Аннотация: Опубликовано в журнале "Порог", декабрь 2007
Выход в бирюзу
16 июня 1937 года
Нарком Ежов хлопнул ладонью по дубовому письменному столу. Налитые кровью глаза наркома буравили сидящего напротив Глеба Бокия, начальника спецотдела НКВД.
- Я, товарищ Бокий, не личный дневник прошу, а тетрадь, которую ты писал по заданию партии, - сказал Ежов.
- Зачем она тебе? - удивился Бокий. В Черной Книге нет ничего, кроме имен наших товарищей из Коминтерна, но ты их всех знаешь.
- Не только, Глеб, не только. Там еще записано где, а главное, у кого хранится подарок Великих Махатм, который Рерих привез в Москву.
- Ты о ларце с землей на могилу Ленина? - удивился Бокий. - Он в спецхране, тебе ли об этом не знать?
- Но кроме земли там еще кое-что было, Глеб Иванович. Вот эта вещь мне и нужна, а где она спрятана никто, кроме тебя не знает.
- С каких это пор ты, Николай Иванович интересуешься мистикой? - насмешливо прищурился Бокий.
В кабинете повисло тяжелое молчание. Собеседники пристально смотрели друг на друга. Ежов поднес ко рту стакан с чаем, не сводя глаз с Бокия. Стакан лопнул, нарком вскочил со стула, тряся обожженной рукой. Вместе со стаканом лопнуло хваленое терпение железного наркома.
- Лично Сталин просил тебя отдать Черную Книгу! Или ты осмелишься отказать ему? Не отдашь - снимешь погоны к чертовой матери!
- А что мне Сталин? - Бокий вскочил, опрокинув стул. - Меня на эту должность сам Ленин назначил! - он резко повернулся и вышел, хлопнув дверью.
Ежов схватил со стола массивное серебряное пресс-папье и яростно швырнул в стену. Помощник наркома Фриванский тенью скользнул в кабинет и замер у порога, ожидая распоряжений.
- Из здания Бокия не выпускать, - прохрипел Ежов, тяжело опускаясь в кресло.
- Обвинение? - уточнил Фриванский.
- Для начала принадлежность к масонской организации "Единое трудовое братство" и шпионаж в пользу Англии, а там видно будет.
- Слушаюсь, товарищ нарком, - Фриванский вышел.
- Ну, что скажешь? - Ежов посмотрел в дальний угол кабинета с портретом Дзержинского на стене. В углу колыхнулось едва видимое прозрачное облачко, сгустилось, налилось свинцом, почернело, и из него выступила высокая - в черном плаще с капюшоном - фигура.
- Тебя погубит неумение действовать тонко, - капюшон соскользнул на плечи и Николай вздрогнул.- Все никак не привыкну к тебе, Шшшранк, - сказал он.
На свете почти не было вещей, способных напугать железного наркома, но это существо пугало. Пугало своей абсурдностью, опровергая все материалистические догмы, на которых зиждилось мировоззрение Николая . И лишь крепкий крестьянский ум не дал ему соскользнуть в мистическое безумие при первой встрече с гостьей.
Она была высокого - около двух метров - роста, мускулистого телосложения с длинными, до колен, руками. И в темноте могла сойти за человека, если бы не крысиная голова. Красные бусинки глаз поблескивали среди коричневой шерсти, плотно прижатые к черепу заостренные уши чутко подрагивали. Верхняя губа постоянно двигалась, обнажая желтые неровные клыки, а под широким плащом скрывались огромные крылья.
- Зарвался Глеб, - Ежов плеснул в граненый стакан грузинского коньяку и залпом выпил. - Ну, ничего, посидит у нас в подвале - научится Родину любить.
- Упрямый ты, Николай, тонь-шшш-е нужно, тонь-шшш-е, - крысоголовая высвободила из-под плаща длинный хвост и ловко поддела им печенье на фарфоровом блюде.
- Меня другое беспокоит, - Ежов рассматривал пустой стакан. - Отнять тетрадь силой мы сможем, а вот как прочесть? Бокий ведь лучший шифровальщик в стране. Когда его арестовала царская охранка, при обыске нашли обычные ученические тетрадки, исписанные математическим шифром. Глеб сам изобрел этот шифр, и даже лучшие специалисты по дешифровке так и не докопались до ключа.
