Аннотация: Судьба может выглядет по-разному. МОжет быть она живет среди нас... Опубликовано в журнале "Новый берег" (Дания), номер 21, 2008. Также в журнале "Новый дом" (Израиль), номер 11 (23), в сборнике Завтра будет ветер , 2010.
Частный детектив Мелихов считался докой в своем деле.Но о нем ходило много слухов, таких же странных, как его внешность. Глаза Мелихова были светло-серые, почти белые, как у полярного волка, а смуглая кожа и угольно-черные брови еще больше выделяли их.
Он опоздал на полчаса, но извинился довольно сухо, без подобострастия. И мне это понравилось, хотя мое время стоит дорого. Люблю людей, знающих себе цену, потому что я сам такой же. Офис детектива был обставлен с неброской роскошью, дабы клиент понял, что дела у хозяина идут хорошо: дубовые панели на стенах, монитор индивидуального дизайна, золотой "Паркер" на столе.
- Простите за вопрос, - детектив плеснул в бокалы "Хеннесси", и предложил мне гаванскую сигару, - вы уверены в том, что делаете? Понимаете ли, Виктор Сергеевич, иногда люди приходят сюда в расстроенных чувствах, не совсем отдавая себе отчет в том, что дороги назад нет. Злость и ревность приводят их ко мне, а потом проходит время, и они начинают жалеть, но .... - он сделал паузу, выжидательно глядя на меня.
- Я абсолютно уверен в том, что делаю, - отчеканил я. И в этот момент что-то произошло. Все вокруг поплыло перед глазами, большие часы на стене оплыли горячими струями, как на картинах Сальвадора Дали, стрелка на моем "Роллексе" завертелась с бешеной скоростью, а пол под ногами зазмеился трещинами. Я боялся сдвинуться с места, потому что под ногами разверзлась пропасть. Меня качнуло назад, и оба моих телохранителя бросились ко мне:
- Виктор Сергеевич, шеф, что с вами? - ребята подхватили меня под руки.
- Ничего, я просто... так... голова закружилась.
- Нужно вызвать врача, - Мелихов решительно направился к телефону.
- Нет, - поспешно сказал я, - мне уже лучше.
Что я скажу врачу? Что у меня видения? Или этот пройдоха мне что-то в коньяк подмешал? Хотя... когда бы он успел, если ребята мои с него глаз не сводили? Нет, это просто нервы, а к доктору я потом съезжу, проверюсь на всякий случай.
- Жду вас через две недели, - Мелихов протянул руку для прощального рукопожатия.
За эти две недели я прожил бесконечное количество жизней. Это был первый декабрь, когда Новый год не вызывал чувства радостного ожидания, хотя следующий, двухтысячный должен стать для меня переломным. Я собираюсь заняться большой политикой. Столько лет и сил потрачено на эту цель - о деньгах лучше вообще не упоминать. И вместо того, чтобы работать, я целыми днями наблюдал за своей женой. Настя продолжала вести себя так же, как последние два месяца: пропадала несколько раз в неделю, и никакая слежка за ней не поспевала. Она просто растворялась в воздухе, а потом возвращалась задумчивая, странная. Все проще пареной репы: у нее появился любовник!
Через две недели я снова поехал к частному детективу. Мелихов поздоровался, пряча глаза, и я понял, что у него получилось. Да, работка, конечно, собачья, не позавидуешь: с одной стороны люди просят его делать подлости, с другой - тихо презирают. Он достал из ящика стола плотный бумажный пакет:
- Посмотрите фотографии, Виктор Сергеевич.
На первом снимке Мелихов небрежно опирался на дверцу своего новенького "Хаммера" и протягивал моей жене цветок, а она с робкой улыбкой смотрела на него так же, как когда-то на меня. На втором снимке Мелихов обнимал ее за плечи одной рукой, а второй поддерживал за талию, Настя смотрела на него снизу вверх доверчиво и чуть растерянно. Тварь! Я швырнул снимки на пол и закурил, детектив молча подвинул мне пепельницу.
Маленькая провокация - таинственный импозантный незнакомец с яркой внешностью и цветком в руке, и она растаяла, поддалась. Значит, я не был ревнивым безумцем, подозревая ее в измене. Настоящий любовник или подставной - да какая разница, если женщина в принципе на это способна!
- Сколько раз вы встречались за эти две недели? - я сам поразился, насколько хрипло прозвучал мой голос, - и где? У вас дома?
- Четыре раза, - тихо ответил Мелихов, - в гостинице.
Дешевка! Любовник, гостиница, ковровые дорожки кричащих расцветок, пошлые занавески, вино в номер и официант, старательно отводящий глаза. И настенные часы со светящимся циферблатом, чтобы видеть в темноте время возвращения к роли примерной супруги. Моя Настя, девочка Серебряного Века, поэтесса, оказалась такой же потаскушкой, как и все остальные.
