4 часть. Усадьба на Загуляйке
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
ЧАСТЬ IV
О старом дубе, которого нет
Утром в субботу Наталья Викторовна сообщила мужу:
- Есть для тебя известие и два вопроса. Начну с известия. Тебе вчера помощник мэра звонил, оставил номер телефона и просил связаться с ним даже в выходные. Мэр хочет поговорить с тобой, помощник хочет, чтобы ты был к беседе с мэром готов. А я хочу, чтобы ты объяснил дочери, что есть световой год. Сына интересует, для чего всё в космосе по орбите вращается и ещё вертится. Тебе чай или кофе?
- Чай. Световой год это примерно 9 триллионов километров, которые свет в вакууме проходит за год, а крутится всё, чтобы впустую не сгинуть и не засохнуть на каком-нибудь паршивом месте. Что нашему мэру вдруг стало нужно?
- Ты, вероятно, при уходе не так или не ту справку составил. Он сам расскажет. Вчера не очень определённо ты намекнул, что Стрекалов в качестве клиента как бы исчез. Что делать с его бумагами и с тем, что у меня повисло в связи с ним в компьютере?
- Сложи в охапку, я отнесу всё в гараж. Файл пусть повисит, не стирай или запиши копию на дискетах. До нового года я поговорю с Виталием Дмитриевичем. Позавчера замечательные открытки видел в книжном, надо заранее всех поздравить. В Поцветаевку никак не доеду до матушки. Теперь надо ехать к ней с подарком. Наташа, что с твоим отцом?
- Что? Вчера с ним говорила. Тебе привет. Он к Василию Егоровичу на конный завод в среду уедет. О наших делах я не сказала. Если захолодает, а завтра должно уже похолодать, он у Малинского погостит. Папа сказал, что год он завершил удачно, с нормальной прибылью, так что может вернуться не раньше 5-7 января. Слушай, что если на новый год уехать к Александре Владимировне в Поцветаевку? Ехать на нашу дачку холодно, там не протопишь. Коля, уехать мне хочется! Она тоже обрадуется. Ты там поплотничаешь, я по хозяйству ей помогу. Надо бы подарить бабушке телефончик.
- Я согласен. Купим дешёвенький, такой же, как у меня. Но надо на номер что-то уронить. Натуля, думай!
- Думаю, - супруга нахмурилась и помрачнела. - В целом это потянет... Ладно, выкрутимся. Короче, подбери ей сотовый. Это уже необходимость. Ты окончательно у нас прозрел и протрезвел?
- Я в норме. Ещё чайку и через час-полтора пойду в гараж, прогрею и пригоню нашу машину. Мы все можем...
- Ты можешь, у меня планы другие. Давай разделимся, покатай Леночку, мы с Васильком к часу в гости уходим. У Юры Толубеева сегодня день рождения, мы приглашены. Подарок у меня наготове.
- Тогда сложи мне бумаги Стрекалова. Дело об усадьбе мы завершаем этим годом, не хочу старо-древние хвосты протягивать и в новый год.
К двум часам дня дочь и отец объехали четыре точки, где продавались мобильные телефоны, присмотрели недорогой "сименс" А-52, купили семь новогодних открыток с конвертами, на заправке долили бак "пятёрки" до полного и на обратном пути оказались в начале улицы Загуляйки.
- Налево или направо? - спросил отец. - К дому или махнём к нашей бабушке? Есть смысл предупредить, что все приедем встречать к ней новый год. По дороге можно ёлку купить!
- Нет, - дочь глаза сощурила и нахмурилась, - я плохо выгляжу. Па, остановись поближе к этой усадьбе!
- Как это, плохо выглядишь? - Николай Павлович повернул к глубь улицы.
- Не в тонусе. Там Коля может объявиться.
- Какой, чёрт побери, Коля? У тебя папа - Коля!
- Нормальный Коля, Ольховников. Сегодня суббота. Он на "фольксе" с мамой приедет, увидит нашу тачку и точно зайдёт, а я не в форме, каблук не тот да и вообще...
- Ну ты даёшь! То Виталик, чёрт возьми, у тебя, то возникает Коля какой-то...
- С Виталиком я дружу, а Коля совсем дело другое.
