'Республика Хурдун (официальное название - Дзю-лай-ума-ка) расположена в юго-восточной части континента Ыдж. Территория с о-вами Уй-Кныш (о-ва Неповиновения): 275 млн кв. ужгызов, население: 811 млн. чел. (по данным переписи 86660 гырна от Быжрыг-уркына). Столица: Луйгуйхуй (Лай-хай-фай) (ок. 620000 жит.). Доход на душу населения составляет 27,3 ы.б. (у.е.), основной род деятельности: сельское хоз-во, официальная религия: сандхлизм. Первое упоминание о государстве Хурдун датировано 69737 г.. Республиканская форма правления установлена в 82984 г. путём свержения монархической династии Шульцев (потомки королевского рода до сих пор находятся в изгнании). Дипломатические отношения с другими странами минимальны, внешняя торговля практически отсутствует. Политическая ситуация внутри страны нестабильна, в последние 3000 лет довольно часто вспыхивают гражданские войны, причина которых - борьба за власть...'
('География, 4-й шмург', Ынжыгыд, 86664 г.).
10000.
Война началась не сразу. Ей предшествовало множество событий, которых можно было избежать. Да что теперь об этом думать... Обратимся лучше к воспоминаниям очевидцев.
'За маленьким кладбищем продолжался город, он уходил как бы вправо. Слева же начиналась сельская местность: всякие там поля, леса, ну вы понимаете... - рассказывает Ренгор, старожил тех мест и известный летописец. - Правда, с той точки, где я обычно стоял, почти ничего не было видно, лишь только бесконечные крыши домов. Дома, дома, дома... Я помню их с детства. Бывало, бегал здесь ещё дитём, а мать тут как тут. Подойдёт, конфеткой угостит, а я и рад. Ребёнок, что с меня взять...'
'Нравы коренных жителей тех мест поражали нас своей дикостью и даже иногда явной, ничем не обоснованной жестокостью, - вспоминает другой летописец, один из тех, кому выпало быть свидетелем этих небывалых событий. - Вот типичный случай. Я был тогда майором авиации, готовился поступать в академию. Находясь в гостях у друзей, я заметил странную закономерность: никто из жителей города не ел козлятины. Лишь спустя много лет я узнал, что козлы (в особенности серые) широко использовались местными крестьянами (особенно детьми) в ритуальных целях. Я был удивлён странностью местной культуры.'
И снова Ренгор: 'У нас испокон веков заведено: горожане не ходят в деревню ни под каким предлогом, а деревенские никогда не появляются в городе. Что это - суеверие или какой-то древний обычай - сказать не могу. Знаю только, что мы, босоногие дети довоенной поры, частенько из любопытства пересекали запретную границу. Нас неизменно ждало разочарование: ничего особенного мы в той деревне так и не встретили. Мать моя была страстной коллекционеркой чучел животных. Не хватало в её коллекции только чучела свиньи. Я решил сделать ей подарок. Утром, когда все ещё спали, я на цыпочках вышел из дома, заборами да огородами пробрался в деревню. Вскоре мне прямо на улице удалось поймать большого розового поросёнка. Я принес его матери. Мне кажется, она догадалась где я был в то утро, но ничего не сказала. Очень уж хорош поросёнок был...'
Из этих отрывочных и скупых, но очень типичных случаев нетрудно составить общую картину довоенной жизни. Как же всё началось? Послушаем ещё одного очевидца.
'Я понял, что началась война, как только увидел в небе Ж-16, четырёхмоторный бомбардировщик, и сразу же после него - яркий хвост сигнальной ракеты. Многим людям в тот день было непонятно, при чём здесь сигнальная ракета, но я сразу сообразил: война! Было около пяти вечера. Бомб я не видел, но каким-то внутренним чутьём знал, что они уже летят к земле, и через несколько секунд начнут греметь первые взрывы. Я бросился к ближайшему пятиэтажному дому. Успел заметить женщину с коляской, выходящую из подъезда. Вот не повезло ей, подумал я тогда, а сам скатился вниз по ступенькам, ведущим в подвал. Единственная дверь в бомбоубежище была заперта, и я, распластавшись на полу перед дверью, стал ждать своей участи.'
