... Утром все было бело, а теперь жидкий снег цвета свинца лежал только на газонах. Фонари еще не включили, и город таинственно плыл сквозь сиреневую мглу навстречу моросящему дождю.
Джина не было. Еще вчера киоски на Тверской манили выставленными на витрину банками с этим напитком усталых богинь, а теперь там нагло пускала блики в глаза уличная девка Vodka в компании с красномордой пошлячкой Beer. Этот ассортимент приводил в отчаяние тоненькую блондиночку, успевшую обегать уже все киоски между площадью агитатора, горлана, главаря и зданием "Известий". Водка - only for men, и пиво - напиток плебса, имелись в достаточном количестве, чтобы удовлетворить потребности в отдыхе десантного дивизиона, только что вернувшегося с задания. Но сегодня ее манил лишь джин, утешитель одиноких женских сердец в возрасте от тридцати пяти и выше.
Хотя одинокой назвать ее ни в коем случае нельзя было, да и тридцати дать тоже - шел ей двадцать второй год, а выглядела еще младше. Ждала блондиночку и работа, не законченная вечером четверга, но все это было ничто по сравнению с жаждой джина и любви. Последней блондиночке немало досталось в жизни, но вся она была непутевая какая-то. Может, поэтому она и не искала утешения в ней. А вот в утешении она нуждалась срочно, и желала быть утешенной в эту пятницу ноября. Киоски, эти застывшие в своей временной неколебимости непрочные аквариумы, предлагали все тот же пугающий ассортимент "вино глумливо, сикера буйна". И джин, смущавший ее душу настойчивым требованием поиска, постепенно становился для нее чем-то вроде чаши святого Грааля.
О, джин! Зеленая банка с красной линией-лампасом, а на банке той надпись, словно отмашка сигнального флажка: "Gin". И на линии знаком отличия - "tonic". Или: голубая, как небеса в десять лет, банка, и на ней, взглядом из Серебряного века, логотип "Gin". А над надписью той, словно капелька меда, завершающая шедевр кулинара-мастера, слово "Grape". Одним словом, очень хотелось джина нашей блондиночке, одетой по погоде в подлинный (дорогущий!) павлово-посадский платок и дубленку-полушубок a la russ (турецкого производства), чем вызывала неподдельно-изумленные взгляды иностранцев, и заставляла будить мглу вспышками их Polaroid'ов и Kodak'ов: настоящая русская красавица! Их, иностранцев, немало было в тот вечер на Тверской, несмотря на темноту и дождь, время от времени прикидывающийся снегом.
И закрадывались в душу блондиночки воспоминания о попробованном когда-то в скверике за журфаком другом напитке, вкуса и сладости необычайных, только жаль - остались в памяти лишь они, да белый, в тончайшую серую полоску, как брюки фраера, окрас банки, а название испарилось из памяти полностью, словно и не было его, названия этого. Так что теперь блондиночку манил лишь джин.
Последний бросок - Сытинский переулок. У MacDonalds'а ей пришлось с героизмом выдержать осаду некоего Гиви, предлагавшего двести долларов за ночь с последующей доставкой на дом (чего, баксов или блондиночки? - так и осталось невыясненным), а затем ее окружила толпа "мысаминеместных" в количестве шести человек. Но опыта ей, чье сознание окончательно сформировалось в трудную годину перестройки, было не занимать, и даже этот взвод не смог задержать ее надолго. Вот и они, Сытинские палатки.
Миновав первые два ларька, даже не заглянув в них (возле них искрил от сырости провод уличного фонаря, только что включенного, а электричества блондиночка боялась отчаянно, и даже гипотетическое наличие искомого напитка в киосках ничего не могло тут поделать), она остановилась у третьей. И - о чудо! На витрине красовались одновременное и голубая, и зеленая банки. Такой удачи блондиночка не ожидала, и целую минуту простояла, комкая в кармане пятитысячную - какой предпочесть? Наконец она остановила свой выбор на голубой (в оправдание скажем, что делала она его не по процентам "alco", коих в голубой - семь с гаком, а в зеленой - пять с хвостиком, а по вкусовым данным: она желала сегодня быть утешенной качественно, чтобы было сладковато-горько и печально, а на душе - мелодия саксофона). Но жестоко обманулась блондиночка наша в своих ожиданиях. Джина не было, ни того, ни другого. Просто витрину не меняли со вчерашнего дня, как объяснила ей разговорчивая продавщица.
К чему я веду? А вот к чему. Другая (да и многие из сильного пола) давно плюнула бы на все, и купила бы черно-красной водки, и напилась бы в одиночестве, или ломанула бы на работу, забывать в тоскливой череде приходящих факсов и сообщений по компьютерной сети свою печаль. Но не такова была наша блондиночка. Давно уже говорили ей подруги, что завидуют ее целеустремленности и умению добиваться желаемого. Вот и теперь решила она идти до конца, и усилия ее увенчались-таки успехом.
В самой последней палатке, где ассортимента-то было - кот наплакал, красовался на витрине вожделенный джин, и цена ему была - всего-то четыре пятьсот, хотя банка только зеленая. Не веря своему счастью, блондиночка осторожно осведомилась у продавщицы, не обманывает ли ее зрение. Но нет, это был именно джин!
На обратном пути она сжимала в руке приятно-тяжелую и округлую банку, и думалось ей, что все у нее будет хорошо, и никуда Он не денется, влюбится и женится, и тогда уже не придется ей работать, а будет блондиночка наша деточек лееять и кохать. И как раз тут увидел ее известный американский фотограф, изумился и сфотографировал, а на следующий год цикл его работ "Postperestroyka" получил высшую мировую награду за фотографию "The modern russian girl with gin", но блондиночка наша никогда этого не знала и уже не узнает, потому что фотографией в жизни не увлекалась и увлекаться не будет.
И пришла она на работу, выпила джин, и утешил ее старый добрый джин, и тогда она запела:
Полюбила я ирландца,
Рыжего, мордатого.
Оказалось, это Билли
Клинтон из Ардатова!
чему коллеги ее удивились, но ничего не сказали, справедливо полагая, что у каждого есть право на оттяг, и каждый имеет право понимать его по-своему.