- Алёнчик, толком мне объясни, какое место Коля занял в твоей головке? Или меркантильно "фолькс" занял первое место? Наша "пятёрка" ничуть, дочка, не хуже.
- Глупости, машинка старая, помятая. Мама его задом на парковку совсем не умеет. Во-первых, Коля старше на два года; во-вторых, астрологически он "овен" и у меня есть для него прогноз на новый год, который дома. А в третьих, я проверяю в его воззрении саму себя. Сегодня я не склонна сюсю-пусю и любезничать, так как у меня задвиг или раздвиг. Меня одолевает...
- Миленькая, что одолевает?
- Так, чепуха всякая.
- Например?
- Мама сказала, что с вещими писаниями у неё всё покончено. Ты всё в гараж перетащил, но преждевременно. Мне очень важно увидеть место рядом с тем домом, который скоро там доломают. Мы сможем поближе внутрь войти, подойти?
- Внутрь чего? В руину?
- Нет, папа. Рядом.
- Внутрь стройплощадки?
- Да, на участок и за ограду. Нам уже надо сворачивать! Ага, резко вправо.
Николай Павлович свернул и вскоре въехал на Апрелевку. Проехал мимо частных домиков, мимо хором Урюгова и мимо ворот площадки с будкой. Остановив "пятёрку" на высоком сухом пятачке, он покосился вниз, на обувь дочери и моментально вспомнил, что у неё каблук как бы не тот. Ботинки тоже были не те: кургузые, тупорылые, на отвратительной толстой рыжей подошве. Отец быстро перевёл взгляд на стекло, больно губу прикусил и проворчал:
- Сиди, Ленок, я обойду машину, тебе дверь открою.
- Любезно с твоей стороны.
"Век, два века учись, но помрёшь дураком..." - подумал Сомов, прижав левый глаз, который задёргало, и обходя "пятёрку", добротно сверкавшую чистотой.
У ворот стояли Евгений, сменщик Кузовлева, и пёс Ничейка. Сторож курил. Из щели будки долбила музыка. Ничейка завилял хвостом, немного пробежался и замер, с любопытством рассматривая Елену.
- Свои, - сказал Николай Павлович псу. - Женя, добрый день! Порядок у нас на корабле? Кто тут, кого нет?
- Добрый! Здравствуйте, барышня! Нет никого. Фархад увёл ребят всех на рынок, они по выходным там чистят, тягают, носят-грузят. Они там на халтуре! Всё тихо. Красавица кто же будет?
- Хм, дочка.
- Иди ты?!
- Мы и идём, чуток походим. Покажу доньке площадку. Ничейку с нами отпустишь?
- А пусть идёт, он моё радио страх как не любит.
- Можно ему дать конфетку? - Лена из кармана куртки достала леденец в цветной обёртке.
- Вам можно!
- Дай уважительно, с открытой ладони, - посоветовал Сомов. - Ешь, лохматый! Ну всё, идём!
Ничейка хрустнул леденцом и побежал было вслед за гостями, но вскоре остановился и назад повернул. Пёс точно знал, что дядя Еремей для него оставил заначку, которую он получит за час до сплошной темноты и которую нужно стеречь, чтобы спасти от менее приятного сторожа.
- Ну вот, особо смотреть тут уже не на что. Необитаемый и последний в центре пустой пятачок, всё тут порушено, - объяснил негромко отец, подводя Лену к белой бытовке. - Интересно, кто через два-три года вспомнит, что тут было. Время быстро стирает память или разбивает её на осколки.
- Смотря, папа, о чём, - кивнула Лена и опустила голову. - Сейчас сделай, будь добр, всё так, как попрошу. Примерно я в середине всей прежней усадьбы, которая тут была. Я перед ней, а ты... тихонько отходи от меня дальше, но ближе к ней. Мне нужно тебя установить. Ты, пока отходишь, непрерывно смотришь мне на лицо...
- В лицо?
- На лицо. Когда я подниму глаза, то в лицо. Пока не подниму, смотришь мне на лицо. Не ошибись! Мне нужно до трёх минут, не больше.
- Хорошо, пофокусничаем! - Николай Павлович стал отходить от дочери.
- Довольно! - Лена быстро взглянула на отца и уронила взгляд. - Попяться на три шага назад! Теперь ещё в твой правый бок на... шесть полушагов. Ещё подальше! Ещё! Ещё и шаг назад.