Люди погибали, не успев осознать что происходит. Те немногие, кто выжил, бежали прочь из города. Они ещё не знали самого страшного: вместе с бомбами против них было применено и химическое оружие. Одна женщина, чудом оставшаяся в живых, вспоминает:
'Моей Ылечке было около 16 лет. Она всегда была отличницей в своём классе. Незадолго до войны перевелась в другую школу - и там одни восьмёрки. После гимназии собиралась стать машинисткой, как отец и дед. Теперь ничего этого не будет, - она уже с трудом произносит слова, слёзы мешают говорить. - Ыля покрывалась язвами прямо на моих глазах. Сначала правая часть лица, затем оба подбородка, потом левая щека, глаза, ухо и затем уже всё тело... Это было ужасно.'
'Я тогда учился в школе, - снова слушаем Ренгора, - в восьмом или в девятом классе, уже не помню. Столовая у нас была совмещена с актовым залом, причём, вход в актовый зал был со второго этажа, а в столовую можно было попасть, только поднявшись с первого этажа на третий, обойдя всю школу по периметру, и, наконец, спустившись по лестнице вниз. В тот день я искал туалет и серьёзно заблудился. Похоже, именно это и спасло мне жизнь...'
Что может быть более красноречивым, чем слова очевидцев... Война коснулась каждого. Всем есть что вспомнить, всем есть о чём погоревать. У каждого болят свои раны: кто-то потерял дочь, кто-то лишился крова, кто-то просто страдает непонятно о чём. Однако, в словах всех этих людей есть нечто общее: они ничего не говорят о первопричинах войны. Не знают или сознательно умалчивают? Обратимся же к истории...
10001.
- Быстрей, быстрей! - поторапливал Локогвен лодочника, - Мы должны войти в город до темноты.
Старый лодочник молча продолжал орудовать шестом и вёслами, не обратив внимания на замечание Локогвена. Он наизусть знал все фарватеры в этой местности. Все изгибы, течения, подводные рифы и другие опасные места на реке были знакомы ему с детства. Он знал, что быстрее продвигаться уже невозможно, и сейчас, стоя на корме несущейся по волнам лодки и зорко вглядываясь в туманную даль, он просто выполнял свою повседневную работу, чётко, безошибочно и согласно инструкциям. Его спокойствие и пунктуальность уже дважды спасали им жизнь в тот день. Утром он заметил прямо по курсу огромную зияющую воронку, и только многолетний опыт и интуиция старого лодочника помогли ему благополучно миновать страшное место. Второй инцидент, который вполне мог стать роковым для обоих путешественников, произошёл в полдень. Локогвен, допустив непростительную небрежность, решил расположиться на отдых в густых кустах крыжовника на берегу одного из речных притоков. Его легкомысленность чуть было не стоила ему жизни. Рота повстанцев, патрулирующая окрестности города, заметила подозрительное движение в кустах и обстреляла их ядовитыми иглами из духовых ружей. Своим спасением Локогвен был целиком обязан лодочнику, который отвлёк внимание патруля на себя, а затем, направив преследователей по ложному пути, быстро запутал следы и тайной тропой вернулся к угасающему костру. Быстро разбудив Локогвена и закидав костёр мокрыми листьями, он вывел лодку из надёжного укрытия в зарослях кувшинок и наскоро проверил вчерашнюю пробоину в днище, которую он наспех залил плавленым рубероидом. Течи не было, и лодочник спешно отчалил от берега, надеясь скрыться из вида раньше, чем патруль обнаружит обман и вернётся к берегу. К счастью, на берегу так никто и не показался, и лодочник собрался уже с облегчением вздохнуть, когда вдруг заметил сверкающие глаза лазутчика, засевшего в высокой прибрежной траве. Лазутчики, специально подготавливаемые для работы в условиях исключительной секретности, ежедневно получали вместе с пищей особый препарат, который повышал остроту зрения в несколько тысяч раз. Однако, он имел и побочный эффект: после употребления этого вещества глаза употребившего начинали светиться, как две звёздочки и часто выдавали незадачливого шпиона с потрохами. Так произошло и на этот раз. Лодочник заметил злоумышленника в кустах по ярко сверкающим глазам и тут же увидел духовое ружьё, поднесённое к его рту. Оно было направлено точно в шею ничего не подозревающего Локогвена. Времени на размышление не оставалось. Лодочник схватил весло и, широко размахнувшись, метнул его в лазутчика. В тот самый момент, когда его щёки уже надулись, чтобы послать смертельную иглу в цель, тяжёлое весло размозжило ему голову. Так лодочник лишился одного весла. Причаливать к берегу, чтобы его подобрать, было слишком рискованно, к тому же, каждая секунда была сейчас на счету: в любой момент на горизонте могла показаться конница повстанческой армии с чёрно-коричневыми знамёнами и синими гербами династии Шульцев, а это означало верную смерть.
