3 часть. Усадьба на Загуляйке
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
ЧАСТЬ III
Преображение тайника
В понедельник на площадку прибыл исцелившийся Миша Роскопцев. Он запросто повис на Сомове, всхлипнул придуриваясь и, затолкнув ему в карман конверт с день- гами, по-деловому, но с хитринкой изрёк:
- Коля, у меня хомутом на шее ещё три объекта! Тут оборону Севастополя ты выдержал, но тут застройщиком тормоз заказан. Напрягать твой мозг над бородой не стану, пять хлопцев от тебя увожу. Мешки в этой бытовке, наш общий клад, они заначка-неучтёнка. Дойдём тут до отделки, сами себе их продадим. Тебе тоже капнет. Держи наш общий флаг, а если что, тихо звони!
С этим напутствием старший прораб и временами главный инженер сразу исчез; настало спокойствие. Обозрев площадку и отметив в третий раз у ворот снаружи ту же бежевую иномарку при двух головах, Сомов дал некоторые указания Фархаду, отрядил Махмуда с флягами за питьевой водой, а сам направился к бывшему дому. Зайдя за его левый угол, он понаблюдал за головами двух типов, торчавших за легковушкой, послал их мысленно и через залу вышел к останкам лестницы, через которую забрался на второй очищенный от мусора и обломков этаж.
Отсюда через крайнее правое окно Николай Павлович ещё раз убедился, что на площадке почти порядок. За бытовками, вдоль ограды, мрачно возвышались три уцелевших дуба с огромной кучей опавшей мокрой листвы. Поверх её уже был набросан быт-мусор. "Помойка! Как шевельнёмся, с первой мусоркой надо б вывезти, там всё гниёт..." - подумал Сомов и поместил в память эту свежую дельную мысль. С хмурой миной, взглянув на часы, он сошёл-спрыгнул вниз и через залу пробрался в спальню первого этажа.
Тут не было новостей, всё было и находилось на своих точных местах. Без прежней осторожности он отбросил доски и снял мешковину с отверстия лаза, над лазом присел и вынул фонарь. Луч света сообщил ему, что новости скопились внизу: во-первых, лестница из лаза напрочь исчезла; во-вторых, кувалды на полу подземелья не оказалось; и в-третьих, прямо под лазом валялся газетный скомканный лист. Николай Павлович усмехнулся, встал отошёл к правой стене и призадумался. Всё верхнее, над лазом, он застал без изменений и выходило, что кто-то пробрался в подземелье не через спальню, оставил следы. "Придётся пройти ещё раз в кладовку с косой дальней стенкой. Возможно, красавец Костя продавил там заделанную бывшую дверь и разобрался с тайником... Гм, но дверь самого тайника плотно захлопнулась. На потайную дверцу в ядре есть смысл взглянуть, - подумал Сомов. - Кроме Кости никто не рискнул бы проникать в руины из чистого любопытства. Хотя, после листовок в почтовых ящиках, может начаться кладоискательство и углублённое изучение старины. В тайнике ничего уже нет и жаль Устинья не донесла в сознание жениха мысль о том, что Елизаров мог оказаться не только бывалым вертихвостом, но также любителем каверз и шутником... Она ведь додумалась, что он мог напакостить семейству Стрекаловых, привязав их души к усадьбе с призраками клада. Стоп, но эта фамилия, фамилия Кости, в нашем с ней разговоре из уст её не прозвучала. Я опускал её сознательно, а вот Устинья... Или это мне лишь показалось?.."
Обойдя левый угол, Николай Павлович по откосу и по доскам спустился вниз. Он прошёл кладовку в 4,94 квадратных метров и через проход осветил кладовку "Г" размером в 3,27 квадрата с косой правой стеной. Пол тут был очищен, а все стены целы. На схеме подземелья под правым и уже полностью разобранным крылом был кое-как прорисован вытянутый, довольно длинный и неглубокий, в сравнении с прочим подземельем, просто подвал, который Миша Роскопцев назвал однажды проходом, заваленным мусором, а дочь назвала его погребом. Скорее всего в нём зимой и обитали бомжи. Этот проход-подвал Сомов не планировал долбить отбойными молотками, оставил его под нож бульдозеру. Теперь он вышел влево от каменной части бывшего дома и без труда нашёл провал в земле в виде узкой дыры.
- Николай! Начальник Миша ещё прислал мешки в бытовка! - прокричал Махмуд у него за спиной. - Дашь ключ от бытовка или сам снова иди?
- На, - Николай Павлович протянул ключ узбеку. Ты на разгрузку, а Фархад пусть возьмёт лом, лопату-совок и ко мне идёт.
Когда подошёл Фархад, Сомов забрал у него лом и объяснил:
- Это дыра должна в хозяйственный погреб вести. Я ломом бью, ты отгребаешь. Надо пролезть и посмотреть. Ты всё понял?
- Не надо! Там вон уже есть. Я положил два листа железа, чтоб не упали люди. Край там осыпан, можно залезть. Если упасть, там убиться можно, кости себе поломать.
- Молодец! Идём к дыре, покажешь!
Отойдя на 9-10 шагов, Фархад поднял лист проржавевшего кровельного железа и, показав на дыру шириной в два с лишним локтя и с осыпью, огорчился:
- Два положил, уже только один! Другой лист взял сам ушёл?
- Ветром его унесло, - буркнул Сомов, не придавая значения пропаже. - Не отвлекайся! Что ещё там такое?
- Николай, та машина переехала от ворот. Долго стояла, теперь тут стоит. Двое сидят, на нас оба глядят.
- Угу, бежевая? Пусть глядят, тут на ограде сетка высокая, они нам не помеха. Дай мне лопату, я слезу первым. Крикну тебе, что дальше делать.
Через пару минут оба шли по проходу. До дыры, которую Сомов хотел расширить, добрались без фонаря, так как через неё падал свет, но дальше было слишком темно и Николай Павлович вынул фонарь. Подземелье быстро сузилось и через несколько коротких шагов он осветил поворот. За поворотом был ещё более узкий, но короткий тупик на три шага, с развороченной левой стеной.
- Хм, кто-то стенку разнёс, - сказал Фархаду Сомов через плечо. - Для чего?.. Тут вся кладка дрянная, кривая, всё могло разом рухнуть.
- О том один Аллах ведает. Николай, не лезь в эта дыру. Воздух очень плохой!
- Сырой, пахнет гнилью, плесенью, однако пролом этот свежий, периода после бомжей... Я рискну, суну голову. Ты стой и здесь посматривай.
