что соседи из-под земли слышат. В мусорнике пачка из-под презервативов на самое дно проваливается, интернет-карта становится опять действительной. Вот как орет моя любимая жена.
- Ты ей столько всего позволяешь, вот она и лезет на голову! - уже тише, но соседи все еще слышат. - Да если б ты... Ну подожди, пусть вернется! Я ее!..
Нет, хватит мне этого. Я отворачиваюсь (Ваня уже давно уложил меня на диван и смылся), утыкаюсь лбом в подушку и выдавливаю слезу.
- Пожалуйста, хватит:
Лиза замирает. Смотрит на мою спину и не шевелится. Чувствую. Опять плюёт, опять уходит. Ее нервы еще более не в порядке, чем мои. Что ж. Я заслужил.
Не успел я успокоиться, слышу - топчется. Оборачиваюсь, перед глазами - черный носок, ботинок сняла в прихожей. Хорошо, что свет не включала. Бениту бы разбудила, не поздоровилось бы тогда.
- Что ж ты? - шепчу, а у самого слезы наворачиваются. - Надо бы не знаю что с тобой сделать, да рука не подымается.
Теперь она - вина-виной. Сама на место встала, чтобы меня не двигать. Чувствую, прощения просит.
- А толку? Завтра же опять удерешь. А у меня тренировка как раз. Ладно - я, сама отдохни хоть.
Дикая судорога была мне ответом.

И все-таки утром я опять остался один. Ночь была беспокойная. Понятно - мне снились ноги. Они скакали вокруг огромного костра, брались за руки и прыгали. Пламя, играючи, подхватывало очередную пару разных (как правило, разнополых) ног и возносило над поляной, поднимая на второй этаж, пол которого был измазан смальцем. Повсюду виднелись следы от ступней любых размеров. В одной из комнат оказалась огромная зала. У стены расположились чисто выбритые женские ноги, играющие на виолончелях. В дальнем конце, одетая в праздничный черный носок с аккуратной белой полоской, стояла еще одна конечность. Пальцы ее были приподняты в знак торжественности происходящего. Затем распахнулась дверь и в комнату влетели ангельские ножки на крылышках. Они несли длинное вышитое полотенце, под которым шествовало несколько десятков смеющихся ног в солидных одеждах. Их опережали две самые нарядные. От них так и веяло счастьем и еще чем-то, чего нельзя было уловить. Можно было только сказать, что душок этот был не из приятных...
Чем закончилась эта торжественная сцена, я так и не увидел. Проснулся. И только успел услышать, как хлопнула дверь. Эх, подумал. Не мой это сон. Не мой!..
Позавтракал. Поскакал к соседу, Евгению Николаевичу. Взял у него костыль, заверив, что вечером верну. Сказал, что если вовремя не попаду на работу - уволят. Старик несколько минут отпирался, потом согласился, как только услышал про водку.
Шеф и работники страшно удивились. Как это - вчера на двоих прибыл, хоть и с опозданием, а теперь вот с костылем. Расспрашивать стали, налетели без очереди. Я всех отфутболил, сказал, что нет сил отвечать. Когда совсем уж утомили, решил огорошить сволочей:
- Трамвай перерезал, - сказал. - Поскользнулся на масле.
Странно так покосился на меня глаз толпы. Затем, наконец, отцепились. Работалось спокойно. Одна только мысль тревожила: как она, нога-то, сейчас? Если раньше меня домой вернется, достанется бедняге. Бенита моя, небось, уже и прут приготовила.
Только зря волновался. Как вышел вечером из офиса, так нога меня и нашла. Не успел опомниться, как уже стоял на своих двоих. Блудная конечность болела, пальцы почему-то - особенно. Пятка тоже ныла. Но в целом оказалось лучше, чем ожидалось.
Раз ты нашлась, - решил, - схожу на тренировку. Нет, не бойся, участвовать не буду, только зрителем.

А вечером меня встретило гробовое молчание пустой квартиры. Только я разделся и свет включил - примчалась от соседей Лиза. Грета-большая. Бенита.
- Что случилось?
- Не шлялся бы допоздна, сам все знал бы, - сказала. - Кто-то сегодня до смерти старика Николаича избил. Умер он по дороге в больницу.
Я опешил. Как умер?! От чего?! Что произошло?!
- Да неизвестно ничего. Кто был, непонятно. Нашли его соседи, полз бедняга, - тут Лизка заплакала, - по полу. Весь в крови и таких страшных синяках... Говорят, что ногами его избили. От побоев и скончался.
Эта новость меня огорошила. Какие могут быть враги у инвалида? Чтоб зверски так... И тут мерзкая догадка поползла по телу. Ноющая боль в пальцах усилилась, когда я обратил взгляд к ноге.
- Ты это была?! - заорал я, не сдержавшись.
- Что ты?! - слезливо ответила Лиза, стоявшая рядом и решившая, что я разговариваю с ней.
- Да не ты, дура! - огрызнулся и ушел в спальню.
Лиза еще долго не приходила. Когда я уже почти уснул, жена распахнула дверь, включила свет и села на край постели.
- Ты должен пойти и все рассказать! - жестко сказала она.
Я жмурил глаза и ничего не понимал.
- Что? Куда пойти?
- В милицию. Все рассказать. Бедный Николаич, - всхлипнула.

За что ж ты его так? За что? Иду и думаю. Нога, сволочь, молчит. Старика избила, не отрицает, а за что?.. Нет, это все действительно какое-то сумасшествие. Скажи, родная, ты меня решила до психушки довести? Что за фокусы ты устраиваешь? Это уже не хулиганство. Это убийство! Что же он тебе такого сделал? Не понимаю!
Хромая, вошел в участок. Сказать, что это я избил Николаича было тяжело. Но если бы я начал со слов "моя нога" - они точно не стали бы дослушивать. Оставалось одно:
- Вчера у нас в доме избили соседа. Евгения Николаича...
Наконец, я попал к тому, кто готов был слушать. Следователь Германенко, у которого голова распухла от нерешенных дел, несмотря ни на что, являлся человеком. С причитающимся стремлением к справедливости. Поэтому как только я дошел до сути, он встрепенулся и врезал мне по зубам железным кулаком. Какое айкидо? Против этого тысячу раз утопленного в спирте бюрократа с золотыми зубами? Да-да! Хорошо хоть, он ничего мне не сломал.
Очнулся я один в одиночной камере. Весь - сплошной синяк. Ноги не было. Особо волноваться я не стал. Знает ведь, что сейчас никуда отдаляться не стоит. Особенно на глазах у других. Иначе - крышка. Если хоть раз засекут меня без ноги - ее непричастности конец. Правда, мне от этого легче не будет. Всегда ведь могут обвинить в подстрекательстве. Тем более, что нога не чужая, а собственная.
Огляделся. Вот она, родимая. Рядом лежит. Как будто уснула. Ан нет, зашевелилась. Подошла ко мне. Что это за движение пальцами? Не понимаю я твоего языка. Ладно, присоединяйся. Что тут скажешь? Мое. Родное. Хоть и мерзость по сути.