10010.
Преподаватель огнестрельной подготовки, седой, горбоносый полковник, взял в руки небольшой чёрный пистолет и показал его классу.
- Пистолет 'Улдыр' применяется для поражения живой силы противника. Убойная дальность - до двух с половиной ужгызов, количество зарядов - двенадцать, вес в заряженном состоянии - девять мырхов. В настоящее время пять тысяч единиц данного оружия находится на вооружении армии, ещё три тысячи - в резерве. Скоро вам предстоит влиться в ряды нашей славной и непобедимой армии. Вам выпала великая честь!
Полковник достал носовой платок, высморкался, сел на стул.
- Сейчас этот пистолет разберу и соберу я, затем каждый получит по пистолету, и до конца урока вы будете заниматься индивидуально.
Дверь в классную комнату тихо приоткрылась.
- Господин учитель, вас вызывают, - кудрявая голова просунулась в класс, с интересом окинула взглядом ящики с оружием.
- Кто меня вызывает? - недовольно поморщился педагог.
- Генерал гвардии, вопрос национальной важности.
- Сидеть смирно, не переговариваться! - полковник сунул пистолет в карман галифе и вышел из класса.
- Где генерал? - спросил он кудрявого мальчика.
- В 311-м кабинете.
До 311-го шли молча. Наконец, перед самым входом в класс, до полковника дошло, что происходит что-то не совсем нормальное.
- А что он здесь делает? Это же кабинет философии.
- Ну и что? - пожал плечами юный конвоир. - Захотелось ему, значит, пофилософствовать...
Полковник остановился.
- Что ты себе позволяешь?..
- Да вы не волнуйтесь, господин полковник, не волнуйтесь, - улыбнулся мальчик, открывая перед учителем дверь. - Здесь просторно, и окна на солнечную сторону.
Полковник машинально переступил через порог, и тут же на его шее затянулась удавка, рот был заклеен изолентой, а руки связаны за спиной.
- У него пистолет и ключи от ящиков, - сказал кудрявый мальчик.
Названные предметы были немедленно конфискованы. Пистолет оказался заряженным. Гушдыр (мальчик, который бросил циркуль) подошёл к полковнику, не скрывая злорадной усмешки:
- Сколько врагов замочил, патриот?
Близорукие, прищуренные глаза полковника быстро заморгали, но, увидев в руке мальчика молоток, в ужасе округлились; красные, прыщавые щёки побледнели и мелко затряслись.
- На, получай, свинья!!! - Гушдыр с размаху ударил молотком в лицо старого преподавателя. Полковник упал на колени, обливаясь кровью.
- Погоди, убить его мы всегда успеем, - сказал кудрявый. - Надо сначала, чтоб кто-то сходил за оружием.
Гушдыр опустил молоток:
- Я сам займусь оружием. Дынгуздын, поможешь?
Пухленький мальчик, который читал молитву номер 185, с готовностью поднялся с места.
- Ургынштуб, возьми пистолет, вдруг кто-то сунется... - Гушдыр передал оружие кудрявому и вместе с Дынгуздыном вышел в коридор.
10011.
