Оутерицкий Алексей : другие произведения.

Мерзкие забавы

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:


  
   Алексей Оутерицкий
  
  
  
   Мерзкие забавы
   (Книга серии "КЛиП" - Криминал, Любовь и Приключения)
  
  
  
  
  
   - Хотелось бы знать, долго нам тут еще мерзнуть? - недовольным тоном спросил своего напарника парень ростом повыше.
   - Знаешь, Коля, за такие бабки можно и померзнуть, - заметил тот. - Не согласен?
   Облаченные в старые рваные ватники и бесформенные шапки-ушанки, небритые парни со всклокоченными волосами изображали партизан времен Великой Отечественной войны, прячущихся от немцев в небольшом леске. Вместе с ними в заснеженном овраге находилась женщина-радистка. Точнее, это была девушка лет девятнадцати-двадцати, ровесница парней. Подобно своим соратникам, она была обряжена в поношенный ветхий бушлат, но даже в нем, в отличие от ребят, выглядела какой-то более аккуратной, ухоженной. Возможно, такое впечатление складывалось потому, что она была стройной и очень миловидной. Все трое участвовали в съемках фильма и, согласно замыслу режиссера, являлись небольшой боевой группой, случайно отбившейся от своей партизанской бригады и преследуемой сейчас превосходящими силами немцев. Точнее, они лишь считали, что принимают участие в обычных съемках, на деле же все обстояло несколько иначе...
  
   - Валера, не мерзнешь? - обратился мужчина в пушистой меховой шапке к своему коллеге в спортивной вязаной шапочке, скрывающей изрядно облысевшую голову. Куртка на нем, как и шапочка, была спортивного стиля и опускалась чуть ниже пояса. Он с удовольствием надел бы дубленку, как его товарищ по работе, но из-за своего маленького роста носить подобного рода одежду не решался. Ему достаточно было представить, как выглядел бы подобный недомерок в дубленке: конечно, он казался бы еще более низкорослым и почти квадратным -- зрелище на грани гротеска. Впрочем, куртка была довольно теплой, а еще он предусмотрительно надел комплект шерстяного нижнего белья, так что жаловаться на мороз у него причин не имелось. Поэтому он отрицательно мотнул головой:
   - Нет, Вадим. Не так уж и холодно.
   - Ну, смотри. - Тот хмыкнул. - Я ведь к тому спрашиваю, что во второй половине дня состоится еще один спектакль, уже в павильоне. Тоже, конечно, не Ташкент, павильон не отапливается, но там хотя бы нет ветра. Так что, подумай. Если хочешь зрелищ, не обязательно мерзнуть на улице, можешь просто дождаться следующих съемок.
   - Да говорю же, не холодно мне, - повторил Валерий. - Да и время поджимает, вторых съемок я ждать не могу... А где, кстати, охраннички? - поинтересовался он. - Разве не пора ли им объявиться? И сколько помощников заказал себе клиент?
   - Шестерых, - ответил Вадим. - Да вот и они, кстати. Легки на помине. - Он заметил грузовую автомашину с тентом в маскировочных разводах, показавшуюся вдали. Подобные, давно устаревшего образца, можно было частенько увидеть в фильмах про Великую Отечественную войну. - А давай, Валера, сходим, проверим, готов ли наш клиент. Заодно посмотришь на него, оценишь. Колоритнейшая, надо отметить, фигура. - Он взглянул на часы. - В самый раз его навестить.
   - Пойдем, - согласился приятель и спустя минуту они уже входили в деревянную избу-новодел, отапливаемую обычной дровяной печкой и несколькими электрическими обогревателями.
   - Господин Козинцев, вы готовы? - громко крикнул Вадим из то ли большого коридора, то ли средних размеров комнаты, находившейся сразу за дверью. Как называются подобные помещения в деревенских избах, он не знал. В другие помещения вели три различных двери, одна из которых немедленно приоткрылась, и оттуда выглянул седоволосый человек, облаченный в форму немецкого офицера.
   - Почти. Заходите, заходите. Еще пара минут, и я буду готов окончательно.
   Они вошли в комнату, и застали Козинцева примеряющим шинель.
   - Вижу, вам все пришлось впору, - удовлетворенно заметил Вадим.
   - О, да! - Седоволосый одобрительно кивнул. - Чувствую себя в этом, словно проносил всю жизнь. Должен признать, у вас превосходные портные. - Некоторое время он с удовольствием оглядывал свое отражение в стенном зеркале, а двое молчали, с любопытством за ним наблюдая. - Это мои помощники? - поинтересовался Козинцев, заслышав урчание двигателя.
   - Да, - подтвердил Вадим, - шесть человек, как оговорено в контракте. Итак, господин Козинцев, напоминаю вам, что...
   - Прошу прощения, господин режиссер, но я бы попросил называть меня "Герр Оберст", если, конечно, это вас не затруднит, - перебил его Козинцев. - Понимаете, - несколько смущенно принялся объяснять он, - хотелось бы получше вжиться в роль, поэтому...
   - О, я прекрасно все понимаю, Герр Оберст, - в свою очередь тоже перебил его режиссер, ничуть подобной просьбе не удивившись. - На нашей киностудии уважительно относятся к любым пожеланиям клиентов - главных героев кинокартин, - поэтому я уже имел честь обращаться как подобает и к великому императору Франции, и к не менее великому римскому полководцу, даже со снежным человеком доводилось общаться на его языке, было такое дело. - Трое, находившиеся в комнате, рассмеялись. - Однако напоследок я хотел бы еще раз кое-что уточнить, - продолжил он, когда смех утих. - Не сомневайтесь, ваш сценарий был нашей стороной тщательно изучен и проработан, но дело в том, что многие заказчики порой склонны менять некоторые детали как раз в самый последний момент, вот как сейчас, например. Ну, если не менять, то дополнять общую картину какими-то мелкими деталями, вносить, так сказать, последние штрихи. Поэтому, уточним самое, пожалуй, главное... Вы насилуете пойманную девушку? Я имею в виду, сами, лично.
   - Простите. Вы, наверное, хотели сказать "русскую радистку", - довольно сухо поправил его вживающийся в роль Козинцев.
   - О, да, прошу меня великодушно извинить, Герр Оберст. Именно так, русскую радистку! Я бы даже сказал - пианистку. Соответственно военному жаргону или жаргону разведчиков так, пожалуй, будет еще точнее. Итак...
   Козинцев задумался.
   - Нет. Точнее - скорее всего, нет, - наконец ответил он. - Видите ли, определиться с этим вопросом абсолютно точно я сам смогу только в самый последний момент. Ну, здесь вы должны меня понять, господа. Конечно, я еще достаточно здоров и бодр, однако мне уже семьдесят пять. А это что, так важно?
   - Есть некоторые нюансы, поэтому хотелось бы знать, - уклончиво ответил режиссер и кивнул. - Хорошо. На сей счет ваши помощники будут ждать вашего специального распоряжения.
   - Кстати, ребята говорят по-немецки? - неожиданно поинтересовался "Герр Оберст".
   - Увы, - Вадим развел руками, - они просто получили инструкции употреблять как можно больше таких слов, как "йа", "йаволь", ну и далее в том же духе. Этого ведь, как мы оговаривали ранее, достаточно?
   - Вполне, - подтвердил Козинцев. - К сожалению, я и сам не знаю этого прекрасного языка, не то мои требования к вам в этом вопросе были бы гораздо жестче.
   - Нет проблем. - Режиссер улыбнулся. - Всегда действуем в полном соответствии с пожеланиями заказчика. Потребуется - организуем людей, говорящих хоть на хинди, хоть на суахили; да на каком угодно, в конце концов! Вопрос лишь в цене... Да, вот еще одно уточнение - пожалуй, едва ли не самое важное. Скажите определенно, позволительно ли оператору брать вас крупным планом.
   - Пожалуй, так... - после короткого раздумья принял решение Козинцев. - Пусть моих "крупняков" будет побольше - уж больно мне эта форма оказалась к лицу. - Режиссер понимающе кивнул. - Но!.. - "Герр Оберст" красивым жестом, словно уже для камеры, резко взметнул указательный палец кверху, видимо, все больше вживаясь в избранную роль, потому что и речь его внезапно стала какой-то более отрывистой, гортанной, в общем, более "немецкой". - Но чтобы при этом нельзя было увязать мою персону с кем-либо из моего окружения. Как с "партизанами", так и с вашими помощниками. То есть, если возникает крупный план - лицо или в рост, - на нем только я и больше никто. Но поскольку для качественного развития сюжета, и вообще, художественной ценности картины, групповые съемки необходимы - снимать меня в таковых исключительно со спины. Мысль мою понимаете?
   - Более чем, - подтвердил Вадим. - "Без привязки к другим действующим лицам" это называется, и наши операторы давно набили на таких съемках руку. На крупных планах просто будет запечатлено, как вы курите, вглядываетесь вдаль, хмуритесь или улыбаетесь, командуете или стреляете... Увязать вас с какими-либо конкретными событиями или персонажами фильма юридически будет невозможно. Ведь вы это имели в виду?
   - Именно так, - согласился "Герр Оберст". - Как обстоят дела с оружием? Все согласно нашей предварительной договоренности; то есть, за исключением меня, у всех холостые патроны?
   - Да, - подтвердил Вадим и напоследок окинул клиента коротким оценивающим взглядом. - Итак, мы выходим на улицу и ждем вас. Пяти минут до полной готовности вам хватит?
   - Йаволь! - рявкнул новоявленный немецкий полковник, опять повернувшись к зеркалу и теряя к собеседнику интерес. - Фюнф минутен!..
   - Слышь, командир... - шестеро помощников в немецких шинелях, покуривая, нетерпеливо переминались с ноги на ногу, - скоро там эта немчура соберется?
   - Скоро, скоро, - буркнул режиссер. - Чем болтать, давно бы разобрали лыжи. Через пару минут приступаем.
   - Да чего там, - бойко сказал парень с лицом, густо усеянным оспинами. - Готовы мы, командир, давно готовы. - И неожиданно подмигнул режиссеру по-свойски. - Радисточка-то хоть хорошенькая?
   - Слушай, ты! - вспылил Вадим. - Если ты или кто-то из ваших еще раз позволит себе подобную фамильярность... - Но через мгновение усилием воли взял себя в руки. Ему не хотелось заводиться перед началом работы самому и - еще больше - заводить исполнителей. - Напоминаю последний раз. На работе задавать вопросы только по существу, - примирительно, сглаживая вырвавшуюся резкость, закончил он. - Попрошу на будущее твердо запомнить. Всех касается.
   - Да ладно, все понятно, начальник, - загалдели "немцы", бодро расхватывая лыжи...
  
   - Слушайте, я уже совсем окоченела, - плаксивым голосом пожаловалась девушка. - Скоро они там?
   - А что, Ленка, может, давай, мы с Колей сейчас погреем тебя на пару? - подмигнул ей низенький. Вопрос был задан вроде бы шутливо, но во взгляде парня угадывалась некоторая -- скорее, формальная, - надежда на положительный ответ.
   - Ага! - Девушка возмущенно вскинула на него глаза. - Делать мне больше нечего, как с вами тут на морозе...
   - А чем еще тут заниматься? И вообще, ты сейчас что имела в виду? Давай, давай, договаривай, - не отставал от нее парень. - А то, может, мы совсем о разном говорим.
   - Знаю я прекрасно, о чем ты! - Девушка, не выдержав, рассмеялась. - Ладно, Миш, отстань, в самом деле. Знаешь, мне ведь и так предстоит черт знает что, а тут еще ты со своими подначками. Вам-то попроще будет. - Она посмотрела на ребят с легкой с завистью. - Одного якобы вешают - и все, конец съемкам. Другого - еще чего-то там. Расстреливают, что ли... И на этом его актерская деятельность тоже заканчивается. И вот вы оба уже свободны, а мне еще сцена допроса предстоит. В общем, для меня, наоборот, все только начинается.
   - И все равно не понимаю. Чем ты, красавица, недовольна? - весело спросил второй парень.
   - Чем, чем... - буркнула девушка. Она сняла варежки и подула на озябшие руки. - В сценарии написано, что меня уводят в какой-то сарай, запирают на замок, я там сижу, наблюдая за вашей "казнью" в щелку, потом ко мне вваливаются немцы, начинается допрос, а потом... потом непонятно. - Она пожала плечами. - В сценарии об этом как-то туманно говорится - дальше, мол, импровизация... Это как, это каждый делает, что ему в голову взбредет? Я правильно понимаю?
   - Ага, - подмигнув приятелю, подтвердил высокий. - Именно что в голову взбредет, ты все правильно ухватила. А вот что им конкретно взбредет... Хрен их, немцев, знает. - Он многозначительно посмотрел на нахмурившуюся, почуявшую подвох Лену. - А вдруг им вздумается пытать тебя своими... этими... ну, знаешь, есть у мужиков такие специальные инструменты для особо изощренных пыток. Они еще между ног обычно болтаются. - Он был чрезвычайно доволен, что опять вогнал девушку в краску. - Так что подумай над предложением Мишки. Может, он прав? Может, давай мы тебя сейчас сами "попытаем" слегка, поимпровизируем, чтобы ты подготовилась к настоящим пыткам. Мы-то вроде как свои, партизаны, мы тебя любя пытать будем, мы с тобой по-свойски. Пообвыкнешься маленько, тогда и немцы нестрашными покажутся!
   - Да ну вас обоих! - Лена густо покраснела. - И ты туда же. Я-то думала, это только Мишка у нас баламут, а вы оба такие. Лучше расскажите, что с деньгами думаете делать, - спросила она просто так, чтобы отвлечь ребят от щекотливой, не нравящейся ей темы.
   - А чего там думать. С деньгами всегда найдется что делать, их много не бывает. - Миша кивнул, словно подтверждая свои же слова. - Получу, тогда и придумаю. А тебя, Лена, где на съемки завербовали? - в свою очередь поинтересовался он. - Небось, на конкурсе красоты заприметили?
   - Ну, так уж прямо на конкурсе. - Но, протестуя, девушка улыбнулась, польщенная таким мнением парня о своей внешности. - Прямо на улице, возле центрального вокзала меня остановили. Шла себе, шла... Вдруг подваливает один и предлагает сниматься. Нет, не так. Сначала он спросил, где я живу. А я в гости приехала, только с поезда сошла. Ну, сказала ему. А он кричит: "Да бросьте вы, девушка, поехали лучше к нам, на студию, у нас вы такие деньжищи заколотить сможете! Времени, девушка, нет ни минуты, решайтесь прямо сейчас!" Ну, с виду вроде приличный, не маньяк какой, глазами откровенно не раздевает... Вот я и решилась. - Лена пожала плечами. - До своих знакомых так и не добралась в итоге. Ну, к которым погостить приехала. Даже позвонить им не успела, сказать, что уже в городе нахожусь.
   - У меня примерно так же вышло, - озадаченно сказал Коля.
   - И у меня. - Миша нахмурился. - Слушайте, ребята, а ведь ерунда какая-то получается. Подозрительно все это.
   - Да бросьте, ребята! - Лена, подумав о будущем заработке, наоборот, заметно приободрилась. - Не повесят же нас по-настоящему, в самом-то деле. Скоро мы будем свободны как птицы в полете, да еще с деньгами в карманах.
   - Нам-то, может, и ничего не будет, а вот тебе несладко придется, - так и не унялся Миша. - Это ж немцы, чего с них взять.
   - Слушайте, ну сколько можно! - уже не на шутку разозлилась Лена. - Знаешь, что я тебе скажу, дорогой... - Но договорить она не успела, потому что Коля, внезапно насторожившись, сказал:
   - Тихо! Кажись, что-то слышно... Ага, точно. Едут. Ну все, начинается...
  
   - Подъезжаем, Герр Оберст, - предупредил режиссер Козинцева, разместившегося на переднем сиденье легковой немецкой автомашины времен Великой Отечественной войны. Сам он, его коллега Валерий и оператор сидели сзади. Последний уже успел запечатлеть пару моментов из жизни "мужественного немецкого офицера": как тот, надменно вскинув голову, вглядывается куда-то вдаль, как усаживается в автомашину, что-то объясняет солдатам... Те сейчас ехали сзади, на грузовике с тентом, сопровождаемые еще одним оператором. - Стоп! - скомандовал режиссер. И когда водитель остановил машину, сказал Козинцеву: - Приехали. Если вы желаете лично руководить поимкой партизан, вам выдадут комплект лыж.
   Козинцев с сомнением покосился на глубокие сугробы, помялся и отрицательно покачал головой:
   - Нет уж. В мои-то годы шариться в мороз по заснеженному лесу... Пусть они тащат этих орлов сюда. Я встречу их здесь, возле дороги.
   - Вперед, ребята! - не тратя времени, крикнул режиссер. Он выбрался из автомашины и дал отмашку готовым к боевым действиям лыжникам. - Во-о-он туда. - Он указал направление. - Метров через двести найдете их в овраге. И смотрите у меня, чтоб без малейшей отсебятины, чтоб все четко по плану.
   - Не впервой, - бодро откликнулся кто-то и шестеро в немецкой форме устремились в лес, сопровождаемые седьмым, оператором. Легкая заминка у них возникла лишь в самом начале - бойцы заспорили, кому идти первым. Прокладывать лыжню остальным дураков не находилось, но когда режиссер, которому изрядно надоели всяческого рода проблемы, периодически возникающие с подчиненными, злобно рявкнул на них что-то нечленораздельное, ватага мгновенно восстановила взятый темп. Первым в итоге просто пошел тот, который оказался в этот момент ближе к лесу.
   - Ничего, потом поменяемся... В гробу я видал ишачить за других, - буркнул он напоследок, оглянувшись на товарищей. Причем сказано это было с таким недовольством, словно предстоял нелегкий марш-бросок не в один десяток километров...
   - Давай, что ли, пальнем? - Миша снял с плеча ППШ и слегка нервозно усмехнулся. - Не сдаваться же без боя.
   - Давай, - согласился Николай. Помимо того, что стрелять им требовалось в соответствии со сценарием, парню просто не терпелось развлечься. - А ты, Ленка, валяй, передавай что-нибудь в центр! - Он засмеялся, а девушка, вздохнув, неохотно надела наушники.
   - Холодные... Что передавать-то?
   - А передай, что тебя преследуют злые немецкие мужики. И что тебя это ничуть не огорчает, даже радует, потому как ты замерзла и мечтаешь, чтобы они побыстрей тебя догнали и... - Конец фразы Миши и его слегка натянутый смех заглушила автоматная очередь - это Николай начал боевые действия.
   - Партизанен!.. - заорали "немцы". Они бросились врассыпную и немедля открыли ответный огонь из своих "шмайсеров". Оператор шустро, насколько позволяли рельеф местности и снег, носился вокруг и снимал разгоревшийся бой с разных точек, безошибочно выбирая наиболее выгодные ракурсы -- чувствовалось, что он был неплохим профессионалом. Лес опять наполнился грохотом автоматных очередей, как это уже было когда-то, более пятидесяти лет назад, только на сей раз стреляли холостыми патронами. Пока холостыми...
   - Герр Оберст! - доложил, вытянувшись в струнку, один из шестерки. - Партизаны пойманы, среди наших потерь нет!
   - Сколько их? - важно спросил Козинцев, хотя прекрасно видел троицу в ватниках, бредшую к дороге под дулами автоматов сопровождающих. ППШ у ребят уже отобрали и они шли налегке, а вот девушке повезло значительно меньше - немецкие солдаты неизвестно для чего заставили ее тащить свою рацию, не позволяя это сделать порывавшимся помочь парням. Может, так было сделано просто ради хохмы. Пришлось Лене, чертыхаясь, нести на плечах тяжеленный ящик, при этом чуть не по пояс проваливаясь в сугробы. Зато холодно не было уже никому - напротив, захваченным в плен даже пришлось расстегнуться, и сейчас от их разгоряченных тел валил густой белый пар.
   - Трое, Герр Оберст! В точности, как доносила наша разведка, - отчеканил тот же солдат. - Двое, и с ними девка-радистка.
   - Хорошо... - Козинцев приблизился к партизанам вплотную. - Что, бандиты, добегались? - грозно спросил он. - Вздумали со мной в прятки играть? Воевать против регулярных частей доблестной германской армии, которая под руководством великого фюрера... - Он не договорил, заметив, что один из партизан едва сдерживает смех. Коле, действительно, лишь с огромным усилием удавалось справляться с неудержимо рвущимся наружу весельем. Хотя режиссер и предупреждал их строго-настрого насчет подобных штучек, этот немец так смешно пучил глаза... Да и потом; все же он не настоящий актер, которых учат разным там премудростям. - Тебе смешно, мерзавец? - вкрадчиво поинтересовался офицер и, не дожидаясь ответа, бросил мгновенно подскочившим по его сигналу солдатам: - А ну-ка, всыпьте этим бандитам! Так, чтобы им стало не до смеха.
   - Кому именно? - деловито поинтересовался живчик с лицом, усеянным оспинами. Видимо, он числился в этой группе за старшего, хотя погоны у всех были одинаковыми - все шестеро играли роли простых рядовых. - Кто посмел?
   - Всем... - сквозь зубы процедил полковник, постукивая стеком по краешку своей длиннополой шинели. - Чтоб впредь вели себя соответственно.
   - Девке тоже? - уточнил старший.
   - Ее... Ей чуток поменьше, пожалуй, - решил офицер и, разозлившись из-за возникшей задержки, внезапно заорал в голос: - Ну! Чего стоите! Выполнять!
   На ребят тут же посыпались азартные удары кулаками, прикладами автоматов, пинки кованых сапог... Они настигали со всех сторон, как ни старались жертвы прикрыться руками.
   - Вы что, рехнулись? Что вы делаете! - отчаянно взвизгнул кто-то из парней, когда ему, уже растянувшемуся на снегу, достался сильный удар сапогом прямо по раскрасневшемуся от мороза носу. - Да я вас и вашего режиссера... - Он не договорил, потому что второй удар, не замедливший последовать за предыдущим, заставил парня потерять сознание. Крепко досталось и второму, только девушку пока еще немного щадили, хотя и ее лицо украсили два синяка, мгновенно вспухшие под глазами, да из разбитого носа закапала кровь. Но, по крайней мере, ее хотя бы не сшибали на землю и не били сапогами по лицу.
   - Это что ж творится... - Ребята очнулись от сильной тряски. Оказывается, они подобно кеглям перекатывались по днищу кузова грузовика, а девушка, забившись в угол, тихо плакала, размазывая по щекам все еще сочившуюся из носа кровь. - Они что, совсем одурели, - прошептал Коля, опасливо поглядывая на солдат, которые, усевшись у заднего борта, курили, не разговаривая друг с другом. - Режиссер, конечно, предупреждал, что все будет максимально приближено к реальности, но... но не до такой же, черт побери, степени! Разве все это называется "слегка помять"? Да мне вообще, кажется, сломали челюсть... - Он попробовал сделать несколько жевательных движений и тут же болезненно скривился.
   Миша, получивший не меньше товарища, мрачно подтвердил:
   - Мне, по-моему, зуб выбили. - Он поводил во рту языком. - Нет, кажись, только раскрошили. Но зато сразу два или три. Ну, козлы! - ругнулся он вполголоса, также опасаясь, что его услышат солдаты.
   - Ничего, он нам еще заплатит, этот чертов режиссер, - злым шепотом пообещал Коля. - За все заплатит, гаденыш, чтоб ему. Не отвертится. Нет, но это надо же...
   - Правильно. Пусть компенсирует, - поддержал его Миша, но чувствовалось, что ребята просто пытаются подбодрить сами себя. Они были напуганы до крайности - все случившееся не лезло ни в какие ворота. - Ленка... - тихо позвал он и подполз к девушке поближе. - Ты как? Больно?
   - А пошли вы все... - всхлипнула та. - Ничего мне больше не надо... Никакого кино! И денег тоже... Меня впервые в жизни так избили... - Она заревела громче.
   - Да не плачь ты, ведь должна же эта дурь когда-нибудь кончиться, - попытался подбодрить ее Миша, но его слова прозвучали неубедительно и он сам прекрасно это ощущал. - Ты уж потерпи, Лен, не плачь.
   - А ну тихо там! Добавки захотели? - рявкнул, лениво к ним повернувшись, кто-то из солдат. - Это мы вмиг организуем. Только попробуйте вякнуть еще хоть полслова, я вас тогда... - Он сделал вид, что уже начинает подниматься, и ребята испуганно затихли...
   - Что, бандиты, страшно? - Напрягая слух, Лена жадно ловила каждое слово из речи немецкого офицера. Ее бросили в какой-то сарай сразу по приезде, и здесь, в новой обстановке, девушку сразу же снял оператор. Он запечатлел, как ее швырнули на пол, как она подобралась к щели, чтобы рассмотреть, что происходит на улице... Девушка добросовестно выполнила все то, что заучила, читая сценарий. Ей было очень страшно и совсем не хотелось получить очередную трепку - ее действительно впервые в жизни так сильно избили. Да и то сказать, кто и за что мог ее когда-нибудь бить? Зачем кому бы то ни было могло вообще понадобиться ни с того ни с сего избивать ни в чем неповинную девушку? А вот на тебе, дождалась. Лена, не сдержавшись, заплакала опять.
   - Итак, кто вас подговорил воевать против законной, установленной великим фюрером власти? - надменно выговаривал офицер. - Власти, несущей вам освобождение от большевистского ига. Молчите, скоты? Вам нечего сказать?
   Парни действительно молчали. Они просто боялись что-либо отвечать, потому что сразу по приезде, после того как их буквально вышвырнули из кузова в снег, ребят тут же избили вновь, снимая все на пленку. Затем последовал длительный допрос, опять сопровождаемый избиением, и теперь все подходило к завершающей фазе - вскоре их должны были "повесить". Режиссер, скотина, старался держаться подальше, им так и не удалось высказать этой гниде то, что они о нем думают, ибо все их попытки заговорить не по существу немедленно пресекались самым решительным образом - у Миши, как он подозревал, было сломано несколько ребер, а Николай никак не мог опереться на поврежденную ступню - ее сильно отбили ударом деревянного приклада.
   Стоя на холодном пронизывающем ветру под насмешливыми взглядами "немецких солдат", они желали только одного - чтобы весь этот кошмар закончился как можно скорее. У них отобрали телогрейки, валенки, объяснив, что они нужны немецкой армии, и ребята чувствовали, что их ноги давно превратились в лед.
   - Значит, вам нечего сказать представителю законной власти? - последний раз поинтересовался офицер и, не дождавшись ответа, резко взмахнул рукой: - Начинайте! Пойманные бандиты всегда на одно лицо, - пожаловался он неизвестно кому, потому что солдаты быстро забегали, подготавливая заключительное действие этой нелепой трагикомедии. - Упорствуют, ничего не желают говорить. Чувствуется, мерзавцы здорово обработаны большевистской пропагандой.
   Его подчиненные уже сноровисто забрасывали веревки на перекладину, поддерживаемую высокими деревянными столбами, тащили две табуретки, делали что-то еще...
   - Которого из них первого? - спросил подбежавший к офицеру солдат с рябым лицом и ребята напряженно замерли, со страхом ожидая решения старшего. Они почувствовали, как бешено заколотились их сердца - что-то ненормальное было в происходящем. Нечто гнетущее... Вообще, все пошло наперекосяк с самого начала. Ведь и в помине не было уговора так сильно их калечить! Неужели все это надо для того, чтобы их игра в каком-то дурацком фильме про войну выглядела как можно более естественной? Ну и сука же этот режиссер, чтоб ему!
   - Этого, - наконец ткнул пальцем режиссер и Коля неожиданно для себя истошно заорал:
   - Нет, не хочу! Оставьте меня, сволочи!.. - Оператор лихорадочно засуетился - еще бы, такой ценный кадр! Какая естественность!.. Миша стоял парализованный, его мозги словно были окутаны какой-то вязкой пеленой, мешающей ему нормально соображать. "Да что же все это значит?", - стучала в голове одна-единственная, оставшаяся там мысль.
   - Именем великой немецкой... рейх... фюрер... законная власть... бандиты... радистка... пойманы в лесу... в назидание местному населению... - как сквозь звукоизолирующую вату долетали до него отдельные слова, а он никак не мог уловить их смысла, как ни старался это сделать. - Приговаривается к смертной казни через повешение! - наконец закончил офицер и решительно подошел к табуретке, на которой стоял парень со связанными за спиной руками.
   Внезапно Коля как-то очень и очень четко осознал, что сейчас для него все закончится. Все, абсолютно все... Их каким-то образом одурачили, но как, он не мог сообразить ни в какую. Ну разве могут прийти какие-нибудь дельные мысли в дырявую голову? Именно дырявую, потому что ему, кажется, чем-то ее пробили. Во всяком случае, у него было именно такое ощущение... Он хотел что-то крикнуть, спросить режиссера, который все-таки подошел, наконец, поближе - где же обещанная им хитроумная система веревок, незаметная для будущих зрителей, на которой он должен был, зацепленный на самом деле за плечи, болтаться после мнимого повешения. Но выкрикнуть что-либо ему мешала совсем другая веревка, расчетливо отпущенная как раз на такую длину, что ему приходилось стоять, приподнявшись на цыпочки, чтобы не затянуть ее до удушения. Ну где тут крикнуть? Быть бы живу. А ведь веревка накинута на шею... И никаких тебе хитроумных приспособлений.
   - Я сам! - Офицер несколько суетливо растолкал подчиненных, подошел к Николаю и пристально вгляделся в его лицо. - Прощай, придурок, - уже совсем просто сказал он, вдруг отклонившись от играемого образа, и тут же с силой ударил по табуретке ногой.
   - А как же... - крикнул из последних сил Николай. Нет, он не крикнул, это ему лишь показалось. Он только хотел это сделать.
   - Да вы... вы же его повесили, сволочи! - в страхе закричал Михаил. Он не верил своим глазам - не хотел верить. - Вы что наделали, ублюдки! Вы же его просто повесили! - прокричал он еще раз. И опять застыл, впав в ступор от увиденного и не замечая, как офицер с хитрой ухмылкой на лице берет в руки автомат, заботливо подсовываемый ему режиссером. - Га-ады-ы! - проорал Миша, внезапно опомнившись. Он бросился прочь, отчаянно жалея, что у него связаны за спиной руки. Разве так ему удастся развить приличную скорость? Да еще по этим проклятым сугробам... Прозвучала автоматная очередь и он резко рванулся вправо - не хитря, а чисто машинально, потому что чуть левее от него высоко взметнулись фонтанчики девственно белого снега.
   - Черт, - пробормотал Козинцев. - Или сбит прицел, или же я просто... - Он прицелился вторично. - Фоер! - подбодрил он сам себя и нажал на спусковой крючок.
   "Разве можно убежать от пули, дурачина?" - еще успела промелькнуть мысль, когда Мишу вдруг сильно ударило в спину и земля с бешеной скоростью устремилась навстречу, приближаясь с фатальной неумолимостью. "От настоящей. Настоящей пули, не холостой! И настоящей веревки... Эх, успеть бы убрать голову, ведь она сейчас крепко приложится к кочке. Хотя, какая теперь разница"...
   Когда немцы вошли в сарай, Лена уже не смотрела в щель между досками, она больше не хотела ничего видеть. Девушка забилась в угол и глядела на появившихся мужчин обреченно, напоминая испуганного зверька, со всех сторон обложенного безжалостными охотниками. Теперь она уже нисколько не сомневалась, что ее партнеры по съемкам попросту убиты и та же участь ожидает ее саму. Неужели эти скоты после всего увиденного позволят ей жить? Не сомневалась она и в другом - ей предстоит пройти через, может быть, гораздо худшие муки и унижения, чем ее жестоко избитые перед смертью знакомые. Зачем, к примеру, нужно было устраивать в этом сарае неплохой обогрев электрическими калориферами и зачем здесь же установлен широкий деревянный лежак? Она, кажется, догадывалась о его предназначении, и эти догадки... нет, скорее, уверенность - навевали на нее ужас. Уж лучше бы они ее тоже просто избили; избиение она бы еще как-нибудь перенесла. Ведь жива же она после того, первого...
   - Ну что, бандитка, будем разговаривать, или... - Поигрывая стеком, "Герр Оберст" смотрел на нее пристально, растянув тонкие губы в холодной усмешке. Девушку уже выволокли на середину комнаты и усадили на массивную деревянную табуретку, подобную той, которую некоторое время назад этот старик самолично выбил из-под ног бедняги Коли.
   - О чем... р-разговаривать? - стуча от страха зубами, спросила Лена.
   - Боишься? Правильно! - неожиданно весело рассмеялся "немец". - Немудрено, что маленькая ничтожная сучка испытывает страх, если мощи нашей доблестной армии боится вся Европа! И не только Европа - весь мир! - Он сделал шаг вперед, с силой ударил стеком по ножке табуретки и девушка испуганно вздрогнула. - Что говорить, спрашиваешь? Говори шифры, частоты, на которых ты работала, контрольное время твоих передач в Москву, как часто ты выходила в эфир... Ну! - рявкнул Козинцев.
   - Я... я ничего не знаю... - растерянно пролепетала девушка. Она бы и в самом деле рассказала этому страшному старику с дьявольски горящими глазами все, что ему надо, но... ведь режиссер ни о чем подобном ее не предупреждал. И в сценарии об этом не было ни слова... Импровизация! - вдруг вспыхнуло в ее мозгу спасительное слово, и она, подобно утопающему, хватающемуся за любую соломинку, мгновенно за него уцепилась. Может, именно импровизация сейчас от нее и требуется? Может, тогда ее отпустят...
   - Шифр 28438956, частота 879, время выхода в эфир от 20-00 до 20-30 по нечетным дням... - наугад забросала Лена наводящего на нее ужас человека первыми пришедшими на ум цифрами, еще испытывая какую-то слабую надежду, что они, может быть, успокоят этого сумасшедшего.
   - Врешь, мерзавка! - зарычал тот. - Врешь, пособница бандитов! Я жду еще ровно десять секунд, - заявил он, сунув девушке под нос иностранные, явно очень дорогие часы - когда-то она видела подобные в одном фирменном магазине. - И если ты не надумаешь отвечать мне правду... - Сумасшедший старик не договорил, но, судя по его тону, можно было не сомневаться - в случае ответа, который по каким-либо причинам его не удовлетворит, Лену ожидает ужасное. - Время пошло!
   Девушка растерянно молчала - что она могла еще придумать. Просто опять назвать очередные пришедшие на ум цифры? Но ведь и они вряд ли устроят старого безумца, это же ясно... Девушка попробовала поискать глаза режиссера, может тот даст ей какую-нибудь подсказку, но эта сволочь, втянувшая ее в такую ужасную историю, просто отворачивала свою, такую ненавистную ей сейчас, рожу. А может, просто грохнуться перед ними на колени? Может, тогда они разжалобятся и отпустят ее домой? Не надо ей никаких денег или славы, ей надо просто попасть домой!
   - Я не знаю! - в отчаянии закричала Лена, падая перед офицером на колени. - Я ничего-ничего не знаю! Отпустите меня домой! Я больше... - Она хотела произнести, как когда-то в детстве: "Я больше не буду", но остановилась. О чем это она? Чего она больше "не будет"? Да это им впору перед ней извиняться! Что вообще здесь происходит? Какое они имеют право!.. - И никакая я не радистка, я... я просто Лена! - выкрикивала она сквозь рыдания, глядя то на страшного старика, явно забавляющегося картиной ее унижения, то на его пособников, смотревших на нее вполне определенного рода взглядами, в значении которых девушка никак не могла ошибиться -- навидалась уже.
   - Так, говоришь, ты просто девушка Лена... - Офицер-перестарок прищурился. - И никакая ты вовсе не радистка. И ничего-ничегошеньки не знаешь... - При каждом его вопросе-утверждении девушка согласно кивала головой, с надеждой глядя на него снизу вверх, ведь она так и не поднималась с колен, испытывая невероятное унижение, но и не в силах заставить себя подняться - так поступать диктовал ей страх; может, хоть таким образом удастся разжалобить главного мучителя.
   - Курт! - внезапно выкрикнул офицер и девушка вздрогнула, - принеси наш трофей! - Один из солдат быстро сбегал на улицу и ввалился назад с тяжелой рацией, с которой Лена была в лесу.
   - Вот, Герр Оберст! - Солдат грохнул ею о стол, а рядом аккуратно положил наушники. - С ней эту девку и взяли.
   - Чем же, в таком случае, является этот предмет? - ласково спросил Козинцев. - Не с этим ли тебя поймали в лесу? В наушниках, отправляющей радиограмму врагам законной власти! - Девушка потерянно молчала, не зная, что сказать - происходящее смахивало на кошмар, пришедший с ночным сном. - Тебе просто нечего ответить, вражеская подстилка! - внезапно заорал офицер и Лена опять вздрогнула от неожиданности: слишком резким оказался переход к бешеному крику от недавних ласковых -- пусть они были наигранными - интонаций. - Тварь! - продолжал разоряться тот. - И ведь какая опытная мерзавка! Поймана с поличным, но тем не менее продолжает запираться... Приступайте! - бросил он солдатам после короткой паузы, и Лена как-то сразу поняла, что произойдет после этой команды, к чему именно сейчас приступят мужчины - слишком уж характерным огнем загорелись их глаза, предвкушая предстоящее удовольствие.
   Девушка с ужасом обреченной смотрела на рябое лицо, расплывшееся в циничной ухмылке, в то время как руки этого скота на ощупь шарили где-то в районе ширинки. На ощупь, потому что его взгляд был намертво прикован к ней, к ее голому телу, удерживаемому сразу четырьмя негодяями, каждый из которых вцепился в ее руку или ногу, прочно фиксируя ее на том самом деревянном лежаке. А этот ублюдочный старик смотрит на происходящее с нескрываемым вожделением и его руки тоже лихорадочно нашаривают что-то в своем паху...
   - Опускайте, - прохрипел рябой, совершив несколько дерганых движений. - Куда она теперь денется... - Солдаты, загоготав, перестали удерживать ее тело и, сгрудившись в кучку, о чем-то оживленно заспорили. "Решают, кто за кем вскоре пойдет", - с омерзением успела понять Лена, прежде чем ее сознание затуманилось окончательно...
   - Твою мать! - выругался Герр Оберст, когда все шестеро закончили свое дело, а ему так и не удалось возбудиться. Собственно, он на это не очень-то и рассчитывал, но все же... "А ведь все из-за таких вот сучек, как эта!", - с внезапной яростью подумал он. Сколько раз такие вот наивные с виду симпатяшки награждали его всевозможными гонореями или трихомонозами, черт их побери! Воспаления, простатиты-уретриты, и все из-за таких, как она! Ведь ему всего лишь семьдесят пять, некоторые в этом возрасте запросто делают детей! Так почему же именно он давно почти ничего не может?
   - Что прикажете дальше? - Перед ним подобострастно вытянулся рябой. Он был вполне доволен сегодняшним развлечением - еще бы. Приговорить двух глупых баранов, добровольно пришедших на бойню, да еще позабавиться с очень даже неплохой девчонкой! Жаль, конечно, что не он лично вышиб табуретку из-под ног одного и послал очередь вдогонку другому, но разве они плохо повеселились? Вон как разгорелись глаза у остальных - многие, небось, не отказались бы поговорить с этой девкой по второму разу. - Может быть, вы прикажете и мы ее еще разок...
   - Повесить! - неожиданно сорвавшись на визг, прокричал "офицер". - Повесить эту чертову дрянь! Форвертс!.. Да вперед же, мудаки! - рявкнул он, видя, что его помощнички-"немцы" не поняли команды.
   Те шустро рванули к девушке, которая, захлебываясь слезами, сидела на краю деревянного лежака и даже не пыталась прикрыться руками, и вдруг, на мгновение заколебавшись, посмотрели на своего командира. Тот понял их нерешительность верно:
   - Тащите ее прямо так, в чем она есть!
   В безвольное девичье тело опять вцепились руки насильников...
   - Что, сучка, отгулялась? - ухмыльнулся Козинцев.
   Он опять расхаживал перед табуреткой, установленной на деревянном помосте. На табуретке со связанными за спиной руками неподвижно застыла девушка. Она совсем не дрожала от холода и, казалось, вообще не понимала, что сейчас с ней будет делать этот ужасный старик, перед которым она и ее недавние приятели в чем-то, наверное, очень провинились, если тот решил расправиться с ними таким ужасным способом.
   Скорее всего, - подумалось режиссеру, привычно, без эмоций наблюдавшему за происходящим со стороны, - девушка либо просто сошла с ума, либо находится в состоянии, близком к этому. Он давно не удивлялся подобному, в его работе это было вполне обычным делом -- осознав, что гибели неминуема, актеры частенько не выдерживали психически.
   Сейчас Лена не чувствовала ни холода, ни похотливых взглядов солдат, продолжавших таращиться на ее не защищенное одеждой тело - совсем ничего. Лишь когда человек, изображавший немецкого офицера, приблизился к ней вплотную, девушка внезапно встрепенулась, собралась с силами и плюнула ему в лицо. Этого негодяя она возненавидела больше остальных - ведь ясно, что молодые недоумки, совершившие над ней надругательство, всего лишь плясали под дудку этого старого, выжившего из ума мерзавца. Ну, и еще гада-режиссера, конечно... Слюна, вперемешку с кровью из разбитых перед изнасилованием губ, попала ненавистному старику точно в выбритую щеку.
   - Ах ты сука! - Не утираясь, Козинцев опять сам, лично, выбил табуретку из-под ног очередной жертвы, и девичье тело, нелепо выгнувшись, закачалось на холодном пронизывающем ветру... - Все, конец фильма! Убрать эту падаль! - отдал он последнюю команду и направился к избе, в которой совсем недавно, всего несколько часов назад, заканчивал последние приготовления к съемкам. За ним поспешили режиссер со своим приятелем Валерой, о чем-то тихо переговариваясь на ходу.
   - И как тебе? - поинтересовался первый.
   - Да так... - неопределенно ответил Валерий, думая о своем. Хотя, насмотревшись всякого, он давно к подобным зрелищам привык, и, более того, именно он завербовал для сегодняшних съемок этих молодых бедолаг-"актеров", ему вдруг стало немножко жаль эту наивную, совсем молоденькую девчонку. Не парней, а именно ее. Он припомнил, как только что она, лишенная одежды, стояла с петлей вокруг тонкой шеи на пронизывающем до костей морозе, и зябко поежился. Хотя он и готов был поклясться, что девушка пребывала в таком состоянии, что наверняка ничего не чувствовала, но... - Собственно, именно так я сегодняшние "военные действия" себе и представлял. Чувствуется, что у этого, сегодняшнего, с фантазией напряженка. И вообще, если откровенно, все они изрядные козлы. Да еще и с комплексами.
   - Но еще и с деньгами, - вяло заступился за клиентов режиссер. - А это вроде как оправдывает. Ну, в какой-то мере.
   - Ну да, ну да... - механически согласился Валерий. Он опять пребывал мыслями не здесь. - Ладно, пойдем, что ли, греться. Что-то и впрямь холодно стало.
   Двое неспешно двинулись прочь со съемочной площадки...
   - Стой, мудак! - вдруг заорал рябой, бросаясь к виселице. Он увидел, что один из его подельников-"солдат" собирается перерезать ножом вторую веревку. Полностью заледеневшее тело Николая чуть раньше, какую-нибудь минуту назад, с глухим стуком упало на деревянный помост. - Уж хотя бы с ней-то так не надо, она такого обращения не заслужила. - Он с неожиданной бережностью подхватил еще теплое девичье тело, осторожно опустил его на расстеленный рядом брезент. - Девчонка, между прочим, была неплохая... - задумчиво пробормотал он уже себе под нос.
   - Влюбился, что ли? - насмешливо крикнули сверху. - Так засади ей еще разок, пока теплая.
   - Придержи язык, недоумок, - брезгливо бросил в ответ рябой. - Среди нас святых нет, но чувство меры все же знать надо. Над мертвыми-то чего изгаляться.
   Кругом суетились остальные, стремясь побыстрее покончить с неприятной работой. В отличие от первых, увлекательных актов подобного рода развлечений, заключительные не нравились никому. Убирать трупы - ну их к черту...
  
   ****
  
   - Как нравится служба, салага? - подмигнул стажеру сержант Белобородько - молодой жизнерадостный мужчина лет двадцати пяти с объемистым животом и мощным задом, из которого произрастали столь же мощные ноги. Если бы не слегка узковатые для такой комплекции плечи, его фигуру вполне можно было назвать атлетической. - Хорошо у нас работать?
   Рядовой Бакланов невольно поморщился. Его нос уловил резкий запах лука, водки, еще каких-то компонентов ядреного коктейля, намешанного не менее чем в пятилитровом животе собеседника, и его охватило отвращение. Неужели и от меня так разит? - брезгливо подумал он, а вслух не очень уверенно произнес:
   - Ну, нормально.
   - Ишь ты! "Нормально". - Сержант нахмурился. - Чтой-то ты, парень, не того... Не радует меня твое настроение, в общем. Ну да ничего, притрешься, - тут же решил он. - Какое у тебя дежурство? Третье? Значит, все еще впереди. Распробуешь. Хотя вот я, к примеру, с самого первого раза четко во все вклинился. - Он снисходительно усмехнулся. - Уже к окончанию первого дежурства я для себя решил, что меня отсюда хрена лысого кто выгонит, зубами за это место цепляться буду, а не уйду! А ты нос воротишь. - Теперь он опять нахмурился. - На-ка вот лучше, хлебни еще чутка. - Он плеснул себе и собеседнику по полстакана водки. - А ну... - с нажимом произнес Белобородько, заметив, что собутыльник не спешит протягивать за налитым руку. - Я как старший по званию и должности, приказываю! - шутливо гаркнул он. Удостоверившись, что Бакланов, хоть и без особого желания, стакан все же взял, он, показывая пример, первым лихо опрокинул водку в широко распахнутый рот. - Ничего, скоро наши возвратятся, сразу веселее станет, - закусив долькой лука и бросив вдогонку кусок соленого огурца, принялся размышлять сержант; он был в весьма благодушном настроении и ему хотелось с кем-нибудь поговорить, а еще лучше - поучить жизни, пофилософствовать, для чего его собеседник подходил как нельзя лучше. Действительно, для чего еще годится этот сидящий перед ним салажонок?
   - А куда они поехали? - спросил Бакланов, запивая водку каким-то соком из налитого доверху стакана. Закуска почему-то не лезла ему в глотку.
   - Как это куда, - искренне удивился Белобородько. - Мы где, по-твоему, работаем? Отвечай, когда старший спрашивает.
   - В вытрезвителе, - промямлил Бакланов.
   - А раз так, то куда они могли поехать?
   - Ну, за алкашами, наверное.
   - Вот. Сам знаешь, а спрашиваешь. Третий раз дежуришь, а словно до сих пор не понял, куда попал. Так, что ли, получается? Слушай, да что ты все время ерзаешь-то, - с раздражением заметил он. - Хорош, ей-богу, а то тебе словно шило в задницу вогнали.
   - Да мебель тут какая-то... черт ее дери. - Бакланов и действительно все никак не мог пристроиться поудобнее. Канцелярский стол, за которым они восседали сейчас с сержантом и который был застелен газетами, на которых, в свою очередь, возвышалась гора незатейливой закуски с несколькими бутылками водки, был слишком жестким в качестве упора для его худых локтей, а стул все время норовил впиться ему в ногу каким-нибудь из своих углов.
   - Нормальная мебель, - буркнул Белобородько. Подчиненный, наконец, сумел выбрать удачную позу, перестал вертеться, и взгляд сержанта заметно смягчился.
   - А зачем нам эти самые алкаши? Камера ведь и без того набита битком, - вдруг брякнул Бакланов и сержант разозлился уже всерьез. Кончиком указательного пальца он постучал себя по лбу.
   - Нет, ну ты чего, в натуре! Прикидываешься или и вправду такой, не от мира сего? Этих ведь сейчас выпускать будем, на кой ляд они нам сдались, голытьба хренова. Сейчас прибудут новые, и все равно, может, еще одну партию искать придется. Тут ведь раз на раз не приходится, тут угадать нельзя, а план делать надо. Эй, ты что, уснул? Ну-ка, повтори, что я только что говорил.
   - Надо делать план, - послушно повторил стажер.
   - То-то же. А какой у нас план?
   - Н-не знаю.
   - Ладно, зайдем с другого конца. Возьмем для примера тебя. Сколько ты за прошлое дежурство получил? - Сержант уставился на собеседника в упор и терпеливо дожидался ответа, словно не сам выдавал ему деньги своими багровыми мясистыми лапами не далее, чем позавчера.
   - Ну, если на баксы перевести, то около сотни вышло, - нехотя сказал Бакланов. Происходящее здесь, на новой работе, было ему как-то не по душе, ведь он пришел в милицию с совершенно другим настроем, начитавшись в свое время еще тех, доперестроечных, книг, которые расписывали службу в органах в совершенно ином, мужественно-героическом свете и в которых ни разу не прозвучало, что служащие вытрезвителя в наглую чистят карманы своих клиентов и это является их основной, настоящей работой... - А в позапрошлое - где-то семьдесят, кажется.
   - Вот видишь! - обрадовался сержант. - А все дурака из себя строишь. Сам посчитай, ведь всего за два дня работы ты хапнул столько, сколько иной инженеришка или учителишка за месяц пахоты получает, да и то, этих денег им по полгода дожидаться приходится из-за задержек там разных. И при всем при том ты еще словно недоволен чем-то. - Он посмотрел на собеседника с подозрением. - А как ты вообще в нашу систему втиснулся, кстати? Я, к примеру, знаешь сколько этой вакансии дожидался? Во сколько! - Он рубанул себя ребром ладони по мощной шее, красневшей из-под расстегнутой на две пуговицы рубашки. - И не просто дожидался, а активно. Кому-то проставлялся, кому-то что-то сулил, кого-то умасливал как-то еще... Даже вспоминать тошно. А ты -- раз, и уже в самом что ни на есть хлебном месте, хотя в органах без году неделя. И что самое главное, даже без особого желания. А ведь такую работу нужно выстрадать, иначе ты просто не сможешь оценить, до какого золотого дна тебе посчастливилось донырнуть. А между тем мы, менты - особая каста, нам дозволено все. Ну, или почти все, - немного подумав, поправился Белобородько. - А здесь, в вытрезвителе, так и вообще. Я, да и любой из нас, настоящий царь и бог! Захочешь в рыло кому заехать -- пожалуйста. Хочешь с девкой покувыркаться - без проблем. И, заметь, не с шалашовкой какой подзаборной, а с приличной и при всех телесных достоинствах. Вот так, молодняк... Другому за такое немалый срок светит, а нам -- ничего. Разве что поощрение за хорошую службу. А вздумай девка пожаловаться - так поди докажи, попробуй. Сама приставала, вот тебе и весь сказ! Пьяная, и все тут. Или вообще ничего не было, просто сочиняет, чтобы опорочить. А свидетелей из алкашей можно хоть табун найти, эти пропитухи тебе все что хошь подтвердят. За поллитровку или так просто, за то, чтоб в рыло не заехали... Понял? И все это не говоря о таких мелочах, как бесплатный проезд и прочее. В любом месте, где других обратно заворачивают, мы - корочку под нос: "А ну, пропустить, я при исполнении!". И все, дело улажено. Жаль вот только, что сейчас не шибко-то разгуляешься. Сейчас везде коммерция рулит. А ведь раньше мы силищей были - ого-го! И дефицит тебе на блюдечке подносили, и вообще... Понял? - Слегка успокоившись после бурной прочувствованной речи, Белобородько снизил тон и опять подозрительно прищурился: - Значит, говоришь, случайно к нам попал? - Он налил еще по полстакана.
   - Да не то чтобы... - замялся Бакланов. Ему не хотелось распространяться, что сюда он попал по протекции дальнего родственника по материнской линии, отставного полковника МВД. Видя, что отговорить сына от втемяшившейся в голову идеи службы в милиции не удастся, мать попросила того хотя бы пристроить сына в местечко потеплее - не на улице же ему хулиганье да бандитов ловить. Пусть потусуется пока в безопасном месте, отбудет номер, а там ему и самому разонравится. Вот родственничек и подсуетился, поднял кое-какие связи. - Слушай, - он решил перекинуть внимание бывалого сержанта на другую, не столь скользкую тему, - а лейтенант наш... Он разве не выступает насчет всего этого?
   - Это Киреев-то? - заглотил наживку сержант, моментально забыв о заданном стажеру вопросе. - Тоже мне, начальник... Ему бы только кирять, в полном соответствии с фамилией. Сам подумай, человеку почти сорок, а он все в летехах ходит. Да чего там, взять хотя бы сегодняшнее дежурство. Всадил бутылку и дрыхнет, больше ему и не надо ничего. К концу смены очухается, а тут и мы - пожалуйте, господин Киреев, вот вам ваша сегодняшняя доля в конвертике. Чем ему плохо? Ну, разве что разомнется иногда кому-нибудь по мордасам или в плане покувыркаться с девкой... Но не часто. Его даже за нашим столом редко увидишь. Тягостно ему с другими пить и общаться -- привык в одиночку. Взял бутылку - и к себе в закуток на топчан.
   - Понятно... - пробормотал Бакланов, не зная что сказать еще; он чувствовал, что сержант сейчас вернется к старой теме. И тот не замедлил это сделать:
   - Вот и ты туда же, словно мало нам одного. Все нос воротишь. Брезгуешь, что ли, коллективом. А ведь мы с самого первого твоего дежурства все поровну делим, все до копейки, хотя ты пока вроде ученика, как бы подмастерье... Ладно, давай вздрогнем, что ли. - Белобородько стукнул своим стаканом о стакан собутыльника, не дожидаясь, пока тот возьмет его в руки. Выпив, они почти одновременно крякнули и потянулись к закуске. - Ну да ничего. Кажется, я догадываюсь, чем тебя можно расшевелить. К водочке, вижу, у тебя душа не очень-то лежит?
   - Ну... в общем-то...
   - Значит, следует испробовать другие радости жизни. Может, понравится. - Сержант подмигнул с намеком. - Догадываешься, о чем я?
   - Ну... я это...
   - Да что ты все мямлишь! - разозлился сержант. - Точно, не от мира сего. Про баб я говорю, если не доходит! - И неожиданно спокойно, словно и не было только что вспышки раздражения, продолжил: - Короче, надо бы тебя к миру прекрасного попробовать приобщить. И я, как твой наставник, гарантирую, что совсем скоро - думаю даже, что не далее чем сегодня, к концу смены - ты у меня...
   Бакланов хотел было что-то сказать, но не только потерял нить своей мысли, но вдруг даже перестал слышать собеседника - получалось, что тот теперь беззвучно шевелит мясистыми губами. Еще через секунду сидящий напротив здоровяк-сержант начал расплываться у него в глазах, и теперь плечи собутыльника уже не казались узковатыми для чрезмерно широкого таза, и вообще, этот сержант - парень что надо! Может, ему действительно надо вести себя проще, как его новые коллеги? Жри себе водку да получай законно заработанную денежку. Правда, водку он не очень-то любит, но ничего, привыкнет, раз это требуется для работы. С деньгами - вообще все ясно, деньги еще никому никогда не мешали. А вот женщины... По правде говоря, они ему всегда казались какими-то недосягаемыми, он был слишком стеснителен, чтобы даже просто познакомиться с кем-то, но теперь... Ведь, по словам сержанта, все так просто. И впрямь, на хрена, преодолевая стеснительность, знакомиться, ухаживать, когда взял любую за хобот, и все дела, ведь они, менты, особая каста!
   Бакланову вдруг стало невыразимо хорошо на душе. Ничего... Все утрясется, надо просто чуток здесь пообтереться. И первым делом ему надо привыкнуть к водке - после нее все становится таким простым и ясным; к примеру, кто враг, а кто настоящий друг, вроде бывалого сержанта, да и проклятая застенчивость в момент куда-то улетучивается. Да чего там, сержант абсолютно прав - сейчас бы какую-нибудь девчонку, уж он бы с ней! И ничего, что у него никогда ничего ни с одной не было - выпил бы еще стакан и в момент разобрался, что и как надо...
   Шум в голове Бакланова постепенно утих, мысли прояснились и его рука как-то сама собой, в унисон приятным мыслям, потянулась к бутылке.
   - О-о-о, братец... - Белобородько усмехнулся. - Да ты, как я погляжу, молодец, исправляешься прямо на глазах. Нет, водку пока отставить, давай-ка дождемся остальных, а то ты уже чуток поплыл. - Он не грубо, но твердо отстранил руку собеседника от бутылки и чутко прислушался. - Ага! Вот, кажись, и наши прикатили. Легки на помине.
   В обитую железом массивную дверь, открытую сержантом, бодро вбежал раскрасневшийся с морозца младший сержант Поляков. Цепким профессиональным взглядом он мгновенно ухватил степень подогретости сослуживцев и с легким оттенком зависти констатировал:
   - Хорошо сидите, ребята. Только учтите, если на сегодня постояльцев не хватит, ваша очередь это дерьмо с улиц соскребать. С меня хватит. Слишком холодно сегодня.
   - Много набрали-то? - деловито поинтересовался Белобородько. - Приличные хоть?
   - Увидишь, - буркнул Поляков. - Ты иди давай, разгружай, а мы с Шуваловым погреемся пока... Шувалов! - Он махнул рукой и сквозь приоткрытую дверь в помещение вбежал еще один младший сержант, почти полный клон Полякова - оба были среднего роста и довольно щуплыми, своей комплекцией не шедшие ни в какое сравнение с Белобородько. - Все, Шувалов, отъездились! Садись, накатим, а с грузом пусть уже они управляются.
   - Пошли, - буркнул сержант. Поманив Бакланова, он, не одеваясь, первым неохотно вышел на мороз. Открыв торцевую дверь "лунохода", который опытный Шувалов для удобства подогнал к самым дверям вытрезвителя, Белобородько вгляделся в темноту и сухо скомандовал:
   - А ну, алкашня, на выход! Милости просим.
   Из глубины машины послышалось неясное бормотание, началось какое-то шевеление и вскоре на утоптанный снег принялись неловко спрыгивать - или попросту вываливаться - помятые личности мужского пола. В общей сложности сержант насчитал десять человек.
   - Все, что ли... - Он опять заглянул в фургон. - А вам особое приглашение требуется? - со злостью заорал он, заметив внутри неясные силуэты. Двое после его крика мгновенно вскочили со скамеек, расположенных вдоль бортов, а третий не отреагировал на команду сержанта никак, он просто лежал, растянувшись прямо на полу фургона. Видимо, ему уже настолько захорошело, что и мороз был совершенно нипочем. - А ну, стоп! - скомандовал Белобородько двоим, приготовившимся спрыгнуть вниз и застывшим в ожидании, когда он, отойдя в сторону, освободит им место. - Задний ход, ребята. Дружка своего заберите... Чего-чего? - с наигранным расположением, почти ласково переспросил он что-то сказавшего мужчину в расстегнутой дубленке. - Не твой, говоришь, дружок? А вот я тебе сейчас ка-а-ак...
   Убеждать сержант умел. Еще до завершения фразы двое мужчин метнулись вглубь фургона, поднимать третьего.
   - Та-а-ак... - Белобородько придирчиво оглядел разномастную понурую толпу и с удовлетворением отметил про себя, что Поляков не схалтурил - явных бомжей было всего трое-четверо, остальные выглядели вполне прилично. А двое так и вообще - он это просто чуял своим натренированным служебным нюхом, - наверняка имели в карманах не скомканные россыпи разноцветных, мелкого достоинства купюр, а весьма солидные суммы, упакованные в красивые кожаные бумажники. Один, в пальто, даже держал в руке дорогой на вид дипломат с цифровыми замками. Он-то и попытался первым обозначить вслух свое отношение к задержанию его личности работниками медвытрезвителя:
   - А на каком, собственно, основании... - запальчиво начал мужчина и даже стекла его очков, как показалось Белобородько, гневно сверкнули, поддакивая возмущению своего хозяина. - Я абсолютно трезв... Ну, почти, - замялся он, видимо совершенно не умея говорить пусть даже совсем маленькую неправду. - Я и выпил-то всего двести грамм.
   Подобные хамские выпады в адрес работников органов сержант привык душить сразу, в зародыше, давая наглядный урок остальным, которые в случае послаблений с его стороны тоже неминуемо принялись бы качать права - кто раньше, кто чуть позже. Значит, время обучения этого грамотея правилам хорошего тона пришло. Только вот, как с неудовольствием отметил сержант, напрашивавшийся на грубость клиент действительно выглядел почти трезвым - скорее всего не врал, выпил где-то с полбутылки. Но и Полякова он понимал прекрасно - такой лакомый кусок нельзя было упускать, мало ли что у того могло оказаться в дипломате, да и вообще...
   - Та-ак... - Он остановился напротив очкарика и принялся с преувеличенным вниманием рассматривать его, при этом укоризненно покачивая головой. - Выступаем, значит, - через некоторое время констатировал он все с тем же укором - теперь уже в голосе. Затем сержант сделал плавный шаг вперед и недальновидный бунтовщик растерянно попятился под напором его мощного живота. - Интеллигент, значит, получается... Шибко, получается, грамотный, - как-то даже весело констатировал Белобородько и столь же весело въехал кулаком в ненавистное ему интеллигентское рыло - ну вот зачем такие вечно умничают, спрашивается. - И чего ж ты, друг любезный, вдруг замолчал? - Он грузно-грозной массой возвышался над распростершимся в грязном, истоптанном снегу очкариком. - Я весь внимание, продолжай. Всегда рад побеседовать с интеллигентным, коим и сам являюсь, человеком. Обменяться, так сказать, мнениями. Молчишь? А ну, поднимите эту падаль. Быстро, я кому сказал! - рявкнул он на стоявших поближе алкашей. - Не то вам сейчас тоже чего такого перепадет. - И предупреждая вопрос подскочившего к нему Бакланова, процедил сквозь зубы: - Потом все объясню. Постой пока молча, присмотрись.
   По недоуменному выражению на физиономии стажера сержант понял, что тот готов забросать его дурацкими вопросами. Потом, потом он популярно объяснит этому недоделанному практиканту, что к чему: во-первых, дисциплина. Первому, посмевшему вякнуть, должно доставаться сразу, без промедления, просто в назидание другим, независимо от его правоты либо наоборот. Так было везде и во все времена, не обязательно в вытрезвителе - в армии, в местах специфических и не столь отдаленных, короче, кругом. Но существовала и вторая, на данный момент куда более веская причина. Белобородько был просто уверен, что этот недоношенный очкарик станет сегодня их основным финансовым донором и наличность его, перекочевав в карманы призывно распахнутых форменных милицейских штанов, весомо пополнит доходные статьи их семейных - или каких там еще - бюджетов. Но поскольку ни одно доброе дело в этой жизни не обходится без сложностей, была и в их работе одна досадная помеха, и звали ее Раисой Дмитриевной. Врач, "пристегнутый" к их смене в качестве независимого эксперта от гражданских, и без того выпила у них немало крови, а с некоторых пор так и вообще распоясалась. Вот и сейчас. Ведь она непременно поднимет вой, требуя немедленно отпустить восвояси этого "милейшего", почти совершенно трезвого мужчину. А это означало, что наглого очкаря необходимо прямо здесь и сейчас, на улице, довести до необходимой кондиции, а уж потом пусть эта хренова правозащитница попробует доказать, что он не пьян - запашок-то имеется!
   - Потом, говорю, - торопливо повторил сержант, заметив, что стажер опять открыл рот. - Да скоро и сам поймешь.
   Действительно, время для воспитательных бесед было неподходящим. Не сейчас же объяснять этому недалекому юнцу, что на данный момент дорога каждая секунда, что надо действовать согласно воинскому уставу - решительно и смело, - иначе в любой момент его заветная мечта могла накрыться большим медным тазом. Ведь он даже во сне видел себя разъезжающим на "Форде-Скорпио", и до воплощения этой мечты в реальность ему оставалось выпотрошить не такое уж большое количество таких вот, наподобие нынешнего, очкариков. Если же еще приплюсовать сюда возможность вовсю пользоваться некоторыми преимуществами служебного положения в виде дармовых баб, выпивки - всего того, что совершенно бесплатно само лезло к нему в руки, - то до заветной цели оставалось всего-то чуть-чуть, не более одного суворовского перехода. И если сейчас позволить себе расслабиться или отвлечься на не относящиеся к делу разговоры...
   - Так что, - с непринужденным весельем спросил Белобородько сплевывающего кровь мужчину, - наговорился, или как? - Тот молчал, видимо, потеряв всяческую ориентацию в пространстве. Очки упали в снег и он, поддерживаемый под руки двумя небритыми личностями, близоруко щурился, силясь разглядеть стоящего перед ним сержанта. Последний с удовлетворением отметил про себя, что интеллигент уже стал более-менее походить на их клиента, по крайней мере, первый шаг к этому был сделан. Пальто с налипшим грязным снегом, ошалелый от полученного удара взгляд и разбитые губы служили достаточно ярким подтверждением того, что гражданин перебрал и нуждался в их спецуслугах. Но все же для полноты картины этого было явно маловато.
   - Молчишь, интеллигентская твоя рожа? - задумчиво поинтересовался Белобородько. Сделав широкий шаг вперед, намеренно наступив на очки, отозвавшиеся из снега приглушенным хрустом треснувших стекол, он зло процедил: - Тогда позволь сказать мне. Добавлю-ка я тебе кое-что для ясности! - И коротко, без замаха, подтверждая тем самым высокую квалификацию работника спецмедслужбы, ударил своего подопечного вторично. Тот вновь рухнул в снег, увлекая за собой двух поддерживающих его небритых... Все, теперь дело можно было считать завершенным. Теперь этот перепачканный в грязи, напрочь нокаутированный очкарик уже ничем не отличался от последнего, тринадцатого, недавно спавшего на полу фургона клиента, которого в данный момент точно так же поддерживали под руки два ассистента. Уж сейчас Раисе Дмитриевне возразить будет нечего.
   - Все, заходи греться! - сделав шаг в сторону, задорно, подобно пионервожатому, скомандовал сержант. Прибывшие, не слишком напоминающие пионеров, вяло перебирая ногами, неуверенно, без речевки потянулась в тепло.
   - Раиса Дмитриевна, прошу вас освидетельствовать очередную партеечку... - Белобородько заглянул в небольшую комнатушку, где пожилая полная женщина в белом халате, быстро двигая спицами, вязала что-то длинное, разноцветное, похожее на детский шарф. Вздохнув, она отложила вязание и вышла в общий зал вслед за пригласившим ее сержантом.
   - Предлагаю начать с этого. - Белобородько приволок к ней едва держащегося на ногах интеллигента. - Здесь, надеюсь, никаких сомнений? - Он пристально уставился на врача своими прозрачными глазками-щелочками. - Подобран работниками смены возле кафе, в котором, согласно показаниям опрошенного нашими официанта, незадолго до этого устроил драку. На момент приезда Полякова и Шувалова попросту валялся на улице. В общем, чего тут говорить. И так все ясно... Раиса Дмитриевна! Вы меня слушаете?
   - Ваше имя, фамилия, - вздохнув, с жалостью обратилась Раиса Дмитриевна к пострадавшему мужчине.
   - Я... Конст... Константин... Я... - еле шевеля разбитыми губами, тщетно пытался тот выговорить свое имя. - Конст...
   - Раиса Дмитриевна! Ну зачем вы опять... Предлагаю оформить гражданина позже, пусть он сначала протрезвеет, - засуетился Белобородько. Зная дотошность этой давно ставшей им поперек горла врачихи, от которой их смена никак не могла избавиться, он опасался, что та в итоге из этого мужика что-нибудь да выжмет - такой вариант исключать было никак нельзя. Черт его знает, как скоро тот придет в себя после нокаута. Хотя сержант вполне справедливо относил себя к специалистам высочайшей милицейской квалификации и бить действительно навострился весьма здорово, организмы у людей тоже ведь бывают разными. По идее, интеллигент восстановится очень и очень не скоро, но мало ли... - Пусть хоть чуток проспится сначала. - Он заметил взгляд Раисы Дмитриевны и уже не смог скрыть раздражения: - Ну чего вам вечно не хватает? Человек откровенно не вяжет лыка, а вы словно сомневаетесь в чем-то. Может, вы еще предложите отпустить его, такого, обратно на улицу?
   - А отчего кровь совсем свежая? - поджала губы женщина, прекрасно изучившая нравы сержанта со товарищи. Похоже, она догадывалась об истинной причине его торопливости.
   - Отчего, отчего... Да в машине этот алкаш падал, вот отчего! - Белобородько повернулся к задержанным. Мгновенно разморенные в жарко натопленном помещении, они клевали носами, устроившись на двух длинных деревянных лавках, протянувшихся вдоль серых обшарпанных стен. - Я правильно говорю?
   Совсем опустившийся мужчина в засаленном рванье, от которого за версту несло чем-то ацетоновым, мочой и запахом давно немытого тела, с готовностью вскочил, кивая.
   - Верно базаришь, начальник. Всю дорогу как куль с дерьмом со скамейки валился. Замучились поднимать.
   - Еще и в драку лез, - подтвердил второй.
   Очевидно, являясь частыми гостями подобного рода заведений, эти двое прекрасно изучили необходимые правила игры и сейчас с воодушевлением демонстрировали готовность к сотрудничеству с органами, надеясь заслужить себе какие-либо послабления в дальнейшем.
   Белобородько едва заметно усмехнулся и кинул на Полякова поощрительный взгляд, а тот, давно понимающий его с полуслова, в ответ весело подмигнул. Добровольных помощников следовало запомнить, сегодня они наверняка еще понадобятся. Подобные алкаши были отличной свидетельской фактурой и именно для подобных целей привозились работниками вытрезвителя вместе с основной массой финансово перспективных клиентов - не из-за денег же, в самом-то деле. Кивки еще нескольких пропитанных алкоголем голов вкупе с утвердительным мычанием не то чтобы убедили женщину в гладких объяснениях сержанта, но, по крайней мере, не оставили ей никаких - хотя бы формальных - оснований для протеста. Открыто обвинить милиционеров во лжи она не решилась. Вообще, спорить с хорошо спевшимися сослуживцами было бесполезно, в этом она убедилась давно. И как ни жаль было Раисе Дмитриевне этого симпатичного, наверняка добропорядочного и законопослушного мужчину, чем-либо ему помочь было не в ее силах.
   Далее, автоматически выполняя свою работу, женщина искоса наблюдала, как раздевается этот несчастный, как сдает свои вещи, как руки сержанта жадно впиваются в его бумажник, перелистывают изрядную пачку денег, как все изъятые вещи заносятся в протокол, который - она была в этом уверена - будет уничтожен сразу после ее ухода... Оставшегося в одних трусах мужчину увели в пустующую камеру и Раиса Дмитриевна принялась за освидетельствование следующего.
   Закончив с последним, она устало вздохнула и откинулась на спинку стула. Сегодня ей так и не удалось отстоять ни одного - хотя бы просто из принципа, как она с огромным удовольствием частенько проделывала. Увы, в этой партии действительно не было лиц, которых можно было со спокойной душой отпустить, радуясь хотя бы такой маленькой победе над нечистыми на руку работниками, по которым - она была в этом искренне убеждена - давно плакала такая же просторная, какие были здесь, камера, только совсем в другом месте. Вынужденное сотрудничество с медицинским милицейским учреждением отнимало у нее массу нервных клеток. Женщина просто не понимала, как тут могли с воодушевлением работать некоторые ее коллеги из больницы. Хотя, впрочем, чего тут непонятного. Достаточно было задуматься, почему с такой неуемной энергией рвались они ее замещать, когда у Раисы Дмитриевны пошаливало здоровье. Ясное дело, милиционеры щедро делились с ее беспринципными сменщицами, чтобы те закрывали глаза на их невинные шалости.
   - Ну что, Раиса Дмитриевна, кажется, отвоевались мы на сегодня. Все камеры уже под завязку, - стараясь дышать в сторону и говорить с глупой женщиной как можно вежливее, начал Белобородько. Про себя он зло чертыхался - ну почему эта старая дура попала именно в их смену? То ли дело у коллег. В трех сменных бригадах - три молоденькие потаскушки-медички, словно по заказу! Причем сменщики настолько дружно сработались со своими помощницами, что не только вытворяли при них что угодно, делясь в конце смены добычей, но нередко заканчивали дежурства совместными попойками и даже раскладыванием этих представительниц гражданской медицины на двух спаренных топчанах в специальной комнате для отдыха личного состава. Лафа, да и только! А тут возись с этой чересчур принципиальной старухой... - В общем, можете расписаться в журнале и спокойно ехать домой. Шувалов вас довезет... Шувалов! - не дожидаясь ответа, крикнул он в стремлении поскорее свернуть разговор - до того ненавистна была сержанту эта чертова правдоискательница. - Подбрось Раису Дмитриевну домой... Да, именно прямо сейчас, я сказал! Заводи, говорю, "бобик", погреться можно и потом!
   Шувалов нехотя двинулся к выходу - черт бы побрал пренеприятнейшую обязанность доставлять домой эту старую клячу с ее идиотским вязанием! Хотя, чем быстрее они от нее избавятся, тем быстрее можно будет приступить к выполнению своих основных обязанностей - дегустации водки и, если будет настроение, девок.
   - Наконец-то... - с облегчением простонал Белобородько, когда за ушедшими захлопнулась дверь. Он радостно потер руки и крикнул задвигающему засов стажеру: - Рядовой, ко мне! Будем продолжать осваивать азы нашей работы. - Он жестом усадил стажера за стол и выбрал несколько протоколов из общей кипы. - Вот, переписывай эти. Не забыл, как я делал в прошлый раз? Приступай, сказано! - прикрикнул он, заметив нерешительность подчиненного. - Или тебе надо по-новой все объяснять? Заполняешь все так же, только ставишь прочерк в графе, где про деньги. Не было у них ничего. Алкаши они, вот все и пропили. - Бакланов продолжал мяться и Белобородько подозрительно прищурился. - Подожди, подожди, дай-ка попробую угадать... Уж не собираешься ли ты опять завести свою шарманку про честность и прочее? Неужели все то время, что я потратил на тебя сегодня, потрачено вхолостую и ты...
   - Да я что, я ничего, - пробормотал Бакланов, послушно беря в руки шариковую ручку. - Сейчас перепишу.
   Когда с протоколами все было приведено в надлежащий порядок, принялись опустошать первую камеру - это был уже отработанный материал. Помещение заполнилось мужчинами с заспанными физиономиями. Распространяя вокруг себя перегар, они кое-как облачались в возвращаемую им одежду, порой промахиваясь мимо рукавов или брючин, словно те неожиданно стали слишком узкими для неверно сгибающихся членов. Каждый безропотно расписывался в подсовываемых бумажках, понимая, что правды все равно не добьешься - опыт общения со скромными тружениками организации, с которой их сегодня угораздило столкнуться, имелся уже у большинства. Белобородько с Поляковым, будучи заслуженными ветеранами спецмедслужбы, зорко следили за процессом и незамедлительно гасили в зародыше всяческого рода недовольство, памятуя, что бунт должен пресекаться решительно и беспощадно:
   - Какие деньги! Какие еще, на хрен, деньги! - натужно орал красный от благородно-искреннего негодования Белобородько. Орал он на кряжистого детину с въевшимся в кисти рук отработанным машинным маслом, который посмел бросить тень на скромных и честных тружеников от милицейской медицины, обвинив их в исчезновении из его карманов зарплаты. - Ишь ты, о детях он, понимаешь, вспомнил! Кормить ему, понимаешь, их нечем! А водку чего, спрашивается, жрал, если такой весь из себя примерный семьянин? - разорялся Белобородько, а мужчина со смешной фамилией Сучкин, у которого он сам, лично, нашарил и изъял из карманов энное количество рублей, злобно глядел на него исподлобья и молчал. Деньги Сучкина были давно оприходованы их сменой без излишних бумажных формальностей и давно плескались в желудках сослуживцев в виде довольно дорогой и качественной водки, а лейтенант Киреев - так и вообще спал, напрочь с нее отрубившись. Естественно, никто и не подумал выпить хоть какой символический десяток граммов за здоровье своего спонсора, добрым словом помянув этого самого Сучкина, с месяц горбатившегося на их беззаботное гулянье где-нибудь на заводе... - В общем, так, - вроде как окончательно решил сержант, - эту лживую суку по фамилии Сучкин оформляем на пятнадцать суток. Точка. Это ж надо так охаметь, чтобы обвинить работников правоохранительных органов в воровстве! - негодовал он. - Отоспался, стервец, в тепле за казенный счет, а теперь начинает выдвигать претензии... Короче, Бакланов, быстро за стол и пиши, на хрен, протокол! Потом выдашь ему ведро и тряпку -- пусть он отпидорасит у нас все зассанные и заблеванные камеры. Придет уборщица - отошлешь ее домой, пусть старушка отдыхает. Скажешь, у нас другой уборщик объявился, помоложе, из добровольцев. Потом... потом - в камеру его, к новой партии. Пусть попарится теперь с ними, а по окончании смены сдадим его на "сутки". Все! Своих детей он еще долго не увидит, это обещаю я, заслуженный работник министерства внутренних дел, сержант Белобородько... Садись, Бакланов, кому сказал! Садись и пиши.
   - Ладно, начальник, не надо никакого протокола, - махнув рукой, обреченно выдохнул Сучкин. - Отпускай меня, и дело с концом... - Он вовремя понял, что лучше уносить ноги, пока не вляпался в куда большие, чем потеря денег, неприятности.
   - Ага, к больному вернулась память! Соизволил-таки человек вспомнить, что не было у него денег. - Прищурившийся Белобородько подступил к мужику вплотную и принялся сверлить его свирепым взглядом. Тот отвел глаза и, не говоря ни слова, только опять махнул рукой. - Вот так-то, говнюк, я тебе еще покачаю права! Будь доволен, что так легко отделался; добрый я сегодня. Свободен... Чего застыли, это всех касается! - снова заорал он. - Быстро на выход и чтоб через минуту духу вашего здесь не было! Бакланов, открой уродам дверь... И имейте в виду, говнюки, - бросил он в спины понуро удалявшимся, незадачливым гулякам, - через десять минут мы сделаем объезд района. И если хоть один из вас попадется нам на глаза... Всем понятно? Тогда пошли отсюда, живо! Я все сказал... - Для ускорения процесса он отвесил мощного пинка под зад замешкавшемуся в дверях бомжу, никак не решавшемуся вступить в своей ветхой одежонке в неожиданно разыгравшуюся на улице метель. - Ну во-от... - Белобородько повернулся к товарищам, испытывая заслуженное удовлетворение от прекрасно проделанной работы; наконец-то они остались одни и можно заняться настоящим делом. - Сейчас вернется Шувалов - и сей секунд опять на выезд, за водкой! Если, конечно, не догадался купить сразу... Ну как, верной дорогой идем, товарищи?
   Ответом послужили одобрительные возгласы. Усердно закивал даже рядовой Бакланов - ему внезапно начало здесь нравиться. А в следующий раз непременно заеду в рыло такому вот Сучкину, - решил он про себя. - Сам, лично! Надо будет только у Белобородько разрешения спросить. А хороший, оказывается, парень этот сержант. Веселый... И ведь еще предстояло самое приятное - дележ честно заработанных за нелегкую смену денег...
  