Симпатичного мне выделили адвоката. Ольга Михайловна - представилась. Просто Ольгой называть не разрешила. Я изложил ей суть дела со своей колокольни. Затем ответил на сотню вопросов. То и дело она говорила "что-что?" и приходилось повторять. Со слухом у нее явно были проблемы.
- Вы не волнуйтесь, - сказала защитница, доверительно глядя мне в глаза. - Я вас хорошо понимаю. И алиби у вас есть.
- Что ж вы понимаете? - Говорю. - У вас нога по городу не разгуливает!
- Что-что? - не расслышала Ольга Михайловна. - Ах, да! Нога - нет, а вот ухо...
И тут она приподнимает волосы, открыв левую щеку. То, что предстает перед моими глазами, ошарашивает. Чего-чего, а уха там точно нет.

Сон быстро проходит, когда в камеру влетает Лизка. Напряжена, как пружина. Нервная такая. Смотрит не мне, а надсмотрщику в глаза. Тот не выдерживает, закрывает дверь:
- У вас две минуты.
Не успеваю опомниться, как она уже по пояс раздетая. Что такое, думаю? Секса в тюрьме бабе захотелось? Какой там! С таким лицом? Бенита рывком поднимает левую грудь.
- Смотри! - орет.
Приглядываюсь и не выдерживаю. Сам себя пугаю громким смехом. Прямо под грудью расположилось аккуратное, милое ушко. Никак защитницы!
- Да-а-а, - говорю.
- Что "да-а-а"? - Брюзжит Лизка. - Я тебя спрашиваю!
Я не знаю, что сказать...
Входит надзиратель и принимается поглощать глазами обе Лизкины груди, предварительно измазав их сметаной с клубничным вареньем. Она испуганно отворачивается, быстро натягивает кофту и выстреливает в меня гневным взглядом. Я едва удерживаюсь на ногах, ощущая как о тело разбивается мощный поток. Иногда все же лучше быть камнем, чем водой, думаю. Ее безмолвный вопрос остается без ответа. С тем и уходит.
А ночью просыпаюсь от хохота. У Лизки появилось третье ухо! Что ж, пожалуй, это удивительно. По крайней мере - забавно. Перед глазами встает картина: тело жены, облепленное ушами. Уши на ногах, уши в промежности. На животе, груди, спине, вместо рта и глаз. И даже волосы облеплены маленькими такими ушками. Фу, мерзость какая. Зато как слух бы усилило!
Так это еще повезло, думаю, что от меня нога убегает. Ведь могло и наоборот быть. И что тогда? Так и слышу новое прозвище, которое мне коллеги выдумывают. Родька-осьминог. Родька-паук... А одноногие владельцы моих новых конечностей в суд подавать станут. Тут со своей тяжко - бедного инвалида со свету сжила, хозяина подставила. А если их будет шесть или восемь? Нет, зачем об этом думать, душу травить? Лучше на дыхании сконцентрируюсь.
Сплю, сплю...

И что ж тебя, нога, к этому привело-то? О том и размышлял, пока в камере сидел и суда ждал. Все в памяти зарыто, думал, копать надо. Там оно, загнило уже и нарывает. Если только в обиде дело. А что, коли нога моя в метафизику вдалась и посему отделиться решила? Как знать? Но об этом я скоро забыл, из-за страха углубиться в такие дебри, из которых в жизни не выбраться. Мозг поднапряг, все пытался вспомнить, когда же впервые ее прогулки заметил. Не получилось. Кто ж мою ногу знает, может она с рождения, а то и раньше, сама по себе была? Только скрывала тщательно. Мать вот жаловалась когда-то, что я в утробе ее в футбол играл часто. Много неприятностей доставил. Может, не я это был вовсе?
Эх, решил версию попроще рассмотреть. Обида. Как пить дать - она. Этот частый укор, что от ноги исходил, когда домой возвращалась - будто говорила: это мщу я тебе, смотри. За что, родная? За что? Ну не может же быть, что за детские глупости, когда домой с побитыми коленками возвращался. И не за содранную кожу. Не за вывихи. Слишком мелко берешь, не в этом же дело. Что, вторая нога меньше твоего получала? Даже больше! Помнишь, как когда-то я падал с забора? Так твою сестру вывихнул, что без посторонней помощи домой добраться не смог. Ей, бедняге, досталось по полной, чуть до гипса не дошло.
Тут мне в голову стрельнуло. Что ж я исключительно о детстве-то думаю? Ведь не оно-единственное привилегией травмировать обладает. Начал с другого конца нитку разматывать. Тут все на свои места и стало. Конечно же, дело в операции. Пару лет назад мениск мне вырезали, уж и не помню, в каком году это точно было. Как раз бедолагу-то и правили. Еще врач ехидный такой попался, хрящ удаленный мне в руку вложил и приятного аппетита пожелал.
Решил на этой версии остановиться. Только вот с выводами трудность получилась. Так и не придумал, что обидного в операции-то было...