Kак лодочник с Локогвеном оторвались от погони в тот день, может быть темой
для отдельной повести, а для нас это сейчас не так важно. Важно только то, что они выжили, выйдя целыми и невредимыми из очередной переделки, и всё благодаря смелому и находчивому лодочнику. "Надо будет подать рапорт начальнику о представлении храброго старика к ордену", - думал Локогвен, когда они уже вплывали в город через потайной подземный ход. Ход этот был проложен ещё при старом правительстве и был затоплен во время 5-й Гражданской Войны отcтупающими частями реформистов-радикалов. Город в очередной раз остался в руках консерваторов, но долго так продолжаться не могло. Уже готовились к отправке в далёких крепостях Чёрного Легиона обозы с оружием, ускоренными темпами шла тренировка спецподразделений так называемых "хладнокровных убийц", как их сразу окрестили за жестокость и хладнокровие. Строились зловещие планы, плелись коварные интриги и заговоры. В эти тяжкие для города дни всем уже было ясно: старой власти долго не продержаться. Падение правительства было лишь вопросом времени. Kак и ожидалось, оппозиционеры не заставили себя долго ждать. 22 числа месяца Слепого Kоня, на рассвете, первые отряды чёрно-коричневых головорезов уже врывались в город. Kак только стало ясно, что городская стража, последний оплот разлагающейся Западной Империи, подкуплена коварными шпионами, судьба города была предрешена. Оставшиеся в живых защитники убегали в заброшенные южные провинции, многие сдавались в плен радикалам, которые с помощью наркотиков превращали их в зомби, а затем заставляли воевать на своей стороне, формируя из них отдельные отряды peчнoй пехоты. Правящая верхушка была подвержена коррупции, процветало взяточничество, с каждым днём становилось всё больше предателей, террористические акты стали обычным явлением. В таких условиях было очевидно, что конец близок. Однако, повстанцы медлили с захватом власти, они ждали, когда народные массы, уставшие от инфляции, безработицы и произвола, сами потребуют от своего правительства ухода в отcтавку. Таким образом, реформисты расcчитывали снискать доверие народа задолго до свержения власти, и это было очень умным стратегическим решением. Тогда-то и начали появляться подпольные отряды сопротивления, к одному из которых принадлежали Локогвен с лодочником. Лодочник был уже стар, но зоркость глаз, быстроту реакции, трезвость мышления и силу в руках всё ещё не потерял. Никто не знал его настоящего имени, все называли его просто Лодочник. Даже если бы у него и спросили, как его зовут на самом деле, он бы не сказал: старик был на редкость скрытным и неразговорчивым. Да и вряд ли кто-нибудь стал бы интересоваться подробностями его личной биографии, в отряде Kрылатой Жабы было не принято задавать лишних вопросов. У Организации были свои карательные методы по отношению к неблагонадёжным элементам в своих рядах.
Так размышлял Локогвен, стоя на каменистом берегу тщательно замаскированного ущелья и поджидая лодочника, привязывающего лодку к специальным крючьям, вбитым в гранит. Ему предстояло пройти по длинным лабиринтам подземных катакомб и предстать перед генералом Венделем, от которого он должен был получить очередное задание.
10100.
- Я бы посоветовал тебе быть осторожнее, - покачал головой пожилой генерал, выслушав рассказ Локогвена о его злоключениях. (Лодочник всё это время стоял рядом, не проронив ни слова.) - Потерять жизнь очень легко, а вот найти тебе замену, случись с тобой что-нибудь, будет непросто. А лодочника я награждаю орденом "За храбрость". - Генерал подошёл к столу, открыл позолоченную шкатулку и, достав из неё орден в форме одиннадцатиконечной звезды, отчеканенный ещё при старом премьер-министре, вручил его лодочнику, который кивком головы поблагодарил генерала и молча положил награду в карман штанов. В прежние времена этот орден вручался лишь за особые заслуги, и церемония награждения происходила в торжественной обстановке, со всеми подобающими почеcтями. Но сейчас для церемоний не было времени.
Генерал Вендель закрыл шкатулку и повернулся к лодочнику. Он выглядел озабоченным.
- Продолжай наблюдение за вражескими укреплениями на подступах к посёлку Лагзаш. Больше всего меня интересует участок к востоку от переправы. Оставь лодку в ущелье и отправляйся обратно пешком. Ты был замечен лазутчиками, теперь за рекой будут вести усиленное наблюдение. Нам сейчас нельзя привлекать к себе внимания. Пока всё.
