Поток дел несёт меня вперёд и иногда относит чуть-чуть вбок. Когда удаётся сделать какое-то дело, можно немножко побыть свободным. Покурить, посидеть на солнышке, покемарить с бумажным стаканчиком чая в руке. Приятно, что удаётся иногда самому что-то сделать. Таких удач, наверно, будет теперь всё меньше и меньше с каждым годом.
И потому тем более следует ценить те мгновения благодати, что удаётся поймать. Иногда, правда, отгоняешь от себя благодать, думаешь, не заслужил, а она всё равно возвращается. Вместе с ветром, приносящим иной раз чью-то просьбу о смерти, как далёкий сигнал радиостанции "Маяк". Иногда проходишь мимо того, что другие ищут всю жизнь и не находят. Проходишь сознательно. Отказываешься от чужого смысла жизни. А кто-то мучается и думает: где же оно? Кто-то даже и думать уже не может, только мучается. Знакомо всё это, ох как знакомо.
Вот улетел сигнал радиостанции, и другие волны наполнили эфир. Рей Чарльз звучит в чьей-то машине, негры на тротуаре ворчат, недовольные громкими сигналами клаксона, за прилавком сгорбился продавец шаурмы. Бесконечность миров снаружи и внутри. Кажется, миры, как матрёшки, сидят друг в друге. Чтобы добраться до последней, самой маленькой, надо открутить себе голову несколько раз. Вот и сидишь целый день, крутишь. Потом, когда сил уже нет, становится легче. Нет сил жалеть и винить себя. Всё, что сейчас в твоих силах, - это поставить первый попавшийся диск в си-ди-ром, чтобы не сидеть, как в морге. Слушаешь какие-то готические мантры, зов чёрных северных храмов во мраке сна. А утром всё сначала. Снова не веришь в ночь, снова становишься бесполезным. И всходит солнце, и начинает вяло крутиться вечное колесо лени. Но к скрежету колеса быстро привыкаешь. Начинаешь двигаться, делать что-то, какие-то мелкие предметы с места на место переставлять. И вдруг понимаешь, что пора обедать.
И вот тут начинается самое говно. Первое слово, услышанное за сегодняшний день, и сразу - будто кастрюлей по голове. Чикен терияки! *БЭМС*! Шримп брокколи. *БЭМС*! Авокадо гуакамоле, газпачо энчилада, биф флейвор нудлс. *БЭМС* *БЭМС* *БЭМС*!!! Пиздец.
Но это всё хуйня. Не в названии дело. И даже не в слиянии чикена с терияки, где смысл сокрыт гармонии великой, как утверждают диетологи, которых всё равно никто не слушает. Я могу одно пустое терияки хлебать, если нужда припрёт. Могу и сам терияки сделать, свой собственный. Могу и лапши налепить из теста, могу просто хлеба поесть. Здесь главное другое: как это всё подаётся. О! Лучшее терияки в мире! А вон, через дорогу другая дверь. Там тоже лучшее терияки в мире. А вон на углу четыре или пять дверей. Там лучшая в мире моццарелла и лучший в мире зуккини. Вот что мне портит аппетит. Гордость эта нелепая, абсурдная, мания величия огородного пугала. Как будто не сыра резинового, безвкусного кусок жуёшь, а саму сущность демократии; будто флаг американский со всеми звёздами и полосками в горло тебе запихнули. Только на улицу выйдешь и пиздец. Театр абсурда. Тошнота.
Какие тут могут быть молитвы, мантры, блять, просветления? Ножи сверкают, всё окей, сейчас, блять, тебя обслужат в чистом виде. Скатерти, блять, перевернут и опять вроде белые, можно дальше лохов разводить. Дырку в стуле залепят скотчем и пиздец. Пока снова крысы не прогрызут. В туалете говном всё измазано, но не воняет, потому что дядя, на котором землю пахать можно, надел, блять, двумя пальчиками резиновые перчаточки и напрыскал там розовым мыльцем. Таким мыльцем и унитазы моют, и тарелку твою из-под еды "Рикотта Пармежана" за $45 (а попробуешь на вкус этот пармежан - никакого пармежана там нет, один кетчуп). Неудивительно, что все после трапезы сразу срать ломятся, а там какой-то хуй стоит в дверях и зорко смотрит, чтобы чужим говном никто не посрал. Материал для говна должен быть произведён местным "шеф-поваром". Вот одного туалетного посетителя хуй в дверях не пропускает.
- Ты не кастомер, - говорит.
- Как же это я не кастомер? Удивительно. Каждый день кастомер, а сейчас нет? Поссать хочу твоей кока-колой вонючей!
