--
Хряк Кукита Кусеевич (см. летописи А.З. и В.А.)
--
Заведующий (получил в народе прозвище "Бровастый", или "Бровеносец") (см. летопись А.З.)
--
Бывший Капитан-исправник оного же Заведующего
--
Бывший кучер оного же Заведующего
--
Говорящая птичка
--
Медведь на воеводстве
--
Существо неопределенное
Под N 1 настоящей описи градоначальников числится Хозяин. Соплеменник покойного князя Микаладзе Ксаверия Георгиевича, черкашенина, и полная ему противоположность. Насколько князь отличался человеколюбием, зачастую переходившем в откровенное распутство, настолько же Хозяин культивировал в себе и окружающих свойства характера, в корне человеколюбию противоположные. При этом нельзя было сказать, что он не любил людей, к детям, скажем, он относился с нежностью, женщин же, скорее ненавидел, усматривая в них неизбежное зло, что, очевидно, было вызвано его семинарским прошлым вкупе с прискорбными семейными обстоятельствами. Не хотелось бы долго о нем распространяться, ибо слишком многое было уже сказано и в многочисленных летописях написано, да и к тому же Ваш летописец в младенческих летах в годы его правления пребывал. Любопытствующих позволю себе отослать к летописи мудрейшего А.З. Добавлю лишь, что число злодеяний (равно как и благодеяний) Хозяина исчислению практически не поддается. Будучи сверх всякой меры озабочен претворением в жизнь Положения о неуклонном сечении, планомерно изводил глуповское население и настолько в сем занятии преуспел, что катастрофически снизившееся число едоков стало естественной причиною изобилия для оставшихся в живых обывателей, за что последние его по сию пору усердно восхвалять продолжают. Умер своей смертью (предположительно).
p.s.
Ходили смутные и недостоверные слухи о том, что хозяин был якобы отравлен группой верных соратников.
Под N 2 настоящей описи градоначальников числится незабвенный, блаженной памяти Хряк Кукита Кусеевич. Исчерпывающие описания жизни и деятельности этого персонажа можно найти в выдающихся памятниках летописной истории того времени, принадлежащих перу таких известных авторов, как В.А. и А.З. В дополнение к этим сведениям Ваш летописец может позволить себе присовокупить лишь следующие скромные соображения: каким-то удивительным образом Кукита Кусеевич сочетал в себе многие несовместимые, казалось бы, свойства своих именитых предшественников, как-то: жизнелюбие Петра Петровича Фердыщенко, новаторский дух Семена Константиновича Двоекурова и воинственность Василиска Семеновича Бородавкина. Именно эта воинственность вкупе с новаторским духом, как и следовало ожидать, нередко оказывались причиной самых его необдуманных поступков и слов, простые же обыватели, тем не менее, любили его и называли ласково "Наш Кукита Кусеевич". При не весьма обширном уме был косноязычен, соединяя со всеми этими качествами природную хитрость. Характером был крут, но отходчив. Несколько раз ходил войною на заморские державы, но быстро возвращался, так и не дойдя до супостата. Часто доводил Глуповского обывателя до истерики своими необычными опытами, связанными, в основном, с земледелием. Один из таких его безумных экспериментов особенно ярко врезался в память наших тогдашних соотечественников, да и сегодняшний обыватель часто о нем вспоминает: повелел, как-то наш дорогой Кукита Кусеевич засеять все пшеничные поля клевером, имея в виду использовать его для прокорма скота и достичь, тем самым, небывалой тучности своих стад. Тут же все было исполнено в точном соответствии с его приказом, через некоторое время, однако, выяснилось, что глуповцы остались без хлеба, ну и естественно начали роптать. Что было делать? Не растерявшись и тут, наш Кукита Кусеевич быстро продал весь клевер, на вырученные же деньги купил изрядно пшеницы, оставшись при этом крайне довольным собственной распорядительностью и быстротой принятия решений, напрочь забыв при этом о несчастном стаде своем. Природа, тем не менее, взяла свое, и через некоторое время начался повальный падеж скота по причине бескормицы. Это был всего лишь один из многочисленных примеров, со всей яркостью демонстрировавших его главный недостаток как градоправителя, а именно: отсутствие здравого смысла и последовательности в действиях. Был свергнут в результате интриги.