Генерал дождался, пока лодочник уйдет, затем подозвал к себе Локогвена и, подойдя вместе с ним к столу, развернул перед ним карту.
10101.
- Особую опасность для нас представляет вот этот район. - генерал обвёл пальцем небольшой участок местности в правом верхнем углу карты. Здесь дислоцированы передовые батальоны "хладнокровных убийц". В настоящий момент там не происходит никаких активных действий, но эта бездеятельность противника обманчива. Сюда скоро начнут подтягивать отборные эшелоны "бешеных монахов" из монастыря Азхарон. Тогда армия повстанцев войдёт в город и захватит власть. Грязные, вонючие псы! - генерал заскрежетал зубами и сплюнул. - Мы уже не в силах спасти премьер-министра. Он практически находится под домашним арестом. Kогда свиньи войдут в город, его, скорее всего, убьют, а если не убьют, то сгноят в тюрьме. Ho мне совершенно безразлична его судьба. Тупой, безмозглый мешок с жиром! Взяточник, мошенник, бабник! Подумать только, целых пять лет я служил этому гнусному проходимцу!.. - генерал вздохнул и устало опустился в кресло. - Теперь у него не осталось никого, кто стал бы его защищать. Весь кабинет разбежался, генералы перешли на сторону мятежников, даже телохранители отказались на него работать. Ему некого в этом винить кроме самого себя. - генерал поднялся с кресла и начал нервно ходить по комнате.
- Мы не можем допустить прихода радикалов к власти, - сказал он вдруг, остановившись. - Мы должны сами бороться за власть! Эти поганые черви - всего лишь марионетки в руках Чёрного Легиона. Если они победят, наступит эпоха террора. Мы должны сражаться, другого выхода у нас нет.
- Но что мы можем им противопоставить, генерал? - уставился на него Локогвен. - По последним данным, которыми я располагаю, их армия наcчитывает более двухсот тысяч человек. Это в тридцать раз больше, чем у нас. Всё, на что мы способны - это вести партизанскую войну. Силы слишком неравны, генерал. Мне кажется, никто уже не верит в нашу победу.
- Даже ты не веришь? - с гoрeчью в голосе спросил генерал.
- Мне очень хотелось бы в это верить. Но, даже будучи оптимистом, я не в состоянии закрывать глаза на очевидные факты. А факты говорят отнюдь не в нашу пользу!
- Если мы победим, ты станешь вице-премьером, моей правой рукой, - напомнил Локогвену генерал. - Разве мы с тобой не говорили на эту тему?
- Извините, генерал, - покачал головой Локогвен. - Я сражался бы за вас, даже если бы не было того разговора. Но давайте будем откровенны, к тотальной войне мы не готовы. Встреча с армиями Легиона на поле боя ничего кроме поражения нам не сулит. Шансов на победу в этой войне у нас нет...
10110.
Дед сел на холодный каменный пол и задумался. Он жил на этом свете так долго, что потерял счёт годам. Все в деревне считали его непререкаемым авторитетом. Не так давно он был ловким охотником, умелым рыбаком, прекрасным скалолазом, отменным резчиком по дереву и безукоризненным ловцом дичи. Старость, наконец, взяла своё, но ещё и сейчас он мог, к примеру, поймать голой рукой живого карася, сплести дивное лукошко из прутьев карликовой ивы, грамотно поджарить сладкий клубень болотного батата, быстро и толково разделать тушу степного буйвола.
О, разделка туш была его коронным номером! Когда его длинные, узловатые пальцы проникали в чрево мёртвого тельца, безошибочно находя сухожилия, которые надлежало перерезать, когда нож его ювелирными движениями рассекал артерии и вены, отделял диафрагму от лёгкого, рубил свежее, ещё тёплое мясо на идеально правильные кубики, когда склизкие окровавленные руки плавно вытягивали из живота кишечник, небрежным движением подбрасывали и ловили дымящееся, хлюпающее сердце, чтобы сразу же передать его шаману племени для ритуалов, и особенно когда "представление" завершалось вскрытием головы и извлечением из неё белого, нежного, сочного мозга, вся деревня ахала от восхищения. Мозг считался изысканнейшим деликатесом, за кусок этого вожделенного лакомства могли убить. Старик хорошо помнил, как горели глаза у женщин в такие минуты, как из открытых ртов текли слюни, как крякал от удовольствия старый учитель Ургуйшмыб, видя, что ученик превзошёл его в мастерстве. Это был поистине звёздный час Умбыждызга, час триумфа Искусства над серостью. Мастер пытливо заглядывал в лица односельчан, молча и зачарованно стоящим вокруг святого места. В чьих-то глазах читалось слепое поклонение, в других - религиозный экстаз, в некоторых - зависть...
