Боже мой, до чего же хорош был этот удивительный замок, так великолепно расположенный на берегу старинного озера, окруженный со всех сторон высокими горами и дремучими, непроходимыми лесами. Ведь недаром же ей вдруг так сильно захотелось свернуть с проложенного ею ранее курса и подлететь к этому, на первый взгляд ничем не примечательному строению. И пусть он был не жилой, а заброшенный, с выбитыми рамами и разрушенной крышей, но зато как он был удивительно крепко сложен: огромные, желтые камни кремния были так плотно подогнаны друг к другу, что колдунья только цокала языком и покачивала головой от удовольствия, и, судя по их крепости, они должны были простоять на земле еще не одно тысячелетие. Ну и что, что в нем было всего лишь два этажа, ей одной ведь все равно больше не нужно, а, в крайнем случае, всегда можно было надстроить; а огромные, пустые, черные глазницы выбитых окон до того ей понравились, что она решила их оставить такими, какие они есть, единственное, что, быть может, только запретить слишком сильным сквознякам без конца разгуливать по всему замку, да не разрешать дождевым каплям залетать в окна. Колдунья была необыкновенно счастлива, ведь она столько времени потратила на поиски себе хоть какого-нибудь пристанища, где бы никто не мог бы ее потревожить и где бы она могла себя чувствовать в полной безопасности, и теперь, наконец, она могла вздохнуть спокойно - она нашла то, что искала.
Сияя от счастья, ступила она на потертые, каменные ступени старинного замка, неторопливо поднялась по ним на второй этаж и в восторге замерла на пороге парадной залы, с восхищением глядя, как холодный ветер с тихим шелестом гоняет по мозаичным, каменным плитам залы сухие, осенние листья. Она спустилась в подвалы, и ее поразили чистота и порядок, которыми блистали подземные галереи, было такое ощущение, как будто здесь только что закончилась генеральная уборка, и что она проводится здесь ежедневно, и свежий ветерок, непрерывно обдувающий ее воспаленные щеки, был тому немым подтверждением; восхитительная чугунная решетка, закрывающая собою вход в подземелье, казалась только что вытертой влажной фланелевой тряпкою, и которую она, кстати, несмотря на все свое колдовство так и не смогла открыть: как она ни старалась, у нее ничего не вышло, очевидно, она была заколдована каким-то более искусным чем она волшебником, и она решила отложить разгадывание этой тайны на более позднее время. Она поднялась наверх, и ее поразили удивительная простота и ясность планировки здания: комнаты были в меру просторными, количество их было вполне достаточно, потолки в них были высокие, и расположены они были необыкновенно удобно, и вообще, все здесь было до такой степени именно так, как ей хотелось, что казалось, будто все это она строила сама для себя.
Но неожиданно она вдруг почувствовала, что как будто что-то мешает ей находиться в этом здании, что-то непомерным грузом ложилось на ее плечи и мешало ей вздохнуть полной грудью, свинцовой тяжестью наливало ее руки и ноги и наполняло ее душу безотчетным страхом: когда она подходила к дверям, тяжелые, дубовые двери замка с оглушительным треском захлопывались перед самым ее носом и колдунье стоило большого труда открыть их, при этом они так пронзительно визжали и скрипели на весь замок заржавленными петлями, словно собирались либо оглушить колдунью, либо лишить ее всяческого присутствия духа и, соответственно, какой бы то ни было возможности сопротивляться все возрастающему