К пункту 3 описи градоначальников
Заведующий. Подвизался на мелких должностях последовательно при Хозяине и Хряке. Стал душою интриги, которая и завершилась изгнанием вышеупомянутого Хряка из градоначальнического дома. Изгнание сие сопровождалось, как ни странно, (учитывая всенародную любовь к "нашему дорогому Куките Кусеевичу") громкими криками одобрения со стороны глуповцев. Что поделаешь! Несовершенным и грешным оказался наш Глуповский обыватель! Сколь легко отрекался и продолжает отрекаться он от прошлых своих кумиров! Да учтут это прискорбное обстоятельство сильные мира сего! Мало надежд, однако, на то, что охочая до власти свора претендентов на занятие начальственных кресел примет во внимание сие предостережение! В этом (но только в этом) схожи они с Наполеоном, всегда жаждавшим победить там, где все именитые предшественники его оглушительные конфузии терпели.
Правил Заведующий без малого 20 лет. Этот срок можно условно разделить на две приблизительно равные части: в первой половине своего правления он демонстрировал известную бодрость духа, жизнелюбие, динамичность и барские замашки, тем более удивительные, если учитывать его низкое происхождение. Имел последовательно
(а зачастую и параллельно) множество амант. Спихнув все дела на капитана-исправника и счетовода, вовсю предавался изнеженности нравов и немало в том преуспел, изрядно подорвав, правда, при этом свое здоровье. Во второй половине своего правления быстро одряхлел, удивляя и веселя симпатизировавших ему обывателей явными признаками начальной стадии старческого слабоумия. Впал последовательно в маразм, а потом и в детство. В то время в народе имели устойчивое хождение слухи о том, что их повелитель перестал членораздельно говорить, все время причмокивает и произносит только три слова: "мама, папа, дай!", постоянно требуя при этом, чтобы ему приносили все новые и новые игрушки. Последний слух, пронесшийся среди глуповцев незадолго до кончины долголетнего нашего правителя, казался и вовсе неправдоподобным, памятуя, однако, о своем нравственном долге, ваш летописец считает своей обязанностью привести и его: утверждали, что у нашего заведующего якобы появилась кормилица, и что пара дюжих адъютантов трижды в день подносит его к груди*.
Не могу не привести стихотворную характеристику описываемых времен, принадлежащую перу выдающегося летописца той эпохи А.З. В немногих словах он исчерпывающе живописал глубину чувств, обуревавших нашего обывателя при виде вождя, равно как и масштаб общественных процессов, протекавших в нашем славном городе:
Речи. Встречи. Рук пожатья.
Поцелуй взасос. Объятья.
Плеск знамен. Толпы оранье.
Со слезами провожанье.
* Ознакомившись позднее с известным сочинением г-на Я.Гашека, летописец понял, где таился источник этой безумной и злонамеренной сплетни и снимает, тем самым, с себя всякую ответственность за достоверность приведенного слуха.