   ****
  
   - Скоро они там договорятся? - Сидящий на месте пассажира крепкий мужчина средних лет, одетый в теплую куртку-"дутик", натужно вздохнул.
   - А тебе неймется, что ли, - обронил второй, развалившийся на водительском сиденье. Двое сзади промолчали. Между четырьмя, сидящими в салоне легковой автомашины, существовало определенное сходство. Они отличались одеждой, физиономиями, чуть меньше - габаритами. Зато роднили их плечистость, жесткие взгляды цепких глаз, не наигранная уверенность в себе.
   - У меня на вечер свиданка назначена, - принялся делиться с товарищами мужчина в "дутике". - Обалденная телка, закачаешься. Да еще перед этим надо успеть кое-куда заскочить. Вот я и говорю, скорее бы.
   - Откуда у тебя может взяться обалденная телка. - Водитель усмехнулся с пренебрежением. - Разве что за деньги дает... А значит, подождет твоя телка, никуда не денется.
   - Издеваешься? - ощетинился потенциальный кавалер. - Я за деньги никого никогда не тер. Мне надо, чтобы девка сама хотела. Это тебе, небось, только за деньги дают. - Видимо, он почувствовал себя в достаточной мере отомщенным и замолчал, успокоившись. Зато теперь уже уязвленный водитель повернулся с недобрым прищуром:
   - Это с чего ты вдруг так решил? Думай, что говоришь, а то я ведь и разозлиться могу.
   - Ша! - лениво оборвал спорщиков один из сидящих сзади. - Потом выясните, кто, кому, куда и за какие деньги сует. Сейчас по сторонам лучше глядите. А ты, Зуб, возьми да звякни своей ляльке по мобильнику, проблем-то. А то начинает тут гнать. Обалденная... Ждет... Похвастаться, что ли, невтерпеж? - Зуб буркнул себе под нос что-то нечленораздельное и достал сотовый телефон. - Да не сейчас, придурок, - все так же лениво процедили с заднего сиденья. - До вечера еще далеко, успеешь. А сейчас в оба смотреть, сказано.
   - Да чего смотреть-то, Клещ, - опять недовольно буркнул Зуб. - Кто сюда сунется? Эти, - он кивнул на три машины, стоящие напротив метрах в пятидесяти, - сидят спокойно. А кроме них да нас здесь и нет никого.
   - И тем не менее, - спокойно, не повышая голоса, поставил точку в разговоре мужчина сзади и в салоне наступила тишина.
  
   В одной из трех машин, припаркованных напротив, тоже сидели четверо крепких мужчин. Они дожидались главного, проворачивающего в данный момент сделку по продаже фальшивых долларов. Сделка проходила на даче, близ которой и расположился автотранспорт обеих заинтересованных сторон.
   - Черт! Кажется, в той тачке сидит Клещ. - Мужчина в кожаной куртке, сидящий позади водителя, стукнул кулаком по спинке его сиденья. - Гадом буду, он! Пойти бы с ним побазарить.
   - Охренел? - одернул его водитель. Он повернулся и недоверчиво всмотрелся в лицо возбужденного товарища. - Не знаешь, как делаются такие дела? Когда паханы договорятся и мы разъедемся, вот тогда, в свое свободное время, делай все, что в башку взбредет. А сейчас сиди и помалкивай в тряпочку.
   - Во непруха, блин! Клещ, кажись, недавно откинулся, я его лет пять уже не видел.
   - Лет пять, говоришь, Корявый? - как будто заинтересовался его словами мужчина в черной спортивной шапочке, расположившийся рядом с водителем.
   - Ну да. Сейчас точно прикину... - Корявый задумался, наморщив свой и без того узкий лоб. - Кажись, точно пять, - наконец выдал он. - Знаешь, какие дела мы с ним когда-то проворачивали? О-го-го! Вам и не снилось.
   - Знаем мы про твои дела, - вмешался в разговор четвертый, с заднего сиденья, сидевший рядом с Корявым. - Один срок ты схлопотал за то, что старушку грабанул, так? - И объяснил заинтересовавшимся напарникам: - Что, думаете, миллионное дело, думаете, старушку с антиквариатом на уши поставил, как всем трепал? Ни хрена. Короче, он у какой-то пенсионерки прямо на улице кошелку со жратвой из рук вырвал. По пьянке. Въехали? - Парни весело заржали, а Корявый заметно сник, злобно поглядывая на рассказчика. - Вот как раз за колбасу и еще что-то... ну, короче, за дерьмо всякое, по мелочи, ему и впаяли. Мне Серый говорил. А еще один срок схлопотал за то, что зеркальную витрину своей же рожей где-то протаранил. В каком-то магазине, что ли, или кабаке... - Он повернулся к Корявому и спокойно выдержал его взгляд. - Потом затеял драку с прикатившими ментами, оттого в итоге и получил по полной программе, а то мог бы вообще отделаться штрафом. Вот и все твои великие дела. Что, не так?
   - Ну, были и настоящие дела, допустим, - проворчал Корявый. - Словно я одни только витрины со старушками бомбил. Кстати, тех ментов я тогда здорово отделал, один даже в больницу загремел.
   - Крутой, крутой, - иронически хмыкнули спереди. - Ты вот скажи-ка лучше...
   Корявый поджал губы в ожидании какой-нибудь каверзы.
   - Ну, чего еще, - не выдержав затянувшейся паузы, сказал он.
   - Колбаса-то хоть вкусная была?
   Грянул дружный смех. Корявый, на лице которого отобразилась целая гамма эмоций, среди которых преобладала ярость, в итоге счел за лучшее присоединиться к смеющимся. Иначе совсем заклюют, проверено.
   - Словно я ее пробовал... Там как раз ментовской патруль проходил. Повязали в момент.
   - Копченая?
   - Копченая, копченая... Может, хватит, а, пацаны?
   - Так вот зачем тебе Клещ, - не угомонился сидящий рядом с водителем. - Небось, решил пригласить его на очередное дело? Старушек-то в городе много. Да и колбасы хватает.
   Все опять весело заржали, а Корявый, разозлившись на сей раз всерьез, бросил с угрозой:
   - Ты бы поменьше разевал пасть. Клещ пацан авторитетный. И на старушек, кстати, никогда не наезжал. Это я когда-то лоханулся. По молодости и пьяни. Нашли о чем вспоминать.
   - Это ты зря. Клещ человек серьезный, без дураков, - подтвердил водитель. - Лично с ним я не знаком, но слышать кое-что доводилось.
   - Так я ж ничего, - пошел на попятную его сосед. - Я ведь так просто.
   - Ну и заткнись тогда вообще, - раздухарился обрадованный неожиданной поддержкой Корявый. - А то разевает пасть шире ковша бешеного экскаватора. Нет, ну все прямо такие крутые, я аж не могу. Даже на хрен некого послать. - Он еще долго бурчал что-то себе под нос. Про старушек, про колбасные изделия, про некоторых дешевых умников-зубоскалов, но его уже никто не слушал.
   - Э! А там что еще за херня, - вдруг дернулся водитель, пристально вглядываясь куда-то влево.
   - Где? - Все насторожились и каждый полез под куртку, нащупывая оружие.
   - Вон там. Что-то пошевелилось, кажется.
   Некоторое время мужчины внимательно вглядывались в направлении, обозначенном водителем кивком головы. Через минуту напряжение сошло на нет.
   - Померещилось, - уверенно сказал кто-то. - Если кто сунется, мы его враз засечем. Снег же кругом. Да и кому тут ползать-то.
   - Если в маскировочном халате, то и на снегу не засечешь, - упрямо возразил водитель, раздосадованный тем, что поднял вроде бы ложную тревогу. Сейчас, небось, и его начнут поддевать, как минутой назад Корявого. - Я в армии знаешь сколько подобного насмотрелся? И самому поползать пришлось - в пехоте лямку тянул. Обыкновенная часть была, все срочники, и то неплохо получалось. А представь, если за дело спецназовцы натасканные возьмутся? Такой подползет, в носу у тебя поковыряет, а ты и не почувствуешь.
   - Да брось ты пугать, - отмахнулся парень с заднего сиденья, сидящий рядом с Корявым. - Спецназовцы, спецназовцы... Кому тут, действительно, понадобится ползать. - Он ощерился и с хитрецой покосился на соседа. - Разве только старушке какой. Пенсионеры, они ведь настырные, они могут! Наденет такая старушка маскировочный халат, подползет, и ка-а-ак...
   - И как трахнет тебя колбасой по башке! - не выдержал Корявый. И заржал первым, радуясь, что еще кто-то поставил себя в смешное положение, брякнув что-то невпопад.
   - А если колбаса копченая - мало не покажется! - подхватили с переднего сиденья. Теперь засмеялись все, только водитель сконфуженно почесал себе затылок:
   - А ну вас, черти!
  
   - Ты что творишь! - затаившись, шепотом бросил широкоплечий мужчина в белом маскировочном халате. - Наверняка засекли... - Он, не поворачивая головы, жестко выговаривал одному из своих подчиненных - не рассчитав движения, тот неловко съехал с небольшой снежной кочки. - Теперь не вздумай даже мизинцем шевельнуть! Замри и так лежи, понял? Если они что-то заметили, то сейчас во все глаза пялятся в нашу сторону.
   - Да понял я, понял... Лежу, - задыхающимся шепотом ответил товарищ. Он и действительно застыл неподвижно в неудобном положении, ногами вверх, и теперь чувствовал, как к голове начала усиленно приливать кровь. Черт, и угораздило же.
   Выждав какое-то время, группа сноровисто поползла дальше.
  
   - Приступим? - Мужчина средних лет в длинном черном пальто аккуратно водрузил на стол дипломат, переданный ему телохранителем: - Наши бабки. Покажите товар.
   Человек, находившийся по другую сторону длинного узкого стола, молча приподнял черную кожаную сумку и поставил ее рядом с дипломатом. Одет он был также в кожу, только это была куртка коричневого цвета.
   - Проверить, - тихо скомандовал мужчина в пальто. Выйдя из-за его спины, к столу приблизился пожилой человек небольшого роста в пальто, которое, в отличие от надетого главным, было старым и потертым, словно его проносили не менее доброго десятка лет. С другой стороны стола также вышел мужчина. Он был значительно моложе представителя противоположной стороны, а облачен в обычную зимнюю куртку. Почти синхронно вскрыв дипломат и сумку, двое принялись раскладывать на поверхности стола аккуратные пачки зеленых банкнот. Происходил обмен долларов на доллары, выглядели те и другие одинаково, только партия, извлеченная из черной кожаной сумки, в отличие от тех, что находились в дипломате, была отпечатана без ведома федерального казначейства США. Но это были уже мелочи.
   Пока эксперты трудились, один из мужчин, производивших обмен, неспешно подошел к окну. Похлопав ладонями по карманам своей кожаной куртки, он оглянулся на высокого шкафообразного парня, который тут же протянул ему пачку сигарет.
   - Почему твои орлы сидят в машине? - поинтересовался пахан. - Это ты им так велел?
   - Ну, я подумал... Дача на отшибе, кругом ни деревца, ни кустика, все чисто, как на ладони. Со стороны незаметно не подберешься. Поэтому следят они в основном за ребятами с другой стороны. А раз те сидят в своей машине - то и наши тоже. Распорядиться, чтобы вылезли? - Помощник извлек из кармана сотовый телефон.
   - Не надо, - решил пахан. - Ты прав, зачем нагнетать обстановку. Те сидят - наши тоже. Пусть сидят.
   На внезапно открывшуюся дверь нервно оглянулись все десятеро находящихся в комнате - по пахану, эксперту и по трое телохранителей с каждой стороны.
   - Это всего лишь я, господа. - Вошел хозяин дачи, под крышей которой производилась сделка. - Желаете кофе, что-нибудь выпить? - Паханы переглянулись и поняли друг друга без слов.
   - Нет, - ответил мужчина в пальто.
   - Не понял... - Наблюдавший за окрестностями шкафообразный резко отскочил от окна. - Пахан, на наших напали! - заорал он, и в руках всех шести телохранителей одновременно появились стволы.
   - Чья работа? - нервно спросил мужчина в пальто. Он подозрительно уставился на кожаного, но тот отрицательно мотнул головой.
   - На моих тоже напали, - через мгновение сказал он. Скосив глаза в направлении окна, он наблюдал, что творится возле его машин. - Это кто-то со стороны.
   - Забрать бабки, - распорядился мужчина в пальто и один из его громил ринулся к столу. Он грубо сдвинул эксперта в сторону, потом замялся и оглянулся на пахана.
   - Наши забирай, наши, - скомандовал тот, поняв причину его замешательства. - Сделка не состоялась. - Он посмотрел на партнера в кожаной куртке и тот кивнул, подтверждая.
   - Забрать! - отдал он распоряжение своим, и в этот момент громко зазвенели вылетающие стекла. Все четыре окна угловой комнаты второго этажа были разом вынесены посыпавшимся градом газовых гранат.
   - Что за... - просипел кожаный, но тут же, схватившись за горло, рухнул на колени. Кругом хрипели, кашляли и задыхались остальные, так и не успев произвести в сторону нападавших ни единого выстрела. Комната мгновенно наполнилась смесью концентрированного слезоточивого газа и едкого дыма... Вскоре все находившиеся в ней, у кого глаза еще не успели выскочить из орбит, потеряли друг друга из виду.
  
   - Так вот, - продолжал Зуб, - когда менты повязали меня по второму разу...
   Внезапно его фраза была прервана грубым вмешательством извне. Двери автомашины резко распахнулись со всех сторон одновременно и через секунду чьи-то руки выдернули наружу всех четверых. Нападающие не предпринимали попыток заламывать жертвам руки или класть на землю лицом вниз, надевая наручники. Какие-то белые бесформенные массы просто били засидевшихся в машине бандитов с профессиональной жесткостью, в один-два безжалостных удара напрочь выводя их из строя.
   Это не снеговики... - успел подумать Зуб, прежде чем потерять сознание от сильного удара в висок. - Зря я грешил на снеговиков... Это какие-то суки просто одели белые халаты. Может, санитары? - мелькнула последняя глупая мысль и на него обвалилась вязкая тьма...
  
   И все-таки я был прав... - пронеслось в голове водителя другой банды, когда невиданной мощи сила рванула его из машины, словно он был легкой тряпичной куклой. - Какая-то сволочь все же подкралась к нам в белых маскхалатах. Я был прав... Никакие это не старушки с колбасой, а эти мудаки еще надо мной потешались... В следующий миг он потерял сознание от удара рукояткой пистолета по голове. Про свой, гревшийся под теплой курткой в наплечной кобуре, он и не вспомнил, ему просто не дали для этого времени. Перед тем, как окружавшие его предметы веселым калейдоскопом завертелись с бешеной скоростью перед глазами, он еще успел заметить, что с ребятами из машины, стоявшей напротив, где предположительно сидел Клещ, друг Корявого, происходит то же самое. Значит, это не их работа... Самого Корявого вывели из строя на долю секунды раньше.
  
   Широкоплечий мужчина в маскировочном халате убедился, что бандиты из обеих машин полностью выведены из строя. Все нападение заняло, как и планировалось, считанные секунды. В окнах второго этажа строения, расположившегося на отшибе небольшого дачного поселка, маячили чьи-то тени и медлить было нельзя - их, естественно, уже засекли.
   - Эти готовы... Вперед! - скомандовал он, и две небольшие группы, по пять человек в каждой, мгновенно рванулись к даче, охватывая ее полукольцом - их интересовала угловая комната второго этажа, где сейчас между главарями двух бандитских группировок проворачивалась сделка по обмену миллиона долларов на примерно втрое большее количество фальшивых. Бойцы мчались к даче, сдергивая с плеч обмотанные белым гранатометы и стреляя на ходу. Одного из пятерки широкоплечего слегка пошатывало от головокружения, вызванного усиленным притоком крови. Некоторое время ему пришлось, не шевелясь, лежать головой вниз и поступить иначе было нельзя; из-за случайно допущенного им прокола - незамеченной вовремя обледеневшей кочки и последовавшим за этим соскальзыванием с нее - могли оборваться жизни его товарищей. К счастью для них, бандиты проявили халатность и сейчас все шло в соответствии с задуманным, четко расписанным по секундам графиком.
   Вскоре изо всех щелей, окон, входной двери дачи, даже откуда-то из-под крыши - отовсюду валил густой ядовитый дым, а резкий запах слезоточивого газа перехватывал дыхание даже на свежем воздухе. В доме не осталось ни единого целого окна, и ни в одном из их проемов не было и намека на человеческое присутствие, не говоря уже об ответных выстрелах из автоматического оружия. Предполагать, что бандиты, собираясь на сделку, предусмотрительно захватили с собой противогазы, было нелепо, а значит, сейчас они наверняка пребывали в бессознательном состоянии. Зато противогазы были у нападавших и сейчас они доставали их из сумок белой - под цвет объемистых маскировочных халатов - материи.
   - Четверо наверх. И осторожнее там, смотрите в оба... Остальные - здесь. Тоже в оба глядеть, - отрывисто бросал старший, а подчиненные мгновенно выполняли его приказания. Когда четверо, натянув маски, нырнули в дверь дачи, он достал трубку радиопередатчика: - Полковник, у нас все. Прием.
   - Выезжаю, - прозвучал короткий ответ и только тогда широкоплечий мужчина позволил себе, наконец, закурить, не забывая при этом зорко посматривать по сторонам.
   Через какое-то время на изрядно занесенной снегом подъездной дороге показался джип, еще издалека мигнувший фарами: "Свой!". Из джипа, со стороны пассажирского сиденья, неспешно выбрался подтянутый пожилой человек военной выправки, одетый в черное зимнее пальто.
   - Порядок? - приблизившись к курившим парням, спросил он у плечистого, Александра Хребтова.
   Тот молча кивнул и продемонстрировал дипломат с кожаной сумкой, только что найденные в доме.
   - Вот. Мы уже прикинули примерно, все соответствует. Девятьсот и без малого три. А вот где из них какие... - Александр развел руками. - Ни хрена не разобрать!
   - Ну, это как раз нетрудно. - Полковник с интересом заглянул внутрь кожаной сумки.
   - То есть, где меньше - настоящие, а где больше - фальшаки? - уловил его мысль Александр.
   - Точно, - подтвердил Полковник. - Уж никак не наоборот.
   - Ну, разве что так, логически. - Широкоплечий покачал головой. - А если визуально... Я тут присматривался, присматривался, никаких отличий не нашел. А ведь не в первый раз сталкиваюсь.
   - Ну, это сейчас, на морозце да в полутьме. При нормальном освещении что-нибудь да нашел бы. Обязательно... Что с этими? - Он кивнул в сторону бандитских машин, возле которых валялись, контрастируя с белизной снега, неподвижные мужские фигуры.
   - Обездвижены, скручены, оружие изъято, - доложил Александр. - Вот только... - Он вдруг виновато почесал затылок: - Возможно, кое-кто уже не очухается. Я одному в горячке слишком сильно в висок заехал, кажется.
   - Разноса начальственного ждешь, - уверенно сказал Полковник, приглядевшись к выражению его лица. - Я тебе так скажу... - он на секунду задумался, стараясь четко сформулировать мысль, - укоров морально-этического плана с моей стороны не будет. Их я отбрасываю сразу, потому что все эти ребята сами выбрали свой путь. Точка. А вот что касается технического исполнения - брак с твоей стороны несомненен. Ну да ладно, чего сейчас... Будет разбор полетов, там и услышишь полную оценку всем своим действиям.
   - А вы сами в дом пойдете?
   Полковник опять на мгновение задумался.
   - А что, пожалуй. Одолжи для меня маску и пойдем, полюбопытствуем... М-да!.. - промычал он, осматривая комнату, в которой недавно совершалась сделка и в которой сейчас воцарился неописуемый бардак. Весь пол был сплошь усеян битыми стеклами, валялись перевернутые стулья, блестели лужи блевотины и, кажется, мочи. И посреди всего этого валялись скрюченные бандиты, досыта наглотавшиеся отравляющей мерзости. Кто-то хрипел, слышалось негромкое икание, по телам некоторых пробегала конвульсивная дрожь, другие лежали неподвижно.
   - Вы что-то сказали? - прокричал сквозь защитную маску Александр, но Полковник, не ответив, отмахнулся. Он размышлял, что же теперь с этими горе-бизнесменами делать. Конечно, лучше всего оставить их тут, но ведь среди них находятся эксперты. Да и хозяин дачи... Хотя он, судя по оперативным данным, и являлся порядочной сволочью, охотно сотрудничающей с бандитами, особо крупных прегрешений за ним пока не числилось... Он сделал знак Александру и первым вышел на улицу.
   - Среди этих уродов эксперты и хозяин дома, - сказал он, сняв маску. - Как бы гражданские лица по нашей классификации... Короче, всех собрать, связать, бросить в месте, где уже более менее проветрилось. Потом оповестить ментов и пусть они их забирают, если, конечно, нашу милицию вообще интересуют личности этих деятелей. Все. Действуйте.
   И пока мобилизованные Александром подчиненные занимались выведенными из строя бандитами, Полковник курил, задумчиво наблюдая за происходящим со стороны. Честно говоря, он без малейших колебаний отдал бы распоряжение покончить с мерзавцами прямо здесь, на месте - хоть немного, но подчистил бы свой город от швали, которая с простыми обывателями никогда не церемонилась... Но руководством организации, которую он сейчас представлял, был составлен четкий план сегодняшнего мероприятия, и менять этот план без уважительных на то причин, на ходу, он не мог. Вот если бы возникла какая-нибудь чрезвычайная ситуация, тогда другое дело. Он сожалел, что при утверждении плана операции по захвату денег не настоял на полной ликвидации бандитов. Надо было поставить этот вопрос на голосование и тогда, он был почти полностью в этом уверен, сейчас с ними было бы покончено. Хотя бы с этими. Да, жаль. Но ничего, впереди еще множество подобных мероприятий, и в следующий раз он проявит необходимую твердость... Заметив, что подчиненные уже заканчивают, Полковник отбросил в сторону окурок и направился к джипу. Операция закончилась, пора было уезжать.
  
   - Что ж. Все сработано чисто, без проколов... - Главный пожал Полковнику руку и представители верхушки незаконной организации, присутствующие на совещании, одобрительно кивнули. - Итак, приступим. В результате успешно проведенной операции нами получено около девятисот тысяч долларов США и втрое большее количество фальшивых. С настоящими деньгами все ясно - часть их, как было запланировано ранее, пойдет на совершенствование нашей материальной базы в виде приобретения аппаратуры радиоперехвата, на обновление компьютерного оборудования, в общем, на технические цели. Встает вопрос, что делать с липовыми... - Он замолчал и обвел взглядом собравшихся. Кроме Главного и Полковника, в светлом просторном зале находилось еще пять человек, расположившихся за длинным столом, в торце которого сидел шеф. - Какие будут предложения?
   - У меня следующее, - пробасил массивный мужчина средних лет, бывший майор ВДВ. Он не спеша налил себе полстакана минеральной воды, бутылки которой стояли на столе перед каждым, и так же неспешно промочил горло. - Надо всю эту сумму перекачать обратно к бандюкам. Ну, через подставные фирмы, чтобы никто в итоге не пострадал и все такое прочее. Надо, конечно, все хорошенько обмозговать, проработать подробности. Это я так, предлагаю идею в общем... К примеру, купить у них что-нибудь, а расплатиться этими фантиками. Пусть сами же собственное дерьмо и жрут. - Кто-то одобрительно кивнул, да и Полковник размышлял примерно так же. Ведь это было бы еще одним щелчком по носам этих ублюдков. Причем щелчком весьма и весьма ощутимым.
   - Все бы хорошо, но есть небольшая загвоздка, - сказал Главный. - Вряд ли бандиты смирятся с нанесенным им ущербом, проверни мы такую операцию. Не выкинут же они фальшивые деньги на помойку. А значит, эти, как ты выразился, фантики в итоге попадут в руки обычным обывателям, народу, на стороне которого мы вроде бы выступаем и о благополучии которого вроде бы печемся. Но и выбросить их, конечно, мы не можем себе позволить.
   - А нельзя ли сделать следующим образом... - присоединился к обсуждению кто-то, а Полковник углубился в свои мысли. Как только закончится проработка этого, несомненно, очень важного вопроса, нужно будет выступить с одним предложением. Его личный источник из РОВД города сообщал, что в одном из вытрезвителей района черт знает что только не творится. Пьянки на рабочем месте - это так, семечки. Грабеж выпивших клиентов - опять же в порядке вещей, как и в большинстве подобных государственных заведений. Так нет, эти подонки почти не таясь запросто насилуют подвернувшихся женщин и вообще вытворяют что только взбредет в их прикрытые форменными фуражками головы. В отдел, где работал источник информации, уже дважды обращалась женщина-врач, по долгу службы сотрудничающая с этим милицейско-медицинским учреждением. В своей жалобе она подробно расписала укоренившиеся там порядки, но толку оказалось ноль - видимо, начальник этого РОВД имеет долю с дохода подобных точек или еще какой-то свой интерес... Вот такое дело было как раз по Полковнику: приструнить зарвавшихся представителей закона - что может быть лучше! И еще такая акция послужит наглядным примером для остальных. Полковник действительно любил подобного рода операции, которые сразу же, напрямую приносили ощутимую пользу для всех. А то пока еще эти фальшивые, изъятые им деньги послужат дубинкой против бандитов... Этак сто лет может пройти. Да и вообще, не тот коленкор. Это как если сравнить методы работников ОБХСС и оперативной милицейской группы. Несомненно, нужны и те и другие, но его сердцу куда милее оперативники, люди действия... Полковник опять вслушался в происходящее.
   - Таким образом, бандиты получат обратно свои же фальшивки, а мы при этом еще и наведем на них милицию. И сбагрить эти фантики народу они никак не успеют, - закончил кто-то свою мысль. - А уж куда их пристроят сами милиционеры...
   - А вот это вопрос интересный, - опять послышался бас бывшего ВДВ-шника. - Изъятые у бандюков фальшивки непременно исчезнут из ментовского хранилища вещдоков, или как там у них эти штуки называются... А в итоге - прямым ходом к обывателям. Мне кажется, нужно придумать какой-то другой вариант, без их, честнейшей души ребят, участия. - Все негромко рассмеялись, а когда смех утих, слово опять взял Главный:
   - Хорошо. Тогда предлагаю старый, проверенный способ, - начал он, а Полковник опять вернулся мыслями к вытрезвителю. Скорее бы привести в чувство этих ребят, приспустить их на грешную землю. И наказание им, кстати, надо будет придумать такое, чтобы удар об эту самую землю они прочувствовали бы на своей шкуре, да получше. А что, это мысль!.. И Полковник опять принялся увлеченно обдумывать свою неожиданную идею, вполуха прислушиваясь к очередным предложениям шефа.
   Совещание лидеров незаконной организации "Народный суд" продолжалось...
  
   ****
  
   - И как вы тут без нас? - Возникший на пороге Шувалов сиял радостной улыбкой, притопывая, чтобы сбить налипший к обуви снег. В руках он держал набитый чем-то доверху пластиковый пакет. Наконец, отстранив открывшего ему дверь Бакланова, младший сержант зашел внутрь. - Происшествий не случилось? Отчитаться! - рявкнул он и уставился на Белобородько.
   - Хорош паясничать, - беззлобно буркнул тот. - Лучше сам отчитайся. Врачиху сбагрил?
   Шувалов все так же радостно кивнул и потряс пакетом, который издал приятный для заинтересованного уха звон. Звон этот был особенный. Раз такой услышав, его нельзя было спутать ни с каким другим, особенно человеку, охочему до выпивки. Любой из недавно освободивших помещение алкашей отдал бы дьяволу душу за содержимое такого вот невзрачного с виду пакета.
   - Не только сбагрил, но и вот еще... Заехал, купил по дороге.
   - Соображаешь, - похвалил его Белобородько, - горючее очень кстати. А то я как раз задачку решал: как бы тебя обратно на мороз вытолкать, да чтоб тебе при этом не слишком обидно было.
   - Ты за кого меня держишь! - Шувалов игриво подмигнул, но тут же вспомнив что-то, нахмурился. На его лице проступила озабоченность: - Только это... Ты учти, я свои личные потратил. Потом, при дележке, отстегнешь за эту водку отдельно.
   - Без проблем. - Белобородько подмигнул ему в ответ. Конечно, Шувалов врет, никаких своих он не тратил; видимо, просто изловчился в одиночку или на пару с Поляковым обчистить кого-то из клиентов еще по пути сюда; но это ничего, по их неписанным законам подобное не возбранялось. Если такая выемка производится в разумных пределах, конечно. Во-первых, эти двое ездили в мороз, пока другие грели свои задницы, а потом, их коллектив традиционно воздавал должное ловкости того, кто был способен действовать столь шустро. Будучи на выезде, сержант и сам частенько производил подобные выемки, это было нормально. - Да не стойте вы как истуканы! Тащите все сюда и раскладывайте. И поживей, поживей, у меня уже слюнки текут... - И первым поспешил в комнату, где они недавно трапезничали с Баклановым.
   - Может, это... Может, поделим сразу, пока трезвые? - заикнулся было шофер, но Белобородько отмахнулся, поморщившись:
   - Никуда наши кровные от нас не денутся. Дели лучше горючее, а то трубы горят. При этой ведь крысе не шибко-то разгуляешься. Кстати, как ты... До самого дома ее довез?
   - Да ну, - зло бросил Шувалов. - Опять вылезла на полдороге, как в прошлый раз. Сама, говорит, доберусь. Брезгует с нами ездить, старая сука.
   - Точно, сука она и есть, - согласился Белобородько. - Ну вот за что нам, спрашивается, такое наказание. Избавиться бы от этой ведьмы - но как? Ведь все, вроде, перепробовали, ничего не помогает... Ладно, потом насчет нее еще помозгуем, а пока не расслабляться. Все слышали? - Он обвел коллег мрачным взглядом. - Ухо с медициной держать востро. Поддакивать, делать все, как ей нравится. Не хватало только, чтобы эта стерва попересажала нас к хренам собачьим...
   Через час красный, распаренный от жары и выпитого, Белобородько подвел суточный финансовый итог:
   - Нормально вышло, короче. Без малого по двести баксов на брата - в этом году рекорд. Хотя, думаю, мы его еще не раз побьем - всего лишь февраль на дворе.
   - Да-а... - согласился Поляков, - приподнял нас этот интеллигент, нечего сказать. А я еще колебался - забирать, не забирать. Вроде трезвый почти.
   - Жаль только, что в "дипломате" одна труха оказалась. - Шувалов кивнул в сторону соседнего стола. Лежащий на нем "дипломат" был грубо вскрыт с помощью отвертки, цифровые замки безнадежно испорчены, а в его чреве белела кипа документов. Как уже убедились коллеги, это были документы какой-то фирмы; в ней, очевидно работал избитый мужчина, о котором они сейчас вели разговор. - Я уж думал, у него там с миллион баксов запрятано, не меньше.
   - Ничего, - успокоил его сержант. - Еще покумекаем, что с этим хозяйством можно сделать. Может оказаться, что документы тоже чего-то стоят. Посмотрим потом, по трезвяни - вдруг эти бумаги как раз и тянут на тот миллион зеленых! Может, они этой роже позарез нужны, а восстановить их в нужный срок - никак. Тогда можно запросить за них, сколько вздумается. Ясно?
   - Как это? - подал голос Бакланов. - Он ведь утром требовать их начнет. Вон, послушайте, может как раз он очухался. - Действительно, кто-то настойчиво барабанил в дверь камеры.
   - Вряд ли, - ухмыльнулся Белобородько. - Думаю, интеллигент мой урок надолго запомнил. Надеюсь, человек наконец уяснил, где его место и кто он по жизни такой. Небось и пикнуть сейчас не посмеет. Забился куда-нибудь в самый дальний угол и боится даже сопеть. А долбится... Да это небось алкаш какой-нибудь, которому поссать приспичило. Ну а насчет претензий... - Он посмотрел на стажера снисходительно. - Какие, на хрен, могут быть претензии, Бакланов? И к кому? Я вижу, учишь тебя, учишь, а все без толку. Мы ведь такой протокол на него состряпать можем! Буянил, в драку лез, покушался на сотрудников, а ведь мы при исполнении. - Он похлопал себя по налитой ляжке. - Я как раз не далее чем вчера так в своем подъезде с лестницы кувыркнулся! Перебрал малость... Стоит мне только эти синяки нашим экспертам показать - пинали, мол, и вообще...
   - Задним числом протокол? - не успокоился Бакланов.
   На парня, отвлекающего трудовой народ от продолжения выстраданного им банкета, раздраженно зашипели, но сержант, наоборот, с неожиданным одобрением кивнул:
   - Молодец, стажер. Вижу, начинаешь фишку рубить. А вы примолкли! - Он сделал жест рукой и за столом установилась тишина. - Нечего на человека волну гнать, он по делу спрашивает. Наша же задача помочь своему младшему товарищу разобраться во всех хитросплетениях нашей нелегкой службы. Итак, отвечаю. Иногда задним числом никак не получается. Причины могут быть разные, разговор это долгий и потому отдельный. Сейчас же отвечу коротко: протокол для подстраховки сделаем сегодня же и по всей форме. Вот только поправим маленько здоровье... - Белобородько выразительно кивнул на стол. - А делается все просто: открываем камеру и привлекаем к составлению документа свидетелей нападения буйного гражданина на выполняющих свой долг мирных милиционеров. Очевидцев из нам сочувствующих, короче.
   - А сочувствующие -- это те самые алкаши, которые...
   Белобородько одобрительно хлопнул стажера по плечу и обвел товарищей взглядом матери, хвастающей перед знакомыми своим чадом:
   - Видали? Нет, будет из парня толк, это говорю вам я, сержант Белобородько, будущий министр внутренних дел! Правильно смекаешь, стажер. Не зря же Поляков подбирал весь этот хлам. Итак, граждане из неравнодушных к проблемам разгула современной преступности ставят свои подписи в отображающем правду протоколе и он приобретает такую силу, что потом ни один прокурор... - Он оборвал речь и махнул рукой: - Ладно, про это потом. Наливайте лучше. И давайте сразу подумаем о регламенте продолжения банкета. Стол украшать будем? А то что-то как-то скучно становится. - И выразительно посмотрел на Полякова. - Сгоняешь?
   - Можно, - согласился тот. - Но тогда чур я первым пойду, если будет одна. А то ты в последнее время совсем оборзел. Идет?
   - Ладно. Это справедливо. Сам привезешь, сам первым и пойдешь. Ну, давайте, дернули. За прекрасную половину человечества!
   Компания дружно подняла стаканы. Бакланов, как учили, лихо, залпом выпил водку и крякнул, едва сдержав подступившие слезы. Он порядком захмелел и почти перестал стесняться, чувствуя себя среди новых друзей совсем свободно. А что касается опытного сержанта, так тот вообще вызывал у него уже самое настоящее восхищение - сейчас Белобородько казался ему кем-то вроде мудрого наставника, сенсея. Нет, не сенсея - гуру.
   - Да, слышь! - крикнул Белобородько уже собравшемуся в дорогу Полякову. - Сделай так, чтобы нашему салаге его первый раз на всю жизнь запомнился. Ты уж постарайся, подбери чего получше, лады?
   - Не учи ученого, - весело отозвался тот от двери. - Словно я без твоих советов... Короче, будет нашему салаге боевое крещение. Запомнит. Шувалов, мать твою, ты где? Поехали! - Он решительно рванул массивный дверной засов...
   - Иди, угомони урода, - приказал Белобородько Бакланову. - Совсем забодал. Так стучит, что аж в голове отдается. Кстати, это будет тебе еще одним боевым крещеньицем. Ну, перед тем, основным. - Он хитро прищурился. - Соображаешь, о чем я? Короче, слушай и запоминай. Делаешь так. В разговор не вступаешь, вообще не слушаешь, что он говорит, просто открываешь камеру и, не говоря ни слова, сходу, со всех сил даешь ему в рыло. И дверь - тут же опять на засов. Это послужит человеку наукой, может, поймет тогда, как подобает себя вести в приличном государственном учреждении. Понятно?
   Бакланов вспомнил о своем недавнем желании врезать кому-нибудь на манер своего наставника-гуру. Но одно дело мечтать, а совсем другое... Он почувствовал неуверенность и даже внутреннюю дрожь -- все-таки, ни с того ни с сего дать кому-то по морде... Слишком мало проработал он на такой ответственной работе, еще не привык.
   - Понятно вроде, - промямлил он нерешительно. - Так я пойду? - Но, встав из-за стола, продолжал мяться, поглядывая на водку.
   - Хлебни, хлебни, святое дело, - понял его внутреннее состояние наставник. Он налил сразу половину стакана и протянул сослуживцу. - Вот. И помни, что я сказал. В разговор не вступать. В рыло. Сразу! Все, пошел.
   С бешено колотящимся сердцем Бакланов загремел тугим засовом, пытаясь оттянуть его в сторону и радуясь возникшей задержке. Сейчас. Сейчас. Вот сейчас...
   Сонно помаргивающий человек, судя по не по возрасту морщинистой физиономии, был самым настоящим алкоголиком. Он переминался с ноги на ногу и молча смотрел на распахнувшего дверь Бакланова.
   - Чего тебе? - пытаясь придать голосу грубоватость, спросил тот.
   - В туалет бы, начальник, а... - заканючил алкаш и даже схватился за трусы в известном месте - словно собирался в случае необходимости задержать пальцами готовый хлынуть в любой момент бурный поток переработанного алкоголя.
   - Поливай прямо там, - ответил Бакланов, как пару дежурств назад учил его Белобородько. И тут же с отчаянием понял, что с ударом по этой наглой роже он безнадежно запоздал. Теперь, начав разговаривать, сделать это было уже гораздо труднее.
   - Ну как же там... Отведи, а?
   - Там ссы, я сказал! - рявкнул стажер, пуская от волнения петуха. А попробовав закрыть дверь, с удивлением обнаружил, что обнаглевший пропойца уперся с той стороны и мешает ему это сделать.
   - Ну отведи, а...
   - Эх, ты... Салага - он салага и есть, - раздался снисходительный голос над самым ухом Бакланова. - А ну, отойди!
   Резко рванув дверь на себя, Белобородько поймал вываливающегося за ней по инерции бомжа и, зафиксировав того на мгновение в вертикальном положении, без лишних слов так саданул своим кулачищем, что несчастный, подобно сбитой кегле, кубарем вкатился обратно в камеру. Все это было произведено быстро и четко - существуй какой-нибудь специальный норматив или конкурс на звание лучшего работника вытрезвителя, где квалификация оценивалась бы по умению заехать клиенту в рыло, сержант вряд ли остался бы без поощрительного приза.
   - Всего и делов, - деловито произнес Белобородько, запирая дверь. Он повернулся к стажеру и нарочито внимательно осмотрел его с головы до ног. - Н-да-а-а... Откуда только такие берутся. Ладно, пошли за стол.
   - Теперь он там точно обоссался, в отключке-то, - сказал Бакланов, просто чтобы не молчать. Он чувствовал себя неуютно под скептическим взглядом сержанта, опять принявшегося разглядывать его, словно какое-то редкое, никогда не виденное животное.
   - Да пусть мочится, сколько влезет - сам же будет по своим лужам босиком ходить. Ты что, хочешь всю ночь водить таких по сортирам? Попробуй, сделай одолжение одному - другие-то тоже сразу захотят, как ты думаешь? В итоге будешь всю ночь обслуживать этих ссулей. Тебе оно надо, спрашиваю? То-то же! - Принявшись учить несмышленыша жизни, Белобородько выглядел одухотворенным, подобно учителю, посвящающему своих учеников в тайны мироздания, доступные пока только ему одному. Причем, учителю, вкладывающему в учеников душу, работающему по призванию, а не отбывающему номер за зарплату. Было видно, что работать с молодежью сержанту нравится, несмотря на его периодическое - скорее для проформы - ворчание. - А насчет грязи вообще волноваться нечего. Если ты изволил заметить, утром к нам приходит уборщица. Но, если ты опять же заметил, убирать ей зачастую нечего. А спроси, почему?
   - Почему? - повторил Бакланов, словно в гипнотическом трансе наблюдая за воздетым кверху пальцем сержанта.
   - Потому что труд уборщиц мы уважаем! - с пафосом сказал тот. - Зачем же утруждать пожилую работящую женщину, многодетную, возможно, мать, если у нас претендентов на уборку - навалом просто. Ведь кто-нибудь из наших алкашей обязательно в чем-нибудь провинится - это закон вытрезвителя. Мне вот кажется, что интеллигент заранее в чем-то виноват. Просто так, по жизни. Виноват уже хотя бы тем, что родился на белый свет. А это значит, что ему и выпадет судьба пидорасить камеру после всех. Я этих интеллигентов вообще ненавижу. Развалили Союз, сволочи... Эх, такая держава была! - Белобородько теперь плотно сжал свой мясистый кулак и задумчиво на него уставился.
   Когда пауза слишком затянулась, а разглядывание собеседником кулака уже стало смахивать на медитацию, Бакланов решился задать давно мучивший его вопрос:
   - А презервативы тут имеются? Не привезет же Поляков по девице на каждого. Но тогда как же... - Бакланов чувствовал, что отправившийся за добычей младший сержант вот-вот вернется, и от этой мысли его бросало то в жар, то в холод, словно у него была температура под сорок. Он вообще сидел как на иголках, ведь совсем скоро ему предстояло первый раз в жизни... Он гадал, как будет выглядеть эта девушка и все никак не мог себе ее представить. Перед его глазами почему-то постоянно всплывала певица Марина Хлебникова, но, черт побери, не привезет же Поляков саму Марину, в самом-то деле!
   - Так ты брезгливый, что ли? - Обнаружив в стажере новый недостаток, сержант принялся буравить его взглядом, оторвавшись, наконец, от созерцания своего орудия труда. - Ты в армии-то служил? - И услыхав отрицательный ответ, вроде бы искренне расстроился - даже всплеснул горестно руками: - Вот те раз! Так я и знал... Салага - он салага и есть. Тогда конечно. Куда тебе понять, что тебе, как первогодку, положено пока за дедами доскребать. Везде! За обеденным столом - жратву, в бане - горячую воду... Осталось что-то - твое счастье, а ничего не перепало - будь доволен, что вообще пока жив, а деды не очень лютуют. Ну да ладно, это я так, к слову. А вот насчет девок... Ты что, и в самом деле предпочитаешь... - Внезапно он замолчал, как умолкает человек, в голову которого пришла какая-то невероятная мысль. Не менее минуты новоявленный гуру сидел, внимательно изучая ученика взглядом и только покачивал головой, словно некая, только что осенившая его догадка, была столь невероятна, что в нее просто нельзя было поверить. Бакланов не решался что-либо сказать, он только ерзал под пристальным взглядом гуру и молчал. Наконец томительная пауза прервалась: - Э-э, братец, я, кажется, понял. Ты, видать, еще вообще ни разу? Ну признайся, признайся, в этом нет ничего зазорного, - принялся он увещевать сослуживца тоном опытного следователя, пытающегося "подписать" невиновного на убийство с отягчающими. Бакланову даже показалось на мгновенье, что сержант вот-вот произнесет коронную фразу из многочисленных кинофильмов - что чистосердечным признанием он, возможно, скостит себе срок.
   - Я... в общем... Я, ну, это... Ну, ни разу пока... - все же не выдержав давления следователя Белобородько, раскололся он. И виновато понурил голову.
   - Так ведь это хорошо! - против его ожидания не стал смеяться, а даже как-то воодушевился сержант, словно услышал приятную для себя новость. Он снова отмерил какую-то только одному ему известную дозу, руководствуясь опять-таки только одному ему известными мотивами - на этот раз почему-то было налито значительно щедрее предыдущего. Но ведь на то он и был опытным гуру... - Не умеешь -- научишься. И научишься куда лучше других, потому что в этом помогу тебе я, сержант Белобородько! - Для большей наглядности сержант постучал себя кулаком в грудь. - Главное, забудь советы всяких там дамских журнальчиков, которые наверняка втихаря штудируешь. Да-да, забудь все эти модные журнальчики да книжонки выживших из ума профессоров-сексологов! Главное в этом деле - доставить удовольствие себе, а эти шкуры перебьются. Понял? Поймал кайф - и все, свободна! - Распалившись, сержант теперь гневно хлопнул широкой ладонью по столу. - Какое тебе дело до ее дурацких прихотей? Запомни сию простую истину крепко-накрепко... - он опять зафиксировал в воздухе указательный палец, - это первый, и он же основополагающий, принцип настоящих... я подчеркиваю - настоящих - мужиков. Думать только о себе, а не о том, как доставить удовольствие какой-то там девке! Пусть даже эта девка является твоей женой.
   "Вот те раз! - подумал Бакланов. - А я-то, дурак, искренне считал, что"...
   - Но как же...
   - А вот так! - громыхнул сержант. - Не вздумай валять дурака! Ну, то есть, сдерживаться, пока шкура вовсю балдеет. Это вредно. В любой толковой медицинской книге можно прочитать, что даже ветры, и те организму сдерживать в тягость - а чего его, свой органон, попусту напрягать. Он у тебя один, другого не дадут. Чуть скопилось - и вперед, не стесняйся, выпускай! - Закрепляя вышеизложенный тезис в не сформировавшемся пока сознании стажера, Белобородько с шумом выпустил газы, видимо, никоим образом не желая причинять неприятностей своему "органону". - Да с душой, с душой, так, чтоб все слышали! - Он опять выпустил газы и опять какое-то время с интересом разглядывал сконфузившегося, покрасневшего Бакланова. - Тушуешься, салага, - с удовлетворением констатировал он. - Да, о чем мы вообще... А! Вспомнил. Насчет резинок. Так вот, ерунда все это. У нас ведь душ имеется, который и будет наша уважаемая гостья после каждого из нас добросовестно, в гигиенических целях посещать -- вот тебе и решение всех проблем. А вообще, если ты в школе плохо учил анатомию, объясняю - у них ведь не одна дырка имеется. Как только одну кто-то до тебя загадил - пользуй другую, третью. Но это только для дедов, - тут же нахмурился он, - тебе еще рановато будет. Вот станешь, наподобие меня, заслуженным ветераном спецмедслужбы, тогда посмотрим... Тихо! - Белобородько прервал учение и насторожился. - Кажись, приехали, слышишь?
   Бакланов тоже уловил раздавшееся за окном знакомое урчание двигателя. Ничего не соображая, он принялся подниматься с учащенно забившимся сердцем - оно сейчас стучало точь-в-точь как перед неудавшейся акцией воспитания наглеца, осмелившегося попроситься в туалет. Привез ли Поляков девицу? Если привез - интересно, какая она? Ну хотя бы чуток смахивает на Марину Хлебникову? Хорошо бы.
   - Сиди, я сам. - Сержант, видимо, тоже испытывая нетерпение, с удивительной для его комплекции шустростью рванулся к двери, в которую уже барабанили чьи-то кулаки, а Бакланов, пользуясь удобным случаем, быстро, пока тот не вернулся, налил и сейчас же залпом выпил добрую сотню грамм - необходимо было перебороть охватившее его волнение.
   - О! Какие люди... - восторженно закудахтал Белобородько, впуская двух товарищей, которые запихивали в дверь упирающуюся девушку в светлом пальто-пуховике. - А мы уж заждались... Почему только одну? - тут же деловито, без наигранного восторга поинтересовался он, подталкивая добычу к деревянной лавке: - Сюда садись, пьянь подзаборная.
   - Я не пьяная! - Девушка с гневом развернулась, отчего ее волосы, опускавшиеся ниже плеч, взметнулись черным веером и описали широкую дугу. - Какое вы имеете право! Что вообще происходит? - Но ее никто не слушал.
   Ни черта себе, какая! - пронеслось в зашумевшей от водки голове Бакланова. В первый момент он даже растерялся, решив, что у него началась белая горячка - девушка и впрямь очень походила на певицу из телевизора... Но ведь она действительно совершенно трезвая. Как же сержант сможет такую укротить? И неужели я сегодня, так вот запросто, буду с такой девчонкой заниматься... Да я и близко подойти к такой красавице никогда бы не осмелился. Да нет, конечно же, все это чепуха. И сержант не посмеет. Даже такой наглый, как Белобородько. Ну да, сейчас они ее просто отпустят, да еще и извинятся, иначе просто не может быть.
   Мысли Бакланова путались от волнения и от количества принятого спиртного. Он ничего не говорил, только таращил глаза то на деловито выглядевших сослуживцев, то на гневно сжимающую кулаки девчонку.
   - Почему одну, почему одну... - проворчал Поляков, дуя на замерзшие пальцы. - Скажите спасибо, что хоть эту... Видали, что на улице творится? Метель, все по домам сидят. Кстати, хорошо, что мы пьянь успели собрать, не то хрен бы нам сегодня, а не денежки. А эту шалаву мы возле кафе подобрали. Аж полчаса с Шуваловым у входа ее караулили. Черт, забыл, как кафе называется, да и не важно. Оно в центре, на Гоголя. Это Шувалов молодец. Не поленился заглянуть внутрь, потом прибегает, говорит, что там сидит такая, вся из себя. С подругой была. Но подруга -- некондиция; страшная, аж жуть. Ну, пришлось рискнуть, остаться ждать, хотя они могли зависнуть там на целый вечер. Я, честно говоря, не хотел, я ведь ее не видел, но уж больно Шувалов настаивал - запал на нее парень... - Поляков так запросто вел разговор, словно тут, рядом, не находился предмет обсуждения - действительно очень красивая девушка, которая, с трудом веря, что младший сержант на самом деле все это говорит, буквально тряслась от негодования. Так и не присев на скамейку, пребывая в настоящем шоке, она слушала о себе откровения доставившего ее сюда милиционера. - Ну, запихнули ее в карету, помотались еще по улицам - полный голяк. В итоге решили возвращаться на базу, иначе до утра можно было колесить. А чего, думаем, перебьемся как-нибудь одной. Впервой, что ли. А девка по-любому не смылится. Такую через роту попусти, ей еще мало будет.
   До девушки, наконец, окончательно дошло, о чем идет речь. Если у нее и существовали какие-то сомнения относительно целей доставки ее в это заведение, то теперь они развеялись окончательно. Но поверить в то, что подобное может происходить в реальности, что представители закона, в обязанности которых как раз и входит защищать таких, как она, могут столь омерзительно себя вести...
   - Ну все, с меня хватит! В общем, где ваш начальник? Кто тут старший? - решительно начала она. - Я требую, чтобы меня немедленно отпустили! И еще я требую... - Ее очередное требование утонуло в шквале обрушившегося со всех сторон хохота.
   - Надо же... Требует, понимаешь... - утирая слезы, всхлипывал Белобородько, а Бакланов напряженно следил за так интересно развивающимися событиями. Он единственный не смеялся, до того ему все было любопытно.
   Но как? Как они ухитрятся подвести к задуманному эту абсолютно трезвую и, как он был уверен, наверняка порядочную девушку? То, что она не какая-нибудь проститутка или просто девица легкого поведения, было видно невооруженным глазом. Скорее всего, студентка, и из весьма приличной семьи. Угораздило же ее оказаться сегодня в том злополучном для нее кафе. Он даже не знал, сочувствовать ли ей, либо, напротив, радоваться, что именно она скоро окажется в его мужской власти. Впервые в его жизни... Пусть ненадолго, скорее всего, лишь на несколько минут, но эти минуты будут его и только его.
   - Ладно, - наконец отсмеявшись, уже серьезно произнес Белобородько. - Хотите поговорить, гражданка - нет проблем. Тут наши желания даже совпадают. - Он прошел в дальний конец рабочего зала и присел за стол, где еще совсем недавно сидела Раиса Дмитриевна, да и он сам заполнял здесь протоколы на вновь поступивших клиентов. - Идите сюда. - Он поманил пальцем, и видя, что девушка застыла в нерешительности, добавил сухим официальным тоном: - Шевелитесь, гражданка, шевелитесь! В государственном учреждении извольте подчиняться правилам. Или вы решили детский сад здесь разводить? Вы, кажется, только что выразили желание разговаривать с начальником. Так и говорите, поскольку именно таковым я и являюсь. Или вам надобен чин не менее генерала? - с сарказмом предположил он. - Так сегодня здесь таких нет. Вы уж извините.
   Девушка, переборов колебания, решительно прошла к столу и присела на указанный ей стул, напротив грузно развалившегося сержанта.
   - Я требую... - начала было она уже в который раз, но сержант намеренно грубо ее оборвал, с силой хлопнув ладонью по столу:
   - Знаете, хватит! Что-либо требовать вы можете в кожно-венерологическом диспансере, где наверняка состоите на учете! А еще можете требовать деньги со своих наверняка многочисленных клиентов, за выполненные вами интимные услуги. Здесь же извольте вести себя соответственно... Хватит, я сказал! - Он вновь громыхнул по столу - на сей раз уже кулаком, - заметив, что девушка при упоминании им венерологического диспансера гневно вскинула голову, намереваясь что-то возразить. - Итак, отвечайте на мои вопросы. Кратко и по существу, это в ваших же интересах.
   Белобородько положил перед собой чистый бланк и неспешно выбрал дешевую шариковую ручку из множества находившихся в пластмассовом стаканчике - их запас пополнялся с каждой прибывшей партией перебравших спиртного мужчин, только все хоть сколь-нибудь ценные моментально расхватывались сослуживцами, у каждого из которых подобралось по вполне приличной коллекции различных авторучек. Например, сам Белобородько имел все основания гордиться - он являлся обладателем самого настоящего и очень дорогого "Паркера", на который вряд ли бы хватило его годового сержантского жалованья.
   - Итак... Имя, фамилия, место жительства, работы, учебы... Давайте, давайте, - подбодрил он растерявшуюся, явно не привыкшую к подобному обращению девушку, - и не вздумайте врать. Говорите же, гражданка, я жду, - подбодрил он, когда пауза несколько затянулась. - Ага, вот и хорошо... - Его рука принялась сноровисто, подтверждая немалый опыт в подобного рода работе, порхать по бланку протокола. - Та-а-ак... Марина Лисичкина. Ага... Двадцать два года. Учитесь в Верхнедольском политехническом институте. Хорошо. Так, теперь адрес... Ага, Комсомольская. Прекрасно... - Сержант отодвинул бланк, исписанный мелким, на удивление аккуратным почерком, и, подняв голову, посмотрел на девушку в упор. - А теперь скажите, какие претензии имеются у вас к работникам нашей службы, если вы, находясь в общественном месте, позволили себе своим видом и действиями оскорбить честь и достоинство наших российских граждан? Как вы думаете, приятно им, возвращаясь после нелегкого трудового дня домой, спеша к своим детям, лицезреть такую вот, с позволения сказать... - он сделал паузу, словно не мог подобрать девушке подходящее определение, - студентку. - Это слово он произнес как бы в кавычках. - Или, если называть вещи своими именами -- сомнительного вида девицу, находящуюся в непотребном состоянии, бросающую вызов морали и устоям всего нашего общества. Да-да, того самого общества, которое вас воспитало и вырастило, дало образование, и сейчас вправе требовать от вас почтительного к себе отношения. И все это происходит в столь трудный для страны, переломный и, я бы даже не побоялся этого слова, судьбоносный момент!
   Он нес эту дичь на полном серьезе, важно надувая щеки и вовсю пользуясь тем, что ошарашенная таким поворотом событий девушка раскрыла рот и не пытается его перебить, а Бакланов, в отличие от много чего повидавших и ко всему привычных сослуживцев, слушал речь сержанта, млея от восторга - теперь он еще больше хотел на него походить. "Надо же! Во загибает"... Он просто не верил своим ушам.
   - Все, с меня достаточно! - наконец опомнилась девушка. - Да вы просто комедиант! Я все же требую... - И снова ее требование не было услышано - на сей раз из-за мощного рева сержанта:
   - А ну, молчать! Здесь говорю я! Что вы себе позволяете, в конце концов! Да я... Да я вас быстро оформлю на сто первый километр! - И принялся ожесточенно накручивать диск стоящего перед ним телефона: - Алло! Кто это? Павел Сергеич? А, это ты, Малюхин... Да, это Белобородько. Слушай, пробей-ка мне быстро такую гражданочку... - он придвинул к себе листок протокола, вчитываясь, - Марина Лисичкина, двадцать два года, улица Комсомольская. Да, жду... - Прикрыв трубку рукой, он посмотрел на девушку и с нескрываемым злорадством сообщил: - Сейчас мы все будем про вас знать. Все-все. Сейчас, будьте уверены, все вскроется. Все ваши подвиги.
   На самом деле сержант просто звонил в соседний вытрезвитель, с которым они как бы дружили домами и понимали друг друга с полуслова. Конечно, можно было вообще не набирать реального номера, а просто говорить в трубку, но в этом случае внимательный слушатель зачастую улавливает фальшь. Сейчас же Марина принимала разыгрываемый перед ней спектакль за чистую монету, что только подтверждало многогранность его актерского таланта. А впрочем, девушке сейчас было не до того, чтобы ловить милиционера на каких-то несоответствиях. И даже если бы Белобородько действовал не столь правдоподобно, она все равно ничего не смогла бы уловить - слишком уж много впечатлений обрушилось на несчастную девушку разом. Все происходящее напоминало самый настоящий сюрреализм.
   - Да-да! Я еще на линии! - вскинулся сержант. - Что-о-о?.. - Он, кажется, растерялся и смотрел на Лисичкину, ожидавшую окончания разговора, полным недоумения взглядом. - Да нет же... Такого просто не может быть, - потерянно пробормотал он. - А ты ничего не путаешь? Точно судимостей нет? Что, даже на учете в кожно-венерологическом не состоит? Да не сомневаюсь я, Малюхин, не сомневаюсь! Ну извини... Конечно, ты искал. Только если бы ты видел ее, как вижу сейчас я, то не выступал бы. Такая профура -- да на ней просто пробы ставить негде, поверь!.. Ну хорошо, а как по части наркологии? Что? Тоже все чисто? Да быть не может! - поразился сержант. - А что по поводу учета в психушке? Да не учу я тебя, не учу. Тоже, говоришь, не состоит... Вот же черт. Ну хорошо, если что, я перезвоню. Договорились... - Белобородько положил телефонную трубку и озадаченно посмотрел на Лисичкину, которая, густо покраснев от смысла задаваемых о ней вопросов и кратких характеристик, выдаваемых сержантом по телефону относительно ее персоны, тоже смотрела на него в упор. Смотрела с откровенным торжеством, ярко светившимся в ее синих глазах. - Странно, но в наших базах данных ничего на вас не имеется, - пробормотал сержант вроде бы слегка виновато, словно разочаровывал девушку таким поистине невероятным, не укладывающимся в голове обстоятельством.
   - И что же здесь странного, - с вызовом спросила Лисичкина. - Ни в каких таких базах на меня просто не может ничего быть. Надеюсь, инцидент исчерпан и я, наконец, свободна? - Девушка уже не кричала и ни от кого ничего не требовала, она сидела какая-то притихшая и выглядела человеком, смертельно уставшим от долгих бесплодных споров. Ведь самое худшее, что только можно было придумать - это доказывать свою правоту людям, почему-то настроенным по отношению к тебе заведомо враждебно.
   - Странно, - не слушая Марину, почти про себя задумчиво повторил Белобородько, и вдруг дернулся, едва не вскочив на ноги, возбужденный какой-то неожиданно осенившей его мыслью: - Я все понял! - радостно заявил он теперь уже начинающей бледнеть Лисичкиной, опять приготовившейся к самому худшему; ничего приятного такая эмоциональная вспышка сержанта ей не сулила. - То-то я думаю, - оживленно зачастил тот, - чтобы на такую прошмандовку и ничегошеньки не было. Ну, проказница! - Он погрозил девушке пальцем и с каким-то даже восхищением признал: - Опытная... Небось назвала фамилию какой-нибудь знакомой или соседки? По-настоящему чистой и порядочной девушки, да?
   - Да как же... Да что ж вы такое мелете-то! - опять начала заводиться Марина и даже попыталась приподняться со стула, но сержант жестом запретил ей это делать. - Какая еще знакомая! Какая соседка! - Она нервно полезла в женскую сумочку, которую держала на коленях, и принялась лихорадочно в ней шарить, по-видимому, надеясь найти какие-то подтверждающие ее личность документы. Белобородько, догадавшийся, чего она ищет, поглядел на девушку снисходительно, когда та, так и не найдя искомого, вновь пристроила сумочку на коленях и отвела взгляд.
   - Этого и следовало ожидать, - с усмешкой прокомментировал сержант. - Что ж, артистка из вас получилась бы неплохая. Хотя, чего там. Многие путаны обладают незаурядным актерским мастерством - вам без этого никак. Работа такая. Уж я-то на вашу сестру нагляделся досыта, поверьте. - И предупреждая возражения девушки относительно приписываемой ей профессии, жестко приказал: - А ну-ка, гражданка, замолчите и вытряхните содержимое сумочки на стол. Живо! Ведь вам, если поверить тому имиджу, который вы тут перед нами пытаетесь слепить, скрывать совершенно нечего, правильно? - Кажется, когда Лисичкина рылась в сумочке, он заметил среди ее вещей что-то интересное - уж слишком пристально следил он в тот момент за ее руками и слишком уверенным выглядел сейчас.
   Марина решительно перевернула раскрытую сумочку и на стол вывалилась груда типично женских вещичек: косметичка, красивый маленький блокнотик, зеркальце - в общем, всякая элегантная безделица.
   - Ну во-от... Приплыли! - удовлетворенно произнес сержант. И, привстав, перегнулся через широкий стол: - А это что такое? - Шариковой ручкой, чтобы не касаться подобной "мерзости" рукой, он с брезгливой гримасой на физиономии отделил от общей кучи вещей упаковку презервативов. Несколько ячеек из золотистой фольги упаковки зияли пустотой. - По работе использовали, девушка, или так, чисто для души?
   - Ну, знаете!.. - возмутилась Марина, все же невольно покраснев. - По-моему, в нашей стране "этого" еще никто не отменял и не запрещал. Я совершеннолетняя, и... и вообще! Заканчивайте свой дешевый балаган. Мне домой пора.
   - Ну-ну, - только хмыкнул в ответ Белобородько и подмигнул Бакланову, который вместе с двумя младшими сержантами перебрался поближе, за самую спину девушки. Сейчас они разглядывали ценный "вещдок", добытый проявившим бдительность сержантом, и едва сдерживали смех. - Вот тебе и презервативы, - с многозначительными интонациями сказал ему Белобородько. Стажер, как и Марина, покраснел, а двое сослуживцев, не присутствовавшие при недавнем разговоре коллег, с недоумением переглянулись. - В общем, так... - Кажется, Белобородько решил прекращать тянуть резину. - Ваш насквозь лживый моральный облик, гражданка, мне теперь стал совершенно очевиден, - он выразительно кивнул на упаковку презервативов, - и поэтому я принял решение оставить вас до утра. До полного, как говорится, протрезвления.
   - Но я не пьяная! - возмущенно вскрикнула Лисичкина. Не сдержавшись, она вскочила, но к ней сейчас же устремились два младших сержанта, готовые силой усадить ее обратно. Они стали по бокам и застыли, вопросительно поглядывая на старшего. Марина, оценив обстановку, поспешила присесть добровольно - от греха подальше. В то, что она сможет добиться здесь справедливости, ей верилось все меньше и меньше. Кажется, она начала, наконец, осознавать, что влипла в крупные неприятности и благоразумней будет не давать столь бесцеремонно ведущим себя милиционерам лишнего повода применять к ней силу. - Мы и выпили-то всего по два слабеньких коктейля... - В ее голосе впервые за все время пребывания здесь прорезались жалобные нотки. - У подруги сегодня именины. Вот, встретились, посидели.
   - Приехали, наконец... Ведь вы только что утверждали обратное. Утверждали, будто абсолютно трезвы! - обрадовался Белобородько. - Видите, даже в трубочку дышать не понадобилось - казенное добро на вас, алкашей, переводить. Говорю же - до полного вытрезвления! - с удовольствием повторил он. - И тем самым, кстати, мы, возможно, спасем какого-нибудь добропорядочного, но слабовольного отца семейства от целого букета венерических заболеваний. А то даже, может статься, и от чего похуже. От ограбления, к примеру. Клофелин вы, конечно, успели выкинуть по дороге сюда? Ведь отпусти мы сейчас вас, небось сразу же побежите клиентов ловить? В общем, раздевайтесь, гражданка Лисичкина, и в камеру. Живо!
   - Да что еще за... Мне надо позвонить! Имею право! - Марина попыталась дотянуться до телефона, стоящего на столе, но бдительный сержант ловко перехватил ее руку:
   - Ишь ты! Фильмов насмотрелась, проститутка, - восхитился он. И подмигнув девушке, с иронией подсказал: - Про адвоката еще забыли, гражданочка. Имею, дескать, право на телефонный звонок и адвоката - так обычно принято говорить. В общем, так... - Он, не выпуская руки девушки из своей пятерни, обошел стол кругом и потянул ее за собой: - Если вы немедленно не подчинитесь и без малейших возражений не проследуете в помещение, которое я вам укажу, то сейчас увидите, где вам в противном случае придется сидеть! - И потащил Марину к двери, по которой несколько мгновений назад изнутри в очередной раз барабанили чьи-то кулаки - может, тот самый бомж, очнувшись, решил еще раз попытать счастья, надеясь оценить удобства местного туалета.
   Шувалов, быстро подскочив, предупредительно распахнул перед ними дверь и тут же, не говоря ни слова, в полном соответствии с золотым правилом медицинской службы, в мгновение ока избавил какого-то несчастного от острого желания помочиться путем безукоризненно исполненного удара кулаком по пьяной физиономии. Сержант тем временем быстро впихнул Лисичкину внутрь и также быстро захлопнул за ней дверь. Буквально через несколько секунд, после короткой паузы, по двери забарабанили вновь, только теперь значительно слабее и тише - чувствовалось, что стучала уже девушка, сообразившая, что ее поместили к мужчинам. Четверо сослуживцев, переглянувшись, залились веселым смехом, представляя, каково ей там среди смрадного алкогольного перегара и заблеванных полов, где, вдобавок ко всему, в полумраке ворочаются на казенных топчанах тринадцать пьяных мужских тел, укутанных в тонкие простыни. Еще через некоторое время, после короткой выразительной паузы, стук возобновился, только теперь он стал более четким и звонким - видимо, девушка, повернувшись, молотила в дверь теперь каблуками своих зимних сапожек:
   - Откройте! Ну откройте же! Пожалуйста!
   Белобородько, усилием воли погасив на своем на лице довольную ухмылку, открыл дверь.
   - В чем дело, гражданка? - строго спросил он, подобно монументу застыв в проходе и не давая Марине выйти. Та попыталась прошмыгнуть мимо, но уткнулась в его объемистый живот - грузная фигура не оставляла ей ни малейшего шанса прорваться, равно как не оставляла и малейшей щели между собой и косяком дверного проема. - В отдельную камеру вы не желаете. На общих основаниях вам не нравится тоже. Вы что же о себе возомнили? Решили, что можете запросто капризничать, ставить условия, а мы тут с вами всю ночь будем возиться, потакая вашим прихотям? Ведь у нас и другие, кроме вас, клиенты имеются!
   - Да ведите, ведите меня в вашу отдельную камеру! - Девушка едва не забарабанила кулаками теперь уже по животу несгибаемого стража правопорядка, до того ей было страшно находиться среди пьяных мужчин. - Только выпустите отсюда!
   - Ага, не нравится... - усмехнулся Белобородько. И, наконец смилостивившись, отступил, создав узкую щель, в которую тут же юркнула Марина. - Значит, гражданка, сейчас вы следуете в комнату, которую вам укажут наши сотрудники, раздеваетесь, сдаете одежду дежурному и остаетесь там до утра. Протрезвеете - выпустим. Все. - Повернувшись к Полякову, он бросил сквозь зубы: - Все, с меня хватит. Я умываю руки. Дальше занимайтесь этой прошмандовкой без меня. Достала уже. - И потянув Бакланова за собой, сказал совсем другим тоном: - Пошли, молодой, примем еще по сотенке, а то действительно, задолбала меня эта глупая курица, дальше некуда.
   - С одной стороны оно, конечно, хорошо, - философствовал он вскоре, просвещая своего любимого ученика, - девица действительно красивенькая, чистенькая, при всех телесных делах. А с другой стороны... Возись с такой, ломай перед этой дурой комедию. Попалась бы более шкуристая, понятливая, так той стоило бы только намекнуть. Да что там намекать - сама бы ухватила все на лету и враз обслужила б весь личный состав как полагается. Понимаешь, такова она, жизненная се ля ви... - продолжал он натаскивать стажера азам нелегкой профессии и вообще, жизни. - Палка - она всегда о двух концах. Ежели у тебя все хорошо с одной стороны, то что-нибудь непременно воткнется в твою задницу с другой. Соображаешь? - Он задумчиво просмотрел на свет опустевший стакан, и ошалевший от водки стажер зачем-то проделал то же самое - до такой степени ему хотелось походить на мудрого, опытного сержанта. - Эх, вздремнуть бы... - тем временем вяло произнес тот, - да нельзя. Служба. Мне ведь после Полякова заступать. Попробуй, усни, так они ее враз в нетоварный вид приведут... А ты вообще пойдешь знакомиться с ней последним, - внезапно опять оживился сержант, осознав, что сейчас не время раскисать, ведь идет процесс натаскивания молодой смены. Он посмотрел на стажера строго. - Твой номер пока шестнадцатый, сам должен понимать.
   - Понимаю, - рассеянно подтвердил тот, мыслями уже давно находясь в той заветной комнате с двумя спаренными топчанами, куда Поляков увел девушку. В мечтах он сейчас пребывал наедине с этой красавицей и... и никак не мог себе представить, что он конкретно будет с ней делать.
   Неожиданно из комнаты отдыха личного состава послышался приглушенный женский вскрик и громкая брань Полякова, которую не смогла приглушить даже обитая дерматином дверь, имеющая толстую ватную прослойку.
   - Ну-у-у, начинается. Я так и знал, кстати. - Вскочивший Белобородько уже не выглядел заспанным, всю его усталость словно сняло рукой. - Будет нам еще с этой красавицей хлопот, попомни мои слова. Да они уже начались, чего там... - Он прислушался и с искренним недоумением пробормотал: - И чего орет. Ведь не девочка уже, и лет ей давно не пятнадцать. Вон, интересные резинки в сумочке носит. А раз так, то какая ей разница - разом больше, разом меньше. Дыра-то все равно уже давно пробита.
   - Что случилось? - спросил Шувалов, выскочив из сортира. Он на ощупь застегивал брюки и испуганно таращился на Белобородько.
   - Что, что... - раздраженно бросил тот. - Привезли какую-то... Теперь хлопот с ней не оберешься. Ладно, пошли товарища выручать. На войне как на войне.
   - Что, потерся? - Шувалов оглушительно ржал, рассматривая прилично расцарапанную физиономию Полякова. Тот, чертыхаясь, размазывал по щекам кровь, а полностью раздетая Марина, подобрав ноги и прикрывая руками грудь, забилась в дальний угол топчанов, к стене. Она глядела на вбежавших в комнату мужчин испуганным взглядом, подобно загнанному клыкастыми хищниками зайцу.
   - Первым ему, видите ли, захотелось пойти, - поддержал Белобородько коллегу и издевательски рассмеялся. - Ну-ну... А ты, тварь, чего разоралась! - прикрикнул он на всхлипывающую девушку. - А ну молчать! Ишь, нетронутая выискалась... В общем, так, - взяв управление в свои руки, принялся решать он возникшую проблему. - Шувалов бежит за специнструментом, мы работаем, стажер смотрит, мотает на ус. Ну а ты, герой-любовник... - он презрительно посмотрел на младшего сержанта, - для начала иди-ка хорошенечко умойся, а то сидит тут, словно... - Белобородько бросил взгляд на единственное оружие девушки - ее острые крашеные коготки, - и добавил, едва сдерживая смех: - И не забудь продезинфицировать свои боевые раны, а то у этой змеи жало, небось, ядовитое.
   Через несколько минут вся команда была в сборе, дверь была плотно прикрыта, а Шувалов, как с удивлением заметил Бакланов, зачем-то притащил едва начатую бутылку водки и обычную пищевую воронку с приделанным к ней тонким резиновым шлангом. Марина с ужасом смотрела на непонятные ей приготовления, пытаясь догадаться, какая еще очередная гадость ее ожидает, но кричать больше не решалась, уж больно злыми и решительными выглядели окружившие ее мужчины.
   - Теперь держите эту дуру покрепче, - распорядился сержант и подручные с готовностью бросились выполнять его распоряжение. - В общем, так, ласковая ты моя... - тихо, но внушительно пообещал сержант Марине, склонившись к самому ее уху, - попробуешь у меня не то что орать, но хотя бы пискнуть - испробуешь вот этого! - И сунул девушке под нос плотно сжатый кулак. - И вообще, поменьше бы ты из себя строила - мой тебе совет. Самой же лучше будет. Иначе так замажем, вовек не отмоешься. Мало того, что в институте о твоих приключениях узнают, так еще и под суд можешь пойти - шутка ли, изуродовать сотрудника при исполнении. - Он кивнул на Полякова с заклеенной лейкопластырем физиономией, отчего та, будучи и без того весьма неприглядной, теперь казалась и вовсе отвратительной. - И свидетели найдутся, не сомневайся. Была пьяна, бросалась тут на всех, буянила, предлагала всякое-разное... Короче, сидеть тихо, поняла? - Марина, поколебавшись, едва заметно кивнула. - А ну-ка, подстрахуйтесь на всякий случай, - деловито бросил сержант, и Поляков с Шуваловым, вцепившись в добычу, принудили девушку сесть на край топчана, крепко удерживая ее руки. Ошалевший от такого зрелища Бакланов не отрываясь смотрел на сидящую прямо перед ним молодую красавицу и не верил своим глазам. Обнаженное женское тело просто поразило его воображение, ведь до сей поры ему доводилось видеть подобное только в журналах и на видеокассетах. Конечно, он видел женщин на том же пляже, к примеру, но сейчас все было по-другому. Сейчас эта девушка будет принадлежать им всем, в том числе и ему, и эта доступность случайно оказавшейся в их руках девушки увеличивала ее притягательность вдесятеро... Сердце уже в который раз за сегодняшний день бешено стучало, его удары отдавались в голове, в паху, и Бакланову казалось, что все это происходит не здесь и не с ним -- словно ему демонстрировали сверхреальный остросюжетный фильм.
   Белобородько тем временем спокойно приблизился к Марине и с вежливой издевкой произнес:
   - Подружкины именины, говорите, гражданочка, отмечали? Позвольте же и нашему коллективу присоединиться к вашему интимному девичьему празднику. И для разогрева смею предложить вам пару простеньких, но весьма достойных, на качественной водке, коктейлей. А потом... Эй, я с кем разговариваю! На меня смотреть! - Марина вздрогнула от неожиданности и Белобородько усмехнулся. И, сменив тон, опять вернулся к вкрадчивому воркованию: - Итак, милая леди, откройте, пожалуйста, ваш прелестный ротик... - Видя, что девушка, напротив, еще крепче стиснула зубы и отрицательно мотает головой, он опять усмехнулся и тут же, изловчившись, двумя пальцами зажал ей нос. Едва только Марина, не выдержав, приоткрыла рот, он ловко просунул между ее губ резиновый шланг, и в считанные секунды, но при этом плавно, как опытный, хорошо знающий свое дело врач, протолкнул его, как прикинул Бакланов, примерно на такое расстояние, чтобы девушке не приходилось производить глотательных движений и жидкость беспрепятственно втекала по пищеводу прямиком в ее желудок. Девушка в очередной раз попыталась вырваться, но тщетно - двое вцепились в свою жертву подобно хватким охотничьим собакам. Поляков при этом крепко фиксировал ее голову, а Шувалов еще и умудрился под шумок проверить девичью грудь на упругость. Сержант, прочно удерживая воронку в руке, строго выверенным движением, не торопясь, тонкой струйкой влил в нее около двухсот граммов водки. Бакланов вычислил это в тот момент, когда сержант, прервав переливание, поднял бутылку, прикидывая что-то в уме. - Не отпускайте ее пока, - спокойно сказал Белобородько помощникам. - Пусть первая доза приживется, тогда повторим. Ничего, с этой долго возиться не придется. В ней и весу-то... Она у нас быстро забалдеет.
   Не более чем через минуту девушка и впрямь заметно обмякла, а ее глаза приобрели характерную пьяную бессмысленность.
   - Теперь еще немного для верности, и хватит, - решил сержант и залил в воронку еще граммов сто. Марина, кажется, предприняла попытку искусственно очистить желудок, но результата это не принесло. Рвоты не наступило - все ограничилось бурными спазматическими движениями. Водка явно прижилась в ее желудке и через некоторое время девушка уже находилась в таком состоянии, что ее и впрямь можно было запросто забирать в вытрезвитель, находись она где-нибудь в общественном месте.
   Белобородько, словно священнодействуя, опять очень плавно, сантиметр за сантиметром, вытянул шланг обратно. Бакланов наблюдал за процедурой во все глаза, стараясь подметить каждое движение наставника.
   - Теперь попробуйте эту дуру отпустить, - скомандовал он своим ассистентам. - Только тихонечко, тихонечко.
   Двое осторожно отпустили тело Марины и ее мгновенно повело в сторону, что вызвало бурный приступ веселья обступивших девушку милиционеров. Каким-то чудом она удержала равновесие, но ее тут же мотнуло в обратном направлении. Марине опять удалось удержаться, выровнять тело, и какое-то время она сидела, пьяно покачиваясь и пытаясь сфокусировать взгляд. Руки опьяневшей девушки бессильно повисли вдоль тела, она прищурилась, пытаясь разглядеть расплывающиеся в глазах мужские фигуры, и вдруг громко икнула, спровоцировав теперь взрыв уже поистине гомерического хохота. Судя по всему, девушка уже совершенно не отдавала себе отчета, что сидит голой перед четырьмя насмешливо разглядывающими ее мужчинами... Так продолжалось примерно с минуту, потом вдруг в ее глазах появился какой-то проблеск сознания и она попыталась прикрыть грудь руками.
   - К обслуживанию мужской части населения готова! - торжественно произнес Белобородько как бы от лица Марины и вздохнул - невооруженным глазом было видно, как ему хотелось пойти первым. Девица действительно ему понравилась. Взгляд профессионала уже давно отметил наличие талии и плоского живота. При его собственной грузности и немалых габаритах именно такие сержанту и нравились - тут их с Поляковым вкусы совпадали. Изящная и при этом не тощая, ноги, какие еще поискать, короче, все как надо. Грудь, правда, на вкус сержанта могла бы быть немножко побольше, но ничего, зато она красивой формы и совсем не висячая, - отметил он, злясь, что приходится уступать такой лакомый кусочек какому-то ничтожеству. - Ладно, Поляков, мое слово твердое. Пользуй эту шлюху первым, раз договорились, - сказал он вслух. - Только быстрей давай, не тяни. Другим, небось, тоже хочется.
   - Эт-т-то что тут происходит? - Дверь, о которой все на время забыли, бесшумно приоткрылась и в проеме появилась помятая физиономия лейтенанта Киреева. - А-а-а... понятно. Опять вы за свое. - Стараясь придать взгляду строгость, он зашел в комнату и уставился на Белобородько, который до сих пор держал в руках бутылку водки и резиновый шланг. - Опять таскаете шлюх на дежурство, напрочь забыв о дисциплине... - начал было лейтенант, но внезапно покачнулся и икнул, в точности, как недавно Марина, чем вызвал приглушенные смешки подчиненных. - Я вам сейчас позубоскалю!
   - Все нормалек, начальник, - потихоньку подталкивая лейтенанта к выходу, заверил его сержант, - деньжат настригли порядком, твоя доля уже в ящике стола. Водки - тоже завались... - Он потряс бутылкой прямо перед носом заспанного лейтенанта и у того при виде выпивки загорелись глаза. - Примешь?
   - Разберемся. Давайте все за мной, - сглотнув слюну, строго скомандовал Киреев. И выйдя из комнаты, прикрикнул: - Быстро, я сказал! - Белобородько двинулся первым, потом Бакланов, за ним к выходу потянулись два младших сержанта. Поляков, выходя последним, обернулся, бросил на Марину полный вожделения взгляд и неохотно захлопнул за собой дверь. - Распустились, мать вашу! - принялся наводить уставной порядок лейтенант. - Стоило мне только прилечь на часок, как вы здесь... - Он тут же выдохся, извлек из кармана брюк мятый носовой платок и с тяжким вздохом промокнул взмокший лоб. - Ладно. На эту тему мы еще поговорим. А сейчас быстро отвесьте начальнику сто пятьдесят, и смотрите мне, чтоб...
   - Сам смотри. Чтоб к утру сиял огурчиком... Не забудь, нам смену сдавать, - отмеряя указанную дозу, пробурчал Белобородько. - А то будут нам опять неприятности на мягкие места. Помнишь, чем то дежурство закончилось? Все из-за тебя, между прочим. Мы-то нормально держались.
   - Поговори мне. - Киреев строго зыркнул на подчиненного и в пару-тройку смачных глотков опустошил подношение. Затем удовлетворенно крякнул и с раздражением отвел руку Шувалова, услужливо протянувшего ему яблочную дольку: - После первой не закусываю, если кто-то до сих пор еще не уяснил. - Киреев помолчал, что-то обдумывая, затем потребовал налить еще. - Короче, так... - сипло сказал он, на сей раз принимая у Шувалова закуску, - я видел, у вас там задержанная... Так вот. Мне надо с ней поговорить. Наедине. Может, у нее жалобы на вас, разгильдяев, имеются. Короче, в течение десяти-пятнадцати минут в комнату ни ногой. Иначе я вам... - И не обращая внимания на откровенно злой взор Полякова, лейтенант решительно зашагал к комнате, где находилась Марина.
   - Тьфу! - прокомментировал Поляков под звонкий хохот Белобородько. - Надо же! Ну почему этот козел так не вовремя проснулся? Главное, я не помню, когда он в последний раз на бабу-то залезал, человека ведь одна только выпивка интересует, а сегодня ему, видите ли, вдруг болт приспичило потереть... Да уж. Подфартило мне, нечего сказать. - Младший сержант смачно выругался и налил себе сразу полстакана водки в качестве компенсации за понесенный моральный ущерб.
   Через несколько томительных минут из комнаты, от двери которой не отрывали любопытных глаз четверо сослуживцев, вывалился лейтенант Киреев. Шумно отдуваясь, словно ему только что пришлось принять участие в скоростной разгрузке вагона, он направился к столу.
   - Сто, - подойдя, коротко приказал он, и рука Белобородько с точностью хорошо отлаженного дозировочного аппарата тут же безупречно выполнила заказ.
   - Как прошла беседа? - поинтересовался сержант, с интересом рассматривая кадык начальника. Эта острая выпуклость в данный момент бурно ходила вверх-вниз, перекачивая водку в пищевод. В качестве ответа Киреев только крякнул. Это его кряканье уже не было задорным, как после первых ста пятидесяти, сейчас оно прозвучало несколько устало. Затем, взяв со стола яблоко и обведя подчиненных строгим на всякий случай взглядом, лейтенант, так ничего и не сказав, удалился в сторону своих апартаментов.
   - Во козел, - сказал сержант, присоединяясь к недавно высказанному Поляковым мнению. - Хоть бы слово вякнул, сказал, как ощущеньица. Мы столько трудились, подготавливали девку к эксплуатации, а он на все готовое прискакал. Заскочил к ней на минутку, словно в сортир заглянул... Да и хрен с ним. Ты-то, Поляков, чего сидишь? Если расхотелось, ты так и скажи, давай тогда я ее оприходую. - Он сымитировал попытку привстать и младший сержант, в стремлении опередить коллегу, тут же быстрым жеребцом рванул к заветной комнате, бурча на ходу:
   - Ага, еще один нашелся. Сиди уж...
   Наконец дверь открылась и участники банкета с любопытством уставились на Полякова. На физиономии того сияла радостно-глуповатая ухмылка, на ходу он утирал со лба пот, как это недавно делал Киреев, только сержант не пользовался носовым платком за неимением такого.
   - Как отстрелялся? - деловито поинтересовался Белобородько, тотчас наливая сослуживцу стакан и с интересом глядя на жадно схватившую его, подрагивающую, словно после значительной физической нагрузки, руку.
   - Лучше не бывает, - выдохнул тот, в один глоток проглотив угощение. - Одно плохо -- перестарались мы слегка с дозировкой. Реагирует вяло -- слишком, стерва, пьяна. Но все равно, здорово... Могу поспорить, как только чуток отойдет, получим море удовольствия!
   Выслушав вердикт Полякова с неподдельным интересом, сослуживцы многозначительно переглянулись.
   - Ну-ну... - Сержант встал, нарочито неспешно, с наигранной ленцой потянулся, хрустнув костями, и, перехватив восхищенный взгляд стажера, счел нужным напомнить ему главное правило: - Сначала деды. Надеюсь, помнишь. - Бакланов кивнул и Белобородько, расправив плечи, отправился лично проверять информацию, полученную от Полякова...
   - А собирался сначала послать ее в душ, - заметил Бакланов, придумав, наконец, что бы такого сказать. Он нервничал, осознавая, что Шувалов вот-вот закончит свое дело и тогда настанет его черед общаться с Мариной, чего он ждал с нетерпением и чего одновременно очень боялся. - Сам же говорил, что если без резинки...
   - Опять ты за свое. Заладил... - Белобородько, лениво поковырял заостренной спичкой в редковатых зубах и все же снизошел до ответа: - Пьяна дура в хлам. Вообще как дохлая валялась, когда я пришел. Пришлось перевернуть ее на живот и воспользоваться дыркой вспомогательной. Только тогда и ожила. Сразу затрепыхалась, студентка... - Белобородько снисходительно усмехнулся, заметив, что его ученик покраснел и опустил глаза, якобы заинтересовавшись чем-то, лежащим на столе. - В чем дело, стажер? Разве не говорил я тебе, что у баб не одна дырка имеется? - Бакланов смущенно кивнул. - Да ты не тушуйся, не тушуйся, лучше мотай на ус. Пообвыкнешься, так скоро сам будешь запросто, по-хозяйски им туда заглядывать. Девкам это нравится, кстати. А потом это дело станет для тебя настолько привычным, что в другой раз и сам запутаешься - где у них дырка основная, а где вспомогательная, так сказать, аварийная. Но это только когда станешь дедом! - тут же посуровев, нахмурил сержант брови, не забывая, что общается всего лишь с практикантом. - Жизнь, брат.
   Он замолчал и какое-то время сидел, брезгливо рассматривая Полякова. Тот дремал на стуле, безвольно уронив голову на грудь - сегодняшняя смена выдалась нелегкой.
   - Верно этот сказал, - наконец признал Белобородько, - перебрали мы с дозировкой. Мое упущение, признаю. Думал, она больше выдержит, не рассчитал дозу. А если девица ничего не соображает, над ней и изгаляться-то неинтересно. Ну да ничего, пусть только очухается, я ей такое устрою. Тоже не каждый, кстати, способен. Тут ведь надо с выдумкой, тут творческий подход требуется, чтобы с особым смаком этих дур опускать. У наших деятелей, к примеру, - он опять покосился на Полякова, - фантазия отсутствует напрочь, хотя вроде бы должны быть какие-то зачатки, ведь не первый год в системе... А вот и тебе тест, стажер. Скажи, что будет, когда она протрезвеет?
   - Ну... начнет стесняться, наверное, - предположил Бакланов, кажется уловив, к чему клонит наставник.
   - А что, соображаешь, - Белобородько даже не поленился протянуть руку через стол, чтобы одобрительно хлопнуть стажера по плечу. - Может и выйдет из тебя толк. Так вот... Как только наша красавица слегка протрезвеет, тут-то и получит все ей причитающееся. По полной программе свое оторвет. Главное ведь в этом деле что? Нет, ты ответь.
   - И что? - с искренним интересом спросил Бакланов.
   - Побольше девку унизить, вот что. Понял?
   - А зачем?
   - Да просто так. Порезвиться. Чтоб было что вспомнить. И нам, и им. Нам -- за хорошим столом, для смеха, а им -- в кошмарных снах. Поэтому я и говорю, что в этом деле без таланта не обойтись. Наши ведь только и умеют, что руки заламывать да колготки на них рвать, а тут тонко работать надо. Ювелирно даже. К примеру, что сотворить с этой, я еще не решил, в таком деле лучше по наитию, экспромтом действовать, но будь уверен, в нужный момент все придумается. Само придет. Врубился?
   - Ну, в общем...
   Прозвучало не слишком уверенно и Белобородько нахмурился.
   - Ты уж не разочаровывай меня, стажер. Я-то думал, ты все правильно просек. Х-м... Как бы до твоего, еще не развившегося до нужной степени, мозга донести, что это по-настоящему весело, что это такой смак, что... Ага! Вот уже и идейки пошли, - внезапно оживился он, - вот уже и первый сценарий родился. Ну так, черновой. Слушай. Значит, начнем, к примеру, гонять ее в душ, а туда ведь через приемный зал идти, верно? Верно. А мы возьмем и рассадим на скамейках бомжей - таких, знаешь, самых замшелых... И придется нашей недотроге бегать мимо них, другого-то пути нет. И все это в костюме Евы, потому что мы ей ни единой тряпки не позволим на себя набросить! И будет она у нас порхать быстрее бабочки, вот увидишь, - пообещал Белобородько, - небось не очень будет комфортно нашей студентке голым-то задом перед зрителями сверкать... - Он вдруг прервался на самом интересном месте, заметив, что дверь, которую он не забывал держать под контролем, отворилась. - Ладно, стажер, поговорили, пора и делом заняться. Пошел. Ни пуха тебе, ни пера!
   - Спасибо... - промямлил тот, вставая. И на отказывающихся служить ногах побрел навстречу раскрасневшемуся Шувалову.
   - Бодрей, мачо! - крикнул вдогонку Белобородько и рассмеялся. - "Спасибо"... "К черту" надо говорить, салага!
   Чтобы собраться с мыслями, Бакланов задержался у двери, вроде бы тщательно ее прикрывая. Выгадывая на этом секунды, он лихорадочно соображал, с чего бы начать. Марина опять сидела на краю топчана, и смотрела на вошедшего, как ему показалось, с оттенком брезгливости. Помявшись, он неуверенно подошел, присел рядом и на некоторое застыл в неподвижности, не только не решаясь произвести какое-либо движение, но даже боясь еще раз взглянуть в ее сторону. Затем собрал волю в кулак и, преодолевая сковавшую члены робость, осторожно, будто рука стала чужой, обнял Марину за плечи. Девушка сидела, словно манекен. Только тепло ее кожи, которое он ощутил и от которого его немедленно бросило в дрожь, доказывало, что он имеет дело с живой плотью. Ободренный ее покорностью, Бакланов попытался привлечь Марину к себе. Девушка не сопротивлялась и это его взбодрило. Прошло еще несколько длиннющих, томительных секунд. Бакланов чувствовал, как в бешеном ритме колотится его сердце, пытался сосредоточиться на предстоящем, но не мог. Еще он пытался отогнать неизвестно откуда заскочившую в голову мысль: если бы кто-то посмотрел на них со стороны, он решил бы, что к первому манекену подсадили второй... И вдруг, не отдавая себе отчета, что делает, опять потянул девушку к себе - уже для поцелуя. Но едва он приблизил губы к лицу Марины, та вдруг ожила. Она неожиданно уперлась руками в его грудь и резко оттолкнула.
   - Ничего умнее не придумал? - заплетающимся языком, но с явственно читаемым в голосе презрением спросила девушка. - Нет, но это вообще! - Бакланову показалось, что сейчас она сорвется на истерику. - Еще целоваться лезет, придурок... Давай, делай то, за чем пришел, и... и катись к чертовой матери! Много вас там еще, уродов?
   От обиды нерешительность Бакланова словно рукой сняло. Все выпитое за сегодняшний день вдруг разом ударило ему в голову. Закипая злостью от такого неприветливого обращения с ним этой красивой и желанной девушки, он вдруг ясно припомнил инструкции "гуру", выданные тем относительно схемы единственно правильного поведения с женским полом.
   - А ну, становись на четвереньки! - потребовал он, решительно вскочив на ноги и замахнувшись. Как это произошло, он и сам не понял. Почувствовал только, что неудержимо краснеет от смущения - в роли отвергнутого любовника ему еще не приходилось бывать ни разу. Не отвергнутого, впрочем, тоже. Вообще, все его общение с противоположным полом свелось к двум-трем неумелым поцелуям с одноклассницами. - Кому сказано, потаскуха! Ну! Живо!
   И через мгновение уже вовсю боролся с ширинкой, с раздражением осознавая, что вряд ли ему удастся так просто ее расстегнуть. Руки предательски тряслись, язычок молнии выскальзывал из взмокших пальцев, а хуже всего, что он никак не мог понять, получится ли у него что-либо. Из-за охватившего его нервного возбуждения парень просто не чувствовал, готова ли к предстоящему подвигу его мужская оснастка.
   "Главное - не заговаривать с клиентом, - вдруг очень четко прозвучал в его голове менторский голос Белобородько. - Начнешь разводить сопли - ни на что не решишься. Открыл дверь - и в морду! Хватаешь девку - и на топчан! Не рассусоливать!".
   А еще Бакланов поймал себя на неожиданной мысли: где-то в глубине души он надеялся, что девушка откажется выполнить его требование и тогда ему не придется с ней ничего... Да, так будет лучше. Пусть над ним потом смеются, пусть будет что угодно, но...
   Но неожиданно для него Марина подчинилась. Правда, на четвереньки девушка не встала, она просто легла. Она лежала, явно дожидаясь его дальнейших действий, а он вдруг с окончательной ясностью понял, что не сможет заставить себя что-либо с ней сделать. Еще он вдруг заметил легкую припухлость вокруг правого глаза Марины и понял, что кто-то из его предшественников ударил ее по лицу. У парня бессильно опустились руки и он сел -- просто рухнул задом - на топчан, ощущая в теле невероятную слабость.
   - Ты это... - прилагая усилия, чтобы сдержать подступившие слезы, пробормотал Бакланов и умолк. Он опять очень ясно осознал, что никогда ему не стать "дедом", что он так и останется пожизненным "салагой", потому что никогда не сможет заставить себя переступить грань, после которой перестанет быть нормальным человеком и уподобится своим новым товарищам. Бакланов проглотил комок и тихо, дрогнувшим голосом сказал: - Не надо, Марина. Не надо на четвереньки... И вообще, ничего мне от тебя не надо. Ты прости меня... Сейчас я посижу с тобой немного и уйду. Просто посижу. Можно? - Все-таки он боялся насмешек товарищей, и в первую очередь - своего сурового наставника. Поэтому надо было создать видимость, что у него все прошло как надо. Он попытался сконцентрироваться, придумать какие-нибудь подробности "произошедшего", ведь наверняка коллеги станут допрашивать его с пристрастием, но в голову абсолютно ничего не лезло... Парень сидел уже около десяти минут и за все это время ни разу не осмелился повернуть голову к Марине, которая так ничего и не ответила. Он даже не знал, просто ли она лежит, или уснула, отключившись... Затем, так и не решившись посмотреть в ее сторону, стажер открыл дверь, и... был встречен восторженным ревом наставника, который даже не поленился покинуть стол и сейчас грузно топал навстречу со стаканом в руке.
   - С почином! - с силой хлопнув его по плечу, восторженно выкрикнул Белобородько и всучил в руку своего подопечного стакан. - Ай да тихоня! Да ты пробыл с ней дольше всех, соображаешь? Гигант, настоящий гигант! Моя школа! - И в поисках признания своих несомненных педагогических талантов повернулся к Шувалову, который смотрел на происходящее осоловелым взглядом и никак не мог понять причин радостного возбуждения коллеги - настолько уже был пьян. Поляков тоже не откликнулся, он пребывал в той же позе, в какой его запомнил убывший на "стажировку" Бакланов -- спал, откинувшись на спинку стула и свесив голову на грудь. Поняв, что с этими двумя говорить не о чем, Белобородько вернулся вниманием к ученику: - Как прошло-то? - Бакланову так и не удалось придумать несуществующих подробностей несостоявшегося боевого крещения и он неуверенно пожал плечами, но Белобородько, к его счастью, и не слушал. - Ладно, не буду тебя пытать, потом сам расскажешь в подробностях! Небось, ощущений выше крыши? - Бакланов опять пожал плечами. - Ничего, ничего, молчи, знаю, что на некоторых это здорово действует психически. Правда, лично я, к примеру, после своего первого раза сильно не переживал, просто съездил той прошмандовке по ее наглому рылу, и все дела, - радостно завершил Белобородько, осушив свой стакан первым. - Да не стой ты истуканом, выпей, приди немного в себя.
   - А по рылу-то зачем, - с недоумением спросил Бакланов, наконец обретя дар речи, в чем ему немало поспособствовало выпитое. Это было явным пробелом в его воспитании - ничего подобного наставник ему пока не говорил. Ну, в смысле, о том, что после первого полового акта полагается ударить женщину по лицу. Да и в Камасутре об этом не было ни слова, а уж проштудировал он этот трактат весьма и весьма тщательно.
   - А... - небрежно отмахнулся Белобородько, - ерунда. Было зачем. Вздумала меня упрекнуть, неблагодарная, что мог бы чуток и продлить, чтобы, мол, и она кайф поймала. Понимаешь, я ведь прикинулся бывалым, будто уже много раз. А насчет продлить... Да на хрена оно мне надо! Я ведь уже объяснял тебе основы жизненного бытия. Пошли бы они все подальше, какое нормальному мужику дело до их кайфа! Ладно, это тема требует отдельного разговора, а ты еще не очухался. Пошли лучше к столу, тяпнем еще по одной...
   - Что ты сказал? - Бакланов попытался сфокусировать взгляд.
   - Я говорю, нормально держишь, даром что салага. Мне это нравится, - пояснил сержант, и Бакланов, моментально забыв о неудачном общении с Мариной и мыслях, обрушившихся на него в той злополучной комнате, уже опять испытывал восхищение перед этим сильным, без дурацких интеллигентских комплексов мужчиной. Теперь то, как Белобородько поступил с Мариной, которую он сам так и не посмел тронуть, почему-то уже не вызывало у него недавнего отвращения. Ничуть. Скорее, напротив, он уже злился на себя за проявленное малодушие - надо было все же показать этой студентке, кто здесь хозяин. Ну да ничего, все еще впереди... - Такие вот дела. Эти двое давно поплыли, а мы с тобой как огурцы! А это значит что? - спросил сержант и, не дождавшись ответа, с гордостью провозгласил: - А это значит, не зря я вложил в тебя столько времени и сил. Мое воспитание! - Бакланов, слушая, бессмысленно улыбался, а сержант все говорил и говорил, не в силах сдержать неожиданно одолевший его словесный понос. - Ничего, подожди. Пусть только эти кренделя чуток проспятся, тогда перейдем ко второй части представления... Эх, повеселимся! Помнишь, что я говорил? Повеселимся, стажер, ох как повеселимся.
   Вовсю клевавший носом Бакланов сообразил, что и его наставника наконец "забрало". Его охватило чувство законной гордости. Ведь пили почти наравне, "стакан в стакан", и вот на тебе. Выходит, он круче этих, которые уже давно спят, отрубившись. Как их там... Поляков и... Шу... Шувалов, что ли. Разве ж это милиционеры, если даже пить толком не научились. А вот он, хотя и работает здесь всего ничего...
   Крепкий плечистый мужчина из последней партии, плененной работниками вытрезвителя, в очередной раз встал с топчана и, подойдя к двери, прильнул к глазку.
   - Пора, что ли... Ни хрена не видно, - пробормотал он почти про себя, а в следующий момент повернулся на возникший за спиной шум. К нему, шлепая босыми ногами прямо по лужам остро пахнущей алкоголем мочи, приближался животастый мужик с опухшей физиономией.
   - Слышь, я где, в вытрезвителе, что ли? - Не дождавшись ответа, он сердито засопел. - Отойди, чего встал.
   - Иди, еще чуток поспи, - посоветовал крепыш. Мужик отрицательно покачал головой:
   - Некогда мне. А ты дверь загораживаешь. - Ему опять ничего не ответили. - Домой хочу, - сообщил мужик, но и это не вызвало у крепыша сочувствия. - Слышишь, что говорю?
   - Слышу. От меня-то ты чего хочешь?
   - Чтоб ты отошел. В дверь сейчас стучать буду.
   Крепыш, не отрывавшийся от глазка, увидел, кажется, что-то интересное, потому что, повернувшись на мгновение к мужику, бросил коротко и зло:
   - Иди, говорю, спать. Потом постучишь.
   - Нет, я хочу сейчас! - Мужик надавил на крепыша животом, и тот выругался.
   - Иди на место, сказано, - все же держа себя в руках, коротко приказал он. - Постучишь потом. Сейчас все равно не выпустят.
   - Нет, сейчас! - Багроволицый вытаращил глаза и, обдавая мешающего мужчину крутым перегаром, попробовал еще раз отпихнуть его животом. Когда это не удалось и он предпринял неловкую попытку его ударить, крепыш не выдержал:
   - Ну извини... Сам напросился. - Коротким тычком в солнечное сплетение он отправил непоседу на пол, прямиком в огромную, растекшуюся за его спиной пахучую лужу, и не оглядываясь, - он был уверен, что соперник встанет не скоро, - продолжил свое наблюдение. К сожалению, обзор был ограниченным и мужчине большей частью приходилось напряженно вслушиваться в звуки, долетающие через массивную железную дверь. Тем не менее, вскоре ему повезло -- раздалась брань, чей-то смех, и через секунду он увидел, как здоровяк-сержант тащит по коридору совершенно голую девушку. Безвольно обмякшая в медвежьих лапах сержанта, она едва переставляла ноги. Девушка была сильно пьяна, это было видно невооруженным глазом, хотя всего пару часов назад, когда ее привезли сюда, была совершенно трезвой; наблюдавший в глазок мужчина мог в этом поклясться. Сейчас ее длинные волосы были растрепаны, а по щекам протянулись черные потеки туши. У мужчины почти не было сомнений, что девушку принудительно напоили и изнасиловали. - Пора! - решил он и надавил пальцем на крошечный радиомаячок, прикрепленный под мышкой скотчем, имевшим цвет человеческой кожи...
  