нахальству замка; когда же они захлопывались за ней, то непременно норовили прихватить с собой и кусок ее мантии, и вытащить ее тогда оттуда уже не представляло никакой возможности. Или она вдруг с удивлением замечала, что у нее под ногами вдруг оказывались куски битой черепицы, осколки разбитого стекла и невесть откуда взявшиеся лужи, и она так и норовила поскользнуться на них и сломать себе ногу. Если же вдруг принимался дуть ветер, то дул он, как оказывалось, вовсе не для нее и обязательно не так, как ей бы того хотелось, только дразня ее своим упрямством и своенравием: то вдруг на нее накатывали волны горячего и сухого воздуха, полные мельчайших, невидимых частичек песка, от которого у нее начинало нестерпимо першить в горле и слезились глаза, или вдруг налетал ледяной пронизывающий северный ветер, от которого уже через минуту с ее платья ручьями лилась соленая вода Ледовитого океана, а жестокий мороз пробирал ее до самых костей. По всему было видно, что дом помнит, любит и ждет своего хозяина, выживая непрошенных гостей и ежесекундно поддерживая в нем идеальную чистоту и порядок; и листья на полу, и осколки, и лужи только неопытного путешественника могли ввести в заблуждение, но не ее: она чувствовала, что дом постоянно готов к приему кого-то; но она никак не могла понять - кого, и временами ей уже начинало казаться, что этот кто-то - гораздо более сильный чем она волшебник и что он просто-напросто водит ее за нос, но у нее никак не хватало сил разгадать эту тайну и как ей не не хотелось уходить отсюда, как она не крепилась, но сил терпеть у нее уже больше не было, и она вынуждена была со слезами на глазах покинуть полюбившийся ей замок.
Но она вовсе никуда и не собиралась уходить от замка. Мало ли, что ее там постигла неудача, и она не смогла ничего противопоставить колдовству неизвестного ей волшебника: это еще ничего не значит, необходимо не спеша во всем разобраться: кто здесь был хозяин, что оставил после себя такое сильное заклинание, что замок до сих пор остается верен ему, и тогда еще надо будет сначала посмотреть, кто из них сильнее, и уж потом решать, что делать дальше. А сегодня, к сожалению, ей предстояла долгая и безрадостная ночь под открытым небом, на берегу старинного озера; но ведьма есть ведьма - и прекрасный шалаш из свежих ветвей дуба, широких листьев пальмы и прелестных орхидей уже поджидал ее, приветливо распахнув ей свои объятия из мягких, сухих листьев и душистого сена, готовый всю ночь напролет как зеницу ока охранять ее драгоценный сон. Но едва только ведьма преклонила свою голову к изголовью из вереска и мяты, как ее слуха достигли чудесные аккорды нежнейшей музыки, плавно разливавшиеся в царственном безмолвии ночи со стороны только что покинутого ею замка. Ведьма в ту же секунду вскочила со своего ложа. Откуда здесь могла взяться музыка? Кто-то надсмехается над ней! Кто бы он ни был, а он не мог не знать, что она не могла еще далеко уйти и непременно услышит эти аккорды! И тогда он или настолько бессовестен, что позволяет себе столь явственно оскорблять ее, или он специально сделал так, чтобы она их услышала. Тогда надо было быть вдвойне осторожной, ибо здесь вполне могло скрываться какое-либо чрезвычайно хитрое колдовство и коварство. Она осторожно выглянула из шалаша и открывшаяся ее взору картина поразила ее в самое сердце: окна замка были ярко освещены и из них лилась чудесная, неземная музыка, которая с каждым следующим тактом звучала все громче и веселее, а