На следующий день после второго заседания суда ко мне пришла Ольга Михайловна. Сразу взялась за дело:
- Не так-то просто суд убедить в вашей невиновности, - говорит.
Это я и сам уже понял. Ждал, что она нового скажет.
- Понимаете, - продолжает, - если бы нам удалось ее спровоцировать, ногу вашу, дело пошло бы быстрее. Но для этого надо понять, почему же она все-таки убегала?
- Если бы я знал, - отвечаю, - сам над этим голову ломаю. Единственное, что могу сказать почти наверняка - в операции дело.
Рассказал ей историю, на всякий случай объяснил, что мениск на волейболе порвал, слабо представляя, как это может помочь делу. Она внимательно выслушала, затем проговорила:
- Нет, этого мало. Хорошо бы знать, куда именно ваша нога отлучалась в последние дни. Судя по всему, у нее была бурная жизнь, не так ли?
Вопрос ответа не требовал. Если нога решалась на побеги по два раза в сутки, значит что-то очень сильно ее притягивало.
- Подружку она себе нашла, что ли? - пошутил.
Эх. Читал когда-то буддийские коаны. Понимал, что любая ерунда к просветлению привести может. Но чтоб такая? В общем, Ольга Михайловна будто прозрела.
- Конечно! - воскликнула. - Конечно надо место искать, где нога ваша с другими себе подобными встречалась!
Она была совершенно серьезна. Что ж, думаю, подыграю:
- Конечно, в этом может быть резон. Да только если она наедине с кем-то встречалась, так тут компания не поможет.
Ольга Михайловна глянула мне в глаза и доверительно произнесла:
- Не волнуйтесь, найдем компанию, а за веревочки подергать уже проще простого.
Ну, подумал, дело она свое знает. Пусть ищет, если верит в удачу.
- Вы не замечали за своей ногой странного поведения в присутствии других людей? Причем - не обязательно женщин.
Вот это загнула, подумал! Хочет мою ногу в дерьмо окунуть - такова была первая мысль. Потом страсть поутихла, понял, что она для пользы дела старается. Поднатужился...
- Нет, - говорю, - ничего такого не припоминаю. Хотя: тип один есть - как только перед глазами показывается, нога сразу ныть начинает. Он к нам по четвергам в офис с утра приходит, видеокассеты и диски продает. Я всегда думал, что нога на ухудшение погоды реагирует, потому что нередко по четвергам дожди льются. Но ведь если так все оборачивается, значит и мужик этот в деле может быть замешан?
- Вполне, вполне, - задумчиво так протянула Ольга Михайловна. - Вы мне вот здесь его координаты запишите. Да, и телефон, если помните.
Записал. Еще парочку сомнительных лиц в памяти всплыло. Обо всех рассказал и указал, где их можно найти. После этого адвокат мой ушла.

Некоторое время я предавался фантазиям, представляя кулуары, где моя нога могла развлекаться. Бары, бильярдные, кафе и дискотеки. На что-то большее фантазии не хватило. Виделось мне, как под громкую музыку она с девкой грудастой трюки разные вытворяет, так, что все вокруг только рты разинули и на них смотрят. Потом слова адвоката вспомнил, и перед глазами встал мерзкий мужик в кожаной кепке. Фу, как противно он лапал мою ногу... Нет, такого бы я не вынес! Затем пригрезилось мне почему-то, что она напилась и стала ко всем на улице приставать. Далее вообразил, как в кинотеатр пошла с подружкой, гладкой красивой ножкой. Устроились они, как водится, в заднем ряду и такой разврат затеяли! А рядом сидел наивный ребенок, над которым подшутили дружки, сказав, что на последних рядах всегда открывается тайный смысл любого фильма. Затем, ни с того ни с сего, я увидел ногу на футбольном матче, среди болельщиков. Стадион разделился на две половины - одни за левые ноги болели, другие - за правые. Нога моя, понятно, радовалась и печалилась за своих. Ворот на поле почему-то не было, чувствовалось, что и мяч футболисты пинали только для формальности. Основной интерес публики сконцентрировался на травмах, ежеминутно наносящихся то одной, то другой стороне. Когда какой-нибудь футболист падал на траву, хватаясь за левую ногу, зрители из сектора моей конечности орали нецензурщину и зло так косились на редких представителей правых, которые по каким-то причинам решили поболеть за левых. Периодически по стадиону проносился громогласный рев, но понять, какая сила ликует, не представлялось возможным...

На следующий день Ольга Михайловна пришла рано утром. Ее возбужденность резко контрастировала с моей сонливостью.
- Нашла я товарища этого.
- Кого? - спросил, потягиваясь. В голове все еще бродил сон, в котором нога корабль космический строила.
- Того, что кассетами к вам по четвергам торговать приходит. Андрей Юрьевич Салобуменко.
- А, - протянул, - и что он?
- Очень интересной деятельностью занимается! - торжественно так сказала, будто это и была главная новость. А затем как бы невзначай прибавила: - Судя по всему, вы спасены.
Наши глаза встретились, но позы я не изменил. Если она ожидала от меня бурной реакции, пришлось ее разочаровать. В таком состоянии меня мало что могло впечатлить.
- Я рад. - Сказал. - Что вы раскопали?
Ольга Михайловна ничуть не смутилась.
- Много чего. Про делишки его разузнала. И про вашу ногу тоже немало интересного выплыло.
Мне показалось или в ее голосе была-таки насмешка? Глянул. Действительно, на губах улыбка. Я почувствовал зарождающееся в груди раздражение.
- Что же? - надо признать, сонливость стала потихоньку испаряться.
- Даже не знаю, с чего начать, - размышляла моя защитница. Наконец, решилась: - Андрей Юрьевич, как выяснилось, является дилером сети, производящей и распространяющей порно-продукцию.
Ну, это меня не удивило. Салобуменко неоднократно предлагал мне отовариться этой самой продукцией.
- А нога моя тут причем? - спросил.
- Нога ваша имеет к этому самое непосредственное отношение. - Ее улыбка расширилась до предела. - В их студии она пользуется большой популярностью.
Вот этого я не понял. Что значит пользуется популярностью? У кого пользуется? Как?
- А? - только и выговорил.
- Вы что, не понимаете? - Удивилась защитница. - Ваша нога до некоторых пор являлась одной из наиболее востребованных порно-звезд в их студии. И не только. Помимо дилерской деятельности Салобуменко практикует еще и сутенерство, и если верить моей информации, нога приносила ему немалый доход. Проститутка она, в общем.
Теперь я уже был удивлен! Как же это? Быть такого: могло, конечно. Все что угодно может случится. Но чтоб именно моя нога?..
Пока я возводил защитные стены, Ольга Михайловна старательно готовила новую порцию информации:
- Ваша нога была, если так можно выразиться, гей-проституткой...

