В сквере было людно. Пожилые старушки подставляли истлевшие спины ажурным лучам негревшего солнца, искалеченные дети играли в войну, швыряя друг в друга тяжелые камни. Какой-то угрюмый философ ковырял ботинком землю, пытаясь опровергнуть смысл собственной жизни. У большого дерева лиственных пород стояла девушка. Ее спина была искривлена, а конечности были очень тонкие и несуразно длинные. Наверное, в детстве у нее была травма, в результате которой образовался горб и неустранимо искривился позвоночник. Тем не менее, лицо у не было довольно счастливым. Иногда она подбирала куски земли и небольшие камни и бросала их в сторону жестоких детей. Те рычали, но ответно бросить камень не решались. Я наблюдала за девушкой и видела, как она нервно вздрагивает, высматривая в гуще зеленой листвы кустарников приближающиеся фигуры. Временами она ощупывала свой горб и поправляла русые волосы.
Через некоторое время к ней подошел пожилой мужчина и принялся целовать. Девушка отталкивала его руками, но было видно, что она ждала именно его. Седоватый толстяк был в блестящем пиджаке и льняных брюках. Он был возбужден и очень блестел потной шеей на солнце. Девушка пообмякла и больше не отдалялась от его непристойных ласк. Они присели у дерева и затихли в нечистой игре собственной похоти. Я видела, как тужится мужчина, щупающий женский горб, в желании проникнуть в него, как в сокровенную гробницу. Внезапно от отодвинулся и стал елозить руками в карманах. Девушка с интересом наблюдала. Наконец он нашел искомое и церемонно протянул своей спутнице небольшой белый сверток. Девушка в изумительном любопытстве приоткрыла сверток и улыбнулась. Под блестящей измятой бумагой был чуть высушенный эмбрион. Двое, сидящих под деревом, разглядывали его и осторожно щипали. Лицо девушки было довольно, подарок был замечательным. Вместо пошлых цветов ее избранник подарил эмбрион. Пока она вглядывалась в розовато-красное тельце, толстяк рассказывал ей, откуда у него такое чудо. Оказалось, что он специально совершил зачатие с нищенкой, чтобы не дожидаясь рождения, извлечь творение своей похоти, и преподнести его возлюбленной, в знак верховерства плоти над всевозможным душевным лукавством. Он был чист перед ней и в глазах блестела его маслянисто-тягучая сперма. Девушка стеснялась, и была почти готова открыть навстречу похоти всю себя.
Вечером, у выхода из парка я увидела сверток. Он небрежно валялся у ног продавщицы мороженого и никому до него не было дела. Возбужденная парочка давно удалилась изливать плотские соки, искалеченные дети разошлись вглубь парка, а старухи как сухие листья слетели со скамеек и расстворились в предзакатном пятне.
Я осторожно подобрала сверток и попыталась через бумагу нащупать содержимое. Легковесная мякоть откликалась на касания моих пальцев упругим холодом. Под изгибом замаранного листа беспечно лежал эмбрион. Что-то человеческое в нем безусловно угадывалось, мне даже показалось, что существо чем-то похоже на своего несостоявшегося отца. Когда мне надоело его разглядывать, я решила понюхать эмбрион. Мне думалось, что он должен пахнуть сырым, нерожденным мясом, но он отчетливо пах свежезакатанным раскаленным асфальтом. Оставив его мороженщице, я пошла встречать кончание дня. Напоследок оглянулась и увидела, как продавщица укладывала сверток в лоток с эскимо, сгребая искусственный лед. На душе было спокойно, на душе не ныло.