Оутерицкий Алексей : другие произведения.

Жаркое лето

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:


  
   ISBN 978-9934-8087-5-3
  
   Алексей Оутерицкий
  
  
   Жаркое лето
  
   Роман серии КЛиП - Криминал, Любовь и Приключения.
  
  
  
  
   - Саша!
   Испуганный женский вскрик нарушил идиллию теплого майского вечера. Дорожку парка, по которой шли двое - высокий сутуловатый мужчина лет двадцати пяти и элегантная женщина, державшая его под руку, - перегородили три мрачные мужские фигуры, возникшие, казалось, ниоткуда. В наступающих сумерках их силуэты выглядели особенно зловеще. Один из троицы выступил вперед и с кривой ухмылкой принялся неспешно изучать свои потенциальные жертвы. По мужчине его взгляд прошелся бегло и с откровенным пренебрежением, на женщине он остановился с куда большим вниманием и даже с некоторым оттенком восхищения. От ее ног в черных чулках, открытых значительно выше колен, его глаза оторвались с неохотой. Пальцы эффектной шатенки нервно впились в предплечье спутника, явно не выглядевшего героически - мужчина растерянно молчал, не делая ни единого движения, которое могло бы переключить внимание впередистоящего верзилы на него; он даже забыл о тлеющей в его пальцах сигарете. Никто из встретившихся в поздний час на узкой тропинке пока ничем не нарушил тишину, воцарившуюся после короткого вскрика женщины. Легкий ветерок, дунувший со стороны троицы, донес до молодой пары явственный запах водочного перегара. Двое, оказавшиеся позади своего лидера, сделали несколько шагов и встали рядом. Один слегка покачивался, второй держался на ногах довольно твердо.
   - Испугались? - наконец спросил верзила, одетый в потертый джинсовый костюм, и в его хрипловатом голосе прозвучало едва ли не сочувствие. - И зря... - Он поочередно посмотрел на своих дружков. - Мы совсем не страшные. Подошли просто сигаретку попросить - делов-то.
   Он неожиданно сделал шаг вперед и ударил спутника женщины по корпусу. Тот, при упоминании о сигарете автоматически взглянувший на догорающий в своей руке огонек, о котором совсем позабыл и который уже начал обжигать ему пальцы, болезненно ойкнул и согнулся, схватившись руками за живот. Невысокий вертлявый тип из свиты мгновенно подскочил к шатенке сбоку и пятерней зажал ее накрашенные губы, с которых был готов сорваться еще один пронзительный крик. Третий, самый пьяный, заскочил к женщине со спины и обхватил, не давая ей возможности пошевелиться. При этом его руки впились в небольшую грудь, находящуюся под весьма условной защитой тонкой ажурной рубашки. Верзила тем временем ударил согнувшегося мужчину теперь по лицу и с удовлетворением проследил, как тот повалился в траву рядом с парковой дорожкой. Затем с наигранной ленцой, имеющий оттенок брезгливости, как бы для проформы, пнул его несколько раз под ребра. И только после этого с чувством выполненного долга развернулся, чтобы вновь обратить взор на женщину, пытавшуюся вырваться из вцепившихся в нее рук.
   - Не мычи, шкура... - процедил он и махнул рукой: - Туда ее давайте...
   Взглянув напоследок на лежащего без движения мужчину, он сплюнул и неспешно пошел за дружками, азартно потащившими безвольно обмякшее тело в густые заросли кустов.
   Подойдя к троим, верзила, не тратя времени даром, коротким резким движением рванул на женщине рубашку. Материя треснула, и из разошедшейся по швам некогда элегантной рубашки выпала небольшая белая грудь. Не в силах ничего предпринять, женщина просто смотрела в глаза обидчика, словно призывая его остановиться.
   - Что ж ты без лифчика ходишь. Застудишь хозяйство-то...
   Мужчина протянул руку, осторожно провел рукой по горячей коже. Он хотел что-то сказать, но внезапный хруст треснувшей ветки заставил участников происходящих событий обернуться. Мужчин - с настороженностью; женщину - с надеждой. В слабом отблеске редких парковых фонарей возникла крепкая фигура. Упругая спортивная походка и мощные, широко развернутые плечи, помешали сразу признать в уверенно приближающемся человеке недавно поверженного спутника женщины.
   - Оклемался, герой... - Ирония в голосе прозвучала фальшиво - настолько разительными оказались перемены, произошедшие с избитым мужчиной. Кисть главаря, испещренная наколками, поспешно нырнула в карман за спасительным ножом - интуиция подсказала ему, что справиться с внезапно изменившимся противником будет далеко не так просто, как это было всего минуту назад. - Ну, иди, иди сюда, падла... - бормотал он, пытаясь ухватить ускользающий из внезапно вспотевших пальцев нож. - Сейчас получишь еще один небольшой урок...
   Решительным шагом покрыв оставшееся до противника расстояние, мужчина цепким взглядом ухватил всю обстановку разом: мгновенно отпустивших свою жертву и рассредоточившихся отморозков, готовящихся отразить нападение, свою девушку, пытающуюся прикрыть оголенную грудь, и властно произнес:
   - Оля, в сторону. Быстро!
   Затем, шагнув вперед, не давая опомниться так и не успевшему достать нож главарю, мощно ударил его кулаком в солнечное сплетение. Краем глаза проследив, как тот плавно заваливается спиной в кусты, он развернулся к его разом потерявшим спесь подельникам. Те замерли в оцепенении, не решаясь ни напасть, ни предпринять попытку унести ноги, очевидно, звериным чутьем уловив, что этот невесть каким образом переродившийся мужчина собрался не просто их разогнать, но хорошо проучить.
   - Что, уже обмочились? А только что были такими смелыми...
   - А-а-а, была не была! Колян, мочи его!
   Наиболее пьяный из троицы рванулся вперед, и тут же полетел на землю, сбитый профессионально исполненной подсечкой. Еще пребывая в полете, он почувствовал резкую боль в хрустнувшей челюсти от столь же молниеносного удара ногой. В его голове словно разорвался заряд динамита и парень потерял сознание.
   Третий, которого только что назвали Коляном, не решился кинуться на обидчика своих дружков. Опомнившись, он попытался удрать, но едва успел развернуться, как удар по шейным позвонкам вывел его из строя.
   Застыв в неподвижности, молодая женщина широко раскрытыми глазами смотрела на своего парня и никак не могла поверить в случившееся, тем более что все произошло очень быстро - на все про все ушло не более минуты.
   - Что, Оля, испугалась? - Спутник подошел к женщине вплотную, приобнял, и она, всхлипнув, уткнулась лицом в его грудь.
   - Сашенька... - Она проговорила это тихо, как бы пробуя имя мужчины на вкус. Так ласково девушка назвала его впервые... Некоторое время двое стояли, обнявшись, и руки Саши ласково поглаживали растрепавшиеся женские волосы. Он откровенно млел от неожиданно свалившегося счастья - от проявленной Ольгой нежности, что, впрочем, после произошедшей встряски было неудивительно. Сейчас еще неплохо бы было выпить, чтобы дать организму необходимую разрядку. А еще лучше - по-настоящему побыть с ней. Как мужчине с женщиной.
   - Саша! - Второй женский крик прозвучал чуть позже раздавшегося сзади шороха, но мужчина, чувства которого были сейчас обострены до крайности, этот негромкий звук уловил и отреагировал на него мгновенно. Он оттолкнул девушку от себя, развернулся, и нож оклемавшегося, наконец, тихо подкравшегося сзади Кувалды, пронесся мимо, лишь чиркнув Александра по ребру. Дальше все произошло словно заученно, автоматически - перехват кисти, стремительное ее выворачивание, и через секунду рука противника с неприятным для уха хрустом была сломана в локтевом суставе о колено обороняющегося. Этот хруст слился с воплем боли теряющего сознание бандита.
   - Саша... ты... ты что, какой-то спортсмен? Как тебе удалось справиться с троими? - Ольга никак не могла прийти в себя от увиденного. - Ты мне никогда не рассказывал, что занимаешься какими-то единоборствами.
   Не отвечая, Александр крепко взял Ольгу за руку и потянул за собой. И только доведя ее до самого конца парка, уже оказавшись на улице, среди редких прохожих, подал голос:
   - Ты бы прикрылась, что ли, а то мне опять воевать придется. Сейчас все мужики на твои прелести поглазеть сбегутся.
   Ольга охнула и попыталась хоть как-то привести себя в порядок. Все эти события настолько выбили ее из колеи, что она забыла про самое для любой женщины важное - про свой внешний вид.
   На счастье, такси подвернулось почти мгновенно, и, хотя ехать было недалеко, таксист не выказал недовольства коротким рейсом и даже не пытался набавить цену - он сразу зажег в салоне свет и всю дорогу пялился в зеркало заднего вида на Ольгу, явно пытаясь поймать момент, когда ее грудь выпрыгнет из остатков некогда красивой рубашки. Но если таксист выглядел довольным, Александр хмурился на протяжении всего пути - ему казалось, что хитрый водитель специально совершает неоправданно резкие повороты и слишком быстро набирает скорость после подозрительно частых притормаживаний. В конце концов не выдержавший Александр вынужден был сквозь зубы посоветовать ему не отвлекаться от дороги. Совет, высказанный отнюдь не дружеским тоном, был принят таксистом к исполнению безоговорочно. Наверное, он удовлетворился уже подсмотренным. Зато Ольга улыбнулась Александру благодарно и склонила голову на его плечо.
   Расплатившись, он отпустил машину, и вскоре пара замерла на крыльце двенадцатиэтажного дома в некотором замешательстве. Оба жили здесь - Александр на третьем, Ольга на седьмом этаже, - порой заходили друг к другу в гости, но "тех самых" отношений между ними еще не было, невзирая на старания, предпринимаемые Александром. Сейчас же, после совместно пережитого, между ними, казалось, должны были зародиться отношения новые, предельно близкие, какие только могут быть между представителями противоположных полов. Оба это явственно почувствовали, поэтому и замерли сейчас, находясь в некотором смятении. После затянувшегося молчания Александр набрал воздуха в грудь и слегка дрогнувшим голосом произнес:
   - Оля, может... зайдем ко мне? - И стремясь предупредить возможный отказ, чувствуя ее колебание, вовремя с пользой для себя припомнил: - Я же вроде как раненый...
   Нож, прошедший вскользь по ребру, не натворил особых бед - так, оставил след чуть серьезнее царапины, рана даже не кровоточила уже, но сейчас являлась не только весомым для мужчины аргументом, но и преотличнейшим оправданием для молодой женщины, чтобы она решилась, наконец, сделать очередной и такой естественный в развитии их отношений шаг. После секундной паузы Ольга вздохнула и, словно подчиняясь неизбежному, смиренно произнесла:
   - Что ж, не возражаю... Ведь ты, оказывается, настоящий герой. И как я только раньше этого не рассмотрела. Ну, а поскольку героев требуется своевременно поощрять, чтобы вдохновить их на новые подвиги... Только давай пойдем ко мне - ты должен понимать, что девушке необходимо привести себя в порядок. Хорошо?..
  
  
   Глава 2
  
   Антон Алексеевич Мышастый сидел в мягком кресле в кабинете своего роскошного офиса, расположенного в деловом центре города Мшенска, и откровенно скучал. Скука преследовала его с тех пор, когда возглавляемое им дело стало почти полностью автономным и приносило доход независимо от его непосредственного вмешательства. Лишь в исключительных случаях ему приходилось лично вникать в проблемы, возникавшие в его огромном хозяйстве нечасто, и давать заместителям необходимые для дела указания. Указания или советы эти были большей частью общими и касались в основном стратегического управления многочисленными фирмами, созданными им в свое время, и, давая их, он руководствовался в первую очередь своим чутьем. А оно было отменным, иначе Мышастым не была бы создана небольшая и очень жизнеспособная империя по месту его проживания. В империю эту входила сеть магазинов, несколько складов и оптовых баз, кафе, ресторанов, не считая множества коммерческих ларьков и прочих мелких объектов, которые, однако, исправно приносили деньги, ручейки которых сливались в средней мощности финансовый поток. Все это являлось предметом законной гордости хозяина, ибо было создано им фактически с нуля, после возвращения из мест заключения, когда весь его капитал составляло то незначительное, что удалось уберечь от конфискации, и что за долгие годы его отсидки не было прожито неработающей женой - невероятно, но факт.
   Иногда Мышастый, поддаваясь настроению, начинал размышлять, как сложились бы его дела, не живи он именно в Мшенске - обычном, ничем не выделяющемся городе с почти миллионным населением, а, к примеру, в Москве или другом крупном городе, где ведутся гораздо более крупные игры. И неизменно приходил к выводу, что его вполне устраивает то, что он имеет здесь и сейчас. Более масштабный бизнес хоть и приносит куда большие дивиденды, но является в свою очередь не в пример более опасным, а уподобиться очередному убитому банкиру, что в последнее время не было большой редкостью, ему не хотелось. В Мшенске, не являвшемся местом сосредоточения мощного промышленного или финансового потенциала, он чувствовал себя комфортно и безопасно. К тому же в этих краях преобладал умеренный мягкий климат, на котором сделать бизнес не представлялось возможным, но который для его пятидесяти с лишним лет являлся не последним по значимости фактором довольства своим местом проживания. И все это в довесок к обычной для человека привязанности к родным пенатам, в которых прошло его детство. Что же касалось вопросов безопасности, то в свое время Антон Алексеевич сам себе ее и обеспечил, что также являлось предметом его законной гордости.
   Начиналось все еще во времена бурно развернувшейся кооперативной деятельности, когда Мышастый, вернувшись после отсидки, обнаружил, что отныне поощряется как раз то, за что он в свое время пострадал, работая директором плодово-овощной базы - то есть обычная предпринимательско-хозяйственная деятельность. Тогда же возникли первые ростки явления, обозначенного заморским словом "рэкет", и, соответственно, появилось его вполне объяснимое нежелание бизнесмена, зарабатывающего деньги своим горбом, делиться ими с теми, кто хотел бы отобрать у тебя часть заработанного лишь потому, что он сильнее, нахрапистее, и имеет весьма слабые представления о таких понятиях, как труд или справедливость. Тогда и пришлось ему предпринять некоторые шаги для того, чтобы это свое заработанное оградить от загребущих, жадно протянутых к его добру лап. Он создал при своем кооперативе довольно мощную охранную структуру, с помощью которой удалось отвадить от своего детища обнаглевших сборщиков оброка. Тогда же, видя положительный результат таких действий, к нему обратились многочисленные знакомые с просьбой о защите, предпочитая платить своему, предсказуемому и адекватному, нежели каким-то бритоголовым отморозкам... Однако потом деятельность охранного подразделения, созданного Мышастым исключительно для защиты своего добра, претерпела весьма значительные изменения. Незаметно для самого себя он в итоге просто-напросто заменил тех самых незаконных сборщиков податей, которых еще недавно так презирал и даже ненавидел. С какого-то момента он стал обыкновенным руководителем обыкновенных бандитов, не забывая, впрочем, и о законном бизнесе, который ему, обладающему в этой области определенным талантом и чутьем, весьма хорошо давался.
   Естественно, Мышастый не стал всеми почитаемым паханом, для чего нужно было иметь незапятнанную с точки зрения уголовного мира биографию, но, приобретя в свое время необходимые познания, разобравшись в его, этого мира, законах, свою нишу нашел. В итоге под его руководством находилась одна из двух наиболее крупных бандитских группировок города, хотя относительно собственной персоны слово "бандит" он старался применять насколько возможно реже. Главарем второй авторитетной группировки был некто Александр Иванович Бодров, с которым Мышастый уживался относительно мирно, поделив территорию города примерно поровну и четко оговорив сферы влияния каждого из них. Более того, они считали себя кем-то наподобие друзей, нередко встречались, обменивались информацией, которой считали нужным делиться друг с другом, а порой и просто вели разговоры "за жизнь" в каком-нибудь приличном ресторане.
   Пройдя весь этот путь развития и достигнув определенной вершины, Мышастый на каком-то этапе своего становления переболел многими, сопровождающими развивающихся бизнесменов детскими болезнями. Посещал в свое время модные курорты, делал дорогие, не всегда нужные покупки, пробовал много чего еще... Перепробовав это многое, пощупав все своими сильными волосатыми руками, будучи далеко не глупым, он в какой-то момент ощутил, что все это больше просто не лезет ему в глотку. В итоге он решительно отсек все ненужное, оставив лишь самое необходимое. И основной отдушиной для него стало на данный момент общение с прекрасным полом, каковой Мышастый очень любил. Еще у него котировалась охота, чуть меньше - рыбалка, и чтобы все это непременно было в компании старых, проверенных друзей. Новых знакомых он заводил крайне неохотно, по складу характера очень медленно сближаясь с людьми. В круг немногочисленных друзей Мышастого входило несколько человек примерно того же уровня финансовой и общественной значимости для города Мшенска, что и он сам. В дополнение к схожим привычкам, общности мировоззрения и интересов, их объединяла некоторая "бывшесть".
   Бывший мэр города Эдуард Константинович Воловиков; бывший областной партсекретарь Желябов; и бывший же главпрокурор области Сидорчук. Эта "бывшесть" как признак заката карьеры либо жизни никого из них не тревожила и не порождала даже подобия комплекса неполноценности. Составить себе кое-какой капитал успели все, побывать во власти - тоже; так что сейчас, несколько отдалившись от дел, они воспринимали свое состояние скорее как столь необходимый порой тайм-аут. И балуясь иногда шашлычком на чьей-нибудь даче, порой отвлеченно рассуждали, стоит ли делать еще одну попытку похода во власть. Вроде и не очень-то молоды, всем уже перевалило за пятый десяток, но, конечно, и в старики себя записывать рановато - какие ж они старики. Их деятельность в бизнесе, общение с прекрасным в виде девочек и коньячка, физическая нагрузка в виде тенниса, охоты или рыбалки - все это служило лучшим тому подтверждением. Единственным, кто совершенно определенно решил в последний раз вспыхнуть на небосклоне местной политики, оказался бывший мэр, а теперь, де-юре, обычный пенсионер - Воловиков, который наметил годика эдак через два попытаться вновь пробиться в главы местной администрации, и ныне весьма небезуспешно готовивший для этого необходимый плацдарм. Остальные сходились во мнении, что хватит, отвоевались - к чему лишняя головная боль. Сами обеспечены, дети их стараниями - тоже. А ведь те в свою очередь должны не просто унаследовать, но и приумножить завоевания отцов, иначе для чего их по заграницам учиться отправляли, да и здесь ни в чем с роду не отказывали.
   Все это как-то мимолетно, не цепляясь прочно в сознании, пронеслось в голове Мышастого, набивая очередную оскомину, ибо было прокручено уже не единожды, а излишним самокопанием он заниматься не привык еще со времен комсомольского прошлого. Но вот он попытался поймать нечто ускользающее, хаотично мелькающее и не оставляющее следа, и вспомнить это "нечто" почему-то не было никакой возможности, подобно только что виденному и моментально забытому сну. Это было что-то зыбкое, вроде неуловимо-прекрасного образа, который все же необходимо было поймать и классифицировать подобно бабочке, нанизываемой на булавку и помещаемой под стекло, так как Антон Алексеевич привык доводить все до конца. Еще немного поднапрягшись, он окончательно отказался от попыток вспомнить, поймать это ускользающее, закономерно полагая, что оно придет к нему само, без натуги, которая в подобного рода случаях скорее мешает.
   Единственное, что вполне определенно уловил Мышастый - эта ускользающая, не дающаяся в руки мысль была связана с чем-то очень и очень приятным, и приятное это было явно эротического оттенка. Все это настроило его на определенный лад, да еще наслаивалась эта треклятая скука.
   Наверное, именно поэтому Мышастому внезапно подумалось, что он давненько не предпринимал мужских действий определенного толка. Как такое могло произойти? - задал Мышастый себе вопрос и тут же сам на него ответил: да просто, черт возьми, все уже давным-давно приелось... Жена? Да просто смешно подумать, что эта толстуха в вечно почему-то несвежем на вид халате и со скоплением бигуди на голове может у кого бы то ни было вызвать мысли, связанные с физическими взаимоотношениями полов. А кстати, почему женушка все время в бигуди? Ведь она несколько раз в неделю посещает "Эдельвейс", этот модный, престижный салон красоты, который содержит ближайшая подруга жены Воловикова. Салон являлся чем-то вроде закрытого дамского клуба, естественно, лишь для определенного круга лиц определенной степени значимости. В "Эдельвейсе" встречались с целью убить излишек свободного времени далеко не последние в городе женщины, которые там парились, загорали, подвергались массажу, завивались, распрямлялись, маникюрились-педикюрились, распивали чаи-кофе - в общем, наводили лоск на свои в большинстве случаев неумолимо начавшие увядать прелести, а главное, предавались своему любимому занятию: перемыванию косточек мужьям и обмену бесконечными сплетнями.
   Единственным, пожалуй, плюсом этого замечательного заведения для Мышастого и ему подобных являлось то, что скопившийся в своих недрах пар их дражайшие половины по большей части выпускали именно там, и не существуй такой своеобразной отдушины, трудно было даже себе представить, что творилось бы по вечерам в некоторых с виду вполне благополучных и респектабельных домах. А уж когда эти кумушки вдруг переходили с обычных сплетен на деловую стезю, то на какое-то время в их семьях наступал просто сущий рай. Подобное, например, имело место не так давно, когда эти праздные дамочки месяца два бегали с безумной идеей создания какого-то то ли АО, то ли СП - Мышастый точно не знал, да и знать не хотел, но времена те вспоминал с преогромнейшим удовольствием. Да, тогда он видел жену лишь какие-то полчаса перед сном, все же остальное время она висела на телефоне, ведя якобы деловые переговоры с такими же, наверняка бигудястыми, огромного самомнения подругами. Изредка ради интереса прислушиваясь, Мышастый улавливал что-то типа: "надо проконсультироваться у юриста", "где мы возьмем такое количество товара", "нет, на такие цены мы выйти не сможем", и тому подобную ересь. Точнее, сами по себе эти фразы ересью не являлись, таковой они становились, лишь вылетая из уст его жены и ей подобных, вызывая у него искренний смех - не надо было даже смотреть по ящику своего любимого Жванецкого. А самое интересное, что ни за какого рода консультациями жена к нему подчеркнуто не обращалась, видимо доказывая тем самым, что и "у них" мозги устроены не хуже, чем у мужиков...
   Да, в то время компания Мышастого получила редкостный домашний покой и, пользуясь отсутствием внимания со стороны жен, они провели несколько незабываемых загулов с молоденькими соискательницами титулов какого-то очередного конкурса местной красоты, куда вездесущий Желябов влез зачем-то в состав жюри; да и просто устроили несколько отличных пьянок, без боязни вызвать недовольство своих дражайших половин, которым в то время было не до них. По завершении безумной затеи создания этого самого АО, закономерно окончившейся пшиком, Мышастый, с ностальгией вспоминая недолговременную свободу, несколько раз с невинным видом предлагал жене свою помощь при реализации очередных бизнес-идей, на что в ответ слышал лишь невнятное ворчание и откровенно подозрительные взгляды - ведь обычно он не проявлял никакого интереса как к самой жене, так и к ее времяпрепровождению...
   Раздумья Мышастого прервал негромкий сигнал селектора внутренней связи на его столе. Нажав кнопку, он вяло произнес:
   - Слушаю, Танечка.
   - Антон Алексеевич... - Бархатный голосок его секретарши Татьяны Смирновой внезапно вызвал у мужчины прилив внизу живота без прямого созерцания ее телесных прелестей. Такого рода неожиданности он замечал за собой уже давно. На его внезапно пробуждающееся желание - а что самое важное, подкрепленное, как в данном случае, и возможностью - могло повлиять что-нибудь незначительное, какая-нибудь маленькая деталь, для кого-то другого никакой ценности не представляющая. Мышастому четко врезался в память давнишний эпизод, ярко характеризующий его нынешнее состояние в области проявления мужской потенции: в финской бане, уединившись с восемнадцатилетней блондинкой - идеальной, словно созданной родителями по его спецзаказу, - он, однако, никак не мог как следует возбудиться. Ни от ее танцев, исполняемых в костюме Евы, ни от довольно качественных оральных ласк - все было напрасно. А когда он совсем уже отчаялся и, отпуская избранницу, взялся за рюмочку коньяка, произошло долгожданное и, как все чаще бывало с ним в последнее время, не столь легко доступное... Узрев неожиданный изгиб уже потянувшегося за одеждой молодого тела, какую-то тоже нежданную, появившуюся от этого движения кожную складочку, у него вдруг вскочил немалых размеров член - предмет его законной мужской гордости, - да еще сделал это так резко, словно пробка выскочила из бутылки... Годы, - философски рассудил тогда хозяин ставшего с некоторых пор строптивым работника. А впрочем, не только годы - просто наступила некая пресыщенность. И хотя до всяческих там плеток и подобных штучек дело пока не дошло, для возбуждения ему все чаще требовался какой-то фактор новизны. А где ее было взять, эту самую новизну, при его-то опыте...
   - Вам звонит Романов. Будете с ним говорить?
   Мышастый поморщился. Желания общаться с Романовым у него сегодня не наблюдалось. Тот являлся каким-то дальним родственником еще более дальнего родственника знакомого подруги чьей-то там жены - примерно так можно было охарактеризовать степень близости его с этим человеком, то есть ровным счетом никаких дел между ними не было и быть не могло. Тот вообще являлся слишком незначительной фигурой, чтобы заинтересовать Мышастого. Но он знал, зачем ему сейчас звонит Романов. У того возникли какие-то напряги с бригадой Бодрова, который взорвал дверь его универсама в рамках бандитской программы вдумчивой работы с клиентом. Романов, естественно, запаниковал, и, через десятые руки выйдя на жену Мышастого, каким-то образом задобрил ее и получил обещание уладить это дело. Кстати, антикварные серьги, которые он недавно случайно заметил на столике в спальне жены, по-видимому, являлись как раз подарком Романова. Мышастый же, уступив в свою очередь бурному натиску жены, обещал ей это дело закрыть, поговорив с начавшим дуреть в последнее время Бодровым. В принципе, ему ничего не стоило это сделать, с последним у них было отличное взаимопонимание, да и Романов стал бы тогда его вечным должником. А такого можно будет каким-нибудь образом использовать в дальнейшем - как знать, когда может понадобиться тот или иной человек... Да, Мышастый решил, что возьмется уладить это дело, но сейчас этим заниматься не хотелось. Да и вообще ничем. Кстати, делу это пойдет только на пользу - пусть этот Романов пока понервничает. В дальнейшем, когда в нем возникнет нужда, парень будет значительно покладистей, в чем бы эта нужда не проявилась.
   - Танечка, скажи, что я сам ему перезвоню. Когда - не сообщил. Просто пусть ждет. А сама, пожалуйста, зайди ко мне.
   Через минуту в дверях кабинета возникла стройная фигура улыбающейся Татьяны.
   - Все хорошеешь? - нарочито ворчливо поинтересовался Мышастый, прекрасно понимая, что секретарша, проработав с ним вот уже два года, отлично научилась разбираться во всех оттенках голоса своего шефа, а соответственно, имеет ясное представление о цели его вызова. Так неожиданно ее бархатный голосок породил некую интересную цепочку, которая, как он надеялся, очень скоро приведет его к состоянию, которое неминуемо развеет одолевавшую сегодня скуку.
   - А что, Антон Алексеевич, я слышала, у вас со стола упала ручка? - Татьянины щечки очаровательно зарделись.
   Хотя Мышастый и подозревал, что краску на лице Таня каким-то неведомым образом, подобно профессиональным актерам, умела вызывать искусственно, эта небольшая деталь неизменно подхлестывала в нем нарастающее возбуждение. Он почувствовал, что желание окрепло, в паху запульсировало уже совсем отчетливо.
   - Ты не ошиблась, Танюша, - проворковал он на манер токующего глухаря, - ну и слух же у тебя, девочка.
   "Падение ручки со стола" какое-то время являлась любимой его игрой. Повторяясь, она, конечно, несколько приелась, но по-прежнему продолжала доставлять нехитрые радости психофизической разгрузки. Как порой случается, игра эта зародилась совершенно случайно, экспромтом, и, как предполагал Мышастый, явилась озарением, ниспосланным ему свыше.
   Как-то раз, когда секретарша сидела напротив, вполоборота к нему, записывая его инструкции в своей папке с кожаной обложкой, со стола упала авторучка и, судя по звуку, откатилась в сторону Татьяны. Тогда он, никогда не причислявший себя к хамам, в весьма вежливой форме попросил ее поднять ручку и передать ему. Ну, нужно же сделать скидку на великоватый живот и прочие физические особенности не самого молодого человека, мешающие ему согнуться. И, в конце концов, она все же секретарша. Татьяна отложила папку, опустилась на колени и полезла под массивный дубовый стол, который являлся предметом законной гордости хозяина кабинета, подобно его массивному фаллосу. Через некоторое время Мышастый, сочтя, что пауза несколько затянулась, с нетерпением, несущим уже легкий оттенок раздражения, заглянул под стол поинтересоваться - неужели эту ручку возможно так долго искать. Стоило ему это сделать, как готовая вырваться фраза застряла в горле. Он увидел свою секретаршу, обшаривающую ковролиновое покрытие пола в весьма неподобающей для деловой обстановки позе, при которой юбка ее элегантного костюма высоко задралась, обнажив ноги на такую длину, что уже отчетливо виднелся ажурный край черных чулок, а далее виднелся тоже ажурный краешек тоже черных трусиков, явно произведенных какой-то престижной фирмой.
   После увиденного мозг Мышастого словно отключился, зато руки стали действовать сами собой. Не отрывая глаз от перемещающейся в тесном пространстве девушки, он уже лихорадочно расстегивал ширинку серых брюк, давая свободу рвущемуся наружу мужскому достоинству. Едва сумев дождаться, когда Татьяна в бесплодных поисках ставшей уже ненужной авторучки повернется к нему лицом, Мышастый с неожиданным для себя проворством поймал ее за розовые ушки и привлек лицом к себе, бесцеремонно ткнув между расставленных в нетерпении ног.
   Через некоторое время он, побагровев, хрипло дышал, ощущая прикосновения к самой чувствительной части своей плоти умелого женского языка... А еще через некоторое, весьма непродолжительное время, так и не отпустив ушей своей очаровательной секретарши, он уже бурно освобождался от клокотавшей в нем энергии.
   После этого, бессильно откинувшись на спинку кресла и чувствуя, что нить его деловых рассуждений безнадежно утеряна, но не испытывая по этому поводу ни малейших сожалений, он ленивым жестом отпустил выбравшуюся из-под стола, тоже изрядно разгорячившуюся Татьяну и, натужно переставляя почему-то налившиеся свинцом ноги, побрел к бару, вделанному в стену, чтобы принять незапланированную рюмку любимого коньяку. Уже наливая янтарного цвета жидкость, он внезапно обнаружил, что его руки трясутся в унисон дрожи в коленях и рассмеялся, вдруг ясно осознав, до какой степени взвинтила его только что произошедшая сцена.
   Лишь через полчаса, приняв еще пару рюмок, он окончательно пришел в себя, вновь вызвал секретаршу и, с интересом отмечая, с каким смущением отводит девушка свои карие глаза, продолжил диктовать какие-то, кажущиеся теперь далеко не столь важными, инструкции. Тогда же Мышастый поймал себя на неожиданном желании повысить ей оклад. В дальнейшем, по более спокойному размышлению, мысль эта была признана им недостаточно обоснованной и он ограничился разовым подарком в виде комплекта дорогого нижнего белья, тем более что пользоваться бельем молодой женщины в какой-то мере приходилось и ему. И не так уж редко, кстати.
   Конечно, когда любая, пусть даже самая возбуждающая, игра повторяется не единожды, она неизменно начинает приедаться, но под настроение и такая, не раз опробованная, может оказаться весьма и весьма кстати...
   Хотя, конечно, в какой-то момент она окончательно исчерпает себя в качестве объекта вожделения, - внезапно подумал он, глядя, как Татьяна исполняет свой коронный номер с авторучкой, - но до этого, пожалуй, пока еще далеко. Уж, по крайней мере, все получше жены... И тут же испуганно себя оборвал: стоп! Не надо думать о жене, иначе случится непоправимое!
   В его памяти еще свежо было ужасное воспоминание о том, как однажды не вовремя всплывший в голове образ жены на корню подрубил уже подступивший было оргазм, в его годы и без того приходящий со все большим и большим трудом. У каждого, насколько он знал, на этот счет существовал свой пунктик. Тот же Воловиков, например, не раз говорил, что ему для этого нужна полная тишина, и даже неожиданно залаявшая за окном собака способна свести на нет проделанную работу, а уж о работающем в такие минуты телевизоре и говорить нечего. Наверное, и у остальных на сей счет имелось что-то свое, интимное, на Мышастого же именно воспоминание о жене действовало подобно орудийному откату. Приходилось проявлять изрядную осторожность, и это являлось сложной задачей даже для его гораздого на выдумку серого вещества. Попробуй-ка не думать о зеленой или какой там еще обезьяне, не про любимую жену будет сказано...
   Старательно удерживая себя в рамках установленной программы, Мышастому все же удалось благополучно завершить начатое. Разрешившись от бремени, он отпустил Татьяну, которая отправилась приводить себя в порядок, что, кажется, заключалось в полоскании рта и подновлении размазавшегося макияжа - или чем там она занималась в небольшом офисном санузле после подобных развлечений... Он же проследовал к двери, находящейся в задней части кабинета, за которой находилась скромно обставленная комната, окрещенная им "кабинетом психологической разгрузки". По сути, это была обычная жилая комнатка с видеодвойкой, баром и, конечно же, широким диваном, на котором его хорошенькая секретарша, некогда финалистка городского конкурса красоты какого-то там года - где и была замечена и оценена своим будущим шефом, - частенько пребывала в самых интересных позах, какие только был способен придумать и воплотить в жизнь Мышастый. Он вообще любил импровизировать, разнообразить такого рода досуг, и был этим весьма горд, потому что немалой части женщин, насколько он разбирался в их природе, это нравилось тоже.
   Сейчас же диван понадобился ему по своему прямому назначению - отдыху после любовной игры. Включив телевизор и приглушив звук, чтобы иметь возможность вполуха слушать местные новости, он погрузился в состояние полудремы. Но когда диктор принялся зачитывать сводку криминальных новостей, он с ленцой взял в руки пульт и добавил громкости - криминальные новости и без того порой бывали весьма интересными, но его они интересовали еще и как не последнего в городе человека, имеющего значительное в этой криминальной сфере влияние.
   Ага, вот как раз упомянули про Лысого, то есть, небезызвестного Бодрова, - автоматически отметил Мышастый. Конечно, не впрямую, не конкретно, а так, намекнули осторожненько, что такое-то и такое-то могло быть совершено ребятами, которые в свою очередь могли иметь к нему какое-нибудь отношение. И это было правильно, ведь не зря тот взял на приличное денежное содержание - разве что без выдачи пищевого довольствия - едва ли не половину городской милиции и прокуратуры. А вторую половину кормлю я, - усмехнулся Мышастый. И кто же тогда в итоге ловит преступников?.. Но, коль уж ему напомнили о Бодрове, надо будет тому позвонить, договориться о встрече. Отобедать с ним, поговорить, а заодно и порасспросить, чем же ему так не угодил этот бедолага Романов. Да и вообще, давненько уже с ним не встречались, а время от времени это надо делать хотя бы из-за того, что на таких встречах порой рождаются очень интересные идеи.
   Внезапно из монотонного голоса диктора ухо Мышастого выхватило какую-то деталь. Ага, что-то там про изнасилования. Да, точно - три за прошедшую неделю... Ну, первое, - отметил он, - это действительно перебор. Какой-то деятель затащил девицу на стройку; причем, как это обычно бывает в последнее время, затащил средь бела дня, на виду у прохожих; та кричала, сопротивлялась, и никто, ясное дело, и бровью не повел. Классика... Ага, - опять автоматически отметил Мышастый, - попользовал классически плюс орально, да еще и голову ей едва не проломил. Да уж, девчонке явно не повезло... Но два другие случая - самый настоящий смех! Таких "недотрог" следовало отдать роте изголодавшихся солдат, пусть бы те поучили их уму-разуму. Подобных Мышастый откровенно презирал. Этакие инфантильные девочки, а ведь кобылам уже по двадцать лет с хвостиком! И как раз их никто никуда не тащил, как ту, пострадавшую на стройке. История этих даже диктором, как ему показалось, была рассказана с плохо скрываемой усмешкой. История из серии: я познакомилась в ресторане с мужчинами кавказской национальности и мы выпили столько-то. Потом мы поехали в ресторан такой-то и там выпили еще столько-то. Затем поехали в гостиницу такую-то. Там мы пили, танцевали, потом разделись, легли вчетвером в одну постель, и вдруг они неожиданно начали ко мне приставать. И вот тут-то я вдруг и поняла, что...
   Тьфу! Таких идиоток Мышастый с удовольствием продал бы в какой-нибудь заграничный бордель, и пусть эти дуры - а скорее, лишь прикидывающиеся таковыми - обслуживают каких-нибудь плохо мытых арабов пожизненно. Кстати, подобный сценарий "изнасилования" был, кажется, в виде юморески у кого-то из сатириков. У этого шустряка Задорнова, что ли...
   И все же в услышанном определенно что-то крылось, ведь неспроста из массы новостей мозг расслабленного Мышастого зачем-то выхватил именно эти эпизоды. А своему мозгу он очень и очень доверял, и полагал, что не без оснований. Какая-то существовала здесь взаимосвязь с непонятными томлениями последнего времени, с чем-то неизменно ускользающим от его разума в самые потаенные уголки подсознания. Но с чем? Над этим еще предстояло крепко поразмыслить...
  
  
   Глава 3
  
   В субботнее утро с яркими лучами весеннего солнца, в одной из квартир города Приреченска раздался дребезжащий телефонный звонок. Мужчина лет двадцати пяти, раскинувшийся расслабленно на стареньком диване, открыл глаза и не мешкая снял трубку телефонного аппарата, чтобы избавиться от назойливых звуков.
   Зевнув и в очередной раз мимолетно подумав, что давно следовало бы уменьшить уровень громкости сигнала, он приложил к уху треснутую, перемотанную изоляционной лентой трубку.
   - Алло!
   - Это номер 528839? - осведомился сухой старческий голос.
   - Да, - неожиданно подобравшись, ответил мужчина, хотя номер его телефона вовсе не соответствовал названному собеседником.
   - С вами говорит Мстислав Сергеевич Лось, - продолжил тот.
   Имя инженера из фантастического произведения Алексея Толстого нисколько не удивило и не рассмешило теперь окончательно пробудившегося мужчину.
   - Слушаю вас, Мстислав Сергеевич... - резко присев, произнес он. Его тело уже не выглядело безвольным, как это было в первые секунды пробуждения. Мощные, прекрасно развитые мышцы мужчины затрепетали, как бы в предвкушении столь необходимой для них нагрузки.
   - Слушайте внимательно, Гусев... - Старческий голос приобрел командирские нотки. - Ровно через два часа в парке имени Горького, на третьей скамейке слева от центрального входа. Вы меня поняли?
   - Понял, - четко ответил мужчина, не удивившись также и тому, что его назвали именем еще одного персонажа "Аэлиты", хотя настоящая его фамилия была совсем иной.
   - Отбой, - кратко скомандовал голос и в трубке зазвучали короткие гудки.
   Дальнейшие действия мужчины отличались четкостью и экономичной быстротой. Через полчаса им была окончена энергичная разминка и вскоре его тренированное тело с рельефной мускулатурой уже стояло под ледяными струями воды в слегка запущенного вида ванной комнате. Вообще, однокомнатная квартира, где проживал этот человек, никоим образом не производила впечатления уютного, обихоженного хозяином гнездышка. Даже после беглого взгляда любому бы стало понятно, что ремонт не производился здесь по меньшей мере лет шесть. Выгоревшие возле окон обои и протертая в местах наиболее частого хождения половая краска лишь подтверждали этот вывод. И хотя грязь как таковая отсутствовала - хозяин был человеком чистоплотным, - чувствовалось, что квартира для него просто место для проживания, не более того. Место, где ест, пьет, спит, справляет естественные надобности, смотрит телевизор его тело. Женщине, случайно заглянувшей в его холостяцкую обитель, не пришлось бы охать и хвататься за влажную тряпку, чтобы немедленно произвести уборку, но и взгляду остановиться было бы не на чем. Стандартная, не новая мебельная секция, потертый диван с журнальным столиком рядом, пара кресел, телефон, телевизор, магнитофон - не нищета, но и никакого намека на излишества или роскошь - место проживания довольно аскетичного человека.
   Насухо обтерев тело махровым полотенцем, мужчина почистил зубы, тщательно выбрился и занялся приготовлением завтрака. Завтрак также не блистал разнообразием, он был стандартен, как и все в этой квартире - яичница с парой обжаренных сосисок и чашка кофе. Покончив со всем этим, мужчина закурил сигарету отечественного производства и посмотрел на китайские настенные часы. Отметив, что все идет с небольшим опережением графика, он принялся одеваться...
   Спустя некоторое время мужчина, названный телефонным собеседником Гусевым, был уже в районе назначенной встречи. Оставшиеся минуты он не спеша прогуливался по улицам, прилегающим к парку, изредка меняя направление движения и фиксируя происходящее вокруг взглядом внимательных синих глаз. Какой-нибудь оперативник, наблюдая за ним со стороны, мог бы уверенно сказать, что действия мужчины похожи на несложную проверку агента с целью обнаружения возможной слежки. Однако за мужчиной никто не наблюдал. Лишь один раз на него явственно обратили внимание две девушки, пребывающие в состоянии легкой эйфории, вызванной употреблением пары легких алкогольных коктейлей на каждый из очаровательных крашеных ротиков. Одна из них, в мини-юбке, открывающей весьма недурные ноги, подтолкнула локтем подружку в брючном костюме.
   - Смотри, Кать... Да нет, там, левее. Ничего, правда? На актера похож, как его, забыла... Ну, который колошматил этого Сталлоне в "Рокки-4". А?..
   Мужчина прошел мимо кокетливо посмотревших на него девиц, не обратив на них никакого внимания. Он действительно чем-то напоминал Дольфа Лундгрена, а вот если бы за ним наблюдал уже не оперативник, а опытный психолог, то наверняка заметил бы, что поведению прогуливающегося мужчины присущ некий автоматизм, и предположил бы, что тот, возможно, находится под воздействием каких-либо психотропных средств. И тот факт, что он равнодушно прошел мимо столь очаровательных девушек, служил тому лишним подтверждением.
   Но и психолог за ним также не наблюдал. Лишь эти девушки - два юных и весьма приятных, разве что, может, чуточку легкомысленных создания разочаровано вздохнули, когда высокий широкоплечий мужчина, не задержав на них взгляда и не переведя его на стройные девичьи ноги, как это делали другие мужчины, прошел мимо. Одна из девушек, достав из сумочки зеркальце, на всякий случай даже принялась себя разглядывать, предположив - может быть все дело в том, что какая-нибудь деталь ее миловидного личика нуждается в срочной подправке... Но уже через минуту два развязных молодых человека, пропавших пивом и несвежими подмышками, остановились возле них и, возбужденно жестикулируя, принялись убеждать их в обратном. А еще через минуту мгновенно проникшаяся симпатиями друг к другу четверка направилась в сторону ближайшего бара, устремляясь навстречу приключениям. А похожий на киноактера мужчина, взглянув на часы, решительно зашагал в сторону центрального входа в парк имени Горького.
   Скамейка его собеседником была выбрана очень удачно. Большой длины, она примыкала к детской площадке и являлась традиционным местом сбора молодых, и не очень, мамаш, усаживающихся небольшими группками и наблюдающими за играми своих чад. На подобной скамейке всегда найдется местечко и такому благообразному старичку, который в данный момент сидел между двумя мамами и с улыбкой наблюдал за игрой маленькой девочки с ведерком и лопаткой в руках. Его нетронутая облысением голова была украшена жестким ежиком седых волос. Мужчина подошел к скамейке и молча уселся рядом. Старичок тут же отвлекся от созерцания забавной малышки и, слегка повернув к нему голову, заговорил без какого-либо вступления:
   - Сегодня, в восемнадцать ноль-ноль. Улица Инженерная, дом 146. Замороженная стройка, охраны нет. Стандартный двенадцатиэтажный дом, аналогичный вашему. На одиннадцатом этаже, в отсеке, соответствующему 64-ой квартире этого типа домов, на кухне, под грудой строительного мусора. Винтовка с оптикой. Перейдете на двенадцатый этаж. Лоджия трехкомнатной квартиры, по левую руку от входа. Выходит на улицу Калинина, с нее хорошо просматривается вход в ресторан "Баку". Расстояние приблизительно 250 метров. С 19-00 до 19-30 у входа в ресторан должна остановиться автомашина "Мерседес". Цвет - серый. Мужчина скорее всего выйдет из правой задней двери. Носит очки. Рост приблизительно 160 сантиметров, волосы вьющиеся, темные, имеются обширные залысины. До того, как он войдет в ресторан. Лица, сопровождающие его, нас не интересуют. Только если они перекроют главный объект... Инструмент оставляете на месте. В 21-00 я вам позвоню. В пакете все необходимое.
   Старичок поднялся и, оставив на месте, где только что сидел, небольшой пакет, стал неспешно удаляться по тенистой аллее. Со стороны, по походке и армейской выправке, его можно было принять за отставного военного. Добротная, а главное, чистая и тщательнейшим образом выглаженная одежда, лишь подтверждала это впечатление. Именно отставным майором ГБ он и являлся.
   Мужчина взял пакет, и так же неспешно поднялся. Взглянув на часы, он убедился, что в его распоряжении порядка двух часов свободного или условно свободного времени. Затем он направился в сторону, противоположную той, в которую удалился его собеседник. Пройдясь по улицам и найдя подходящий незапертый подъезд, мужчина ступил на пропахшую мочой, неубранную лестницу. Поднявшись на несколько пролетов вверх, он остановился между вторым и третьим этажами, возле окна. Здесь он аккуратно вскрыл оставленный старичком пакет и обнаружил в нем небольшое зеркальце круглой формы, какие можно купить в любом киоске, тонкие хлопчатобумажные перчатки белого цвета, темные дешевые очки из пластмассы, жесткую щеточку накладных усов на самоклеющейся основе и мягкую матерчатую кепку неприметного серого цвета. Усики, пользуясь зеркальцем, он быстро приклеил здесь же, затем надел очки, кепку и, взглянув на свое отражение, остался удовлетворенным увиденным. Конечно, это не было бог весть какой маскировкой, но внешность стала более размытой, неопределенной, чего и следовало достичь. Уж теперь, по крайней мере, его никто не додумается сравнить с Дольфом Лундгреном, как только что это сделала девушка на улице. Мужчина прекрасно слышал ее адресованные подруге слова, частично предназначенные и для его ушей, боковым зрением даже отметил, что девчонка была очень и очень симпатичной, но в его планы не входило ничего, что могло бы отвлечь от выполнения полученных по телефону инструкций. Никакие, пусть даже самые красивые девушки мира не могли помешать ему выполнить задание. По сути, сейчас он стал неким подобием зомби, разве что подчинялся не какому-нибудь шаману, а скромному, ничем не примечательному старичку в поношенном плаще, являвшемуся отставным майором серьезной и могущественной и по сей день организации, не подвластной времени и ветрам политических перемен.
   Прежде чем подъехать на трамвае к месту выполнения задания, мужчина зашел в ближайшее кафе-пельменную и попросил двойную порцию пельменей. С размеренностью автомата, не спеша и не затягивая процесс поглощения пищи, через некоторое время он уже доедал свой заказ. Подцепив вилкой последний комочек начиненного мясом серого теста, он запил съеденное стаканом холодного компота с желтоватым оттенком, и поднялся из-за стола.
   Наступило время добираться до места совершения акции. На наручные электронные часы мужчина поглядывал редко, видимо, чувство времени у него было развито отменно. Подойдя к трамвайной остановке пятого маршрута, который пролегал чуть в стороне от Инженерной улицы, он дождался трамвая и, зайдя в полупустой салон, расположился на одном из задних сидений. Подъезжая к намеченной остановке, он вытащил из кармана кепку, которую сунул в карман сразу же после примерки и, расправив, аккуратно пристроил ее на голове с коротко остриженными волосами.
   Выйдя из трамвая и сориентировавшись, мужчина прошелся по улице, параллельной той, что была ему нужна. Не заметив ничего подозрительного, он свернул на Инженерную. Нужный ему дом - недостроенная высотка - был виден издалека. Подойдя к ограждающему стройку забору и легко отыскав проем, подходящий для проникновения внутрь его габаритного тела, он оглянулся в последний раз, и спустя мгновение уже находился на территории объекта. Здесь произошла накладка... Подойдя к крыльцу, через дверной проем он заметил какое-то шевеление внутри. Внутренне собравшись, четко фиксируя окружающую обстановку, готовый к любым неожиданностям и ничем не проявляя этого внешне, он нарочито неторопливой походкой продолжил движение.
   Мгновение спустя, все так же не позволяя себе расслабиться, он увидел, что внутри, на бетонной лестнице, покрытой цементной пылью, песком, россыпями мела вперемешку с гвоздями, щепками и обломками кирпичей, мирно восседали две бомжеватые личности, похожие друг на друга, как однояйцевые близнецы. Только один из "братьев" был одет в ветхий, лишенный пуговиц плащ, скроенный по моде пятидесятых, и сшитый, очевидно, тогда же; а второй являлся счастливым обладателем плаща более модного, современного покроя, имеющего весьма стильный вид благодаря напрочь оторванному воротнику при также полнейшем отсутствии пуговиц. Их небритые, заросшие недельной щетиной физиономии излучали умиротворенность, причину которой зашедший мужчина понял, заметив стоящую возле их ног трехлитровую банку с неизвестной жидкостью фиолетового оттенка, заполненную на две трети. Рядом была разложена мятая газета, на которой громоздилась куча каких-то отбросов, среди которых можно было разглядеть яблочные дольки, надкусанные огурцы, какие-то кости, расплывшиеся томаты и прочую дрянь... Не иначе, как достали все это из мусорника, - автоматически отметил мужчина, - а пьют что-то наподобие политуры или стеклоочистителя. Разжились где-то на халяву, вот тебе и праздник.
   Заметив в своей вотчине постороннего, "близнецы" прервали неспешно струящуюся речь и тупо уставились на непрошеного гостя, но тут же, словно спохватившись, один из них, видимо более шустрый и общительный, чем напарник, вскочил на ноги и, расплывшись в улыбке, обнажившей гнилые обломки зубов, радостно завопил:
   - Братан! Давай к столу, мы сегодня угощаем!
   Он проворно нагнулся и схватил пластмассовый стаканчик, который, хоть и считался одноразовым, наверняка пережил не менее десятка употреблений. Наполнив стаканчик мутной гадостью из банки, он протянул его гостю, отведя в сторону вторую руку, очевидно, имея намерение того обнять. При этом его ноги в засаленных штанах и стоптанных ботинках без шнурков, начали отбивать по цементному полу нечто дробное, отдаленно напоминающее чечетку Фреда Астера, отчего поднялось облако известковой пыли и захрустело битое стекло. Дополняя некоторую незавершенность этой и без того колоритной картины, до чувствительного носа вошедшего донесся запах давно немытого тела, мочи, гнилых зубов, псины и еще чего-то неопознанного.
   Мужчина, чей мозг сейчас работал быстро и экономично, как компьютер, моментально оценил обстановку и сухо, сквозь зубы процедил:
   - Я не братан, я прораб. Сейчас я вернусь, и если вы к тому времени будете еще на объекте, устрою такое, после чего вытрезвитель покажется вам земным раем... - Он несильно оттолкнул руку со стаканом, который к тому времени уже почти уперся ему в грудь, и светлофиолетовое содержимое обильным градом мелких капель выплеснулось на кирпичную стенку, источая запах чего-то ацетонового. - Короче, вы меня поняли... - Боком, стараясь не задеть угощавшего, он проскользнул мимо и стал быстро подниматься по лишенной перил лестнице.
   - Ой-ой-ой, какие мы грозные! - донесся ему вслед каркающий голос второго "близнеца", но мужчина даже не обернулся. - Прораб нашелся, мать твою так!..
   Путь до одиннадцатого этажа не занял у него много времени, а также, очевидно, и сил. Размеренным шагом крепкие ноги донесли тело до нужного этажа, словно двигался заведенный механизм. Сориентировавшись в мрачных коробках будущих благоустроенных квартир и вычислив 64-ю, однокомнатную, мужчина вскоре стоял посреди небольшой кухни перед кучкой строительного мусора.
   Запустив руку внутрь, он извлек оттуда сверток и потянул за краешек плотной материи. Убедившись, что внутри находится снайперская винтовка, аккуратно обмотанная мягкой войлочной тканью, мужчина перешел на двенадцатый этаж.
   Зайдя в трехкомнатную квартиру, он миновал небольшой коридор, свернул налево и, пройдя через комнату, вышел на лоджию. Быстро оценив открывшуюся перед ним панораму, он нашел взглядом ресторан "Баку". Как и было обещано, вход в него просматривался отчетливо. Внушительная высота, на которой находился мужчина, стоящий у самого края лоджии с недоделанным до конца ограждением, казалось, совершенно его не смущала. Только хорошенько рассмотрев все, что требовалось для будущей работы, он отступил назад, и, надев перчатки, приступил к детальному осмотру оружия. Явно привычный к такого рода действиям, он проверил наличие в магазине патронов, убедился, что дальность выставлена заранее, и заглянул в оптический прицел. Внимательно осмотрев вход и подступы к ресторану, он остался удовлетворен увиденным.
   Он аккуратно положил винтовку на расстеленный войлок, нашел небольшой чурбачок для упора и установил его на краю лоджии. Затем отыскал с десяток осколков стекла размером с ладонь, и разместил их возле входа в квартиру таким образом, чтобы любой вошедший сюда, не имея возможности бесшумно их миновать, сразу обнаружил бы свое присутствие. После этого мужчина взглянул на часы и убедился, что до назначенной акции оставалось еще какое-то время.
   Достав из свертка кусок полиэтиленовой пленки, он аккуратно расстелил его на лоджии и улегся на подготовленное место. Не проявляя внешне никаких признаков нетерпения, мужчина неподвижно лежал, рассматривая через оптический прицел каждый приближающийся к ресторану объект. Через несколько минут, заметив замедляющий скорость серый "Мерседес", он снял винтовку с предохранителя.
   Какое-то время машина стояла, словно сидящие в ней люди чего-то выжидали. Наконец открылась водительская дверь, оттуда вылез высокий плечистый парень в сером костюме с распахнутым пиджаком. Он огляделся, распахнул заднюю правую дверцу, и оттуда появился, смеясь, мужчина небольшого роста с залысинами. Обернувшись, он наклонился, наверное, продолжая разговор с кем-то сидящим в салоне или желая забрать оттуда какую-то вещь. При этом его голова опустилась ниже уровня крыши автомашины. Затем объект выпрямился, протянул кому-то левую руку, и из салона буквально выпорхнула изящная блондинка с высоким сооружением из волос, одетая в светлое вечернее платье, и перекрыла цель. Мужчина опять засмеялся.
   Улучив момент, когда блондинка сделала шаг в сторону, снайпер затаил дыхание и плавно нажал на спусковой крючок. Его плечо тут же сотрясла отдача, и спустя секунду голова невысокого мужчины окрасилась красным. За долю секунды переместив перекрестие прицела на уровень груди плавно заваливающегося назад объекта, он произвел еще один выстрел, успев заметить, как рот блондинки открылся в беззвучном крике.
   Наблюдать далее не было нужды. Снайпер мог со стопроцентной точностью сказать, что происходит сейчас у ресторана: шофер, выхватив из-под пиджака пистолет и спрятавшись за крыло автомашины, пытается определить место, с которого были произведены выстрелы. Блондинка, сопровождавшая жертву, истошно вопит, пребывая в состоянии истерики, а швейцар и остальные, кто в этот момент находился на улице, отталкивая друг друга локтями, стремятся укрыться в безопасной глубине ресторана.
   Пора было уходить. Особой трудности это представить не должно было, потому что, пока вызовут милицию, пока та приедет и определит, откуда стреляли, пока это место оцепят, пройдет столько времени, что можно будет скрыться, предварительно вскипятив и выпив кружку чая. Поэтому, не проявляя никаких признаков поспешности или волнения, снайпер сначала ползком принял назад, и только достигнув границы, за которой его никто не мог заметить, если допустить, что у кого-то на месте происшествия оказался бинокль, выпрямился во весь рост. Как бы там ни было, в этой игре существовали свои правила безопасности, и снайпер неукоснительно их выполнял.
   Затем он быстро спустился вниз и... был встречен восторженным ревом своих недавних знакомцев, которым был предоставлен шанс мирно уйти, и которым они на свою беду не воспользовались.
   - Прораб! Давай к столу! Прораб, мать твою чтоб!
   Удивительно, но эти двое не выглядели пьянее, хотя с того момента, как он их оставил - все это автоматически отметил про себя мужчина, - содержимое трехлитровой банки уменьшилось почти наполовину. Видимо, на их проспиртованные организмы уже не могла подействовать никакая гадость... Картина повторилась. Вновь вскочил на ноги тот, что протягивал ему стаканчик, только на сей раз его пыльные башмаки, увы, уже не успели отбить по грязной сцене свою фредоастеровскую чечетку.
   Молниеносно мелькнувшее ребро ладони жестко встретилось с гортанью алкаша, который словно нарочно для такого случая имел великолепный ориентир для нанесения удара - остро выпирающее адамово яблоко на грязной цыплячьей шейке. С хрустом вмяв кадык бедолаги внутрь, почти до соприкосновения с костяшками шейных позвонков, мужчина резко отбросил в сторону только начавшее падение, отжившее свой срок тело, и развернулся к его дружку, который еще не успел ничего толком сообразить. Он застыл с раскрытым ртом, по углам которого налипла непонятная субстанция органического происхождения, и бессмысленно таращился, словно не в силах понять значения разыгравшегося на его глазах события. В следующую секунду, подхваченный с лестницы увесистый - больше половины - обломок кирпича с хрустом, имевшим уже совсем другой оттенок звучания, опустился на голову бесплатного зрителя, перемешав осколки его черепа с серой массой, выполняющей функции головного мозга. И второй, не успев проронить ни звука, рухнул физиономией в груду так называемой закуски, а попросту - в объедки, разложенные на скомканной газете. Затем его тело, качнувшись, словно в сомнении, неуверенно перекатилось и упало несколькими ступеньками ниже, закончив свой путь в свежей луже остро пахнущей ацетоном мочи.
   Мужчина вложил обломок кирпича в правую руку бомжа номер один, а второму в качестве оружия подобрал короткий обрезок водопроводной трубы. Такой расклад наверняка сойдет для ментов, которые тут же закроют дело о безвестных передравшихся дуэлянтах, ушедших туда, куда невозможно захватить с собой трехлитровую банку с мутной жидкостью фиолетового оттенка. Вряд ли нищенствующая милиция станет объединять два дела в одно, увязывать алкашей и снайпера. Делать им, что ли, нечего...
   Снайпер, не оглядываясь, преодолел короткое расстояние до лаза в заборе и, миновав преграду, удалился с Инженерной улицы. И только пройдя несколько кварталов, выбросил в подвернувшийся мусорный бак отслужившее свое предметы, полученные в парке...
   - Товарищ Гусев? - Сухой старческий голос прозвучал ровно в 21-00, как и было оговорено.
   - Да, Мстислав Сергеевич, - бесстрастным голосом ответил мужчина.
   - Без накладок? - осведомился собеседник.
   - Да, - подтвердил снайпер.
   - Даю отбой...
   Зазвучали короткие гудки и мужчина положил трубку. Затем, не раздеваясь, завалился на свой видавший виды диван и почти мгновенно уснул мертвецким сном, исторгая богатырский храп - сегодня выпал действительно тяжелый день...
  
  
   Глава 4
  
   - Чижик, ты что, опять уснул? - Бодряческий голос коллеги Александра Чижова по работе вывел его из состояния, метко обозначаемого как "витание в облаках".
   - Чего тебе, - нарочито грубо огрызнулся он, злясь на себя за то, что уже второй раз нарвался на подобный вопрос, а ведь смена еще только началась.
   Если таким образом пойдет и дальше, то ребята к концу дня заклюют, - подумалось Чижову, - ведь бригадка подобралась - палец в рот не клади. Молодежь, одно слово.
   Ему самому едва стукнуло двадцать пять, да и остальные были примерно того же возраста, когда подкалывать друг друга - святое дело. Мигом начнут донимать: что да как, чем это он ночью занимался, если сегодня то ли спит на ходу, то ли мечтает неизвестно о чем. Все это он ясно прочитал в нагловатых, слегка выпученных глазах Шурки Волкова, стоявшего сейчас перед ним с металлическими заготовками, уложенными в деревянный некрашеный ящик. Шурка, однако, пока воздержался от каких бы то ни было комментариев, хотя чувствовалось, что парня прямо-таки распирает от желания как-нибудь его подковырнуть, и Чижов был уверен, что для него все еще впереди.
   - Я говорю, бугор велел до обеда закончить, - повторил Шурка и брякнул ящик на пол. - Пошли на наждак. Надо снять фаску, потом сверлить, зенковать, в общем, нудятина. Не люблю, когда одно и то же.
   - А, ясно. Мы, значит, люди творческие, да? Интересно, как бы ты работал на конвейере, - пробурчал Чижов. Он подхватил ящик и поплелся за Шуриком. - Там ведь годами сидят и закручивают какой-нибудь винтик. Один и тот же. А?
   - Ну, не знаю... - неуверенно протянул Волков. - Да хрен с ними, с винтиками, пойдем лучше, перекурим. - Он дождался, пока теперь напарник громыхнет ящиком с заготовками о бетонный пол рядом с наждачным станком, и ловко высморкался, приложив палец к носу. - Как говорится, любая работа начинается с перекура.
   Чижов не улыбнулся, да этого от него никто и не ожидал. Избитую присказку повторяли и совету ее строго следовали по сто раз на дню, принимаясь за любую, пусть даже самую малозначительную и недолгую работу. Так что это уже давно было вовсе и не шуткой, а скорее железным правилом работников их ремонтно-механического цеха. Чижов нехотя поплелся за Волковым в курилку. Не то что бы ему не хотелось курить или хотя бы просто посидеть за компанию, но он чувствовал, что сейчас его сонный вид вызовет кучу насмешек, которые в любое другое время он принял бы со снисходительным равнодушием. В любое другое, но только не сегодня... Сегодня он может и вспылить, так как произошедшее вчера - та самая причина, из-за которой он не выспался - никоим образом не должно было стать предметом чьих-то плоских шуточек. Ведь он провел первую ночь со своей любимой девушкой.
   Теперь Чижов был даже рад случившемуся вчера вечером в парке, и с усмешкой подумывал - а может разыскать тех уродцев, да выкатить им по бутылке за столь своевременное нападение. Ведь если бы они с Ольгой не попали в переделку, ей не порвали бы рубашку, а он не отличился как ее защитник - то до того, что произошло между ними вчера, ему бы было еще примерно как до Луны пешком. Ведь его Ольга не из таких девушек, которые делают это с легкостью и которым безразлично, с кем. Которые лишь к утру спрашивают имя своего партнера, на следующий же день напрочь его забывая. Нет, она... А собственно, какая она, - задумался Чижов, мечтательно прикрыв глаза... Вот уж воистину, его счастье, что Ольга с мужем вселились в его дом, в точно такую же однокомнатную квартиру, только на другом этаже.
   В один прекрасный день... Действительно прекрасный, ибо, как уверен был Александр, сама судьба велела Ольге переехать именно в этот дом, хотя сколько вообще жилых домов имеется в городе с населением около миллиона человек... В тот день он возвращался с работы изрядно уставшим, потому что уже целую неделю ему приходилось выполнять работу кузнеца - такое иногда бывало, если последний болел, а точнее, попросту пил. И не выгоняли его только потому, что эта отмирающая профессия давно являлась дефицитной... И вот, подходя к своей многоэтажке с единственным желанием - поесть и завалиться на диван, он увидел крытую грузовую автомашину, из которой небритые личности выгружали мебель. Наблюдал за выгрузкой молодой, модно одетый мужчина. Да и мебель, как автоматически отметил про себя Чижов, была дорогой, явно импортного производства. Точнее он определить затруднялся, так как плохо разбирался в подобных вещах и никогда не взялся бы отличить мебель чешскую от, допустим, итальянской, потому что это всегда было ему до лампочки. У него самого, к примеру, стояла вообще старая рухлядь, которая его вполне устраивала.
   Поняв, что это просто очередные новоселы, он обогнул перекуривавшего грузчика, выхлоп спиртного изо рта которого даже перебивал дым крепкой сигареты, которую тот курил, как вдруг застыл на месте, словно его ноги приклеились к размякшему на жарком солнце битуму - знакомое еще с детства ощущение, когда одним из любимых развлечений мальчишек их двора были игры на всевозможных стройках, притягивавших их, словно магнитом... Внезапно раздалось цоканье каблучков, и из подъезда прямо на него выпорхнула молодая женщина, окруженная облаком тонкого аромата каких-то духов, в марках которых Александр не разбирался, в точности как и в мебели. При виде незнакомки у него в буквальном смысле перехватило дыхание... Та же резко повернула голову с красиво уложенными волосами, гордо сидящую на длинной тонкой шее, и сказала распоряжающемуся разгрузкой мужчине приятным мелодичным голосом:
   - Валера, иди лучше наверх, показывай, что куда ставить. Я сама здесь посмотрю.
   Это ее муж, - как-то обреченно, словно у него отобрали что-то дорогое, уже давно ему принадлежащее, подумал Чижов. И, переставляя ноги с медлительностью идущего на собственную казнь, повернул к скамейке у входа в подъезд. Он моментально забыл, что смертельно устал и что ему еще нужно что-нибудь поесть - работа кузнеца требовала дополнительных калорий. Теперь он мог просидеть целую вечность, любуясь этой высокой стройной девушкой в простеньком ситцевом платье. Ее тонкую талию перехватывал поясок, а вырез платья приоткрывал небольшую упругую грудь... Чиж до сих пор помнил то ощущение, с которым он тогда на нее смотрел. Он украдкой разглядывал ее достоинства по отдельности, а в голове все смешалось в кучу - и ее легкий загар, и маникюр ухоженных рук, и изумительные икры, и босоножки на высоких каблуках, которые придавали облику девушки дополнительную грациозность и изящество, которых ей и без того хватало с лихвой.
   Он так и просидел до самого окончания разгрузки, любуясь новой соседкой и усилием воли заставляя себя отводить взгляд, когда женщина поворачивалась в его сторону. Он не знал, убедительно ли у него получается изображать человека, бесцельно убивающего время, но искренне надеялся, что со стороны его затянувшиеся посиделки выглядят именно так. В самом деле, еще примет его за какого-нибудь маньяка, испугается, но... но что он мог с собой поделать... Хотя, наверняка она заметила интерес к своей персоне, не зря ведь говорят, что у женщин на такие дела особый нюх.
   Домой Александр пошел лишь после того, как вновь появился тот мужчина, примерно его ровесник, расплатился с рабочими и увел красавицу-жену в их новую квартиру. Он почувствовал укол ревности и одновременно зависть к обладателю этого поистине бесценного сокровища.
   С того дня его словно околдовали, хотя бабником он никогда вроде не был. Естественно, случались в его жизни женщины, которых он время от времени приводил в свою квартиру - все же здоровый мужчина, и организм настойчиво требовал своего. Но, выпустив пар, никогда не помышлял о продолжении отношений, ни одна из девушек не зацепила его настолько, чтобы задуматься о постоянных встречах с ней или, тем более, о совместной жизни. А может, играло свою роль то, что женщин он никогда не понимал и, если быть полностью откровенным, немного их побаивался. И вот, после этой встречи Чижов потерял, что называется, покой и сон. То есть сон он как раз таки не потерял. В снах все чаще и настойчивее являлась к нему очаровательная соседка, которая совсем не была замужем и весьма благосклонно к нему относилась. Иногда, после очередной такой встречи, Александр, к своему стыду, просыпался разряженным, с ощущением подсохшей в трусах влаги известного происхождения. Хорошо, что он был парнем начитанным, и знал - ничего противоестественного в этом нет, просто природа не терпит пустоты. На деле же, а не в снах, его богиня не обращала на него особенного внимания. Лишь по прошествии какого-то времени они, встречаясь в парадном, стали здороваться. Чижову только и оставалось, что провожать ее волнующую воображение фигуру тоскливым взглядом. В своем замужестве соседка выглядела вполне счастливой, разводиться, на что втайне надеялся Александр, явно не собиралась, да и то сказать, если бы это и произошло, осмелился бы он на решительные действия? На этот вопрос он не мог себе точно ответить.
   С некоторых пор, разведав, в какое примерно время Ольга - он уже знал, как ее зовут - отправляется на работу и возвращается с нее, Чижов старался будто бы случайно встретить ее возле почтовых ящиков или пройтись за ней до трамвайной остановки, завороженно глазея на ее ноги. Так продолжалось длительное время, пока однажды он не встретил ее в подъезде с заплаканными глазами, под которыми появились круги, неожиданно поникшую и утратившую так нравившуюся ему задорную походку. Дом облетела страшная весть, что ее муж Валерий погиб в автомобильной катастрофе. Через какое-то время Чижов, который не мог без жалости смотреть на так сильно нравившуюся ему женщину, увидел ее в траурном платье - в тот день состоялись похороны. С этого момента она стала юридически свободной, но радости Александр не испытал, здоровое начало подсказывало ему, что на чужой беде ничего хорошего для себя не выстроишь. Видя, какой убитой ходила Ольга в последующие дни, Чижов преисполнялся к ней искреннего сочувствия, и будь он хоть чуточку ближе с нею знаком, обязательно постарался бы найти какие-то слова утешения.
   Прошло полгода, затем год, а Ольга по-прежнему оставалась одна. Вопреки предположениям нашедшихся злопыхателей, в ее квартиру не потянулись бесконечные вереницы мужиков, она не устраивала никаких развеселых гулянок и оргий. Зато, как с удовлетворением отметил Чижов, к ней постепенно вернулась прежняя уверенность в себе, а также, к его радости, и задорная женская походка - жизнь брала свое...
   Тем не менее, прошло еще немало времени, пока он набрался смелости и решился с ней заговорить, впоследствии очень смутно помня, что мямлил ей, встретив возле почтовых ящиков - настолько был тогда взволнован. А затем произошло чудо и они стали встречаться. Если бы у Чижова были соответствующие возможности, он бы непременно отлил памятник из бронзы тем бракоделам, что изготовили для ее водяного крана преждевременно прохудившуюся прокладку. Именно она послужила поводом их первой, уже не случайной встречи, которая не стала единственной.
   С того момента он на правах знакомого - почти друга - не только запросто разговаривал с предметом своего обожания, но посещал с Ольгой кинотеатры, театр, который она просто обожала, и прочие общественные места. Отношения развивались как нельзя лучше, тем более что Александр с радостью убедился - кроме него она ни с кем из мужчин не встречалась, а ведь это много чего значило! Но кто знает, как долго пришлось бы ему еще мучиться от неосуществленных желаний - ибо Ольга ничего ему не позволяла, - если бы к нему на помощь опять не пришел его величество случай.
   Теперь, после благополучного исхода дела, Чижову казалось, что эти поганцы напали на них с Ольгой как нельзя более кстати, хотя им тогда и пришлось пережить несколько неприятных минут. Да, он тогда здорово растерялся, и, даже - чего уж там - крепко струхнул. Учитывая, что их было трое, дело для них с Ольгой могло закончиться плачевно - в первую очередь, конечно, для нее. Но когда его крепко приложили по голове, в ней словно что-то замкнуло, сработал какой-то невидимый переключатель и Чижов стал совсем другим. Подробности он помнил смутно, но кое-что в памяти все же отложилось. В частности, что в его руки-ноги вселилась удивительная легкость, а главное - умение и знание, как сделать так, чтобы эти ребята надолго забыли о развлечениях в темном парке. Здесь, конечно, было о чем задуматься - получалось, с ним опять происходило что-то неладное. Ведь это был уже не первый случай, когда он стал будто каким-то роботом или инопланетянином, легко ломающим кости не понравившимся ему землянам. Взять, хотя бы, к примеру, тот дурацкий эпизод в пивной, когда ему перепало бутылкой по башке.
   После того случая ребята с работы даже стали его побаиваться, хотя, конечно, это просто смешно. Чего его бояться? И еще один тревожный симптом - голова после обоих случаев назавтра просто раскалывалась на части. Если же учесть старую армейскую травму, полученную во время неудачного прыжка с парашютом - впору было набраться смелости и непременно показаться врачу. А еще лучше - посоветоваться по этому поводу с Ольгой. Да, точно, теперь он всегда будет советоваться с Ольгой! Об этом было приятно думать... Теперь он может говорить с ней на любую тему, делиться с ней своими проблемами. Ведь они стали близки, очень близки.
   При воспоминании о волшебной ночи у Чижова вдобавок к головной боли добавилось еще и головокружение - теперь он не в мечтах и предположениях, а совершенно точно знал, какая у Оли нежная кожа, какая упругая грудь, какая темпераментная она в постели. И не с каким-то абстрактным мужчиной, а с ним, Александром Чижовым!
   Думать о своей девушке он мог сутками напролет, но жесткий локоть, ткнувший под ребра, вернул его к суровой прозе жизни:
   - Я говорю, Чижик, ты что, в натуре, охренел? Опять замечтался... - Гундосый голос умудрившегося где-то простудиться Валерки Приходько неприятно резанул ухо.
   - Что? - Неохотно возвращаясь к действительности, Чижов осоловелым взглядом обвел задымленное помещение тесноватой курилки. Ну да, он не рядом с волшебной женщиной из своих грез, а среди заводских ребят в перепачканных рабочих робах.
   Грянул дружный хохот пяти жеребцов. Оказалось, пока он мечтал, здесь собралась почти вся их бригада. Не хватало только еще пары оболтусов.
   - Я ж говорил, он сегодня просто спит с открытыми глазами! - Пучеглазый Волков умолк на мгновение, затем, поерзав тощей задницей по деревянной скамейке, видимо, все же принял решение доставать Чижова и дальше, поскольку передвинулся от него на безопасное расстояние. - Так что, Чиж, завел-таки себе бабу, тихоня? - с невинным видом спросил он. - Ну и какова она в постельке? Или ты всю ночь просил, да тебе не дали, оттого и не выспался? - И сам первый гоготнул своей шутке.
   Ага, сейчас я тебе все расскажу. Нашел семнадцатилетнего, ошалевшего от первого раза, который готов рассказывать об этом сутками напролет, лишь бы кто-то слушал... Да тут половина из вас кроме слов "трахаться" да "сосать", про женщин и сказать-то ничего не способна. И уже за одно только то, что ты смеешь приставать ко мне с расспросами об Ольге, словно она похожа на подбираемых тобой в злачных местах потаскушек, можно было бы без малейших угрызений совести стукнуть по твоей маленькой головенке - вместилищу всевозможной трухи, вроде дешевых, наспех придуманных баек и похабных анекдотов с бородой... Да с тебя хватило бы и увесистого подзатыльника, только вот ребята не поймут, ведь ничего особенного ты вроде не сказал. Ну да. Это для всех ничего особенного...
   Вслух же Чижов сказал совсем другое. Негромко, но с интонацией, заставившей шустрого мозгляка прикусить язык, да и других сменить тему - перейти на обычное нытье о нехватке денег и бесплодных фантазиях, как бы половчее их раздобыть:
   - Заткнись, Волков. Лучше не напрягай меня сегодня.
   Все разом прониклись. После случая в пивной он слыл здесь за крутейшего парня, и ни один человек с "Приреченских тканей" не рискнул бы связаться с ним, предварительно не помолившись. Слухи о произошедшей пару месяцев назад драке распространились по фабрике моментально; естественно, при горячем участии Волкова...
   Большой пивной бар на площади Андропова встретил их как всегда гостеприимно. Нестройный гомон пьяных голосов, плохо работающая вентиляция при скоплении добросовестно чадящих курильщиков, традиционно залитые пивом деревянные столы с открыто стоящими на иных водочными бутылками, хотя водка здесь не продавалась, и прочие прелести дешевого шалмана... Отыскав глазами свободный стол, они прошли к нему сквозь пустое пространство в центре и расселись по тяжелым деревянным стульям с высокими спинками. Пустота посередине предназначалась для танцев. Невероятно, но этот вертеп к вечеру, после двухчасового перерыва на уборку, превращался в пивной же ресторан с более крутыми, естественно, наценками, и пользовался, как и пивная днем, немалой популярностью, потому что пиво здесь, как ни удивительно, было всегда свежее и неразбавленное.
   Единственное, что не нравилось Чижу и ребятам - слишком много здесь толкалось всякой полууголовной шушеры. Лишь тяга к пенистому напитку перевешивала у нормальных клиентов опасения нарваться на возможные неприятности. Периодически кто-нибудь приносил слух, что в "Фениксе" опять была драка, что опять кого-то увозили в милицейском "бобике", а кого-то в карете "скорой помощи", и прочие страшилки. Но, как склонны были думать ребята из бригады Чижова, недобрая слава заведения нарочно преувеличивалась завсегдатаями, чтобы сюда перестали таскаться наиболее мнительные, и всегда можно было найти свободное место. Во всяком случае, они посещали "Феникс" по два-три раза в неделю в течение уже года, и за все это время им всего пару раз довелось наблюдать потасовки. Да и то, ничего серьезного. В обоих случаях сцепились откровенные алкаши - кто-то без разрешения увел у соседнего стола стул, а кому-то показалось, что пока он выходил в сортир, у него сперли бокал пива.
   Разместившись с относительным комфортом, компания потребовала по две кружки пива на брата, сделав заказ довольно смазливой официантке Тоне, к которой прилипло прозвище "чистюля" из-за вечно замызганного, потенциально белого передника, и постоянно растрепанных волос. Тоня как всегда шустро притащила пиво и, переставляя кружки с залитого пивом пластмассового подноса на стол, рассеянно улыбнулась какой-то шутке Волкова, который всегда считал себя опытным ловеласом и записным остряком. Хотя, как знали ребята, весь его опыт общения с прекрасным полом сводился к тому, что он периодически приводил в свою коммуналку неприхотливых спившихся бабенок, и за выпивку с незатейливой закуской завоевывал их благосклонность. Ни одной приличной женщины среди его пассий до сих пор замечено не было. Обо всем этом бригаде поведал Рома Климов, которому Волков оказал честь, взяв его как-то с собой на промысел.
   Вообще-то, следовало признать, один раз ему попалась довольно симпатичная девчушка лет восемнадцати, которую он хорошенько отмыл в ванне и даже расщедрился на покупку каких-то дешевых шмоток, после чего стал с ней вроде как сожительствовать - во всяком случае, та пару раз приходила встречать его после работы. Как предполагал Чижов, походы девчонки на проходную организовал сам Волков, дабы все воочию убедились, с какими клевыми девицами он имеет дело... Идиллия продолжалась примерно с месяц. А потом Настя - по крайней мере, так она представилась Волкову, а паспорта он у нее, естественно, не спрашивал - собрала все мало-мальски ценное, в то время когда ее возлюбленный зарабатывал в цеху на их счастливую совместную жизнь, и исчезла в неизвестном направлении, прихватив для кучи и паспорт возлюбленного. Как ни старался последний скрыть плачевную концовку так счастливо начинавшейся истории, чтобы не уронить наработанного, как ему казалось, авторитета удачливого донжуана, все тайное рано или поздно становится явным. О случившемся узнали от соседей, которые пришли на фабрику, чтобы упросить руководство удерживать из зарплаты этого раздолбая хоть какие-нибудь деньги для возмещения ущерба, так как милиции было на все начхать, и эту Настю, естественно, никто больше не надеялся увидеть. Тем более, в зале суда. У одной старушки куртизанка изъяла что-то жутко дорогое из семейных реликвий, у отставника-майора - деньги и награды, у других еще что-то по мелочам, не обидев отсутствием внимания никого. Сам же Волков отделался легким испугом - у него и брать-то было нечего.
   А вот для каких целей понадобился юной прелестнице его паспорт, донжуан узнал очень скоро, когда его повесткой вызвали в милицию и предложили добровольно вернуть набранные в пунктах проката вещи, в списке которых фигурировал даже баян. Этот баян добил всю бригаду - пацаны еще долго гадали, зачем он волковской пассии сдался. Возможно, ее новый дружок - какой-нибудь безвестный бомж, шаставший по пунктам проката в качестве Волкова - испытывал непреодолимую тягу к музыке? Представляли даже, как сидя в каком-нибудь притоне в обнимку с Настей за уставленным бутылками столом, он растягивает меха украшенного инвентарными номерами инструмента, и надрывно тянет что-нибудь задушевно-лирическое, лениво щуря глаз от дыма зажатой в зубах папиросы.
   Волков же, угомонившись на время и даже перестав травить надоевшие всем байки, в которых большей частью нудно перечислял, как, где, кого и в какие позы он якобы ставил, несколько недель ходил тише воды, ниже травы, и только в последнее время, оклемавшись, стал опять совершать потуги по части восстановления своей репутации сердцееда. Потому-то он и стал тогда заигрывать с официанткой, и даже попытался ущипнуть ее за скрытый под неопрятного вида юбкой зад.
   Через стол от них находилась еще одна рабочая бригада, только несколько отличавшаяся от той, в которой работал Чиж. Как можно было понять из долетавших с их стороны обрывков фраз, специализацией этих работяг являлся сбор дани с продавцов на рынке. А судя по исколото-синим кистям рук, они имели существенный опыт пребывания в помещениях закрытого типа, причем помещения те вряд ли походили на пивные бары. Видимо, это оттягивалось пивком после своей нелегкой работы нижнее звено длинной бандитской цепочки, которая, давно опоясав Россию, не миновала, естественно, и Приреченска.
   Краем глаза Чижов отметил, что здоровенный детина с багровой рожей и волосатыми мясницкими лапами бросил на них косой взгляд, и что-то шепнул, склонившись к уху сидящего рядом жилистого мужичка, не снимавшего кепки со своей маленькой, под стать телу, головки. Тот, видимо получив какое-то указание, через некоторое время словно невзначай обернулся и стрельнул живыми глазками в их сторону, явно что-то про себя прикидывая... Когда впоследствии в фабричной курилке обсуждалось произошедшее, все пришли к выводу, что ребята, скорее всего, просто решили размяться, дать выход скопившейся энергии - может, день на рынке прошел по их мнению слишком скучно. А выбрали конкретно их стол, потому что их тоже было пятеро - все как бы по-честному.
   Кроме Чижова никто, кажется, не заметил того мимолетного, что произошло через стол от них. Волков беззаботно травил очередной дебильный анекдот, после каждого глотка вытирая мокрый рот пятерней в разводах плохо отмытого, отработанного машинного масла, а Приходько невнимательно его слушал, думая о чем-то своем. Еще двое - Быков и Рома - о чем-то увлеченно спорили, не обращая внимания на других. Когда кружки опустели и потребовалась очередная порция живительной влаги, они решили выпить еще по две и со спокойной душой расходиться по домам. Чижов хотел было поделиться опасениями, что дальнейшее нахождение здесь может окончиться для их здоровья плачевно, но в последний момент одернул себя, боясь прослыть паникером. Да и вправду. Может, он излишне мнителен и ему все померещилось? Мало ли о чем могли разговаривать эти пятеро, может и глядели-то вовсе не на них. И все же какое-то неприятное предчувствие его не покидало... Роман вспомнил, что ему нужно куда-то отчаливать, и предложил Волкову побыстрее сделать заказ своей подруге-официантке. А тот, взбодренный таким лестным для него фактом, что Тоня официально признана его подругой, хотя произнесенное Романом было лишь шуткой и только такой ограниченный человек как Волков мог этого не понять, принялся оживленно вертеть головой, вычисляя ее местонахождение. Эта картина отдаленно напоминала "охоту на лис", где охотником, несомненно, являлся Волков. Наконец, отловив взглядом искомое неряшливое тело, он взмахнул рукой, подзывая его к себе. Тоня кивнула, но подходить не торопилась, обслуживая в этот момент столик на другом конце зала. И тогда, видимо, ее обязанности решил исполнить совсем другой человек, на официанта явно не смахивавший.
   Из-за стола, за которым Чижов теперь исподтишка наблюдал, поднялся, вытирая губы бумажной салфеткой, жилистый, который, очевидно, был в компании за шестерку. И хотя он пока не смотрел в их сторону, Чижов с помощью какого-то шестого чувства понял, что встал тот именно по их душу. Жилистый неспешно обогнул разделяющий их стол и приблизился к Волкову со спины. Использованную салфетку он держал в руке.
   - Ты чего руками размахиваешь, - как-то тягуче, с ленцой произнес он, склонившись к намеченной жертве.
   - Что? Это вы мне? - повернувшись и одновременно пытаясь приподняться, испуганно пискнул Волков, как-то разом теряя свою спесь и самодовольство.
   - Тебе, тебе, - подтвердил жилистый, одновременно надавливая ему рукой на плечо и тем самым мешая встать.
   - А в чем дело, - растерянно пробормотал Волков.
   - Я говорю, руками не маши, да? - объяснил подошедший свою точку зрения на способ вызова официантки. - И еще я видел, как ты мою Тоньку за задницу щипал. Как прикажешь это понимать?
   - Да я... Да она... Я просто пива заказал, - промямлил Волков, начиная соображать, что просто-напросто выбран первым объектом для посягательства ищущей развлечений братвой.
   Чижов в это время лихорадочно обдумывал свои действия и возможности в случае чего. В том, что этот случай уже, можно сказать, наступил, сомневаться не приходилось. Сам он, хоть и служил в десантных войсках, так и не успел ничему толком выучиться, получив травму головы во время одного из первых же прыжков. На этом его служба закончилась, практически толком не начавшись - он был комиссован подчистую. Да и вообще, насколько Чиж себя помнил, любви к дракам он не испытывал никогда, и опыта, соответственно, не имел тоже. Из всей их бригады толковым в этом отношении являлся только Роман, который чем-то там занимался, ну и Приходько - тоже бугай вроде неслабый, во всяком случае, не мямля. Что же касается Волкова да Быкова, этих сразу можно было списать со счета - мелюзга. А сам? Чижов решил, что выступить все же придется. Черт с ним, получит по мозгам, но не убьют же, в конце-то концов. Хотя, что-нибудь из арсенала ненавязчиво режуще-колющего у них наверняка имеется. В общем, у него были весьма неблагоприятные прогнозы относительно исхода предстоящего столкновения.
   Тем временем жилистый, не тратя больше времени на пустопорожние разговоры, ловким движением припечатал к лицу Волкова салфетку, которой недавно протирал свои губы и, не давая ему опомниться, каким-то хитрым быстрым приемом скинул со стула его безвольное от испуга тело. Как и предполагал Чижов, первым среагировал Роман. Он быстро, пока другие еще растерянно смотрели на происходящее, будто им демонстрировали какой-то фильм или они были сторонними наблюдателями, вскочил, и, одним прыжком оказавшись рядом с жилистым, согнул того пополам ударом увесистого кулака. Но Чижов видел и другое, чего не видел Роман. В тот самый момент, когда салфетка жилистого припечаталась к физиономии бедолаги Волкова, из-за стола зачинщиков как по сигналу - а может салфетка и послужила этим сигналом - вскочили трое и рванулись к ним. И только их предполагаемый, мясницкого вида главарь поднимался медленно и обстоятельно, успев при этом опрокинуть остатки пива из кружки себе в рот. Но через секунду и он уже двигался вслед за дружками.
   Кстати, Волков от падения со стула нисколечко не пострадал и сейчас, извиваясь ужом, пытался залезть под стол, расталкивая локтями мешающие ему стулья... Чижов медленно поднимался на ватных ногах, но не с уверенностью того главаря, а лихорадочно прикидывая, что ему вообще делать. Однако все решилось еще до того, как он созрел для чего-то определенного. Пока Роман расправлялся с жилистым, тройка, подобно слаженной команде регбистов, уже достигла их стола, и кулак высокого, в джинсовом костюме мордоворота впечаталась ему в челюсть. Роман упал, успев еще садануть упавшему зачинщику драки ногой, отчего жилистый выбыл из строя напрочь. Кепка, словно влитая, так и продолжала украшать его голову. Приходько с Сергеем Быковым были атакованы двумя другими уголовниками одновременно, и оба смогли оказать лишь символическое сопротивление. Приходько, правда, удалось залепить по небритой физиономии одетого в черную кожаную куртку парня, но то ли кулак прошел вскользь, то ли тот хорошо держал удар - во всяком случае, он только пошатнулся. Зато с его стороны тут же последовал ответ, и согнувшийся от удара в живот Приходько тут же получил добавку по шее сомкнутыми в замок кистями. Быков, хоть и встал было в классическую боксерскую стойку, сразу же нарвался на прямой левой еще одного в кожанке, и его отбросило прямо на уставленный пустыми бокалами стол. Чижов, оказавшийся немного сбоку от всей этой кутерьмы, попытался внести свою лепту, произведя два размашистых удара руками, но те ушли в пустоту. И сейчас он обреченно смотрел на степенно приближавшегося мясника, угадав, что тот идет по его душу. Приблизившись, красномордый с неожиданной для его комплекции сноровкой ударил Чижа в солнечное сплетение, и не успел тот почувствовать обычные в таких случаях боль и нехватку кислорода, как на его голову опустилась пустая пивная бутылка. Под торжественный звон ее осколков он и осел на пол... Последнее, что успело зафиксировать его меркнущее сознание - факт, что красномордый абсолютно не ухаживает за своей дорогого вида обувью. Его тупоносые ботинки, с которыми поравнялись глаза Чижа, были покрыты толстенным слоем пыли.
   Он пришел в себя, как-то разом вынырнув из небытия на манер поплавка, выскочившего на поверхность воды. Прошло, по-видимому, не более полуминуты с тех пор, как он упал в отключке, однако за это короткое время зал уже вернулся к своей обычной жизни, лишь мимолетно зафиксировав в своей истории такой малозначительный, обыденный факт, как несколько разбитых физиономий. Завсегдатаи, потеряв интерес к завершившейся драке, вновь вернулись к исследованию содержимого своих кружек; опять раздался нестройный и неспешный гомон голосов, обсуждавших в том числе и только что произошедшее. Уголовники, тоже потерявшие интерес к поверженным соперникам, но еще не вернувшиеся за свой стол, стояли, сбившись в кружок, что-то тихо обсуждая. Лишь один из них прикладывал окровавленный платок к распухшему носу - видимо, кто-то все же успел ему садануть, как с удовлетворением отметил Чижов.
   Его бригада тем временем начала потихоньку подтягиваться к своему столу. Кто-то поглаживал ушибленный бок, кто-то, морщась, держался за голову. Быков тоже держал у носа окровавленный носовой платок, зато Волков чувствовал себя прекрасно. Чижов с удивлением, несущим даже оттенок восхищения, сообразил, что этот шустряк, видимо, так и просидел все время под столом, ни разу не схлопотав по своей наглой физиономии. Эта мысль промелькнула очень быстро, не найдя продолжения, потому что сейчас Чижов находился в каком-то странном состоянии. Он почувствовал непреодолимое желание пойти и вправить этим недоноскам мозги, и что самое интересное - точно знал, что способен это сделать.
   Он встал, отряхнулся и двинулся в направлении мирно беседующей пятерки, по пути оттолкнув руку Приходько - тот, выпучив глаза, предпринял попытку его удержать. Очевидно Приходько пребывал в уверенности, что Чижов сошел с ума, если сам добровольно двинулся навстречу неминуемой добавке, когда все относительно благополучно для них завершилось. Видимо, что-то подобное решили сначала и уголовники, заметив направляющегося к ним противника. Но, наверное, было в облике Чижова в этот момент нечто, что разом погасило расцветшие на их физиономиях ухмылки. В следующее мгновение их компания рассредоточилась, занимая выгодные для обороны позиции и воспринимая приближение Чижова уже на полном серьезе.
   А тот, сделав обманное движение, уже подсек рванувшегося навстречу небритого в кожанке, и тот, переломившись в коленях, рухнул. А когда предпринял попытку встать, с удивлением обнаружил, что не может этого сделать - не действовала поврежденная нога. Александр тем временем нанес теперь прямой удар ногой, и не успевший среагировать второй улетел под соседний стол. Причем все органы чувств Чижа были настолько обострены, что он даже успел краем глаза заметить, как сидящие за этим столом алкаши нехотя приподняли ноги, словно пропускали тряпку надоедливой уборщицы. Также четко он зафиксировал, как жилистый и высокий амбал в джинсовом костюме почти одновременно щелкнули выкидными лезвиями словно ниоткуда появившихся в их испещренных наколками кистях. Жилистый, оказавшийся ближе, сделал выпад первым, и первым за это поплатился: он жалобно взвыл и прижал переломленную в запястье кисть к тощей груди, словно нянча маленького ребенка. А его игрушка, сверкнув стальным боком, описала в воздухе широкую дугу и звякнула где-то за спиной хозяина,
   Красномордый предводитель прищурил и без того маленькие поросячьи глазки, изучая Чижова, надвигающегося на последнего члена его дружной стаи. По взгляду красномордого можно было догадаться, что джинсового амбала он уже списал со счета. Во всяком случае, когда тот вскоре упал, красномордый воспринял это почти как должное.
   Тем временем амбал ринулся на Чижова, подобно припертой к стенке крысе. А он, не суетясь, будто в голове находился совершеннейший компьютер, подобно терминатору из популярного фильма просчитал траекторию движения куска отточенной стали и молниеносно перехватил руку соперника. Выворачивая ее в сторону с одновременной подсечкой ногой, он нанес удар по падающему телу противника, и тот отключился, еще не коснувшись пола. А Чижов, подобно неуязвимой боевой машине, уже был готов к очередному раунду так неожиданно повернувшейся схватки.
   Мясник, широко расставив ноги, ждал его приближения, не делая попыток продвинуться вперед. Могучие руки, обросшие черными жесткими волосами, он на борцовский манер приподнял до половины бочкообразного туловища.
   Чижов провел два удара, но мясник, видимо, и впрямь имея за плечами борцовское прошлое, сумел среагировать с удивительным для его комплекции проворством - он не только успел защитить пах, но вытянутой рукой попытался схватить Чижова. Тот освободился от вцепившейся в его куртку руки и немедленно пробил по печени. Затем отскочил на шаг и без остановки, не давая мяснику опомниться, провел серию ударов руками, завершающий из которых опять пришелся в печень. Противник охнул и грузно шмякнулся на четыре кости. В последний момент он успел отвернуться, чтобы спасти от очередного удара лицо, и сейчас оказался перед Александром в позе игрока в чехарду. На мгновение он застыл, выпятив объемистый, обтянутый тренировочными штанами зад и выпустил изо рта короткую струйку жидкости. Очевидно, последняя порция пива оказалась лишней.
   Последовал удар по подставленному копчику, а еще через мгновение Чижов ударом ноги послал в нокаут подсеченного в самом начале схватки соперника. Тот, перестав, наконец, запрокидываться из-за поврежденных связок назад, сумел принять вертикальное положение... На самом деле между первым и последним, заключительным, ударом прошло совсем мало времени - зеваки даже не успели окружить танцевальную площадку в центре зала, на время ставшую рингом.
   И тут наступившую тишину неожиданно прервал боевой индейский клич Волкова. Видя такую нежданно-благоприятную развязку столь плохо начинавшихся событий, он решил внести и свою лепту в разгром недальновидно дерзнувшего покуситься на них врага. Стремительно перебирая тощими ножонками, он подскочил к забытому всеми жилистому, который так и стоял со слезами боли на глазах, баюкая сломанную руку, и как-то потешно, по-петушиному на него наскочив, боднул лбом в перекошенную от боли физиономию. Жилистый упал. Теперь вся пятерка некогда грозных ухарей в полном составе валялась на грязном полу второразрядной пивнухи с переломами, ушибами и повреждениями внутренних органов.
   Волков, сделав "птичку" - победно выставив вверх распрямленный средний палец руки при сжатых в кулак остальных, - остался гордо возвышаться над поверженными соперниками, пылью лежавшими у его ног. Он сияющим взглядом победителя искал официантку Тоню. Та, появившись из глубины подсобных помещений, пропустившая быстро завершившуюся вторую половину схватки, попросту обомлела, недоумевая, как подобный недомерок сумел расправиться с такой грозной кодлой.
   Только теперь Чижов смог позволить себе расслабиться. Оглядевшись, он увидел, что его товарищи застыли как статуи и смотрят на него во все глаза. В их взглядах появилось что-то, никогда не виденное им раньше. Страх, что ли? Словно он действительно, подобно какому-нибудь запрограммированному на уничтожение терминатору, расправившись с врагами и не найдя больше потенциальных жертв, вот-вот перекинется на них - программа-то заставляет, а они на свою беду просто подвернулись ему под руку. Да, в их взглядах явно присутствовал страх, смешанный с удивлением, как если бы человек, проживший с женой всю жизнь, отметивший недавно золотую свадьбу, вдруг узнал, что она является агентом ЦРУ или вампиром, который на протяжении пятидесяти лет по ночам втихаря сосал из него кровь.
   Первым пришел в себя Приходько. Подобно опытному распорядителю, он, подталкивая оторопевших друзей, заставил их быстренько собрать свои разбросанные по столу сигареты, забрать куртки, у кого они висели на спинках стульев, и направил бригаду к выходу... Только выйдя на свежий воздух, бригада слегка пришла в себя и, ускорив шаг, поминутно оглядываясь, направилась к месту пересечения двух центральных улиц, удобному тем, что здесь проходили почти все виды нужного им транспорта. Как-то сухо, испытывая неловкость, ребята попрощались и разошлись каждый в свою сторону, и только Роман вызвался зачем-то проводить Чижова. Решили пройтись пешком, благо что до дома Александра было не очень далеко, порядка четырех трамвайных остановок. По дороге оба молчали, думая каждый о своем, и только подходя к прямой аллее, в конце которой возвышалась высотка Чижова, Роман начал разговор, выдав, наконец, истинную заинтересованность в совместной прогулке:
   - Сашка, ты чем-то занимаешься?
   - Да ничем я не занимаюсь... - нехотя буркнул Чижов, демонстрируя нежелание развивать эту тему.
   - Но ведь занимался?
   - Нет.
   - Да ладно тебе, - не поверил Климов. - Вот я, например... Все же знают, что я три года хожу на занятия по ушу и вообще здоровьем не обижен, но ты сам видел, словил свое в момент. И никакие ушу-мушу не помогли. Нет, я конечно понимаю, - стал он развивать свою мысль, - тренер нам объяснял, что между тренировками и уличными потасовками огромная разница. Ты можешь иметь хоть серо-буро-малиновый пояс, на тренировках мочить всех подряд и бить головой кирпичи, а где-нибудь в трамвае приложит тебя какой-нибудь пьяный амбал по-простецки, и все, суши весла. А почему? Психологический настрой и опыт реальных действий - вот главное. А с другой стороны... Что ж я, буду ходить по улицам и бить прохожих, чтобы приобрести боевой опыт? Зато эти как раз такие и есть, тертые такие ребятки... Вот у них точно постоянный тренинг. Я слышал, они на нашем рынке шакалят, деньги с торговцев выколачивают, так что раздают по мордасам, небось, через день... Чего молчишь?
   - Да нечего мне сказать, - опять неохотно ответил Чижов. - Ну не знаю я, Рома. Ничем я никогда не занимался. Ну, в десантуре служил... Так и то, меньше полугода. Потом комиссовали, я ж вам сто раз рассказывал. С парашютом на дерево налетел, башкой о сук долбанулся, и закончилась на том моя десантная служба. Ты же сам видел - бутылкой по башке получил, и конец фильма. Видимо, голова слабая, она у меня еще с тех пор частенько болит. Ну, а потом... Хрен его знает, словно нашло что-то. Может злость какая взяла, а? - Он посмотрел на Климова вопросительно.
   - Ну да, как же, - хмыкнул тот скептически. - Мне б так научиться злиться, вроде тебя. Разозлился, и бац, без всякой подготовки чемпион. Нет, ну кроме шуток, ведь я разбираюсь маленько. И насмотрелся, и сам в соревнованиях участвовал. Ты хоть сам знаешь, как здорово ты руками машешь? Из наших тебе никто и в подметки не годится. Разве что сам тренер... - Он помолчал, обдумывая что-то. - Да нет. Сдается мне, ты бы и тренера нашего приложил так, что тот бы костей не собрал. Вообще-то, те штуки, которые ты вытворял, мне боевое самбо напомнили. А может, и ошибаюсь я... - Роман замолчал.
   - Рома, ну не знаю я, честно. После того удара я словно другим человеком стал. Хрен его поймет, что это означает.
   - А может в тебя Брюс Ли вселился? - засмеялся Роман. - Читал про переселение душ? Говорят, некоторые так и бродят неприкаянными. Чуть подвернется какое тело в отключке или на последнем издыхании, они - бац, и занимают свободное место. Вот Брюс и влез в твое. А? - Он шутливо пихнул Чижова в бок и продолжил уже серьезно: - Ладно, не злись. Шучу. Но ты действительно изменился, погляди на себя в зеркало. Обычно ты слегка сутулишься, а сейчас вон плечи распрямил, и вообще, какой-то стал подтянутый, что ли... И походка у тебя сейчас кошачья - ну чисто как у опытных каратистов. Настоящих, я имею в виду.
   - Ну не знаю я, Рома! Честно. Ну чего ты докопался.
   - Знаешь, Чижик! - слегка обиделся Климов. - Заладил. Не знаю да не знаю... Я ведь теперь от тебя не отстану. Все равно расколю, никуда не денешься. Это твой дом? - Они уже стояли возле подъезда Чижова. Тот кивнул. - Ладно, в гости напрашиваться не буду, тебе после всего отдохнуть не мешало бы. Да и сам устал как собака. Знаешь, минута реального дела, когда тебя и пырнуть могут, и башку проломить, отбирает столько сил, словно многочасовую тренировку отпрыгал... Ну, пока! - Он пожал руку Чижова и побрел, опустив голову, прочь. Видимо, обдумывал состоявшийся разговор.
   Чижов мельком глянул ему вслед и вошел в подъезд. Дома он поужинал и лег, причем у него жутко разболелась голова... Когда он уже засыпал, ему вдруг начало чудиться, что кто-то должен позвонить, сообщить ему что-то невероятно важное. И чтобы он, Чижов, был спокоен и продолжал свою обычную жизнь, что, когда он понадобится, его позовут вновь... Но куда? - уже засыпая, смутно удивился он...
   И вот сейчас все сидящие в курилке отдавали себе отчет, что если Чижик не в духе, то от него лучше отвязаться. В конце концов, будут дни, когда его можно подкалывать сколько влезет - вообще-то он парень свой в доску и совсем не обидчивый. Действительно, после той драки в "Фениксе" вся фабрика, благодаря в первую очередь бойкому языку Волкова, мгновенно узнала о произошедшем. И теперь на него смотрели с уважением, хотя на следующий день Чижов явился как обычно, слегка сутулясь, тяжеловатой походкой, ничем не напоминая вчерашнего крутого бойца, которому ничего не стоит в одиночку приложить пятерку бывалых уркаганов. Роман некоторое время еще внимательно к нему присматривался, пытаясь определить степень его актерского мастерства, а потом махнул на все рукой, констатируя, что сия загадка ему не по зубам. И более разговоров, подобных тому, что состоялся сразу после побоища, не заводил. Зато Волков, которого просто распирало от чувства собственной значимости, как человека, принимавшего участие в таком опасном для жизни предприятии, увлеченно расписывал всем желающим, в коих недостатка не наблюдалось, как происходила знаменитая драка. При этом он, конечно, не забывал и себя, постепенно все больше увлекаясь собственными фантазиями и отводя своей персоне в состоявшемся инциденте все более и более значительную роль. В какой-то момент он стал показывать слушателям расцарапанную кошкой руку и утверждать, что это след прошедшего вскользь бандитского ножа. В конце концов он вполне предсказуемо договорился до того, что именно он, Волков, отметелил добрую половину пивной, а Чижов под конец его слегка подстраховал. В конце концов он заставил плеваться даже самых доверчивых слушателей, которые все равно догадывались, как было на самом деле.
   - Ладно, - сказал Роман, - не приставай к человеку. Захочет, сам расскажет, как провел ночь. А не захочет... - Он замолчал.
   - Ты, Волков, лучше сам расскажи нам про какую-нибудь свою новую бабу. Как, на вокзале невест еще хватает? - с невинным видом поинтересовался Сергей Быков и Волков окончательно затих.
   Весь дальнейший перекур он просидел, словно набрав в рот воды, чем изрядно удивил и обрадовал собравшихся, которым давно осточертело выслушивать его однообразные шуточки. Быков, сам того не подозревая, случайно попал в самую точку, допустив ошибку лишь в мелочи - новая подруга была подцеплена Волковым не на вокзале, а возле винно-водочного магазина, где стояла, пьяно покачиваясь и смущая прохожих видом мокрого пятна, растекшегося в районе лобка на грязной юбке, источая при этом запах мочи и немытого тела в надежде, что кто-нибудь по доброте душевной нальет ей сто грамм. И после проведенной с ней брачной ночи Волков чувствовал все нарастающий зуд в основной из двух своих маленьких головок в момент мочеиспускания, и обреченно прикидывал, как скоро там прорвет окончательно, уже заранее считая, сколько опять денег придется ухнуть на лечение гонореи, так неудачно обещавшей наслоиться на не до конца залеченную старую. Или, может, опять заняться самолечением - так ведь обойдется дешевле...
   На следующий день после окончания смены, к Волкову, уже стоявшему под душем, подошел Чижов. Он сообщил о своем желании поговорить наедине и попросил подождать его на проходной. Уже ожидая приятеля за воротами, прислушиваясь к зуду в паху, который становился уже просто невыносимым, нетерпеливо переминавшийся с ноги на ногу Волков лихорадочно гадал, зачем он понадобился Чижову, перебирая самые немыслимые варианты. Первый, самый неприятный и опасный для себя - что Сашка будет его бить за не отданные вовремя деньги, когда-то одолженные на бутылку, - он отмел сразу, даже своим обладающим непомерно буйной фантазией умишком осознав его несостоятельность. А больше, как он ни старался, в голову ничего не лезло. Облегчил его страдания, уже дошедшие до крайней точки, внезапно появившийся Чижов, которого Шурка, увлекшись домыслами, не сразу заметил.
   - Слушай, Волков, - как-то нерешительно, кляня про себя обстоятельства, заставлявшие его обращаться за помощью к такому несерьезному человеку, начал Чижов, - ты вроде как-то говорил, что у тебя сосед по коммуналке какой-то там психиатр или психотерапевт.
   - Да, точно, так и есть! - обрадовано зачастил тот, заранее довольный тем, что, кажется, имеет возможность оказать услугу Чижову, которого он уважал и с некоторых пор побаивался, а еще оттого, что ему не предъявляются претензии по поводу невозвращенных денег. У него даже появилась призрачная надежда, что кредитор про них просто забыл. - Психиатр, причем высшей квалификации. То ли профессор, то ли доктор, а может доцент, мне там в них еще разбираться... - Он пренебрежительно махнул рукой, чтобы наглядно показать свое отношение к "какому-то там доценту".
   - А с чего ты взял, что он высшей квалификации, - недоверчиво спросил Чижов, ни на секунду не забывая, с каким пустобрехом имеет дело.
   - Так он мне сам говорил! - даже приостановился Волков, оскорбленный недоверием собеседника. - Да и к тому же старый он уже. Ну, пожилой...
   Чижов невольно усмехнулся - словно возраст имел отношение к профессиональным качествам человека. Ну, балбес!
   - Но если он такой прекрасный специалист, то у него, наверное, отбоя от клиентов нет. Он ведь практикует?
   - Да нет, - снова махнул рукой Волков, - в том-то и дело, что не работает он. Выпивать стал. Я про него все знаю, мы частенько поддаем вместе. Он рассказывал, что при коммунистах у него что-то там не сложилось, не продвигали его, в общем, ну, он и ушел на пенсию, обиделся. А сейчас, говорит, по нынешним временам мог бы и частную практику организовать, да не хочет. Перегорел, мол, все ему давно до лампочки стало. Денег на выпивку хватает, ну, еще кому по знакомству поможет, его отблагодарят, а большего, дескать, и не надо... Жуть какой на жизнь обиженный, - прояснил Волков ситуацию. - А у тебя что, какие-то проблемы? - У него даже загорелись глаза от предвкушения узнать какое-нибудь жуткое откровение. Например, что на самом деле Чижов сексуальный маньяк, и решил наконец излечиться, или еще что-нибудь в таком роде. - Так ты это... В общем, я с ним договорюсь. Тебе придется проставить ему хорошенько, ну, или отстегнуть немного денег...
   - Да нет, - уклончиво ответил Чижов, - какие у меня могут быть проблемы. Так, один знакомый спрашивал. Где бы, говорит, хорошего специалиста найти. Так я ему передам?
   - Стопроцентно, - уверено ответил Шурка, словно являлся если не коллегой, к мнению которого прислушивался профессор, то уж, по крайней мере, опытным секретарем, лучше своего босса знающим все его привычки и желания. - Я с ним переговорю, а потом тебе скажу, когда приходить. Лады?
   - Лады, - подтвердил Чижов, в общем-то удовлетворенный исходом дела, к которому даже не знал, как аккуратней подступиться, чтобы избежать глупой ситуации, когда Волков станет бегать по фабрике с очередной сенсацией, что Чижов сошел с ума и ему требуется лечение. Вдруг он заметил, что маленькое личико собеседника напряглось в предвкушении чего-то несомненно весьма приятного, а быстрые глазки поглядывают на него с немым вопросом, и сообразил, наконец, чего от него ждет маленький прохиндей.
   - Да, кстати. Я тебе за это долг спишу... - И увидел, как разочарованно вытянулась физиономия Волкова, который уже окончательно уверовал в свое же предположение, что Чижов про те деньги все-таки забыл. Сейчас эта надежда рухнула и он чувствовал себя так, словно эту сумму у него только что вынула из кармана чья-то проворная жуликоватая рука. - Ну, и проставлюсь еще отдельно, - добавил Александр, и Шурка опять воспрянул духом.
   Дальше говорить стало не о чем, они какое-то время шли молча, и лишь перед самым перекрестком, на котором их пути расходились, Волков неожиданно спросил:
   - Как думаешь, поймают того снайпера или нет?
   - Какого еще снайпера? - рассеянно спросил Чижов, задумавшись о чем-то своем.
   - Ну, того самого. Ты что, газеты вчерашней не читал?
   - Нет, - коротко ответил Александр.
   - Ну, это целая история... - с воодушевлением начал Шурка, обрадованный тем, что нашел неинформированного слушателя, перед которым можно вдоволь пораспинаться, беззастенчиво разбавляя факты собственными домыслами.
   - Только покороче... - буркнул Чижов, прочувствовав желание собеседника пересказывать битый час содержание какой-нибудь коротенькой статейки, обильно сопровождая ее своими нелепыми комментариями.
   - А короче, так... - продолжил Шурка, ничуть не смущенный его тоном. - Застрелили какого-то бандюгу. Какого-то там Ахметова или что-то в этом роде. Авторитета, в общем. А стрелял снайпер из двенадцатиэтажки, метров с трехсот. Понимаешь... - Азартно размахивая руками, он обозначал месторасположение ресторана и высотки, откуда стрелял снайпер, безбожно перевирая и путая факты, приведенные в статье. Он необычайно воодушевился тем, что Чижов слушает его с неожиданным интересом и даже не делает попыток приостановить словесный понос, неудержимо распиравший словоохотливого собеседника.
   А Чижов действительно слушал очень внимательно, даже не имея ни малейшего представления, чем его так привлек этот довольно заурядный для нынешнего времени случай. Конечно, он сразу отметил про себя кучу несуразностей и противоречий, наплетенных Шуркой, и решил непременно купить эту газету, чтобы самому внимательно все прочитать. Удивительно, но то, что было пересказано Волковым с редкостной бестолковостью, каким-то образом нашло отклик в его душе. Ему внезапно почудилось, что все это ему каким-то странным образом знакомо, что ли, или как еще можно было точнее определить неожиданно возникшее чувство "дежа вю"...
  
  
   Глава 5
  
   Татьяна, дочь Мышастого, восседала на правом переднем сиденье белого "Мерседеса", томно откинувшись на спинку обтянутого кожей мягкого кресла. Девушка задумчиво смотрела сквозь лобовое стекло и попыхивала тонкой ментоловой сигаретой "More", зажатой в длинных пальцах с покрытыми красным лаком ногтями. На нее опять накатил приступ скуки, усугубляемый осознанием собственной никчемности. И что самое противное, злиться за это, кроме как на саму себя, больше было не на кого. Она прекрасно отдавала себе отчет, что никакой возвышенной цели в ее жизни нет. В свои двадцать лет Татьяна Антоновна уже пресытилась всевозможными развлечениями, лишь о малой толике которых может всю жизнь бесплодно промечтать, так и не реализовав на практике, среднестатистическая россиянка, и каковыми с легкостью небедного человека обеспечивал девушку ее изрядно надоевший своей мелочной опекой и ограничениями в некоторых вопросах отец. Плюсы и минусы положения, что она являлась дочерью известного в городе коммерсанта-бандита Мышастого, Татьяна сейчас и перебирала в голове. И, будучи девушкой неглупой, не могла не признать, что плюсов все же гораздо больше, а те минусы, которые она бросила на противоположную чашу весов, являлись скорее иллюзорными, нежели существовавшими на самом деле. Ну можно ли считать, к примеру, серьезным минусом то, что отец категорически запретил ей излишне часто влезать в кадр, когда местное телевидение снимает различного рода презентации и тусовки, большой любительницей которых она являлась? В конце концов, надо просто смириться с тем фактом, что она действительно не является знаменитостью эстрады или кино, и поэтому следовало бы обходиться без излишней саморекламы, ведя себя несколько скромнее. Отец ведь и впрямь фигура неоднозначная, и светить лишний раз знаменитую не одними только славными делами фамилию совсем ни к чему. Или, взять такое обстоятельство, как запрет отца открыто сорить деньгами. Тоже, если честно, не великая дискриминация ее творческой личности, ведь, по большому счету, он мало в чем ей отказывает. Он ведь вовсе не заставляет ее ездить в стареньком "Запорожце", просто с некоторых пор не позволяет некоторых излишеств. Например, когда в прошлом году она с показной непринужденностью проиграла весьма крупную денег в казино и этот факт еще долго пережевывался местной желтой прессой, отец сделал ей строгое внушение и в назидание на несколько месяцев лишил привычных сумм карманных денег. В конце концов, - сказал он тогда ей, - могла хотя бы играть в казино, принадлежащем мне, тогда и деньги остались бы в семье, и, как ты прекрасно знаешь, не наткнулась бы на излишне говорливых газетчиков... И, положа руку на сердце, он что, был несправедлив?
   В общем, - решила Таня, - отец во многом действительно прав, но то, что он приставил ко мне невеликого умом шофера-телохранителя, это уже слишком. Против телохранителя как такового она, вообще-то, ничего против не имеет. В конце концов надо быть безмозглой дурой, чтобы в наше время отказываться от подобных привилегий, тем более, что ему уже несколько раз довелось выручить ее из сомнительных ситуаций, в которые она благодаря своей безалаберности попадала с легкостью необыкновенной. Но ведь он не просто телохранитель, он по совместительству еще и соглядатай, докладывающий отцу о каждом ее шаге!
   Татьяна усмехнулась и покосилась на Толика, двадцативосьмилетнего мужчину, имевшего за спиной опыт семилетней отсидки и кличку Молчун. Ну конечно, этот придурок опять исподтишка уставился на ее колени и проворонил зеленый свет, в итоге дождавшись сигнала нетерпеливого водителя сзади. А может, его просто известным способом приручить? - лениво размышляла Татьяна, теперь уже в упор уставившись на своего опекуна и без стеснения разглядывая его лицо - довольно интеллигентного вида, никак не соответствовавшее внутреннему содержанию этого человека, - и руки, цепко стиснувшие руль автомашины сильными кистями.
   В общем-то, он очень даже ничего, - вынуждена была признать она, - и ростом вышел, и фигурой, а этот шрам, пересекающий щеку, придает его довольно красивому лицу дополнительную мужественность. Туповат, но тут уж ничего не поделаешь. И потом, разве это минус? Ведь им можно будет с легкостью манипулировать, если понадобится повести какую-нибудь свою игру... А ведь он, должно быть, очень груб в постели, - с внезапно вспыхнувшим интересом подумала Таня. В постели она любила мужчин непременно жестких, не признающих сюсюканий, которые относились к ней как обычной самке, от которой требуется покорность и ничего сверх того. К сожалению, большей частью ей попадались мужчины нелюбимой, прямо противоположной категории - этакие благовоспитанные мальчики из хороших семей, заглядывающие ей в рот и готовые исполнить любое ее желание или каприз. Нет, конечно, это тоже было здорово, когда все твои желания принимаются к сведению и подвергаются немедленному исполнению, но только если это делается искренне, от души, а не в расчете на выгодную партию. К сожалению, такого мужчину ей пока встретить не довелось. Окружавшие ее кавалеры зачастую оказывались или обыкновенными льстецами, которые за щедрой россыпью цветастых комплиментов пытались скрыть свой истинный интерес к ее приданому - то есть связям и влиянию отца, - или неуверенными в себе маменькиными сынками, ее отца откровенно побаивающимися, а уж трусов она вообще терпеть не могла.
   Хотя, если признаться, для такого осторожного с ней обращения имелись кое-какие основания. Еще свеж был в памяти посвященных случай, когда Мышастый разозлился на одного залетного горе-фотографа, открывшего в городе студию и завлекшего Татьяну на съемки откровенного порно. Познакомились они на какой-то презентации, и фотограф, к несчастью для себя, не сумел вовремя разобраться, что она является дочерью одного из двух главных бандитов города, которому он, кстати, исправно платил положенную дань. Впоследствии парень, наверное, еще долго проклинал тот злополучный день, когда его угораздило попасть на эту дурацкую презентацию черт знает чего. А вот часть денег, вырученных от принудительной продажи своей студии и милостиво выделенная ему Мышастым на лечение, действительно весьма ему пригодилась, будучи использованной по прямому назначению - на оплату опытных врачей и быстрейшее заживление переломанных костей. Вылечившись, неудачник-бизнесмен моментально исчез из города, вполне справедливо полагая, что еще сравнительно легко отделался. Татьяна тогда крупно поругалась с отцом. Не будучи девушкой вконец испорченной, она четко осознавала, что вина фотографа здесь была чисто условной. Ее никто не обманывал и не заманивал какими-то посулами, она сама с удовольствием согласилась с деловым предложением этого понравившегося ей молодого человека, закрепив соглашение приятно проведенным в постели временем. Кстати, именно после того случая и появился телохранитель Толик...
   - Тань, куда сейчас? - повернув к ней слегка взлохмаченную голову, спросил тот.
   - В "Эдельвейс", - коротко скомандовала она, загасив сигарету в пепельнице.
   Она давно там не появлялась и сейчас намеревалась заехать послушать последние сплетни. Не являясь сплетницей и, в общем-то, недолюбливая людей, без удержу предающихся этому занятию, ценность сей альтернативы радио и газетам Таня осознавала прекрасно. Среди кучи бесполезной ерунды, обладая неким гипотетическим, размещенным в голове ситечком, всегда можно было отсеять что-нибудь полезное. Несколько раз ей удалось выудить здесь информацию, представившую определенный интерес для отца и оказавшую ему помощь в решении некоторых своих проблем. Оказав ему в первый раз эту случайную, в общем-то, услугу, Татьяна неожиданно для себя получила от него деньги в качестве поощрения, плюс предложение и впредь делиться с ним тем интересным, что она случайно может разузнать. Таким способом, как поняла Татьяна, отец пытался приучить ее к общественно-полезному труду.
   Но заехав в "Эдельвейс", несмотря на свое долгое отсутствие в этом многоголосом вертепе, она прямо с порога почувствовала настоящее отвращение. Сегодня здесь было просто вавилонское столпотворение. Мастера-парикмахеры, маникюрши, педикюрши, массажистки - все были заняты, все работали не покладая рук, обслуживая свою избалованную клиентуру. И все равно, в так называемом зале ожидания сидело, перелистывая дамские журналы, потягивая кофе и дымя сигаретами, еще множество женщин, дожидающихся своей очереди. Разбившись на небольшие группки, они без умолку тарахтели, пытаясь перекричать друг друга подобно уличным торговкам. Среди непрерывной трескотни уши Татьяны различили отдельные слова: диета, эпиляция, депиляция, аэробика, фитнес, калланетика, еще что-то подобное со столь же отвратным, режущим слух звучанием. Услышав про калланетику от неопрятной, увешанной непомерным количеством золотых украшений дородной женщины, она усмехнулась. Уж этой-то никакая калланетика не поможет. С ее фигурой только в шпалоукладчицы идти - коррекции такие уже не поддаются. Интересно, а доводилось ли этой даме бывать стройной вообще когда-нибудь? Ну хоть в молодости... Внезапно она услышала громкий призыв с другого конца зала:
   - Танечка, иди к нам! - Ей махала рукой жена Сидорчука, приятеля ее отца.
   Татьяна, жестами выразив сожаление и показав на часы, дала понять, что, увы, никак не может. Про себя же подумала, что в подобной компании уже через полчаса можно запросто рехнуться. Пройдя к своему мастеру, у которой регулярно делала маникюр, Людмиле Пахомовой, красивой ухоженной женщине лет сорока пяти, которая сейчас полировала ногти какой-то незнакомой Татьяне женщине весьма заносчивого вида, она договорилась о сеансе на завтра, во второй половине дня, когда у Людмилы будет "окно". Бегло осмотрев зал и не найдя, за что можно было бы зацепиться взглядом, Таня с облегчением покинула заведение - находиться здесь у нее сегодня не было настроения... Усевшись в машину, она с неожиданным для самой себя неудовольствием поймала Анатолия за разглядыванием через приспущенное боковое стекло какой-то молоденькой девушки в мини-юбке, стоящей через дорогу. Она разговаривала с молодым человеком и смеялась. Придирчиво осмотрев девушку и найдя, что ноги у той, пожалуй, тонковаты, она с удовлетворением сказала:
   - А на мои смотреть уже не желаешь?
   - Ты про что? - как будто не понял тот, хотя по легкой краске, появившейся на щеках и оттенившей более светлый шрам, было видно, что мужчина прекрасно сообразил, о чем идет речь.
   - Я про ноги, - пояснила Татьяна. Она слегка подтянула юбку, и без того не прикрывавшую коленей.
   Анатолий молчал, не зная что ответить.
   - Или они тебе уже не интересны? Да ты посмотри, посмотри.
   - Видел уже, - буркнул телохранитель, не поворачивая головы. Он злился на себя за то, что позволил острой на язычок чертовке застать себя врасплох - ведь она даже заставила его покраснеть, чего с ним не случалось уже очень давно.
   - Да что ты видел-то? - Татьяна уже не хотела или просто не могла остановиться, хотя отдавала себе отчет, что вот-вот переступит грань, после которой отступать будет поздно - просто не позволит самолюбие. - Когда ты мог их видеть? Или ты имеешь в виду "косяки" в мою сторону в то время, когда обязан следить за дорогой?
   И на этот вопрос ответа не последовало. Анатолий упрямо смотрел прямо перед собой.
   - Куда ехать? - наконец выдавил он.
   - Подожди ты со своим "ехать". Заладил! Рядом с тобой сидит красивая девушка, - продолжала подзадоривать его Татьяна, - спрашивает тебя о чем-то, а ты не желаешь с ней общаться. Ну вот скажи честно, я тебе нравлюсь? Правда, я красивая?
   - Ну нравишься. Ну, красивая... - нехотя процедил Анатолий, так и не повернув к ней головы. - Какой мне с того толк.
   - А какой тебе нужен толк? - вкрадчиво спросила девушка, одновременно снимая с руля сопротивляющуюся мужскую руку и притягивая ее к себе. - Может такой? - Она положила его ладонь на свое горячее бедро.
   Теперь Анатолий уже не предпринимал попыток сопротивления, наоборот, его кисть крепко стиснула женскую плоть, и после короткой паузы неуверенно двинулась по нежной коже дальше, вверх. Он повернул, наконец, к собеседнице голову, посмотрел ей в глаза. Таня, преодолевая сопротивление уже совсем другого рода, теперь с трудом оторвала его руку, убрала ладонь со своей ноги.
   - Дразнишь, стерва? - В голосе Анатолия прорезалась легкая хрипотца.
   Татьяна нисколько не обиделась на "стерву", хотя, согласно табеля о рангах, так ее называть он не имел права. Напротив, она почувствовала знакомый прилив возбуждения, прокатившийся по телу приятной жаркой волной. Нет, все-таки он действительно хорош, - в очередной раз подумала она и, приняв окончательное решение, пояснила:
   - Никто тебя не дразнит, чего ты... - Она потрепала рукой волосы попытавшегося отстраниться Анатолия. - Я готова показать тебе гораздо большее... Но не здесь, конечно, - она кивнула головой по сторонам, - и не сейчас. - И добавила, заговорщически понизив голос. - Ты мне тоже нравишься.
   - А когда? - тут же загорелся Анатолий, тоже чувствуя нарастающее возбуждение. - И где?
   Заерзав по сиденью, он едва справился с потребностью поправить нечто в районе ширинки, и Татьяна, от внимания которой не ускользнуло это доказательство охватившего мужчину желания, снисходительно пояснила:
   - Понимаешь, я ведь не какая-нибудь, чтобы заниматься этим наспех да еще черт знает где. В той же машине, к примеру... - Тут она совершенно точно угадала желание Анатолия немедленно отвезти ее куда-нибудь подальше - например, в лес или на пустырь - и там показать ей, на что он способен как мужчина.
   Собственно, произнося эту фразу, девушка слегка покривила душой, ведь частенько именно описанным образом и приходилось ей заниматься любовью, и мест при этом было перепробовано ею немало - от салонов автомашин до кабинки мужского туалета в ресторане, где не так давно она уступила притязаниям случайно подвернувшегося горячего кавказца. Особенное наслаждение и дополнительную остроту этому, столь приятному для нее и случайного партнера занятию, придавала опасность быть застигнутыми врасплох кем-нибудь из посторонних. Анатолию, впрочем, о подобном знать было вовсе не обязательно - его полезно было некоторое время подержать в томительном ожидании, тем самым сильнее разжигая желание.
   - В общем, вот тебе первое ответственное поручение, - с подчеркнутыми нотками превосходства, понимая, что парень уже никуда от нее не денется, начала Таня. - Подыщешь какую-нибудь квартирку, где мы могли бы встречаться. Деньги на это я тебе выделю... Не спорь, не спорь, - упредила она возражения, заметив, что Анатолий открыл было рот, чтобы что-то произнести, - у меня денег хватает, да и достаются они мне полегче, чем тебе. В общем, объясняю конкретно: особые хоромы мне не нужны, пусть это будет обычная однокомнатная квартирка. Главное, чтобы было чистенько и не воняло ничем. То есть, не после алкашей или еще там кого... Да чтобы мебель кой-какая была. Особое внимание можешь уделить кровати. - Она многозначительно взглянула на ухмыльнувшегося в ответ Анатолия. - Ну, чтобы широкая была, и вообще... Небось понимаешь, о чем я. В общем, задание ясно?
   - Яснее не бывает! - бодро ответил тот, радуясь, что все так удачно повернулось и заранее предвкушая море удовольствия, которое он наверняка вскоре получит. Девчонка явно темпераментная, по ней это чувствуется, да и собой недурна - ноги у нее действительно классные, да и фигурка... И уж гораздо свежее тех случайных девиц, с которыми ему в основном приходилось иметь дело в своей беспутной жизни, да еще и платить за это деньги. В общем, он был уверен, что сегодня вытащил счастливый билет, хотя давно ничего хорошего от жизни не ждал. О том, как воспримет Мышастый тот факт, что он имеет его любимую доченьку, Анатолий предпочел не думать вообще - он привык жить одним днем. Днем сегодняшним.
   Татьяна тоже осталась вполне довольной таким поворотом событий. Если откинуть в сторону, как несущественное, некоторую, присущую Анатолию туповатость, он являлся почти идеалом ее мужчины - сильный, жесткий, симпатичный и, наверняка, жадно-нетерпеливый в постели - что она вскоре и проверит. Что это произойдет очень быстро, Татьяна ничуть не сомневалась. Судя по тому, как загорелся этот самец, он перероет весь город, расшибется в лепешку, но квартира может даже уже завтра будет перед ней на блюдечке. Таня обожала таких, нетерпеливых. А уж исполнитель ее воли из него выйдет преотличнейший, здесь его тугодумие только ей на пользу. Татьяна давно мечтала завести преданного ей человека. Пока никакого конкретного плана действий у нее не было, но, прекрасно осознавая свою склонность к авантюрам, была уверена, что вскоре что-нибудь, да закрутит. Что-то неясное уже маячило перед глазами - какой-то смутный образ золотого тельца. Она подмигнула включившему зажигание, повернувшемуся к ней Анатолию, и достала из пачки очередную ментоловую сигарету. Оба пассажира тронувшегося с места белого "Мерседеса" остались очень довольны друг другом...
  
  
   Глава 6
  
   В беседке, деревянные стены которой были испещрены надписями, дающими ясное представление об умственных способностях лиц, выцарапавших их гвоздем или нанесших краской, собрались пятеро молодых людей в возрасте от восемнадцати до двадцати трех лет. Они сидели на полуразломанных скамейках некогда веселого салатового цвета, расположившихся по периметру, в центре которого стоял металлический сетчатый ящик из-под бутылок, какие можно встретить в продовольственных магазинах. Ящик этот покрывал лист фанеры с неровными краями, на котором лежала колода потрепанных карт, стакан, с налитой в него прозрачной жидкостью, именуемой в народе "круткой", и несколько надкушенных неспелых яблок, использующихся в качестве закуски. Под эрзац-столом стояли четыре полулитровых бутылки, три из которых были уже пусты. Пачка "Примы", в которой оставалось с десяток мятых сигарет, довершала выразительный натюрморт. Пятеро, сидевшие в клубах сизого табачного дыма, оживленно обсуждали какую-то, кажется, очень важную тему.
   - Итак, - явно подводя итог, произнес старший из собравшихся, Сергей Голованов по кличке "Голова", - кто еще желает выступить?
   - Ну ты даешь! Прямо как на собрании шпаришь, - восхитился восемнадцатилетний парень по кличке Мелкий, данной ему по причине невысокого роста в дополнение к имени Станислав, которым его нарекли родители.
   - А ты как думал, - важно ответил Голова. - Небось, не семечки лузгаем. Важное дело затеяли... - Он сплюнул себе под ноги, где множественные отметины плевков местами уже образовали небольшие лужицы. Подобные лужицы были под ногами почти всех участников беседы, за исключением Сергея Колесникова, получившего кличку "Умник" за то, что он, единственный из собравшихся, не просто закончил школу, но закончил ее почти без троек. Его родители имели высшее образование, а дома у него была обширная библиотека книг самой различной тематики, которые Сергей прочитал если не все, то большую их часть. Из всей компании он единственный имел опрятный вид, старался по возможности обходиться без крепких выражений и вообще производил впечатление человека, оказавшегося в подобном обществе случайно, хотя на самом деле попал в эту компанию вполне осознанно. Живя во дворе, культурным центром которого являлась эта самая беседка, Сергей пережил множество неприятных моментов, связанных со стычками с вездесущими хулиганами, и в один прекрасный день предпочел просто влиться в их дружные ряды в противовес перспективе находиться с ними в состоянии постоянной конфронтации. А через какое-то время с удивлением обнаружил, что с этими примитивными ребятами, мнящими себя "крутыми", довольно интересно общаться, и хотя их интеллект оставлял желать лучшего, они могли предложить ему то, чего он никогда не узнал бы, находясь в компании примерных мальчиков, к которым недавно принадлежал и сам.
   К примеру, с ними он впервые изведал женщину. И пусть это произошло в состоянии сильного алкогольного опьянения, так как пьянки являлись непременным атрибутом их времяпрепровождения; пусть эта женщина по возрасту годилась ему в матери и внешним обликом лишь чуть-чуть не дотягивала до спившихся привокзальных бомжих, все это не смогло затмить радости от постижения того, к чему он так давно стремился в своих юношеских грезах. Даже несмотря на то, что в тот раз он был как раз пятым, что не могло у нормального человека не вызвать чувства брезгливости, все равно радость, переполнявшая его после случившегося, перевесила все остальное. Постепенно он принял образ жизни, который предлагали ему новые друзья, и уже давно не переживал неприятных минут на манер тех, запомнившихся ему на всю жизнь, когда в первый раз взятый на "дело" и поставленный на "шухер", он чувствовал, как колотится сердце, стремясь вырваться из заточения грудной клетки, как онемели от страха ноги и пересохло во рту, что в целом наверняка помешало бы ему при необходимости выполнить возложенные на него функции. А ведь в тот раз они "всего-то" раздели какого-то пьяного прохожего. Далее последовали другие мелочи, наподобие ограбления коммерческого ларька, избиение такой же, как они сами, компании, только с другой улицы, окончившееся порезом одного из участников драки; изнасилования и многое другое, после чего кража из библиотеки понравившейся ему книжки, совершенная в пятом классе, могла вызвать теперь только улыбку, хотя в то время казалась ему вершиной криминального грехопадения, хуже которого могло быть разве что ограбление банка, про которые он читал в любимых детективах. Особого уважения среди своих новых товарищей он пока не снискал, но к его мнению зачастую прислушивались, отдавая дань его светлой голове.
   Оставшиеся двое - Сокол и Дрын - были такими же серыми, как и Мелкий с Головой. Отличалась эта четверка только степенью накачанности мышц, ростом и возрастом. Ну, еще наглостью, нахрапистостью, умением драться или отстоять свое мнение. Здесь вне конкуренции были Голова и Дрын, а Мелкий был замыкающим, вполне оправдывая свое прозвище.
   Желающих возразить Голове или высказать какое-то особое мнение не нашлось, значит обсуждаемый этим вечером вопрос был одобрен единогласно.
   - Мелкий, дели, - распорядился Голова и тот принялся разливать последнюю бутылку, пуская по кругу единственный стакан. Из всех, заглотивших свою дозу, поперхнулся только Умник, за что был немедленно удостоен пары насмешливых взглядов. Что с такого взять - маменькин сынок. Впрочем, за полгода, проведенных в компании, он исправлялся прямо на глазах... Неожиданно Дрын, плотный парень с коротким ежиком белесых волос, тыча пальцем куда-то, возбужденно произнес:
   - Вон, пацаны, секите! Парфеныч!
   Все синхронно повернули головы и стали глазеть в сторону, указанную Дрыном. По двору неспешно прогуливался пожилой человек пенсионного возраста, одетый в плащ коричневого цвета и серую шляпу, а маленькая дворняжка в черном кожаном ошейнике с отстегнутым поводком, который держал в руке хозяин, путалась у него в ногах. Это был их злейший враг, именуемый во дворе Парфенычем. Пенсионер старой формации, правдоискатель, которому до всего было дело и который не мог себе позволить пройти мимо любого рода безобразий, он неоднократно ругался с дворовой командой, разместившейся сейчас в беседке, порой вызывая при этом милицию, если заставал их за более-менее значительными правонарушениями наподобие чистки чужих подвалов или порчи почтовых ящиков. Они взаимно вызывали друг у друга эмоции, подобные тем, что красная тряпка вызывает у быка.
   Вот и сейчас Парфеныч пристально вглядывался в глубину беседки, но далекое расстояние не позволяло ему рассмотреть водочные бутылки, иначе в случае их обнаружения он непременно вступил бы в перебранку с веселой компанией, указывая, что они пьют в общественном месте, к тому же в непосредственной близости к детской площадке. Несколько раз они намеревались избить этого наглого пенсионера-общественника, подкараулив его в темном местечке, но все как-то не доходили руки, да и возмездие наступило бы незамедлительно, ведь во дворе подобного рода действия не скроешь от бдительного взора других жильцов... Дрын, захмелевший сегодня почему-то больше остальных, немедленно предложил:
   - Давайте отметелим его, как он только за кусты зайдет!
   - Ты что, дурак? - возразил Сокол. - На сутки хочешь загреметь или того похлеще...
   - Прекрати, Дрын! И вообще, чего ты сегодня так нажрался? - ехидно заметил Мелкий. - Вроде поровну пили.
   - Заткнись, - буркнул тот, обиженный непониманием со стороны верных соратников. - Зря вы так... Надавали б ему пинков, чтобы меньше на нас глотку драл.
   - Ша! - прекратил бестолковый спор Голова, с наигранной ленцой расправляя широкие плечи. - Я вижу, вы, олухи, так ничего и не поняли, мать вашу... Мы о чем здесь весь вечер талдычили?
   - О чем? - тупо переспросил Сокол.
   - Ну, придурки! - не выдержав, разъярился Голова. - Вбиваешь им в тупые мозги, вбиваешь... Вы же только что подписались! Теперь... - он назидательно поднял вверх указательный палец с обкусанным ногтем, - теперь мы не просто шантрапа какая уличная, мы - банда! А значит, что?
   - Что? - опять переспросил Сокол.
   - А это значит, - с нажимом сказал Голова, - что теперь мы эти самые... ну, как их... - Он замялся, подбирая нужное слово. - Профессионалы, во! Понятно?
   - Понятно, - ответил Сокол, но по неуверенности, ясно читаемой в его голосе, угадывалось, что он ничего не понял.
   - Вот, - развивал свою мысль новоявленный Дон Карлеоне из обшарпанной беседки, - мы профессионалы, а значит, глупостями заниматься отныне не должны. Профессионалы работают только за деньги, а не ради какого-то баловства.
   - Это как же? - спросил теперь уже Мелкий.
   - А так, - объяснил свою концепцию Голова. - Теперь просто так мы никого бить не должны, - он кивнул в сторону продолжавшего подозрительно приглядываться к ним Парфеныча, - даже вот его, например.
   - Это как же? Он нам будет нотации всякие читать, борзеть вообще, а мы его пальцем не тронь, так что ли получается? - заволновался Мелкий.
   - Ну почему, - снисходительно, с видом взрослого, объясняющего ребенку прописные истины, ответил Голова, - если нам заплатят, то мы его изобьем.
   - Это кто ж нам заплатит, чтобы мы Парфеныча избили! - пьяно заржал Дрын. - Тетя Зина, что ли? дворничиха? - Он уже просто захлебывался от смеха.
   Собака Парфеныча, услышав его ржание, залаяла и рванулась было к беседке, но бдительный хозяин ловко поймал ее на полпути, нацепил поводок и, так и не разглядев ничего подозрительного в их тусовке, стал неспешно удаляться в сторону своего подъезда, на всякий случай периодически настороженно оглядываясь. Голованов выписал Дрыну звонкий подзатыльник.
   - Хорош ржать, идиот! Тут серьезный базар идет, а он... Еще раз услышу, не так получишь!
   Дрын затих, почесывая ушибленный затылок и злобно поглядывая на главаря, но открыто выступить против не решился.
   - Так на чем я остановился? - спросил тот.
   - На том, что мы изобьем Парфеныча за деньги, - услужливо подсказал Мелкий.
   - Да при чем здесь Парфеныч! - уже всерьез взъярившись, заорал Голова. - Вы что, совсем охренели? Тупые, да? Или нарочно? - Он сделал угрожающее движение в сторону испуганно отшатнувшегося Мелкого. - В общем, это... Объясняю последний раз... - Голова нахмурился, пытаясь собраться с мыслями. - Так вот, значит, я и говорю... Мы теперь профессионалы, - чувствовалось, что это слово ему нравилось, оно явно ласкало слух, - а это значит, что заниматься глупостями мы больше не будем. Вот к примеру, мы сейчас можем пойти и запросто выписать звиздюлей любому прохожему, но на хрена нам это надо? Вот если избить его и забрать деньги - это другое дело.
   - Но мы и раньше чистили прохожих, - возразил Сокол, - в чем разница-то?
   Неожиданно на помощь пахану решил прийти Умник.
   - Разница в том, что раньше мы могли просто так, от нечего делать или по пьянке, надавать кому-нибудь по мозгам и это для нас являлось главным. А если у него еще и деньги в карманах окажутся - вообще клево. Ну, а не окажутся - и хрен с ним. Повеселились, и ладно. А теперь нам нужно сначала точно выяснить, что у него есть монета, и только после этого перекрывать ему кислород... Правильно я говорю?
   Голованов одобрительно посмотрел на непрошенного помощника и кивнул, решив про себя, что ему весьма кстати может прийтись начитанность неплохо соображающего парня, и что того следует приблизить к себе. Возможно даже, сделать своей правой рукой, кем-то наподобие советника.
   - Правильно... Молодец, Умник! Все слышали? - Он оглядел уже начавших схватывать новую мысль ребят. - Вот только как узнать, есть ли у лоха деньги? Значит, для этого нам нужен наводчик. - Он вдруг хлопнул себя по лбу. - Или наводчица! Как это я раньше не сообразил? А хотя бы наша Светка с почты! Будем запускать ее в ресторан... ну, этот, "Золотой Якорь", что возле парка... Пусть она там хвостом крутит, находит дядечек при деньгах и вытаскивает их в парк, на свежий воздух. А тут и мы, здрасьте! Клиенту по мозгам, и все дела! Пусть только повнимательнее присматривается и цепляет тех, у кого точно бабки есть.
   - Только нам сначала нужно раздобыть денег, - вновь подал голос Умник, ободренный тем, что Голова одобрил его недавнее выступление. - Ну, чтобы приодеть ее, на косметику там, - стал развивать он свою мысль, - а то выглядит она не очень. Нет, внешность у девчонки ничего, клевая, а одежда так себе... В общем, нужен стартовый капитал.
   Голова внимательно слушал. Молодец этот Умник, не зря он надумал его приблизить. Котелок у парня варит, он сам не смог бы так быстро до всего додуматься.
   - Да, стартовый капитал нам нужен, точно... - медленно, как бы смакуя пришедшееся по вкусу выражение, задумчиво произнес Голова. - Так вот... Насколько я понимаю, денег все равно ни у кого нет? - Он сделал короткую паузу и, не услышав возражений, продолжил: - Короче, скоро зарплата на "Электроприборе". Если не ошибаюсь, в среду. Там мой сосед работает, он вроде про среду говорил. Вот и покрутимся возле проходной. Работяги, получив бабки, обычно сразу в пивнуху бегут. И мы пойдем туда же. Попасемся, а потом кого-нибудь по делу и проводим. Деньги сделаем, - он решил опять ввернуть понравившееся ему словцо, - значит, стартовый капитал будет. А там и Светку подпишем присоединиться. А че, шмотья ей подкинем, по кабакам вон ходить начнет, неужели откажется?.. Все, давайте по домам, - после затянувшегося, явно одобрительного молчания решил он, - а завтра соберемся, покумекаем еще. А то спать что-то потянуло...
   Собравшись в среду в этой же беседке, они распили две бутылки водки и поехали на дело. К четырем часам с проходной завода "Электроприбор" повалили первые группки окончивших смену рабочих. Прислушавшись к их возбужденным голосам, ребята поняли, что зарплату сегодня все-таки выдали.
   В пивной, заказав по кружке пенистого напитка, компания с трудом протиснулась к столику, где было чуть посвободнее и, не обращая внимания на недовольство потеснившихся соседей, вскоре неспешно смаковала пиво, внимательно поглядывая по сторонам. Никто не знал точно, как долго им придется так простоять, поэтому приходилось экономить, денег оставалось только на один повтор. С завистью посмотрев на мужиков, заказавших по шашлыку, Голова тихо прошептал, склонившись к уху Сокола:
   - Вон за тем смотри, видишь, в серой кепке... Тебе со своего места удобнее его пасти. Он вроде бы набрался уже. Если будет еще заказывать или просто достанет лопатник, просеки, сколько у него там. Понял?
   Сокол кивнул и, сдвинувшись в сторону, принялся наблюдать за лысоватым толстяком в серой кепке, которого и впрямь уже слегка покачивало. Заметив, что, опустошив бокал, тот намеревается повторить заказ, он проскользнул вслед и пристроился в очередь за его мощной спиной. Когда толстяк оказался напротив продавца и достал из кармана бумажник, Сокол, осторожно выглянув из-за его плеча, убедился в наличии в нем толстой пачки купюр различного достоинства.
   Сделав вид, что передумал что-либо покупать, он вернулся к своему столу и тихо доложил командиру:
   - Нормалек. Бабок целая куча.
   Удовлетворенный Голова коротко кивнул на выход. В пару глотков осушив остававшееся в бокалах пиво, боевая пятерка вышла на свежий воздух. Облюбовав скамейку, с которой просматривался вход в пивную, они закурили и стали нетерпеливо ожидать появление намеченной жертвы. Бесплодно просидев полчаса, Сокол уже в который раз проворчал:
   - Ну где он, чтоб его...
   - Может, прямо там отрубился? - Мелкий засмеялся.
   - Не хохми, тут дело серьезное. - Дрын заехал локтем ему в бок и Мелкий обиженно засопел.
   Наконец, когда ожидание стало невыносимым и Голова собрался вновь отправить Сокола на разведку, появился толстяк, которого качало гораздо сильнее прежнего. Он отошел от входа и, расстегнув ширинку, принялся шумно мочиться, не обращая внимания на прохожих.
   - Эдак его скорее в ментовку заберут, чем мы с него что-нибудь поимеем, - разочаровано заметил Дрын.
   Голова коротко бросил: "Пошли", и они двинулись за бормотавшим что-то себе под нос толстяком, стараясь держаться в некотором отдалении.
   - Жалко, что он через лесополосу не пошел. - Дрын кивнул в сторону раскинувшегося неподалеку леска. - Но ничего. Если он по железнодорожным путям попрет, тоже нормально.
   Но толстяк свернул совсем в другом направлении. Вскоре стало ясно, что он идет к группе пятиэтажек, показавшихся вдали.
   - Тоже ништяк, - успокоил подельников Голова, - в крайнем случае мы его прямо в подъезде бомбанем. Лишь бы в тот момент рядом никого не оказалось.
   Но им и тут не повезло. Едва толстяк поравнялся с первым домом, из-за угла вылетели две небритые личности и, увидев знакомого, восторженно заорали:
   - Семеныч! Вот так встреча!
   Ловко подхватив толстяка под руки, они куда-то его поволокли. Судя по хитрому виду мужиков, хвостовики намеревались выдоить Семеныча до упора, и в помощниках при этом явно не нуждались.
   - Да, не повезло. Этого Семеныча сейчас и без нас обчистят как надо... - Дрын зло сплюнул на землю. - Что делать будем, Голова?
   - Валим обратно, - решил тот. - На пиво пока осталось, попасемся еще чуток. Не возвращаться же с пустыми руками.
   Вернувшись, они увидели, что количество посетителей уменьшилось, теперь им легко удалось найти свободный столик, но от разочарования, которое принес неудачный заход, они слишком быстро выпили взятое на последние деньги пиво. Далее оставаться в пивной, не привлекая к себе внимания, было опасно, и они вновь вышли на улицу. Вернувшись на знакомую скамейку, компания нервно закурила. Все ожидали решения пахана.
   - Будем сидеть! - голосом капитана Жеглова провозгласил тот, заметив устремленные на него взгляды. - Конечно, уже не подпасешь, у кого больше денег, но ничего, выберем так, наобум.
   Тем временем уже стало темнеть. Каждый покидающий пивную немедленно подвергался оценке пяти пар внимательных глаз на предмет степени алкогольного опьянения, словно их обладатели являлись внештатными сотрудниками медвытрезвителя, но до сих пор в качестве предполагаемого денежного донора ребят никто не устроил. Наконец, когда окончательно стемнело, вход различался уже едва отчетливо, а сигареты стали подходить к концу, появился пьяный мужичонка небольшого роста, которого мотало из стороны в сторону как во время десятибалльного шторма.
   - Этот, - вынес приговор Голованов, решительно отбрасывая окурок. - Больше высиживать нечего, вряд ли подвернется что-то лучше.
   - А деньги-то у него есть? - произнес, сомневаясь, Сокол. - Что-то одет он не очень.
   - Вот поди к нему и спроси, есть ли у него бабло, - с раздражением ответил Голова. - Я-то почем знаю? А одежда - ерунда. Что ж ему, на завод во фраке, что ли, ходить?
   Мужичок, неуверенно перебирая ногами, в точности повторял путь, проделанный до него толстяком, видимо, группа домов, к которой он направлялся, принадлежала заводу. Когда они вышли на пустырь, раскинувшийся возле железной дороги, и до домов оставалось метров двести, Голова скомандовал:
   - Все, будем мочить здесь. Один хрен, темно уже... - Он пошарил глазами по сторонам. - Дрын, вперед!
   Дрын ускорил шаг, на ходу нащупывая в правом кармане тяжелую связку ключей. Сжав ее в кулаке, он поравнялся с мужичком и негромко спросил, не будучи оригинальным в замысловатости вопроса:
   - Слышь, дядя, закурить не найдется?
   Едва тот повернулся к спрашивающему юнцу, как, не успев даже раскрыть рта, был сбит с ног мощным ударом. Кулак Дрына, утяжеленный ключами, угодил прямехонько в челюсть человека, которого угораздило оказаться в ненужное время в ненужном месте - то есть именно сегодня пресечься в пивной с шантрапой, возомнившей себя гангстерами. Четверо мгновенно подбежали к распластавшемуся на земле телу и, наклонившись, в восемь рук, больше мешая друг другу, нежели ускоряя процесс, стали шарить по карманам своей жертвы. Дрын стоял, морщась и потирая костяшки пальцев. Наконец Мелкий извлек пачку мятых купюр из заднего кармана брюк неподвижно лежащего мужичка, и протянул их Голове. Тот, не считая, сунул их уже в свой в карман и прошипел:
   - Все, валим!
   И тут же дернул за ворот Мелкого, собравшегося было напоследок ударить ногой тело, не подававшее признаков жизни.
   - Ты чего? - негромко вскрикнул тот, пытаясь отодрать руку главаря от своего свитера. - Задушишь!
   - Чтоб, сука... - невзирая на вынужденно тихий тон, в голосе Голованова явственно читалась назидательность, - чтоб без моей команды, находясь на деле, не смел и пальцем пошевелить! И вообще, - добавил он, чувствуя необходимость обосновать справедливость своего утверждения, - все помнят, о чем мы говорили? Мы теперь профессионалы!..
   Вернувшись в свой двор, дружная пятерка спустилась в подвал пятиэтажного дома, где проживали Дрын с Соколом и где клетушка Дрына была самовольно объединена с отсеком ничего не ведавшей об этом соседки-пенсионерки, все равно подвалом не пользующейся. Теперь клетушки были переоборудованы в довольно уютное помещение со стенами, обшитыми листовой фанерой, служащей защитой от посторонних взглядов, исправно работающей лампочкой и дверью, запирающейся на обычный квартирный замок. Внутри находились два самодельных топчана, разместившиеся вдоль стен, и завершал обстановку сколоченный из деревянных досок прочный стол, установленный сбоку. Получилось нечто похожее на купе железнодорожного вагона. Когда компания расселась, с нетерпением поглядывая на предводителя и ожидая дележа законной добычи, Голова неожиданно привстал со своего места и приказал Соколу:
   - А ну-ка, встань, Соколик!
   Едва парень с недоумением приподнялся, как кулак Головы смачно соприкоснулся с его носом, который мгновенно отозвался брызнувшими в стороны кровавыми соплями.
   - За что, сука! - с обидой завопил тот, пытаясь пальцами остановить обильно потекшую кровь.
   - За суку сейчас еще добавлю, - угрожающе пообещал Голова и добавил уже нормальным тоном: - А ну-ка, дружок, выверни карманы.
   Догадавшись в чем дело, мгновенно сникший Сокол обреченно вздохнул. Свободной рукой он достал из кармана куртки мятую бумажку и бросил на стол.
   - На, подавись!
   - На первый раз прощаю, - уже совсем добродушно сказал главарь, - но впредь чтоб все зарубили себе на носу - если кто утаит хоть копейку из общей добычи, разговор с ним будет не такой, как сейчас. - Он кивнул на Сокола. - Ишь ты, орел, - усмехнулся Голова, - хорошо, я заметил - зажал что-то в кулаке, а потом в свой карман. Думал нас нагреть, падаль... И из-за чего страдал, спрашивается? - Он приподнял со стола потрепанную купюру и скривился: - Тоже мне, добыча! А хочешь, я тебя вообще выкину из нашей шоблы?
   - Ладно, - виновато буркнул Сокол, - это в последний раз было, обещаю. - Ему уже удалось остановить кровь и теперь он шмыгал носом, напоминая обиженного ребенка.
   - А может, - Голова оглядел компанию пристальным взглядом, - кто-нибудь еще хочет облегчить душу и карманы?
   Мелкий осторожно, словно брался за раскаленный уголек, который мог обжечь руку, достал из кармана дешевенькие электронные часы и, отведя взгляд от пахана, аккуратно положил их на самый краешек стола.
   - Ну вот вам, пожалуйста! - разозлился Голова, который закинул крючок, не очень-то надеясь на улов. - И этот говнюк туда же! Эх, садануть бы и тебе тоже, да хрен с ним, живи. - Он великодушно махнул рукой. - Но чтоб все запомнили... Если при дележе кто-то надумает что-то утаить, то пусть пощады не ждет!
   - Тебя самого это тоже касается? - ехидно спросил вновь осмелевший Сокол.
   - Да, меня тоже! - твердо ответил Голованов, будучи убежденным, что в случае чего все равно не найдется желающих призвать его к ответу, и поэтому с легкостью произнесший эти ни к чему не обязывающие слова.
   - Мог бы и Мелкому тоже двинуть, - буркнул напоследок Сокол и на этом тема была окончательно закрыта.
   Затем Голова медленно, наслаждаясь производимым эффектом, достал из кармана тощую пачку банкнот и с напускной небрежностью, словно подобную процедуру ему приходилось проделывать чуть не каждый день, кинул ее на стол, приказав:
   - Считай, Умник!
   Вспотевшими от волнения пальцами, тот под внимательными взглядами сотоварищей, пересчитывающих деньги одновременно с ним, быстро покончил с пачкой и, бросая последнюю бумажку на стол, огласил итог.
   - Ого! - уважительно произнес Дрын, привстав от возбуждения. - Такого навара у нас еще ни разу не было! На эти бабки такую пьянку закатить можно!
   Голова, который, судя по заблестевшим глазам, тоже был доволен прозвучавшей цифрой, произвел над собой усилие и как можно небрежнее заявил:
   - Ерунда это, а не деньги. Скоро у нас таких бумажек будет завались. Это вам не на заводе пахать!
   - Ты что, придумал что-то еще? - оживился Дрын.
   - Да идей навалом, только успевай подбирать бабки, - соврал Голова, решив про себя, что надо будет срочно посоветоваться с Умником, пусть тот что-нибудь придумает. Затем он отложил половину денег в сторону, вторую половину разделил между всеми участниками поровну и, запихивая отложенное за пазуху, торжественно объявил:
   - Отныне у нас будет касса. То есть, общак, как у всех приличных людей. Кассиром я назначаю себя. Ну, хранителем общака, короче... - И, заранее отметая возможные возражения, пояснил: - Эти деньги неприкосновенны. Они будут тратиться исключительно на подготовку различных операций. Обо всех расходах я буду строго отчитываться перед вами, не бойтесь. Например, завтра мы с Умником будем одевать Светку, готовить ее к работе в кабаках. Ясное дело, для этого нужны деньги. Всем все понятно? Тогда свободны... - И уже запирая дверь, не обращая внимания на недовольные физиономии расходящихся подельников, имевших все основания не доверять такому кассиру, Голова крикнул в темноту: - Умник, завтра после двенадцати заскакивай ко мне!..
   Голованов с Колесниковым сидели на скамейке и потягивали бутылочное пиво, купленное на деньги из "общака"... Отбросив очередную бутылку, Голова похлопал товарища по плечу и доверительно сказал:
   - Короче, Серега, будешь моим замом. Ну, вообще-то мой зам - это Дрын, конечно. Он здоровый и вообще... Толковый, короче, пацан. А ты у меня будешь по этой части, ну, думать головой, в общем. Советовать там чего... Усек?
   - Усек, - подтвердил Умник.
   - Ну, а раз усек, давай займемся делом. Сейчас сгоняем на почту, поймаем Светку. Потом прошвырнемся по магазинам, купим ей шмотья, косметики - в общем, дерьма всякого, - и объясним, что от нее требуется. Я с ней буду базарить, а ты сиди и поддакивай. В общем-то она баба ничего, понятливая, но уж если упрется... Тут-то ты и впряжешься. Короче, соображай уже сейчас, сразу, как ее уломать, какие привести эти... как их...
   - Аргументы? - подсказал Умник.
   - Во-во. И факты тоже! - довольно заржал Голова. - Ладно, отчаливаем... - Он отбросил еще одну опустевшую бутылку и поднялся. - На почту пойдешь ты, а то бабка там работает вредная, меня что-то шибко невзлюбила. Всю дорогу бочки катит, сука.
   Когда они на трамвае доехали до почты, Голованов остался на улице, а Сергей Колесников, зайдя в зал, постучал в служебную дверь. Спустя довольно продолжительный отрезок времени та отворилась и на пороге возникла пожилая женщина с колючими глазами и недовольным лицом, подозрительно оглядевшая его с головы до ног.
   - Здравствуйте, - вежливо поздоровался Сергей. И не дождавшись ответа, сказал: - Мне бы Свету Портнову.
   Не ответив, старушенция брезгливо поджала губы, развернулась и пошла прочь, бормоча что-то неразборчивое. Еще через минуту в дверном проеме появилась девушка, одетая в синий халат со следами фиолетовой штемпельной краски на рукавах. Увидев Сергея, она нахмурилась и не очень приветливо спросила:
   - Чего приперся? Мне работать надо... - Как только что старушка, здороваться с визитером она и не подумала.
   - Свет, мы тут с Головой... Он на улице остался, а я вот за тобой... Ты когда заканчиваешь работу?
   - А чего вам от меня понадобилось? - ответила та вопросом. - Было б что дельное, могла бы и пораньше отпроситься, а так, дурака с вами валять...
   - Голова велел передать, разговор есть серьезный. - Сергей избегал смотреть ей в глаза. После некоторых действий, которые их компания предприняла в отношении этой девчонки и в которых принимал участие он сам, парень не очень-то уютно сейчас себя чувствовал. Судя по натянутости, возникшей между ними, Светлана также чувствовала себя не в своей тарелке.
   - Разговор... Знаю я ваши разговоры! Опять в подвал потащите или придумаете еще что-нибудь такое... - Однако, взглянув на покрасневшего Сергея, девушка испытала неловкость от своей резкости - как раз этот парень был виноват перед ней куда меньше других, к тому же он ей немножко нравился. - Ладно, - продолжила она уже мягче, - передай своему Голове, что скоро приду. Но повторяю: если он опять со своими глупостями... С полчасика примерно подождите! - крикнула она, уходя.
   Не успев ей возразить, что Голованов вовсе не его, Сергей вернулся к приятелю, уже начавшему проявлять признаки нетерпения.
   - Ну что там эта шалава? Мозги, что ли, парит? - Он сплюнул под ноги, едва не попав себе на ботинок.
   - Ей еще отпроситься надо. Полчаса сказала подождать, - мрачновато ответил Сергей. После встречи со Светой он вдруг почувствовал некоторую антипатию к лидеру их компании. Это явилось для него неожиданностью, но сейчас он не стал разбираться в непонятно почему возникшем чувстве.
   - Ну, полчаса так полчаса, - неожиданно покладисто согласился Голова и внимательно посмотрел на Сергея. - А что, Умник, нравится тебе Светка, а? - Присмотревшись к переменившемуся в лице парню, он понял, что попал в точку. - Ну, дела! Брось, скоро у тебя знаешь сколько таких появится? Деньги заведутся - сами прибегут! Тебе только пальцем тыкать останется. В сто раз лучше Светки бабье найдется... - Он опять сплюнул и кивнул в сторону почты.
   Сергей ничего не ответил и оставшееся время они провели в молчании. Наконец на ступеньках почтового крыльца появилась Светлана. Голова скептически ее осмотрел и хмыкнул. Высокая, симпатичная, с неплохими ногами, одета она была без особого шика. Все было обычное, неброское... Подойдя к молча наблюдавшим за ее приближением приятелям, Света, опять не здороваясь, грубо спросила, обращаясь к Голованову:
   - Ну, чего приперся? Что еще за разговор? - И решительно повторила: - Если ты с глупостями, то я пошла, у меня дел навалом.
   - Не суетись, дура, - Голова крепко схватил ее за локоть, - у нас приятная для тебя новость имеется. Сейчас прошвырнемся по магазинам, приоденем тебя слегка. А то напялила... Выглядишь как обычная уличная девчонка, а нам шикарная дама нужна.
   Светлана, вспыхнув, резко вырвала руку.
   - На себя бы лучше посмотрел, придурок! Тоже мне, модельер выискался. Дама ему, блин, нужна... На себя-то давно в зеркало смотрел? - Видно было, что она не на шутку разъярилась. Девушка развернулась, собираясь уходить, но Голова опять схватил ее за руку.
   - Ладно, не пыли! Ну, брякнул не подумавши, бывает. Ты это... извини, - выдавил он через силу. Его тон неожиданно стал до противности приторно-ласковым. - Ты бы послушала лучше, что тебе говорят. Сейчас поедем в центр, пройдемся по магазинам. Знаешь, тебе бы что-нибудь этакое надеть... Ну, не колготки, к примеру, а чулки. Я такие в журнале с девками видел, там у них на ляжках кружева такие, типа, или как их там...
   Светлана начала потихоньку отходить, кажется, она не умела долго сердиться.
   - С чего это ты вдруг таким добреньким стал? - Только сейчас до нее дошло, что щедрые посулы Голованова звучали весьма подозрительно. - Шмоток, он видите ли, накупит... Кружева ему понадобились... Что затеваете-то?
   - Потом объясню. - Голова потащил ее к трамвайной остановке.
   - Нет. Или говори сейчас, или валите оба к чертовой бабушке.
   Голова тяжко вздохнул, но вынужден был подчиниться.
   - Ладно. Пошли, побазарим. - Он кивнул в сторону скамейки.
   Когда все уселись, он в общих чертах набросал девушке о придумке своей команды и о роли самой Светланы в предстоящих операциях. Слушая Голованова, та не особенно удивлялась такому предложению - ничего хорошего от такого подонка девушка и не ожидала. Она смотрела, как Голова, размахивая руками, расписывает ей выгоды предстоящего сотрудничества, и припоминала, как попала в компанию этого отморозка. Собственно, и вспоминать-то было нечего... Это не она - ее подруга откликнулась на предложение встреченных на улице парней познакомиться. Потом той удалось улизнуть, а ее не отпустили, заставляя пить вино стакан за стаканом, а закончилось все так, как и должно было закончиться. Мрачный подвал, жесткий дощатый лежак, грубые руки, пьяные лица... Потом угрозы расправы, если она вздумает на них кому-нибудь пожаловаться, мелькающий перед глазами нож, пощечины Голованова для закрепления результата... Самое противное, что на этом все не закончилось - убедившись, что она не заявила в милицию, эти отморозки, встретив ее как-то на улице, все повторили вновь. Потом вроде бы на какое-то время отстали, потом вспомнили о ней снова, а еще через некоторое время она и сама не слишком отказывалась от приглашений провести с ними досуг - дома порой бывало гораздо хуже, чем в компании с этими уродами.
   Сейчас, слушая бодрые разглагольствования здоровенного недоумка, первой же мыслью девушки было послать их ко всем чертям, пусть ее даже потом изобьют, как это бывало уже не раз, но возможность заработать хоть что-то притягивала. Все деньги, получаемые за однообразный труд на почте, она тратила на своих маленьких сестренок, в то время как алкоголичка-мать пропивала все принесенное Светланой в дом, включая купленные детские вещи. Даже еду мать ухитрялась выменивать на алкоголь. За квартиру тоже не было плачено несколько месяцев; и все это, острой занозой засевшее в голове, и заставило сейчас Светлану выслушать предложение, не оборвав Голованова с первых же слов. И тем не менее, ей было страшно, дать свое согласие она пока не решалась.
   - Ты что, хочешь, чтобы меня посадили? - едва дождавшись окончания его речи, задала она первый напрашивающийся вопрос.
   - Дурочка, - ласково ответил тот, - за что же тебя сажать?
   - Как за что! Я должна идти в ресторан, искать там денежных мужчин, затем, якобы соглашаясь продолжить с ними вечер, выводить их на улицу, в парк. Так?
   - Ну да, - удовлетворенно кивнул Голова, - ты все ловишь на лету. Молодец, соображаешь.
   - А потом появляетесь вы, и... - тут Света запнулась, подбирая слово помягче, - отбираете у них деньги?
   - Ну да.
   - А если он не захочет отдавать?
   - Ну, тогда мы его немножко помнем, конечно. - Чувствовалось, что Голове не хотелось углубляться в эту скользкую тему. К тому же, как он знал наверняка, его объяснения вряд ли понравятся Светлане, а ведь ее нужно было убедить во что бы то ни стало, без нее все их стройные планы рушились напрочь.
   - Но вы же можете его случайно... - Девушка не смогла произнести этого слова.
   - Убить, что ли? Ну ты скажешь! - с оптимизмом заверил ее Голова. -Светик, очнись, мы тебе что, убийцы? Ну, стукнем разок-другой... Делов-то.
   - Все равно я боюсь, - заявила девушка.
   - Ну чего ты еще боишься? - Голованов стал проявлять нетерпение.
   - А если нас поймают?
   - Да кто поймает-то?
   - Известно кто, не валяй дурака. - Светлана посмотрела собеседнику в глаза. - Я что, буду тогда... Как это называется... наводчицей, да? И сколько таким дают?
   Голова не зря взял с собой именно Колесникова. Они успели прикинуть возможные вопросы девчонки и заранее придумали на них ответы. Стараясь не отводить взгляда от ее испытующих глаз, он веско сказал:
   - Если... Я подчеркиваю, если, - он сделал ударение на этом слове, - нас поймают, то всю вину мы возьмем на себя. Ты просто сходила в ресторан и познакомилась с парнем. Потом вышла с ним прогуляться. Тут подлетели какие-то бандиты и отобрали у него деньги. Ну, приложили его при этом чуток... Кстати, - он натянуто рассмеялся, - можем и тебе фонарь поставить, если желаешь правдоподобия. Вот и все. При чем тут ты?
   - А если узнают, что мы знакомы?
   - Да откуда узнают-то! Мы же им не скажем?
   - Ну, а вдруг. Мало ли... - Девушка имела все основания не доверять благородству Головы, весь облик которого вообще не вязался с этим словом.
   Голова опять не растерялся.
   - Даже если мусора догадаются, что мы знакомы, можно будет всегда отвертеться, что напали мы вовсе не из-за денег, а просто приревновали и решили твоего кавалера маленько проучить. Да вот взять хотя бы его... - Голованов ткнул пальцем в сторону Колесникова. - Ну вот любит он тебя, к примеру, и все тут. Увидел с другим, и тормоза отказали. Идет?
   - Идет, - неожиданно для себя ответила Света. - И, кстати, он мне действительно нравится, - добавила она больше для того, чтобы позлить Голову. - Из вас, козлов, он единственный нормальный. - И с удивлением заметила, как просияли глаза смотревшего на нее Сергея.
   - Ну, ты не очень-то, за козлов и ответить можно... - больше для порядка проворчал Голованов, довольный тем, что трудный разговор благополучно завершился. Он пару секунд помолчал и изрек: - Ну, тронули?
   Пройдясь по магазинам в центре города, троица обнаружила, что с нынешними ценами на приличные обновки не хватит и вдвое большей суммы. Пришлось ехать на базар. И через какое-то время, обойдя огромное количество коммерческих киосков, заговорщики, увешанные свертками, уже ехали в свою "штаб-квартиру". Как выразился Голова, на инструктаж.
   Рассевшись на топчанах и откупорив купленную по дороге бутылку, они принялись в деталях обсуждать план предстоящей операции. Точнее, говорил в основном Голова, Умник лишь иногда добавлял какую-нибудь упущенную главарем деталь, а Светлана внимательно слушала, порой задавая уточняющие вопросы. Когда бутылка опустела, а Света крепко уяснила свою роль в будущем деле, Голова послал Колесникова еще за одной бутылкой и, оставшись с девушкой наедине, предложил:
   - Ну что, скрепим наш договор?
   - Как это? - вроде бы не поняла та, хотя по глазам и тону Головы прекрасно догадалась, о чем идет речь.
   - Ладно, не прикидывайся. Не девочка давно. - Он запустил одну руку ей под юбку, а второй крепко прижал к себе. - Кстати, ею ты не была уже тогда, в первый раз.
   - Ну, знаешь... - возмутилась Света, но Голова уже начал стягивать с нее блузку...
   Вернувшись с водкой, Колесников застал Голову ухмыляющимся, а Светлану - забившейся в угол и, кажется, тихо всхлипывающей от нанесенной ей обиды.
   - Ага, вот и Умник! - обрадовался Голованов. - Светка, не жмись, дай и ему разок.
   - Прекрати! - Девушка повернула к ним лицо, и Сергей убедился, что в ее глазах действительно блестят слезы.
   - А говорила, он тебе нравится.
   - Если ты, скотина, не прекратишь сейчас же...
   - Все, все! - Голова, словно сдаваясь, поднял руки. Он вдруг сообразил, что если Светлана разъярится и уйдет, то они потеряют самого необходимого в предстоящем деле работника, а замены ей не предвидится. - Больше не буду... - Желая как-то сгладить свой промах, он схватил принесенную бутылку и с преувеличенным усердием принялся свинчивать пробку. - Давайте, ребята, за успех. Светка, не дуйся, больше такого не повторится, обещаю...
   Когда вторая бутылка была опустошена, Голова принял окончательное решение и назначил общий сбор в субботу, в восемь часов вечера возле ресторана. В этот день, как объяснил он, там собирается больше всего народа. Затем он вызвался помочь Светлане донести до дому свертки с покупками, но та, после случившегося просидевшая все время молча, с отвращением произнесла:
   - Видеть тебя больше не могу, пусть лучше Сергей проводит.
   Голованов, спокойно восприняв отказ, только хмыкнул. Затем, запирая дверь, предупредил:
   - И чтоб без опозданий. Ладно, всем привет... - Первым покинув подвал, он сунул руки в карманы и, не оборачиваясь, зашагал к дому напротив, в котором и проживал.
   Колесников провожал Свету, неся в руках кучу свертков, и не знал, с чего начать разговор. Три троллейбусные остановки они прошли пешком, так и промолчав всю дорогу, лишь иногда обмениваясь короткими односложными репликами. Уже подойдя почти к самому дому девушки, Сергей решился предложить Светлане покурить на лавочке, недалеко до ее двора. Та согласилась и они уселись, пристроив свертки рядом. Закурив и собравшись, наконец, с духом, Сергей кое-как выдавил из себя:
   - Свет, ты извини меня...
   - За что? - спросила она, отведя глаза.
   - Ну, за то... Когда я... - Он опять запнулся. - Когда я вместе с ними, в общем... Я не хотел! - уже быстро заговорил он, радуясь, что первые, самые трудные фразы остались позади. - Они тогда просто заставили меня, понимаешь? То есть, я, конечно, хотел, но... - Он опять замолчал, понимая, что, окончательно запутавшись, противоречит сам себе, и теперь не знал, как выбраться из создавшейся ситуации.
   Девушка неожиданно улыбнулась и, повернувшись к собеседнику, осторожно взяла его за руку.
   - Хотел, но не хотел. Интересная загадка. Если я правильно тебя поняла, ты хотел, но только если бы был один. Так?
   - Да... - выдохнул Сергей, обрадовавшись, что она все поняла верно.
   - Слушай, а ведь это здорово смахивает на признание в любви, а? - Глаза Светы лукаво смотрели на пытающегося выдержать ее взгляд парня. - Ну, или что-то в этом роде.
   - Да, - опять коротко ответил Сергей, вспомнив чувство негодования, которое охватило его только что, при виде Головы, отпускающего непристойности в адрес только что в очередной раз униженной им девушки. Когда он, вернувшись в подвал с бутылкой водки, увидел эту картину, то готов был вцепиться приятелю в глотку, обрушив на него всю свою ярость.
   - Ты мне тоже нравишься, - призналась Света, - и если хочешь, я согласна с тобой встречаться. Только как быть с твоими дружками? - Сергей промолчал. - И все равно! - высказала она давно созревшее решение. - Если кто-нибудь из этих подонков еще хоть раз ко мне прикоснется, я не знаю, что сделаю... - Сергей почувствовал, как пальцы девушки почти до боли стиснули его руку. - Или посажу их к хренам, вот что. Пусть потом убивают.
   - Ничего, что-нибудь придумаем, - пообещал парень.
   - Хорошо бы... - Вспомнив, что дома ее ждут наверняка голодные сестренки, Света вскочила и сказала просто: - Ну, до встречи? - Неожиданно поцеловав растерявшегося парня в щеку, она подхватила свертки и побежала, не оборачиваясь, к дому...
   В субботу вечером, неподалеку от входа в популярный Мшенский ресторан "Золотой Якорь", собралась слегка нервничающая перед делом ударная пятерка. Главный, вертя головой и поминутно бросая взгляд на часы, недавно отобранные у пьяного мужичка и сейчас красовавшиеся на его мускулистой руке, уже в который раз спрашивал, ни к кому конкретно не обращаясь:
   - Нет, ну вот где эта шкура! Никак не может без опозданий, проститутка! Если зассала и не придет, я ей матку вырву!
   - Брось, Голова, - сказал Дрын, - еще пять минут до назначенного, просто мы сами рано пришли.
   - Все равно сука, - проворчал тот и вдруг с интересом уставился в сторону. - Смотрите! - Он ткнул пальцем, показывая куда-то. - Ничего лярва, а? Вот бы кому засадить по самые помидоры... - В стороне стояла стройная девушка в туфлях на высоких каблуках. Судя по наряду, она явно намеревалась посетить ресторан. Кто-то присвистнул, а Мелкий протянул:
   - Да-а, ничего... Только с нашими бабками к такой и соваться нечего.
   Вдруг Сокол оглушительно заржал и тут же заработал от пахана сильный тычок в ребра.
   - Тише, мудак! Внимание привлекаешь! Чего ржешь-то?
   - Ой, умора! - Тот морщился от удара локтем и все равно не мог остановиться. - Вот придурки, так придурки, Светку не узнали!
   Приглядевшись повнимательнее, остальные присоединились к его смеху.
   - Да-а... - смущенно почесал затылок Голова, - кто бы мог подумать... А ведь я сам ей с Умником все эти шмотки покупал. Нет, вы только на нее посмотрите.
   Светлана, довольная произведенным эффектом, медленно приближалась. На ней были купленные недавно вещи: полупрозрачная белая рубашка, пышная юбка из светлой ткани, открывающая ноги выше коленей, и туфли-лодочки на высоких каблуках. Она умело подкрасилась, выгодно оттенив красивые глаза, а элегантная кожаная сумочка, которую она держала в руке, удачно завершала ансамбль. Компания даже слегка оробела, не зная, как себя вести с девушкой, внезапно оказавшейся столь шикарной... Первым опомнился Голова. Нарочито грубо, чтобы скрыть растерянность, он спросил:
   - Готова, что ли?
   - Готова, - посерьезнев, подтвердила девушка.
   - Ладно, не дрейфь. Все помнишь, о чем уговаривались? Ведешь его туда, ясно? - Он ткнул пятерней в дальний конец парка, раскинувшегося недалеко от ресторана. Место, в которое он указал, было самым темным на всей его территории. - Скажешь, плохо тебе вроде, подышать бы надо и все такое.
   - Помню, помню... - Голос Светланы прозвучал слегка напряженно. - Ладно, не тяни, а то сейчас передумаю. Давай монету и я пошла.
   Голова отсчитал ей какое-то количество денег, необходимое, чтобы сделать первоначальный заказ и, шлепнув девушку по заду, отечески напутствовал:
   - Все. Вали! И смотри не напивайся, не то все дело нам завалишь...
   Когда Света скрылась за стеклянной дверью ресторана с неожиданно появившимся откуда-то умением покачивать на ходу бедрами, Мелкий, проводив ее похотливым взглядом, сказал не без восхищения:
   - Ну, шку-ура! Слушай, Голова, давай после дела насуем Светке туда, куда ей мама запрещает?
   - Кончай трепаться. Потом разберемся, что с ней делать, - недовольно отрезал тот. - Пошли на место. Ты, Умник, дежуришь первым.
   Когда все удалились, Колесников, который готов был прибить Мелкого за слова в адрес Светланы, остался контролировать вход. Прохаживаясь поодаль и стараясь не привлекать внимания поджидающих кого-то на ступеньках заведения людей, он с отчаянием думал, как поступить, если они действительно захотят в очередной раз поиздеваться над девушкой. Теперь уже его девушкой... Хорошо изучивший своих дружков, Сергей склонялся к мысли, что вряд ли те забудут о своих намерениях, так как красота Светы после внезапного преображения произвела на них слишком сильное впечатление. На него, кстати, тоже. Теперь он уже ничуть не сомневался, что к нему пришло первое настоящее чувство и пребывал в отчаянии, понимая, что вряд ли сможет защитить ее от своих дружков. Он был реалистом и понимал, что с четверыми ему не справиться. Задумавшись, он даже не заметил, как к нему подошел Сокол.
   - Спишь, что ли, на ходу? Не прозевал нашу красотку?
   - Нет. Чего приперся-то?
   - Полчаса прошло, вот чего. Смена караула. Иди к нашим. Следующим Мелкий пойдет, так ты передай ему, пусть не опаздывает, не то заработает у меня!
   Меняя друг друга каждые полчаса, они с нетерпением ждали появления Светланы и гадали, кого она подцепит.
   - Хорошо бы бизнесмена какого-нибудь, - мечтательно сказал Мелкий, - с такого неплохих бабок можно огрести.
   - Бизнесмена бы неплохо, конечно, - согласился Дрын, - вот только захочет ли он идти в парк... Возьмет да повезет ее в какую-нибудь гостиницу или на хату.
   При этих словах у Колесникова екнуло сердце. Он тоже боялся подобного исхода, но боялся совсем по другим причинам. На деньги ему вдруг стало наплевать.
   - А если она бомжа приведет, - не унимался Мелкий. - Что тогда делать будем? У них же денег не бывает.
   - Бомжи по кабакам не ходят! - не выдержав, заржал Голова. - Че мелешь-то! Вот же придурок...
   В подобных пустопорожних разговорах прошло несколько часов, и когда компания, утомленная ожиданием, уже начала ругаться, гадая, не напилась ли их боевая подруга, напрочь забыв о своих обязанностях, вдруг примчался Мелкий, наблюдавший в тот момент за входом.
   - Идет, мужики! Тащит какого-то черного. Тот пьяный в дупель! На вид не бедный!
   Компания мигом вскочила с полуразвалившейся скамейки, на которой коротала время и, стараясь не шуметь, двинулась наперерез показавшейся вдали парочке, проходившей в этот момент под фонарем. Вскоре они уже тихо крались метрах в двадцати параллельно Светлане, которую обнимал мужчина кавказской наружности. Он был широк в плечах и оказался такого громадного роста, что нависал над девушкой, хотя та тоже была довольно высокой.
   - Че амбала-то такого привела... Поменьше, что ли, никого не нашлось? - испуганно прошептал Мелкий - При его росте кавказец казался ему каким-то сказочным исполином.
   - Ничего, завалим, - также шепотом ответил Дрын. - Нас пятеро, ему хватит.
   - Ша! - прошипел Голова. - Дрын, приготовься.
   Парочка уже приблизилась к тому месту, где только что сидели новоявленные бандиты. Кавказец, пьяно покачнувшись, внезапно узрел скамейку и громко произнес:
   - Вот, дарагая! Скамэйка! Ты хатэла пасидэт, падышат. Давай присядем.
   Подойдя к скамейке, они уселись, и спутник Светланы без долгих предисловий положил ей руку на грудь. Девушка, пьяно хихикая, пыталась ему помешать.
   - Дрын, вперед! - тихо скомандовал Голова, и тот, помедлив, неторопливо вышел в направлении парочки. Поравнявшись с ними, он спросил:
   - Мужчина, у вас закурить не найдется?
   Кавказец освободил занятые приятным делом руки и внимательно осмотрел фигуру, столь неожиданно возникшую перед ним из темноты - появление в глухом месте случайного прохожего его явно насторожило. Не сводя с Дрына подозрительного взгляда, он протянул ему пачку "Мальборо".
   - На, возьми, да?
   Дрын почему-то медлил, слишком долго ковыряясь в пачке сигарет - видимо, в последний момент все же немного струхнул. Затем, переборов себя, быстро сунул руку в карман и выхватил газовый баллончик. Нервно-паралитическая струя с шипением ударила в лицо мужчины, Светлана же, наперед зная, что должно произойти, загодя отшатнулась в сторону. Прошло несколько томительных мгновений, после чего стало понятно, что кавказец и не думает отрубаться. Напротив, взревев от ярости, он вскочил на ноги и громко заорал:
   - Ах ты казиол! А ты падставила меня, тыварь! - Это уже было брошено в сторону стремительно уносящей ноги Светланы.
   В следующее мгновение, коротко размахнувшись, он так ударил Дрына по лицу, что тот отлетел на несколько метров, потеряв сознание еще до падения на землю. Голова негромко скомандовал: "Вперед!", - и все бросились на помощь поверженному товарищу, только Мелкий замешкался, затоптавшись на месте. Видимо, на него произвела впечатление участь Дрына. Кавказец яростно размахивал кулаками, в основном промахиваясь, но если удар достигал цели, то кто-нибудь из противников неизменно оказывался на земле. Вскакивая и снова бросаясь в драку, прекрасно понимая, что если они не одолеют этого, оказавшегося таким крепким в драке амбала, то он их попросту поубивает, четверка нападавших изо всех сил старалась переломить ход сражения. Первым удачно попавшим оказался Голова. От его удара правой у противника лопнула губа, но тот, не обращая внимания на подобные мелочи, продолжал яростно сопротивляться. Правда, дыхание у него явно сбилось, а скорость кулаков несколько уменьшилась - одному против четверых даже такому здоровяку держаться было тяжеловато.
   Через какое-то время в драку ввязался Мелкий, прекрасно понимая, что в противном случае его потом изобьют свои же. Он удачно проскользнул в тыл оборонявшегося и бросился ему под ноги. Сокол вовремя нанес еще один результативный удар по лицу южанина и тот, перекувыркнувшись через Мелкого, упал на спину в густую траву. Пытаясь достать его ногами и постоянно промахиваясь в возникшей сутолоке, нападавшие зло матерились и подбадривали друг друга, стараясь при этом не слишком шуметь. Все же мужчине, несмотря на множество пропущенных ударов, почти удалось подняться с земли и неизвестно, чем бы закончилась затянувшаяся схватка, если бы Сокол не ударил его по голове вовремя подвернувшемся под руку камнем. Неудачливый кавалер без единого звука упал навзничь и на этом все было кончено. Тут же, не теряя ни секунды на передышку, его принялись обшаривать трясущиеся от перенапряжения руки, стараясь не пропустить ни одного кармана. Дрын, только сейчас придя в себя, с трудом приподнялся на локте, с еще большим трудом присел на корточки и застонал, обхватив голову руками. Когда все было закончено, Голова вскочил и негромко крикнул:
   - Все, роем отсюда! Где Светка? - И мельком глянув на Дрына, скомандовал: - Мелкий, Умник, тащите его вдвоем! Быстро! - Компания принялась поспешно удаляться, оставляя неподвижно лежащее на земле тело...
   Позже, сидя в подвальной штаб-квартире, участники рейда подводили итоги. На столе лежали престижные часы "Омега", золотая цепочка, золотой перстень с маленьким бриллиантом, ключи с брелоком, записная книжка и бумажник, в котором оказалась незначительная сумма российских рублей и тысяча двести долларов США. Голова удовлетворенно потер руки.
   - Неслабо! - Но в его голосе сквозь радость прорезались тревожные нотки.
   Светлана сидела как на иголках. Чувствовалось, что она сильно переживает.
   - А вы его не убили? - задала наконец девушка мучивший ее вопрос.
   - Что с этим черножопым аферистом сделается, - пренебрежительно отмахнулся Голованов, но особой уверенности в его голосе не было. - Сама, кстати, виновата - на хрена такого амбала было цеплять? Это он нас чуть не поубивал! Мы всего лишь оборонялись! Что, неужто сама не видела? Тебе еще ноги за такой сюрприз повыдергать не мешало бы.
   - А я виновата? Он сам ко мне приклеился, как только увидел. Да так, что не оторвать. Не нравится, иди сам снимай в следующий раз, может, у тебя лучше получится... - Света еще не протрезвела и потому нисколько не боялась гнева Головы. - А что, подкрасим тебя, и вперед! - даже развеселилась она.
   - Поговори мне еще, - проворчал Голованов больше для порядка. Он был доволен добытой суммой, а все остальное являлось ерундой. Правда, какое-то сомнение все же не покидало его, поэтому и было слегка тревожно на душе.
   - А если он какой-нибудь крутой? - Дрын, еще не до конца пришедший в себя, будто прочитал его мысли. - Нам тогда может и не поздоровиться.
   - Ага. Пусть найдут сначала, - фыркнул Голова, убеждая в этом заодно и себя. - Но вот в "Якоре" нам светиться больше нельзя, согласен. Что-то у нас не очень-то гладко получилось... Да, Дрын, а чего ты с баллончиком-то телился, - вспомнил он. - И почему газ не сработал?
   - А черт его знает. Может бракованный какой попался. Или, еще я слышал, на некоторых не действует, особенно если пьяный... Да хрен с ним, с баллончиком. Ну и приложил же он меня, до сих пор в башке гудит... Здоровый, падла, - уважительно подытожил Дрын.
   - Так как быть дальше-то? - напомнил Сокол.
   - Сменим точку, всего и делов, - решил Голова. - На наш век кабаков хватит. Хотя жаль. "Якорь" был самым клевым, да и недалеко... В общем, там видно будет. А сейчас, - уже прикидывая, как бы побольше оторвать при разделе для "общака", держателем которого сам и являлся, он потер руки, - будем делить добычу...
  
  
   Глава 7
  
   Швейцар-охранник из заведения Бодрова, моментально признав приятеля своего патрона, предупредительно распахнул дверь. Мышастый посмотрел на часы - до встречи оставалось ровно пять минут. Зная, что Лысый любит точность и появится минута в минуту, он не спеша вошел в зал ресторана и направился к отдельной кабинке, где они обычно сидели во время нечастых в последнее время встреч. Едва, оставив своего телохранителя снаружи, он уселся за покрытый белоснежной скатертью стол, появился Бодров. Точь-в-точь, - отметил Мышастый, вставая. По нему можно часы сверять. Широко расставив руки, они заключили друг друга в объятия.
   - Не часто ты балуешь своим появлением, - радостно провозгласил Лысый. - Что, дела одолели? Или завел себе молоденькую любовницу?
   - Да какие там дела, - отмахнулся Мышастый, - так, текучка.
   - Ну, а насчет второго? - подмигнул Бодров. - Не злоупотребляешь?
   - В наши годы не особо-то разгуляешься, - с наигранной скромностью вздохнул Мышастый.
   - Что, какие-нибудь нелады с этим делом? Если что, ты только скажи. Есть у меня на примете один мужичок. Экстрасенс, как сейчас модно говорить. Говорят, руками вокруг этого дела покрутит, побормочет, и настоящий Ванька-встанька получается.
   - Да нет, - отмахнулся Мышастый, - с этим делом пока все в порядке, не жалуюсь. Да и были бы нелады, я бы лучше молоденькую целительницу пригласил...
   Вышколенный официант почтительно, но без излишнего подобострастия, принял заказ и моментально удалился. Через непродолжительное время стол был уставлен аппетитно выглядевшими блюдами и выпивкой. Неспешно смакуя действительно вкусный обед, не забывая и о выдержанном коньячке, к которому оба были неравнодушны, если только не было настроения пить именно водку, они вели обстоятельный разговор, стараясь по возможности избегать деловых тем. Оба пришли сюда просто пообщаться. Расслабиться, поделиться новостями... Лишь в середине застолья Мышастый извлек из закоулков памяти просьбу жены и произнес:
   - Слушай, Александр Иванович, совсем вылетело из головы... Что у тебя за дела с неким Романовым? Он тебе где-то дорогу перебежал?
   - Романов, Романов... - наморщил Лысый ленинский лоб, честно пытаясь вспомнить. - А ну-ка, освежи в памяти.
   - Да дверь его универсама вдруг вылетела отчего-то. Огорчен парень очень.
   - А, этот... Да просто перестарались мои ребята маленько. Он там просрочил какие-то выплаты, ну, они напомнили. Да только, как водится на Руси, слегка переборщили... Кстати, я такого распоряжения не отдавал, это кто-то из моих бригадиров учудил. Могу уточнить. - Он посерьезнел. - А что, у тебя в этом деле имеется свой интерес?
   - Да какой там интерес, - поморщился Мышастый. - Жену мою кто-то попросил... Он там чьим-то дальним родственником оказался. Так, седьмая вода на киселе.
   - Вот и хорошо, - расслабился Лысый. - Еще не хватало нам с тобой ссориться из-за какого-то там... Короче, скажу ребятам, чтобы с него слезли. Тем более что все платежи он уже давно произвел. Да и просьба жены - святое, по себе знаю. - Он усмехнулся. - Лады?
   - Знаешь... - Мышастый на мгновение задумался, потер переносицу кончиками пальцев. - Ты можешь повременить пока с этим? Или вообще перекинуть его мне.
   Бодров пожал плечами.
   - Да не вопрос. Только, раз уж ты лицо заинтересованное, дашь мне вместо этой точки не равноценное что-то, а с прицепчиком. Хотя бы небольшим. Ну, не из жадности. Просто положено так.
   - Не вопрос, - в точности так же ответил Мышастый.
   Некоторое время они смаковали пищу молча.
   - Да, знаешь, какая недавно история произошла, - вдруг вспомнил Лысый. Он расплылся в улыбке, заранее предвкушая удовольствие от предстоящего изложения каких-то событий. - Наказал я одних приезжих молодцев. И красиво так наказал! Расскажу - заслушаешься... Не слыхал, как кинуть меня хотели?
   - Так, краем уха, - уклончиво ответил Мышастый, хотя на самом деле ничего о таком случае не знал.
   - Ну так слушай... - Лысый отхлебнул из чашечки глоток только что принесенного кофе и закурил. - Недавно провел я одну довольно выгодную сделку, ну, купил кое-что по дешевке. Тебе подробности знать ни к чему, да и суть не в этом. Суть в том - как именно все происходило. А происходило очень просто - решил меня нагреть один джигит. Ищи-свищи его потом в горах, сам знаешь, что у них там сейчас творится... Так что вряд ли бы я его достал даже с помощью местных авторитетов, вот какая штука. А узнал я о намечающемся кидке от верного человечка из тех самых краев... Ну, поднапряг фантазию, и придумал, как этих ребят наказать. Дождался посланцев, выслушал предложение и убедился, что не соврал тот человечек. Слишком уж дешево товар скинуть хотели, не бывает таких цен...
   Лысый смачно затянулся, пыхнул дымом и опять расплылся в улыбке, видимо, освежая в памяти приятные подробности.
   - И вот представь себе такую картину... Во время переговоров и демонстрации образцов товара, всех участников вяжут мусора и увозят к себе в гости. Ну, посидели они в подвале, отведали допросов с пристрастием и раскололись как миленькие - в частности, рассказали, кто их сюда с таким интересным порученьицем прислал. А прислал их, как выяснилось, мой закадычный дружок. Ну, а я отправил ему посылочку с весьма убедительной документацией. Там и протоколы допросов его ребят были, и опись конфискованных образцов его товара, и даже видеозаписи тех допросов, где его подчиненные все обстоятельно рассказывают. Короче, от такого уже не отвертишься... В итоге, чтобы это дело замять, чтобы сведения о его проделках не дошли до честной криминальной общественности, пришлось человеку обещанный товар отдать мне по обещанной цене - той самой, что первоначально только приманкой служила, чтобы я наживку заглотил. Да еще в качестве извинений подарки прислал... - Лысый опять улыбнулся. - Потом покажу тебе мой новый "Вольво". Ничего такая штучка. Навороченная... - Он подозвал официанта и заказал еще кофе. Мышастый последовал его примеру, и все еще не до конца понимая смысла только что услышанного, сказал, нахмурившись:
   - Извини, не понял я что-то смысла всей этой хрени. Ты что, в такой тесной спайке с ментами сработал?
   Бодров, запрокинув голову, раскатисто рассмеялся. Очевидно, именно такого вопроса он и ожидал. Наверняка все его выступление было тщательно срежиссировано, и к этой истории прилагался какой-то эффектный финал.
   - В том-то и дело, Антон Алексеевич, - принялся разъяснять Бодров свою хитрость, - и все эти менты, и подвал, и даже сокамерники - все это было мое, мои люди. Соображаешь? - И опять засмеялся, довольный произведенным эффектом - Мышастый от восхищения разве что рот не раскрыл, начиная, наконец, осознавать гениальность задумки Лысого. Если только Бодров не жрал водку, от чего его природная вспыльчивость повышалась до крайности, он действительно мог работать с выдумкой, разыгрывая неплохие комбинации. Мышастый знал кое-какие, подтверждающие это примеры. И дальнейшие объяснения коллеги это лишь подтвердили.
   - Так вот, Антоша... Предполагая от всей этой истории весьма значительный куш, я решил не скупиться на расходы. Если дело того требует, нечего экономить на мелочах, потом все окупится сторицей. В общем, взял и переоборудовал в быстром темпе подвалы на железнодорожной рампе, ну, ты знаешь, на моей точке, возле речного порта... - Он взял в руку очередную чашечку кофе, принесенного официантом. - Короче, в этих подвалах была ускоренными темпами воспроизведена обстановка нашего родного Мшенского ИВС. Ну, так, примерно, в общих чертах. Особая точность деталей не требовалась, потому как мне было известно - ребята у нас в городе не парились, с интерьером незнакомы. Так что, главным было воспроизвести сам дух этого славного учреждения. Чтобы все как полагается - кабинет следователя, менты в настоящей форме, камеры, баланда, параша, тюремные коридоры... Чтобы ребятки убедились - курорт правильный, без подвоха. Ну, сделать это было нетрудно, там ведь, сам знаешь, здание холодильника в три этажа, с лестницами, грузовыми лифтами, так что антураж правдоподобный получился, вовек не догадаешься...
   Бодров в очередной раз довольно усмехнулся, заметив, с каким неподдельным интересом слушает собеседник.
   - Ну, ну... - подбодрил его тот.
   - Вот тебе и "ну"... Повязали их, в общем, якобы омоновцы. В масках, бронежилетах, все как положено. Закинули в автобус, а там натянули мешки на головы, чтобы те видеть ничего не могли. Это для того, чтобы фасад не переделывать и колючку не тянуть, - пояснил Бодров. - К чему лишние затраты... В общем, дали им оглядеться только в камере, а там уже компания развеселая парится, сокамерники их, якобы. Ну, уж в этом-то материале затруднений не возникло, - весело гоготнул Лысый, - сам знаешь, у меня весь контингент такой, хоть в кино снимай... Получилось настолько правдоподобно, что ребятам даже играть не понадобилось. Только майку сними, и всем ясно, что не из пионерского лагеря пацан... Пришлось, правда, дополнительно их поощрить. Ну, финансово, в смысле... - Он усмехнулся. - Александр Иванович, говорят, нам бы на молочко за вредность полагается. Большинство из нас недавно оттуда, а здесь такое дело, опять нары. Хоть и ненадолго, мол, но тягостно. На психику, мол, давит... Еще трудность была, - тут Бодров опять развеселился, - это кого на роль ментов назначить, чтоб наколок не было и вообще... На мусоров ведь тем более никто подписываться не хотел, этих еще большими гонорарами пришлось подбодрить... Но, в итоге, все было улажено, пошла моя комбинация крутиться. И все бы хорошо, но... вот не хватает чего-то и все тут! И на допросах ребят помяли для правдоподобия, и в камере прием соответствующий устроили, но все равно не хватает какой-то малой толики, какой-то детальки, чтобы они поплыли, ну буквально самой малости. И тут...
   Лысый выдержал паузу и с таким торжеством посмотрел на собеседника, что тот понял - сейчас последует кульминация. И Мышастый в своем предположении не ошибся, убедившись мгновением позже, что помимо всего прочего в собеседнике скрывается и незаурядный актерский дар.
   - И тут, - наслаждаясь повторил Бодров, - им устраивают очную ставку... со мной. Да-а-а... - Он даже прикрыл глаза, видимо, вспоминая в очередной раз недавно произошедшее и вновь смакуя свой триумф, некий момент истины. - Ввели меня в кабинет, усадили на табуретку... Как полагается, по всей процедуре, в наручниках, вот тут-то они и поплыли, раскололись как миленькие. Думали-то сначала, что я их прикрою, не последний все же в городе человек, - он с нарочитой скромностью потупил глаза, - ну, а раз меня тоже замели, то все, крышка. А мне, собственно, даже интересно стариной было тряхнуть, когда-то ведь в художественной самодеятельности в лагере выступал, да и вообще, для разнообразия. Развлекся, в общем, разогнал скуку...
   Ну и мастак! - подумал Мышастый, наконец полностью оценив проделанную коллегой работу. У него порой можно кое-чему поучиться.
   Позже, после дружеского прощания, уже сев в свою машину, Мышастый смотрел на проносящиеся мимо дома и все думал о только что состоявшемся разговоре, интуитивно чувствуя, что только что получил какую-то очень важную для себя информацию, и не осознавая пока до конца, как ему доведется ею воспользоваться. Но придется, точно...
  