Присутствовать на заседании суда я присутствовал. Слушать, что говорили в зале - слушал. Смотреть - смотрел. Однако восприятие окружающей действительности было прожжено излишне острым информационным завтраком. Ольга Михайловна, чувствуя себя богиней или, по крайней мере, королевой бала, провозгласила, что желает пригласить свидетеля Салобуменко А.Ю. Уж не знаю, чем она его взяла, но выложил тот все, что касалось участия ноги в порно-проектах его студии. Я внимал его показаниям, сидя неподвижно, и только изредка моргал. Отвлекся от мыслей лишь однажды, когда моя защитница потребовала привести видеоматериалы, подтверждающие слова свидетеля. Легкое возмущение, готовое было воплотиться в мире звуков, резко отхлынуло. Безразличие заняло крепкие позиции по всему фронту сознания, уйдя в глухую защиту.
Послышались недовольные охи и ахи. Несмотря на то, что продемонстрированный отрывок из фильма длился всего несколько секунд, судье было довольно трудно восстановить спокойствие.
- Суд проанализирует предъявленное вещественное доказательство и примет его к сведению, - проговорил судья, когда публика стихла.
Ольга Михайловна закончила со свидетелем. После непродолжительного допроса со стороны обвинения он дрогнувшей походкой направился к зрительским местам. Когда мое внимание уже было готово вовсе отключиться от происходящего, защитница вызвала очередного свидетеля.
Толком рассмотреть вошедшую девушку я не смог. Стоило ей войти в зал, как я был внезапно опрокинут на скамейку, а затем на пол будто взбесившейся ногой. В одно мгновение я оказался опять без конечности, которая уже неслась к свидетельнице по головам зрителей. Охрана отреагировала слишком поздно. К тому времени, когда они приблизились к девушке, конечность успела прильнуть к тонкой бритой ножке последней.
Потребовалось четыре пары рук, чтобы совладать с моей взволнованной ногой. Охранники тщились придумать дальнейший план действий, удрученные тем обстоятельством, что конечность могла без особых трудностей проникнуть через металлические прутья клетки, в которой сейчас находился я. Через несколько секунд они поволокли брыкающуюся ногу к служебному выходу, намереваясь, очевидно, запереть ее в камере.
На этом заседание суда приостановили. Один из охранников подставил мне плечо, выводя из зала. Обернувшись, я краем глаза уловил сразу две улыбки. Смеялись Ольга Михайловна и девушка, появление которой вывело из равновесия мою несчастную конечность.

Опомниться мне не дали. Через час или около того в камеру вошел дежурный вместе с той самой последней свидетельницей. Он сказал:
- У вас пять минут.
Следовало бы, наверно, удивиться такой щедрости, но голову занимали другие мысли.
- Здравствуй, - заговорила девушка, и в ее голосе послышалось столько приятных ноток, что я чуть было не позабыл обо всех проблемах.
- Эх: - Выдохнул и продолжил затравленным голосом. - Кажется, сегодня мы уже виделись.
Она улыбнулась и уставилась туда, где еще три часа назад безропотно лежала моя нога.
- Кажется, ты глубоко несчастный человек.
Этот ее шепот! Он лишил меня дара речи, все, что я мог делать - это наблюдать, как она медленно движется к койке.
- Как... тебя зовут? - спросил, чтобы заполнить возникшую паузу. На заседании суда имени ее расслышать не удалось.
- Инна, - прошептала девушка прямо над ухом и присела на грязный матрац.
От этой близости меня будто парализовало. По давно небритому подбородку заскользила нежная девичья рука, а в это время ее левая нога плавно пристраивалась на то место, где раньше находилась моя собственная. Вскоре девушка вытеснила меня с койки и заняла ее сама, то и дело постанывая от удовольствия. Стоя на двух разнополых ногах, я широко открытыми глазами наблюдал за одноногой Инной.
Что меня удивляло больше всего - это появившиеся ощущения. От новой конечности вверх по телу устремился теплый поток, полностью нивелируя естественное чувство дискомфорта. Несмотря на то, что мои теперешние конечности были очень разные, они удивительно подходили друг другу.
- Ну чего ты стоишь, тратишь время? - спросила Инна и меня потянуло к койке...
Прошло, кажется, гораздо больше, чем пять минут. Было тесно, но это не помешало нашему единению. У меня появилось странное, почти невозможное в таких обстоятельствах чувство бесконечного комфорта, будто я, наконец, нашел человека, которого искал всю жизнь. После, когда Инна ушла, я понял еще одну вещь. Я не знал, каким образом эта женщина появилась в моей жизни и какая связь существовала между ею и моей несчастной конечностью, но естественность нашей связи была очевидна. Она являлась единственным человеком с такой же, как у меня, патологией. По крайней мере, я надеялся, что других таких не было... Становилось очень тепло при мысли об обладании ею и ее ногой, и я почти забыл о собственной, находящейся сейчас в ужасных условиях где-то в соседней камере. Лизка совершенно вылетела из головы, все, что могла дать мне Бенита - это вечный дискомфорт, постоянные нервотрепки и только изредка - подобие блаженства.
После ухода Инны мною завладела хандра. Если эта женщина больше не вернется, тогда я останусь один. Одинокий и одноногий... И Лизка, превратись она хоть в тысячу маленьких Грет, не сможет подарить мне радость осознания собственной полноценности. Исход судебного процесса был очевиден, меня оправдают, а за решетку отправят ногу. От этого стало холодно и страшно. Я вдруг услышал тихие шаги подкрадывающегося отчаяния.

На этот раз во сне я рассказывал своей ноге сказки. Или она мне? Или я ее детям? Не помню точно, но там был кто-то, тесно связанный с ногой, и я. Сказка тоже вылетела из головы, все, что осталось в памяти - конец у нее был весьма безрадостный. Принц, добивавшийся руки златовласой принцессы, зарезал себя собственным мечом, когда та высказала заключительное предбрачное желание. Она просила его поцеловать по отдельности каждый волос на ее голове, а он впал в депрессию и позорно ушел из жизни. Последними словами принца было: "Эх, ну и слабак же я; если такое не по силам, значит и море переплыть не смогу, и пустыню перейти не выйдет. Как же я собирался в космос-то лететь, планеты новые открывать, чтобы инопланетных принцесс в гарем приглашать?.." Когда принцесса узнала о смерти возлюбленного, она взяла самую большую заговоренную иглу в замке, которую только смогла найти, и укололась, надеясь забыться до тех пор, пока кто-нибудь не пожелает вернуть ее к жизни поцелуем. Перед тем, как упасть на холодный каменный пол, она протянула слабым голосом: "Дурачок, ты не мог догадаться, что меня всего лишь надо побрить налысо?"...
Сказка кончилась, и ее место занял другой, не менее странный сон. Я вдруг превратился в гигантский механизм, зависший в воздухе безо всякой опоры. Хотя в целом система эта была похожа на раздувшийся до размеров планеты мозг, внутреннюю полость с тысячей жужжащих приборов я упорно считал животом. А может это и была планета? Не знаю. Как-то не появилось мысли осмотреться. Все внимание я сконцентрировал на себе самом, то есть на огромном жужжащем агрегате. Питался он от толстых утыканных как попало и где попало кабелей, тянущихся из самого сердца бесконечности. Прошло очень много времени, прежде чем я понял, что однозначно определить, куда расходуется текущее по кабелям топливо, невозможно. Затем, понемногу, до меня дошло, что рациональных путей передачи энергии внутри механизма не существует в принципе. Единственное, что можно было сказать наверняка, - в конечном счете преобразованное топливо попадало к модулям, основной функцией которых являлось медленное уничтожение агрегата...
С мыслями о саморазрушении я и проснулся.