   ****
  
   Компаньоны Аркадий Юрьевич Глухов и Михаил Игоревич Красько сидели в кабинете своей фирмы с не оригинальным и столь же непритязательным названием "Реклама". Официально фирма занималась деятельностью, в той или иной степени соответствующей своему названию, имела студию звукозаписи, небольшой компьютерный отдел, такую же небольшую типографию, сеть рекламных агентов - в общем, все, что полагалось подобного рода хозяйственным формированиям. Но это была лишь видимая верхушка массивного и мрачного, созданного компаньонами айсберга. Неофициально Аркадий Глухов, высокий крупный мужчина с лицом, на котором главной деталью являлись нагловатые, навыкате, светлые глаза, создал мощную подпольную структуру, которую называл "Империя развлечений" и главной задачей которой являлось удовлетворение некоторых специфических запросов определенного круга состоятельных людей, в основном бизнесменов и политиков. И коль скоро существовала империя, себя он, соответственно, скромно именовал императором. Второе, также неофициальное, название его детища звучало не столь амбициозно, но просто и со вкусом: "Диснейленд для взрослых". Михаил Красько, мужчина среднего роста, лет тридцати пяти, примерный ровесник "императора", имел тоже примечательные - блестящие и бегающие - глазки на подвижном лице и числился в фирме коммерческим директором. Собственно, четкого распределения обязанностей между ними не существовало, поэтому коммерческим директором этого человека можно было назвать лишь условно. Он просто выполнял любые работы, которые требовались для успешного зарабатывания их конторой денег, равно как и сам Аркадий Глухов, за которым - это являлось основным между компаньонами отличием - было последнее слово в любом проекте, разрабатываемом "империей". Несмотря на громадные суммы, зарабатываемые этими людьми, двоим приходилось непрестанно трудиться с утра до вечера. Они не только осуществляли стратегическое руководство своим детищем, но и выполняли множество слишком мелких для руководителей подобного уровня работ - не каждого сотрудника фирмы можно было посвятить в некоторые секреты конечного продукта, производимого их компанией. Таковых вообще было всего несколько человек.
   - Клиент будет ровно в два?
   - Да. - Красько взглянул на часы. - Уже через десять минут.
   - Скажи коротко, что он из себя представляет, - попросил Глухов.
   - Ну... - заместитель на секунду задумался, - по нашей классификации - крепкий середнячок. Пару лет назад отщипнул свой кусочек от нефтяного пирога и самоустранился, пока ему не помогли в этом другие. Сейчас вроде как не у дел. Ну, есть бесплодные пока потуги пролезть в политику, ну, имеет кое-какой бизнес. Для людей подобного размаха занимается мелочевкой, можно сказать.
   - Но... - Глухов приподнял брови.
   - Кредитоспособен. Вполне, - с полуслова понял Красько. - Это, естественно, было проверено в первую очередь. Может даже статься, что на данный момент мы знаем о его финансовом состоянии лучше, чем он сам. - Собеседники негромко рассмеялись. - Вообще-то были у меня некоторые сомнения, стоит ли иметь с ним дело, но его рекомендовал небезызвестный нам Борис Моисеевич Ключер, а это не хрен собачий.
   - Не хрен, - согласился император. - Считай, клиент имеет рекомендательное письмо высшей категории. Ну а что все-таки за сомнения?
   - Да так... - Заместитель неопределенно пожал плечами. - Постукивал человек в свое время вездесущим ребятам из фирмы, название которой состояло из трех букв. С другой стороны, делал это без фанатизма. Ничего серьезного. Такие времена были. Должность обязывала.
   - Понятно. Я ведь почему спрашиваю. Сценарий, который он представил... Конечно, ничего особенного, мы и не такое видали. Но все же любопытно, откуда у него такие фантазии. И почему именно такие?
   - А ты спроси у него, - усмехнулся Красько. - Не все ли равно? Может, насмотрелся парень в детстве вестернов, потом всю жизнь мечтал принять участие в чем-то подобном. Сам знаешь, как это бывает. Зациклит человека на чем-нибудь, и все. Хоть кол на голове теши.
   - Да уж знаю. Вон, взять хотя бы этого. Как его... Ну, помнишь, на охоту в прошлом году вместе ездили, в теле такой. Неважно. Так вот он по пьянке рассказывал, как в детстве о велосипеде мечтал. Об этом, как его... Не об "Орленке", а...
   - "Школьнике"? - подсказал Красько.
   - Точно. Так вот. Велосипеда ему так и не купили. Семья жила бедно, еле концы с концами сводили. Отец пил... А сейчас, когда ему уже стукнуло сорок, когда он вовсю раскатывал на "шестисотом" и скупал по миру недвижимость... что ты думаешь? Купил, наконец, предмет своих мальчишеских грез. Голубого цвета, как когда-то мечтал. Ну, полюбовался на него, даже прокатился вроде разок-другой - и с глаз долой. Отдал кому-то или просто выкинул. Так что, всякое бывает. Ну, а с этим у него как? - Глухов выразительно постучал пальцем по виску.
   - На учете, по крайней мере, не состоял. Да ты сам знаешь статистику - из наших клиентов только один на десяток бывает таким, официально задокументированным. А остальные словно дети непорочные, откуда только в их коробочках подобное берется.
   - Аркадий Юрьевич, - в кабинет заглянул секретарь, - тут Дробышев.
   - Впускайте, - коротко распорядился император.
   В кабинет уверенно зашел лысоватый человек небольшого росточка. Остановившись на мгновение на пороге, своими колючими глазками он, казалось, разом охватил все - внешность людей, которых видел впервые, обстановку кабинета, далеко не захудалую, но и не столь шикарную, какую могли бы себе позволить хозяева кабинета, в общем, кажется, не пропустил ни единой детали.
   - Дробышев, - представился он, пожимая руки вставшим для приветствия мужчинам, - Юрий Борисович.
   - Присаживайтесь, - предложил Глухов и трое расселись по низким креслам, окружавшим невысокий стол с прозрачной столешницей. Беседа должна была пройти в теплой дружественной обстановке, как и проходило всегда общение руководства фирмы "Реклама" с клиентами.
   - Таким образом, господин Дробышев, получается следующее, - продолжал Красько. - Мы получили и внимательно рассмотрели вашу заявку на создание короткометражного фильма. Скажу сразу: ничего невозможного для нас в техническом плане в вашем сценарии не имеется. Необходимый для осуществления съемок материал мы тоже подберем быстро. Так что остается лишь уточнить некоторые нюансы относительно оплаты нашего труда и сроков реализации данного проекта.
   - Если вас не затруднит, обращайтесь ко мне по имени-отчеству, - попросил Дробышев. - И, прежде чем мы приступим к этим нюансам, могу я попросить у вас еще одну чашечку кофе?
   - Конечно. - Красько вызвал секретаря и отдал необходимое распоряжение. - За этот кофе мы вам выставим отдельный счет, Юрий Борисович. Вторая чашка в бесплатное угощение, увы, не входит. - Трое негромко рассмеялись и деловая атмосфера приобрела оттенок непринужденности, чего и добивался коммерческий директор. У человека с соответствующим настроением и расставание с деньгами обычно проходило легче...
   Обдумывая цифру, озвученную собеседниками, Дробышев некоторое время молча покачивал закинутой на ногу ногой.
   - Хм. Сумма, которую вы назвали, немалая. Признаться, я рассчитывал обойтись несколько меньшей, - наконец сказал он. - Прошу извинить меня за прямолинейность, но... не многовато ли будет? Знаете, запрашивать сотни тысяч долларов за удовольствие продырявить каких-то четырех безвестных бездельников...
   - Стоп, стоп, стоп! - Глухов, отставив чашечку кофе, приподнял руку и зафиксировал ее ладонью к собеседнику. - Юрий Борисович, можно попросить вас впредь обходиться без подобных выражений? Давайте договоримся: речь ведется лишь о съемках фильма. Соответственно, у нас принято употреблять слово "снимать". А люди, использующиеся в съемках - "актеры". Они же "съемочный материал". Таким образом получается нейтральная фраза: "снять такое-то количество актеров". Идет?
   - Понимаю и принимаю. - Дробышев усмехнулся. - Конспирация, господа, строжайшая конспирация!
   - И тем не менее, - твердо сказал император, не принимая шутки собеседника - свою фразу тот произнес, не выговаривая буквы "р", по-видимому, пародируя картавость Ленина. - Прослушек здесь нет, но, повторюсь, у нас так принято. Правило это существует давно и введено оно не столько ради обеспечения безопасности, а, скорее, по морально-этическим, что ли, соображениям.
   - Что ж, справедливо. - Дробышев опять усмехнулся. - Этакая дань уважения тем самым бездельникам. Пусть будет так. Согласен. Идемте дальше. Итак...
   - Итак, вы хотите, чтобы в съемках фильма приняли участие четыре актера, - приступил к пояснениям Красько. - И утверждаете, что названная нами сумма несколько великовата. Кстати, не вы первый, должен честно заметить. Некоторые даже начинают приводить такой аргумент, что справились бы с подобным проектом самостоятельно за гораздо меньшую сумму. Однако, хочу также заметить следующее... - Красько остановился и посмотрел на Дробышева, словно сомневаясь, можно ли высказать ему то, что хочется. - Юрий Борисович, чего ходить вокруг да около. Давайте просто вспомним поговорку про сапожника и пирожника, если вас это не обидит.
   - Нисколько, - сказал Дробышев. - Мне самому нравится, когда говорят просто и ясно, без словесных выкрутасов. Иную умную речь в одну фразу можно уложить, да еще толку куда больше будет.
   - Ну а раз так... Мы профессионалы, вот и все. За то и берем. То есть, на том и стоим, я хотел сказать. - Дробышев улыбнулся и Красько вздохнул с облегчением. - А самое главное - наша контора дает гарантию, что о вашем непосредственном участии в съемках никто не узнает. И подберет также актеров, которых никто не хватится, а если такое произойдет и их все же начнут искать, мы опять-таки гарантируем, что поиски окажутся безрезультатными. Отработанные нами методы найма работников позволяют утверждать это со стопроцентной уверенностью. Кстати, ведь эти актеры еще должны быть определенной фактуры - возраст, внешность и тому подобное. Не то можно найти на вокзале бомжа и использовать его по полной программе. Обойдется же он всего в бутылку горючего натурпродукта. Устроило бы вас такое?
   - Думаю, вопрос риторический, - буркнул Дробышев и Красько кивнул, соглашаясь.
   - Вы вот обозначили в своем сценарии... - он похлопал ладонью по раскрытой кожаной папке, внутри которой белело несколько листочков машинописного текста, - некоторые вещи, без которых ну никак не обойтись. Ну не будет конечный продукт выглядеть так, как вам бы хотелось. А все стоит денег.
   - Декорации, наверное, в первую очередь? - предположил Дробышев.
   - И они тоже. Надо ведь построить хотя бы какой-то необходимый минимум. У вас, к примеру, обозначено, - он опять ткнул пальцем в сценарий, - что на съемочной площадке должны находиться по меньшей мере салун и контора шерифа. Правильно? - Дробышев утвердительно кивнул. - Ну вот. Вы и сами можете прикинуть, в какую сумму выльется возведение необходимых более-менее добротных построек. По нынешним-то ценам... Вас, полагаю, не устроит хлипкий фанерный муляж? - Клиент кивнул вторично, одновременно что-то обдумывая. - И правильно, - с воодушевлением продолжил Красько. - Уж салун так салун! Затем приплюсуем затраты на съемочные реквизиты. Одежда, необходимое снаряжение... Извините? - Он прервал речь на полуслове, заметив жест клиента.
   - Можете не продолжать, - сказал Дробышев. - Ваши расценки не вызывают у меня возражений. Мне просто хотелось...
   - Пообщаться? - неожиданно вступил в разговор Глухов. - Посмотреть, что мы из себя представляем?
   - Точно! - Дробышев рассмеялся и к его смеху присоединились руководители "Рекламы". - Поэтому давайте обсудим кое-какие дополнительные детали. Некоторые нюансы я не включил в вариант сценария, потому что еще не знал, можно ли с вами...
   - Ну вот... - Красько с облегчением откинулся на спинку кресла. - Теперь, кажется, все. Юрий Борисович, напоследок хотелось бы напомнить вам о некоторых мерах предосторожности. Вы получите на руки не видеокассету, которая вследствие нелепой случайности всегда имеет шанс попасть в посторонние руки, а материал, записанный в цифровом виде на специальном носителе. Доступ к просмотру будет иметь лишь человек, владеющий специальным кодом, то есть вы. При возникновении несанкционированной попытки доступа к информации материал самоликвидируется. Ну, если человек не знает кода. Вы это знаете и вас это устраивает, так?
   - Так, - подтвердил Дробышев. - Знаю и устраивает. Единственное, если произойдет так, что материал самоликвидируется случайно... - он замялся на мгновение, - могу ли я рассчитывать на получение копии, которая...
   Глухов отрицательно покачал головой.
   - Копий не существует, - твердо сказал он. - И вы наверняка понимаете, по каким причинам.
   - Ну да. Начни вы делать копии, благодарные клиенты давно бы предприняли свои собственные меры для обеспечения безопасности. Которые вряд ли понравились бы вам.
   - Именно, - согласился Глухов. - Кстати, вы можете сделать копии самостоятельно. Сколько угодно экземпляров. Но и ответственность за их сохранность и неприкосновенность несете, естественно, вы... И, наконец, последний вопрос. Уже мой, личный. Конкретно к нашему договору он отношения не имеет и, если не желаете, можете на него не отвечать. Это, может быть, даже несколько бестактно с моей стороны, но... если хотите, я просто удовлетворяю самое что ни на есть обыкновенное любопытство. Но если вы все же надумаете на мой вопрос ответить, все останется строго между нами, это я вам гарантирую. В общем... Почему вы остановились на таком варианте сценария? Откуда такие образы?
   - Ну... - Дробышев, который, ожидая вопроса Глухова, несколько напрягся, теперь с облегчением рассмеялся: - Такое длинное вступление, и... Что ж, слушайте. Собирайте материал на диссертацию в области психологии или психиатрии, если...
   - Нет-нет! - Глухов протестующе поднял руки, словно в стремлении защититься от несправедливого обвинения. - Юрий Борисович, еще раз прошу понять меня правильно. Это для себя. Лично. Для общего развития. Чтобы не допустить в общении с клиентами каких-либо ошибок в дальнейшем. Не отпугнуть их случайными - без умысла, просто по незнанию - словом или действием. Все же мы работаем с весьма своеобразными, не в обиду вам будет сказано, людьми, и обеспечиваем весьма специфические заказы. И вообще, тема эта настолько деликатная...
   - Конечно же я удовлетворю ваше любопытство, делать секрета из ерунды я не собираюсь. Как вы наверняка догадались, мой простенький сценарий навеян большей частью детскими фантазиями. Знаете, мой отец когда-то работал во Внешторге. Ну, сами понимаете, что это означало по тем временам. В нашей семье в какой-то момент появился видеомагнитофон, многое другое... И появилось все фактически одновременно с появлением этих вещей там, за бугром, когда здесь народ и понятия не имел, что это вообще такое. Естественно, появились и кассеты. Тоже привезенные отцом оттуда. Ну, некоторые кассеты он категорически запрещал мне просматривать, даже прятал, хотя, как я сейчас понимаю, вряд ли там было что-то сверхъестественное по понятиям нынешнего времени. Скорее всего, никакая даже не порнография, а то, что сейчас принято называть мягкой эротикой. Ну, обнажится парочка, ну, изобразит постельную сцену, когда ничего толком и не разберешь в полутьме... То, что сейчас в любой детской передаче или рекламе проскакивает запросто, понимаете? - Двое, слушавшие с неподдельным интересом, кивнули почти одновременно. - Одним словом, из всего того, к чему у меня в том возрасте имелся свободный доступ, больше всего я прикипел к вестернам. Ведь в те времена по кинотеатрам шло всего ничего фильмов подобной тематики, пересмотренных подобными мне любителями по сто раз и заученных ими наизусть. Так что можете себе представить, каково было мальчишке добраться до таких сокровищ! Я постоянно канючил, чтобы он доставал еще и еще. Он же, пользуясь случаем, назначил за это плату - хорошие отметки, хорошее поведение и прочее. Я старался... А насмотревшись любимых вестернов, я в то время буквально бредил, представляя себя то в роли крутейшего шерифа, скручивающего одной только левой всех тамошних отморозков, то, наоборот, отморозком, произносящим какую-нибудь дичь, наподобие: "Ну что, шериф, доигрался? Черный Джек посылает тебе последний привет!". Ну, само собой, при этом еще небрежное перекатывание спички во рту, а затем бешеный грохот револьверов, да чтоб непременно с двух рук... - Теперь все трое рассмеялись одновременно - Дробышев изобразил стрельбу весьма натурально, за отсутствием оружия используя в качестве такового пальцы рук. - Вот, в общих чертах, и все. Ну а сейчас... Даже не знаю, нашло вдруг на меня что-то. То ли жизнь такая серая, то ли достиг своего потолка и стремиться больше не к чему, то ли просто впал в детство. Одним словом, поиски острых ощущений. Наверное, хватанул я когда-то свою дозу необратимого влияния на детскую психику, что можно подробно рассмотреть в вашем научном труде, который... - Дробышев с хитрецой посмотрел на Глухова, а тот, улыбнувшись, опять загородился от него ладонями. - Но вы ведь не считаете меня ненормальным?
   Отрицая, компаньоны синхронно помотали головами.
   - Наверняка у каждого из нас имеется свой пунктик, - задумчиво сказал император. - Что-то свое, личное.
   - Правильно. А единственное различие между людьми заключается в том, что кто-то в итоге может себе позволить воплотить фантазии в реальность, а кто-то -- увы. Финансы... - поддержал его Красько, выразительно потерев двумя пальцами. - Или же, кто-то, не имея денег и, соответственно, прикрытия, начинает действовать на свой страх и риск, а в итоге попадает на газетные полосы, отведенные для криминальной хроники...
   Расстались они с гостем вполне удовлетворенные как результатом деловой встречи, так и, собственно, разговором.
   - Ну и как он тебе? Думаю, не самый плохой клиент. С гонораром особо не кочевряжился, никаких особых претензий, прихотей. Помнишь ведь того, в очках?
   - Тебя послушать, получается, этот Юрий Борисович просто милейший человек, - как бы на полном серьезе поддержал компаньона Глухов. - Заскучал дядечка и решил немного поразвлечься. А для развлечения ему и понадобилось-то всего ничего. Всего-навсего наделать дырок в четырех, как он изволил выразиться, бездельниках, и все только потому, что в свое время он изволил насмотреться дешевых американских вестернов! - Двое рассмеялись.
   - Хорошо еще, что он не увлекся чем-нибудь наподобие "Звездных войн", - заметил Красько. - Так что пусть уж лучше будут вестерны - нам же спокойней. Ты можешь себе представить, каких дров он бы мог наломать, вообрази себя Дартом Вейдером или как там звали этого черного железного хрена в маске? Потребовал бы от нас снабдить его каким-нибудь бластером - и вперед! А вообще, должен заметить, ты с этим своим любопытством попал в точку. Неплохо бы нам взять за правило опрашивать и остальных - что их тянет на подобного рода подвиги. Деликатненько так, осторожненько. Не ответят -- не надо, а ответят, будет нам добавочная пища для размышлений. Может, родятся какие новые идеи.
   Юркий, тоже небольшого росточка человек уверенно вошел в кабинет, поздоровался с компаньонами за руку и уселся в кресло, только что покинутое гостем.
   - Зачем вызывали? - по-свойски, почти развязно спросил он. - Работа появилась?
   - Да, - подтвердил Глухов, - лето на носу, сейчас заказы повалят один за другим. Съемки двух-трех фильмов в день придется обеспечивать, только успевай подбирать актеров. Да ты сам прекрасно все знаешь.
   - Ясное дело, - кивнул Зимин. - Зима для нашей конторы традиционно период простоя. Кому из толстосумов охота по морозу бегать... Разве что свихнувшимся на Джеке Лондоне. Аляска там, прочий Клондайк.
   - Кстати, о Клондайке, - вспомнил Глухов. - Миша, у нас остались декорации после того зимнего клиента? Ну, "золотоискателя".
   - Да, - подтвердил зам. - Как раз салун и остался. Ну, а под контору шерифа можно какое другое строение переделать. Подправить кое-что по мелочи, вот тебе и экономия. Я правильно понял?
   - Правильно. - Глухов опять повернулся к Зимину, шустрому мужчине, занимавшемуся в фирме подбором актеров. - Значит, так, Валера. Первым делом тебе нужно в течение максимум недели найти четверку молодых пареньков возрастом двадцати - двадцати четырех лет. Ну, там несколько годков туда-сюда особой роли не играют. И не абы каких, а желательно хотя бы с минимальными актерскими способностями. Имеются в виду не выпускники ВГИК-а или Щукинского, а обычные ребята, но чтобы были способны немножко покривляться. Изобразить там крутых парней и прочая... Не нам тебе объяснять.
   - А еще что-нибудь от них требуется? - деловито поинтересовался Зимин. - Я к чему спрашиваю... Если нужны голубые, то как бы не вышло как в тот раз.
   - Нет-нет, никакой специфики. От ребят потребуется всего лишь обрядиться в ковбоев, сидеть в салуне да жрать водку. Ну, в карты еще играть. А потом слегка повздорить с местным шерифом, только и дел. Но изображать все надо будет достаточно убедительно, чтобы шериф остался доволен. Клиент вроде бы перспективный.
   - Во как! - Зимин усмехнулся. - Вестерны снова в топе. Крутые шерифы опять объявились в средней полосе России... Хорошо, я понял. Дело пустяковое, с таким любой нормальный парень справится. Да я и сам мог бы запросто изобразить.
   - Хочешь попробовать? - Теперь развеселились компаньоны. - А что. Мы тебе съемочные дни вдвойне по дружбе оплатим. А доплату за крупные планы отдельно обговорим.
   - Спасибо. Боюсь, съемочных дней в итоге наберется маловато, меня такое не устраивает.
   Красько зашелестел бумагами в папке, давая понять, что словесные игры закончены.
   - Значит, на данный момент у нас на рассмотрении порядка полутора десятка сценариев. В основном обычная бодяга, ничего сверхъестественного. Но, поскольку, как уже было упомянуто, лето на носу, значит, пора серьезно заняться пополнением актерских ресурсов. После этой четверки тебе надо будет организовать массовую поставку нового материала, забить нашу базу так, чтобы по швам трещала. Строгого графика пока нет, просто тащи в закрома, что только сможешь найти. Ты как, готов к серьезной работе?
   - Как пионер, - уверенно подтвердил "кадровик". - Относительно девиц-симпатяшек вообще без проблем. На днях одна контора из города неподалеку начинает набирать кандидаток для обучения на моделек, манекенщиц и прочие девичьи рабочие специальности. Обставлено обстоятельно - реклама в газетах, по телевидению. Стопроцентная гарантия, что к ним просто валом повалят. Покручусь там, навербую материал из выбракованных этим агентством актрисочек.
   - Отлично, - одобрил Красько. - Давай своих моделек. Если же понадобится что-нибудь специфическое, мы сообщим отдельно. Ну, с тобой все, пожалуй. Можешь отчаливать.
   - Кстати... - Когда Зимин вышел, Красько посмотрел на партнера с прищуром. - Я как-то и не задумывался, почему, действительно, всем нашим клиентам непременно красивенькие для своих забав требуются. Помнишь "экскаваторщика" или, хотя бы, того же "инспектора рыбнадзора"? Уж такие прямолинейные сценарии, такое бездарное исполнение... Ну никаких изысков. И личного общения с жертвой почти не было. Уж им-то, казалось бы, какая разница была, кого на тот свет отправлять. Да и другие туда же. Ну, за редким исключением.
   - А ты сам, когда приспичит с девкой покувыркаться, какую выбираешь? - Глухов прищурился.
   - Ну, это ты хватил, пожалуй. Нашел пример для сравнения, - засмеялся Красько, - это же совсем другое дело. Ясно, что красивую!
   - Пример как пример, - не согласился император. - Трется твой концевик обо что-то - и трется. Какая тебе разница?
   - Ну... - Красько на мгновение замялся. - Есть разница. В этом деле физиология рулит, инстинкты. Природой так устроено. Ну, продолжение рода, интуитивный поиск здоровых генов и прочее. То есть, все связано с производством потомства. А наши дела -- совсем другое.
   Компаньоны умолкли. Они, кажется, впервые всерьез задумались: почему, если мужчины заказывали для своих игр особ женского пола, то всегда специально оговаривали, чтобы те были непременно красивыми. Причем, даже если "актрисы" не должны были подвергаться сексуальному насилию. Так же обстояло дело и с заказчицами - те неизменно требовали мужчин посимпатичнее. Такое обстоятельство требовало осмысления, поскольку вопрос не был праздным - это касалось непосредственно работы, а следовательно, могло повлиять на количество зарабатываемых денег.
   - Знаешь, - сказал Красько, - сдается мне, что подобные желания рождаются из чувства собственной неполноценности, ущербности. "Я не такой красивый, как ты, и никогда таким не стану, а раз так, то на вот тебе!". Клиент самоутверждается, ему кажется, что уничтожив другого, более красивого или удачливого, он в итоге добился над ним превосходства. Не имея возможности превзойти его по-другому, человек получает наслаждение от возможности распорядиться чужой судьбой.
   - Возможно, - пожал плечами император. - Знаешь, а мне что-то маньяки вспомнились. Ну, есть такой типаж. Охотятся за женщинами в черных колготках, режут им ноги бритвой и балдеют. Наверное, чем ноги соблазнительней, тем больший для них кайф эту красоту попортить и тем самым как бы ее унизить, низвергнуть с пьедестала, доказать, что на самом деле истинным хозяином жизни является он. Единственное, непонятно, при чем здесь именно черные колготки. А может и байки это. Народу делать нечего, вот и придумывает страшилки. А черные колготки -- этакая пикантная деталь, не более того.
   - Хрен его знает, - сказал Красько. - Надо бы нам спецов к этому делу привлечь. Психологов или кого еще. Пусть тему обмозгуют и все нам популярно объяснят. Думаю, интересное чтиво будет, когда они нам выжимку принесут. Начнут, небось, с этого, ну, который храм Зевса поджег, чтобы в истории отметиться.
   - А закончат Эрмитажем, - подхватил Глухов. - Помнишь, какой-то литовец кислотой в Данаю плеснул?
   - Забудешь такое! Это ж настоящий анекдот. Он отлечился положенное в дурке, а потом, когда независимым вместе с другими литовцами стал, прислал запрос, чтобы документально подтвердили его деяние, прислали ему выписку из дела.
   - Зачем? - с недоумением спросил Глухов.
   - Ну, чтобы медаль от своего правительства получить.
   - Шутишь! - Глухов выглядел ошарашенным.
   - Какие шутки. Литовцы ребята деловые.
   - А за что медаль-то?
   - Ну, за подвиг. За патриотизм.
   - Да за какой, черт возьми, подвиг! За то, что шедевр испортил?
   - Это ты думаешь, что он просто кислотой на шедевр плеснул. И другие так думали, которые не срок ему впаяли, а в дурку определили. А он, оказывается, таким образом с коммунистическим режимом боролся. Справочка же ему понадобилась, чтобы народу ее представить и карьеру с ее помощью сделать. Мол, заслуженный борец с коммунизмом, достоин, мол, быть государственным мужем и сидеть в сейме. Ну, или что там у них. В Прибалтике, я знаю, сейчас такие штуки котируются. Ребята трясут старыми делами, кричат, что страдали, преследовались тоталитарными властями за убеждения, а копнуть -- один проворовался, другой по хулиганке сидел.
   - Так что, у них там сеймы сплошь из таких патриотов-сидельцев состоят? - не поверил Глухов.
   - Похоже на то. У них там свои варки. В Латвии, к примеру, учитель физкультуры запросто становится министром обороны, сельский школьный учитель -- министром образования.
   - Хочу в Латвию! - загорелся Глухов.
   - Учи язык, - посоветовал Красько. - И готовь справку из дурки.
   - Я подумаю.
   Двое рассмеялись.
   - Слушай, вспомнил я кое-что по нашей теме, - вдруг сказал Красько. - Один из наших уважаемых клиентов в свое время был отвергнут общепризнанной школьной красавицей. Довольно некрасиво отвергнут. Публично, с элементами намеренного унижения. Ну, разозлился на весь мир, и на нее в первую очередь, конечно. И представляешь, спустя годы, когда сменился строй, он финансово поднялся и появились соответствующие возможности, решил эту одноклассницу приговорить. То есть затаил человек злобу, поддерживал ее в себе столько лет, мечтал о мести, и едва появилась реальная возможность раздать старые долги, не преминул ею воспользоваться. И не с помощью наемника, а лично - это для него самым важным было. И еще чтобы красиво, как в кино. С морализаторством и прочими приятными атрибутами. Чтоб она на коленях стояла, рыдала, а он с трона жизни ее учил. Ну, примерно так же, как она с ним поступила, только с куда более печальным концом. Вот и обратился в нашу контору. А поскольку мы с такими заказами не работаем, конкретных людей в съемках не задействуем, он согласился на просто красивую девку, как бы олицетворяющую таких вот, с внешностью и апломбом. Этакий собирательный образ. Выбрал похожую на ту, и... Но все равно не успокоился, только пар слегка спустил. Периодически запросы шлет, не сменили ли мы политику относительно работы с конкретными персоналиями.
   - Интересно, - озадаченно сказал собеседник. - Почему-то я этот момент пропустил.
   - Ну, ты со сценариями редко работаешь, только чтобы от рутинной работы отдохнуть. А выдающегося там ничего не было, иначе я бы тебе его представил. Все простенько, что-то вроде - он барин, она холопка. В итоге запорол ее до смерти и все дела. На антураж, правда, не поскупился. Весь сопутствующий комплекс заказал. Поселок, челядь, холопы... Массовость, в общем. И спектакль на целый день растянул, наслаждался. Она якобы убегала, ее якобы ловили, еще много чего наворотил.
   - Понятно... Слушай, а ведь таких большинство, наверное. Разбогател - и тут же извлекать из загашника списочек прошлых обид. Вы по морде мне когда-то съездили, теперь нате вам от меня. Получите-с приветик из прошлого! Или отказалась, красавица с самомнением, потанцевать со мной лет этак двадцать назад, а я вот сейчас весь из себя такой крутой и теперь устрою тебе такие танцы... Даже не знаю, как к такому относиться. Ну, отказала девица, ну разбил одноклассник мордасы. Мало ли что бывает.
   - Кто-то проглатывает, а кто-то - как наш, - пожал плечами Красько.- Вообще, я его где-то понимаю. Представь, вот она его отшила. При полном аншлаге. Приплюсуем, что сделано это было в особо циничной форме, опозорила - дальше некуда. Или, как сейчас принято говорить, опустила. И после этого он был вынужден долгое время - если вообще не до конца учебы - терпеть насмешки одноклассников и все такое прочее. Теперь вспомни себя в школьные годы - и обостренное чувство самолюбия, и все эти многочисленные влюбленности, и вся эта боязнь свою влюбленность выдать, чтобы не стать объектом насмешек как самого объекта влюбленности, так и жаждущей развлечений толпы, которую хлебом не корми - дай возможность кого-то затоптать, потому что завтра проколется он и завтра начнут топтать уже его.
   - Ну-у... пожалуй. И все равно не до конца понятно, почему им всем красивых подавай. Иные ведь даже не используют их сексуально -- просто в расход.
   - Надоело гадать, - сказал Красько. - Устал я что-то сегодня. Может, эстетство это просто. Уж если иметь какую-нибудь вещь, то пусть она будет по возможности более красивой, начиная с автомашины, мебели, и заканчивая рабочим инструментом. Ведь даже обыкновенные плоскогубцы, помимо необходимой в первую очередь функциональности, должны обладать хоть каким-то изяществом линий, лаская не только руку, но и глаз. Даже маньяки, небось, не станут животы вспарывать простым кухонным ножом. Заметил, какую экипировку наши клиенты обычно подбирают? Только самое лучшее и дорогое. А ведь кого резать - это еще важнее, думаю. Приятнее "поработать" с фотомоделью, нежели со спившейся бомжихой с мокрой от мочи юбкой.
   - Ну да, - согласился собеседник. - Но если мужики все же попадаются разные, то у клиенток с этим делом строго. Если выпускать кишки, то исключительно красавчику. Ну, надо учесть, что и подобные "отказы на танцах" они переживают куда болезненнее мужиков, так что здесь, в принципе, понятно. Непонятно, только, почему их так мало.
   - Осторожничают, - предположил Красько. - Но уж если возьмутся за дело -- куда там мужикам. Помнишь хотя бы ту, "начальницу концлагеря"?
   - Такую забудешь!.. Ладно, языками почесали, теперь давай поработаем для разнообразия.
   - И прежде чем разойтись, хочу показать тебе кое-что. - Красько протянул папку с бумагами. - Есть там один сценарий, который... В общем, посоветоваться бы надо. Да и другие для интереса хотя бы бегло пролистай.
   - Уговорил, - вздохнул Глухов, - давай, заценим наших Спилбергов...
  
   ****
  
   На пороге гостиной стандартной трехкомнатной квартиры возник мужчина лет шестидесяти - шестидесяти пяти. По подтянутой фигуре и четкому, с командными интонациями, выговору чувствовалось, что это наверняка отставной военный, хотя сейчас он был одет в обычный гражданский костюм.
   - Подъем, ребята. Свиридов подал сигнал.
   Пятеро плечистых, облаченных в камуфляж мужчин, сидящих за столом, бросили игральные карты и, больше не обращая внимания на работающий телевизор, в сторону которого поглядывали во время игры, с готовностью вскочили.
   - Наконец-то, - сказал высокий тридцатилетний здоровяк с глубоким шрамом над левой бровью. - В плане никаких изменений?
   - Никаких. Вы едете первыми, мы с оператором за вами. Не забудьте Ирину, главное.
   - Куда ж без нее! - Здоровяк улыбнулся появившейся в дверном проеме женщине лет двадцати пяти, на ходу одевающей короткую шубку, задержал взгляд на ее ногах в черных колготках и туфлях-лодочках. - Ир, метель, между прочим, разыгралась.
   - Ничего, недолго мерзнуть придется. - Женщина улыбнулась в ответ.
   - Ну, Семеныч, бывай! - Полковник крепко стиснул кисть хозяина квартиры - высокого мужчины с обширными залысинами, примерно своего ровесника. - Извини за вторжение и спасибо за помощь. От тебя нам удобней всего оказалось - до точки буквально рукой подать. А для соседей, если что, сам что-нибудь придумай. Ну, почему вдруг у тебя такая бригада в камуфляже объявилась.
   - Да ну, скажешь тоже, - отмахнулся Семеныч. - Два года уже здесь, а до сих пор почти никого не знаю. Народ нынче неконтактный пошел, время такое. Всем все до лампочки - кто рядом живет, чем занимается... Если что еще, обращайся, Степаныч. Всегда рад помочь.
   - Вадим, за мной. - Полковник подал знак мужчине с зачехленной видеокамерой, и тот, наспех попрощавшись с хозяином квартиры, выскочил вслед за Виктором Степановичем.
   Одна из оперативных групп организации "Народный суд" отправилась на очередной выезд...
   - Чего сидим-то? - Шофер белой "шестерки" оглянулся на старшего.
   - Полковник сказал без него не начинать, - опережая Александра, неожиданно встряла Ирина. Заметно нервничая, она докуривала сигарету, чересчур сильно сдавливая ее тонкими пальцами. Ей мужчины уступили переднее сиденье.
   - Сиди, Паша, - подтвердил здоровяк, томимый желанием расправить, наконец, зажатые в тесноте плечи. И бросил на молодую женщину полный обожания взгляд. Заметив это, коллеги понимающе переглянулись. Ни для кого не являлось секретом, что Александр проявляет к недавно появившейся в их организации сотруднице повышенный интерес и всеми силами стремится завоевать ее расположение.
   Машина стояла в намеченном заранее темном переулке недалеко от места предстоящей операции.
   - А они точно ей откроют? Ну, козлы эти, - не унимался непоседа Паша, мужчина на пару лет младше Александра.
   - Думаю, во всей милиции Верхнедольска не нашлось бы мента, который ей не отворил. Для этого ее и взяли... А ты сам не открыл бы? - невинно поинтересовался Александр и улыбнулся Ирине. Паша невольно покосился на ее ноги и, красноречиво промолчав, тут же отвел взгляд. Улыбнулась и женщина, одарив Александра благосклонным взглядом -- внимание мужчины ей явно нравилось.
   - Вот и Полковник... - Он оглянулся на подъехавшую сзади, дважды мигнувшую фарами "девятку". - Ира, готова?
  