За N 4 настоящей описи градоначальников числится бывший Капитан-исправник оного же Заведующего. Правление его было недолгим, но энергичным. Упорствуя в своем желании принудить обывателя к неуклонному тем своих обязанностей исполнению, дошел до того, что в страдную пору лично по кабакам смутьянов отлавливал и оных в острог препровождал. Нисколько в сем мероприятии не преуспев, донельзя разнервничался, чем нанес окончательный ущерб своему здоровью, и без того подорванному на многотрудной стезе посланника в вассальном Гуннском княжестве, равно как и на ответственейшем посту Глуповского Капитана-Исправника. Эта последняя должность оказала на него весьма пагубное влияние: положение дел неожиданно оказалось настолько скверным, что он перестал есть и пить, денно и нощно размышляя о том, как бы накормить обывателя, умудрившись при этом уберечь его от пагубного влияния извне. Тщетны были, однако, его усилия. Обыватель продолжал тихо безобразничать и злостно уклоняться от выполнения своих обязанностей, повелитель же слабел день ото дня и все реже появлялся перед глуповцами. Наконец настал день, когда он окончательно исчез из их поля зрения. Упокоился в Глуповской Гофшпитали, где провел последние месяцы, будучи подключен к особливому устройству, поддерживавшему время от времени работу сугубо важных жизненных органов. Все последнее время общался с подданными через посредство почтмейстера.
За N 5 настоящей описи градоначальников числится бывшый кучер оного же Заведующего, правление коего было еще более кратковременным, но в своем роде последовательным. Будучи кряжист телом и безобразен физиономией, отличался сверх того полным отсутствием мозгового кровообращения, по каковой причине совершенно не подходил под описание, содержащееся в известном трактате "О благовидных господ градоначальников наружности".
Часто болел и под конец своего недолгого правления настолько ослаб, что в момент увенчания скорбной главы его очередным лавровым венком за выдающиеся заслуги перед отечеством под тяжестью оного венка покачнулся и упал бы, не поддержи его вовремя расторопный адъютант. За все время правления пребывал в твердом сознании несколько минут, произнесши при этом всего лишь два слова: "спасибо" и "хорошо". После полутора лет безупречного правления тихо Божьей милостью в своей постели умре.
К пункту 6.
В третий день после упокоения очередного незабвенного нашего вождя, кормильца и учителя, светлая ему память, на дороге, ведущей из губернского центра, показался возок. Заинтересованные в скорейшем водворении следующего правителя, глуповцы гурьбою кинулись к сему возку, дабы воочию узреть и восславить нового градоначальника, но были крайне обескуражены, обнаружив там лишь клетку с какой-то заморской птицей*. Да, надобно еще заметить, что к клетке было привязано письмо, запечатанное большой сургучной печатью. Предводитель уездного дворянства мужественно преодолел понятную при сих обстоятельствах робость, вскрыл печать и, водрузив на нос очки, приступил к чтению. Собственно, и читать-то там было особенно нечего. На бумаге с непонятным вензелем было начертано следующее: "Сим препровождается Градоначальник за NN... для надлежащего им своих обязанностей исполнения". Далее следовала неразборчивая подпись. И все. Даже закаленное сверх всякой пропорции в чинопочитании глуповское начальство было крайне обескуражено такой кратостью, что уж говорить о прочих обывателях. Поразмыслив, однако, общественность пришла к тому неизбежному выводу, что, поскольку всякая власть от Бога, то и эта, наверное, тоже. Некоторые смутьяны, правда, утверждали: видали мол, дескать, и не таких, Бог милостив, переживем и этого. Таковые, однако, быстро утихли, как только клетка с птицею была помещена в доме градоначальника. Далее же произошло следующее: птичку накормили с дороги и дали ей напиться. Напившись и наевшись, Божья тварь нахохлилась, начала издавать какое-то непонятное ворчание и ерзать на жердочке. Ясно было, что она собиралась с силами. И вскоре это произошло. Раздался вопль такой силы, что бывшие рядом