Немного позже пришла Ольга Михайловна. Мы виделись не больше двух минут. Она заскочила только для того, чтобы оценить боевой дух своего подзащитного и подбросить несколько обнадеживающих фраз. Последняя из них вогнала меня в очередную фазу начинающейся депрессии.
- Не волнуйтесь, вы выйдете на свободу очень скоро.
Полдня я пробыл как в тумане. Затем скрипнула дверь, и вошедший охранник вручил мне костыль. Я безропотно принял этот символ беспомощности и заковылял к выходу. Опираясь на деревянную опору, я думал о старике Николаиче и о том, почему нога выбрала в качестве жертвы именно его. Неужели из ревности? Апатичная мысль твердила, что костыль, каким бы ограниченным он не был, являлся прямым конкурентом ноги. Следовательно, у нее были все основания для обиды. Даже если так, подумал, неужели нога была столь неуравновешенной особой, что оказалась способной на такое действие из-за единичного случая? В размышления вклинилась еще одна мысль, навеянная прошедшим сном. Может, шептала она, ногой твоей тоже стремление к саморазрушению руководило? Почему "тоже", подумал, но как-то вяло. Ответить на последний вопрос не хватило решимости. К тому же, именно в этот момент я вошел в зал суда...

Оправдание было полным и бесповоротным.
Вяло поблагодарив Ольгу Михайловну за столь убедительную победу, я медленно выбрел из зала. Стуча казенным костылем, мысленно воздавал хвалу старине Пирру. Оглядевшись, понял, что Лизы рядом нет. И вдруг осознал: последний раз я видел ее несколько дней назад. Уразумев, что рассчитывать на постороннюю помощь не стоит, я направился к выходу. Такси быстро доставило меня домой.
Вот и родная квартира. Молчит. Первая ассоциация - туман и пыль. Затем туман развеивается, и остается лишь толстый слой пыли.
Лизки нет. И это неважно. Самое главное, что в комнате по-прежнему стоит диван, мягкий и чистый. Костыль в сторону, прыжок, другой. Отбросить рубашку, футболку, штаны. И спать:
Звонок. На дворе - утро. В трубке слышится голос коллеги по работе, одного из немногих, с кем я поддерживаю отношения за пределами офиса.
- Слушай, - говорит, - я тебя поздравляю! Это ж надо, в какую дурацкую ситуацию ты попал!
- Да уж, - говорю. - Не позавидуешь.
Он будто меня не слышит, потому что голос - по-прежнему радостный:
- Жаль только, что без ноги вернулся. Но ведь главное, что не посадили!
Вот так облегчение, думаю, и появляется сильное желание быстрее положить трубку. Бросаю только уставшее "да".
- Ладно, - говорит, - понимаю. Отдохнуть надо. Ты это, не спеши. Шеф в курсе, говорит, что у тебя есть еще пару дней для отдыха. - И так со смехом: - Ему же не нужен недееспособный работник!
Молчу. Он еще что-то хочет сказать... Решается...
- Передавай Елизавете привет!
Зачем он об этом, думаю. Проверяет, все ли у нас с ней в порядке?
- Обязательно, - говорю. - Передам как увижу...
Кладу трубку и слышу, как он тараторит:
- А она разве не с тобой?..
Отбрасываю телефон подальше и вновь ныряю в сон.