   Все чаще позевывающий Бакланов отчаянно завидовал слегка проспавшимся Полякову с Шуваловым - он тоже не отказался бы немного вздремнуть. Хотя, с другой стороны, ведь именно за стойкость и умение держать водку он удостоился похвалы своего умудренного жизненным опытом кумира, а это было немало! Жаль только, что второе отделение бесплатного концерта, намечаемого Белобородько, придется наблюдать в таком вот сонном состоянии. А продолжение действительно обещало получиться забавным - сержант уже вовсю прикидывал, кого из бомжей можно привлечь к исполнению задуманного, и даже вытащил нескольких из камеры на пробы.
   Так этой гордячке и надо. Будет знать, как отшивать парней, которые к ней со всей душой, - злорадно думал стажер. Надо же, всем дала, а его отталкивает... Шлюха! Он уже давно жалел, что глупо расклеился и не использовал такую реальную возможность стать настоящим мужчиной. Конечно, шлюха, а кто ж она еще. Ведь сержант четко сказал, что все они такие, только кто в большей, а кто в меньшей степени. Есть, к примеру, скрытые, которые только в душе такие, а открыто делать это стесняются. Есть, которым безразлично, что о них скажут, и поэтому запросто с любым первым встречным... Но других нет, однозначно. Так сказал сержант, и точка! А он, дурак, пожалел, видите ли, студентку-"недотрогу"... Этак он никогда не избавится от своей слабохарактерности и этой дурацкой интеллигентности, потому что, если верить сержанту... а верить ему можно и нужно... и... Черт, опять сбился с мысли! Бакланов потряс головой и огляделся, стараясь выглядеть трезвым. Кажется, все нормально, все заняты приготовлениями и никто не видит, как здорово его развезло. Ну да ничего, он свое непременно наверстает, ведь до утра еще ого-го сколько! Он еще покажет этой заносчивой студентке...
   - Сейчас будут вам зрители, сейчас... Те двое как раз для нашего дела подходят. Ну, те, из последних... Сейчас, - покачиваясь, словно пребывая в состоянии медитации, монотонно обещал Белобородько, однако вставать не спешил. Бакланов со все нарастающим восхищением убеждался, что наставника почти не берет огромное количество выпитого, разве что движения его стали чуточку замедленными, да от раскрасневшейся физиономии уже впору было прикуривать. - Что-то Шувалов у нее подзадержался... Уснул там на ней, что ли, - бормотал сержант, поглядывая на очередную, только что откупоренную бутылку. - А мы тут сиди, жди, как... как эти... ну, которые... Эх, выпить, что ли, еще какой чуток...
   Когда раздался неожиданный стук в дверь, Бакланов, стряхнув сон, дернулся было вскочить, но наставник придержал его, опустив на плечо массивно-мясистую длань:
   - Ша, молодняк. Сидеть! Что обязанности свои знаешь, это хорошо... Все правильно, салага и должен шустрить, но сейчас, понимаешь, обстановочка у нас не того... - Он кивнул в сторону комнаты, в которой сейчас развлекался Шувалов. Устав ждать естественного протрезвления Марины, милиционеры попросту загнали ее под ледяной душ и сейчас по очереди проверяли, как обстоит дело с самочувствием слегка пришедшей в себя девушки. - Короче, я сам открою, - подвел итог Белобородько, не доверяя также и Полякову. Тот хоть и протрезвел немного, но его взгляд еще не приобрел должной осмысленности. - Кого еще черти принесли, - бормотал сержант, грузно ступая к двери, в которую продолжали стучать. - Ну, кому там чего надо! - грубо крикнул он и прислушался.
   Бакланов со своего места не слышал, что ответили с улицы, он только увидел, как брови его обожаемого наставника удивленно взметнулись и тот, с неожиданно растянувшимися в радостной ухмылке губами, поманил его пальцем:
   - А ну, подь сюды! - И приоткрыл небольшое квадратное окошечко, прорезанное по центру обитой железом двери. - Сейчас что покажу, стажер... Цирк, да и только... Так вы утверждаете, девушка, будто ваш супруг находится у нас? - Он внимательно разглядывал невидимую Бакланову собеседницу через открывшуюся амбразуру, в которую шустрым вихрем залетали снежинки, и, судя по всему, та ему явно нравилась - уж больно приторно-сладким стал его голос. - Ага, ага, понятно... А до утра потерпеть вы не можете? Что? Как вы сказали? А-а-а, понятно... Только вот на кой вам сдался такой муж, не пойму никак. Если он у нас, значит, он алкоголик. Что-что? - Услышав что-то для себя неожиданное, Белобородько поперхнулся, едва сумев подавить смех. - Видал, стажер, как бабе приспичило! - Он повернулся к придвинувшемуся вплотную Бакланову. - Понял теперь, насколько я оказался прав? Ну, вспомни, вспомни, что я тебе недавно втолковывал. Шлюхи они, и больше никто. Все они такие, а ты еще не верил... Вот, посмотри хотя бы на эту. Приперлась ночью, в метель, за мужем-алкашом, и заявляет откровенно: не могу, говорит спать одна. Мне, говорит, холодно... Ну, шалавы! Да они просто самые настоящие животные, больше никто... - И опять прильнул к амбразуре. - Что вы говорите, гражданочка? А-а, впустить вас... Что ж, можно. Только учтите, мужа вы все равно до утра не получите. Зато нас, молодых и красивых, тут аж четверо! И водки тоже полный боекомплект. Как, устраивает? - И получив очередной положительный ответ - теперь его слышал и Бакланов, - скомандовал: - А ну-ка, красотка, отойди подальше, посмотрю, какая ты есть. Портрет твой, конечно, очень даже ничего, спору нет, но вот как обстоят дела с остальным... Ну, с фигурой и прочими необходимыми для нашего близкого знакомства атрибутами... - Через секунду он недоверчиво присвистнул: - Вот это да!.. А ну, стажер, глянь, как тебе такое понравится. Да глянь, говорю! - Бакланов с любопытством прильнул к окошечку, место возле которого великодушно уступил ему учитель, и тоже обомлел - посреди снежной круговерти стояла молодая красивая женщина в короткой шубке и - почему-то - туфлях-лодочках. А уж черные чулки или колготки на ее стройных ногах являлись столь иллюзорной защитой от холодного пронизывающего ветра, что Бакланов даже поежился, представив себя на месте гостьи.
   - Пожалуй, не хуже нашей студентки, а? - тем временем горячо нашептывал ему на ухо заметно возбудившийся сержант. - Только ту мы уже перепахали, с ней уже неинтересно, а эта свежая. - И внезапно рассмеялся: - Слушай, стажер, представляешь, если она окажется женой того интеллигента? Вот смешно тогда получится: ему очки разбили, а его женушке вставили кой-чего на топчанах! Это просто анекдот, точно тебе говорю. Расскажем сменщикам -- не поверят. В жизни такого не бывает!
   - Анекдот, правда...
   Бакланов хихикнул и потер бок, куда сержант ткнул его локтем, а тот опять заглянул в окошечко и, подпустив в голос строгости, сказал: - Только должен вас, девушка, предупредить. Если вы решили дурака повалять, то возвращайтесь-ка лучше домой, в тепло. К утру мы вашего мужа отпустим. Ну, а если согласны принять ухаживания настоящих мужчин настоящей мужской профессии... - Получив очередной положительный ответ, он расплылся в улыбке. - Тогда заходите, милости просим. Сейчас вы познакомитесь с гордостью российской милиции - доблестными бойцами спецмедслужбы! Сейчас вы... - Он захлопнул оконце и принялся отпирать дверные засовы, вполголоса поучая Бакланова: - Вот они, шлюхи, во всей своей красе, смотри и запоминай... Так ей, сучке, мужика захотелось, что просто мочи нет, аж вся сочится. Примчалась за этим делом, может, за тридевять земель, даже мороза не побоялась. Да еще столько денег, небось, на такси израсходовала, не пожалела. Ох, и устрою же я этой твари, ох, устрою...
   Он открыл дверь, одновременно отступая, чтобы дать возможность зайти этой охочей до мужчин красотке, но вместо нее в помещение всесокрушающими мускулистыми пружинами ворвались мужчины в камуфляже и черных масках с прорезями для глаз и рта.
   Достойного сопротивления непрошеным гостям оказать было некому. Белобородько упал первым, сраженный мощным ударом кулака в печень. Удар нанес самый крупный из пришельцев, вбежавший первым - это был Александр, старший группы. Бакланов, даром что пьяный, сумел все же на удивление быстро сориентироваться - он упал сам, добровольно, жалобно заскулив и прикрывая руками голову, отчего другой из нападавших, не сдержавшись, издал короткий смешок, но все же ударил его на ходу носком грубого армейского ботинка под ребра, а Полякова, с пьяной недоверчивостью взирающего на разворачивающиеся перед его глазами события и поднимающегося из-за стола как в замедленной киносъемке, сразил ударом в грудь еще один боец, преодолевший разделяющее их расстояние в два гигантских скачка. Собственно, проделал он это скорее для тренировки - то, что достойных противников здесь не окажется, нападавшим было ясно изначально. Какими соперниками могут оказаться штатные работники вытрезвителя для настоящих в прошлом бойцов, каждому из которых довелось пройти неплохую практику с опытом ведения боевых действий в горячих точках или, самое малое, отслужить в десантных войсках.
   Через считанные мгновения сотрудники, находившиеся в момент нападения в "гостиной", были закованы в наручники и уложены на пол лицом вниз, а мужчины в камуфляже рассредоточились по помещению, заглядывая в двери многочисленных помещений. Один из нападавших, высокий двадцатичетырехлетний парень по имени Валера, осторожно приоткрыл дверь комнаты, где Шувалов уединился с Мариной, и тут же поднял руку, привлекая внимание человека с видеокамерой в руках -- тот появился, когда милиционеры были нейтрализованы. В коротком пуховике и джинсах, но, подобно остальным, облаченный в скрывающую лицо маску, он кивнул и поспешил на зов.
   Бесшумно отворив дверь до конца, двое вошли в комнату, где приспустивший форменные брюки, разгоряченный Шувалов совершал дерганые движения, лежа на обнаженной девушке с разметавшимися по топчану волосами. Несчастный милиционер никак не мог достичь долгожданной разрядки - мешала передозировка употребленного за нелегкую рабочую смену алкоголя. Остановившись в дверях, оператор бесстрастным глазком объектива фиксировал действия работника медвытрезвителя, который в пылу своего занятия плюс пребывая под воздействием алкогольных паров, совершенно не реагировал на внешние раздражители. Девушка, тело которой сотрясалось под упругими мужскими толчками, также не замечала присутствия посторонних.
   Двигаясь бесшумно, оператор описал широкий полукруг, фиксируя происходящее на топчане с разных углов, и лишь когда он приблизился к парочке и начал брать крупным планом покрытое потом лицо младшего сержанта, тот, наконец, заметил постороннее движение. Он вскинул голову и застыл, словно парализованный, мгновенно забыв о партнерше. Почувствовав изменения в поведении мужчины, открыла глаза и Марина. Несколько секунд она бессмысленным взглядом смотрела на незнакомца с камерой, затем негромко вскрикнула и ее запрокинутые за голову руки переместились, уперлись в грудь окаменевшего сержанта.
   - Пусти!
   - Белобородько? - не замечая попыток девушки высвободиться, неуверенно предположил Шувалов. - Вы что, разыграть меня решили? Да что за херня такая! - не получив ответа, выругался он. - Кто это? - Младший сержант попытался подняться и едва не свалился с топчана, зацепившись за женскую ногу. - Вам что, нечего делать? - Он глупо таращился в объектив и одновременно пытался подтянуть брюки, чтобы прикрыть быстро сникшее мужское хозяйство.
   Отснятого было достаточно. Оператор опустил видеокамеру, кивнул парню в камуфляже и так и не успевший что-либо понять, вставший, наконец, Шувалов был сбит с ног сильным ударом в зубы. Он завалился спиной на сдвоенный топчан и затих, раскинув ноги, словно решил изобразить пародию на лежащую рядом девушку. На его губах проступили кровавые пузырьки.
   Оператор вышел, а Валера так и остался стоять столбом, пытаясь сообразить, что ему делать с девчонкой, которая сейчас сжалась в комок и сидела неподвижно, вполоборота к нему. Взгляд парня, помимо его воли, не мог оторваться от ее тела. Он переходил с груди на живот, цеплялся за поросль черных волос на лобке, возвращался к груди, опять скользил ниже... Наконец взяв себя в руки, Валера оторвался от созерцания девушки и, заметив среди разбросанной по полу одежды светлое женское пальто, нагнулся. Затем осторожно приблизился к незнакомке и так же осторожно прикрыл ее поблескивающее потом тело. Та вздрогнула, когда ее плеч коснулось пальто, но глаза так и не открыла. И опять Валере понадобились немалые усилия, чтобы отвести от черноволосой красавицы взгляд. Он неловко потоптался рядом, потом его взгляд внезапно наткнулся на младшего сержанта и какое-то время он непонимающе смотрел на него, словно соображая, кто этот человек и что вообще здесь делает.
   Наконец, опомнившись, он одной рукой сгреб насильника за шиворот, другой схватил за ногу и швырнул его в сторону входа с такой силой, что Шувалов, протаранив головой не до конца прикрытую дверь, вылетел в коридор подобно выпущенному из метательного орудия снаряду. Его бесчувственное тело было тут же подхвачено и оприходовано напарниками Валеры. Кто-то тем временем вывел из служебного кабинета заспанного лейтенанта Киреева, приказал ему лечь, и теперь тот, кряхтя, послушно опускался на четвереньки, чтобы занять место рядом с подчиненными. Кажется, он искренне недоумевал, что за бардак устроили те на вверенной его смене территории и что вообще все происходящее означает. Один из бойцов, сочтя, что лейтенант выполняет команду недостаточно быстро, нанес ему несильный удар в область почек, и тот, распластавшись, перестал подавать признаки жизни - кажется, потерял сознание.
   Старший группы лично проверил, заперта ли входная дверь, затем приблизился к Ирине, стоявшей с Полковником в сторонке, и тихо произнес:
   - Ир, надень маску. Тебя, конечно, уже видели двое, но все равно... - Женщина вопросительно посмотрела на Виктора Степановича. Достав из кармана два свернутых куска шерстяной ткани, тот протянул ей один из них.
   - Он дело говорит. А вот я что-то расслабился, совсем вылетело из головы. Одевай. - Только тогда она смирилась и, стараясь повредить и без того растрепанную ветром прическу как можно меньше, принялась натягивать маску на голову.
   Александр смотрел на нее во все глаза, не понимая из производимых Ириной действий абсолютно ничего - ну действительно, если прическа все равно испорчена, чего тут осторожничать! Ну не бестолковые ли эти бабы? И все же эта картина чем-то привораживала, не позволяя ему отвести от женщины глаз. А когда та, повертев головой по сторонам и заметив висящее у входа пыльное зеркало с трещиной по центру, решительно к нему направилась, он и вовсе потерял дар речи. Аж раскрыв рот, он наблюдал, с каким кокетством разглядывает себя Ирина в новом, столь непривычном обличье.
   - Ну, женщины... - только и сказал Александр. Вроде бы проявляя возмущение, и не замечая при этом, что в его голосе преобладают нотки неподдельного восхищения. - Вот поди, пойми, что она делает.
   Еще один из членов оперативной группы тем временем открыл дверь камеры и выпустил сделавшего дело коллегу. Подмигнув ему, он принялся запихивать обратно нескольких настырных, рвущихся на волю узников. Свиридов, выйдя на волю в одних "семейных" трусах, вызвал у товарищей волну тихого смеха. Не выдержал даже Виктор Степанович:
   - Ты бы оделся, что ли. А то от бомжа не отличишь.
   Ничуть не обидевшийся на такую характеристику его внешнего вида, Свиридов, который благодаря плотной мускулатуре был похож скорее на актера боевиков, а за бомжа его мог принять разве что человек с непомерно развитым воображением, подскочил к казенным шкафчикам и принялся ковыряться в небрежно набросанной там одежде, бормоча, что с такими заданиями он непременно когда-нибудь притащит домой блох.
   - Виктор Степанович, посмотрите. - Валера, своими глазами видевший, что только что проделывал один из милиционеров с так понравившейся ему девушкой, с возмущением потряс листком, найденным в ящике стола. - Это они себе такую отмазку на всякий случай подготовили. Протокол как бы.
   Полковник взял в руки документ, всмотрелся и принялся негромко зачитывать вслух отдельные фразы:
   - Марина... так, фамилию пропустим.. двадцать два года... студентка... была замечена сотрудниками возле кафе по адресу... находилась в состоянии, порочащим честь и достоинство российского гражданина... приставала к прохожим, цинично предлагала вступить с ней в половую связь... допустила наказуемые законом неприличные высказывания в адрес сотрудников... допустила также оскорбление сотрудников физическими действиями, выразившиеся в... Ага, вот: искалечила работников милиции Полякова и Белобородько, находящихся при исполнении служебных... - Он нахмурился. - Далее идут подписи пострадавших. Места для подписей свидетелей пока не заполнены. Свиридов, это, надо понимать...
   - Оставлено для алкашей, - кивнул тот. - Там такие есть, за сто грамм родную маму продадут. А уж засвидетельствовать что хочешь относительно какой-то там девицы, которая им по барабану... Их, я понял, специально для подобных дел набирают - иначе просто незачем. Денег ведь с таких не снимешь.
   - Она как вообще? - Виктор Степанович обвел взглядом бойцов, нашел Валеру. - Ты ведь там был?
   - Пьяная очень. И еще... - Валера замялся. - Ну, устроили они ей, в общем, кое-какие принудительные телесные процедуры.
   - Напоили они ее, - сказал уже одевшийся Свиридов. - Когда привезли, совершенно трезвой была. Я, хоть и краем глаза, но сумел через дверной глазок разглядеть.
   - Хм... Надо бы ей как-то помочь придти в себя. Дать чего-нибудь успокоительного и все такое. - Полковник вопросительно посмотрел на Иру.
   - Конечно! - Женщина с готовностью поднялась со стула и прошла в комнату, где недавно снимал оператор.
   - И долго они с ней... Может, стоило дать сигнал раньше?
   - Виктор Степанович... Сами говорили, надо, чтобы наверняка, чтобы взять этих уродов с поличным. - Свиридов выглядел смущенным - чувствовалось, что ему откровенно жаль эту изнасилованную едва ли не на его глазах девушку. - К примеру, вот тот, здоровый, - он неопределенно кивнул в сторону лежащих на полу милиционеров, - устроил одному показательный мордобой, чтобы другим вроде как неповадно было. Тот не сильно-то и пьян был, кстати. Грамм двести, может, принял... Ну так и что? К делу же не подошьешь. Скажут, тот сам упал - поди, докажи. А с девчонкой этой... Ну что поделать. Зато теперь есть доказательства. Ты ведь все снял, Вадим?
   - Порнуха вышла что надо! - По голосу чувствовалось, что оператор усмехается под маской. - Не отмажутся теперь, уроды.
   - Ладно, - наконец решительно произнес Виктор Степанович, - зарисовки с натуры сделаны, теперь надо зафиксировать монологи этих добросовестных служак. Чистосердечные, так сказать, признания. Давайте-ка их всех на лавочку.
   Через минуту на длинной деревянной лавке, перенесенной от стены к столу, сидел коллектив сослуживцев под предводительством лейтенанта Киреева, который меньше других понимал, что происходит, и страстно желал только одного - опохмелиться. Он с недоумением поглядывал по сторонам, рассматривая странных налетчиков, но какие-либо вопросы задавать остерегался - ему хорошо запомнился удар по почкам, заработанный недавно за нерасторопность. Растерянно молчал даже Белобородько, который сидел, низко опустив голову - что же было говорить об остальных, являвшихся, скорее, его приспешниками. Дополнительный дискомфорт и некоторые нехорошие ассоциации испытывали они от весьма многозначительных деталей - к примеру, расположение лавки напротив стола, вооруженные, стерегущие их бойцы, очень уж все это напоминало зал судебных заседаний, где им была уготована роль отнюдь не свидетелей.
   Виктор Степанович проследовал на место судьи. Заняв стул, на котором совсем недавно восседал, "допрашивая" Лисичкину, грозный сержант, Полковник внимательно разглядывал посаженных напротив милиционеров. После непродолжительных раздумий он решил начать допрос с самого матерого, закономерно полагая, что после его раскола остальные заговорят столь активно, что их будет трудно удержать. Таковым он с помощью своего немалого опыта безошибочно признал здоровяка-сержанта - понурившийся, тот сидел неподвижно, боясь совершить любое даже самое незначительное движение, которое могло бы привлечь внимание к его скромной персоне. Сделав знак оператору, Виктор Степанович посмотрел на него в упор и жестко спросил:
   - Сержант Белобородько? - Здоровяк вскинул голову. Прочитав испуг в глазах главного идеолога и организатора всех творившихся здесь мерзостей, Полковник удовлетворенно кивнул. - С вас и начнем.
   - Почему это с меня, - мрачно буркнул сержант. На него произвели огромное впечатление и та стремительность, с которой на них было совершено нападение, и состав напавшей бригады, укомплектованной явно профессионально подготовленными бойцами, и их решительный настрой. Даже маски не могли скрыть очевидного факта негативного отношения противника к сидящим на скамейке милиционерам. Сержант мог поклясться, что лица застывших в неподвижности пришельцев очень злы, а их глаза смотрят с яростью и отвращением - наверняка любой из них готов был растерзать не задумываясь и его самого, и любого другого из их команды. Но за что! Что они такого сделали? Ну, били рожи алкашам, ну, забавлялись немножко с девчонками, и что? Это же мелочи, невинные развлечения. Не преступники же они какие, в самом-то деле! И вот на тебе... Его родной вытрезвитель вдруг превратился в зал судебных заседаний, а на скамье подсудимых сидит почему-то он, совершенно ни в чем не повинный человек. Даже маски этих козлов, в другое время вызвавшие бы смех от сходства с дешевым балаганом, сейчас внушали безотчетный страх. Да еще этот непонятный оператор. Зачем он все время снимает? И при чем тут эта голоногая тварь, обманом вынудившая его открыть дверь? И куда она, кстати, подевалась... - У нас, между прочим, старший имеется. - Белобородько кивнул в сторону лейтенанта Киреева, который тут же испуганно сжался и пискнул что-то нечленораздельное. - И хотелось бы знать, что вам вообще от нас надо? - решился сержант. Обладая достаточным опытом, он предпринял попытку переключить внимание на других, намеренно употребив слово "нас", потому что интерес именно к его персоне Белобородько не очень нравился. Хорошо, если бы этот человек, являющийся, очевидно, у них старшим, начал бы костерить их всех скопом. Не надо ему такой персонификации.
   Столкнувшись с дешевым, не раз виденным им трюком, Виктор Степанович усмехнулся.
   - Что ж, объясню, гражданин Белобородько, - спокойно произнес он, - почему именно вы, и что нам от вас надо. От вас и от других; просто от вас - в первую очередь. А надо нам, чтобы каждый как можно подробнее рассказал о своей деятельности в этом учреждении за последние... - он на мгновение задумался, - пусть будет за последние шесть месяцев. Начинайте. - Последнее слово прозвучало столь жестко и безапелляционно, что сержант понял - пререкаться бесполезно.
   - Ну, работаем и работаем, - неохотно начал он. - Ничего особенного. Обыкновенно работаем, честно. Несем потихоньку свою нелегкую службу, собираем алкашей. Привозим, а утром, как протрезвеют, отпускаем - все как положено. Ну, иногда побалуемся водочкой, не такое уж это и великое преступление... - Он замолчал, почувствовав, что его признания не удовлетворяют допрашивающего, но говорить больше было не о чем. Не наговаривать же на самого себя. - Работа-то не из легких, вот периодически и возникает нужда как-то успокоить нервы. Но все в пределах разумного, опрокинем по рюмочке, и все, не более.
   Полковника побасенки здоровяка-сержанта действительно не удовлетворили:
   - Признания относительно водочки и прочих мелких шалостей оставьте для своей жены, если она у вас имеется, - твердо, хотя и с усмешкой произнес он. - Пусть она вас за это ругает, а мы воздержимся. И вообще, Белобородько, давайте договоримся сразу: дураков или наивных здесь нет. Уловили?
   - А при чем здесь...
   - А при том. Думаете, бросили нам кость насчет водочки, и все довольны? Сейчас вас пожурят за распитие на рабочем месте, вы покаетесь, и все участники собрания, довольные друг другом, разойдутся. Так?
   - Не понимаю, что вы еще хотите услышать, - буркнул сержант.
   - Что ж, объясню еще раз. Но он будет последним, обещаю, - сказал Виктор Степанович. - Итак... Расскажите о следующем. Как избиваете здесь людей, как грабите их, как насилуете женщин. И подробно, не вздумайте хоть что-нибудь утаить. Вы лично, гражданин Белобородько, калач, конечно, тертый, но я сильно сомневаюсь, что ваши сослуживцы окажутся такого же уровня изворотливости. Как вы думаете, если мы сейчас разведем вас по комнатам и допросим каждого в отдельности, да еще применив, в случае несговорчивости, спецсредства, не смешно ли на фоне последующих за этим признаний зазвучат только что выданные вами байки? Чего молчите, сержант?
   Белобородько действительно затих, лихорадочно стараясь сообразить, какие же звенья не вяжутся друг с другом в прочной цепи объяснений Полковника. Ведь действительно, стоит этим маскорылым не то что помять любого из его товарищей, которых испуганно передернуло при одном только упоминании о спецсредствах, но просто даже громко цыкнуть на них, как те заторопятся выложить все - и что было в реальности, и что только задумывалось, но по каким-то причинам сорвалось. Да взять хотя бы стажера... Ведь не успел воспитать молодого как надо, ох не успел! А тот, хотя и дежурит с ними всего третью смену, уже в курсе многих вещей, не говоря уже о сегодняшних развлечениях. А ведь только за одну эту строящую из себя недотрогу студентку им могут впаять немалые сроки... С другой стороны, если человек, которого все называют Полковником, не приводит свои угрозы в исполнение, следовательно, на то имеются какие-то причины. Какие? У них просто нет времени, - догадался, наконец, Белобородько. Вот в чем дело! Все это блеф, и не будут их разводить ни по каким комнатам, не будет никаких спецсредств. А значит, надо как можно дольше тянуть резину, пудрить им мозги, тогда, может, и пронесет... И вслух уже гораздо увереннее произнес:
   - Да нечего рассказывать, честное слово! - Забывшись, для убедительности он попытался даже приложить ладонь к сердцу, но этому помешали наручники, сковавшие руки за спиной. - Мы просто добросовестно выполняем свою работу, вот и все! Работаем, как служебными инструкциями оговорено, не отступаем от них ни на шаг. А если вы насчет применения физической силы... - Он как будто задумался. - Что ж... Вообще-то, были случаи, если честно. Но не часто и только по необходимости, - как бы частично признавая вину, покаялся сержант. - Исключительно за дело, правда. А что, если они сами в драку лезут! Оскорбляют всячески, пытаются унизить наших работников физически - что прикажете с такими делать? Ну, приструнишь их малость... Опять же, в рамках разумного, конечно. Приходится как-то защищаться, а то пока оформишь такого официально на пятнадцать суток, это сколько ж бумаг необходимо исписать! А чтобы так просто, чтобы ни за что - это ни-ни. Никогда. - Он открыто, честными глазами смотрел на Полковника, сожалея, что в свою очередь не может видеть выражения его глаз - через прорези маски было невозможно что-либо определить. - Вот. А уж насчет каких-то якобы пострадавших от наших действий женщин... Да вы что! Какие еще изнасилования? Уж что-что, но этот камешек точно не в наш огород, поверьте!
   - Знаете, охотно бы вам поверил, - задумчиво произнес Полковник. - Но факты, как вы, наверное, сами прекрасно знаете, уж больно упрямая вещь. Ведь даже сейчас, в то самое время, как вы нам все так гладко излагаете, вон в той комнате, - он показал слушавшему его с искренним недоумением сержанту рукой, - находится принудительно напоенная и затем коллективно изнасилованная работниками вашей смены девушка. - Он заглянул в листок, лежащий на столе. - Марина Лисичкина, двадцатидвухлетняя студентка политехнического института.
   - А-а-а... так вы про эту! - с облегчением, как бы поняв, наконец, о чем и о ком идет речь, даже улыбнулся Белобородько. Лишенный возможности жестикулировать, он подпустил в голос пренебрежительные нотки. - А я-то голову ломаю, почему вы вообще о каких-то женщинах заговорили... Да какая она студентка, товарищ полковник! - Он нарочно решил именно так называть этого мужчину, чтобы ему польстить и тем самым заработать хоть какие-то очки в свою пользу. К тому же он не знал, звание ли это, кличка, или то и другое одновременно. - Сказки про свое мнимое студенчество - это ведь у нее так, только для прикрытия. Проститутка она, самая настоящая проститутка! - Он заметил, что один из подручных Полковника при этих словах дернулся было к нему, но второй, стоящий рядом, его удержал. Дернувшимся был Валера, перед глазами которого еще стояла недавняя сцена на топчане. - Так вот... Я и говорю, - продолжил Белобородько, поглядывая на него с опаской, - проститутка она, а кто ж еще... - Это он произнес уже гораздо тише. - Подобрали ее, пьяную в хлам, так она нам здесь такое устроила! Драку учинила, нет, вы представляете? Не драку даже, а настоящее избиение, побоище! Перекалечила половину наших сотрудников, никак не могли ее успокоить. Бить-то не положено! Пусть даже такую. Какая-никакая, а все же женщина... Да там ведь, в протоколе, что у вас на столе, все написано, - убеждал сержант. - Вы бы посмотрели на мои синяки, товарищ полковник. - Он с удовлетворением отметил, что никаких возражений со стороны последнего на такое к нему обращение не последовало, и продолжил: - У меня вон вся нога от синяков почернела. Болит... Да вот, можете сами убедиться. - Он выставил вперед мощную ногу с объемистой ляжкой. - Да что там моя нога... Ну, попинала она меня, словно футбольный мяч, ладно, бог ей на это судья, переживу... Но Поляков! Ведь она ему половину лица своими когтями снесла! - вдохновенно рассказывал Белобородько, кивая на залепленную пластырем физиономию сослуживца, а тот, подтверждая, морщился от вроде бы нестерпимой боли. - Утром парня к врачу придется вести, сам-то вряд ли сможет дойти, очень уж у него голова кружится. Да и то не знаем, дотянет ли до конца дежурства, как бы его вообще госпитализировать не пришлось. А вы говорите, студентка.
   - Я вот тоже думаю, дотянет ли, - тихо произнес Виктор Степанович, скользнув взглядом по пьяно кивающему Полякову, - да и остальные тоже.
   - Что... что такое? - заволновался Белобородько, не поняв, послышались ли ему страшные слова или прозвучали на самом деле. Но услышав короткое "продолжайте!", опять напрягся, будто бы вспоминая: - На чем это я остановился... Ах, да! Перекалечила тут всех, говорю. Но мы ее не били, точно не били. Даже не прикасались. Только словесно увещевали, да куда там. Кричит, дерется, почувствовала безнаказанность... Женщин мы - ни-ни! Женщин мы ни при каких обстоятельствах! Дали ей чуток проспаться, так она, едва только немного протрезвела... что вы думаете... - Белобородько с торжеством посмотрел на Полковника. - На шею нам стала вешаться, вот что! Сама! Просто достала наших сотрудников своими омерзительными предложениями. Ну, навязывалась в половые партнеры и всякое такое прочее. Вы только представьте, как нужно постараться, чтобы вогнать в краску людей, повидавших на своей работе такое, что... Я же говорю, проститутка. - Он опять хотел махнуть рукой и опять ему помешали наручники. - Но насчет этого у нас тоже строго, вы не думайте! Тоже - ни-ни, как и с рукоприкладством. - Он нахмурил брови. - Гражданочка, говорим, мы такого не практикуем! Мы при исполнении, нам с женщинами не положено. Да и денег у нас таких не бывает, какие вы за свои услуги требуете... - как-то даже горестно произнес сержант и повесил голову, окончательно вжившись в создаваемый собой образ. - Ведь какие у нас заработки? Разве ж мы можем себе позволить, даже если б вдруг соблазнились. Вот только один из нас... Шувалов его фамилия, - он кивнул теперь в сторону второго своего товарища, сидевшего с окровавленной физиономией и бессмысленным взглядом - водка и удар головой о дверь во время недавнего стремительного полета оказали на его самочувствие не лучшее воздействие, - вот он смалодушничал, да, не удержался. Единственный из нас смалодушничал, - еще больше нахмуриваясь, горестно добавил Белобородько. - Поддался на уговоры падшей женщины, решил с ней... ну, это... ну, вы понимаете. Такое даже произносить стыдно. Договорились с ней, в общем, как бы в долг. Даже не знаем, как он теперь будет с ней расплачиваться. Ведь у них, у проституток этих, знаете, какие крыши! Сутенеры там всякие, бандиты... Такое могут нам за нее устроить, если денег не отдадим! А у многих из наших дети...
   - Проститутка, говоришь. Сутенеры, говоришь, с детьми в придачу... Не знаешь, бедненький, как расплачиваться теперь будешь, - раздался за его спиной вкрадчивый голос и вперед, обогнув скамейку, вышла незаметно появившаяся в общем зале Ирина. Полковник с раздражением отметил, что подчиненная вышла без маски - наверное, сняла ее, когда начала общаться с потерпевшей, и не надела потом, - но решил ей на это не указывать. Сейчас главным было закончить дело. - А ну-ка, встань! - решительно потребовала женщина, приблизившись к сержанту вплотную. Догадавшись, что ничего хорошего от нее ожидать не следует, Белобородько как бы в поисках поддержки бросил вопросительный взгляд на Полковника. Тот промолчал и сержанту пришлось подчиниться. "Эх, почему нам сегодня такая непруха? - пронеслось у него в голове. - Ведь до какого-то момента все шло так хорошо. При другом раскладе я б ей... Уж больно ноги у этой шалавы располагающие"... - Проститутка, значит. Сама, значит, на шею вешалась и деньги требовала, - в наступившей тишине звонким голосом повторила Ирина и неожиданно для сержанта одной из этих своих ног сильно ударила его в пах. Ощущение было таким, словно у него там разорвалась граната. Белобородько застыл, не имея сил ни согнуться, ни просто вскрикнуть. А самое главное, из-за этих проклятых наручников он даже не имел возможности схватиться за пострадавшее место. А женщина, пользуясь временным замешательством присутствующих и в точности зная, что сейчас ее остановят, решила использовать имеющуюся пока возможность на все сто. Она без остановки, не жалея совершенно новой пары выходных туфель, стала яростно бить еще и еще.
   - Хватит. Пока хватит, - как ни странно, не сразу произнес Виктор Степанович, дав подчиненной возможность отвести душу. Для того, чтобы милиционеры разговорились, им был необходим побудительный толчок, и в этой ситуации вспышка ярости Ирины пришлась как нельзя более кстати. Было очевидным, что ее действия произвели на работников вытрезвителя соответствующее впечатление. Полковник догадывался о причинах этой вспышки. Наверняка изнасилованная Лисичкина поделилась с женщиной подробностями содеянного с ней. И Ирине, которой довелось в свое время пережить подобное, состояние пострадавшей было понятно, как никому другому.
   Подскочившим через какое-то время бойцам не сразу удалось оттащить вошедшую в раж женщину от корчившегося на полу сержанта - тот уже начал хрипеть, будучи не в состоянии заглотнуть необходимое количество кислорода. Александр, как и большинство его коллег, отнесся к действиям Ирины с некоторым недоумением - в отличие от Полковника, он не знал предыстории недавно попавшей к ним сотрудницы. Сейчас он стоял, крепко сжав ее в объятиях, и чувствовал, как сильно бьется его сердце - ничуть не меньше, чем у удерживаемой женщины. Ему впервые довелось к ней прикоснуться и сейчас он готов был стоять вот так, обнимая ее, сколько угодно.
   - В чем дело, - спросил Виктор Степанович. - Почему без команды.
   - Извините, - дрожа от негодования, буркнула Ирина, - не сдержалась. Слышали бы вы, что рассказала эта девчонка. Они ее все, понимаете? Только этот, молодой, не стал. - Она показала на Бакланова. - А остальные... Даже их гад-начальник. Офицер, мать его! - Киреев сжался еще больше, хотя подобное казалось невозможным - у человека просто такая анатомия, что даже "человек-змея" из цирка все равно не втянет голову в плечи целиком. Лейтенанту же это почти удалось. - А этот скот больше всех над ней изгалялся, вот я и не сдержалась. Ей, кстати, в больницу бы. У нее там, кажется, повреждения имеются... - Ирина поняла, что увлеклась, и прикусила язык. Мужчинам таких подробностей лучше бы не знать. - Короче, яйца бы им за такие дела отрезать - и то мало будет!
   - А что. Не исключено, что именно так мы и поступим. В конце концов, организация мы неправительственная, поэтому можем себе позволить вершить правосудие быстро и таким образом, какой считаем более действенным. - Полковник ненадолго задумался и кивнул. - Кстати, и технически осуществить подобное не трудно. Итак, всем слушать мое решение... - Полковник опять сделал эффектную паузу, сосредоточиваясь перед вынесением приговора, и тут настал своеобразный "момент истины". Испуганно заговорили все разом, перебивая друг друга и повышая голос, чтобы в первую очередь выслушали именно его.
   Ярость красавицы, с виду казавшейся изнеженной домашней кошечкой, зверское избиение ею их товарища по службе, а в особенности вероятность ампутации столь необходимых им детородных органов, произвели на милиционеров должное впечатление. Все произошло именно так, как и рассчитал опытный Полковник.
   - Тише! - скомандовал Виктор Степанович. И когда установилась относительная тишина, продолжил жестко, тоном человека, не допускающего даже мысли, что кто-то посмеет его ослушаться: - Итак, говорить по одному, начиная с крайнего слева. Смотреть при этом прямо в камеру. Если по ходу рассказа одного у других возникнут дополнения, уточнения, надо встать. Когда оператор зафиксирует вставшего, тот представляется и начинает говорить. Из своих подвигов выбирать только самое существенное - подобное сегодняшнему эпизоду с Лисичкиной. Всякие мелочи, наподобие рукоприкладства по отношению к пьяным, можете оставить на потом - без этого, надо понимать, у вас и дня не проходило. Хронология событий не обязательна, можно вразброс. К примеру: "Около двух недель назад, примерно такого-то числа, я, мы... находясь на дежурстве, совершили то-то и то-то". "Примерно месяц назад, я, мы"... Всем все понятно? Начинать!
   Оператор взял Полякова крупным планом и тот дрожащим голосом приступил к рассказу:
   - Примерно три месяца назад, числа я точно не помню, мы с сержантом Белобородько поехали в город с целью... Затем впихнули этого клиента в "луноход" и приступили к изъятию денег... А когда он ответил мне ударом на удар, подключился сержант, который прутом арматуры в область головы... Потом мы вывезли этого мужика за город и скинули где-то в районе свалки. Кто это был и остался ли жив, не знаю. Документов при нем не было.
   - Два месяца назад, во время очередного выезда... А когда он немного протрезвел и спросил, где его деньги, Шувалов ударил его головой об... Кажется, в итоге мы проломили ему голову, потому что он... Потом мы его сдали в реанимацию, сказали, что гражданин валялся на улице.
   - А когда эта женщина пригрозила, что пожалуется на нас в прокуратуру, Шувалов несколько раз ударил ее по лицу. Потом Белобородько потащил ее в душевую. Потом они с Шуваловым бросили ее на топчан и... Что было дальше, я не видел, потому что в комнату отдыха личного состава они меня не впустили. После этого женщина только плакала и просила ее отпустить, говорила, что жаловаться больше никому не собирается. Ей позволили смыть кровь, некоторое время подержали в камере, а потом, под самое утро, отвезли в городской парк на окраине, предварительно отобрав у нее деньги и золотые украшения. По дороге мы заставили ее выпить почти полную бутылку водки. Обошлось, как всегда, без последствий.
   Потянулась череда рассказов, от гнусных подробностей которых у видавших виды, прошедших огонь и воду бойцов "Народного суда" волосы на голове вставали дыбом. Даже у Бакланова, которого сержант, готовя себе достойную смену, в некоторые подробности их нелегкой службы уже начал посвящать, что-то обрывалось внутри. Затаив дыхание и стараясь не пропустить ни единой мелочи, разом протрезвевший стажер слушал, впитывая в себя каждое слово, и только сейчас, кажется, начинал осознавать, каким непременно стал бы и сам, проработай он здесь еще хотя бы несколько месяцев. А что такое под влиянием сослуживцев непременно бы произошло, Бакланов нисколько не сомневался, он прекрасно отдавал себе отчет, насколько был слабовольным.
   Сослуживцы говорили по очереди, стараясь в описываемых событиях оставить себе роль незначительную, второстепенную, но и этого хватало с лихвой. Молчал только слегка очухавшийся Белобородько - он еще не мог свободно говорить из-за боли в паху, а потом, чего здесь было говорить. У него и без того появились весьма нехорошие предчувствия относительно окончания этого импровизированного суда, а тут еще приходилось молить бога, чтобы его не отдали в руки этой ведьмы. Она и без того до сих пор дрожала от не сулящего ему ничего хорошего возбуждения, а уж когда услышала подробности еще множества эпизодов с прошедшими через их руки представительницами прекрасного пола, едва не накинулась на него вновь. Ее опять едва удержали коллеги.
   - Достаточно, - наконец скомандовал Виктор Степанович, которого от услышанных мерзостей уже начало тошнить. - Все снято, проколов не будет? - Получив от оператора утвердительный ответ, он подошел к подчиненной. - Ты в порядке, машину вести сможешь? - Дрожащей от негодования Ирине пришлось проделать над собой немалое усилие, чтобы немного успокоиться и кивнуть. - Тогда отвези девчонку в больницу. Потом, если врачи не оставят ее у себя, доставь домой. Возьмешь "шестерку". Только смотри, не болтай по пути ничего лишнего. А вот у врача обязательно возьми справочку о подробностях ее травм, не называя, естественно, себя. Придумай что-нибудь, дай денег. И организуй все так, чтобы сама Лисичкина об этом не узнала. Сможешь?
   - Да.
   - Эх, женщины... - Полковник вздохнул. - Ведь ни одна из тех, про которых они рассказывали, в органы так и не обратилась. Иначе у нас была бы информация. Ну да ладно. Одного того, что мы уже зафиксировали на пленку, им на полжизни за колючкой хватит. И ведь та же Марина, кстати, тоже, небось, не думает никуда обращаться. Ты с ней на эту тему говорила?
   - Коснулась осторожненько. - Ира старалась не смотреть собеседнику в глаза, ведь сказанное в какой-то мере относилось и к ней. - Говорит, ей бы только забыть весь этот кошмар поскорее. Ни на кого она заявлять не собирается. Славы боится. Экспертиза, потом следствие, суд... И везде придется обо всем подробно рассказывать - на такое не каждая решится. Узнают, к примеру, в том же институте, так она до окончания учебы всеобщим посмешищем станет. Даже подруги на словах жалеть станут, а за спиной смеяться. И вообще...
   - Понятно. В общем, давай, выводи ее потихоньку, а мы задержимся еще ненамного. И помни, что я тебе сказал. Нигде лишний раз не светись, достаточно уже того, что милиционеры видели твое лицо. Да и Лисичкина тоже. - И посмотрев женщине вслед, попросил: - Откройте кто-нибудь дверь, сейчас девушки пойдут на выход.
   Валера немедленно рванулся, опережая кого-то, тоже сделавшего было шаг в сторону входа - он хотел напоследок хоть одним глазком еще раз взглянуть на девушку, о которой, он уже знал это, будет думать теперь постоянно.
   Когда открылась дверь комнаты, где была обнаружена и до сих пор пребывала Лисичкина, бойцы в масках, вопреки полученным от Полковника инструкциям, повернулись, стараясь разглядеть пострадавшую. Сейчас в них говорило обыкновенное мужское любопытство, которое напрочь перевесило вероятность получить впоследствии от начальника разнос. Им хотелось оценить, как выглядит девушка, пикантных подробностей об изнасиловании которой они теперь знали больше чем надо. К их разочарованию, благодаря заблаговременно поднятому воротнику пальто и низко опущенной голове, разглядеть лица Марины никому не удалось. Шарф и черная грива растрепанных волос тоже выступили в роли защиты от чужих глаз, к тому же девушка прошла очень быстро.
   - Чего уставились? - нарочито грубо спросила Ирина, которая со своей стороны тоже сделала все возможное, чтобы уберечь спутницу от нескромных мужских взглядов -- она шла, загораживая собой Марину. - Делать нечего? Эх, мужики... - Коллеги смущенно отвернулись, зато Валера, рискуя получить нахлобучку, наоборот, даже пригнул голову в стремлении заглянуть Марине в лицо. Но и ему не удалось ничего увидеть, показалось только, что на щеках девушки блестят слезы.
   - Ладно, продолжили, - сухо произнес Виктор Степанович, которому, как и Ирине, не понравилось праздное любопытство подчиненных. - Грузите этих в их служебный "луноход", я поеду с вами. Чего опять застыли? Выясните, кто шофер и где ключи от машины!
   - Нет! - заорал наконец очнувшийся Белобородько. В приступе острого страха перед поездкой в неизвестность, он вскочил и попытался куда-то бежать, очевидно, к раскрытой входной двери, но был моментально перехвачен двумя крепкими бойцами "Народного суда". Его сослуживцы принялись обреченно подниматься со скамейки. Угрюмое молчание неожиданно нарушил Поляков, процедивший сквозь зубы:
   - Как чувствовал, не надо мне было брать тринадцатого, черт бы его побрал. Несчастливое число...
   - Это ты точно подметил, - весело подтвердил услышавший его слова Свиридов - последним оказался как раз он.
   Выпив для верности сто грамм и обильно обрызгав водкой шарф, он изображал пьяного, устроившись совсем рядом с вытрезвителем - так было надежнее. Поляков просто глазам не поверил, увидев пьянчугу, которого выворачивало наизнанку всего в нескольких десятках метрах от заведения, в то время как употребляющие горячительные напитки люди даже в трезвом состоянии обходили его за версту. Любой другой вытрезвитель города - тоже, но этот в особенности; молва о здешних порядках докатилась до ушей многих, за исключением, разумеется, тех, кто был обязан надзирать за соблюдением законности в подобного рода заведениях.
   - Все в порядке? - спросил Виктор Степанович у дежурившего на улице бойца. Все то время, что коллеги провели в вытрезвителе, он, сидя в машине, наблюдал за окрестностями и лишь минуту назад уступил место Ирине, вышедшей с незнакомой ему девушкой.
   - Тишина, - подтвердил боец.
   - Тогда садись в "девятку". Я поеду со всеми, в "луноходе".
   - Куда вы нас... - Вопрос, заданный лейтенантом Киреевым дрожащим от страха голосом, явился первой фразой, нарушившей напряженную тишину, установившуюся в фургоне сразу после отъезда.
   - Узнаешь, - коротко ответил ему Полковник и вдруг вспомнил: - Кто там поближе? Разжалуйте-ка этого мерзавца. Я думаю, это будет справедливо.
   - Абсолютно! - подтвердил Александр. Он распрямился во весь рост, стараясь крепко держаться на ногах в вовсю трясущейся машине, приблизился к лейтенанту и не без некоторой торжественности молча рванул с его плеч погоны. Видимо, проделанная процедура ему понравилась, потому что, постояв некоторое время в задумчивости, он проделал то же и с остальными. Внезапно раздался короткий гудок клаксона - шофер подал условленный сигнал. Это означало, что машина выехала за город и, самое важное, в данный момент на дороге нет других участников движения.
   - Открывайте, - коротко приказал Полковник и один из бойцов, сидящий ближе к выходу, с готовностью распахнул торцевую дверь, ведущую в непроглядную тьму. "Девятка", следовавшая за ними поодаль, мигнула фарами - все в порядке. Милиционеры заволновались - они, кажется, начали понимать, что должно произойти.
   - А... а... - начал широко, глотая морозный воздух, разевать рот Шувалов, - зачем дверь... - В него вцепились крепкие руки и икота моментально прошла. - А приговор! - истошно заорал младший сержант, когда никаких сомнений в исходе поездки не осталось - его уже подтащили к проему, через который была видна припорошенная снегом дорога и деревья по обочинам. Стремительно удаляясь, они столь же стремительно уменьшались в размерах.
   - Свой приговор вы сами себе подписали, - услышал он. - Уже давно. Так что, ребята, не обессудьте. Теперь уж как кому повезет. Кто-то просто переломает себе кости, а кто-то и в ящик сыграет. Только сдается мне, что при любом раскладе в органах вы свое уже отработали. Не доведется больше никому отведать вашего гостеприимства... Первый пошел! - приказал Полковник и Шувалов с отчаянным криком улетел во тьму, в поглотившую его бездну...
   - Здоровый, хряк... - признал запыхавшийся Александр. Ему потребовалась помощь двух товарищей, чтобы вытолкать сержанта наружу. Тот, даром что в наручниках, единственный из милицейской команды в страхе перед возмездием смог оказать такое бешеное сопротивление, что трое крепких тренированных мужчин едва смогли освободить "луноход" от его присутствия. Пришлось им просто вывалить его, подобно громадному кулю, за борт, в то время как товарищам Белобородько они устроили классический полет "ласточкой" - по-другому с этим мордоворотом у них просто не получилось. В какой-то момент им на подмогу хотел прийти даже Полковник, но в итоге обошлось без его участия. - Боюсь, ничего серьезного с ним не случится, - волновался Александр, то всматриваясь во мрак, куда только что улетел сержант, то переводя встревоженный взгляд на Полковника. - А, Виктор Степанович?
   Тот пожал плечами.
   - Пока и этого достаточно. Уничтожение этих деятелей не является целью проводимой нами операции, ты сам прекрасно это знаешь. Цель - привлечь внимание соответствующих инстанций. Может, хотя бы после сегодняшнего они все-таки додумаются возбудить дело на зарвавшихся недоумков, на тех, кто останется цел. Замять случившееся, спустить все на тормозах на сей раз будет весьма затруднительно... А ведь ты прав, - вдруг усмехнулся Полковник. - Куда каким-то там бомжам тягаться с таким боровом, не говоря уже о хрупких девчонках, наподобие сегодняшней Марины.
   - А знаете... - мечтательно начал еще пребывающий в горячке только что свершившейся схватки Александр, - надо было вам разрешить мне... ну, сойтись с ним один на один, как на настоящей дуэли. Пусть бы выбрал оружие - хоть нож, а хоть бы и топор. И посмотреть, каков он в настоящем деле, а не с девицами на топчане.
   - Ишь ты, дуэль, - опять усмехнулся Полковник. - А тренировок тебе мало? Ведь такие деньжищи за аренду спортзала платим, с таким трудом договорились, чтобы не было посторонних. Вам что, острых ощущений не хватает? И кто ж тогда Верзиле ногу сломал, если в спортзале у вас все вроде как тихо-мирно.
   - Случайность, - буркнул Александр, - что-то вроде производственной травмы. Седой его на "болевой" взял, а Верзила уперся, никак поражение признавать не хотел. Оба ж упрямые... Один терпел и терпел, а второй давил и давил, вот в итоге накладочка и произошла. Да и не сломали ему ногу. Просто кость немного хрустнула и...
   - Ага. - Полковник хмыкнул. - Ничего, к этому вопросу мы еще вернемся. Я вам всем так по шеям хрустну, что надолго запомните.
   - И все равно. В зале совсем не то, - после паузы вернулся Александр к начатой теме. Порой хочется по-настоящему с кем-нибудь сойтись, чтоб до самого конца - либо ты, либо он. Разрядиться, в общем.
   - Женись и разряжайся с избранницей сколько влезет, - посоветовал Виктор Степанович. - Кстати, раз уж зашел разговор... Я заметил, ты на Иру глаз положил. Смотри, не вздумай ее обидеть, девчонке пришлось хлебнуть... - Он не договорил. - Ладно, неважно. Но если что, я сам, лично голову тебе за нее откручу.
   - А с этим что? - вдруг вспомнил Александр о забившемся в угол и не подающем признаков жизни стажере. - Виктор Степанович, машина-то уже развернулась! Его теперь что, в городе выбрасывать, что ли?
   - А что, мысль неплохая. Напротив управления милиции и выкинем, - подтвердил Полковник, пристально вглядываясь в лицо Бакланова. - В качестве подарочка к Рождеству.
   Вообще-то он решил просто отпустить этого парня, попавшего в бурный водоворот событий, видимо, случайно. Ведь тот, судя по всему, еще не успел ничего натворить - всего за три-то дежурства. Да и Марина сказала, что он единственный, кто ее не тронул, вроде как пожалел. Но посмотреть, чем закончились развлечения его сослуживцев, молодого человека надо было заставить. В будущем, если его еще станут натаскивать такие вот матерые наставнички, парень будет четко знать, что можно, а от чего лучше бежать как черт от ладана. Если нет собственных внутренних тормозов и не действуют законы, кроме закона милицейской вседозволенности, пусть хоть так, под воздействием обычного страха соображает, что к чему, хотя и не дело это, конечно... Бакланов даже не шелохнулся, услышав о своей возможной участи. Не ясно было, понимает ли он что-либо вообще.
   - Эй! Да жив ли ты, братец? - Александр бесцеремонно ткнул его в бок, но тот и сейчас не поднял головы.
   - Оставь его, - приказал Виктор Степанович. - Пусть пока подумает, ему теперь есть над чем... Все, пора! - прикинув по времени, решил, наконец, он. Валера, подобрав с днища фургона что-то железное, дважды стукнул в стенку, подавая сигнал водителю.
   - Давай, парень, давай... - Александр подтолкнул милиционера к выходу. - Считай, в рубашке родился. Видишь, как оно порой бывает в жизни - балансирует человек буквально на грани... Ведь стоило тебе сегодня свой инструмент опрометчиво пустить в ход, как это сделали твои дружки, и расклад для тебя был бы уже совсем иной. А вообще, что-то не больно мне верится в этакое твое благородство. - Он прищурился. - Ты молодой, девчонка тоже. Да еще красивая, говорят... Скажи честно: просто, небось, перепил? Выпил лишнего и не смог ее того-этого? Да ты скажи, скажи, молодой. Скажи честно, не бойся, тебе уже все равно ничего не будет, с тобой решено окончательно.
   - Отцепись от человека, - сказал Валера. - Мало ли что у него за причины. Главное, не сделал парень того, чего не стоило - и хорошо. - Почему-то ему было приятно от мысли, что девушку изнасиловали не пятеро, а пусть хотя бы на одного мужчину меньше, хотя, какое, спрашивается, ему могло быть до этого дело. В этом Валера и сам еще хотел бы разобраться.
   Бакланов же, так и не ответив Александру ни слова, молча выбрался во тьму, и было непонятно - то ли он не захотел ответить, то ли просто не слышал, о чем его спрашивают... Группа Полковника, отъехав чуть дальше, также вылезла из машины.
   - Значит, так, ребята... - Полковник взглянул на часы. - "Луноход" нам больше не понадобится, поэтому бросаем его прямо здесь. Садитесь все в "девятку" и... Кто из вас куда?
   - Поеду-ка я на нашу базу, - решил Свиридов. - Все равно, для жены я в командировке. Если сейчас вдруг сунуться домой, придется что-то придумывать.
   - Я тоже на базу, - решил Александр. - Хоть и без всяких командировок и жен, домой все равно что-то не хочется.
   - Ладно, решайте, только не стойте здесь долго, не светитесь. А я пойду, поймаю такси, - решил Полковник. - Мне еще в одно место заехать надо.
   - Что, Виктор Степанович, небось, к зазнобушке собрались? - Александр рассмеялся. - Ну признайтесь! - Он знал, что его начальник тоже не женат.
   - А ты думаешь, только вам, молодым, все дозволено? - ворчливо ответил тот. У него было неплохое настроение - сегодняшняя операция прошла без проколов, четко по плану.
   - Вот я вас и расколол! А раз так, - прищурился Александр, - то вы должны меня понять. Я ведь к чему... Подкиньте адресок Иришки, а?
   - А я-то думаю, с чего ты вдруг про зазнобушку какую-то приплел. А что ж сам у нее не спросил? - Виктор Степанович тоже прищурился.
   - Да я как-то... - Александр смутился. - Ну, не решился, одним словом.
   - Оробел, значит. Выходит, на словах только герой? - усмехнулся Полковник. - Я да я... Дуэль, да кто кого.
   - Это совсем другое дело, - буркнул здоровяк. - Башку кому оторвать - пожалуйста. А с бабами... Черт их знает, что им вообще надо и как к ним подступиться.
   - Вот и думай, как, - сказал Полковник. - А придумаешь - подступайся, не дрейфь. Только помни, что я тебе говорил. Не дай тебе бог чем-нибудь ее обидеть.
   - Да помню я, помню, - грустно отозвался Александр. - Ну хоть телефончик! - бросил он уже вдогонку пожилому человеку с молодой спортивной походкой.
   - А-т-ставить! - послышалось в ответ...
   - Смотри! Мент идет. Один, и не боится. - Двое подозрительного вида личностей с сильным алкогольным перегаром, спешащие в коммерческий киоск за опохмелкой, приостановились, разглядывая странную сгорбленную фигуру. - А давай, насуем ему по башке?
   - Да ну его. - Второй потянул приятеля за рукав. - Была охота из-за этого дерьма лишний срок мотать. Пойдем дальше... Эй, сучара, у тебя погоны от мороза отвалились, а ты хлебалом щелкаешь! - не удержавшись, весело крикнул он.
   Бакланов, не обращая внимания на плавно кружащийся, оседающий на лишенные погон плечи снег, даже не замечал, что метель уже закончилась. Сейчас он не ощущал не только холода, заставляющего ежиться редких ранних прохожих, но и самих прохожих. Он просто брел, не зная куда, не понимая, где находится, и не думал ни о чем - голова была совершенно пуста... Увидев неожиданно выросший прямо перед ним золотой купол, он приостановился, а затем ноги сами собой прибавили шаг, приведя его в аккуратный ухоженный дворик. - Господи, что мне делать? Научи! - падая на колени, взмолился он... Внезапно бывший кумир Белобородько показался ему слишком незначительным, чтобы тянуть на роль настоящего наставника, а себя причислять к его ученикам. Да и где он теперь, этот Белобородько, - промелькнула слабая мысль, тут же исчезнув без следа...
   - Михаил Сергеевич, посмотрите! - удивленно воскликнул шофер "скорой помощи", случайно бросив взгляд вправо. - До чего народ дошел, уже прямо возле церквей снеговиков лепят. Ну прямо совсем обалдели.
   - Семен, не болтай. - Усталый врач потянулся в карман за сигаретами. - И без того сегодня замотался... - Однако нехотя повернул голову. - А ну, стоп! - внезапно воскликнул он и шофер от испуга так резко нажал на тормоза, что машину занесло.
   - Ну, напугали! Михаил Сергеевич, вы что, балуетесь или призрака узрели? На дороге ж нет никого!
   - Разворачивай, - скомандовал тот. - Давай обратно к церкви. - Или он уже просто спятил от перенапряжения бесконечных ночных смен, или снеговик действительно пошевелился.
   - Мать честная! - истово перекрестился молодой парень Семен, хотя не был крещеным, не носил креста да и в церкви был всего пару раз - так, из простого любопытства. - Снеговик-то живой!
   - Да не снеговик это, - устало сказал врач, пытаясь отряхнуть от снега странного, стоящего на коленях человека, в безмолвной молитве задравшего голову вверх. Человек ни на что не реагировал. Он даже не осознавал, что его давно засыпало снегом и сейчас он действительно похож на диковинного снеговика. - Ты это... Семен, кончай дурака-то валять! Подойди лучше, помоги.
   - Парень! Эй, да что с тобой! - трясли Бакланова врач и шофер "скорой помощи", одновременно очищая его от снега.
   - Час от часу не легче... Милиционер! - испуганно ахнул Семен, когда они стряхнули, наконец, с незнакомца толстый снежный слой.
   - А кумир оказался вовсе никаким не кумиром... - неожиданно четко произнес "снеговик" и шофер даже отпрянул от неожиданности. - Не создавай себе кумира, и... и... - Незнакомец силился что-то вспомнить и не мог. - А интеллигенция... А что интеллигенция... Интеллигенция, она интеллигенция и есть... - бормотал милиционер, пока его осторожно ставили на ноги. - Те же люди, только интеллигентные и без погон... - твердил он упрямо, не поворачивая головы в сторону нежданных спасителей и ничем не выдавая, что вообще замечает их присутствие.
   - Ну, слава богу, - выдохнул врач, принюхавшись к запаху, обильно распространяемому столь неожиданным пациентом. - А я-то все голову ломаю, с чего это он такую бодягу он несет.
   - Что, белая горячка? - догадался уже повидавший на работе виды, несмотря на свою молодость, шофер "скорой".
   - Похоже, - подтвердил врач, осторожно подталкивая не сопротивляющегося милиционера к машине. - Скоро ты научишься ставить диагнозы не хуже меня. Надо вот только будет тебя в латыни чуток поднатаскать. - И отвернувшись от водителя, продолжил ласково: - Ну, пойдем, голубчик, пойдем. Сейчас мы заварим с тобой горячий чаек, будем греться, пить его с сахаром вприкуску и разговаривать разговоры об интеллигенции. До-о-олго разговаривать будем. Ты как вообще, любишь чаек вприкуску? Вот и славненько! Ну, пойдем, болезный, пойдем...
  
   ****
  
   Приехав в РОВД, майор Саньков с недоумением вгляделся в лицо обычно веселого дежурного.
   - Что-то случилось, Матусевич? - Вокруг стояла гнетущая тишина. Сотрудники, казалось, передвигались на цыпочках, не слышалось обычных громких возгласов; даже в курилке, в самом конце коридора, все дымили, как-то понурив головы, а общепризнанный местный остряк, капитан Осинцев, наипервейший знаток и собиратель по-настоящему смешных анекдотов, не балагурил, как это бывало обычно, что Санькову со своего места было прекрасно видно, так же, как и его непривычно ссутуленную спину.
   - Так вы еще не в курсе? - удивился дежурный. - А, понял. Вам звонили домой, но вы, наверное, были уже в дороге.
   - Та-ак... - Наливаясь краской, майор вглядывался в сытое лицо подчиненного, которое, напротив, бледнело прямо на глазах. - Мне что, на втором десятке лет вашей работы в органах необходимо учить вас основам внутренней...
   - Виноват, товарищ майор! - поспешно перебил его дежурный и приступил к весьма неприятному докладу. На сей раз фразы звучали четко и ясно, без неуместных лирических отступлений по поводу - кто, кому, когда и зачем звонил, и был ли абонент в этот момент в дороге. Другое дело, что доклад этот майора совсем не обрадовал... - И еще вам дважды звонили от генерала Ермолаева, он назначил экстренное совещание, - закончил, наконец, дежурный. - Наверное, будут объявлять траур, - все же не удержался он, опять перейдя к домыслам, но сейчас майор уже не обратил на это внимания.
   - Машину, срочно! - распорядился он.
   - Вот я, товарищ майор, и говорю. Совсем распоясались эти подонки, - молотил без устали сержант-водитель, а Саньков слушал его вполуха, размышляя на тему: как все-таки хорошо, что произошедшее не коснулось конкретно его отдела. Погибшие милиционеры числились за Кировским РОВД. Правда, чтобы нарваться на неприятности, необязательно прямое в тебя попадание, вполне достаточно и доброго рикошета. А сейчас рикошет случившегося долбанет по всему городу, можно было в этом не сомневаться. И экстренное совещание в управлении это подтверждало.
   "Что ж за скоты такие побывали в этом чертовом вытрезвителе? - размышлял майор. - А самое противное, что они все сделали именно так, по-сволочному. Что, нельзя было по-другому? На хрена, спрашивается, им понадобилось расправляться с милиционерами таким зверским способом? Чтобы уязвить и запугать остальных? Но причем здесь тогда какой-то дурацкий вытрезвитель? Ведь это не стратегически важный объект и работники его не большие шишки. Если бы так поступили с каким-нибудь следователем по особо важным делам, это еще можно было бы понять, но тут... Что, месть алкашей? - Он даже невольно усмехнулся такому нелепому предположению. И опять подумал: - Но почему именно так? Что за скотство? Ведь можно было просто пристрелить, в конце концов... - Но его тут же опять взяла злость: почему он так спокойно все воспринимает? Почему позволяет себе думать - могли бы и по-другому? Сам факт нападения на сотрудников органов уже сам по себе должен считаться чрезвычайным происшествием, как это было в советские годы. Ну, пристрелили бы, так что, от этого было бы легче? Да важно то, что эти подонки почувствовали вседозволенность, обнаглели настолько, что жизнь милиционера для них уже ничто, пустой звук. Да, раньше все было по-другому. И неспроста по отделам города уже давно бродит идея скооперироваться и в каждом таком вот случае выжигать дерзнувшую погань каленым железом, применяя любые, пусть незаконные, методы воздействия, чтоб впредь неповадно было. Чтобы как в каких-нибудь Штатах, после случившегося убийства полицейского вся уголовная мразь просто трепетала бы и плакала горючими слезами. В подобных случаях бандиты зачастую сами разбираются со своими беспредельщиками или просто сдают властям позволивших себе посягнуть на ихнего копа. А у нас? Тьфу, да и только! Кстати, может на сегодняшнем совещании генерал хоть краешком, да затронет этот вопрос? Ну, скажет, конечно, чтобы без всяческих там самосудов и прочих штучек, но намекнет при этом, что многое ведь можно сделать и в рамках закона, если подойти к этому делу творчески, с умом. Затронет, или нет? Хорошо бы"...
   - Что ты говоришь? - рассеянно переспросил он водителя.
   - Я говорю, товарищ майор, что бандиты совсем обнаглели, - словно прочитав его мысли, возмущенно сказал водитель. - Запросто творят все, что заблагорассудится! Эдак они вскоре начнут штурмовать наш РОВД или даже само управление, куда мы сейчас едем. А почему бы и нет, если все равно никто им по носу щелкнуть не может. Чтоб чувствительно, чтоб кровавые сопли потекли. Так нет же, все что-то телятся, телятся.
   - Да кто телится-то? - раздраженно спросил Саньков.
   - Мы и телимся, товарищ майор, кто ж еще. Им ведь надо ка-ак врезать, и все дела.
   - А конкретно? Как, по-твоему, им надо врезать?
   - А надо, товарищ майор, чтоб как в Штатах - одного полисмена прибили, так те немедленно устраивают бандитам кровавую баню, Варфоломеевскую ночь по всему городу или там штату, чтоб впредь неповадно было!
   "И этот туда же... - подумал майор. - И при чем здесь, собственно, Штаты? Везде и всюду обязательно Штаты, Штаты... Нашли, твою мать, образец для подражания, этакий в любой области эталон. А ведь еще у Карела Чапека, кажется, был рассказ, как полицейские дружно вылавливали убийцу своих коллег, объединившись в едином порыве и не щадя при этом живота своего. Так то еще в начале века, да у чехов! А мы... Мы что же, беспомощней или равнодушней каких-то, почти столетней давности, чешских полицейских? Тьфу, твою мать!"
   Дежурный маленько преувеличил - совещание еще не началось, но все к этому шло. Поприветствовав уже прибывших офицеров, Саньков уселся за длинный стол в огромном кабинете генерала Ермолаева, который... Который - что? Будет давать им сейчас нагоняй? Или пускать слезу? Или все же предложит что-то конкретное? А, один черт, пустое все это. Что бы он сегодня ни говорил, все останется как прежде: вышли из кабинета и тут же забыли - кому все это надо? Но, вопреки ожиданиям майора, все повернулось несколько иначе.
   Генерал сухо поздоровался с собравшимися и действие вроде бы началось. "Вроде бы" - потому что совещание сразу пошло как-то необычно: генерал не сверкал гневно очами на опаздывающих, вообще почему-то ни на кого не кричал, даже, собственно, не повышал голоса, плюс не обозначил конкретной темы совещания, а довольно-таки по-свойски обратился к майору Степанкову, в подчинении которого находился злополучный вытрезвитель:
   - Яков Михайлович, обрисуйте-ка нам, пожалуйста, как вообще работает ваше хозяйство. Как несли службу ребята из того самого заведения, поступали ли на них жалобы, в общем, все от начала до конца... - Степанков собрался было подняться, но генерал по-отечески ласково махнул рукой: - Сидите, сидите, чего там. Если в нашей организации все равно черт знает что творится, то почему именно у меня в кабинете надо напрягаться. Думаю, мне тоже пора начать перестаиваться. Для начала, к примеру, отдать по отделам приказ об упразднении явно устаревшей процедуры отдания сотрудниками друг другу чести, ну а дальше придумать что-нибудь еще. Для начала же предлагаю прекратить вставать при докладе и начнем прямо с вас, чего с этим тянуть. Итак, прошу!
   "Что за бредни несет сегодня генерал? - подивился Саньков, вполуха слушая самый что ни на есть обычный официозный доклад Степанкова о том, как бдительно его подчиненные несли службу, недосыпали ночами, отдавая все свои силы борьбе за чистоту морального облика города, как усиленно очищали его от алкашей - в общем, все то, что всегда в подобных случаях говорилось... Ну, учитывая, что все они, кажется, погибли, то очернять их сейчас было бы действительно неуместно и даже подло. Или про гибель - это только слухи? Нет, все-таки странный сегодня генерал. Почему бы было не начать с разъяснений, остался ли кто из ребят живым и тому подобного. Вместо этого он загнул про отдание чести. Что, кто-то сегодня не удосужился ему вовремя козырнуть? И почему он такой... возбужденный, что ли. Непонятно. Вроде траур, а он какой-то"...
   - В общем, личный состав, с которым произошло ЧП - парни как на подбор, так вас надо понимать, - подытожил генерал, когда Степанков закончил. - Трудились бравые ребята, не покладая рук, так? Ну, а раз такое дело, то, равно как и все порядочные люди, ярые борцы за... - генерал не нашел нужного слова, - в общем, борцы за-чего-то-там, они, естественно, за это свое правое дело и пострадали? Ну, за ту свою непримиримость. Ведь сколько они в своем вытрезвителе мужественно вытрезвили разных захмелевших подонков, невзирая на их должности и чины, верно? И все потому, что были настоящими парнями, милиционерами с большой буквы, правильно? Вот кто-то из таких "обиженных" на них и озлился... Так?
   - Ну, наверное, так и есть, примерно. У меня еще нет всей информации. - Майор слегка покраснел. - Я вас не совсем понимаю, товарищ генерал. Ребят поубивали, а вы... Кого вы из них хотите сделать?
   - А какими вы их хотите нам представить? - вкрадчиво поинтересовался генерал. - Ну, по меньшей мере, этакими рыцарями без страха и упрека, наверное, этакими милиционерами-героями? - Теперь уже со всех сторон послышались недоуменные возгласы. Если и до этого офицеры не очень-то понимали, что за ерунду затеял генерал, то теперь и вообще... Окончательно выжил из ума, что ли? Ведь ребята-то действительно пострадали, какими бы они ни были. Так какого же черта он изгаляется.
   - А вы, товарищ генерал, не могли бы нам сами все объяснить, - сказал кто-то с противоположного от Санькова края стола, и он не смог разглядеть, кто это был. - А то как-то странно получается. У вас на этих ребят что, имеется какая-то дополнительная информация? Но, даже если они не такие уж и рьяные служаки, ведь все равно... Они ведь все погибли, кажется?
   - То есть, о мертвых или хорошо, или лучше помолчать, так? - Генерал усмехнулся как-то спокойно, совсем не разъярившись, как это бывало обычно, если его прерывали. Ну, или почти прерывали - он и этого не любил. И так как ему никто не ответил, усмехнулся вновь. - Ну, начнем с того, что не все они, положим, мертвы. В общем-то, может вы и правы - наверное, именно с этого мне и надо было начать... Так вот, не все они мертвы, а кое-кто из них, как я подозреваю, и вовсе здоровее всех нас вместе взятых. Во всяком случае, согласно полученной мною информации, врач из больницы, куда этого служивого доставили, предполагает, что тот просто симулирует. Заявляет, что у него переломаны все кости, а врач, надо же, какой недоверчивый попался, в этом сомневается. По крайней мере, ни одного перелома у пострадавшего он так и не смог обнаружить аж до сих пор. Что ж, может, нашему бедняге просто не повезло, и ему, как на грех, попался на редкость неквалифицированный специалист? Что ж, возможно и такое. Сейчас, к примеру, этот самый боец лежит якобы без сознания, "в коме", а все тот же негодный врач считает, что он попросту спит. Жаль, товарищи офицеры, что среди нас нет достаточно авторитетных специалистов, а то мы бы с вами прямо сейчас, здесь, поинтересовались у таковых: а храпят ли больные, находящиеся в коме, при смерти или в состоянии близком к тому? Несет ли при этом из их глоток ядреным алкогольным перегаром? Матерятся ли эти самые умирающие больные на врачей, не желающих с ними сотрудничать? Сотрудничать - в том смысле, что категорически отказываются принести им медицинского спирта для "восстановления здоровья", лучшего сращения переломанных костей, и прочего. Ну, а за неимением спирта, отказываются также сбегать в магазин хотя бы за водкой, негодяи! Но водка - это так, на совсем уж худой конец; спиртик-то, он для лечения все же получше будет, не зря же он называется медицинским. Так как, товарищи, нет среди нас таких специалистов? - Генерал обвел аудиторию взглядом. - А то я с удовольствием заслушал бы их мнение... - Кто-то негромко хихикнул, а все тот же голос, видимо, ободренный своим первым удачным выступлением, опять решился на вопрос:
   - Но, товарищ генерал! Даже если он и пьян. Мало ли, как в жизни бывает. Может быть, те самые подонки... Ну, которые на них напали. Может, они его принудительно напоили? Может, устроили провокацию, чтобы нас опорочить. Ведь нельзя исключать такой вариант. Ну, а то, что он жив и здоров, разве это плохо? Даже если он и прикидывается пострадавшим в большей степени, чем это есть на самом деле. Может, у него просто моральный шок, может он кого-то боится. - И опять генерал воспринял все на удивление спокойно:
   - Ну, что касается морального шока, таковой я вам гарантирую. И не далее, чем через... - он посмотрел на часы, - через минут пять. Скоро от экспертов должны принести некие видеопленки, вот мы их и посмотрим. Они сейчас проходят экспертизу: ну, пока поверхностную, предварительную. На данный момент задача экспертам поставлена следующая: определить, что пленка, по крайней мере, не липа. Что ее вообще можно воспринимать всерьез, хотя лично я в этом не сомневаюсь и без участия экспертов. Так что шок свой вы скоро получите. Ну, а относительно вашего предположения, что тот сотрудник боится... Скорее всего так оно и есть - он наверняка очень боится! Только боится, вероятно, не напавших, не их дальнейшей мести после получения известия, что он остался живым, а... вас же, своих товарищей. Того же служебного расследования, к примеру, вот чего он боится. - Офицеры негромко загалдели. Все становилось более-менее понятным - генералу доставили какой-то компромат на этих пострадавших сотрудников, и вскоре они все увидят своими глазами. Вот тогда все и встанет на свои места. - Во-от... - продолжил генерал. - А теперь относительно еще одного вашего предположения. Относительно того, что его принудительно напоили. Что ж, тоже по-своему верно! Ведь, если вас принуждает простое желание выпить, или, касательно некоторых других вещей -- похоть, жажда наживы - это ведь тоже своеобразное принуждение, верно? Так вот, если вы имели в виду принуждение такого рода, тогда все правильно, его действительно принудили. А вы, товарищ подполковник, - все докапывался генерал до выступившего офицера, - под словом "принуждение", очевидно, подразумевали нечто иное, да? Что-нибудь ужасное. Ну, к примеру, что-то вроде интересного резинового шланга с приделанной к нему воронкой, с помощью которого человеку в рот заливают спиртное. - Как с удивлением заметил майор Саньков, некоторые из его коллег при этих словах начальника откровенно насторожились, видимо, прекрасно поняв, о чем идет речь, а вот он испытал недоумение: "Что еще за шланг? Какая такая воронка? Надо будет во время перекура у кого-нибудь спросить". А на Степанкова так и вообще уже страшно было смотреть. От его физиономии наверняка давно можно было прикуривать на спор, поставив на кон деньги.
   - Спасибо. - Генерал принял из рук мужчины в штатском кассету, выслушал что-то негромко ему сказанное, еще раз поблагодарил и повернулся к собравшимся: - Ну вот, товарищи офицеры, сейчас мы все своими собственными глазами и увидим. И много чего интересного своими собственными ушами услышим. Все дело в том, понимаете ли, что господа-террористы, напавшие на вытрезвитель, любезно изволили прислать нам отчет о своем нападении. Что-то вроде кинозарисовки, как делал Фантомас в одноименных фильмах, если кто-то из вас помнит. Вот такими педантичными оказались эти ребята... - Офицеры слушали, затаив дыхание, до того неожиданно все повернулось. Такое происходило впервые. Чтобы нападавшие присылали свои видеоотчеты? Бред какой-то! Но зато вскоре они действительно увидят все своими глазами, как правильно подметил генерал. - Прислано это было на мое имя, - продолжал тем временем тот, - и сейчас, когда эксперты предварительно подтвердили подлинность отснятого материала... Попрошу вас, будьте добры, кто поближе, поставьте телевизор куда-нибудь, чтобы всем было видно. Давайте также расставим удобнее стулья, а потом приступим к просмотру. Устроим сегодня у меня нечто вроде видеозала, а начнем, как это полагается в подобных случаях, с бесплатного презентационного сеанса... - Теперь все громко заговорили, послышался шум сдвигаемых стульев, два офицера уже водружали телевизор на место повыше, на полку секции, расположенной вдоль стены, а генерал, убедившись, что все готово, посмотрел на часы.
   - Объявляю перекур. И курите, пожалуйста, впрок, так как следующий перекур мы устроим только по окончании просмотра одной из пленок, а их неизвестные господа изволили нам предоставить в количестве аж двух штук. Так что курите минут семь, а потом добро пожаловать на первую серию. Все. Вольно, разойдись!
   Во время перекура Саньков так и не успел ни у кого спросить, что же это за загадочный шланг с воронкой, слишком уж мало времени генерал отпустил им на курение, хотя и посоветовал накуриться впрок. Ну правильно, если человек сам не дымит, где ему понять других... Но спустя совсем небольшое время майор уже знал, для каких целей нужен этот шланг и как им правильно пользоваться. Да и про курение все забыли разом, настолько захватывающими оказались действия, запечатленные на пленке.
   - Ну вот, теперь вы все видели своими глазами, - устало произнес генерал, обведя хмурым взглядом посерьезневших офицеров. - Какие будут мнения, вопросы?
   - Во уроды... - довольно громко, не таясь, произнес решительного вида капитан, фамилию которого Саньков забыл, но как-то раз им даже доводилось выпивать вместе, и он знал, что тот отличный оперативник, в свое время лично принимавший участие в нескольких задержаниях особо опасных рецидивистов.
   - Это мнение или вопрос? - улыбнулся вдруг генерал, но его никто не поддержал. Действительно, только что просмотренная пленка произвела на всех весьма тягостное впечатление. Запечатленное на кассете, собственно говоря, являлось обычными буднями российского вытрезвителя, а ведь отснятый материал гораздо больше подошел бы передаче криминальных новостей, если бы телевизионщикам потребовалось вдруг показать какой-нибудь притон или что-нибудь в этом роде.
   - У меня имеется предложение. Каждому из здесь присутствующих незамедлительно проверить свои хозяйства, - продолжил капитан. - Немедленно, пока эта информация не расползлась. Чтобы каждый лично объездил свои вытрезвители, и у кого найдут такие вот шланги с вороночками...
   - И что? - скептически спросил кто-то. - Они же непременно что-нибудь придумают, отвертятся. Кстати, подобные приспособления, кажется, официально используются для промывки желудка, нет? Так что, в вытрезвителях скорее даже положено иметь такие шланги-воронки для оказания первой помощи отравившимся алкоголем. Другое дело, что эти приспособления можно применять, преследуя цели прямо противоположные. И что с такими работниками сделаешь?
   Капитан только с силой ударил кулаком в раскрытую ладонь второй руки. Возразить ему, видимо, было нечего, но по его лицу было предельно ясно, что бы он лично сделал с работниками, у которых в хозяйстве обнаружатся подобные "рабочие инструменты".
   - У меня вопрос. - Майор Зубилин из Пролетарского РОВД приподнял руку. - Так что все-таки с ними стало? Как их выбрасывали из машины, мы видели. А дальше? Имеется информация, кто их подобрал, в каком они сейчас состоянии?
   - Насколько мне известно... - генерал пожевал губами, - некоторым из этих... - он опять слегка замялся, - в общем, кое-кому из этих сотрудников относительно повезло. Через непродолжительное время после их... десантирования, что ли, по шоссе проезжал микроавтобус. Водитель с пассажиром. Ну, служебный транспорт какого-то предприятия, данные уточняются. Они и заметили одного из пострадавших, лежавшего прямо на проезжей части. Ребята оказались расторопными, правильно сообразили, что к чему. Они тут же объездили и обыскали обширный участок дороги, и им удалось найти и собрать всех, кроме одного. Куда тот подевался, неизвестно. Никакой информации по нему пока не имеется. Это рядовой Бакланов, он находился на своем третьем дежурстве. Что-то вроде стажера.
   - А они хорошо искали? - спросил кто-то. - Может, этот Бакланов до сих пор лежит где-нибудь в кювете?
   - Нет. Наши тоже там побывали, тоже все обыскали. Возможно, проезжал кто-нибудь еще, заметил, подобрал. Хотя им и так повезло - в столь ранний час, в темноте, за городом, машин на той трассе мало. Они ведь могли проваляться, пока просто не замерзли бы, даже если и не сломали себе ничего.
   - А кто из них что сломал? - спросил все тот же майор. - И кто из них остался абсолютно невредим и сейчас требует у врачей водки? - Теперь многие негромко рассмеялись. Первоначальное состояние шока, пришедшее в полном соответствии с обещанием генерала, потихоньку сходило на нет. Улыбнулся и сам Ермолаев.
   - Больше всего не повезло двоим. Это лейтенант Киреев и младший сержант Шувалов. Оба скончались от черепно-мозговых травм, да еще получили множественные переломы, ушибы. Сейчас наши патологоанатомы делают по ним подробный отчет. Младший сержант Поляков в относительно нормальном состоянии, если только для какого-нибудь человека пребывать в нормальном состоянии означает иметь переломы трех из четырех имеющихся конечностей плюс сотрясение мозга средней степени. Но жить он будет, это уже сейчас врачи говорят вполне определенно. Бакланов, рядовой, как я вам уже докладывал, пока не найден; и вообще, с ним еще много неясностей. Как выбрасывали из машины остальных - было запечатлено на видеопленку, вы это видели сами. А что стало со стажером, пока неизвестно. Знаете, мне кажется, что нападавшие его просто отпустили. Ведь тот еще не успел натворить ничего страшного, не в пример своим сослуживцам, проработавшим в вытрезвителе не менее полутора лет каждый. А вот проработай он с ними еще хотя бы пару недель... Н-да. Трудно вообще поверить, что наши сотрудники могли себе позволять подобные вещи. Вытрезвитель, что ли, так на всех действует? С другой стороны, есть ведь работники, проработавшие в таковых немалое время, и ничего, зарекомендовали себя с самой хорошей стороны. - Генерал обвел взглядом собравшихся и те переглянулись, пожали плечами.
   - А жив-здоров и требует немедленной опохмелки, получается, тот самый сержант? - спросил какой-то подполковник. - Как он представлялся на пленке, Белобородько, да? Самый отвратный из всех, с этакой наглой рожей. Знаете, у меня создалось впечатление, что именно он, несмотря на то, что старшим в их смене был, как положено, офицер, является среди них истинным главарем и зачинщиком всех тех гнусностей, что они вытворяли.
   - Верно!.. Я тоже сразу так подумал!.. Да это же очевидно!.. - загалдели офицеры и Саньков подумал, что не зря ему тоже так не понравился этот самый сержант.
   - Получается, как раз он и не пострадал? - недоверчиво переспросил решительный капитан. - Бывает же такое. Ну, козел! Да я бы его сам, лично...
   - А что ему сделается, - с некоторым даже оттенком восхищения спросил в свою очередь генерал. - С таких ведь все как с гуся вода. Такие люди и в огне, как говорится, не горят, и в воде не тонут. Так что он жив, здоров, чего и нам всем желает! Похмелиться, вот, опять же, требует. Да, я вам еще забыл сказать... - Генерал усмехнулся. - Точнее, не забыл, а решил, что это не существенно, но раз вы все столь заинтересовались этой неординарной, поистине одиозной личностью... Вот вам еще один небольшой заключительный штришок к его и без того весьма симпатичному портрету: врач, с которым я беседовал по телефону, признался, что наш сержант уже успел пощупать какую-то молоденькую медсестричку-практикантку. Она сразу побежала к главврачу жаловаться, Белобородько же, в свою очередь, был очень обижен ее отказом приласкать его, раненого героя, немедленно. Врачу, правда, в отличие от нее, пока не жаловался. Так что, надо думать, с нашим парнем все в полном порядке, - заключил генерал. На сей раз никто не засмеялся - все просто обалдели от такой наглости этого мордастого, на глазах становящегося легендарным, сержанта.
   - Мало ему, гаду, той девчонки, которую они вчетвером изнасиловали, - злобно проговорил майор Зубилин. - В каком она, кстати, состоянии? И написала ли заявление? Надо бы их всех, гадов, прищучить. Ну, тех, которые остались живы. У многих из нас дочери такого возраста, как эта Лисичкина.
   - Товарищи, помилуйте, откуда мне знать такие подробности, - подивился генерал. - Я обо всем узнал почти одновременно с вами. Да и не она одна пострадала подобным образом. Вы только представьте себе, скольких женщин за время службы они пропустили через свое заведение. Возможно, по прошествии какого-то времени, если дело получит огласку, а потерпевшие получат гарантии анонимности, прокуратуру просто завалят жалобами.
   - Да-а, судя по их же откровениям, у этих ребят редкое дежурство обходилось без насилия над одной-двумя женщинами, а ведь своим дружным коллективом они работают уже второй год. Это значит... - Решительный капитан задумался.
   - Да не меньше сотни, - помог подсчитать кто-то. - Это если брать по самому минимуму.
   - Ничего себе... - поразился капитан. - И ни одна из них не заявила? Да быть такого не может!
   - И мне тоже так кажется. Не может такого быть. - Генерал выразительно посмотрел на майора Степанкова. - Товарищ майор, вам не поступали жалобы на действия ваших работников? - Майор, щеки которого вроде бы уже покинула нездоровая краснота, покрылся теперь какими-то розовыми пятнами.
   - Н-нет... То есть, никак нет, товарищ генерал! - через мгновение твердо повторил он. - Никто заявлений не делал. И со стороны прокуратуры претензий не было.
   - Ну, а если не из потерпевших? Я имею в виду, не из изнасилованных женщин, и не из избитых и ограбленных клиентов вытрезвителя, а может, какие-нибудь другие свидетели к вам обращались? - не отставал генерал.
   - Что еще за свидетели? Какие в вытрезвителе могут быть свидетели? - раздались недоуменные шепотки, а Степанков, пятна которого стали заметно ярче, опять выдал свое решительное "нет".
   - Ну, а такое имя, как Раиса Дмитриевна Конева, вам ни о чем не говорит? - прищурился Ермолаев.
   - Нет. - Майор опять постарался ответить как можно тверже, но по его голосу и выражению лица можно было почти с полной уверенностью заключить: наверняка врет. Некоторые из офицеров смотрели на него уже с плохо скрываемым презрением, а кто-то даже явно враждебно. Генерал, ни слова больше не говоря, опять взял в руки кассету и направился к видеомагнитофону. Все замерли, догадавшись, что сейчас увидят что-то интересное и наверняка это будет каким-то образом касаться пятнистого майора, который сидел, опустив голову; видимо, также предчувствуя, что ничего хорошего для себя от нового просмотра ему ожидать не следует.
   - Товарищ генерал! - Кто-то, воспользовавшись минутной паузой, решился задать вопрос: - А кто они вообще такие? Вы так ничего и не сказали. Просто неуловимые мстители какие-то. Уж не пресловутый ли это "Народный суд", байки о существовании которого ходят по городу вот уже около года?
   - Ответа на этот вопрос они нам, к сожалению, не дают, - признался генерал. - Я нарочно пропустил первые кадры, вот и давайте посмотрим их сейчас. Заодно и узнаем, кто такая Раиса Дмитриевна и при чем здесь она вообще.
   Ознакомившись со вступительным словом, произнесенным человеком с намеренно затемненным на экране лицом, теперь почти все смотрели на майора Степанкова с нескрываемым презрением, а пятна того уже стали яркими как огонь.
   - Ну, а теперь что вы скажете... майор? - явно намеренно пропустив слово "товарищ", спросил генерал. - Человек, которого вы только что видели, который является участником и, очевидно, организатором нападения, утверждает, что врач городской больницы, Конева Раиса Дмитриевна, сотрудничающая с нашей структурой в качестве эксперта-нарколога от гражданских и выходившая на дежурства со сменой, которая у нас так отличилась, обращалась к вам. Причем, извольте заметить, обращалась неоднократно! - Генерал поднял указательный палец, акцентируя на своих словах внимание собравшихся, хотя те и без того жадно ловили каждое его слово. - Дважды эта женщина, которая много чего замечала, а еще о большем догадывалась, набиралась смелости обратиться к вам, несмотря на то, что, по ее собственному признанию, очень опасалась мести наших доблестных работников. Вы только вдумайтесь, товарищи офицеры! - Он опять поднял палец. - Человек опасался мести не со стороны каких-нибудь бандитов, которых он решился изобличить, а со стороны представителей закона, которые как раз и призваны его защищать! Причем, я абсолютно уверен, опасалась весьма небезосновательно. Пронюхай о ее действиях такие вот белобородьки, и за ее жизнь никто не смог бы поручиться. Смешно звучит, вы не находите? - Ермолаев обвел аудиторию взглядом, но никто и не думал смеяться, наоборот, все сидели какими-то пристыженными, словно каждый из них оказался лично виноват перед этой настойчивой и честной женщиной-врачом. - Так как, фамилия этой женщины вам не знакома? - настойчиво повторил генерал.
   - Мне об этой женщине не докладывали, - заставил себя буркнуть Степанков и опять было очевидно, что он врет. - Не получал я от нее заявлений. Может, имела место халатность моих заместителей? - предположил он. - Я непременно с этим вопросом разберусь.
   - Вот-вот. Уж разберитесь, пожалуйста, сделайте такое одолжение, - одобрил генерал. - Ну, а относительно личного состава вытрезвителя? Кого-нибудь из пострадавших работников знаете лично?
   - Нет, - опять нехотя буркнул майор. - Подписывал, наверное, документы о назначении, но чтобы так, лично...
   - Понятно, понятно... - Ответом генерал вроде бы удовлетворился, но майор Саньков с удивлением обнаружил, что такой простейший и невинный с виду вопрос совсем выбил Степанкова из колеи. Тот явно занервничал еще больше, а почему, было непонятно. Еще майор обнаружил, что не один только он подметил эту странную деталь: еще несколько человек поглядывали на растерявшегося Степанкова с недоумением.
   - Товарищ генерал, а что за человек произносил вступительное слово? - Заданный кем-то вопрос спас Степанкова от всеобщего внимания. - Может, вам с кассетами прислали какой-нибудь сопроводительный документ, проливающий свет на это обстоятельство?
   - Увы. - Генерал развел руками. - Сейчас, после просмотра, я знаю ровно столько же, сколько и все здесь собравшиеся. Все остальное можно лишь предполагать.
   - Да все и так ясно, - заявил решительный капитан. - "Народный суд" это, не иначе. Слухи о них давно ходят по городу, а эта пленка, выходит, первое подтверждение их существования. Помните предисловие? "Если милиция бездействует... Если она не только не способна справиться с бандитами, но не может навести элементарный порядок в своих собственных рядах, чему вы сейчас получите яркое подтверждение"... Потом что-то еще, а затем: "Тогда простой народ, обыватели, вынуждены сами, своими методами бороться за свое право на безопасное существование". Какие еще нужны доказательства?
   - И все же не станем делать скоропалительных выводов, - сказал генерал. - Объявляю, что первая, вступительная, часть закончена. Все присутствующие ознакомились с поступившими в наше распоряжение материалами, каждый наверняка сделал какие-то выводы, мы немножко пошутили, выступали в произвольном порядке... Теперь давайте переходить ко второй части совещания. Прошу всех настроиться на серьезную работу. - Он взглянул на наручные часы: - Перекур десять минут, и попрошу всех обратно в кабинет. Время пошло.
   "Вот сейчас-то все и начнется, - понял майор Саньков. Он прикурил сигарету и сделал жадную затяжку. - Дал всем чуток порезвиться, позволил говорить что в голову взбредет, а теперь со всех перья полетят... А за мной ничего такого нет? Порывшись в памяти, он с облегчением убедился, что никаких серьезных провинностей за его РОВД в последнее время не числилось. Значит, должно пронести. А вот кому-то явно не повезет... Он поискал взглядом Степанкова. Тот курил, отойдя в дальний угол и подчеркнуто не обращая внимания на остальных. Он просто смотрел в окно. К нему тоже никто не подходил, вокруг него образовалась зона отчуждения, только иногда кто-нибудь, не удержавшись, бросал на него любопытный, иногда с оттенком брезгливости, взгляд. Но находились и явно сочувствующие, как тут же отметил Саньков. Таковыми оказались как раз те четверо-пятеро человек, которые сразу догадались о назначении шланга с воронкой. А скорее всего, давно о подобных инструментах знали. Скоты... - с неожиданной злостью подумал он. Естественно, работники вытрезвителей делятся с вышестоящим начальством добычей, полученной таким паскудным, шакальим образом. И, естественно, станет последнее при таком раскладе прислушиваться к жалобам каких-то врачей-правдолюбцев, как же! Удивительно даже, что этой... как ее... Раисе Дмитриевне до сих пор никто не проломил голову. Да и сейчас... В безопасности ли она? Ведь это с ее подачи завертелись все эти события, это она, отчаявшись искать справедливости у властей, обратилась в "Народный суд", а в итоге группа подонков лишилась сытной кормушки. Или нет, не так. Конечно, те сами вышли на нее. Значит, у них есть осведомители в структуре МВД. Один из таковых, возможно работающий с заявлениями граждан, и доложил кому надо о вопиющем факте милицейского произвола. Возможно, кто-то из здесь присутствующих знает гораздо больше других... Саньков даже обвел взглядом курилку, словно сотрудничающего с "Народниками" коллегу можно было вычислить по внешнему виду. Ему подмигнул решительный капитан и он улыбнулся в ответ. Да, славно они тогда погуляли!.. А насчет этой врачихи надо будет непременно напомнить генералу, пусть придумает что-нибудь для обеспечения ее безопасности. Теперь она неугодная многим свидетельница. Если в деле крутились такие суммы, что даже какой-то сержант Белобородько сумел за год службы собрать на новый "Форд-Скорпио", что тогда говорить о его покровителях, получавших дань с ряда подобных "точек", и сколько теперь может стоить жизнь такой вот Коневой"...
   - Прошу, товарищи! - Дверь распахнулась, и разом посерьезневшие офицеры принялись гасить сигареты. Кое-кто с видом обреченного уже входил в кабинет...
   - Товарищ майор, ну намекните хотя бы, а... Будем давать бандитам укорот? - опять начал пытать его сержант-водитель, а у Санькова не осталось сил даже толком на него рявкнуть. Шутка ли, уже почти конец рабочего дня, а совещание только что закончилось. И что самое интересное, свое получили все. Абсолютно все! Даже он. И он, дурак, еще имел наивность думать, что у него все в полном порядке. А вот генерал, оказалось, думает иначе! И чье мнение, спрашивается, важнее?.. Но даже не это портило настроение, не от этого сейчас был неприятный осадок; разнос еще можно было пережить, тем более, получили действительно все. Майор вспомнил, о чем думал по дороге на это злополучное совещание: насчет объединения всех милицейских сил с последующим отпором распоясавшимся преступным элементам. А теперь... Кому давать этот отпор? Тем, кто проделал за них их же работу, хоть немного да очистил их ряды от затесавшейся туда мрази? Да такого Белобородько он бы сам, своими руками...
   - Это еще что? - с недоумением спросил майор Саньков, просто отказываясь верить своим собственным глазам. Ему вдруг даже показалось, что он просто спит - разве может подобное происходить наяву? С информационной доски в главном вестибюле, где вывешивали графики дежурств, различного рода объявления, приказы, прямо на него, нагло ухмыляясь, смотрела донельзя раскормленная физиономия сержанта Белобородько. Причем, как назло, сфотографирован он был таким хитрым образом, что куда бы ни шагнул майор, глаза сержанта неумолимо перемещались за ним подобно суровому взгляду красноармейца с известного плаката: "Ты записался добровольцем?". В какой-то момент Санькову вдруг почудилось даже, что раскормленная скотина-сержант весело ему подмигнул: дескать, привет, майор! Как дела, как здоровьечко? Что-то ты выглядишь усталым, а у меня, как видишь, все ништяк!.. Под сытой ряхой Белобородько скорбящие сотрудники разместили какие-то тексты под крупными, исполненными красными фломастерами заголовками: "Погиб на посту, как герой", "Он не мог поступить иначе", а нижний правый угол фотографии был наискосок перечеркнут черной траурной лентой. - Я кого спрашиваю! - в бешенстве заорал майор, хотя и сам не смог бы ответить на свой вопрос - ни к кому конкретно он не обращался. - Что это значит!
   - Я... я не знаю, извините, - жалко пролепетал какой-то тоже сержант, которого Саньков и вообще ни разу не видел - то ли тот был из другого отдела, то ли просто новеньким.
   - Дежурный! - словно отгоняя надоедливую муху, отмахнулся от этого случайно подвернувшегося сержанта Саньков и тот помчался по коридору прочь, скорее от греха подальше. - Дежурный, чтоб твою!
   - Я, товарищ майор! - Грузно топая сапогами, к нему бежал бледный прапорщик. Застегивая на ходу воротник, он с испугом вглядывался в багровое лицо начальника.
   - Что это! - орал майор, тыча пальцем в самодовольную физиономию Белобородько. - Я кого спрашиваю! - выдавал он одно и то же, ибо все остальные слова от негодования вылетели у него из головы. На шум, героически преодолевая нежелание попасться под руку чем-то разгневанному начальству, в коридор стали стекаться офицеры и кое-кто из сержантского состава.
   - Это, товарищ майор, - решился, наконец, ответить дежурный, - фотография героически погибшего при исполнении служебных обязанностей сержанта милиции Белобородько! - Он выпалил это на одном дыхании. - Мы с ребятами хотели достать фотографии всех пятерых, вывесить наших героев на стенд, чтобы все видели, но вот... - он развел руками, - пока удалось достать только одну.
   - Твою мать! - едва сдерживаясь, чтобы не затопать в остервенении ногами, брызгал майор слюной, а подчиненные, окружив, впились в него какими-то странными взглядами. Испуга в них не было, это точно. Может быть, недоумение? Пополам с брезгливостью: что, их майор все-таки тоже продался? Так далеко зашел, что позволил себе замахнуться на святое, решил цинично надругаться над светлой памятью героически погибшего сержанта?
   Отбушевавшись, Саньков хотел было отдать распоряжение немедленно убрать эту гадость с глаз долой, чтобы и духу этого негодяя здесь не осталось, но по решительным лицам неодобрительно молчавших коллег понял, что никто из них этого не сделает. Бывают такие минуты всеобщего неповиновения, когда все сплачиваются в едином порыве и каждый ощущает себя частицей некоего целого, зная твердо, что их дело правое. И лучше даже пойти под трибунал, чем поступиться своими принципами... Зная, что выглядит сейчас в глазах подчиненных законченным негодяем, просто подонком, майор сам, лично содрал со стенда фотографию наглого ухаря, порвал на четыре части и с отвращением бросил обрывки прямо на пол. И с нескрываемым наслаждением наступил на них ногой, попав каблуком прямо в большой неровный клочок, по иронии судьбы оставивший в целости и сохранности глаза этого наглеца, смотревшие на него сейчас, как показалось Санькову, с искренним возмущением: "Ты че, майор! Охренел, в натуре? Издеваешься над павшими в неравной борьбе за правое дело?". Но наконец-то этот треклятый сержант хотя бы прекратил преследовать его своим вызывающим неконтролируемую ярость взглядом.
   Подняв голову, Саньков наткнулся на такие же немигающие, как у поверженного им сержанта, глаза побледневших от негодования коллег. Никто из них не отвел взгляда, каждый смотрел на него в упор. Майор хотел было что-то объяснить, но он смертельно устал от выматывающего марафона только что окончившегося совещания, а последняя вспышка ярости так и вообще доконала его окончательно. Отказавшись от намерений кому-то что-то объяснять или идти в свой кабинет, он только неопределенно махнул рукой и побрел к выходу, не зная, сумеет ли дойти до машины. Лишь перед самой дверью он нашел в себе силы оглянуться и встретил все те же немигающие взгляды подчиненных, которые так и стояли, не шевелясь, замерев по стойке "смирно".
   - Кто-нибудь... Отвезите своему герою водки. В больницу отвезите. Скажете там на вахте, что для поправки здоровья сержанта Белобородько, вас пропустят... - бросил майор не понятую никем фразу в гнетущую тишину коридора. - А еще лучше, прихватите девчонку, уж уважьте героя. Ему это необходимо. Просто жизненно важно... - Он успел заметить, как озадаченно переглянулись офицеры, а кто-то, кажется, даже покрутил пальцем у виска. Но поручиться за это майор не смог бы. Может и померещилось.
   - Домой, - коротко бросил Саньков водителю и с наслаждением откинулся на спинку сиденья. Все к чертям собачьим, все... На сегодня хватит, надо отдохнуть. А завтра он всем все объяснит. Хотя, до завтрашнего дня они и сами узнают. Новости в их среде распространяются с невероятной скоростью; просто удивительно, что еще никто не разнюхал того, что знает сейчас он. Вот и его водитель является ярчайшим тому подтверждением. Ну откуда он, спрашивается, узнал о только что произошедшем в коридоре? Ведь его не было рядом - майор готов был голову отдать на отсечение. А уже знает! Это чувствуется хотя бы по тому, что этот неисправимый словоблуд до сих пор не вымолвил ни единого слова, а ведь они почти доехали до цели. Да в другое время он бы... Даже постоянные выговоры не могли спасти майора от неуемного языка своего водителя.
   - Ты чего молчишь, Сергей, - дружелюбно поинтересовался Саньков. Просто так, для того, чтобы проверить свои соображения.
   - Остановить, как всегда, не доезжая до подъезда? - мрачно, не поворачивая головы, спросил тот. Он даже не изволит ответить начальнику РОВД! Ну, дожили...
  
   - Твою мать! - Разъяренный майор Степанков метался по квартире, а жена, боясь вставить хоть слово, только молча на него смотрела. Упрямая и амбициозная в обычное время, сейчас она смотрела с мольбой и надеждой, готовая немедленно выполнить любое его распоряжение, чего в обычное время от нее было не дождаться вовек - легче повеситься. Она чувствовала свою вину.
   - Но что делать, Степан! Что нам теперь делать? - В отчаянии она даже заломила руки. Слегка картинно, но, как был уверен майор, искренне. Конечно, переживает, ведь его служебные неурядицы мгновенно отрыгнутся и на ней. Неурядицы... А если его выгонят или вообще посадят! Кто еще заработает для нее столько денег, кто будет ее обеспечивать. - Разве мог кто-то подумать...
   - Я! - заорал майор. - Я мог подумать! И подумал! И мало того, что подумал! Я еще и сказал! А сказал я... Причем сразу тебе сказал... Сказал, что твой обожаемый родственник редкостный подонок и подлец! Что, уже не помнишь? - Он внезапно остановился перед женой и та испуганно сжалась - на какое-то мгновение ей показалось, что муж собирается ее ударить. Но тот этого не сделал. Собственно, у него и в мыслях даже такого не было - ударить свою обожаемую красавицу жену, которая была моложе его на пятнадцать лет и на которой он женился, как ни странно, по любви. - Ты вообще знаешь, сколько всего он умудрился натворить за то время, что работал в вытрезвителе, куда я его устроил по твоей настоятельной просьбе! Знаешь? Ничего, я тебе потом расскажу! Обязательно расскажу... А сейчас твой идиот отсыпается в больнице, в наглую щупает молоденьких медсестер и требует от врачей сбегать за опохмелкой! Нет, это нормальный человек? Или он такой же, как и вся ваша долбаная семейка? - Он осекся, запоздало сообразив, что слегка перегнул палку, но удивительно, жена даже не вякнула ни единого слова против - видимо, чувство вины перевешивало в ней сейчас любые иные чувства. В другое время такая опрометчиво брошенная фраза могла обойтись ему весьма дорого и в прямом и в переносном смысле. Пришлось бы искупать свою вину дорогим подарком, да еще приняла бы она его? Разве что после долгих увещеваний и безоговорочного признания своей вины, да еще чтоб молил ее о прощении едва ли не стоя на коленях.
   - Потом, Степан! Про все это мы поговорим потом. Но что нам делать сейчас, конкретно? Ты только скажи, как нам выпутаться из всей этой истории. - Жена покорно проглотила кощунственное обвинение в адрес своих родственников, а следовательно - косвенно - и на свой счет. - И если я могу чем-то помочь, если от меня хоть что-то зависит... Обещаю сделать все, что скажешь, все, что в моих силах. Степа, не молчи!
   - Хорошо. Сделаем-ка мы с тобой вот что... - Внезапно Степанков перешел на спокойный деловой тон. В конце концов, он не баба, чтобы так вот раскисать. Надо бороться за свою шкуру до последнего, так просто его не возьмут. - Сейчас поедешь в больницу... - Он, не веря своим глазам, наблюдал, с какой поспешностью бросилась одеваться его жена... Прошло всего несколько минут, а ей уже осталось только обуться. И это она, Жанна! Та, которую в обычное время приходилось дожидаться по несколько часов при любом, даже самом незначительном выходе из дома, не говоря уже о чем-то более серьезном, наподобие какого-нибудь похода в клуб или ресторан. - Но только чтобы никто ничего не пронюхал, - поучал майор, - а врачу скажешь так... А если они спросят, ты им скажешь... А этого паршивца за жабры, в такси, и... Поняла? И чтоб ни одной зацепки не оставила - кто приходил, откуда. Невеста и все, пусть потом ищут. Главное, сделать все быстро, пока этого идиота не перевели в ИВС. Ты все хорошо поняла? - И наблюдая, как она уже возится с дверным замком, крикнул: - Денег, денег не забудь для врачей! Дашь, сколько запросят, сейчас не время торговаться. И главное, пусть он пока дома не появляется. Ни под каким видом! Если, конечно, не хочет загреметь лет этак на... - Дверь хлопнула и конец фразы так и остался не произнесенным.
   - Да и мне, кстати, не меньше, - добавил он зачем-то вслух. - Эх, съездить бы, конечно, самому, да разве ему можно сейчас высовываться. И так ведь по уши замаран. Ну ничего, Жанна должна справиться неплохо, она у него отнюдь не бестолкова. Это он так, ляпнул в горячке... Интересно, припомнит ли она ему эту оплошность? Конечно, припомнит, тут и гадать нечего. Придется купить ей те серьги с маленькими бриллиантиками, насчет которых она его уже давно достает... Ну вот, опять. Купить! А деньги? Ведь из-за ее же наглого родственничка, этого идиота Белобородько, теперь напрочь отрублен такой надежный источник дохода. И куда теперь девать этого олуха? В городе ему оставаться нельзя, это ясно. Вскоре грянет служебное расследование - да еще какое! Нет, но какая скотина, надо же. Совсем зарвался, наглец. Просто денег ему, видите ли, стало уже мало. Ему еще девок нужно было драть как сидоровых коз, не пропуская ни одной смены. Из-за этого и засыпался в итоге. Ну, куда его спрятать на первое время, он найдет, но что потом... - Степанков решительно направился к холодильнику - у него проснулся просто таки зверский аппетит. А еще он, кажется, все же придумал, куда сплавить этого придурка. И к тому же, без обратного билета...
  
   ****
  
   - Что? - Поперхнувшийся Валера Стеклов поставил на стол кружку с горячим чаем. - Ты что-то сказал?
   - Я говорю, не обожгись. - Отец покачал головой. - Опять в каких-то заоблачных высях паришь, мечтатель. Лучше скажи, когда в институт думаешь поступать?
   - Слушай, отец, ну подумай сам, какой может быть институт в двадцать четыре года. Что мне среди этих безусых юнцов делать? - Он поморщился от давно набившей оскомину темы. - Знаешь, у нас служил один, его аж в двадцать пять загребли. Так он в полку всеобщим посмешищем был. Вот и я среди восемнадцатилетних сопляков таким же посмешищем стану. "Знаете, у нас на курсе дедушка учится"... На заочный я тоже не пойду, потому что... Да я сто раз все тебе объяснял! Посмотри, наконец, на вещи реально!
   Не допив чай, он ушел в свою комнату. Вообще-то, отец был прав. Не насчет института, нет. Про это он уже не мог слушать. Но вот насчет другого... В последнее время он действительно парил где-то в небесах, мечтая о несбыточном. Прошел примерно месяц с того дня, как их группа совершила столь памятный ему налет на вытрезвитель. За это время он побывал еще на двух, чем-то похожих на то, делах, а увиденная тогда девушка все никак не выходила у него из головы.
   - Марина Лисичкина... - негромко повторил он уже в который раз имя девушки, занозой засевшей в сердце. Красивое имя. Такое же красивое, как и она сама. Заложив руки за голову, он лежал на диване и слушал сборник англоязычных песен. Правда, увлекшись мыслями о понравившейся ему девушке, он даже не смог бы определенно сказать, какая конкретно вещь сейчас звучит, хотя знал песни этого диска наизусть. Кажется, группа "Blur", песня "Girls and boys". Точно. Да и черт с ними, с этими англичанами. Марина... Нет, но какая все-таки девчонка! Он запомнил все данные, что зачитывал тогда из протокола Полковник: ее возраст, адрес, место учебы. Девчонка всего на два года моложе него - в самый раз... Он уже знал и ее телефон, которого почему-то не оказалось в протоколе - узнать его не представило для него большой сложности, - а вот позвонить до сих пор так и не решился. Такую простую, казалось бы, вещь на деле совершить оказалось очень сложно - он уже десятки раз набирал ее номер, но в самый последний момент неизменно клал трубку... Ну вот, опять отец, черт побери!
   - Что еще? - крикнул он, услышав стук в дверь. - Да заходи, заходи!
   - Валера, я ушел, - в комнату заглянул отец, - а ты все же подумай насчет института. - Не дожидаясь заранее известного ему ответа, отец быстро закрыл дверь и таким образом последнее слово как бы осталось за ним.
   А Валера и не думал ничего отвечать. На хрен ему сдался этот институт - такое решение он принял давно. С тех самых пор, как благодаря счастливому стечению обстоятельств попал в одну из мобильных групп "Народного суда", ему от жизни ничего больше не было нужно. Ведь у него была такая интересная и ответственная работа - карать зарвавшихся и мешающих жить нормальным людям подонков, будь то бандиты, уголовники или, напротив, милиционеры, обязанностью которых являлось бороться с первыми. Вот, хотя бы, как месяц назад, в том вытрезвителе. Тьфу, черт, опять вытрезвитель... Деньгами он тоже был обеспечен - все сотрудники организации получали за риск и вредную работу, и получали достаточно, поскольку деньги, изъятые у криминала, шли на собственное обеспечение. Это было справедливо и благодаря этому они многое могли себе позволить. К примеру, каждому из них в личное пользование была выделена автомашина. Ему вот досталась старенькая, но весьма ходкая БМВ-шка... Нет, он был вполне удовлетворен тем, что вошло в его жизнь около года назад, и менять что-либо не собирался.
   Но вот весь его относительный покой, если не считать некоторого риска, частенько сопутствующего выполнению заданий и к которому он уже давно привык, закончился. Месяц назад он увидел ту девушку и за этот прошедший месяц, как заметили многие, даже изрядно похудел. Конечно, никто и догадываться не мог об истинной причине, истощавшей его тренированный организм...
   Нет, но мужик он, в конце-то концов, или кто? Валерий решительно вскочил с дивана и, приглушив музыку, вышел в коридор. Неверной от волнения рукой он набрал номер, который давно заучил наизусть и знал гораздо лучше, чем свой собственный, и, слушая длинные гудки, с волнением гадал, кто подойдет к телефону - может, сама Марина?
   - Да, - услышал он, наконец, женский голос и испытал облегчение -- судя по всему, это была не Марина, а ее мать. - Я слушаю.
   - Добрый день, - вежливо поздоровался Валера, ругая себя, что не продумал заранее, о чем будет говорить. Вот сейчас она позовет свою дочку, и... и что? Потому-то он и обрадовался, поняв, что трубку взяла мать Марины -- таким образом он получал небольшую отсрочку. - А можно позвать к телефону Марину? - Ожидая ответа, Валера затаил дыхание, а когда пауза слишком затянулась, сказал: - Алло! Вы меня слышите? Будьте добры, позовите, пожалуйста, Марину.
   - А кто ее спрашивает? - Голос матери прозвучал уже суше и Валера почувствовал зарождающееся раздражение - он очень не любил таких вот вопросов. Частенько в подобных случаях он даже срывался на грубость - нет, ну в самом деле, что за хамство! Почему им всем вечно необходимо сунуть свой нос в чужие дела, вместо того чтобы просто подозвать человека к телефону? Кто звонит, зачем, почему, что он вообще хочет, веский ли у него повод для разговора, еще куча наводящих вопросов, а в итоге кто-то за вас обоих решает, состоится ли ваш разговор вообще. Ну вот хотя бы в данном случае - что за нездоровое любопытство и тяга к контролю за двадцатидвухлетней дочкой? Та, в конце концов, женщина, пусть и молодая! Черт бы их всех побрал... Едва не вспыливший Валера вовремя опомнился и сумел взять себя в руки. Во-первых, приходилось учитывать, что при удачном стечении обстоятельств человек, с которым он сейчас разговаривает, вскоре может оказаться для него не чужим. По крайней мере, он питал надежду, что разговаривает ни с кем иным, как со своей будущей тещей. А во-вторых, он напомнил себе, что произошло с девушкой всего какой-то месяц назад. Если мать знает о случившемся, то тогда ее хамское любопытство в какой-то мере оправданно, хотя и, все равно, не до конца, - решил Валера.
   - Это Валерий Стеклов, ее приятель по политеху. - Ему не пришло в голову ничего более толкового, чем просто назваться своим именем. Да и какая разница. Уж здесь-то конспирация, вроде, ни к чему.
   - Не припомню, чтобы Мариночка когда-нибудь упоминала ваше имя... - задумчиво пробормотала мамаша.
   - Ну, я учился на параллельном курсе, а сейчас и вообще перевелся на вечерний и... - принялся было сочинять себе легенду Стеклов, но все же не выдержал, озлился: - Послушайте, да какого... - он вовремя сумел притормозить. - Какого черта! - в последний момент заменил Валера почти вырвавшееся непечатное слово. - В конце концов вашей, как вы изволили выразиться, Мариночке уже полных двадцать два года! В любой цивилизованной стране мира подобным малышам уже вовсю продают алкоголь и... и вообще. Ну хорошо, не позовете вы ее сейчас, так многого ли вы этим добьетесь? Думаете, я не могу встретить ее на улице или в том же институте? И что вас так настораживает? Может, вы хотите сказать, что я вообще первый ее знакомый мужского пола? Или, может... - Он оборвал свою гневную тираду, услышав какие-то странные звуки, и не сразу сумел понять, что его собеседница просто плачет. - Алло! - заволновался Валера, мгновенно почувствовав раскаяние. - Вы извините, пожалуйста, я просто не смог сдержаться. Когда меня заставляют так вот отчитываться, я просто... - Не найдя, что еще сказать, Валера замолчал, надеясь, что мать не бросит немедленно трубку - перезвонить во второй раз он бы наверняка не решился.
   - Ладно... - Мать вроде бы немного успокоилась. - Вы уж тоже меня извините. Обычно я никогда не спрашивала, кто звонит, я ведь знаю, как это раздражает и дочку, и тех, кто ее спрашивает. Но Марина только недавно выписалась из больницы и... - у Валеры при этих словах сжалось сердце, - и сейчас она нуждается в полном покое. Это не моя прихоть, это строгое распоряжение лечащего врача.
   - Но я не знал, - растерянно пролепетал Валера, чувствуя себя безмерно виноватым за непростительно грубое обращение с переживающей за дочь женщиной. - А... что с ней?
   - У нее... нервы. Марина перенапряглась в институте. - Чувствовалось, что его собеседница совсем не умеет врать и сейчас наверняка сильно переживает от вынужденной необходимости это делать. - Ей сейчас нельзя волноваться и поэтому она ни с кем не встречается. Даже с подругами.
   - А... когда будет можно?
   - Ну, через месяц, может, - не очень уверенно ответила мать. - Вы извините, меня зовут... Всего хорошего.
   - А... - хотел что-то сказать Валера, но зазвучали гудки отбоя. Черт! Он медленно положил трубку, с волнением восстанавливая в памяти услышанный мелодичный голосок, действительно позвавший его собеседницу. - Это ведь, кажется, была она, Марина!
   Ну, скоты!.. Валера в ярости метался по комнате, стуча кулаком одной руки в раскрытую ладонь другой. Довели девчонку до больницы! Надо же, она, оказывается, только что выписалась... Перед его глазами всплыла отвратительная картина -- милиционер с тупой пьяной рожей и приспущенными штанами дергается на распластавшейся под ним девчонке. - Козел! Да я их, гадов... А интересно, кстати, что с ними стало? Он так и не решился спросить у Полковника - любопытство у них не поощрялось, а сам тот ничего не говорил. Надо будет как-нибудь вынюхать, - решил Валера. И если кто-то из этих уродов остался жив, можно попробовать добраться до такого самостоятельно, никого в это не посвящая.
   Не в силах успокоиться, он быстро оделся и побежал на стоянку. Валера уже давно поставил перед собой задачу во что бы то ни стало добиться близких отношений с сумевшей оставить такой неизгладимый след в его сердце девушкой, теперь же это желание переросло в не поддающуюся контролю потребность, почти манию. Он не собирался отступать.
   Подъехав к нужному дому, он остановил машину на противоположной стороне улицы и вышел, гадая, выходят ли окна Марины сюда. Зайдя в подъезд, Валера прошел по этажам, изучая номера квартир. Искомая оказалась на втором этаже и он с облегчением убедился, что, судя по расположению, нужные ему окна как раз выходят на улицу и при благоприятном стечении обстоятельств он сможет увидеть Марину уже сегодня. Вот если бы они выходили на противоположную сторону, то шансов у него не было бы никаких - не привлекая к себе внимания, длительное время находиться в так называемом "колодце" было просто нереально. Вернувшись в машину, Валерий закурил, глядя на заветные окна. По его подсчетам таковых было три с левой стороны от входа в подъезд. Так он и просидел до самого вечера, куря одну сигарету за другой и не обращая ни малейшего внимания на симпатичных девушек, периодически возникающих в поле его зрения. Ему была нужна только одна-единственная, которая сейчас находилась совсем рядом и которая, судя по всему, даже спустя месяц еще не пришла в себя после отвратительной встречи с подонками в милицейской форме.
   Лишь когда уже начало смеркаться, его упорное ожидание было вознаграждено - открылось одно из окон и в него выглянуло знакомое девичье лицо, при виде которого у Валеры отчаянно заколотилось сердце. Напрочь позабыв о тлеющей в руке сигарете, он не отрываясь смотрел на девушку, решившую, очевидно, подышать свежим воздухом перед сном, сочувственно отмечая ее бледность и, если он только уже не фантазировал - очерченные под глазами круги. А может и действительно, все это только казалось ему в полутьме...
  
   ****
  
   Открыв глаза, Ирина обнаружила, что Александр успел закурить. Ее охватило смущение - говорят, иные женщины могут во время этого дела запросто разговаривать по телефону, подсчитывать в уме количество денег, необходимое, чтобы дотянуть до зарплаты, а она... Вон, Сашка уже курит, а она еще пребывает где-то, где они только что были вместе и откуда она выбралась с некоторым запозданием. Может, лучше ей было родиться такой как те, которые могут разговаривать по телефону?
   В иные минуты женщине казалось именно так, но неизменное восхищение, читавшееся в глазах всех когда-либо бывших с нею мужчин, так же неизменно убеждало ее в обратном. И все же... Вот, опять же - Сашка повернулся на бок и откровенно ее разглядывает, бесстыдник; коварно воспользовался ее временной недееспособностью. И в его глазах, кстати, тоже светится восхищение, являющееся лучшим ответом на ее вопрос. Нет, уж лучше быть такой, какая она есть, а не той "телефонисткой". Хотя, все равно, как-то неловко.
   - Сашка, как ты можешь! - Ирина поспешно прикрылась одеялом. - Лежит, рассматривает... Это, между прочим, неприлично. Лучше бы прикурил мне сигарету. Я тоже, между прочим, курить хочу.
   - Но Иришка, ты такая красивая, как на тебя не смотреть, - пытаясь придать голосу виноватый оттенок, принялся оправдываться мужчина, а сам, конечно, доволен - вон какие веселые огоньки сверкают в его глазах. Черт такой! Конечно, доволен, ведь заполучил-таки ее, наконец. Увел, как считает, наивный, у всех из-под носа, завоевал, якобы. А того не знает, дурачок, что если бы не понравился ей сразу, как только она его увидела, то черта с два ему удалось бы ее "завоевать". Какие глупые, все же, эти мужики. Ну и пусть себе думает, что хочет. Она-то знает, как все обстоит на самом деле.
   - Спасибо... - Она жадно затянулась, ощущая в теле слабость. Вот, опять отдала все свои силы, а ведь скоро этот здоровила начнет приставать к ней снова - за месяц, минувший после их сближения, она прекрасно изучила его физические желания и возможности. А может вообще все мужики самые настоящие энергетические вампиры, которыми в последнее время так любят пугать газеты? Высасывают из несчастных женщин энергию и при этом наливаются самодовольством, да так, что вот-вот лопнут от важности... - Что ты сказал? - виновато переспросила Ира. Александр не любил, когда она его не слушала. Ну конечно! Эгоист, как и все мужчины, ясное дело. И в постель прыгни по первому его требованию, и слушать изволь, не отвлекаясь и не перебивая. И зачем, спрашивается, она его такого полюбила?
   - Ты бы хоть иногда изволила слушать, что я тебе говорю, - конечно же, очень недовольным голосом проговорил мужчина, гася сигарету. Как будто совсем не он, а кто-то другой всего несколько минут назад, задыхаясь от страсти, шептал ей на ухо все те ласковые словечки, которые только существуют на свете... Перехватив ее снисходительный после такого воспоминания взгляд, Александр заволновался, не понимая, в чем дело, а через секунду уже сам принялся оправдываться: - Ну Иришка, будь хоть немного серьезней, я ведь о тебе беспокоюсь, не просто же так поучаю.
   - Ладно, говори, - все так же снисходительно позволила ему женщина. Пусть себе рассказывает, сколько влезет, ее от этого не убудет. А она выслушает, и... Нет, не сделает, конечно, наоборот, но... В общем, еще посмотрит, как поступить. - Мне, кажется, ты что-то про маски рассказывал. Не про новую серию "Маски-шоу", случайно? Они мне нравятся, вообще-то, только вот в последнее время стали изрядно халтурить.
   - Ну, знаешь! - Теперь уже по-настоящему разозлившись, Александр резко присел в кровати. - Если то, о чем я говорю, для тебя всего лишь "Маски-шоу", развлечение, то я уже просто не знаю, как с тобой разговаривать. Зачем ты тогда вообще напросилась в "Народный суд"! Развлекаться? А то что у нас и самый настоящий риск, и угроза для жизни, это что, шуточки?
   - Ну Саш, ну виновата, ну прослушала я, - уже совсем жалобным голосом раскаивающейся грешницы призналась Ира. - Ты говори, говори, теперь я уже точно слушаю. - Она осторожно провела ладонью по его мощной мускулистой груди и мужчина сразу обмяк, чего она и добивалась. А осторожно - потому что подобного рода движения необходимо тщательно рассчитывать. Малейшая передозировка - и возбужденный Сашка набросится на нее без предупреждения. Уже неоднократно проверено, знаем.
   - "Слушаю, слушаю"... Слушает она, видите ли, - уже беззлобно проворчал ее Александр и послушно улегся. - Я спрашиваю, почему тогда, в вытрезвителе, ты позволила себе такую вольность - сняла маску? Может ты считаешь, то, что мы делаем, это такие своеобразные развлечения для взрослых, шуточки? И инструкции не для тебя писаны, да? А ты подумай, что может произойти, если кто-то из участников той истории тебя случайно опознает. Про то, что в этом случае могут возникнуть осложнения для всей нашей организации, пока опустим. Представь, какая опасность может грозить лично тебе! Вот уж чего я не понимаю, так это с какой такой радости Полковник носится с тобой, словно с писаной торбой, чего сюсюкает? "Ирочка, Ирочка"... Тьфу! Он хоть устроил тебе за это головомойку? Вот ответь, почему ты у него в таких любимицах ходишь. - Он посмотрел на нее с недоумением.
   - А у тебя? - вкрадчиво поинтересовалась Ира. - Почему я у тебя в таких любимицах хожу?
   - Я... Ну, я - совсем другое дело! - Александр слегка покраснел и замялся, не зная, что ответить. - Ты просто моя любимая женщина и, между прочим, я люблю тебя еще и физически. Или... - Он вдруг подозрительно заглянул ей в глаза, для чего даже не поленился приподняться на локте. - Подожди, подожди... Полковник, он что, он тоже...
   - Ну не дурак, спрашивается? Ты чего несешь! - Теперь покраснела Ира. - Думай, о чем говоришь! Просто он знает мою историю, знает, что со мной произошло, как плохо мне было когда-то... - Она поспешно умолкла. Не надо было затрагивать эту тему, теперь наверняка придется об этом пожалеть. Ну вот, конечно...
   - А что с тобой такого произошло? - насторожился Александр. - Почему я об этом ничего не знаю? Расскажи! - потребовал он.
   - Ну, когда-нибудь расскажу, - неуверенно проговорила женщина, - а сейчас давай сменим тему. Ладно? Мне с тобой хорошо и я не хочу портить настроение. - Слава богу, от этих слов мужчина расслабился и перестал настаивать на абсолютно для нее невозможном - рассказать кому-то о том, о чем самой хотелось забыть навсегда. - А по поводу маски... Ну, просто получилось так. - Ира развела руками. - Сам подумай, не могла же я пойти к той девчонке прямо так. Ей, бедной, и без того досталось, а тут еще какие-то люди в масках. - Она сочувственно покачала головой. - Тебе-то не понять, в каком состоянии она тогда пребывала.
   - Да уж где нам, - в очередной раз проворчал Александр. - Ну хорошо, допустим. Сняла маску, чтобы не травмировать нежную психику пребывающей в шоке девушки. Ну а потом, когда опять вышла в общий зал?
   - Ну забыла я просто! - виновато сказала женщина. - Элементарно забыла, вот и вышла без маски. Она как рассказала мне, что с ней вытворяли те подонки, вот я сгоряча и выскочила так. Очень уж злая была. Но, если честно, когда опомнилась, сообразила, что нарушила инструкцию, решила, что это очень даже к месту вышло - ну, как бы, пусть тот урод видит лицо своего палача, что ли. Понимаешь?
   - Понимаю, - сердито сказал Александр. - Понимаю, что ветер у тебя в голове. К тому же ты сама себе противоречишь. То "забыла", то "очень даже к месту". Уж выбери что-то одно, а то совсем уже завралась.
   - Но они ведь наказаны, - уцепилась Ира за спасительную, как ей показалось, мысль, - вряд ли они теперь... Может из них и в живых-то никого не осталось, а? - И посмотрела на Александра с надеждой.
   - Вот как мы, значит, думаем. На случай надеемся. На авось. Что ж, очень на тебя похоже. - Мужчина смотрел на нее каким-то победным, что ли, взглядом, и Ирина поняла, что ее ждет неприятный сюрприз. Уж слишком самодовольным было лицо Александра, словно он оказался в чем-то прав, а она... Сейчас он наверняка огорошит ее чем-то нехорошим, таким, что сможет потом стучать себя кулаком в грудь: "Я же тебе говорил! А ты!.. Если бы ты хоть когда-нибудь меня слушала!..". - В общем, не все так гладко, как тебе хотелось бы. Во-первых, из тех пятерых подонков вполне живы... ну, правда, не совсем здоровы, аж трое. Нет, я неправильно выразился. - Александр потянулся за новой сигаретой, а женщина пыталась догадаться, чем же, все-таки, он ее сейчас огорошит. - Неправильно, - повторил он. - Не совсем здоровы всего двое. А один, скотина, мало того что здоров как бык, он не сломал себе ни единой косточки, ни даже мизинца - представляешь! Может даже и не ушибся толком, он ведь весь такой объемистый, мясистый.
   - Кто? - Заранее зная ответ, Ира почувствовала, как заколотилось ее сердце. Только бы не этот... Это было бы не просто неприятной новостью, это вообще кошмар! И дурные предчувствия ее не обманули.
   - Белобородько, гад, - зло скрипнул зубами Александр. - Из всех пятерых нисколечко не пострадал именно он, надо же! Нет, ну существует ли на свете справедливость? После такого поневоле засомневаешься.
   - И теперь... - упавшим голосом промямлила Ира и замолчала - у нее перехватило дыхание.
   - Вот тебе и "теперь", - жестко сказал Александр. - Теперь тебе нужно держать ухо востро, моя дорогая. Знаешь, как осторожно ты должна теперь себя вести? Ведь это не папа римский, ведь это именно ты разбила ему яйца. Да еще как! Этот гад по гроб жизни тебе такое не простит, я уверен. Да и я на его месте не забыл и не простил бы, - признался мужчина. - А тебе все шуточки. Без маски вон вышла и даже не понимает, что...
   - Но ведь назад уже ничего не вернуть, - едва не плача проговорила Ира. Ее охватил страх - что, если этот подонок встретит ее где-нибудь на улице, узнает и решит отомстить. - Что же мне делать? - Она машинально прижалась к мужчине еще плотнее.
   - Ладно, слишком драматизировать тоже не следует, - неожиданно смягчился Александр. - В конце концов, у тебя теперь есть я! - самоуверенно заявил он и, конечно же, немедленно оказался на ней сверху. Она так и знала! Вот тебе и прижалась. Нашла, называется, защиту.
   - Защитник, тоже. Да ты меня сейчас раздавишь, слон...
  
   ****
  
   Впервые увидеть Марину не в окне, а вышедшей прогуляться по улице, Валерию удалось где-то примерно месяц спустя. Очевидно, только сейчас девушка, почувствовав себя в достаточной мере окрепшей, решилась, наконец, выйти из дома, тем более что погода была уже совсем теплой - весна одержала окончательную победу над своей суровой предшественницей и чувствовалось, что не за горами и лето. Весь этот месяц Валера, как только выдавалось свободное время, неизменно приезжал сюда, продолжая свое наблюдение. Ему казалось, что он уже с закрытыми глазами смог бы нарисовать до боли знакомый фасад дома - он точно знал, где выщербленный кирпич, а где облупилась штукатурка.
   Валера, закрыв машину, осторожно двинулся за Мариной, стараясь держаться в отдалении. Не будучи наивным, он прекрасно отдавал себе отчет, что стоит ему только несколько раз неосторожно попасться ей на глаза, как на его намерении познакомиться можно будет поставить крест - девушка начнет его опасаться. Время идти на сближение еще не настало - пусть она обретет былую уверенность в себе, а там будет видно. Сейчас же Марина наверняка боится любого, кто носит штаны и является потенциальным обладателем усов. Ничего, ему пока достаточно того, что он видит ее вблизи - уже одно это было огромной радостью для истосковавшегося парня. Ведь мало того, что Марина занимала все его мысли днем, зачастую мешая сосредоточиться на чем-либо важном -- уже несколько раз она являлась к нему и во сне.
   Пристально разглядывая девушку со спины, Валера пытался понять, похудела ли она на самом деле, или ему это только кажется. Вообще-то, ему тогда удалось довольно хорошо ее рассмотреть, и того, что он увидел, оказалось достаточно, чтобы сейчас идти за ней подобно псу на привязи. Он жалел, что Марина вышла в брюках, ему очень хотелось еще раз полюбоваться ее ногами - их Валера вообще разглядел до мельчайших деталей, как бы не было стыдно себе в этом признаться. Вообще, он затруднялся в точности сказать, имелось ли что-то постыдное в том, что он с таким вниманием изучал ноги девушки в момент, когда та подвергалась изнасилованию? Ответа на этот вопрос он так и не находил. С одной стороны - вроде бы да. Но с другой - ведь они у нее такие красивые. Разве не может это, в конце концов, служить его действиям достаточно веским оправданием?
   Лишь начав сопровождать Марину в четвертый раз, с радостью отмечая, что она с каждым разом гуляет все дольше и отходит от своего дома на все более далекое расстояние, он, наконец, был вознагражден за терпение - девушка надела юбку хотя бы чуть выше колен. Вот теперь он смог абсолютно точно убедиться, что первое впечатление не было ошибочным - ее ноги были действительно великолепны. Но так, очевидно, показалось не ему одному - едва Марина свернула на более оживленную улицу, рядом с ней тотчас остановилась новенькая иномарка, кажется, "Тойота", из окошка которой высунулась бритая наголо башка парня, который рукой поманил девушку к себе. Приготовившись в случае необходимости к самым решительным действиям, Валера подобрался поближе. Он был готов не раздумывая заступиться за Марину и ничуть не сомневался, что сможет выдать отмороженным головам все, что те заслуживают. Как удалось ему разглядеть через затемненные стекла, таковых в общей сложности было двое. Сначала девушка просто отрицательно покачала головой, видимо отказываясь от сделанного ей незнакомцем предложения, затем, когда дверца машины распахнулась, чуть ли не бегом припустила в обратном направлении. Приблизившийся Валера едва успел отскочить в сторону, чтобы не привлечь к себе ее внимания. На какое-то мгновение глаза Марины все же встретились с его, но парень ничего не сумел в них прочитать - слишком быстро все закончилось и слишком испуганным было ее лицо.
   Тех бритоголовых он потом еще долго поминал самыми нехорошими словами, потому что после произошедшего Марина не выходила из дома целых четыре дня. Все это время Валера неотлучно дежурил на своем привычном месте. А когда, наконец, девушка все же решилась на очередную вылазку, он готов был растерзать отморозков голыми руками - она опять оказалась в брюках.
   Зато немногим позже он оказался весьма благодарен еще одной компании - та начала приставать к Марине, впервые загулявшейся дотемна. Пьяная троица, обступив ее на трамвайной остановке, принялась отпускать в адрес девушки скабрезные шутки, а один, распалившись, даже попытался ухватить ее за руку. Валера подоспел как раз вовремя, заставив ретироваться незадачливых ухажеров одним только своим появлением. Его спокойствие и уверенность в себе произвели на тех должное впечатление, так что ему даже не потребовалось доказывать ребятам их неправоту посредством резких воспитательных жестов, хотя, честно говоря, очень хотелось это сделать. И это было к лучшему, как потом, уже остыв, понял Валера, ведь девушке в ее нынешнем состоянии вряд ли понравился бы парень, ломающий кости прохожим, пусть даже он сделал бы это, защищая ее. К тому же парни не были явными отморозками, скорее всего, это были работяги с близлежащего завода, переусердствовавшие в обмывании полученной зарплаты.
   Как бы там ни было, но в тот раз он впервые с ней заговорил, а в итоге Марина даже позволила проводить себя до дома. Прощаясь, он так и не смог уговорить ее дать номер телефона, который ему был давно известен. Марина никак не могла на это решиться, хотя, как с радостью заметил Валера, он ей, кажется, понравился. По крайней мере, она разговаривала с ним непринужденно, без напряжения, а когда он придержал ее за локоть при переходе улицы со сломанным светофором, девушка не отдернула руку, хотя и такой вариант Валера не исключал. Он мог себе примерно представить, как девушка относится сейчас к представителям мужского пола и к любого рода их прикосновениям, а то, что он не намеревался сделать ей ничего дурного, у него на лбу написано не было.
   На следующий день Валера с букетом цветов ожидал ее возле подъезда уже открыто, не таясь, на правах знакомого, а когда Марина появилась, он с удовлетворением отметил - на лице девушки не проявилось никаких признаков того, что ей такая встреча неприятна. Особой радости, правда, ему тоже усмотреть не удалось, но и того, что Марина хотя бы его не боялась, было пока вполне достаточно.
   А еще через месяц обалдевший от счастья Валера уже целовал свою возлюбленную, сидя в старенькой БМВ-шке... Когда их губы встретились впервые, он ощутил некоторое напряжение, охватившее Марину, почувствовал ее осторожность даже в таком невинном проявлении чувств, но через какое-то время девушка, отдавшись приятному занятию целиком, уже обхватила его шею руками, а по ее телу пробежала легкая дрожь. Конечно же, парень горел желанием немедленно предложить ехать к нему домой, но понимание того, что время для этого еще не настало, остужало его пыл. Он догадывался, что таким образом можно оттолкнуть ее навсегда. Эх, если бы не тот проклятый вытрезвитель! Ну когда же, наконец, Марина позабудет случившееся и с ней можно будет общаться как с обыкновенной красивой девушкой, каковой она и была, не боясь испортить все безвозвратно каким-нибудь невпопад оброненным словом! И все же, как ни старался Валера быть предельно осторожным и внимательным, слово такое он обронил. После этого он приехал домой, закрылся в своей комнате, достал хранившуюся на черный день литровую бутылку водки и поставил первую попавшуюся кассету, врубив запись на полную катушку. Именно такой черный день и настал для него тогда, и напрасно его отец стучал в запертую дверь, требуя сделать музыку тише - Валера не реагировал на внешние раздражители, пребывая в состоянии прострации. Он просто ума не мог приложить, что ему теперь делать. А ведь только что все было так хорошо...
   Скоротав вечер в небольшом уютном кафе, они сели в машину и Валера повез девушку домой, втайне надеясь, что, возможно, именно сегодняшняя их встреча закончится тем, чего он так страстно желал еще с февраля месяца. Марина - он готов был в этом поклясться - желала того же, разве что только с более позднего времени, может, какую неделю или две. Но уже желала - он был уверен. Во всяком случае, в течение вот уже двух недель ему позволялось запускать руки в любые ее укромные девичьи местечки, и они, эти руки, теперь прекрасно знали, какая приятная на ощупь грудь Марины, другие ее восхитительные части тела, а на ногах, как, смеясь, утверждала она, у нее вообще скоро образуются мозоли. Но иначе было невозможно - ноги ее манили ладони парня куда сильнее любого магнита, намертво притягивающего к своему телу безвольные железные опилки.
   - Маришка, посидим? - предложил Валера, нашаривая в "бардачке" сигареты. - Время еще детское.
   - Посидим, - охотно согласилась Марина, прекрасно зная, что должно последовать после перекура и дожидаясь этого с нетерпением.
   Когда губы парня уже ныли от жарких поцелуев, а рука намертво прилипла к горячей коже девичьего живота, Валера с замирающим от волнения сердцем предложил:
   - Мариш... - Он почувствовал, как она напряглась, видимо, поняв по его тону, что мужчина намеревается произнести что-то очень серьезное и, кажется, догадываясь, какое именно предложение сейчас последует. - Может быть мы... В общем... может, поедем ко мне? - Выпалив последнюю, давшуюся очень нелегко фразу, он с облегчением выдохнул, но сейчас же опять затаил дыхание, ожидая, что ответит Марина.
   - Ты хочешь, чтобы... чтобы я осталась у тебя на ночь? - после паузы, которая показалась ему вечностью, уточнила та.
   - Да, - теперь уже твердо ответил Валера. И наконец решился посмотреть ей в глаза. Девушка тоже не отвела взгляда и ему показалось, что на ее лице появилась легкая улыбка. Парень опять с облегчением выдохнул - по крайней мере, она восприняла предложение спокойно и не послала его куда подальше сразу.
   - Что ж, - задумчиво произнесла Марина, видимо испытывая легкие колебания. - Вообще-то... Чему быть - того не миновать, правда? Ты ведь давно этого хочешь? - Валера молча кивнул. - Знаешь... Я ведь тоже этого хочу. Только... - Он затих, с подозрением ожидая от девушки какого-либо подвоха, боясь, что Марина сейчас приведет какую-нибудь невероятно вескую причину, якобы мешающую ей принять его предложение, но она просто добавила: - Только мне сначала надо предупредить маму. Я схожу домой, ладно?
   - Конечно, сходи. - Валера с облегчением откинулся на спинку сиденья, заложил руки за голову и, пока девушка почему-то медлила, держась за ручку дверцы, мечтательно произнес почти про себя роковую фразу, вмиг разрушившую все его с таким трудом завоеванное счастье: - Эх, неужели я сегодня буду, наконец, целовать твою такую симпатичную родинку на груди... - И испуганно посмотрел на девушку, запоздало сообразив, что сказал что-то не то. Марина застыла на месте, хотя перед этим уже сделала движение, намереваясь выйти из машины.
   - Что? - почти шепотом переспросила она. - Повтори, что ты только что сказал.
   - А что такое, - заволновался Валера, еще не до конца понимая, в чем причина такой неожиданной перемены настроения Марины. - Я сказал, что скоро буду сжимать тебя в объятиях, везде целовать. Что в этом плохого?
   - Нет, - настойчиво ища его глаза, возразила Марина, - ты сказал совсем не так. В этом действительно нет ничего плохого, даже наоборот, если двое любят друг друга. Это я про объятия, про поцелуи... Но я прошу тебя повторить то, что ты сказал перед этим. В точности повторить!
   - Я сказал... - Наконец с запозданием до него дошло, в чем заключался его такой глупый прокол. Откуда он мог знать о существовании у нее родинки возле самого соска? Ведь он, как закономерно считает Марина, ни разу не видел ее голой. - Что буду целовать твою симпатичную родинку на груди, - с отчаянием, понимая, что сам же все и испортил, повторил Валера.
   - Откуда ты про нее знаешь? - жестко спросила Марина. Теперь ее тон совсем не походил на тот, которым она ворковала с ним всего каких-то пять минут назад. А все по его собственной глупости. Ведь сейчас они уже могли мчаться к нему, а еще через какое-то время вовсю заниматься любовью. - Отвечай же!
   - Я... не знаю, что тебе ответить, - признался Валера. Ну действительно, как можно было ей все объяснить? Сказать, что стоял рядом с топчаном, на котором ее... Нет, такое просто немыслимо. И это не считая того, что существовала служебная тайна, ведь он даже давал клятву, которую невозможно было нарушить ни при каких условиях, даже при возникновении угрозы для его жизни. Ну, дурак!
   - Не знаешь? - гневно воскликнула Марина. - Тогда я скажу! Об этой моей родинке ты не мог узнать никак, ее можно увидеть, только когда я без лифчика. Даже на пляже она не видна, даже если надеть самый открытый, микроскопических размеров купальник. А с обнаженной грудью я никогда не загораю, да мы с тобой и на пляже-то не были ни разу, мы только весной познакомились! Тогда где ты, интересно знать, мог видеть меня голой? - Губы девушки дрожали от негодования и, кажется, от каких-то внезапно вспыхнувших, неясных подозрений. - Отвечай, я хочу знать!
   - Ну, просто я так предположил. Предположил, что у тебя может быть родинка в таком месте... - попытался выкрутиться Валера, прекрасно осознавая, что несет ерунду. - Я же действительно еще не видел тебя... ну, такой, без одежды.
   - Знаешь, что, Валера. Теперь, как мне кажется... Нет, даже не кажется, теперь я могу тебе сказать абсолютно точно, что ты меня больше и не увидишь. Ни одетой, ни, тем более, без одежды! - Марина не кричала, но произносила эти страшные для Валерия фразы резко, хлестко, бросая их прямо ему в лицо, а он даже не мог заставить себя повернуться к ней, боясь прочитать в глазах девушки окончательный приговор. Только когда та вновь взялась за дверную ручку, он вышел из ступора и попытался схватить ее за руку.
   - Подожди же! Ну... ну нельзя же так, Марина.
   - Не прикасайся ко мне! - Девушка выдернула свою руку. - Нельзя, говоришь? Тогда объясни мне, что это значит? Мне все это не нравится! И, между прочим... - она прищурила глаза, - я ведь вспомнила, где тебя видела. Знаешь, еще с той нашей первой встречи, когда ты спас меня от пьяных хулиганов, за что я тебе, кстати, искренне благодарна... еще с того раза мне твое лицо показалось знакомым. И вот только совсем недавно я вспомнила, да только все не решалась тебя спросить. Когда ко мне приставали те лысые, в машине, ты ведь шел за мной, так? И когда я стала от них убегать, мы с тобой чуть не столкнулись! Что, скажешь, я не права? - Марина гневно смотрела на Валеру, а тот опять молчал, опустив голову. - Так ты, получается, за мной следил? Вынюхивал, высматривал... А на каком основании? Да еще каким-то образом узнал про мою родинку! Но как? - Девушка в недоумении покачала головой. - И вообще, откуда ты взялся на мою голову? Кто ты такой? - Не получив ни единого внятного ответа на множество заданных вопросов, Марина принялась выбираться из машины. Она уже поставила правую ногу на асфальт, когда Валера автоматически произнес еще одну губительную для себя фразу, словно всего случившегося было ему мало:
   - Кто я такой? Я просто влюбленный в тебя Валера Стеклов. Вот и все.
   - Что? - Его имя неожиданно вызвало у девушки еще более бурную реакцию. Она так и застыла, выставив одну ногу наружу. - Мне мама передавала, что звонил какой-то Валера Стеклов, якобы с параллельного курса. Это было, когда я только что выписалась из больницы... - Тут она остановилась, осознав, что затронула тему, касаться которой было нельзя, просто невозможно. - В общем, неважно... Это было больше месяца назад. Так значит, это был ты? И получается, что ты уже тогда знал мой телефон. А потом ты же, чуть не стоя передо мной на коленях, буквально вымаливал, чтобы я сказала тебе номер! Ну и ну... - Девушка, просто отказываясь верить в происходящее, опять покачала головой. - Ну и актер! В общем, так, милый Валерочка... - Слово "милый" и его имя она на сей раз произнесла язвительно, хотя еще совсем недавно эти слова, срываясь с ее губ между поцелуями, звучали совсем по-другому - так нежно и страстно... - Больше не звони мне. Никогда! И... и встреч со мной тоже больше не ищи. Я не хочу тебя видеть! - От сильного хлопка дверцы машина вздрогнула. Вздрогнул и Валера, проклиная себя за дурацкую неосторожность и длинный язык. Ведь, не соверши он глупости, они оба к этому времени были бы уже просто измождены от взаимных любовных ласк - он был в этом уверен...
   А теперь ему только и оставалось, что слушать включенную на всю катушку музыку да жрать водку едва не стаканами. Ну, еще, разве что, ругаться с отцом для кучи. Вон, опять стучит. "The Smashing Pumpkins" ему, видите ли, не нравится. Легок на помине...
  
   ****
  
   Четыре юноши смазливых... - бормотал Зимин, выруливая на платную охраняемую стоянку рядом с высотным домом, единоличным владельцем шикарной трехкомнатной квартиры в котором он являлся, - себя крутыми возомнив... Нет, ерунда! А если так... Четыре глупеньких ягненка; с шерифом в карты передернув... Да что за бодяга! - выругался он в сердцах, хлопнув дверцей своей новехонькой "Ауди". Ну не получается сегодня, хоть ты тресни.
   Послезавтра поеду в Новый Узловой, - решил Зимин. Где-либо ближе, а тем более у себя, в Правобережном, такими вещами заниматься нельзя. Не то что бы опасно, а так, на всякий случай. Где живешь, там не гадишь. В общем-то, в своем профессионализме Зимин был уверен, а в том, что он был именно профессионалом, сомнений тоже возникнуть не могло. Иначе как бы он смог исправно поставлять своей кинофирме материал для съемок в течение вот уже двух лет, ни разу при этом не то что не засветившись, но не оставив для ментовских или частных сыскарей хотя бы подобия какого-нибудь следа. Видимо, все эти многие десятки или даже сотни людей, завербованных им под различные проекты, в местах своего проживания до сих пор числились пропавшими без вести или выехавшими в неизвестном направлении.
   Но чем ему заняться сегодня? Оттянуться бы, только вот как... Вызову на дом какую-нибудь шлюшку, - решил Зимин. Давненько не баловался с девочками, надо бы развеяться перед поездкой.
   Полистав пухлую рекламную газету, предлагавшую любого рода услуги на свете, вплоть до оволосения глянцевых черепных коробок путем пересадки этих самых волос черт знает откуда, в чем он, будучи обладателем именно такой, глянцевой, абсолютно не испытывал нужды, Зимин остановился на одном, чем-то его зацепившем: приятная блондинка... согреет своим теплом... подарит нерастраченную нежность... у себя дома или, по желанию клиента... не пожалеете... Да что за бодяга! Он пропустил лирику и впился глазами в перечень технически-эксплуатационных качеств предлагаемой модели женского организма: рост 175... вес... бюст... лет 20... Вот это ближе к телу. Короче, подходит, - загорелся он. Это получается, что она как раз на голову выше него - самый смак.
   Сняв телефонную трубку, Зимин набрал указанный в объявлении номер и договорился о встрече у себя на квартире через пару часов. Чуть хрипловатый голос этой потаскушки не вызвал у него никаких ассоциаций, он пытался и никак не мог себе даже отдаленно представить, как может выглядеть внешне его обладательница. Но не вызвал он и отторжения, и уже одно это было хорошо. Нечего гадать, там посмотрим, - решил он, набирая в ванну горячую воду. Сейчас ему надо было в первую очередь удовлетворить неожиданно возникшее желание хорошенечко помокнуть... Через некоторое время Зимин с наслаждением погрузился в пышную ароматную пену. Кайф...
   - Короче, это ты, что ли, шкура, двадцатилетней будешь? - Он придирчиво разглядывал стоявшую на пороге девицу, которая оказалась довольно ничего, вполне симпатичной. Вот только насчет возраста она либо явно приврала, либо была просто не по годам истаскана. Он бы втиснул ее в диапазон от двадцати трех до двадцати семи -- никак не меньше. - Ладно, проходи, красавица, разберемся... - Приняв у девушки тонкий белый плащ, Зимин, вешая его в прихожей, оценил ее ноги в тонких прозрачных колготках - тоже вполне ничего. - Так сколько тебе, спрашиваю?
   - Слушай, дядя, тебе чего, паспорт показать? Двадцать, двадцать, не похоже, что ли? Может, девушка не выспалась, вот и кажется... И вообще, чего тебя так на возрасте заклинило. - Девица, непрестанно перемалывая челюстями жевательную резинку, вошла в комнату и с интересом огляделась. - А у тебя ничего, уютно. И все по фирме... Я же не спрашиваю, сколько стукнуло тебе. Тоже, между нами, не мальчик.
   - Но не я же намереваюсь слупить бабки за случку, - резонно возразил Зимин. - А годочков мне сорок пять, тут никаких секретов, красавица.
   - Ну а мне двадцать два. И что с того, - с зарождающимся раздражением призналась девица. - Руки-ноги на месте? Нравятся? Вот и пользуйся. Что с того, если они на два года старше заявленного. Зовут Жанной, но можешь называть, как нравится. Не обижусь, на любое имя отзовусь, только бабки плати.
   - Слушай, ты, Жанетта из Парижу... - Преследуя свои цели, Зимин принялся специально заводить девушку, при этом внимательно наблюдая за ее реакцией. - Для начала выплюнь-ка резиночку из своего чудного ротика, раз с приличным человеком разговариваешь. Усекла?
   - Слушай, ты, дядя... - она поддалась на провокацию, начала раздражаться уже откровенно, что ему и требовалось, - что за гнилые базары? То ему не нравится, это ему не по вкусу. Не хочешь, могу уйти, особо не расстроюсь. У меня таких как ты, знаешь сколько. Сто копеек на рубль, в общем, таких дядечек у меня будет. Оплати мне дорожно-транспортные, и меня здесь уже нет.
   - А в рот тебе дорожно-транспортные, - глядя ей прямо в глаза, спокойно выдал Зимин. - Вот они, твои транспортные, видала? - Он распахнул белый махровый халат, в который облачился сразу после ванной, и продемонстрировал свое красное, распаренное длительной водной процедурой хозяйство. - Бери, не стесняйся.
   - Ну, знаешь! - совсем обалдела от такой наглости девица. - Отвали-ка, дай пройти. Я уезжаю. - Она предприняла попытку выйти из комнаты, но перегородивший выход хозяин и не подумал посторониться, чтобы дать ей пройти.
   - Я же тебе ясно сказал, выплюнь резинку изо рта, - все так же нарочито спокойно повторил Зимин, - и вперед. Работай, раз подрядилась.
   - Слушай, да кто ты вообще такой! - взвизгнула Жанна. - Мне что, крышу вызвать? Смотри, оплатишь все как минимум втройне! И мое потерянное время, и упущенную выгоду, и перемещение в такси, и... - Договорить девушка не успела, поскольку хозяин квартиры ловко, даже как-то и не больно, схватил девушку за ее пышно взбитую подушку обильно залитых лаком волос и, подтянув к себе лицо, на котором моментально проявился испуг, свободной рукой, опять же ловко, с какой-то заученной сноровистостью, словно подобное ему приходилось проделывать не однажды, зажал весьма симпатичный девичий нос. Едва Жанна приоткрыла рот, Зимин тут же, демонстрируя завидную реакцию, слегка хлопнул ее ладонью по затылку, отчего на серую, в черную крапинку, поверхность ковролинового покрытия пола выпал ком жвачки розового цвета с отпечатавшимися на неровной поверхности углублениями от зубов, напоминающий слепок, сделанный дантистом.
   - Я, кажется, просил кого-то выплюнуть резинку, - не повышая голоса напомнил Зимин, с удовлетворением отмечая, что зубы у его избранницы белые и ровные - может, эта шкура и стоит тех денег, что были запрошены ею по телефону. - Потом уберешь, не беспокойся, - добавил он, словно его жертва выразила горячее желание немедленно почистить половое покрытие. - А насчет крыши, сука... - до сих пор удерживая ее двумя плотно сжатыми пальцами, он старался строго дозировать нагрузку: чтобы девица не могла высвободиться, но чтобы нос ее при этом не слишком пострадал - на хрена ему платить деньги за шлюху с покрасневшим и опухшим рубильником, - в общем, если ты еще хоть раз заикнешься про свою дырявую крышу... - он говорил нарочито неторопливо, с наслаждением следя за выражением ее глаз, испуг в которых все крепчал и крепчал, словно на фотографии, вымачиваемой в проявляющем растворе, - короче, я еще подумаю, сразу вырвать твоим сутенерам гланды или сначала поставить их рядом с тобой в коленно-локтевую. Понятно?
   Жанна промямлила что-то нечленораздельное.
   - Тогда вперед. - Зимин отпустил, наконец, нос несчастной девицы, которая тут же принялась шмыгать, словно проверяя, не утеряна ли работоспособность необходимого ей инструмента, но зато вновь ухватил за волосы, безжалостно уничтожая плоды ее парикмахерских трудов. Возможно даже, что все то время, которое он парился в ванной, она усердно занималась укладкой этой самой копны. - Давай, шалава, давай... - Твердой рукой он пригнул голову Жанны к своему хозяйству. - Работай. - Обалдевшая от подобного гостеприимства, полностью деморализованная девица, и думать забывшая о всяческих опекавших ее крышах, без промедления присела на корточки и через некоторое время Зимин понял, что за волосы гостью придерживать больше не требуется - девица вполне добросовестно выполняла свои обнародованные через прессу обязательства.
   Выйдя из ванной, где некоторое время приводила в порядок прическу и макияж, Жанна робко вошла в гостиную, где ее ожидал накрытый передвижной столик. На нем громоздились шампанское, водка, всевозможные фрукты в красивых хрустальных вазах, еще что-то легкое, десертное.
   - Налетай, француженка. - Зимин, развалившись в кресле, лениво чистил апельсин. - Фрукты придают силы, не зря Шварценеггер перед тренировками немереное количество их харчит. А сил тебе понадобится много, не сомневайся...
   Через какое-то время Жанна, у которой от перенапряжения сводило лицевые мускулы, устало спросила:
   - А по-другому ты что, не практикуешь?
   - Умоляю, давай без лишних вопросов. - Зимин не собирался рассказывать однодневной шалашовке о своих сексуальных предпочтениях. О том, что с подобными ей занимался исключительно оральным сексом, лишь в отдельных редких случаях испытывая желание активно поработать самому. - У тебя, кстати, недурно получается, уж я-то в этом разбираюсь, поверь. Так что ставлю тебе зачет. А пустыми разговорами лучше меня не напрягай.
   - Понятно... - пробурчала Жанна. - Ты и сам фрукт не хуже этих. - Она кивнула на стол. - Я уже твою систему поняла. Специально не позволяешь доводить до конца, чтобы удовольствие продлить. Отдохнешь чуть-чуть, чтобы сбить возбуждение, и начинай, Жанка, сначала. Так и будет все время, что ли? - Зимин хмыкнул и равнодушно пожал плечами. - И я так и не услышала, на сколько ты меня взял.
   - Ну... пусть будет на сутки.
   - Ну, попала...
   Зимин опять хмыкнул...
   Телефонный звонок раздался в полночь, когда Зимин и Жанна, лежа в кровати, смотрели какой-то боевик. Точнее, фильм смотрел он, потому что девушка, уткнувшаяся лицом в пах поглаживающего ее голову партнера, такой возможности попросту не имела.
   - Алло... - Услышав знакомый голос, он улыбнулся. - Где пропадала, красавица? Ах, вот оно что... Поговорить? Знаешь, я немного занят... На минутку? Ну ладно, давай. - Положив трубку, он перевел взгляд на Жанну. Та подняла лицо и заглянула ему в глаза в надежде получить долгожданную передышку.
   - Так и быть, - смилостивился Зимин, - сбегай, открой входную дверь. И сразу назад.
   Хитрая Жанна, воспользовавшись благоприятной возможностью, решила, судя по звукам, еще и посетить ванную.
   - Что, Валерка, не ждал? - В комнату весело впорхнула симпатичная блондинка двадцати восьми лет, с изящной фигурой. Ростом, как в точности знал Зимин, она была на полголовы выше него.
   - Не ждал, - подтвердил он. И, присмотревшись, покачал головой: - Ни хрена себе, загорела! Лето, вроде, еще не наступило. Или мне кажется в полутьме?
   Женщина довольно рассмеялась:
   - Эх ты, деревня! Есть места, где лето круглый год. Пора бы уже знать, в свои-то сорок с гаком. А также есть еще на свете щедрые кавалеры, способные в полной мере оценить женскую красоту и организовать все необходимые для еще большего ее проявления условия. Не то что некоторые скряги, да еще, к тому же, невоспитанные, которые встречают дам, лежа в постели.
   - Ты сказала, заскочишь на минутку, - пробурчал Зимин, - чего зря вставать, если все свои. У меня здесь дела. Небольшое совещание под одеялом.
   Люда прислушалась к звукам льющейся в ванной воды и понимающе улыбнулась. Затем присела в кресло, стоящее недалеко от изголовья кровати, где, заложив руки за голову, возлежал ее приятель, и поморщилась.
   - Опять боевик... Что ты только в этой стрельбе находишь. Не надоело?
   - Ага, сейчас мелодрамы брошусь смотреть. Как ты. Тебе ведь все про большую любовь подавай?
   - Именно. Как "Девять с половиной недель", к примеру. Я его с десяток раз уже смотрела, - подтвердила Люда.
   - Ладно, давай к делу. Сейчас вернется мой партнер продолжать переговоры.
   - Извини. Я насчет работы. Валер, есть что-нибудь для меня?
   - А щедрый спонсор что, свозил тебя позагорать и этим все ограничилось? Выходит, ты продалась за солнце, кровать да харчи. Недорого же ты себя ценишь.
   - Да ну его, - поморщилась Люда. - Сама ушла. Знаешь, когда у человека чересчур много денег, это тоже нехорошо. На психику слишком влияет.
   - На психику, надо понимать, его?
   - Ну да. Мужику кажется, что он царь и бог, в подсознании все время сидит мысль, что любая баба его, стоит только поманить ее яркой банкнотой. А это разлагает. Та, что в данный момент рядом, не воспринимается им как некая уникальность, дескать, ей всегда найдется замена. А потому, чего ею дорожить, если она всего лишь "одна из". Да и ладно. Подумаешь. Он ведь тоже не уникальный. Валер, так я насчет...
   - Да есть работа, есть. Я вот только съезжу кое-куда на пару-тройку деньков, потом вернусь и сразу позвоню. Лады?
   - Идет, - согласилась Люда и встала с кресла. - Ну, я пошла.
   - А чего приходила-то? Могла бы и по телефону.
   - Да просто. - Женщина пожала плечами. - Соскучилась, наверное. А еще захотелось вдруг с нормальным человеком пообщаться, не спонсором. Представляешь?
   - Представляю. Дверь захлопни! - крикнул ей вслед Зимин. - А ты чего застыла? - сказал он появившейся Жанне. - Давай сюда. - Он откинул одеяло и похлопал по простыне рукой. - Видишь, остыло уже.
   - Покурить хоть можно? - мрачно спросила девица.
   - Ну покури, конечно, я ж не изверг какой.
   Жанна присела в кресло, только что оставленное гостьей, нарочито медленно прикурила сигарету, затем так же неспешно курила, оттягивая момент возврата к своим прямым обязанностям, а Зимин смотрел на нее с понимающей усмешкой. Неплохая девчонка, честное слово! Давно он так не развлекался, что и говорить...
   Утром, напоив девушку кофе, Зимин вручил ей конверт с честно отработанным гонораром. Быстро перебрав наманикюренными пальцами купюры, Жанна с радостным удивлением воскликнула:
   - Ого! - Сумма оказалась по крайней мере вдвое больше той, которую она накрутила в уме с учетом всех -- обоснованных и не очень - добавок за "вредность" и "сверхурочность". - А ты, оказывается, щедрый, дядя! Если тебе еще понадобятся мои услуги, звони, не стесняйся. Уж какой разок в месяц я могу отважиться на подобное, жертвуя своим молодым девичьим организмом.
   - Вали, девочка, вали... - беззлобно проворчал Зимин, ласково похлопывая "молодой организм" пониже спины и при этом легонько подталкивая его к двери. - Там видно будет. А то сейчас передумаю, пойдешь у меня по второму кругу, - пообещал он и девицу мгновенно словно ветром сдуло.
   Даже сутки спустя, когда Зимин, поглядывая на часы, приступил к привычному утреннему кофе, он улыбался, вспоминая подробности недавнего развлечения. В случаях подобных этому, с Жанной, он никогда не скупился, считая, что такое приятное времяпрепровождение оправдывает вложенные в него средства. Уж если развлекаться, то с выкрутасами, чтобы было что вспомнить. А хорошие развлечения и оплачивать нужно соответственно.
   Оказавшись на вокзале Нового Узлового, Зимин внимательно осмотрелся. Город оправдывал свое название на сто процентов - здесь проходила целая куча поездов во всевозможных направлениях, а на громадном вокзале всегда топтались толпы народа. Это было одно из излюбленных мест его охоты. Бардак кругом творился такой, что можно было увести отсюда, наверное, целую роту солдат и никто не заметил бы ее исчезновения, а тем более, не смог бы описать внешность человека, ее уводившего. Но сейчас рота ему была не нужна, сейчас необходимо было найти всего четверку молодых бездельников, которым предстояло сразиться в меткости стрельбы с шерифом некоего гипотетического городка былого Дикого Запада, не сойдясь с ним в общности взглядов на некоторые аспекты карточной игры.
   Зимин неспешно бродил по вокзалу, приглядываясь к ребятам соответствующего возраста. Ага, вот те, кажись, подходят как нельзя лучше.
   Он подошел к выбранной четверке поближе. Парни стояли, разговаривая с двумя девушками, с которыми, по всей видимости, познакомились только что - слегка зажатыми выглядели и те, и другие. Даже издалека можно было разглядеть, как натянуто, со скрипом, идет между ними разговор. Зимин решил применить свой старый испытанный метод - устроить так, чтобы первыми обратились к нему, а не наоборот, пусть даже эти первые слова окажутся ругательными. Протолкавшись к ним через ползала, он принялся неспешно кружить возле парней, периодически бросая на них косые испытующие взгляды, а иногда ненадолго останавливался и глядел уже в упор, словно раздумывая, заговорить или нет. Потом отходил опять, словно испытывая какие-то сомнения в чем-то.
   Через некоторое время его чуткий слух уловил первую фразу, брошенную в его адрес: "Ну и чего этот лысый здесь крутится? Ходит, смотрит... Педик, что ли?". Нимало не смутившись от подобных предположений относительно сексуальной ориентации своей персоны, Зимин продолжал настойчиво описывать круги, якобы что-то обдумывая, пока, приблизившись к этой живописной группке в очередной раз, не услышал уже нечто вполне конкретное, сказанное ему впрямую:
   - Что ты, дядька, все тут крутишься, высматриваешь. Давай-ка вали отсюда, пока цел... - Это произнес самый рослый и крепкий из четверки, видимо, их признанный лидер. Говорил он, слегка растягивая гласные, явно рисуясь перед двумя молоденькими собеседницами, которые, как успел отметить про себя Зимин, были вполне ничего. Если все пройдет удачно, можно будет и их хапнуть для кучи - ему же было ясно сказано тащить все, что только попадется под руку. Сезон! Главное сейчас - не навязываться слишком явно. Пусть инициатива исходит от противоположной стороны. Навязывающийся человек всегда вызывает вполне обоснованные подозрения.
   - Да понимаете, ребята... Кажется, у меня есть к вам кое-какое дело, - как бы в чем-то сомневаясь, задумчиво произнес Зимин, остановившись напротив их главного, который был чуть ли не на две головы выше его самого. И услышал, как перешептываются девчонки, подозрительно оглядывая его с ног до головы: "Аферист? Да вроде не похож... Чего ему надо-то?".
   - Ладно, излагай, только короче. Что за дело? - Лидер надменно вскинул свою молодую, кучерявую и наверняка, как внезапно подумалось Зимину, пустую голову. "Этому сопляку еще бы зубочистку в рот - и полный порядок!" - обрадовался он. Ему просто воочию увиделось, как этот обалдуй с револьвером, висящим на поясе, потягивает в салуне виски. Небрежно развалившись за столиком, он лениво поглядывает на сцену, где пляшут как раз вот эти молодые прошмандовки.
   - В общем, так, ребята... - вроде бы, наконец, определившись, начал он. - Сдается мне все больше и больше, что как раз вы-то мне и подойдете. Вы собрались куда-то ехать? Или наоборот, откуда-то приехали?
   - А тебе какое дело, - набычился основной, явно продолжая рисоваться перед девчонками. - Тебе же сказано: если не хочешь говорить нормально, вали отсюда, пока цел. Ну! - Он даже обозначил намерение сделать шаг вперед, явно надеясь, что кто-нибудь в последний момент его непременно задержит, зато необходимое впечатление на девок будет произведено. Ясен хрен - он смелый и решительный парень. Тогда, если они окажутся попутчиками и поедут в одном поезде, отодрать одну из этих молодых коз будет куда больше шансов... Все это Зимин безошибочно прочитал в прищуренных глазах играющего желваками бугая и со стопроцентной уверенностью определил, о какую именно не терпится потереть свой аппарат этому рисующемуся перед ним сопляку. Вон ту, что чуть повыше и посмазливее, одетую в короткую, несмотря на прохладную погоду, юбку; с весьма миленькими ножками, вся поверхность которых покрылась отчетливо просматривающимися пупырышками гусиной кожи. Что ж, он ее прекрасно понимал - май был пока прохладным, а свои красивые конечности ей продемонстрировать было просто невтерпеж, а как же. После долгой-то зимы! На смазливую и косился сейчас этот недоросль, пытаясь определить, какое впечатление производит он на нее своей суровой решительностью. Вторая, тоже довольно симпатичная, была в брюках.
   Высокий все рассчитал правильно - на его плечо тут же легла рука одного из дружков:
   - Погоди, Серега, пусть мужик скажет. Может, у него действительно есть до нас какое-то дело. Почем знать. - Рослый, проворчав что-то нечленораздельное и произведя вялую попытку скинуть руку, "смирился":
   - Ага. Ты же видишь, что он не хочет говорить, он только все что-то выпытывает... Слышь, старый, ну че ты встал, словно... - Зимин понял, что парень хотел сказать нечто неприличное, но, вспомнив о смазливой, вовремя прикусил язык - неизвестно, как она к подобным выражениям относится. Вдруг девица терпеть не может матерящихся парней и сочтет его чрезмерно грубым. Тогда из-за такого мелкого прокола он лишится возможности ее потереть, а ведь так хочется.
   - В общем... Нет, ребята, подождите. Все-таки скажите сначала, куда вы собрались, - снова попросил он. - Ведь, если вы заняты, так и предлагать не стоит. Лучше мне тогда сразу других поискать, чтобы на вас время зря не тратить. Хотя жаль, уж больно вы мне подходите. - Он нарочно подпускал немножко дешевой таинственности, зная наперед, что ребятки проглотят его наживку как миленькие и даже не поморщатся. Сколько уже таких было на его счету, и эти наверняка не станут исключением. Нет, никуда не денутся... Так и произошло.
   - Вот, видите, опять. Нет, он просто издевается! - начал было основной, но теперь его уже не слушали. Сейчас все как-то на удивление дружно на него зашикали, а уловив от своей пассии: "Сережа, ну дай же человеку сказать", он как бы смирился и со значением посмотрел ей в глаза, давая понять, что уступает, лишь подчиняясь прихоти прекрасной дамы. Своей дамы... Та зарделась и с преувеличенным вниманием уставилась на Зимина.
   - Вы говорите, говорите. - Аккуратно сдвинув недовольного верзилу в сторону, вперед выступил тот, что удерживал его недавно - парень с длинной нечесаной шевелюрой и в круглых джоноленноновских очках; тоже весьма характерный герой для предстоящих съемок, как автоматически отметил про себя Зимин. - Если вы хотите предложить какую-то работу, мы вас охотно выслушаем. Вообще-то, мы как раз собрались под Верхнедольск, там началась большая стройка. Говорят, пока еще есть места и заработки неплохие. Но если у вас найдется что потолковее...
   - Ладно, - якобы окончательно решившись, перебил его Зимин. - В общем, дело такое. Я режиссер, ребята. У нас фирма. Снимаем кое-что. Есть очень интересные проекты. И сейчас нам нужны парни. Как раз четверо. Я тут на вокзале все облазил и сдается мне, что вы подходите - лучше некуда. Нам ведь очень срочно надо, чтобы не случилось простоя. Не уложимся в срок, спонсоры сократят финансирование - весьма и весьма немалые деньги. - Углядев разочарование на моментально вытянувшихся лицах парней, Зимин прекрасно понял ход их мыслей. Вот если бы он предложил им подхалтурить, к примеру, на строительстве своей дачи, суля дополнительное вознаграждение за срочность, плюс харчи и еще какие-нибудь преимущества - это одно. А так, какой-то режиссер... "Байки!" - ясно читалось на скисших физиономиях парней.
   Тогда он достал корочки, на которых черным по белому было обозначено, что он, Крысин Е. В., является режиссером частной киностудии "Кентавр", а вся эта бодяга была заверена солидного вида гербовой печатью. Корочки двинулись по рукам, но особого впечатления не произвели. Это Зимину тоже было понятно. За деньги нынче можно отпечатать или купить любые документы, хотя бы даже утверждающие, что обладатель таковых является министром обороны. Лишь девицы стали смотреть на него с вдвое большим вниманием, стараясь не пропустить ни единого его слова. Он даже почувствовал внезапно, что эта смазливая, с ногами, приглядывается к нему уже как к мужчине, явно прорабатывая варианты на предмет... В общем, стоит ли его кое-чем одарить, если он только достаточно твердо пообещает ей, что... Во всяком случае, от кучерявого она уже отвернулась, разом потеряв к нему интерес. Тот тоже заметил перемену в настрое своей пассии и теперь смотрел на Зимина с плохо скрываемой злостью. Еще бы! Кто-то так долго старался, налаживал контакт, а какой-то плюгавый липовый режиссер вот так запросто, в одночасье...
   - В общем, ты это, дядя... - процедил здоровяк сквозь зубы. Возвращая корочки владельцу, он с преувеличенной брезгливостью держал их двумя пальцами. - Видали мы таких, короче. И документы такие видали. У меня у самого были когда-то корочки, что я агент ЦРУ. Купил как-то с лотка от нечего делать, потом потерял по пьяни. Дальше-то что?
   - А дальше вот что, - теперь уже строго произнес Зимин, пряча документ в карман пиджака. Он уже нисколько не сомневался в успехе начатой вербовки. Сейчас он только нанесет последний мазок - и картина буде готова, а дело будет в шляпе. - Если хотите неплохо заработать, то наплюйте вы на свою стройку с высокой колокольни и айда за мной, понятно? Надолго я вас не задержу, а заработаете прилично, обещаю. Очень прилично. А потом можете хоть в свой Верхнедольск, а хоть обратно домой, гонорар прогуливать, покуда здоровья хватит. И учтите, чтоб такой прогулять, здоровья потребуется немало, даже для таких молодых.
   - А сколько нам будут платить?.. А что нам нужно будет делать?.. А нас возьмут?.. Мы ведь все-таки не настоящие актеры!.. - посыпалось на него со всех сторон одновременно, только верзила молчал, зло поджав губы - видимо, из принципа. - А мы справимся?
   - Спокойно, ребята! - Обрывая гомон, Зимин поднял руку. - Итак, объясняю по порядку. Никакого особенного актерского дарования вам не потребуется. Ну, почти... Самое важное, что вы очень подходите нам по типажу. Ну, по внешности, образу, - пояснил он. - И вас как раз четверо - в точности то, что нам надо. Времени в обрез, понимаете? Где мне еще таких подходящих искать. - Зимин, внутренне усмехаясь, подметил, с каким отчаянием переглянулись две подружки - ведь о них речь не шла вообще. - А в киношном бизнесе своя специфика имеется. Вы просто не представляете, в какую сумму, согласно договору, может обойтись нашей киностудии один-единственный день простоя. Насчет спонсорских денежек я, кажется, уже говорил, - вдохновенно сочинял Зимин. - А насчет гонорара... Понимаете, ребята... - Он замялся, намеренно затягивая паузу. - Ну, вы все же не профессиональные актеры, поэтому... В общем, обижайтесь, не обижайтесь, но больше, чем по половине штуки в день я вам платить не смогу. Хоть режьте! - Он чиркнул себя пальцем по горлу. - Такие уж у нас расценки. Смета утверждена дирекцией и пересмотру не подлежит.
   - Половине ш-штуки чего? - выпучив глаза, переспросил кто-то из четверки.
   - Как чего? Баксов, конечно, - удивленно сказал Зимин. - А какие еще деньги используются в нашей стране в качестве платежей?
   - Вы серьезно? А сколько... ну, это... сколько дней сниматься? - Заикаться стал даже их борзый главарь, а Зимин, отметив это с удовлетворением, мстительно не поворачивая к нему головы, ответил все тому же, спросившему первым:
   - Не хотелось бы надолго вас задерживать, ребята, но быстрее чем недельки за две, думаю, нам не управиться. - С трудом подавляя усмешку, сохраняя значительное выражение лица, он наблюдал, как три пары рук схватились за сумки и чемоданы. "Актеры" готовы были немедленно бежать на своих двоих до этой щедрой киностудии "Кентавр", находись она хоть на краю света. Лишь верзила до сих пор пребывал в шоке и по его скуксившейся физиономии можно было догадаться, что он уже проклинает себя за чересчур длинный язык - а вдруг режиссер на него крепко обиделся и теперь не возьмет сниматься. - В общем, так, парни, - перешел к конкретике Зимин. - Вы уже взяли билеты? Нет? Вот и прекрасно - не придется сдавать их обратно. Сейчас я куплю вам другие, в противоположную сторону, до Семиозерска, а там встречу. Сам полечу позже, самолетом, потому что здесь еще кое-какие дела остались, понимаете? Ну а там, с вокзала, лично отвезу вас на студию. Автобусом. Идет? - Ответом Зимину послужили беспорядочные радостные выкрики. - Сейчас, ребята, сейчас. Одну минутку... - Он достал из внутреннего кармана пиджака пухлый бумажник и специально распахнул его так, чтобы всем были видны две разделенные перегородкой пачки. Одна - толстая, долларов, и - потоньше, рублей. Прикинув, сколько примерно может стоить проезд, он отсчитал необходимое количество рублей, снова постаравшись, чтобы его финансовые возможности были отмечены раскрывшими рты юношами. - Вот, будь другом, сгоняй за билетами. Ты ведь, вроде, среди ваших за старшего? - Он небрежно сунул деньги в дрогнувшую руку основного и тот, мгновенно расплывшись до ушей в радостной улыбке, бегом рванул по направлению к кассам - он был прощен! А о какой-то там, пусть даже и красивенькой, девице он уже и думать забыл - ведь скоро у него таких будет сколько угодно, для этого ему понадобится только выйти на открытое место и негромко свистнуть. Скоро его карман будут оттопыривать около семи тысяч баксов! И это всего за две недели не пыльной работы! Невероятно...
   - Ну, кажется, все. Вроде ничего не упустил. - Зимин задумался на мгновение и кивнул. - Значит, договорились. Послезавтра вечером встречаемся в Семиозерске, прямо на перроне. Да, а позвонить домой, предупредить родных, кто-нибудь собирается? - вроде бы неожиданно вспомнил он.
   - А на хрена, - искренне удивился главарь. К нему вернулась былая уверенность в себе, парень расцвел прямо на глазах. - Все, кому положено, и так знают, что мы уехали. И вообще, зачем нам кому-то докладываться. Мы люди независимые.
   - Вот это правильно, - одобрил Зимин. - Лучше никому не сообщать. Я, знаете, тоже не стану звонить на киностудию. Ведь мы, киношники... может, слыхали, - он якобы засмущался, - мы так в приметы верим, просто жуть! А ведь взрослые, казалось бы, люди, мне даже самому стыдно. В общем, есть у нас поверье, что стоит только кому-нибудь вот так ляпнуть о своей удаче - и все, нет уже этой удачи, поминай, как звали. Вы, к примеру, перепутаете поезда или запьете, а я поскользнусь на банановой кожуре и сломаю ногу... Нет уж, лучше молчать. Никому и ничего! - Все засмеялись, а он с облегчением вздохнул. - Вот теперь действительно, кажется, все. Удачи, ребята. Да, вот вам еще денег. Возьмите, возьмите на всякий случай. Чувствую, у вас с финансами не очень, а так хоть в вагон-ресторан сходите, подкрепитесь. Только, умоляю, много не пейте... - И Зимин опять сунул в руку отнекивающегося Сергея сумму, эквивалентную примерно ста долларам США. Имея богатейший опыт в подобного рода делах, он знал, что подобный жест усиливает доверие многократно, являясь дополнительным, очень действенным "якорем", в то время как сама сумма не явилась бы для него большим убытком в случае безвозвратной ее утери. Обычные производственные расходы - без них все равно не обойтись, это нормально. - Извините, ребята, что не предложил сразу. Как-то вылетело из головы от радости, что вас встретил. Ну все, счастливой дороги.
   Зимин неспешно побрел к выходу с вокзала, с трудом пряча усмешку - подруги, словно привязанные, потянулись за ним, подобно двум изголодавшимся собачонкам, преследующим прохожего, несущего в сумке аппетитно пахнущую мясную кость. "Не замечая" их, и вообще не оглядываясь по сторонам, он вышел на привокзальную площадь.
   - Извините, пожалуйста. Можно вас на минуточку... - Услышав за спиной тонкий, прерывающийся от волнения голосок, Зимин остановился и без суеты, с обстоятельной медлительностью знающего себе цену человека развернулся на сто восемьдесят градусов.
   - Это вы мне, девушка? - приподняв в удивлении брови, спросил он.
   - Да. Мы стояли... ну, рядом с теми ребятами мы стояли... - покраснев от смущения, еле слышно пролепетала смазливая, и Зимин, с трудом сохраняя строгое выражение на готовой расплыться в довольной ухмылке физиономии, уставился на нее с недоумением.
   - Да? Может быть, я как-то не обратил внимания. Ну-ну, и что вы, девушка, от меня хотите? - Как будто он действительно ее не заметил. Смех, да и только!
   - Ну... в общем... А для нас на вашей киностудии никакой работы не найдется? - Девица с робкой надеждой смотрела ему в глаза и Зимин, испытывая наслаждение некоего вершителя судеб, с плохо скрываемым торжеством в голосе жестко отрезал:
   - Нет! - Но тут же, как бы внезапно засомневавшись, изобразил некоторую нерешительность. И с усмешкой отмечая, что две подружки едва сдерживают готовые хлынуть ручьем слезы, вдруг "передумал": - Хотя... С другой стороны... Ладно, девушка, давайте-ка отойдем на минуточку. - Зимин, подхватив девушку под локоток, отвел ее в сторонку. - Значит, вы бы хотели сниматься в кино, - гораздо более приветливо, почти ласково уточнил он. Та без слов отчаянно закивала головой, чувствуя, что попытайся она заговорить, удержать слезы станет уже невозможно. - Ну, в общем-то... - Зимин задумался. - Парочку вакантных мест организовать можно всегда, это не вопрос, было бы желание. Желание режиссера, - с намеком уточнил он, слегка выпятив грудь. - Кстати, вы здесь тоже проездом, как и те ребята? Ага, это хорошо... Ладно, - вроде что-то про себя прикинув, произнес он. - Короче, сделаем так. Коль уж вы так сильно желаете сниматься, будь по-вашему, так и быть. Только вот что. В таком случае, милая, пусть ваша подруга садится на тот же поезд, что и ребята. Может и вместе с ними ехать, это уж как она захочет. Деньги на билет я ей выдам. А вы... - он со значением посмотрел расцветшей девушке в глаза, а потом медленно, открыто перевел взгляд на ноги, - поедете отдельно от нее, в моей машине. Это для того, чтобы не терять времени зря. По дороге мы проверим ваши актерские способности, прорепетируем некоторые сценки... Надеюсь, вы меня понимаете? - Та, не веря своему счастью, только безостановочно кивала хорошенькой головкой. - Ну что ж. Тогда зовите свою подругу. - Зимин вновь полез за бумажником. - Кстати, как тебя, красавица, зовут?
   - Наташа... - еле выдохнула счастливая девушка и стремглав бросилась к подруге, в волнении ожидающей окончания их переговоров. Зимин с некоторым удивлением отметил, что "гусиная кожа" бесследно исчезла с ее выразительных ног - видимо, от переизбытка чувств девицу теперь бросило в жар...
   - Ну что, Наташенька, отдохнем? - Они отъехали от Нового Узлового уже на приличное расстояние и Зимин, наконец, решил сделать первую остановку. Девушка, которая с восторгом восприняла наличие у режиссера новехонькой, наверняка очень дорогостоящей автомашины и сейчас восседала в комфортабельном салоне с томностью бывалой кинодивы, согласно кивнула. - Тогда объявляю перекур.
   - Не возражаю, - слегка напряженным голосом ответила она и Зимин свернул с автотрассы, подыскивая местечко поукромнее.
   - Иди-ка, милая, сюда, - позвал он девушку уже с заднего сиденья. - Нет-нет, этого не надо. Проверке на профпригодность одежда не помешает, - остановил он девушку, заметив, что та принялась стягивать через голову свою короткую юбчонку. - А хотя... Знаешь, продолжай. Надо посмотреть, как у нас обстоят дела с фигуркой. Для актрисы ведь это немаловажно. - Подождав, пока Наташа полностью разденется, Зимин жестами показал, что ей нужно делать. - Теперь давай репетировать, красавица. И сделай так, чтобы эту первую репетицию мы с тобой оба запомнили надолго.
   Девушка, испытывая огромную благодарность к осчастливившему ее режиссеру, по-собачьи преданно заглянула усмехающемуся мужчине в глаза и послушно скользнула между сидений, пристраиваясь перед ним на колени...
  
   ****
  
   - Сашка, я больше не могу, не заставляй меня, - попросила изрядно опьяневшая Ира, а мужчина все продолжал настойчиво совать ей рюмку:
   - Выпей, Иришка, поддержи компанию.
   Та вздохнула и все же приняла у него спиртное.
   - Сашка, ты просто негодяй. Напоить меня хочешь. А зачем? Давай, признавайся! Иначе пить не буду... - Однако, помедлив, все-таки выпила, затем, сморщившись, запила водку апельсиновым соком из объемистого бокала. Тот стоял на столике в изголовье дивана, на котором они оба сидели. - И вообще, - закурив, продолжила она, - сколько ты у меня уже живешь? - Она попыталась было подсчитать, но в итоге просто пьяно махнула рукой: - А, неважно! Долго, в общем. А в пьянстве замечен впервые. А может быть ты этот... как его... тихий пьяница, а? Скрытый алкоголик. Глушишь втихаря спиртное, а прикидываешься невинным младенцем... Смотри у меня, я алкоголиков не люблю! - Она грозно помахала пальцем прямо перед носом мужчины. - Выгоню, так и знай. - И опровергая свои же слова, придвинулась к нему поближе. - Диван слишком тесный, - пояснила Ира, а Александр машинально обнял ее за плечи. Затем у нее случайно распахнулся халат и его вторая рука также машинально потянулась вниз, к высвободившимся из-под материи коленкам. - Э-э-э, нет, дорогой, так не пойдет. А ну, отставить! - Ира прищурилась. - Вначале признайся честно, зачем решил меня напоить, и только потом получишь свое. Да и то, может быть. - Теперь она улыбнулась.
   - Да не хочу я тебя напоить, - слегка нервозно ответил Александр, а нервничал он потому, что женщина была совершенно права - раскусила его в один момент. Хотя, с другой стороны, особой проницательности здесь и не требовалось. Вон сколько они уже вместе, а серьезно выпивают в первый раз; причем без особого повода, и при этом он ей все подливает и подливает. Тут только дурак не догадается... А напоить ее было мужчине необходимо.
   Что ж такого ужасного могло произойти с Ириной в прошлом, - крепко засело у него в голове после неосторожно брошенной ею фразы. Почему Полковник так снисходителен к ее провинностям, наподобие того случая в вытрезвителе, когда она самовольно сняла маску. Кого другого после такого просто с дерьмом бы сожрал, а ее пожурил слегка, как любящий отец маленькую девочку, и все. И тогда же, кстати, Полковник предупредил - если кто Ирину обидит, он того лично порвет. Дескать, ее нельзя волновать и обижать, она слишком много пережила. В общем, одни только туманные намеки и никакой конкретики. А знать о ней все до мелочей ему просто необходимо, ведь он вроде как собрался с ней жить. То, что он уже здесь живет - это не в счет. Живет, и живет... Нет, он решил жить с ней вообще, по-настоящему, навсегда, с записью в ЗАГС-е и прочими укрепляющими брак атрибутами. А потому имеет право знать о ней все. Даже не имеет право, а просто обязан. Вот так.
   - Давай еще по одной? - предложил он, но женщина даже отодвинулась от него подальше, скинув со своего плеча мужскую руку:
   - Совсем одурел? Если ты хочешь добиться того, чтобы меня стошнило, то так прямо и скажи. Меня и так уже вовсю мутит, а ты все предлагаешь и предлагаешь... Я еще ни разу в жизни так, как сегодня, не напивалась, понял? Ты что, и вправду алкоголик? Или, может, тебе нравятся пьяные женщины? Смотри у меня! - Она хитро прищурилась: - Сейчас ка-а-ак закачу скандал с истерикой, вот тогда налюбуешься досыта на пьяную бабу во всей ее красе. Понял? - Но Александр, пропустив эти слова мимо ушей, опять пересел к женщине поближе и опять приобнял ее за плечи.
   - Ну давай, Иришка. По чуть-чуть. Что ж мне, одному пить, что ли?
   - Да сравни ты себя и меня... - жалобно проговорила женщина, сдаваясь - она уже держала рюмку в руке. - Ты вон какой здоровенный, и весом раза в два поболее меня будешь. - Ирина замолчала, пытаясь сосредоточиться, и через некоторое время ей, наконец, удалось поймать ускользающую мысль: - Ты, кажется, говорил, что весишь центнер с небольшим гаком? А я всего лишь половинку от него, вот так... И ты еще хочешь, чтобы я пила вровень с таким буйволом?
   - Давай, Иришка. - Он ласково провел по женским волосам. - Ну не могу я пить один, а ты все пропускаешь и пропускаешь.
   - Ну что мне с тобой делать... - Женщина обреченно вздохнула и запрокинула голову. - Сок! - тут же промычала она сквозь зубы. - Да быстрее же! Запить...
   - Как это! Ты встречаешься с Лисичкиной? - после очередного неосторожно брошенного ею слова, удивленно вымолвил Александр. От такой невероятной новости у него глаза на лоб полезли. - Ты что, девка, совсем одурела?
   - Я не девка, заруби это себе на носу! - Пьяно икнув, молодая женщина гордо вскинула голову. Она из последних сил справилась со стремящимися сомкнуться веками и уставилась на Александра бессмысленным взглядом. - Я дама, понял? Прошу это запомнить! А вот ты самый настоящий мужлан. Грубый и неотесанный, если позволяешь себе насильно накачивать эту даму крепкими спиртными напитками... Ну зачем ты меня так напоил? - Она предприняла попытку прилечь, ей уже почти удалось свернуться клубочком, но Александр немедленно ее выпрямил, силой вернув в сидячее положение - его подруга наконец-то окончательно "поплыла" и он не собирался упускать такой благоприятный момент. Вот уже и первый ее "раскол" - оказывается, его возлюбленная встречается с той девчонкой из вытрезвителя. Но это же просто немыслимо! Это же грубейшее нарушение элементарнейших правил конспирации! Ну и ну... - Оставь меня! - Ира попыталась его оттолкнуть, но мужские руки держали очень крепко, зачем-то не позволяя ей прилечь. Он что, совсем одурел? - А мы пойдем завтра загорать? - тут же с пьяной беззаботностью сменила она тему. - Мы уже две солнечных недели пропустили, а Маринка знаешь как загорела? Ой... - Она испуганно прикрыла ладошкой рот. - Ты ничего не слышал, ладно? - попросила женщина, но Александр, усмехнувшись, потребовал:
   - Рассказывай. Все о своей Маринке рассказывай. То есть, о вас, о ваших отношениях. А загорать мы с тобой еще сходим, не беспокойся.
   - Нет, точно? - с пьяной настойчивостью допытывалась женщина. - Не обманешь?
   - Да сходим, сходим! Ты, кстати, и так нормально загорела, куда тебе еще.
   - А вот и есть, куда, - упрямо заявила Ира. - Маринка, знаешь, какая! Она почти черная уже. Знаешь, как ей идет? - Ира опять испугалась, поняв, что опять проговорилась, какое-то время посидела, склонив голову, и вдруг махнула рукой. - А, ладно, чего там... Что хочешь услышать? Чего вообще привязался?
   - Давай о своей любимой Маринке для начала. - Теперь Александр был уверен, что Ира никуда не денется. Все. Она, наконец, дошла до такой кондиции, когда любые секреты уже не секреты. Она действительно совсем не умела пить.
   - А что ты о ней хочешь услышать? - Ира нахмурилась, соображая, что сказать. - Ну, подружились... Ну, встречаемся... Она, между прочим, отличной девчонкой оказалась.
   - А с чего вы вдруг начали встречаться? - подкинул вопрос Александр, продолжая удерживать женщину в сидячем положении.
   - Ну... с чего... - Ира призадумалась. - Мы ж с ней еще тогда, еще в вытрезвителе... Она плакала, я ее утешала, как могла. Ну, рассказала мне, что ей довелось перенести. Потом я проводила ее домой. Ну, отвезла на машине. Виктор Степанович распорядился.
   - Это я знаю, - нетерпеливо перебил ее Александр, - ты дальше, дальше давай.
   - А что дальше? - Ира надменно вскинула голову и потребовала: - Вот налей даме водки, тогда она и расскажет дальше. Понял? Теперь мне уже самой понравилось пить!
   - Водки так водки, - с легкостью согласился Александр и налил ей микроскопическую дозу: - Этого хватит пока. На, пей. И рассказывай. Ты обещала.
   - Ну... - Ира, так и не выпив, держала рюмку в руке, не замечая, что ее содержимое давно пролилось на диван. - В общем, я потом не удержалась и зашла к ней домой. Поинтересоваться, как она. Я же знала адрес. Сама ее отвозила. Виктор Степанович сам...
   - Сам распорядился, знаю, - проявляя завидную выдержку, кивнул головой Александр.
   - А раз сам все знаешь, так чего меня спрашиваешь! - Ира, просто в восторге от своей сообразительности и хитрости, уставилась на него победно-пьяным взором. Вот и попался, а еще мужиком называется! Да она ему и пьяной сто очков вперед по сообразительности даст. Захочет, и не скажет ничего... Но тут же передумала ничего не говорить - уж очень хотелось с кем-нибудь поделиться, посекретничать: - А никому не скажешь? - подозрительно спросила она. - Побожись!
   - Вот те крест, - поспешил поклясться Александр. - Давай дальше.
   - Ну, зашла, потому что очень за нее переживала. Мне ведь когда-то и самой в такой ситуации побывать довелось... - Ира в очередной раз прикрыла рот ладошкой, пытливо заглянула мужчине в глаза и успокоилась: вроде бы пропустил мимо ушей. Его яростно сузившихся зрачков женщина не заметила - слишком много она уже выпила. - Ну, оказалось, что она только что из больницы. Две недели пролежала в гинекологии, по женским делам. Те подонки с ней ведь не особо церемонились, особенно тот, ну, который... - Ирина выдала в адрес Белобородько такое, что Александр ушам не поверил. Он и не подозревал, что Ирина знает такие интересные слова. - Но даже не это главное. Главное - травма моральная, понимаешь? Тело - оно что, оно всего лишь тело. Любые раны рано или поздно заживают, а вот травмы душевные, весь этот груз... Понимаешь? Да ни хрена ты не понимаешь, поэтому налей мне еще! - сердито потребовала Ира и тут же, не дожидаясь, пока Александр нальет, продолжила: - Так что лечилась она больше от нервного расстройства, а потом... А что потом? Вот и все. - Она развела руками, словно удивляясь. - Ну да, точно. Все. Мы стали встречаться и в итоге здорово сдружились. Она очень хорошая девчонка, мы с ней друг дружку с полуслова... Она сейчас так загорела... Такая красивая, ты бы ее видел. И я тоже хочу загореть. Мы пойдем загорать, а? Саш! Завтра, да? - Она настойчиво тянула мужчину за рукав, а тот, наливая ей теперь половину фужера, молчал. Сейчас он уже почти в точности знал, что произошло когда-то с его Ирой и почему они с Мариной так здорово, по ее выражению, сдружились. И почему понимают друг дружку с полуслова. - Ты только Виктору Степановичу ничего не говори, - вспомнила она, отпив половину налитого и даже не запив соком, - а то он меня убьет.
   - Не убьет, - сухо ответил Александр, и когда Ира удивленно заглянула ему в глаза, ухмыльнулся: - Ты же его любимица. Кстати, расскажи, почему. Уж рассказывать так рассказывать.
   - Нет, про это нельзя! - снова перепугалась Ира. - Про это никак нельзя, точно. И не проси даже. Ни за что на свете!
   - Почему же вдруг нельзя? - недобро спросил мужчина. - Уж начала, так давай, выкладывай все до конца. Проболталась про свою любимую Марину, расскажи и про себя. Тебя ведь тоже когда-то изнасиловали? - вдруг резко спросил он и требовательно развернул женщину к себе. - Отвечай, мне все про тебя знать надо!
   Когда Ира уткнулась лицом в ладони и заплакала, он устыдился своих действий, до того ему стало ее жаль. Она сидела сейчас съежившись, хотя всегда не без оснований гордилась своей осанкой, да и Марина ее была в точности такой же. Он успел тогда это разглядеть. Они действительно были очень похожи друг на дружку - обе красивые, стройные, уверенные в себе, и обе... Черт, ну куда он полез, куда его занесло? Да, они обе пострадали от насильственных действий, обе тяжело это переживали, и поэтому-то, скорее всего, так сдружились. Именно потому, что между ними оказалось не только внешнее сходство. Так зачем же он... В глубине души Александр прекрасно осознавал - то, что он делает, называется подлостью, но ничего не мог с собой поделать. Он просто не мог заставить себя остановиться. Ему надо было знать про Ирину все. В нем пробудилась какая-то темная, дремучая ревность. Он просто представить себе не мог, что Ирины, его Ирины, касались чужие мужские руки - ведь она его и только его. Она должна принадлежать ему безраздельно! И хотя разум подсказывал, что не может существовать красивой двадцатипятилетней женщины без какого бы то ни было прошлого, и ревновать к нему совершенно бессмысленно, он все равно ничего не мог с собой поделать. Ослепляющая ревность была выше его разума. Она взяла верх.
   И когда Ира вроде бы немного успокоилась, он, выпив залпом полный фужер водки, опять развернул ее к себе.
   - Я хочу все знать, - требовательно повторил он и опять почувствовал себя последним на свете подлецом. Да и не только почувствовал, он знал почти наверняка, что так оно и есть, если он не может найти в себе силы оставить и без того несчастную женщину в покое. Ведь они любят друг друга, так чего ему еще, дураку, надо... - Говори, - подобно заведенному автомату, без всякого выражения, повторил он.
   - Хорошо, - как-то неожиданно чересчур спокойно ответила Ира и он поразился - она и выглядела сейчас почти трезвой, а ведь всего какую-то минуту назад с трудом удерживала веки. - Но только ты... ты ведь после этого сразу от меня уйдешь. - Он не понял, было это вопросом или утверждением, настолько обезличенно, без интонаций произнесла она эту фразу. - Да, я точно знаю, что после этого ты от меня уйдешь, - повторила она и посмотрела ему в глаза. Когда он, не выдержав, отвел взгляд, женщина горько усмехнулась. - Но по-другому все равно нельзя, иначе ты от меня не отстанешь. - Размышляя вслух, она усмехнулась. - Я ведь уже достаточно тебя изучила. И чего тебе только неймется, а, Саша? Ведь мы могли с тобой просто жить и не нужно всяких там разборок. Ведь ты меня любишь не меньше, чем я тебя, я же знаю. А теперь...
   - Да почему же вдруг сразу уйду, - попробовал возразить Александр, но его слова прозвучали как-то неубедительно и это почувствовали оба. - Ты, главное, расскажи мне про то, что с тобой когда-то случилось. Мне просто нельзя этого не знать. Я иначе не могу. Мне надо.
   - Не надо, - едва слышно произнесла Ира. Но заглянув в его глаза, смирилась. - Ну хорошо. Надо, так надо. Ты все услышишь... Налей, пожалуйста, водки, - попросила она. - И побольше, полный фужер. - Заметив его колебания, она усмехнулась. - Ну чего ж ты? Ведь недавно сам так хотел меня напоить. Теперь-то я совершенно точно знаю, для чего. - Не услышав возражений, Ира убедилась, что угадала верно. Да и не трудно было обо всем догадаться, это ведь только она такая дура, что не сообразила раньше. А мужская рука, передавшая ей фужер, заметно дрогнула. - Ну, слушай... - Ирина вздохнула и начала вспоминать, глядя в какую-то точку перед собой. - Как-то раз, очень-очень давно, еще в прошлой моей жизни, мы с подругой пошли на выступление двойников. Тогда это было очень модно. Во время антракта, когда мы курили в вестибюле, к нам подошел мужчина. Продюсер, что ли, или как их там называют... Оказывается, он обратил на меня внимание, еще когда я сидела в зале. По его мнению, я была как две капли воды похожа на Мишель Пфайффер в молодые годы, когда она сыграла в "Замужем за мафией". Знаешь такую актрису? - не поворачивая головы, спросила она Александра. Тот неопределенно пожал плечами. - Вот и я тоже не слишком много тогда про нее знала, - продолжила Ира. - Видела фильм, который только что назвала, и все. Сравнивать ее с собой мне как-то даже в голову не пришло. Да и не была она в то время так популярна у нас, как сейчас. В бывшем Союзе только один этот фильм с ее участием и прокрутили, кажется. К тому же, если бы человек оказался похожим, к примеру, на Ленина, это бросалось бы в глаза сразу и любому, а так... Ну, говорили мне, что я красивая, а на кого я там похожа, да и так ли уж похожа... В общем, этот мужчина принялся меня уговаривать. Долго пел дифирамбы моей внешности, удивлялся поразительному сходству с этой актрисой, говорил, что я смогу заработать целую кучу денег, ну, все, что в подобных случаях говорят. А я тогда была еще совсем наивной дурочкой, к тому же и подруга подлила масла в огонь - дескать, грех упускать такую возможность, потом всю жизнь, мол, жалеть буду. Ну, в итоге я клюнула и вскоре подписала с его фирмой какой-то дурацкий контракт. Поехала с этим шоу по стране, несколько раз вышла на сцену, мне это в какой-то момент даже стало нравиться, когда окончательно переборола стеснительность...
   Александр не стал торопить Ирину, когда та сделала паузу. Он был твердо уверен, что теперь услышит все. Она обещала, значит так и будет. Он тоже неплохо ее изучил.
   - А еще через какое-то время наше идиотское шоу двойников окончательно рассыпалось, и тогда этот подонок-продюсер стал утверждать, что я должна отрабатывать какие-то гигантские долги их обанкротившейся фирмы, что такой пункт имелся в договоре, и если бы я удосужилась повнимательнее его прочитать... А в итоге предложил отрабатывать мнимый долг очень простым, давно известным способом. Ну, женским, ты понимаешь. В каком это городе было, даже не припомню сейчас, да и неважно это. В общем, когда мне все стало окончательно ясно, я попыталась сбежать от них, чтобы вернуться домой, но меня поймали и посадили на теплоход, который отправлялся в полугодовой круиз по каким-то там курортным местам...
   Ира сама налила себе водки и мгновенно выпила. Видно было, что воспоминания давались ей с огромным трудом. Ей было тяжело ворошить прошлое, а Александр сидел, боясь шелохнуться и зная наперед все, что сейчас услышит. В принципе, можно было остановить любимую женщину уже сейчас, избавить ее от унижения рассказывать подробности когда-то с ней произошедшего, но он почему-то этого не делал. Только тоже молча налил себе водки.
   - Вот, собственно, и все. Дальше неинтересно, потому что и так все ясно. Ну, разве что можно добавить - еще били меня. Много били, потому что сначала я наотрез отказывалась ублажать каких-то нужных им людей, а то и просто готовых отвалить за меня кучу денег... - Александр невольно сжал кулаки и из его горла вырвалось глухое утробное рычание. - В итоге сломали меня, естественно - разве могла я противостоять целой банде жестоких отморозков. Ну, что еще... В какой-то момент опять пробовала бежать. В каком-то очередном порту, тоже не помню, где. Рванула без вещей, без документов, в чем была, лишь бы унести от них ноги. Ну, опять поймали. Наказали. Да так, что о побеге я больше не помышляла. Что, об этом тоже рассказывать? - тихо спросила Ира. - Ты до сих пор еще хочешь знать все подробности? Или, может, тебе нравится смаковать?
   - Не надо... - прохрипел Александр, на лбу которого уже давно пульсировала вздувшаяся вена. Он положил женщине руку на плечо, но та, поколебавшись, в итоге ее сбросила. - Не надо подробностей, - повторил Александр. - Ты успокойся.
   - И на том спасибо. - Ира нашла в себе силы усмехнуться. - А вообще, тебе очень нужно было все это затевать? Просто необходимо, да? - Александр, понимая, какую боль сейчас испытывает по его вине Ирина, видя ее слезы и отчаяние, уже жалел, что затеял всю эту историю, но все равно, теперь было поздно что-либо менять. Да и рассказ ее явно подходил к концу.
   - А когда я уже начала всерьез обдумывать, не наложить ли на себя руки, потому что жить так дальше было невозможно, тут мне хоть раз в жизни, хоть в чем-то да повезло. Может, кто-то наверху счел, наконец, что я достаточно наказана за какие-то неведомые мне прегрешения, возможно, сделанные в одной из предыдущих жизней... Одним словом, в какой-то момент на теплоходе появился один очень хороший человек. Он оказался бывшим работником какой-то силовой структуры, отставником, хотя на пенсионера не был похож ничуть. А на теплоходе он руководил командой, обеспечивавшей охрану какой-то важной шишки. Банкира, что ли, или кого-то еще... На мое счастье он обратил на меня внимание и сумел переговорить со мной с глазу на глаз. Видимо, чутье, опыт, подсказали ему, что здесь что-то не в порядке, уж слишком убитый вид был у меня в то время. Ну, такой вот человек, понимаешь? Просто не смог пройти, что называется, мимо. А звали этого замечательного человека...
   - Виктором Степановичем, - задумчиво закончил за нее Александр. - Вот откуда у него к тебе особое отношение. Теперь мне ясно, почему он с тобой, словно с дочкой.
   - Вот... - продолжила Ира. Теперь, когда самые неприятные подробности рассказа остались позади, ее голос зазвучал более ровно и уверенно. - Конечно, сразу он сделать ничего не мог, но твердо пообещал, что в беде меня не оставит. Потом та шишка покинула теплоход, прошло довольно много времени, а для меня ничего не изменилось. Я уже стала думать, что у него что-то не срослось, что от судьбы все-таки не уйдешь, и вдруг, в один прекрасный день... В общем, они устроили на эту ублюдочную шайку самый настоящий налет! - восторженно воскликнула Ира. - Представляешь! Они отбивали меня у этих подонков, словно в каком-нибудь боевике! - Глаза женщины разгорелись от нахлынувших воспоминаний, она недоверчиво покачала головой. - До сих пор в дрожь бросает, как вспомню. Знаешь, что там творилось! Я уже думала, пришел нам всем конец, и правым и виноватым. Они там взрывали какие-то, как он потом мне объяснил, шумовые гранаты, стреляли. Ну, так, для острастки, никого не убили, конечно, но страшно было, жуть! По-тихому не вышло, кто-то из его людей допустил какую-то оплошность, бандиты стали сопротивляться, вот, пришлось им... - И чуть успокоившись, добавила: - Повезло мне, в общем. И другим девушкам тоже. Нас там с десяток таких было, так они всех освободили. Проинструктировали и распустили по домам. А долго ждать пришлось, потому что непросто все организовать оказалось. Даже ему при его возможностях. Пришлось старые связи поднимать, согласовывать с кем-то, хоть и неофициально все сделано было.
   Александр кивнул.
   - Понятно.
   - Ну а Виктор Степанович после всего этого мне как родной отец теперь. Он ведь и потом меня не бросил, потому как прекрасно понимал, что те подонки могут меня найти и рассчитаться. Побеседовал с моими родителями, сказал, что в случае чего говорить и что делать, если кто-то вдруг станет мною интересоваться, потом помог мне переехать сюда, где, как выяснилось, живет сам, обустроил... Остальное ты знаешь. С тех пор я ему как настоящая дочка, обо всех своих проблемах без утайки рассказываю. И о радостях тоже. - Ирина повернула голову и посмотрела на мужчину виновато. - Вот и о тебе рассказала. Точнее, о нас... Ты уж извини, просто не удержалась, поспешила поделиться с ним своим счастьем. А оказалось, что чуть-чуть преждевременно.
   Она заглянула Александру в лицо и, видимо, не увидела в нем того, что надеялась найти. Женщина только грустно вздохнула, убедившись в правильности своих предположений.
   - Извини, Александр, - повторила она и продолжила: - А через какое-то время, когда я окончательно пришла в себя, тут же попросилась в его команду, вдруг и от меня будет польза. Он, допустим, помог мне, а я помогу кому-то еще... Как только обрела достаточную уверенность в своих силах, смогла немного забыть произошедший со мной кошмар, так сразу и попросилась. Догадалась, чем он занимается. Вот и вышло, что той же Маринке хоть немного да помогла! - Видно было, как искренне она радуется за свою подругу. - Пусть немногим, основное-то сделала не я... Но в такой страшный для любой женщины момент, даже простой, обыкновенный разговор, только, конечно, правильно и вовремя проведенный, бывает порой важнее, чем...
   А тут еще он со своими расспросами лезет. Ворошит то, что ей с таким трудом удалось забыть, - подумал Александр. И зачем? Ну что у него за характер... Он прекрасно осознавал свою вину, но ничего не мог с собой поделать. При мысли, что такого красивого, такого желанного тела Ирины касались лапы каких-то подонков, его передернуло от отвращения. А она-то, она в чем перед тобой виновата? - крикнул внутри него чей-то голос, но тут же утонул в хоре других, более громких, которые сейчас спорили, ругались между собой, чуть не дрались... И ни к какому определенному решению они еще не пришли. Не пришел пока и он.
   - Ясно, - тихо сказал Александр. - Значит, вот как ты попала к Полковнику.
   - Да. - Ирина кивнула. - И мне почему-то кажется, что появление "Народного суда" связано с моим случаем. Ну, то есть, задумали Виктор Степанович с единомышленниками это давно, но, если я не ошибаюсь, первым конкретным делом стало именно мое. Послужило как бы своеобразным толчком, после которого... А может и не так, - задумчиво произнесла она. - Я у него об этом не спрашивала никогда, да и не ответил бы он. Просто мне так кажется...
   - Ну что, Саша... - они долго сидели молча, не зная, что еще сказать и не глядя друг другу в глаза. И вот Ира набралась, наконец, решимости заговорить. - Выпьем? - Она попыталась перехватить его взгляд, но Александр отвернул лицо.
   - Давай. - Не чокаясь и не произнося тостов, они молча осушили фужеры. Ира, правда, загадала про себя одно самое сокровенное желание, но знала почти наверняка, что вряд ли оно сбудется. И она была бессильна как-то на это повлиять.
   - Саш... - Ее голос дрогнул. - Ты ведь теперь уйдешь, да?
   - Ну почему же, - без особой убежденности сказал тот. - Ты пока стели, ложись, а я пойду, умоюсь. Давай завтра все решим. Утро вечера мудренее.
   - Давай, - послушно согласилась женщина и принялась застилать диван.
   Когда она тоже вернулась из ванной, мужчина уже вроде бы спал. "Вроде бы", потому что за непродолжительное время их совместной жизни она прекрасно научилась распознавать значение любого его жеста, взгляда или даже вздоха. И сейчас Александр только прикидывался спящим, это она знала в точности. Ну и пусть, - с безнадежностью, переходящей в отчаяние, подумала Ира. Стараясь не задеть случайно его тела, она осторожно юркнула под одеяло и отодвинулась от мужчины как можно дальше. Она забилась в самый угол. Если он не желает теперь ее трогать и общаться, то и пусть...
   Проснувшись ночью, Александр не сразу понял, почему ему так паршиво. Ведь спиртное он переносит неплохо, да и выпил вчера не так уж много. Ведь не отрубился, прекрасно помнит все, что было. А все ли? Только сейчас в его голову ворвались все воспоминания невыносимого для него вечера... И опять холодный разум твердил ему одно, а горячая, первобытная волна, пришедшая откуда-то изнутри, настойчиво нашептывала, что женщина, с которой он собрался связать свою судьбу, опозорена навеки и он не может, не имеет права с такой жить. Но с какой "такой"? - опять спрашивал разум. Что она, проститутка или женщина легкого поведения? Ведь ее изнасиловали! Да, обманули и изнасиловали какие-то подонки. И что, теперь ее невозможно любить? Ведь ты ее любишь, любишь по-настоящему, дурак, опомнись!
   Но та первобытная, животная сила заставила его поступить по-своему. Дремучие инстинкты все же одержали убедительную победу над интеллектом... Он осторожно освободился от объятий Иры, которая все-таки не выдержала, уже во сне доверчиво прижалась к нему своим горячим телом, и, решительно присев, включил неяркий торшер. Затем поискал взглядом бутылку водки и обнаружил, что та давно опустела. Тогда он распечатал новую и опять налил себе полный фужер.
   Уже полностью одетый, мужчина стоял и при слабом свете торшера смотрел на разметавшуюся во сне женщину. Его взгляд никак не мог оторваться от ее ноги, высунувшейся из-под одеяла. Неужели он больше не будет гладить ее колени, целовать ее тело, как делал это только вчера... Дурак, опомнись, наконец, у тебя еще есть шанс! - в последний раз отчаянно закричал ему кто-то, засевший внутри, но Александр, заставив себя отвести глаза от спящей Ирины, пятясь, вышел в коридор... Сволочь! Словно вор, ночью, украдкой, - подумалось ему. В этот момент он отчаянно ненавидел самого себя и одновременно не в силах был с собой бороться. Через мгновение тихо щелкнул замок...
   - Саша... - Ирина проснулась от жуткой головой боли и привычно протянула руку, чтобы прикоснуться к такому знакомому мужскому телу, ставшему для нее самым родным, самым близким на свете. - Александр, ты где? - не найдя рядом любимого мужчины, жалобно простонала она, пока не открывая глаз. - Кажется, кто-то обещал пойти со мной на пляж. - Она вдруг улыбнулась. - А знаешь, Сашка, мне приснился такой кошмар, представляешь. Словно мы с тобой...
   Ее вдруг словно пружиной подбросило. Это был не сон! Они с Сашкой вчера... На нее внезапно навалились воспоминания обо всем, что произошло вчера вечером. А еще говорят, что наутро пьяные ничего не помнят, - еще успела удивиться Ира перед тем, как по ее щекам бурным потоком хлынули слезы. Вот и поговорили... Все-таки он от нее ушел. Ну зачем, зачем он так... И зачем она ему все рассказала? И что ей теперь делать? Ведь она без него никак не сможет! Как ей теперь жить... - Женщина сидела на краю дивана и горько плакала, проклиная себя за собственные глупость и доверчивость. Ведь знала, знала, что нельзя ему ничего говорить. А с другой стороны... Неужели лучше жить с недомолвками? А может, это и к лучшему, что все произошло именно сейчас. Может, случись то же через какой-нибудь месяц, она просто наложила бы на себя руки? Хотя и сейчас ей впору это сделать... Ведь только-только ей удалось, наконец, полностью освободиться от кошмарных воспоминаний, до сих пор давивших на нее страшным грузом, только удалось по-настоящему полюбить, и вот... А может, он просто в ванной? - вдруг промелькнула у женщины спасительная мысль. А она-то, она, глупая... И чего только нафантазировала. Нет, ну это надо же, какая она, все-таки, дура. Ну конечно, он просто в ванной! Сейчас они вместе позавтракают и пойдут загорать, все будет в точности, как они вчера договорились.
   - Саша! - Позабыв про домашние тапки, Ира босиком побежала искать любимого мужчину. - Саш, где ты?
   Через какое-то время она опять сидела на диване, безвольно опустив плечи и напрочь позабыв о том, что нужно следить за осанкой. Кому она теперь нужна, эта ее осанка... Внезапно ее взгляд наткнулся на почти полную бутылку водки, стоящую на ночном столике. Вот то, что ей сейчас нужно! Ведь водка, говорят, отлично помогает забыться. А еще она является прекрасным средством от головной боли - так, вроде бы, считается у алкоголиков. Но она же не алкоголичка? А, какая теперь разница, если у нее так ужасно болит голова. И болит все больше и больше. И от чего - непонятно. То ли от вчерашней пьянки, то ли из-за того, что от нее ушел Саша. Все-таки ушел... Она так сильно его любила, что даже сейчас, даже про себя, у нее не хватило духу обозвать его подлецом. Нет, он не подлец, он хороший. Просто он ушел от нее, вот и все. Навсегда.
   Дрожащей от горькой обиды рукой Ира налила полный фужер водки и с трудом поднесла его ко рту. У нее почему-то совершенно не осталось сил. Надо выпить и лечь спать. Просто спать, и не о чем, ни о чем не думать. А загар... Кому он теперь нужен, ее загар, как и та осанка? Был один человек, ради которого нужно было стараться быть красивой, но ведь его больше нет. Теперь никого у нее больше нет...
  
   ****
  
   Поначалу Зимин намеревался просто оставить машину в городе, ну, еще задержаться на несколько часов дома - принять ванну вместе со все больше и больше нравившейся ему девушкой, поваляться с ней на диване, посмотреть какой-нибудь боевичок, в общем, немного отдохнуть. У него, кстати, скопилась целая куча не просмотренных кассет. В принципе, время позволяло ему это сделать, чтобы потом без всякой спешки сесть на поезд и вечером на вокзале Семиозерска встретить пятерку завербованных актеров. Такой существенный выигрыш во времени получался потому, что на машине путь был значительно короче -- сейчас он здорово опережал своих подопечных. Но в итоге, неожиданно для него, все вышло несколько иначе.
   - Как, Наташа, нравится у меня? - поинтересовался Зимин, с усмешкой наблюдая за реакцией девушки.
   - Ага, - подтвердила та. С интересом озираясь, она ходила по комнатам. - Это и есть этот... ну, как его... евроремонт?
   - Что-то вроде того, - буркнул Зимин. Он вдруг испытал недовольство собой. Ну зачем, спрашивается, было задавать этот дурацкий вопрос. Склонности к хвастовству, равно как и желания производить дешевый эффект на провинциалочек он до сих пор за собой не замечал. Девчонка продолжала бродить, восторженно раскрыв рот, и чем-то напоминала ему маленькую девочку, попавшую в огромный универмаг "Детский мир", прилавки которого завалены всяческой всячиной, необыкновенно притягательной для ребенка. Вот только нашелся бы еще добрый дядя, который все это ей купил. - Собственно, этот дурацкий термин "евроремонт" придуман и имеет хождение только у нас. В самой Европе даже не догадываются, что существует такой вид ремонта. Еще могу сказать, что... - Теперь он озлился на себя уже всерьез -- чего, спрашивается, разразился подробной лекцией на пустом месте. Нет, точно, выглядит так, словно он хвастается. - Ты не хочешь принять ванну? - помолчав, наконец предложил он.
   - Хочу, - ни секунды не колеблясь, ответила Наташа. - Я вообще очень люблю поплескаться, вот только дома у меня... - Она не договорила.
   - Проблемы? - на лету ухватил Зимин. - В квартире куча народу и все алкаши? В ванной неделями мокнет какое-то белье, которое вот-вот начнет гнить и до которого все не доходят руки?
   - Откуда вы знаете? - Девушка смутилась. - Я ведь ничего такого, кажется, не говорила. Стыдно.
   - Имеется кой-какой опыт. Личный. - Зимин улыбнулся. - Да ты не стесняйся, красивенькая. Все мы родом из народа! Только одним удается пробиться повыше, а другим... А ехала ты с подружкой откуда и куда? - вспомнил он. - И с какой целью?
   - А!.. - Наташа пристроилась в кресле и сейчас посматривала на фрукты, лежавшие на передвижном столике - их запас Зимин постоянно пополнял. - Надоело мне все, а тут познакомилась с Ленкой. Ну, она боевая, вот и поехали по ее инициативе... - она на миг замялась, - в общем, работу искать.
   - Ты бери фрукты, не стесняйся. - Зимин установил второе кресло поближе к Наташе - напротив нее, - и с интересом наблюдал, как она долго не могла решить, с чего начать, а потом, надумав, потянулась к апельсину. - А что за работу вы хотели себе найти? Что вы вообще умеете делать? - продолжал расспросы Зимин, улыбаясь: по щекам Наташи струился апельсиновый сок, который она старательно промокала бумажной салфеткой, но тщетно - сок появлялся вновь, уж слишком азартно вгрызалась девушка в спелую мякоть плода. - Та-ак... В общем, все ясно, - окончательно утвердился он в своем предположении, когда стало ясно, что отвечать Наташа не собирается. - Работа, связанная с мужчинами, угадал? Начитались газет, насмотрелись фильмов. Быстрые и легкие заработки, так? И квалификации не требуется. - Девушка посматривала теперь на персики, но взять опять не решалась, равно как и отвечать на заданный ей вопрос. С глазами своего собеседника она также старалась не встречаться. - Так как? - Видя нерешительность Наташи, Зимин вложил персик ей в руку. - Я правильно понял? И вообще, сколько тебе лет, девочка? И сколько мужчин у тебя уже было?
   - Причем здесь легкие заработки, - наконец ответила девушка, набивая рот мякотью уже второго персика с аппетитной бархатной поверхностью. - В нашем городке вообще никакой работы нет. Пробовала я уже и посудомойкой в кафе и еще... - Она махнула рукой. - Платят везде копейки, да при этом еще и норовят под юбку залезть. Вот новая подруга и говорит: "Поехали, Наташка, отсюда куда подальше. И вообще, чем от этих скотов бесконечно отбиваться, уж лучше давать им это же за деньги". Ну, мы и поехали. А парень у меня всего только один и был, вы не думайте. Сейчас его в армию забрали. А лет мне девятнадцать, а дома и вправду грязное белье, тут вы правильно обо всем догадались... - Наташа, разом выплеснув наболевшее, погрустнела и теперь сидела, опять потупив глаза.
   - Бери еще, не стесняйся, - предложил Зимин, но та отрицательно покачала головой.
   - Спасибо, я наелась.
   - Тогда пойдем в ванную? - предложил он и Наташа, сразу повеселев, с готовностью вскочила.
   - Пойдемте! Только вы мне покажите сначала, как там все включать, а то я заглянула... В общем, я раньше никогда таким не пользовалась. Какие-то мудреные краны, ручки...
   - Ой, ну зачем вы так? - покраснев, воскликнула Наташа, увидев, с каким скептицизмом Зимин рассматривает, перебирая в руках, ее недорогое нижнее белье. Он, оставив на время девушку одну, теперь пришел к ней в ванную и тоже разделся догола. - Вы что, специально так делаете? Зачем вы хотите меня унизить?
   - Ну что ты, глупенькая. - Положив ее трусики на место, он перешагнул через край ванной. - Давай-ка я лучше сам тебя намылю...
   - Ну вот, - Зимин с удовольствием осмотрел результат своей работы, - словно девка на выданье... - Он уселся на борт ванной и пригласил Наташу: - Ну, красивенькая, ты уже знаешь, как я люблю.
   - Знаю. - Наташа без жеманства присела на корточки, а он, глядя на ее сосредоточенное лицо, ее занятые работой губы, периодически включал кран, пуская по телу девушки струи теплой воды. Он вдруг поймал себя на том, что испытывает невиданное наслаждение не только от того, что она ему сейчас делает, а просто от общения с ней...
   - Зачем вы выключили? - спросила Наташа. - Фильм такой интересный, а вы... Я так хотела узнать, полюбят они все-таки друг друга, или нет.
   - Полюбят, не сомневайся, - успокоил ее Зимин. - Иначе зачем было снимать эту двухчасовую бодягу. - Он встал, задумчиво положил пульт. - Знаешь, а давай-ка мы с тобой лучше сделаем вот что... - Он вернулся к дивану, где они только что вместе лежали, и протянул девушке целую коробку всякой женской ерунды: - Сейчас, красивенькая, будем тебя переделывать. Не нравится мне что-то цвет твоего лака. - Он ткнул в сторону ярко-красных ногтей пальчиков ее ног. - Здесь куча всякого барахла, должно найтись все, что надо. Косметика тоже. В общем, давай, девочка, приступай. Этим никто не пользовался, купил когда-то по случаю, вот, валяется без дела.
   - О! Да здесь чего только нет! - Наташа с восторгом рылась в коробке. И какое все дорогое... Я только по телевизору рекламу всего этого видела. А какой цвет лака вам больше нравится, а, Ерофей Викентьевич?
   - Давай в перламутр крась, - решил он. - Или в светло-розовый - тебе такой цвет здорово должен подойти. И пожалуйста, Наташенька, давай договоримся. Называй меня на "ты" и вообще, зови лучше просто Валерой.
   - Почему? - удивилась та. - Почему Валерой? Вы же Крысин Ерофей Викентьевич. Я и удостоверение ваше... ну, то есть, твое... в общем, я твое удостоверение внимательно посмотрела. А там ясно было написано: Крысин Ерофей Викентьевич.
   - А ты, оказывается, наблюдательная, - искренне восхитился Зимин. - Ну... в общем, будем считать, что Валера мне просто больше нравится. Договорились?
   - Договорились, - легко согласилась Наташа, протирая ногти ваткой, пропитанной жидкостью для снятия лака...
   - Ну вот, так значительно лучше, - через некоторое время с удовлетворением констатировал Зимин, внимательно ее осмотрев. - Слушай, Наташка, да ведь ты просто красавица, краше и не бывает! - Он действительно сейчас именно так и думал. - И такую красоту ты хотела растрачивать на всяких там разных...
   - Ну, прямо уж красавица... - Девушка с не меньшим интересом разглядывала в зеркале свое лицо. - Я, наверное, просто симпатичная. А насчет того... Не надо, Валера, я тебя очень прошу. Говорю же, это Ленка меня взбаламутила. А мои алкаши домашние до такой степени осточертели, что я на все была согласна. Знаешь, вряд ли я в итоге стала бы этим заниматься, так мне кажется. - Наташа задумалась. - Скорее всего, поддержала бы на первых порах Ленку, ей ведь страшно было одной. А потом обратно домой вернулась бы.
   - Да уж, - усмехнулся Зимин. - Вернулась бы, как же. - Девочка явно не имела ни малейшего представления о железной хватке сутенеров и в каком дерьме она непременно вывалялась бы уже через какой-нибудь месяц. - Да, кстати, насчет твоего кучерявого дружка, - вспомнил он. - Ты не слишком переживаешь, что я вас разлучил?
   - Что еще за дружок? - не поняла сначала Наташа. - А! - Она рассмеялась, догадавшись. - Ты про того, на вокзале? Да ну его... Все приставал ко мне, оболтус здоровенный, намекал там на всякое. "Давайте, Наташенька, держаться поближе друг к другу, я и купе рядышком организую", - передразнила она своего недавнего ухажера. - "Буду вас, девушка, защищать, вам одной никак нельзя"... А взгляд все к ногам моим так и липнет. Защитничек! - усмехнулась девушка. - С таким только попробуй связаться, потом не развяжешься - я такую породу знаю. Всю ночь бы канючил, своего добивался. Да и вообще, туповатый он какой-то. - Она махнула рукой. - Ну, не туповатый, а, как бы это сказать... неразвитый, вот! Я считаю, что мужчина не должен таким быть. Пусть он будет не очень красивым, это простительно. Но глупым -- никогда.
   Зимин смотрел на нее с неподдельным восторгом. И откуда только у девчонки столь здравые жизненные позиции? Вот тебе и провинциалочка! Да она в сто раз интересней той, платной, позавчерашней... А вслух произнес, все же не удержавшись от подковырки:
   - Однако смотрела на него глазками с поволокой, не отвертишься. Уж это я заметил!
   - Ну... был какой-то момент, смотрела, - смущенно признала девушка. - Но только до тех пор, пока не раскусила, что он за самовлюбленный павлин. - И тут же перешла в контрнаступление: - Слушай, Валера, а что ты все о нем выспрашиваешь? Уж не ревнуешь ли ты меня к нему, а? - Она рассмеялась и теперь пришел черед прийти в замешательство Зимину:
   - Ну... - Он тоже замялся. - Интересно просто. - Но слова его прозвучали настолько неубедительно, что девушка взглянула на него с неожиданным интересом, чем даже заставила мужчину слегка покраснеть. "Ну ничего себе!" Зимин был настолько ошарашен этим фактом, что отказывался себе верить. Когда это он в последний раз краснел? В детстве?.. Чтобы скрыть свою растерянность, он опять перевел разговор на Наташу: - Ну хорошо, вот ты говоришь, что не стала бы заниматься этим самым. Ну, чем подруга предлагала. А как же получается со мной? Я, конечно, денег тебе не плачу, но... Ты вот надеешься, что тебя будут снимать в кино, пятое-десятое... И как с этим фактом быть? Чем это отличается от того, чем звала тебя заниматься Ленка?
   - Не знаю... - Наташа заметно растерялась. - Просто... просто мне очень захотелось сняться в кино. Какая же девушка о таком не мечтает? Эти ребята загорелись, когда услышали про деньги, об этих тысячах, что ты им предложил, а я... Я и просто так согласна. Я и в детском саду, и в школе, везде, где только могла, всегда во всем таком участвовала. В самодеятельности всякой, в кружках. Хотя и деньги, конечно, тоже не помешали бы, - честно призналась она. - А с тобой... Ты только не подумай, что я такая... ну, корыстная, - смогла подобрать она, наконец, подходящее определение. - Я ведь и безо всякого кино с тобой могла бы. - Она мило покраснела от своего неожиданного признания. - Ты мне просто так понравился. Без того, что ты режиссер и от тебя зависит, сниматься мне или нет.
   Зимин от неожиданности просто опешил.
   - Но я же старый! Ну, для тебя, конечно, - тут же поспешил уточнить он. - Да еще лысый совсем. - Он провел по голове рукой. - Ты же сама говоришь, у тебя парень недавно в армию ушел, а значит, ты пока только с ровесником дело имела.
   - Ну и что? Ты все равно для меня в десять раз интересней, чем тот красавчик с вокзала, - упрямо повторила Наташа. - Правда-правда, ты только не подумай, что я к тебе подлизываюсь, потому что ты режиссер и вообще, богатый. - Она серьезно посмотрела ему в глаза.
   - Н-да... - Зимин опять не находил, что ответить - эта сопливая девчонка уже в который раз поставила его в тупик. Вообще, в происходящее ему верилось с трудом. Она, оказывается, могла "дать" ему и просто так, а не благодаря его хитрости, изворотливости или посулам чего-то необыкновенного... - Наташенька, - вдруг решил выяснить он, - а ты вообще делала кому-нибудь минет? Ну, к примеру, парню своему, - добавил он, увидев, что та опять слегка зарделась. - А то мне показалось, что...
   - Нет, - подтвердила девушка его догадку, - не приходилось.
   - Так почему ты тогда...
   - Но ты же захотел именно так. - Наташа пожала плечами. - Мне, конечно, немножко обидно, что ты не хочешь со мной по-обыкновенному, но... Что поделаешь, у каждого свои вкусы. - Она опять пожала плечами.
   - Ладно, довольно болтать! - Зимин вскочил. Его внезапно посетила интересная идея сделать для этой замечательной девчонки что-нибудь приятное. - Знаешь что, собирайся. - Он сделал паузу и торжественно произнес: - Я приглашаю тебя в ресторан. Да, сейчас мы поедем в какой-нибудь хороший, дорогой ресторан!
   - В ресторан? - недоверчиво переспросила Наташа и тоже вскочила на ноги. - Ура! Меня еще никто не водил в настоящий, хороший ресторан! - Она поцеловала довольного ее реакцией Зимина в щеку. - Ты просто прелесть, Валера! - Он с непонятным себе, но очень приятным чувством наблюдал, как оживленно захлопотала девушка, поспешно одеваясь, но потом заметил, как она вдруг помрачнела и в нерешительности затопталась перед зеркалом. Даже ее плечи как-то безвольно опустились и фигурка разом потеряла свою хрупкую стройность, так понравившуюся Зимину еще там, на вокзале.
   - В чем дело, - заволновался он, подходя к девушке поближе. - Ты что, передумала? Наташа, что произошло?
   - Нет, я не передумала. Просто... Я не очень-то хорошо одета, - призналась Наташа. - Ну, для хорошего ресторана. Но это ничего, ведь мы и в какой-нибудь попроще можем сходить, правда? - придумала она блестящий выход из затруднительной ситуации и опять оживилась. - Или можно вообще посидеть в простом кафе. Ведь не обязательно идти в дорогое место? - Она с надеждой смотрела в глаза мужчине, боясь, что тот может вообще передумать, тем более, что проблемы возникли по ее вине. - А, Валер? Посидим в каком-нибудь обычном кафе? - Сейчас она опять напоминала ему маленькую девочку, как это было недавно.
   - Н-да, - крякнул он, озадаченно почесывая лысину. - Одета ты, конечно, нормально, но для настоящего кабака... Ты права, я как-то об этом не подумал. Хотя, разве это для нас проблема? - опять воспрянул он, кажется, придумав выход. - Ну уж нет, это вообще не проблема. Так, проблемка... А ну, за мной!
   Продавщицы шикарного магазина, торгующего дорогой женской одеждой, снисходительно поглядывали на Наташу, горящими глазами рассматривавшую всяческие обновки. Насмешливым улыбкам на их лицах мешало появиться только присутствие Зимина, внешний вид которого и машина, припаркованная прямо перед магазином, говорили сами за себя.
   - Вот это, пожалуй, тебе здорово подходит.
   Он с восхищением взирал на Наташу, рассматривавшую себя в громадном зеркале. В роскошном платье с открытой спиной, декольте, она была просто бесподобна. Сам Зимин ни хрена не разбирался в женских шмотках, ему было вполне достаточно того, что продавщицы заверили его - это на данный момент самое модное, престижное, в единственном экземпляре и чего-то там еще... В общем, выслушав всю эту, по его мнению, абсолютно ненужную информацию, он только махнул рукой: "Берем"... "Сколько?" - спросил он чуть позже. И услышав ответ, спокойно, не моргнув глазом выложил чуть меньше тысячи долларов за какую-то идиотскую, по большому счету, тряпку. Но ведь оно так шло Наташе! Та действительно выглядела в нем настоящей королевой - даже у тертых шкур-продавщиц разом поубавилось спеси; он же с удовлетворением воспринял их вытянувшиеся лица. Ведь этим бывалым, все повидавшим шлюхам, мнимое превосходство которых перед той же Наташей заключалось лишь в том, что они работали в престижном магазине, в качестве благодарности за работу периодически подставляя хозяину свои разношенные дупла, вряд ли кто покупал подобные шмотки... Стоп! То барахло тоже ведь необходимо, - вспомнил он уже на самом выходе. И вернувшись, оплатил нижнее белье, туфли и еще всякую дребедень, которую им предлагали и которую тоже примеряла Наташа.
   - И сколько оно стоит? - поинтересовалась та уже в машине, угощаясь сигаретой из протянутой им пачки. - Ну, платье.
   - А, пустяки, - отмахнулся он, - не переживай. С остальными шмотками, за все про все - каких-то сто баксов. Ну, чуть больше. Сто десять, что ли. Для меня это пустяки. Но вычту из первого же твоего гонорара, - шутливо пригрозил он, запуская двигатель.
   - Понятно... Спасибо тебе, - с какой-то странной интонацией поблагодарила девушка и он даже посмотрел на нее, оторвав взгляд от дороги и пытаясь сообразить, что бы это значило.
   Оживилась Наташа только после нескольких бокалов шампанского, которые Зимин специально уговорил ее выпить. До этого она вела себя слегка скованно, что и следовало, в общем-то, ожидать. Правильно пользоваться столовыми приборами, как Зимин и предполагал, девушка не особо умела, поэтому он специально заказал самые простые блюда, чтобы она не слишком стеснялась. Хоть и пытался он убедить Наташу в том, что никто и не думает обращать на них внимания, да и вообще, кому какое дело, ведь "за все уплачено", Наташа едва ковырялась в тарелке. И в итоге наверняка, как понял, смирившись, Зимин, осталась голодна. Зато она весьма прекрасно чувствовала себя в казино, куда он потом ее повел и где безо всякого сожаления оставил еще порядка тысячи баксов. Причем Наташа, играя в рулетку впервые, сразу ухватила правила и, лихо ставя на красное и черное, выиграла аж пятьсот долларов. Она настойчиво убеждала Зимина на этом остановиться, но тот упрямо не отходил от стола, пока не было проиграно все. Только после этого он счел, что доставил девушке полнейшее удовлетворение. Почему-то ему очень хотелось это сделать.
   Возвращаясь в машине домой, он с удовольствием вспоминал, как, делая ставки, была красива в своем радостном возбуждении Наташа, каким огнем горели ее глаза и как восхитительно выглядела она в своем великолепном вечернем платье. Вообще, он был весьма горд своей спутницей, которая, как он заметил еще в ресторане, когда они станцевали несколько медленных танцев, не раз притягивала заинтересованные взгляды мужчин. Наверное, дело было не только в красоте - еще в ее свежести и непорочности.
   И когда они возвратились домой, Зимин не стал сразу бросаться в кровать и требовать от девчонки излюбленных им ласк. Нет, он еще долго сидел, любуясь раскрасневшейся от переполнявших ее чувств и избытка впечатлений девушкой, и все подливал ей алкогольные напитки, настойчиво уговаривая попробовать то виски, то дорогой выдержанный коньяк, то еще что-то особенное... Наташа, которая, как подметил Зимин, пить совершенно не умела, мгновенно опьянела и несла всякую наивную детскую чепуху, которую он с редкостным удовольствием внимательно слушал.
   А потом, уже далеко за полночь, когда они оба смертельно устали и Наташа со вздохом сняла свое платье, которое, очевидно, ей хотелось носить и носить, не снимая, целую вечность, Зимин на руках отнес ее к своему немало повидавшему дивану. Когда ему доводилось носить женщин на руках, он не смог припомнить, несмотря на все приложенные усилия. Может, и вообще никогда.
   В кровати Наташа, уже знающая, какого рода любовные ласки предпочитает ее кавалер, привычно двинулась вниз, но Зимин вдруг ее остановил и перевернул на спину. А затем произошло то, что он уже давно не делал, потому что давно не встречался с кем-то по-настоящему. Сегодняшний день вообще был для него богат сюрпризами, сегодня он совершил такую массу непривычных для себя поступков, что их было впору занести в какую-нибудь специальную тетрадь... Он взял Наташу обычно, как мужчина берет женщину, а перед этим долго ее ласкал и целовал в губы. Да, просто, как влюбленный подросток, долго и нежно с ней целовался! А потом, когда он лежал, переживая давно забытые ощущения, Наташа, которая только что восхитила его своей мягкой, с милым оттенком стеснения, страстью, вдруг прижалась к нему своим хрупким телом, положила голову на грудь и прошептала еле слышно, засыпая:
   - Валерик... Ты хороший...
   После этого Зимин лежал, боясь шелохнуться, чтобы случайно не потревожить девушку, нежданно приоткрывшую ему какие-то новые горизонты его же внутреннего мира, и остро переживал случившееся, затрудняясь определить, как ему ко всему произошедшему относиться. А когда он, сочтя что Наташа уснула достаточно крепко, попробовал переменить позу, вдруг услышал, что девушка шепчет в полудреме что-то, как ему показалось, бессвязное. На всякий случай он прислушался и с трудом уловил, по-видимому, окончание какой-то фразы:
   - ...думаешь, я не слышала... сколько оно стоит... - Он вдруг сообразил, что речь, кажется, идет о купленном сегодня платье и улыбнулся. - Спасибо тебе... хоть один день пожить... - напрягаясь, через слово ловил он еле слышные обрывки, - ...один только день... как Золушка... мой принц...
   - А ведь это я, кажется, принц, хотя и лысый! А? Каково! - с пафосом почти выкрикнул Зимин, гордо разглядывая свою физиономию в зеркале. - Вроде бы именно так надо ее понимать! - Он побрился, почистил зубы и вернулся в комнату, уже наполнившуюся яркими лучами весеннего солнца. Наташа еще спала. Очень осторожно, чтобы ее не разбудить, он снял с девушки одеяло, отложил его в сторону и долго стоял, внимательно рассматривая Наташу с головы до ног. Зимин ну просто никак не мог взять в толк, чем его смогла так приворожить эта обыкновенная, в общем-то, девушка... Через какое-то время, так и не найдя ответа на свой вопрос, он даже нагнулся, продолжая осматривать ее тело с более близкого расстояния и с наслаждением вдыхая его аромат. Возможно, он бы воспользовался и лупой, если б вовремя не остановился, боясь самому себе показаться смешным. Нет, все равно не понять. Ведь она не являлась какой-нибудь уникальной красавицей. Симпатичная - да. Возможно, очень симпатичная, возможно, красивая, возможно, как он охарактеризовал ее на вокзале - смазливая. Плюс великолепная фигурка, стройность, да еще ростом повыше него, что его всегда привлекало в женщинах - на хрена ему такие же недомерки, как он сам... Что еще? Отличные ноги, что есть, то есть. Но ведь подобного он повидал немало; даже позавчерашняя проститутка, которой он организовал тяжелейшую трудовую смену, была на первый взгляд не хуже и -- уж точно -- достоинства своей внешности преподносила по-настоящему профессионально. Так в чем же дело... Задумавшись, он не сразу заметил, что девушка проснулась.
   - Валера, тебе не стыдно? - спросила она внезапно и Зимин, очнувшись, не сразу сообразил, о чем его спрашивают.
   - Что? - переспросил он. - Почему мне должно быть стыдно?
   - Ну как... Снял с меня одеяло, стоишь, разглядываешь. - Наташа зябко поежилась. - Ну и что все это значит? - И пока он мысленно подыскивал оправдания своим действительно нелепым действиям, присущим, скорее, тому мальчишке, ее ровеснику, что ушел в армию, девушка протянула к нему руки: - Иди лучше сюда.
   - Разглядываю, потому что ты очень хорошенькая, - наконец нашелся он, послушно ложась рядом. - И потому, что ты мне очень нравишься. - И опять, неожиданно для самого себя, покрыл ее лицо поцелуями. - Правда, правда... - прошептал он, входя в девушку - очень, очень мягко. - Моя хорошая...
   - А может, продолжим праздник, - предложил Зимин. - Сходим в какой-нибудь ресторан, позавтракаем.
   - Нет, Валерик, хватит, - глядя на него серьезно, отказалась Наташа. - Я же прекрасно понимаю, что вчерашний вечер больше не повторить. Вообще, любой сказке рано или поздно приходит конец. Я и так очень тебе благодарна за все, что ты для меня сделал. Ведь я никогда в жизни не испытывала ничего подобного - платье, ресторан, казино, потом такая ночь... Давай лучше полежим. Знаешь, это ведь тоже здорово - просто лежать и ничего не делать. Или давай поговорим. Мне с тобой так интересно.
   - Наташа, у тебя паспорт с собой? - спросил Зимин, когда они, лежа в обнимку на диване, досматривали вчерашний фильм про любовь. Точнее, смотрела Наташа, он просто думал о своем. Ему внезапно захотелось побыть с ней как можно дольше, поэтому в Семиозерск он решил лететь самолетом. Если бы у нее не оказалось паспорта, он все равно как-нибудь да выкрутился бы - ерунда, не впервой.
   - С собой, - подтвердила девушка, с сожалением оторвавшись от экрана, где, по мнению Зимина, показывали полный отстой. Сейчас как раз демонстрировалась излюбленная сцена выживших из ума кинематографистов - двое влюбленных, взявшись за руки, бежали по песчаной полоске пляжа, а морские волны лизали ступни их ног. Ну, еще, конечно, непременный ветерок, колеблющий непременно полупрозрачные одеяния красотки, демонстрировавшей свои безупречные киноформы, и -- он же - развевающий длинные, как у женщины, волосы какого-то слащавого красавца; плюс шум прибоя, крики чаек, счастливые глупые лица - короче, редкостное дерьмо... - А что?
   - Да так. Полетим самолетом.
   А вечером, когда дальше тянуть было уже совсем некуда, Зимин позвонил, вызвал такси и, испытывая неведомую ранее грусть, повез так понравившуюся ему девушку в аэропорт. Впереди ее ждала работа в Диснейленде для взрослых...
  
   ****
  
   - Рад тебя видеть, Ира! - Полковник улыбнулся, подхватил женщину под руку и подвел ее к двери одного из учебных классов базы "Народного суда". - Давай сюда, здесь сейчас никого. Расскажешь, как живешь. - Усадив ее за одну из парт, Виктор Степанович занял соседнюю и с удовольствием оглядел темную от загара Ирину. Та была в платье, открывающем руки по всей длине, а ноги - чуть выше коленей. - А уж красивая стала, просто не найти слов. - И шутливо погрозил ей пальцем: - Иришка, пожалей несчастных мужиков! Небось, так и падают к твоим ногам пачками, признайся? - Но та вдруг переменилась в лице и Полковник с запозданием вспомнил, что у нее нелады с Александром. "Вот брякнул, так брякнул, дернул же его черт за язык"...
   - Виктор Степанович... - Ира опустила глаза. Вы помните о моей просьбе? Помните, о чем я говорила по телефону?
   - Насчет Александра?
   Он нахмурился. Настроение было немножко подпорчено от осознания своей промашки, не считая непонятного поведения своего испытанного помощника. Ну вот почему, стоило только в его лучшей группе появиться красивой женщине, как немедленно начались какие-то дурацкие передряги? Почему остальные не могут воспринимать ее, как это делает он сам - просто как некую радующую глаз данность, своим существованием делающую жизнь хоть чуточку прекрасней. Ну да, они ведь молодые, - с грустью подумал Полковник, - им же надо непременно наложить на нее лапу, застолбить - мол, моя! Эх, был бы он помоложе, никому не позволил бы ее обидеть. Он бы сам... И уж сумел бы сделать так, чтобы в ее красивых глазах не появлялось даже оттенка грусти. А то вон они, эти глаза, уже повлажнели, конечно. Ну да, начинает искать в сумочке платок. Черт бы побрал этого бугая... Наложил, называется, лапу.
   Виктор Степанович вздохнул.
   - Значит, хочешь, чтобы я перевел тебя в другую группу. Чтобы не работать с ним вместе.
   Ира молча кивнула. Она уже извлекла платочек, но воспользоваться им не пока спешила - боялась нарушить наложенную косметику. Может, ее глаза просохнут и так? Сейчас для нее главное - не пуститься в воспоминания, тогда она еще как-то сможет сдержаться. Нужно просто решительно гнать от себя воспоминания о его сильных нежных руках. Ну вот... Еще немного, и ей уже не платок понадобится, ей придется бежать в туалетную комнату, к воде, умываться. И зачем тогда ей нужно было, подобно последней дуре, сидеть полчаса перед зеркалом и краситься, чтобы выглядеть еще красивее?
   - Я решил сделать по-другому, - объявил Полковник, вздохнув. - В другую группу переведу его, а ты, Иришка, останешься с нами. - Он с удовольствием наблюдал, как лицо молодой женщины, на котором готовы были появиться слезы, потихоньку вернулось к прежнему состоянию. По крайней мере, платочек ей пока использовать не пришлось. - Так или иначе, твоя просьба удовлетворена, будете работать порознь. Но что между вами произошло? Он тебя обидел, девочка? Сильно обидел?
   - Нет, Виктор Степанович, ничем он меня не обидел. - Ира явно говорила неправду. Конечно, она-то, небось, любит этого здоровенного дуралея, а тот... Но что он ей такого сделал? В том, что в произошедшем была вина Александра, Полковник ни минуты не сомневался - Ира, как знал он наверняка, вообще никого никогда не смогла бы обидеть, даже если очень сильно этого захотела. Такой уж у нее характер - она просто не умела этого делать. - Ничем! - решительно повторила она, как бы пытаясь убедить в первую очередь саму себя. И заметив недоверчивое выражение лица собеседника, поспешила заверить: - Правда, правда, он хороший, вы не думайте! - Сильно волнуясь, она продолжала уверять Полковника, словно спасая своего милого от неминуемого эшафота: - Просто... просто мы не сошлись характерами. - Придуманное объяснение, должно быть, показалось ей удачным. - Ведь многие не сходятся характерами, правда, Виктор Степанович? - Она переживала, что о ее Саше... нет, теперь уже о ее бывшем Саше могли подумать плохо, и напряженно вглядывалась в лицо пожилого мужчины, старясь определить, верит ли тот ее словам. - И пожалуйста, я вас очень-очень прошу, не надо его укорять или, тем более, хоть в чем-то притеснять по службе. Хорошо?
   - Ладно, пусть он будет весь из себя хороший, - крякнув, поспешил согласиться с ней Полковник. - Но вот то, что он перестал у тебя жить, это очень и очень плохо. Тебе ведь известно, что сержант милиции Белобородько, тот самый, из вытрезвителя... В общем, с того времени, когда произошли известные тебе события, он до сих пор где-то скрывается. А поскольку его коллеги, очевидно, особым желанием ловить его не горят, то сама понимаешь... А ловить не хотят, потому что тщательное расследование инцидента ляжет пятном на их доселе безукоризненную, как они считают, репутацию. В общем, как я понимаю, дело о вытрезвителе спущено на тормозах. Ну, идут какие-то вялотекущие процессы, имея тенденцию к постепенному затуханию, а этот подонок, возможно, рыщет сейчас где-то в городе. И если учесть, что он видел твое лицо, да еще приплюсовать, что ты своими туфлями взболтала ему добрую яичницу на завтрак... В общем, сама понимаешь. Не дай бог, если он где-нибудь тебя встретит. - Виктор Степанович постучал по парте. Ирина, которая при упоминании про яичницу невольно улыбнулась, теперь посерьезнела, на ее лице даже проявились признаки страха.
   - Но ведь в городе только немногим меньше миллиона жителей, - тихо напомнила она. - Маловероятно, что мы с ним... - Она не договорила и боязливо поежилась.
   - Ладно, придется этим подонком заняться вплотную, - решил Полковник, - чтобы исключить в дальнейшем любую вероятность... Не дело, что наши сотрудники должны опасаться встречи с подобным мерзавцем, когда все должно быть наоборот. И кое-какой план у меня уже имеется. Даже если начальство не утвердит, проделаю все на свой страх и риск. Изловим этого гада, и... А пока, может, тебе лучше будет пожить на базе? Или давай подселим к тебе кого-нибудь из ребят.
   - Нет! - Ирина словно испугалась этого предложения и Полковник понял причину ее поспешного отказа. Конечно, мужское присутствие в доме после Александра... Все ей будет напоминать о нем - ведь эта дуреха наверняка его любит, несмотря ни на что, это видно по ее несчастным глазам. И это после того, как тот ее явно чем-то обидел. Бросил, или что там у них произошло. А с какой горячностью она его выгораживает: "Он хороший!".
   - Ладно. - Полковник вздохнул. - Как только покончим с одним делом, немедленно возьмемся за этого сержанта, обещаю... Ира, скажи. Эти переживания, они совсем выбили тебя из колеи?
   - Виктор Степанович! - радостно воскликнула Ира. - Намечается какое-то дело, да? Конечно я готова! А насчет переживаний... Наоборот, это как раз поможет мне отвлечься. А дело серьезное?
   - Более чем, - подтвердил Полковник. - Сейчас, - он взглянул на часы, - соберутся ребята и мы приступим к детальной проработке плана предстоящего мероприятия. Ты курить еще не бросила? - Ира помотала головой и он предложил: - Тогда давай выйдем в коридор. Время еще есть. Как раз на небольшой перекур хватит...
   - Таким образом, - заканчивал свои пояснения Полковник, - имеются все основания считать, что кто-то из милицейских работников работает на преступников. Ситуация на данный момент следующая: потерпевшие, родственники пострадавших, все, кто проходит по делу свидетелями, в один голос отказываются от своих показаний, забирают заявления и теперь наши подопечные имеют все шансы выйти сухими из воды.
   - Ага. Людей запугали, милиция покрывает уголовников, - подал голос Валера Стеклов, почему-то усевшийся на задней парте, отдельно от всех, - в общем, все как всегда, дело обычное. Ну, а мы, получается...
   - Получается. - Посмотревший на него Полковник недовольно поджал губы. - Руководством нашей организации им вынесен приговор.
   - Когда и где будем их мочить? - деловито спросил Валера.
   - Мочить, говоришь... - Теперь Полковник нахмурился. - А знаешь, что, братец. Пожалуй, отстраню-ка я тебя от дела.
   - Виктор Степанович! Да ведь я...
   - "Я", "я"... Валерий, я тебя, кажется, предупреждал насчет выдержки?
   - Виктор Степанович...
   - Отставить. Итак, приступим к техническим деталям предстоящей операции. - Полковник пустил по классу пачку фотографий. - Изучите внимательно эти лица. А я тем временем набросаю кое-какую схему. - Он приблизился к доске, взял в руки мел.
   - Ну и рожи, - послышалось за его спиной. - Да Шариков по сравнению с ними просто красавец! Ничего, ребятки, недолго вам осталось шалить.
   Полковник усмехнулся и решительным взмахом провел первую линию. Он нажал с таким усилием, что посыпались крошки мела...
  
   ****
  
   - Слушай, Валер... - Ирина отвела взгляд. - А может, не надо? Что еще за разговор ты придумал. - Они стояли возле кафе "Ветерок", куда Валерий настойчиво тянул женщину. Тянул в прямом смысле слова: по-простецки, за руку. Да, сегодня он ее изрядно ее удивил, предложив сходить куда-нибудь посидеть. В первую секунду Ира хотела решительно отказаться, но потом зачем-то согласилась. Зачем, она и сама не знала, и сейчас об этом жалела. Валерка, конечно, был преотличнейшим и очень симпатичным парнем, но никаких чувств к нему она не испытывала. Он был ровесником, а ей нравились мужчины постарше, как Саша. А может, это его работа? Может, он раскаялся в своем поступке и сейчас ищет с ней примирения? Позвонить не решился, вот и вступил с Валерой в сговор, попросил его стать посредником. Эх, если бы это было так. А вдруг... - Ладно, уговорил. - Она вздохнула и первой вошла в кафе.
   - В общем, у меня к тебе одно дело... - Парень все мялся, не решаясь начать какой-то, очевидно, важный, разговор, а Ира с любопытством наблюдала, как мило он краснеет. Оказывается, ему это очень к лицу. Ну и повезет же той девчонке, которой он достанется. А еще неплохо бы... Точно! Вот бы познакомить его с Маринкой! Из этих двоих получилась бы отличная пара. И тогда бы они встречались и дружили все вчетвером: Валерка с Маринкой, а она с Сашкой. Саша... Вспомнив, что между ними все кончено, женщина погрустнела и отодвинула недоеденное мороженое.
   - Рожай, Валерик. Что ты хотел мне сказать?
   - Слушай, на тебя здесь так смотрят, - сказал ей парень. - И не мудрено, ведь ты такая... Вон, видишь, те мужики уже чуть шеи себе не свернули. - Он кивнул куда-то за ее спину, но Ира только безразлично пожала плечами, хотя ей и приятно было это слышать. Да, мужским вниманием она обделена не была, вот только почему-то до сих пор не принесла эта ее красота счастья, пока все получалось как раз наоборот. - Сейчас наверняка знакомиться прибегут, - проворчал Валера. - Он явно тянул время, не решаясь приступить к разговору.
   - Как прибегут, так и отбегут. А ты здесь на что? - снисходительно пояснила ему Ира про права и обязанности временного кавалера. - Скажешь им, что я твоя девушка. - И внезапно тоже покраснела - получилось как-то не очень, словно она сама напрашивалась на что-то такое, чего у нее даже в мыслях никогда не было. Зачем же попусту обнадеживать парня, если, конечно, он для подобного разговора-признания и привел ее в это дурацкое кафе. - В общем, так, Валерик... - чтобы скрыть охватившее ее смущение, с нарочитым нетерпением произнесла женщина. - Давай, говори, наконец, зачем меня сюда привел. И давай обойдемся без комплиментов, ладно? Если у тебя ко мне какие-то... - она запнулась, но, решив не поддаваться чувству жалости, пересилила себя и твердо договорила: - чувства, то скажу сразу - надеяться тебе не на что. - Получилось как-то не очень. Зачем она дала парню такую резкую отповедь? Он такого отношения не заслуживает, это точно. Еще больше смутившись, Ира взяла в руки чашечку кофе. - Ну, я жду.
   - Ладно, - с каким-то отчаянием выдохнул Валера. - Но только, Иришка, я тебя просто умоляю. Ты можешь поклясться, что наш разговор останется в тайне?
   - Ого. У нас секреты. - Женщина, не выдержав, рассмеялась. Рассмеялась с облегчением, потому что признания, кажется, отменялись, и это уже обнадеживало. Он, кажется, вообще не слышал, что она ему только что говорила. - А уж словечки-то какие подобрал. Не обещать - поклясться, никак не меньше! - Но было видно, что любопытство просто раздирает Иру на части. - Ладно, черт с тобой. - Она насмешливо посмотрела парню в глаза. - Гадом буду! Ну, или гадиной, если с поправкой на пол. Как, пойдет? Землю грызть надо? Ты говори, не стесняйся.
   - Ну Иришка, будь серьезней, я тебя прошу, - взмолился Валера, не принимая ее шутливого тона. - Речь буквально о моей жизни или смерти. Я не шучу!
   - Но я же поклялась, - торжественно сказала Ирина. - Говори.
   - В особенности это касается Полковника. Он ничего не должен знать.
   - А вот это уже слишком. - Ира внимательно посмотрела парню в глаза. - Знаешь, пойду-ка я лучше, пока мы с тобой не договорились до чего-нибудь эдакого, о чем впоследствии пришлось бы сильно пожалеть. Это слишком серьезно. Считай, что я ничего не слышала, а соответственно, и ему ничего не передам. Это я еще могу тебе пообещать. - Ира поднялась, чтобы уйти, но Валера, вскочив, опять схватил ее за руку:
   - Иришка, не уходи! Пожалуйста. Иначе я просто не знаю, что могу натворить.
   - У вас проблемы, девушка? - Их неожиданно обступили мужчины в количестве четырех и женщина поняла, что это про них, скорее всего, недавно говорил Валера. То есть, те самые, кто чуть шеи себе не свернул, стараясь ее разглядеть. - Он к вам пристает? - деловито спрашивали ее, а Ира стояла в полной растерянности, пытаясь сообразить, что им ответить.
   - Слушайте, вы! - Валера вскочил. - Ну-ка, ноги в руки и давайте отсюда галопом, пока я не разозлился и пока вы еще можете ковылять своим ходом. Тоже мне, защитнички хреновы нашлись.
   - Ты что-то сказал? - Плотный мужчина попытался обогнуть Ирину. - Я не расслышал.
   - Стоп, стоп, стоп! Ребята, давайте обойдемся без грубостей! - Ирина вдруг очнулась - ее временное затмение благополучно завершилось. - Все, все, расходимся, прошу вас! У нас никаких проблем... - Успокаивая мужчин, она потихоньку отпихивала упирающегося Валеру себе за спину, словно мать, оберегающая детеныша. - Все нормально, ребята, честное слово!
   - Нет, правда, нормально? А то мы этого хулигана быстро приструним, не сомневайтесь!
   - Ничего не надо, спасибо. - Ира благодарно кивнула и боевитая четверка нехотя отправилась обратно к своему столику, все время на нее оглядываясь.
   - Фу-у-у-у... - с облегчением выдохнула она, буквально падая на свой стул, словно ее отказались держать ноги, - кажись, пронесло. Ну, дела-а... А ты чего стоишь! - прикрикнула она на Валеру, который застыл столбом, не зная, что ему делать. Его обуревало желание сцепиться с этими добровольными блюстителями порядка, но он вдруг представил, как выглядел со стороны, насильно удерживая вырывающуюся девушку и понял, что те, возможно, были не так уж и неправы. Он сразу обмяк и опустился на свое место. - Ладно, рассказывай, - подбодрила его Ира. - Черт с тобой, заплетай мне теперь все что хочешь, на любую тему, хоть про космических пришельцев. Все выслушаю и никому ничего не скажу, клянусь. - Она приложила руку к груди и выглядела в этот момент вполне серьезно. Очевидно, случившийся легкий скандал, чуть было не переросший в драку, сильно ее встряхнул. - А то действительно, еще натворишь черт знает что. Теперь я уже начинаю тебе верить. Надо же, один против четверых выступаешь... Накостыляли бы тебе, а я потом еще и виноватой бы осталась. - Ира взялась за давно остывший кофе, но заметив, как сильно дрожат ее руки, быстро поставила чашку на место и незаметно стрельнула глазами по сторонам - не видел ли кто-нибудь.
   - Да я бы им сам... - Валера сжал кулаки и принялся озираться. - Я б им, знаешь...
   - Отставить! - тоном Полковника сказала Ира. - Закажите-ка лучше кофе, кавалер, а то мой уже совсем остыл. - И пока Валера разговаривал с официантом, достала из сумочки зеркальце и быстро осмотрела свое лицо. - Теперь начинай, - все так же строго приказала она, с удовольствием отхлебнув горячего кофе из только что принесенной чашки, - хватит сопли жевать. Иначе мы тут до утра просидим.
   - Хорошо. - Окончательно решившись, Валера прокашлялся и заговорил неестественно твердым голосом, явно форсируя голосовые связки: - Я хочу попросить тебя помочь мне в одном очень, очень важном для меня деле. Помнишь наш зимний налет на вытрезвитель? - Ира, донельзя заинтригованная, только молча кивнула, не отводя от лица Валеры пристального взгляда, чтобы считывать с него нюансы, которые могли ускользнуть при восприятии его речи только на слух -- это представлялось ей задачей нетрудной, ибо на каком-то одухотворенном сейчас лице парня четко отпечатывалось все, что творилось в его душе. Пока ей было только понятно, что он очень волнуется. - Значит, должна помнить ту девушку, Марину. Лисичкину Марину... - мечтательно произнес он, а Ирина неожиданно поперхнулась и чашка с кофе чуть не вывалилась из ее опять дрогнувших пальцев.
   - Что с тобой! - Валера привстал и очень осторожно похлопал женщину по спине, помогая справиться с кашлем. При этом он искоса поглядывал на четверку недавних ее заступников, обосновавшуюся в дальнем углу зала - не воспримут ли те его действия за очередное нападение на красавицу шатенку, не сочтут ли, что им опять пора вмешаться, чтобы защитить ее от посягательств чересчур импульсивного кавалера. Он их не боялся, но своим вмешательством те непременно испортили бы ему все дело. Он и без того едва решился начать этот трудный разговор, и если ему сейчас помешать, как знать, найдет ли он в себе силы собраться с духом вторично.
   - Спасибо, хватит... теперь все в порядке... - Ира наконец прокашлялась и отвела его руку. Она сидела красная, подобно вареному раку, и от этой красноты ее не спасал даже сильный загар. Она ощущала это и чувствовала себя очень глупо. - Ты продолжай, продолжай, - посоветовала она Валере. - Только присядь, а то на нас опять все смотрят. Садись и рассказывай дальше.
   - Ну да, ну да, - Валера сосредоточился, - вот я и говорю. Эта Марина так запала мне в душу, что я...
   Ирина теперь едва рот не открыла от изумления. Чтобы скрыть замешательство, она опять поднесла к губам чашечку кофе, но тут же опасливо поставила ее обратно на блюдечко. Не надо больше рисковать, ведь парень рассказывает такое! Можно так поперхнуться, что никакие хлопки по спине не помогут. Когда Валера упомянул про ее новую знакомую, Ира перепугалась - неужели он каким-то образом пронюхал, что они встречаются? Но Валера продолжил, и второй ее реакцией была бурная радость - нет, ну надо же... Да ведь такого просто не может быть! Только-только она подумала, как прекрасно было бы, сойдись такой парень, как Валера, с ее подругой - как на тебе! Оказывается, они встречаются... Ого! Что он говорит? Они уже дошли до поцелуев? Молодец, Валерка, так держать! А потом... Потом опять настал черед загрустить -- вот как, оказывается, может подвести человека слишком длинный язык. Вот и она недавно прочувствовала это на своей шкуре. Получается, они с Валерой оба пострадавшие. И правильно. Думай, Валерик, в следующий раз, когда общаешься с девчонками. Да, мы такие. Да, неосторожно брошенное слово может вмиг все испортить. Эх вы, мужики, и когда-то вы научитесь хоть немного в нас разбираться? И самый яркий тому пример - ее Саша. Ну не дурак?
   - Постой, постой, - начала Ира, когда Валера более-менее обрисовал ситуацию. - Значит, если я не ослышалась и правильно все поняла, ты в нарушение всех инструкций сблизился с Мариной Лисичкиной, той пострадавшей девушкой? - Валера виновато кивнул.
   - Ты не подумай, ни о чем таком я не распространялся, - пробормотал он. - Так что насчет нарушения инструкций ты, пожалуй, загнула. Это как если бы я на улице с ней познакомился. Случайно.
   - А вот про улицу ты объяснишь Полковнику. Понял? - жестко, с нескрываемым злорадством произнесла Ира, радуясь, что не она одна оказалась такой непростительной разгильдяйкой. Оказывается, и самодовольные мужики бывают разгильдяями куда большими. - Он с удовольствием все твои байки выслушает. Посмотрим, как тебе удастся втереть ему, будто ты ничего не нарушил.
   - Но... но ты мне только что обещала! - ошеломленный таким вероломством, чуть не задохнулся от обиды Валера. - Как ты можешь!
   - Ну, обещала. А ты, глупый, поверил? - Ира нарочито противно рассмеялась. - Бабе поверил, да? Эх ты, наивный! - Но видя искреннюю растерянность парня, никак не ожидавшего от нее такого подвоха, сочла с него достаточным и смягчила тон: - Ну хорошо, Валерик. Допустим, ты прав. Допустим, никому я ничего не скажу. От меня-то ты чего хочешь?
   - Хочу, чтобы ты мне помогла, - просительно глядя ей в глаза, сказал тот. - Все что хочешь потом для тебя сделаю, только сейчас помоги.
   Ах, вот оно что, - подумала женщина, - Ира добрая, Ира поможет. Всем вам поможет, как же иначе. Ведь на Ире можно воду возить, она никому ни в чем не откажет... И вздохнула, понимая, что помогла бы Валере в любом случае - сблизилась бы она уже с Мариной, как это было на самом деле, или с того самого дня не видела бы ее ни разу.
   - Помогу, Валера. Конечно помогу, о чем разговор. Только что я, по-твоему, должна сделать? - "Вези, Валерик, на мне свою воду. Вези, мне ведь это только в радость!".
   - Точно? - Тот обрадовался и принялся, азартно размахивая руками, посвящать ее в свой гениальный, конечно же, план. Гениальный, как и все, что, по их убеждению, придумывают и делают мужчины... Ага, и впрямь гениально. Она должна познакомиться с Мариной поближе, нанеся той для начала дружественный визит домой или поговорив по телефону. И адрес, и номер телефона у этого молодого, но подающего надежды прохиндея, конечно, имеются, это понятно. А еще этот хитрый жук "своими собственными глазами видел, как замечательно тогда, в вытрезвителе, Ира вошла с ней в контакт" и теперь он "просто уверен" в том, что Марина непременно очень обрадуется, встретив старую знакомую. Ну, а подружившись с девчонкой, она, Ира, по его мнению, конечно же, придумает, каким расчудесным образом преподнести ей Валеру, чтобы та его простила. В общем, она "как женщина" "гораздо лучше знает" "все эти женские штучки" и тому подобное. Вот так! Не больше и не меньше. "Она придумает". - Нет, перед ней сидел несомненно великий стратег. В своем гениальном плане он был уверен на все сто процентов и сейчас вот уже добрых пятнадцать минут с упоением сыпал донельзя раздражающими слух Иры дурацкими оборотами: "у вас, у женщин", "понимаешь, девушке с девушкой всегда проще договориться", -- одним словом, с очень серьезным и самодовольным видом нес всяческие бредни.
   - Слушай, а почему бы тебе не сказать проще, своими словами, как думаешь: ты баба, она тоже баба, поэтому вы, как глупые бабы, то есть, одного поля ягоды, прекрасно друг с дружкой поладите. Ведь именно в этом заключается вся суть твоих хитро плетеных словесных кружев, правда? - Заметив, что Валера покраснел, подобно мальчишке, уличенному родителями в краже и поедании запретного варенья, Ира, не удержавшись, мстительно добавила: - Вообще-то, у воров такое, если я не ошибаюсь, называется "втереться в доверие". Так зачем камуфлировать суть пышными, цветастыми фразами? Прямо бы и сказал: Ирка, тебе нужно втереться в доверие к такой-то и такой-то. Ты возьмешь ее в разработку, а я потом сниму сливки, то есть положу эту Марину на кроватку и... - Ира чуть было не брякнула вслух неприличное слово, но в последний момент прикусила язык. - Слушай, а квартиру ее, случайно, ты выставить не собираешься? - Женщина засмеялась. - Я и ключик тебе подгоню, если надо. А чего? Втираться, так уж втираться! Стану другом семьи... - Ира откровенно веселилась. Да и чего ей было не веселиться, когда все так удачно сложилось. Да она, черт возьми, теперь в лепешку расшибется, но Мариночка еще будет как миленькая гулять с этим чудесным парнем под ручку, никуда не денется! В конце концов, ей, как подруге, со стороны виднее, с кем Маринке нужно встречаться. Из них с Валеркой получится такая замечательная пара! Все, решено... - Заметив, как стушевался от проявленного ею сарказма Валера, Ира протянула через стол руку и положила свою кисть на мужскую: - Не дуйся. Помогу я тебе, помогу. - И с радостью отметила, как сразу воспрянул парень. На его лице появилось такое счастливое выражение, что она была готова немедленно его расцеловать, радуясь за будущее Маринки. Что она и сделала, не отказав себе в таком удовольствии.
   - Ты что? - отшатнувшись, смущенно пробормотал тот. Он озадаченно потирал щеку, еще больше размазывая по ней губную помаду.
   - А что такое, - прикинувшись удивленной, невинным голоском спросила Ира. - Кто совсем недавно утверждал, что я очень красивая и тому подобные вещи. Или ты просто врал? - нахмурившись, теперь строго спросила она.
   - Нет, - растерянно пробормотал парень. - Конечно, не врал.
   - То-то же. Тогда в чем дело? Нет, вы только посмотрите, как он, понимаете ли, отшатывается, делает, понимаете ли, недовольное лицо.
   - Но я же... я Марину люблю, - пробормотал он.
   - Точно любишь, не врешь? - Ира подозрительно прищурилась, с трудом сдерживая рвущуюся наружу радость. - А может, просто польстился на ее внешность, хочешь с ней просто...
   - Нет, люблю, - твердо произнес Валера и не успел среагировать - перегнувшаяся через стол женщина опять с удовольствием чмокнула его в щеку. "Вот вам пример, как оно в жизни бывает. Саша узнал про нее, Иру, из ее же рассказа, а этот своими собственными глазами видел, как насиловали Марину, и вот на тебе, пожалуйста. Даже это не смогло его отпугнуть, он все равно ее любит! И кто из этих двоих, спрашивается, настоящий мужчина?".
   - Да ты... что ты вытворяешь! - выдохнул вконец ошеломленный Валера. - Нет, но ты...
   - Девушка, у вас все в порядке? - прозвучал строгий мужской голос прямо над ухом Иры, и та, вздрогнув, с недоумением подняла голову. Около столика опять стояла дружная четверка доброхотов, сурово глядящая на пару сверху вниз, напоминая этакий наряд народной дружины, надзирающей за общественной нравственностью. - Помощь не требуется?
   - Мы уже не ругаемся, мы уже целуемся, - недовольно ответила женщина, злясь, что ее оторвали от такого приятного занятия - чмоканья в щеку жениха своей подруги. В том, что он является будущим мужем Марины, Ира уже нисколько не сомневалась -- уж она этого добьется! Просто они, дурачки, об этом пока не догадываются, но это уже их проблемы. - И нам очень даже хорошо. Вот так.
   - Ну, смотрите сами, девушка, - предупредил другой из четверки. - А то ведь мы уходим. Кто тогда оградит вас от посягательств этого фрукта. - Он кивнул на зло посмотревшего в ответ Валеру. - Если что, вы только скажите, мы его вмиг скрутим.
   - Но вы же сами видели, что сейчас не он, сейчас уже я посягала на... ну, эти, как их... на его честь и мужское достоинство! - вспомнила Ира нужное выражение. - По идее, это его от моих посягательств ограждать надо.
   - Ну, как знаете. Мы свой гражданский долг выполнили, - сказал крупный мужчина, начавший разговор первым. - Потом не жалуйтесь, что народ нынче пошел равнодушный. - Четверка двинулась к выходу. Один не выдержал, обернулся в последний раз на Ирину, задержал взгляд на ее ногах и покачал головой: "Интересно, все красивые - сумасшедшие?".
   - И вам спасибо. Взаимно... - с трудом удержавшись от желания показать ему язык, пробормотала Ира. Она пребывала в приподнятом настроении. Тут же выбросив из головы самозваных блюстителей порядка, она повернулась к Валере и решительно заявила: - В общем, так. По окончании операции... ну, той, о которой сегодня говорил Полковник... Так вот. Тогда я тебе точно назову день, в который ты придешь... да вот хотя бы сюда. Да, в это самое кафе и придешь. И встретишь здесь не кого иного, как свою любимую Мариночку. Что молчишь? Язык проглотил от счастья?
   Валера смотрел на женщину с каким-то смешанным чувством, не зная, радоваться ему или огорчаться. Радоваться - потому что она столь уверенно сделала столь обнадеживающее для него заявление; огорчаться -- в точности по тому же поводу. Потому что Ира, не иначе, просто сошла с ума. Как она намеревается свое обещание выполнить? Как намеревается привести сюда почти незнакомую ей девушку -- на аркане, что ли, притащить? Ну, дела... Кажется, он влип. У Иришки явно что-то не в порядке с головой - то вдруг целует, то плетет невесть что...
   Ира, с интересом наблюдавшая за переживаниями собеседника, как всегда четко проявлявшимися на его лице, неожиданно весело рассмеялась. Она догадалась, о чем он сейчас думает. И своим вроде бы беспричинным смехом еще больше убедила Валеру в правильности своих подозрений -- это тоже мгновенно отразилось на его лице. Тогда она засмеялась еще веселее, чем повергла его уже в настоящий ужас. Теперь парень почти не сомневался, что с ней происходит что-то неладное. Ирина четко уловила момент, когда он уже почти решился поинтересоваться, не нуждается ли она во врачебной помощи, подавила смех и, опережая его вопрос, сказала уже серьезно:
   - Ладно, Валерка, слушай... - И тоже рассказала парню о своих взаимоотношениях с Мариной Лисичкиной. - ...так что, как видишь, мы с тобой оба провинились, - закончила она свою речь. - Нарушили все, что только возможно. И что теперь скажет Виктор Степанович, когда обо всем узнает, страшно даже подумать.
   - А мы ему пока ничего не скажем, - пребывая в состоянии настоящего шока, пробормотал Валера. И внезапно тоже рассмеялся - его переполнила радость от таких неожиданных и приятных новостей.
   - Что с тобой? - подозрительно спросила Ира. Теперь уже она заподозрила неладное в отношении психического состояния Валеры. Может, он сошел с ума от радости? Или кафе было каким-то необычным, волшебным? Да нет, вроде самое обыкновенное кафе, и название это подтверждает. "Ветерок". Ведь по России таких, наверное, сотни. - Что я такого смешного сказала? Или тебя радует предстоящая нахлобучка от Полковника? Кстати, простой нахлобучкой дело на сей раз явно не ограничится. Как бы нас с тобой вообще не поперли. Ну, сам знаешь, откуда.
   - А! - пребывая в состоянии эйфории, беззаботно отмахнулся парень. - Ты его любимица, ты все и уладишь. Ну, поцелуешь старика, как недавно меня, и все дела! Лучше скажи-ка мне вот что. Только честно. Почему боялась идти со мной в кафе?
   - А сам как думаешь? Ни с того ни с сего приглашает. Да еще так настойчиво, даже за руку тянет, а сам весь дрожит, от волнения аж потеет. Потом сидит и молчит. Не мычит, не телится, только вздыхает... Влюбленный болван, да и только. Смотрит, сопли жует, а признаться в любви не решается. И что мне прикажешь думать?
   Они заказали еще кофе, бутылку вина, пирожных, и еще долго сидели, то радостно смеясь, то уточняя детали плана предстоящего мероприятия по "захвату" Марины, разве что не чертя при этом сложных схем, как это недавно делал в классе Полковник; разговаривали ни о чем и обо всем сразу, легко перескакивая с темы на тему, а расстались самыми настоящими друзьями. Они и раньше считали себя таковыми, но сейчас эта дружба переросла в какое-то совсем иное качество - она стала во много раз крепче, превратившись во что-то почти семейное.
   Быстрее бы закончить с операцией, - думали они в унисон, - и приступить к операции второй, гораздо более приятной. Для всех приятной. И для их наивной, ничего пока не подозревающей жертвы - тоже...
  
   ****
  
   - Ерофей Викентьевич, а нам еще долго ехать? - поинтересовался бывший Наташин ухажер. Он опять обрел былую уверенность в себе, расправил плечи и поглядывал вокруг с томной ленцой бесконечно уставшего от бренной жизни бывалого киноактера. Ну конечно, шутка ли! Через две недели его карман будут оттягивать около семи штук честно заработанных баксов - ведь режиссер пояснил, что контракт, считай, уже у них в кармане. А там кто знает. Съемки ведь могут и затянуться, такая вероятность, по словам режиссера, тоже не была исключена.
   - Порядком, - сказал Зимин. Ему тоже изрядно надоело трястись по разбитой грунтовой дороге, но что делать. - Кстати. Если кому-то хочется выйти по тем самым делам... - он повысил голос, - то скажите, организуем. Остановимся, и - мальчикам направо, девочкам налево. Ну так как?
   - Нет, налево положено гулять мальчикам! - возразил Сережа и вся их четверка дружно заржала.
   Зимин криво усмехнулся - у него сейчас было не то настроение, чтобы внимать бородатым шуткам. Дорога действительно изрядно его вымотала -- в пути они находились уже около двух часов, и оставалось еще примерно столько же. Специфика производства, - про себя вздохнул он. Такой Диснейленд в городе или его окрестностях не устроишь. В месте, куда они сейчас ехали, некогда располагалась военная база, и, соответственно, там была масса различных строений, пришедшихся весьма кстати для действительно специфических задач его фирмы. Дома офицерских семей, казармы, убежища, спортивные городки - все было тем или иным образом задействовано. Некоторые из построек и безо всякой переделки годились для претворения в жизнь самых нелепых фантазий их клиентов, некоторые дорабатывались, а при нужде возводились новые, благо места хватало. Например, в какой-то момент там вырос настоящий салун времен Дикого Запада из фильмов-вестернов, в каковом вскоре предстояло ублажить прихоть одного из заказчиков вот этим четырем молодым парням во главе со здоровяком, который сейчас косился на него с плохо скрываемой ревностью. Конечно, этот Сережа наверняка догадывается, почему "его" девушка поехала отдельно ото всех и чем она недавно занималась с "чертовым режиссером", а ведь он так страстно желал ее осеменить. Вот, даже сейчас этот режиссер уединился с ней на заднем сиденье комфортабельного автобуса, вместительностью с привычный "Икарус", и парочка время от времени пускалась в тихие неспешные беседы.
   Четверка будущих соперников шерифа расположилась впереди, поближе к водителю; посередине, по другому борту, расположилась еще одна компания молодежи в количестве пяти человек, которую Зимин подцепил прямо на улице Семиозерска. Те оказались в городе случайно, проездом, так что грех было упускать благоприятную возможность - все же он был профессионалом и получал свои немалые деньги именно за таких вот удачно завербованных ребят. Свидетелей проведенной вербовки, как и полагалось по технике безопасности, не было. Станут искать, куда подевалась молодежная компания в необъятных просторах родины - вовек не найдут. А вот в случае с Наташей, как прекрасно отдавал себе отчет Зимин, небольшая зацепка теоретически существовала - они летели одним рейсом и по своим документам. Но это было сущей мелочью, пустяком, и если бы он так не считал, то действовал бы по-другому. При своем немалом опыте в подобного рода делах у Зимина сложилось стойкое убеждение, что многоопытные сыскари существуют только в буйных фантазиях писателей и постановщиков многосерийных телесериалов, а так, по жизни, все случаи раскрываются в основном по горячим следам или вообще случайно. К примеру, идет по улице пьяный, перепачканный кровью... "Стоять! Где! Что! Куда! Откуда кровь!" Через некоторое время выясняется, что парень зарубил топором свою тещу и пошел в магазин за спиртным, чтобы обмыть удачное избавление от надоевшей до чертиков "мамы". Или что-нибудь еще в таком духе. А кто станет искать хотя бы ту же Наташу? Да пропади хоть тысяча таких вот миленьких девчушек - никому до этого не будет никакого дела. Ну, разве что ее парень, вернувшись когда-нибудь из армии, взгрустнет, распив бутылку водки, и предпримет вялые попытки ее найти. К примеру, спросит у родителей и парочки Наташкиных подруг, куда она подевалась -- вот тебе и весь комплекс оперативно-розыскных мероприятий.
   Вообще-то Зимин и сам не знал, зачем он поехал на базу. Обычно он сдавал завербованный материал шоферу автобуса и отправлялся продолжать поиски. Иногда, что бывало нечасто, от нечего делать сам ехал со своими подопечными, и тогда с удовольствием проводил в Диснейленде какое-то время, то есть, просто отдыхал. Во-первых, там всегда пребывала масса хорошеньких девчонок, которых он сам же в свое время и отбирал - этих он использовал по их прямому назначению, если возникало соответствующее настроение. А если не было желания развлечься с женским полом, интересовался, съемки каких "картин" были в производстве, и зачастую присутствовал на таковых в качестве зрителя, если только на съемочной площадке затевалось что-то действительно необычное. Тогда он с интересом смотрел на процесс и неизменно поражался буйству фантазий иных клиентов, по которым - он был искренне в этом убежден - давно плакал дурдом.
   - Как думаешь, почему подруги не оказалось в назначенном месте, - спросил Зимин.
   Наташа пожала плечами.
   - Может, встретила какого парня, не смогла отказаться от приятного предложения. Зависает сейчас на какой-нибудь квартире, лыка не вяжет. У нее такое бывает, она заводная. Ну, любит девчонка повеселиться. Очухается денька через три, только тогда и вспомнит, что...
   - А вот я, допустим, захотела! - громко, с капризными нотками в приятного тембра сексуальном голосе, заявила девица из второй пятерки, подхваченной Зиминым в Семиозерске - очень красивая блондинка лет двадцати пяти, которой сейчас, почти смирившись с потерей Наташи, уделял усиленное внимание кучерявый Сережа. Впрочем, на нее глазела вся мужская половина автобуса и девица того явно стоила. Даже сам Зимин, случайно наткнувшись на улице на такое сокровище, был немало впечатлен внешними данными блондинки, силу воздействия которых не могла ослабить даже заметная истасканность ее кукольного личика.
   Шофер, повернувшись всем корпусом, вопросительно посмотрел на Зимина. Тот кивнул, автобус остановился и народ с веселыми возгласами высыпал наружу. Кругом простиралась голая степь и такое смешное обстоятельство вызвало немало предсказуемых шуточек по поводу отсутствия деревьев, кустиков и других естественных укрытий.
   - Ты не пойдешь? - спросил Зимин Наташу. Та отрицательно покачала головой, почему-то отвернулась и стала глядеть в окно.
   - И я совсем не хочу, - зачем-то сообщил он и поинтересовался: - Ты что, не в настроении? - Девушка не ответила, даже не повернула головы, и Зимин заволновался: - Наташ, ты можешь объяснить, в чем дело? - Ответа опять не последовало. Тогда он, сместившись, заглянул ей в лицо и обнаружил, что глаза Наташи блестят от слез. - Да что с тобой!
   - Не хочу я никаких съемок, - тихо сказала девушка. - Отказываться уже поздно, да? - Зимин растерянно молчал, пытаясь сообразить, чем вызвана такая перемена в ее настроении. Не исключался вариант, что девушка заподозрила что-то неладное. Он уже убедился, что Наташа оказалась девчонкой весьма наблюдательной и сообразительной. Ну конечно. Какая, к чертям собачьим, киностудия на таком расстоянии от крупных населенных пунктов. Да что там крупные населенные пункты, если кругом ни единой деревеньки, ни даже одинокого жилища - вообще никого и ничего. Сейчас, к примеру, они давно едут по грунтовой дороге, которую и дорогой-то можно назвать весьма условно.
   - Но... но почему ты... - выдавил наконец Зимин, почему-то чувствуя себя последним из негодяев оттого, что обманывает это прелестное дитя. Это было для него чем-то новым. Ведь он отправил на базу уже более сотни человек - в основном молодых представителей обоих полов, - но у него никогда и близко не возникало подобных чувств и вообще каких-либо колебаний относительно нравственной составляющей совершаемого. Ведь эти люди в переносном смысле являлись его деньгами, и деньгами весьма неплохими. Нынче каждый зарабатывает как может и здесь все средства хороши - это аксиома. - Откуда такая перемена настроения?
   - Мне просто кажется, что... - Девушка говорила очень тихо, еле слышно, Зимин напряг слух в стремлении хоть что-то уловить, но тут в автобус с веселым гвалтом стали возвращаться справившие нужду пассажиры и он с раздражением понял, что все прослушал. Прослушал наверняка что-то очень важное для себя.
   - Наташенька, повтори, что ты сказала, - попросил он, но та отрицательно покачала головой:
   - Уже неважно, Валера...
   - Ну наконец-то! - радостно завопил Сережа. Он вскочил с сиденья и стал пристально вглядываться во тьму. Действительно, вскоре мощные фары автобуса прямо по курсу выхватили забор, ворота и будку КПП -- освободившись от военных, в своей материальной части военный городок изменениям не подвергся. Напротив, забор недавно был дополнительно укреплен, а главное, оснащен охранной сигнализацией и видеокамерами наблюдения - пробраться сюда незамеченным стало задачей нелегкой. Выбраться отсюда, впрочем, тоже.
   Когда автобус, въехав на армейский плац, расположенный перед зданием бывшей казармы, остановился, пассажиры опять восторженно заорали, не проявляя удивления по поводу увиденного, поскольку, согласно установленному регламенту, по дороге актерам объяснялось, что киностудия находится на территории бывшего военного городка. Сегодня это сделал сам Зимин, в случае его отсутствия данная функция возлагалась на водителя.
   - А ну, строиться! - с напускной строгостью гаркнул Зимин и внимательно осмотрел кучку самолично привезенных добровольцев. Одна девица из состава завербованной им в последний момент пятерки была, как еще раз отметил Зимин, чрезвычайно эффектной внешности. Он и сейчас невольно задержал взгляд на этой блондинке, обтянувшей свой выразительный зад мини-шортиками, больше походившими на средних размеров трусики. Свой длинный плащ она держала в руке свернутым. В автобусе было тепло, и блондинка не упустила отличную возможность предстать перед попутчиками во всей своей красе. Не стала она одеваться и сейчас, на воздухе, предпочитая поджимать от холода плечики. И следовало признать, что в ее исполнении выглядело это весьма сексуально. Свои вызывающе торчащие, на вид упругие, сиськи она разместила под какого-то странного вида майкой -- Зимину она показалась абсолютно прозрачной, но это могло оказаться оптическим обманом из-за свойств ткани и особенностей ночного освещения.
   При других обстоятельствах Зимин не оставил бы блондинку без должного внимания, благо что задачей это было нетрудной - ведь он не кто иной, как "режиссер" и от него "многое зависит". Но сейчас взгляд Зимина задержался на девице ненадолго. Скорее машинально, повинуясь мужской природе, он скользнул по ее недурной формы ногам, отметил недешевые, на высоких каблуках, "лодочки", и его внимание опять притянула Наташа. Та стояла, грустно опустив голову, не зная, примкнуть ли ей к основной группе, к которой с распростертыми объятиями и улыбкой на помятом лице уже спешил выбежавший из здания казармы высокий массивный человек в солидном сером костюме, или стоять поближе к Зимину, который сейчас приветственно махал своему знакомому рукой.
   - Валер, привет!
   - Привет, Жора! - Зимин изобразил не менее бурный восторг. Вообще-то они друг друга недолюбливали, но общая работа и присутствие сейчас посторонних обязали их создать хотя бы видимость приятельских отношений.
   - Минутку внимания, ребята! Позвольте представить вам господина Червякова, - Зимин указал на продолжающего приторно улыбаться соратника, - прошу его любить и жаловать. Перед вами комендант актерского общежития и вообще, всего здешнего поселения. Общежитие, в чем вы в скором времени убедитесь, благоустроенное, и это немаловажно - люди творческих профессий должны хорошо отдыхать. Сейчас Георгий всех вас распределит по комнатам, ознакомит с правилами внутреннего порядка и... Короче, он здесь главный, а посему со всеми вопросами - к нему.
   Народ, беспечно пропустивший мимо ушей, что завербовавшего их режиссера комендант почему-то назвал Валерой, хотя тот представлялся им совсем по-другому, с интересом уставился на Червякова.
   - А манекенщицы здесь в одном здании с актерами живут, или отдельно? - К Зимину, умело вихляя задом, подошла та самая раскрасотка и остановилась прямо перед ним. Она приблизилась почти вплотную и выставила вперед точеную ногу. Затем пренебрежительно, едва ли не с оттенком некоторого презрения скользнула взглядом по "замухрышке" Наташе, которой удалось неизвестно какими достоинствами привлечь такого значимого здесь человека. - А, Ерофей... ой, дальше забыла. Да и зачем по отчеству, вы ведь совсем молодой, правда? - Зимин вдруг почувствовал, как нога блондинки словно невзначай вдруг коснулась его ноги и по его спине быстро пробежали мурашки. - Почему вы молчите? Я спросила, манекенщицы здесь...
   - Какие еще манекенщицы? - с недоумением спросил Зимин.
   - Как какие! - возмутилась блондинка. - Вспомните, что вы мне говорили, когда уговаривали сняться в кино! Говорили, что модельеры устраивают здесь показы, что сюда приезжают всякие значимые люди... В общем, соловьем заливались, чтобы заманить меня на эту вашу студию. Вы что же, меня обманули?
   - А! - наконец вспомнил Зимин. Он и действительно молотил в тот момент все что только взбредет в голову, лишь бы уломать эту красотку ехать с ним. Надо же, совсем вылетело из головы. Интересно, есть ли у нее хотя бы какие-то зачатки разума. Какие, в жопу, здесь, в степи, могут быть показы. За каким хреном сюда может занести модельеров и мифических "значимых" людей? - Извините, я просто не сразу сообразил. Здесь все живут вместе. И показы бывают. А вы, кстати, больше актриса или манекенщица? - И едва сдержал смех, видя, как замялась девица.
   - Я... - Видно было, что она лихорадочно соображает, но не может отдать предпочтение чему-то. Слишком у нее мало для этого данных, а соответственно, велика вероятность промаха -- вот кем тут выгоднее быть? - Я прекрасно сочетаю обе эти профессии, - наконец с блеском вышла из затруднительного положения красавица, хотя еще секунду назад Зимину показалось, что у нее от напряжения вот-вот расплавятся мозги.
   - Вот и хорошо, - одобрил он, - значит, вы тут будете нарасхват. - Про себя же подумал, что впредь надо бы быть осмотрительней. Вот ведь, ляпнул неосторожно какую-то дичь, не подумав о последствиях, приплел каких-то манекенщиц. Ладно, с этой курицей проскочит что угодно, но ведь не все такие наивные, так можно и крепко вляпаться.
   - О-о! - Девица манерно приподняла брови, показывая, как приятно удивлена его ответом, а Зимин, желая побыстрее от нее отвязаться, сказал:
   - Однако, со всеми рабочими вопросами -- вот к нему. - И опять указал на Червякова, который как раз объяснял что-то прибывшим. Девица поколебалась мгновение и, умело поигрывая почти голым задом, направилась теперь к коменданту, обольщать. - Ты чего? - с недоумением спросил Зимин, повернувшись к Наташе. Та провожала эту молодую, но уже такую тертую шкуру взглядом, в котором явственно угадывался оттенок зависти. - Почему так на нее смотришь? - Внезапно сообразив, он едва сдержал смех. - Да ты в сто раз лучше, поверь!
   - Ну да! - Наташа перевела на него недоверчивый взгляд. - Скажешь тоже. Она такая... Ты нарочно это сказал, чтобы меня подбодрить?
   - Ну, Наташка, ты настоящее диво, - покачал головой Зимин. - Как, по-твоему, похож я на человека, раздающего пустые комплименты, лишь бы не обидеть? - Девушка, подумав, отрицательно покачала головой. - Вот видишь! - обрадовался он. - Знаешь, сколько всяких разных у меня было? Впрочем, неважно. Тебе это знать не обязательно. Но уж если я что-то говорю, то так оно и есть. Уяснила? - Наташа послушно кивнула, все равно продолжая, однако, сомневаться. - Ладно, Наташка, иди-ка ты со всеми, устраивайся на житье-бытье, а я тут схожу кое-куда. Надо бы в одно место заскочить. - Он заметил, что девушка не решается что-то у него спросить и догадался: - Конечно, зайду. Обязательно. Я ведь только завтра уеду или даже послезавтра. Пока не решил. - Он с удовлетворением отметил, что взгляд девушки сразу повеселел, и направился от здания бывшей казармы прочь.
   Наташа, со спортивной сумкой через плечо, послушно побрела с группой, которую уже уводил Георгий Червяков.
   - Эй, есть кто живой? - Зимин уже находился в здании, где некогда располагался штаб полка. Никакого штаба тут, конечно, давно не было, зато был развлекательный центр с бильярдной, сауной, баром, жилыми комнатами и прочими атрибутами гражданской цивилизации. Сделано все было как для отдыха местных работников, так и в качестве подстраховки на случай внезапного наплыва гостей. Все без излишней роскоши, но очень и очень симпатично, на уровне. Здесь устроил себе кабинет Вадим Долгов, и Зимин прекрасно понимал ход мыслей приятеля-трудоголика, не привыкшего терять даром и минуты. Доработался до чертиков в глазах, пошел, покатал по зеленому сукну шары или разрядился как-то еще - и опять за работу.
   - Кого я вижу! - Уже настоящий, в отличие от него, режиссер-постановщик всех проводимых здесь съемок, вышел к нему из комнаты, где только что работал - там светился дисплей компьютера. - Чего не предупредил? Я бы организовал встречу по высшему разряду.
   - Да случайно так вышло. Сам не думал, что поеду, а в последний момент вот решил.
   - Захотелось посмотреть что-нибудь веселенькое? - попробовал угадать Вадим Долгов.
   - Да нет, пожалуй. Но и не откажусь, естественно, раз уж здесь оказался. Что у тебя интересного намечается? Так, вкратце.
   - Ну... Будет кое-что с лошадьми. Скачки, догонялки, стрельба, все как положено. Но ты такого не любишь, насколько я помню. - Зимин поморщился и Вадим кивнул. - Коней, кстати, все равно еще не доставили. Так, что там у нас еще... - Он почесал тоже изрядно облысевшую в тридцать лет голову. - А, вот! Будут вылавливать партизан в здешнем лесу. По-моему, должно получиться неплохо.
   - Стоп, - сказал Зимин, - это не тот ли, зимний, порезвиться опять решил? Этот, э-э-э... Герр Оберст, кажется.
   - Ах да, ты же тогда присутствовал, - вспомнил Долгов. - Оберст, Оберст, он самый. Ну а что человеку еще делать, если деньги некуда девать. Тогда, зимой, понравилось, вот, захотелось повторить. Ну, с кое-какими поправками, конечно. Он, как один недавний госдеятель, все в своем сценарии расширил и углубил. - Долгов произнес это слово с характерно мягким "г". - Если не нравится, имеется еще один вариантец. Там перестрелка шерифа с преступным элементом намечается.
   - Про шерифа я знаю. Как раз для него я тебе сегодня четырех гавриков притащил. У тебя что, действительно всего три мужика осталось, или руководство просто страху нагоняло, чтобы я живее шевелился?
   - Трое, - подтвердил Долгов. - К тому же, их трогать нельзя. Для конкретного клиента ребята зарезервированы. А вот девок хватает. Ну а ты, много сегодня съемочного материала привез?
   - Три девицы, семь мужиков, - автоматически выдал Зимин и удивился: "Черт, девиц-то четыре!". Он почему-то не посчитал вместе со всеми Наташу.
   - Негусто. Этого мне ненадолго хватит. Работа пошла.
   - Да знаю, - задумчиво сказал Зимин. Какая-то мысль не давала ему покоя. - Мне график расходов набросали, помню. Слушай... А когда до сегодняшних девиц очередь дойдет? - вдруг спросил он. - Поживут хоть немного?
   Долгов кивнул.
   - Девок на данный момент с избытком. К тому же, расходуем как всегда, по очереди, в соответствии с датами поступления. Так что эти еще поживут. Разве что сами начнут жаловаться: засиделись, мол, отправляйте, мол, на съемки. - Он засмеялся. - Приходится их требования удовлетворять, чтобы не слишком шумели. Ну, ты систему знаешь.
   - Знаю. - У Зимина почему-то приподнялось настроение. - Когда, говоришь, разборка с шерифом намечается?
   - На завтрашний день планировалось, но шериф попросил перенести на денек-другой. Приболел, что ли, или просто очко играет. В общем, жду отдельного распоряжения. Так что решил, остаешься?
   - Можно. Даже на пару-тройку дней здесь зависнуть могу, время терпит. Да, останусь, пожалуй. Если не выгонишь.
   - Отлично! - обрадовался Вадим. - Всегда тебе рад. Организуем междусобойчик, погоняем в бильярд. Мне ведь тут, знаешь, скучновато. Охраннички - контингент еще тот, с комендантом тоже не очень-то пообщаешься, он любитель квасить в одиночку, сам знаешь.
   - Да уж. - Зимин усмехнулся. - Только что наслаждался ароматом недельного, как минимум, перегара. Комендант, его мать... Ему бы только нажраться да на бабу залезть.
   - Вот-вот, это ты очень кстати, насчет "залезть". Есть в этом завозе что-нибудь интересное?
   - А этих ты что, уже всех осеменил? - поразился Зимин.
   - Да ну тебя, скажешь! Ты мой творческий подход знаешь. Я за цифрой не гонюсь, рекорды пусть ставят семнадцатилетние. Выбираю раз в два месяца, зато придирчиво. Мне постоянной смены дырок не надо, мне и одной надолго хватает, главное, чтоб она самой-самой была... Ну так как?
   - Знаешь, а ведь есть для тебя кое-что. Имеется среди сегодняшних такая! Ты просто обалдеешь, клянусь. Актриса-манекенщица, - на полном серьезе заявил Зимин. - Да-да, ты не ослышался. Крашеная блондинка, ноги растут прямо из подмышек. Ходит в таких малюсеньких шортиках, что у некоторых даже трусы поболее будут. И еще сиськи голые. Раз увидишь -- не забудешь! Зуб даю.
   - Как это, сиськи голые? - ошарашено спросил режиссер. - Совсем-совсем, что ли? Что, так прямо и ходит?
   - Ну... - Зимин замялся. - Может, я и преувеличил слегка. Может, просто показалось так в полутьме... Нет, надета вроде какая-то маечка, - был вынужден неохотно признать он, - но такая, знаешь, совсем прозрачная. Поэтому получается, что она вроде как вся голая -- про шортики я уже сказал, они у нее просто для приличия.
   - Ничего себе! - Долгов в возбуждении потер руки. - Эх, черт, жаль, работы сейчас много. Боюсь, как бы наш боров-комендант ее не увел. Ну да ладно, придумаю что-нибудь... Слушай, а спать ты где собрался? Если хочешь, давай здесь, сейчас все комнаты свободны. Или к актрисам пойдешь?
   - Пойду, подтвердил Зимин. - Ты, небось, все равно до утра будешь тут зрение портить, а там я найду, с кем пообщаться.
   - А! - сообразил постановщик. Он подмигнул. - Понимаю, Валера, понимаю. Ну, раз так, иди... Только манекенщицу мою не тронь! - крикнул он уже вслед, но приятель, не оборачиваясь, отмахнулся.
   - Привет, - поздоровался Зимин с охранником, дежурившим в специальном застекленном тамбуре казармы-общежития.
   Он знал этого вызывающего расположение мужчину по своим прошлым визитам сюда и помнил, что его звали Порфирием. Второй, сменщик, сейчас, видимо, отдыхал. Вообще-то, настоящая охрана располагалась совсем в другом месте, и это были такие рожи, что их специально старались держать подальше от "актеров", чтобы не вызвать у последних каких-либо подозрений. Та, настоящая, охрана контролировала все огромное пространство жилого городка, забор по периметру и даже ближайшие окрестности, используя для объезда территории мощные джипы, а для постоянного наблюдения - замаскированные видеокамеры, которыми был усеян забор и другие стратегически важные места. Охрана была завербована методом, совершенно не похожим на тот, с помощью которого Зимин набирал актеров. Почти любой из охранников либо находился в конфликте с законом и вынужден был скрываться в этом глухом месте, либо просто подходил для такой работы по складу характера, но сюда все попадали, отдавая себе отчет, что обратного пути для них нет. Отсюда, правда, никто и не рвался, скорее, напротив, ведь работа была не из пыльных и больше для проформы. Нападать на них никто не собирался, да и вряд ли кто-то вообще догадывался о существовании подобного рода киностудии, разве что сами клиенты, в интересах которых было сохранять молчание. Охранникам даже дозволялось выпивать в личное, свободное от дежурств время. Единственное, что запрещалось им настрого - это светить своими рожами в жилом городке. Это вызывало некоторое недовольство, ибо общежитие почти постоянно было заселено немалым количеством симпатичных особей женского пола, с другой стороны, телесных утех охранникам и без того перепадало немало. Они периодически привлекались к съемкам в качестве своеобразной массовки, а ведь процесс обычно заканчивался групповыми изнасилованиями и убийствами, в соответствии с фантазиями сценаристов. Любого рода недовольства и брожения умов в их среде пресекались быстро и решительно -- бунтари незамедлительно становились участниками того же съемочного процесса, только совершенно в ином качестве. Брожения же выявлялись очень быстро, путем внедрения в каждое охранное звено-пятерку специального осведомителя. Таким образом, возможность каких-либо неприятных неожиданностей со стороны охранного персонала была сведена к минимуму.
   Охранники же, дежурившие в актерском корпусе, существовали скорее для порядка, а не из-за существования каких-то реальных опасностей для проживающих здесь актеров. И являлись, в отличие от охраны внешней, вполне вменяемыми работниками и людьми. Зимин все это знал и с работающими в общежитии общался как с равными.
   - Привет. - Порфирий пожал протянутую ему руку. - С ночевкой?
   - Да. Может даже на пару деньков задержусь, - предположил Зимин. - Актеров уже расселили?
   - Расселили. Червяков выделил каждому по отдельной комнате -- свободных мест пока навалом, даже пятой части имеющегося не задействовано.
   - Он их сам расселял?
   - Сам. Ну, я слегка помог. Он их по комнатам раскидал, наказал набираться сил и ушел к себе. Завтра соберет всех в актовом зале, будет разъяснять, что дальше, - доложил Порфирий.
   Глядя на этого крепкого сорокалетнего мужчину высокого роста снизу вверх, как, впрочем, на большинство окружавших его людей, и не испытывая по этому поводу ни малейших комплексов, Зимин поинтересовался:
   - Может ты запомнил тогда, куда вселили одну... В общем, она в такой коротенькой юбчонке, голубой куртке, симпатичная, светленькая, на полголовы выше меня.
   - А, понял, о ком ты. Третий этаж, комната в дальнем конце коридора. Только почему она? Там такая блондинка на каблучках была, вот это я понимаю! - Порфирий выпучил глаза. - Проходила, глазками как стрельнула, так я чуть сквозь стекло из будки не выпал. А ножки! А попка... А сиськи, - расписывал он, будто не сам Зимин только что ее привез. - Черт! Вот бы ей... Да только куда мне. У меня с девчонками как-то не очень, - посетовал Порфирий. - Не бойкий я какой-то. Да и охотников на нее найдется. Вон, тот же Червяков, как только от пьянки отойдет...
   - Как пить дать, - подтвердил Зимин. - Слушай, пойдем, проводишь меня на всякий случай. Чтоб не шариться там вхолостую.
   - Пойдем... Да! - вдруг вспомнил Порфирий, когда они уже поднимались по лестнице, - забыл сказать. Это у меня из-за той блондинки все в мозгах все перемешалось... В общем, эта твоя у меня ножницы и картон попросила.
   - Че-его? - Зимин притормозил от неожиданности. - Зачем они ей сдались?
   - Я не спрашивал. Просто нашел, что она просила, чего ж не помочь... Ага, вон туда она вселилась. Видишь, последняя дверь налево. Ого, смотри! - Порфирий хмыкнул. - Валер, у тебя, кажись, соперник объявился. - В конце коридора, в полутьме, действительно маячила чья-то фигура. - Что будешь делать? На дуэль вызывать или обойдешься словесным внушением?
   - Посмотрим, - буркнул Зимин, вдруг поймав себя на том, что действительно испытывает неуместное, как ему казалось, чувство ревности. - И не спится ж... Ладно, тебе спасибо, валяй на свой пост. Да следи повнимательнее, чтобы твою сиськастую блондинку никто не похитил.
   - Мою, - проворчал, удаляясь, охранник. - Если бы...
   - И как успехи? - нейтральным тоном поинтересовался Зимин, приближаясь к высокой фигуре. Ну конечно, кто еще мог тут ошиваться, кроме этого кучерявого лоботряса. - Не открывает? - Вопрос прозвучал как бы даже с некоторым участием.
   - Заперлась, - мрачно пожаловался детина, наконец признав в приблизившемся мужчине режиссера, - даже поговорить не желает. - Зимин с удивлением заметил, что парень уже успел основательно поддать, да и в руке сейчас держал литровую бутылку водки. И когда только умудрился. Вроде совсем недавно был абсолютно трезв. - Что, ругать меня будете? - с вызовом поинтересовался ухажер.
   - Да нет, зачем же. - Зимин пожал плечами. - Здесь, в конце концов, не детский сад. Никто вас особо контролировать не собирается. Просто сам подумай, стоит ли жрать водку, если с утра общее собрание. Комендант общежития с вами толковать будет, да и вообще. А насчет этого дела... - Он опять пожал плечами. - Да ради бога. Если кто-то из девчонок тебя приласкает - нет проблем, пользуйся. Люди здесь все взрослые, никто в ваши половые изыскания вмешиваться не собирается.
   - Ну... так ведь тогда нормально! - обрадовался Сергей. Он заметно воспрянул духом. Видимо, парень сначала решил, что режиссер начнет на него наезжать, выговаривать за нарушение режима, да и Наташу он вроде бы застолбил. А оказывается, все в полном порядке. Никакого режима и вообще... - Слушайте, Ерофей Викентьевич, а можно я тогда еще к одной тут схожу? Ее на втором этаже поселили, я уже разнюхал, - зашептал он, интимно склонившись к самому уху Зимина, словно спрашивал совета у закадычного дружка или не строгого наставника. - Она в автобусе с нами ехала. Ну, такая вся из себя, в шортиках... А то чего бутылке зря пропадать. - Он потряс в воздухе литром "Столичной". - Вы не подумайте, я завтра как огурчик буду! Я спиртное хорошо держу, - возбужденно нашептывал он, для пущей убедительности приложив руку к сердцу.
   - Да делай ты, что хочешь, - разрешил Зимин, уже начиная потихоньку утомляться. Все помешались на этой чертовой блондинке. - В рамках разумного, конечно. Иди, ищи свою красотку, покажи ей, на что способен. Да не стесняйся, блондинки это любят!
   - Ага! - согласился довольный детина. Он хотел сказать что-то еще, но передумал. Просто махнул рукой и помчался по коридору чуть не вприпрыжку.
   Зимин какое-то время постоял неподвижно, глядя парню вслед и дожидаясь, пока тот не скроется из зоны видимости. Ему хотелось, чтобы никто не мешал своим присутствием и не маячил даже вдалеке в момент, когда он постучит в дверь Наташи. А к детине он и действительно не испытывал сейчас ровным счетом никаких антипатий. Разве, в конце концов, тот ему конкурент? А если еще учесть, что парень попался на его наживку и вскоре ему предстоит... Бедняга этот Сережа, если по большому счету.
   Зимин осторожно постучал. Затем замер на какое-то время, чутко прислушиваясь, но не смог уловить за дверью ни малейшего звука, даже шороха. В комнате царила мертвая тишина и ему подумалось, что Наташа, возможно, просто давно спит. Уходить или нет? Может и вправду, пусть девчонка хорошенько выспится, чего ее зря тормошить. Но на всякий случай, перед тем как уйти, все же постучал еще раз. Наконец он услышал легкие шаги и Наташа совсем не злым, а скорее каким-то усталым голосом тихо произнесла:
   - Сергей, я мне уже надоело повторять. Иди к себе, я не собираюсь тебе открывать. - Из какого-то мальчишеского озорства Зимин, намеренно ничего не отвечая, постучал еще громче. Из-за двери послышался нарочито протяжный вздох и за ним звук проворачивающегося в замке ключа -- видимо, девушка, потеряв терпение, решила высказать все, глядя ухажеру в глаза. - Валера... - почему-то испуганным шепотом произнесла она, быстро пряча что-то за спину. Предмет, как показалось Зимину, металлически блеснул в неярком свете горевших в комнате свечей. "Нож? - с удивлением предположил он. Но на хрена он ей? Собралась резать этого красавчика? А зачем свечи? И откуда они у нее? И почему она так испугалась? О! Да она в своем вечернем платье и туфлях на высоком каблуке - во всем том, что он ей купил. А ведь какая красивая"... В гневе девушка показалась ему еще более очаровательной, чем раньше. Но вот ее нахмуренные брови вернулись на место, лицо разгладилось и, как-то неуверенно улыбнувшись, Наташа отступила в комнату, давая ему пройти. - Я думала, это тот самоуверенный нахал, - принялась она оправдываться, при этом по-прежнему держа руку за спиной. - Тебе бы я сразу открыла. Я вообще-то надеялась, что ты придешь, потому до сих пор и не легла.
   Зимин попытался ее обнять, но девушка поспешно отступила.
   - Не понял. В чем дело, Наташенька? А! Ты не хочешь мне что-то показать. Что там у тебя? - Поймав Наташу, он потянул ее за руку, но девушка, отрицательно качая головой, с отчаянием в голосе попросила:
   - Я прошу, Валера! Это мое, личное, тебе нельзя!
   Она едва не заплакала, когда мужчина, все же преодолев ее сопротивление, вырвал из-за спины ее руку.
   - Что это? - с недоумением спросил Зимин, вертя в руках непонятную, смахивающую на елочное украшение вещицу. - Знаешь, я почему-то решил, что у тебя нож... - Он силился понять, что ему досталось в качестве трофея, а Наташа тем временем села на расположенную у стены кровать и смотрела на него исподлобья, готовая, как показалось Зимину, расплакаться в любой момент.
   - Ты... ты не имел права у меня это отнимать, - срывающимся от обиды голосом бросила ему Наташа. - Я же тебя просила! Это мое, личное, а ты... ты сейчас будешь надо мной смеяться.
   - Да почему смеяться-то? - все еще недоумевая, спросил Зимин, и вдруг до него, наконец, дошло.
   В первый момент он и впрямь чуть не расхохотался, чего так боялась Наташа; его сдержали лишь неподдельная обида девушки и горечь, прозвучавшая в ее словах. И потом, он неожиданно понял, что здесь действительно нет и не может быть ничего смешного. Ведь она видела в своей жизни так мало радости, да к тому же была, по сути, еще совсем девчонкой... То, что он держал сейчас в руках - являлось короной. Девушка аккуратно вырезала ее из картона - вот зачем ей понадобилось просить у охранника ножницы и картон, - а затем старательно обернула получившееся изделие серебряной фольгой от шоколадок. Зимин стоял в растерянности и не знал, что сказать. Он посмотрел на горящие свечи, которые Наташа расставила на полу и тумбочке рядом с настенным, в полный рост, зеркалом и которые придавали всей комнате атмосферу какой-то таинственности, волшебства, и внезапно ощутил легкую дрожь - это неожиданный холодок зародился в пояснице и промчался между лопаток вверх. Зимину почудился в этом некий сигнал, ниспосланный ему кем-то свыше, предупреждение - если он вздумает подшучивать или каким-то другим образом обидит эту девушку, сидящую сейчас на кровати и не решающуюся на него смотреть из-за боязни увидеть на его лице насмешку, то будет на веки вечные проклят этим кем-то сильным, справедливым, распоряжающимся жизнями и судьбами людей.
   Но он и не собирался над ней смеяться, такое желание появилось только в первый миг, по глупости. Наоборот, он вдруг ярко себе представил, как только что стояла перед этим зеркалом Наташа, сердясь на мешающего ей, жаждущего удовлетворить свою похоть самца, и представляя себя... Кем? Королевой? Принцессой? Ведь у нее никогда не было такого роскошного вечернего платья и, скорее всего, своей комнаты, где она могла бы уединиться и помечтать о чем-то своем. У Зимина вдруг возникло непреодолимое желание посмотреть на нее в этой вот короне, освещаемую таинственно мерцающими свечами, отражающуюся в зеркале зыбким, по-неземному красивым обликом.
   - Наташа, - ласково позвал он, выпрямляя слегка помявшиеся во время их борьбы зубчики и разглаживая на них фольгу. - Иди сюда, надень. - Он протянул ей корону, но девушка отрицательно покачала головой:
   - Не буду. Ты просто хочешь надо мной посмеяться.
   - Да нет же, глупая! - Он подошел и приподнял девушку с кровати. - Ну пожалуйста.
   Наташа очень внимательно посмотрела ему в глаза и, как с облегчением понял Зимин, кажется, поверила его искренности. Она осторожно надела корону и приблизилась к зеркалу, которое отразило ее немного настороженный взгляд - все же какие-то сомнения у девушки еще оставались. Но убедившись, что никто не думает над ней смеяться - напротив, мужчина смотрел на нее с искренним восхищением, словно увидел женщину неземной красоты, - Наташа расправила плечики и неожиданно грациозным движением подлинной королевы подправила свое серебряное украшение. Зимин любовался, напрочь лишившись дара речи. Да тут и нечего было сказать. Он жалел, что под рукой нет фотоаппарата, чтобы навсегда запечатлеть этот прекрасный, поистине волшебный образ. Хотя, фотоаппарат наверняка бы все опошлил, вернув происходящее на грешную землю, лишив его таинственности и красоты. Он просто старался как можно крепче все запомнить, чтобы навсегда сохранить в своей памяти эту юную чистую королеву. Или, все-таки принцессу?
   - Наташа, милая... - Зимин нежно обнимал лежащую рядом девушку. Они давно разделись, погасили свечи и молча лежали в темноте, думая каждый о своем. Ему, к собственному удивлению, совсем не хотелось что-либо с ней делать, а хотелось просто лежать вот так до бесконечности, борясь со сном, чтобы не упустить что-то очень важное для себя. А еще, после всего только что увиденного, он уже немного опасался лежащей рядом девушки - он внезапно ощутил, что... как-то ее недостоин, что ли. Она настоящая. Она чистая, непорочная принцесса, а он... Кто он сам? - Хорошая моя...
   Но вот она шевельнулась, приобняла его рукой, нежно провела по груди, и мужчина тотчас позабыл о своем недавнем намерении ее не трогать. Его тело само собой развернулось к прижавшейся в ответ Наташе, и он опять, как это было совсем недавно, долго, очень долго ее ласкал, получая горячий, искренний ответ, а потом опять нежно, очень нежно вошел в доверчиво принявшую его в объятия девушку, свою девушку-принцессу... О способе, которому он недавно отдавал предпочтение и считал едва ли не единственным, подходящим для собственного удовлетворения, Зимин и думать сейчас позабыл.
   Что же такое со мной происходит? - успел еще поразиться он, окончательно погружаясь в бездну...
  
   ****
  
   - Тянуть дальше не имеет смысла, - сказал Полковник, собрав часть бойцов своей группы в учебном классе базы, где несколькими днями раньше рисовал схемы подъездных путей к объекту, расположение в нем комнат, показывал фотографии лиц, подлежащих ликвидации, объяснял замысел задуманной операции в целом. - Они сидят на этой даче безвылазно уже в течение недели. Штурм дачи, даже исполненный с максимальной аккуратностью, по некоторым причинам недопустим. Единственный вариант - запустить к ним троянского коня. Все их сношения с внешним миром сводятся к следующему: им регулярно подвозят жратву и девочек. Первое им доставляет свой человек, поэтому сей путь для нас исключен, а вот что касается второго... - Полковник внимательно оглядел женскую часть группы - трех молодых женщин, среди которых была Ира. - Девочек они заказывают в обычных интим-клубах, заранее договариваясь по телефону об условном сигнале, который должен подать водитель, просят заранее сообщить номер автомашины, предпринимают иные нехитрые, но действенные меры предосторожности. Но как раз здесь мы можем кое-что предпринять. На данный момент все их контакты, осуществляемые посредством сотовой связи, контролируются нашими из службы радиоперехвата и сейчас остается только выждать, когда они в очередной раз решат развлечься. Правда, имеется одно "но". Самый благоприятный для нас момент был три дня назад, но воспользоваться им не удалось. - Полковник опять обвел взглядом собравшихся - шестерых бойцов, старающихся не пропустить ни единого его слова, - и нахмурился. Ему показалось, что Свиридов слушает недостаточно внимательно. - Свиридов, какой план действий ты бы предложил?
   Мужчина средних лет, плотного телосложения, привставший было для ответа, по знаку Полковника вновь опустился за парту.
   - Стандартный, - спокойно сказал он. - Ждем очередного звонка подопечных с требованием привезти им девчонку, перехватываем деятелей от сексиндустрии и отправляем вместо них наших. Месторасположение нашей базы в данном случае очень выгодно для дела. Мы успеваем перехватить машину любого клуба, в какой бы точке города он ни располагался, поскольку дорога к объекту одна-единственная и мы ее контролируем. Проблема заключается в том... - он сделал паузу и Полковник не торопил, смотрел на него выжидающе, - что, скорее всего, закажут они одну-двух девиц. Из одного клуба. Поэтому поехать с ними сможет лишь один сопровождающий. - Он хотел сказать что-то еще, но Полковник остановил его жестом:
   - Достаточно. Все правильно. Сложность в том, что этот один должен будет ликвидировать трех вооруженных ребят, а наш главный специалист в подобного рода делах валяется в больнице с переломом ноги, полученным -- зла на вас не хватает - на обычной спортивной тренировке. Слишком великой может оказаться цена возможной ошибки поехавшего на задание -- с ним будет девушка.
   - Виктор Степанович, так кто поедет? - спросил Свиридов.
   - Начнем с того, что таковых, скорее всего, будет двое. Дальше хочу спросить уже я, как в кино: добровольцы имеются? - Руки подняли двое мужчин и три девушки. - А ты, Сергей, не желаешь? - спросил Полковник у худощавого жилистого парня, сидящего на первой парте.
   - Я, Виктор Степанович, пока не чувствую должной уверенности при обращении с огнестрельным оружием, - спокойно пояснил тот. - Вы знаете, я специалист по рукопашному бою. - Он развел длинные руки с узловатыми кистями. - Будь я один, еще куда ни шло, но брать на себя ответственность за жизнь напарницы... - Он не договорил и покосился почему-то в сторону Иры, хотя Полковник еще никого не назначил. - Вы не подумайте, что я струсил.
   - Господь с тобой, Сергей, о чем ты говоришь. Мы все не первый день тебя знаем. То, что ты сам трезво оцениваешь свои возможности - очень и очень правильно. Плохо, когда получается наоборот. - Полковник прищурился и обвел взглядом группу. - Берите с него пример. Ложный героизм здесь неуместен. От любого из пары, которая поедет, зависит и жизнь товарища. Девушек это касается тоже. Достаточно им сплоховать, неубедительно сыграть свою роль... И уповать на то, что артистических качеств не понадобится, не стоит. Нет гарантии, что все решится в первые минуты, никто не знает, какие могут подстерегать неожиданности. Кто еще не чувствует себя уверенным в достаточной мере? - Поколебавшись, руку подняла одна из девушек. Она опустила голову и старалась не смотреть в сторону товарищей. - Таня, все нормально, - сказал Виктор Степанович, - значит, ты трезво, как и Сергей, оценила свои возможности. Итого, остались четыре кандидатуры, - подытожил Полковник. - Давайте сначала выберем девушку, а она скажет, с кем бы хотела поехать. Это важный психологический момент. Необходимо, чтобы она хорошо знала своего партнера и могла на него положиться. По-другому нельзя, иначе девушка будет нервничать, а в итоге...
   - Виктор Степанович! - взволнованно заговорила Ира, несмотря на жест Полковника все же вскочившая с места. - Позвольте мне! Я сумею! Я... - Не подобрав весомых аргументов, она решила обосновать свою просьбу предельно просто: - Я очень хочу!
   - Та-ак... - с трудом сдерживая эмоции, протянул Полковник. - Что ж, обоснование весьма серьезное. - Ира покраснела и опустилась на сиденье парты, не сводя с него умоляющих глаз. - Ну хорошо, допустим. А кого бы ты выбрала в напарники?
   - Его! - Ира, не колеблясь, ткнула пальцем в сторону Валеры, который посмотрел на нее благодарно и тоже вскочил:
   - Виктор Степанович, я с ней тоже и в огонь и в воду! У нас получится, вот увидите!
   - Ну-ка сядь, герой, - осадил его Полковник. Он нахмурился. - Я смотрю, парочка подобралась - что надо. Вскакивают, кричат, разве что только руками не размахивают. - Теперь покраснели уже оба - Валера тоже. Точнее, покраснел только он, Ира стала таковой сразу после своего выступления. - У тебя ведь тоже нет соответствующего опыта, зато он имеется у бандитов. Привести приговор в исполнение, это тебе не...
   - Но я же, помните, выполнил то задание... - начал было Валера и осекся, боясь, что его слова сочтут за хвастовство.
   - Это совсем другое дело, - возразил Виктор Степанович. - Там все зависело от точности стрельбы с дальнего расстояния, и ты, не стану спорить, проявил себя в качестве снайпера превосходно. Тут же многое зависит от психологии, соответствующего настроя, не считая, само собой, умения... Все, прения закончены! - резко сказал Полковник, заметив, что парень опять раскрыл рот. - Свиридов, а ты что молчишь?
   - Я готов, Виктор Степанович, - просто ответил тот.
   - Вот тебе, Валера, пример. Поучился бы у товарища выдержке, - посоветовал Полковник и парень сник, приняв его слова за окончательное решение. Они с Ириной многозначительно переглянулись, что не ускользнуло от внимания Виктора Степановича. "Ох, Иришка, Иришка... Наверняка сейчас пригласит меня поговорить с глазу на глаз. Ну, лиса"... И вслух сказал: - Хорошо. Я вас всех выслушал, окончательный состав объявлю позже. Туалетные принадлежности захватили, надеюсь, все? А сейчас перекур.
   Полковник решил определить пару, которая отправится на задание, в самый последний момент. Ему было достаточно увидеть глаза человека непосредственно перед отправлением, чтобы сделать определенные выводы. Он не считал это гаданием на кофейной гуще, это была интуиция, исходящая из немалого жизненного опыта. Он не раз прибегал к подобному методу решения определенного рода трудных задач и порой тот оправдывал себя много лучше, чем сложное тестирование.
   - Виктор Степанович, можно вас на минутку, - робко проговорила тихо приблизившаяся Ира и тот, не выдержав, улыбнулся.
   - Ну давай, отойдем. Ох и лиса же ты, Иришка, ох и лиса! Я ведь знаю, о чем ты сейчас будешь меня просить.
   Женщина лукаво улыбнулась.
  
   Внешне не выказывая волнения, Полковник смотрел на готовых к отправке подчиненных. Серьезных, сосредоточенных, в сотый раз мысленно повторяющих будущие действия.
   - Иришка, подойди на секунду. - Та мгновенно подлетела и вопросительно на него уставилась, ожидая, что скажет Виктор Степанович напоследок. - Ира... - Он помялся, что для него было совсем не свойственно, в попытке найти нужные слова. - Хочу в последний раз тебя спросить. Может, ты...
   - Нет, Виктор Степанович, - твердо сказала женщина, догадавшись, что он ей хочет сказать. - Поеду я. Вы приняли решение, не надо теперь... Почему должен рисковать кто-то другой?
   - Вообще-то, еще не поздно переиграть, потому что... - Полковник заметил полный гнева и неподдельной обиды взгляд и осекся. - Хорошо. Но тогда, может, поедешь хотя бы со Свиридовым? - Он покосился в сторону Валеры Стеклова, прощающегося с девушками. - У него все же опыта побольше.
   - Нет, - все так же твердо отказалась Ира. - Сами говорили, что каждый из пары, отправляющейся на задание, должен быть полностью уверен в партнере. В Валерке я уверена на сто процентов, мне с ним будет спокойнее, чем с любым другим.
   - Ладно. - Виктор Степанович вздохнул. Ему было невероятно тяжело отправлять девушку на такое трудное и опасное задание, ведь она действительно была его любимицей, почти дочкой. Хотя он и пытался это скрывать, все, как водится, прекрасно об этом знали. - Может, и неправильно я поступил, может, не имел на это права... - Он вдруг махнул он рукой и неожиданно для себя произнес: - Давай поцелуемся напоследок. - И как-то неловко чмокнул женщину в щеку, словно проделывал подобное первый раз в жизни. Ира ответила тем же и, не оглядываясь, побежала к машине. Она хотела скрыть от Полковника выступившие на глазах слезы...
   - Что они там, застряли, что ли.
   Свиридов покосился на него Валеру настороженно.
   - Ничего они не застряли. Им же какое расстояние, прикинь. Просто мы их на полчаса опередили, не меньше. Слушай, ты слишком возбужден, мне это не нравится. Давай-ка, возьми себя в руки, а не то, знаешь, наломаешь сгоряча дров. - Теперь он покосился на Иру, которая сидела в машине, в "Мазде-626" и курила вторую сигарету подряд - чувствовалось, нервы женщины взвинчены до предела. - Слушай, парень, что я тебе скажу. Если с Иркой что-нибудь случится... - Свиридов зачем-то понизил голос, хотя третий мужчина, Сергей, стоял в стороне и вряд ли мог слышать их разговор. - В общем, если с ней что-нибудь... а ты останешься цел и невредим, лучше вообще не возвращайся. Ты меня понял? - И не дожидаясь ответа, отошел к Сергею.
   Валера растерянно посмотрел ему вслед. Он прекрасно знал, что Ирина любимица не только Полковника, но буквально всей их группы, даже девчонки ее обожали, невзирая на то, что та была самой красивой, а женщины к подобным вещам относятся очень ревностно. Но чтобы ее любили до такой степени...
   - Тоже мне... - пробормотал он и побрел к "Мазде" -- общаться со Свиридовым ему больше не хотелось. - Да я сам за нее кому хочешь глотку перегрызу...
   - Нервничаешь? - спросил он, садясь на водительское сиденье, но и здесь с ним обошлись совсем не так, как он ожидал.
   - Слушай, отстань, а! - с раздражением бросила Ира, не повернув к нему головы. - Не строй из себя многоопытного Полковника, хорошо? Нервничаешь, не нервничаешь... Дай лучше сигарету. - Она выкинула окурок в окошко и уставилась на пачку, которую он только что достал из кармана.
   - Что, третью подряд? - попробовал было Валера, но, перехватив ее взгляд, испуганно замахал руками: - Все, все, все, молчу! Делай, что хочешь, только не надо больше ругаться. И чего вы все на меня взъелись, - озадаченно пробормотал он себе под нос.
   - А кто еще? - с интересом спросила Ира. - Свиридов? Что он тебе сказал?
   - Да так, - уклонился от ответа Валера. - Ты лучше скажи, здорово им идет форма, а? Просто вылитые ментяры.
   - Не-а, - возразила девушка, - не очень-то они на ментов смахивают. Им бы животы из поролона присобачить, такие, знаешь, объемом ведра на два каждому, тогда еще куда ни шло. А то что за менты такие странные? Тренированные, подтянутые... - Ира рассмеялись, с облегчением чувствуя, как потихоньку отступает овладевший ею мандраж.
   - Слушай, а если та девчонка окажется не твоих габаритов, - спросил Валера, - как ты влезешь в ее тряпки? Хотя, нет... - он окинул ее фигуру оценивающим взглядом, - наверняка будет наоборот, на тебе все болтаться будет.
   - Зачем мне с ней переодеваться? У меня что, некрасивое платье? Слушай, Валерка, ты... Мелет какую-то ерунду.
   - А разве проститутки одеваются в обычные платья? - недоверчиво спросил парень.
   - О, господи! Да во что, по-твоему, они должны одеваться!
   - Ну, не знаю, - смутился Валера. - Мне почему-то всегда казалось, что они в чем-нибудь прозрачном и микроскопических размеров ходить должны.
   - Да что за бред, - с раздражением сказала Ирина. - Знаешь, если нечего сказать, лучше помолчи. А то вот расскажу твоей Мариночке, к каким темам ты проявляешь нездоровый интерес, так она тебе таких проституток покажет!
   - Слушай, хватит уже пугать меня своей Мариночкой! - тоже вспылил Валера. - Расскажет, она, видите ли!
   - Все, ты меня окончательно достал, - объявила Ира. Она демонстративно отвернулась и принялась смотреть в окно, а Валера так же демонстративно зло сплюнул через свое. Какое-то время они сидели, принципиально сохраняя молчание, но потом вдруг, не сговариваясь, одновременно повернули к друг другу головы и встретились глазами. Через секунду оба заливались смехом и никак не могли остановиться.
   - Ой... - наконец смогла произнести Ира, насилу отдышавшись. - Валерка, извини, это просто нервное. Болтаю всякое... Не обращай на меня внимания.
   - Да ладно. Со мной то же самое, - сказал тот. И легонько ткнул женщину локтем. - Ирка, едут.
   Свиридов сделал отмашку жезлом и парень за рулем белой "девятки" злобно выругался:
   - Козлы! Чего им надо?
   - Инспектор ГАИ, лейтенант Филимонов, - представился Сергей. - Ваше водительское удостоверение и документы на автомашину.
   - Нет, а в чем дело, - начал бурчать плотный парень с короткой стрижкой. - Я что, что-то нарушил?
   - Попрошу выйти из машины, - сухо потребовал Сергей, изучив предъявленные документы. - Быстро, я кому сказал! - Двое вылезли из машины. Девушка молчала, парень продолжал что-то бурчать себе под нос. - Теперь попрошу вас пересесть к нам, - скомандовал милиционер и указал на милицейскую "шестерку", примостившуюся у обочины. Чуть дальше стояла "Мазда".
   - Может, вы изволите все-таки объяснить, в чем дело! - не выдержав, взорвался парень. - Документы на машину в полном порядке, права тоже! Сверяйте номера двигателя, или что вы там еще любите делать, и привет. - Он выразительно постучал по своим электронным наручным часам. - Некогда мне. Время -- деньги.
   - Успеешь, - усмехнулся Свиридов. Он сделал шаг вперед и тоже представился: - Инспектор ГАИ, лейтенант Моисеев. Успеешь, говорю, паренек. Оттого, что проститутку привезли с небольшим опозданием, еще никто из клиентов не умирал, поверь. - Девушка густо покраснела и промолчала, а парень злобно воззрился теперь уже на Свиридова:
   - Что за шуточки, лейтенант! Какое ты имеешь право оскорблять мою жену? Не пойду в машину, - решительно заявил он, остановившись на полдороге. - Верка, стоять! - Девица, довольно миловидное создание в мини-юбке и туфлях на высоком каблуке, послушно замерла на месте. - Инспектора, понимаешь... - принялся было опять бурчать парень, но от короткого удара Свиридова согнулся пополам и упал прямо в придорожную пыль, хотя удар, казалось, был нанесен совсем несильно. Девушка испуганно взвизгнула и зажала себе ладошкой рот.
   - Ты еще здесь? - рявкнул на нее Свиридов и та опрометью бросилась к милицейской машине. - А ты вставай, дружок. Будет тебе, отдохнул... - Схватив за рубашку, он потянул парня вверх. - И впредь держи свой болтливый язык за зубами. - Заботливо поддерживая его под локоток, Свиридов подвел и впихнул парня в милицейскую "шестерку", на заднее сиденье.
   - А это еще зачем? - выдавил из себя насилу отдышавшийся парень, но все же протянул руки, на которых мгновенно защелкнулись наручники. - Мы же не преступники какие, в натуре. Вы нас с кем-то спутали. - Вера подставила свои руки без слов. - Э, это уже слишком! - заорал парень, когда ему на голову натянули черный полотняный мешок, - я с детства темноты боюсь! - Щелчок костяшками пальцев, нанесенный по лбу, заставил его замолчать.
   - И чтоб ни звука, - с угрозой произнес Свиридов, проделав то же с девушкой. - Оба поняли? Особенно тебя, сутенер, касается. - Парень промолчал и он удовлетворенно кивнул. - Вот и молодец. Бери пример с "жены". - Девица действительно не издала ни единого звука, даже оказавшись в таком же мешке - то ли просто была не слишком разговорчивой, то ли в клубе ее приучили к жесткой дисциплине.
   - Ну, с богом, ребята! - Свиридов обнял Иру, потом Валеру. То же проделал и Сергей. - Что в таких случаях полагается, кулак держать? Значит, буду держать. - Он сжал кулак и продемонстрировал его двоим. - А ты не забудь, что я тебе сказал. - И еще раз потряс кулаком, теперь уже перед самым носом Валеры.
   - А что ты ему сказал? - спросил Сергей, когда белая "девятка" скрылась за поворотом.
   - Так, было дело.
   - А этому зачем так здорово врезал? Он же ничего такого не сделал.
   - Да не люблю я этих сутенеров.
   - Какой же он сутенер, - удивился Сергей. - Наверняка обычный охранник-водила.
   - Ну, может и так... - Свиридов безразлично пожал плечами. - Что ты предлагаешь, пойти теперь извиниться, что ли? Давай считать случившееся за маленькую профилактику. Будет теперь потише себя вести, когда его документы вежливо спрашивают, только и всего. Пойдем в тачку?
   - Пойдем. Черт, ненавижу всяческие ожидания, а тем более такие. - Сергей закурил. - Только бы у них сложилось...
   - А на что намекал Свиридов? - поинтересовалась Ира, когда они удалились от места своей засады. - Мне показалось, что он тебе угрожал.
   - Да так... - уклонился Валера от ответа. - Потом как-нибудь расскажу.
   - А девушка красивая, правда?
   - Ничего, - согласился парень. - Только ты все равно лучше, тут и сравнивать нечего.
   - Ну, может. Во всяком случае, спасибо...
   - Ир, сконцентрируйся, - тихо произнес Валера. Парень почувствовал, что волнение наконец его отпустило. Теперь он был собран и уверен в себе. - Подъезжаем. - Его рука машинально коснулась плоского пистолета с глушителем, пристроенного в специальном эластичном поясе повыше нарочито мешковатых светлых штанов. В просторной майке со множеством поперечных швов один был ложным, через его прорезь можно было быстро выхватить оружие, в чем Валере пришлось немало потренироваться. Все было придумано и сшито специально для этого задания. Сверху одежду покрывала такая же бесформенная, как штаны и майка, тонкая летняя куртка со всевозможными клапанами и молниями. Один из ее карманов оттягивал "кирпич" мобильного телефона, еще один, самый легкодоступный, под правую руку, занимал выкидной нож. Его можно было выхватить мгновенно - в этом он тоже специально тренировался.
   - Я готова, - так же тихо ответила женщина, выбрасывая в окно выкуренную до фильтра сигарету. - Дай нам бог, - очень серьезно попросила она.
   Валера остановил машину перед сетчатыми воротами, дважды, как было оговорено, подал звуковой сигнал и, выждав несколько секунд, повторил. Распахнулась дверь и с крыльца двухэтажной деревянной дачи не спеша, вразвалку спустился невысокого роста худой парень с коротко стрижеными волосами. На нем была тоже легкая летняя куртка, а правую руку он держал в районе живота, зацепившись пальцем за пояс серых брюк, грязных в районе колен. У него там оружие, - догадался Валера. И приглядевшись, сказал:
   - Это Бортников. Помнишь фотки? Он у них за шестерку. - Ира молча кивнула, а Валера отметил, что напарница заметно напряжена. - Расслабься, - прошептал он, только в этот момент окончательно осознав себя, наконец, старшим, от которого зависит исход мероприятия. При этом он непринужденно улыбнулся, словно сказал попутчице что-то веселое, пусть Бортников видит. - Иришка, слышишь... - Она тоже попыталась растянуть губы, но сама почувствовала, как неубедительно выглядит это ее подобие улыбки.
   Парень тем временем все так же неспешно доковылял до ворот, присмотрелся к номеру машины, прошил внимательным взглядом салон, распахнул две сетчатые половинки и отступил, освобождая путь.
   - Просим, просим, гости дорогие... Тачку туда поставь. - Он неопределенно махнул в сторону. - Все, глуши! - И уже деловым шагом приблизился к машине. - Чего сидите? - По взгляду парня Валера понял, что Ирина ему понравилась. Когда же она вышла из машины, Бортников бесцеремонно оглядел ее с ног до головы и расплылся в улыбке, продемонстрировав отсутствие переднего верхнего зуба. - Ну ни хрена себе! Молодцы, "Райское наслаждение", молодцы. Раньше у вас таких лялек не наблюдалось.
   - Мы из "Люкса", - подал голос Валера. Он понял, что фраза брошена неспроста. Вряд ли этот дохляк в чем-либо их подозревал, не было у него таких оснований, видимо, это была волчья осторожность, въевшаяся в его нутро глубоко и навсегда.
   - Ну-ну. - Парень хмыкнул и махнул левой рукой: - Пошли. - Правую руку, как подметил Валера, он с ремня убирать не спешил -- очевидно, все та же осторожность. Так, на всякий случай. Они побрели к невысокому, из двух ступенек, крыльцу. Валера специально замедлил шаг, желая лишний раз прокрутить в голове свои возможные в скором будущем действия, а Ирина, как вдруг с удивлением заметил он, начала слегка прихрамывать. Видимо, Бортников разглядывал ее сзади, потому что тоже обратил на это внимание: - Эй, красавица! - Ирина обернулась и он ткнул пальцем вниз: - У тебя что, протезы? Чего хромаешь?
   - Просто палец немножко натерла. Босоножки новые, - оправдывающимся тоном сказала Ира, действительно зачем-то надевшая сегодня новые босоножки. Сейчас, чувствуя, как мизинец при каждом шаге жжет огнем, она запоздало пожалела об этом.
   - Ну-ну. - Бандит хмыкнул и прошил взглядом Валеру. - Я уж подумал, бракованную привез.
   - А чего шкурка хромает? - неожиданно раздалось сверху и задравший голову Валера обнаружил, что из окна второго этажа на них пялятся две отвратительного вида рожи.
   - Да ножку, жалуется, натерла, - бойко пояснил Бортников.
   - А-а-а... Ну, это ничего. Подлечим.
  
   Трое весело заржали, а Ира, испытывая все больший страх, с отчаянием обругала себя последней на свете дурой. Ну зачем, спрашивается, напялила новые босоножки? Ее персоне и без того уделялось повышенное внимание и, в принципе, это было нормально, поскольку они ее "купили", но зачем было еще самой давать им дополнительный повод для зубоскальства. Валера думал так же, злясь на напарницу за допущенную промашку. Теперь выходит, что уже с первых минут все пошло как-то не так. Ну, не то чтобы совсем плохо, но...
   - Давай их пока в гостиную, а мы сейчас! - крикнула неприятная угреватая рожа с тщательно выбритой головой и Валера опознал Шакала, за плечами которого было по меньшей мере два убийства с отягчающими. Впрочем, все здесь были одного поля ягодами, пай-мальчиков среди них не наблюдалось. - Доиграть надо, тут впервые за целый день козыри, наконец, нормальные пришли. - Шакал засмеялся, а Валера испытал облегчение, поняв, что небольшая отсрочка во времени, чтобы перед встречей со всеми членами банды хотя бы немножко оглядеться, им гарантирована.
   - Ну, чего рты разинули. - Бортников подтолкнул их в спины, а когда возмущенный Валера повернулся, нагло уставился ему в глаза. - Ты еще скажи, что чем-то недоволен. Не пыли, парнишка, дружеский тебе совет.
   Валера решил этому совету внять. Глупо сейчас дразнить гусей, обращать внимание на мелочи, надо помнить о главном. Кстати, не стоит забывать, что Ирина "проститутка", так что особо за нее заступаться тоже нечего, не тот случай. Он шофер и на рожон без нужды не лезет. Привез, взял за нее деньги, потом приехал, забрал. Точка.
   Постаравшись придать своему лицу слегка растерянный вид, но при этом не переигрывая, не изображая откровенного испуга, он отвел взгляд и послушно пошел дальше. Дескать, врезал бы я тебе, конечно, но вас здесь столько... А Бортников, воодушевленный маленькой победой над парнем вдвое крупнее себя, толкнул его еще раз, но тоже стараясь соблюсти меру, чтобы тот не полез драться и ему не пришлось применять оружие - затевать свару в месте своего схорона бандитам было не с руки. Валера проглотил и эту оплеуху, на сей раз он даже не обернулся, а Бортников толкнул теперь застывшую Иру:
   - А ты особого приглашения дожидаешься, красавица? - Женщина поспешила за напарником. От испуга у нее даже прошла хромота, а довольный бандит буркнул: - Надо же, дикая совсем... Ничего, обтешем. Целые сутки впереди.
   Почему сутки? - испуганно подумала Ира. Ведь они заказывали девочку на три часа. Представив, что могло ожидать ее за это время, будь она не подставной, а настоящей проституткой, привезенной к этим скотам по вызову, Ира ужаснулась - до завтра! Она вдруг осознала, что, возможно, зря ввязалась в такое дело, не для нее оно, слишком жутким все оказалось в действительности, разве она сможет сейчас правдоподобно играть свою роль... На базе, во время обсуждения предстоящего, все казалось просто и понятно, а себя она уже видела этакой усталой героиней, возвращающейся домой с победой и принимающей поздравления восхищенных ее храбростью товарищей по оружию. Сейчас гарантия благополучного возвращения уже не казалась ей столь бесспорной... Оставалось надеяться, что хотя бы у Валеры разум не сковало страхом, как это произошло с ней. Думай, Валерик, думай, миленький, пожалуйста. Я боюсь... - как заклинание повторяла она про себя, а тот, не обращая на нее ни малейшего внимания, быстро оглядывал гостиную, куда их впихнул Бортников. Тот сейчас возился в коридоре - видимо, закрывал дверь. Ну сделай же хоть что-нибудь...
   Валера, словно услышав, наконец, ее безмолвный призыв, вдруг развернулся и, бесшумно ступая мягкими кроссовками, рванул обратно в коридор, успев на ходу шепнуть:
   - Присядь куда-нибудь, быстро. И ни звука! - Вспомнив наставления Полковника, он принял первое решение.
   Тот неоднократно повторял, что в итоге все решат грамотная оценка реальной обстановки и вытекающие из этого действия, быстрые и взвешенные одновременно. Мозг в этот момент должен работать как компьютер. Произойдет все, естественно, уже на месте, в логове врага, ведь спланировать и предусмотреть все заранее было попросту невозможно. Валере показалось, что он, наконец, понял, почему Полковник все-таки остановил выбор на нем. Конечно, просьба Иры сыграла здесь свою -- и немалую - роль, но далеко не главную. Да, Свиридов был опытнее, но была в нем некоторая, что называется, тяжеловесность ума. Нет, не тупость или что-то в этом роде, но... Тот мог четко выполнить заранее разработанный план, предпринять действия, хорошо себя зарекомендовавшие в стандартных ситуациях, но если требовалось принимать решения на ходу, экспромтом, тут и вступала в силу эта его мыслительная заторможенность. Нет четко заданного шаблона -- нет безукоризненных действий по его исполнению. Валера же... Сейчас он, повинуясь неожиданному, неизвестно откуда взявшемуся импульсу, уже осторожно приоткрывал дверь, четко зная, что сделает в следующую секунду. И ни в каких планах подобного предусмотреть невозможно. Правильно ли он задумал? Дай бог, чтобы правильно, иначе...
   Услышав легкий -- даже не скрип - шорох открываемой двери, Бортников резко повернулся и Валера заметил, как напряглась у того правая рука, которая, подобно приклеенной, так и пребывала в районе пояса. Щуплый наглец был готов в любой момент, при возникновении малейшей опасности воспользоваться оружием - Валера прочитал это в его недоверчиво прищурившихся глазах.
   - Че приперся, - процедил тот сквозь зубы. - Я же ясно сказал, сидеть и ждать. Эй, ты куда лезешь! - Но Валера, не обратив внимания на предупредительный окрик, с выражением этакой глуповатой бестолковости на лице приблизился к Бортникову, одновременно протягивая ему мобильный телефон:
   - Слушай, что у вас здесь с зоной. Почему тут на дисплее... - И едва только уловил, что Бортников непроизвольно скосил глаза вниз, резко шагнул вперед и другой рукой, в широкой ладони которой скрывался нож, сходу нанес ему мощный удар в область сердца. Лезвие зашло в грудь противника по самую рукоятку. Не успев даже вскрикнуть, тот начал заваливаться худеньким тельцем назад, грозя обрушиться спиной на входную дверь, когда Валера бережно, словно ребенка, подхватил его в районе подмышек. - Тихо, парень, - зачем-то прошептал он. - Тихо, тихо... - Не теряя ни секунды, он подтащил обмякшее тело к стоявшему в коридоре старому шкафу, приоткрыл рассохшуюся дверцу и с отчаянием убедился, что тот доверху наполнен каким-то ненужным хламом. Тогда, не мешкая, он запихал труп в угол, в проем между шкафом и стеной, и прикрыл выхваченным из шкафа куском материи - кажется, это была ветхая от возраста скатерть. Нож, к сожалению, пришлось оставить в груди бандита -- Валера знал, что если его сейчас вытащить, можно забрызгаться кровью. Судя по куртке покойного, на которой не проступило ни капли красного, он угодил Бортникову точно в сердце, но все равно, лучше было не рисковать. Окинув коридор быстрым взглядом, Валера удостоверился, что появление в углу бесформенного, прикрытого тряпкой предмета, вроде бы не слишком бросалось в глаза - все кругом было забито ненужными вещами. А может, так ему только казалось, ведь он был здесь впервые. Может, любой из бандитов сразу обнаружит произошедшие здесь изменения. Но как бы то ни было, дело было сделано.
   - Где ты был? - шепотом спросила Ира вернувшегося в гостиную Валеру. Она пристроилась в низком обшарпанном кресле и выглядела очень испуганной, это сразу бросалось в глаза. - И где этот?
   - Вышел, - коротко ответил Валера. Он испытал злость, убедившись, что напарница так и не смогла заставить себя собраться. Сам Валера, к своему собственному удивлению, воспринял свершившийся факт убийства им человека абсолютно спокойно, не испытывая по этому поводу ни малейшего сожаления -- вообще никаких эмоций. Словно такое ему приходилось проделывать неоднократно. Наверное, это была своеобразная реакция мозга, заблокировавшего какие-то ненужные сейчас участки сознания и наоборот, усилившего работу других, в данный момент гораздо более необходимых. Сейчас он был полностью сосредоточен на выполнении своего задания, и какие-то переживания по поводу совершенного убийства не должны были ему мешать.
   - А ты...
   - Подожди, потом. - Он хотел как-то приободрить, успокоить утратившую силу духа женщину, но тут послышался топот ног по деревянной лестнице и гул возбужденных голосов - бандиты закончили играть в карты. Валера только и успел, что ободряюще ей подмигнуть и улыбнуться. Он постарался сделать это как можно более естественно, чтобы Ира почувствовала его уверенность и спокойствие, поняла, что на него можно положиться. Она попыталась ответить ему тем же, но ничего не вышло - губы никак не желали складываться необходимым образом, чтобы получилась обыкновенная улыбка, словно девушка внезапно разучилась делать такую элементарнейшую вещь. Она только попыталась в самый последний момент одернуть короткое платье, прикрыть колени, но, увы, материя была не резиновой. Зато кресло было низким и Валера заметил, что между ног напарницы отчетливо белеют трусики, что особо подчеркивал фон дотемна загорелой кожи. Так и не успев ничего об этом сказать, посоветовать, чтобы Ира хотя бы скрестила ноги, он опустился на стул, стоявший почти по центру комнаты, и развернулся к лестнице на второй этаж.
   - А вот и мы! - Первым появился здоровенный амбал, одетый в застиранные джинсы и растянутую, грязную от пота майку. Не летнюю, с каким-нибудь рисунком или надписью, а обычную, из комплекта нижнего мужского белья. По лошадиному черепу, поросшему коротким ежиком бесцветных волос, Валера догадался, что перед ним Тыква - пахан этой маленькой, но много чего успевшей натворить спаянной команды. За ним шумно высыпали остальные. Все они, словно по команде, которая минула ушей Валеры, зато была отчетливо услышана ими, дружно уставились на Ирину. Та какое-то время еще пыталась смотреть в ответ более-менее непринужденно, как бы демонстрируя, что происходящее является для нее делом привычным, но вскоре опустила глаза и только сейчас, наконец, додумалась скрестить ноги, запоздало сообразив, что при таком низком кресле любому стоящему напротив открывается прекрасный обзор находящегося под ее платьем.
   Тыква сделал пару шагов и остановился в метре от Ирины, а Валера пытался понять, не допустил ли он ошибку. Может, вместо того чтобы пытаться приободрить растерявшуюся Иришку, надо было сходу открыть огонь, попробовать уничтожить хозяев дачи, пока они спускались по лестнице? Вроде простое решение, а дело было бы уже завершено. Вот черт, не сообразил... Но когда один из бандитов, загораживаемый кем-то из дружков, переместился, он заметил, что тот, абсолютно не таясь, держит в руке "Макаров". Скорее всего, он делал это специально, чтобы произвести на них впечатление и сразу обозначить, кто тут хозяин. Нет, все было далеко не так просто, как ему только что показалось... Против его ожиданий, бандиты оказались почти трезвыми - запах алкоголя от них был едва уловим. Похоже, ему удалось бы подстрелить только первого, ну, максимум, двух, а остальные, засев наверху, открыли бы ответный огонь. Валера поежился, представив, чем мог закончиться для них с Ирой такой расклад. Только сейчас, глядя на съежившуюся напарницу, он четко осознал, что такое ответственность за чужую жизнь, взваленная им на себя столь просто.
   - Из "Люкса"? - спросил Тыква. Он протянул руку и приподнял лицо женщины за подбородок. - Немая, что ли? - Повернувшись к Валере, он неожиданно громко засмеялся. - Точно бракованную привез, парень. Мало того что хромает - разговаривать тоже не умеет... Дырка-то у нее хоть есть? - Остальные присоединились к его гоготу и, как заметил Валера, двое словно невзначай заняли места возле его стула, по бокам. "Вот это осторожность, - поразился он. - Ведь наверняка ничего не подозревают - у них просто нет для этого оснований. Действуют машинально, по укоренившейся привычке, со звериной настороженностью относясь к любому, даже не подозрительному чужаку. Ну чисто волки, больше никто!". - Эй, девка, да проснись ты!
   - У нас вчера междусобойчик был, - пришел Валера на помощь Ирине. Он привстал. - Так мы там все, короче...
   - Не с тобой разговаривают, - лениво обронил Тыква. А еще один плотный, как и парень с пистолетом, но при этом высокий, ростом с Валеру, сделал к нему шаг и мягко толкнул в грудь.
   - Присядь, отдохни. - Произнес он это довольно беззлобно, и если бы не его холодные глаза и не информация, которой обладал Валера, его можно было принять за вполне нормального парня.
   - Да я чего... - буркнул Валера, решив, что лучше опять подчиниться. Мало того, что нельзя было лишний раз провоцировать их на какие-то действия, но если бы этот высокий в джинсах ткнул его не в грудь, а чуть пониже и сбоку, то непременно попал бы в пистолет. И что тогда? Об этом лучше было не думать.
   - Ну-ка, встань. - Безвольно обмякнув в кресле, Ира молча смотрела на Тыкву. Она не отказывалась, просто не в силах была заставить себя подняться. Через секунду тому надоело ждать и он с силой потянул ее за руку: - Во дела, ее еще упрашивать надо...
   - Пацанчик же сказал, пьянка у них была, - сказал высокий в джинсах. - С бодуна девчонка, выходит.
   - Ничего, похмелим, - бодро сказал Тыква. Он хлопнул женщину пониже спины, затем ткнул пальцем в сторону лестницы. - Дуй наверх... А вы пока потолкуйте с пареньком. - Он посмотрел на высокого, который толкнул Валеру в грудь. - Только повежливей, ты понял, Кость? Паренек наверняка понятливый, так что просто разъясните ему, что к чему. Ну, насчет бабок и всего остального... И пусть мотает на все четыре стороны. - Длинный кивнул. Валера приоткрыл было рот, чтобы задать какой-то вопрос, но Тыква внезапно спросил: - А где Малой? - Он смотрел на Валеру и тот понял, его спрашивают о Бортникове.
   - Это который нас встречал? Не знаю. Он нас сюда запустил, а сам смотался куда-то.
   Тыква ничего не сказал и вновь повернулся к Ирине.
   - Совсем заторможенная... Наверх дуй, тебе сказали! - Легкими точками в спину он погнал ее к ступенькам, а через некоторое время раздался его негромкий смешок: молодая женщина, которую он пропустил вперед, придерживала сзади платье, чтобы оно, задравшись, не оголило для посторонних глаз больше положенного. "Именно так поднимались по лестнице девчонки в нашей школе, - внезапно вспомнилось Валере. - Чтобы мальчишки, специально дежурившие внизу, ничего не смогли рассмотреть. А еще в качестве защиты от любопытных взглядов они использовали школьные портфели, какового у Иры сейчас, увы, не было. Возможно, и Тыква вспомнил то же самое"... - Нет, я с нее балдею, - заявил тот, обернувшись к заржавшим дружкам, - наша дама стесняется! Как бы она еще не отказалась ноги раздвигать... - Он покачал головой и поспешил за гостьей, которая постаралась проскочить оставшийся отрезок пути как можно быстрее.
   - Она действительно так пережралась? - спросил четвертый. - Странная какая-то. Словно вареная.
   - Да мы все вчера полегли, - подтвердил Валера, а сам опять подумал, не упустил ли момент. Может, у него хватило бы времени выхватить пистолет, когда все разглядывали ноги поднимающейся по лестнице Иры? Но тут же понял - нет. Его не раз инструктировали относительно подобных вещей - насколько опасно переоценить свои силы и недооценить противника.
   "В какой-то момент ты можешь посчитать себя самым умным, самым хитрым, физически подготовленным, и принять опрометчивое решение, которое может оказаться роковым. В жизни бывает все. Самый плюгавенький с виду может оказаться неплохим спортсменом, полжизни отдавшим какому-нибудь виду спорта, или просто обладающим великолепной реакцией, координацией движений, человеком. Да человек вообще может быть заурядным пьяницей и лентяем, никогда не переступавшим порог спортивного зала, но обладать отменной реакцией просто благодаря капризу природы. И когда ты вдруг сочтешь, что настал момент действовать решительно, ведь достойных соперников вокруг тебя вроде бы нет, он тебя опередит, и... Для этого не обязательно выхватывать оружие на опережение, как это делают в ковбойских фильмах, или ловко выбивать его у тебя, как в боевиках - достаточно просто ударить тебя по руке, слегка толкнуть для потери равновесия, чем-нибудь в тебя бросить, отвлекая внимание. А за это время, за эти доли секунды остальные... И если у них имеется соответствующий опыт, если они будут действовать слаженно"...
   Но главное, все вообще оказалось не так, как было на бумаге. Их вообще оказалось пятеро, хотя предполагалось, что будет трое. Хотя, нет. Их уже четверо - хоть немного, но легче.
   - В общем, слушай сюда, - принялся популярно объяснять ему про жизнь бритый наголо отморозок, которого, как знал Валера, свои нарекли гордо звучащей кличкой Шакал. - В принципе, все нормалек. Ты привез очень даже неплохую шкуру, молодец. С бодуна она там или не с бодуна, это наши проблемы, разберемся. В общем, теперь чеши обратно в свой "Люкс" и развози шкур дальше. Лады?
   - Это как же, - удивился Валера, с неудовольствием отмечая, что трое обступили его стул, приблизившись почти вплотную, а тот, с пистолетом, стоит как раз напротив него и прятать оружие явно не торопится. Наоборот, с многозначительным видом поигрывает им в руке - дескать, помни, мы люди серьезные. И еще очень плохо, что ему так и не дали встать. - А деньги? А девчонку забрать? И договаривались на три часа, между прочим. Так я подожду ее в машине, и все. Чего мне туда-обратно зря гонять. На это почти то же время уйдет. Но деньги вам придется сразу... - якобы чуть посуровел он, изображая туповатого, прочно усвоившего свои обязанности шофера-охранника. - А то меня хозяин с дерьмом сожрет, - добавил он.
   - Да ты ничего не понял... - Шакал разочарованно вздохнул. - Мы ее берем не на три часа, а на чуток подольше. На сутки, ясно? Завтра, в это же самое время, ты подъезжаешь сюда и получаешь свою шкурку в целости и сохранности.
   - Подождите, подождите, - тупо повторил Валера. - Договаривались на три часа, поэтому...
   - Слушай, ты! - не выдержал Шакал, взбеленившись от непроходимой тупости какого-то развозчика продажных девок. - До тебя, что, совсем не доходит... - Тут локоть длинного, лично получившего инструкции Тыквы обойтись с "пареньком" повежливее, ткнул того в бок, оборвав его речь в самом интересном месте.
   - В общем, парень, ты это... - вступил Кость, назначенный Тыквой старшим переговорщиком. - Короче, деньги за амортизацию шкуры мы тебе дадим, конечно, Шакал просто пошутил. А насчет времени... Ну, передумали, что здесь такого. Имеем право продлить. Если надо, позвоним вашему диспетчеру, скажем, что переиграли, только и всего.
   Валера слушал вполуха. Так, надо вычленить главное. Методы физического воздействия они к нему применять не хотят. Нет, определение не точное. Не хотят для этих отморозков значит -- не могут по каким-то причинам. Хотеть-то они хотят всегда. А не могут, потому что им не нужны лишние скандалы - не рискнут они привлечь к своей малине внимание. А за ним, Валерой, клуб, то есть, какая никакая крыша, да и не последний день они здесь сидят, будут заказывать еще, поэтому ссориться с поставщиками товара в колготках им не с руки.
   - Ну, отрегулировали? Или есть еще какие-то проблемы?
   Проблема была. Валера понимал, что надо тянуть до последнего - разговаривать с ними, задавать всевозможные, пусть заведомо глупые, вопросы, изворачиваться, что будет сил и возможностей, но делать так, чтобы оставаться здесь как можно дольше и ловить, ловить, ловить момент, когда он будет процентов хотя бы на восемьдесят уверен, что пришла пора выхватить пушку, что он сможет выполнить задуманное. А если его выставят за дверь, то, считай, все пропало. Не штурмовать же ему эту дачу, отбивая Иришку, и вообще... От атаки в лоб Полковник отказался, значит, на то были причины. И что они сделают с Ирой за сутки? Тогда ему действительно не будет пути обратно. Он и сам не посмеет взглянуть товарищам в глаза, вернувшись обратно без нее. Это было понятно и без ненужных, хотя и справедливых, угроз всяческих там Свиридовых... Сейчас ему нужно спрашивать, спрашивать дальше, прикидываться бестолковым, совсем тупым, чтобы только оставаться здесь. Но при этом стараться не спровоцировать их чем-нибудь на решительные действия, чтобы они не вздумали его выкинуть, избить или еще чего похуже. Но как умудриться пробалансировать на этой тонкой грани? Задачка... Мрачнея от своих невеселых мыслей, Валера почесал голову.
   - Ну, отрегулировали, вроде... Только все равно непонятно. Если вас пятеро, а развлекаться целые сутки собрались, почему только одну заказали? У нас так не принято.
   Парень с почетной кличкой Кость внезапно утратил наигранную невозмутимость, перекосился лицом, поиграл желваками, но тут же взял себя в руки и продолжил опять подчеркнуто спокойно:
   - Один ее будет тереть, не переживай. С чего ты взял, что все пятеро щас бросятся ее худосочное вымя щупать?
   - Ну, тогда... - Валера понимал, что это вранье, но доказать что-то было невозможно. - С этим понятно, но... Нет, не может она на сутки, давайте я вам лучше другую привезу. У этой заказов невпроворот, у нее на неделю вперед расписано. Постоянные клиенты, понимаете? Через три часа ей совсем в другом месте быть надо. Если бы вы сразу предупредили.
   С поправкой относительно времени, кстати, тоже было понятно. Заказывали на три часа, но увидели Ирку и передумали. Ясное дело, никогда они с такой постельных дел не имели. Он же видел их взгляды, как они на нее смотрели, хоть и ржали при этом, как жеребцы. Ничего удивительного. Клиентами Ирки, если допустить, что она бы вдруг решила зарабатывать деньги таким вот способом, могли бы быть разного рода вип-персоны, но не такие же немытые уроды в растянутых нестиранных майках. Тут им, конечно, подфартило, вот они и решили воспользоваться моментом на полную катушку. Когда еще такая возможность представится.
   - Ну и что. Теперь мы тоже станем ее постоянными. А тому клиенту позвони и скажи, что на сегодня его заказ отменяется. - Чувствовалось, что Кость не просто справился с нервами -- он явно вошел во вкус и теперь откровенно наслаждается своим умением так гладко и логично отвечать на любой вопрос. Возможно даже, обкурившись или обколовшись какой-нибудь дрянью, он сейчас играл в пресс-конференцию. Похоже, среди этих уродцев он был как бы за интеллектуала, чем гордился и старался это при случае подчеркнуть. Шакал же, и третий участник "пресс-конференции", смотрели на Валеру с явным раздражением, даже, скорее, злобно, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. Но поскольку Кость был оставлен Тыквой за старшего и дирижировал сейчас оркестром, приходилось мириться. - Что еще?
   - Это... ну... Да, а насчет презервативов! - нашел еще одну тему Валера.
   - Чего насчет презервативов? - не понял Кость.
   - Ну, презервативы у вас имеются? У нее с собой нету столько, чтоб сутки тут кувыркаться. Никто ж не думал. А у нас с этим строго. СПИД свирепствует, и вообще...
   - Ты меня достал, парень, - после затянувшейся паузы сказал Кость. Пресс-конференция, по всей видимости, закончилась. - Сдается мне, ты просто валяешь дурака.
   - Отбить ему ливер, чтоб запомнил, - зло прошипел высокий.
   - Кость, дай его мне, - попросил Шакал. - Я ему враз насчет презервативов объясню.
   Валера напрягся...
  
   Продолжая подталкивать Иру, от страха едва переставляющую ноги, Тыква завел ее в комнату на втором этаже, где царил поистине невероятный бардак. В глаза женщине сразу бросился стоящий по центру массивный стол, на котором не было ни пяди свободного места -- его поверхность представляла собой миниатюрную модель городской свалки. Нагромождения недоеденных закусок, разной степени наполненности водочные бутылки, между всем этим застывшие жирные пятна, лужицы, разноцветные подтеки, россыпи хлебных крошек, кости, бутылочные пробки, сигаретные окурки, пепел, шкурки от сала, промасленные бумаги, а переведя взгляд вниз, Ирина обнаружила, что пол не подметался, наверное, не менее года. Все здесь было старое, ветхое, пыльное, как и на первом этаже. Запах стоял вполне соответствующий, тут обошлось без неожиданностей.
   Заметив, с какой брезгливостью осматривается женщина, Тыква усмехнулся.
   - Не нравится?
   - Да нет, почему. - Ира натянуто улыбнулась, с облегчением подумав, что ее, кажется, привели сюда просто выпить. Во всяком случае, в комнате не было кровати или чего-либо в этом роде, что могло бы подойти под определение "любовное ложе". Ну, а если так, то пока суть да дело, пока он будет уговаривать ее выпить, подоспеет и Валерка. Расслабившись от такой приятной мысли, Ира не сразу поняла смысла произнесенного Тыквой. - Э-э-э... вы что-то сказали?
   - Раздевайся, говорю.
   - Но здесь же вроде... - Упорно не желая расставаться с надеждой на благополучный для себя исход, Ира принялась вертеть головой, осматриваясь. - Здесь же негде.
   - Просто посмотрю, за что мы заплатили деньги, - пояснил бандит.
   - Но...
   - Мне почему-то кажется, что ты ищешь неприятностей на свою красивую задницу, - все так же спокойно сказал Тыква. Он приблизился к женщине вплотную. - Заголяйся, я сказал. - Отступив, Ира опустила руки и ухватилась за низ платья. "Где Валерка? Чего он медлит? Ну, я ему потом"... Наконец, тянуть дальше стало невозможным и она с отчаянием приговоренной рванула платье вверх. - Ну вот... Браво. - Тыква криво усмехнулся, иронически похлопал в ладоши, однако взгляд оставался серьезным. Он цепко, снизу вверх, пробежался по женскому телу и остановился на лице. - Это тоже. - Палец мужчины поочередно ткнулся в трусики и лифчик. Последовала очередная заминка, и он вдруг спросил неожиданно нормальным тоном, в котором не было ни толики угрозы: - Ты чего, в одежде работать собралась?
   - Я... я в клубе недавно, - промямлила женщина. - Я стесняюсь. Это мой второй выезд всего.
   - Шутишь? - недоверчиво спросил Тыква. - Ну а если и так, то что с того?
   - Мне надо выпить, - попросила Ира. Ей показалось, что это очень удачный ход. За это время, возможно, появится Валера.
   - Ладно, - неожиданно покладисто согласился мужчина. Кажется, красота Иры немножко смягчила его крутой норов. Он сделал шаг к столу, нашел глазами бутылку, резким движением свинтил пробку, и уже через секунду протягивал Ире доверху наполненный стакан, к грязному стеклу которого прилипли хлебные крошки.
   - Что это? - с недоумением спросила Ира, которой казалось, что после ее просьбы должны были последовать долгие посиделки с обстоятельными разговорами за жизнь, а к тому времени, когда ею опять решат заняться вплотную, уже появится спаситель.
   - Водка, - пояснил Тыква. - Ты, кажется, выпить хотела.
   - Но я... - Ира прикусила язык. Она увидела, что бандит опять начал раздражаться, и к ней вернулся притихший на время страх.
   - Да чего ты опять мнешься! - рявкнул Тыква. - Достала уже! - Он сделал шаг вперед, протянул руку и коснулся стаканом ее губ. - Ну!
   Ира, давясь, сделала несколько глотков, поперхнулась и нашла в себе сил оттолкнуть его руку.
   - Достаточно... - выдохнула она. От крепкого спиртного на ее глазах проступили слезы. - Я готова. - Она завела руку за спину, расстегнула лифчик, затем огляделась и, поколебавшись, повесила его на спинку стула. Затем опять застыла в нерешительности, но стоило ей встретиться с налившимися злостью глазами Тыквы, как ее руки сами собой схватились за кружевные трусики. Нагнувшись, чтобы снять их, она лишь постаралась не принять случайно слишком соблазнительной для мужчины позы. Не стоило лишний раз его провоцировать. С другой стороны, все равно она уже полностью голая. Вон, одни только босоножки и остались. В них женщина почувствовала себя неуютно, со стороны, наверное, это выглядело как бы нарочито, словно она звезда стриптиза или модель из мужского журнала. Но, поколебавшись мгновение, Ира решила обувь не снимать. Во-первых, пришлось бы опять нагибаться, возиться с застежками, а потом, пол настолько грязный, что даже в такой ситуации она невольно испытывала брезгливость.
   Не говоря ни слова и не отрывая от нее взгляда, Тыква опрокинул оставшуюся в стакане водку, скинул, не нагибаясь, кроссовки, затем стянул джинсы, майку, схватился за трусы и всего через какую-нибудь пару секунд стоял перед Ирой голым. "Он разделся наверняка быстрее любого солдата в армии", - почему-то подумалось ей, хотя она совершенно не представляла себе, какие у солдат нормативы, а через мгновение ее передернуло от неприятного запаха, исходящего от заросшего грязью мужчины.
   - Больно... - со стоном вырвалось у Иры, когда мужская рука резко сжала ее грудь. Как-то отстраненно подумалось, что теперь у нее останутся синяки. В голове вдруг зашумело от выпитой водки. - Отпусти. Пожалуйста...
   Тыква разжал кисть, зато теперь сгреб ее за талию и притянул к себе. Вторая его рука легла на одну из женских ягодиц и тоже, словно тесто, сжала ее в пригоршню. И опять у Иры перехватило дыхание от боли, но на сей раз она сумела подавить готовый вырваться стон. Возможно от таких ее вскриков он заведется еще больше.
   - Как тебя зовут? - неожиданно для себя вырвалось у Иры. И только задним числом она сообразила, зачем задала этот дурацкий вопрос. Ну да, это она пытается отвлечь его от своего тела, от определенных действий в отношении него. Разум и органы чувств работали сейчас разрозненно, отдельно друг от друга, как бы сами по себе. А отвлечь его требовалось незамедлительно -- мужские руки продолжали тискать ее зад, в живот неожиданно ткнулось твердое, горячее... "И где он думает это делать, - с отчаянием пыталась сообразить Ира. - Не стоя же? О господи... Но где же Валерка, чего он тянет"...
   - Ты уверена, что хочешь знать мое имя?
   Внезапно рядом раздался треск чего-то бьющегося, звон железной кружки, и вздрогнувшая от неожиданности Ира сообразила, что это со стола упала посуда. Тыква еще раз широко повел рукой, смахивая со стола громоздившиеся с краю предметы, затем двумя руками схватил Иру за талию, поднял с легкостью, словно та весила не больше годовалого ребенка, и не успела женщина что-либо сообразить, как оказалась усаженной на только что заботливо освобожденное именно для нее, как оказалось, место. "Ты служишь украшением стола, - вдруг вспомнилось ей. Откуда это... Ах да, из какой-то песни". Ира ощутила, что ее зад соприкоснулся с чем-то липким, мокрым, скорее всего, с теми потеками жира, водки, всем тем, что она минуту назад видела на столе. "Кажется, не пронесло"... - успела подумать Ира.
   - Что ж, тогда давай знакомиться...
   Женщина болезненно вздрогнула и прикрыла глаза. Она забыла и про липкую грязь под своими ягодицами, и про окаменелые хлебные куски, больно впившиеся в их мякоть, и про сильные руки, до сих пор цепко удерживающие ее тело и делающие ей больно, - про все. Она ощущала лишь напористые, ритмичные, почти мгновенно напрочь подавившие ее волю толчки, дрожью отдающиеся во всем теле, а то, что все это делал совершенно незнакомый, давно немытый мужчина, бандит, сейчас отошло на второй план.
   Едва он освободил свой железный захват, Ира безвольно откинулась спиной на стол и даже не почувствовала боли от удара о его неровную поверхность. А ведь она лежала на всем том, что находилось на столе, все это сейчас вонзалось ей в спину...
   - Эй, шкура, очнись! - Очнувшаяся Ира открыла глаза, с усилием приподняла голову и встретилась с горящим взором Тыквы. - Сюда иди... - Он протянул ей руку и, схватившись за нее, женщина неловко присела на край этого отвратительно грязного стола. К ней постепенно возвращалась способность воспринимать окружающее и в какой-то момент Ира ощутила тупую боль в истерзанной спине от только что впивавшихся в нее жестких предметов. И еще омерзительную липкость какой-то дряни, к которой она прочно приклеилась задницей. Повинуясь нетерпеливому жесту мужчины, Ира соскочила со стола и едва не упала, с трудом удержав равновесие на внезапно ослабевших ногах. Она замерла, чувствуя, как они дрожат. Господи, чего ему еще? И где, наконец, Валера... А Тыква опять что-то сказал и опять сделал какой-то жест.
   - Что? - переспросила она и вдруг заметила, что у него все так же торчит член. О господи, да он, оказывается, еще не закончил. Но чего он от нее хочет?
   - А вот что, - рыкнул Тыква и в следующий момент Ире показалось, что под давлением его мощной лапы у нее переломится шея. Она рухнула на колени. - Вперед, - скомандовал он и до нее, наконец, дошло. - Да проснись ты, дура! Тебе что велели делать? - Чувствуя, что сейчас она просто сойдет с ума, Ира уткнулась лицом в мужской пах. "А Валерку я просто прибью! Не бандиты, а я, сама, лично, своими собственными руками. Клянусь! О, господи, господи"... Ее эпопея проститутки, оказывается, была еще ох как далека от завершения...
   Тыква стоял, пружиня мускулистые ноги и с интересом, сверху вниз, смотрел на сидящую перед ним на корточках женщину.
   - Давай, давай, не останавливайся... Ага, так, так... - Периодически, развлекаясь, он напирал на нее всем телом, а когда Ира начинала задыхаться и пыталась отпрянуть, то тут же упиралась затылком в стол, не позволяющий ей уклониться. Когда нос женщины утыкался в волосатый живот, мужчина закатывал глаза от удовольствия и рычал: - Угу, угу... Только не вздумай остановиться, шкура...
  
   - Тыква велел побазарить с тобой нормально, - сказал Кость, - видит бог, я старался. Короче, у тебя два варианта. Или ты сваливаешь и приезжаешь за своей шкурой завтра, или мы сейчас будем базарить с тобой по-другому. Тыква нас поймет. Так что?
   - Сваливаю, - буркнул Валера. - Денег дайте.
   Кость нехотя извлек из кармана джинсов пачку мятых банкнот и отсчитал половину положенного. Валера стал пересчитывать, стараясь делать это как можно медленней, а двое наконец отошли от стула, с которого ему так и не дали возможности подняться, и принялись бесцельно слоняться по комнате, поглядывая то в сторону лестницы, то на беззвучно шевелящего губами Валеру.
   - У тебя что, с арифметикой тоже нелады? - наконец не выдержал Кость.
   - Да сейчас, сейчас...
   Все органы чувств парня обострились и работали в форсированном режиме. Он видел всю комнату разом, не поднимая головы. Так, низкорослый заткнул пистолет за пояс, но тут же вытащил его обратно. Ага, отвернулся. Успеет ли Валера положить его, если сейчас резко запустить руку под майку. Кажется, нет... Конечно, если бы он был один -- другое дело, но ведь наверху Ирка. Ирка, Ирка... Понятно, чем сейчас занимается с ней Тыква, но приходилось, скрепя сердце, с этим мириться. В конце концов, она вызвалась добровольно и прекрасно осознавала, на что шла... Ага, вот высокий отошел, можно ударить Кость в пах или в "солнышко", оттолкнуть его, вскочить и выхватить пистолет. Получится? Ведь все надо сделать одновременно. Так что? Нет, не выйдет, тут вероятность успеха процентов на шестьдесят. Мало. Они сейчас стоят невыгодно для него, можно потерять губительные доли секунды...
   - Здесь половина, - сказал, поднимая голову, Валера.
   - Ну да. Вторую получишь завтра. Еще неизвестно, как твоя заторможенная отработает.
   - Так я завтра верну, если она...
   - Ну так и мы завтра отдадим.
   Валера почти не слушал, внутренне настраиваясь на предстоящее. Сейчас его все равно выкинут, поэтому надо решаться. Сейчас. Вот сейчас...
   - Пацаны, куда Малой подевался, - вдруг вспомнил Шакал. Он повернулся к крепышу с пистолетом.
   - А я знаю? Сходи, глянь на улице...
   Вот и все. Кульминация. Сейчас того урода обнаружат скрюченного под простыней... Валере показалось, что Шакала не было бесконечно долго, хотя наверняка прошло всего несколько секунд. Хлопнула входная дверь, потом, через некоторое время, еще раз -- видимо, отморозок выглянул во двор и сейчас возвращался обратно. И, наконец, ожидаемое:
   - Вашу мать! - В истошном крике явственно прозвучали ярость и страх. - Вашу мать!..
   Крепыш дернулся в сторону коридора, а рука Валеры нырнула под куртку. Кость сейчас смотрел не на него - он, как и подельник, повернулся на крик, ожидая, какую неприятную новость преподнесет им Шакал... Дверь распахнулась и тот, безмолвно разевая пасть, только тыкал растопыренной пятерней куда-то в коридор. Удивительно, но этот тупоголовый не додумался связать появление в доме трупа с Валерой - он даже не смотрел в его сторону. А кто, по его мнению, мог это сделать, черепашки-ниндзя? Впрочем, эта мысль, возможно, не пронеслось в голове Валеры, возможно, так ему всего лишь показалось. Кажется, в его голове сейчас не было мыслей, одни только рефлексы...
   Стремительно падая на пол и одновременно выхватывая оружие, он выстрелил в спину крепыша - пистолет необходимо было вывести из игры в первую очередь. И больше не глядя в его сторону, не видя, как тот зашатался и выронил "Макаров", грохнувшийся о пол со звуком, словно весил втрое больше обыкновенного - а может, это ему просто показалось, - вновь нажимал на спуск. И опять не глядя, как плавно валится Кость с расплывающимся кровяным пятном в районе груди, уже стремительно разворачивал руку в сторону застывшего на месте Шакала.
   Наверное, что-то все-таки еще работало в голове, где-то там, в подсознании. Это, наверное, подсознанию хотелось, чтобы при каждом нажатии на спусковой крючок стоял грохот как во время концерта рок-группы, чтобы закладывало уши, а перед глазами плясали красивые разноцветные круги. Еще хотелось стрелять, глядя при этом противнику в глаза. Кажется, его недавно спрашивал об этом Полковник, но тогда он ничего не смог ответить. Просто не знал, сможет ли так. Теперь у него был ответ на этот очень непростой вопрос.
   Не теряя ни секунды, Валера рванулся наверх, на поиски напарницы. Он уже догадывался, что доведется ему увидеть в какой-то из комнат второго этажа. Из плана, нарисованного Полковником, следовало, что таковых было три. Стараясь ступать кроссовками как можно мягче, Валера принялся наугад открывать двери комнат...
   Он нашел уединившуюся пару в кульминационный для нее момент. Только воспринимался этот момент ими по-разному -- в глазах уловившей какое-то движение и покосившейся на него Иры было омерзение, предводитель же отмороженной команды не замечал ничего - мышцы его спины вдруг вздулись от напряжения, а сам он прорычал что-то нечленораздельное. Валера замер в растерянности. Вообще-то, он обязан был сразу стрелять, но ведь и Ира должна была кое-что сделать: едва завидев его, моментально упасть на пол, ведь ее столько инструктировали! С запозданием Валера сообразил, что она просто не может этого сделать, ведь ее голову удерживали мощные мужские руки.
   - Время, Тыква, - спокойно сказал Валера. - Продлить не представляется возможным, извини. - В нарушение всех инструкций он стоял и ждал - почему-то ему очень хотелось посмотреть Тыкве в глаза. Тот вздрогнул, отпустил Иру и та как-то заторможенно, неуклюже нырнула под стол. Наконец Тыква повернул голову и Валера выстрелил. Он так и не рассмотрел в глазах врага страха или удивления - вообще ничего, как будто заглянул в бездонный мрачный омут.
   Женщина медленно, на четвереньках выбралась из-под стола и некоторое время так и стояла, уставившись на Валеру такими же бессмысленными, как только что у Тыквы, глазами. Кажется, еще не верила в свое освобождение, не понимала, что для нее все закончилось. Он сделал шаг вперед и подал ей руку. Опершись на нее, Ира с усилием встала на ноги и только тогда сообразила, что стоит перед мужчиной голой. Она прикрыла грудь руками, отвернулась и Валера с удивлением обнаружил, что у женщины грязная спина. И мало того, на ее коже еще и краснели отпечатки каких-то недавно вдавливавшихся в спину предметов, а к измазанным чем-то липким ягодицам и вообще прилип окурок. Ира внезапно вздрогнула, будто кожей почувствовала его заинтересованный взгляд. Она опять повернулась и застывший на месте Валера покачнулся от звонкой пощечины.
   - За что? - с недоумением спросил он, схватившись за щеку и удивляясь, до чего тяжелой оказалась ее рука. А ведь Ира всегда казалась ему такой хрупкой и слабой на вид.
   - За то, что пялишься.
   - Но я... Ты чего вытворяешь! Ты вообще спиной ко мне стояла, ты не могла ничего видеть!
   Ира поморщилась, словно отмахиваясь от его возражений.
   - Лучше объясни, чего медлил, - без интонаций сказала она.
   - Ну, знаешь... - Валера еще тер горящую щеку. - Думаешь, легко было от них отвязаться. Пришлось дожидаться момента, чтобы наверняка.
   - Это я поняла, я о другом. Здесь чего...
   - Ну... ты должна была лечь на пол, вообще-то.
   Ира опять поморщилась.
   - Ладно... Отвернись.
   Передвигаясь медленно, словно водолаз под водой, Ира принялась разыскивать свою одежду, которая почему-то оказалась разбросанной по всей комнате. Она долго не могла отыскать босоножки и перерыла все кругом, прежде чем сообразила, что вообще их не снимала. Один раз, проходя мимо неподвижно распростертого тела Тыквы, лежавшего лицом вниз, она, не удержавшись, пнула его по ребрам.
   - Ир, я тебя просил побыстрей, - сказал Валера.
   Женщина словно только и ждала какой-нибудь его реплики. Она подошла и остановилась прямо перед ним.
   - Я, кажется, тоже о чем-то тебя просила. Хочешь заработать еще?
   Только сейчас парень сообразил, что до сих пор продолжает на нее глазеть. Он поспешно отвел взгляд от треугольника черных волос на белеющем лобке, но тут же уперся им в загорелый живот. Когда же, с усилием оторвавшись от живота, глаза вопреки воле хозяина как будто сами собой переметнулись к груди, Валера окончательно смутился и поспешил отойти в сторону.
   - Так оделась бы... А то расхаживает тут, в чем мать родила. Словно я не мужик вовсе, - пробурчал он...
   - Валерка, останови! - внезапно промычала Ира сквозь ладошку, зажимающую рот.
   Парень с недоумением смотрел, как женщина, не успев отбежать от машины, согнулась в три погибели и ее начало выворачивать наизнанку.
   - Что с тобой? - непонимающе спросил он, когда Ира вернулась на сиденье бледная как смерть.
   - Господи, он еще спрашивает... - Ира глубоко дышала и морщилась после неприятной процедуры очистки желудка. - Ты бы еще постоял и посмотрел, пока он... Ты что, не понимаешь?
   - Ир, но мы с этим вроде бы разобрались.
   - Ладно, Валер, извини. Только не рассказывай никому о том, что произошло, ладно? - нерешительно, боясь нарваться на губительный для ее гордости отказ, сказала Ира, прекрасно зная, что просит почти о невозможном. По возвращении они должны будут представить полный отчет о проведенной операции, доложить Полковнику обо всех мельчайших деталях произошедшего. - Валера, я тебя очень прошу.
   Он посмотрел женщине в глаза и понял, что для нее это очень важно, что, возможно даже, она предпочла бы оказаться раненой, но только чтобы никто не узнал об этом незначительном эпизоде. Но это для него незначительном, а для нее...
   - Ладно, - после короткого, но напряженного раздумья пообещал он и затаившая дыхание Ира выдохнула с облегчением.
   Некоторое время они сидели молча.
   - Валерка... - вдруг едва слышно произнесла Ира. - А ведь ты их убил. Всех... - Она только сейчас осознала, что они сделали. Именно они, потому что она ему в этом помогала. Пусть и не очень удачно, но все же. И в случае прокола ее бы тоже не пощадили... Когда так ничего и не ответивший парень потянулся к замку зажигания, она внезапно попросила: - Постой. Давай, поищем водку. Может, в машине есть? Они, я слышала, часто с собой возят.
   Валера кивнул, удивившись, как эта мысль не пришла ему в голову. Оба чувствовали, что надо немедленно выпить, что сейчас им это очень, очень необходимо.
   Их отпустило, когда от найденного в багажнике литра оставалась едва четверть. А потом случилось это. Валера без всякой задней мысли приобнял Иру. Просто, по-братски, как мог бы обнять любого, кто оказался на ее месте, как напарницу, с которой они выполнили такое непростое задание. Она вдруг плотно к нему прижалась, а потом его кисть как-то автоматически легла на ее горячее колено. Женщина вздрогнула, но не успел испугавшийся своего жеста Валера отдернуть руку, как она вдруг протянулась к его лицу губами. Затем оба, не сговариваясь, словно лишившись разума, одновременно принялись лихорадочно стаскивать с себя одежду, затем Валера все никак не мог нашарить рычаг, опрокидывающий сиденье, затем... Затем ему запомнились только горячая кожа Ирины, ее ответные прикосновения, сбивчивый шепот, стоны и острые ногти, в какой-то момент впившиеся в его спину. Все произошло, словно в горячечном бреду...
  
   - Почему не позвонил сразу, по сотовой! - громко выкрикнул Сергей, подбежав к остановившейся "девятке". - Ты что, ненормальный? Мы же чуть с ума не сошли! - Валера только сейчас вспомнил, что действительно, по окончании операции так никому и не позвонил - ни ожидающим напарникам, ни Полковнику. Он вообще напрочь позабыл, что в кармане его куртки лежит сотовый телефон. До того ли ему было... - Что такое? - заволновался Сергей, заметив донельзя бледное лицо вылезшего из машины парня. - Что! Что-то с Иришкой? - Он заглянул в салон и испытал невероятное облегчение, убедившись, что та жива и, кажется, невредима, только выглядит как-то странно. - Ну слава богу! - Он обнял Валеру, но тот, высвободившись, двинулся навстречу бегущему к ним Свиридову.
   - Все в порядке? - на ходу проорал тот. Он подбежал и, как Сергей, во все глаза уставился на Ирину, которая с трудом выбиралась из машины. Ее неуверенные движения вызывали недоумение. Валера настойчиво хватал его за руки и Свиридов, продолжая коситься на женщину, повернулся к нему. - Ну чего ты?
   - Ты обещал держать за нас кулак, - мрачно объяснил Валера. Он приподнял и продемонстрировал коллеге его же собственные ладони, уличая во лжи. - Как прикажешь это понимать? - И от души заехал Свиридову по корпусу. Хотя тот в последний момент и напряг свой тренированный пресс, удар Валеры пробил мышечную оборону. Мужчина издал глухой звук, сложился вдвое и упал лицом в траву.
   Сергей стремительно рванул к ним.
   - Ты что, одурел? - Он заглянул Валере в глаза и, наконец, что-то сообразив, потянул носом, принюхиваясь. - Да ты просто пьян! Иришка, и ты... Ну точно, вы же оба! - Он опять уставился на выбравшуюся из машины женщину. Еле держась на ногах, та качалась из стороны в сторону. В итоге, чтобы как-то устоять, она крепко вцепилась в крыло автомобиля. - Сергей захохотал, тыча в парочку пальцем. - Свиридов, нет, ты видал? Они просто пьяны! - Тот уже поднялся, но говорить пока не мог. Болезненно морщась, он двумя руками держался за живот. - В стельку! Оба! - все повторял Сергей, оглушительно хохоча и не в силах остановиться - сказывалось длительное нервное напряжение. - Ой, не могу! Ладно Валерка, но Ирка-то, Ирка! Вы когда-нибудь видели пьяную Ирку? Нет, я просто не могу!
   Засмеялся и пришедший в себя Свиридов. Не веря своим глазам, он все смотрел и смотрел на Иру - в таком состоянии мужчина действительно видел ее впервые. Потом к ним присоединился Валера, а женщина, поначалу смотревшая на них с недоумением, так и не поняла причины их веселья, но, в конце концов тоже пьяно захихикала -- мужики резвятся! Не доверяя ногам, она так и не решалась оторваться от крыла автомашины.
   В милицейской "шестерке" двое работников "Люкса", до сих пор нещадно превшие в своих полотняных мешках, с недоумением прислушивались к странным звукам, слабо доносившимся до них снаружи. Что там еще затеяли эти суки-менты...
  
   ****
  
   - О-о-о, родственница! - искренне обрадовался Белобородько, открыв дверь на ранний утренний звонок. Он посторонился, пропуская гостью в квартиру. - Заходи, Жанночка, заходи, чувствуй себя как дома... - Молодая женщина потянула носом и брезгливо поморщилась - однокомнатная квартира была насквозь пропитана дымом сигарет, которые одну за другой непрерывно курил ее дальний родственник по материнской линии. Дымящийся окурок и сейчас торчал из уголка его губ, а под кухонным столом, заваленным грязной посудой, которая уже не умещалась в раковине, стояло несколько полных бутылок водки, дожидающихся своей очереди. Белобородько был нетрезв - видимо, опохмелялся с утра пораньше. Это Жанна определила только по слегка осоловелому взгляду - больше ничего не выдавало факта его опьянения. Движения мужчины были ровными и уверенными, он не качался, речь была ровной, и если бы она не знала его достаточно хорошо, не видела уже в подобном состоянии, то могла бы подумать, что он абсолютно трезв. - Что, Жанчик, решила скрасить мое холостяцкое одиночество? - Сержант не спешил отпускать руку гостьи, бесцеремонно тянул ее в квартиру, в то время как его глаза вовсю шарили по изящной женской фигуре, неоспоримые достоинства которой подчеркивало, плотно ее облегая, голубое летнее платье с туго перехватившим тонкую талию пояском.
   - Ничего я тебе не собираюсь скрашивать! - намеренно грубо ответила Жанна, пытаясь вырвать руку. Она с неудовольствием отметила липкий мужской взгляд и подосадовала на себя, что одела платье, открывающее ноги. Ведь собиралась же одеть простые джинсы с майкой... Теперь этот наглый скот наверняка станет к ней приставать, как случалось постоянно, если при их встрече не присутствовал муж, майор Степанков. - Я пришла по делу, так что... Да отпустишь ты меня, наконец? - Почувствовав, что мужские пальцы уже стали перемещаться от ее локтя к плечу и обратно, поглаживая кожу, Жанна зло рванула свою руку.
   - Ну, по делу так по делу. - В голосе Белобородько прозвучала откровенная насмешка, однако руку гостьи он отпустил. - Говори. Я весь внимание.
   - Я по важному делу, - повторила Жанна, сбитая с мыслей его откровенно хамским поведением. - В общем... В общем, вопрос решен, скоро ты отсюда уедешь. Уедешь очень далеко и очень надолго! - Женщина объявила эту приятную для нее новость с нескрываемой радостью, а Белобородько, наконец, посерьезнел.
   - Хорошо, пошли. - Он кивнул головой в направлении кухни и, первым туда зайдя, уселся за грязный стол. - Будешь? - Он протянул Жанне стакан, до половины наполненный водкой, но та отрицательно покачала головой. Затем, поколебавшись, присела на сомнительной чистоты табуретку. - Ну, как хочешь. - Выпив, он, совершенно не стесняясь женского присутствия, шумно отрыгнул и, бросив в рот кусок соленого огурца, начал с аппетитом его пережевывать. - Ну говори, чего таращишься, - подбодрил он, с усмешкой глядя на опять сбитую с толку Жанну, которую, как он знал в точности, невероятно раздражало такое его бесцеремонное поведение. Оттого-то так себя и вел... Та, справившись, наконец, с охватившим ее отвращением, с трудом проглотила подступивший к горлу ком и попыталась привести мысли в порядок.
   - Муж велел передать, чтобы ты готовился. Уедешь из города через два дня. Отправляешься далеко, сюда вернешься вряд ли. Да и не следует, если, конечно, не хочешь очутиться в тюрьме. Прикрыть полностью твое дело ему так и не удалось, но и копать тоже никто особенно не копает. Все осталось в подвешенном состоянии. По-настоящему тебя никто не ищет, но если ты обнаглеешь и сам попадешься на глаза...
   - Слушай, хватит этой бодяги! - не выдержал сержант. - Все это я знаю с того самого дня, как он вытащил меня из больницы и привез сюда. Ты по делу давай. Выкладывай, что он там еще велел мне передать. Что это за место, в которое я еду, почему именно туда, что значит очень далеко, почему вряд ли вернусь. А то кормит меня каким-то дерьмом... Да очнись ты, клуша! - разозлился он, заметив, что Жанна уставилась на его громадные волосатые лапищи в дырявых домашних тапочках, а на лице ее откровенная брезгливость. - Напряги свои куриные мозги! - Он грохнул кулаком по столу и женщина вздрогнула.
   - Знаешь что! - тоже завелась она. - Оставь подобные выражения для своих подруг, если вообще нашлась хоть одна такая дура, чтобы иметь с тобой дело! А со мной изволь разговаривать по-человечески, ясно? И одень что-нибудь, наконец! - Она с омерзением кивнула на его несвежие семейные трусы. - И хватит выражаться, меня просто воротит от твоих хамских привычек. Хоть бы дамы постеснялся, что ли.
   - Перебьешься, - коротко ответил Белобородько. И презрительно скривив губы, хмыкнул: - Тоже мне, дама нашлась. А не помнит ли случайно эта высокородная дама, как я ее однажды поставил раком, задрал ей юбку и...
   - Прекрати, я сказала! - покраснев, выкрикнула Жанна. Она тоже хлопнула ладонью по столу, но тут же сморщилась от боли. - Ты меня тогда напоил и самым настоящим образом изнасиловал! Но и это не дает тебе права... Это не значит, что теперь ты можешь обращаться со мной как вздумается! Скажи лучше спасибо, что я не рассказала о случившемся мужу, хотя сама не знаю, почему этого не сделала.
   - Заткнись и продолжай по делу, - сквозь зубы процедил Белобородько. Он опять плеснул себе водки, а по его злому прищуру женщина поняла, что при случае он еще припомнит ей все эти упреки, брошенные в его адрес.
   - В принципе, это все, что велено передать, - с усилием взяв себя в руки, сказала Жанна. - Подробностей муж не сообщал. Сказал еще, что в этом месте тебе наверняка понравится, что оно как раз для тебя. И деньжищи там платят просто громадные, и все свои замечательные способности, которые так здорово развил на службе в вытрезвителе, сможешь проявить в полной мере. А главное, что там с тебя никаких документов не потребуют. И что ты здесь натворил, тоже никого не волнует. Даже наоборот, зачтется тебе в плюс. Там как раз такие и требуются. Вот... - Она достала из сумочки какие-то бумаги и протянула собеседнику. - Это билет до Семиозерска, а здесь указано, кому ты там должен позвонить, в общем, все необходимые подробности. Листок этот уничтожь потом.
   - А если откажусь? - спросил Белобородько, с интересом разглядывая билет и записку с инструкциями. Спросил просто так, чтобы лишний раз позлить родственницу, вообще же он был заинтригован - что еще за волшебное место такое. Все равно, здесь ему жизни не будет, здесь он обречен постоянно скрываться, впрочем, в любом другом городе тоже особо светиться нельзя. Да и куда ему ехать, чем заниматься? Какие у него таланты, кроме тех, которые, по выражению этой тупой самодовольной сучки, в полной мере раскрылись в вытрезвителе. Кому и где он нужен? Здесь-то у него была волосатая лапа в лице ее распрекрасного муженька, а в любом другом месте...
   - Ну, знаешь! - клюнув на подкинутую ей приманку, опять завелась Жанна. - После всего, что ты здесь натворил и после всего того, что сделал для тебя мой муж! Из больницы тебя вытащили, квартиру тебе сняли, еще чего только не сделали... Ты что, не понимаешь, из какого дерьма он тебя вытащил? Если и вправду не понимаешь, в таком случае это у тебя куриные мозги! - Она задохнулась от гнева. - Ты ему и так всю карьеру поломал, а теперь еще хочешь... - Внезапно Жанна осеклась, вспомнив наставления мужа перед отправкой ее на встречу с этим подонком. Она взяла себя в руки и, усмехнувшись собеседнику в лицо, уверенно произнесла: - А в общем, поступай как знаешь. Муж сказал, если ты будешь кочевряжиться, он просто умоет руки. Чихать он на тебя хотел, понял? - Она победно взглянула в глаза изменившемуся в лице Белобородько, с торжеством отмечая, как действуют на того ее слова. Упиваясь достигнутым результатом, она с чувством мстительного превосходства повторила: - Больше он тебя покрывать не собирается. Можешь делать все что хочешь, хоть идти, сдаваться своим бывшим сослуживцам... Ну, как? - Теперь прищурилась Жанна. - Не поедешь, говоришь? Тогда отдавай билет и записку. Сейчас же! - Она решительно протянула руку: - Ну! - Вообще-то, отбирать у него билет никто ее не уполномочивал, да она и не собиралась это делать, но видя как действуют на Белобородько ее угрозы, не могла отказать себе в удовольствии поставить зарвавшегося хама на место. И глядя, как тот машинально отдернул руку с бумагами, восторжествовала - боится, наглая сволочь!
   - С чего это он стал таким смелым, - недоверчиво пробурчал сержант. - И что значит "пусть сдается"? А он не боится, что я в первую очередь сдам его самого со всеми его потрохами? Тогда ему не до карьеры будет, тогда для него самого тюрьмой попахивать начнет.
   - Иди. Хоть прямо сейчас иди и сдавайся, - уверенно заявила Жанна, твердо глядя ему в глаза. Это был сладкий миг ее победы, настоящий триумф. Муж растолковал ей все как нельзя лучше - теперь этого скота действительно можно было не бояться. Самый опасный момент миновал. - Прошло твое время, - машинально повторила она свою мысль вслух, - муж успел подстраховаться. Он уже полностью себя обезопасил, понятно? Зачистил, как вы выражаетесь, концы. На кого надо, поднажал, кого надо, подмаслил. Там кто-то что-то забыл, там кто-то потерял какие-то бумаги, там кто-то закрыл на что-то глаза... Теперь он может не волноваться, а вот ты... - Жанна, решив еще раз пережить столь сладкий миг торжества, вновь решительно протянула руку: - Отдавай билет, я передумала. Именно я, понял? Потому что теперь командую я и попробуй только меня ослушаться. Ну! - Она слишком поздно поняла, что допустила слишком много ошибок сразу. Ну зачем ей было нужно так много "якать", зачем повторять один раз подействовавший трюк с требованием вернуть билет. Зачем, в конце концов, надо было дразнить гусей, одевая на встречу слишком откровенное платье. Как она вообще могла забыть, с кем имеет дело. С подонком-родственником такие штучки не проходили, это она сообразила, увидев его побелевшие от ярости глаза. Спохватившись, Жанна попыталась отдернуть руку, но было уже поздно.
   - А ну-ка! - Поймав женщину за запястье, Белобородько потянул ее на себя. Потянул как будто совсем несильно, но она, с грохотом опрокинув табуретку, подобно набитой легким поролоном плюшевой игрушке перелетела к мужчине на колени. - Ишь, безмозглая тварь... Пугать меня вздумала, - злобно прошипел сержант. Одной рукой он прочно обхватил женщину в районе живота, второй налил без малого полный стакан. - Пей.
   - Не хочу! - вскрикнула Жанна, тщетно пытаясь высвободиться из профессионального милицейского захвата. - Отпусти, ты вывихнул мне руку!
   - Пей, говорю, - вновь обретя уверенность в себе, невозмутимо повторил Белобородько. Он заметно расцвел, получив неожиданную возможность заняться тем, что ему было больше всего по душе - поиздеваться над более слабой жертвой. - Все пей, до дна.
   - Но он полный, - с отчаянием простонала Жанна. Она уже держала стакан в руке, но не решалась поднести его ко рту. - Я не смогу.
   - Сможешь, - не повышая голоса возразил Белобородько. - А не сможешь, так я сейчас поищу воронку, шланг, они в любой квартире имеются. Сделаю из них уже знакомый тебе инструмент, и... - Некоторые методы его обращения с дамами Жанна уже имела сомнительное удовольствие опробовать на себе лично, и повторять когда-то пройденную процедуру ей больше не хотелось. Осознав безвыходность своего положения, боясь, что он сдержит слово и засунет ей в горло шланг, женщина зажмурилась, и, давясь обжигающим горло напитком, выпила водку до дна. Родственник помогал ей, поддерживая стакан за донышко. Задохнувшись, Жанна замерла с выпученными глазами и широко раскрытым ртом, а мужчина с презрительной ухмылкой поднес ей теперь стакан бурно пенящейся "пепси-колы". - На, так и быть, запей. И не вздумай мне тут блевануть. - Затем, сияя залоснившейся от удовольствия физиономией, наставительно произнес: - Сейчас узнаешь, как опасно всяким глупым курицам наезжать на сержанта Белобородько. Надо же, что придумала, подстилка позорная.
   Жанна ничего не ответила, она пыталась отдышаться. Затем смахнула проступившие на глазах слезы и некоторое время сидела неподвижно, изо всех сил борясь с подступившей тошнотой. Потом у нее вдруг сильно закружилась голова. Забыв об удерживающих ее руках, женщина судорожно вцепилась в стол - она очень боялась упасть. Пить Жанна совсем не умела. Да и что значит "пить". Одно дело при случае пропустить с подружками рюмочку-другую вкусного ликера, а тут... Ей вообще показалось, что это был либо слегка разведенный спирт, либо какая-то омерзительная, немыслимо дурного качества крученая водка. Как вообще ей удалось допить все до дна...
   - Ну что, хорошим девочкам, наверное, пора баинькать? - просюсюкал сержант, когда Жанна, завалившись вбок, смахнула рукой со стола пустой стакан. Он разбился с веселым звоном где-то очень, очень далеко. Или ей просто так показалось... Белобородько легко подхватил женщину на руки и понес в комнату, где небрежно, словно набитый никчемным тряпьем куль, бросил ее на продавленный диван с измятым, пропотевшим постельным бельем.
   - Не порви... - пьяно пробормотала Жанна. Мужчина уже освободил ее ноги от босоножек и теперь бесцеремонно стягивал с нее платье. - Когда он грубо, одним рывком перевернул ее на живот, чтобы добраться до застежки лифчика, женщина слабо вскрикнула. - Больно! Ты наставишь мне синяков. И вообще... отстань. - Мужчина бесцеремонно навалился на нее всей массой. - Не хочу...
   - Эй, вставай! Слышишь? - Кто-то несколько раз хлестнул Жанну по щекам и наконец очнувшаяся женщина с усилием открыла глаза.
   - Господи, где я... - Лучше ей было не просыпаться. Голова мгновенно взорвалась от нестерпимой боли, а во рту появился мерзкий водочный привкус. Но не это было самым противным. Она сразу вспомнила, что случилось с ней до того, как она окончательно отключилась.
   - В вытрезвителе, где ж еще. - Довольный Белобородько оскалился. - Вставай, говорят. Пошли на кухню.
   - Зачем?
   - Мне одному скучно, - пояснил сержант и нетерпеливо потянул Жанну за руку. - Живее, чего разлеглась! - Он посмотрел, как с трудом севшая женщина не глядя шарит рукой по дивану в поисках одежды, и засмеялся: - Нет, так пойдешь. Ты шлюха, а шлюха должна выглядеть соответственно. - Хотя... Так и быть. На вот тебе, одевай, пока я добрый. - Перед ней шмякнулись растоптанные домашние тапочки размера примерно сорок шестого, не меньше. - Чего сидишь? Может, оглохла? Так я тебе сейчас вмиг уши прочищу, ты меня знаешь.
   Жанна отвела глаза.
   - Не надо.
   - Время пошло! - донеслось до нее уже из кухни...
   Жанна в очередной раз оттолкнула стакан, который ей настойчиво совали в руку.
   - Не хочу. Меня еще от старого мутит. - Зябко обняв себя за плечи, она сидела на кухонной табуретке совершенно голой, если не считать тех тапочек, в каждый из которых можно было засунуть по четыре ее ступни. - Сколько я спала?
   - Часа три, - охотно ответил Белобородько. Он выглядел бодрым и вполне довольным жизнью. - Сейчас одиннадцать. У нас с тобой целый день впереди. Здорово, правда?
   - У нас? - зло переспросила она, но наткнувшись на его взгляд, поспешно сменила тон. - Мне домой пора. Меня муж ждет.
   - Подождет, - беззаботно отмахнулся родственник. - Он тебя для инструктажа ко мне послал, вот и давай, инструктируй. - И опять поднес ей стакан.
   - Да не хочу я! - Жанна, не выдержав, вскочила. - Хватит с меня! Если ты посмеешь еще раз... - Она получила такую сильную пощечину, что не удержалась на ногах и рухнула на четвереньки. Затем села прямо на полу и заскулила, уткнувшись лицом в колени. - Господи, да отпусти же ты меня... Ну пожалуйста...
   Белобородько стоял, зависая над ней всей своей массой, и молчал, терпеливо дожидаясь окончания истерики. В руке он держал стакан.
   - Успокоилась? Теперь выпей и дуй в кровать. И знай, что повторять дважды я не буду.
   Давясь рыданиями, женщина протянула руку...
   - Эх, Жанка, а здорово мы с тобой посидели! - Наливая родственнице "на посошок", Белобородько искренне радовался и, похоже, совершенно не понимал, отчего та смотрит на него с ничуть не скрываемой ненавистью.
   Жанна не отказалась, взяла стакан уже по собственной воле. Ей хотелось поскорее забыть этот полный мучений и издевательств день. Такому унижению она не подвергалась ни разу за все свои двадцать восемь лет. Все ее тело болело, голова раскалывалась, между ног горело огнем, а привкус спермы во рту не перебивала даже водка, хотя женщина и осознавала, что это только кажется -- всего лишь некое фантомное ощущение, наподобие боли в давно ампутированной ноге. Он издевался над ней не только в кровати, он напряг всю свою фантазию и заставил ее заниматься черт знает чем. Она перестирала кучу какого-то белья, перемыла скопившуюся за неделю посуду и до блеска выскребла полы. И все это с учетом того, что квартира была съемной, все равно через неделю сюда возвратятся алкоголики, у которых она сама лично и сняла эту жилплощадь на время.
   Нет, но каков подонок, сколько неприятностей он ей уже принес. Из-за него она заранее лишилась еще не купленной, но давно обещанной мужем шубы, которую ждала больше года и которая накрылась медным тазом из-за этой истории с вытрезвителем. Да ладно шуба - что ей сказать мужу сейчас? Да, она поехала не просто с его ведома, но по его поручению. Но уехала в семь утра и примерно на один-два часа, а вернулась за полночь и пьяной! Ее тело истерзано, а синяки от укусов продержатся не меньше месяца, это она знала совершенно точно, по опыту. Ну ладно, насчет запаха алкоголя она что-нибудь придумает; Степанков ее любит, он поверит. Но что ей
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"