длинные, черные тени танцующих все быстрее и быстрее мелькали и кружились на освещенной, штукатуреной стене старинного замка. Ведьма буквально позеленела от злости: ведь это же самое настоящее издевательство. Сначала выгнать ее из замка, а потом у нее на глазах устроить веселье. Ох, с каким удовольствием она бы сейчас заколдовала их всех в лягушек, пиявок и змей и наводнила бы ими это холодное, ледяное озеро! Но приходилось быть чрезвычайно осторожной: неизвестно еще, кто там, и как бы ей самой на веки вечные не оказаться заколдованной в какую-нибудь мокрицу. Она легонько оторвалась от земли, неслышно подплыла к замку, чтоб ее никто не увидел, и осторожно заглянула в окно. В той же самой зале, в которой она только накануне любовалась сухими, осенними листьями, теперь во всю ее длину на полу стройными рядами стояли великолепные бронзовые канделябры, ярко освещая своим светом вмиг преобразившуюся залу. Вдоль стен стояли разнаряженные дамы в умопомрачительных нарядах и кавалеры в щегольских камзолах; кавалеры что-то шептали на ушко своим дамам и дамы кокетливо смеялись; слуги разносили подносы с бокалами игристого вина и янтарным виноградом; шуты вихрем проносились перед публикой, кувыркались и падали у них перед ногами, вызывая благосклонную улыбку зрителей; кавалеры церемонно раскланивались друг с другом и грациозно целовали ручки дамам - и все это великолепие завершалось возвышением, обтянутым черным атласом, где на строгом троне из черного дерева восседал ОН. Он был в простом королевском наряде из мягкого бархата и непринужденно беседовал со своими вассалами. И ведьма явственно услышала его голос: "Помилуйте! Вы не знаете кто у нас сегодня на балу? Сама Аделаида фон Пуфф!" И он обратился ко всей зале: "Господа, имею честь представить вам единственную наследницу былого величия и могущества старинного рода великих волшебников Лахдентихлей и повелительницу тайных помыслов и желаний фей славного Пехью - Аделаиду Франческу Марию Луизу Фердинанду Йоахиму фон Пуфф!"
Да, это было ее имя! И ведьма уже увидела себя идущей в неземном по красоте платье по коридору из пылающих свечей мимо склонившихся перед ней в почтительном поклоне дам и кавалеров; дойдя до трона, она преклонила перед ним колена и поцеловала ему руку. "Прекрасная Аделаида, - сказал ОН, вставая с трона и поднимая ее с колен, - я счастлив видеть вас у себя на балу. Позвольте представить вам моего ближайшего друга и помощника Пьетро Кьянчелли". Пьетро был одет в черный замшевый камзол, шитый тончайшим серебром, его черные локоны сияющими кудрями ниспадали на его белоснежный кружевной воротник, тонкие белые руки спокойно лежали на отделанном драгоценными камнями и отполированном временем эфесе шпаги; он наклонился и поцеловал ей руку, когда же он поднял свою голову и посмотрел на нее, ведьма чуть не ахнула: "Боже мой, какие у него глаза!" У Аделаиды закружилась голова. Она не в силах была вынести такое счастье. ОН усмехнулся и отошел в сторону, оставив их наедине. Пьетро встряхнул кудрями, подал ей руку, и они медленно тронулись вдоль затаивших от зависти и восхищения дыхание гостей и придворных. Она медленно переставляла свои маленькие атласные башмачки и была на последнем небе от счастья. Боже мой, почему она раньше никогда не жила такой жизнью! Почему она раньше никогда не была ни на одно балу, и у нее нет ни одного знакомого принца! Все, что она видела в своей жизни - это колдовство, порча и кровь. Как она могла упустить свое счастье!