Просыпаюсь в середине дня. Когда засну в следующий раз - неизвестно. Целую неделю только и делал, что бредил во сне. Надо же куда-то двигаться, думаю. Без ноги-то? Костыль есть, даже два: казенный и тот, что от деда остался. Неизвестно теперь когда ногу выпустят. Жаль, думаю, не запомнил, какой ей срок дали. Представил будущее. Нога вваливается в квартиру, вся в татуировках, прокуренная. Каково будет с такой ногой ходить? Да как-то приучусь, не маленький. Хорошо бы побыстрее.
Здесь я себя оборвал. Что за бред, думаю? Откуда ты знаешь, что она вообще вернется? Это ж вилами по воде писано. Она себе ту еще популярность среди зэков сыщет. "Гей-проститутка"! Там только таких и ждут. С распростертыми... объятиями. А когда выйдет - плюнет на худо-хозяина и свою жизнь начнет. Если навещать будет - и то хорошо.
Пока размышлял - грустно стало. Нога, нога... Каким бы ужасным не был ее поступок, новое ощущение было еще ужаснее. Странно, никогда не интересовался, как Николаич инвалидом стал. Нет, наверное его история куда более порядочная. Его конечность проституткой-то хотя бы не была.
Решил на улицу выбираться. Хватит пыль глотать. Надо же и жить продолжать. С костылем далеко не уйдешь, но ведь никто и не торопит. Глянул в окно - погода хорошая. Тепло и небо в серых тучах. Уютно там, наверно. Как в большой комнате. А здесь сижу - только маленький кусочек мира вижу.
Поплелся на кухню, бросил чего-то съедобного в рот и вернулся в прихожую. Натянул ботинок. Костыль под мышку - и вперед. На лестнице повстречал соседку. Хоть бы слово сказала. Прошмыгнула мимо и даже не поздоровалась. Они с Лизкой часто вечера коротали вместе. Эх, слишком поздно вспомнил. Спросил бы, чего и как. Стало вдруг интересно, куда жена смылась. Я вновь подумал про ухо, и на сей раз без улыбки.
На улице как-то полегчало. Пустота в груди заполнилась. Я превратился в воздушный шар, привязанный к земле хвостиком. Надо бы и вверх лететь, подумал, да только где гарантия, что нитка не развяжется и весь воздух не выйдет? Упаду тогда на землю использованным презервативом.
Повстречал Ваньку. Сели на лавку, сосед стал расспрашивать. Рассказал я обо всем, что сам видел. Только свидание с Инной пропустил. Незачем ему такие подробности знать. Долго он удивлялся, за голову брался, не мог уяснить, почему от меня Лизка ушла.
- Вот сволочь! - сказал.
- Да зачем сразу так? - спрашиваю. - Может, у нее причины какие-то были.
Про ухо я ему тоже не рассказывал.
- Причины? Мужа-инвалида ей иметь не захотелось, вот они, причины, - выпалил Ванька.
- Да нет, - говорю. - Не только в этом дело. У нас с ней вообще последнее время разлад пошел. Иногда совсем как чужие были.
- Это нормально. Невозможно это, все время быть близкими. Надо и одиночествовать иногда. Ты вот ей сколько хочешь свободы давал.
- Так получалось, - ответил, хотя и не понял, откуда Ванька такое взял. Спорить не стал: - Наверно, стоило ей больше внимания уделять.
Сосед возмутился:
- Стоило?! Ты это сейчас говоришь?
- Да брось, - отвечаю, - дай отдохнуть.
Ванька хотел что-то сказать, потом отвернулся. Несколько минут молчали.
Затем он сообщил:
- К тебе приходила какая-то девушка. И не один раз.
- Ко мне? - Удивился. - А ты откуда знаешь?
- Ну, не к тебе совсем, - смутился Ванька. - К Лизке.
Что же он такими крохами информацию дает, подумал.
- Да расскажи подробнее!
- Я мало что знаю, - отвечает. - Мне моя доложила. Вроде бы Лизка еще вчера тут была. А как девка эта пришла - так собралась и уехала.
Что за девушка? Инна? Если нет, тогда кто?
- Когда приходила, зачем?!
- Днем приходила. А зачем? Это ты сам у жены спросишь.
- Имени ее ты, конечно, не знаешь, - удрученно проговорил я.
- Откуда?!
Еще какое-то время посидели молча. Вытягивать из Ваньки информацию было бессмысленно, а другие темы вдруг резко перестали меня интересовать.
- Пойду я, - грустно так сказал.
- Я помогу, - проговорил сосед.
До ночи я занимался неизвестно чем. Там-сям из-за стен, выстроенных подсознанием, выглядывала Инна. Пытался вспомнить ее лицо и не мог. Перед глазами стояла только улыбка. Красивая, приятная улыбка. Что ж, стоило радоваться и этому. Если я хотел проверить, помню ли человека, всегда представлял себе, как он смеется.
Уходя в сон, четко осознал: хочу видеть Инну. Как ни странно, спалось хорошо.
Утро началось вместе со звонком телефона. На сонное "алло" ответил грустный голос Ольги Михайловны.
- Родион... Случилось нечто непредвиденное.
Я-то проснулся, но способность удивляться все еще видела сны.
- Что опять? - спросил.
- С ногой. - Ответила защитница и я чуть было не спросил: чьей?
- Что с ней?
- Она... наложила на себя руки. Рано утром ее нашли в камере мертвой.

Странно, но шока не было. Ольга Михайловна лично отвезла меня в морг. Сама тоже грустью пропиталась, молчала всю дорогу. Ехали в "Мазде" с правосторонним рулем. Нечаянно бросив взгляд на бывшую защитницу, я увидел, что уха по-прежнему нет.
В морге с ногой и простился. От похорон отказался. Вообще от всего отказался. Домой добирался в троллейбусе, где ни одно лицо не напоминало о прошлом.
Войдя в квартиру, разделся и пошел в кухню. Не успел дойти до холодильника, как в дверь позвонили. Сначала решил не открывать, потом подумал: а что, если Инна? Дурацкая мысль, но подействовала. На пороге стояла Лизка.
- Его больше нет со мной, - сообщила жена голосом матери, потерявшей ребенка.
- Ухо? - догадался.
- Да, - Лизка упала мне в руки. Словить тело, стоя на одной ноге, было совсем не просто. Упершись на костыль, я кое-как удерживал ее в равновесии.
- Опомнись! - воскликнул. - Я сейчас упаду!
Лизка вздернулась.
- Извини, - сказала. - Ничего не соображаю. Читала в газете о ноге твоей... Как же все это страшно!
Она помогла мне добраться до дивана. Сели. Уставились пересекающимися взглядами каждый в свою точку. Много вздыхали, но сказать друг другу было нечего. Мне совершенно не хотелось ее утешать. Потеря Лизки ничего для меня не значила. А она только о своем горе и думала.
Спустя полчаса она нарушила молчание.
- Мое ухо, я так к нему привязалась!
Меня передернуло. Давайте пожалеем бедную девочку! Я почти заорал:
- А оно к тебе - нет!
Ответом был дикий, удивленный взгляд, полный обиды. Лизка отстранилась и отвернулась к двери. Но с дивана не встала. Если она пришла сюда, значит на что-то рассчитывала. А напрасно!
- Зачем ты пришла?
Жена ответила единственно возможными словами:
- Не знаю.
- Не знаешь? А может я знаю? Ты и ко мне привязалась. Но, в отличие от уха, мне нечем к тебе прирасти!
Она заплакала. От чего бы Лизка не рыдала, ничто не мешало мне думать, что оплакивает она усопшую ногу.
- Зачем ты так?..
Подождал, пока немного успокоится. Затем проговорил:
- Ванька сказал, что ты из-за Инны уехала?
Лизка всхлипнула и тяжело вздохнула.
- Только неправда это. Ты и в суде-то ни разу не показалась.
- Не была, потому что лечилась! - возмутилась жена. - Я - не ты, своей болезни потакать не собиралась.
Теперь уже я удивился. Лечилась? От чего? Ухо, что ли , удалить хотела?
- Если лечилась, так чего страдаешь? Добилась своего, нет теперь уха-то!
- Говорю, привязалась я к нему! - Опять слезы. - Только боролась я, больная это привязанность была!
Минута рыданий, потом еще порция информации:
- Все делала, как врачи советовали. Они меня не торопили, сегодня только на операцию решилась.
- Покажи, - говорю.
- Нечего там показывать! - всхлипнула. - Ухо само отвалилось. Еще прежде, чем резать стали. Удрать хотело, да словили.
- И что с ним дальше сделали?
- Не знаю. Унесли куда-то.
Больше сказать было нечего. Про Инну расспрашивать не представлялось возможным. Слезы Лизки я воспринимал как капли холодного осеннего дождя. Нет, не ливня - ему многое можно простить; так, раздражающей мороси...
Не знаю, как я выдержал еще час ее присутствия. Когда жена ушла, я сразу уснул.