уездные чины потеряли на короткое время сознание, а обыватели на улице сплошь оглохли. Придя в себя и вслушавшись, наконец, в эти крики, обыватель, хоть и с трудом, но разобрал некоторые слова: "перрррестрррройка!!!! Гласность!!!! Ускорррение!!!!" Придя в суеверный ужас от услышанного, глуповцы, как обычно, разбежались по кабакам и стали ждать, что будет дальше. Выпить, однако, не удалось, поскольку в промежутках между непрерывной трескотней птичка успела подмахнуть указ, запрещавший пить до полудня, тут же окрещенный обывателем как "полусухой закон". В результате сего мероприятия время от рассвета и до открытия винных лавок, охарактеризованное одним из мудрейших летописцев (В.Е.) как самое, для многих из глуповцев, трагичное время, увеличилось еще на некоторое количество скорбных часов. Трудно было перенести это очевидное издевательство над здравым смыслом и природой глуповцев, противоречившее, кроме того, п.п. 11 и 13 "Устава о свойственном градоправителю добросердечии", но закаленные в бедствиях глуповцы вынесли и это. Черт его знает, как это получилось, но пить они стали еще больше прежнего, назло птичке, очевидно. Соответственно, обыватель перестал толком трудиться, он и раньше-то не особенно утруждался, а уж теперь, окрыленный вожделенным словом свобода, глуповец окончательно распоясался. Птичка, меж тем, продолжала трещать, подмахивая между делом разнообразные сумасбродные указы. Привыкший хоть к какой-то, пусть глупой, (а вернее сказать, "глуповской") но последовательности, обыватель растерялся и впал в уныние. Некоторые, правда, нашли утешение в воровстве и немало в том преуспели. Помимо своего деморализующего действия, трескотня сей преглупой птицы оказалась к тому же и заразной для многих обывателей: они тоже начали беспрерывно говорить, а поскольку чинопочитание со времен эпохи неуклонного сечения въелось, как говорится, в плоть и кровь глуповцев, то обыватель с прискорбной неизбежностью начал цитировать птицу, нимало при этом об осмысленном характере речей своих не заботясь. Надобно при этом заметить, что здесь сыграли свою пагубную роль выпущенные из подпола вскоре после воцарения птички чады и домочадцы нашего незабвенного опального градоначальника Хряка Кукиты Кусеевича, светлая ему память (см. настоящую опись градоначальников, N2). Эти и раньше горазды были предаваться суесловию, занимаясь в основном безудержными восхвалениями собственной смелости, равно как и мудрости своего патрона и благодетеля; сейчас же, пользуясь полнейшей безнаказанностью, они и вовсе окончательно распоясались, смущая и развращая своими опасными речами незрелые обывательские умы. Долгих семь лет трещала Божья тварь, покуда дела не пришли в окончательный упадок и не стали роптать окрестные деревни. Внезапно птичка замолкла и в глазах ее, прежде ясных и совершенно бессмысленных, появился вполне осмысленный ужас. Но было уже поздно. Окрестные деревни отложились, хозяйство было вконец запущено, ибо не одною свободою жив человек. Птичка заскучала и окончательно замолкла. Клетку с ней снесли в загородный домик, где она и живет по сию пору на полном довольствии, чирикая теперь уже не по должности, а сугубо по вдохновению.
* позднейшие исследования, проведенные местным аптекарем и группой доморощенных глуповских орнитологов, позволили сделать крупное научное открытие: птица сия принадлежала, как оказалось, к малоизученному и крайне редко встречающемуся в природе отряду пернатых, объединенному под общим названием "Avis garrula" (птичка говорливая)
К пункту 7 описи градоначальников: "Медведь на воеводстве"