Старик очнулся от воспоминаний и вздрогнул. Он всё так же сидел на холодном камне, и его привыкшие к темноте глаза различали светлые прожилки известняка на фоне чёрных стен подземного лабиринта, которому, видимо, суждено было стать его могилой.
10111.
- Подожди, Локогвен, подожди, - перебил его генерал. - Я позвал тебя не затем, чтобы с тобой спорить. У нас есть шанс, - генерал понизил голос до шёпота и покосился на дверь. Убедившись, что она плотно закрыта, он жестом пригласил Локогвена сесть у стола и, усевшись рядом с ним, начал говорить:
- Мы можем победить Чёрный Легион, используя оружие, которого у них нет. И это оружие - магия. Никто из них не знает, что существует оружие, которое намного сильнее всех их мечей, катапульт и духовых трубочек вместе взятых. Мы их раздавим, если применим против них могущественную магическую силу древнего волшебства.
- Но ведь и мы тоже не владеем искусством магии, генерал. Насколько мне известно, в нашем мире никогда не существовало магии, - Локогвен смотрел на генерала, как на сумасшедшего.
- Разве тебе не известно о богах Валинора? - спросил генерал, забивая трубку.
- Я слышал эти сказки с детcтва, - устало ответил Локогвен. - И я в них не верю. Всё это просто вымысел. Мифы и больше ничего.
- Мифы не рождаются просто так, - не согласился генерал. - Наш мир и мир Средиземья были созданы одними и теми же богами. Всё, о чём тебе рассказывали сказки в детcтве, так же реально, как и мы с тобой. Пошли со мной, я тебе кое-что покажу.
Генерал подошёл к дальней стене, на которой висело полотно с изображением старого герба Западной Империи, и, приподняв угол холста, слегка надавил на еле заметный выступ в стене. Послышался тихий щелчок и часть стены отъехала в сторону, открыв тёмную дыру туннеля, уходящего в недра скальных пород. Генерал шагнул в темноту, знаком пригласив Локогвена следовать за ним. Kак только вокруг них сгустилась кромешная тьма, генерал пошарил рукой по поверхности стены, которая бесшумно поползла вбок и закрыла вход в туннель. В руках генерала вспыхнула спичка.
- Где-то здесь должна быть масляная лампа. А-а-а, вот и она.
Генерал нагнулся и, подняв с пола лампу, поджёг фитиль. Теперь Локогвен мог видеть в полумраке гранитные стены с обеих сторон коридора, который уходил далеко за пределы видимости.
- Ну, вперёд, - сказал генерал. - Не отcтавай.
Идти пришлось долго. Kоридор то резко поворачивал в сторону, то круто уходил вглубь. Несколько раз они поднимались по каким-то железным лестницам. Локогвену казалось, что прошло уже несколько часов с тех пор, как они вошли в лабиринт. Наконец, генерал остановился у обрыва. У самого его подножия Локогвен заметил вбитое в боковую стену кольцо, к которому была привязана толстая верёвка. Генерал постоял немного на краю, оценивающим взглядом изучая качество узла, затем, несколько раз сильно дёрнув верёвку, проверил её на прочность.
- Выдержит, - сказал он наконец и, повиснув на верёвке, начал медленно спускаться в пропасть, упираясь ногами в стену. Через минуту из глубины донёсся его голос:
- Хватайся за верёвку и спускайся вниз.
Локогвен исполнил приказ, и вскоре стоял перед тяжёлой железной дверью, покрытой загадочными рунами.
- Элендили! - крикнул генерал, положив ладонь на руны. Его голос прозвучал так властно, что Локогвен невольно попятился, успев, впрочем, заметить, как в двери возникло маленькое отверстие.