Они продолжали медленно выступать перед восхищенной публикой, как вдруг Аделаида даже и не заметила, как ненароком наступила на подол своего платья и чуть не упала. Стоявший неподалеку от них один из приглашенных гостей вдруг глупо ухмыльнулся. Пьетро, не дожидаясь с его стороны каких-либо объяснений столь безобразному поступку, выхватил свою шпагу и поразил ею обидчика в самое сердце. Обезумев от боли, схватившись рукою за рану и истекая кровью, негодяй зашатался и замертво рухнул на каменные плиты дворца к ногам испуганной Аделаиды. Пьетро вытер окровавленный клинок о белоснежный, батистовый, кружевной платок, низко поклонился Аделаиде, принося ей свои самые глубокие извинения за только что причиненные ей беспокойства, и снова предложил ей свою руку. Дрожащей от волнения рукой она оперлась на его твердую и уверенную руку, и они не спеша продолжили свой путь. Пьетро повернул направо, все гости вежливо расступились, освобождая им проход, и они очутились перед дверьми, которых, как ей показалось, не было здесь раньше, когда она днем осматривала замок. Они вышли к чудесной, маленькой купальне, у берега которой плавно покачивался на волнах прелестный ялик, разукрашенный разноцветными красочными фонариками и флажками и увитый душистыми розами и прекрасными орхидеями. Гуляющая толпа на балконе восторженно приветствовала их радостными возгласами и криками. Праздничные салюты и фейерверки встретили их появление оглушительным треском и грохотом, залив своим ослепительным светом всю акваторию небольшого порта. Аделаида благодарно улыбнулась Пьетро и снова посмотрела ему в глаза. О!... Какая глубина!... Этого не может быть!... Пьетро поклонился, протянул ей свою руку и они вошли в лодку. Аделаида уселась на корму, а Пьетро сел на весла. Легонько оттолкнувшись от берега, они неслышно заскользили по зеркальной поверхности озера, в черной воде которого отражались только ослепительные вспышки салютов и пылающие огни фейерверков. Аделаида улыбалась, и, опустив руку за борт, легонько рассекала упругую струю воды, которая приятно освежала ее воспаленную плоть. Пьетро же все это время внимательно, не отрываясь, смотрел на Аделаиду своими чудесными глазами. Выплыв на середину озера, где уже больше не были слышны ни оглушительные разрывы салютов, ни крики гуляющих, Пьетро бросил весла; лодка остановилась и они замерли, неотрывно глядя друг другу в глаза. Боже мой! Что же это такое? Что же это с ней делается? Она, злая колдунья, ведет себя как маленькая девочка! Ну и пусть!... И тут вдруг неожиданно налетел легкий, порывистый ветерок, и вдруг рванул со всею своею силою, сорвав белых барашков с ледяных волн и колдунья вдруг как-то сразу поняла, что ветерок этот здесь неспроста, что он для чего-то сюда послан. Она вся собралась - но было уже поздно. Огромные, чёрные волны с седою пеною с высоты четырехэтажного замка обрушились на утлую лодочку и в одно мгновение низринули ее в чудовищную бездну обнажившейся бездонной пропасти озера; чудом не перевернувшуюся, ее стремительно выбросило на бушующую поверхность и неотвратимо понесло навстречу неистово ревущей стремнине и уже в следующую секунду другая волна, несравнимо более страшная, чем все предыдущие, с небывалой легкостью вознесла ее на невиданную высоту и со всей силы бросила на острые камни одиноко торчащей из воды скалы. Последнее, что видела ведьма, было мертвенно-бледное лицо Пьетро и его смертельно испуганные глаза. Лишь каким-то чудом Аделаиде удалось не получить ни одного ушиба и ни одной царапины, но она чувствовала, что с Пьетро случилось что-то ужасное и непоправимое, и подобная несправедливость только удесятерила ее силы и она с остервенением бросилась на поиски своего несчастного спутника. Она увидела его лежащего среди острых камней, черные кудри мокрых волос длинными прядями прилипли к его высокому белому лбу, на бледной коже которого медленно расплывалось большое пятно крови; вода ручьями стекала с его безжизненного тела и с промокшей насквозь одежды. Аделаида бросилась перед ним на колени и бережно взяла его голову в свои руки. Как же спасти его? Колдунья прочитала над ним свое заклинание, но он даже не пошевелился. Боже мой! Значит, он принадлежит к сословию магов и чародеев! Ну естественно, кого же она еще могла встретить в замке у колдуна!