Я любил смотреть, как она ходила в задумчивости по нашей большой квартире, слегка притрагиваясь к мебели, стенам, и дойдя до окна, рисовала на стекле невидимые узоры. В этот момент она сочиняла стихи, а потом записывала их в тетрадку. Почерк у нее такой меленький, бисерный - не то что мои размашистые каракули. К компьютеру Настя так и не привыкла, и вообще сторонилась техники, и терпеть не могла железа. Дизайнер, который нам квартиру оформлял, как-то принес бронзовую подставку для цветов - жуть, сколько она стоила! Вещь антикварная, стильная - так Настя ее на балкон выставила - с глаз долой, потому что энергетика у нее якобы нехорошая. Так и сказала, и плечами зябко передернула.
Еще она любила сидеть с книгой в руке на кухне, и, зачитавшись, катала яблоко ладонью по столу, забывая надкусить.
Стихов своих она мне не показывала, да я и не просил особенно. Мне эти высокие материи никогда не были понятны.
- Чего у тебя жена такая не гламурная? - спрашивали меня друзья. - Знаться ни с кем не хочет, по бутикам не ходит, фитнесом не занимается, да и вообще, ногами земли не касается.
- Ничего, - отвечал я, - пусть парит в воздухе, я за двоих на земле стою.
Мне нравилось в ней то, чего у меня самого не было. И эту поднебесность я сразу рассмотрел, как только увидел ее в первый раз в затрапезном городке, где Настя родилась - я там по делам оказался. Не красавица она, нет, ноги от шеи не растут, волос белый до поясницы не струится, но есть в ней что-то, чего в других не найдешь. Она вообще ни на кого не похожа: глаза с татарщинкой, чуть раскосые, смотрят так загадочно, как будто их обладательница знает что-то такое, о чем все остальные даже не догадываются.
Теперь я понимаю, что она знала: как по мужикам бегать после своих бесконечных хождений по галереям. Вот тебе и дитя искусства! И ведь понимала, дрянь, что вскоре за мной папарацци по следам ходить начнут, и журналюги будут под меня копать, как под всякого приличного политика.
Я вышел на улицу и сел в машину. Темнело. Предновогодняя Москва манила огнями.
- Гони домой, Вадик! - сказал я водителю.
На пороге меня встречала Марья Семеновна, наша домашняя помощница, лицо ее было заплакано.
- Витя, - она впервые обратилась ко мне по имени, нарушив субординацию, не добавив отчества, и по-матерински обняла, - ваша жена уехала. Она не оставила письма, просила только передать на словах, что полюбила другого, и не хочет, чтобы ее искали. И обернувшись на пороге, Настенька добавила, что так будет лучше для всех...
Нота вторая
Моя верная подруга Москва провожает меня на вокзал. Москва предновогодняя: оглашенная, щедрая, матрешка румяная, баба лукавая, торговка крикливая, крепкая, ладная, до забористого словца охочая, громко зазывает в торговые ряды, выдыхая густой пар ароматных булок. Нет ничего вкуснее, чем хрустящая горячая хлебная корочка, исходящая паром на морозе. И даже я - не любительница хлеба - не в силах удержаться от соблазна купить булку и нетерпеливо надломить корочку. А над головой вальяжно шествуют тяжелые, как бабы на сносях, зимние облака. И жить хочется, как никогда!
Новый год - это запах мандаринов. Я люблю мандарины, так же, как любил их Сергей Параджанов. И так же, как он, я рассыпаю их на подоконнике за неделю до Нового года, и маленькие солнца согревают сугробы за окном.
Этот Новый двухтысячный год был особенно важен для нас с Витей, потому что он наконец-то пробился в политику, а мне всегда казалось, что как только первая единичка тысячелетия сменится на двойку, весь мир изменится. Цифры значат так много! Вся жизнь - это бесконечные сочетания цифр. А для меня двойка имеет роковое значение.
Два месяца назад я впервые обратилась в частную клинику - головные боли замучили. Анализы показали, что у меня опухоль... странная опухоль - врачи с такой раньше не сталкивались. Они даже хотели написать об этом в медицинские журналы, но большие деньги обеспечили строгую конфиденциальность. Мне осталось жить два месяца. Оперировать было нельзя, поэтому медики боролись, как могли, чтобы хоть немного продлить мне жизнь.
А я обманывала собственного мужа, потому что не в силах была рассказать, что происходит на самом деле. Тяжелый взгляд Виктора, его бессонные хождения по кабинету... он подозревал меня в измене. Да будет так! Пусть злится, считает меня дрянью и чувствует себя благодетелем, который осчастливил провинциальную Золушку, а она ответила черной неблагодарностью. Ему нужна эта злость, которая прогонит боль!