- Ему помогали писать Черную Книгу, а я помогу тебе прочесть, ты только добудь ее, даль-шшш-е - мое дело.
- Если ты такая всемогущая, то почему сама не отнимешь? - Ежов привстал, заглядывая в крысиные глаза.
- Потому что мне нельзя напрямую вме-шшш-иваться в ход событий, я могу только подталкивать, помогать, понимае-шшш-ь? - хлопнули, раскрываясь, крылья, с клыков капнула на стол густая слюна.
- Вечная жизнь, - тихо сказал Ежов. - Посмотрим, кому она достанется.
17 июня 1937 года
Следователь выплеснул стакан воды в лицо Бокия. Глеб с трудом открыл заплывшие глаза на разбитом лице.
- Живой? Вот и хорошо. Отдохни пока, товарищ, подумай, а я пойду курну, - следователь вышел, предварительно направив настольную лампу в лицо арестованного.
Бокий попытался отодвинуться в сторону вместе со стулом, но даже это простое движение оказалось чрезмерной нагрузкой для измученного тела. Глеб упал, неловко вывернув связанные за спиной руки.
Внезапно свет погас, и Бокий почувствовал на лице легкое прохладное прикосновение.
- Я знал, что ты придешь, - он с трудом улыбнулся, из разбитых губ брызнула кровь.
- Я не могла не придти, - ответила Пожилая Дама - под этим именем она числилась в личной картотеке сверхсекретных агентов Бокия. Никто не видел, как она входила в здание НКВД, и как покидала его. На ее имя никогда не выписывался пропуск. Она появлялась в кабинете Глеба, просто выходя из стены. Высокая, стройная, с чуть раскосыми глазами цвета бирюзы, серебряные волосы с несколькими черными прядями забраны в низкий узел на шее, а впереди расчесаны на прямой пробор.
- Книга в надежном месте, они ничего не узнали.
- Лежи, - шепнула она, отирая ему лицо влажным платком. На пальце женщины сверкнуло кольцо: девять сплетенных вместе ветвей дерева из черного непрозрачного камня с бирюзовым листьями.
- Жаль, что я не увижу, как Книга найдет своего хозяина. Хотелось бы посмотреть на человека, которому предназначен Дар Учителей, - сказал Бокий.
- Этого не знает никто, даже я, - шепнула женщина. За дверью послышался голос следователя.
- Прощай, - тихое эхо ее голоса растворилось в темноте.
2006 год
Густой аромат кофе заполнил ординаторскую. Стас Градов с наслаждением сделал первый после ночной смены глоток, ловким щелчком вытряхнул сигарету из пачки "Мальборо".
- Красиво жить не запретишь, - завистливо вздохнул коллега, заступивший на утреннюю смену.
- Не ной, - Стас выдохнул дым. - Вечером я буду завидовать тебе.
Градов неспешно шел по коридору, заполненному утренней больничной суетой. Возле палаты номер десять он задержался. Дверь была распахнута, молоденькая, только после училища медсестра, с заплаканными глазами снимала с койки постельное белье и табличку с именем умершего пациента. "Не привыкла еще, бедная", - подумал Стас. Он попытался придумать что-нибудь ласково-утешительное, но кроме банального "все будет хорошо" ничего не приходило в голову. "Вот всегда так", - говорила в таких случаях бывшая подруга Градова, - "как сострить по-глупому или дурацкий комплимент не к месту приклеить - это вы, мужики, всегда пожалуйста и сдачи не надо. А как доходит до лирики, так сразу в ступор впадаете в лучшем случае. А в худшем такого деру даете - "Феррари" отдыхает".
- Знаете, Станислав Юрьевич, - всхлипнула медсестра. - Он перед смертью бредил, вас почему-то звал.
- Меня? - удивился Градов. - Да я с ним и не разговаривал почти, он ведь большую часть времени без сознания был, что неудивительно при таких ожогах.
- Еще он все время твердил о какой-то черной книге, а сам к этой вот тетрадке тянулся, - девушка кивком указала на прикроватную тумбочку, на которой лежала потрепанная тетрадь в черной картонной обложке.
- Любопытно, - Стас зашел в палату.
- Ой, мамочки, - вдруг взвизгнула медсестра и уронила охапку постельного белья. - Там, под кроватью, ой, мама...
Между стальными ножками метнулась огромная - величиной с кошку - рыжая крыса. Она одним прыжком взлетела на тумбочку, уселась на тетрадь и принялась рассматривать людей, переводя взгляд с Градова на медсестру, и обратно. Стас с детства панически боялся крыс, и всячески скрывал это, считая постыдным для мужчины. Поэтому сейчас он буквально прирос к полу, не в силах сдвинуться с места от ужаса. По спине полились струйки холодного пота, судорожно сведенные челюсти пронзила сверлящая боль.
- Тихо и без резких движений выходим, спиной не поворачиваться, - хриплым голосом казал Стас и, сделав шаг назад, остановился в дверном проеме. Медсестра, стоявшая посреди палаты, начала медленно пятиться. Внезапно крыса издала странный, похожий на скрежет звук, и, взвившись в воздух, бросилась на девушку. Стас ринулся в палату, но дверь захлопнулась, мощным ударом отбросив его в коридор. Последнее, что увидел Градов: рыжее крысиное тело полностью закрыло лицо медсестры. Щелкнул замок и из палаты донесся душераздирающий женский крик.
Перед дверью немедленно образовалась толпа. Стас вместе с двумя коллегами толкали дверь, пытаясь выбить ее плечами.
- А ну разойдись! Всем отойти от двери, я сказал! - больничный охранник несколько раз выстрелил в дверь и ударил по ней ногой - дверьс грохотом упала, слетев с петель. В коридоре воцарилась мертвая тишина. Пол в палате был залит кровью. Посредине, неестественно, как тряпичная кукла, вывернув руки и ноги, лежала медсестра. Лицо ее - кровавое месиво - представляло жуткий контраст с роскошными русыми волосами. Крыса и тетрадь исчезли.
***
Внушительная батарея пустых и початых бутылок выстроилась на журнальном столике, соседствуя с переполненной пепельницей. Градов пил весь день. На телефонные звонки он не отвечал, компьютер выключил.
- Наполняя пробирку, не забывайте про бирку, - бормотал он любимую застольную присказку знакомого патологоанатома и наполнял очередную рюмку. Когда сидеть на диване перед столиком стало трудно, он прилег, все еще держа рюмку в одной руке и сигарету в другой.
Глаза слипались, но Стас силой открывал их, боясь увидеть во сне всю ту же картину: кровавое месиво лица в обрамлении русых волос.
Внезапно в дальнем углу комнаты послышался шорох. Стас приподнял голову с диванного валика, но рассмотреть что-либо не смог. Давно уже стемнело, а он не зажег свет, довольствуясь мерцанием экрана телевизора. Шорох послышался снова, на этот раз ближе. И вдруг на валик дивана в изножье вспрыгнула огромная рыже-коричневая крыса. Стас выронил рюмку и шумно втянул в себя воздух. Тело стало ватным, по спине поползли мурашки, в ушах зашумело. Градов не мог пошевелиться, он словно прирос к дивану, а вместо крика с губ сорвался сдавленный хрип. Крыса поднялась на задние лапы, вокруг нее появился светящийся оранжевый ореол, и Градов вдруг увидел, как сквозь рыжую шерсть на крысиной морде проступает человеческое лицо. Его, Стаса, лицо, но сморщенное, старческое, гномье.
- Это не твое, - просипела крыса и указала лапой на журнальный столик. На полированной поверхности лежала черная тетрадь. Крыса спрыгнула с валика на ноги Стаса - он отчаянно захрипел и затряс головой. Уродливая тварь прошмыгнула по его животу и приблизилась к лицу. Где-то на пороге сознания, Стас увидел свое гномье личико с торчащими по бокам крысиными ушами. Сотрясаясь от крупной дрожи, он вжал голову в плечи, пытаясь хоть как-то отдалиться от крысы.
- Не твое, - просипела тварь и вцепилась Стасу в руку.
И тогда он, наконец, закричал. Он кричал, упав с дивана, опрокинув столик и бутылки, которые со звоном посыпались на пол. Взметнулось вверх облако пепла из перевернутой пепельницы. И лежа на полу среди окурков и битого текла, он вдруг понял, что в незашторенные окна льется солнечный свет, и ужасная тварь исчезла вместе с ночным кошмаром.
- Боже мой! - прошептал Стас, тяжело дыша. Он поднялся и пошел в ванную. В зеркале отразилось отекшее лицо с мешками под глазами и волосы, торчащие дыбом.
- Поздравляю тебя, Градов, - сказал он своему отражению. - Допился до зеленых чертей. Жалко, пациенты не видят. Он поднял руку, чтобы пригладить волосы и замер. На тыльной стороне ладони краснел след от укуса: отпечаток очень маленьких, но явно человеческих зубов в ореоле жестких рыжих волосков.
- Чччерт тебя... - выдохнул Стас и бросился в комнату. Журнальный столик лежал ножками кверху. Градов рывком поднял его - внизу оказалась тетрадь.
- Быть этого не может, - он бросил тетрадь и привалился спиной к стене. Медленно опустился на пол, обхватив голову руками и уперев локти в колени.
- Не может этого быть. Какое-то время он молча сидел на полу и смотрел на тетрадь - та не собиралась исчезать. " Это реальность", - думал он, - "страшная, искаженная, но тебе от нее никуда не деться. Поэтому ты сейчас успокоишься, возьмешь себя в руки и обязательно что-нибудь придумаешь. Но сначала кофе. Да-да, именно кофе, и сразу станет легче". Стас отнес тетрадь на кухню, положил на стол и сварил крепкий кофе.
Пожелтевшие страницы были густо исписаны непонятными символами, но лишь с одной стороны. Оборотная сторона каждого листа оставалась чистой, если не считать ярких бирюзовых клякс. Пятна были слегка выпуклыми и являли разительный контраст с выцветшими чернилами. Стас полюбовался немного удивительным бирюзовым цветом и встал, чтобы налить еще одну чашку кофе. Когда он вернулся, клякса на странице стала заметно больше и приобрела форму веретена.
- Час от часу не легче, - вздохнул Градов и собрался было захлопнуть тетрадь. Но пятно внезапно издало хлюпающий звук и расползлось по всей странице. Бирюзовые капли брызнули во се стороны, превратились в струи, и через несколько минут голубой фонтан ударил в потолок, окатил стены и начал быстро заполнять кухню. Одновременно жидкость сгустилась, превращаясь в желе. Градов бросился к выходу, но увяз в липкой массе. Он рванулся изо всех сил, задохнулся, рванулся еще раз и...полетел вниз, в бирюзовую пропасть.
13 июня 1926 года
Кочегар Алексей подбросил угля в топку паровоза.
- Ты что делаешь-то, ядрена вошь? Куда кидаешь? Сейчас на воздух взлетим! - машинист сердито сплюнул. - Вот послал Господь помощничка!
- Не серчай, Михеич, - примирительно улыбнулся Алексей, блеснув белыми зубами на чумазом от гари лице. - Мне отлучиться нужно ненадолго, поэтому и подбросил угольку, чтоб, значит, хватило. А Бога, Михеич, мы отменили, так что ты привыкай помаленьку.
- Отменили они, - проворчал машинист. - А куда тебе отлучаться-то? Если по нужде приспичило, так вона, на ходу давай. Чай не красна девица.
- Да нет, хочу на пассажирку одну поглядеть, - подмигнул кочегар.
- А... ну так бы сразу и сказал. Оно и понятно: дело-то молодое. Только ты там не долго...гляди, - хохотнул Михеич.
Алексей накинул бушлат на тельняшку и быстро пошел по составу. Дойдя до нужного купе, он тихо постучал.
- Николай Константинович, - позвал он шепотом. - Откройте, пожалуйста, я от товарища Бокия.
Дверь купе приоткрылась, и Алексей скользнул внутрь.
- Что случилось? - Николай Рерих выглядел бодрым, словно и не спал вовсе. Алексей достал из-под бушлата туго набитый холщовый мешочек. - Я должен подменить землю в ларце сейчас, потом не удастся.
- Как же? Разве Глеб Иванович не встречает нас в Москве?
- Нет,- ответил Алексей. - Вас будут принимать Ягода и Чичерин. Ну же, Николай Константинович, не мешкайте, время не терпит. Рерих достал объемистый саквояж, стоявший в изголовье кровати, с величайшей осторожностью извлек золотой, филигранной работы ларец и притронулся к крупному аметисту на крышке - она распахнулась, внутри оказалась земля. Алексей подставил пустой мешочек, и они высыпали в него землю из ларца, а затем снова наполнили землей из второго мешочка. Алексей тихо выскользнул из купе.
- А если они обнаружат подмену? - со страхом спросила Елена Ивановна Рерих, зябко кутаясь в кашемировый платок.
- Что ты, милая, - улыбнулся Николай. - Какая разница между тибетской землей и землей из Тульской губернии? На глаз и не отличишь. Меня беспокоит другое: Бокий уже не имеет столь сильного влияния на советское руководство. Его попросту оттеснили в сторону, а Чичерин, наоборот, выдвинулся вперед, и это нам не с руки.
- Чичерин, снова этот человек, - Елена Ивановна задумчиво смотрела в окно. - Если бы он не воспрепятствовал экспедиции Барченко в Тибет, нам бы не пришлось собственноручно везти ларец с землей в Россию.
- Ты права. Я вообще не понимаю, как такой тонкий интеллигентный человек, как Чичерин, мог выбрать тьму вместо света. Мне кажется, он просто не ведает, что творит.
- Я боюсь, Коленька. Очень боюсь - она нервно сжала руки.
- Все будет хорошо, голубушка, - Николай Константинович поцеловал тонкие пальцы жены.
14-июня 1926 года
- Это не то, - крысоголовая швырнула горсть земли на пол. - Эта земля не из Тибета!
- Не может быть, - Чичерин нервным жестом поправил очки в золотой оправе. Этот самый ларец, который Великие Махатмы передали советскому правительству. Я получил его из рук Рериха, и никто, кроме меня и Ягоды, к нему не прикасался. Но Ягода ничего не знает, он не мог...
- Я знаю только одно: эта земля пустая, - перебила его крысоголовая. - И в ней нет, того, что должно было быть. Пустая земля! Она зашипела, и маленькие черные смерчи заплясали по кабинету Чичерина.
- Упустила! - взвыла Шшшранк. - Снова упустила!
Вне времени
Стас пришел в себя на лужайке перед старым деревянным домом. Он встал и поднялся по скрипучим ступеням. Дверь была открыта. Возле круглого стола стояла пожилая - лет шестидесяти - женщина. Она была на редкость красива: седые до серебра волосы собраны в тяжелый узел на шее, а впереди расчесаны на пробор, угольно-черные брови и огромные бирюзовые глаза. Градов подумал, что никогда не видел такого цвета глаз. На руке он заметил диковинное кольцо: девять ветвей из черного блестящего камня с бирюзовыми листьями.
- Добро пожаловать домой, - голос ее оказался высоким и мелодичным, словно серебряный колокольчик.
- Домой? - удивился Стас. И вдруг из-под его ног метнулась рыже-коричневая крыса. Она остановилась между Градовым и женщиной, поднялась на задние лапы и оскалилась, глядя на хозяйку дома.
- Осторожней, - крикнул Стас, но женщина смотрела на него, словно не замечая крысу, хотя тварь была так близко, что он чувствовал запах гнили, исходящий от нее.
- Выходи, Шшшранк, - сказала женщина и протянула руку к Градову. Крыса вплотную приблизилась к хозяйке дома, с оскаленных клыков капнула густая желтая слюна. Градов понял, что еще несколько мгновений, и крыса вцепится ей в лицо, как тогда в больнице. Его захлестнула ярость, вытеснив страх и омерзение, и шагнув вперед, он изо всех сил пнул крысу ногой. Резкая боль ударила ему в спину, и он вдруг вспомнил все. Вспомнил, как он, Стас Градов, вцепился в лицо медсестры, и, опьянев от запаха свежей крови, с упоением кусал и рвал сладковатую на вкус человеческую плоть.
- Нет, - задохнулся он. - Это не я!
- Не ты, - раздался в голове скрипучий голос. - Это была я, Крылатая Крыса, Мать демонов си. А ты - всего лишь аватар, пустая оболочка, хитиновый панцирь мертвого жука.
- Я ждала Хранителя, - хозяйка дома постарела на глазах, глубокие складки залегли вокруг рта. - Но вместо него пришла тряпичная кукла, пустая раковина.
- Я не...- начал было Стас, но осекся. Он вспомнил...
...Лунный свет заливает комнату. На кровати пятилетнего Стасика сидят двое: маленький смешной крысенок, похожий на Микки Мауса и невероятно красивый морской конек. Конек словно сплетен из серебряных, с жемчужинами, нитей, у него огромные бирюзовые глаза с золотыми ресницами. Стасику очень хочется иметь у себя такую чудную зверюшку, но крысенок лучше, забавней. Он круглый, пушистый и подвижный, он веселее хрупкого конька. Крысенка можно принести в детский сад, и он будет толкать паровозик, и пугать девчонок, а конек - всего лишь украшение, красивое, но бесполезное. И Стасик тянет руки к рыжему зверьку, а тот быстро прячется под одеяло...
- Я ошибся! - крикнул Стас. - Я сделал неправильный выбор, но я все изменю!
- Ты не можешь, - ответила крысоголовая.- Ты врос в меня, а я в тебя. Крыса вспрыгнула на плечо женщины и раскрыла пасть, а вместе с ней Градов занес руку для удара. Хозяйка дома даже не сделала попытки защититься. Градов сжал кулак, и, преодолевая сопротивление собственного тела, попытался ударить крысу. Но рука не слушалась.
- Ты не сможеш-шш-ь, - просипела крыса.
- Я смогу, - прошептал Градов. И превозмогая сильнейшую, невыносимую боль, почти вывернув плечевой сустав, обрушил кулак на крысу. В ту же секунду он ослеп и оглох, упав на пол. Комната превратилась в огромный зал, вместо стен заклубился красный плотный туман, пол из деревянного стал каменным, только круглый стол остался на месте. Посреди зала вырос черный смерч, и из него с яростным воем поднялась высокая человеческая фигура с крысиной головой, Крылатая Крыса земли, Мать демонов си...
...Из мглы, пепла и смрада гнили возникла черная страна на девяти материках. И на девятом вырос, взрезав пустое серое небо костяной замок из черепов. Единственный раз мир си познал свет, когда блеснула багровая молния, и в вихре бури ворвался в замок Отец Черная Птица С Переломанным Крылом. И ветра вой сплелся с победным кличем Матери си, навстречу Отцу идущей. И родили они тринадцать кланов демонов си, которые расселились по всем девяти материкам. Но не было им пищи, и вышли они к людям. И вредили живым и мертвым, в могилах прячась.
- Я не отдам его тебе, - Шшшранк выбросила руку в сторону Стаса, и того подняло в воздух. - Хранитель - мой. Я сли-шшш-ком много лет потратила на то, чтобы найти его, потому что знала: рано или поздно Черная Книга придет к нему сама. И тогда Корень Древа Просветления будет моим.
Навстречу крысоголовой выплеснулась небесно-синяя волна, забурлила искрящаяся пена, и из снежной белизны ее выступила пожилая женщина с глазами цвета бирюзы, девятое воплощение Великой Матери Лумо...
...И возник белый цвет неба. И опрокинулся он на землю, кусочками льда разлетелся, бледно-голубой водой растаял, загустел, до цвета бирюзы потемнев.
И в бирюзе первозданной, весь мир родившей, под колокольчиков серебряных мелодию, развернулась изгибом диковинным, взорвалась перламутром лунным раковина.Дрогнули робко створки, жемчуг слезами роняя, и гордая красотой своей вышла в мир Мать Лумо.
Из дыхания ее облака родились, из правого глаза - Луна, и Солнце - из левого, из слез ее дождь пролился, из вен - потекли реки...
- Зачем тебе свой мир, Шшшранк? - Лумо подняла руку, из бирюзовых листьев перстня выросли нити, окутали Стаса и опустили его на пол. - Один раз в тысячу лет Древо Просветления дает девять новых корней. Девять Хранителей срастаются с корнями и, пройдя Врата Шамбалы, там, в первозданной бирюзе выращивают новые ветви. И каждая ветвь - это отдельный мир, ибо Древо растет во всех мирах, и все миры - это Древо. И ты хочешь отнять этот бесценный дар? Кем ты можешь населить новый мир, кроме голодных демонов? Древо не примет тебя, оставь надежду! - Лумо обратилась высокой волной и обрушилась на Мать си.
- Меня - нет, - на месте Шшшранк вырос земляной вал и впитал воду. - Но Древо примет Хранителя, потому что он - часть его, а я буду внутри человека, как все эти годы, подобно личинке под корой.
- Я тебя не впущу, - Градов бросился на Шшшранк. Земляной вал рассыпался множеством крыс. Зверьки набросились на Стаса, и он, превозмогая отвращение, принялся давить их ногами.
- Не прикасайся к ним! Отойди! - Лумо распустила узел волос, стая ястребов вырвалась из-под серебристой копны и ринулась на крыс. Мать демонов обернулась пламенем, а Лумо - льдом, поймавшим огонь в прозрачный куб.
- Начни читать Книгу, Хранитель, - прокричала Лумо, приняв человеческий облик. - Долго мне ее не удержать! Я - всего лишь девятое воплощение богини.
- Я не умею. - Стас увернулся от столба огня, пущенного Шшшранк в образе дракона. - Там какие-то непонятные символы, я пытался, но не смог.
- Ты должен захотеть, очень сильно захотеть! - Лумо обратилась огромной змеей и обвилась вокруг дракона. - И возьми кольцо - оно поможет, - с хвоста змеи сорвалось кольцо: девять ветвей с бирюзовыми листьями.
Стас бросился к столу и открыл тетрадь. - Ну же, давай, я прошу тебя, - шептал он, надев кольцо. Всю силу желания он вложил в эту мольбу, до рези в глазах всматриваясь в пляшущие строчки. И вдруг черные символы окрасились синим. Листья на кольце дрогнули, потянулись к странице. Черные каменные ветви стали расти, дотянулись до тетради. Бирюзовые пятна между строк приняли форму листьев, соединились с ветвями, и Градов понял, что он может прочесть текст.
Стас выкрикивал древние, как мир слова, и с каждым новым словом в воздухе появлялись серебряные колокольчики, музыкой ветра сопровождая голос Хранителя. И когда смолкло эхо последнего слова, страница Книги стала водой, крошечным озером. Оно выплеснулось из Книги, расширилось, захлестнуло весь стол, и на поверхность из глубины поднялся дивной работы ларец. Крышка распахнулась, и из земли, заполнявшей его, робко выглянул золотой росток, девятый Корень Древа Просветления. Росток потянулся к Стасу, ласково обвился вокруг руки, и Древо приняло в себя Хранителя.
Он стал им, растущим во всех мирах одновременно. Стал тихой водой, снегом неслышно опустился на землю, робким поцелуем застыл на губах, матерью склонился над ребенком, последним вздохом убитого солдата поднялся вверх, горячей пулей вошел в чье-то тело.
Он задохнулся от боли, захлебнулся радостью, изошел слезами и закричал от восторга.
Индиго, ослепительный, равнодушный, как улыбка Будды -
он растворился в синем.
Голубые вены-реки понесли его по небу.
Аквамарин растворил в глубинном свечении зеленого.
И он вышел в бирюзу.
БОКИЙ Глеб Иванович (1879-1937) - революционер, государственный деятель. В большевистскую партию вступил в 1900. Участник революции 1905 и Октябрьской революции, во время которой был членом Петроградского Военно-революционного комитета. В 1918 заместитель председателя, после убийства М. С. Урицкого председатель Петроградской ЧК. С 1919 начальник особого отдела Восточного, Туркестанского фронтов. С 1921 в Органах государственной безопасности. Руководитель и участник многих тайных операций против "врагов" советской власти, из которых наиболее известной является создание огромной подпольной организации "Синдикат", состоявшей преимущественно из сотрудников ОГПУ. Репрессирован.
Барченко, Александр Васильевич (1881 - 25 апреля 1938, Москва) - ближайший соратник Глеба Бокия. Руководитель научных экспедиций на Алтай, Сибирь и Дальний Восток. Врач-невропатолог по профессии. Был ученым консультантом Главнауки, зав. нейроэнергетической лабораторией Всесоюзного института экспериментальной медицины. Арестован в мае 1937. Обвинялся в шпионаже, в организации масонской террористической контрреволюционной организации "Единое трудовое братство". Расстрелян по приговору Военной Коллегии Верховного Суда СССР под председательством В. Ульриха. Речь идет о неудавшейся из-за противодействия Чичерина экспедиции в Тибет, которую пытались организовать Бокий и Барченко.