Получив новые подсказки, Сомов чуть не упал, так как грунт под правой его подошвой вдруг поехал и стал проваливаться.
- Осторожно, папочка! Всё! Мы очень быстро справились! Иди ко мне!
- С чем справились? - Сомов поднял с земли обрывок паковочной бумаги и кое-как обтёр им испачканный сбоку ботинок.
- Там, где ты споткнулся, было дерево. Там был огромный, толстый дуб, которого нет, так как спилили.
- Гм, мы его и спилили. Ты бы спросила, я б тебе сам показал. Земля там рыхлая. Теперь у меня край носка замаран на ботинке.
- Прости. Спилили за то, что он не в ряд стоял с другими, был ближе к дому?
- Ну да. Алёнчик, у тебя странный взгляд. Как себя чувствуешь?
- Прекрасно, папа. Едем быстро в гараж!
- Я домой тебя отвезу, машину сам отгоню.
- Нет же, очень прошу, ещё примерно час всё делай так, как я скажу! Пообещай мне!
- Зачем нам это? Ты для чего...
- Пообещай мне! - настойчиво потребовала, повторила дочь. - Поклянись!
- Обещаю, клянусь, - пробормотал отец и поёжился.
- Едем! По дороге кое-что я скажу.
По дороге из сказанного дочерью выяснилось, что Сомову необходимо подъехать к дому, войти в квартиру, в в комнате Лены взять с полки большое увеличительное в квадратной рамке стекло с короткой ручкой, спуститься вниз, доехать до гаража и показать картинки из бумаг Стрекалова. Сама дочь пока побудет в машине, а после войдёт в пустой гаражный бокс и непременно одна.
Николай Павлович решил исполнить клятву и где-то через полчаса заехал в ворота стоянки. Перед его боксом, в боксе N 25 и в эту субботу была распахнута половинка ворот, перед которой философски спорили владелец Флёров с сигареткой за ухом, дядя Петя Макаров с красным носом и Пирожок с печальными глазами под серой шляпой, съехавшей на макушку и набекрень. Все были в духе, в волнах блаженства и немедленно пришли в бурный восторг, увидев Сомова за рулём сверкавшей "пятёрки".
- О! - закричал Евгений Олегович, хватая Пирожка за рукав. - На "пятой" подвалил к нам четвёртый! Ха-ха-ха! Мы тут о нём, а он сам уже прикатил!
- Друг-г Николаша, заходь! Буду виниться! - забухал дядя Петя. - Я неоп-прр-ад-ванно, ага! Зря забуробил, но признаю тебя саммо-стои-тельным! Вполне ты!..
- Папа, окно не открывай пока! - быстро сказала Лена отцу. - Открой мне гараж, не ставь машину. Отойди к ним и отойди от них, позвони помощнику в мэрию. Где бумаги, я сама знаю. Мне нужна только одна фотография.
- Какая именно? С портрета Таисии Стрекаловой? Но наша мама... Ладно! Мне позвонить?
- Да, звони! Теперь скажу, зачем нам это! Ты на площадке спросил. Я не хочу, чтобы ты бедствовал, кусал губы, искрил из глаз тёмным огнём! Я этого совсем не хочу! Мы бедствуем, нам надо выбраться. Звони, там новости. Приятные! Мне не мешай!
- Хорошо, дочка. Но всё же, какое фото?
- То, на котором преступная, со слов Стрекалова, семейка, которая любила сниматься на фоне дома или церкви. Всё!
Через минуту отец и дочь разошлись: Лена нырнула в бокс, а Сомов отошёл поздороваться с гаражной компанией.
- Ты, Никола, с девочкой прикатил! - пожимая ему руку, пробулькал дядя Петя. - Чё ты её спрятал? Нас познакомь! Ведь мы все мужики-то...
- Прежде думать надо, говорить можно потом, а лучше подольше помолчать, - влез Пирожок. - Насколько ощущаю, эта красавица... дочь Николая Павловича. Друг Женя Флёров, насколько понимаю, тоже уже догадался!
- Враз догадался! - подтвердил тотчас Флёров. - И сразу крест-накрест пасть запахнул. Коля, налью тебе? Или при дочке?..