Мы с Витей очень разные. Если сравнивать нас с живописью, то я - карандашный набросок ненастной осени. Художник был нетерпелив или рассеян: незаконченные линии слегка обозначенных деревьев, небрежно растушеванная завеса дождя. А Витя - натюрморт фламандцев: чувственный розовый срез мяса, яркая плоть истекающих соком фруктов, тяжесть угрюмых рыб, укрытых яркой зеленью.
Он умеет жить, наслаждаясь каждым мгновением. Ест жадно, но не оттого, что голодал когда-то, а потому что сознает: заслужил, заработал. Ложась в постель, крякает от удовольствия, широко раскидываясь на шелковых простынях. Моется шумно, фыркая, как тюлень, а после сильно, до красноты, растирается полотенцем. Ростом он невысок, но крепок, коренаст, и в каждом движении чувствуется бычья мощь. Человек Марса - воинственный, чувственный, жесткий со всеми, кроме меня.
Как у всех диктаторов по натуре, у него была Ахиллесова пята: я. И если со мной случится страшное, Витя этого не переживет. Чем выше башня - тем страшнее падение.
Кто знает, как пусто небо
На месте упавшей башни?
Не помню, кто это написал - я стала забывать имена...
Поэтому решила исчезнуть до того, как болезнь проявится: отек закроет лицо и я потеряю разум. Но как это сделать? Уехать к маме - он примчится в тот же день, станет выяснять причину и не успокоится, пока не докопается до истины. Я перебрала множество вариантов, пока судьба не подала мне знак: ты на правильном пути, вот он - выход!
Я возвращалась из клиники, и, остановив такси за три квартала от дома, медленно шла по заснеженной улице. Я научилась жить здесь и сейчас, только жаль, что умение пришло на самом краю, на пороге. Научилась просто брести по улице, ни о чем не думая, вдыхать игольчатый морозный воздух, слизывать снежинки с губ, впитывать суетливую толкотню чужой жизни.
И вдруг рядом остановился серебристый "Хаммер". Из него вышел высокий мужчина слишком яркой - как в сериалах - внешности, и подошел ко мне.
- Простите, не хочу показаться глупым или пошлым, но вы очень красивы, и слишком грустны, поэтому я решил подарить вам этот цветок. Надеюсь, я заслужил улыбку? - он протянул мне красную розу и смущенно замолчал. Было что-то странное в его смущении, нарочито слащавых фразах, и в карнавальности алой розы. Гадким диссонансом прозвучала в морозном воздухе фальшивая нота - незнакомец врал. Он разыгрывал застенчивость, причем разыгрывал небрежно, словно ему было все равно, что я подумаю. И вся ситуация была условной, как будто это игра - только он уже знал правила, а я еще нет. Белые, как у полярного волка, глаза, изучали меня, словно личинку под микроскопом: холодно и отстраненно.
И вдруг меня осенило: единственное, что не простит мне муж - это измена. Он вычеркнет меня из своей памяти навсегда, и ему не будет больно. Я оставлю записку: "Прости! В моей жизни появился другой мужчина. Не ищи меня - уезжаю навсегда". Нет, это слишком пошло, как в дешевых романчиках - лучше я передам это на словах, через нашу домработницу. Витя и не станет меня искать, и не узнает, что меня больше нет. Спасибо тебе, странный незнакомец! В благодарность я подыграю тебе, кем бы ты ни был.
- А дальше? - ответила я, - вы скажете, что голодны, и ненавидите есть один - просто не привыкли, потому что лишь намедни вас бросила вероломная подруга. Затем предложите отужинать, заверив, что это ни к чему не обязывает. И если я соглашусь, то после ужина предложите мне посмотреть вашу коллекцию марок, кинжалов, картин - единственное утешение одинокого холостяка. Я, естественно откажусь, сославшись на поздний час и пикантную маленькую деталь: мужа, который ждет меня дома. Знаете... давайте начнем с конца: я откажусь сразу, и у вас будет целый вечер для того, чтобы найти мне замену до того, как завянет дежурный цветок.
- Сдаюсь! - незнакомец рассмеялся и поднял вверх руки. - Не повезло мне сегодня: вы оказались намного умней, чем я надеялся, и кроме того, вы - верная жена, что нынче редкость. Тогда просто возьмите цветок, ну не нести же его обратно в машину! Согласитесь, что это глупо!
