Какой-то старинный недописанный рассказ про законодательно закреплённый оккупид. Идея была в том, что злобный закон не позволяет не иметь формальных супругов с момента совершения совершеннолетия, но всегда можно поменяться супругами с кем-нибудь; и есть гигантская "биржа" потенциальных супругов - там вообще все люди - и у них есть общий рейтинг, а можно составлять ещё свой личный, по указанным качествам. Идея закона в том, что когда от тебя уходит партнёр к другому, тот другой бросает своего партнёра, и тот становится автоматически твоим партнёром, хотя бы формально, но обычно люди как-то хотя бы знакомятся.
Каплями, размером меньше головы муравья, моросил дождь. Да что там муравья - блохи. Сыро, мутно и до одури зябко. Именно не холодно, как зимой, а зябко. Окно было привычно приоткрыто на крохотную щёлочку, заменявшую форточку. Жалкая попытка держать неустойчивый баланс между перечной, обжигающей духотой, распространявшейся, как пятно чернил по бумаге, по комнате от батареи, и пронизанной сквозняками этой противной зябкостью, проникающей сквозь щёлочку этого самого окна.
Марина разглядывала меня оценивающе. Кажется, ей было и впрямь интересно со мной познакомиться, узнать, кто я, и, может, действительно жить со мной вместе впоследствии.
Она мне, напротив, за эти два часа беседы уже сильно наскучила. Но за окном было слишком противно, чтобы выгонять её из дома. Да и невежливо.
Ох уж мне эта вежливость...
Кто придумал эти нормы? Кто? Большинство из них уже вовсе устарели и даже вредят современному обществу.
Не нормы морали, я имею в виду, а нормы вежливости.
Нормы морали зачастую оправданы. Хотя, возможно, как утверждает Гумберт Гумберт, - не всегда.
Чай в моей чашке остывал. Чай был довольно отвратительный. Как сказал один друг, со вкусом мыла. Но распивать с ней дорогущий китайский чай у меня не было ни малейшего желания, а бегать в магазин по такой погоде не хотелось совсем.
- Я обожаю книги Джуриньо! А ты? - спросила Марина.
Наверно они такие же тёплые и пахучие, как его фамилия. Что-то последнее время все эти... over 700 интересуются этим Джуриньо. Типа глубокие мысли такие. Мужик, наверно, действительно, хотел что-то сказать миру, но интеллигенция внушила всем, что он гений и все сразу сделали вид, что поняли все его сокровенные мысли, и они настолько их поразили и тронули, что они просто не могут быть быдлом. Особенно в таком шарфике и с волосами такого неожиданно вороного цвета. Хорошо хоть, не в яблоках.
Over 700... В рейтинге, составляемом по моим критериям, эта девушка набирала что-то около 20, хотя по моей шкале максимально возможная оценка была 57, а не 933.
- 933 - вырвалось у меня вместо ответа на уже забытый мною вопрос.
- У меня 767 - кокетливо улыбнулась Марина. - Конечно, до Айлин Фриар мне далеко...
- Мгм... - я уже пожалел, что что-то ляпнул.
- Но, с другой стороны, я бы не вынесла столько смен мужей... две тысячи пятьдесят семь?
- Не знаю, - хмуро отозвался я.
- Да, кажется. Последний, Рональд Холи, такой милый. Жаль только, более трёх дней не протянет, вот увидишь.
Я хотел было сказать, что мне это абсолютно всё равно, и я вовсе не собираюсь следить за перетасовками мужей этих шоу-бизнес-леди.
Я снова поймал неловкое молчание. Я наслаждался им несколько маниакально. Такие неловкие молчания, как мне кажется, всегда показывают всю абсурдность "общения из вежливости", разговоров ни о чём, от которых пользы не больше, чем от изучения инструкции пользования освежителем воздуха.
Марина, казалось, хватала тему для разговора ртом, как рыба, оказавшаяся на суше, воздух.
- Любишь футбол?
Глупый вопрос. Кто из парней не любит футбол? Если скажу "да", она спросит, за какую команду я болею, почему за "Зенон", какой любимый игрок, и т.д. Скажу лучше, что к футболу я равнодушен.
- Люблю.
Ой.
- А за какую команду болеешь?
- За Игнорамус.
- У меня, кажется, кто-то из бывших за него болел.
- Да, скорее всего. Это английский клуб, один из старейших. Очень популярен у нас.