Этой ночью мне приснился сон про любовь...
Из пещеры прямо в сырость осеннего леса. Я выбрался на мокрые пожелтевшие листья, тепло одетый и с дрожью в сердце. Руки впились в землю, грязь облепила скрюченные пальцы. Сила, хочется сжимать и давить! Нездоровое, но навязчивое желание. Вокруг не видно ни души, но я знаю, что недалеко поселок. Там можно найти какую-нибудь девушку, которая согласится прогуляться по лесу. Надеюсь, что не встречу такую, но знаю, что от намерений не откажусь.
Вот она, идет, даже не надо спускаться в деревню. Одна. Я подхожу. Привет, милая. Чего одна тут? Надоело все? Хочется подышать свежим воздухом? Ты не здешняя, приехала на выходные? Я тоже люблю гулять по лесу. Давай вместе? Ну пошли! Туда, подальше от деревни. Я знаю отличное место, там никого никогда не бывает. Там всегда сыро, тихо и спокойно. Просто мертвецки спокойно. Я улыбнулся, и она тоже. Не понимаю, почему. Глупая? Нет, напротив. Я влюблен, хотя девушка почти ничего не сказала. Чувствуется просто, что она из умных. Это такая редкость. И еще, она - добрая. И будто немного не от мира сего. Смотрит так... Будто знает, что и я добрый и мы вместе любим этот лес и небо, и всю планету. Она знает, что вместе нам будет хорошо, точнее, я так думаю. А еще она знает, что я сейчас очень опасен. Что-то нехорошее бурлит в моих жилах и девушка не может не чувствовать этого. Просто не может.
Мы уже идем туда, вперед, подальше от людей. Приходится отодвигать ветки в сторону, аккуратно, чтобы не ударить ее. Эти песочного цвета волосы, пушистые, как сама осень. Как они вписываются в картинку перед моими глазами! Я улыбаюсь. Я люблю эту девушку! Умиротворение и восхищение. На фоне трепета. Внутри дрожит толстая струна. Вокруг ни души. Стволы деревьев мокрые, листья шелестят под ногами, рука ощущает ее нежную кожу, ветер гонит тучи на синем прекрасном небе. Перед глазами мельтешат ветки. Все крутится и ходит из стороны в сторону. Мелькает. Блестит.
Я прихватываю ее сильнее, прижимаю крепко-крепко, прямо к сердцу. Тягучий поцелуй, она кусает мне губы, горячо; невозможно сдерживать энергию! Я хватаю ее за волосы. Резко тяну, бью лбом о дерево. Слышу стон, тяну на себя. Опять об ствол, затем бросаю на землю. Она падает без малейшей попытки сопротивляться. Упала и лежит. Только голову подняла, и смотрит в глаза. Нежно так, с любовью. Улыбается, хоть губы в крови. Тянет руки, я не в силах отказать, протягиваю свои в ответ. Сжимаю ее пальцы, поднимаю, целую. Теперь ее кровь на мне. Опять кусает губы, это выше моих сил! Коленом врезаюсь в ее живот, вызывая у девушки резкий кашель. Она сгибается, я разбегаюсь, и ногой ударяю ей в голову. Расшибаю нос, она летит, ни на миг не отводя от меня взгляда. Лицо исковеркано гримасой боли, но глаза - по-прежнему нежные и сухие. Ни слезинки!
Упала. Распласталась на желтых листьях. Волосы, кое-где красные, красиво лежат на земле. Люблю такой цвет. Ее люблю. Она, наверное, меня тоже. Сама раздвигает ноги. Подхожу, падаю на колени. Мечтаю сделать ей что-то приятное. Через секунду я уже у ее лона. Горячий язык ласкает клитор, руки гладят бедра. Резкими, рваными движениями сдираю с нее юбку и свитер. Там - белая рубашка. Под ней - красивая грудь, соски - коричневого цвета. Сильно сжимаю ее, ползу по телу девушки, пока не оказываюсь около лица. Опять поцелуй, уже не такой крепкий, она явно обессилела. Но улыбка не сходит! Это мне нравится. Вся в крови, но улыбается! Вгрызаюсь в грудь, соски превращаются в фонтаны. Кровь брызжет, или мне это кажется. Пока еще напор силен, расстегиваю ширинку и пытаюсь войти. Не получается, приходится немного повозиться. Вот я уже там. Не забочусь о ней, сразу набираю нужный темп, захожу глубоко, закрыв глаза. Вот так. Та-а-а-а-к! Спешу, не хочу затягивать процесс. Судорожно выдергиваюсь, поворачиваю ее в партер и довожу дело до конца. Мягкая, розовая плоть. И тоже в крови. Неужели я так усердствовал? Встаю, заправляюсь и изо всех сил пинаю ее прямо в промежность. Она отлетает, как резиновая. Падает на спину. Волосы, взметнувшись как стайка насекомых, полностью закрывают лицо. Я подбегаю, делаю несколько мощных ударов ногой по ребрам. Потом в голову, живот... Судорожно, боясь, что решимость уйдет...
Фу... Останавливаюсь, устал. И пресытился. На несколько минут все застывает. Я, ветер, кровь, сердце, осень. Она лежит неподвижно. Сажусь рядом, поглаживаю грязные волосы. Едва не плачу. Пальцы на шею. Пульса нет. Она уже не дышит. Опускаюсь, целую ее макушку. Поворачиваю лицом к себе, отбрасываю волосы. Она все еще улыбается. Милая, нежная улыбка... Любимая, родная...