- Хорошо, я согласна принять подарок, - в моей руке оказался диковинный цветок, который я ошибочно приняла за розу: фиолетовый бутон на изумрудном стебле. На лепестках тусклым золотом мерцала пыльца. И вдруг сверкающие точки начали подниматься вверх, собираясь в облачко, миг - они взметнулись снопом ярким искр, и обожгли лицо. Улица закружилась перед глазами, колени задрожали, и я вскрикнула, потому что огромное звездное небо опрокинулось прямо на меня. И среди падающих звезд оплыли горячими струями золотистые, как пыльца на бутоне, циферблаты часов.
- Возвращайтесь! Откройте глаза, - я очнулась в объятиях незнакомца, он крепко, но осторожно держал меня на руках.
- Как же вы меня напугали! - он поставил меня на тротуар, но продолжал поддерживать двумя руками, - давайте я отвезу вас к врачу, или вызову "Скорую", - в его голосе звучало волнение, но глаза... белые, острые, как скальпель, спокойно и чуть насмешливо изучали меня. Он психопат! Играет со мной, как кошка с мышью!
- Уйдите! Прочь! - в панике я оттолкнула его, - вы дали мне что-то наркотическое! Эта пыльца в бутоне... что вы сделали со мной? - я оглянулась, ища помощи, но улица была совершенно пуста: ни людей, ни машин. И это в девятом часу вечера в центре Москвы!
- О чем вы? Я просто подарил вам розу - вот она, на снегу, взгляните.
Я посмотрела вниз: на снегу лежала обычная алая роза. Вот оно! То, о чем предупреждали медики: галлюцинации и... сумасшествие. Внезапно улица взорвалась шумом: рев машин, гомон прохожих, обрывки мелодий. Мне стало страшно, как никогда в жизни. Оскальзываясь, я побежала прочь. Завтра же на вокзал! Бежать! Бежать... пока меня не накрыло черной волной безумия...
Нота третья
Я редко испытываю жалость, но эту пару мне жаль. Я ошибся, дав им возможность познакомиться и пожениться. Они прожили вместе до 2010 года. Виктор Дюжев похож на меня: от него тоже зависит жизнь множества людей. Поэтому он нужен мне - человек-узел, в который каждый день вплетаются новые нити. А Настя - одинокая слабая нить блеклой расцветки, которую я мог бы вплести в любой узор, но отвлекся, и пропустил тот момент, когда Дюжев познакомился с ней.
3 января 2010 года супруги Дюжевы подъезжают к элитному клубу, в котором собрались в этот вечер все сливки большой политики. Виктор поддерживает жену под руку, рядом идут телохранители. Вокруг толчея, скопление машин, вспышки фотоаппаратов. А на крыше дома напротив притаился киллер - человек-струна, вибрирующая от напряжения. Он держит на прицеле снайперской винтовки известного политика Рыжова, ожидая удобного для выстрела момента. Дюжевы беседуют с политиком, закрывая стрелку цель. Кто-то окликает Настю, она делает шаг в сторону - момент настал! Красное пятнышко лазерного прицела, почти незаметное среди фотовспышек, скользит по черному пальто Рыжова. Внезапно один из фотографов случайно толкает Настю - она падает на Рыжова, красное пятнышко вспыхивает на ее белой шубе. У киллера не выдерживают нервы, и он нажимает на курок. А за секунду до этого Виктор падает на жену, подминая ее под себя. Пуля попадает ему в голову.
Тщательно выстроенная мной мозаика рассыпалась, и виной тому - маленькая деталь: Настя. И как бы я ни складывал пазл заново, Настя каждый раз оказывалась виновницей смерти Виктора, сама при этом оставаясь в живых. Смерть Виктора Дюжева наделала много шума. Это ведь так романтично - умереть за любимую! Если убить одного из влюбленных - это делает их бессмертными. Этот совет я дал Шекспиру, когда беседовал с ним в маленькой харчевне, при тусклом свете оплывших свечей.
Поэтому Настю нужно убрать заранее, до того, как начнет сплетаться узор нового тысячелетия. Я понимал, что она сбежит, узнав о болезни, остальное было лишь делом техники. Но я сделал ей маленький подарок: оставил красоту и разум.
С Виктором все оказалось проще, чем казалось: несколько настоящих - не поддельных - фотографий и ложь о встречах, которых не было. Оставшуюся часть работы Дюжевы выполнили сами, сделав свой выбор. Вот это действительно важно для меня: их согласие, их решение - без этого я не могу, так уж устроена Вселенная. Люди часто отвечают мне: "Я уверен, я согласен", даже не подозревая, что именно в этот момент сами создают свою судьбу. Забавно, как они меня представляют: кривой кособокой старухой с клюкой, тремя сестрами за прялкой или красивой незнакомкой с зелеными глазами. Я где-то далеко... на ломком льду, в прекрасном замке. Пусть фантазируют... им наивным даже невдомек, что почти обычный с виду незнакомец, который смотрит на них из окна проезжающей мимо машины - это и есть... я!