- Поссать нельзя. Я не видел, что ты покупал.
- Твои проблемы, что ты не видишь. А я тебя может вообще видеть не хочу!..
- У нас только для кастомеров!
-- Я же тебе объясняю, долбоёб, что я кастомер!!!
- Ты не кастомер.
- Ты хочешь, блять, чтоб я не был кастомером? Может быть, ты хочешь, чтобы никто не был кастомером? Ты хоть думаешь, блять, что говоришь? Ты понимаешь, тупое создание, что ты, блять, не меня, а свою сраную контору наказываешь? Ты кто такой, блять? Ты кто, блять? Тебе не похуй, кто кастомер, а кто нет?
- Туда нельзя... куда прёшь?! Щас полицию вызову!
Пиздец. 360 миллионов лохов. 10 миллионов квадратных километров гетто и помоек. Авеню оф зе америкас. Страна, где разводят лохов. Экспрессо каппучино. Пампкин пай. Чис кейк, блять. Хани-нат сириал, блять. Санни сайд ап. Фак ю!
Пиздец. Обувь, блять, сами не могут почистить. Терияки, блять. Раззявят ебальники свои и смотрят, блять, в газеты свои ёбаные. Как будто что-то понимают. Метс и янкис, блять. Гоу янкис, орут. Ага, гоу хоум, блять. Пиздец, блять.
Пошли вы, блять, нахуй со своими терияками и кривыми столами в ресторанах. Сами жрите шримп ло мейн, порк фрай рай, биф му гай фан. Сифуд делайт, блять! Улыбайтесь, блять, и несите вилки в свой рот. Рожу, главное, растягивайте пошире, а то мало еды влезет. Верхняя челюсть ходит вверх-вниз, раз-два! Думаете, такой пиздец везде должен быть, как у вас? В Ираке, Африке, Европе? Гонконге? Монте-Карло? Ха! В Японии стоять не принято, когда хозяин сидит! Куда вам со своими гамбургерами, блять, до Японии! Европа, блять? Европы захотели? Там не чикен. Там, блять, пудинг. Там вам даже в помойке рыться бы не разрешили. Чикен, блять... Улыбайся, на хуй!
Улыбаешься? Значит обязан съесть порцию, а лучше две! Ту стей, ту гоу? Что будешь есть? Чикен? Турки? Нот хангри - вали на хуй! Но мы тебя найдём!
Турки, блять... Какие, на хуй, турки? Ты посмотри на эти турки! Где ты там видишь турки? Где ты там видишь чикен? Где ты там терияки увидел? Пиздец.
Терияки - это когда сидишь на берегу Хуанхэ и Янцзы в тростнике густом. И рыбака еле-еле шляпа видна. Чикен - это когда кругом весна, резвятся дети, и поезд мчится вдалеке, и ты сидишь на табурете с румяным яблоком в руке. И гонит ветер льдин седые глыбы, и стаи туч несутся в синеве, и косяками люди, птицы, рыбы снуют в единой праздничной волне. Рубаха раздувается, как парус, когда летишь ты с горки, кувыркаясь, и головою прямо в лопухи. Облепленный репьём и облепихой, идёшь домой тропой лесною тихой, а у калитки кот огромный дрыхнет, и роются в навозе петухи. И некогда о жадности подумать, и некогда о подлости подумать, когда такое небо над тобою кружится каруселью в свете звёзд. И в центре этой дивной карусели в сплетении сансары и нирваны пронизывает души строгим вглядом мифическая птица Алконост.
А тут нет алконоста. Тут есть пенопласт. Шифер. Суки из полиуретана (пальмовые листья дорогие, не сезон). А ты, блять, заладил, чикен, блять, турки...
Давай, давай. Ставь штамп на лбу своём. Ю эс эй, блять. Мучайся, страдай, заботы свои держи во рту, боясь выплюнуть. Добивайся всего и радуйся. Прыгай, пляши, веселись вдоволь, и по лестнице радужной, из мыльных пузырей слепленной, ползи себе, кувыркайся. Но от обеда отказываться не смей, прав у тебя таких нет. От обеда не освобождён никто. Слышишь, никто! Ни червячок, ни букашка, ни буш, ни гейтс, ни ты, друг ситцевый. Вот и думай теперь, что ты будешь делать, когда придёт время обеда? Стоять с тупой улыбкой и гнусить? "Кетчуп. Сой сос. Сосидж. Хуесосидж." Что ты мучаешься-то, что давишься моццареллой? Выплюнь уже её нахуй!
Чикен, блять. Чикен не для того придуман, чтобы терияки делать.