Повествование о следующем градоначальнике следует начать издалека: в соседнем с нашим уездным центром лесу жил-поживал медведь. Простые обыватели часто встречали его, отправляясь в лес, кто по грибы, а кто и по ягоды. Вел он себя соответственно своему естеству - по-медвежьи, но при всем притом достаточно прилично, хотя порой и демонстрировал изрядное нахальство. Изредка разорял ульи и задавал трепку меньшим братьям своим, но и это ему прощалось, с кем не бывает! Да и природу медвежью трудно перебороть было (замечу при этом в скобках: а следовало ли?). Так продолжалось до того дня, пока по лесу не разнесся слух о перенесении клетки с предыдущим градоначальником (см. пункт 6 настоящей описи) в загородное имение. Прознав об этом, наш герой самолично явился в Глупов и, встав на пенек перед домом градоначальника, объявил себя оным, нимало при этом не смутясь сложностью задач, которые ему предстояло решать. Все оказалось, однако же, до удивления просто. Совершенно инстинктивно наш герой сообразил, что надобно произнести речь перед обывателями, и он ее произнес. Что он при этом говорил, понять было решительно невозможно, но выглядел он на том пеньке внушительно и, надо сказать, даже устрашающе. Тут же нашлись апологеты из числа не чуждых веяниям прогресса глуповских обывателей, провозгласившие его плотью от плоти природы, чудом естественности и воплощением духа народного. "Наш он, ну истинно наш!" - судачили, умиляясь, обыватели. Да и кто бы спорил! Так началось его удивительное правление. Удивительным оно оказалось, прежде всего, благодаря тому бедламу, который воцарился вместе с ним в нашем многострадальном городе. В первую очередь надо было уразуметь содержание речей нашего нового градоначальника, натурально для того, чтобы руководящие указы и распоряжения понимать и неукоснительно оные к исполнению принимать. Для этой цели школьному учителю словесности было поручено составить словарь и учебник медвежьего языка, ставшие на долгие годы средством общения глуповцев как с властями, так и зачастую между собой. Язык этот, хоть и был сравнительно несложен, оказался, однако же, по какой-то непонятной причине камнем преткновения для многих из глуповцев. Те же, кто вовремя ухватилисуть этого языка, зажили в полном достатке. В это время начали происходить воистину удивительные вещи: жил себе, к примеру, скромный чиновник уездной инспекции по сбору податей в своей закопченной избушке, полной тараканов и плачущих ребятишек и на тебе: уже стоит на месте этой избушки дом каменный, и жена его вся в соболях павой ходит, а слуги в том доме надменные, и собака во дворе презлющая, а у входа хозяина карета, золоченная ждет, кучер же на ней, замечу, в ливрее сидит и нагло эдак по сторонам поглядывает. Многим глуповцам, так и не успевшим вкусить от всех благ медвежьего правления, эти новшества справедливо не понравилось, столкнувшись, однако же, с проявлениями гнева нашего героя, смутьяны быстро примолкли, почитая за счастье уже то, что от карающей лапы его спаслись. А лапа у него, надо признать, оказалась и в самом деле тяжелая. Шутка ли сказать, раз в гневе одну из окрестных деревушек в щепки разнес, да еще для пущей острастки на остатках изб потоптался. И вот уже нет деревеньки, как будто и не было вовсе! Хорошо еще, мудрые обыватели бочонок отборного меда ему после этой экзекуции поднесли, не поступи они так, неизвестно, чем бы вся эта катавасия кончилось. Так он и правил, соединяя в себе в одно и то же время свирепость, природное простодушие и известную прожорливость, распространявшуюся, по правде говоря, только на "сладкое". Правление его продолжалось долгих 10 лет, в течение которых он естественным образом состарился. В последние годы стал часто болеть, после очередного выздоровления пропадал подолгу в соседнем лесу, откуда однажды нежданно-негаданно привел с собой своего нового приятеля совершенно неизвестного происхождения и невнятной наружности. Подведя его к достопамятному пеньку, откуда он начал собственную карьеру градоначальника, наш герой ткнул лапой в своего молчаливого спутника, что-то проворчал и удалился в лес, треща валежником. Обыватели, пожелавшие узнать, что же сказал их повелитель, обратились за разъяснениями к упомянутому словарю медвежьего языка и с удивлением узнали, что это молчаливое и непонятное существо, как-то странно поглядывавшее на них, и есть их новый градоначальник. Так и познакомились наши обыватели со своим новым руководителем, и изменить дальнейшее течение событий оказалось, не знаю уж, к счастью, или нет, невозможным.