- А какой у тебя там любимый игрок?
- Милошевич. Это вратарь.
- Да-да, я помню. Такой большой.
- Ага. Приземистый, коренастый. Как вратарь.
- Да-да, теперь я точно его вспомнила!
Я подумал о том, не просветить ли её, что ни клуба такого, ни тем более вратаря и в помине нет, а "ignoramus" по-английски - "невежда".
Я подумал о том, что это великое счастье, что сейчас не Средние Века, и *$ ordo matrimoniale $* давно отменили. А значит, я могу просто посмеяться, когда она попытается уже приступить к делу.
- Я тебе нравлюсь?
Нет. Я улыбнулся неопределённо. Марина, видимо, решила, что это согласие, подождала моего ответного вопроса, не дождалась.
- И ты мне тоже. Очень даже. Сразу видно, такой серьёзный.
Мгм. Молчу - серьёзный. Говорю - веселый. И то, и другое плюс в мой рейтинг. 479. Причём, все мои жёны утверждали, что он сильно занижен. Но нормальные утверждали это лично мне, а остальные писали об этом в комментариях, что, видите ли, я не указываю каких-то своих характеристик, которые не нахожу в себе сам, и отношусь к себе слишком самокритично. Причём вовсе нет, под уголовную ответственность я не попадаю, так как это не намеренно и искажение правды во всех случаях допустимо: обхват бицепса указан всего-то на два сантиметра ниже реального и т.п.
- Может?
Взгляд её становится заговорщицким. Она уже поняла, что мне лень воспринимать её намёки ("наверно поэтому у него такой маленький рейтинг" - небось, решила она) и решила быть уже совсем очевидной.
Бедняга. Ей придётся мириться со мной и с тем, что она меня вообще не интересует ни в каком плане, пока она не уговорит подругу взять меня к себе в мужья. Или не найдёт себе парня, что сложнее. Можно, конечно, пожалеть её и не искушать нарушать *$ veto adultery $*, но мне это уже слишком надоело. Таких бедняг, как она - тысячи, пока они, наконец, не натыкаются на стебель.
- Извини, сегодня голова болит.
Она будет болеть и завтра, и послезавтра, а после послезавтра у меня уже будет новая жена.
Марина сидит в абсолютном замешательстве: уходить по такой погоде она явно не планировала. Да и неловко как-то сейчас уходить. А заняться-то, выходит, нечем. Все темы для разговора она уже из себя выжала, и не знает, что делать при таком неожиданном повороте событий. Молчание ещё более неловкое. Просто до звона в ушах неловкое.
- Обычно, - говорит она застенчиво, как девушки говорят о чём-нибудь вроде месячных, и, в то же время гордо, как они говорят о своих достоинствах типа длинных крашеных волос, но в то же время с обидой, как они говорят, когда ты нагло заявляешь, что понятия не имеешь, что у нас сегодня за годовщина, - парни не игнорируют меня так.
Это она намекает, что слишком симпатична, чтоб я вот так взял её и продинамил. Хм, догадливая какая. Может она и не такая глупая, какой хочет казаться. Я бы даже сказал, что это как раз точно, что не такая. На общий рейтинг у девушек IQ почти не влияет. В моём рейтинге, он больше учитывается. Хотя, умение решать всякие примитивные задания на закономерности не есть показатель начитанности и образованности. И даже не показатель умения быстро решать интегралы. Это показатель вообще непонятно чего.
- Давай, интеграл экспоненты - говорю я зачем-то.
- Ой, слова-то какие красивые! - говорит она.
- Экспонента и будет - говорит она. - Плюс константа.
- Это я, - говорит, - в Интернете прочла. Типа тест на знание математики.
И улыбается мне загадочно.
Угу, новая игра ясна. Вот тебе, Бродов, загадка этой девушки: она знает математику или делает вид, что знает. Это, меня, по идее, должно, наконец, заинтересовать, и я должен не менять её хотя бы недели две, пытаясь понять, что она просто была отличницей в школе и помнит какие-то элементарные вещи, хотя на деле она, конечно, не сильно сообразительна, а в школе просто зубрила всё подряд. Очень занимательная загадка.
- Вот тебе загадка, - начал я.
- Долго экзаменовать будешь, профессор? - улыбаясь, Марина перебивает меня, дабы уйти от темы, чтоб я не смог показать ей всю её недалёкость прямо сейчас, а остался при мнении, что она дико интересна своею загадочностью.