  
   Глава 8
  
   Ольга Скрипка проснулась в одиннадцать часов дня и еще какое-то время нежилась в постели, стараясь как можно дольше оттянуть момент окончательного пробуждения. Она пыталась еще на какое-то время удержать настроение, навеянное чем-то прекрасным, только что ей снившимся. Но, хотя виденный сон был очень приятным, восстановить его в памяти не было никакой возможности, несмотря на все прилагаемые ею усилия. Наконец, приняв твердое решение подниматься, Ольга села и сунула ноги в комнатные туфли. Затем решительно поднялась и проследовала на кухню, на ходу надевая халат. На кухне она зажгла газ под красным, в белых яблоках чайником, и пошла теперь в ванную комнату, приводить себя в порядок.
   Бросив взгляд на зеркало в коридоре, Оля подумала о своем бывшем муже Валерии, погибшем в автомобильной катастрофе. Так бывало всегда, ведь именно он купил и самолично установил это красивое зеркало. И, как всегда, она испытала легкую грусть, которая не шла ни в какое сравнение с тем, что творилось сразу после его нелепой гибели.
   Ольга попала в Приреченск после окончания института пищевой промышленности. Здесь ей выделили комнату в общежитии, где она и проживала долгое время с соседкой, примерно своей ровесницей. Жизнь без строгих родителей, оставшихся в небольшом поселке, где она родилась и выросла, не ударила Ольге в ее молодую голову. Она сразу решительно отказалась принимать участие во всяческого рода увеселениях, до которых были охочи некоторые ее подруги по общежитию, и через некоторое время ее прекратили приглашать во всяческие сомнительные компании с веселым времяпрепровождением, предполагающим в основном один и тот же стандартный набор - много спиртного и мужчин.
   С Валерой они познакомились в кинотеатре, куда Ольга зашла, чтобы скоротать один из вечеров как раз в стремлении избежать участия в очередной вечеринке. Заговоривший с ней парень понравился Оле как-то сразу, и девушка без присущих ей, в общем-то, кокетства и легкого манерничанья приняла предложение встретиться на выходные с поездкой на пикник. Как оказалось, Валера с друзьями недавно зарегистрировали свою фирму и на данный момент уже довольно неплохо зарабатывали. В местном политехническом институте он окончил факультет прикладной математики и работал программистом - Ольга, к сожалению, в этом совсем не разбиралась. Вскоре после их знакомства он смог приобрести девятую модель "Жигулей" и отложить деньги на покупку однокомнатной квартиры, чтобы отделиться от родителей, с которыми пока проживал. Потом, когда финансовые дела окончательно наладились, он сделал Ольге предложение, будучи уверенным, что второй такой девушки ему уже не встретить, потому что такой попросту нет. А была она замечательно красивой, неглупой, молодой обаятельной женщиной, и женщиной любящей, отчего Валерий испытывал законное чувство превосходства перед окружающими.
   Дела в фирме шли все лучше, они с Ольгой уже строили большие планы на будущее, но судьба внесла в их жизнь свои страшные коррективы - через некоторое время Валерий погиб в автокатастрофе. Друг и коллега, который находился за рулем, отделался переломом руки и легким сотрясением мозга, а Валерий умер по дороге в больницу. Пьяного водителя самосвала, виновного в аварии, посадили на четыре года, но Ольге от этого легче не стало - мужа было уже не вернуть. Почти полгода она провела как в кошмарном сне - спасали отчасти бывшие друзья Валеры и их жены, семейные пары, давно ставшие и ее друзьями. Они пытались как-то ее растормошить, внушить, что жизнь продолжается, что нельзя все время убиваться. Предлагали работу, материальную помощь, от чего она решительно отказывалась - до того ей все стало безразлично. И вот спустя около полутора лет после смерти мужа в ее жизнь вошел Чижов.
   Этот скромный парень жил в доме, в который они вселились с Валерием, и поначалу она его почти не замечала. А выделила его Ольга, когда при редких встречах в подъезде все чаще и чаще стала замечать его восторженный и, как ей показалось, с изрядной долей преклонения взгляд. Внимание мужчин сопровождало ее всю жизнь, скорее даже, больше чем надо, и она привыкла к взглядам большей частью липким, откровенно раздевающим. И если на каком-то этапе жизни они ей нравились, служа верным доказательством ее красоты, то впоследствии, особенно после замужества, обычно просто раздражали. Этот же парень смотрел на нее совсем по-другому. Он смотрел на нее с восхищением, как на некое божество, чем вызывал не раздражение, а, скорее, снисходительность со стороны Ольги, которая уже прочно воспринимала его как своего обожателя и совсем не тяготилась его откровенно влюбленным видом. Иногда она размышляла, как ей поступить, если он с ней заговорит и не могла себе ответить на этот простой вопрос. Знала только точно, что чем-то ей этот молодой мужчина, всего на пару лет старше нее, определенно нравится. И один раз тот все-таки решился...
   В тот день они встретились лицом к лицу возле почтовых ящиков. Ольга как раз забыла ключ и Чижов предложил ей свой, благо что ко всем этим однотипным замкам подходил один и тот же, стандартный. Достав газету и поблагодарив его за оказанную любезность, она уже собиралась подняться к себе в квартиру, когда этот высокий сильный парень, помявшись, неожиданно ей представился и, слегка покраснев, предложил свою помощь в мелких житейских проблемах, если ей вдруг понадобится поменять замок, вставить стекло, починить кран или что-то подобное. Оказалось, он работал на фабрике "Приреченские ткани". В тот раз она, лишь не желая обидеть его отказом, позволила уговорить себя принять клочок бумаги с накарябанным им тут же, впопыхах, номером домашнего телефона, и некоторое время спустя почти забыла об этом случае, только улыбаясь порой про себя при воспоминании о его засветившихся счастьем глазах, когда она положила этот клочок к себе в сумочку, словно уже дала ему какое-то обещание.
   А по прошествии нескольких месяцев у нее начал протекать кран и с каждым днем течь все усиливалась, пока, наконец, в ванную с завидным постоянством не била уже довольно сильная струйка горячей воды, наполняя тесное помещение паром, отчего стены моментально покрылись мелкими капельками водного конденсата. Пик этой неприятности пришелся по закону подлости как раз на воскресенье, когда в домоуправление звонить было скорее всего бесполезно, даже если бы Ольга и нашла нужный телефон. Да еще неизвестно, прислали бы они дежурного водопроводчика, если таковой вообще существовал, и когда бы это произошло. Перебрав в уме всех соседей, Ольга только сейчас с удивлением обнаружила, что никого, собственно, толком и не знает. В свое время они с Валерием были так увлечены друг другом, что им и в голову не приходило сближаться с кем-либо из своего дома, а тем более приглашать в гости, ведь это было бы непростительной потерей времени, которое лучше провести вдвоем.
   Вот тогда-то и вспомнила Ольга о сильном застенчивом мужчине, который предлагал ей свои услуги. Больше на всякий случай, пребывая в полной уверенности, что давно выкинула бумажку с номером его телефона - ведь именно так она и собиралась поступить, - Ольга все же перерыла свою сумочку и с удивлением извлекла с самого дна тот мятый клочок, которого, по ее мнению, просто не могло там быть. Но ведь она вроде бы отчетливо помнила, что давно избавилась от этой бумажки, неужели память ей так изменяет?
   С легким, непонятным для нее волнением, хотя чего, спрашивается, было волноваться молодой красивой женщине, звоня соседу-слесарю с просьбой починить неисправный водопроводный кран, и все же справляясь с этим волнением лишь с большим трудом, она набрала номер его телефона. После серии длинных гудков, означавших, что хозяина, по-видимому, нет дома, потому что за это время можно было добраться до телефона хоть из туалета или ванной, она уже собиралась с непонятным себе облегчением положить трубку - хотя, опять же, чего тогда было звонить, если, обнаружив отсутствие абонента, испытываешь облегчение, - как вдруг раздался щелчок и сквозь негромкое шуршание помех раздался спокойный и почему-то удивительно знакомый, хоть и ни разу не слышанный по телефону мужской голос:
   - Алло!
   Переборов постыдное побуждение немедленно бросить трубку, более подходящее какой-нибудь девочке, звонящей своему школьному кумиру, но никак не двадцатитрехлетней женщине, которой самой излишне часто приходилось отшивать назойливых поклонников, Оля несколько неуверенно, хотя и пытаясь придать голосу твердость, спросила:
   - Это вы, Александр?
   - Ольга? - тут же обрадовано, как ей показалось, ответил вопросом на вопрос мужчина, как будто только вчера дал ей свой телефон, и вообще, кроме нее, звонить ему было больше и некому. - У вас что-то произошло?
   Молодая женщина с удивлением для себя отметила, что появившиеся в его голосе радостные нотки, если они ей только не померещились, радуют почему-то и ее.
   - Александр, - продолжила она уже более уверенно, испытывая облегчение оттого, что он не забыл о своем обещании и ей не придется униженно напоминать ему о намерении помочь в случае возникновения каких-либо житейских неурядиц технического плана, - у меня возникла небольшая проблема с домашней сантехникой.
   - Что конкретно? Ага, кран... В ванной? - деловито закидал ее вопросами новый знакомый. - Инструментов у вас, конечно, нет, - скорее утвердительно, нежели в форме вопроса сказал он. Узнав, что у нее целый чемодан каких-то инструментов, когда-то купленных мужем, он, все же не доверяя ей, как она поняла, чисто по-мужски - мало ли что она говорит, может там вовсе не инструмент, а, к примеру, запчасти от стиральной машины, - произнес с оттенком легкого превосходства или снисходительности, если ей это, опять же, не показалось: - Ладно, на всякий случай я все равно захвачу свой.
   Ольга спохватилась, что не указала номера квартиры, но не прошло и минуты, как в коридоре раздался звонок и она опять с каким-то непонятным себе удовлетворением, оттого что он примчался, видимо, бегом и прекрасно знал ее квартиру без всякой подсказки, пошла открывать дверь. Да, на пороге стоял Саша Чижов собственной персоной и Ольга заметила, что под маской напускной деловитости его счастливая физиономия светится радостной улыбкой. Едва удержавшись от непреодолимого желания улыбнуться самой и боясь, что голос выдаст ее с головой, она только молча махнула рукой в сторону ванной комнаты. Александр, наспех вытерев ноги о коврик перед порогом квартиры и скидывая на ходу кроссовки, уже рванулся на звук льющейся воды с деловитостью служебной собаки, учуявшей наркотики в одном из чемоданов на конвейерной ленте багажного отделения аэропорта. При этом он едва успел буркнуть что-то неопределенно-приветственное, и спустя мгновение уже был весь в работе. Моментально сориентировавшись, он перекрыл общий кран, отчего назойливый гул низвергающегося водопада наконец-то перестал отдаваться в ушах хозяйки и, разложив на кафельной плитке пола захваченные инструменты, принялся откручивать кран газовым, что ли, ключом. Кое-что и она в этом понимала.
   Остановившись в дверях ванной, Ольга в упор разглядывала своего гостя, пользуясь тем, что он занят краном и не может перехватить ее откровенно изучающий взгляд. Это ее изучение вскоре закончилось в пользу Чижова. Она отметила и опрятность его спортивного костюма, и тщательно выбритое, весьма приятное лицо, и короткую аккуратную стрижку, а еще с удивлением осознала, что когда он минуту назад вихрем проносился мимо, от него пахнуло каким-то знакомым и очень приятным ароматом мужского одеколона явно не из дешевого ширпотреба. В следующее же мгновение она одернула себя - что еще за замашки великосветской дамы или даже господское отношение госпожи к плебею? Что же, если этот симпатичный парень работает слесарем, то от него должно пахнуть не утонченным ароматом дорогого мужского одеколона, а запахом застарелого пота и давно немытого тела? И одет он должен быть не в красочный спортивный костюм, а в какую-нибудь грязную рабочую робу? Или в безвкусную рубашку вкупе с помятыми и непременно чуть коротковатыми брюками, пузырящимися на коленях и приоткрывающими несвежие носки? Это было бы по отношению к нему весьма несправедливо. Кстати, этот молодой мужчина своим ростом, стрижкой, чертами лица и статью напоминал ей какого-то известного актера, только вот какого, Ольга никак не могла вспомнить, как ни напрягала память. Была только уверенность, что актер этот спортивного толка, на манер Шварценеггера или кого-то в этом духе, в общем, героя боевиков с видеокассет.
   Тем временем Александр почти справился со своей задачей. Он пояснил, что сменил прохудившуюся прокладку на новую, предусмотрительно захваченную с собой, и стал прикручивать все на свои места. Сейчас он уже смог частично оторваться от своего занятия и теперь искоса бросал на Ольгу короткие взгляды, в которых сквозило некоторое, что ли, смущение... Может, - подумалось ей, - теперь стесняется того, что ворвался как вихрь, чуть не сметя ее в сторону от избытка своей радости или силы, явное наличие каковой не мог спрятать даже свободный спортивный костюм? Хотя, вернее всего, это смущение было следствием другого - избытка радостных чувств. Оттого, что появилась наконец возможность помочь нравившейся ему женщине. Да, именно так, тут нечего было играть с собой в прятки. То, что она ему определенно нравится, мог бы увидеть любой, не обладающий дефектами зрения и, кстати, именно сейчас, после завершения работы, как с волнением почувствовала Ольга, должно было многое для них обоих решиться. Ей следовало дать ему понять вполне определенно - может ли он надеяться на что-либо в отношении нее в дальнейшем, или нет. Но что она могла ему сказать, или, тем более, обещать, если для нее самой это было еще непонятно?
   Александр заканчивал свой ремонт, и его движения становились все медленнее. Словно его мощные мускулы вдруг потеряли свою силу или же изначально были дутыми, бутафорскими, и работали на последнем издыхании, а теперь, завинтив кран, выдохлись, наконец, окончательно. На деле же, естественно, все было не так - просто теперь он, равно как и хозяйка квартиры, чувствовал определенную неловкость и лихорадочно обдумывал, как бы завести с ней разговор, боясь при этом, а вдруг Ольга вообще не станет с ним разговаривать. Вдруг просто скажет "спасибо" и "до свидания"?
   Наконец, тянуть стало дальше некуда, обороты резьбы подошли к концу, и если только он не собирался окончательно сорвать этот несчастный - или счастливый для него? - кран, нужно было заканчивать. Сделав последнее движение, он распрямился, не спеша открыл и закрыл воду, проверяя качество своей работы, убедился, что все сделано на совесть, и только тогда поднял на Ольгу свои пронзительно синие, как она с удивлением обнаружила, глаза.
   - Вот и все, - просто сказал он. - Может, где-нибудь еще протекает? - Ольга с каким-то радостным волнением отметила, что вопрос прозвучал с явственной надеждой. Парню настолько откровенно не хотелось от нее уходить, что он, кажется, даже не собирался этого скрывать. Или не мог.
   - Нет, нет, - зачем-то глупо засуетилась она, - везде полный порядок, спасибо вам за помощь. Я вам очень благодарна.
   - Да чего там... - смущенно пробормотал Александр, не зная, что делать дальше. Затем он отвернулся, не спеша помыл руки с мылом и, приняв протянутое Олей полотенце, вытер их более тщательно, чем того требовали обстоятельства. Молодая женщина с удовлетворением отметила, что у него коротко остриженные ногти без каких бы то ни было намеков на траурные рамки и, внезапно устыдившись, что рассматривает его слишком пристально, словно будущего жениха, предложила:
   - Саша, во-первых, для простоты я предлагаю перейти на "ты", все же мы с вами, как-никак, соседи. Во-вторых, сантехникам вроде бы принято предлагать за работу традиционную бутылку, но я почему-то не думаю, что вы выпиваете, поэтому предлагаю вам просто попить чаю. Или я не права?
   Саша рассмеялся:
   - Оба предложения полностью принимаются. И вы... - он мгновенно и с нескрываемым удовольствием поправился: - ты права, я действительно не пью. Ну, во всяком случае, не так много и часто, - уточнил он. - В меру.
   После этого все сразу стало как-то легко и просто. Все сложности, скорее надуманные и вызванные фантазией Ольги, нежели существовавшие в действительности, отошли куда-то в сторону, растворившись без следа в последовавшей во время чаепития на кухне теплой дружеской беседе. Уже всего через полчаса, отрезая Саше очередные порции домашнего пирога собственного приготовления, которые, как она с гордостью хозяйки отметила, гость с аппетитом и без стеснения уничтожал, Ольга уже не могла поверить, что какой-нибудь час назад они не знали, о чем разговаривать, и все между ними было так натянуто и неестественно.
   Сидя в легком домашнем халатике на кухонной табуретке, Оля тоже пила чай с кусочком того же пирога, разве что значительно тоньше, и так подробно рассказывала о своей жизни, словно перед ней находился не малознакомый человек, с которым они всего полчаса назад перешли на "ты", а старый проверенный друг, которому не таясь можно было доверить любые сокровенные тайны своего бытия без боязни быть непонятой или, того хуже, оказаться осмеянной. Саша оказался весьма благодарным собеседником. Он слушал ее очень внимательно, не перебивая и не задавая неуместных вопросов, выдавших бы его праздное любопытство к подробностям жизни молодой красивой соседки, и, как заметила Ольга с облегчением, его лицо не перекосила гримаса напускной жалости или фальшивого сочувствия, когда она зачем-то излишне подробно рассказала о нелепой смерти своего мужа.
   И когда она закончила свой рассказ, начал говорить Саша, который после неожиданной исповеди молодой женщины почувствовал потребность раскрыть и свою душу. Как узнала Ольга из его не такого уж длинного рассказа, биография парня была довольно обычной для нашего времени. Детский дом, школа, служба в десантных войсках, закончившаяся травмой при неудачном прыжке с парашютом, долгий период лечения и последующая работа на ткацкой фабрике. Словом, как выразился сам Саша, ничего особенного, только вот после травмы у него начались неожиданные провалы в памяти и даже свое детство он помнил очень и очень смутно, какими-то нелепыми обрывками. Что же касается всего остального, - поспешил добавить он, заметив по лицу Оли, что она ему сочувствует, - то с ним все в порядке, он вполне трудоспособен и со здоровьем сейчас все отлично, о какой-либо инвалидности и речи идти не может. Слесарить же он пошел просто потому, что в тот момент ему подвернулась эта работа, а вообще он хочет стать водителем-дальнобойщиком, чтобы начать нормально зарабатывать и крепко встать на ноги. Тогда можно будет и создать семью, - застенчиво добавил он и как-то по-особенному, как ей показалось, посмотрел на Ольгу, тем самым заставив ее смущенно отвести глаза.
   Нельзя сказать, что намек парня, если это только ей не показалось и таковой действительно скрывался в его словах, пришелся ей не по душе. Вообще, она оценила его корректность и уважение к ней как к женщине. Несколько раз, когда во время затянувшегося разговора она ставила уже который по счету кофейник и у нее случайно распахивался халат, открывая ноги, вид которых, как она знала по своему опыту совершенно точно, никогда не оставлял мужчин равнодушными, то Саша не вонзался тут же похотливым взглядом в это приоткрывавшееся перед ним женское сокровище, наоборот, он как-то смущался и старался отвести глаза, что давалось ему, как с долей чисто женского ехидства не преминула отметить молодая женщина, с преогромнейшим трудом.
   В тот раз они засиделись до самого вечера, Оле даже пришлось приготовить на скорую руку что-то поесть, ибо их желудки стали настойчиво требовать уважительного к себе отношения.
   Когда Саша ушел, на что ему понадобились поистине титанические усилия - так как, если Оля поняла правильно, он был не прочь остаться у нее навсегда уже сейчас, прямо с этого самого момента, - она даже не стала включать телевизор. Что бы там сейчас не показывали и не говорили, любое прозвучало бы после состоявшегося между ними серьезного разговора обычной пошлостью, а ей еще многое необходимо было осмыслить... И уже расстелив диван, улегшись спать, она долго неспокойно ворочалась, а забыться сном ей удалось только под утро.
   С этого момента они стали встречаться по-настоящему. Ольга тоже дала ему свой номер телефона, и теперь Саша мог позвонить в любой момент, что он, собственно, и делал порой по десять раз на дню, над чем она беззлобно подтрунивала, говоря, что такому большому и сильному мужчине не мешало бы позаимствовать немножко выдержки у одной весьма слабой и хрупкой женщины, и не догадывается ли он, кого она имеет в виду. Но звонки его, конечно же, были ей очень приятны. Ольга на него совсем за них не сердилась, наоборот, она слишком часто подлавливала себя на том, что с нетерпением этих звонков ожидает, хотя разговор в основном велся, в общем-то, ни о чем. Когда Саша делал очередную паузу, пытаясь придумать какую-нибудь важную тему для продолжения разговора, она начинала испытывать удивительно нежное чувство к этому, как ей представлялось, большому ребенку, занимавшему с некоторых пор в ее мыслях все большее и большее место. Раз или два в неделю они встречались, как выражалась Ольга, на нейтральной территории. К себе в гости она его больше не приглашала и к нему не шла тоже, несмотря на все его уговоры. Как откровенно признавалась себе молодая женщина, часто задумываясь об их отношениях, принимающих все более конкретную форму, она просто боялась, что оставшись с ним наедине в домашней обстановке, все закончится именно так, как ей подсознательно уже давно хотелось, но с чем она не хотела пока спешить. Хотя это и произойдет рано или поздно, пусть все случится хоть несколько позже - говорила в ней целомудренная женщина, ведя спор с нетерпеливо-страстной сестрой-близнецом, настойчиво требующей своего.
   Так прошло примерно полгода с момента их дружеского пока сближения. За это время Ольга немного подтянула интеллектуальный уровень этого увальня, хотя и серым его ни в коем случае назвать было нельзя, что не могло ее не радовать. Он прекрасно разбирался во многом, порой даже превосходя ее в знании некоторых вещей, и все это не считая таких чисто мужских тем, наподобие спорта или техники. Например, на удивление Ольги, он оказался неплохим знатоком классической музыки и... танцором! Да, оказывается Александр просто профессионально исполнял бальные танцы, как с удивлением обнаружила она во время их совместного посещения недорогого ресторана, где они скромно отмечали ее день рождения. Он настолько прекрасно двигался, что Оля, всегда не без оснований считавшая себя неплохой танцовщицей, вынуждена была признать, что вряд ли может с ним тягаться. А посетители ресторана - к счастью, в тот вечер не было откровенных бандитов или другой неприятной публики, - в итоге упросили их исполнить еще раз, на бис, прекрасно станцованное ими танго. В тот вечер Ольга была просто в восторге, испытывая огромную гордость за своего будущего - теперь у нее оставалось в этом все меньше сомнений - мужа.
   После того запомнившегося ей дня она долго допытывалась, где Саша научился так прекрасно танцевать и, что удивительно, он не мог ей сказать ничего определенного. Пытался что-то припомнить, и... не мог. Тогда он неуверенно предположил, что, возможно, в его детдоме был танцевальный кружок, но Ольга высказала весьма справедливые сомнения, что в детдоме мог быть кружок такого уровня. И вообще, она твердо решила уговорить его показаться врачу - не дело ходить с провалами в памяти и мучиться, пытаясь вспомнить такие элементарные вещи, - оставалось только как-нибудь потактичней ему об этом сказать.
   В общем же и целом своим избранником Оля была вполне довольна. Конечно, ее скрупулезно-пытливым женским взглядом, от которого не могло укрыться ничто, отмечалось, что он немножко сутулился, что весьма ему не шло, и еще был чуточку нерешителен. Кстати, и целовались они всего-то два раза, тут опять ее страстное желание вступало в чисто женское противоречие с собой же - не торопить события. Но в одну из их встреч ее возлюбленный преподнес очередной сюрприз, своей неожиданностью даже превзошедший его умение танцевать. Ольга никогда не забудет тот вечер, когда они проходили по темному парку, и тот инцидент, который произошел с пьяными хулиганами, выявивший еще один неизвестный ей доселе талант Саши, в одиночку расправившегося с тремя грозными подонками. И после чего и произошло то, что уже давно должно было произойти. Саша остался у нее на ночь...
   Тогда, нерешительно потоптавшись на крыльце в разорванной блузке, она наконец решилась на то, что самой давно отчаянно хотелось, не говоря уже об этом милом ее сердцу мужчине. Она пригласила Сашу к себе. После только что произошедшей стычки с этими отвратительными рожами, при воспоминании о них - а главное, осознании того, что с ней хотели сделать - ее до сих пор била дрожь. И хотя Ольга понимала, что ее жизни и женской чести ничего больше не угрожает, что самое страшное осталось позади, все равно после пережитого ей не хотелось оставаться одной. Да и Саша, который спас свою любимую женщину от неминуемого надругательства, заслужил такое поощрение, которое во все времена было самой желанной наградой, какую только могла дать мужчине женщина и которая превосходила своей значимостью любые сокровища мира.
   Саша принял душ первым и, стоя под мягкими теплыми струями, открыв до отказа кран, Ольга даже сквозь шелест воды, бьющей по ее коже, явственно слышала, как нетерпеливо переминается под дверью ванной комнаты ее защитник и просто желанный мужчина. Слышала, и не могла сдержать улыбки.
   Когда, закончив приводить себя в порядок, она вышла из ванной, то при виде Саши, которого сама же обрядила в свой старый халат, молодая женщина не смогла сдержать смех. Халат едва доходил Александру до колен, не скрывая мощных голеней; широкие мужские плечи при малейшем движении грозили заставить треснуть тонкую ткань по всем швам, а так и не сошедшиеся края халата открывали мощную грудь атлета, покрытую густой зарослью черных волос.
   Едва дверь ванной приоткрылась и смущенно улыбающаяся Оля появилась на пороге, Саша одним прыжком оказался рядом и, мгновенно подхватив ее на руки, словно она была не женщиной из плоти и крови, а невесомой пушинкой, рванул в комнату. Ольга пыталась отбиться, впрочем, прилагая не слишком много усилий, старалась внушить парню, что ей надо причесаться и сделать много чего еще, но ее некогда галантный кавалер, а ныне просто возбужденный до предела самец, не слыша ее слов, уже бережно клал женщину на расстеленное ложе. Затем он не без добровольной помощи своей жертвы быстро снял с нее халатик и зачарованно застыл при виде открывшегося его глазам восхитительного зрелища женской наготы. При всем этом он не произнес ни единого слова, и лишь спустя, наверное, целую минуту, будто неожиданно очнувшись, неуверенно протянул мускулистую руку, оказавшуюся неожиданно нежной, и медленно провел вдоль всего ее тела, пробуя наконец то, в чем давно хотел убедиться - упругость ее груди и гладкость кожи. У Ольги только и хватило сил прерывисто вздохнуть и прикрыть глаза.
   Саша оказался таким неутомимым любовником, что по прошествии этой волшебной ночи, в течение которой им обоим ни на минуту не довелось сомкнуть глаз, она оказалась совершенно измотанной и не знающей точно, на каком свете находится, но при этом невероятно счастливой в своей приятной усталости - уж это было совершенно точно. С мужчиной она не была со времени смерти своего мужа, а это было уже так давно... Но все это время стоило ждать и терпеть, не размениваясь на пустые физические увлечения, чтобы в конце концов встретить своего единственного мужчину, такого, как Саша. Он показался ей весьма неискушенным в любви и, как ей казалось в некоторые моменты, возможно даже, она была его первой женщиной, но какой-то недостаток опыта он с лихвой компенсировал неиссякаемой мужской энергией, напором, и одновременно такой нежностью, какую трудно было ожидать от этого грубоватого на вид мужчины.
   В короткие минуты не таких уж частых передышек женщина, уткнувшись губами в его волосатую грудь, шептала какие-то детски-бессвязные ласковые слова, сама плохо понимая, что говорит... Когда Ольга после первого раза разомкнула глаза, она не сразу решилась посмотреть на ставшего ей близким мужчину, боясь увидеть на его лице хамское выражение получившего своего самца и думая, что такого она попросту не переживет. Но когда это произошло, она увидела в его глазах только бесконечную любовь, обожание, преклонение перед ней и еще желание, желание, желание... Тогда она обвила руками его шею и вновь закрыла глаза, а он, словно получив от нее давно и с нетерпением ожидаемый сигнал, мягко тронувшись, снова отправил вздрогнувшую Ольгу в бесконечно долгое, сладкое путешествие...
   Лишь под самое утро, буквально силой выпроводив Сашу, который все никак не мог от нее оторваться, за дверь, Ольге удалось уснуть. И произошло это не сразу - сон подкрался незаметно, с трудом потеснив счастливые мысли о произошедшем и уже выстраиваемые ею планы на будущее. В самый таинственный момент бытия, находящийся на зыбкой грани бодрствования и сна, ей неожиданно пришла в голову весьма забавная мысль: а что же, выходит, скоро она станет Ольгой Чижовой? Фамилия, доставшаяся от покойного мужа, не доставляла ей большой радости, слишком уж много шуточек и каламбуров наслышалась она по этому поводу от коллег по работе или доморощенных остряков из случайных знакомых. А Чижова? Хорошо это или... Она все-таки уснула, так и не успев додумать до конца эту бесспорно интересную мысль...
  
  
   Глава 9
  
   - Так что ты предлагаешь, Умник? - спросил Голова...
   Компания опять собралась в своей штаб-квартире. Сидя за столом, уставленным бутылками, большая часть которых содержала водку и лишь несколько - лимонад для запивки, они проводили нечто вроде военного совета. Выпивка, и раньше частенько сопутствующая их сборищам, теперь стала уже непременным атрибутом, сопровождающим любые их разговоры и действия, так как обладала замечательной способностью давать столь необходимое организму расслабление. Правда, после нее обычно раскалывалась голова, но эта проблема решалась столь же просто, сколь и радикально: на следующий день надо было принять очередную дозу, и все как рукой снимет - всего и делов-то. А расслабление для компании на данный момент являлось вещью необходимой - дела шли все хуже и хуже. Идея с ресторанами полностью себя исчерпала. Оказалось, что сейчас не старые добрые времена, когда всем все было до лампочки. Теперь в большинстве более-менее респектабельных заведений, давно перешедших в частные руки, стояли на страже бдительные охранники, запоминающие каждого, кто проводил там свой досуг. Поэтому после каждого нового ограбления потерявшего бдительность клиента, для проведения очередной акции приходилось искать новое место. Число подходящих для их целей ресторанов и кафе, несмотря на масштаб города, было все же не безграничным, а в совсем уже престижные места Светлану могли и не впустить, приняв за девушку вполне определенной профессии. Или, как это практиковалось в некоторых заведениях, незнакомым дамам без спутников вход туда был заказан. И если Света благодаря своей внешности котировалась достаточно высоко, то ни один из мужской части компании, со своими специфическими физиономиями и повадками, в ее спутники явно не годился. К тому же девушка все более и более неохотно выполняла свою часть работы, а однажды решительно заявила, что с нее хватит, в конце концов их везение не беспредельно. А то, что ее до сих пор не вычислили вместе со всей гоп-компанией, действительно было везением. Кое-кто из пострадавших и на самом деле оказался достаточно крутым, и уже прошел неприятный для подельников слушок, что некие люди разыскивают не в меру расшалившихся юнцов... А Светлана, спустя некоторое время после начала всех этих игр, была уже далеко не той запуганной девчонкой, которая станет безропотно терпеть издевательства дружков или подчиняться их указаниям, если те покажутся ей заведомо дурацкими.
   После первого же проведенного совместно дела Светлана решительно заявила, что теперь, выходит, она полноправный член их банды или как они там себя называют, а раз так, то имеет равное со всеми право голоса. Сделав такое заявление и не встретив возражений со стороны опешившей от такой наглости компании, ибо возразить, собственно, было нечего, девушка объявила следующее: отныне, если кто-нибудь из этих давно осточертевших ей подонков хоть раз прикоснется к ней, преследуя определенные цели, это будет иметь самые неприятные для них последствия. Пытавшемуся было запугать ее Голове она сказала, что в случае чего просто сдаст всех в милицию, а в ответ на его доводы, что в таком случае сядет и сама, четко дала понять, что лучше оказаться в тюрьме, чем позволить делать что-либо с собой таким ублюдкам, каковыми все они являются.
   Компания, как ни странно, все это проглотила, и к новому положению покладистой до сей поры девчонки потихоньку привыкла. Хотя и без скрипа зубов при этом не обошлось. Тому, что молодой банде пришлось смириться, посодействовал и Умник, теперь уже официально признанный парень Светланы. Он тоже сильно изменился. После ряда ограблений, в которых он проявил себя с наилучшей стороны, парень заматерел до такой степени, что уже несколько раз именно ему Голова поручал нанести первый, самый ответственный удар, служащий сигналом к общей атаке. А когда Сокол, однажды придя на очередное сборище раньше других, оказался со Светланой наедине и, не вняв предупреждению девушки, попытался завалить ее на топчан, то появившийся вскоре Умник так избил незадачливого любовника, что вдобавок к царапинам, нанесенным отчаянно защищающейся Светланой, тому пришлось зашивать в больнице разбитую голову и лицо. В тот день его спас только пришедший следующим Голованов, который оттащил впавшего в остервенение Умника от давно отключившегося подельника.
   Теперь этот спаянный, проверенный в делах коллектив с гордостью именовал себя бандой.
   - Так что предложишь, Умник? - повторил Голова, как всегда делая ставку на сообразительность последнего. - Если кабаки отпадают, - он указал на кивком подтвердившую Свету, - что нам, черт побери, еще делать?
   - Я тут подумал... - уверенно, с достоинством человека, готового бороться за свое мнение, начал тот, - почему бы нам просто не влиться в какую-нибудь настоящую, авторитетную группировку. Их в городе несколько. Прийти к ним своей командой - звеном, что ли, - и все дела.
   - Ну и на кой нам это, - недовольно буркнул Голова, сразу сообразивший, что тогда он утратит роль безоговорочного лидера. - Чтобы потерять самостоятельность?
   - Зато и дела будут покруче, чем пьяных мордовать, а значит, и денежнее, - пояснил свою мысль Умник.
   - И пушки нам тогда выдадут, - поддакнул Мелкий, глядя на него с восторгом. Он первым принял стремительно подскочивший рейтинг последнего.
   - И в зоне, если что, будут подогревать, - высказался Сокол. - У меня братан сидит, так он писал, что те, которые из разных там группировок, очень даже неплохо живут. Если пахан нормальный, не пустозвон, он о своих бойцах и там заботится.
   - Типун тебе на язык, идиот! - проворчал Голова, которому совсем не понравилась поддержка Умника остальными. - Сплюнь! - Он постучал костяшками согнутых пальцев по деревянному столу. - И вообще, как мы выйдем на этих самых бандитов? Что, будем подходить к каждой подходящей на вид роже и спрашивать, не бандюган ли он, не возьмет ли он нас к себе? - ехидно спросил Голова.
   - Зачем к каждому, - возразил Сокол. - Один на нашей улице живет, мне о нем братан говорил, еще до того, как посадили. Зовут Толяном, фамилию не знаю. А кликуха - Молчун.
   - А братан твой откуда его знает? - в общем-то просто так спросил Голова. Он видел, что коллективное мнение склоняется в пользу идеи Умника и понял, что лучше подыграть общему настроению, чем оказаться в меньшинстве при голосовании, до которого могло дойти дело. Если уж в их стае начался такой разброд...
   - Они сидели вместе, - пояснил Сокол. - Только братан мой на вторую ходку потом пошел, а этот Молчун в банде сейчас. Постойте... - Он напрягся, вспоминая. - Ну как там этого, который в городе один из главных... У него еще фамилия такая смешная, что-то с мышами связанное. Да знаете вы.
   - Мышастый, - подсказал Мелкий.
   - Ну да, точно.
   - Ладно, хрен с вами, - сказал Голова. - Попробовать можно... Сокол, выведаешь, в какое время твоего бандюгана возле дома можно поймать, и подвалим к нему вдвоем. Напомнишь ему про брательника и все такое... Ты теперь у нас морда заметная, - намекнул он на внушительного вида рубец, подаренный Соколу Умником, - глядишь, своему Молчуну и приглянешься. - И первым заржал своей шутке...
   Голова с Соколом сидели на скамейке возле дома, где жил Анатолий, выполнявший функции шофера и телохранителя дочери Мышастого. Сокол уже выяснил, что тот выходит из дома в семь утра и идет на автостоянку, где садится в старый "Москвич". Все это Сокол узнал от словоохотливых пенсионерок, живущие в этом доме.
   Вначале, посмотрев на не внушающую доверия физиономию, щеку которой пересекал причудливый зигзаг, они даже не хотели с ним говорить, но когда Сокол, проявив находчивость, рассказал, что ищет своего двоюродного брата, а шрам он получил, защищая свою девушку по имени Света от напавших на нее насильников, старушки, расчувствовавшись, выдали посмеивающемуся про себя парню нужную информацию, сообщив при этом много лишнего, вроде того, что Толик почти бросил пить. Уж это-то Соколу знать было точно совсем ни к чему - пусть этот самый Толик хоть зальется, лишь бы посодействовал принятию их в бригаду.
   - Ну, скоро он там, - проворчал, позевывая, Голова, недовольный тем, что ему пришлось подняться в такую рань.
   - Без пяти еще, - ответил Сокол, взглянув на часы. - Старухи сказали, он всегда ровно в семь выходит, вот я и подумал, что лучше с утра. Вечером он по-разному возвращается.
   Голова, ничего не ответив, закурил. Когда из подъезда пружинистой походкой вышел, застегиваясь на ходу, молодой черноволосый мужчина крепкого телосложения, Голова, разглядев синие от наколок кисти и внимательный, цепкий взгляд, который тот на них бросил, толкнул Сокола в бок.
   - Он, гадом буду. Пошли!
   Мужчина, убедившись, что незнакомцы поджидали именно его, приостановился и, внутренне собравшись, как бы невзначай запустил руку в тонкую куртку, поближе к выпуклости по левую сторону груди. Заметив это, Сокол, не дойдя до него несколько метров, поспешил назваться:
   - Толик, я Коля Рогов, брат Сереги.
   Мужчина расслабился и, убрав руку из-под куртки, довольно дружелюбно произнес:
   - Ну привет, Николай! Как братан, пишет?
   - Пишет, - остановившись напротив, ответил Сокол и представил набычившегося, постаравшегося придать себе как можно более значительный вид Голованова: - Это Голова.
   - Ого! Целый Голова! Два уха, да? - рассмеялся мужчина. Он несколько мгновений рассматривал насупившегося парня, затем, бросив короткий взгляд на часы, сказал: - Я спешу. Если есть разговор, поговорим по дороге. - И быстро пошел по направлению к автомобильной стоянке.
   Стараясь не отставать от спешившего Анатолия, двое зашагали рядом.
   - Мы это... В общем, хотим влиться в банду, - брякнул Сокол напрямик, боясь что Молчун уедет, так и не успев дослушать их до конца.
   - Банду? Какую еще банду? - спросил тот. И бросил на парня наигранно недоумевающий взгляд. - Так ты меня за бандита принимаешь, что ли?
   - Ну, я... короче, мне брательник говорил, - принялся оправдываться Сокол. - Так ты можешь словечко за нас замолвить?
   - Вот подожди, откинется твой брательник, я ему язык укорочу, - беззлобно пообещал Анатолий, сворачивая на соседнюю улицу. - Раскудахтался... Ладно, я уяснил, можете не продолжать. - Он еще раз окинул ребят оценивающим взглядом и, подводя итог, сказал: - Больше ко мне не ходите. Если понадобитесь, сам вас найду. Где твой брательник живет, я знаю. Ты ведь тоже там? - И когда Сокол кивнул, подтверждая, спросил: - В деле бывали?
   Но ответить Сокол не успел - вдруг завизжали тормоза и из остановившихся невдалеке синих "Жигулей" выскочил приземистый широкоплечий мужчина в летней куртке и джинсах.
   - Толян! Я, как увидел, глазам не поверил! - Двое обменялись крепкими рукопожатиями. - Ну, встреча, блин!
   - Щербатый, ты все никак не вырастешь! - засмеялся Анатолий. Он махнул рукой парням и крикнул, подсаживаясь в машину к старому знакомому: - Короче, договорились!
   Голова с Соколом побрели в обратную сторону, а Щербатый искоса, но очень внимательным взглядом посмотрев им вслед, тронул с места, чтобы подвезти Анатолия остававшееся до стоянки расстояние. Тот уже показывал, куда нужно рулить.
   - Ну, дела... Я думал, ты еще срок тянешь.
   - Да хватит вроде с меня, - весело сказал Анатолий...
   Гоп-компания на сей раз собралась для разнообразия в беседке, подышать свежим воздухом.
   - Короче, хрена лысого от этого Молчуна дождешься, - резюмировал Голова. - Он уже и думать про нас забыл. Неделя прошла, от него ни звука... - Он выдержал паузу и веско сказал. - Значит так... Я наконец понял, чего конкретно нам не хватает, без чего мы как ноль без палочки... - Выдержав еще одну многозначительную паузу, которая сделала бы честь любому профессиональному актеру, он наконец выдал: - Короче, нам нужны пушки.
   Мелкий даже вздрогнул от неожиданности, а Сокол восторженно заверещал:
   - Точно, Голова! Как мы раньше не додумались! С пушками мы всем покажем!
   - И что мы покажем? - бросил Умник, но больше для того, чтобы унять распалившегося Сокола. На самом деле идея с пушками понравилась и ему.
   - Не знаю, - смутился тот. - Но все равно, с пушками совсем другой расклад! Помнишь, Голова, - он повернулся к главарю, - как Толян за дурой полез, когда нас увидел? У меня даже очко слегка сыграло. Сразу впечатляет, когда видишь, что пацан не пустой.
   - А то, - подтвердил Голова. - А мы чем хуже? Нам хотя бы парочку стволов для начала.
   Вообще, предложение понравилось всем. Кроме Светланы, которая безразлично пожала плечами, все были "за".
   - Ну хорошо. А где эти стволы взять? - перешел к конкретике Умник. - Наверное, можно было бы поискать продавца, но у нас и бабок-то таких нет.
   - А что, если нам участкового на уши поставить. Он иногда носит, я точно знаю, - предложил Мелкий.
   - Офонарел? Дядя Паша тебя сам на уши поставит... - с долей уважения к попортившему им немало крови участковому, признал Голова. И неожиданно хлопнув себя по лбу, выпалил: - Есть! Знаю, где взять!
   - Знаешь, так поделись, не тяни, - подбодрил его Сокол, от нетерпения заерзав по деревянной лавке.
   - Помните, прошлой весной брательник Бритого из армии вернулся? Ну, Бритый, тот самый пацан, с той улицы, как ее... - Голованов наморщил лоб, затем махнул рукой. - Да хрен с ней, с улицей. Короче, этот его брательник тогда на речке водку с нами жрал, байки про службу травил, помните?
   Участники сборища дружно закивали.
   - И что? - нетерпеливо спросил Мелкий.
   - А то. Он рассказывал, как они в караул ходили, - начал вспоминать Голова. - Там у них всем все по хрену было. А если хотелось выпить, то они прямо в своей караулке квасили, хотя и запрещено это вроде.
   - И что? - спросил теперь Сокол, не понимая, к чему тот клонит.
   - А то, что эта бывшая его часть всего километрах в двухстах отсюда, в лесу. Он даже деревню называл, где она расположена. Плотвичная, типа, или что-то в этом роде.
   - Плотично, - сказал Умник.
   - Ну, пусть Плотично. Неважно. А важно то, что нам дотуда добраться, что два пальца обоссать. Туда автобус ходит прямо с нашего автовокзала. Бритый не раз со жратвой там всякой к брательнику катался. Так вот, - принялся объяснять свой замысел Голова, - наберем водки и махнем к воинам в гости. Там как-нибудь с этими самыми караульщиками состыкнемся и напросимся к ним в гости. Станем с ними квасить, а как только они отрубятся, заберем оружие, и ходу! А там ищи ветра в поле - кто приезжал, откуда.
   - Но у них же не пистолеты, у них карабины СКС, - возразил Умник, имевший кое-какое представление об этом оружии благодаря прочитанным книгам про войну. - А они громоздкие. Уж за пазуху, как пистолет, точно не спрячешь.
   - Хрен с ним, - с воодушевлением сказал Голова, - для начала сгодятся. А с ними можно будет и обычные пушки раздобыть. Ну как?
   - Вообще-то ничего, - признал Умник, которому идея, предложенная главарем, понравилась, а возражал он больше из склонности тщательно все анализировать, не бросаясь, сломя голову, в неизвестность. - Надо бы все прикинуть. Ну, когда автобус, да и на билеты надо наскрести. И придумать еще, что воинам говорить, под каким предлогом к ним заявиться.
   - На все про все, думаю, денька три хватит, - прикинул Голованов. И тут же дал первое указание: - Мелкий, срисуешь расписание автобусов. И маршрут прикинь, вдруг все-таки пересадку делать надо. И сколько билеты стоят, узнать не забудь. А поедут... - Он на мгновение задумался. - Короче, я и Умник.
   - А я? - вскинулся Сокол. - Я тоже хочу!
   - А ты помалкивай, - отшил его пахан. - Видишь, Дрын молчит, не лезет, куда не просят. И вообще, - усмехнулся он, - у тебя рожа слишком приметная. Умника благодари.
   Сокол со злостью на того покосился, но промолчал, памятуя об уроке, который когда-то от него получил. А Голованова тем временем осенила еще одна идея:
   - Во! Светку с собой прихватим! Пусть она там задницей покрутит. Солдатики тогда с голодухи из кожи вон повылезают, все что хочешь для нее сделают.
   - Дельно! - согласился Дрын.
   Умник промолчал, не имея против задумки пахана ни малейших возражений. Лишний раз провести со своей девушкой время, да еще в интересной поездке - кто же от такого откажется. Светлана, очевидно, придерживалась того же мнения, потому что загоревшимися глазами посмотрела на Сергея и лишь высказала пожелание, чтобы поездку подгадали на выходные, когда не работает почта. С некоторых пор она и без того брала слишком много отгулов.
   На другой день Мелкий притащил листок с расписанием рейсов нужного автобуса и ценами на билеты. Узнав, сколько им нужно набрать денег, Голова выругался. Компания здорово поиздержалась за время вынужденного безделья, поэтому пришлось уговорить Свету продать в полцены золотые цепочку и серьги, доставшиеся ей в качестве премии после одного из удачных ограблений.
   - Вернем, не боись, - заверил Голова, видя нежелание девушки расставаться с нравившимися ей побрякушками.
   - Куда ты денешься, - отрезала та, снимая украшения. Девушка тоже стала неимоверно крутой...
   Собралась троица в шесть часов утра на автовокзале. Хмурый, не успевший побриться Голованов спросил, кивая на спортивную сумку, которую Колесников держал в руках:
   - Что там у тебя?
   - Куски брезента, веревка, - зевнув, коротко ответил также не выспавшийся Умник.
   - На хрена?
   - А ты подумал, как тащить карабины? По карманам их, что ли, рассуем? - недовольно пробурчал Сергей. Он не был расположен к бесполезным разговорам.
   - Ну а ты, красавица, - попробовал Голова придраться к Светлане. - Чего брюки нацепила? Я же ясно сказал, твоя задача показывать служивым жопу.
   Девушка предъявила ему захваченный из дома пакет.
   - Тут шорты, майка, кроссовки... И вообще, если что-то не нравится, можешь свою показать. Солдатики, как ты сам говоришь, изголодались, глядишь и оценят! - Она расхохоталась. Света до сих пор не могла простить Голове все нанесенные ей обиды, поэтому, приобретя в лице Колесникова защиту, в последнее время частенько позволяла себе дерзить.
   Физиономия Головы перекосилась от ярости, но он промолчал, посчитав, что связываться перед важным делом с этой окончательно взбесившейся сучкой не стоит. Больше разговаривать было не о чем и трое молча ожидали отправления автобуса, разглядывая разношерстную толпу вездесущих бабулек с кошелками и прочих, собравшихся в ранний час на автовокзале.
   Когда автобус тронулся, они почти одновременно уснули на жестковатых сиденьях старенького дорожного ветерана. Так троица и провела все четыре часа пути, просыпаясь лишь от сильных толчков прыгающего по ухабам автобуса, да прислушиваясь сквозь дремоту к голосу водителя, монотонным голосом объявляющего остановки. Наконец тот произнес: "Плотично", двери с шипением открылись, и они вышли на свежий воздух. Посмотрев вслед удаляющемуся автобусу, компаньоны почти синхронно потянулись, разминая затекшие члены, и принялись соображать, что делать дальше. Ни указателей, ни чего-то другого, подсказавшего бы им, в каком направлении двигаться, вокруг не наблюдалось.
   - Мудаки! - сплюнув, объяснил Голова, кем они являются на самом деле. - Может тут вообще ничего кругом нет, одни только волки. Приперлись хрен знает куда... - Он огляделся. - В общем так... Переодевайся! - скомандовал он Свете. - Будешь на свои дохлые ляжки тачку ловить, может, кто и подвезет. Хотя... - Он опять огляделся и опять сплюнул. - Тут, пожалуй, дождешься...
   Девушка, у которой не было ни сил, ни настроения вступать в бесплодные споры, удалилась за ближайшие кусты и вскоре, переодевшись, вышла в кроссовках, коротеньких шортиках, открывавших загорелые ноги, и топике, заканчивающимся почти сразу под грудью.
   - Ничего, ничего... Прямо на выданье девка! - причмокнул Голованов, оглядев ее с ног до головы и задержав взгляд на оголенном пупке. - Самих сисек, правда, не выросло, так хоть соски от них имеются... Хорошо просвечивают, солдатикам понравится. А может, нам и карабинов этих самых не надо? - Он ткнул Умника в бок. - Если станем сдавать нашу красотку воинам в аренду, то больше наварим, чем... - Видя со стороны подельника полнейшее отсутствие интереса к своим шуткам, он умолк.
   - Пошли по колее, - вздохнув, предложил Сергей, - вон той, что в сторону сворачивает. А больше, вроде, и некуда.
   - Пошли, - вяло согласился Голова.
   Подхватив свои вещи, они побрели в выбранном направлении. Пройдя примерно с километр, ребята увидели приближающийся зеленый "Москвич", пыливший по грунтовой дороге им навстречу. Жестом руки остановив пожилого водителя в брезентовой куртке, Умник, ближе всех оказавшийся к мужчине, спросил:
   - Папаша, как бы нам до воинской части добраться? Брат у меня здесь служит, - привел он первое пришедшее в голову объяснение.
   - Деревня, откуда я еду, примерно в километре отсюда будет, - охотно ответил старик, - а часть ваша еще с километр за ней, дальше... Как брат-то? Тяжело служится? - крикнул он вслед двинувшимся дальше путникам.
   - Ничего, нормально ему там... - буркнул себе под нос Колесников, у которого и в помине не было никакого брата.
   - Хорошо еще, что всего с пару километров осталось. Могло с таким же успехом и десяток оказаться, - проворчал Голова, словно три километра были для него сверхдальним расстоянием.
   Дойдя до небольшой деревеньки, состоявшей всего из десятка-двух перекосившихся деревянных домишек, разбросанных там и сям довольно далеко друг от друга, они первым делом разыскали продуктовый магазин, который на их счастье оказался открыт. Накупив незатейливой еды и десять бутылок водки, они уложили стратегический запас в разом потяжелевшую сумку Умника. Посовещавшись и решив, что тянуть нечего, троица двинулась в направлении воинской части, ориентируясь по выросшим вдали армейским антеннам и локаторам причудливой формы. Забор и КПП они увидели метров с трехсот. Сразу почувствовав невесть откуда взявшуюся неуверенность, компания замедлила шаг и к пропускному пункту подошла с некоторой опаской, словно ожидая, что их немедленно арестуют, сразу догадавшись, зачем сюда пожаловали незваные гости. Вышедший на крыльцо молодой белобрысый паренек с туго затянутым на талии ремнем молча смотрел на приближающихся гостей.
   - Салага, - уверенно определил Голова. - И полсрока не оттянул.
   - Откуда знаешь? - удивилась Светлана. - Ты что, прорицатель?
   - Видали, как ремень на брюхе затянут. Точно, первый год служит, - охотно пояснил Голованов, радуясь, что хоть в какой-то области знает больше, чем его спутники. - Я, когда в армию призывали, все про эти дела разнюхал. И про дедовщину, и про все прочее.
   - Чего ж не призвали-то, - поинтересовалась девушка. - Сейчас, может, как раз здесь и служил бы. А мы бы к тебе в гости за карабинами приезжали. - Она хихикнула.
   - Да так... - уклонился от ответа Голованов. Не рассказывать же, что его напрочь забраковал невропатолог, что ярко характеризовало состояние его здоровья, поскольку кругом и всюду брали всех подряд, в том числе едва ли не полуслепых и с группами инвалидности. - Такие люди в тылу нужны, - вовремя вспомнил он старую прибаутку.
   Тем временем они уже почти вплотную приблизились к небольшому домику контрольно-пропускного пункта и Умник, решивший придерживаться хорошо себя зарекомендовавшей версии о брате, бодро произнес:
   - Привет, служивый! Я к Сидорову приехал, как бы нам его вызвать? Брательник мой, - пояснил он солдату, сразу же уставившемуся на Светлану и не сводившему с нее глаз.
   - К Сидорову? - переспросил белобрысый, с трудом оторвавшись от созерцания загорелых девичьих ног. - Так он же дембельнулся полгода назад... Поздновато приехал. Не знал, что ли?
   Чертыхнувшись про себя, что выбрал такую распространенную фамилию и представив, какая путаница произошла бы, если этот Сидоров еще продолжал бы служить, Умник, изобразив растерянность, сказал:
   - Да нет, мой только что призвался. В мае... Этого, говоришь, Сергеем звали? Нет, мой Сашка.
   - А вы часть не перепутали? - предположил белобрысый, помаргивая белесыми ресницами.
   - Да нет, ну как же перепутали! - изобразил теперь волнение Умник. Он принялся хлопать себя по карманам. - У меня и письмо его с адресом... Черт, куда-то запропастилось... Нет, ну я же точно помню, деревня Плотично.
   - Ну, не знаю... - протянул белобрысый и, оглянувшись, крикнул:
   - Халилов! Можно тебя на минутку?
   В дверях КПП показалась заспанная физиономия еще одного служивого. У этого ремень, в отличие от товарища, болтался где-то в районе промежности.
   - Чего еще? - с раздражением спросил он, но, увидев Светлану, умолк и вперился узкими заспанными глазками в район ее пупка, а затем так посмотрел на ноги, что недавний взгляд белобрысого теперь уже казался взглядом невинного младенца. Девушка, окончательно смутившись, даже поспешила спрятаться за спиной Колесникова, который уже проклинал себя за то, что выбрал роль брата несуществующего бойца - пусть бы Голованов как главарь и отдувался. Узнав, что ребята ищут Сидорова, старослужащий уверенно произнес:
   - Нет, он на дембель ушел. Да и не Сашкой он был, Серегой его звали... - Услышав звук звякнувших в сумке бутылок, он моментально сориентировался и предложил: - А пойдемте лучше в лесок, а? Есть одно классное местечко, где можно поговорить спокойно... Здесь лучше не торчать - офицер появится, сразу погонит вас прочь. Жутко у нас часть секретная, - важно добавил он и, расправив грудь, со значением посмотрел на Светлану.
   Встречаться с офицерами в планы путешественников не входило, поэтому они поспешно двинулись в указанном Халиловым направлении, причем последний, пропустив всех вперед, пристроился прямиком за девушкой, чтобы иметь возможность получше изучить ее ноги. Углубившись в лес, окружавший территорию части практически со всех сторон, компания остановилась на щедро прогреваемой солнцем полянке, которую удачно обрамляли не пропускающие ветра кусты. На краю полянки даже имелся какой-то шалаш и было сооружено нечто вроде лавочек из подручных средств рядом.
   - Вот оно, это самое место, - объявил Халилов. - Про него начальство пока еще не разнюхало. Тут мы порой отдыхаем, когда на территории части надоест - пусть и в паре десятков метров, но хоть какая-то свобода, все не за забором. - Он кивнул на старый перекосившийся забор, опоясывающий место его службы и скривился. - И те, кто приезжает к своим, тоже, не рисуясь перед командирами, могут здесь с нашими повидаться. - Он искоса поглядывал на сумку Умника, из которой во время ходьбы раздавалось манящее позвякивание.
   - Но раз мой брательник не здесь служит, то я даже не знаю... - развел тот руками, изображая растерянность. - Что нам тут делать?
   - А ничего. Просто отдохните с дороги, - сладкоголосой сиреной принялся заливаться служивый. - Природа, свежий воздух... Тут и позагорать можно, - поторопился добавить он, втайне надеясь, что девушка разденется и он сможет рассмотреть ее всю.
   - Точно, Умник... То есть, я хотел сказать, точно, Серега! - подхватил Голова, якобы соблазнившись предложением Халилова. - Куда нам спешить. Доставай! - Он ткнул пальцем в сумку, висящую у подельника на плече.
   Тот достал бутылку, стакан, пару плавленых сырков. Наполняя до половины стакан, он принялся пускать его по кругу. Выпив свою долю, Халилов с сожалением посмотрел на сумку, количество бутылок в которой он успел ухватить своим цепким взглядом.
   - Жаль, - горестно вздохнул он, - но больше мне нельзя.
   - Чего так? - поинтересовался Умник. - Отцы-командиры усекут?
   - Ну да, - подтвердил Халилов, закусывая кусочком плавленого сырка. - Вечером на развод, нельзя, чтобы от меня спиртным несло.
   - Что еще за развод такой? - игриво поинтересовалась Светлана, которой Голова успел незаметно шепнуть что-то на ухо. Убедившись в воздействии ее чар на этого воина, он велел охмурять его дальше - тот как нельзя лучше годился в качестве источника нужной информации. - Неужели с женой разводишься?
   - Ну ты скажешь! - засмеялся Халилов, обрадованный вниманием понравившейся ему девушки, и важно пояснил: - В караул я заступаю. А перед караулом - развод. То есть, построят всех заступающих и будут парить мозги, что нести службу надо бдительно и прочую фигню. Это развод и есть.
   - Что за караул такой? А в гости туда заглянуть можно? - продолжала выпытывать Света, вспомнив, что именно о каком-то карауле все время упоминали Голова с Умником. - Я никогда не видела этих, как их... часовых, да?
   - Ну, почти, - ответил Халилов, обрадованный тем, что девушка напрашивается как раз на то, что он сам хотел предложить новым знакомым - прийти в гости в караульное помещение. Там он и растолкует ей всю разницу между часовым и караульным. И все это под водочку, которая так соблазнительно булькает в сумке. А может даже удастся завлечь девушку в комнату отдыхающей смены, где четыре топчана стоят в полной боевой готовности. Кстати, надо будет выяснить, кем она приходится этим двоим.
   - В общем, так... - начал он деловой разговор. - Хотите посмотреть, как проходят трудовые будни доблестных защитников Отечества? - Троица энергично закивала головами. - Тогда часиков в одиннадцать подходите к дыре в заборе. Она за кустами, сейчас не видно. - Он показал рукой. - Короче, найдете... Там я вас встречу. Раньше никак, - с сожалением добавил он, заметив, что у новых знакомых вытянулись лица, - надо выждать, пока все успокоится. А к одиннадцати дежурный офицер втихаря уматывает домой, в казарме уже все отбились - в общем, самое время. Может даже пострелять получится. Будет весело, не пожалеете!
   Собственно, ни о какой стрельбе и речи идти не могло, но ему во что бы то ни стало надо было уговорить этих ребят с водкой и красивой девушкой прождать до вечера. А как их еще можно было завлечь?
   - Ладно, - буркнул Голова, - посмотрим... - Хотя предложение как нельзя лучше соответствовало их планам проникнуть в караульное помещение, на всякий случай нужно было сделать вид, что они колеблются. - Посмотрим, - повторил он. Пострелять, оно неплохо, конечно. Если только не надоест тут торчать.
   - Кстати, ты же вроде на КПП дежуришь, - поинтересовался наблюдательный Умник, имевший кое-какое представление о разных там нарядах, дежурствах и прочих тонкостях воинской службы. - Как же ты еще и в караул заступаешь?
   - Да нет, - отмахнулся Халилов, - на КПП я от прапорщика нашего прятался. Есть тут один. Отвратнейший такой бульбаш - мама не горюй. Лагодич - фамилия этой суки. Совсем озверел, кусок, чтоб ему... А здесь, на самом виду, он вовек не додумается меня искать. Ладно, я пошел, пора бы и в казарме объявиться... До встречи! - Он кинул на девушку многозначительный взгляд и направился к дыре в заборе.
   - А Светка-то наша здорово ему покатила, а, Умник, - развеселился Голованов, любивший подкалывать Колесникова по этому поводу. Его раздражало, что теперь он не имеет возможности вытворять со Светланой то, что запросто проделывал раньше. - Не ревнуешь?
   - Было бы к кому, - процедил Сергей сквозь зубы, не желая развивать эту тему, а Светлана, хмыкнув, спросила:
   - Ты Голова, лучше думай, чем нам до одиннадцати заниматься. Хотя бы карты взять кто-то догадался?
   Естественно, карты никто не захватил - кто ж мог предвидеть все возможные варианты... Сначала, расстелив на траве привезенный Умником брезент, трое разделись до трусов и позагорали, отклонив при этом предложение Головы снять с себя все. Светлана вообще оставила майку, скинув только кроссовки и шорты - у нее не было лифчика и девушка не желала выслушивать непременно последовавшие бы шутки Голованова по поводу ее маленькой груди.
   К трем часам дня ожидание сделалось нестерпимым, равно как и жара от поднявшегося в зенит солнца, а к шести были прочитаны от корки до корки пара пожелтевших от старости газет, случайно завалявшихся в сумке Умника. Еще были пересказаны все пришедшие на ум анекдоты, выслушаны байки Головы, как он в детстве убежал из дома и якобы устроился юнгой где-то на черноморском флоте - в общем, делать было решительно нечего. Изнывая от безделья, Голованов предложил отправиться в шалаш спать, ведь оставалось как-то убить аж целых пять часов. Двое, предвкушая возможность побыть, наконец, наедине, отказались, и он, махнув рукой, отправился в шалаш один. Когда через некоторое время оттуда раздался богатырский храп, Умник вскочил и подкрался поближе. Убедившись, что Голова действительно спит, разметавшись на разложенном внутри сене, он прижал палец к губам и поманил Свету, указав ей в сторону лесной чащи. Та, мгновенно сообразив, что он задумал, охотно вскочила и, подхватив кусок брезента, на котором только что лежала, осторожно ступая босыми ногами, стала пробираться в сторону, указанную Сергеем. Тот бесшумно двинулся за ней...
   Проснувшись примерно через час от настойчивых позывов переполненного мочевого пузыря, Голованов, вертя головой по сторонам и с недоумением разглядывая пожухшие ветки, нависшие над головой, долго не мог сообразить, где он находится. Наконец, разом все вспомнив, он чертыхнулся и выбрался наружу. Выпрямившись во весь рост, Голованов потянулся, разминая затекшие члены, затем отошел к ближайшему дереву и принялся с шумом мочиться, норовя при этом мощной желтой струей непременно попасть по муравьям, опрометчиво проложившим здесь свою тропу... Поежившись от холодного ветерка, вдруг промчавшегося по поляне, он взглянул на часы. А где эти хреновы молодожены? - со злостью подумал Голованов. Если бы не долбаная любовь этого долбаного Ромео, ставшего в последнее время чересчур борзым, они бы сейчас по очереди драли эту шлюху, и время пролетело бы вмиг. Сама проститутка, кстати, оборзела не меньше. Ну да ладно, еще придет его час, он им еще устроит...
   Стараясь ступать как можно тише, Голованов отправился на поиски сладкой парочки, вызывавшей у него в последнее время изрядное раздражение. Сделав вокруг поляны несколько кругов, постепенно расширяя их радиус, он с неудовольствием сообразил, что лес слишком большой и вряд ли ему удастся так легко их найти. Жаль, - подумал он, усмехаясь. Напугать бы их как следует, подкравшись. Чем они сейчас занимаются, не нужно было и гадать. Сделались бы любовнички с перепугу сиамскими близнецами, говорят, такое бывает.
   Уже собравшись повернуть восвояси, он вдруг замер, услышав шорох из-за раскинувшихся неподалеку кустов. Осторожно, на цыпочках, стараясь не наступать на сучки, он стал тихо подкрадываться к источнику шума.
   Через несколько шагов Голованов остановился и, осторожно выглянув из-за дерева, узрел любовников, которые, отдаваясь страсти на расстеленном куске брезента, не замечали ничего вокруг. Да им вообще все до лампочки! Можно было даже не подкрадываться - просто подойти и запросто помочиться на них сверху, и хрена бы они заметили! - с завистью подумал Голова и вдруг обнаружил, что от такого зрелища у него вздыбились трусы. Поддавшись мимолетному порыву, он приспустил их, и, не отрывая жадного взгляда от широко раскинутых девичьих ног, плотно обхватил член вспотевшей ладонью. Стараясь попадать в такт занимающейся любовью паре, Голованов стал совершать дерганые движения, мгновенно отозвавшиеся сладостью в переполненной, ноющей от желания облегчиться мошонке. Через некоторое время, так и не оторвавшись ни на миг от созерцания любовной игры, он почувствовал неудержимый позыв в головке детородного органа, и под негромкие девичьи вскрики оросил ладонь вырвавшейся на свободу влагой... Внезапно увидев совсем рядом огромную, в метр высотой, муравьиную кучу, он сделал к ней несколько шагов и стряхнул липкую субстанцию прямо на ее верхушку, точно центр.
   - Жрите мои белки, суки, - проворчал он и вытер ладонь о трусы.
   Внезапно сообразив, что его могут увидеть, Голованов, уже почти не скрываясь, рванулся обратно к шалашу, впопыхах перепутав направление. На его счастье, кульминация у любовников наступила позже и они так и не заметили, что только что являлись объектом пристального наблюдения.
   Когда парочка, обнимаясь, вернулась к шалашу, Голова, уже окончательно уверившийся, что замеченным в позорных действиях он не был, отбросил докуренную сигарету и грубо спросил:
   - Что, потерлись?
   - Не твое дело, - отбрил его Умник.
   - Как это не мое, - притворно возмутился Голованов. - Светке скоро перед солдатиками вертеться, а у нее все трусы мокрые. Твоя работа? - И увидев, что та, поддавшись на провокацию, автоматически взглянула вниз, оглушительно заржал.
   - Дурак! - коротко бросила девушка и для большей наглядности покрутила пальцем у виска, однако цели своей Голова добился - ее щеки стали пунцовыми от смущения.
   - Ладно, - миролюбиво продолжил он, радуясь, что не был уличен в кое-каких проделках за древесным стволом. - Давайте-ка лучше прикинем, как в гостях у служивых вести себя будем. И как бы нас комары до того времени не закусали...
   Поскольку троица заранее договорилась не пить перед предстоящей операцией, пришлось терпеть. Как бы не было трудно удержаться, но к оговоренному времени они дожидались Халилова в условленном месте совершенно трезвыми. Тот, явившийся на место из проема в заборе минут на десять позже назначенного, был несколько разочарован этим фактом - он надеялся, что компания будет изрядно на взводе и ему, быть может, повезет сблизиться с понравившейся девушкой, когда та окончательно захмелеет.
   - Пойдемте, что ли, - негромко сказал он, стараясь не выдать разочарования. - У нас все тихо, неожиданностей не предвидится. - И первым скрылся в проломе забора.
   Вскоре компания, стараясь не шуметь, подходила к воротам караульного городка, расположившегося почти сразу за забором. Там их поприветствовал открывший дверь смуглый ефрейтор. Он откровенно предвкушал скорую выпивку, и поэтому встретил гостей с такой радостью, словно те были его закадычными друзьями.
   Войдя в караульное помещение, трое с интересом осмотрелись. Умник, которому подходило время призываться в армию, старался вникать во все детали, которые могли бы пригодиться ему в дальнейшем.
   В караулке им представился и сделал шутливый доклад начальник караула старший сержант Лешуков. Чтобы никто не смог помешать братанию гражданского народа со своими защитниками, он решил, что устроить гулянку лучше в комнате отдыхающей смены - ее окна выходили во двор караульного городка, в то время как в окно комнаты бодрствующей смены мог заглянуть любой, проходивший мимо. Комната же самого начкара для такой большой компании была тесноватой.
   Сосчитав общее количество участников предстоящего застолья, Голова мрачно подумал, что девяти оставшихся бутылок для такой компании будет явно маловато. С некоторым опозданием до него дошло, что хотя бы несколько бутылок нужно было начинить чем-нибудь наподобие снотворного. К такому же выводу одновременно с ним пришел и Умник.
   Короче, шесть человек на два поста, начкар, разводящий - тот самый ефрейтор, что открывал им ворота, - да нас трое. Надо как-то сделать, чтобы хватило всем, - подумал он, а вслух спросил:
   - Мужики, а за добавкой в случае чего есть куда сгонять? Ну, если горючего окажется маловато.
   Старший сержант Лешуков, здоровенный детина с заплывшими жиром глазками-щелочками, весело ответил:
   - В любой момент зашлем салагу в деревню, за самогоном, только и всего.
   - Так может, сразу и зашлем, - предложил Умник. - Лучше запастись бухлом заранее, чтобы наверняка хватило. А то начнешь дергаться в последний момент, когда все уже никакие, вот и найдешь себе на одно место приключений, - пояснил он свою мысль.
   - Ну, - со смехом начал Лешуков, выпроваживавший в этот момент двух заспанных бойцов из комнаты отдыхающей смены, - во-первых, салабонам мы пить не дадим. Во-вторых...
   - Нет! - перебивая начальника караула, решительно вмешалась в разговор Светлана. - Я не согласна! Это вы без меня играйте в свои дурацкие игры. Деды, салаги и прочее... А сегодня у нас все будут равны! Надеюсь, здесь, в армии, к желаниям дамы относятся с не меньшим вниманием, чем у гражданских? - кокетливо добавила она, слегка пристукнув о пол кроссовкой.
   - С гораздо большим! - со всей серьезностью заверил Светлану Лешуков, уже давно оценивший гибкую фигурку сразу приглянувшейся ему девушки. - Как прикажете, мадемуазель, так и будет. Сегодня вы наш командир! - Он склонился перед ней в шутовском поклоне, облобызав Светлане руку и не подозревая, что такое заявление было сделано девушкой неспроста. Троице было необходимо, чтобы напились абсолютно все, иначе их план не сработает, поэтому они и отвели Свете ведущую роль. И поведение Лешукова уже подтверждало правильность заранее выбранной линии.
   Рассевшись на топчанах в комнате отдыхающей смены, соорудив между ними стол из нескольких, составленных вплотную армейских табуреток, участники банкета расположились двумя группами, лицом друг к другу. На табуретках разложили плавленые сырки, батоны хлеба, кусок нарезанной ломтиками колбасы и несколько железных солдатских кружек, две из которых наполнили водой из бачка, стоявшего здесь же, в караульном помещении. Собственно, злоумышленники еще до сих пор не видели никаких карабинов, которые вроде бы находилось в комнате начкара составленными в пирамиду, но интересоваться подобным сразу, не вызвав подозрений, было слишком рискованно.
   - Ну, за знакомство! - провозгласил нехитрый тост старший сержант Лешуков. Он вскочил и призывно посмотрел на Светлану. Широкая армейская кружка в его мощном кулаке казалась обычным стаканом. Участники застолья дружно, большими глотками выпили водку и столь же дружно потянулись к закуске.
   - Э, нет, мальчики, так не пойдет! - с капризными нотками в голосе заявила девушка, заметив, что двое не допили до конца. - В общем, слушайте мою команду, - продолжила она кокетливо. - Объявляю правила поведения за нашим столом... Все пьют одинаково, не пропуская ни единого захода. Кто-то сейчас же пойдет еще за самогоном. По прибытии он выпьет штрафную... И всем подчиняться беспрекословно, потому что этим вечером командую здесь я! - с наигранной грозностью добавила она. - А своим заместителем назначаю старшего лейтенанта Лешукова. Он будет следить за выполнением распорядка, который я установила. Лейтенант, вам понятно? Тогда выполнять! - И Света теперь уже сама со значением посмотрела начкару в глаза.
   - Есть! - с готовностью вскочил присевший было Лешуков. - Только я старший сержант, - поправил он девушку, но по его расплывшейся в улыбке физиономии было видно, что он очень польщен. - Пока старший сержант... - с нажимом на "пока" добавил он и, опять галантно склонившись, поцеловал девушке руку, при этом словно невзначай коснувшись ее голого колена.
   Халилов, сразу как-то затерявшийся среди множества новых лиц, видя, что Лешуков перехватил инициативу и теперь девушки ему не видать, как своих ушей, приуныл и решил отыграться хотя бы на водке... Тем временем Голова отсчитал необходимую сумму денег и гонец уже скрылся в темноте, направляясь в деревню за самогоном к какой-то бабе Дусе... Еще через некоторое время ефрейтор-разводящий привел с поста двух новых бойцов взамен с неохотой убывших, и те, при виде банкета с участием женского пола, недоверчиво выпучили глаза. Их тут же одарили штрафными кружками алкоголя...
   Еще через час раскрасневшийся, расстегнутый до пупа Лешуков, пьяно покачиваясь и шумно отрыгивая после каждой очередной кружки, по-хозяйски поглаживая потной рукой искусанные комарами ноги Светы, доверительно говорил ей, одновременно сплевывая в сторону комки налипших на мясистые губы плавленых сырков:
   - Скоро я увольняюсь, поедем ко мне в Крылово... Это под Калинином, там у меня крепкое хозяйство... Света, ты не думай, я человек серьезный... - И загибая пальцы, похожие на средних размеров сардельки, принимался азартно брызгать слюной, уже в который раз скрупулезно перечисляя: - Восемь свиней, два десятка кур, коза, корова, теплый сортир, коза, восемь свиней...
   - Свиньи уже были! Не обманывай честных девушек! - перебила его Света и погрозила пальчиком. Она тоже находилась в состоянии среднего подпития.
   Лешуков уставился на нее, потеряв мгновенно ускользнувшую нить какой-то важной мысли. Затем икнул и, водрузив лапу девушке на плечо, привлек к себе, горячо зашептав ей в ухо:
   - Ты знаешь, мне ведь совсем скоро старшину дадут, я их тогда всех в бараний рог... Если тебя кто обидит... - И не договорив, неожиданно взревел: - Халилов! Халилов, твою мать!..
   - Отрубился давно Халилов, - заплетающимся языком ответил паренек, который совсем недавно вернулся с поста, а сейчас уже с трудом сохранял равновесие, изо всех сил стараясь удержаться на самом краешке топчана.
   - А ты почему здесь? - пьяно допытывался Лешуков, щуря на него и без того узенькие щелочки поросячьих глазок. - Бросил пост, скотина! Да я тебя!.. Под трибунал у меня пойдешь, салага!..
   Ефрейтор-разводящий, уже давно свернувшийся калачиком на одном из двух спаренных топчанов поодаль, попытался присесть, но его сапоги, измазанные глиной, не дотянувшись до пола, уперлись в лицо лежащего там бойца.
   - Он только что сменился... - еле ворочая языком насилу выговорил ефрейтор. - Я его... сам ... лично...
   - Тебя тоже в бараний рог! - не успокаиваясь, продолжал бушевать старший сержант, и вдруг, вспомнив про Светлану, понизил голос и продолжил обыденно, словно и не отвлекался от задушевного с ней разговора: - Я для тебя все что хочешь сделаю... Перед тобой, между прочим, чемпион военного округа по вольной борьбе... Кого хошь в раз заломаю! Не веришь? А вот любого, кого скажешь, щас ка-а-ак швырану! Хочешь на землю, а хочешь о стену швырану! Силенка, вишь, имеется... - Он с гордостью продемонстрировал девушке здоровенный бицепс и, не дождавшись от нее ответа, вдруг опять взревел, подобно разъяренному быку: - Хочешь, сейчас пойду, майору морду набью! - Он попытался встать, но завалился назад - центр тяжести, размещавшийся в грузном седалище, не позволил ему оторваться от топчана. - В твою честь набью, Светлана! За свою невесту я и не такое могу! Этот майор у меня знаешь где! А во где! - Он с силой сжал громадный багровый кулак, сунул его девушке под нос и та испуганно отпрянула. - Все равно набью! - натужно ревел он, багровея лицом и бешено пуча глаза. - Майор! Майор!.. Луковкин! Луковкин, мать твою так!..
   - Тише! Да тише же ты! - пытались угомонить его Голова с Умником. В их планы вовсе не входила встреча с офицерским составом, а на такой шум мог прибежать кто угодно. Они были относительно трезвы, хоть и прикидывались захмелевшими наравне с другими. Пока все шло в соответствии с задуманным планом - куда там было солдатам равняться с ними, когда они тренировались в выпивке почти каждый день! Да и после первых кружек, когда спиртное уже ударило всем в голову, два прохиндея больше делали вид, что пьют, держа ситуацию под контролем. Оставалось выждать совсем немного и в караулке не останется ни одного трезво-бодрствующего бойца. Почти весь личный состав уже спал где придется, держался только сам Лешуков, оправдывая свое высокое сержантское звание, еще один паренек, имени которого никто не запомнил, да вернувшийся с поста воин, который уже с полчаса балансировал на самом краю топчана, словно готовился к сдаче экзамена в цирковое училище на эквилибриста.
   Наблюдая за Лешуковым, Умник вовсю потешался, не испытывая при этом ни грамма ревности - к кому, к этому борову, что ли. Тем более, все это было необходимо для дела. Его не раздражало даже то, что лапы начкара в данный момент вовсю тискали Светлану - пусть порезвится напоследок, недолго ему уже осталось... А старший сержант тем временем нашел новую благодатную для него тему:
   - В общем так, ребята... - невнятно говорил он, уже пропуская некоторые согласные. - Идите служить ко мне, я за вас похлопочу. Мне такие бойцы - во как нужны! - Для наглядности он резанул себя по горлу ребром ладони. - А что, мужики вы дельные, спиртное держите хорошо... А это для нашей службы самое главное. Пойдете ко мне во взвод, будем в караул вместе ходить, водку жрать, баб... - Он вовремя прикусил язык и уставился на Свету. - Вот ей, - он ткнул девушку пальцем в грудь, - я младшего сержанта дам сразу, без лишних базаров, станет моим замом. Будем с ней спать в начкарке, то-се... - Он обшарил ее с головы до ног откровенным взглядом и продолжил, в очередной раз на ходу меняя тему: - Ест она мало, всего половинкой плавленого сырка закусила, да и по фигуре видно... Мне такие нужны. Работящая, будет свинок моих кормить... Поедешь ко мне в Крылово?
   Неожиданно из комнаты начкара раздался громкий сигнал с пульта связи с постами, перебив недовольно нахмурившегося Лешукова в самом важном для него месте. Кое-как поднявшись, цепляясь за дверные косяки, он грузно протопал к себе и, кое-как нашарив нужную кнопку, прорычал:
   - Ну, что там у вас?
   Из динамика, еле пробиваясь сквозь оглушительный треск помех, раздался голос часового:
   - Лешуков, сколько можно? Давай, гони смену!
   - Будете стоять, я сказал! - Кулак разгневанного сержанта с силой обрушился на пульт, корежа панель с какими-то тумблерами и мигающими лампочками, а через секунду из комнаты начкара раздался грозный рев: - Младший сержант Светлана! Ко мне!
   Умник подтолкнул девушку в бок, всучил ей кружку с водкой и кивнул на выход. Света поднялась, неуверенно покачнулась и на нетвердых ногах поплелась в комнату начальника караула. Лешуков лежал, развалившись на своем топчане. Узрев появившуюся в дверях девушку, он поманил ее пальцем. Затем присел, принял из ее рук кружку и усадил рядом с собой. Выпив водку залпом, сержант рыгнул и швырнул опустевшую посудину куда-то под канцелярский стол. Подошедшие к двери Голова с Умником осторожно заглянули в комнату начальника караула и замерли, с трудом сдерживая радостное возбуждение - напротив топчана, где сидели Лешуков со Светой, у стены расположилась оружейная пирамида с карабинами - то, за чем они сюда приехали, их единственная цель... Сержант, обхватив упирающуюся девушку за плечи и попытавшись привлечь ее к себе, с пьяной строгостью взглянул на появившиеся в дверном проеме физиономии.
   - Э-э, нет, братцы! - сказал он, лукаво грозя парням пальцем. - Вас я не вызывал! Видите, мы тут с моим замом, с младшим сержантом Светой... Короче, нам тут с ней тет-а-тет надо, как по уставу положено... - Но тут же, переменив мнение, сконцентрировался и расправил грудь: - Отставить! Кругом! Ко мне! Смирно!
   Никуда и не думавшие уходить ребята зашли в комнату и присели на край топчана со стороны Светланы.
   Лешуков, тыча рукой в пирамиду с карабинами, принялся бахвалиться теперь на новую тему:
   - Видали? Мое... Кто сунется, враз мозги вышибу! - И уже в который раз, вспомнив про какого-то ненавистного ему майора, взревел: - Майор! Расстреляю, мать твою! Только попробуй мне еще... Враз в кителе дырок понаделаю... - И его грузное тело неожиданно обмякло - видимо, последний глоток алкоголя наконец добрался до серых клеток. Навалившись плечом на Светлану, Лешуков захрапел, пуская изо рта пузырьки слюны.
   Девушка, брезгливо сморщившись, попыталась сбросить с себя его тушу, но удалось ей это только с помощью Умника с Головой.
   - Кажись, все успокоились, - тихо произнес Голованов. - Умник, сгоняй, проверь!
   Тот вышел в соседнюю комнату и, тут же вернувшись, сообщил:
   - Нормалек! Один там еще пытается встать, но вряд ли у него что получится.
   Голова, стоящий возле пирамиды, кивнул и осторожно, с неожиданно охватившим его трепетным чувством взял в руки крайний из них. Проведя ладонью по гладкому деревянному прикладу, он торжественно сказал:
   - Вот мы и со стволами, ребята... Все будем брать или как?
   - Все равно нужно не меньше пяти, - сказал Умник. - А тут на три больше. Берем все восемь, чего там.
   Не теряя ни секунды, они расстелили два куска брезента и аккуратно, под аккомпанемент безмятежного храпа начкара, уложили карабины, предварительно разбив их на две равные части. Когда все было завернуто и плотно перевязано веревкой, Голова прикинул получившиеся свертки на вес.
   - Тяжелые, суки... - И когда уже совсем было собрались на выход, вдруг вспомнил: - Идиоты! А патроны-то, патроны!
   Чертыхнувшись, бросились снимать кожаные подсумки с патронами с ремней спящих солдат. Кого-то пришлось переворачивать, кто-то пьяно упирался, и дело несколько затянулось. Наконец все восемь подсумков, сменив хозяев, перекочевали в спортивную сумку гостей. Голова вспомнил о выпивке, и на всякий случай прихватил оставшуюся бутылку самогона. Сумку с патронами доверили нести Светлане. Взвалив на плечо не столько тяжелый, сколько неудобный для транспортировки сверток, довольный Голова скомандовал: "Банда, вперед!", - и трое вышли на свежий воздух...
   Выбравшись с территории части и прикинув направление, компаньоны бодро зашагали по сырой лесной траве, с трудом ориентируясь в сгустившейся тьме. Подгоняемые страхом возможной погони, они провели в безостановочном движении порядка полутора часов и наконец окончательно выдохлись. Еще около получаса трое медленно плелись, едва волоча ноги... Первой не выдержала Светлана. Сбросив с плеча на землю опостылевшую тяжеленную сумку, она решительно заявила:
   - С меня хватит! Давайте передохнем.
   Голова, поначалу хотевший было напомнить девчонке, кто здесь командир, все же решил не начинать перепалку, так как чувствовал, что и сам валится с ног. Он молча положил свой сверток и опустился задом на подвернувшуюся кочку. Присев рядом прямо на свертки с карабинами, ерзая на жестких углах каких-то металлических деталей, Умник пробормотал:
   - Холодно, черт! Надо было что-то теплое захватить...
   Света, у которой от холода уже давно стучали зубы, тесно прильнула к своему парню, тут же обнявшему ее за плечи, а Голова неожиданно вспомнил:
   - Живем, пацаны! У нас же бутылка есть!
   Мгновенно извлеченная из сумки бутылка самогона была не мешкая запущена по кругу.
   - Ну и гадость, - скривилась девушка, сделав глоток.
   - Не хочешь, не пей, - проворчал Голова. И, выхватив у нее бутылку, с наслаждением отпил огромный глоток.
   Затем последовала очередь Умника... После второго круга бутылка опустела и разочарованный Голованов зашвырнул ее в кусты.
   - Надо было еще взять, - вздохнул он. - Там еще одна или две недопитых стояли...
   Никто ему не ответил. Света вспомнила про брюки и извлекла их со дна сумки, куда положила свой пакет. Тут же стянув шорты, она принялась переодеваться, совершенно не стесняясь ребят - комары зверски искусали ей ноги. Голова, уставший и продрогший не меньше других, даже не стал комментировать событие, которое в другое время не осталось бы без его внимания.
   - Слушайте, - заговорила Света, закончив, - а собственно, где дорога? Неужели мы за два часа не прошли эти несчастные три, или сколько там, километра? - Умник с Головой, которые давно над этим думали, вынуждены были признать, что они, кажется, заблудились. - Тоже мне, мужики, - презрительно фыркнула девушка. - И что нам теперь делать?
   - Пойдем дальше, - решил Голова, отбрасывая в сторону докуренную сигарету. Он вспомнил о своих нелегких обязанностях командира. - Куда-нибудь да выйдем...
   Но лишь к утру, когда уже рассвело, они услышали далеко в стороне гул проезжающей автомашины. Тут же изменив направление, через полчаса трое подошли к плотно укатанной грунтовой дороге. Расположившись на всякий случай таким образом, чтобы можно было в любой момент нырнуть в спасительное укрытие зелени кустов, команда стала ожидать подходящий транспорт.
   - Нам нужен грузовик, - заявил Голованов, пытаясь прикурить последнюю отсыревшую сигарету. - В легковушку не влезем, в автобусе светиться нельзя... - И выругался: - Ну чего она все время гаснет?
   - Наверное, женишок мой нас вспоминает! - засмеялась Света. - Вам на пост заступать пора, а мне свинок кормить...
   Протрезвевший старший сержант Лешуков в это время сидел на топчане, обхватив взъерошенную голову огромными лапами, и мерно, словно в трансе, покачивался. Его окружали бойцы с перепуганными физиономиями. Кругом царил немыслимый бардак - заблеванные полы, перевернутая мебель и посуда с остатками закуски... Не обращая внимания на сигнал вызова с поста, непрерывно звучащий с искореженного кулаком пульта, он время от времени начинал тихо подвывать, наподобие потерявшей хозяина собаки. Лешукову отчаянно не хотелось в дисбат...
   Трясясь в кузове старенького грузовика, с натугой преодолевающего подъемы, Голова с Умником обсуждали, куда лучше спрятать украденные карабины.
   - В подвал не потащишь, - задумчиво произнес Колесников, поглядывая на проносящиеся мимо деревья. - Какой-нибудь Парфеныч в очередной раз ментовку вызовет от нечего делать, те обшмонают, и тогда простым вытрезвителем мы уже не отделаемся.
   - Да... - согласился Голова и вдруг радостно подскочил. - Слушай, километрах в десяти от города полигон есть. Заброшенный. Был там?
   - Не приходилось, - ответил Умник. - Думаешь, туда?
   - Ну! - Голованов возбужденно хлопнул его по колену. - Я там бывал пару раз. Там блиндажей всяких, окопов - до едрени матери. Облюбуем какой-нибудь блиндажик, устроим тайник. Ну да, точно! - воодушевился он. - И добраться туда нетрудно, сел на двадцать девятый автобус, полчаса, и на месте. И никакие Парфенычи вовек не разнюхают... Как, Умник?
   - А что, идея, - согласился тот. В сказанном Головой действительно было рациональное зерно.
   Грузовик, доехав до развилки, остановился. Выпрыгнув первым, принимая груз от передававшего его Умника, Голованов с интересом косился, наблюдая, как шофер - молодой парень с реденькими усиками, - обогнув кабину, открыл дверцу со стороны пассажирского сиденья и протянул руки, помогая выйти Светлане. Поймав выпрыгнувшую девушку и с сожалением, после чересчур затянувшейся паузы разжав объятия, парень сказал:
   - Все, ребята, дальше нам не по пути. Ну да ничего, здесь вам совсем просто будет попутку поймать. - И садясь за руль, глядя больше на Светлану, помахал рукой. - Всем привет!
   - Чего это он, - недовольно пробурчал Умник, взваливая на плечо до смерти надоевшую кладь. - В женихи, что ли, набивался? Смотри, Светка, допрыгаешься!
   - Ой-ой-ой! Какие мы грозные, - довольная его проявлением ревности, запричитала та. Затем привстала на цыпочки, прильнула губами к его уху и тихо прошептала: - Дурачок, кроме тебя мне никто не нужен.
   - То-то же... - пробурчал Сергей, а скривившийся Голова, наблюдая за их телячьими нежностями, только сплюнул себе под ноги.
   - Тьфу! Уроды, блин, влюбленные...
   Через пару дней, выйдя из двадцать девятого автобуса одновременно с двумя какими-то старушками, пятеро молодцев и девушка направились к лесу, в сторону небольшого армейского полигона, к которому вела грунтовая автомобильная дорога, уже заросшая травой.
   - За мной, бойцы! - бодро скомандовал Голова... Дойдя до места, он первым спрыгнул в окоп, глубиной по грудь взрослому мужчине, укрепленный по бокам деревянными досками. Поплутав в разветвленном лабиринте окопных ходов и нырнув в итоге в какой-то лаз, через минуту, уже стоя внутри блиндажа, вросшего в землю по половину или больше, он подбадривал выбирающихся из коротенького подземного хода товарищей: - Давай-давай, шевелись! Это вам не на гражданке дурака валять!
   - А что, другого блиндажа, или как там его, не нашлось? - спросила Света, которой Сергей помог забраться наверх. Она подошла к одному из четырех узеньких просветов-окошечек, находящихся изнутри на уровне груди, а снаружи - невысоко над землей, и выглянула в одно из них. Блиндаж расположился на небольшом возвышении, поэтому все вокруг хорошо отсюда просматривалось. - Вон же их сколько! А в этот пока еще проберешься.
   - Вот и видно сразу, что дура, - бросил ей Голованов. Бросил, впрочем, беззлобно. - Да мы с твоим драгоценным хлебарем знаешь сколько всего облазили, прежде чем такое место нашли? Скажи, Умник! - Тот кивнул, подтверждая. - Дело в том, - продолжил Голова, - что тут наглухо заколочена дверь, - он указал пальцем, - и тому, кто надумает сюда сунуться, придется ее ломать. А без инструмента не обойтись, потому что она железом обита. Не знаю, станет ли кто-то специально тащить в лес инструмент, если в этих блиндажах один хрен пусто. В окошко достаточно заглянуть, чтобы убедиться. А ход этот... Да кто его будет искать? Мы и сами ломанулись было снаружи - заколочено, да и землей наполовину засыпано. В окно не влезешь - слишком узкое. Хотели уже уходить, а потом Умник совершенно случайно этот лаз нашел. Понятно? - Все дружно закивали. - Так что тут у нас все удобства... - На манер радушного хозяина, демонстрирующего квартиру гостям и предлагающего располагаться поудобнее, он обвел рукой вокруг. - Вон нары, на них даже вдесятером спать можно, если что. Вон стол со скамейками - наверное, солдаты на нем свои пайки жрали, а мы можем квасить с комфортом, в карты играть. И не засрано тут, как в других. И мы не будем здесь даже ссать, будем на улицу выходить... - повысив голос, с нажимом произнес он и выразительно посмотрел на Мелкого, который пристроился было в углу. Тот мигом отскочил, застегнул ширинку и повернулся к пахану.
   - А я что, я ничего... Не ссать так не ссать, - покладисто согласился он.
   - Вы бы посмотрели, что в других блиндажах творится, - подтвердил Умник. - Грибники столько дерьма везде навалили, словно нельзя просто под дерево сходить... А здесь мы можем хоть постоянно жить, только жратвы натащи.
   - Здесь от ментов можно прятаться, да и отстреливаться отсюда удобно, - продолжил мысль Голованов.
   - Отстреливаться? От ментов? - испуганно пискнул Мелкий. - Ты что задумал!
   Все громко заржали, а Голова, хлопнув парня по спине, успокоил, давясь смехом:
   - Да это я так, к слову.
   - Ладно, не тяни, экскурсовод хренов, - нетерпеливо сказал Дрын. - Всю эту бодягу потом расскажешь. Давай, показывай, где они.
   - А вы сами найдите, - рисуясь, предложил главарь. - Ну что, Умник, устроим ребятам проверку? Пусть пошмонают.
   Компания разбрелась по блиндажу. Заглядывая во все углы, копаясь в мусоре под нарами, под лестницей, парни вскоре убедилась, что без подсказки не обойтись. Победно усмехающийся Голованов, выдержав томительную паузу, отошел в дальний угол, и с помощью подвернувшегося куска толстой проволоки подцепив одну из толстых досок пола, слегка ее приподнял. Оказалось, та была подпилена и поэтому поднялась только ее часть, не более метра. Пока он держал доску, подоспевший на подмогу Умник запустил руку в образовавшуюся щель и стал извлекать из пустоты под полом добытые карабины и боеприпасы, передавая их стоящему рядом Соколу. Вскоре на столе лежало восемь таивших в себе смерть предметов, сотворенных человеком для уничтожения себе подобных. Рядом расположились подсумки с патронами. Дрын, Сокол и Мелкий, в отличие от Головы с Умником, которые весь предыдущий день провели в изучении оружия, и Светланы, которая пусть и недолго, но видела их в караульном помещении, уставились на добычу, не сводя с лежащей на столе груды восторженных глаз. Первым опомнился и осторожно взял в руки карабин Сокол. За ним последовали и Дрын с Мелким.
   - Так вот они какие, эти самые СКС-ы... - уважительно произнес Дрын, вертя в руках карабин, который совсем недавно находился в руках защитников Отечества, побывал на постах и стрельбищах, а теперь, благодаря любителям дармового угощения в военной форме, должен был послужить начинающим бандитам.
   - А почему их СКС-ами называют? - заинтересовался дотошный Мелкий, пробуя передернуть затвор.
   - Расшифровывается так: самозарядный карабин Симонова, - важно объяснил Голованов, который специально, чтобы произвести впечатление на подельников, узнал об этом оружии все что смог - в основном от пенсионера-фронтовика, воевавшего еще в Великую Отечественную. Тот рассказал Голове все, что знал сам, разумеется, не ведая, для чего все это потребовалось молодому соседу, которого он всегда считал лишь мелким хулиганом... - Берется обойма, - сказал тот. И взяв один из подсумков, возможно совсем недавно принадлежавший отличнику боевой и политической подготовки старшему сержанту Лешукову, извлек из него одну из трех находившихся внутри обойм. Все с интересом уставились на патроны, гнездившиеся в специальной стальной скобе и имевшие остроносые наконечники-пули с блестящей, похоже, латунной, оболочкой. - Затем оттягивается затвор... - Голова опять показал. - Обойма вставляется вот в эти пазы и патроны пальцем выдавливаются внутрь. Все. Потом эта железяка убирается, - он отложил на стол стальную пластину, в которой удерживались патроны, - затвор отпускается... Готово! Патрон в патроннике... Теперь остается только снять с предохранителя, - он проделал и эту несложную операцию, отогнув рычажок возле спускового крючка, - и... можно гасить кого угодно! - Он направил ствол карабина в сторону Мелкого, уперев его тому прямо в грудь. - Хочешь, испробуем?
   - Ты... ты что, охренел! - в голос заорал тот. Его физиономия побледнела, приобретя сходство с обильно наштукатуренным лицом немолодой проститутки, у которой им пришлось однажды выпивать и которой необходимо было с помощью толстого слоя пудры скрывать от клиентов множественные морщины. - Ведь нажмешь случайно, и кранты! - Он не отрываясь смотрел на палец Голованова, застывший на спусковом крючке.
   - Могу и не случайно, - грозно пообещал тот, но через секунду, закончив ломать комедию, ухмыльнулся. - Ладно, живи... - И довольный произведенным эффектом, не удержавшись, добавил: - Пока.
   - Ну и шуточки у тебя... - Мелкий с облегчением перевел дух. Краска постепенно возвращалась на его физиономию, все еще хранящую следы испуга.
   - Слушай, Голова, а давай во что-нибудь шмальнем, - загорелся Сокол. - Ну, хоть в стену или в окно.
   - Рано, - отрубил Голова. - Придет время, нашмаляетесь вдоволь, обещаю, - загадочно добавил он. Главарь имел кое-какие задумки относительно боевого крещения своей группы, но пугать их было пока преждевременно. - А сейчас услышать могут, нам это ни к чему. Да и вообще, патроны беречь надо.
   - А сколько их у нас? - спросил Дрын с интересом.
   - А вот считай. - Голова принялся загибать пальцы. - Восемь подсумков, в каждом по три обоймы, в обойме по десять патронов... Значит, всего двести сорок штук.
   - Ого! - восхитился Дрын.
   - Не так уж и много, - с видом знатока заявил Голова. - Всего на парочку нормальных боев.
   - А мы что, будем участвовать в боях? - опять испугался Мелкий. - Ты что-то недоговариваешь, Голова, что за бои такие, в натуре!
   - Ну, - уклончиво ответил тот, - мало ли какие. Могут же время от времени случаться небольшие перестрелки. В общем, в свое время узнаешь, - "успокоил" он Мелкого.
   Когда все вдоволь наигрались, заряжая оружие и имитируя стрельбу, Голованов приказал сложить карабины с боеприпасами обратно, в обнаруженный ими тайник, неизвестно кем и для чего сделанный - возможно, солдатики прятали там водку или те же боеприпасы, чтобы потом загнать их желающим, - и объявил:
   - С завтрашнего дня все начали усиленно ходить в тир. Ну, кроме нашей великосветской дамы, конечно. Она у нас для других дел... Всем все понятно? Чтобы через неделю-другую в муху на лету у меня попадали! Научитесь целиться, рука чтобы не дрожала и все такое, потом и боевыми пошмаляем. Это я вам обещаю... - Он недобро улыбнулся, но никто не обратил внимания на подобного рода мелочь - впечатлений на сегодня и без того хватало...
  
  
   Глава 10
  
   После проведенной с Ольгой ночи Чижов ходил окрыленным, хотя эта ночь оставалась пока единственной - на постоянные интимные отношения молодая женщина еще не решилась. Вообще, он был очень доволен тем, как развивались их отношения, и с пониманием отнесся к решению Ольги не переводить пока то новое, что произошло между ними недавно, на постоянную основу. Хотя после ночи, проведенной с девушкой, это понимание далось ему очень нелегко. Теперь все в его жизни было как нельзя лучше, если не считать этих дурацких головных болей, которые после драки в парке стали посещать его излишне часто. После аналогичной схватки в "Фениксе" с ним такое уже было, но через пару недель все бесследно прошло, теперь же мучения затянулись. А самое главное, что вызывало у него беспокойство и о чем он не рассказал врачу, когда решился тайком от Оли посетить поликлинику - то, что в последнее время вместе с головной болью его стали посещать какие-то то ли непонятные сны, то ли кошмарные видения.
   Над всем этим можно было посмеяться, если бы эти видения не были столь отчетливыми. Дело дошло даже до того, что после разговора с Волковым он стал представлять себя тем самым снайпером, о котором было написано в газетах. Это явилось последней каплей, переполнившей чашу терпения Чижова. Если отныне каждая небылица, пересказанная его приятелем-пустозвоном, будет иметь такие последствия, то Александр просто сойдет с ума, а может, уже и сошел. Кажется, подобное раздвоение личности называется шизофренией. А захочет ли его Оля встречаться и тем более выходить замуж за шизофреника? К такому болтуну, каковым являлся Волков, его заставила обратиться только боязнь записаться на прием к официальному психиатру. Как и многие обыватели, он рисовал себе неприглядную картину натягивания на него смирительной рубашки после первых же жалоб, произнесенных в кабинете врача, со всеми вытекающими отсюда последствиями в виде больничной - причем непременно для буйных - палаты, болезненных уколов, привязывания к койке, дубинок санитаров и многого другого, что может предложить современная российская медицина для излечения подобного рода больных.
   Поэтому, получив от товарища по работе подтверждение, что отставной сосед-психиатр не является плодом воспаленного воображения Волкова, Александр решил немедленно таким шансом воспользоваться. Теперь нужно было как можно осторожнее поговорить с Шуркой, чтобы тот не разнес по всему свету весть о том, что Чижов сошел с ума, о чем он, бдительный Волков, уже давно догадывался, а теперь получил убедительное тому подтверждение... Поэтому в пятницу, дождавшись конца смены и переодевшись первым, он ждал на проходной коллегу, проклиная, что настолько необходимый ему человек оказался соседом именно Волкова, а не кого-нибудь другого... Когда, наконец, появилась тощая фигура приятеля, мрачный Чижов отбросил докуренную сигарету, дождался, пока тот поравняется с ним, пристроился рядом и сказал как можно безразличнее:
   - Волков, помнишь, ты рассказывал про соседа.
   - Про психиатра, что ли? Помню, а что?
   - Да вот, попросил меня тот самый друг... ну, который нуждается в консультации, - пояснил Чижов, - устроить ему встречу. Узнай, завтра в субботу можно?
   - Можно, - уверенно ответил Шурка. - Часикам к семи вечера и приводи этого своего кореша. И пусть не забудет прихватить с собой бутыльков. Штук этак несколько.
   - Слушай, - начиная слегка раздражаться, буркнул Чижов, - ты откуда знаешь, что именно к семи. Ты сам, что ли, прием проводить собрался? Может, ты и есть тот самый психиатр? И при чем тут бутыльки. Мы будем пить или делом заниматься?
   - Объясняю по пунктам, - снисходительно, важничая от того, что Чижову приходится его о чем-то просить, ответил Волков. - К вечеру он только раскачивается - сова, понимаешь? А если с бодуна, так и вообще... Это первое. Второе. Бутыльков несколько, потому что один пойдет мне, - он выразительно посмотрел на Александра, - за мое, так сказать, посредничество; ну и остальным тоже применение найдется, за это не беспокойся. Может, ему захочется сразу же выпить. Перед сеансом, для куража. Ну, как хирурги делают, чтобы рука не дрожала. А может, просто опохмелиться - это для него вообще святое. Иначе он вообще работать не будет, - закончил свои убедительные пояснения Волков.
   - Ладно, - согласился Чижов, удовлетворившись ответом, - несколько так несколько. Только бы этот психиатр не перебрал, - озабочено сказал он, - иначе как он тогда проведет сеанс.
   - Не боись, он меру знает, - заверил Волков.
   - Хорошо бы, - буркнул Александр и на том содержательный разговор был закончен...
   В субботу вечером, чуть раньше назначенного времени, он уже стоял перед обшарпанной дверью коммунальной квартиры. Найдя табличку "Волков - 2 зв.", Александр дважды нажал на потертую кнопку звонка, глухо отозвавшегося где-то в глубине квартиры. Убедившись, что никакой реакции не последовало, Чижов с раздражением выдал теперь уже целую серию двойных звонков. Только после этого его ухо уловило ленивое шарканье шлепанцев, приглушенно донесшееся из-за двери, затем негромко щелкнул замок и перед ним предстал заспанный, протирающий глаза Волков. Облачен он был в синие трусы, доходившие почти до колен его тощих жилистых ног, и несвежую майку, последний раз подвергавшуюся стирке наверняка не менее пары месяцев назад.
   - Ты? - продолжая тереть глаза, удивился Волков. - Что ты тут делаешь? Ты... - И умолк, спохватившись.
   - Ты что же, скотина, обо всем забыл? - разъярившись, прогремел Чижов. - С тобой что, и договориться по-человечески нельзя?
   - Да помню я, помню! Просто не выспался, - принялся неубедительно оправдываться Волков, пропуская его в квартиру. - Понимаешь, тут ведь такое было... - Кажется, он собирался рассказать очередную байку и Чижов, поморщившись, решительно прервал его полным нетерпения жестом.
   - Знаю, знаю, можешь не продолжать. Оприходовал вчера целую команду кинозвезд, манекенщиц и фотомоделей. Всех скопом. Сосед-то хоть дома?
   - Дома, - обрадовался Волков тому, что опасность получить нахлобучку вроде бы миновала. - Пойдем, я тебя провожу. А где твой знакомый? - спохватился он.
   - Нет знакомого, испугался в последний момент, - уклончиво ответил Чижов. - Ничего, я сам про него все твоему профессору объясню. Заочно, так сказать. Понял?
   - Не дурак, - ответствовал Волков, уже подводя его по темному коридору к комнате врача.
   - Стой! - вдруг схватил его за руку Чижов. И, видя недоумение приятеля, пояснил: - Зайдем сначала к тебе, выпьем по сто грамм.
   - Это можно, - согласился Волков и охотно повернул обратно. Подойдя к самой обшарпанной из четырех находившихся в коридоре дверей, он нажал на дверную ручку. - Прошу.
   Обстановка внутри была под стать состоянию двери, чего, в общем-то, и следовало ожидать. У Александра дома тоже не было идеального порядка, но творящееся в квартире Волкова превосходило его бардак десятикратно. А что самое неприятное, здесь стоял какой-то отвратительный запах, словно где-нибудь под диваном разлагалась дохлая крыса, чего у Александра уж никак быть не могло... Усадив гостя в засаленное, вызвавшее чувство брезгливости даже у непритязательного Чижова кресло, Волков достал из буфета две разномастные рюмки, видимо, уведенные в свое время из разных питейных заведений. Поставив их на стол, он шустро схватил бутылку "Столичной", которую Чижов достал из принесенного с собой пакета, и посмотрел на нее с вожделением. Мгновенно свинтив пробку, он уже собрался разлить водку по рюмкам, как Александр неожиданно схватил за руку. И предупреждая вопрос недоумевающего Шурки, пояснил:
   - Помыть бы надо. - Затем, представив, как способен его приятель эти рюмки помыть, поспешил добавить: - Я сам. Покажи только, где у вас тут вода...
   Когда они выпили по две неполных рюмки и Чижов убедился, что чувство волнения немного улеглось, он сообщил радостному, предвкушающему продолжение пьянки Волкову, который уже успел прикинуть количество спиртного, принесенного гостем, по тяжести пакета, который тот поставил рядом с креслом: - Знаешь, если можно, позови-ка лучше профессора сюда, может и он примет свою граммулю.
   Волков, убедившись, что водки хватит на всех, не противясь предложению Александра вышел в коридор и минуту спустя вернулся с пожилым подтянутым мужчиной, энергично вошедшим за ним. Вопреки опасениям Чижова, незнакомец не выглядел ни пьяным, ни даже нуждающимся в опохмелке, и он сразу сделал вывод, что, возможно, его приятель и здесь, как всегда, набрехал. Поздоровавшись, профессор представился первым и, после того, как Александр произнес свое имя, сказал:
   - Сосед сказал, вы хотите у меня проконсультироваться. Это правда? - Получив утвердительный ответ, он сказал: - Тогда попрошу вас в мою комнату. - И решительно отметая приглашающий к столу жест Чижова, строго сказал: - Нет. А вы, кажется, уже успели выпить?.. Две, говорите, рюмки? Хорошо, что так. При ваших габаритах это допустимо... - Александр порадовался, что не успел выпить больше - если из-за этого профессор отказался бы с ним сейчас разговаривать, прийти во второй раз он, скорее всего, больше бы не решился.
   Покинув ничуть не огорченного таким раскладом Волкова, оставив того наедине с вожделенной выпивкой, они прошли в комнату профессора, расположенную в другом конце коридора, и через минуту Чижов, сидя в мягком удобном кресле, почувствовав душевный комфорт и неожиданно для себя полностью расслабившись, запросто вел неторопливую беседу с сидевшим напротив человеком.
   Профессор, Кирилл Матвеевич Тихомиров, внимательно выслушав причины, побудившие Чижова обратиться к нему, принялся задавать вопросы; причем начал издалека, с самых истоков, и Чижову пришлось рассказать про своих родителей, детство, школу, службу в армии, работу на фабрике - в итоге он подробнейшим образом пересказал всю свою биографию. Или, по крайней мере, все то, что твердо помнил сам. Глядя во внимательные, излучавшие уверенную доброжелательность глаза сидящего перед ним профессора, Чижов чувствовал безграничное доверие и уважение к этому человеку, по-видимому действительно являвшемуся прекрасным специалистом - хоть в этом Шурка не соврал. Не будучи человеком глупым или несообразительным, Чижов уже давно понял, что, судя по вопросам, задаваемым Кириллом Матвеевичем, которые порой повторялись, того что-то немного смущает в получаемых им ответах; он старается поймать какие-то исчезающие, но, очевидно, важные детали, и пока не находит нужного ответа. Наконец, когда прошло не менее двух часов и Чижов уже совсем взмок, ответив не только на сотни, как ему показалось, всевозможных вопросов, но и подробнейшим образом рассказав о своих видениях-галлюцинациях, которыми почему-то очень заинтересовался профессор, тот, видимо тоже почувствовав усталость, объявил долгожданный перерыв... Закурив и предложив сигарету Чижову, он долго молчал, обдумывая услышанное, и, наконец, медленно произнес:
   - Да, молодой человек, задали вы мне задачку.
   - Что, - забеспокоился Александр, - со мной что-то не так? Понимаете, я ведь специально напросился именно к вам, на консультацию в частном порядке, потому что...
   - Потому что боялись попасть в дурдом сразу же, как только обратитесь в официальное учреждение. Верно? - закончил за него профессор, улыбаясь. - Да, это заблуждение еще очень сильно в народе. Как будто врачам главное - выполнить некий мифический план по заполнению койко-мест в палатах подобного рода заведений... Нет, Александр, в дурдом вам, пожалуй, рановато, а вот кое-что нам с вами сделать придется, если вы только дадите мне на то свое согласие.
   - А что, это опасно, если здесь требуется подписка? - попытался пошутить Чижов, хотя ему было совсем не до шуток.
   - Опасно или не опасно, однако любое вмешательство в психику человека с помощью гипноза может привести к самым непредсказуемым последствиям, - очень серьезно ответил профессор, не приняв его шутливого тона.
   - Гипноза? - неуверенно, с оттенком страха, переспросил Александр. - Но причем здесь гипноз?
   - А вам когда-нибудь приходилось слышать об особенностях человеческого мозга, погруженного в гипнотическое состояние? - вопросом на вопрос ответил ему профессор. - Вы знаете о том, что в этом случае, соблюдая определенные условия, теоретически можно заставить человека вспомнить любую подробность, произошедшую с ним едва ли не с момента рождения? Некоторые даже считают, что таким образом можно добиться от него связного рассказа о проведенном с десяток лет назад дне, причем поминутно, несмотря на то, что в своем обычном состоянии этот человек не вспомнил бы и тысячной доли того, что хранится в бесконечно огромной кладовой, образованной его серыми клетками.
   Далее Кирилл Матвеевич рассказал заинтересовавшемуся Александру, как, введя мужчину, обратившегося к нему за помощью, в соответствующее состояние, помог тому вспомнить в подробностях проведенный накануне день, хотя сам пациент не мог ничего припомнить после выпитых трехсот граммов водки. Доза была относительно небольшой, он не упал и не погрузился в сон, однако находился в состоянии так называемого "автопилоте". И в том, что он ничего не мог припомнить на следующий день, не было ничего особенного, если бы не маленькое "но"... Находясь в одной теплой компании, мужчина стал свидетелем драки, окончившейся смертью одного из ее участников. И то, что он действительно являлся лишь свидетелем, ему помог вспомнить именно Кирилл Матвеевич, применив свои методы, а ведь против бедолаги было возбуждено уголовное дело, поскольку истинные виновники драки всю вину за содеянное попытались взвалить на него. Шустрые собутыльники вовремя сообразили, что ничего связного о произошедшем он вспомнить, а тем более рассказать, не мог, и попытались этим воспользоваться.
   - И поэтому, - продолжил профессор, рассказав вкратце еще несколько подобных историй, - мне думается, что нам лучше всего применить этот метод, тем более что у меня имеются подозрения, что... - Он остановился.
   - Какие подозрения? - очень живо, опять с примесью некоторого страха спросил Чижов. - Ну что может быть особенного в моем случае? Ведь я обычный человек с обычной биографией. Работаю на фабрике, я вам про все уже два раза рассказал.
   - Видите ли... - с задумчивыми нотками в голосе проговорил Кирилл Матвеевич. - Не хотелось бы делать поспешных выводов, иначе, действуя подобным образом, я никогда не стал бы профессором... Но наличие некоторых деталей в обстоятельствах вашего дела подсказывает мне - все то, что происходит с вами последнее время, является результатом некогда произведенного вмешательства в ваше сознание. Намеренного вмешательства, понимаете?.. Ну вот, - с облегчением, словно скинув с плеч тяжелую ношу, вздохнул он, - я вам это сказал.
   Не веря своим ушам, Чижов ошеломлено молчал, уставившись на собеседника.
   - Вы хотите сказать, - наконец удалось вымолвить ему, - что кто-то... Когда-то... Меня... - Он не знал, как лучше сформулировать свои мысли и чувства, охватившие его от такой новости. - То есть, как в фильмах показывают?
   - Думаю, вы поняли меня правильно, - подтвердил профессор, которому было легче - у него самая тяжелая фраза уже осталась позади. - Возможно, кто-то в свое время произвел вмешательство в ваше сознание, дав какие-то установки, возможно даже трансформировал вашу личность, преследуя какие-то определенные цели... Или же, как модно сейчас выражаться, закодировал вас, - добавил он после небольшой паузы.
   Прежде чем Чижов решился на очередной вопрос, он долго молчал, что-то про себя обдумывая.
   - Скажите, Кирилл Матвеевич, - наконец собрался он с духом, - а вы могли бы меня раскодировать?
   Теперь последовало не менее длительное молчание со стороны профессора, тоже тщательно обдумывавшего ответ.
   - Видите ли Саша... Ведь вы позволите мне так вас называть? - И дождавшись утвердительного кивка, продолжил: - Я предполагаю, что ничего невозможного в этом нет. Хотя... - Он помедлил. - Любое... я подчеркиваю - любое вмешательство в психику человека, к примеру, путем введения его в гипнотический транс, может привести к самым непредсказуемым и зачастую печальным для него последствиям. С этого мы начинали наш разговор. Ведь эта область человеческого сознания пока так мало изучена. И потом. Ведь если предположить... Пока еще только предположить. Что факт так называемого кодирования действительно имеет место, то, надо полагать, произведено оно было не каким-нибудь Волковым, вы ведь отдаете себе в этом отчет? - Кажется, шуткой он попытался разрядить обстановку. - И, думаю также, не врачом из районной поликлиники, преследующим благую цель помочь вам избавиться от алкогольной либо никотиновой зависимости. Кодирование скорее всего производилось медицинскими специалистами каких-либо спецслужб, а это таит в себе немало подводных камней, наткнувшись на один из которых, вы рискуете распрощаться с жизнью или закончить свой путь там, куда так боитесь попасть - в изолированной палате, под бдительным присмотром врачей.
   - Каких, например, камней, - спросил Чижов завороженно, словно ему читали захватывающий фантастический роман, не имеющий к нему в реальности никакого отношения.
   - Например, в подобных случаях обязательно предусматривается некая защита, имеющая цель не допустить любого рода вмешательство извне; которая, проще говоря, является заслоном возможному раскодированию, пусть даже... А в общем-то не даже, а в основном - путем уничтожения своего носителя. Или прямого, или разрушения психики его личности.
   - Простите, можно еще раз... - недоверчиво начал Александр и остановился. - Это значит, что...
   - Да, - кивнул профессор как-то даже слишком буднично. - Носителя - значит вас. Кодирование могло быть осуществлено таким способом, что при любой попытке снять или изменить произведенные установки человек обречен на смерть. То есть, он запрограммирован на саморазрушение, - пояснил Кирилл Матвеевич. - Какой-нибудь мгновенно последующий инфаркт или что-нибудь в этом роде. И все это не считая вероятности такого "более легкого" исхода, как просто расстройство функций головного мозга.
   - Вероятности спятить? - Чижов натянуто усмехнулся, хотя от всего услышанного ему менее всего хотелось смеяться.
   - Ну, упрощенно можно выразиться и так, - ответил профессор без тени улыбки.
   - Но все же, раскодировать вы меня можете? - продолжал настаивать на более конкретном ответе Александр.
   - Я могу всего лишь попробовать, но никоим образом не вправе позволить себе дать вам гарантии успешного завершения подобной операции, - пояснил профессор. - Но вы, Саша, перед тем как принять окончательное решение, должны все хорошенько взвесить. Поэтому я предлагаю вам через какую-нибудь недельку заглянуть ко мне вновь, если, конечно, решение будет именно таким. Тогда мы с вами и поработаем. Если же это произойдет раньше, можете дать мне знать раньше. Кстати, у вас есть мой телефон?.. - Кирилл Матвеевич написал на бумажке номер телефона коммунальной квартиры, которым Чижов никогда не интересовался, так как никакими общими интересами с Волковым связан не был, и уже доведя его до двери своей комнаты, сказал: - Что ж, Саша, желаю вам удачи. До выхода я вас не провожаю, ведь вы, наверное, еще заглянете к приятелю... А решение лучше принять на свежую голову, это я говорю вам как врач, поэтому постарайтесь не злоупотреблять. Ну, вы меня понимаете.
   Проходя мимо двери Волкова, Александр коротко постучал и, не дождавшись ответа, заглянул внутрь незапертой комнаты. Уронив свою птичью головку на стол, угодив узким лобиком прямо в стоящую перед ним пепельницу, на стуле сидел маленький человечек в грязной майке, которого звали Шуркой Волковым и который мнил себя наипервейшим ловеласом "Приреченских тканей". Да и не только "Тканей"... Перед ним стояло две откупоренных бутылки, из которых только в одной оставалось приблизительно граммов двести. Куда только в этого сморчка столько лезет, - как-то отстранено подумал Чижов, закрывая дверь. Он решил не забирать остававшееся, хотя принес сразу пять бутылок. После всего услышанного в этот вечер проблема бережливости не являлась для него первостепенной.
   Уже добравшись до дома, просидев, не зажигая света, далеко за полночь, скурив при этом полпачки сигарет, он несколько раз снимал телефонную трубку, обмотанную изоляционной лентой, намереваясь позвонить профессору и сообщить о принятом решении немедленно, но всякий раз, вспоминая его последнее напутствие, клал ее обратно...
  
  
   Глава 11
  
   Сидя в одной из комнат, именуемой кабинетом, в своем роскошном двухэтажном особняке, Мышастый испытывал двойственное чувство... Интересно, - думалось ему, - может ли человек испытывать душевный подъем с одной стороны, и, одновременно, недовольство от своего бытия - с другой? Наверное, может, - решил в итоге он. Ведь ответ находился сейчас в мягком кресле его кабинета, имел девяносто с гаком килограммов веса, который складывался, кстати, не из жира, но мышц, заплывших этим самым жиром. Ну, плюс небольшой, в пределах разумного, живот. Ведь глупо предполагать, что дожив до пятидесяти шести лет, можно сохранить юношескую фигуру и оптимизм молодого человека, которому еще предстоит прожить жизнь.
   Зазвонил телефон и Мышастый, преодолевая лень с немалой примесью раздражения, потянулся к стоящему в пределах досягаемости антикварному столику, на котором стоял антикварный аппарат. А точнее, лишь сработанный под таковой. Раздражение было вызвано тем, что это наверняка звонила его жена - аппарат был внутренней связи и, что самое отвратительное, именно он проявил если не глупость, то, по меньшей мере, недальновидность, позволив когда-то жене установить эту домашнюю линию. Идея тогда показалась ему разумной, вполне соответствующей духу времени, но потом выяснилось, что жена может звонить по десять раз на дню с какими-то бестолковыми разговорами, вопросами, где лежит та или иная вещь, или, в конце концов, просто так, потому что ей хочется, к примеру, знать, как он сегодня спал и каково его самочувствие.
   Хорошо еще, что дочь в этом отношении пошла совсем не в мать. Хотя Татьяна и была порядочной двадцатилетней стервой, но хотя бы звонила ему только по делу, а следовательно, очень нечасто, своими деловыми качествами напоминая отца, то есть, его, Мышастого. На его дражайшую половину она мало походила также и внешне, и пусть была порядочной дрянью, но если эта самая дрянь доставала его минимально, то такая дрянь была предпочтительней той, первой. А первая в последнее время словно окончательно сошла с ума, завалив свою комнату какими-то подозрительными Орифлеймами, Блендаметами и прочими гадостями с не менее гадкими названиями, названия которых и без того раздражали его невероятно, звуча с утра до вечера по телевизору, в газетах и по радио. А жена, вместо того, чтобы хоть разок растрясти внушающую своими объемами невольное уважение задницу, занявшись какой-нибудь из разновидностей оздоровительной гимнастики, обходилась лишь разговорами о таковых с такими же объемистыми подругами, обсуждая плюсы и минусы той или иной системы. И даже дурацкими тренажерами, позволяющими сгонять вес пассивно, лежа в кровати с налепленными на проблемные места проводочками, судорожно дергаясь от безвредных электроразрядов, жена почему-то не пользовалась. Может, ей было лень даже просто их цеплять? А вот он, Мышастый, с удовольствием играл в теннис - и совсем не для поддержания имиджа или нужных связей, а просто оттого, что это доставляло ему удовольствие. А также плавал в бассейне, заглядывал порой в тренажерный зал, и все это не считая таких мелочей, как игра в бильярд, всяческие бани с девочками и еще много чего полезного для здоровья.
   Порой он спрашивал себя: зачем ему понадобилось жениться на этой дородной, ограниченной, ширококостной, узколобой женщине в бигуди? Смешно, но порой ему казалось, что даже на свадьбе она надевала фату лишь для того, чтобы скрыть эти алюминиевые дырчатые штучки... Любовь? Вообще-то, наверное. Не хотелось ему быть совсем уже несправедливым - была и она когда-то если не красивой, то весьма симпатичной студенткой-однокурсницей, и крупность форм, еще не дойдя до чрезмерности, в то время ее только украшала, и не была она тогда столь вздорной и ограниченной... Но, наверное, самое главное - она дождалась его из тюрьмы, не разведясь мгновенно, как это практиковалось у многих в подобных ситуациях, когда он, в то время директор плодоовощной базы, пожалев денег и не заплатив затребованной бескорыстными трудягами из ОБХСС суммы, получил срок на всю катушку, отсидев его впоследствии от звонка до звонка.
   Кстати, кто знает, как сложилась бы его жизнь, не попади он тогда в колонию и не прояви твердость и целеустремленность, не позволив сломить себя ни ненавистным и презираемым им до сих пор уголовникам, ни тюремной администрации. Зато теперь огромная свора этих самых уголовников служит ему пусть не за страх и не за совесть, а за деньги, но при этом искренне его уважая. А также и несколько купленных им ментов, занимающих немалые посты, стоят перед ним навытяжку, зная, что он в любой момент может растоптать их фигуры, обтянутые краснопогонными мундирами, и при этом даже не поморщиться.
   Меланхолическое настроение изредка посещало Мышастого, но его счастье заключалось в том, что он знал, как с ним бороться. И сейчас он совершенно точно знал ответ на недавно мучивший его вопрос - как себя встряхнуть, спев некую лебединую песню. В принятии этого решения ему помогла недавняя встреча с Лысым, как он любил его про себя называть. Он же, Мышастый, никакой клички не имел. Отчасти оттого, что не допустил бы, чтобы его подчиненные, вся эта шушера, как-то, и наверняка по-хамски, в соответствии со своим интеллектом, а вернее, отсутствием такового, его окрестила. Да и имея такую фамилию, никакой клички не требовалось. Эта фамилия долгое время являлась причиной переживаний его дочери, пока она, повзрослев, не уразумела, что лучше быть здоровой и богатой Мышастой, чем бедной и больной кем угодно еще.
   Так вот, этот самый Лысый, со своей, надо признать, незаурядной порой фантазией, сам того не подозревая подсказал ему великолепную идею, рассказав про аферу с лжемилицией. Теперь оставалось только убедить поучаствовать в задуманном деле своих боевых соратников - Воловикова и Желябова. Сидорчука он счел слабоватым, не потянет тот участия в его весьма и весьма нерядовой затее. Причем будет это так, - прикинул Мышастый, - тот банальнейшим образом испугается, а преподнесет все, словно отказывается из-за своих невероятно высоких моральных принципов. А подобный вздор ему было бы противно слушать. Смешно - Сидорчук и моральные принципы!
   Да и хрен с ним, тем лучше для всех. Ведь, как ни крути, долю риска это дельце все же в себе несет. Нет, он, Мышастый, просто уверен, что сможет все предусмотреть и обстряпать так, что комар носу не подточит. Все будет сработано чисто - его накопленный опыт, криминальное влияние и деловые связи гарантируют ему такой результат, но лучше не оставлять ни малейшей лазейки для утечки информации - себе дороже.
   Итак, остается только созвониться с Воловиковым и Желябовым, и посвятить их в свой план - уж эти ребята не подведут. Под их внешне добропорядочными личинами этаких важных государственных персон, значительных фигур, таится такая труха... Как, впрочем, у большинства нынешних чиновников и политиканов, поскольку политиков-то и нет. Столыпиных нынче не найдешь, не предвидится их и в будущем. В людях подобного сорта до старости будут сидеть повадки дворовых мальчишек, бросающих с балкона несчастных голубей со связанными крыльями, и восторженно наблюдающих, как от них остается кровавое месиво на асфальте; или с помощью пинков и подзатыльниками отбирающих мороженое у более юного и слабого. Одно слово, шантрапа, вдруг вознесшаяся на пьедестал. И все эти выкладки Мышастого очень ярко подтверждал тот давнишний эпизод с проститутками, когда они неслабо, нужно отметить, порезвились... И никакой партбилет прошлого определяющего значения в нравственности не играет, скорее даже наоборот; и то что Воловиков опять собирается предпринять попытку пролезть в кресло мэра - тоже ничего не значит. А значит - только то, что глубоко спрятанным затаилось в их головах с добропорядочными до противности физиономиями. И что именно там прячется, Мышастый знал прекрасно...
   Он нехотя снял трубку.
   - Ну, что там у тебя?
   - Ты что, по-другому разговаривать со мной разучился? - Жена, конечно, была в своем репертуаре.
   - Хорошо, хорошо, Альбина, извини. Просто у меня болит голова, я не в настроении. Что ты хочешь? - Маленькая ложь насчет головы была во спасение собственного спокойствия.
   - А, так у тебя мигрень! А ведь я предупреждала!
   Твою мать! О чем, интересно, она предупреждала? Когда это было?.. Дальше пошло предсказуемое, страшное. Мышастый услышал вызывающие рвотные позывы слова из собачьего языка, наподобие: "папазол", "мулинекс", "аспирин-упса", а может, ему все это только казалось и эти названия произносила не жена сейчас, а перечислял когда-то какой-нибудь теледиктор. Или же это звучало в прошлом с ней разговоре, а сегодня названия были совсем иными, но какая, к черту, разница, если, один хрен, все, что она говорит, заранее противно до крайности. Во всяком случае, если не гореть желанием специально испортить себе настроение, то всю эту бодягу лучше было не слушать.
   Мышастый так и сделал - убрал трубку подальше от уха и попытался думать о чем-нибудь приятном. На какой-то краткий миг ему показалось, что достаточно еще небольшого усилия воли, и он вспомнит выражение смазливого личика своей секретарши в акте "падения авторучки", но помеха в виде журчания надоедливого голоса из отодвинутой от уха трубки отогнала всплывшее было видение. Тогда он стал размышлять по поводу предстоящих телефонных звонков Воловикову и Желябову. Интересно, как пройдет их встреча? Согласятся ли они на реализацию его затеи сразу или их придется поуламывать? Решение-то они примут мгновенно, и он готов был прозакладывать что угодно - решение будет положительным. Но поломаться для виду, попытаться показать, что не такие уж они и мерзавцы, какими видятся Мышастому, раз он решился сделать им такое предложение, это они могут. Хотя, может, Желябов даст согласие сразу. Ведь это именно он организовал тогда игру, которая сразу вошла в золотой архивный фонд, хотя в их коллективных запасниках скопилось не так уж мало подобных воспоминаний. Да, Желябов всегда был проще, а тогда открылся им с Воловиковым и вовсе с неожиданной стороны.
   Задумавшись, Мышастый не сразу уловил перемену в окружающей среде - что-то стало не так. С запозданием он сообразил, что не слышит больше мерного журчания из телефонной трубки. Боясь быть уличенным в серьезном проступке, в том, что он не слушает жену, с непременно последующим скандалом - одном из любимых ее развлечений, - он моментально приблизил к уху мембрану динамика. Нет, кажется, пронесло. Альбина просто искала в этот момент упаковки каких-то уродских лекарств, которые грудами валялись в ее спальне, чтобы продиктовать ему их названия.
   - Ты меня слушаешь?
   - Да-да, конечно, - ответил он чересчур поспешно, тем самым опять же рискуя вызвать ее неудовольствие - слишком подозрительной ей могла показаться такая его покладистость. Так и произошло.
   - Точно слушаешь? Мне показалось, что ты шелестишь газетой. Точно нет? - И без остановки, не ожидая ответа, принялась сыпать перечнем этих самых таблеток, порошков и капель, а также способами их применения, хотя уже одни только дурацки звучащие названия могли привести в бешенство любого менее терпеливого или менее тренированного, чем он, человека.
   Когда, наконец, весь этот кошмар закончился, причем без особых потерь с его стороны, к примеру, в виде появления уже настоящей мигрени, Мышастый положил трубку с таким облегчением, словно, находясь в тюремной камере, узнал о неожиданной амнистии, хотя его статья никоим образом под нее не подпадала, а сидеть оставалось не менее четверти века. Решив, что звонить предполагаемым партнерам по предстоящей игре лучше, естественно, из офиса, не из этого же дурдома, Мышастый направился в душ. Он был убежден, что душ обладает чудодейственной способностью смывать все неприятности, в том числе и нелепые телефонные звонки.
   Когда он уже выезжал с территории и его почтительно поприветствовал дежуривший в будке охранник, Мышастый заметил подъезжающий к воротам извне старый "Москвич", принадлежащий некому Молчуну, которого он недавно по рекомендации своего заместителя по кличке Ворон - в миру Михаила Гринько, - принял в качестве шофера дочери. Что-то доченька в последнее время слишком много стала разъезжать, - подумалось ему как-то мимолетно. Уж не постукиваются ли они с этим Молчуном лобками? А впрочем, какое ему до этого дело. Пусть трется с кем и сколько влезет, лишь бы меньше доставала его своими выходками...
   Зайдя в здание, где располагался офис его фирмы "Мшенск-Транс-Инвест", поприветствовав охранника - ибо вежливость была неотъемлемой частью его имиджа, - Мышастый через приемную секретарши прошел в свой кабинет. Танечка поздоровалась, глядя на него, как всегда, с обожанием, и хотя ему частенько казалось, что обожание это было в значительной мере наигранным, в точности утверждать такое он бы не решился. На всякий случай, как у всякого истинно запасливого хозяина, у Мышастого на нее имелся кое-какой компромат, впрочем, как и на большинство своих работников. Все же через секретаршу проходило слишком много всевозможной информации, и хотя все его темные дела проворачивались неофициально, и документов об их свершении не оседало в каких-либо папках - все держалось в основном в его голове, - при известной доле любознательности и Танюша могла накопать что-нибудь могущее представлять угрозу его безопасности.
   Например, год назад некоему бойцу по кличке Челюсть, решившему не просто переметнуться в другой лагерь, но еще и громко хлопнуть при этом дверью, было объяснено в доходчивой форме, что пистолет, с помощью которого он когда-то ликвидировал проявившего излишнее служебное рвение капитана милиции Евсеева, вовсе не был, как ошибочно казалось Челюсти, утерян либо похищен неизвестными лицами, а хранится, имея на своей поверхности пальцевые отпечатки хозяина, в месте, известном только Мышастому. Челюсть тогда искренне покаялся, признав свою неправоту, собирался после всего случившегося верой и правдой по гроб жизни служить старому хозяину, но, увы, судьба зачастую бывает весьма несправедлива к раскаявшимся грешникам - через некоторое время он погиб под колесами автомобиля, управлявшегося неустановленным следствием лицом.
   Так и на Татьяну Смирнову у Мышастого имелось кое-что. И из этого "кое-чего" самым незначительным являлась пленка, хранившаяся в сейфе комнаты отдыха, рядом с его кабинетом, на которой скрытой видеокамерой было запечатлено, как они с Татьяной играют в различные игры - от поиска канцелярских принадлежностей до исполнения различных акробатических этюдов на диване этой самой комнаты. Причем Татьяна при этом обычно оголяла всю поверхность своей чистой и здоровой, к слову сказать, кожи полностью, очевидно, демонстрируя в рекламных целях оздоровительное воздействие на нее различных модных кремов, а ее партнер обычно удавался из рук вон плохо, из кадра постоянно выпадало его лицо. Кстати, Мышастый так наловчился в делах, связанных с видеосъемками, монтажем и прочим, снимая проводящиеся в его офисе деловые встречи, что вполне мог соперничать со средней квалификации инженером, закончившим, к примеру, ЛИКИ.
   Первым он набрал номер рабочего телефона Воловикова.
   - Приемная Воловикова, - ответил ему приятный девичий голос.
   Приемная, - усмехнулся про себя Мышастый. Совсем как у депутата какого. Ну никак этот Воловиков не может избавиться от старых привычек, видимо, въевшихся в его натуру подобно угольной пыли в кожу шахтера. Те, кто побывал у какого-нибудь руля, наверное, являются больными какой-то неизлечимой болезнью, наподобие проказы, которая заставляет своих носителей вновь и вновь производить попытки вернуться на старое место, дабы опять вкусить прелестей той жизни, которая понятна только им одним. Иначе зачем Воловикову опять готовиться к великому походу, пытаясь завладеть не гробом господним, но креслом мэра, которое он когда-то оставил. Неужели это кресло настолько мягче других? А ведь Мышастому прекрасно известно, что, занимаясь сейчас бизнесом, Воловиков зарабатывает не намного меньше, чем когда занимал прежнюю должность. Одна только афера с банкротством Мшенского коммерческого банка принесла ему такой жирный кусок, что не только внукам, еще и правнукам должно остаться, а ведь он получил совсем невесомую часть делимого пирога. Да что там, даже ему, которому досталось куда меньше Воловикова, хватило бы своей доли, чтобы все деньги, заработанные бригадой по сбору оброка с местных коммерсантов, вернуть своим бывшим хозяевам, да еще и приплатить им немного сверху в виде инфляционных процентов. Ну да чем бы дитя не тешилось...
   - Милая, - он все время забывал, как ее зовут, - шеф у себя?
   - Это вы, Антон Алексеевич? - признала она его сразу. - Вообще-то он на выезде. Для всех, кроме вас, разумеется.
   - Антоша! - через мгновение пророкотал в трубке голос приятеля. - Что заставило тебя вспомнить о моей скромной персоне? Неужто наконец надумал насчет секретарш.
   - Нет, Эдик, с этим пока повременим, - рассмеялся Мышастый. - Имеются идеи получше. А с чего это ты вроде как в отъезде? От кого прячешься?
   Насчет обмена секретаршами им как-то загорелось по пьяной лавочке, во время одного из пикников несколько месяцев назад, когда Мышастому приглянулась изящная блондинка лет двадцати четырех по имени, кажется, Людочка, а Воловиков был не прочь познакомиться поближе с его Танюшей. Потом, по мере протрезвления, эта чудесная идея незаметно сошла на нет и теперь являлась не более чем предметом отпускаемых иногда шуток.
   - Да просто надоело все, понимаешь... - пожаловался Воловиков и в его голосе появились интонации капризничающего от безделья ребенка. - Решил плюнуть на все, отдохнуть.
   - Так ты сейчас в комнате отдыха, - догадался Мышастый, зная, что у его товарища существует комната, почти копия его, офисной.
   - Ну да, - ответил Воловиков, - не дома же женатому человеку отдыхать... - У него были примерно те же проблемы, что и у Мышастого - их жены были довольно схожи характерами и обе являлись завсегдатаями "Эдельвейса".
   - Понимаю, - посочувствовал Мышастый. - И секретарша, небось, тоже отдохнуть прилегла. И, по случайному совпадению, в той же комнате?
   - Все-таки не дает тебе покоя моя Лидочка, - засмеялся экс-мэр. - Ну, так и быть, уступлю я ее тебе как-нибудь в одностороннем порядке. Но только на время... Ладно, старый лис, говори, чего от меня хочешь. Не для того же позвонил, чтобы узнать о наших с Лидочкой забавах.
   Лидочка, а не Людочка, - отметил про себя Мышастый, а вслух произнес:
   - Отвечаю по пунктам. Первое... За Лидочку тебе большое спасибо, как-нибудь при случае я непременно напомню тебе о твоем интересном обещании. Второе. Неужели ты считаешь, что я не могу позвонить просто так, поинтересоваться здоровьем своего старого приятеля? Третье: мысль у меня действительно есть, на мой взгляд она весьма оригинальна и может тебя заинтересовать... И, подводя итог вышесказанному, а также учитывая твою усталость от житейских проблем, приглашаю в воскресенье на дачу. Не официальную мою, разумеется, а сам знаешь... - Эта дача, на которой они провели немало веселых деньков, развлекаясь по полной программе, зачастую с девочками, являлась как бы арендованной, на самом же деле была взята в бессрочное пользование у одного из должников Мышастого. Но самое главное, что их жены о существовании подпольной дачи пока не разнюхали.
   - Знаю, знаю... - задумчиво пробормотал Воловиков. - Эх, Антоша, что-то ты темнишь. А кто там будет еще?
   - Как всегда, только без Сидорчука.
   - Значит, точно что-то интересное затеваешь, - утвердился в своем мнении Воловиков. - Ну, раз Сидорчук по каким-то таинственным причинам тебя не устраивает. Тогда буду непременно. Заинтриговал ты меня, честно говоря.
   - Да говорю же, просто отдохнуть, здоровье подправить, - нарочно еще разок прокрутил старую пластинку Мышастый, чтобы приятель все оставшееся время мучился от любопытства. И, заканчивая разговор, сказал: - Значит, в воскресенье. Лидочке привет. Передай, что я ее целую.
   - Ага. В основном в задницу... - проворчал Воловиков, когда в трубке зазвучали сигналы отбоя. И задумчиво пробормотал: - Нет, но что он там еще задумал...
   Разговор с Желябовым проходил по-деловому - в офисе последнего были посетители, - но результат принес тот же. Желябов пообещал непременно присоединиться к компании. По голосу чувствовалось, что он заинтригован не меньше Воловикова... Словно действительно я не могу пригласить их просто так, безо всякого повода, - подумалось Мышастому. А и впрямь, когда они собирались последний раз? Выходило, что давно, не менее трех месяцев назад. Даже если б и не было моей идеи, все равно следовало встретиться хотя бы для того, чтобы покатать бильярдные шары. Его не оставляла несбыточная мечта обыграть Желябова - уж очень здорово гонял шары бывший областной партсекретарь. И насчет проведения гулянок тоже знал толк - чего стоила хотя бы та знаменитая вечеринка с проститутками. Видимо, богат оказался партийный опыт. Нет, из Желябова в задуманном деле действительно должен получиться незаменимый партнер. Мышастый уже в который раз с удовольствием вспомнил тот день, когда Желябов открылся перед ними с неожиданной стороны и даже кое-чему его, Мышастого, научил. Вспоминать неординарную вечеринку ему всегда было в удовольствие...
   Тогда все получилось как нельзя лучше - их с Воловиковым жены укатили аж на три дня в так называемую командировку. В своем идиотском женском клубе они вдохновились идеей создания совместного - неизвестно с кем и для чего - предприятия, и поехали для чего-то в Москву. Зачем, Мышастый не знал да и знать не хотел. Он твердо знал только одно: второго такого случая может не представиться очень долго или не представиться вообще. И, следовательно, время это надо было провести с максимальной для себя пользой. Таким образом, они с Воловиковым получили нежданную свободу, да еще какую. Три свободных от жен дня! Обсудив открывшиеся перед ними широчайшие перспективы, они решили не мудрствуя собраться на даче Мышастого - той самой, неофициальной. Подключили и Желябова с Сидорчуком, которому было проще всех - он просто не был женат. Желябову же, бедолаге, единственному из компании, приходилось как-то выкручиваться. Пьянка пьянкой, но оставаться на ночь он уже никак не мог. Вечером он уезжал домой, а утром, вместо своего офиса, попадал прямиком на продолжение банкета. И прошло у него все это, надо отметить, настолько чисто технически, что жена даже не догадалась о его трехдневном загуле - вот что значит старая партийная выучка!
   Ну конечно. Они там, в своем славном прошлом, научились пить так, что и комар носу не подточит. Могли полночи просидеть в бане с девочками, щедро наливаясь коньячком, а утром, как ни в чем не бывало, чисто выбритыми, в белоснежных рубашках, с приятным запахом изо рта вместо омерзительнейшего мужицкого выхлопа, сидеть где-нибудь в президиуме и, важно надувая щеки, решать свои партийные проблемы. Как им это все удавалось, Мышастый никогда не мог взять в толк. Может быть, таким премудростям учили на каких-нибудь закрытых спецкурсах для партийного руководства? Желябов, когда его об этом спрашивали, всегда отмалчивался, усмехаясь - наверное, оберегал свою партийную тайну. Скорее всего, склонялся к мысли Мышастый, они действовали по американской системе: утром, после вчерашней вечеринки - ни грамма, только химическое дерьмо наподобие алказельцера. До вечера надо терпеть, и только после шести можно начинать новую расслабуху. И так каждый день, покуда хватит здоровья. Работа прежде всего, понимаешь... Но, как бы там ни было, Желябов по возвращении домой умудрялся волевым партийным усилием относительно убедительно трезветь, объясняя некоторые остаточные признаки употребления тем, что проводил важные деловые переговоры, во время которых никак нельзя было этого избежать, дабы не обидеть партнеров и не сорвать выгодные сделки. Жена вроде как верила, а поутру он опять мчался на дачу.
   И вот, на второй день этого воистину райского блаженства, наигравшись вдоволь в бильярд, съев массу собственноручно, с толком приготовленных шашлыков, выпив неисчислимое множество различных марок коньяка, переспорив все возможные споры, все плавно и закономерно пришли к мнению, к которому должны были прийти с фатальной неизбежностью: без женщин ну просто никак нельзя, нет. Приняв это как данность, тут же начали перебирать различные варианты - какие категории женских особей вписались бы в их коллектив, не испортив прекрасный, честно выстраданный ими праздник? Первый приз, бутылку дорогого коньяка за самое остроумное предложение, единогласно присудили Сидорчуку. Как ни странно, при всей его некоторой ограниченности у парня иногда прорезалось отличное чувство юмора - он просто предложил им отозвать из командировки и пригласить на праздник души своих жен. Хорошо же было ему шутить, не будучи связанным семейными узами! Предложение привлечь к отдыху своих секретарш было также категорически отвергнуто. Во-первых, кому-то надо было находиться в офисе и отвечать на звонки, но основной причиной отказа явилось то, что секретарш они использовали для всех видов работ там, где и положено использовать секретарш - непосредственно на рабочем месте. Именно для этого и существовала у каждого комната психологической разгрузки. И если пригласить своих, если откровенно, изрядно поднадоевших помощниц, развлечение получилось бы пресноватым, обыденным, в то время как хотелось чего-то запоминающегося, праздничного. И тогда он, Мышастый, внес гениальнейшее в своей простоте предложение - вызвать проституток. Первой реакцией был если не шок, то уж замешательство точно.
   - Проституток? - ошалело переспросил Воловиков, даже приостановив на полдороге рюмку коньяка, не донеся ее до загодя приоткрытого рта. - Ты что, Антон, шутишь, как недавно Сидорчук? Или у тебя крыша поехала? Ведь они имеют контакт с несколькими клиентами в день. К тому же, всем известно, что стоит этим девочкам предложить дополнительную плату за риск, и они запросто обслужат тебя без презерватива. Но не только в этом дело. Ведь мы, возможно, станем у них какими-нибудь почетными тысячными клиентами... Нет, проститутки - это, на мой взгляд, полный отстой, даже если они так называемые элитные.
   Молчание и вопросительные взгляды остальных позволяли предположить, что они присоединяются к мнению Воловикова и ждут ответа.
   - Все, в общем, верно, только не в нашем случае, - сказал Мышастый, которому своя же идея, по мере ее прокрутки в голове, нравилась все больше и больше. - Сейчас я вам все объясню. Как раз насчет крыши ты очень правильно заметил. Только не у меня крыша поехала, а я сам являюсь крышей трех элитарных интим-клубов нашего города. Ведь для вас это тайной не является, верно?
   Ответом послужили утвердительные молчаливые жесты - даже словами им не хотелось касаться подобных тем. Они были как бы выше этого. Да, все в наше время так или иначе связано с криминалом, они и сами делают деньги на многом, что упоминается в УК вовсе не в качестве положительного примера, но делать - это делать, а упоминать об этом вслух в их, как они считали, якобы светском или в - не менее якобы - высшем обществе было дурным тоном.
   - Так вот... - продолжил Мышастый, не обращая внимания на их дешевые выкрутасы. Уж он-то знал, что в действительности из себя представляют его товарищи. Для подобного рода людей даже определение "человек с гнилым нутром" было бы чересчур мягким. Свою персону Мышастый к праведникам тоже не причислял, но и вел себя проще - хотя бы не изображал святого... - Так вот, я вас и спрашиваю: а откуда появляются в интим-сервисе эти самые проститутки?
   - Ну, ясно, откуда, - ответил, пожав плечами, Воловиков. - Печатаются, к примеру, объявления в газетах типа: "Ищем молодых, стройных, красивых, без комплексов". Вот они и приходят. Разве не так?
   - Так, - подтвердил Мышастый. - Ну, еще работающие девочки своих подруг приводят, да и другие варианты есть.
   - Ну хорошо, приводят... Дальше-то что? - спросил нетерпеливый Сидорчук.
   - А дальше вот что. Кем они становятся после приема на работу? - поинтересовался Мышастый.
   - Ну, проститутками и становятся, кем же еще, - с недоумением ответил Воловиков. - Действительно, дальше-то что?
   - А перед этим они проститутками, значит, не были? Так?
   - Так, - удивленно подтвердил Воловиков, и в его глазах появился, наконец, проблеск понимания. - Ты имеешь в виду...
   - Правильно, - ответил Мышастый. Он обвел взглядом всех троих и удовлетворенно кивнул. - Наконец-то дошло. Пришла девочка работать. Ну, довелось, может, разок-другой на вызов съездить - и что. От этого она мигом стала второсортной? А то, может, она и вообще не приступала еще к работе.
   - Короче, проститутками не рождаются, проститутками становятся. - Желябов задумался. - А что, интересная постановка вопроса. Очень даже.
   - Ну, разве что так, - протянул Воловиков. - Тогда, получается, их и настоящими проститутками-то назвать нельзя. Это ведь совсем еще свеженькие девочки.
   - Ну, свеженькие не свеженькие... - хохотнул Желябов. - С кем-то они, конечно, уже терлись, пусть и не за деньги пока. Кстати, может даже и совсем немало терлись-то. Не девственницы же, в самом-то деле. Но мысль, надо признать, и впрямь прелюбопытнейшая.
   - Да, - подключился Сидорчук. - Мысль очень даже здравая. Получается, что с ними иметь дело даже лучше, чем с какой-нибудь якобы недотрогой. Тех нужно хотя бы для видимости обхаживать, а эти пришли работать сами знают куда. И настрой на это дело соответственный. Ведь как говорится? Клиент всегда прав! Сказано - миньет, значит, делай и не вякай! - Увлекшись, он сжал кулаки, словно вспомнил о чем-то своем, может, не очень приятном. Возможно, кто-то когда-то отказался ему делать тот же самый миньет... - И не надо мне всяких там "сю-сю-сю"! А захотел анального - даешь анальный!
   - Ну, это ты уже, скажем, загнул, - высказал свое мнение Желябов. Я, конечно, их услугами не пользовался, не доводилось, но правила примерно знаю, наслышан. В любой позиции - это само собой. Миньет - аналогично. А вот насчет анального секса - только если она согласится, или это заранее оговорено. Если нет, то можешь уговорить за отдельную плату. Но это уже она решает, если только к отморозкам не попала. Правильно, Антон?
   - В общем, да, - подтвердил тот. - Так что, действуем?
   Возражений не последовало. Только деловитый Воловиков уточнил:
   - А это реально, Антон? Ну, я имею в виду, добыть действительно не заезженных, по-настоящему свежих.
   - Все в наших силах, - с напускной важностью ответил тот. - И взяв сотовый телефон, набрал какой-то номер. - Алло! Бирюк? Слушай, ты ведь у меня по этим клубам главный... - Через некоторое время, положив телефон на стол банкетного зала, где они на тот момент заседали, Мышастый сообщил: - Все, скоро привезут. Бирюк распорядится.
   - А они как, не будут потом трепаться, куда и к кому их возили? - спросил осторожный Воловиков, не обратив внимания на тихо прозвучавшую реплику Сидорчука: "Надо же, какая интересная фамилия. Бирюк"...
   - Да нет, - отмахнулся Мышастый, - именно потому и не будут, что знают, куда их везут. Пусть попробуют. А ты все же, как я погляжу, жены боишься?
   Уже в точности зная, что скоро прибудут девушки, у всех как-то приподнялось настроение, словно предстояло первое свидание с любимой. Их охватил легкий мандраж нетерпения.
   - А сколько их будет, четверо? - спросил Желябов. Спросил просто для того, чтобы хоть как-то сбить это вроде бы неуместное для их возраста и опыта волнение, хотя, собственно, ничего предосудительного в этом не было. Мужчина остается мужчиной в любом возрасте, и некоторая приподнятость - даже нервозность - перед встречей с прекрасным полом, пусть и определенной категории, была вполне естественной.
   - Нет, двенадцать девиц привезут. Ну, чтоб выбор был, - пояснил Мышастый. - Отберем четверых, остальных отпустим. Хотя, если приглянутся, можно и побольше оставить. Да хоть всех. Как решим, так и будет.
   - Ну, всех-то, пожалуй, не стоит, - заметил практичный Воловиков. - Куда нам столько? Тогда здесь такой бардак начнется.
   - Это точно, - поддакнул Сидорчук и поинтересовался: - Слушай Антон, а платить мы им как будем? Я слышал, они здорово дерут?
   - Не обеднеешь, - буркнул Желябов, всегда высмеивавший скуповатость Сидорчука. - Вообще, какие ты здесь видишь проблемы? Ты дерешь их, они в ответ дерут с тебя. Все честно получается.
   - Да ерунда, я угощаю, - сказал Мышастый и пояснил: - Все равно не деньгами расплачиваться.
   - А как? - полюбопытствовал Желябов. - Расскажи, если не секрет.
   - Да какой там секрет. - Мышастый небрежно махнул рукой. - Просто, помимо денег, то есть, оговоренной суммы, эти клубы еще и девочками оброк выплачивают. Человекочасами, так сказать. Моим ребятам ведь тоже надо пар спустить, работа-то нервная.
   - Слушай, - заволновался Сидорчук, - а как мы их будем... Неужели с презервативами? У нас ведь их нет, да и не люблю я с ними.
   - Будут у них презервативы, - успокоил его Мышастый. - Они без них к клиентам не выезжают. Да и ни к чему нам резинки эти. Я распорядился, чтобы привезли самых чистеньких, за них головой отвечают.
   - Ну, разве что так, - успокоился наконец Сидорчук. - Черт, скорее бы...
   Вскоре послышался шум подъезжающей машины.
   - Пошли в прихожую, - позвал Мышастый, - оценим.
   Плечистый парень в кожаной куртке, выполнявший функции шофера-охранника, с порога почтительно поздоровался с Мышастым, затем с остальными. Обошлись, естественно, без рукопожатий.
   - Вводить? - коротко спросил парень и, получив утвердительный ответ, махнул с порога рукой. - Девочки, сюда!
   Из "Жигулей-шестерки" не спеша - то ли испытывая неуверенность, то ли наоборот - вылезли четыре девицы, все как одна в коротеньких мини-юбках и туфлях на высоких каблуках.
   - Им не холодно? - заботливо поинтересовался Воловиков.
   - Это у них форма такая, - пояснил парень. - Чтобы ноги посмотреть и все такое.
   - Ну-ну, - пробурчал, словно будучи чем-то недовольным, экс-мэр, и Мышастый посмотрел на него с интересом. Удивительно, но этот тертый калач испытывал, кажется, легкое смущение, и именно это смущение пытался прикрыть своей странной в подобной ситуации ворчливостью.
   Принялись оценивать девиц. Сразу была забракована чересчур пухленькая девушка с великоватым носом и перебором косметики на лице. Высокая, с длинными ногами, блондинка понравилась одновременно Воловикову и Желябову. Две оставшиеся тоже были ничего, но должны были прибыть еще восемь кандидатур, поэтому решили пока не делать поспешного выбора. Воловиков, сделав знак Мышастому, отвел его в сторонку и тихо произнес:
   - Слушай, Антон, как-то нехорошо получается - оглядываем, понимаешь, как лошадей на базаре, разве что не щупаем да в рот не заглядываем. Давай как-то анонимно, что ли? В общем, ты командир, ты и рули. - Желябов, прислушивавшийся к шепоту Воловикову, подтвердил:
   - Антон, он дело говорит. Как-то все это не очень...
   Мышастый кивнул и дал кожаному парню указание исчезнуть пока вместе со своей командой и ждать дальнейших указаний. Тот увел девиц сидеть в машину... Еще две автомашины прибыли почти одновременно и вскоре гостиная заполнилась народом... Трое в принципе уже сделали свой выбор и только разгоряченный Сидорчук все метался, вдохновленный, между девицами, которых заставлял поворачиваться, щипал и разве что не заглядывал под юбки - одной даже пришлось по его требованию зачем-то несколько раз присесть, словно он задумал проверить ее на выполнение норм ГТО. Три товарища с усмешкой смотрели на его кипучую деятельность. Затем, когда все вышли, компаньоны, после короткого совещания, объяснили ребятам, какие именно девушки им приглянулись. В итоге машины уехали, оставив уже изрядно притомившимся от затянувшейся процедуры мужчинам шестерых молоденьких девиц возраста примерно от восемнадцати до двадцати лет. Самой старшей, понравившейся одновременно Воловикову и Мышастому, было около двадцати пяти.
   Девушки молчали, с легкой настороженностью приглядываясь к выбравшим их мужчинам, и неуверенно переминались с ноги на ногу. Воловиков, неожиданно для всех приняв на себя командование, сделал широкий жест в сторону банкетного зала:
   - Прошу, барышни, к столу!
   Девушки не без робости потянулись внутрь. Через некоторое время, которое было не без успеха потрачено на акклиматизацию девиц с помощью щедро подливаемого им спиртного, одна из них, тонкая изящная блондинка с красиво уложенными пышными волосами, сидя на коленях Воловикова, уже звонко хохотала над одной из его шуток, которыми он, подобно старому опытному ловеласу, щедро потчевал свою избранницу между беспрерывно подсовываемыми ей рюмочками коньяку. Мышастый, тоже не теряя времени даром, уже успел оценить упругость груди той самой, двадцатипятилетней, запустив ей руку под блузку, и остался нащупанным вполне доволен. Желябов пока только присматривался к оставшимся четырем, не сделав своего выбора, а Сидорчук почему-то больше налегал на сало и горилку, которые по его требованию неукоснительно присутствовали на каждой их трапезе и, очевидно, испытывал какой-то временный энергетический спад после титанической работы оценщика, проделанной в прихожей.
   Вскоре, преодолев какую-то переломную точку, время полетело быстро и весело. Воловиков уже уволок свою пассию в одну из спальных комнат, почему-то унося ее, пьяно хихикающую и вопрошающую: "А баня у вас здесь есть?", - на худых, жилистых, под стать хозяину, руках. Наверное, решил наглядно продемонстрировать, что есть еще порох в пороховницах. Желябов выбрал, наконец, полноватую, но при этом, как выяснилось во время исполненной ею в одиночестве под пьяные аплодисменты собравшихся танцевальную программу, очень гибкую девушку по имени Надя. Мышастый, сидя пока за столом, никак не мог определиться, с чего вскоре начать со своей Людой - с миньета или просто поставить ее на четвереньки, когда он через пару минут поведет ее в ванную комнату, как вдруг почему-то ему захотелось. А Сидорчук, нажравшись сала и, видимо, напитавшись от него какой-то таинственной энергией, наподобие энергии "ци", вдруг неожиданно вскочил, обхватил, не разбираясь, талии двух оказавшихся поближе подруг и потащил их еще в одну спальню, зачем-то не позволяя при этом одной из девушек захватить с собой бутылку, которую она порывалась взять со стола. При этом он горланил во всю глотку непонятную песню на непонятном языке. А еще чуть позже, после какого-то очередного переломного момента, все вообще понеслось кувырком...
   Мышастому запомнилось только, что они играли в какую-то развеселую, неизвестно кем и когда придуманную игру: кто-нибудь из четверых выходил в банкетный зал и бил в огромный, мощного звучания гонг, неизвестно для каких целей подвешенный в углу юридическим хозяином дачи, и по этой команде абсолютно все, кто бы и где в этот момент ни находился и какому занятию не предавался, должны были немедленно выбегать в том виде, в котором застал их сигнал этого гонга. Апофеозом развлечения стало появление на каком-то его этапе абсолютно голого Сидорчука с огромным восставшим членом, щедро измазанным губной помадой, который добросовестно тащил за собой упирающуюся растрепанную девицу, не позволяя ей уклониться от нехитрых правил этой честной спортивной игры. Все это происходило, кажется, уже ночью. Желябов так и не уехал в тот раз домой, но позже поведал, что ему неслыханно повезло с женой, которая уже спала, наглотавшись снотворного, и прославлял при этом такую полезную порой штуку, как мигрень... Оставшуюся часть ночи Мышастый помнил отрывочно, словно ему прокручивали кинофильм, неудачно смонтированный каким-то мало того что совершенно неопытным, но ко всему прочему и тотально пьяным киномонтажником-практикантом, после выпитой бутылки водки безбожно перепутавшим начало, конец, и зачем-то напрочь выкинувшим при этом середину.
   Ему четко врезались в память только несколько основных моментов, наподобие: зайдя случайно не в свою спальню, он неожиданно обнаружил Воловикова, истово занимающегося куннилингом, и не успел даже этому удивиться, хотя никогда не подозревал в приятеле подобного рода скрытых талантов. Не удивился, потому как просто не успел этого сделать - его босая почему-то нога в этот момент попала в какую-то неприятно-холодную лужу и, нагнувшись, тупо разглядывая неожиданное водное препятствие, оставленное в дверях и предназначавшееся, очевидно, в качестве сюрприза непрошеным гостям, с удивлением констатировал, что эту загадочную лужу просто-напросто кто-то нассал.
   Следующие отрывочные воспоминания заключались в том, что через некоторое время, выйдя зачем-то в ванную комнату, он застал там Желябова, спящего непосредственно в ванне, с остывшей, как он убедился, зачем-то потрогав ее пальцем, ледяной уже водой, а его подруга, голая по пояс снизу, но при этом почему-то одетая в свитер, валялась там же, на полу, свернувшись калачиком и уткнувшись лицом с размазанной косметикой в резиновую штуку на деревянной ручке, которой обычно пробивают засорившийся сток...
   Далее некий находящийся в мозгу Мышастого аппарат видеозаписи быстро, в режиме калейдоскопа провертел ему какие-то скоротечные, не успевавшие в момент фиксации на пленку укладываться в сознании картинки, словно выхватываемые глазами из освещаемой фотовспышкой тьмы: кто-то уснувший на туалетном седалище, почему-то закрытом верхней крышкой и при распахнутых дверях туалета; чьи-то весьма неаппетитного вида тощие ягодицы, неистово дергающиеся на других, гораздо симпатичней и покрупней размером; кто-то - кажется Сидорчук, - допивающий остатки шампанского прямо из горлышка и зачем-то грохающий бутылку об стену... Пьяное бормотание девицы, уснувшей сидя за столом и еще пытающейся декламировать в таком состоянии какие-то стихи - вроде бы даже Маяковского, а может, ему это только померещилось... А еще его бесплодные поиски своей куда-то запропастившейся избранницы Люды и усугубляющие мрачность этих поисков тщетные попытки припомнить - отымел он ее или же еще нет... Он совершенно об этом позабыл, хотя ему очень важно было это вспомнить, ведь завтрашнего дня не существовало, была только одна бесконечно длинная ночь, было только сегодня, сейчас, сию секунду...
   Но что ему запомнилось очень четко - почему-то во время всей этой вакханалии непрерывно горел свет. Везде, куда только было подведено электричество, на всей этой дурацкой даче непременно горел дурацкий свет. Яркий, ослепительный, силой превосходящий зенитное солнце...
   Пробуждение было очень трудным, мучительным, но рано или поздно это должно было произойти... Изо всех щелей подобно тараканам стали выползать едва живые участники пиршества. Большей частью это касалось пожилых сластолюбцев; девушкам, со свойственной молодым организмам способностью к быстрому восстановлению, было значительно легче. Поэтому через некоторое время, уяснив поставленную перед ними задачу, они уже сновали из комнаты в комнату со швабрами и тряпками, наводя хоть какой-то маломальский порядок. Вернувшийся с кухни Сидорчук выдал неутешительные результаты произведенной в холодильнике ревизии:
   - Ни хрена у нас больше нет...
   Воловиков с Желябовым промолчали, словно их это не касалось - видимо просто не было сил даже говорить, - а Мышастый, у которого в голове поселился маленький сказочный кузнец, весьма сноровисто долбивший своим молотом по наковальне, наливаясь внезапной яростью на все эти американские, или какие там еще, системы, не позволяющие его друзьям опохмеляться с утра и поэтому обрекающие их на страдания, вдруг громко гаркнул, заставив последних поморщиться от неожиданного, неприятно отозвавшегося в похмельных головах звука:
   - Системы, говорите, американские? А вот хрена! Я вот вам сейчас покажу все ваши дурацкие американские системы!
   И не обращая внимания на разинувших рты приятелей, не понявших о чем он вообще говорит, и гадающих, не сошел ли он просто с ума от жестокой алкогольной интоксикации, нашел взглядом мобильник, который оказался почему-то засунутым в опустевший прозрачный кувшин из-под морса, стоящий на столе. Решительно его схватив, он принялся вызывать своего телохранителя, о котором, признаться, совсем позабыл - до него ли ему было все это время.
   Из всей четверки только у него и у Воловикова были телохранители, которые в данный момент, напрочь забытые своими патронами, уже вторые сутки безвылазно сидели в домике-времянке, находящемся во дворе дачи у ворот, и отчаянно завидовали резвящимся начальникам, сочно матерясь и играя в давно опостылевшие карты. И хотя времянка эта выглядела жалко по сравнению с каменной дачей, к этому деревянному строению, напоминавшему изнутри обычную однокомнатную квартиру, были подведены даже канализация и вода, не говоря уже о таких мелочах, как наличие телевизора и холодильника. В этой времянке, с душой сделанной для себя же, некогда жили рабочие, долго и всерьез возводившие роскошные хоромы богатому заказчику... По приезде на дачу Воловикова с Мышастым эти двое были сосланы сюда с наставлением не путаться под ногами, и сейчас, обалдев от вынужденного безделья, с тоской вспоминали достоинства приехавших девиц, которых они пытались разглядеть из окна, заранее предупрежденные по телефону Мышастым не дергаться на автомашины, которые должны были тогда прибыть с минуты на минуту.
   - А что, Боря, - небрежно сдавая надоевшие до печеночных колик карты, спросил телохранитель Воловикова, мускулистый мужчина лет тридцати, в прошлом чемпион области по самбо, - не слабо было бы ту черненькую поставить рачком, да засадить ей по самые эти дела, а? Ну, той, что во второй тачке приехала.
   - В сотый раз уже спрашиваешь, Серега, - лениво ответил крупный, грозного вида мужчина по кличке Бугай, являвшийся телохранителем Мышастого. - Надоел уже со своей девкой.
   - А может и нам дадут? - продолжил свою нудную песню самбист Сергей, но тут запищал мобильник Бугая и он, отбросив осточертевшие карты, ответил:
   - Бугай слушает!
   - Что, Бугай, надоело тебе там париться? - раздался усталый, как ему показалось, голос шефа.
   - Да как же не надоесть, Антон Алексеевич, - пожаловался телохранитель, надеясь, что разжалобит своего патрона и тот позовет его к себе, где ему может что-нибудь обломиться насчет водки или тех же девочек, - со скуки давно уже на стены лезем.
   - Ну, так уж прямо на стены... - проворчал Мышастый. - Жратва есть, телик есть, чего вам еще не хватает. - Он прекрасно осознавал, чего именно не хватает Бугаю - девок да выпивки.
   - Да что телик, мура одна, - опять подпустил было слезу тот, но на сей раз был решительно оборван Мышастым:
   - Давай-ка, ноги в руки и дуй сюда. Я жду.
   - А Сергею что делать? Он тоже засиделся, - спросил Бугай, увидев, что тот делает ему отчаянные знаки.
   - Какому еще Сергею? - переспросил Мышастый и сам догадался: - А, этому, Воловиковскому... Ну, бери его с собой, что ли.
   - Пошли, - радостно потирая руки, подмигнул Бугай Сергею. - Паханы чего-то затеяли.
   - Сейчас зашлют за спиртным или озадачат еще чем-нибудь в этом роде, - предположил тот, моментально вскочив на ноги. - Ну ничего, хоть на симпатичных девчонок полюбуемся, порадуем глаз! Как там моя черненькая красавица, не заездили ее вконец?
   Пробежав в мгновение ока несколько десятков метров, отделявшие времянку от дачи, охранники предстали перед отнюдь не ясными очами своих боссов, имевших весьма плачевный вид. Их недавние предположения подтвердились на все сто.
   - Ты вот что... - принялся распоряжаться Мышастый, глядя на Бугая опухшими от пьянки глазами. - Бери тачку, дуй в город. Там наберешь спиртного, закуси, ну, сам знаешь... Тащи сразу побольше. - Он вручил ему пачку денег. - И побыстрее давай, одна нога здесь, другая там. Все понял? - Он нахмурился, заметив, что Бугай вместе с Воловиковским самбистом лихорадочно крутят головами, обшаривая жадными взглядами полуголых девиц, хлопочущих по хозяйству. А те, в свою очередь, нимало не смущаясь собственной наготы, кокетливо поглядывают в ответ, благосклонно принимая внимание здоровых крепких мужчин. Здоровых, в отличие от того же Воловикова, например, которого сейчас отпаивала чаем с медом смазливая блондинка и который, через силу прихлебывая горячую жидкость, морщил лоб под наложенным на него компрессом.
   - А мне что делать? - с безнадежностью в голосе спросил самбист. Он уже отыскал взглядом понравившуюся ему черненькую, подмигнул ей и даже успел получить от девушки весьма многозначительную улыбку в ответ.
   - Ты сиди пока... - еле выговорил Воловиков. - Он один съездит.
   Двое, получив указания, вышли, жадно оглядываясь...
   Бугай в несколько заходов разгрузил машину, таская закупленные ящиками припасы в банкетный зал, а девицы, успевшие перед этим по очереди принять душ, быстро соорудили приличный стол, уставив его бутылками на любой вкус. Мышастый, отпустив своего охранника и выждав, пока все соберутся к месту трапезы, рассчитанному на двенадцать персон, провозгласил с торжеством в голосе:
   - Сейчас я вам покажу, как надо выздоравливать. Сейчас вы у меня позабудете про все свои американские системы! Сейчас вы у меня вспомните, что испокон веков жрут в России и какими дозами!
   В основном это относилось к Воловикову, которому чьей-то проворной девичьей рукой по подсказке Мышастого уже был вручен почти полный фужер водки, и к Желябову. Оба поглядывали на водку с легким недоумением. Сидорчук же и сам, видимо являясь его единомышленником в этом вопросе, нетерпеливо поглядывал на точно такой же фужер, находившийся в его руке, и ожидал только команды тамады. Вот он-то недоумения не испытывал, его взгляд был заранее полон вожделения... Убедившись, что все готовы, Мышастый произнес красивейший в своей лаконичности, знаменитый космический тост:
   - Поехали!
   Проследив, чтобы все выпили до дна и только тогда проделав это лично, он почти мгновенно с облегчением почувствовал, что кузнец, столь бесцеремонно обосновавшийся в его голове, несколько утихомирился, сменив громадный звонкий молот на еле слышный маленький молоточек - возможно даже, сделанный из мягкого металла... После третьего по счету захода все оживились как по мановению волшебной палочки. Отпустило даже умирающего лебедя, Воловикова, и по загоревшимся взглядам товарищей Мышастый понял, что очередной раунд возни с девицами уже не за горами. Так вскоре и произошло... Стол на какое-то время опять осиротел, только две непарные подружки что-то пьяно ковыряли в своих тарелках, остальные же были немедля востребованы вновь налившейся мужской силой компанией... И вот уже далеко за полдень, но еще до наступления вечера, когда все были до крайности притомлены забавами, подобающими все же более молодым, чем их стареющему содружеству, произошло то, что открыло Желябова с неожиданной стороны и о чем Мышастый впоследствии частенько вспоминал.
   Все началось, естественно, с Сидорчука. Из спальной комнаты, где он находился с подругой, вдруг послышались характерные звонкие звуки, удивительно напоминающие обыкновенные пощечины, чем, собственно, и являлись, так как сразу вслед за этим в качестве подтверждения раздался громкий женский рев. Повыскакивавшие из своих комнат Воловиков с Желябовым присоединились к Мышастому, который, вскочив из-за стола, за которым в тот момент находился, первым рванул на источник раздражающего слух шума. Открыв дверь, они застали Сидорчука, грозно склонившегося над сидящей голой задницей на полу, размазывающей по щекам слезы миловидной блондинкой, имени которой Мышастый не запомнил.
   - В чем дело? - нахмурившись, поинтересовался Воловиков, и Сидорчук на манер маленького ребенка, жалующегося на соседскую девчонку, не захотевшую с ним играть, заявил:
   - Отказывается делать мне миньет, мерзавка.
   Под вопросительными взглядами приятелей, девушка, глотая слезы, заговорила:
   - И ничего я не отказывалась... Я просто сказала вам, что все равно ничего не выйдет. Вы устали, вам отдохнуть надо... Я не отказываюсь, - повторила она и в доказательство своих слов даже предприняла попытку дотянуться губами до паха Сидорчука, который к тому времени уже успел натянуть трусы.
   - Нет, вы видели когда-нибудь такую мерзавку! - заголосил тот, с брезгливостью на лице отпихивая девицу прочь от себя. - Будет теперь сочинять... Обнаглела, так честно и скажи!
   В принципе, инцидент, не стоящий и выеденного яйца, был полностью исчерпан и трое, выйдя в банкетный зал, вновь уселись за стол вместе с потянувшимся за ними Сидорчуком. В комнаты к девицам возвращаться никому уже не хотелось. Вообще-то, не беря во внимание все чаще и чаще в последнее время раздражающего их своими туповатыми выходками Сидорчука, никто из них не любил различного рода скандалов, не говоря уже о том, чтобы мордовать какую-то молодую, пусть даже и провинившуюся в чем-то девчонку, даже если та являлась заурядной шлюшкой. И совсем не потому, что они были такими уж благородными, даже напротив, но можно же для наказания придумать что-нибудь тонкое, изысканное, нежели по-крестьянски лупцевать ее ладонями по щекам. А претворение в жизнь наказания утонченного совсем не исключает того, что оно окажется для жертвы гораздо более ощутимым и действенным, чем такое вот незатейливое физическое; зачастую бывает как раз наоборот.
   Глядя на сникших друзей, Мышастый был уверен, что они сейчас думают в точности о том же. Что-то тоскливое нависло в воздухе, словно кто-то открыто заявил, что они отработанный материал, которому нечего связываться с молодыми и здоровыми. А все из-за их недалекого приятеля - нельзя же быть таким прямолинейным, в самом-то деле... В принципе, Мышастый склонялся к мнению, что девчонка ни в чем не виновата, возможно, она просто как-то неудачно выразилась, а Сидорчук, скорее всего, поднял шум на ровном месте, но неприятный осадок все же оставался. Настроение, так удачно поднятое его антиамериканской водочной системой, было безвозвратно утеряно. Под тягостное молчание, не нарушаемое и притихшими за столом двумя девушками, они уже успели опрокинуть по парочке рюмок, когда Желябов, неожиданно распрямив плечи и обведя их таинственным взглядом, произнес:
   - Приуныли, ребята? Что ж, я знаю, как вас встряхнуть. Веселей, старая гвардия! - И кивнув в сторону кухни, позвал: - Выйдем на пару слов?
   Пройдя в кухню, рассевшись по стульям и закурив, они с любопытством ожидали, чем их решил удивить Желябов. В том, что это будет нечто неожиданное, никто не сомневался.
   - Ну, признавайтесь, у кого из вас сейчас встанет, - с грубоватой прямотой спросил тот. - Только честно.
   - Ну, я вообще-то побаловался с часок назад, - начал первым Мышастый, - а если учесть, что мне не семнадцать и даже не тридцать пять, да приплюсовать то, что творилось ночью... - Он безнадежно махнул рукой. - К следующей ночи, скорее всего.
   Воловиков просто пожал плечами, не желая отвечать - сам его вид был весьма красноречив, вряд ли ему было чем похвастаться. Сидорчук тоже промолчал, полагая, что неудачный опыт, произведенный им несколькими минутами ранее и окончившийся скандалом, говорит сам за себя.
   - Так вот, - продолжил, смачно попыхивая сигаретой, Желябов, удовлетворившись их ответами или отсутствием таковых, - я гарантирую, что через полчаса - час у вас повскакивает, словно у молодых жеребцов. Кто-нибудь хочет поспорить?
   Все недоверчиво уставились на него, пытаясь определить, не разыгрывает ли их бывший партсекретарь.
   - Я надеюсь, ты не собираешься предложить нам какое-нибудь новое патентованное чудо-средство наподобие хваленой "Виагры", - брезгливо спросил Воловиков. - А то можешь не продолжать. Я искусственной гадости не признаю. Меня от одной рекламы воротит. Это если дойдет совсем уже до крайности, тогда, может быть... Да и с водкой, насколько я помню, подобные штуки принимать не рекомендуется.
   - Нет. Никаких патентованных средств, настоек от потомственных сибирских колдунов и прочего барахла, - клятвенно заверил Желябов, даже приложив для убедительности руку к груди. - Единственное, что от вас потребуется - это немножко мне подыграть. Или хотя бы просто не мешать, - добавил он, немного подумав, и тут же спросил: - Антон, они знают, к кому их привезли?
   - В смысле? - переспросил Мышастый, не поняв, что тот имеет в виду.
   - Ну, что мы... То есть, что ты... - Бывший областной партсекретарь замялся.
   - Бандит, что ли? - догадался Мышастый. - Ведь ты именно это хотел спросить?
   - Ну, не так грубо, - слегка смущенно признался Желябов, - но в общем-то... Да ладно! - Он махнул рукой. - Чего нам друг перед другом-то выкаблучиваться. Все мы одним миром мазаны.
   - Знают, - подтвердил Мышастый, удовлетворенный словами Желябова. - А зачем тебе это?
   - А то, что ты дико крутой, один из самых-самых?
   - Наверняка, - без раздумий подтвердил он.
   - Ну и все, тогда за дело, хватит нытья и болтовни! Короче, все за мной и не забудьте подыгрывать. А через полчаса у вас будет стоять - во! - Он остановился в дверном проеме и с помощью нехитрого жеста рукой продемонстрировал, как именно это будет выглядеть.
   Заинтригованная до предела троица двинулась за ним, предвкушая что-то необычное.
   - А ну, трубите общий сбор! - скомандовал Желябов, решительным шагом полководца входя в банкетный зал и грозно супя брови. - Быстро, быстро! - подтолкнул он едва не уснувших за столом двух непарных девиц.
   Те мигом разбежались по комнатам созывать подруг. Вскоре из дверей спален показались позевывающие, прикрывающие ладошками рты девушки, с недоумением поглядывая на посуровевшего лицом Желябова и старающихся копировать его в этом друзей.
   - Так, быстро всем строиться, - сухо приказал тот и показал рукой, в каком месте им нужно это сделать.
   Теперь уже с некоторым испугом, затравленно озираясь, девушки образовали какую-то кучку, напоминающую строй очень и очень отдаленно, да и то лишь у человека, имеющего о службе в армии весьма смутное представление.
   - Я, кажется, приказал строиться! - внезапно с натугой заорал Желябов и даже Мышастый инстинктивно вздрогнул от неожиданности, такое ошеломляющее впечатление произвел на него грозный рык бывшего областного партсекретаря, сопровождавшийся медленно вздувающимися на его лбу венами. - Строиться, сказано, мать вашу, а не кучковаться овечьим стадом!
   Уже основательно напуганные девчонки образовали нечто действительно напоминающее строй, если не придираться к таким мелочам, как занятые не по росту позиции и прочие простительные для новобранцев огрехи.
   - Это что же такое получается! - продолжал бушевать Желябов, грозно расхаживая перед ними на манер отца-командира, впавшего в неожиданную истерику по причине слишком медленного продвижения по службе. - Какая-то шалава отказывается сосать у моего лучшего друга... - Он ткнул пальцем в мгновенно выпятившего грудь и подтвердившего вышеизложенное важным кивком головы Сидорчука. - А ты вообще знаешь, шкура, к кому приехала? - Он свирепо вытаращил глаза с покрасневшими белками на испуганно сжавшуюся и опять моментально пустившуюся в рев проштрафившуюся блондинку, имевшую недавно несчастье столь неудачно обслужить Сидорчука. - Между прочим, всех касается, бляди! Вы знаете, куда попали? Отвечать! - Рявкнув, он сделал резкий шаг вперед и, выкинув неожиданно вперед руку с выпрямленным указательным пальцем, чуть не попал в грудь отшатнувшейся от испуга, попавшей под его протянутую длань длинноногой девице, с которой развлекался Воловиков. Все трое с восхищением следили за понравившейся им с первых же секунд игрой, искусно проводимой партсекретарем. - Вот ты лично знаешь? - вновь прогремел тот.
   - Ну... я... - залепетала несчастная, у которой душа ушла в пятки. - Ну, нас вообще-то предупредили... В общем, знаю, - обреченно выдохнула она, проделав над собой усилие.
   - Все знают? - продолжал бушевать Желябов. - Не слышу! Раздались едва различимые утвердительные ответы, сопровождаемые для пущей убедительности кивками хорошеньких головок. - А раз знаете... - внезапно перешел с крика на зловещий, леденящий душу шепот, незаурядный актер, - то должны знать и другое... Ведь вы запросто можете отсюда и не уехать.
   Теперь рыдали уже пятеро девушек из шести - одна оставшаяся, просто, по-видимому, от испуга не могла этого делать. Она лишь беззвучно открывала рот, на манер вытащенной из воды рыбы.
   - Молчать! - надрывая голосовые связки, снова гаркнул бывший партсекретарь и Мышастый подивился, до чего же мощной оказалась у того глотка - ему даже показалось, что в окнах жалобно зазвенели стекла. - Слезами вы у меня ничего не добьетесь, - продолжил он более спокойно, - а вот на пулю нарваться можете запросто, если, конечно, не будете меня слушаться... - И оборачиваясь к Воловикову, неожиданно для всех попросил: - Эдик, будь другом, сгоняй за моим пистолетом. Тем, не зарегистрированным. Он где-то там, под одеждой.
   Воловиков, старая бестия, который, как отметил про себя Мышастый, тоже с головой втянулся в происходящее, не моргнув глазом, без малейших смешков, вполне натуральным голосом попросил:
   - Миш, успокойся... Может, не надо их...
   - Добренький, значит? - резко обернувшись к Воловикову, со злой усмешкой спросил тот. - Правильным за счет других прослыть хочешь? Ты кого пожалел? Ты проституток пожалел! Мне, что ли, всегда грязную работу за вас делать? Если решили кончать с ними, значит будем кончать! Немедленно тащите мне пушку! - Теперь он обращался как бы ко всем троим.
   Девушки, судя по их виду, были на грани нервного срыва. Высокая двадцатипятилетняя красавица с точеными ногами и тонкой талией, понравившаяся Мышастому и проведшая с ним ночь, решившись, в отчаянии заломила руки и, с мольбой глядя ему в глаза, заговорила, видимо надеясь на защиту мужчины, который недавно был с нею близок:
   - Но что мы такого сделали? За что вы всех нас хотите... - Она не смогла договорить. - Не надо, пожалуйста, мы сделаем все, что вы хотите, только, пожалуйста, не надо... - Не сдержавшись, она опять заплакала.
   - Не надо, говоришь? - пророкотал Желябов и опять ткнул в сторону с готовностью напыжившегося и также напустившего на себя грозный вид Сидорчука. - Сначала моего друга смертельно обидели, а теперь, значит, не надо?
   Блондинка, "обидевшая" Сидорчука и считающая себя виновницей происходящего, внезапно без слов грохнулась на колени.
   - Разжалобить хочешь, стерва? Меня, прошедшего Афган! - грозной массой навис над ней Желябов. - У которого на руках помер от ран его лучший друг...
   Что за ахинею он несет? - развеселился Мышастый, не выказывая этого внешне. - Какой Афган? Какой друг? Во загибает, во артист...
   Желябов видимо сообразил, что действительно несколько зарвался. Вновь подтверждая, что в нем пропадает талантливейший актер, не давая никому опомниться, он с непринужденностью великого мастера запросто сменил тему:
   - Ладно, тогда раздевайтесь! Только быстро... Я кому сказал! - гаркнул он, видя, что девушки, не поняв, к лучшему для них приведет эта команда, или к худшему, - возможно, перед смертью, используя опыт концлагерей, у них просто собирались изъять личную одежду, - в нерешительности переглянулись. - Вам повторить? - еще больше побагровел лицом бывший партсекретарь, и девушки, отбросив сомнения, принялись с лихорадочной поспешностью, на манер солдат первого года службы после прозвучавшей команды "отбой", срывать с себя скудную одежду, бросая ее прямо перед собой - в основном трусики, лифчики, а две - свои прозрачные ночные рубашки... Через каких-нибудь полминуты перед ними лежала выразительная кучка изысканного дамского нижнего белья, потому как девушки работали в клубах престижных, обслуживающих клиентов отнюдь не бедных.
   Четверке развлекающихся пожилых весельчаков лишь с трудом удалось скрыть разом переполнившие их эмоции при виде такого невиданного строя. Шестеро молодых прелестных девушек в возрасте от восемнадцати до двадцати пяти лет, прошедшие весьма жесткий конкурсный отбор при поступлении на работу в интим-сервис, вынуждены были подчиняться нелепым командам "страшного в гневе" Желябова, еще недавно казавшегося им этаким славным добрым дядюшкой, из страха потерять, возможно, не что иное, как саму жизнь. А трое остальных, также в совсем недавнем прошлом добрых дядюшек, при этом были солидарны с первым и не удосужились проронить в их защиту ни единого слова. Мышастый, напротив, старательно избегал взгляда своей стройноногой черноволосой избранницы по имени Люда, которая продолжала с мольбой в своих красивых глазах искать его, ускользающие, видимо, надеясь, что совместно проведенная ночь, во время которой она добросовестно старалась ему всячески угодить, все же найдет отклик в сердце мужчины.
   - Сми-ир-р-рна! - рявкнул Желябов, дождавшись исполнения предыдущей команды. - Руки по швам, дуры! - Это касалось двух или трех девушек, которые инстинктивно все же пытались прикрыть грудь или лобок.
   Тут Мышастый вдруг с удивлением почувствовал, как сбывается предсказание партсекретаря - у него в трусах уже образовалась внушительных размеров припухлость. Опасаясь, что со стороны это может выглядеть несколько комически, он затоптался на месте, пытаясь скрыть выступивший под материей бугор, одновременно со злорадством отметив, что и у остальных, кажется, возникли те же проблемы. Да собственно, как было не возбудиться, если перед ними стояла неровная шеренга молодых обнаженных женщин с дерзко выступающими грудками, стройными ногами, плоскими животами и чистой кожей, у большинства покрытой еще не сошедшим загаром, отчего особенно привлекательно выглядели контрастно-белые места, некогда защищенные купальниками - в большинстве случаев микроскопическими. Но культурная программа Желябова, несмотря на уже достигнутую цель, на этом, оказывается, далеко не закончилась...
   Он уже послал Сидорчука наломать березовых веток и очистить их от листьев, чтобы получилось подобие розог. Тот с недоумением, однако быстро и четко выполнил команду старшего, которому они сами же согласились предоставить неограниченные полномочия. После этого Желябов посоветовал друзьям что-нибудь на себя накинуть, ибо им предстояла небольшая экскурсия во двор - там должно было состояться очередное действие прекрасно режиссируемого им представления, а то, что происходящее являлось экспромтом, лишь подчеркивало творческие способности или даже талант главного действующего лица. А тот, набросив на себя легкий плащ и убедившись, что друзья, последовав его примеру, тоже слегка утеплились, отдал очередные приказания:
   - На выход! Бегом! Марш! - При этом он щедро, направо и налево раздал подбадривающие шлепки по девичьим ягодицам, отчего на тех мгновенно заалели четкие следы его мощной пятерни. Все это неплохо поспособствовало их быстрейшему выходу на улицу - секреты общения с простым народом заслуженный партработник знал туго.
   Несчастные даже сообразить толком ничего не успели, как оказались на дворе нагишом, а ведь стояла уже осень и климат в их краях была отнюдь не тропическим. Боясь проявить хоть малейшие признаки неповиновения, дабы избежать наверняка последовавшего бы в этом случае возмездия - в это девушки уже свято уверовали, - они стояли, съежившись, зябко обхватив руками плечики, и слегка пританцовывали на месте босыми ногами. Но, к их счастью, в планы бывшего партсекретаря и недавнего веселого сотрапезника в одном лице, никоим образом не входило заморозить всю эту красоту на манер Зои Космодемьянской. Как выяснилось очень скоро, им, оказывается, напротив, предстояло даже хорошенько попотеть - возможно, Желябов вспомнил желание одной из девушек попариться в финской баньке, прозвучавшее в самом начале их знакомства, и теперь, пусть и с некоторым запозданием, все же решил эту ее прихоть удовлетворить... Он огляделся, выбрал ориентир и, приказав девицам присесть на корточки, что они незамедлительно исполнили, торжественно объяснил стоящую перед ними боевую задачу:
   - Итак, объявляю утиные бега! По моей команде вы, не привставая из основного положения, в котором сейчас находитесь, имитируя локтями взмахи крыльев и подавая голосами звуки, присущие вышеназванным пернатым, бежите наперегонки вон до той времянки... - Он указал на сооружение, в котором в данный момент пребывали в тоскливом ожидании Бугай с самбистом. - Там разворачиваетесь и бежите обратно! И помните, - грозно добавил он, - что первая, уложившаяся в норматив, будет поощрена, а последняя... - Он умолк и взглянул на специально захваченные часы. - Для последней все может закончиться очень плохо. Может, даже, придется ее... - Он опять намеренно оборвал фразу на полуслове. Затем старый прохиндей быстро раздал товарищам по пруту и расставил их, уже начавших догадываться о функциях, которые он собрался на них возложить, вдоль указанной дистанции. Затем вернулся на исходный рубеж и, в последний раз взглянув на часы, скомандовал: - Внимание... Вперед, марш!
   Девушки довольно неуклюже - видимо, сказывалось отсутствие необходимой тренировки, способствующей выполнению этого трудного упражнения, - похлопывая себя по бокам согнутыми в локтях руками и громко, с выражением, крякая, наперегонки рванулись к времянке, подгоняемые импровизированным хлыстом Желябова, который прямо со старта, не жалея, одарил их соблазнительно сверкающие тылы, стараясь никого не обидеть невниманием, теперь уже сильными, хлесткими ударами гибкого прута, отчего на нежной коже моментально вспухли ярко-красные рубцы. Мышастый, Воловиков и Сидорчук, осознав в полной мере важность поставленной перед ними задачи, с вдохновением подключились к веселой игре. Они принялись с истовостью выполнять свои обязанности, азартно хлеща пробегающих мимо "уток". Особенно крепко доставалось замыкающей, поэтому девушки вынуждены были стараться изо всех сил, норовя избежать угощения прутьев, жалящих на легком морозце особенно больно. За всей этой сюрреалистической картиной, словно сошедшей с полотна какого-то гениального, от живописи, безумца, обалдело наблюдали охранники, не веря в реальность происходящего. С отвалившимися от удивления челюстями они дивились мразматическому развлечению своих несомненно выживших из ума патронов...
   Пробежав один полный круг туда и обратно, девушки заметно выдохлись и существенно сбавили темп, что не укрылось от зоркого ока Желябова, ясно отдающего себе отчет, что переборщить в этом деле тоже никак нельзя. Видя, что его жертвам долго не продержаться, он дождался, когда те, завершая круг, поравняются с ним, и веселым голосом массовика-затейника бодро заорал:
   - А ну, а ну! Веселей! - И даже запел некогда популярную песню, не забывая, однако, при этом звонко щелкать хлыстом по столь соблазнительным мишеням: - А ну-ка девушки, а ну красавицы!.. Остался последний круг! И помните, что ожидает отставшую!.. - громко добавил он уже без всякого веселья, с вернувшейся в голос угрозой.
   Девицы, услышав зловещее окончание его фразы, опять прибавили ходу, стараясь выдать все возможное, что еще было в их силах. Сейчас, разгоряченные от такого невиданного зрелища, взмокшие, словно сами были на месте девиц, пробегающих заданную им дистанцию, четверо, бросив свои посты, сбились в беспорядочную кучу сразу за спинами девушек, и на бегу, уже почти не целясь, мешая друг другу, от души хлестали их прутьями, нанося при этом удары куда попадет и испытывая при этом неожиданно острое наслаждение от вида исполосованных собственноручно тел. Причем Мышастый с изрядным удивлением обнаружил, что, увлекаемый каким-то темными инстинктами, стремится как можно крепче всыпать именно той, своей, черноволосой красавице, жалея при этом, что не имеет возможности в охватившем его яростном азарте проанализировать, как стыкуется его влечение к ее прекрасному телу с подсознательным стремлением ей же подпортить кожу, сделав так сильно нравящейся девушке как можно больнее...
   Затем падающих от усталости и, не взирая на холодную осеннюю погоду, мокрых от пота девушек подобно послушному стаду вновь загнали внутрь дачи. И проведя их, едва державшихся на заметно дрожащих ногах до ванной комнаты, запихнули внутрь, строго наказав приводить себя в надлежащий товарный вид. Закрыв за ними дверь и жестом пригласив друзей к столу, Желябов первым принялся раздеваться, принимая прежний, как до выхода на улицу, облик. Остальные молча последовали его примеру. Когда все четверо, разоблачившись до трусов, уселись за стол, бывший партсекретарь, налив каждому по полному фужеру водки - коньяк надоел, да его и не пьют подобным образом, - взяв свой и залпом его опорожнив, спросил с хитроватой усмешкой на уже принявшим обычный вид лице:
   - Ну как, не обманул я вас?
   После водки всех неожиданно разобрал какой-то нервный смех, давая организму разрядку после долгого времени вынужденного сдерживания эмоций. Началось все с Воловикова и сразу же перекинулось на остальных. Прохохотав не менее минуты, утирая обильно выступившие на глазах слезы, Мышастый наконец смог произнести коротко:
   - Да. - У него действительно в данный момент член стоял как у молодого, лишь меняя свое состояние из "твердого" в "очень твердое" и наоборот. И все это продолжалось с самого начала их игры - просто невероятно!.. С остальными, по-видимому, происходило примерно то же. Воловиков открыл было рот, чтобы произнести какую-то цветастую речь, что явственно читалось по его вдохновленному, просветлевшему лицу, но только и смог сказать:
   - Ну, ты даешь! - И, озадаченно крякнув, умолк.
   - Никогда бы в такое не поверил... - подтвердил восхищенный Сидорчук.
   - Так пользуйтесь же этим, друзья! - великодушно разрешил им Желябов. - Как там наши девицы, помылись? - И подойдя к двери ванной комнаты, широко ее распахнул: - Ну что, красавицы, готовы к продолжению банкета?
   Девушки, поочередно приняв душ, уже закончили приводить себя в порядок, но сейчас опять испуганно сбились в кучку - они просто боялись выходить, не веря в очередное неожиданное преображение Желябова, который с легкостью осуществил обратное превращение в доброго дядюшку и теперь ласковыми уговорами пытался выманить их из ванной. И только после того как он, прибегнув к старому, только что опробованному и отлично зарекомендовавшему себя методу, опять грозно насупил брови и рявкнул: "Кому сказано, на выход!", только тогда, боязливо цепляясь друг за дружку, девушки робко вышли в банкетный зал и в нерешительности сгрудились у входа, не веря еще до конца, что все кошмары остались для них позади. И лишь когда их стала манить за стол вся восседающая за ним троица, они, нерешительно оглядываясь на подталкивающего их в спины Желябова, преодолевая страх, боязливо засеменили на приглашение. Им тут же всучили по полному фужеру водки и девушки, не заставляя себя долго упрашивать, мгновенно осушили налитое и тут же попросили еще - после всего пережитого им хотелось побыстрее забыться.
   Только после третьего фужера спиртное, наконец, произвело свое действие, они слегка расслабились и начали верить, что самое страшное, кажется, уже миновало. А еще через некоторое время, окончательно опьянев, вновь убедились, что находятся среди добрых, заботливых, хорошо относящихся к ним дядюшек, а произошедшее недавно - не более чем сон, да и то не про них. И лишь горящие на коже рубцы заставляли порой морщиться, болезненно вздрагивать и искать наиболее удобное положение на стуле, если пострадавшие от прутьев места соприкасались со спинкой либо сидением... В итоге, пережив столь страшные минуты и мгновенно после этого напившись, по каким-то таинственным законам психологии девушки получили огромный потенциал желающей выплеснуться наружу энергии, который реализовался в сексуальных устремлениях, удачно наслоившись на потенциал помолодевших и испытывающих те же желания мужчин... Так что, через некоторое время отовсюду слышались характерные любовные стоны, напористые скрипы кроватных пружин и бессвязные выкрики - страсть девушек сейчас поистине не имела границ. Их распирала благодарность к хозяевам дачи за щедро подаренные им жизни...
   Уже окончательно пресытившись, проведя такие часы, каких он не мог припомнить и касательно своих более молодых времен, попробовав сразу двух девиц практически одну за другой - причем первой была опять та, нравившаяся ему двадцатипятилетняя красавица, отдававшаяся ему с такой страстью и самозабвением, словно он действительно был ее спасителем, вырвавшим из страшных лап Желябова, - Мышастый вспомнил вдруг про Бугая. Вспомнил с неожиданной сентиментальностью - возможно, мощная сексуальная разрядка настроила его на какой-то мажорный лад... Он обратился к Воловикову:
   - Слушай, Константинович, ты не будешь возражать, может, пусть наши бойцы тоже побалуются? А то сидят в заточении, скоро совсем отупеют.
   - Конечно, Антон, - охотно согласился Воловиков, очевидно, испытывая то же чувство пресыщенной удовлетворенности, - обязательно надо позвать их сюда.
   Мышастый набрал телефон Бугая:
   - Бросай карты и дуй к нам. И этого, Воловиковского, тоже с собой захвати.
   Те появились мгновенно, точно стояли за дверью, до того им уже надоело сидеть в своей времянке, протирая до дыр карточные рубашки.
   - А что, Бугай, не желаешь ли размяться? - Патрон кивнул на девиц, сидевших с ними за столом.
   - Антон Алексеевич... - Тот даже руку к сердцу приложил, не найдя нужных слов; его массивная физиономия заранее расплылась в предвкушении удовольствия. К тому же за счет шефа, на халяву.
   - Тогда выбирай, - великодушно предложил тот. - Любую.
   Бугай не торопясь обошел весь стол, внимательно приглядываясь к девушкам и, выбрав из них единственную, пожалуй, полноватую, попросил ее встать. Затем обстоятельно оглядел ее с головы до ног и, удовлетворившись осмотром, спросил у шефа:
   - Куда ее можно?
   Мышастый неопределенно махнул рукой:
   - Да в любую спальню.
   Бугай чинно удалился, идя впереди своей подруги, которая послушно семенила за ним. Оставался самбист.
   - Ну а ты, Сергей, выбрал какую-нибудь? - доброжелательно поинтересовался Воловиков.
   Самбист, который с момента своего появления в зале не отрываясь смотрел на давно понравившуюся ему высокую черноволосую девушку, с которой проводил время Мышастый, мгновенно рванул к ней. Каким-то ловким приемом закинув ее, едва успевшую выбраться из-за стола и только взвизгнувшую от неожиданности, на плечо, он припустил к другой спальной комнате бегом.
   - Да-а-а... Дела... - только и смог озадаченно протянуть Воловиков. - Без комментариев...
   Казалось, что тренированный и более молодой самбист обладает куда большим потенциалом, чем медлительный с виду Бугай, но Мышастый не зря выбрал в телохранители именно его, нимало не сомневаясь в любых его качествах, включая в том числе и потенцию. Поспорив с Воловиковым на бутылку редкого коньяка многолетней выдержки, он одержал убедительнейшую победу. С той же невозмутимостью и обстоятельностью, с какой выбирал первую девушку, Бугай до вечера смог осеменить всех шестерых, в то время как непоседа самбист сломался после четвертой; а может просто слишком много сил отдал своей первой, той черноволосой красавице.
   - Вот так-то! - подвел итог Мышастый...
   И сейчас, в очередной раз вспомнив тот давний эпизод, он сделал необходимые для себя выводы. Теперь он был уверен...
   Сидя в плетеных креслах за таким же, плетеным из прутьев столом, на веранде, так как внутри дачи было слишком душно и жарко, компания из трех старых товарищей неспешно прихлебывала кофе. Те же двое телохранителей - Бугай и самбист - сидели поодаль за таким же, только меньшего размера, столом, и опять резались в карты.
   - Не тяни резину, Антон, - подал голос Воловиков, стараясь, впрочем, не слишком выказывать свое нетерпение.
   - Помните те знаменательные три дня; те самые, которые мы провели здесь осенью? - спросил Мышастый, все время собиравшийся с мыслями и обдумывавший, с чего начать предстоящий непростой разговор.
   - Это когда он, - Воловиков кивнул в сторону усмехнувшегося Желябова, - учудил? - Его голос слегка отдавал недовольством. Фактически все долгое время, прошедшее с тех пор, эта тема являлась как бы запретной. Табу было наложено на нее без обсуждения, не сговариваясь - иначе с чего бы они дружили столько времени, если б не понимали друг друга без лишних слов. Им всем было просто немножко стыдно. И совсем не потому, что они вдоволь поиздевались тогда над не смеющими проявить непокорность молодыми девчонками - это было ерундой. Ну кому придет в голову переживать за каких-то там смазливых дурех, которым на роду было написано быть постоянно униженными... Скорее, потому, что приоткрыли тогда друг перед другом свою истинную сущность, которую лучше было не показывать никому, скрывая ее в самых потаенных уголках своего подсознания. Ведь все содеянное тогда их теплой компанией им понравилось. Да еще как...
   - Ничего, переживете, - вслух ответил Мышастый своим мыслям и, посмотрев на удивленно уставившихся на него товарищей, пояснил: - Я имею в виду, не надо, ребята, друг перед другом прикидываться. Мы есть именно такие, какие мы есть. А мы одинаковые, иначе не были бы столько лет вместе... - Никто не оспорил это утверждение и он продолжил: - Значит, примем это за аксиому. То, что в душе мы дикие пещерные люди, а совсем не те лощеные господа, какими все нас видят на всяческих там презентациях.
   Ответом опять послужило общее молчание, которое было красноречивее любых слов, только Воловиков слегка покосился в сторону телохранителей.
   - Ничего, им оттуда не слышно, - понял его опасения Мышастый. - Как бы там ни было, я все же намерен поговорить на эту тему.
   - Да что там, - раскрыл, наконец, рот Желябов. - Антон, чего тут обсуждать... Ну хорошо, ты прав, потому что в душе я... - Он запнулся. - Ну да, именно пещерный человек, как ты справедливо подметил. И действительно дал выход своим низменным инстинктам, выпустив в какой-то момент их на волю. А вы, - он обвел собравшихся взглядом, - во всем меня поддержали. А все потому, что вы сами точно такие же. К примеру, помнится, кое-кто из присутствующих здесь признался когда-то, что хотел бы хоть раз в жизни испытать по-настоящему острые ощущения. К примеру, запороть человека до смерти. Ну, как рабовладельцы когда-то. Было это по пьянке, да и человек тот потом отнекивался, мол, его неправильно поняли... но ведь было! Я-то помню... - И, переходя на непринужденный тон, спросил: - А что, ведь неплохо у меня тогда получилось. Антон, я как, в тюряге прижился бы? Умею ведь на глотку брать?
   - Там партсекретарей не слишком жалуют, - ответил Мышастый враз помрачневшему Желябову, одновременно прикидывая, кто бы мог иметь такое интересное желание, запороть человека до смерти. То есть, не иметь, а проболтаться о подобном по пьяной лавочке. Иметь-то - что, в этом ничего предосудительного нет; действительно, небось, ощущение - острее некуда. Если имеется возможность попробовать подобное без соответствующих этому деянию юридических последствий, кто ж откажется... Но раз это не он сам и не Желябов, остается Воловиков. Браво, Эдик!.. - Пусть даже и бывших. А вообще, глотка тоже нужна, без нее там тоже не обойтись, - чуть смягчил он свою излишне резкую отповедь, одновременно с каким-то новым интересом быстро взглянув на Воловикова. - И вообще, повторюсь, мы есть такие, какие мы есть. И нечего там... А ты действительно молодец, ты все хорошо тогда устроил. Черт его знает, что там произошло у Сидорчука с той блондинкой. Может и действительно она тогда что-то не то ляпнула, оскорбив его, а значит, и всех нас в его лице. Мы ведь не моложе, и стояк у нас такой же, как у него. А может, он и сам, - Мышастый поморщился, - в чем-то сглупил. Во всяком случае, бить девицу было вовсе необязательно, тут он, конечно же, переборщил. Слишком грубо.
   - Да он вообще изрядный мудак, - вдруг сказал Воловиков. - Я не знаю, о чем ты, Антон, собрался с нами вести разговор, но ты в любом случае молодец, что его не пригласил. Все равно он на наших встречах присутствует все реже и реже. Не вписывается он в нашу компашку, простоват парень малость...
   - Ну да, - подтвердил Мышастый, - все из-за него. Весь кайф нам тогда поломал. В тот момент и без того ведь нестояк был - запал-то уже не тот, а тут еще он со своей дурью настроение подпортил... Ведь эдак можно и вообще импотентом стать. А Желябов молодец, выручил. - Он взглянул на него одобрительно: - Враз двух зайцев убил. Так как узнать, кто там кого оскорбил, все равно не было никакой возможности, то ты и всех девок на всякий случай наказал, и Сидорчуку доказал, что вовсе необязательно решать все рукоприкладством, все же мы не шпана какая. Можно было и так, без рук, поизгаляться над ними утонченно, показать этим девицам, кто они есть на самом деле в этой жизни - просто красивое мясо для утехи таких как мы, и больше никто, - да еще как нужно вести себя с почетными клиентами... Кстати, - внезапно что-то вспомнив, рассмеялся он, - я после того случая навел справки... Ну так, не особо афишируя, конечно. Так вот. Из шести девок, что у нас тогда побывали, четверо в один миг из интим-сервиса сдернули. Только пятки засверкали. И ни денежные посулы сутенеров, ни даже угрозы, ничто не заставило их вернуться на работу - вот так-то!
   Рассмеялись и остальные.
   - Да, после такого сдернешь, пожалуй... - всхлипывал от смеха Воловиков. - Представляю себе... Девочки пришли тихо-мирно подработать этими своими местами, а тут такое... И прямо на первом же, или одном из первых, выездов! В общем, поняли, что в жизни не все так просто, как кажется.
   - Ну да, - поддержал его Желябов. - В общем, мы, оказывается, провели воспитательную работу, наставили молодежь на путь истинный. Показали девчонкам порочность избранной ими дорожки. Теперь из них вырастут хорошие матери и все такое...
   Эта вспышка веселости окончательно разрядила обстановку, сняв напряжение слегка не клеящейся беседы.
   - Ну, девочки-то поняли, - сказал Мышастый, - а вот Сидорчук вряд ли.
   - Да, - подтвердил Воловиков. - Он просто повеселился, а выводов не сделал. Да и черт с ним. Мне вообще кажется, что общение с ним надо потихоньку сводить на нет.
   Все согласились.
   - Ладно, - окончательно отбросив маску равнодушия, объявил Воловиков. - Будем считать вступительное слово законченным. Может, ты и впрямь не зря поднял эту тему. - Он благодарно взглянул на Мышастого. - Расставил, можно сказать, все точки над "i". Ну, а теперь давай, приступай к главному, не тяни кота за хвост...
   Когда Мышастый закончил, наконец, рассказывать о своей задумке, тем самым, по сути, сделав им конкретное предложение, нависла продолжительная тишина, нарушаемая только далеким щебетом птиц. Слушая рассказчика с таким прилежным вниманием, как дети слушают сказки, рассказываемые родителями, Воловиков с Желябовым забыли обо всем на свете, в том числе и про кофе с сигаретами. Не отрываясь смотрели они на Мышастого, стараясь не пропустить ни единого слова, ни даже какую-либо интонацию его голоса...
   Первым пришел в себя Воловиков и неуверенно предложил:
   - Может, еще по кофе? - И тут же крикнул с готовностью вскочившему по его знаку самбисту: - Сергей, будь добр, завари нам, пожалуйста, еще!
   Тот, собрав чашки и захватив с их стола давно опустевший кофейник, ушел внутрь дачи, а за время его отсутствия никто, словно трое заранее сговорились, не произнес ни единого слова.
   - Так что скажете? - решился, наконец, спросить Мышастый, когда дымящийся ароматный напиток уже был разлит по чашкам. Стараясь не выказывать волнения, он ждал их окончательного приговора.
   Первым опять собрался Воловиков.
   - Знаешь, Антон, - с расстановкой заговорил он, - если бы ты не заставил нас вспомнить то самое... - Он натянуто усмехнулся. - То мы... Ну, я, по крайней мере, - поправился он, - и слушать бы тебя сейчас не стал. - И вопросительно посмотрел на Желябова.
   - Да, - согласился тот. - Так и прикидывались бы друг перед другом, изображали из себя что-то... Мол, мы из себя все такие хорошие, правильные... - Мышастый с облегчением понял, что с их стороны - это закамуфлированное, иносказательное согласие.
   - Ну так все же, - тем не менее решил настоять он.
   Воловиков опять посмотрел на Желябова и тот кивнул.
   - Давай обсудим детали, - сказал экс-мэр, и трое принялись за дожидавшийся их кофе...
  