К пункту 8 краткой описи градоначальников
Итак, как уже было сказано, глуповцы внезапно очутились с глазу на глаз со своим новым патроном и, прежде всего, попытались понять, с кем же им придется иметь дело в ближайшем, а может и, чем черт не шутит, в отдаленном будущем. Целых четыре года дискутировали они меж собой, пытаясь по мере своих сил прийти к какому-то окончательному выводу, да так ни с чем и остались: ну не подходил он ни под какое определение, хоть ты тресни! Уже и шептаться стали, черт мол, это, антихрист, не иначе! Некоторые особо отважные обыватели, опрокинув для храбрости чарку, пытались подлезть к нашему новому градоначальнику как можно ближе с тем, чтобы удостовериться, не пахнет ли от того серой - все тщетно! То ли он серой не пах, то ли собственный тяжелый дух все прочие запахи перебивал, так и осталось непонятным! Со временем, однако, все эти, по преимуществу умозрительные, споры потихоньку затихли и глуповцы вернулись к своим прежним занятиям, оставив, тем самым, потомкам возможность рассудить их по прошествии энного количества лет с необходимой для этого долей беспристрастности.
Тут Ваш летописец хотел бы в оправдание своих сограждан отметить следующее обстоятельство: прискорбная растерянность их в данном случае была вполне объяснима и у них были все основания для столь долголетних терзаний, ведь даже по внешнему виду нельзя было определить его принадлежность к какой-либо особи животного мира: птица - не птица, гад земноводный - не гад, повернется одним боком - ну чистый орел, только вот клюв по своей конфигурации уж очень на оный у дятла похож. Повернется другим боком - и вот уже Змей Горыныч перед нами и, кажется, вот-вот пыхнет огнем и, походя, кого-нибудь для острастки пополам перекусит, а улыбнется - ну истинно барашек, мирно на весеннем пастбище травку щиплющий! Да что внешность! Слова и поступки нашего нового градоначальника оказались столь же двусмысленны, как и его внешний вид!
Во-первых, оказалось, что он умеет говорить, и говорит при этом в известной степени складно! Но вот, что было непонятно: вроде все правильно излагает и определенная уместность в речах его присутствует, а послушаешь немного, и так противно становится, ну слов нет!
Далее выяснилось, что градоначальник наш без ума от порядка, да и административных порывов не чужд. Порывы эти, правда, он реализовывал исключительно в форме учреждения различных комиссий и учинения соответствующих мероприятий. Надо вам сказать, что в этом административном шебуршении он достиг высот, поистине небывалых, трудно себе это представить, но даже глуповцы на какое-то время поверили в то, что вот оно, счастье-то, да и порядок торжествует! Судите сами: обходит он, к примеру, свои владения, вдруг видит: крыльцо у какой-то избы покосилось или забор вот-вот упадет, сразу же соберет своих излюбленных, включая, разумеется, капитана-исправника, куда же без него, и ну допытываться, кто этот непорядок учинил, не басурмане ли и надобно ли кого-нибудь для острастки высечь, и вот уже спешно комиссия по улучшению создана, глядишь, и работа вовсю закипела! Тут уж не захочешь, а возрадуешься! Правда, за всем этим он успел, как говориться, попутно разорить и отправить в острог всех тех, кто обогатился при его предшественнике, проявив при этом действительно нечеловеческое проворство, ну да это ерунда, чего только в нашем Глупове не бывало! Тут, конечно, некоторые особо чувствительные глуповцы не удержались и возроптали. "Беззаконовахом!" - кричали они, но, быстро охрипнув, примолкли. Да и закон, по правде говоря, здесь совершенно не причем был, сказано ведь: "секут не по закону, а по обычаю".
Многих обывателей из числа наиболее передовых все эти мнимые несообразности буквально до истерики довели, некоторым даже грозные тени прошлого мерещится начали: кто Органчика вспоминал, а кто-то, страшно сказать, и с самим Угрюм Бурчеевым известное сходство находил, прочие же как-то быстро успокоились, стараясь жить по известной глуповской пословице: "от добра добра не ищут", забыв при этом, что о добре в данном случае речи вообще быть не может, но что поделать, сказано ведь уже было однажды: