Мота. Душа на кончике кремния

Мота : другие произведения.

Душа на кончике кремния

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]

Ссылки:

Комментарии: 1, последний от 02/09/2017. © Copyright Мота (DrDred1@yandex.ru) Размещен: 12/05/2017, изменен: 04/06/2017. 322k. Статистика. Роман: Приключения, Фантастика После Судного дня Скачать FB2		Ваша оценка:
Аннотация: Участница эксперимента по криозаморозке Кристина не могла предположить, что через десять лет проснётся, а цивилизация лежит в руинах. Все, кто ей дорог, - мертвы. Всё, что ей дорого, - уничтожено. А в одиночку без стоящего больших денег лечения долго не протянуть. Кристине предстоит не только решить, что ей делать и как выживать, но и разобраться, кто враг, а кто друг.

Душа на кончике кремния

Автор: Пагава Мамука (Мота)

Жанр: научная фантастика, постапокалипсис, приключения, драма, психология

Рейтинг: R

Статус: в процессе

Описание:

Участница эксперимента по криозаморозке Кристина не могла предположить, что через десять лет проснётся, а цивилизация лежит в руинах. Все, кто ей дорог, — мертвы. Всё, что ей дорого, — уничтожено. А в одиночку без стоящего больших денег лечения долго не протянуть. Кристине предстоит не только решить, что ей делать и как выживать, но и разобраться, кто враг, а кто друг.>

От автора:

Посвящается всем, у кого судьба так уж сложилась, что словили чуму XXI века — ВИЧ. А также тем, кто интересуется робототехникой.

Все совпадения с реальными именами, названиями, местами и событиями случайны. А, хотя, кого я обманываю? Все совпадения, конечно же, намерены и легко гуглятся.

Приятного чтения.

Произведение опубликовано, в том числе, на Фикбуке

Оглавление:

??"(./(??!!',,

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

~~Глава 1~~

Хей! С вами Олеся...

...Нет... не могу больше...

...

Чёрт, твою мать!.. А-а-а!!! Спокойно.

...

Ладно, сначала...

Хей-хей всем, кто меня смотрит! С вами Олеся Малинина. Надеюсь, грохот взрывов, пулемётных очередей и танковых залпов не мешает вам меня слышать. Ведь нормально слышно, да? Будем считать, что да.

Мои AR-линзы приказали долго жить, а лезть за чатиком в моём положении ― то же самое, что таранить авианосец с криком «банзай!».

Если кто не заметил из-за безумного движняка, сегодня четырнадцатое апреля тридцать третьего года (Ар-р, подать мне лодку!). Сейчас уже немногим за полдень, и мы так и не смогли смыться из Ставрополя. Напомню для тех, кто только вылез из своей пещеры, что в мире уже целые сутки бушует тотальный звиздец, а я в самом эпицентре событий. Как всегда. Ну, вы же меня прекрасно знаете, мои дорогие подписоны... Короче, за последний час с выхода в эфир изменилось немногое. Мой видеокоптер ещё жив, по какой-то сказочной случайности, поэтому я всё ещё могу вам надоедать своей измождённой мордашкой.

Мы убрались с улиц, так как наш пункт эвакуационного сбора окружили, вот и пришлось смотать удочки. Сейчас я, двое учителей и восемь учеников местной средней школы заперты в одном из классов на втором этаже. С нами один боец 526-й, а в коридоре шесть его сослуживцев заняли позиции. Если твари прочухают про нас и решат штурмовать этаж... хрен его знает, на сколько наших пацанов хватит, но надеюсь, что до прихода большого сияющего писца хватит. Угу... Так что хитпоинтов у нас шиш да ни шиша.

Мы стаскиваем баррикады из столов, стульев и всего, что подвернётся под руку, вот поэтому я не могу сейчас залипать на запястье, всматриваясь в экран смартфона. Детей оборачиваем в мокрые тряпки, накидываем на них тяжеленные военные броники, к окнам тащим шкафы... А всё потому, что в городе воют сирены. Это к вопросу, что за сияющий писец.

Дети плачут, не понимают, что происходит, да вообще никто не понимает. Сознание у меня уже давно помутилось, но дело делать надо, и делаю его уже на автомате. Все мы знаем о нашей участи, но мы хоть что-то должны предпринять для детей. Хотя бы подарить ещё пару часов жизни в этом аду, авось... я не знаю... повезёт? Тут чудо нужно, а не везение. Шансы выжить здесь стремятся к нулю, так что... чудо, только чудо. Мы всего в полутора километрах от стадиона «Динамо», где твари концентрируются... И собственно, туда и влепят светом и теплом... в триста так килотонн. Вот вам и призрачные шансы.

Мозгами понимаем, почему верхи приняли решение стереть Ставрополь с лица земли, равно как и Черкассы сегодня ночью. Но в сердце... в душе смятение, обречённость... злость... Наверное, это же чувствовали оставшиеся жители в Черкассах... и не только в них, но и по всему миру, куда долбанули ядерной дубинкой, чтобы... что?! Ради чего?! Остановить натиск выродков на часик-два, блядь?! Эту херову стихию, распространяющуюся как саранча из металла и...

...

...Сорян, сорвалась... Блин... щас... всё это слишком для меня...

...Просто...

...Просто писец как же хочется жить... особенно зная, что конец вот-вот и ты ничего с этим поделать уже не можешь...

...

Я столько конфликтов прошла военкором, но только сейчас понимаю, что такое война. И пусть эта война не с людьми, но... как там говорится? War never changes? Да уж, точно никогда не меняется, даже если враг — нечто, не поддающееся пониманию.

...

Что? Да, сейчас!.. Да-да!

...

Короче, сирены продолжают выть и выть... Всё сильнее, всё жалобнее, напоминая о приближающемся конце. Мы всегда относились к «последнему доводу человечества» лишь как к символичному оружию, которое никогда не пойдет в ход. А ларчик, оказывается, просто открывается.

Слишком просто. Вот так оно и бывает...

Э, сек...

...

...Эй, кто тут нюни распустил? Что Светка говорит? Светка просто впечатлительная, у нас всё отлично!

Всё будет хорошо. Видишь, я улыбаюсь? Улыбнись! Через часик-другой всё закончится, придут хорошие дяди и всех нас заберут в безопасное место... Я не дрожу, это я так... просто так. Ага, там будут мамы и папы, вот увидишь... обещаю.

Сань, соберись, ты же мужчина!.. Маленький мужчина! Ты должен защищать девочек, а не плакать... Ну же! Смотри, что у меня для тебя есть... Ага, у всех обычный, а у тебя будет синий бронежилет! Смотри, какая классная надпись!.. Ты теперь мистер PRESS, а значит, самый главный! Вот!.. Теперь командуй!

...Настя, да? Ну, так уж и быть, возьми мою каску... Не, мне она уже не нужна... ведь нас скоро заберут, помнишь?

...

Я пойму, если вы сейчас на меня смотрите как на дуру. Ну не умею я с детьми общаться, что поделаешь?..

Так на чём мы остановились? Ах да...

Всё, что мне остаётся, так это взять моего верного друга «Пентакса», подойти к расщелине между шкафом и окном, навести объектив на центр города и сделать самую потрясающую фотографию, которую я когда-либо делала. Быть может, этот момент и есть весь смысл моей жизни? Тогда мне не о чем сожалеть, наверное... Но руки трясутся, чёрт их возьми, как при собачьем холоде, хотя на улице солнце шпарит по-весеннему. Иногда мне кажется, что всё это дурной сон, что вот-вот проснусь. Ещё бы, если какие-то сутки назад ты сидела в питерском кафе и рассуждала о преимуществе плёнки в повальный век цифры... Жесть, все эти споры сейчас кажутся такими мелочными, особенно если на твоих глазах не самый малый и последний город нашей необъятной тонет в войне и трупах. Ещё вчера никому в голову не приходило, что назавтра весь мир с бешеной скоростью погрузится в такой жуткий ад, что не успеешь сказать «А» и твитнуть своё возмущение... В голове не укладывается: всего каких-то двадцать, чтоб им провалиться, часов назад я прочитала первую заметку о том, что на Ближнем Востоке началась какая-то буча... И вот она бушует уже по всему миру, докатившись до кавказских рубежей России...

Нас ведь давно предупреждали, что подобное возможно. Но в современном мире кто слушал их? Двадцать первый век же — век науки, в котором нет места предубеждениям и суевериям... А теперь? Теперь мы столкнулись с этой стихией... Точно стихия, ведь если она тебя накрыла, то можешь распрощаться с жизнью. С этими тварями — реальными выродками! — не договориться, их не перекупить, даже не сдаться им — всё равно прибьют на месте. Они пленных не берут, эти сукины дети убивают всех на своём пути. Врубаетесь? Нас не просто геноцидят, а истребляют как животных!.. Вот она — правда без прикрас, которую вы ждёте от меня с передовой...

...

...Да, Тимофеич? Я как бы раздала защиту детям... Да блин, какая уже разница?.. Наша песенка спета, мне броник как козе баян, знаете ли, — я не такая тупая, чтобы не понимать, что нам финита ля комедия... Послушайте, я не маленькая девочка, я взрослая и отвечаю за свои поступки — я снимаю с вас ответственность за меня... Ага... не буду жаловаться никому, просто недоживу... Да послушайте, я очень рада, что передовая броня уже в паре кварталов от нас... но нам это чем поможет? Мы на втором этаже, нас одной вспышкой сожжёт к едрене фене, как бы мы тут ни пытались укрыться... Ага, угу!.. Я же говорю, не тупая...

На том и порешали, спасибо.

...

И я снова с вами, на некоторое время. На улице не стихают танковые залпы, стрельба из пулемётов. Не прекращается бомбардировка... Военные планируют, похоже, хотя бы на несколько минут загнать тварей поближе к центру города, чтобы одним махом решить всё... Ну, не решить, это я погорячилась, но хотя бы на время выбить у них почву из-под ног. И эвакуировать оставшихся в живых... Я, конечно, не врубаюсь, как они это сделают почти сразу после бабаха... да и не узнаю...

А?.. Что?! Щас, Алексей Эдуардович! Сек... вот, держите... Ага...

...

Что я хочу сказать? Мир, который мы знали, погиб, он больше никогда не будет прежним. Всё... всё будет иначе. Даже если мы победим... цена уже уплачена слишком высокая. Я видела всё... я снимала всё... Щёлк — тут трупы, щёлк — там трупы, щёлк — везде побоища, щёлк — и я тону в море крови, которой, клянусь, никогда столько не видела. А эти лица чудом оставшихся в живых? Никогда не забуду, особенно их глаза... И, конечно же, толпы беженцев, бесконечная вереница бегущих от войны. Ужасно то, что всё это не где-то там на Ближнем Востоке, где на войне друг другу бошки резать настолько обыденно, как нам с утреца пить чай с бутербродами... А тут, дома... на родине. Я такое даже в военной хронике не видела никогда...

А я всё машинально щёлк-щёлк-щёлк-щёлк... Вот реально, клянусь, с каждым щёлком во мне что-то умирало, агонизировало... Быть может, душа? Теперь-то мы знаем, что она есть. Ирония прямо, ха-ха-ха! Ха!..

...

Не... Да это я так, Марин, успокаиваюсь, болтая на камеру...

...

Хех... Не знаю почему, но... мне вспомнилась моя подруга... лучшая подруга. Я о ней рассказывала, её заморозили девять лет назад до лучших времён. Вот не знаю, завидовать ей или нет. Она не видит всё то дерьмо, что вижу я, мы... Не знаю...

...Но, ёпт твою мать, в каком аду ей придётся очнуться через год?..

...Но она хотя бы очнётся, в отличие от нас. Надеюсь на это, очень надеюсь, что она увидит эту запись, потому что... просто «потому что». Это будет значить, что она жива, а это уже хорошо. А... мы... уже... ходячие мертвецы, наше время исчисляется минутами...

...минутами...

Знаете, я никогда так не делала, но можно? Передать привет? Всё же это, скорее всего, последняя возможность. Сделаю вид, что можно. Короче... щас, соберусь только...

...

Мам, пап, если вы это видите, простите меня за всё. За то, что я была плохой дочкой, не слушала вас и вечно искала приключений. Заставляла нервничать днями и ночами, когда со мною не было связи. Не оправдала ваших надежд на то, что добьюсь чего-то, выйду замуж, подарю внучат. Простите меня, пожалуйста. Хотя я с вами вечно ссорилась, я вас никогда не переставала любить. Не ищите меня, не убивайтесь, просто уезжайте, куда скажут военные, не лезьте на рожон. Если выживете, это лучшее, что сделаете для меня.

...

Пашенька, я хотела тебе позвонить в последние часы, но не смогла. Догадайся почему! Ха-ха, как смешно, шутка за двести... Сама пошутила, сама посмеялась.

Я знаю, что у тебя сейчас своя война со смертью на операционном столе, но я так хотела хотя бы услышать твой голос... Значит, не судьба.

Извини, что я тогда нагрубила, это от неожиданности, я правда этого хотела, но струсила перед обыденностью и семейной жизнью. Я тогда чувствовала, что ещё не набегалась... Ну, знаешь, моя работа, моё хобби... А теперь я понимаю, что сыта по горло. Вовремя вспомнила, да-да...

Во всяком случае... хочу сказать... нет, даже показать...

...Видишь? Я его до сих пор храню. И теперь... оно на том пальце, где и должно быть...

...

Простите... щас...

...

Замужней мне не суждено умереть, но хоть невестой... Спасибо, Паш, тебе за это... Быть может, встретимся там, если это там и вправду существует...

...

Да что это я? Не похоже на меня!

Всем моим друзьям и близким: надеюсь, вы не будете на меня держать зла. Ни за подколки, ни за фотки, опубликованные без вашего ведома. Я не со зла. Я же такая-растакая! Можете проклинать, зато помните!.. А вот это по-моему!

Вот и всё, с вами была Олеся, ваша покорная слуга... Вы там не жмотьтесь на лайк, что-нибудь чиркните в комментах... Я, конечно, не почитаю уже, но всё равно приятно!

Теперь мне надо браться за работу, вот он, тот самый момент... если не ошибаюсь... Не, не ошибаюсь... Похоже, это оно... вот и оно... да, оно...

...Глубокий вдох... Просто навести в центр города... Выдержка... Замер... Фокусирррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррр*??;}{ʆР'Р?С' С'Р®Рє Рё РїС?Р?Р+РёР» Р?Р»РчС?РёР? СЌР®С?. Р?РґР?Р®РєР? Р?Рч С?С'Р?РёС' РїРчС?РчРРёРIР®С'С?, РIРчРґС? С?Р?РчС?С'С? Р»РёС?С? РчС%С' Р?РґР?Р® С?С'С?РїРчР?С?РєР® Р?Р® РїС?С'Рё Рє РРёР"Р?Рё. Р'Р®РРч РчС' РїР?С?Р»РчРґР?РчРч С?Р»Р?РIР? в?' С?С'Р? С'С?Р®Р?РїР»РёР? РґР»С? СЌРчРiР?-С'Р? РґС?С?РiР?РiР?, СЌРчРiР?-С'Р? Р+Р?Р»С?С?РчРiР?, РґР»С? СЌРчРiР?-С'Р?, СЌС'Р? С'Р?Р»С?РєР? Р?Р®СЌРёР?Р®РчС'С?С?. РўР?, СЌС'Р? РёР?Р?РiРґР® РєР®РРчС'С?С? С...Р®Р?С?Р?Р?, Р?РєР®Р"С'РIР®РчС'С?С? РїР?С?С?РґРєР?Р?. Р?Р?Р?РiРґР® С?Р»РёС?РєР?Р? С?Р»Р?РР?С'Р? РґР»С? РїР?Р?РёР?Р®Р?РёС?, Р?Р? РIС?С' РРч РїР?С?С?РґРєР?Р?.

Р'С'С'С? Р?Р?РРчС', Р?Р»РчС?С? С?С'Р? Р?С?Р?Р"Р?Р®Р»Р®, Рё С?РчР?СЌР®С? РїР?РєР?РёС'С?С? С? Р?РёС?Р?Р?. Р?Р? Р?Рч Р+С?РґРчР? РїС?Р?С?Р»РчРРёРIР®С'С?, РєР®Рє Р?Р?Р® Рє С?С'Р?Р?С? РїС?РёС?Р»Р®. Р'Р?Р?Р?Р® в?' РёР"Р+РёС'Р®С? С'РчР?Р®. РС?С'С? РєР?Рч-СЌС'Р? РїР?РёР?С'РчС?РчС?Р?РчРч, СЌРчР? РїР®РґРчР?РёРч Р?СЌРчС?РчРґР?Р?Р? РґС?С?Рё Рё РчС' РЃРёРIРёР»РёР"Р®СЉРёРё. Р?С?Р? С?С'Р? С?Р»РёС?РєР?Р? Р?Р?Р?РiР? С?Р?СЌРёР?РчР?Р?.

Р?Р®С? РёР?С'РчС?РчС?С?С?С' РґС?С?РiРёРч С?Р?Р+С'С'РёС?, РїС?Р?РёР"Р?С?РчРґС?РёРч РI РґС?С?РiР?Рч РIС?РчР?С? РI РґС?С?РiР?Р? Р?РчС?С'Рч. Р?Р?РчР?Р?Р? Р?Р?Рё С?С'Р®Р?С?С' РєР®С'Р®Р»РёР"Р®С'Р?С?Р?Р? РIС?РчРiР? РґР®Р»С?Р?РчР?С?РчРiР?. РўРчР?, СЌС'Р? РёР"Р?РчР?РёР»Р? РIС?С'. Р'Р?Р»С?С?Рч, СЌРчР? Р?РґР?С? Р?С'РґРчР»С?Р?Р? РIР"С?С'С?С? Р"Р®С...С?РґР®Р»С?С? РїР»Р®Р?РчС'С?. Р? СЌтобы приС?С'С?РїРёть к нашей истории, устраивайся поудобнее и вообрази птичку. Не спрашивай зачем, позже будет ясно, просто вообрази птичку. Представил? Какова она? Расплывчата? Бесформенна? Хорошо, теперь этому неказистому образу добавь несколько штришков: с голубоватым отливом крылья и длинный хвостик, ярко-жёлтого цвета пузатое брюшко, вдоль пересекаемое широкой чёрной полоской. Ну как? Появляются очертания птички в воображении? Дополним чёрно-синей головкой, белыми щёчками и жёлто-зелёной спинкой. Никого не напоминает? Дам подсказку: она полностью умещается в твоих ладонях.

Да, это синица. Пока ещё безмолвная, застывшая во времени и воображении синица. Удивительно, как она появилась из ниоткуда в твоей голове? Разум чудесен своей силою созидания. Можно творить и уничтожать целые миры одной мыслью. А можно ограничиться сценой между поглощённой друг другом парой, представив себя и свою любовь. Но нас интересует конкретная синица в твоих руках, пока ещё бездыханная и тихая. Нет, она не мертва. Смерть ― часть жизни, а птичка пока просто существует. Но в твоих силах вдохнуть в неё жизнь, представить, как она дышит, как неустанно отбивает ритм её сердечко размером с горошину, как вертится её голова, а взгляд глаз-бусинок пропитан страхом. Ведь синица, как и все птицы, сотворена быть вольной. И как бы приятно ни было держать в своих руках это пернатое создание, чувствовать, как течёт её жизнь, как эта жизнь подвластна тебе и только тебе, отпусти синицу в свободный полёт. Давай посмотрим, что из этого выйдет.

^{[К оглавлению ↑]}

Глава 1

В начале было вовсе не слово, в начале была мысль. С мыслью пришло осознание своего существования. Но существование — ещё не жизнь. Перспектива отсутствия жизни порождала страх — первобытный, липкий и всеобъемлющий. Страх приходит только к тем, у кого есть жизнь. И если ты боишься — ещё жив. Или уже жив — это с какой стороны посмотреть. А вот чтобы глянуть, как оно на деле, надо распахнуть свои очи. Сквозь резкую боль во всём теле, сквозь наждак, поселившийся в голове, но надо открыть глаза.

Тонкая и яркая полоска света пронзает непроглядную тьму.

Тьма, конечно, комфортна, но свет, хоть и обжигает, манит и сладостен. Ведь свет — это жизнь. А именно жить ей хотелось больше всего.

Наивная.

Она вновь попыталась окунуться в бескрайний бассейн света, преодолевая мучительную слабость. Победой ей стали несколько светлых клякс. Пелена в глазах уходила издевательски медленно.

Боль, страх, слабость — эти чувства трансформировались в радость от осознания, что она жива. Ведь сердце размеренно бьётся, отдавая по ушам как молотом по наковальне, ведь лёгкие дышат таким свежим воздухом. Сами.

В глазах прояснялось: на неё нависал белоснежный потолок с размеренно гудящими флуоресцентными лампами. Самые обыкновенные лампы, они встречаются в любой точке земного шара. А это значило только одно — это не мир иной, это её мир.

К радости добавилось облегчение: «Всё получилось!» Возникла уверенность, что всё хорошо, так и должно быть, хотя память ещё затуманена плотной дымкой и разбита на несвязные фрагменты. Они перемешаны, как перетасованная колода карт, потеряли нить времени, как разорванный на куски календарь, хаотично плавали, подобно потерпевшему кораблекрушение лайнеру в бескрайнем море пробуждающегося сознания. Но какая-то сила педантично раскладывала разбитые осколки, словно опытный игрок в пасьянс. Воспоминания выстраивались в картину в форме спирали — болезненно: мама и папа, они с напором отговаривали от безрассудного поступка: «Кристюша, солнышко, одумайся!»; любимый младший братец с очень острым языком, но по-своему проявлявший заботу: «Не дрейфь, тебя буйную накачают вдвойне, так что отрубишься как миленькая!»; близкие друзья — поддержали в трудную минуту и не отвернулись в самый ответственный час: «Крис, смотри на это с другой стороны — пока ты всё ещё останешься молодой, мы уже будем старыми пердунами с детьми!»; родной мегаполис, оставшийся позади, потому что она была больна. Сердце кольнуло такой узнаваемой печалью и грустью. Картина дополнялась слезами и истериками, когда она всё узнала: «Я просто хотела помочь! За что мне это?!» Месяцы депрессии, попытка суицида: «Хватит, с меня хватит...» Оставшиеся фрагменты пазла выплыли из-под глубин и заняли почётное тёмное место на общем полотне: одиночество и предательство, как чёрные дыры, отравляли светлые места на общем полотне. И где-то в конце выстроившейся вереницы памяти в форме спирали, ярко, как путеводная звезда, зажегся последний фрагмент. Этот осколок последнего воспоминания отбросил всё плохое в прошлое, ведь решение проблемы найдено: «Это твой шанс!» И успешно, раз она вновь открыла глаза.

В горле противный комок тошноты, голова гудит. Тело не слушается, мышцы ещё не отошли ото сна. Но и торопиться некуда — десять-двадцать минут уже не сделают погоды. Остаётся только успокоиться, расслабиться и наслаждаться жизнью. Ибо если всё прошло успешно — она обманула саму Смерть. Вновь. Есть чем похвастаться.

Она перевела взгляд. В глазах всё ещё плыло, но удалось высмотреть рядом с кроватью аппарат, мерно попискивающий вслед за сердцем. Никаких проводов — всё же десять лет прошло, а прогресс явно на месте не куковал. Только катетер от капельницы в правой руке не давал угаснуть маленькому огоньку её жизни.

Всё вокруг Кристина видела словно на мутном холсте, всё вызывало неподдельный интерес: где она? Её палата находилась в стеклянном боксе, а бокс — в помещении без окон. Только бетонные стены с отваливающейся бело-зелёной краской да тёмный и широкий проход в неизвестность. В раскалывающейся голове всплыли слова инструктажа доктора Косселя, который обещал, что все испытуемые проснутся в специализированной лаборатории. Но эта палата на неё не похожа.

В голове вертелся вопрос: «Где я?» Аппарат стал чаще попискивать. Хотелось встать и завопить, но мышцы ещё слабы — знакомое и ненавистное чувство прикованности к постели, беспомощности. Только сердце стучало всё сильнее — паровоз набирал обороты, летел в неизвестную даль. Её объял страх, отличное топливо для котла мчащегося на всех парах поезда.

«Спокойно, — обратилась она к себе, — паниковать будешь, когда тебя какие-нибудь придурки начнут разбирать на органы. Сначала посмеёшься над их фейлом и только потом начнёшь беспокоиться».

Вдох, выдох. Она понятия не имела, поможет или нет, но упорно выравнивала дыхание. За годы болезни Кристина поняла, что бороться с паническими атаками помогают не воображаемые цветочки да котики, а правильное дыхание и очищение сознания. Пустота холодна, не имеет цвета, запаха, а главное — эмоций. Нет топлива — нечем топить котёл. Главное — не перестараться: без кислорода огонь и вовсе не горит.

Когда паровоз в груди перестал соревноваться в скорости со своей же тенью, появилось ещё одно странное топливо, готовое прыгнуть в котёл и раскочегарить его по новой. Краем глаза она заметила фигуры в тёмном проходе. Бедная Кристина завелась так, что готова была крутиться в койке, словно брошенный в воздух кот с бутербродом на спине. Эдакий вечный двигатель, только кабель электропитания подключай. Но на деле девушка не могла и шелохнуться — мышцы всё ещё с неохотой отзывались на приказы из командного центра в её голове. Да и в этом центре операторы явно с бодуна.

И вот томительное ожидание подошло к концу. Сначала она увидела чьи-то ноги в тёмном проходе. Кристина готова была проклясть сэкономившего на лампочке, а разницу положившего себе в карман — теперь она на пару секунд позже узнает, кто к ней пожаловал. И кого благодарить. Или бояться — это уже с какой стороны посмотреть. Не то чтобы она фаталистка, но жизнь плохому не учит. Разве не так?

Только когда фигура подошла ближе к свету, Кристина увидела мужчину в нелепых сине-полосатых брюках, с заправленной в них выцветшей белой рубашкой. С рукавами или без — не разглядеть из-за медицинского халата. Казалось — чего бояться? Врач как врач, но стоило увидеть его лицо, и вопросы посыпались один за другим: почему у него шрам на лбу? Отчего такие стеклянные глаза? А его походка... в ней что-то неестественное — зачем так паршиво пародировать андроида? Однако все эти вопросы придавили большие железные восклицательные знаки: за врачом из глухой темноты появились два огромных, под два метра, гуманоидных робота. Массивные, бронированные. Один из них, словно незадачливый хамелеон, неудачно мимикрировал под цвет стен — серо-зелёный плохо маскировался под бело-зелёный. Второй же, насколько позволяло разглядеть затуманенное зрение, отличался от первого и по конструкции, и зелёной расцветкой в крапинку — однозначно военный.

Сомнений, что это настоящие роботы, не возникало: в её время робототехника активно входила в жизнь обывателя и уже не удивляла. Как лет пятнадцать назад сенсорные телефоны. Разве что смартфоны не отбирали работу, особенно у молодёжи. Посудите сами: из-за развития робототехники всё сложнее устроиться на подработку официантом, грузчиком, курьером, консультантом, да и в офис, «перекладывать бумажки, поднести кофе». Кассиры, особенно в банках, теперь не нужны. Даже водители вымирают как класс, ибо автомобили всё автономнее, а для старых машин в планах разработка универсальных ботов, управляющих любым транспортным средством, от автобуса до воздушного лайнера. Уже сложнее покричать: «Свободная касса!» ― или постоять у плиты, готовя очередной гамбургер. Думаете устроиться кладовщиком, чтобы роботам подносить полуфабрикаты? Как бы не так.

Вот и растет безработица, в том числе среди студентов и выпускников. А что делает безработная молодёжь, как выражает протест? Правильно — всякое. И машины жгут в центре столиц. И, чего греха таить, Кристина тоже отожгла в те весёлые ночки, а её ручки чуть не украсили модненькие браслетики. Пронесло. Но будь тогда роботы стражами правопорядка — разбитой рукой от встречи с резиновой дубинкой «демократизатор» не отделалась бы. Поэтому от вида боевых машин у Кристины внутри всё сжалось — теперь не пронесёт. Особенно её страшило, что двигались они легко, свободно и уверенно. Не чета неуклюжим ходячим тостерам из её времени.

В котёл подкинули не дрова, а авиационный керосин, поэтому паровоз рванул сломя голову, отчего на поворотах его заносило так, что вот-вот опрокинется.

Врач, или тот, кто им притворялся, вошёл через незаметную дверцу в стеклянном боксе. Когда она открылась, как её открыли, Кристина не обратила внимания, её взгляд был прикован к главной опасности — боевым роботам. Она отчаянно пыталась высмотреть их оружие, чтобы понимать, с чем имеет дело, да глаза подвели — устроили забастовку и фокусироваться на мелких деталях отказывались.

— Приветствую, госпожа Фокина, — в уши всё ещё не пришедшей в себя Кристины врезался товарняк. Каждая произносимая врачом гласная резала слух, била по вискам. Она понимала, что её организм только-только приходит в себя после долгого сна. Если это вообще можно назвать сном. Тем временем врач нечеловечески аккуратно и чётко приземлился на стул рядом с её кроватью, без лишних движений повернул голову и взглянул на неё глазками, которые так старались имитировать жизнь:

— Можете меня звать просто Ганс.

«Привет, кукла Ганс», — хотела сказать Кристина, но её губы явно скреплены замком, а язык привязан к гире кило так на два-три. Короче говоря — ей не удалось произнести ни звука. А ведь ей хотелось вскрикнуть от удивления, потому что даже беглого взгляда, хоть и затуманенного, хватило, чтобы увидеть слишком идеальную кожу на лице этого Ганса. Почти как на попке младенца, разве что это лицо взрослого мужчины. На лбу же, словно в чистом поле сгнивший фургон, красовался глубокий порез, внутри виднелся не череп, а каркас из поликарбоната. Довершала жуткую картину свисающая, как резина, рваная кожа.

«Криповато», — подумалось единственному живому существу в этом странном помещении.

Нет сомнений — перед ней робот, имитирующий человека. Андроид. Крутой, навороченный, возможно дико дорогой, но всё же андроид. Не чета тем, что она видела на выставках и в некоторых офисах, — суперновомодные и бестолковые игрушки. Ганс же — серьёзная рабочая лошадка. Настолько идеально выполняет свои обязанности, что владельцы забили на уход за ним: рваный шрам на лбу, опалённые кое-где волосы, мятая одежда. Ну хоть отстиранная и чистая, на это мозгов у кого-то там всё же хватило. Однако у девушки вертелся на языке вопрос на миллион: почему к ней прислали не людей, а именно роботов? Причём двое из них были роботами боевыми, что совсем ей не понравилось.

— Я хотел бы вас поздравить — процесс криорасконсервации прошёл успешно, — барабанил Ганс по перепонкам Кристины, размеренно и чётко выговаривая на идеальном русском языке. Но в его речи было кое-что неестественное, режущее слух, — еле уловимое потрескивание в голосе. Верный признак, что говорит он не гортанью, а с помощью динамиков, хотя и отлично имитирует губами. Вот как сейчас:

— Примерно двадцать суток назад вы были извлечены из капсулы и переведены в анабиозное состояние для удаления из вашего организма всех криопротекторов. К данному моменту они все удалены и вашей жизни ничего не угрожает. Наномашины в вашем организме не причинят дискомфорта и продолжат восстановительные работы, в первую очередь — нейронных сетей. Поэтому было принято решение вывести вас из коматозного состояния.

Пациентка старалась слушать внимательно этот сухой, но старательно имитирующий жизнь голос, спрятанный за фальшивой улыбкой якобы врача. Девушка понимала: от этого зависит её жизнь. В какой-то мере слова этого Ганса успокоили, даже порадовали. Ведь он только что железно констатировал позитивные факты и развеял все остававшиеся на задворках сознания сомнения. Кристина действительно обманула Смерть. И это не сон.

— Ваш организм сильно ослабел, мы незамедлительно начнём процесс реабилитации, — его глаза двигались неестественно плавно, не как у живых. Что ещё подтверждало, что Ганс не человек, — он не моргал. — Но ещё слабее ваша иммунная система, госпожа Фокина, поэтому медлить с реабилитацией нельзя. Если вы поняли ситуацию с вашим текущим состоянием, кивните головой или, если это вам сложно, пошевелите указательным пальцем правой руки.

Последовала неуклюжая попытка кивнуть. Что ей оставалось? Отчего-то она верила словам андроида — сложно представить, что машина намеренно обманывает. Не было сомнений, что её хотят поднять на ноги. Конечно, два крупных металлических вопроса за стеклянной стеной никуда не делись, никто и не спешил отвечать. Но она ведь не знает, как преобразился мир за каких-то десять лет. Или сколько она пробыла в криосне?

— Очень хорошо, госпожа Фокина. Сейчас я введу необходимые стимуляторы, они подействуют через несколько минут.

Ганс достал из кармана небольшой крафт-пакет — Кристина догадалась, что в нём какой-то стерильный медицинский прибор, ибо за свою недолгую жизнь в больницах побывала больше, чем человек должен их посещать в идеале. Проблема в том, что она очень далека от этого «в идеале» из-за одной-единственной ошибки. Впрочем, сама виновата в своих бедах. И поэтому здесь.

Андроид вскрыл упаковку, в ней оказался маленький инъектор, похожий на автоматическую оснастку для штампов, — подобных игрушек она ещё не видела. Ганс насадил его в катетер и надавил с лёгким «щёлк»:

— Это позволит вам самостоятельно питаться, чтобы быстрее заработала пищеварительная система. Тогда ваш организм быстрее придёт в норму.

Кристина не знала, что за дрянь ей ввели, но по венам разлилась такая приятная и бодрящая теплота, что ожидаемый прилив сил не заставил себя долго ждать. Он ворвался в её дряхлое сознание, ударил по щеке, потряс, и теперь дымка перед глазами расходилась с завидной скоростью. Пальцы непроизвольно дёрнулись, в мышцах начало приятно покалывать. Складывалось ощущение, что вот он, настоящий процесс разморозки, теперь у неё есть все основания сказать: «Я жива».

«Точно, дрянь какая-то», — повторила про себя Кристина, осознавая, что это не бодрящий коктейльчик, а самый натуральный наркотик. Несложно догадаться, ведь сколько раз ей в больнице вводили всякую легальную дрянь, лишь бы девушка не сыграла в ящик. Врачи буквально с того света доставали её два раза. И каждый раз — по собственной вине. В последнее серьёзное «рандеву» с врачами она желала себе смерти и ей было плевать с самой высокой колокольни, что в неё вводили, — только бы прибило быстрее и менее мучительно. Но то ли врачи покорили её сердце, то ли это самое сердце сжалось от страха, как только суицидница одной ногой оказалась в могиле и глазком заглянула туда... В любом случае — всё изменилось, сейчас Кристина цепляется за ту скромную, а иногда безбашенную жизнь, которую она вела, теперь ей не всё равно, какую гадость на этот раз придётся её организму переварить. Вот она, ирония судьбы, — хохочет за углом, потирает ручки и готовит новую пакость. Ничего-ничего, всему своё время.

К слову, когда Кристина почувствовала себя достаточно бодро, чтобы приподнять голову и радостно похлопать глазками, андроид Ганс с военным тостером уже удалились. Стеречь её остался всего один ходячий пончик-мейкер — полицейский робот. Девушка не удивилась бы, если этот чугунный страж правопорядка начал бы пожирать пончики: без устали и с завидным аппетитом. Хотя нет, осеклась она. На этом роботе отчётливо красовались семь букв — POLIZEI. А значит, шутка про пончики не удалась, ибо Кристина с очень высокой долей вероятности никуда из Германии не делась. Хоть одна хорошая новость. Но не идеальная — как бы это удивительно ни звучало, особенно с учётом её послужного списка правонарушений, гражданка Фокина предпочла бы надпись «ПОЛИЦИЯ». Просто потому, что так она была бы поближе к дому. К семье.

Ей захотелось обнять маму, папу, подёргать за ухо братца... Насчёт последнего она засомневалась, за эти годы Серёжа наверняка вырос в серьёзного и вставшего на ноги мужчину, который теперь раза так в полтора-два её крупнее, — такого за уши не потаскаешь, если ты метр с кепкой. Ладно, это уж Кристина дала маху в оценке своего роста, но упаковаться в холодильник в жаркие летние деньки всё же могла. И всё потому, что мама ненавидела кондиционеры и из-за них часто простывала — приходилось терпеть типично московский знойный июль. Да, она очень хотела видеть свою семью, наверное, ещё ни разу у неё такого яркого желания не было. Хотелось вскочить, покричать... но сколь-нибудь серьёзно приподняться Кристина не смогла и рухнула в постель. Только приборы начали пищать чаще, а сердце в груди застучало сильнее. Спроси: «Кто там?» ― тебе ответят: «Почтальон Печкин!» И что самое интересное — в проходе и вправду кто-то появился.

К разочарованию Кристины, это не родители, не братец. Но внутренний Печкин замер в ожидании увидеть хотя бы одно живое лицо. Почему-то ей уже было абсолютно всё равно, лишь бы увидеть человека и удостовериться, что всё в порядке и нечего придумывать себе всякое.

Проявились очертания женской фигуры, аккуратно и тихо шагавшей с подносом в руках. Пациентку даже не интересовало, что несут долгожданную для её желудка еду, — самый резкий запах был бы не в силах штурмовать стеклянный бокс. А жаль, ведь тогда Кристина бы не успела взобраться на небеса, с надеждой разглядывая неизвестную фигуру, а быстро снизошла бы... в своё подземелье. Попискивающие приборы умолкли, сигнализируя, что кое-кто затаил дыхание. Как только фигура вышла на свет — мир не перевернулся, ничего не изменилось. Это медсестра, да. Такая же «живая», как и Ганс. Одинокому человеку снова придётся иметь дело с андроидом.

«Очередным», — напомнила девушка себе, разочарованно вздохнула, насколько хватило сил. А их припасено не так уж и много.

Медсестра вошла в стеклянный бокс через автоматически открывающуюся дверцу. Характерное «пш-ш-ш» в прошлый раз Кристина не слышала. Судя по всему, слух к ней возвращался с той же скоростью, что и сила в мышцах.

Андроид, или, как иногда называли их женскую разновидность, гиноид, выглядел немногим презентабельнее Ганса — абсолютно чистый, но всё такой же мятый голубой брючный медкостюм, слегка растрёпанное каре, из-за чего видно, что это хорошие синтетические волосы. Медсестра двигалась с некоторыми проблемами и подвисала, когда ей приходилось менять направление или положение тела. Выглядело это почти как в фильмах ужасов, когда очередная тварь резкими движениями несётся на главного героя. И если Ганс выглядел просто «крипово», то медсестричка внушала ужас. Рациональное начало в Кристине, конечно же, подсказывало, что у гиноида проблемы с моторикой, а шестерёнки в её голове давно никто не смазывал. Короче говоря — несмотря на свой более-менее опрятный внешний вид этому роботу необходима полная профилактика. И никакой сверхъестественной ерунды в виде вселившихся демонов. Однако где-то на задворках сознания неприятно щекотало, и девушка инстинктивно слегка вжала голову в шею. Насколько хватило сил, конечно же.

Чтобы хоть как-то затолкать стресс туда, откуда он пришёл, девушке так и хотелось начать негодовать, чтобы преобразовать жуткую атмосферу в будничное русло. Устраивать сцены по поводу никудышности медперсонала можно, но её волновал вопрос — где её родственники, когда она с ними встретится? Однако ничего, кроме как промычать, ей не удалось. Почти как ребёнок, который только-только учится разговаривать. Разве что слюнки не пускает. Хотя, не ровен час, вот одна решила преподать урок своей хозяйке и дать дёру из её рта. Натуральный побег из Шоушенка.

Закрепив поднос с едой на кровати, медсестра взялась за салфетку. Фальшиво улыбаясь через свою флегматичную гримасу, она предотвратила неслыханный и дерзкий побег, после чего принялась кормить свою пациентку.

Кристина заметила две странные вещи: у гиноида действительно серьёзные проблемы с сервоприводами и с ориентированием в пространстве. Даже в её время никто бы не подпустил к больному такого робота, мало ли чего он напортачит. И — еда. Она не больничная. Уж не ей ли, вечной прихожанке храмов и церквей медицины, не знать, какой едой кормят в больницах, особенно с таким состоянием, как у неё: что-то лёгкое, мягкое, часто на воде, никогда жареного, жирного и полуфабрикатов. Не факт, что вкусное, но точно — полезное. Однако... макароны с тушёнкой? Хорошо, макароны ещё туда-сюда. А вот тушёнка — такое за свой богатый опыт пребывания в лечебных заведениях Кристина видит впервые. Не то чтобы она против, да и с голодухи можно что угодно проглотить. Тем не менее так в больницах не кормят. Поэтому пока её кормили, как маленькую и беззащитную, в быстро очухивающихся глазах крепло недоверие к происходящему.

Нет, она не спала. Как пробуждаются после наркоза, девушка знала, испытала не раз и не два. Её не волновало, что быстро пришла в себя, быстрее, чем в прошлых, не самых приятных опытах, — будущее как-никак. Медицина наверняка шагнула далеко вперёд, в том числе анестезия. Её не удивила и полная автоматизация. Когда взбалмошная дочурка Фокиных остепенилась, пошла учиться и попыталась не быть для родителей обузой, то столкнулась с жестокой реальностью, на которую ранее не обращала внимания, — с развитием робототехники найти работу без высшего образования стало невозможно. И вот что интересно — Кристина, примкнув к протестующим, попыталась вникнуть в вопрос. Серьёзно или поверхностно — сейчас не об этом. И, как для большинства молодёжи, ответ был неутешительным, зато логичным: бездушные машины будут вытеснять людей, как это в своё время произошло на конвейерах. И с этим ничего не поделать. Поэтому встреча с роботами не заставила её серьёзно шевелить мозгами — ну подумаешь, железяка, сейчас не время удивляться техническому прогрессу. А вот что вынудило — неправильная еда, которую она, настороженно глядя на свою кормилицу, медленно пережёвывала.

Ведь машинами так или иначе всегда кто-то управляет. И этот кто-то не допустил бы простейшей халатности. Пациентке врач (настоящий врач!) прописал бы кашу или бульон, но не такую твёрдую пищу.

Кристина не обладала серьёзными дедуктивными способностями, но посчитать «два плюс два» могла, отчего вкрадывались обоснованные подозрения. Она окинула взглядом «палату» ещё раз, но более внимательно. Стеклянный бокс явно непростой, не из обычного стекла. Собран он, судя по стыкам, небрежно и наспех. Четыре камеры просматривали весь бокс, не оставляя ни одной слепой зоны. Где-то напротив основного входа ещё одна дверь в закрытое помещение и, судя по трубам, санузел, в котором тоже наверняка пара камер. Вкупе с металлическим сторожем такая мера предосторожности в отношении пациента, будь он болен даже самым смертоносным в истории вирусом, избыточна. Пол не больничный, больше похож на хорошо очищенный подвальный — в настоящих палатах редко используют бетон. Стены помещения обшарпаны, но нельзя сказать, что вне бокса грязно, — чисто, но не по-больничному. Полицейский робот тоже не может похвастаться свежестью: теперь-то Кристина видела многочисленные царапины, вмятины, левое плечо и вовсе обгорело, видно, что он побывал в передряге. И какие же выводы? Правильно: нормально его обслужить было некому и некогда. Всё это больше походило на то, что она не в «палате», а в изоляторе. В следственном изоляторе, не медицинском.

Холодок пробежал по спине Кристины, словно перекати-поле между двумя ковбоями в клишированном кино. Проблема в том, что один из стрелков — она. Без револьвера. И вообще голой привязана к столбу вниз головой. Настолько безнадёжной рисовалась ей ситуация.

Кристина постаралась взять себя в руки и выбросить нелепые ассоциации. Откуда ей знать, как заведено в этом будущем? Мало ли что произошло и какие меры безопасности нынче принимают, особенно против «ВИЧ-плюс»? Надо выбросить предрассудки о роботах, которые она принесла из двадцать четвёртого года. Подумаешь, кормят чем попало, а эти самые роботы потрёпаны — может, в Европе разразился и бушует не первый год очередной кризис.

И так хочется свалить домой, в Москву. Но чёртовы консервы не выходили из головы, вцепились своими коготками и занимали всё внимание. И как про них можно забыть, когда желудок недовольно скрипит? А ведь фейерверк впереди — до кишечника подарочек ещё не дошёл. Ох, она чувствует, что изольёт всю душу унитазу от такого лакомства, испробованного впервые за сколько-то лет. А ведь приготовлено сносно, есть можно, хоть и без изюминки, без воображения, просто и механически.

«Ну не могу ведь я без приключений на свой попец?» — Кристина честно попыталась закатить глаза, но они упорно не хотели закатываться.

^{[К оглавлению ↑]}

Глава 2

Вообрази, что тебя заперли в четырёх стенах. Да — кормят, поят, всячески ухаживают, держат в тепле и чистоте, предусмотрели не только туалет, но и душ с чистой водой. Короче, вполне сносные условия. Если закрыть глаза на некоторые вещи — прямо санаторий. Однако в этом-то и проблема, ибо Кристина не собиралась закрывать глаза.

Спросишь — почему? Ответ очевиден. Представь: нет связи с внешним миром, нет даже намёка, что с этим миром, никакой информации и вестей. Ни такого привычного интернета, ни даже допотопного телевизора или хотя бы журналов для домохозяек. За всё время в этой клетке — ни одного живого лица. Да и разговоры только с роботами... Что уж говорить про то, чтобы связаться с родными, послать им маленькую весточку. Но в «консерватории» не дали даже парочки никчёмных байт.

Ты отрезан. Насколько тебя хватит? Когда твоё сознание начнёт придумывать самые фантастические объяснения происходящему? Чего ты захочешь в первую очередь? Что сделаешь? О чём попросишь? Не каждый готов ответить на эти, казалось бы, простые вопросы, пока сам не попадёт в такую ловушку.

Вот и Кристина лишь на четвёртые сутки набралась сил только на то, чтобы начать «ползать» по стенкам. Её не выпускали, ничего не сообщали. Просьбы связаться с родственниками игнорировались. Она в самой настоящей клетке без права переписки. Не хватает только карцера для полного погружения.

«Заключённая» ещё раз вспомнила, почему она и её дружки, среди которых много сомнительных личностей, протестовали против введения робототехники во все сферы жизни людей: машины бездушны, не имеют чувств и фантазий, плохо понимают человека, особенно если тот попал в беду или заболел. Только когда человек окажется чуть ли не при смерти, робот-консультант в каком-нибудь магазинчике бытовой техники поймёт, что клиенту нужно не предлагать вот этот новенький пылесос, рассказывая про новые чудесные режимы в обновлённой модели, а срочно вызвать скорую помощь или менеджера. Кто-то говорил, что сквозь линзы камеры на матрице отпечатывается тёмная фигура с косой, и тупая машина сразу понимает, в чём дело. Или ангел-хранитель умирающего станцевал команду на кончике кристалла в процессоре безмозглого робота, выбив последовательность из единиц и нулей. Красиво сказано, ведь все любят теорию сверхъестественного вмешательства. Но будем реалистичны — единственный ангел, умеющий плясать, не причастен. Виноват всё же программист, который одним глазом кодил, а вторым переписывался со своей возлюбленной, отправляя ей милые ролики с очередными глупенькими котиками. Девушкам же нравятся котята, не правда ли?

Но вернёмся к нашим... не баранам, а роботам. Так вот, пока человек коньки явно не откидывает, до робота не достучишься. Машины не способны купировать неизвестную для них проблему, они могут только решать её. Они чётко следуют программе и на все мольбы, слёзы и истерики, просьбы войти в положение и детально разъяснить ситуацию или связаться с начальством реагируют одинаково. В данном случае — игнором. И все вопросы типа «Когда меня выпустят?», «Где мой врач?», «Можно поговорить с мамой?» тонули в безразличии машин. Иногда оно сдабривалось улыбкой, да только настолько фальшивой, что раздражала она ещё сильнее, чем полный игнор.

Растерянная Кристина и помыслить не могла, в чём провинилась и зачем её наглухо заперли. Но ответов нет, как бы она ни спрашивала. Остаётся только набраться терпения и ждать, пока какой-нибудь умник из этого времени не объяснит, что происходит. А не происходило ровным счётом ничего: встать с кислой рожей; доковылять до ванны, чтобы посмотреть в зеркало на свою кислую рожу, пока чистишь зубы с кислой рожей; принять душ, в надежде, что сегодня что-то изменится и тебе сообщат хоть какую-нибудь новость; позавтракать с кислой рожей, потому что ничего нового тебе не сказали; ничего не делать всё утро, а ходить кругами по своей «палате», непременно с кислой рожей; пообедать с той же рожей (вы уже и сами догадываетесь, почему она кислая); лежать на койке с закинутыми ногами на стену, стараясь себя хоть чем-то развлечь... конечно же, с кислой рожей.

И пока ты, мой читатель, не воскликнул: «Что за фарс?!», хлопнув книжкой и запустив её в свободный полёт через ближайшее окно, смею заверить, что в кислой роже (не опять, а снова!) Кристины иногда поблёскивал лучик в конце тоннеля. И опустим тот малозначительный факт, что это был не луч, а фонарь несущегося поезда. Невелика беда.

Постоянная сдача анализов девушку не удивляла. Раньше из неё тоже высасывали кровь тоннами. Единственное, на что она обратила пристальное внимание, — теперь узнать результаты работы иммунной системы и вирусной нагрузки так же просто, как диабетикам — количество сахара в крови. Девушка даже обрадовалась: «Наконец-то изобрели подобие глюкометра и не нужно бегать в лабораторию!» Правда, насколько прибор точный, Кристина сказать не могла (судя по тому, что забор крови из вены всё же делали), но общую картину можно узнать в два щелчка. Однако как раз эти результаты её не радовали: такими темпами скоро снова подсядешь на терапию... Ей оставалось надеяться, что и таблетки «подтянулись», вслед за медициной и технологиями.

Заключённой в четырёх стенах каждое утро приносили свежую одежду в виде пижамы из брюк и жакета. Такая синяя в клеточку. Удобная и качественная, жаловаться не на что. Правда, вчера промахнулись с размером, но это простительно. Разве только она не прочь уже облачиться во что-нибудь другое, повседневное. Хоть бы нижнее бельё и тапочки выдали. Вот это точно надо попросить отдельным списком, уж это они-то должны принести. А то она в последний день задумалась, что за фетишист выписывал одежду? Или, может, женщины вообще отказались от трусов и бюстгальтера? Нет, если от последнего ещё можно отказаться, что Кристина и делала в очень жаркие и ленивые дни, то от трусов... Извращенцы какие-то, не иначе.

Саму «палату» исправно с утра чистил «заточенный» на это робот, в арсенале у него были и швабры, и мочалки. Или подобие их. Интересная штука, быстро и без разводов промывает даже стёкла. Вот чего-чего, а именно такой бытовой техники в прошлом явно не хватало. Сама включилась, сама всё помыла, кое-где прибрала и уехала восвояси — почти как распространённый в её времени робот-пылесос. Который, к слову, тоже в стеклянный бокс захаживал по вечерам. Из-за того, что «палата» поддерживалась в чистоте, о тапочках пациентка вспоминала разве что после душа. В арсенале которого, кстати, много чего отсутствовало, а шампунь да мыло расстроили — кожа и волосы Кристины от такой «диеты» скоро взбунтуются. Хорошо, что успела сделать лазерную эпиляцию, а то бы заросла, подобно лесному кусту. Что-что, а поддерживать себя в отличном виде она любила. Поэтому обязательная зарядка с утра и немного фитнеса перед ужином никуда не выпали. Заодно и мышцы быстрее приходили в норму.

Еда тоже по расписанию. Да, рацион всё ещё мало походил на больничную диету, скорее, готовили то, что умели. Вот, например, сегодня завтрак у Кристины стал настоящей экзотикой: картофельные чипсы, очень жёсткие печенья и чёрный чай. Девушка готова была крикнуть гиноиду-медсестре: «Кто ест чипсы на завтрак?!», но промолчала, ибо её заинтересовало и заставило задуматься печенье — на вид и по вкусу то самое датское ассорти, которое она не раз в своё время ела. Судя по тому, как оно подсохло, срок годности подходил к концу или вовсе вышел. Конечно, утверждать она не могла — упаковку или коробку с едой не приносили. Однако вопрос в голове завертелся, посеяв сомнений многократно больше, чем любимая внучка сеяла картошки вместе со своей бабушкой. Да, она не любила поездки на дачу.

Кристина сидела на своей койке в позе лотоса, да так и застыла, глядя на несчастную печеньку, обильно покрытую сахаром. Покрутила её пальцами и, убрав локоны за ухо, задумалась. Крепко задумалась: стеклянный бокс, роботы, изоляция, рацион — всё смешалось в одну большую формулу. Решение этой задачки рисовалось в голове предельно чётко. Не шевелясь, девушка невзначай бросила взгляд на металлического стражника — полицейского робота, вооружённого резиновой дубинкой и продвинутым тазером. Её длинные волосы чёрного цвета, небрежно убранные в хвост с помощью краба, готовы были встать дыбом от догадки, которая посетила голову брюнетки. А догадка проста: она в изоляторе. Вопрос в другом: кто и почему её сюда посадил?

— Извините, всё же когда мне расскажут, почему меня держат здесь? — обратилась она к медсестре, которая застыла на стуле и глядела в одну точку, словно восковая фигура. И только сейчас гиноид соизволил ожить:

— Дожидайтесь дальнейших инструкций, — открывала медсестричка рот невпопад сказанному, словно зарубежный фильм с русскоязычным дубляжом. С тем же качеством. Зато гиноид моргала, в отличие от своего коллеги по цеху.

Лучше бы не моргала.

Кристина вот уже который раз слышит эту безэмоциональную отговорку: что от Ганса, что от этой безымянной медсестры. Выведать даже крупицу информации из этой двоицы невозможно. Да, этой паре лучше бы работать несколько в иной сфере — секреты они держали, как десять белорусских партизан из десяти. И это её бесило.

— Можете позвать доктора Косселя? Он обязан лично удостовериться, что со мной всё в порядке.