Долго и неподвижно лежал в постели. Прислушивался к биению сердца и задумывался над тем, откуда во мне столько агрессии. Вспомнил визит Лизки. Потом Инну. Силился понять, кто была эта девушка из сна. Безуспешно.
Идеальная женщина...
Встал, подался в туалет. Без костыля. На двух ногах! Удивляться просто не было сил. Убедился только, что вторая конечность - женская, бритая, красивая... Стал ее гладить по бедру, но быстро прекратил, почувствовав нарастающее возбуждение. Одной эрогенной зоной больше, подумал. Только что произошло с самой Инной? Или ее конечность тоже решила прогуляться без ведома хозяйки? А как нога попала ко мне в квартиру?..
Интерес пересилил. Позвонил матери Лизки (жена перебралась туда). После непродолжительных пререканий с тещей, добился своего. В трубке послышалось сонное брюзжание Бениты.
- Чего тебе?
- Ты как? - говорю.
- Откуда такая забота?
Кое-как ее успокоил. Задал несколько дурацких вопросов. Получил столько же нудных ответов. Затем перешел к главному.
- Слушай, - говорю, - мне очень надо знать, о чем вы позавчера говорили с Инной.
В ответ Лизка долго молчала. Заикнулась было что-то сказать, а затем бросила трубку. Я растерянно теребил провод телефона, слушая короткие гудки. Через полминуты опомнился. Стал думать, что делать дальше.
Позвонил Ольге Михайловне. На грустное "алло" сказал:
- У меня есть информация про ваше ухо. Приезжайте.
Через двадцать минут она звонила в дверь. Мою двуногость заметила сразу.
- Это как?.. - спросила.
- Входите, расскажу.
Сели на кухне. Наливая чаю, смотрел в ее смертельно уставшие глаза.
- Неважно выглядите, - говорю.
- Работы по горло. Что там вы про ухо узнали?
Я помедлил. Не знал, как выложить такие сведения. Решил пойти прямой дорогой.
- Боюсь, вы больше никогда его не увидите.
- Как?! - встрепенулась. - Почему?
- Вчера жена приходила. Оно у нее все это время было. Под грудью. А накануне решилась оперативно удалить. Резать не резали, оно само отвалилось. Только словили врачи ваше ухо. Что дальше сделали - не знаю, но, подозреваю, ничего...
Ольга Михайловна перебила:
- В какой клинике это было?!
Ответил. Она взметнулась, бросилась в прихожую.
- Постойте, - говорю. - Я спросить кое-что хотел.
- Давайте, только быстро!
- Что вы знаете об Инне? В связи с моей ногой...
Обуваясь, Ольга Михайловна затараторила:
- Инна - бывшая одноклассница Салобуменко. Ваша нога втрескалась в ее ногу. Причем так серьезно, что дошло до разговоров о свадьбе. А поскольку денег у вашей ноги не было, подалась она в проститутки. Без ведома невесты, конечно. Салобуменко сказал, что гей-проституткой стала, потому что изменять невесте не хотела. А с мужиками - какая ж это измена?.. Одного конечность ваша не учла. Салобуменко как-то встретился с Инной, пригласил на ужин. Все про свою деятельность в ресторане и поведал. Про ногу вашу отдельно рассказывал. Так невеста обо всем и дозналась. Отвергла жениха буквально за несколько дней до свадьбы и долго страдала!..
Без малейшей паузы Ольга Михайловна сказала:
- Давайте позже встретимся, мне нужно в клинику!..
- Хорошо, - говорю. Пищи для размышлений у меня было предостаточно. - Скажите только, где эта Инна живет?
- Ой, точного адреса не вспомню. Позвоните мне через два часа!
И улетучилась.
А я остался пережевывать ком. Свадьба ног? Интересно, как об этом узнала Инна? Неужели ее конечность с ней откровенничала? Очевидно, что так. Или, может, все исходит от Салобуменко? Интересно, какие планы были у него самого? Рассчитывал ли он затянуть в свой грязный бизнес еще и ногу своей бывшей одноклассницы? Семья порно-звезд... Нет, в этом дерьме я копаться не стал.
На первый план опять выполз прежний вопрос. Что стало с Инной? Где она сейчас и почему ее конечность со мной? Знает ли она об этом и если да, то какой у нее резон? Неужели на девушку так подействовала наша близость в камере? Наверно, если после ее встречи с Лизкой та решила от меня уехать. Но почему Инна не пришла сама? Так же, как в первый раз. Почему она прислала ногу?
От стольких вопросов разболелась голова. Размышляя, я оглядывал приросшую конечность в тщетной надежде получить ответы. Куда там! Я ведь не умею разговаривать с ногами! Со временем мои мысли превратились в настоящий бред. Я стал высказывать их вслух, играя словами. Иногда обращался к Аниме, как я шуточно величал новую ногу. Со стороны это наверняка выглядело очень глупо.
Раздался звонок. Я бросился к телефону.
- Алло!
Говорила Ольга Михайловна.
- Огромное вам спасибо! - голос человека, у которого с плеч свалился камень. - Завтра они собирались его препарировать! Я успела вовремя. Дежурный врач, правда, козлом оказался, но я вытащила ухо раньше, чем он успел мне помешать. Оно у меня - умница! Сообразило что к чему и приросло обратно. Так что доктор остался с носом!
Не хотелось прерывать поток ее радостных мыслей...
- Я за вас рад. А что с Инной?
- Ах, Инна! - Спохватилась защитница. - Я перезвоню вам через десять минут.
Прошло двадцать. Наконец, послышался звонок. Вялый такой, грустный...
- Да?
- Это я. У меня для вас опять плохие новости.
- Какие? - спросил.
- Инна - в больнице. Вчера вечером ее сбила машина. Она сейчас в критическом состоянии.
- Как это случилось?
- Я разговаривала со следователем, зафиксировавшим показания свидетелей и водителя. Там написано, что девушка сама бросилась под колеса.
- Сама?!
- Так записано в протоколе.
- Спасибо.
Я положил трубку. Уставился в одну точку, затем спохватился и еще раз связался с Ольгой Михайловной.
- Скажите, когда ее доставляли в больницу, при ней было обе ноги?
Она зашуршала бумагой.
- Только что пришел факс с протоколом... Вот, показания водителя... Да, следователь отмечает, что тот страшно удивлялся отсутствию ноги у сбитой им девушки, утверждая, что за секунду до столкновения она нормально шла по тротуару. Водитель признался, что слишком засмотрелся на ее ноги, и поэтому не сумел вовремя выкрутить вправо, когда девушка прыгнула на дорогу.
"И отталкивалась она левой ногой", мысленно продолжил я. Затем поблагодарил адвоката еще раз и повесил трубку.

Сидя на кухне, я тянул из пластмассовой чашки горячий чай и думал о будущем. В этой точке оно разветвлялось на две независимых, но похожих ветви. Решающей фигурой была Инна. Либо врачи ее спасут, думал, либо нет. И вот какой вопрос не давал мне покоя. А изменится ли от этого что-нибудь для меня?..

25.01.2003 - 02.02.2003
Александр Остапенко
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"