  
   Глава 12
  
   - Слушай, - жалобно заныл Мелкий, - как это у тебя получается? Все время в самую точку лупишь... А я вот никак. Один раз из пяти попаду, и то хорошо.
   - Дубина, - снисходительно разъяснил Сокол, - я же тебя сто раз уже учил: упор должен быть твердый, чтобы мушка не дрожала, потом следишь еще, чтобы она набок не заваливалась, а прицелившись тянешь спусковой крючок медленно, дыхание затаив. Это азбука, дружок... Усек?
   - Да усек я, давно усек, - уныло проговорил Мелкий. Он переломил ружье и сейчас заряжал его маленькой пулькой, похожей на кофейную чашечку с отпиленной ручкой, только в миниатюре. - Только вот один хрен ничего не получается.
   Сокол покровительственно хлопнул его по плечу.
   - Тренируйся, боец! Вон Дрын с Умником очень даже ничего наловчились. Конечно, до меня не дотянут, но на твердую четверочку уже палят.
   - Стоп! - объявил перерыв слегка сгорбленный старичок в джинсовой куртке. - Иду менять мишени. Стволы вверх!.. И чего это вы, ребята, все ходите? - поинтересовался он. - Вторую неделю каждый день тренируетесь. В армию, что ли, собрались?
   - В армию, в армию, - ответил за всех Сокол, нетерпеливо помахивая винтовкой. - Шевели помидорами, папаша, не перекрывай мне сектор обстрела. А то как шмальну сейчас в лобешник, старуха потом плакать будет! - И громко засмеялся собственному остроумию.
   - А у тебя ничего получается, милок, - прошамкал старик, пропустив мимо ушей грубость парня со шрамом. - Они чуток похуже стреляют, но тоже ничего, - он кивнул на заряжающих ружья Умника с Дрыном, - а вот ты все время мимо лупишь. - Хозяин тира кивнул на Мелкого. - В армии кашу варить придется!
   - Ничего, на кухне тоже люди нужны, - пробурчал тот. И неожиданно расцвел, найдя истинную причину своих неудач. - Да мне просто винтовка бракованная попалась! У нее прицел сбит. Точно!
   - Сбит, говоришь? - невозмутимо переспросил старичок и через специальную калитку перешел на другую сторону разделявшего их барьера. - А ну-ка, дай... - Он отобрал у Мелкого винтовку и навскидку, словно и не целясь, выстрелил в стену, увешанную всякой всячиной. Мгновенно ожившая красная мельница принялась быстро вращать выкрашенными в белый цвет крыльями. - Вот так! А ты говоришь, прицел.
   Все засмеялись, а Мелкий, сконфужено шмыгнув носом, вновь переломил винтовку...
   Голова же все эти дни, отдав своей команде распоряжение тренироваться в стрельбе, преспокойно пил пиво и грелся на пляже. Когда был жив отец, еще хоть как-то державший в руках своего непослушного с детства отпрыска и беспощадно пускавший в ход ремень при малейших признаках строптивости последнего, считая его самым эффективным средством воспитания, он иногда, если не был сильно пьян, водил сына в тир, где маленький тогда еще Голова научился более-менее сносно стрелять по мишеням. И сейчас пахан закономерно считал, что этого ему вполне достаточно...
   Наконец он решил устроить проверку боеготовности своей банды - никаким другим словом, начиная с того момента, как они обзавелись оружием, он их компанию не называл, произнося его с немалой гордостью. Посмотрев, как отстрелялись в тире его подчиненные - новоявленные бандиты, - в целом Голованов остался доволен достигнутыми ими успехами, сделав единственное замечание Мелкому, которому следовало бы, по его мнению, подтянуться.
   - Лешуков бы тебя быстро научил, - сказал он, подмигнув захохотавшему Умнику.
   - Какой еще... - начал было Мелкий, но был оборван Головой:
   - Ладно, хватит развлекаться, скоро устроим настоящие боевые стрельбы, - важно сообщил он, считая себя немалым знатоком военного дела с того самого дня, как устроил пьянку в караульном помещении, нанеся дружественный визит к воинам вместе с Умником и Светланой. - Хватит вам уже из игрушечных-то пулять, деньги из общака почем зря переводить...
   В воскресенье, которое было объявлено паханом днем стрельб, парни впятером доехали до нужной остановки и, пройдя до полигона, через некоторое время оказались в обжитом блиндаже, где в тайнике потихоньку скапливались кое-какие предметы быта: лопата, банки со всевозможными соленьями на закусь, несколько рваных матрацев, одеяла и прочее барахло.
   - Теперь мы сможем держать здесь осаду, - гордо бросил предводитель, оценив количество имущества, перекочевавшего из подвалов запасливых пенсионеров к ним в блиндаж. - Жаль только, хлеба нет, надо будет при случае каких сухарей насушить. И еще сигарет заначку сделать.
   - Опять ты про свою осаду, - насторожился Мелкий, которому эта тема активно не нравилась, вызывая неприятное сосущее чувство в желудке. - Скажешь ты наконец что-нибудь конкретное или нет?
   - Узнаешь. Всему свое время, - в который раз пообещал ему Голова. - А сейчас пойдемте, прошвырнемся по лесу, - обратился он уже ко всем. - Разбирайте, короче, каждый по карабину, заряжайте его по полной, десятью патронами, и вперед.
   - А чего по лесу-то шляться, - не понял Дрын, вскрывая тайник и передавая оружие Умнику с Соколом. - Давай прямо на полигоне. Тут места вон сколько. Мишень где-нибудь присобачим, и погнали.
   - Посмотрим, - уклончиво ответил пахан. - Пока по лесу, я сказал... Водку не тронь! - бросил он Соколу, потянувшемуся было к сумке со спиртным, которую привезли с собой. - Водку мы на потом оставим.
   - Ну хоть маленько тяпнем? - не сдался Сокол.
   Голованов, немного подумав, согласился.
   - Хорошо. Две выглушим сейчас, одну возьмем с собой, в дорогу, а остальное оставим на потом, - решил он. - И еще веревку кто-нибудь захватите.
   - Веревку-то зачем, - не выдержал и Умник. Вся эта загадочность ему тоже весьма не нравилась.
   - Мало ли... Пригодится, - опять уклонился от прямого ответа Голова.
   Ненадолго присев, они быстро распили две бутылки и отправились в лес... Стояла чудесная погода, в такое время впору было загорать где-нибудь у речки, но сейчас об этом никто и не помышлял, все мысли оболтусов, бродящих среди деревьев на манер партизан во время войны, были заняты только одним - скоро Голова даст команду и они устроят настоящие стрельбы. Никому из них еще не приходилось стрелять из боевого оружия, и все ждали этого момента с нетерпением.
   - Голова, - заныл Сокол, которому первому надоело бродить, - ну чего тянуть-то... Вон сколько мест неплохих прошли. Грибы, что ли собираем?
   - Для грибов рановато, - хохотнул Мелкий, поправляя постоянно сползающий с плеча карабин, - ягоды, может, и есть.
   - Ша! - вдруг насторожился Голова. - Кажется, кто-то идет.
   Действительно, в стороне, куда он вглядывался, между деревьями промелькнул чей-то силуэт. Вроде бы это был мужчина.
   - Так и есть, - прошипел главарь. - Всем лечь! Да ложись же... - Он яростно рванул за рукав зазевавшегося Мелкого и тот поспешно брякнулся наземь. Вглядываясь в место, где мелькнула фигура, они вскоре убедились, что это мужчина, он один и движется в их направлении, забирая немного в сторону.
   - Значит, так... Умник с Соколом - шуруйте вперед! Зайдете ему в спину. Только незаметно, чтоб он вас не засек до поры до времени и не испугался, - с видом бывалого полевого командира ставил бойцам задачу Голова. - И гоните его потом прямо на нас... Мелкого тоже с собой возьмите, - подумав, добавил он. - Все. Вперед!
   С удовольствием втягиваясь в эту интересную, наподобие былой "Зарницы" игру, сулящую кучу удовольствий, Сокол, Мелкий и Умник, как заправские коммандос, короткими перебежками, маскируясь за встречающимися по дороге деревьями и кустами, принялись стремительно продвигаться навстречу незнакомцу, обходя его сбоку. Дрын с интересом смотрел, как ловко это выходит у его приятелей.
   - Смотри, Голова, - подтолкнул он в бок главаря, - наши будто в армии служили, а? Нормально получается.
   - Нормально, - согласился тот. - Чем-то видики напоминает. Про этого, как его...
   - Рэмбо? - подсказал Дрын.
   - Ага, точно.
   Зайдя в тыл ничего не подозревающему мужчине, трое, наконец, выпрямились в полный рост и Сокол ехидно поинтересовался:
   - Куда, дядя, спешишь?
   Мужчина, не ожидавший подвоха, резко оглянулся и увидел направленные на него карабины, которые держали в руках ребята весьма неприятного вида, глядевшие на него с угрозой.
   - Вы ч-чего, ребята? - запинаясь пробормотал он. - Вы чего... - Особенно сильное впечатление на него произвел Сокол, который из-за своего безобразного шрама на лице имел вид настоящего головореза.
   Ребята с интересом разглядывали мужика. Невысокого роста, тот был одет в какое-то мятое рванье и выглядел особенно неухожено из-за обросшей щетиной физиономии и давно не стриженой лохматой головы.
   - Да это просто бомж! - весело выкрикнул Мелкий и добавил: - Короче, дядя, ты арестован. А ну, пошел вперед! - Стволом карабина он указал направление, где их ждали Голова с Дрыном.
   - Ребят, не балуйтесь, что я вам сделал... - заканючил мужичок, начиная соображать, что влип в неприятную историю.
   - Давай-давай. Шевелись! - включился в разговор Сокол и примкнул штык.
   Остальным понравилась его идея, а в особенности четкий металлический щелчок, с которым штык встал на свое место, и они немедленно проделали то же.
   - Ребята, да вы что... Да я... - еще больше напугался мужичок и его даже затрясло то ли от страха, то ли с похмелья - от него явственно разило одеколоном.
   - Разговорчики! - Сокол слегка подтолкнул его штыком. - А ну, пошел, сказано!
   Мужичонка, периодически с опаской оглядываясь, потрусил в указанном направлении, подгоняемый поймавшей его троицей.
   Дрын с Головой с нетерпением ожидали их приближения.
   - Глянь, Дрын, ну и цирк! - развеселился Голова, стараясь не слишком высовываться. - Нет, что вытворяют, а? Ну впрямь как немцев в кино показывают... Оборжешься!
   - И не говори! - присоединился к нему Дрын, стараясь смеяться как можно тише. - Ну пацаны дают!
   Дождавшись, когда процессия приблизилась к ним почти вплотную, Голова с Дрыном, сговорившись, одновременно вскочили во весь рост и дружно заорали:
   - Хальт! Хэндэ хох! - И тоже навели на мужичка свое оружие.
   Тот, при неожиданном появлении еще двух вооруженных парней, выскочивших перед ним подобно чертикам из табакерки, остановился, словно вкопанный. Штык Сокола, которым он как раз намеревался подтолкнуть своего пленника, чувствительно впился мужичку в зад. Тот громко заорал и, схватившись руками за пострадавшее место, завертелся от боли волчком. Грянул дружный хохот чуть не попадавших от восторга молодых бандитов.
   - Ну, умора... - еле вымолвил Голова. - Дрын, пощупай, он там не обмочился со страха?
   Когда, наконец, установилась относительная тишина, лишь изредка нарушаемая последними всхлипами давящихся смехом парней, Голованов, напустив на себя значительный вид, строго спросил:
   - Ваши документы, гражданин. - И для пущей убедительности даже протянул руку, словно всерьез надеялся получить какие-либо документы от человека, случайно забредшего в лес.
   - Дак... Да какие у меня могут быть документы, - растерянно развел руками, оправдываясь, несчастный мужичок, который уже окончательно убедился, что влип очень крепко.
   - Как это "какие", - продолжал строго пытать его Голова. - Ты находишься на нашей территории и, следовательно... - Он старательно подбирал никогда им в обычной жизни не употребляемые слова. - Обязан иметь либо пропуск... либо... Короче, ты должен заплатить нам пошлину, - наконец нашел он блестящий выход из затруднительного положения.
   - Да какой у меня пропуск, - стал оправдываться бомж, прекрасно понимая беспочвенность предъявляемых к нему требований, но и не менее четко сознавая при этом, что зловещего вида вооруженные ребята, наверняка являющиеся бандитами, могут сделать с ним все что угодно - сейчас он целиком находился в их власти. - У меня и паспорта-то давно уже нет... - Он опять развел руками, изображая огорчение.
   - Ну уж не знаю... - нахмурился Голова, тоже изображая, что вынужден действовать, строго придерживаясь какой-то инструкции, не позволяющей ему просто так отпустить нарушителя, даже если бы ему этого очень вдруг захотелось. - Либо предъявляйте документы, либо платите штраф, гражданин! Квитанцию мы вам оформим, как положено, - солидно добавил он.
   - Да ведь нет у меня и денег. Ничего нет. - Мужичок для убедительности вывернул карманы.
   В карманах действительно оказалось совершенно пусто и пятеро разочаровано выдохнули, хотя никаких особых надежд на поживу и не питали.
   - Тогда с какой целью ты, урод, зашел на нашу подведомственную территорию? - козырнул Голова перед дружками где-то случайно услышанным, красивым служебным словом.
   Мужичонка уже в который раз растерянно развел руками и промолчал.
   - В общем, так, дядя... - Главарь опять изобразил раздумья. - Ты арестован и будешь немедленно препровожден в участок. - Он сделал знак Соколу с Мелким. - Ведите его.
   Те, надувшись от гордости за порученное задание, забросили карабины на плечо и встали по бокам "арестованного", изображая конвой, о действиях которого имели весьма слабое представление, если расположились подобным образом.
   - Пошли. - Сокол дернул мужичка за руку. - И смотри у меня... - Подумав секунду, он вспомнил слово, часто употребляемое в подобных ситуациях в различных кинофильмах: - Не балуй! - И процессия двинулась вперед.
   Все считали, что направляются в блиндаж, который теперь сделался их военно-полевым штабом, и были удивлены, когда Голова, не доходя до полигона примерно с полкилометра, вдруг скомандовал:
   - Стой! - И, обращаясь к "конвоирам", приказал: - Привязать его к дереву... - Он ткнул пальцем. - Вон к тому!
   Еще не подозревающие ничего плохого, Сокол и Мелкий охотно, с азартом продолжая игру, выполнили приказ. Через несколько минут не оказавший сопротивления бомж был крепко прихвачен к тонкой березке замызганной бельевой веревкой. Потеряв уже всяческую надежду на благоприятный для себя исход дела, он с тоской взирал на Голованова, признавая в нем старшего и ожидая, какие еще сюрпризы тот ему преподнесет. А Голованов, в легкой нервозности расхаживая перед мужичком, видимо принимал какое-то тяжело дававшееся ему решение.
   - Так что, значит, говоришь, в лесу делал? - излишне напряженным голосом в который раз переспросил он.
   - Да на огородах я был, - обреченно вымолвил мужичок. - На садово-огородных участках... - Не имея больше возможности показывать руками, он неопределенно мотнул куда-то головой, отчего особенно явственно обозначился острый кадык на его тонкой, цыплячьей шее доходяги. - Думал, может чего добуду... Так там собаку завели, - безнадежно закончил он.
   - Вор, значит, - констатировал Голованов, грозно сверкнув белками глаз, словно являл собой превосходнейший образец законопослушного гражданина. - Ну, а дальше?
   - А чего дальше, - все таким же тусклым голосом продолжил мужичонка. - Дальше дай, думаю, по лесу пройдусь, может, здесь чего сыщется. Для грибов рановато, так может ягод каких наберу, - неуверенно закончил он, видимо не зная толком сроков созревания и ягод.
   - Значит, ко всему прочему приплюсуем еще незаконный сбор грибов без этой... как ее...
   - Лицензии, - услужливо подсказал Мелкий.
   - Во-во, лицензии. Итак, подведем итоги. Первое... - Голованов принялся загибать для наглядности пальцы. - Незаконное проникновение на нашу территорию. Второе: преступное намерение обворовать садоводов-огородников. И третье: сбор грибов и ягод в лесу, опять-таки на нашей территории.
   - Так грибов-то еще нет. Да и ягод он еще не набрал, - неуверенно заикнулся было Мелкий.
   - Неважно! - отрезал Голова. - Зато имел намерение - сам признался! Итого, что мы имеем? - Он обвел свою команду взглядом. - Злостное нарушение. Верно?
   - Верно, - подтвердили все нестройными голосами.
   - А значит, приговор будет короткий... - Он сделал эффектную паузу. - Расстрелять!
   Заржал только один Мелкий, да и то тут же осекся, заподозрив неладное - остальные угрюмо молчали. Дрын воспринял это ошеломляющее известие спокойно, без удивления - видимо, пока он оставался с Головановым в засаде, тот посвятил его в свой замысел, возможно даже специально оставил его с собой, чтобы заручиться его поддержкой, потому что Дрын был сильным. В их компании, пожалуй, почти наравне с самим Головой. Умник также воспринял приговор на полном серьезе и без удивления - будучи в их компании единственным неплохо соображающим парнем, он уже давно понял, к чему клонит Голованов. Необычная нервозность главаря, его решение захватить с собой веревку, вроде бы бесцельные на первый взгляд блуждания по лесу - все указывало на обдуманность его решения. Сюда же следовало отнести его постоянные недомолвки и таинственные намеки на какое-то дело, стрельбу, частенько употребляемые им в последнее время. Умнику все стало ясно и он воспринял озарение довольно спокойно. Он прекрасно осознавал, что задуманное Головановым не такая уж глупость - тот просто собирался повязать их кровью. И если откровенно, где-то в глубине души ему самому хотелось испытать себя - а сможет ли... Сокол же в их компании был обыкновенным флюгером, исправно поворачивающимся по ветру и исполняющим то, что ему прикажут более тертые товарищи. Такие как он за компанию сделают все что хочешь, хоть мать родную зарежут, лишь бы заслужить одобрение авторитета. Он просто плыл по течению. Поэтому единственным, на кого намерение совершить самое настоящее убийство произвело ошеломляющее впечатление, был Мелкий.
   - К-как это расстрелять... - запинаясь, едва вымолвил он, видя, что его подельники остаются серьезными, спокойно восприняв произнесенную Головой страшную фразу. - К-как это расстрелять! - с отчаянием повторил он.
   - Очень просто. Как мишень в тире, - отрезал Голова и угрожающе приблизился к нему вплотную. - Иначе мы тебя самого кончим, - пообещал он без тени сомнения в голосе, которая могла бы позволить Мелкому подумать, что все не так страшно и его просто разыгрывают. - Нам свидетели ни к чему. - И тут же, потеряв к нему интерес, скомандовал Дрыну: - Открывай бутылку!
   Пока Мелкий стоял неподвижно, пребывая в шоковом состоянии, Голованов тихо шепнул распечатывающему водочную бутылку Дрыну и двум остальным:
   - Старайтесь хлебать потише, пусть Мелкому больше достанется.
   Трое молча кивнули, осознавая правоту главаря, хотя им и самим хотелось побольше опьянеть, чтобы не чувствовать страха перед предстоящим... Пустив бутылку по кругу, Голова внимательно наблюдал за приятелями, прикладывавшимися по очереди к горлышку... Дрын - молоток, на него всегда можно положиться, тут и сомневаться нечего... Сокол просто будет делать, что ему скажут - шестерка еще та... Вот Умника никогда не понять - молчит, и по роже его ничего не определишь. Но раз не выступил против, значит, считай, подписался... Ну а Мелкий - вообще ноль. Пусть только попробует вякнуть, они его в момент вразумят... Исподтишка поглядывая на сосредоточенные физиономии дружков, Голованов все больше убеждался в правильности принятого им решения.
   - Готовы? - спросил он, заметив, что бутылка опустела. - Тогда слушай сюда... Всем встать в линию вот здесь, - он указал на место метрах в десяти от привязанного мужичка, - теперь каждому передернуть затвор и дослать патрон в патронник. - Он внимательно проследил, как подельники выполняют команду, и только убедившись, что они все делают правильно, передернул свой затвор. - Теперь снять с предохранителя и ждать моего сигнала.
   Он искоса поглядывал на Мелкого - тот все еще пребывал в заторможенном состоянии и его неуверенные движения напоминали действия водолаза-глубоководника, словно на него давила неимоверная по своей тяжести толща воды. Удивительно, но, как показалось Голованову, мужичок-бомж взирал на происходящее так, словно все эти приготовления его не касались. Может, просто не верил, что все происходит на полном серьезе. Действительно, мыслимое ли дело - средь бела дня человека, прогуливающегося по лесу, хватают вооруженные люди и привязывают к дереву, чтобы привести в исполнение какой-то дурацкий, на ходу придуманный приговор. А может, он просто потерял дар речи от страха. Или, может, человеку надоело вести никчемный образ жизни, подкармливаясь втихаря на огородных участках и каждый день ломая голову, где сегодня придется ночевать... Как бы там ни было, бомж просто молчал, глядя на вовсю распоряжающегося главаря, который изо всех сил пытался скрыть вдруг охвативший его мандраж.
   - Приготовиться! - крикнул Голова громко, подбадривая в первую очередь самого себя, и пустил при этом петуха. Потом, затянув слегка паузу - видимо последние команды давались ему с трудом, - сказал, предварительно в расчете на публику хохотнув, что вышло у него очень неестественно: - Может, у приговоренного есть какое-нибудь последнее желание? Или он хочет сказать последнее слово... - Не дождавшись ответа, Голова повторил: - Приготовиться... - Шайка вразнобой подняла карабины, причем Соколу пришлось пихнуть локтем стоящего рядом Мелкого, чтобы тот исполнил команду.
   - Будь ты проклят, ублюдок, - глядя прямо в глаза Голованову, тихо вымолвил мужичок. - По его штанам медленно расплывалось мокрое пятно.
   - Пли! - слегка истерично заорал Голова и... на несколько томительных секунд нависла леденящая кровь тишина. - Пли! - еще раз взвизгнул он и первым нажал на спусковой крючок.
   Раздался оглушительный грохот, грубо нарушивший лесной покой, и он почувствовал, как плечо сотрясла отдача. При этом Голова даже не понял, попал ли вообще в цель... Все словно только и ждали первого выстрела - сразу загрохотало продолжение, запахло сгоревшим порохом, а мужичок, несколько раз дернувшись в опутывающих его веревках, обмяк, уронив голову на грудь. Теперь уже было отчетливо видно, что в него попали - на груди заалела кровь, быстро пропитывая несвежую рубашку под распахнутым мешковатым пиджаком. Все застыли, словно не веря, что все-таки решились на такое страшное дело. Голованов, от которого сейчас требовались решительные действия лидера, с трудом преодолевая тошноту, начавшуюся с неприятного ощущения в желудке и докатившуюся уже до самого горла, с усилием сглотнул, и под напряженными взглядами подельников, превратившихся несколькими секундами назад в самых настоящих убийц, двинулся в сторону неподвижно замершего тела. Подражая героям американских фильмов, преодолев отвращение, он приподнял веки мужичка.
   - Мертв! - уверено заявил он, несмотря на то что и понятия не имел, зачем в фильмах делают именно так. И хотя сильнее всего в этот момент ему хотелось убраться подальше от трупа, вынужденные прикосновения к которому еще больше усилили позывы тошноты, он, изображая уверенное спокойствие, принялся внимательно осматривать тело.
   - Одна попала в грудь... - бормотал он негромко. - Одна в живот. Ага, еще одна в грудь... Где же остальные... Есть! - наконец нашел он. - В плечо! - Медленно распрямившись, он испытующе поглядел в сторону неподвижных приятелей, на лицах которых застыли маски растерянности. Видимо, к ним только начало приходить осознание того, что они натворили.
   - Кто не выстрелил?
   Дрын, опомнившийся первым, судорожным движением пожал плечами.
   - Я нормально попал, гадом буду. - Обретя былую способность двигаться, первое что он сделал - положил карабин на траву в стремлении избавиться хотя бы на время от этой опасной штуки.
   - Я тоже наверняка попал, - еле выговорил бледный как полотно Сокол.
   - Ну, ты лучше всех навострился, - подтвердил Голованов и спросил: - Умник?
   - Скорей всего попал, - с усилием произнес тот, пожалуй лучше всех осознавший: они только что убили человека, пусть даже человеком этим оказался никчемный спившийся бомж.
   - Скорей всего, - передразнил Голованов. - Ладно, черт с тобой. Будем считать, что все нормально. Мелкий? - Прищурив глаза, он подозрительным взглядом окинул притихшую, сгорбившуюся фигуру последнего участника расстрела.
   Тот молчал с опущенной головой, словно не слыша обращения, а его тело сотрясала частая дрожь. Голованов подскочил к нему вплотную, с яростью вырвал из рук карабин и первым делом понюхал ствол.
   - Сучара! Порохом и не пахнет! Ты, падаль, вообще не стрелял! - Он сунул оружие Дрыну, словно обращаясь к авторитетному эксперту. Тот повертел карабин слегка подрагивающими руками, тоже принюхался.
   - Так он даже с предохранителя не снят, - наконец заметил он.
   Голованов тут же закатил Мелкому увесистую затрещину.
   - Что, стервец, чистеньким хочешь остаться? Или зассал?
   Мелкий, голова которого сильно мотнулась от удара, ничего не ответил.
   - Убью, падла! - Голованов обрушил на него уже целый град ударов. Наконец опомнившись, тот попытался прикрыть руками лицо.
   - Погоди, Голова... - Умник тронул его за плечо. - Дай ему еще разок попробовать. Пусть тоже выстрелит, и дело с концом. - Он забрал из рук Дрына карабин и протянул Мелкому. - На.
   - Нет... - едва слышно пискнул тот, пятясь от протянутого ему оружия.
   Теперь на него заорали разом уже все участники бойни:
   - А ну, давай, сука! Что, самый умный? Сейчас самого похороним! Стреляй, гаденыш!
   Мелкий со страхом смотрел на лица разъяренных товарищей, которые неожиданно превратились в самых настоящих зверей, и чувствовал, что до исполнения их угрозы закопать его самого осталось не так уж и далеко.
   - Ша! - Голова поднял руку, обеспечивая тишину. - Короче, братва, слушай мое последнее слово... Или этот гаденыш сейчас выстрелит, или мы привяжем его вместо этого. - Он кивнул в сторону обвисшего на веревке мужичка и вновь протянул оружие Мелкому. - Все понял? Тогда держи, последний раз предлагаю.
   Тот, с испугом глядя на окружающие его злобные лица и не находя в них ни капли сочувствия, осторожно, словно карабин был раскаленным, принял его из рук главаря.
   - Теперь снимай с предохранителя, - жестко наставлял его Голова, - поднимай и целься. - И, с удовлетворением убедившись, что Мелкий подчинился его командам, помог направить ствол под нужным углом. - Точнее держи, точнее... Пли! - вдруг заорал он в самое ухо перепуганного парня и тот, зажмурив глаза, выдал сразу два выстрела подряд.
   Голованов сейчас же подскочил к трупу и сделал вид, что ищет входные отметины на теле, хотя ясно видел, что перед выстрелами карабин Мелкого опять увело в сторону. Через некоторое время он восторженно заорал:
   - Ага, есть! Одну все же всадил... Молоток! - Он вернулся к Мелкому и одобрительно огрел его по спине. А тот, съежившись при словах Головы о его попадании, отвернулся в сторону и его тут же вывернуло наизнанку. Этим он вызвал цепную реакцию и теперь уже Сокол с Умником, отвернувшись, вовсю извергали из себя остатки так и не прижившегося до конца алкоголя. Сдержались только Дрын с Головой, хотя последнему это далось с большим трудом - преодоленная было тошнота неумолимо подступила вновь...
   Через некоторое время компания сидела в блиндаже и с жадностью, без закуски, которая все равно никому не полезла бы сейчас в глотку, допивала оставшуюся водку. Голова, без устали молотя языком, внимательно приглядывался к Мелкому, стараясь делать это незаметно - поведение подельника вызывало у него беспокойство. Когда того, наконец, забрало от выпитого, парень поднял понуро опущенную голову и попытался вступить в разговор, главарь перевел дух. Он боялся, как бы этот слюнтяй не расклеился и не начал плакаться про содеянное где-нибудь на стороне. Вообще-то Голованов был настроен весьма решительно, и чувствовал, что мог бы и Мелкого в случае чего отправить вслед за бомжом. Сейчас, запив впечатления содеянного водкой, все уже не казалось таким страшным, как это было вначале, наоборот, воспоминания о совершенном уже будоражили кровь. Он чувствовал себя каким-то зверем, вкусившим теплой крови первой жертвы. По хищному выражению, появившемуся в глазах у друзей, он с облегчением понял, что они испытывают примерно те же чувства. Теперь им действительно совсем не было страшно, а некоторые эпизоды даже смаковались быстро напившейся шайкой.
   - А как он задергался под выстрелами, ты видел!.. А этот... А Голова... Привести, говорит, приговор в исполнение!.. А вы видели, как он обмочился со страху?.. А ты помнишь... - Каждая новая фраза встречалась оглушительным ржанием, и даже Мелкий под конец заявил с пьяной гордостью: - Один раз и я попал, разве нет?
   Под конец Голованов вспомнил, что тело бомжа надо бы зарыть, но сейчас никому не хотелось этим заниматься. Решили закопать его на следующий день, только надо будет набрать еще водки - ведь завтра труп будет уже совсем холодным, и как тогда к нему прикасаться... На какое-то время после этих высказанных кем-то слов нависла угрюмая тишина, отозвавшаяся у каждого холодком внутри, и только Дрын пьяно заявил:
   - А мне все по хрену! Я, когда дядьку хоронил, матери все-все помогал делать. Я даже обмывать умею...
   - Ну, чего-чего, а уж обмывать мы его точно не будем. Перебьется, - шуткой разрядил обстановку Голова и все с облегчением заржали вновь. - Разве что вот этим. - Он наполнил стаканы остатками спиртного и не глядя отбросил бутылку в сторону. - Ну, с почином, братва...
  
  
   Глава 13
  
   - Ага, наконец-то, - язвительно сказала жена, когда Мышастый посетил ее будуар, расположенный в особняке насколько возможно дальше от его спальни. - Не прошло и полгода, как ты вспомнил-таки о моей просьбе. - Она явно пыталась его завести, чтобы с головой окунуться в приятные волны так обожаемых ею скандалов. - А чего ты хочешь от меня?
   Мышастый, стараясь скрыть нарастающую снежным комом брезгливость, смотрел на свою дражайшую половину... Альбина Георгиевна сидела перед трехстворчатым зеркалом, возле своей как всегда неприбранной спальни с не заправленной постелью, измятыми одеялами, разбросанными там и сям в живописном беспорядке вещами, а под кроватью виднелся - он вначале просто не поверил своим глазам! - ночной горшок.
   А вот это уже что-то новое, - подумал он и хотел было спросить, с каких это пор она так обленилась, что ходит уже едва ли не под себя, но в последний момент усилием воли сумел себя сдержать. Ведь такая оплошность с его стороны послужит прекрасным поводом для истерики, которого она наверняка давно и с нетерпением от него дожидается. Внимательно наблюдая за ее крупными руками, сноровисто втирающими в обвислые щеки какую-то дрянную массу, по виду напоминающую перемешанный со сметаной творог, только какого-то отталкивающего серого цвета, он непроизвольно поморщился - этой комковатой дряни, по его мнению, самое место было в унитазе. Ее даже в руки брать противно, а уж чтобы втирать такую мерзость в лицо... Но и про дрянь эту он, естественно, ничего не сказал, отметив еще только, что жена, как всегда, в своих любимых бигуди, которые служили ей, если он только не ошибался, не один десяток лет. Этот аксессуар не подвергся ни малейшим изменениям, его место так и не заняли какие-нибудь новые, красивые, импортные, хотя он и понятия не имел, существуют ли такие вообще. Нет, это были старые добрые бигуди из дырчатого алюминия, с потемневшими от старости резиночками, и хранились они, как он однажды случайно подметил, в целлофановом мешочке рядом с каким-то мятым тряпьем в ее прикроватной тумбочке, под рукой.
   Завела бы любовника, что ли... - подумалось ему, и эта мысль нимало его не смутила. На те деньги, что она от него получает на различные расходы, могла бы найти не слишком притязательного молодого хлыща - их сейчас развелось столько... Глядишь, и преобразилась бы в лучшую сторону. Нет, сам-то он в любом случае не намеревался с ней спать, в последний раз он делал это года два назад. Для такого шага не хватило бы никаких ее чудесных преображений - ни потери веса, ни пусть десятка пластических операций, ни перемещения с помощью волшебной палочки лет на десять назад... Это нежелание делить с ней супружеское ложе давно стало уже каким-то патологическим, но все одно, было бы чуть приятнее, заимей она другой вид. И на различных презентациях, глядишь, не пришлось бы с первых же минут сбагривать ее кому-нибудь на руки и убегать, изображая обилие срочных дел, и вообще...
   - А хочу я то, - начал он, твердо про себя решив не отвечать ни на какие ее провокационные выпады, - что спросил у тебя не далее чем минуту назад. Я хочу, чтобы ты напомнила мне, кому я там должен по твоей же просьбе помочь. У кого рванули дверь универсама или что-то в этом роде... - На самом деле он помнил фамилию этого человека - ну, если не лично, так у секретарши где-то было помечено, - просто он хотел уточнить, не отпала ли в этой помощи необходимость. Клиент мог передать это через Альбину, а она, естественно, могла забыть, и тогда он попадет не то что бы в глупое или неприятное, но абсолютно ненужное ему положение, словно бы он навязывается этому... Черт, но как же его...
   - Я уже сто раз тебе повторяла, - раздражено заявила супруга, закончив наконец втирать в щеки серую гадость и с восторгом разглядывая в зеркале результаты своей работы, - он приятель одной моей приятельницы, муж которой...
   - В общем, его фамилия? - не удержался Мышастый, с запоздалым ужасом отмечая, что допустил непоправимую ошибку, которая может привести к весьма печальным для него последствиям - он совершил немыслимое кощунство, он перебил Альбину!.. Как ни странно, она не обратила на это внимания - может потому, что как раз увлеклась в этот момент перемешиванием в какой-то нечистой на вид колбочке какой-то очередной целебной дряни. По консистенции это на сей раз было что-то вроде вареного сгущеного молока, которое он любил когда-то в детстве.
   - В общем, его фамилия Романов, - неожиданно спокойно ответила жена и посмотрела содержимое склянки на свет. Мышастый вдруг виновато подумал, что, возможно, ошибся, и эта склянка не такая уж грязная. Может он просто пристрастен ко всему, что касалось его жены? Это было бы в высшей степени несправедливо - признал он, благодарный супруге за то, что она без истерики позволила себя перебить, пусть даже, возможно, просто этого не заметила... - Да, именно Романов Сергей Георгиевич. Очень приличный, вежливый молодой человек.
   - Ого! - Он неожиданно развеселился. - Не из династии ли он бывшего нашего царя батюшки? - Глядя в ее бесцветные, холодные, какие-то рыбьи, что ли, глаза, он опять с запозданием - констатируя, что у него какая-то замедленная сегодня реакция, - вспомнил, что с некоторых пор его жена не входит в круг людей, с которыми можно обмениваться шутками. Решив сворачивать бесполезный разговор, он не смог отказать себе в удовольствии сказать напоследок: - И вообще, ты ошибаешься. Это было никаких не полгода назад. Ты мне рассказывала об этом совсем недавно.
   Уходя, он даже позволил себе если не хлопнуть дверью, то, по крайней мере, закрыть ее громче, чем обычно. Вернувшись в свою комнату, он произвел несколько телефонных звонков.
   - Самойлов? - Он говорил со своим заместителем, кабинет которого находился рядом с его личным. Кабинет зама имел отдельный вход, зато не имел комнаты отдыха и прилагающейся к ней молодой красивой секретарши. Самойлов, в отличие от Ворона, был заместителем по легальной, чистой работе, требующей незаурядных умственных качеств, которыми он в полной мере и обладал. - Подбери мне все, что только возможно, на... - Он секунду помедлил, вспоминая. - На Романова Сергея Георгиевича. Сделай распечатку к моему приезду. Все.
   Затем он позвонил Бугаю, своему шоферу-телохранителю:
   - Ты в гараже? Да, да, подавай к подъезду, я выхожу...
   Выезжая с коротенького участка частной дороги на общую проезжую часть, Бугай проворчал:
   - Когда же они дорогу-то в порядок приведут. Трясет, качает... Как шторм, баллов этак в семь, если на скорости промчаться.
   - А ты разве флотский? - с любопытством повернулся к нему Мышастый.
   - Как же, Антон Алексеевич, - с некоторой даже обидой проговорил тот. - Что ж вы думаете, я сызмальства по тюрьмам, что ли. Флотский я. Боцман. А Бугай - и кличка, и фамилия. Совпало так.
   - Борис Афанасьевич, верно? - поднапрягшись, блеснул своей памятью Мышастый.
   - Верно, - на мгновение оторвавшись от руля, с уважением посмотрел на него Бугай. - Надо же, помните...
   Мышастый припомнил, что действительно как-то раз в бане он с любопытством разглядывал усеянное татуировками тело своего охранника, и больше половины из них, как он успел заметить, было на морскую тематику. У него же самого хватило ума не сделать ни одной, - с удовлетворением подумалось ему. А то хорошо бы он выглядел на телеэкранах, когда его как-то раз с группой отдыхающих бизнесменов снимали на пляже для местных новостей.
   - А сел-то за что, Афанасьевич, - полюбопытствовал он опять.
   - Да за пустое, - оторвав от руля мощную лапу, отмахнулся тот. - С флота прямо и загремел. Ну, как водится, по пьянке... Выпили мы с ребятами тогда сильно, поцапались с одними... В кафе это было, - не умея произносить длинные речи, односложно бросал Бугай. - С офицерами, в общем, подрались. С нашими же, флотскими, из-за бабы. Сами знаете, как в кабаках по пьяному делу бывает... Кто-то не так кого-то пригласил, кто-то не так на кого-то посмотрел... Эх, хороша была девка, до сих пор ее наружность помню... - Он с удовольствием причмокнул губами. - Ну, в общем, помял я парней маленько. Вот и все. Говорю ж, пустое.
   Мышастый про себя усмехнулся, представив, как "маленько" мог помять этих несчастных офицеров бывший боцман. Ему уже приходилось видеть того в деле и он прекрасно отдавал себе отчет, что вкладывает Бугай в это слово.
   - И сколько? - коротко спросил он.
   - Четыре дали, - так же коротко ответил Бугай.
   - Четыре? - попытался что-то подсчитать в уме Мышастый. - А когда ж ты...
   - Потом еще накинули, - поняв недоумение патрона, объяснил Бугай. - Уже там, в тюряге. И пошло-поехало.
   - Что, там тоже кого помял? - усмехнулся Мышастый.
   - Пришлось. Сами знаете, лезет шантрапа всякая.
   - Да уж знаю, - подтвердил Мышастый.
   - А вы, Антон Алексеевич, извиняюсь, сколько тянули? - опять повернулся к нему Бугай.
   - За дорогой следи, - беззлобно посоветовал шеф, закрывая тему.
   В офисе на столе его уже дожидалась компьютерная распечатка - все что нашлось по этому самому Романову, которого угораздило попасть в жернова бандитской мельницы Лысого. Получилось это, в общем-то, по ошибке, но сам бедолага об этом не подозревал, а посему сейчас имелась возможность слегка его подоить. Мышастый быстро пробежался глазами по скупому перечню данных: год рождения... Ого! - вспомнив слова жены, сказал он себе мысленно, - не такой уж он и "молодой человек", как-никак, полтинник уже стукнул. Хотя, после того как парень подарил ей антикварные серьги - ведь это наверняка его работа, - он сразу и стал очень приличным и вежливым молодым человеком. Так, дальше... Недвижимость. Ага, универсам. Ага, а вот это уже интересно... Собственно, он и вспомнил-то об этом ничтожном человечке только потому, что случайно узнал об этом особнячке... Так, находится он на тридцать шестом километре от Мшенска по восточному шоссе. Кажется, именно то, что ему нужно для реализации своего проекта, который он затеял и в котором уже заручился согласием Воловикова и Желябова. Если ему не изменяет память, это не слишком престижный, довольно глухой район. Когда-то предполагалось, что в том месте вырастет целый поселок таких вот особнячков, но дело почему-то заглохло и сейчас там пустовало множество не доведенных до конца строений. Отлично.
   Он снял телефонную трубку и позвонил в соседний кабинет, опять вызывая Самойлова.
   - Слушай, Валентин, - сказал он, когда порог переступил тридцатилетний сутуловатый мужчина среднего роста с небольшими залысинами. И ткнул пальцем в листок бумаги с данными по Романову. - Теперь мне нужны сведения об этом особнячке, в районе Белого озера. Все что можно по нему раскопать. Когда куплен, у кого, сколько он стоил тогда и какова нынешняя его цена - в общем, все в таком роде. Усек? По выполнении доложи сразу же.
   Самойлов кивнул и вышел, а Мышастый откинулся на спинку кресла. В принципе, никаких дел у него больше не было, наступило пассивное ожидание, которое он и в обычное время не очень-то любил, а сейчас, когда впору было браться за немедленное выполнение проекта, который в последнее время довлел над всеми его мыслями, ему и вовсе претило бездействовать. Ну да ничего, приобретение особняка, который он непременно вырвет из рук этого Романова, будет первым и очень важным шагом на пути осуществления его нынешней мечты. Как тогда выразился Воловиков?.. "Дело заманчивое. Это будет нашей лебединой песней. После подобного можно в этом плане и на относительный покой выходить". Кажется, именно так... Насчет покоя, правда, он не согласен. Наоборот, после успешного - он в этом не сомневался - окончания дела можно будет придумать еще массу подобных развлечений, ведь это только начало. Интересно, какая же девчонка попадет в сети, которые они вскоре расставят? Естественно, она будет очень красивой - это понятно, иначе с чего бы огород городить. А в остальном...
   Он сомкнул веки и попытался представить себе облик незнакомки, будущей жертвы их изощренных развлечений; девушки, которая примчится на приманку подобно бабочке, летящей на огонь, и в итоге обожжет себе крылья... Ничего путного в голову не лезло, всплыло только опять лицо жены, натирающей свои дряблые щеки каким-то непотребством. Его передернуло и он поспешно открыл глаза... Да, только вот что потом с ней делать? Неужели придется банально убирать? Нет, вряд ли; после обработки, которую девчонка у них пройдет, она наверняка сойдет с ума, можно будет запереть ее в дурку и дело с концом. А может, даже, и без этого обойдется, достаточно будет просто вынудить ее молчать. Например, снять все то, что они будут с ней вытворять, на видео и пригрозить, что если она вздумает раскрыть рот, покажут эту пленку... кому? Да найдется, кому... Если она окажется замужем - мужу. Или родителям, соседям, на работе, да кому угодно. Этого должно оказаться вполне достаточно. Никакая нормальная женщина не захочет, чтобы узнали про нее такое... Кстати, даже если она все равно вздумает жаловаться, ей никто не поверит, просто пошлют ее с подобными фантазиями подальше. Поверить такому! Так что пленка послужит всего лишь дополнительной страховкой. А вот сам он будет смотреть эту запись до старости, смаковать свою лебединую песню, которая будет служить отличным возбудителем его потихоньку угасающей потенции. Ведь после того случая на даче, когда они всласть покуражились над глуповатыми красивыми дурехами, и Желябов выиграл-таки пари насчет обещанного возбуждения, они еще долго обсуждали, почему так произошло. Это уже потом они наложили на эту тему табу, а тогда, сразу после произошедшего, Воловиков высказал интересную мысль. Не новую, впрочем, но...
   - Антон, у тебя по утрам стоит? - откровенно, в лоб спросил он.
   - Ну, не как в юности, но порой приличный такой шатер из одеяла поднимается, - сказал Мышастый.
   - И у меня то же самое, - подтвердил Желябов, когда Воловиков повернулся к нему. - А почему ты спрашиваешь?
   - А посреди дня или вечером, когда подумается о чем-нибудь этаком? - продолжил экс-мэр словно не слышал встречного вопроса.
   - Ну, опять же, не так, конечно, как во времена мальчишества, когда стоило только увидеть хорошенькие ножки, или просто вспомнить о симпатичной однокласснице, или когда потрется случайно в трусах, и потом не опустить его никак... Но тоже, естественно, бывает. Не часто, но... В общем, вы поняли, - подытожил Желябов.
   - Да, - в свою очередь коротко подтвердил Мышастый, поймав вопросительный взгляд Воловикова. - Бывает.
   - А сейчас, когда ты хочешь отыметь кого-нибудь? Ну, секретаршу, например, свою. Или вообще любую девку, - гнул пока что-то непонятное Воловиков.
   - Может встать, а может не встать, - честно признался Мышастый.
   - Вот! - назидательно поднял палец кверху экс-мэр. - А почему так получается, вы задумывались? Ведь все ж работает, раз утром стоял.
   - Да... - озадачился Желябов. - Я над этим как-то и не думал. А почему, действительно? Ведь если бы вообще не стоял - это одно. А так... Значит, дело не просто в угасании этого самого дела?
   - То-то и оно, - подтвердил Воловиков. - И вот что я надумал. Представьте себе... ну, хотя бы что-то гидравлическое, к примеру. Пусть это подъемник будет. Он ведь примерно на тех же принципах работает, - хохотнул Воловиков, - так что пример наглядный. И если он поднимается утром, значит все в нем нормально - и давление, и все остальное. А днем или ночью вдруг стоп! Нет контакта.
   Мышастый с Желябовым, уже не на шутку заинтересованные, ожидали продолжения. Последний даже забыл про свою сигарету, дымящуюся в пепельнице.
   - Ну-ну, - поторопил Мышастый рассказчика.
   - Получается, гидравлика в полном порядке. Механика, то есть. А раз она действует, значит, неполадки в другом месте. Что-то в пульте управления, к примеру, неладно. Может, где-то коротит периодически, вот агрегат и не срабатывает. Контакта нет. Ну, а где у нас этот самый пульт? - Воловиков прищурился.
   - В голове? - догадался Желябов.
   - Верно, - подтвердил Воловиков. - Сам только что сказал - увидишь раньше красивенькие ножки, и все, вскочил. А лет за пятьдесят-шестьдесят их столько навидаешься, через девяносто девять на сотые только и вскочит. Даже хваленая Камасутра по объему ведь отнюдь не Британская энциклопедия. Все более-менее приемлемое перепробовал, а дальше уже неинтересно. Вот к старости мозг и начинает действовать избирательно - бережет организм. Как бы контролирует: мол, два раза в неделю дам тебе порезвиться, и хватит, больше - ни-ни. Ведь у тебя повышенное давление и все такое прочее... Хотя гидравлика, - он показал, какая, - готова в любой момент. Только команды для нее соответствующей нет... А может, это и правильно, - продолжал рассуждать он, - получается, природа создала такой вот защитный механизм. А с другой стороны... Иногда ведь просто прекрасно себя чувствуешь, мог бы не только это дело сделать, а десять вагонов разгрузить, и все бы нормально было - точно об этом знаешь, а он, мозг, то есть, не дает разогнаться, и все тут. Приказа механике не дает. Я конечно, не беру в расчет тех ребят, у которых там уже произошли какие-то необратимые изменения - закупорки сосудов и прочее... А ты на нее, на эту ни в чем неповинную гидравлику, грешишь понапрасну. Ведь было такое?
   - Сколько угодно, - подтвердили оба.
   - Вот тут-то и надо его обмануть или помочь. И что лучше?
   - Врать нехорошо, - с усмешкой заявил Мышастый. - Так в советских школах учили.
   - Не скажи, - встрял Желябов, - бывает обман на пользу.
   - Это ты свое партсекретарство имеешь в виду? - подковырнул его Мышастый. - Обманывать - народ, а на пользу - себе. Вот и получается обман на пользу, так?
   - Да ладно вам, - остановил их, засмеявшись, Воловиков, - все мы в партии состояли, все одного поля ягоды. В общем, я понимаю это так: обман - это когда принял, скажем, пилюлю, и обманул мозг, заблокировал какой-то его участочек, который за это дело отвечает. И все, теперь он дает зеленый свет, можешь баловаться до посинения. Потом, правда, пожалеешь, как спортсмен, принявший допинг, но иначе никак.
   - Ну, а другой способ, который - не обмануть, а помочь, - напомнил Желябов задумавшемуся о чем-то Воловикову.
   - А это когда ты помогаешь тому самому центру в голове уже эдак ненавязчиво, подсовывая ему что-нибудь наподобие Плейбоя - на, мол, глянь на картинку, какова? Он и клюнет, если девчонка больно уж хороша, или поза оригинальна. Готово, возбудился! Или кассетку ему подходящую подкинуть - видал, мол, как они там здорово развлекаются, вот бы самому так попробовать. А посмотришь эту же кассету с десяток раз, и все, никакой больше реакции. Еще можно просто вспомнить что-нибудь приятное на эту тему... Вот я, например, - он с одобрением посмотрел на Желябова, - как вспомню твои утиные бега, сразу вскакивает, как у фантазирующего мальчишки, а ведь уже с месяц времени прошло. Тут ты в самую точку с этим делом угодил...
   Вот, - решил Мышастый, вспоминая благосклонно им тогда воспринятую версию про исправную гидравлику и капризном пульте управления ею, - вот и надо будет снять будущие развлечения на пленку. Будет тогда ему материал для пульта. Ведь он задумал такой маскарад, что куда там до него любой комедии с переодеваниями - даже его пресыщенные всевозможными оригинальными забавами приятели были вынуждены это признать. А если снять их самих, то с помощью такого материала можно будет держать их в руках до конца дней. Мало ли что ему может от них понадобиться в будущем... В общем, когда дело дойдет до ремонта, надо будет наказать строителям сделать побольше всяких хитрых штучек типа зеркал, прозрачных с другой стороны, и мест для установки потайных видеокамер. Эта идея нравилась ему все больше. А ремонт он закажет Ерохину - у того и строительная фирма приличная, и язык за зубами держать парень умеет...
   Наконец позвонил Самойлов.
   - Антон Алексеевич, готово.
   - Заходи, - пригласил его Мышастый... Пробежав глазами по листку с полученной информацией, он удовлетворенно кивнул. - Иди, Валентин... - Затем настала очередь секретарши: - Танюша, соедини меня с Романовым.
   Когда голос Романова зазвучал в телефонной трубке, Мышастый коротко представился и спросил с нарочитой сухостью в голосе:
   - Сергей Георгиевич, вы могли бы прямо сейчас ко мне подъехать?
   - Да, конечно, Антон Алексеевич, - поспешно заверили на том конце провода.
   - Тогда я вас жду, - сообщил Мышастый. - Сейчас продиктую адрес моего офиса. Вы записываете?
   - Не надо, я знаю, где он находится, - скороговоркой заверил Романов. - Я мигом.
   Ишь, стервец, засуетился, небось давно ждал моего звонка с трясущимися поджилками. А что, с Лысым, пожалуй, можно расшатать нервы... И голос у тебя, дружок, противный, - злорадно подумал он и удивился, - да чего я на него так взъелся. Обычный бизнесмен-середнячок, ну попал в историю, что в этом такого. Наверное, все дело в моей жене, - сообразил он. Все оттого, что он именно ее протеже, да еще приличным и вежливым она его назвала - вот все это в совокупности и вызывает у меня раздражение...
   Когда на пороге его кабинета появился ожидаемый "молодой человек" с заискивающими повадками, Мышастый, бросив на него короткий взгляд, сразу для себя определил, что с этим типом у него проблем не возникнет - тот не просто спляшет под любую мелодию его дудки, но сделает это истово, с огоньком, с благодарностью. Он коротко кивнул противно кланяющемуся с порога Романову и, указав на кресло, находящееся напротив его стола, сухо спросил:
   - Чай, кофе?
   - Нет, нет, благодарю вас, - якобы испытывая огромную благодарность за такое предложение, ответил тот.
   - Что ж, тогда приступим к делу. Что у вас стряслось? Только коротко.
   Романов принялся излагать суть дела, которая кратко сводилась к следующему: у него имеется небольшой универсам, склад и несколько коммерческих киосков. Все хозяйство находится на территории, контролируемой Лысым. Романов исправно выплачивает соответствующую дань, ни разу не просрочил, и только недавно, испытывая временные финансовые затруднения, попросил того немного отодвинуть срок очередного платежа, при этом не отказываясь от положенной в таких ситуациях пени. Лысый согласился, а через некоторое время вдруг прогремел взрыв - ночью рванули дверь его универмага. Теперь он чувствует себя некомфортно, опасается еще каких-либо неприятностей и имеет честь просить Мышастого замолвить за него словечко.
   - А почему вы считаете, что он вообще станет меня слушать? - недовольно спросил Мышастый. Вообще, всю дальнейшую беседу он вел именно таким тоном, усиливая и без того немалое волнение собеседника, у которого явственно подрагивали руки. Нет, все же интересно, как бы он с такими руками пил кофе, - весело подумалось Мышастому и он уже собрался было попросить Татьяну принести все-таки пару чашек, чтобы посмотреть, как будет выкручиваться Романов из создавшейся ситуации, но передумал. Бедолаге и без того предстоит весьма нелегкий разговор, уж об этом он, Мышастый, сумеет позаботиться.
   - Ну, вы же имеете на него влияние, он вас обязательно послушается... - залепетал гость, словно просил старшего брата своего обидчика утихомирить распоясавшегося младшенького.
   - Значит, вы полагаете, что в моих силах будет уладить этот конфликт? - нарочито задумчиво спросил Мышастый и тут же сам себя оборвал - хватит. Не такое уж великое геройство, давить с высоты своего положения на подобную мелкоту. Для дела тот запуган вполне достаточно. А значит, пора к делу и перейти. - Ну хорошо, - продолжил он, - допустим, это так. А что конкретно вы хотите? Чтобы Бодров принес вам свои извинения?
   - Что вы, что вы! - испуганно замахал руками Романов, словно отгоняя от себя такую кощунственную мысль. Надо же, Лысый... сам Лысый!.. придет к нему в универсам просить прощения за то, что немножко набедокурил. - Я просто хочу, чтобы он меня больше не трогал. Ведь я не отказываюсь ему платить, - почти плаксиво закончил он.
   - А что я с этого буду иметь? - вроде как задумался Мышастый и даже потер подбородок пальцами.
   - Я готов, - радуясь, что дело перешло к конкретике и обещает благополучно для него завершиться, засуетился Романов, - компенсировать ваши... ваши...
   - Хлопоты, наверное, - подсказал ему Мышастый. - Потерю времени.
   - Да-да, именно хлопоты. - Романов посмотрел на него с признательностью.
   - И сколько же? - поинтересовался хозяин кабинета.
   - Ну, я полагаю... - опять замялся проситель, боясь назвать слишком крупную сумму и одновременно не разъярить этого бандюгу, назначив слишком маленькую. - Может, вы сами подскажете, - нерешительно предложил он.
   - Сергей Георгиевич, - довольно ласково обратился к нему Мышастый, - давайте сделаем по-другому. Гораздо проще.
   - Я вас слушаю. - Собеседник обратился в слух, ожидая продолжения с некоторой настороженностью.
   - Я слышал, вы владеете кое-какой недвижимостью в поселке на Белом озере, - вкрадчиво сказал Мышастый.
   - Да, есть у меня там небольшой особнячок, - еще более насторожившись, подтвердил Романов, гадая, откуда тот об этом узнал.
   Ну, положим, не такой уж и маленький, - подумал Мышастый и продолжил:
   - Видите ли, мне срочно понадобился примерно такой вот. Как вы говорите, небольшой. Чтобы в два этажа, с подвалом и непременно в районе Белого озера.
   - Вы хотите... - растерялся Романов, вообразив, что особняк у него хотят попросту отобрать.
   - Конфисковать его у вас? - угадал Мышастый, словно прочитав мысли собеседника.
   - Ну, не совсем, - соврал Сергей Георгиевич. - Я просто подумал...
   - Вы что же, полагаете, что я бандит с большой дороги? - спросил Мышастый, прекрасно понимая терзания собеседника, которые явственно проявились на его лице.
   - Нет, нет, что вы! - еще больше растерялся Романов, хотя, дураку ясно, именно так и полагал.
   - Нет, я хочу купить его у вас, - объявил Мышастый. - Но по особой, выразимся так, цене. Я возьму его ровно за ту сумму, по которой вы его приобрели. Так что вы ничего не потеряете, - подытожил он.
   Естественно, он знал, что это не совсем так. Или даже совсем не так. Во-первых, со времен приобретения Романовым особняка недвижимость здорово взлетела в цене - появилось множество богатых, а значит, готовых тратить деньги людей. Во-вторых, даже в те далекие годы Романов приобрел строение по дешевке. Как выяснил сегодня Самойлов, продавцом значился Липхен Ефим Аронович, а узнав дату продажи, легко было догадаться, что купля-продажа осуществлялась во времена одной из волн еврейской эмиграции, когда люди, получив разрешение на выезд - как это водилось, неожиданно, буквально в последнюю минуту, хотя годами его дожидались, - находясь в жесточайшем цейтноте, были вынуждены продавать имущество по бросовым ценам. Недвижимость, автотранспорт, предметы искусства, драгоценности. И если даже сделать допущение, что указанная в акте продажи сумма была заниженной, а скорее всего так оно и было, то все равно особняк достался Романову почти даром, особенно если перенести это на сегодняшние цены.
   Видимо, примерно о том же подумал и Романов, так как пауза затянулась. Но, сопоставив все плюсы и минусы, которые приносило ему столь неожиданное предложение Мышастого, он вынужден был с ним согласиться. Правда, радости на его лице при этом не наблюдалось.
   - Пусть будет так, - обреченно ответил он.
   В конце концов, спокойствие стоило гораздо дороже, чем убытки, которые он понесет от невыгодной сделки. Здоровье в любом случае являлось гораздо более предпочтительной ценностью, чем капиталы, которые еще можно будет приобрести, имея за спиной всего каких-то пятьдесят лет прожитой жизни. Он ведь и так в значительной мере себя подставил, сразу после взрыва поддавшись панике и совершив весьма необдуманный поступок. На Мышастого он, конечно, вышел зря. Вроде бы по их бандитским законам это считалось серьезным, достойным заслуженной кары проступком - искать защиты у другого бандита. Этим он мог столкнуть лбами две банды, спровоцировав между ними какое-то подобие войны, и вся вина за это легла бы на него, Романова. То, что они прекрасно ладят между собой - о чем он знал в точности, - ничего не меняло. Но в тот момент он был очень напуган и сделал то, что сделал, тем более, что с Лысым в тот момент почему-то было совершенно невозможно связаться - может, тот специально нагнетал обстановку, а может, просто пребывал в запое. Так что, возможно, он еще сравнительно легко отделался. В конце концов, район Белого озера так и не стал престижным, и особняком он фактически не пользовался. Так, законсервированная про запас недвижимость.
   - Тогда давайте уточним некоторые детали, - предложил Мышастый, удовлетворенный тем, что Романов оказался человеком неглупым и дело обошлось без ненужных истерик. - Обрисуйте, каково состояние объекта, в каком ремонте он нуждается, пользуетесь ли вы им, кто соседи, в общем, все в таком духе.
   Скинув с себя тяжелый груз, Романов почувствовал себя гораздо раскованнее и у него перестали, наконец, подрагивать руки. Теперь Мышастый велел секретарше принести два кофе - от спиртного его гость решительно отказался.
   - Язва, - немного смущенно признался он, словно был в этом виноватым.
   Язва - болезнь нервов, - вспомнил вдруг Мышастый где-то слышанное. А что, может быть. С нервами у тебя явно не очень-то. Пуглив больно.
   - Сосед один, - начал Романов, прихлебывая кофе, - слева, бывает там редко. С другой стороны только фундамент дома, где-то лет пять стоит, строительных работ не ведется. И так практически по всему поселку: жилые, не жилые - через дом... Общая подъездная дорога в относительно неплохом состоянии, она ответвляется от основного шоссе и проходит через лес, километров этак с шесть. Водоснабжение - индивидуальный электронасос на моем участке. В принципе, все прилично, хотя последний ремонт производился лет семь назад. Жил я там в среднем около месяца за лето, да и то через раз. Этим летом, вот, увы, не получилось. - Он развел руками. - И так дел навалилось, а тут еще и это.
   - Ничего, ничего, - подбодрил его Мышастый, - как раз таки "это" только что разрешилось. И вполне благополучно для вас.
   - Ну, что еще... - Романов задумался. - Хороший подвал, сырости нет, в нем оборудован тренажерный зал. От старого хозяина остался... В общем, вы не прогадали, - заключил он, как показалось хозяину кабинета, даже с некоторой иронией.
   - Вы, думаю, тоже, - парировал тот.
   Задав еще несколько уточняющих вопросов, он попросил Романова немедленно заняться подготовкой оформления купчей и на этом аудиенция была окончена.
   - Так я могу быть спокоен? - уже на выходе спросил тот, желая окончательно убедиться в мирном урегулировании своей проблемы.
   - Абсолютно, - заверил его Мышастый, уже думая о своем - ему не терпелось быстрее провернуть некоторые второстепенные дела, ускоряющие осуществление главного.
   Расстались они вполне довольные друг другом. Мышастый уж, по крайней мере, точно. Следующим этапом был ремонт и он, не дожидаясь оформления бумаг, пребывая в абсолютной уверенности, что особняк фактически уже является его собственностью, позвонил своему старому приятелю Ерохину, как раз подвизавшемуся по строительной части и находившемуся под его покровительством и надежной защитой. Поэтому предстоящие работы по переделке особняка, он был уверен, будут произведены максимально быстрыми темпами при минимальных затратах. Все обещало встать ему в довольно умеренную сумму - строительные материалы по оптовым ценам плюс зарплата рабочим. Ни рубля лишнего...
   Первый выезд на место он осуществил совместно с Ерохиным на следующий же после разговора с Романовым день. Двухэтажный, немалых размеров особняк сразу произвел на него приятное впечатление, еще когда они к нему подъезжали - каждый на своей машине. Внешний вид фасада был вполне удовлетворительным и двое, посовещавшись, решили оставить все как есть. Расхаживая по внутренним покоям, Мышастый отметил про себя, что этот Романов ничуть не преувеличивал - действительно, внутренняя отделка также была вполне приличной, если не быть уж излишне притязательным. Конечно, если бы он собирался здесь жить, наверняка заказал бы хороший ремонт, который влетел бы в копеечку, но у Мышастого были совсем иные планы относительно использования этой удачно приобретенной недвижимости, и ему требовался не ремонт, а скорее некоторая перестройка помещений для своих несколько специфических целей... Узнав, что конкретно требует от него заказчик, Ерохин был явно удивлен, хотя постарался не показать виду и не задал ни единого вопроса, на которые Мышастый все равно не собирался отвечать... Итогом их встречи и осмотра объекта стало обещание строителя завершить все работы в десятидневный срок, максимум - за две недели. Клиента это вполне устроило.
   Позвонив затем Воловикову, Мышастый сообщил, что их общее дело сдвинулось с мертвой точки - им уже приобретена недвижимость, сделан заказ на переделку помещений и кое-какой ремонт, назвал примерную цифру расходов и сколько конкретно с того причитается. И, поговорив с приятелем на общие темы, напоследок напомнил, чтобы тот держал в строжайшем секрете месторасположение и вообще сам факт существования этого особняка.
   - Особенно от наших жен, - пошутил он, заканчивая разговор.
   - Ты, наверное, шутишь, Антон! - И Воловиков расхохотался.
   Примерно такой же разговор состоялся и с Желябовым, который также воспринял его информацию с радостью.
   - И когда ты все доведешь до ума? - поинтересовался он.
   - Недельки через три-четыре я покажу тебе удивительное зрелище выходящей из морской пены Афродиты, - пообещал Мышастый. - А если перевести это на более прозаический язык, то ты будешь созерцать моющуюся в душе красавицу. Вначале только созерцать, а потом - сам знаешь, что. Как договорились.
   - Ох, не дразни меня, и так не терпится, - сказал тот. - Скорее бы...
   Еще одним шагом на пути к осуществлению их общей цели стало то, что Мышастый стал регулярно просматривать Приреченские и Благогорские газеты. Так как с Мшенском эти три города образовывали почти правильный равносторонний треугольник, каждая из сторон которого составляла около трехсот километров, между ними существовала сносная связь. Практически всегда на любом из железнодорожных вокзалов этих городов можно было приобрести газеты, издающиеся в двух других. На том же вокзале Мшенска торгующие периодическими изданиями люди постоянно распространяли газеты интересующих сейчас Мышастого городов - Приреченска и Благогорска. Газеты своего города для его целей не подходили...
   Каждый день, разворачивая очередной номер газет двух - трехдневной давности, регулярно доставляемых в офис по его распоряжению, он тщательно штудировал полосы, отведенные под всевозможные коммерческие объявления. Точнее, его интересовали только объявления, приглашающие девушек и молодых женщин приятной наружности на различного рода работы. Одна из таких девушек, которая отзовется на подобное объявление, ему и была нужна. Именно такая красавица, которая клюнет на подобного рода приманку, требовалась их компании для определенных целей. Для этого же им был куплен особняк - в нем будут воплощаться в реальность планы относительно нее же. И строительная бригада, производящая сейчас ремонт, также работала на эту цель, а то, что он еще не видел эту предполагаемую участницу их забав и даже пока не представлял, как именно она будет выглядеть, лишь подогревало интерес и распаляло его воображение.
   Просматривая только что доставленные газеты, Мышастый брезгливо пропускал объявления наподобие: "Требуются красивые девушки для работы в Германии. Проезд и оформление визы за счет работодателя. Работа с интим-сервисом не связана, высокий заработок гарантирован". Он был уверен, что такие тексты являлись приманкой для девушек не слишком высоких умственных качеств. Если бы они потрудились хоть чуть-чуть пораскинуть своим серым веществом, то неминуемо нашли бы в этих скупых строчках сразу несколько несоответствий. Например, для чего требовались именно молодые и красивые, если работа не связана с интимными услугами. Разве для работы нянями, домработницами, уборщицами, посудомойками требуются именно такие? Значит, если претендентка не очень молода или не очень красива, она не сможет качественно протирать пыль, мыть полы либо присматривать за ребенком? Вот и получается в итоге, что такие "домработницы" заканчивают свой путь где-нибудь в борделях Хорватии, влачат полуголодное существование, терпеливо переносят побои, являющиеся обязательной программой для подобного рода мест, и усиленно обслуживают огрубевших от войны солдат, пропуская через себя десятки человек в день. Паспорта у них при этом отбираются сразу же, и эти бесправные, хорошо, если не покалеченные, "няни" счастливы, если им в итоге просто удается унести свои ноги. О каких-то там деньгах никто уже и не вспоминает. А потом, порой через газеты, они еще жалуются, что их одурачили.
   Нет, такие откровенные дуры, пусть у них даже ноги растут прямо из подмышек, Мышастого не интересовали - интеллект, наряду с обязательной красотой, был все же желателен. Ведь с такой дурочкой и работать будет неинтересно - все, через что она должна у них пройти, такой может показаться весьма обыденным делом, этаким неотъемлемым правом работодателя на всевозможные с ней забавы. А если подобной девице хорошо заплатить, то она, возможно, еще и довольной окажется. Нет, им нужна девочка порядочная, с норовом, которая подобно молоденькой необъезженной кобылке будет взбрыкивать, пытаясь сбросить с себя седока. И то, что у нее этого не получится, должно будет привести ее в состояние, подобному коктейлю, намешанному из ярости, апатии, ужаса, отвращения, покорности и многого другого. В этом-то и состоит вся соль его задумки. А в противном случае - иди, заплати проститутке впятеро больше обычного, и она позволит делать с собой все, что тебе приспичит, разве что ребенка вряд ли родит. Да и кому он от такой нужен...
   Мышастый вчитывался дальше... Ну, здесь так и вообще, даже и не стесняются: опять красивые, но уже для работы в ночных барах. Опять с высоким заработком и опять не связано с интим-услугами! Это у них как заклинание, что ли? Нет, ну воистину дебилы с четырехклассным образованием и таким же интеллектом вербуют себе подобных. Это объявление ведь еще похлеще того, первого. А здесь-то на что надеются все эти потенциальные работницы? Что они будут просто ходить по бару, все из себя в белом, а умиляющиеся посетители, протирая платочком повлажневшие глаза, будут осыпать их дождем из зеленых бумажек, обеспечивая дурам обещанный высокий заработок? А за что? А ни за что! А за то просто, что они есть на белом свете, все из себя такие вот молодые и красивые - этого, что ли, мало... Тьфу!
   Внезапно Мышастый насторожился - его взгляд словно споткнулся о какое-то препятствие, не пускающее его дальше. Медленно, пока еще чисто автоматически, не вдумываясь, он прочитал: "Приглашаем девушку или молодую женщину, обладающую приятной внешностью и фигурой, принять участие в съемках рекламного ролика на спортивную тематику (реклама тренажеров). Специальная спортивная подготовка не обязательна. Желательно фото: портрет и в полный рост. А/Я 286, г. Благогорск, 7 отд. св.".
   Мышастый аж едва не взмок. Вот это класс! Тут чувствуется рука мастера... Вызвав Татьяну и заказав кофе, он вновь и вновь смаковал прочитанное. Молодцы! Во-первых, никакого дурацкого "требуются". Требоваться могут, а точнее могли когда-то, слесари, сантехники, бурильщики, доильщики - кто угодно, но только не красивые девушки. Ведь с ними нужно ласково, на то они и красивые. Куда уместнее звучит употребленное здесь безвестным гением мягкое, заманчивое "приглашаем". Именно заманчивое, ведь истинная цель подобного рода объявлений - заманить. Во-вторых, здесь автор или авторы обращаются к девушкам индивидуально, в единственном числе: приезжай, милая. Ну, точнее, присылай фото. Пока. Для начала. Но ни в коем случае не зовут всех скопом, дескать, давайте все сюда, нам ведь чем больше, тем лучше, мы вас всех запросто трудоустроим. Здесь и дурочке понятно, в какой области такие деятели собрались их трудоустраивать. Нет, этим нужна именно одна-единственная. Пусть и якобы... Далее. Все эти лбы, что о двух классах в мозжечке, всегда упоминают "девушек". А как же насчет молодых женщин? Вообще, до какого возраста девушка считается девушкой, если, конечно, не брать в качестве определяющей характеристики такой физиологический признак, как девственная плева? 16? 20? 24? А если 24 с половиной? Может, она уже не девушка, каковой являлась всего каких-то полгода назад? А ведь таким образом наверняка сразу же отсеивается значительное количество возможно очень и очень недурной внешности претенденток. Иная думает: ну, вышлю фотографии или приеду на просмотр, а надо мной что, хихикать станут? Дескать, какая же вы девушка, вам, мол, аж двадцать шесть уже. Объявления внимательнее читать надо!.. И поэтому, если молодая женщина не нахрапистая, а скромная, она ни за что на такое приглашение не отреагирует, хотя, возможно, красивей остальных, всех вместе взятых - зачем ей моральные травмы и ночи в слезах. А ведь иная и в тридцать выглядит так, что никакая семнадцатилетняя ей и в подметки не годится. Ведь когда-то что он, что Воловиковский самбист выбрали самую очаровательную из шести девиц - черненькую красавицу, и она же оказалась самой старшей из всех. Ну и что, от этого она стала хуже?
   Или вот еще, - продолжая бегать глазами по строчкам, он даже удовлетворенно кивнул, - в своем объявлении они призывают откликнуться обладательниц именно приятной внешности, а не красивых. То есть, ребята избежали употребления слова, звучащего слишком уж претенциозно, заменили его на более нейтральное. Естественно, любая женщина, глядясь в зеркало, считает себя самой красивой, но не любая заявит об этом во всеуслышание, явившись по такому объявлению. Из элементарного опасения опять-таки быть осмеянной: дескать, это вы-то красивая? Ведь для того чтобы, откликнувшись на такой призыв, объявить себя красавицей, также требуется определенная смелость, и, соответственно, очередная группа осторожных в оценке собственной внешности женщин - может, как раз самых лучших, но не достаточно уверенных в себе, - безнадежно отсеется, а приедут вместо них настоящие крокодилицы, просто обладающие большим самомнением, этакие нагловато-нахрапистые, которые свои фотографии рассылают по буквально всем адресам. Так, на всякий случай, вдруг кто и клюнет.
   И последний штрих, понравившийся Мышастому - девиц приглашали принять участие в съемках рекламного ролика. Звучит? Звучит! Хотя наверняка никакой рекламой там и не пахнет. Выславшим свои фотографии девушкам пришлют приглашения - естественно, самым-самым, - а потом просто сообщат им, что... Понимаете... К сожалению... И, разводя руками и изображая мировую скорбь на своих наверняка прохиндейского вида лицах, приведут тысячи различных причин, по которым съемки, к сожалению, не состоятся. Спонсор обанкротился - нет денег. Заказчик отменил свой заказ. Конкуренты, сволочи, уже предложили такой же ролик по более низкой цене. Режиссер заболел, уехал, умер. Оператор, самый талантливый из всех операторов на свете, сломал ногу, руку, ребро, попал в автокатастрофу, запил, застрелен случайно на охоте, а без него, сами понимаете, ну просто никак нельзя. Но... Тут всегда найдется это самое "но". У нас... Разумеется, только специально для вас, девушка, имеется замечательное предложение. Понимаете, мы на вас посмотрели, а вы оказались такой красивой, что... В общем, выбирайте: или отправиться в круиз по Средиземному морю на пароходе - непременно белом, - скрашивая своей длинноногой красотой пребывание на нем уважаемых людей - известнейших актеров, музыкантов, поэтов и прочий творческий люд, получая за это немалые деньги плюс талоны на усиленное питание, - а на самом деле известным и очень нехитрым способом обслуживая богатых нуворишей, бандитов, а то и просто лиц кавказской национальности, - или заключить с нами контракт на обучение в частной школе, модельном агентстве "Фикус", после чего вам предстоит большое турне по лучшим домам моделей Европы и Америки, и еще чего-то там. При этом звучат ласкающие слух имена "Валентино", "Ив-Сен-Лоран", "Карден" и прочая музыка для непритязательных ушей, а "Фикус" впоследствии оказывается обыкновенным публичным домом, где девушки действительно узнают много для себя нового.
   Далее. Упомянута спортивная тематика... Звучит просто прекрасно для ушей красоток из категории дам весьма и весьма осторожных, уже успевших в жизни кое-что повидать, либо просто находящихся в ладах со своими очаровательными головками. Ведь это не какая-нибудь реклама крема для тела, где вам придется повторять десятки дублей, стоя обнаженной под похотливыми взглядами доброго десятка человек - естественно, почему-то исключительно мужчин, - действительно причастных к съемке и выполняющих на съемочной площадке хоть какие-либо функции; да еще пары десятков - опять же, разумеется, мужиков - только изображающих, что они по долгу службы обязаны находиться на съемочной площадке: поваров, уборщиков, электриков, сантехников, слесарей, просто друзей тех, настоящих; плюс парочки неведомым образом затесавшихся на съемки бомжей, и намазываться при этом чем-нибудь липким, напоминающим производное мужских семенных желез, да еще в отличие от такового, обладающей неприятным резким запахом... Нет. Здесь реклама тренажеров, обещающая девушкам встречу с большим светлым залом, уставленным всевозможными железяками, выкрашенными в различные веселые цвета; да и сама счастливая модель, на которую пал выбор - вовсе не голая, а в каком-нибудь красочном, обтягивающем фигуру трико, придающим уверенность в себе и гарантирующем защиту от похотливых взглядов. И мужчины здесь будут не спившимися столярами-краснодеревщиками, бездарно исполняющими роли рабочих съемочной площадки или помрежей; или пусть даже настоящими режиссерами, но непременно патлатыми, женоподобными, манерными, мнящими себя величинами никак не менее Годара, а мускулистыми, накачанными, сознающими свою силу атлетами, любой из которых сможет на своих сильных руках нести млеющую от восторга девицу хоть на край земли, если ЗАГС расположен именно там; и, вполне возможно, что будущим партнером по съемке окажется какой-нибудь наш, отечественный Шварценеггер, который в нее непременно влюбится и у которого впереди куча титулов "Мистер Вселенная", никак не меньше оного. Вот что означает спортивная тематика!
   И, наконец, последнее... Эти талантливые обманщики ненавязчиво просят выслать им парочку фото, и это вполне естественно - ведь они нужны для того, чтобы ребята смогли оценить именно ее, по-настоящему красивую, а не другую, просто считающую себя таковой... И не оговаривается, как в большинстве бездарных объявлений, что следует прислать свое фото непременно голой или в бикини, потому что никакой другой купальник здесь якобы никоим образом не подходит. Тут ведь сразу, перед глазами той, осторожной и умеющей хоть немного думать красавицы встает картина, как толпа прыщавых извращенцев от мала до велика, разложив на громадном столе с облупившимся лаком веер изображений голых претенденток, широко раскрыв мокрые слюнявые рты, тыча в фотографии пальцем одной руки и мыча при этом нечто нечленораздельное, онанируют в это время второй рукой, пытаясь совладать со все учащающимся дыханием...
   Кстати, как был твердо убежден Мышастый, в большинстве случаев все именно так и происходило - бездари-онанисты собирали таким нехитрым и верным способом лакомые для них фотографии, прикрываясь придуманными названиями несуществующих фирм. Так нет же, как раз таки здесь безвестные молодцы указали, чтобы девицы присылали фотографии просто в полный рост, без каких-либо уточнений относительно одеяний. Нормально мыслящий и разбирающийся в красоте женских тел мужчина и под одеждой угадает с большой степенью достоверности все прелести и изъяны претендентки, если только она не будет красоваться в овчинном тулупе до пят, на манер тех, что зимой выдаются на пост армейским часовым. И вот тут-то как раз вступит в силу женская психология, и расслабившаяся дама как раз покажет все, что от нее требуется - но сама, без нажима, добровольно. И наверняка вышлет довольно откровенную фотографию, может даже и почти обнаженной... Ну, а про портрет и так все ясно - как же без него обойтись. Здесь уже не было никакого хитрого подтекста.
   Да, - подумалось Мышастому, - это классическое объявление. Короткое и емкое. По нему можно обучать студентов факультета психологии, а может, кем-то из таких ребят оно и было сочинено. Теперь только остается поразмыслить, как ему лучше все обстряпать. Придется, видимо, заслать в Благогорск гонца, чтобы тот привез корреспонденцию из указанного этими прохиндеями ящика. Именно по этому объявлению и пришлют свои фотографии самые толковые, развитые интеллектуально и, скорее всего, действительно самые красивые девушки и молодые женщины. Он был в этом просто уверен. Конечно, можно было и самому дать подобное объявление, и даже прямо здесь, в Мшенске, но это было чересчур рискованным делом. Они еще не решили, что станут в итоге делать с девушкой, которую изберут по фотографиям для своих забав. Может, ее все же придется ликвидировать физически. Поэтому арендовать абонентский ящик, пусть даже на подставных лиц, либо вступать в контакт с тем, кто его уже имел - отпадало. Ведь все это при определенного рода раскладе могло бы послужить пусть и малой, но зацепкой для ментов. Поэтому он и избрал другой путь, более сложный, но и более безопасный - искать уже кем-то опубликованное подальше от Мшенска объявление. И вот, он только что нашел искомое в "Благогорских ведомостях". Теперь оставалось направить туда своего человека, чтобы тот изъял корреспонденцию из указанного почтового ящика, а выбранную девушку они вызовут как раз в Благогорск, где ее встретят, найдут возможность одурачить и отвезти в Мшенск таким образом, что она и не догадается об этом. В итоге девица будет твердо убеждена, что находится в Благогорске, куда приехала самолично. И для ее возможных родственников, или кто у нее еще найдется, она уехала именно в Благогорск, по адресу абонентского ящика. Простенько и со вкусом. И при чем здесь какой-то Мшенск?
   Мышастый немедленно вызвал Бугая, который, как он знал в точности, был готов пойти за него в огонь и воду в благодарность за то, что он пригрел его, когда тот, возвратившись из колонии, оказался без крова, работы и средств к существованию. Это, вкупе с его невероятной физической силой, перевешивало единственный недостаток Бугая, заключавшийся в некоторой тяжеловесности его мыслительного аппарата, как раз под стать его пудовым кулачищам.
   - Что, Борис Афанасьевич, - спросил он, когда тот по его зову явился в кабинет, - засиделся, поди, без дела?
   - Приказывайте, Антон Алексеевич, - ответил Бугай, догадавшись, что ему хотят поручить какое-то дело. - Что в моих силах, сделаю.
   - В общем, так... - Мышастый задумчиво смотрел на своего подчиненного, прикидывая, как бы подоходчивее объяснить ему задачу. - Поедешь в Благогорск, найдешь там седьмое отделение связи. Почту, то есть... - тщательно разжевывал он, - а на почте ящики есть абонентские, знаешь?
   - Слыхал, - подтвердил Бугай. - Такими те пользуются, кто адреса своего светить не хочет, верно?
   - Верно, - подтвердил Мышастый, с облегчением убеждаясь, что у его преданного охранника с мозгами все в порядке, а то что он немножко тугодум, так это даже к лучшему - не натворит сгоряча глупостей. - Так вот, - продолжил он, прохаживаясь по кабинету, чтобы размять затекшие ноги, - меня интересует корреспонденция одного из них, под номером 286. В общем, необходимо заполучить его содержимое. А вот как бы провернуть это получше... Вступать в контакт с владельцем ящика нельзя. Понимаешь?
   - Антон Алексеевич, - слегка робея, оттого что высказывает шефу свои соображения, которые тот, возможно, сочтет глупыми, начал Бугай, - а может нам лучше сделать вот как...
   - Ну, ну, - подбодрил Мышастый, с интересом глядя на наморщившего лоб помощника.
   - Видал я эти ящики, - принялся объяснять свою мысль Бугай. - Они везде одинаковые, у них замочек обычно такой небольшой, стандартный. Пусть Сивый... ну, спец наш по этой части... даст мне свою отмычку - у него этого барахла целый чемодан, - тогда я тихо-мирно и открою. Почтовикам, думаю, до лампочки, кто в этих ящиках шарится, вряд ли они всех в лицо помнят. И на настоящего хозяина тоже вряд ли нарвешься - что ж он, ящик свой сторожит?
   - Да ты просто голова, Афанасьевич, - с одобрением посмотрел на него Мышастый. - Действительно, совсем простенько и со вкусом. - Он хлопнул по плечу даже слегка зардевшегося от похвалы Бугая. - Привези-ка ко мне этого Сивого, я с ним сам переговорю.
   Пожилой вор-домушник, обладавший бесценным опытом многолетней работы и многолетней же отсидки в лагерях, с настороженным любопытством ожидал, что ему предложит Мышастый, чтобы в зависимости от услышанного назначить цену за работу. Он являлся как бы внештатным сотрудником банды - его привлекали по прямой специализации по мере надобности, расплачиваясь сдельно. Выслушав предложение Мышастого, он заколебался, с сомнением глядя на толстые пальцы Бугая.
   - Не так-то все просто, здесь навык нужен, это ему не головы кому-то сворачивать.
   - Ладно, ладно, ты бы не набивал себе цену, - проворчал слегка уязвленный Бугай.
   Мышастый, прекрасно понимая, отчего в голосе Сивого отсутствовал энтузиазм, решил слегка приподнять ему настроение.
   - Съезди-ка, Сивый, с ним на какую-нибудь почту, поднатаскай человека в реальной обстановке, и двести баксов твои. Тебе работы-то на час. А за аренду толковой отмычки получишь еще, отдельно.
   Сивый, повеселев, кивнул уже с некоторыми признаками энтузиазма.
   - Поехали, - бросил он Бугаю, - будем из тебя спеца выковывать. Высшей квалификации... Я жду внизу.
   Дождавшись, пока за Сивым захлопнется дверь, Бугай поинтересовался:
   - Антон Алексеевич, а на чем я туда поеду?
   - На моей машине и поедешь, - подумав, решил тот. - Меня пусть пока дочкин шофер повозит, придется ей временно со мной поделиться. Да, вот еще... Ты только тачку особо там не свети, - на всякий случай предупредил он.
   - Все будет в лучшем виде, не беспокойтесь, - заверил бывший боцман и поспешил к поджидавшему его Сивому.
   Через некоторое время тот преподавал ему уроки мастерства на переполненном людьми центральном почтамте:
   - Да не озирайся ты так, словно тебе за каждым углом черти в милицейских фуражках мерещатся, - снисходительно пояснял Сивый Бугаю, столкнувшемуся с непривычной для него задачей, - ты ведь хозяин ящика, помни это четко. Подходишь небрежно, вставляешь инструмент - оп, и готово! - Он наглядно продемонстрировал своему несколько староватому для приобретения подобного опыта ученику, как нужно делать, самолично открыв первый же попавшийся под руку абонентский ящик. - На, держи. - Сивый что-то сунул ему в руку. - Да смелее, чего мнешься!
   Зажав в потеющей от волнения руке крохотный для такой лапищи кусок металла, Бугай, тщетно пытаясь изобразить непринужденность, с трудом заставляя себя не озираться, подошел к какому-то ящику и воткнул в щель замка врученный Сивым инструмент... Раздался легкий металлический скрежет, и он с гордостью понял, что с первого же раза у него все прекрасно получилось.
   - Ну, всего-то... - протянул он, вытирая рукавом пот с повлажневшего лба. - Я-то всегда считал, что это трудно, а тут, оказывается, была б только отмычка хорошая.
   - Ну ты не слишком-то! - нахмурился Сивый, обидевшись за "профессию", которой он посвятил всю свою сознательную жизнь. - Всего-то... - насмешливо передразнил он Бугая, пребывая в прекрасном настроении - он помнил, что заработал двести баксов за пустячное, в общем-то, непыльное дело, и уже предвкушал, как купит что-нибудь своей любовнице, которая была значительно моложе его и по этой причине к ней приходилось относиться с соответствующим вниманием. - И смотри, инструмент не потеряй! Знаешь, сколько он стоит? Тебе вовек не расплатиться. Старого мастера работа, знаменитого, еще дореволюционных времен. По наследству мне достался, - словоохотливо делился он, пребывая в великолепном настроении. - И не сломай тоже, - он уже в который раз с неодобрением поглядел на мощные лапы Бугая, - замок, он нежного обращения требует. С ним, как с любимой женщиной надо! - Сивый засмеялся и, уже отходя с великовозрастным учеником от почтовых ящиков, насмешливо бросил с интересом наблюдавшей за их действиями пенсионерке с двумя тяжеленными сумками в руках: - Нету тебе писем, мамаша, нету!
   - Тоже мне, сынок нашелся, - буркнула та, с неодобрением глядя ему вслед. - А рожа-то как у афериста, точно...
   Предварительно хорошо выспавшись, Бугай полночи провел за рулем и прибыл в Благогорск рано утром, рассчитав поспеть к открытию почты. Необходимо было опередить настоящего хозяина ящика, а в какое время тот изымал корреспонденцию, было, естественно, неизвестно. Расспросив прохожих, он с легкостью нашел нужный адрес и, хорошо помня наказ шефа не светить машину, оставил "Ниссан-Максиму" за квартал от почты. Дожидаясь открытия почтового отделения, Бугай прогуливался невдалеке и периодически поглядывал на часы. Испытывая легкое волнение, он гадал, удастся ли открыть ящик с той же легкостью, как это у него получилось во время тренировки. После расставания с Сивым он заехал еще в одно почтовое отделение и, вскрыв очередной замок самостоятельно, убедился, что в первый раз у него вышло совсем не случайно, хотя и понимал при этом, что большая доля успеха здесь принадлежит чудо-инструменту опытного домушника, а вовсе не каким-то своим талантам.
   Когда дверь почты наконец отворилась, он с небольшой кучкой собравшихся возле входа посетителей зашел внутрь и не спеша, высмотрев на ходу нужный номер ящика, отправился прямиком к нему, не выказав при этом ни малейших признаков, что находится здесь впервые. Необходимый ему ящик под номером 286 оказался расположенным слишком высоко - гораздо выше, чем те, на которых он тренировался в Мшенске. Твою мать, - с неудовольствием подумал Бугай, констатируя, что приходится высоко поднимать руку и действовать кистью, находящейся в неудобном положении.
   Когда с первой попытки провернуть свой универсальный заменитель ключа у него не получилось, сердце застучало в два раза чаще, усиленно выбрасывая в кровь адреналин, но Бугай вовремя вспомнил советы Сивого по поводу ласкового обращения с замками, и не стал действовать грубо, стремясь с помощью силы преодолеть сопротивление строптивого механизма. Напротив, с еще большей аккуратностью, нежно поерзав отмычкой в замке, он предпринял вторую, более осторожную попытку. На сей раз его настойчивость была вознаграждена - замок поддался с такой легкостью, словно приносил свои извинения за первоначальное упрямство.
   Вытянув шею, он заглянул внутрь вскрытого ящика. В полутьме его объемистого чрева белела вполне приличная россыпь прямоугольных конвертов. Засунув пятерню, в несколько быстрых движений сгребши содержимое, Бугай, опять вспомнил поучения своего опытного наставника. Не спеша и не оглядываясь, он закрыл ящик и подчеркнуто неторопливо вышел на улицу. Только дойдя до автомашины, уже открывая дверцу, он осмотрелся. Естественно, кругом все было спокойно, кому он был нужен.
   В салоне, вытащив из-за пазухи пакет с конвертами, он насчитал таковых семнадцать штук. Много это или мало? Бугай не знал. По поводу этого хозяин ничего не говорил; упомянул только, что чем будет больше, тем лучше - в таком деле заранее что-то планировать было невозможно, ящик и вообще мог оказаться пустым. Вспомнив, что сроку ему на все про все дали двое-трое суток, Бугай решил подождать завтрашнего дня. Испытывая облегчение от того, что решение, наконец, было принято, он запустил двигатель. Куда проще было не думать, а выполнять чьи-то распоряжения.
   Вообще-то, можно бы съездить искупаться... Он вспомнил симпатичную речушку, мимо которой недавно проезжал. А потом просто посмотреть город, ведь не часто ему выпадают такие свободные деньки...
   Минут через двадцать после его ухода в почтовое отделение вошел небольшого роста вертлявый черноволосый парень с лицом, чем-то напоминающим мордочку хорька. Небрежно поприветствовав девушку за стойкой, принимающую и выдающую посылки, бандероли и другие почтовые отправления, он подошел к ящику 286. Открыв его дверцу и сунув руку внутрь, для чего ему пришлось даже слегка подпрыгнуть, он с озадаченной физиономией вытащил ее обратно ни с чем.
   - Странно, - пробормотал он себе под нос, - никогда такого не бывало...
   Как и предполагал Мышастый, сидя в кабинете своего офиса за триста километров отсюда, в планы фирмы, в которой работал шустрый паренек, вовсе не входила съемка каких бы то ни было рекламных роликов. Просматривая фотографии и приглашая самых красивых девушек на собеседование, бизнес-партнеры просто уговаривали их ехать за границу для работы в престижных модельных агентствах, с которыми у их фирмы якобы существовала договоренность. При этом один из членов дружной компании, вернувшийся недавно из Израиля, поскольку не нашел в стране жесткой конкуренции применения своим многочисленным талантам - в основном в области прокручивания различных, придумываемых им с редкостной изобретательностью афер, некто Семен Лифшиц, - изображал для убедительности модельера-итальянца, говорящего при этом почему-то исключительно на английском. Да и тот был школьного уровня, с отчетливо пробивающимся одесским акцентом. Как опять-таки угадал Мышастый, такое несоответствие газетных обещаний с реальным предложением объяснялось девушкам временным отсутствием денежных средств в связи с изменением планов спонсирующей их проект дружественной фирмы. А в качестве компенсации приехавшим девушкам тут же сулилось несколько заманчивых вариантов на выбор, наподобие того, что предлагал "итальянец" с помощью "переводчика".
   Удивленный и даже не на шутку расстроенный отсутствием писем с фотографиями девичьих кандидатур, из которых ему периодически что-то перепадало, потому как не могла столь почтенная фирма посылать на запад товар, не прошедший личную дегустацию, чернявый, которого звали Мишей, но который требовал называть его не иначе как Майклом, подскочил к девушке, работнице почты.
   - Натали, ты ничего не заметила? Наш ящик никто не вскрывал?
   Наташа, будучи девушкой неглупой и в свое время, после нескольких неудачных попыток "Майкла" завербовать ее в "фотомодели", популярно разъяснившая ему, кем он является на самом деле, безразлично пожала плечами.
   - Не знаю. И вообще, я не нанималась присматривать за ящиком вашей сутенерской конторы. А девушкам, чьи послания утащили, просто повезло. По крайней мере, они минуют грязных лап таких вот, вроде тебя, "фирмачей".
   - Ну ты... ты не очень-то! - воскликнул возмущенный до глубины души таким к себе отношением Майкл, совершенно искренне считавший себя неотразимым красавцем, о котором эта на редкость вредная девчонка должна была мечтать бессонными ночами. И вдруг неожиданно жалобно заканючил: - Нет, ну Наташка... Ну в натуре... Видела что-нибудь подозрительное?
   - Вертелся какой-то тип, доставал что-то из ящиков в той секции, но из твоего ли, не из твоего... Нет, точно сказать не могу. - Наташа решила все-таки пойти ему навстречу, ощущая себя в первую очередь работницей почты и лишь потом девушкой, которую пытался одурачить этот вертлявый, вызывающий у нее омерзение тип с нагловатыми бегающими глазками. И вообще, если уж на то пошло, она просто не любила мужчин, разгуливающих в шортах и показывающих свои отвратительного вида ноги с сухими комковатыми мышцами в переплетении вздувшихся вен. - И смотри, он, кстати, здоровенный бугай, - с нескрываемым злорадством добавила девушка, испытывая радость от возможности попугать этого плюгавого, напоминающего чахоточника типа, и не подозревая, что в точности угадала фамилию обчистившего почтовый ящик мужчины. - Попробуйте его поймать и отобрать свои письма! Вот он вам, сутенерам, уши-то пообрывает... - Она с удовлетворением отметила, как испуганно поежился Майкл.
   - Видали мы таких здоровых... - все же буркнул тот, чтобы оставить последнее слово за собой и, заметно сникший, поплелся восвояси...
   Подъезжая утром к уже знакомому почтовому отделению, Бугай с удовольствием вспоминал прошедший день, который он полностью посвятил отдыху - больше все равно делать было нечего. Он искупался в местной речушке, позагорал, после чего с аппетитом пообедал в кафе, где оказалась весьма неплохая кухня, а вечером просто бесцельно колесил по городу - в Благогорске ему прежде бывать не доводилось... Как и в прошлый раз, он оставил "Ниссан" за квартал до нужного места - инструкция шефа не светить машину выполнялась им свято, впрочем, как и любые другие распоряжения... Снова войдя в зал одним из первых, он, как и ранее, не спеша отправился к ящику 286 и с легкостью его открыл. Запустив мощную лапу внутрь и пошарив по дну ящичного пространства, он в несколько приемов выудил стопку конвертов и с удовлетворением отметил, что она даже толще предыдущей, вчерашней.
   - Нет, ты только подумай, какой гад! - яростно зашептал Майкл стоящему рядом плотному парню в джинсовом костюме, которого звали Аркашей и который исполнял обязанности охранника в фирме, где работал Майкл. - Шурует, словно в своих собственных карманах! - Они стояли, прячась за стайку пенсионеров, образовавших очередь к окошку, где оформлялись почтовые переводы, стараясь до поры до времени не попадаться этому наглому амбалу на глаза. Они зашли на почту буквально на пару минут раньше него и сразу юркнули в отдаленный угол, чтобы оттуда осуществлять наблюдение. - Что молчишь, ты, каратист хренов! - возмутился Майкл бездеятельностью товарища по работе. - Готовься, сейчас ему вмажешь!
   Аркаша ничего не ответил. Да ему, собственно, и ответить-то было нечего. Такому амбалищу не то что вмазать, к нему даже подойти было страшно. Вчера все выглядело совсем по-другому... Когда в офис их фирмы - обшарпанную комнату, арендованную в домоуправлении - влетел возбужденный Майкл и с порога завопил, что их обокрали, все было предельно просто и ясно. Выслушав захлебывающегося от чувства справедливого негодования Майкла, президент фирмы Левензон кивнул в сторону Аркадия и спокойно заявил:
   - Что ж... Как раз для подобных случаев у нас и существует охранник. - И обращаясь к Майклу, добавил: - Завтра возьмешь его с собой и пусть он этому ворюге накостыляет хорошенько, чтоб неповадно было.
   Хорошо же им там, сидя в кабинетах, командовать, - возмущался про себя Аркаша. Вот пусть бы сам Левензон с Лифшицем на пару и попробовали накостылять такому... Он даже слова нужного подобрать не смог, до того устрашающее впечатление произвел на него этот здоровяк с синими наколками на кистях, который наверняка запросто скрутил бы в бараний рог с десяток подобных ему "каратистов". Вообще, как только он увидел этого амбала, ему почему-то сразу вспомнилась родная Одесса с теплым ласковым морем, где он провел детство, мама, которая заставляла его учиться музыке, а потом тщетно пыталась пропихнуть в медицинский, и в который раз запоздало пожалел, что в свое время ее не послушался. Предполагаемая работа гинеколога казалась ему сейчас несомненно более выгодным, а что самое главное - не в пример более безопасным делом, нежели устраиваемые на почтамтах идиотские засады, в любой момент угрожающие перейти в весьма вредные для здоровья разборки. Да, сейчас он желал бы только одного: с полнейшей самоотдачей, не покладая рук, истово работать с теплыми и ласковыми, подобно тому Черному морю, весьма и весьма привлекательными женскими предметами розового цвета в кокетливом кучерявом обрамлении, в которые при некоторой доле везения, настойчивости и сноровки, можно было бы попытаться заглянуть не одним лишь гинекологическим зеркальцем. Желать-то он, конечно, желал бы, - тетя Хая не ошиблась и мудрость пришла-таки к нему с возрастом, - но вот только кто его сейчас отсюда заберет? Ох и влип же...
   - Сейчас, сейчас, да подожди ты... - Он говорил как можно тише, чтобы, не дай бог, случайно не услышал амбал, в то время как раскудахтавшийся Майкл нетерпеливо дергал его за рукав и возмущался бездействием "хренова каратиста".
   Да и каратист-то я липовый, так, брякнул, чтобы пристроиться на тепленькое местечко - и работа непыльная, и красивенькие девицы под боком, - припомнилось вдруг парню. Нет, ну точно влип...
   - Отстань, говорю! Не мочить же его прямо здесь! - Он постарался придать голосу необходимую твердость и выразительно кивнул на очередь из пенсионеров. - Дадим ему хотя бы на улицу выйти, а там я уже сориентируюсь, где его лучше по стене размазать.
   Но и выйдя на улицу, он, к негодованию напарника, совсем не спешил предпринять попытку догнать неспешно удаляющегося Бугая. Майкл подталкивал Семена сзади, пытаясь вдохновить его на решительные действия, и матерно, разбрызгивая слюну, ругался, кривя свое и без того несимпатичное сморщенное личико. Так, сопровождая амбала, они и дошли до его машины. Уже перед самой посадкой в нее Бугай впервые оглянулся и увидел за своей спиной двух странно ведущих себя парней, один из которых толкал в бок другого, а тот откровенно старался этого не замечать. Мгновение поразмыслив, он довольно миролюбиво поинтересовался:
   - Какие-то проблемы, ребята?
   - Никаких проблем, командир! - пустив петуха, пискнул в ответ Аркаша, струхнув уже окончательно - он представил себе, что будет, если этот страшный амбал сейчас возьмется с пристрастием выяснять, что же все-таки им от него надо.
   - Все н-нормально, - подтвердил и Майкл, наконец обретя дар речи, тоже вдруг куда-то исчезнувший при встрече с этим страшилой лицом к лицу. - Мы просто... мы... тут... вот.
   - Ну-ну, - снисходительно бросил Бугай, и его грузная туша ввалилась на водительское сиденье, отчего немаленькая, в общем-то, машина слегка завалилась набок.
   - Что, охранник хренов, обосрался? - Провожая глазами отъезжающую автомашину, Майкл зло сплюнул. - Это тебе не девок щупать, прикативших за славой фотомоделей... - Вспомнив о девицах, он в приступе злости едва не заскрипел зубами. Из бесконечного потока приезжающих к ним "манекенщиц", с некоторых пор он имел возможность пользовать пусть не самых первосортных, но довольно симпатичных. Он заслужил это право длительной беспорочной службой, начальство уже иногда позволяло ему выбирать. Теперь пачка писем, которую держал в руках амбал, разрослась в его воображении до поистине невероятных размеров - ему казалось, что именно в этой пачке находились фотографии самых красивых, соблазнительных девушек, которые сейчас безвозвратно для него утеряны. У Майкла даже возникло ощущение, что у него увели законную невесту, которую теперь никак не вернуть. - Ну, погоди! Все Левензону расскажу! - напоследок злобно пригрозил он и, резко развернувшись, зашагал прочь, не дожидаясь дружка, незадачливого охранника-каратиста.
   Засада, присланная на следующий день взбешенным Левензоном, усиленная двумя специально нанятыми здоровяками из спортсменов, безрезультатно просидела на почте два дня под смешки очень довольной таким поворотом событий Наташи, после чего была снята за ненадобностью - их корреспонденция более никого не интересовала.
   А Бугай, беззаботно насвистывая какой-то популярный мотив, при этом безбожно его перевирая, давно мчался назад, в Мшенск. Ему было отчего веселиться: неплохо отдохнув, он возвращался к шефу отнюдь не с пустыми руками - задание было выполнено. О двух странных парнях, крутившихся возле его автомашины, он уже и думать забыл...
  