Николай Павлович боком пробрался в пролом и, невольно крякнув, осветил уже знакомый и крепкий проход из светло-бурого кирпича на растворе. Он быстро прошёл по нему и на левой стене, осветил то самое место, где была узкая дверь. Теперь её как бы не было, так как поверх большими гвоздями был прибит лист железа, изъеденный ржавчиной. Сомов прошёл мимо двери, повернул вправо на этот раз и поднял взгляд на верхний свет, который падал сюда из лаза в полу опочивальни хозяина. Лестница от лаза была отодвинута и косо повалена, за ней у стены валялась и кувалда. Николай Павлович поднял кувалду, боком прошёл мимо газетного кома под лазом и вернулся назад к забитой двери. "Так-так, хитрец Буратино пробрался на периметр ядра, отыскал дверцу в страну чудес, без ключика с дверцей не справился, кувалдой сбил ручку и прикрыл железом всю дверь от лисы с котом. Но сам он вернётся с набором хитроумных отмычек или... разнесёт дверь кувалдой?.. Но это грохот! - подумал он и покачал головой. - С кувалдой не размахнуться или бить надо с колена вскользь... Это не способ!" Николай Павлович осветил ещё раз лист на стене, присел и рассмотрел ниже железа уголки двери, которая была плотно прикрыта. "Я прав, заветная дверь ему не далась и ждёт своей последней участи, - оценил он ситуацию, - но финал очень близок". Вернувшись к пролому, Сомов протянул Фархаду кувалду, посветил на неё.
- О! Нашёлся, а я всех ругал! Я удивился, кто взял! - воскликнул узбек. - Что там, Николай?
- Тысяча и одна ночь. Подвинься, я вылезу! Ага, теперь сделаем так, я здесь буду ждать, ты с фонарём туда прогуляешься. Там безопасно!
Когда Фархад возвратился к пролому, Сомов помог ему выбраться из дыры и спросил:
- Полюбовался, что ты видел?
- Там воздух чистый, но вверх страшно лезть, лестница старый. Тот железо, который я клал, дурной голова прибил на стену. Сам вниз туда дотащил! Зачем, Николай?
- Дурной голова рукам покой не даст - вздохнул Николай Павлович. - Идём на свежий воздух, в этой части кладка на глине, бульдозер её разнесёт. Долбить будем ту только часть и ядро, которые в середине.
- Когда нам долбить?
- Думаю, послезавтра, но точно ещё не знаю. Большой начальник должен думать, потом он сам решит.
- Бульдозер уже заводить? Будешь кататься?
- Угу, заведи. Я мусор сдвину поплотнее, потом осторожно проеду справа над погребом. Вместе посмотрим, как грунт поползёт. Или не стоит?
- Это не стоит, опасно! - не одобрил его замысел узбек.
Новости из писаний, шумная ночь
Вечером Сомовы совершали чаепитие в отсутствие дочери. Лена ушла на школьный литературный вечер и дискотеку, которые внезапно перенесли со среды на понедельник. Чай со свежим домашним печеньем пили в гостиной за круглым столом. Василёк смирно сидел между родителями с альбомом для рисования и цветными карандашами. Под чай с печеньем ему поручили нарисовать домик с забором и дубы с воронами на ветвях. Сын спросил, как растут дубы, вверх или вширь. Мама ему объяснила, подлила папе чая и между делом заметила:
- Мне кажется, Коля, что дедуля Стрекалов нарочно тянет с последним четвёртым пакетом. Ещё кажется, он сам уже не рад тому, что затеял. Он разузнал, где и кем ты работаешь, насторожился и тянет с остатками материала. Ты, к огорчению, многого из того, что уже есть, не читал. Дочь прочитала, она в глубоких временных раздумьях.
- Как это остановить? - насторожился и огорчился Сомов.
- Пока никак, к шестнадцати всё это само, бог даст, отлетит. Пока будем слегка присматривать и дружелюбно её охлаждать. Понятия не имела, что такое случается и может стать даже проблемой.
- Что стать-случается проблемой? - сын покосился на родителей. - Ворона умеет плавать?
- Летом, когда очень жарко, любит купаться. Нарисуй, как одна лезет в лужу и машет крыльями. В писания, Коля, влез новый герой. Он частный агент, занят сыском и ведением дел частных лиц по закону, к душевному удовлетворению и порядку тех, кто к тому благородно склонен. Итак, с осени 1828-го по 1833-й по поручению предка Стрекалова той же поры, он, Штайгер Иван Карлович, вёл своё частное следствие о пропаже купеческой дочери, незамужней Таисии и по данному делу, отмечая затраты заказчика, сообщал, что след упомянутой дамы-девицы нигде не обнаружен. Иными словами, после продажи усадьбы, она будто б сгинула или сразу ушла в монастырь, где, получив сестринское божье имя, была наречена как-то иначе. За деньги Стрекаловых Штайгер представил им отчёт о том, что было сделано и установлено до момента пропажи и непосредственно перед ней. В тексте заметны более поздние поправки, вставки в два-три слова, но не слишком значимые. Были опрошены разные оставшиеся в живых лица. Лица, Коля, перемещались, так как в 1812 году в самом начале сентября в Москву вошёл Наполеон. Потом старая столица сильно горела. Из сообщений лиц вытекает, что порой дама очень сильно хромала, в иных случаях хромала она слегка, но временами совсем не хромала, двигалась с лёгкостью, с изяществом. Но в некоторые дни понятия порой, в иных случаях и временами вполне могли и совпадать.
- Как это понять?
- Очень просто. Согласно Штайгеру, три разных лица однажды в первую среду августа 1796 года видели, как Таисия перемещалась по двору, по переулку и, отходила от коляски у магазина, то хромая, то не хромая вовсе. Частный агент намекал, причём доказательно, что дама хромотой не страдала, но с неким умыслом создавала видимость данного недуга. Так описано в середине его доклада.
- Для чего? - Николай Павлович с удивлением взглянул на супругу.
- Твой вопрос может прекратить весь разговор. Ты либо не слушаешь, либо всё уже напрочь забыл! У Таисии Антоновны была потянута ножка при родах и в силу этого передвигаться с изяществом она не могла. Инвалид не способен играть роль абсолютно здорового человека, но здоровый субъект может с лёгкостью имитировать хромоту. Отсюда вывод, в Москве Таисии не было, её роль, возможно, исполнял кто-то другой. Другая!
- Угу, теперь то, о чём намекнул мне Стрекалов, двумя ножками как бы встало на землю. Ведь он сказал мне прямо, что Стрекалова Таисия в момент сделки купли-продажи к купеческому сословию принадлежать не могла, а Елизарова Евдокия не могла быть в дворянстве по тем основаниям, что их просто не было, как таковых. В этом, сказал он, интрига! Но если их не было, не могло быть и сделки. Что тогда вообще могло быть?
- Спасибо, ты приехал! В этом корень всего. Купчая, как документ, сомнений не вызвала. Она подлинна. Но Елизарова Евдокия привезла с собой стряпчего, который также не был лицом подставным, знал своё дело и совершенно законно способствовал её водворению в качестве новой хозяйки усадьбы на Загуляйке Как богатая дама он могла себе это позволить. Стряпчий уехал, а Евдокия осталась жить-поживать, гостей принимать и...
- И? И что?
- Вот пока я не знаю! У меня, - Наталья Викторовна усмехнулась, - Вихрь предположений. Есть, так сказать, разные версии.
- У старика Стрекалова тоже есть версии?
- У него есть ответ. Но он хочет, чтобы ты сам нашёл его и озвучил. Прописал в этой книге.
- Зачем ему всё это надо?
- Спроси-ка его сам. Теперь два слова о старых фотографиях в тех бумагах. Они пересняты с оригиналов хорошей камерой и увеличены при печати уже в наши дни. В салоне Брюханова, где было сделано в 1909 году семейное фото для Елизаровых, предок Стрекалова заказал себе копию, хорошо, надо думать, её оплатил, и негласно её получил. Снимок сделан на фоне усадьбы, под дубом. Слева видны на толстой ветви качели. Ты спросил дочь, зачем старик дал нам фото семьи Елизаровых, так как не знаешь вариант его подписи к этому фото.
- Какой он предложил вариант?
- Какой? Нет, не пойду за бумагами! Он примерно так предлагает. Елизаровы, подражая.., гм, людям порядочным и достойным, чаще прочих заботились о семейных запечатлениях на фоне церквей и усадьбы, в недрах которой, творили и скрывали божий грех, вредивший обществу губернии.
- Он где-то впрямую их называет фальшивомонетчиками и, стало быть, ворами?
- Не называет, но ведёт всё к тому, чтобы назвал автор книжки. Он хочет, чтобы ты это сделал.
- У нас, Натуля, заказчик очень странный. Какая-то дикая ересь или намеренное выстраивание фактов! А если и я не назову?
- Он сам впишет в рукопись строку на одной из последних её страниц. Но автором книги ты останешься. Я думаю, мы с Леной думаем, всё дело в том, что в ближайшее время усадьбу снесут, но всё ещё не снесли, поэтому он тянет с передачей последней части бумаг из досье. Внук или сын его Костя тоже тут вертится. Откуда мы знаем, что скрывает старый Стрекалов. Оба они хотят не упустить, использовать некий последний шанс. Речь, полагаю, не о старых купюрах, речь о монетах царской поры. Я взяла справочник о чеканке монет. Там очень кратко описано, что ушлые люди делали. Они скусывали края, стачивали те же края, как бы старили тело монет, имитируя их износ, высверливали середину и заменяли её вставкой не из золота и, наконец, штамповали монеты из сплавов, в которых золото убывало. Или золота вовсе не было, но это был очень рисковый пилотаж высшего класса. В последнем случае возникал сложнейший момент сбыта монет в качестве платёжного средства обманом или как-то иначе.
- Как?
- Путём подкупа, сговора. Тем, кто касался казны, передавались фальшивки, вместо которых служка при казначее или сам казначей умыкали из местной казны тот же вес но в чистом золоте. Вот тут и зарыта ещё пара собак или... та, Коля, интрига, о которой Стрекалов обещал сообщить нам с тобой позже, но не сообщил.
- Помню. Обещал в самый первый раз, в гараже. Ещё припоминаю сказал, что в 1783 году прибывший сюда на поселение его осмысленный и умный предок ехать ближе к столицам не пожелал, так как хотел спокойствия и простоты.
- Вот-вот, совсем другого хотел он. У меня подозрение, что в делишках этих были замешаны обе семейки. Что если они составляли звенья цепи? Одни подделки чеканили, другие запускали их в оборот. Дело сложное, молчаливое, но потом вдруг поссорились и стали враждовать. Помнишь, как враждовали валютчики Питера и Москвы в советские времена. Ходили по острому лезвию, а бились за власть, вели друг с другом тайные войны.
- Не за власть, а за рынок! Помню, об этом я давно где-то читал, - Николай Павлович задумчиво усмехнулся. - Рокотов или Роготов с сотоварищи?
- Будто бы. Он, увидев в коридоре Лубянки своих, вызванных на допрос, торжественно провозгласил: король умер, да здравствует новый король! Его расстреляли. Грызня в тёмных делах до добра не доводит, простоты и спокойствия не даёт и не сулит. По этой причине суеверный Стрекалов не хочет быть автором. Он предпочёл уступить эту честь и это право, Коля, тебе. Изготовление фальшивых денег - древнейшая из профессий, семейный промысел, а детям навыки передаются в генах от родителей.
- Не утрируй, Натуля. Не накручивай. Мне наплевать.
- Раз наплевать, вернёмся к тем дамам, которых, согласно Стрекалову, при совершении купчей физически быть не могло? Ещё тебе чаю? Схожу, быстренько подогрею.
- Ма-а, мне тоже! - сказал и нахмурился Василёк. - Не знаю, что рисовать! Только сижу тут и только всё молчу и молчу!
- Всякий хороший художник прежде чем рисовать, долго думает и молчит, - отец поправил сыну воротничок. - Ворону не хочешь?
- Не хочу, она вся чёрная, вся без лица!
- А ты нарисуй с лицом и цветную. Пусть цветная ворона сидит на ёлке и кричит, что скоро приедет Снегурочка. Снегурочку нарисуй как бы на облаке, но вдалеке.
- Хорошо. С лицом ты поможешь? Угу, тогда цветную нарисую!
"Затея с книжкой мрачной становится и заковыристой, - подумал Сомов, наблюдая за сыном, - но выйти и хлопнуть дверью уже невозможно. Вернуть те деньги деду Стрекалову я пока не могу. Всё, что получено, нами потрачено. Раз не могу, то нечего и возникать, ломать или переиначивать наш с ним уговор..."
- У вас, мужички, полный порядок? - Наталья Викторовна вернулась в гостиную и всем ещё раз наполнила чашки чаем. - Горячо, не спешите! Коля, о чём ты задумался? Я кое-что принесла.
- О том, что сейчас, не о том, что случалось или было. Подумай, Наташа, о том, куда Таисия подевалась нам всё равно ведь не узнать...
- Ты не спеши. Взгляни на то, что я принесла! Из бумаг Стрекалова взяла две цветных фотографии. Они сделаны со старых рисунков, на которых Елизарова Евдокия. Сразу понятно, что на них одно и то же лицо. Рисунки разных художников, но оба близки к оригиналу. Черты на них схвачены точно. Возьми вот этот первый! Тут Дуся много моложе, она, вне всяких сомнений, притягательна и хороша. Я показала Леночке этот портрет. Он молчит, сказала дочь, как молчит просто открытка. Другой рисунок, возьми его, я не показала. Объясню, почему. Он сильнее первого, если речь вести о природе, породе и всём, что внутри. А то, что внутри, художник нам открывает или же прячет в портретной мимике, в глазах. Вспомни улыбку Джоконды. Её левый глаз присутствует здесь и тебя как бы видит, правый глаз неуловим и прячет тайное. Говорят, Леонардо да Винчи больше прочих работ любил этот портрет. Я в это мало верю, не верю. Мне Мона Лиза не нравится. Идём к портрету Лопухиной кисти Боровиковского, в нём с тобой говорит правый глаз, а в левом укрыто тайное. Во втором портрете на лице Елизаровой Евдокии говорит правый глаз, а левый спрятан и прячется, так как он есть молчун... и колдун.
- Я что, во всё это должен поверить?
- Не верь, но дочь сможет его прочитать, а ей кое-что знать рано по возрасту. Первый портрет, где Дуся проще и моложе, рисован был на заказ. Художник думал о деньгах, которые были обещаны, и постарался сделать девушку ярко-хорошенькой. Во втором же портрете скрыты страсти. У портретиста с оригиналом видны их отношения, он её обожает, скрытно боится и даже порой её ненавидит.
- Две тысячи первая ночь и ветры жаркие пустынь?
- Смейся. Пока! Почему ты не спросишь о портрете Таисии?
- Он что, тоже есть в у Стрекалова?
- Есть. И опять два портрета. Не переживай, свои заключения об их свойстве изложу тебе позже. Но если кратко, писаны оба старательно, без вдохновения и ремесленно, но тоже цепко. И оба они очень и очень, как думаю, объективны. Глаза и морщинки у Таисии на лице говорят. В них печаль и удручённость невзгодами. Леночке не показала. По тем же соображениям.
- Правильно сделала. Дочь обрастает ненужной нам и самой ей известностью. Меня, Натуля, это всё беспокоит. Во сколько в школе кончится дискотека?
- В десять. Пойдём-ка вместе дочку встречать.
- Несомненно. Но к датам совершения купчей на усадьбу ты хотела ещё раз вернуться.
- Да. История, Коля, что нам говорит?
- Что?
- Если родовой порок Таисии примем за истину, то она, находясь в столице не смогла бы передвигаться изящно и с лёгкостью. А если та женщина всё же могла, то Таисией она не была. Логично? Мы к этому уже как бы пришли. Сыскной платный агент, по-видимому, тоже был такого мнения и сделал в докладе, особый раздел который озаглавлен "Р.S. Примеченное дополнительно". В нём несколько записей, но возьму только две, которые передам тебе в сжатой форме. Первая, по времени совпадающие визиты к стряпчему двух дам не наблюдались. Вторая, во вторник Елизарова Евдокия приехала к стряпчему в красивой коляске, которая очень детально описана. В среду туда же приехала и Таисия, она оставила коляску свою за углом и, будучи хромой, до конторы не менее двух третей длинной улицы прошла пешком. С чего бы это? Сам спрашивает Штайгер, и отвечает - она приехала в той же коляске и не хотела, чтобы её кто-то видел.
- Её или коляску? - спросил Василёк.
- Коляску на этот раз, - ответил и кивнул отец. - Наташа, а где дамы жили в Москве?
- Елизарова нанимала квартирку за Варваринским монастырём на Солянке в номерах "Эльборус" у владельца двухэтажного дома под сдачи Небалева. При ней была девушка - подать, помочь одеться, удобства устраивать. Ешё был моложавый мужчина аккуратного облика, но без имени, титула, статута и разъяснённого назначения, но в париках, в туфлях, с тростью. Эта троица помещалась в квартирке. Экипаж, та коляска, и выезд были наёмными. Что касалось Стрекаловой Таисии Антоновны, то она вообще нигде не жила или жила таким обычаем, где неподобно, где отмечено не могло быть никем.
- Так сходится, что её там и не было. Тогда кто же хромал, кто согласие выражал на продажу, кто подписывал, кто остался в Москве на исцеление и бесследно исчез для Посадовска? М-мм, тот наёмный агент посещал ту контору, проводил там опросы?
- Посещал, проводил. Результат так описан, что через край бьёт чепуха. Он пишет, как Обукатов С.Е., держатель конторы, то глаза вдруг смыкал, то вещал почти шёпотом, то речь заводил об неких дамах, но не желал никого точно называть. Обукатов не хотел пятнать и метить свою клиентуру и, говоря языком наших дней, Штайгера отфутболил. Да ведь это и ясно, окажись дело тёмным, запутанным, Обукатов мог создать сам себе и конторе только одни неприятности.
- А что если... - Николай Павлович прищурился, но тотчас взгляд уронил и коснулся кистью виска. - Если во время пожара, который случился зимой в гостевом левом крыле, та самая женщина... Как её?
- Знатова? Знатова Пелагея и брат, который долгое время оставался и обретался там тоже без имени?
- Ну да, тот без имени.., этот без имени. Безымянный второй... в париках, с тростью, в туфлях. Там и тут он приложение к бойким двум разным дамам или... Разгадка или намёк должны быть, полагаю, в бумагах, которые у Стрекалова.
- Из вороны вышла сорока, голова воробьёвая! - прокричал Василёк. - Па-аа-а, пора лицо уже нарисовать!
- К даме, одной и той же даме? Время этих дам не раздвинуло. Но Знатова в ту ночь погибла, а брата Знатовой домовладелица Стрекалова оставила в усадьбе в Посадовске и при себе. А вот затем... - Наталья Викторовна взглянула на сына, на часы на стене, на рисунок. - Затем он оказался при Елизаровой Евдокии в Москве? Нет, всё это вряд ли возможно... Тот, если вспомнишь, после пожара свихнулся, стал слабоумным, а этот тип - чопорный лакей в парике.
- Лакей с тростью, в туфлях?
- Лакей и любовник, такое ведь тоже случалось.
- Сомнительно? Думаешь, совпадение типажа в двух разных случаях? Оба без имени, без рода-племени... А что, Наташа, как, если?..
- Коля, второй раз от тебя это слышу. Что же, если?
- Если допустить криминал, то эти двое, Знатова и её брат-любовник, могли Таисию отравить, облачить в платье и перстни Знатовой Пелагеи, перенести тело в гостевое крыло и запалить там пожар. Пелагею ведь опознали по остаткам одежды, по перстням... Если сама Знатова, одев платье Таисии и вымазав сажей лицо, вошла в роль Таисии, стала хромать, выгнала прежних слуг из усадьбы... Тогда, Натуля, Стрекалов дважды прав! При совершении сделки не было ни Таисии, ни Евдокии. Была одна лишь Пелагея, которая ловко сыграла две роли. Всё прочее, что могло показаться сомнительным, она прикрыла подачками или взятками. Если принять мою такую версию, то многое разъясняется. Но кто Пелагея, откуда взялась, зачем она вдруг полезла в эти дела? Был ли мотив к захвату усадьбы или вели её...
- Склонность к стяжательству и жадность вора. Авантюризм! Вело то, что ведёт всякого вора, мошенника.
- Возможно, но, согласись, всё очень разумно и ловко дама устроила. Она план создала и точно выполняла замысел. А, может быть, планировал тот самый тип, который дважды без имени?
- Тоже возможно, - Наталья Викторовна коснулась плечика сына. - Художник, тебе пора спать! Идём зубки почистим. Папа тем временем уберёт со стола и... обует ботинки, если он не успел передумать.
- Не успел, - Сомов встал, отодвинул фотографии к краю стола и стал собирать посуду на круглый поднос. - Эх, поспать бы и мне! А придётся тащиться перед сном в тёмный гараж. Завидую тебе, Василёк!
- Давай потащусь, ты спи за меня. Правда, мам?
- Правда, золотце! Но надо слегка силёнок ещё поднабраться. Во сне все детки быстрее растут. Как наберёшься сил и станешь ростом повыше, так все вместе будем навещать папин гараж...
Ровно в десять супруги Сомовы вышли из подьезда. Холодный ветер налетел им в лицо и оба подняли воротники пальто, надели перчатки.
- Не стоит поторопиться? - Николай Павлович взглянул на фонари, слабо пробивавшие темноты двора.
- Нет, нам до школы 7-8 минут. Сам себя вспомни! После вечеринки, если детей организованно из школы вывели, то у школы непременно состоятся жаркий шелест и трёп с разбором танцев, партнёров, партнёрш.
- Хм!
- Коля, слушай! Ты это слышишь?
Не услышать это было бы невозможно. Скорее всего услышал весь притихший Посадовск - две автоматных очереди, за которыми полетели хлопки отдельных выстрелов.
- Это со стороны рынка! От правого края.
- Петарды?
- Нет, до новогодней ночи по всем календарям и стилям ещё далеко... - Сомов взял супругу под руку. - Идём, Натуля, быстрее!
Они сделали не более десяти шагов, как сзади их настиг гул мощного взрыва. Звук этот полетел плотной волной и, вероятно, отражаясь от домов, через мгновенье даже усилился.
- А это... от Аптечного или Загуляйки... Со стороны Апрелевки! - предположил Николай Павлович и потянул супругу на дорожку, которая вывела их в проход с мокрым асфальтом.
Вскоре они достигли края спортплощадки перед школой. У освещённых вестибюля и всего первого этажа здания группками стояли школьники и шумно уже обсуждали происхождение тех же звуков.
Звон колокольчиков
12 и 13 декабря, после понедельника, вечер которого шумно отметился в городе, воздух полон был пересудов и умных выводов типа: "... раз это случилось, этого кто-то хотел. А кто, сами знаете..."
Произошло же следующее: в "Грот", владельцем которого был Урюгов В.Б., вломились двое в масках и с пушками. Бармена и официанток бандиты уложили на пол под столы, посетителей прогнали в угол зала и окружили кассиршу от игровых автоматов. Та сперва заартачилась, расстаться с выручкой не пожелала. Тогда налётчики кирпичами, именно кирпичами, разнесли в пух и прах два автомата у левой стены. После этого действия, дама при кассе деньги им отдала, но до того успела дотянуться до "тревожной" кнопки. На мотоцикле с коляской подлетели трое крепких ментов с "калашами" и стали палить в тёмное небо, чтобы налётчики сами вернулись и немедленно сами сдались. Но они не вернулись, не сдались, исчезли. Прочёсывание дворов и закоулков с участием подоспевшей подмоги не состоялось, так как на Апрелевке взлетел на воздух и вспыхнул один из домов, который был выставлен на продажу и который оказался пустым. Кроме того, утром во вторник было отмечено, что ещё в двух местах был разворочен асфальт проезжей части и в одном - разбита булыжная мостовая; причём, все три места были указаны в той самой листовке, которую в своих почтовых ящиках обнаружили жители города.
Взорванный и сгоревший дом на Апрелевке находился выше коттеджа Урюгова на три владения, то есть примерно в 50-ти метрах от него и напротив стройплощадки на Загуляйке. В тот вечер сторожили ворота и усадьбу всё тот же Еремей Кузовлев и пёс Ничейка, которого он и сменщик Евгений успели слегка прикормить. Узбеки во время взрыва не спали, с открытой дверью в бытовке чай пили, слушали музыку из транзистора и таким образом Сомов получил описание новостей почти из первых рук. Описывали новости Кузовлев и Махмуд. Николай Павлович обратил внимание на молчаливость старшего из узбеков. А когда закончился разговор и все ушли на погрузку контейнера, Фархад сам подошёл к Сомову.
- Николай, было не один удар. Первый там, - он показал рукой в сторону улицы, - другой рядом, когда уже грохот, но тут. Нас даже дрогнуло, нас тут качнуло. Тут, это - вон!
Николай Павлович развернулся к развалине, пожал плечами, не заметив каких-либо изменений в каменной части бывшего дома:
- Уверен?
- Идём вместе, я покажу.
Фархад впереди, Сомов следом за ним, прошли в первый этаж и через залу вышли в спальню. "Вот, - узбек показал на пол и стены, - новый мусор упал!" Действительно, поверх расчищенных досок и на поленнице из чугуна был заметен слой "свежего" мусора: крошка от кирпича, клочки обоев и пыль штукатурки. На потолке, покрытом копотью, раскрылось серого цвета пятно там, где закопчённая побелка отскочила большой круглой лепёшкой.
- Там что? - Сомов кивнул на приоткрытый край лаза.
- Сам смотри! - лицо узбека расцвело хитрой улыбкой.
- Ты спускался сам вниз?
- Там крепко, я посмотрел. Ты посмотри! Поставил доску с маленькой много ступеньки. Крепко прибил!
Николай Павлович подошёл к лазу, вынул фонарь и посветил вниз. К краю лаза была прислонена свежая доска с набитыми на неё поперёк кусками бруса. Сомов опустился на колено и закряхтел:
- Твоя работа?
- Сказал уже, это моя. Другой, кто был, шёл тем старым ходом, чтоб никто не знал. Железа нет, на стене там только дыра!
- Зачем смотреть на то, чего там уже нет? - пробормотал Николай Павлович, отложил фонарь и надел рукавицы.
С лёгким волнением и внутренне посмеиваясь, он всё же осторожно полез в подполье.
В этот раз в спину жар ему не саданул, так как был он холоден и почти отрешённо безразличен. Сквозняки в подземелье не дули, было, тепло, как в первый раз, но воздух ему показался иным - горьковатым и кисловатым. Луч фонаря показал, что он стоит в том же коротком колене прохода из светло-бурого кирпича на растворе. Сомов уверенно прошёл его и достиг угла, за которым ход повернул влево и "подскочил", поскольку пол занимала куча обломков и мусора. "Ага, я вышел на периметр ядра и должен теперь перелезть за кучу мусора..." - прикинул Николай Павлович, боком протиснулся над этой кучей и оказался там, где прежде он обнаружил узкую дверь, которой теперь уже не было.
Вместо кладовки-тайника с дверью он увидел проём и нишу с рваными краями, обломки стеллажей и пустоту. "Тут крепко кто-то в поту потрудился, - подумал Сомов, - намахался лопатой, ломом и... в респираторе. Или обильно поливал из лейки мусор. Разнесли дверь взрывчаткой!.. Так-так, а чтобы не прогреметь, устроили взрыв на Апрелевке... Там загорелось, поднялся посторонний, хорошо отвлекающий шум... Но отныне тут делать нечего. Сейчас счастливый хитрец Буратино, ломает голову над кучей тех же пластин, которые как бы из золота, но без золота и угодили в тайник из НЛО..."
Понимая, что делать в подземелье, и в самом деле, нечего, Николай Павлович поспешил назад. Когда голова его возникла в лазе выше пола, Фархад щёлкнул пальцами и рассмеялся:
- Сам видел? Это, Николай, для чего?
- Он один ведает, - Сомов указал рукой в потолок, - и нам помог - меньше долбить. Велик Аллах могучий!
- Это - да! - согласился, кивнул и опять рассмеялся умный узбек. - Мы ничего про то не знаем?
- Ничего. Не знаем, не видели. Мы ведь не видели!
В пятницу 15 декабря Николай Павлович к семи часам вечера прогулялся в гараж взглянуть на машину. Как только он включил внутренний свет, снаружи у бокса раздалось урчание автомобиля на хорошем ходу: движок не шумел, ровно работал, а вскоре как бы и стих. Хлопнули дверцы и к нему заглянули два рослых типа в спортивных куртках и вязаных нахлобучках на головах. Шапочки были натянуты так, что скрывали лбы и брови. Левый тип шумно провёл тяжёлым ботинком по полу и прогудел:
- Запирай хозяйство своё, лезь в нашу тачку. Шеф тебя, парень, ждёт. Давай, Сомов, свет гаси, выходи!
- Кто этот шеф?
- Довезём, сам узнаешь. Ты не кобенься, мы оба с утра давно очень устали. Сам влезешь или силком тебя брать?
- Сам, я тоже устал, - Николай Павлович шагнул к щитку на стене и выключил свет.
В салон иномарки, той самой - бежевой, его усадили через заднюю дверь. На то же сиденье влезли и оба верзилы, неудобно сжав Сомова. Впереди, за правым рулём, сидел махонький человечек без шапки с жидкими волосами и большими торчащими ушами.
- Жми, Чебурашка! - приказал один из бойцов, когда обе дверцы захлопнулись.
При выезде через ворота стоянки машину качнуло. Николай Павлович расставил ноги и сделал попытку сесть поровнее. Мгновенно левый мужик саданул его в бок кулаком и придавил к спинке плечом.
- Ты чё, Витюкан? - удивился правый мужик. - Салматов не велел бить его и давить.
- А то! Тебе он велел!
- Сомов, обидки на Витька не держи! - посоветовал правый мужик. - У него в башке опухоль, мозга нет.
- Я это заметил, - сказал Николай Павлович и получил от безмозглого удар в висок и скулу.
Он решил больше с уродами не разговаривать, ни на что не реагировать; стал смотреть за окно. Чебурашка выехал из Кузового проезда к Аптечному переулку, примерно в середине Аптечного свернул влево на Лучевую и вскоре выскочил к Краснокаменной. Затем иномарка, обогнав пару машин, подъехала к повороту, свернула и заехала на Апрелевку. На Апрелевке Чебурашка сбросил скорость и притормозил метрах в десяти от того места, где кончалась лента асфальта. Если Сомов уже почти точно знал, куда его доставляют, то теперь подтвердив взглядом полную точность, прикрыл глаза и тихо с безразличием вздохнул.
- Алло, шеф, мы на месте! - басом сообщил в трубку мобильника Чебурашка. - Этих куда? Угу, до рынка доброшу и разом подскочу назад.
- Чё нас к рынку-то? - забурчал правый мужик. - По домам нас развези!
- Тиха! - прорычал Чебурашка. - Будешь шуметь, пешком попрёшь! Сёмка вас ожидает. Который Сомов, вылазь, к калитке сам подойди! Ага, уже отворяют. Не вздумай побежать! Иди! На кобелей сам не гляди.
Не без труда левый мужик с руганью выбрался из салона, выпустил Сомова. Николай Павлович подошёл к высокой глухой калитке и засунул руки в карманы.
Калитка сама раскрылась. Сомов прошёл её и под рычание двух крупных псов на цепях поднялся по высоким ступеням на крыльцо с перилами и боковыми решётками. Осветив дверь фонарём, он нашёл кнопку звонка и надавил её. И эта дверь тоже сама открылась. Николай Павлович переступил порог и оказался в узкой прихожей, освещённой настенным блёклым, матовым светом.
- Куда дальше? - спросил он стены и тусклый светильник.
- Скинь верхнее, повесь справа на крюк, ноги утри и шагай прямо, - ответил ему невидимый и неизвестный голос.
Выполнив всё, что было подсказано, он прошёл ещё одну дверь, которая тоже перед ним сама раскрылась, и оказался в просторном и едва освещённом холле коттеджа Урюгова. Тут было прохладно. У лестницы в правом дальнем углу холла впереди настенного бра стоял человек в тёмных брюках, в тёмном джемпере с белым воротничком, отложенном поверх горла джемпера.
- Проходите и поднимайтесь к шефу, - негромко сказал человек.
Сомов прошёл до лестницы и стал было подниматься. Но в этот момент рослый красавец, вокруг которого плыл запах дорогой туалетной мужской воды, быстро спросил:
- Оружие есть? Где ваш фонарь?
- Нет. Фонарь в кармане тельника. Тельник висит у входа на крюке.
- Идите в правую дверь, плотно прикройте.
Дойдя до площадки с перилами, Николай Павлович толкнул правую дверь и мгновенно понял, почему её нужно плотно прикрыть. В лицо ему из ярко освещённого коридора волной ударило тепло. Он прошёл коридор до середины, когда за спиной прозвучал женский старческий голос: "Иди до портьеры и заходи! Особо её не тряси!" Дойдя теперь до карниза с портьерой тёмно-синего цвета на правой стороне, Сомов понял, отчего не следует портьеру трясти: вся она была плотно увешана позолоченными маленькими колокольчиками, которые при подходе он было принял за блёстки вычурной тяжёлой ткани. Отыскав в фалдах край в середине, Николай Павлович осторожно отстранил вправо портьеру и шагнул под неё. Немедленно воздух наполнился перезвоном, который то усиливался, то делался тише. Под волнообразные перезвоны он замер, осматриваясь и привыкая к новому помещению, к полумраку, к камину слева, к обилию книжных полупустых шкафов, к тёмным картинам почти под потолком, к креслу перед камином, к макушке и затылку над спинкой кресла.
- Заходи, Сомов, ближе! - раздался голос хозяина, послышался хриплый смех. - Дура старая думает, что гремят колокольчики! Ха-ха-ха! Иди-к, сядь тут на стульцу!
Николай Павлович прошёл по коврам, обошёл низкий столик с напитками и бутылками, увидел узкий стульчик, стоявший правее кресла, опробовал его левой рукой, сел и, вытянув ноги, навёл взгляд на Урюгова.
- Угу... - прозвучало одобрительно из огромного кресла.
- Разве колокольчики не звенят? - спросил гость понимая, что хозяин вопрос одобрит, ждёт его.
- Не кормлены, не зазвенят! Звон идёт с трёх коробочек из пластмассы, от прямого тока. Они впихнуты под карниз. Это ж система, она цифровая! Один с Египта припёр мне колокольчики. Подарил. Их шесть десятков! Сказал, ихний царь навесил такое же у спальни, чтоб ночью его не зашибли. За тряпку потянешь, она оживёт. Сам как лично поживаешь с бородой-то?
- Как все живу, разно, по-всякому.
- Вот и я... Сынка потерял, сорок дён ещё не прошло.
- Прими, Вячеслав Борисович, соболезнования.
- Хм, - Урюгов отбросил плед, вылез из кресла. - Я после баньки с парной. Давай вместе Марка помянем.
Николай Павлович с удивлением рассмотрел пятнистый длинный чёрно-красный халат до пят на хозяине, шлёпанцы, надетые на босу ногу. Поразился щупловатости и малому росту хозяина. Таким ничтожным на вид он его нигде не встречал. Урюгов обычно расхаживал в широкоплечих костюмах или куртках, глядел колюче-властно, с резким устрашающим рыком хрипло командовал. Прервал размышления гостя бокал в позолоте с тёмным вином, протянутый сбоку Урюговым.
- Щас сяду, помянем! - хозяин, не выпуская другой полный бокал, проворно и ловко устроился в кожаном кресле с широкими подлокотниками.
Оба молча подняли вверх бокалы, отхлебнули из них.
- Я-то чё тя дёрнул... Ты при этой усадьбе, с бородой... в работягах. Слегка там командуешь, это заметили. Ты мужик с головой, а то хитёр... А? Я сам хотел усадьбу взять, но Плюшников Лёшка меня оттеснил, зато теперь я ему перекрыл весь кислород. Ан, это всё и не твоё, мы сами с ним разберёмся. Ты мне объясни, ты там для чего? Знаю, скажешь, деньги нужны, чтобы деток поить и кормить. А ещё для чего?
- Для чего? - Сомов с искренним удивлением поднял взгляд на Урюгова. - Чтоб зарабатывать и кормить. Ещё-то для чего?.. Или считаешь, Борисыч, я особое удовольствие там получаю?
- Не удовольствие, а имеешь там интерес! Поимел интерес! - глаза хозяина полыхнули огнём. - Где теперь, бородатый, всё то, что там было и что ты загрёб? Ты хитрым носом там подвалы все обнюхал, бородой след замёл. А искал не монеты, которые при постройке в угол кладут, искал ты другое! По всем статьям то другое, Сомов, ты там нарыл! Где весь барыш?
- На луне. Ты спятил, Борисыч! Так давай, говоришь всё в открытую, без загадок или...
- Или, что?! Осерчаешь? Уйдёшь?! Не-е, голуба, зарою тебя в тот самый подвал! Мозги-то имеешь? Что ты у меня, не знает никто, не узнает! - заверил хозяин.
- Сто дьяволов тебе в пасть за те глупости, которые говоришь, - Николай Павлович пожал плечами, поморщился и рассмеялся. - Да что у тебя за секрет, если надумал башку мне проломить? Говорим-то один на один!
- Хм, тут ты прав, - кивнул и ухмыльнулся вдруг Урюгов. - Давай без звона, вчистую. Слышь, ты помоложе, возьми этот чёртов стакан, - он вытянул руку с бокалом, - и свой тоже стакашек... и выплесни срань эту в ведёрку со льдом. Налей-ка нам холодной водки! Я щас...
Вячеслав Борисовыч выпростал руку, нажал на какую-то кнопку на кресле, включил торшер на треноге, взглянул на огонь в камине и с хрипом откинулся на спинку кресла:
- Чего ты сидишь-то? Иди - выливай!
Николай Павлович с бокалами прогулялся к столику, который немедленно обошёл, чтобы видеть хозяина. От двери с портьерой полетели многоголосые звоны, из-под портьеры появилась старуха в платочке с хмурым лицом:
- Чего, Боря, хочешь?
- Собери-к, старая, под водку нам пожрать съестного! Да не ты, пусть Алевтинка! Пусть холодца притащит, лососину, хлеб, масло, огурчики! Сгинь теперь!
- Э-ээ, туда ж обратно! Мало Марк спился, тебя туда ж, к дьяволам понесло. Тьфу, будь ты...
Несмотря на грубости и проклятия, минут через пять толстая, но проворная Алевтинка с обтянутым эластичными брючками задом в точности принесла всё, что было заказано, и два чистых прибора. Хозяин и гость перебрались за столик, половину бутылок переставили на ковёр. Теперь оба сидели на узеньких стульчиках.
- Тебя, борода, звать-то как? - буркнул Урюгов, наполняя до края водкой бокалы.
- Николаем. Ты льёшь не слишком, Борисыч? Я-то после работы, со свежего воздуха.
- Выпьешь, Коля, откровенный пойдёт разговор! Легче сам всё расскажешь... Ты не против? Сам хотел начистую, бери-к стакашку! За подступающий новый год, старый нечего нам одобрять. Оба с утратой, остался ты без места, а я, сам знаешь, сынка родного потерял. А выпьем за оборот!
- Чего? За какой оборот?
- За тот, который у всякой монеты или медали. До самого дна!
Выпили, закусили, поели. Прошло минут семь.
- Борисыч, говори наконец, - напомнил Сомов хозяину.
- Не поторапливай! Ты, смотрю, смелый мужик или ты озорной... Дай проглотить и ещё сам налей, скоко заглотишь. Наливай, Коля, и молча слухай...
- Я весь внимание.
- С неделю назад припёрся ко мне дед Стрекалов. В шляпе, с палкой.., длинный, тупой. Рассказал мне подробно про клад, про книгу, которую ты, сокол, пишешь. Он чё говорит, как начал книжку писать, так разом работягой влез ты на площадку к той самой усадьбе. Его дед владел этой усадьбой, зарыл там в подземелье золото в слитках. Стрекалова с палкой трясло! Я разом понял, старый пёс мне не брешет. Он сказал, упрятано больше двух сотен слитков по кило шестьсот. На круг у него выходило 320-330 кило золотишка. Предложил дед, взять-поделить! Указал точно место. Я до него добрался и будто взял...
- Поздравляю, завидую.
- А ты мне поверил?
- Нет, не очень. Если б взял, то...
- Ага! То не стал бы с тобой толковать! Ведь что вышло, ты все слитки хапнул, а я только толкую. Давай, Коля, жахнем их пополам и... взятки гладки. До смерти обо всём разом забыли! Пх-хех, ты чего рожей крутишь? Лапшу мне не вешай, за любой базар маслину от моих схлопочешь. Я очень добрый, ты - вперёд всего о детках думай. Доехало до тебя?
- Лучше не до смерти нам забыть, а прям сейчас. Во-первых, будь там золото, то оно не Стрекалова, а Елизарова. Во-вторых, я сперва бороду вырастил, а только потом, в конце ноября поехал в рабочий стояк третьего километра шоссе, где Миша Роскопцев меня туда нанял. Сам же Стрекалов со своим предложением книжку писать тоже возник в ноябре, но 27-го, когда я работал в ЗАО "Ровенстрой" уже несколько дней. Из бумаг его, в которых в основном подобраны разные домыслы, нельзя что-либо толком узнать. Сам Виталий Дмитриевич устно плёл небылицы, он толковал и о том и о сём, но конкретно мне только...
- Врал?
- Очень возможно, я ему не судья. Но прикинем вместе, если враги его Елизаровы к сентябрю 1796-го захватили усадьбу и поселились в ней, то как ему знать, где спрятан клад и сколько в кладе золота? Ведь прошло двести с лишним годков! Что Елизаровы и Стрекаловы враждовали, он не скрыл, не скрывал.
- Ан, погоди! Он ведь толкует, что клад был упрятан в 1920 году и, выходит, прошло лет девяносто! Вишь, тут ты сбрехал. Положу на память - сбрехал! Откуда в проходе под землёй взялась кувалда, которая сварная?
- Нет, Борисыч, после кувалды речь заведёшь о лопате, кирке, о долоте, о ломе и колуне. Я за них не в ответе. Не знаю, где что взялось! О чём речь ведёшь, о кладе или кувалде? Или кувалда тоже из золота? Возьмём год 20-й, Елизаров свихнулся и Стрекалову той поры лично сам сообщил, где спрятал золото? Ты сам поверить в это можешь?
- Хм! - Урюгов поднял бутыль и подлил водки в бокалы. - Лепи, сокол, дальше.
- А я уже долепил. Иное меня не касается и отношений ко мне не имеет.
- Хорошо, но ко мне-то зачем он припёрся? Я сам рассудил, не хочет дед вовлекать в делишки внука. Хочет чужими граблями жар загрести или же... Сам как ты думаешь?
- Хочет чужими руками внуку кое-что доказать, его пыл охладить и оберечь его.
- Вот сволочь старая! Сам заварил уху для чёрта, потом сам наложил в портки, а меня запустил на тропку, которая в тупик! А? - хозяин сощурился, покачивая головой. - Внук его нам дверцу показал в подвале. Ведь это мои хлопцы её рванули. Сперва набили ржавое железо, а потом рванули. Дед это знает, он и одобрил. Теперь сопли жуёт, ушами крутит и мычит.
- Тогда они же рванули дом на Апрелевке, твои же в "Гроте" разбили тебе автоматы, потом для потехи асфальт крушили, в мостовой булыжник расковыряли...
- Правильно мыслишь. Так что, донесёшь?
- О чём, на кого? Твои автоматы-то, сам доноси.
- Ха-ха, они оба дерьмо, глючить стали, проигрывать. Я их и выставил в разнос. А всё, без огня дым не бывает. Где сейчас внук старика Стрекалова?
- Понятия не имею.
- Так имей, он с какой-то девкой в Грецию свалил. Но до того навёл на ложный след. И не внук, а сын он Стрекалову, но у фамилия сына другая. Что, чудно? Сынок по паспорту Тремусов. Раз укатил, стало быть, сын и дед с фамилиями разными, но при деньгах. Мужик при деньгах... мне не станет брехать о кладе, он может деньги все потерять. Ему что, в башку дурь саданула, наскучило жить на этом свете?
- Постой! Как это? Константин ему сын? Он мне солгал? - Сомов сунул в рот половинку огурчика.
- Он всем набрехал. Мне, сынку своему, тебе и той девке, с которой ты в "Грот" заходил... Ты о чём с ней секретничал?
- Ни о чём. Она временно влюблена в сына-внука деда Стрекалова. Не хотел о ней говорить, но она дала объяснение бредням о кладе. Она так рассудила - сообщить о том, чего нет или до чего самому не добраться, куда руку опасно протянуть, это своего рода скрытая месть. Елизаров их привязал к этой усадьбе и нескольким поколениям Стрекаловых жизнь усложнил. Сам он висит в раю или в аду в виде души, до слёз там смеётся.
- Угу, а знаешь, как нанести вражине самое страшное зло? Не пыжься, скажу тебе... - Урюгов отхлебнул водки, поморщился. - Надо врага сделать другом себе и так закрутить, чтобы он сам в эту дружбу верил.
- Очень тонкая мысль! Господи, говорят, спаси от друзей, от врагов сам я отобьюсь.
- Умный ты мужичок, Николай. Почти верю тебе. На ухаря ты не похож, ты из яйца, которое не досижено. Тихость любишь и любишь лад. Пойдёшь ко мне работать?