Она знала еще одно заклинание, которое ей досталось по наследству от ее матери; ее матери оно в свою очередь досталось от ее бабушки, а ее бабушке от прабабушки; это была их семейная реликвия, которая передавалась по наследству, от старшей колдунье к младшей и хранилась ими в величайшей тайне. Ни один волшебник на свете не владел больше тайной этого колдовства, конечно, у других волшебников также были свои тайны и секреты, но ее колдовство было особенным: оно позволяло ей чувствовать себя совершенно спокойно в присутствии любых, пусть даже самых злых и коварных волшебников, ибо знание тайны этого колдовства позволяло ей свести на нет любые усилия со стороны более могущественных, чем она, волшебников, направленных на то, чтобы причинить ей какое-либо зло или установить над нею свою власть; оно являлось залогом ее спасения из любых, даже, казалось бы, самых безвыходных положений и представляло собою самое большое сокровище, какое только у нее было. Она закрыла глаза, положила свои руки ему на лицо и ее губы беззвучно зашептали таинственные слова заклинания. Открыв глаза и отведя руки в сторону, он вдруг увидела прямо перед собой вместо прекрасного лица Пьетро мерзкую рожу, которая, противно осклабившись, бессовестно хохотала ей прямо в лицо. Черный камзол тленом расползался у нее на глазах и оттуда, кривляясь и извиваясь, выползало жалкое, тщедушное тельце с впалой грудью и золотушной кожей, покрытой тонкими, прозрачными волосками.
Оттолкнув от себя мерзкое чудовище, Аделаида схватилась за голову и понеслась прочь от этого проклятого места. Она все еще никак не могла понять, что же это такое все-таки произошло, зачем кому-то понадобилось заманивать ее в эту заброшенную местность и так жестоко надсмехаться над ней. Ведь это все совершенно бессмысленно, ведь у нее даже украсть ничего нельзя! Можно!!!... Тут только она поняла, как она хитро была обманута, как коварно, безжалостно, расчетливо и хладнокровно расставлял ей сети ее противник и заманивал ее в ловушку. А она - дура! С самого же своего первого шага в этом потерявшем всякий стыд замке, она повела себя как зеленая подготовишка и допустила, чтобы ее обвели вокруг пальца и в итоге украли у нее ее колдовство! Да! В ту самую секунду, когда она над растерзанным телом проклятого оборотня произносила свое заклинание - оно стало принадлежать ее Врагу. Он украл его! И теперь он стал сильнее ее на целое ее колдовство!
В изнеможении опустилась она перед своим, казалось бы, так еще совсем недавно покинутым шалашом. Был уже поздний вечер, и надо было что-то делать. С трудом поднявшись с земли, она медленно полетела по направлению к замку. Осторожно приблизившись к его зияющим, пустым глазницам, она тихонько заглянула внутрь и увидела опять старые осенние листья, с шуршанием кружащиеся по огромной, пустынной зале в резких порывах холодного, осеннего ветра, и разбитое стекло, рассыпанное по каменным плитам пола. Но ее не обманешь! Она же чувствует, что ОН здесь! Она попробовала, было, войти в замок, но пустое окно совершенно неожиданно оказало ей настолько достойное сопротивление, что она, как ни старалась, так и не смогла преодолеть этой невидимой, но необычайно плотной преграды; она попыталась открыть дверь, но та оказалась настолько плотно закрытой, что она так и не смогла открыть ее. Тогда, вернувшись к окну, собрав все свои силы и призвав на помощь все свои колдовские чары, она устремила в зияющую, черную пустоту замка пристальный взгляд и с величайшим трудом увидела - неверное, постоянно исчезающее, мерцающее видение бала: снова перед ней замелькали скачущие шуты, снова вдоль стен стояли прекрасные дамы и галантные кавалеры, кавалеры что-то шептали на ушко дамам и дамы кокетливо смеялись, а в глубине залы на возвышении, на строгом троне из черного дерева сидел ОН и насмешливо глядел ей прямо в глаза!
_Вор! Ты украл его! Ты украл у меня мое заклинание! - закричала она ему.
_Ну что ты расстраиваешься, ведь твое же колдовство осталось с тобой, - сказал ОН ей.
Да, ее колдовство осталось с ней, но колдун, узнав ее заклинание, стал в тысячу раз сильнее ее, ибо теперь он мог проникать в ее самые сокровенные мысли, и она была бессильна перед ним. И горько заплакав, наверное, впервые с тех пор, как она стала взрослой, она полетела прочь от замка.