  
   Глава 14
  
   - Всем лежать! - истошно орал Голованов, грозно водя из стороны в сторону обрезанным карабином. - Лежать, я сказал!.. - На его голову был натянут черный чулок - половинка пришедших в негодность Светланиных колготок. Благодаря этому чулку его и без того страшная рожа сейчас казалась и вовсе какой-то фантасмагорически нереальной, вселяя ужас в случайных посетителей небольшого магазинчика на окраине Мшенска, которые, подчиняясь грозным воплям этого чудища, поспешно вжались в пол. - Мелкий, быстро!.. - Голованов ткнул стволом в бок мгновенно отпрянувшего, испугавшегося случайного выстрела подельника, на голове которого красовалась вторая половинка разрозненных колготок Светланы, и тот, перепрыгнув через двух съежившиеся в страхе посетителей, прикрывающих головы руками, рванулся к продавцу. Тот таращил на них остекленевшие от страха глаза и в данный момент давал себе твердое обещание, что если посчастливится выбраться из этой передряги живым, он немедленно вернется на завод, несмотря на то, что зарплату там последний раз выдавали более полугода назад. Ну его к чертям - подрабатывать ночным продавцом!
   На улице дежурили Умник с Соколом, прикрывая двоих, потрошивших магазин. На их головах тоже красовались две разрозненные половинки, тоже черных, но уже ажурных колготок той же Светланы - простых у нее больше не нашлось. Они стояли, опустив свои обрезы стволами вниз - улица в этот поздний час была пустой. Дрын сидел за рулем старенького "Жигуленка-копейки", который они заполучили в пользование, предварительно выбросив из него хозяина, согласившегося на свою беду подвезти случайно встретившихся по дороге молодых ребят. Такова была их благодарность за проявленное человеком великодушие.
   - Скажи еще спасибо, - напутствовал водителя Дрын, ударив его пивной бутылкой по голове и грубо вытряхивая из машины, - что вообще жив остался...
   - Деньги! - продолжал орать Голова. - Выкладывай сюда, кому говорят!
   Трясущимися руками, не попадая непослушными пальцами в нужную кнопку кассового аппарата, продавец тщетно пытался выполнить требование бандита. Голова, нетерпеливо отпихнув его в сторону, двумя мощными ударами аппарата о прилавок заставил его распахнуть свой зев и, убедившись, что их ожидали лишь какие-то жалкие крохи после проведенной недавно инкассации, зло брякнул аппаратом о пол. - Набирай водку, сигареты, жратву! Живо! - приказал он Мелкому, который сейчас же, распахнув обычную хозяйственную сумку, сноровисто рванулся к прилавку. Забив ее доверху водкой, во вторую, уже спортивную, он принялся пихать банки консервов, колбасу - все, что попадалось под руку.
   - "Поп-корн"-то на хрена! - крикнул ему пахан, заметив, что Мелкий пытается затолкать в сумку огромную коробку воздушной кукурузы. Повинуясь окрику, тот отбросил кукурузу в сторону и украдкой присоединил к награбленному упаковку шоколада - он очень любил сладкое. Голова, от внимания которого не укрылся этот поступок подельника, усмехнулся, но на сей раз ничего не сказал.
   - Мы еще встретимся, сука!.. - проорал он в ухо застывшему в паническом страхе продавцу, которого угораздило попасть в такую передрягу, проработав в магазине всего одну неполную неделю. - Придем сюда завтра же! Чтоб готовил деньги, понятно? - И опрокинув стеллаж с лимонадом, который, взорвавшись, шумно пенящейся массой мгновенно растекся по полу, пнул изо всей силы лежавшего на полу случайного посетителя, который, придя впоследствии в себя, зарекся куда-либо выходить вечерами, как он опрометчиво сделал это сегодня, отправившись за сигаретами и поимев в итоге два сломанных ребра. И вообще, может, жена, давно советовавшая ему бросать эту пагубную привычку, была не так уж и не права?
   - Уходим!.. - бросил Голова Мелкому и тот, согнувшись в три погибели под тяжестью набитых сумок, ринулся вслед за ним...
   Оставив в блиндаже оружие и половину сегодняшней добычи, они поехали обратно в город, в гости к двум проживающим вместе девицам, с которыми им недавно случилось познакомиться. Бросив ненужную уже машину в каком-то темном дворе, через некоторое время компания ломилась в дверь, обитую потертым дерматином, где обитали их новые подружки. За угощение продуктами и выпивкой те не брезговали принимать вдвоем всех четверых. Умник от их услуг принципиально отказывался - у него была своя подруга.
   - Открывай, шкуры!.. - кричал Голова, злясь, что нельзя как следует вмазать по двери ногой или кулаком - мягкая обивка все равно погасит удар. - Спите, что ли, мать вашу!
   Из образовавшейся щелочки осторожно выглянула головка с заспанным птичьим личиком. Недоверчиво похлопав глазками, признав дружков, девица радостно поприветствовала:
   - Ого! Ребятки прикатили!..
   Через какой-нибудь час, напрочь игнорируя возмущение желающих отдохнуть соседей, которые громко барабанили в стену, в комнате уже воцарился обычный, неизменно сопутствующий их приезду бардак. Из динамика старенького магнитофона, прорываясь сквозь громкий треск и хрипы, вовсю гремела пиратская аудиозапись "Мумия тролля" "Кот кота - ниже живота", а Дрын, умудряясь одновременно восторженно топать ногами, щипать сновавших мимо подруг и опрокидывать стакан за стаканом водку, еще и громко, во всю глотку подвывал, тщетно стараясь попасть в лад.
   - Коты - пидоры! - периодически радостно ревел он...
   Запершись на кухне с Умником и Соколом, весь окутанный ядовитыми клубами табачного дыма от беспрерывно выкуриваемых троицей сигарет, пахан излагал боевым соратникам новую концепцию своего видения дальнейшего развития банды:
   - Мочить надо козлов!.. Мочить!.. Надо браться за крупное дело!.. - бросал Голова отрывисто, размахивая во все стороны руками и смачно сплевывая прямо на пол. - Всех мочить!.. - Пьяно щурясь, он периодически вскакивал и зачем-то хватал Сокола за грудки: - Мы бандиты или кто? Я кого спрашиваю! - Сокол заискивающе поддакивал, производя безуспешные попытки оторвать руки главаря от своей совсем еще новой куртки, которую недавно снял с какого-то припозднившегося прохожего и которой очень дорожил. - Дайте мне крупное дело!.. - продолжал настаивать Голова, потрясая хлипкий кухонный стол мощными ударами своего пудового кулака.
   - Мальчики, тише! Соседи опять ментов вызовут! - попыталась урезонить его открывшая кухонную дверь Зинка, одна из подруг, снимавших эту гостеприимную квартиру.
   - Мусоров тоже мочить! - взревел Голова, швыряя в нее пустым стаканом, который, ударившись о стену совсем рядом с головой Зины, осыпал ее градом осколков. Та, испуганно отшатнувшись, поспешила захлопнуть дверь. - Стоять, паскуда, кому говорю! - внезапно опомнился Голова и предпринял безуспешную попытку вскочить, опрокидывая стол с остатками водки, которая со звоном грохнула о пол. - Зинка, шкура... ко мне... кому сказал! - Он с трудом удержался за старенький холодильник и, положив руку на плечо вцепившегося в него Сокола, с его помощью кое-как смог выбраться из кухни. Тот, уложив вырубившегося главаря на продавленный диван с многочисленными дырками прожженной обивки, с облегчением распрямился.
   - Тяжеленный, сука... - выдохнул он в сторону уснувшего за столом Дрына и добавил: - Как бы не обоссался, как в прошлый раз, а то опять злой как черт проснется...
   Умник, при этих словах вспомнив, что давно хотел отлить, ломанулся было в туалет, но там, в этом тесном сантехническом пространстве однокомнатной "хрущевки", уже распоряжался Мелкий. С прилежным пыхтением первоклассника, старательно выводящего неумелые закорючки в своей тетради, он обрабатывал раскорячившуюся над ванной Нинку, подругу Зинки. Преодолев брезгливое желание немедленно выскочить, Умник принялся мочиться в унитаз рядом с не обращающей на него ни малейшего внимания парочкой, лишь Нинка что-то пьяно пробормотала, а Мелкий, даже не повернув головы на звук звонко бьющей рядом струи, продолжал свое дело, поглаживая свою подругу по заднице свободной рукой - вторая была занята надкусанной плиткой размякшего шоколада.
   Ну вас всех на хрен, поеду к Светке... - пронеслось в голове Колесникова и он со злостью громыхнул входной дверью этого вертепа.
   Соседи за стеной продолжали все так же бесплодно стучать. Страна, набираясь сил, готовилась к новому трудовому дню...
  
  
   Глава 15
  
   - Толик, мне очень хорошо... - Жаркий девичий шепот заставил Молчуна улыбнуться. Закончив свое дело, он хотел перевернуться на спину, желая ощутить кожей прохладную простыню кровати, но ведь черта с два она будет прохладной в такое жаркое лето да с такой жаркой девкой! - Мне с тобой так хорошо... - повторила Таня, ласково ероша его жесткие волосы.
   Анатолий и не сомневался в своей мужской силе, но лишнее тому подтверждение слышать, конечно, было приятно. И от кого? От дочки Мышастого, своего шефа, от этой похотливой сучки, которую он уже давно мечтал обработать как надо - уж слишком она его раздражала своими мини-юбками. Стоило только молодой козе сесть в машину, привычно закинуть ногу на ногу - и он уже больше смотрит не на дорогу, а совсем в другое место, эта стерва знай себе посмеивается, иногда нарочно, чтобы смутить, перехватывая его взгляды. И ведь специально дразнила, прекрасно зная, что он в отношении нее ничего предпринять не может. Конечно - кто он и кто она... Она дочка его патрона, а он ее шофер-телохранитель. Уж лучше бы возить мужика - настолько тяжело ему было охранять ее тело, осознавая, что он не может заняться им вплотную. Но зато теперь... Эх и задал же он ей жару, когда, раздевшись, они бросились в объятия друг друга. Уж он постарался сделать так, чтобы потаскушка надолго запомнила эту их первую встречу. В тот раз он как бы мстил Тане за все ее издевательства и намеренно дразнящие жесты: жестоко искусал ей грудь, плечи, стискивал в объятиях куда сильнее борцов, дерущихся за олимпийское золото - аж ребра бедной девчонки трещали, - мял и щипал все ее тело, оставляя на нем отметины, входил в нее нарочито грубо, словно в купленную на улице проститутку, которую видит в первый и последний раз и поэтому можно вытворять с ней что хочешь...
   И что самое интересное, молодая стерва совсем не возражала против подобного обращения, только болезненно ойкала в тисках его рук и стонала от боли, когда он сильно, едва не до крови кусал ее грудь или жестко бился о девчонку лобком... Он ничуть не жалел, что пошел у нее на поводу, моментально бросившись снимать квартиру для встреч, хотя его порой и угнетала мысль - что будет, если об их отношениях узнает сам Мышастый.
   С другой стороны, - думалось ему, - что в этом особенного? В конце концов, ничего предосудительного не произошло - он мужчина, она женщина. Ей, как-никак, уже двадцать лет и девочкой она до него не была. Напротив, как он догадывался по некоторым весьма откровенным фразам, иногда слетавшим с ее накрашенных губ, особенно, когда она бывала поддатой, и кое-каким слухам, ходившим среди людей Мышастого, девица была изрядной потаскухой. Так что, ничего такого особенного он не совершил, - успокаивал Молчун сам себя, но все равно, какой-то неприятный осадок на душе все же оставался.
   - Как повозил моего папочку? - поинтересовалась Таня, когда их страсти несколько поулеглись. Он только что слез с нее и перевернулся, как только что мечтал, на спину, с сожалением при этом констатируя, что его предположения оказались верны - простыня была влажной и горячей... Пока он обдумывал, что ей ответить и что она вообще имеет в виду, Таня попросила: - Дай, пожалуйста, "Колы"... - Выждав, пока он нальет в стакан пенистого напитка, она протянула руку и, отпив глоток, поморщилась: - Фу, теплая. Толик, отнеси ее в холодильник...
   И пока он вставал, а потом, преодолев мимолетный порыв стыдливости, так и не натянув трусов и не прикрывшись чем-нибудь, пошел на кухню в чем мать родила, с интересом его разглядывала, ведь голым она его видела всего второй раз. Оценив по достоинству рельефную мускулатуру и мужественное лицо с украшающим его шрамом, Татьяна была вынуждена признать, что такого отвечающего ее запросам самца у нее пока еще не было. А как он восхитительно груб с ней в постели! У нее до сих пор не прошли синяки, заработанные во время первой встречи. Нет, надо быть настоящей дурой, чтобы отказаться от такого мужика. Татьяна Антоновна внезапно подумала, что шаг к их сближению ей следовало сделать гораздо раньше, тем более что, согласно своему положению, он сделать его первым не мог.
   - Толик, а как тебя мама в детстве называла? - когда мужчина вернулся с кухни и присел, закурив, на край просторной двуспальной кровати, спросила она.
   - Так и называла, Толиком, - нехотя ответил он, пожав плечами. - А что?
   - И я тоже буду так тебя называть, - доверительно сообщила ему Таня, проведя пальцами по его мокрой от пота спине. - Можно? - Анатолий опять пожал плечами.
   - Называй как хочешь, - буркнул он.
   - Только в печь не клади, да? - улыбнулась девушка.
   - В печь? Какую печь? - Мужчина повернулся, стараясь поймать ее глаза - не смеется ли девица над ним.
   - Пословица такая есть, - терпеливо пояснила Таня, с сожалением отмечая, что неплохо бы умственным способностям ее любовника соответствовать тому, что находится у него в штанах, а также телосложению. Хотя, впрочем, вполне достаточно того, что из них двоих был неглуп хотя бы один, известно кто. Зато Толик может стать послушным исполнителем того, что она недавно задумала - уж таковой из него обещал получиться отменным. Ведь исполнителю думать не обязательно, даже, более того, противопоказано... И вдруг безо всякого перехода спросила: - Толик, а ты бы мог побить культуриста?
   - Культуриста? Какого еще культуриста? - Он опять озадаченно повернулся к ней, одновременно гася сигарету.
   - Люди такие есть. Культуристами называются, - принялась терпеливо объяснять Таня. - Ходят в спортивный зал, качают мышцы.
   - Это я и без тебя знаю, - отмахнулся Анатолий, - я имею в виду, какого конкретно? И что он тебе конкретно сделал?
   - Да ничего, это я так, просто, - засмеялась Таня, а Анатолий, неодобрительно на нее посмотрев, тоже сделал свои выводы. Ну и свистульки же эти бабы, - подумалось ему, - так и мелют, так и мелют...
   А Тане просто не к месту внезапно вспомнился один из ее скоротечных романов, который быстро начался, еще быстрее закончился, и над подробностями которого она впоследствии долго смеялась.
   Когда она, наслушавшись разговоров в "Эдельвейсе" на излюбленные там темы, решила по примеру некоторых завсегдатаев этого салона заняться чем-нибудь спортивным, хотя на свою фигуру ей жаловаться не приходилось, отец отправил ее в престижный спортивный зал, где занимались сливки городского общества - бизнесмены, местные политики, бандиты и прочие уважаемые люди. Оказавшись в группе, составленной из жен этих категорий, и подрыгав ногами вместе с растолстевшими, в основном, тетками, она быстро поняла, что это не для нее. Ей быстро наскучили все те же разговоры, только перенесенные из "Эдельвейса" сюда, а также все эти бестолковые, как она посчитала, упражнения, в то время как элементарные занятия сексом дают здоровья ничуть не меньше, включая упражнения на гибкость и акробатику, если использовать некоторые замысловатые позы.
   Тогда Таня напросилась в тренажерный зал, желая, раз уж вообще здесь оказалась, провести время с пользой для себя - она решила подкачать себе грудь, которую почему-то считала чуточку дрябловатой, хотя ни один мужчина ничего подобного ей никогда не говорил. А еще ей хотелось встретить настоящего шкафоподобного культуриста, с грудой мощных мышц, чтобы выглядел как на плакатах-календарях, продающихся повсеместно - такого мужчины у нее еще не было. И опять же можно было проверить на практике, действительно ли так губительно действуют на мужскую потенцию всяческие анаболики-стероиды, как об этом пишут в некоторых журналах; в общем, провести самостоятельные исследовательские работы на вполне конкретную и весьма приятную тему.
   Увы, здесь ее ожидало полнейшее разочарование. Ни одного подобного шкафу она не повстречала; а просто подкачивающиеся для поддержания формы, ничем не отличающиеся от обычных здоровеньких ребят, ей были не нужны - такого добра у нее и без них перебывало достаточно. Собравшиеся же в этом престижном зале были именно такими. Занимающиеся для здоровья бизнесмены больше прислушивались к сотовым телефонам, приносимым с собой в зал, нежели к советам работающих здесь тренеров; бандиты были вовсе не быками-качками, а тоже лишь поддерживающими свою форму, из разряда уже отдающих приказания и давно обросших животиками - в общем, ни в одной из категорий посещающих этот зал мужчин искомого не нашлось. Позанимавшись здесь пару недель, Таня перешла в другой зал, чем очень удивила директора заведения. Находящийся этажом ниже, этот зал был отнюдь не таким престижным и шикарно оборудованным. Да, его посещал обычный народ, но именно он-то и был ей нужен. Здесь она наконец и увидела тех, из-за кого вообще стала заниматься на тренажерах. Некоторые из занимающихся действительно оказались именно такими, каких печатали на обложках журналов. Шкафы!.. Но, увы, вскоре Таня убедилась, что и здесь ее поджидало ничуть не меньшее разочарование, хотя и несколько иного рода.
   Уже проведя несколько тренировок, с нетерпеливым волнением ожидая каждого следующего занятия, Таня вдруг с огорчением, граничащим с раздражением, заметила, что она здесь, по сути дела, вообще никому не интересна. Пока она с вожделением рассматривала огромные бугры необъятных мышц на телах молодых - и не очень - спортсменов, пытаясь представить, не таких ли размеров и члены таятся под их спортивными трусами, хотя прекрасно знала, что все это глупости и член, увы, не мышца, она вдруг обратила внимание на такой простой факт - на саму Таню здесь никто не обращал внимания! Все эти мастодонты интересовались собой и исключительно собой, часами простаивая перед зеркальной стеной зала и внимательно изучая свои накачанные мышцы. Наверное, ни одна женщина не проводила перед зеркалами столько времени, сколько проводили перед ними эти ослы, которых она, наивная, так вожделела.
   Целая зеркальная стена была установлена специально для того, чтобы ребята имели возможность качаться, наблюдая при этом свои мышцы в работе и улавливать, если движения выполняются неправильно. Также и для того, чтобы вовремя заметить мышцы слабые, отстающие, срочно требующие подкачки. Но это только якобы. Теоретически. На самом же деле они просто любовались собой, представляя, какое впечатление будут производить на девчонок где-нибудь на пляже. Хотя зачем им пляж, Таня не понимала. Если они надеялись, демонстрируя свою накачанную фигуру, найти там себе девчонку, так вот же она, давно перед ними - здоровая и красивая; ну, симпатичная, в конце концов... Так зачем им какой-то пляж! Но, поскольку на нее обращали внимания гораздо меньше, чем если бы перед ними находилось пустое место, Таня догадалась, что и пляж им нужен вовсе не для того, чтобы снимать хорошеньких девочек, а просто, чтобы ими любовались окружающие, а они ловили бы на себе их восхищенные взгляды. А уж девочек или мальчиков - дело десятое. Для Тани сделанное открытие явилось сильным ударом, но она твердо решила довести начатое дело до конца и просто так сдаваться не собиралась.
   Но лишь спустя долгие две недели, с превеликим трудом ей удалось, наконец, заставить оторвать взор одного из этих нарциссов от зеркала и обратить его на себя. Отметив, что та часть зала, где отсутствовали зеркала, всегда остается полупустой и все объекты ее внимания стараются даже во время пауз между подходами как бы ненароком пройтись у вожделенных зеркал, а также что тренажеры, находящиеся в "зеркальной" стороне, постоянно максимально загружены, она тоже переместилась туда, "забивая" очередь, чтобы позаниматься на каком-нибудь из них. И вот во время одного из очередных, не таких уж и редких споров, чей черед в данный момент наступил, Тане удалось наконец обратить на себя внимание одного из подходящих ей качков. И хотя интерес, который она смогла прочитать в его взоре, более смахивал на удивление от самого факта ее присутствия в зале, Таня была довольна и такой своей, пусть маленькой, но первой победой.
   Затем, в течение еще двух недель она старательно обхаживала свою добычу, стараясь как можно чаще попадаться парню на глаза. Намеренно занимаясь на тех же тренажерах, на каких занимался взятый в разработку объект, она порой кокетливо уступала ему очередь. Постепенно парень приручался все больше, посматривал на нее все чаще - уже примерно наравне с зеркалом, - и вот однажды произошло то, чего она так долго добивалась, пройдя такой долгий путь... Хитростью заманив этого мастодонта в душевые, она заперлась с ним в одной из кабинок, быстро огляделась и сожалением обнаружила, что толково здесь разложиться ей явно не хватает места, тем более, если учесть пресловутую шкафоподобность ее вожделенного партнера. Тогда Таня быстро опустилась перед ним на колени и принялась проверять свои предположения относительно воздействия анаболиков на мужской инструмент самым верным и нехитрым способом - собственными губами... Уже закончив свои действия и подняв кверху голову, ожидая увидеть наслаждение на лице своего партнера, она вдруг с удивлением обнаружила, что тот озадаченно вертит головой по сторонам. Догадка, неожиданно ее озарившая, заставила девушку громко рассмеяться. Кажется, парень просто-напросто искал в душевой почему-то не предусмотренное здесь зеркало - видимо, чтобы полюбоваться на свое отражение в столь интимный момент, проверить, как он выглядит во время сладострастного занятия и как вспучиваются при этом его выстраданные тяжким трудом мышцы...
   Подобные визиты в душевую продолжались в течение нескольких недель с завидной регулярностью - оба любовника не пропускали ни единого дня занятий, причем ее поначалу весьма задевало, что шкафообразный партнер очень мало с ней общается, обходясь всего парой односложных фраз, и только потом она сообразила, что парень, скорей всего, просто принимает ее за какой-то экзотический тренажер. Тане пришлось с этим смириться - визиты в душевую пришлись ей по душе. Вообще, она была благодарна парню хотя бы за то, что он не отказывался от связи с ней; ведь у этих завернутых мальчиков в голове могло происходить что угодно. К примеру, вдруг он решил бы, что тратит на нее слишком много протеина и драгоценных калорий, орошая ее рот своим бесценным семенем.
   Когда же ее избранник внезапно исчез, Таня долго не могла взять в толк, куда он подевался и в чем она перед ним провинилась - ведь ей удалось-таки наконец заставить его проявить интерес к ее телу. Так она недоумевала, пока какой-то сердобольный посетитель спортзала, заметив растерянность Тани, не поведал ей, в чем дело. Оказывается, какой-то доброхот шепнул ее спортивному возлюбленному, дочерью кого она является, а поскольку имя ее отца в этом городе было известно более чем хорошо, потрясенный бедолага-культурист, забросив тренировки и даже не потребовав возврата денег, уплаченных за два месяца вперед, поспешно скрылся в неизвестном направлении...
   А ее любимый мастодонт просто уехал на время к родственникам в деревню, надеясь переждать там возможный скандал с последующими розысками негодяя, который запросто похаживал в душевую с дочерью не кого иного, как самого Мышастого. Черт с ней, спортивной формой, ведь при неудачном раскладе пришлось бы заботиться о сохранении здоровья вообще, как такового! Подумать только... Он и представить себе боялся, что может сделать с ним разъяренный пахан, узнай он, что какой-то культурист в какой-то обшарпанной душевой кабинке запросто засовывал в рот его горячо любимой доченьки специфический мужской предмет. Ведь помимо своей мужской функции, с толком используемой этой сумасбродной девицей, природа возложила на него функции и несколько иные - например, то же мочеиспускание... Татьяна даже и рассердиться толком на этого глупца не смогла - лишь подивилась лишний раз популярности и могуществу имени своего папочки, проявившимся с такой неожиданной и отчасти смешной стороны. Конечно, если бы незадачливый любовник имел возможность высказать свою точку зрения, он бы наверняка рассудил иначе. Какой уж тут смех...
   И вот, с интересом разглядывая мышцы Толика, ей к месту или не к месту вспомнился тот по-своему романтический эпизод, который имел в ее жизни место. Интересно бы узнать, - подумалось ей, - а не сидит ли ее мастодонтушка до сих пор в своей деревне, оголодав, превратившись в худенького скелетика и трясясь от страха... Вслух же она произнесла:
   - Так значит, не можешь в точности сказать, побил бы или нет?
   - Кого? - тоже задумавшись о чем-то своем, не сразу сообразил Анатолий.
   - Да культуриста, я же тебя только что спрашивала.
   - Да какого именно! - раздражено спросил Молчун. - Я тебя тоже только что просил - имя его назови?
   - Какого именно? Ну, Шварценеггера, к примеру, именно, - ляпнула Таня. - Так как?
   Анатолий даже не нашел, что ответить, только выразительно покрутил пальцем у виска.
   - Ладно, проехали, - подвела итог плодотворному диалогу Татьяна. - Так я спрашиваю, как папашу моего повозил?
   - Ну, как-как... - Анатолий пожал плечами. - Нормально и повозил. Он Бугая на два дня куда-то отправил на своей машине, вот и экспроприировал меня у тебя.
   - Это я знаю, - отмахнулась Таня, - пришлось мне два дня раскатывать на другой тачке и с другим охранником - противным таким, он еще кашляет все время.
   - Это Дырокол, - подтвердил Анатолий, - он в лагерях туберкулез заработал, наверное, не долечили.
   - А почему Дырокол? - с любопытством поинтересовалась Таня, рассматривая выколотую на груди любовника оскаленную тигриную морду.
   - Все тебе расскажи, - усмехнулся тот и неожиданно для себя признался: - Знаешь, я пока эти дни твоего пахана возил, все боялся, что он про нас с тобой спросит. Иногда посмотрит как-то по-особенному - ну, думаю, знает уже. Точно. Все знает. Ну, в смысле, что я тебя... - Он не смог подыскать нужного слова и замолчал.
   - Дерешь во все щели, - спокойно подсказала Таня. - Не бери в голову, - продолжила она, - дерешь, ну и продолжай себе на здоровье. Мне, например, нравится.
   - Тебе хорошо говорить, - проворчал Толик, - тебе-то в любом случае ничего не будет.
   - А тебя он что, расстреляет? Или за яйца подвесит? - насмешливо поинтересовалась дочь Мышастого. - И если ты такой трус, чем ты лучше того культуриста? - задумчиво задала она вопрос как бы сама себе.
   - Да какого еще, в конце концов, культуриста! - подскочив на кровати, бешено заорал Анатолий. - Какого еще, спрашиваю, на хрен, Шварценеггера...
   Пока он, беснуясь, носился по комнате, выкрикивая бессвязные угрозы ни по чьему конкретно адресу и даже не соизволив в горячке одеться, Таня с интересом его разглядывала, открыв в нем какие-то неизвестные для себя стороны... Вот тебе и Молчун, - подумала она, прикуривая сигарету и с любопытством наблюдая, как его пенис, стараясь поспеть за скачущим по комнате хозяином, выписывает какие-то замысловатые траектории, словно заходясь в пляске святого Витта. Да в нем, оказывается, вон темперамента-то сколько... И тут же перескочила на мучивший ее вопрос: зачем все-таки ее любимый папочка посылал куда-то Бугая? Ведь он старался расставаться с ним как можно реже, до конца доверяя лишь этому своему проверенному телохранителю. Видимо, задумал нечто интересное и неординарное - то-то в последнее время ходит весь какой-то одухотворенный, явно в предвкушении чего-то приятного. Даже с мамочкой не скандалит - не до того ему сейчас.
   - Угомонился? - спокойно поинтересовалась она, глядя как ее запыхавшийся любовник, тяжело дыша, бухнулся рядом с ней на кровать.
   - Привязалась, понимаешь, со своим культуристом... - проворчал тот, уже пребывая в некотором смущении за недостойную мужчины истерику.
   - Каким еще культуристом, - с искренним удивлением спросила Таня, целуя ему грудь. - А эта наколка что означает? - невинно поинтересовалась она, постепенно спускаясь ниже, к животу.
   - Ну, вроде как опасный я, значит, и всякое там такое... - оттаивая, ответил Анатолий.
   - Вот сейчас и проверим, какой ты опасный, - проворковала девушка, добравшись губами до искомого места. - Ты мой тигр...
   Но мужчине сейчас нужно было совсем иное - он еще не до конца освободился от распиравшей его ярости. Грубо схватив Таню, он одним резким движением перевернул ее и бросил на спину, а потом двумя руками с такой силой сжал ее груди, что девушка громко вскрикнула от боли.
   - Сейчас ты узнаешь, какой я опасный тигр... - прорычал он, мощными толчками вонзаясь в зашедшуюся стонами девицу. - И про культуриста своего, и про другое... Про всякое, короче... Сейчас ты у меня все-все узнаешь, сучка...
  
  
   Глава 16
  
   Трясясь в купе скорого поезда, даже под мерный убаюкивающий стук колес Чижов никак не мог заставить себя уснуть. Уже в течение нескольких дней, позабыв про нормальный сон, он вновь и вновь возвращался мыслями ко второму визиту к соседу Волкова - психиатру Кириллу Матвеевичу. То, что открылось ему после проведенного профессором сеанса, просто не укладывалось в голове. Александру было страшно осознавать, что теперь вся его жизнь развернулась на сто восемьдесят градусов и он уже не знает, где правда, где ложь, и кто же он есть на самом деле. После открывшейся ему правды о себе, того, во что он никак не мог и не хотел до конца поверить, куда правдоподобнее прозвучало бы утверждение, что он похищался инопланетянами, побывал на их летающей тарелке и сгонял куда-нибудь на Альфа Центавра - до того фантастической оказалась его собственная история...
   Когда он окончательно решился на этот сеанс, профессор встретил его без какого бы то ни было удивления. Стоя в дверях, он смотрел на Чижова приветливо и, как тому показалось, почему-то с некоторым оттенком жалости.
   - Проходите, молодой человек. - Кирилл Матвеевич посторонился, пропуская Александра, и закрыл входную дверь на замок. - Я знал, что вы придете, - добавил он, провожая того к своей комнате. - Будем надеяться, что вы хорошо все обдумали и приняли окончательное, взвешенное решение... Кстати, - профессор уже сидел в кресле напротив Чижова, с интересом на него поглядывая, - а что вам рассказывал обо мне наш общий знакомец и ваш тезка Волков? Если, конечно, это не секрет.
   - Да какой там секрет, - отмахнулся Чижов. - Говорил мне, что вы... - Он неожиданно запнулся, а в его улыбке появился оттенок смущения.
   - Пьяница? - весело подсказал ему Кирилл Матвеевич и они одновременно, с каким-то облегчением рассмеялись.
   - Да уж... - протирая платочком выступившие от смеха слезы, резюмировал профессор, - бывают же люди! Сколько живу с ним в коммунальной квартире, казалось бы, давно должен ко всему привыкнуть, а вот все никак... Ну, то что он водит сюда определенного сорта женщин - таких еще бомжихами в газетах называют, - это, в принципе, его личное дело; хотя, когда одна из них обчистила наших жильцов, тут уже личное перешло в общественное. Ну да ладно... - Он махнул рукой. - Но вот когда он болтает где ни попадя всяческие глупости о других... А узнал я об этом следующим образом, - принялся вспоминать Кирилл Матвеевич. - Зашел ко мне один старинный приятель и долго не решался завести какой-то разговор, хотя видно было, что очень уж сильно его что-то гложет. Тогда я сам предложил ему высказать наболевшее и он начал издалека, что пьянство, мол, последнее дело, что я еще не такой старый, чтобы вот так себя губить... И только после этих его слов я вдруг понял, что речь ведется именно обо мне. Помилуйте, - взмолился, - да кто ж вам сказал, что я пьянствую? Я ведь и не припомню, когда пил-то в последний раз, поверьте! Как же, - отвечает, - заскочил я давеча в гости, а вас, Кирилл Матвеевич, дома не оказалось. Ну, тогда ваш сосед, милый молодой человек, затащил меня в свою комнату и все про вас рассказал. Где-то около часа мы с ним беседовали... - Профессор усмехнулся. - И представляете, Саша, только с превеликим трудом мне удалось его переубедить. Да и то, когда прощались, по его взгляду я понял, что какие-то сомнения у моего приятеля все-таки остались... Ну, дождался я Волкова и спросил: в чем дело, зачем людям про меня небылицы рассказывать? А он, не моргнув глазом, отвечает: как же, Кирилл Матвеевич, а не мы ли с вами с полгода назад, на восьмое марта бутылкой сухого опохмелялись? Я чуть на пол не сел. Но ведь это ты опохмелялся, говорю, а я лишь пригубил за компанию, когда ты же меня и попросил. Разве не помнишь, как приставал, прося посидеть, поговорить? Молчит, глазами хлопает - с него все как с гуся вода. Он, Саша, и на работе такой?
   - Хуже... - Чижов махнул рукой. - Всех уже задолбал, простите за выражение. Сколько раз меня так и подмывало врезать ему за всяческие проделки да за язык длинный, а в последний момент как-то рука не поднималась - убогий он какой-то, что с такого взять.
   - Вот это вы точно, Саша, подметили. Именно что убогий, другое слово подобрать трудно. А вот вы, как мне показалось еще с первой нашей встречи, получили совсем неплохое воспитание и, наверное, образование. Разве вы всю жизнь проработали слесарем?
   - Да в том-то и дело, - сокрушенно развел руками Чижов, - если бы я все четко помнил... Все эти чертовы провалы в памяти. Помните, как у Леонова в "Джентльменах удачи". Здесь, говорит, помню, здесь не помню. - Он указал рукой на различные участки головы.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"