- Не пью, - Сомов отрицательно покачал головой и отступил на полшага. - У всех прошу прощения, мне позвонить срочно нужно!
Отойдя к забору, Николай Павлович пронаблюдал, как троица исчезла в соседнем боксе, и, достав мобильник, набрал номер мэрии.
- Дежурный по мэрии, - ответил телефон.
- Добрый день! Вас беспокоит Сомов Николай Павлович. Мне домой звонил помощник мэра, оставил свой домашний телефон и попросил связаться с ним. Но номер телефона у меня дома, а я вне дома. Вы не могли бы мне как-нибудь помочь?
- Назовите фамилию помощника.
- Не знаю, но он должен ведать вопросами землеустройства, строительства.
- Секунду. Запишите, это Плимов Василий Фёдорович. Могу соединить, у нас рабочий день.
- Соедините! Заранее вам благодарен.
Сомов услышал коротенький гудок, плавную музыку и наконец голос:
- Николай Павлович, спасибо вам за звонок. Я Плимов Василий Фёдорович. Добрый день!
- Добрый!
- Мэр поручил мне с вами связаться и пригласить вас в понедельник на 17.30. Игорь Алексеевич просил вам сообщить цель встречи. Он предложит вам занять пост своего зама по вопросам строительства. Заранее подумайте на эту тему. Мэр наводит в прежних конюшнях новый порядок. Я намекну, что ваша позиция очень сильна.
- Странно, я ведь из прежних. Спасибо, разумеется, но это неожиданность! У него зам... Кузыкин. И-и... чем сильна моя-то позиция?
- Кузыкин уже не работает, Жужелько тоже уволен. Вас крепко поддержали все, кто вас знает. Вас поддержали Иронов, Сетникова, Колубенников, Доронин, Плюшников, старший Роскопцев и... даже господин Урюгов. Позвольте мне вам посоветовать?
- Посоветуйте.
- Вам бы лучше, Николай Павлович, согласиться. Мы не хотим ещё раз варягов. Начало исполнения обязанностей с 5-го января. Чуток не догуляете. Что сообщить мэру?
- Сообщите, что я приду.
- Отлично и до встречи! Всего вам доброго.
Сомов пихнул трубку в карман, прислушался к невероятно странной тишине со стороны бокса N 25. Там пили молча или общались шёпотом сознавая, что в соседнем боксе высокая, красивая, но девочка, дочь Сомова. "А это ведь хорошо.., - подумал Николай Павлович. - Определюсь, поставлю компании большую бутылку. Они переживали со мной при безработстве".
Ворота бокса N 26 приоткрылись, на свет возникла Лена с лукавой улыбкой или усмешкой в лице. Она оценивающе взглянула на папу, сорвалась, подбежала, обняла и поцеловала в щёку выше бороды.
- Папка, бороду не сбривай, ты в ней хороший! Ведь всё нормально?
- Нормально, моя колдунья-красавица!
- Ещё разочек скорей повтори!
- Красавица, моя красавица...
- И у меня всё нормально! Я отстрелялась! Но для решения нужны усилия, одно усилие! Твоё усилие! Всё дело, папа...
- В шляпе? - Сомов обнял за плечи дочь и рассмеялся.
- Нет, в дубе. Дома расскажу тебе и маме.
- Одному мне не очень ты доверяешь?
- Доверяю. По пути домой мне надо мысли переложить в слова, чтобы глупостей зря не наговорить. Я очень хочу, чтобы мама и ты мне сразу поверили.
- Мы, Алёнчик, поверим, - Николай Павлович раскрыл створки ворот, загнал внутрь машину и навесил замки на гараж.
- Всё путём? - спросила дочь и улыбнулась.
- Путём! Давай тихо отойдём, не мешая соседям беседовать.
Дорожки в прошлое
Перед завершением позднего обеда Наталья Викторовна заглянула к сыну и возвратилась в кухню, где сидели супруг и дочь.
- Добавки кто-то хочет? - спросила она и, отметив отрицательные жесты, продолжила. - Наш Василёк так лихо, отчаянно гульнул, набегался, напрыгался на дне рождения, что кроме подушки ничего не пожелал.
- Он есть не захотел? - Николай Павлович переставил со стола в мойку тарелки.
- Напихался пирога, конфет, пирожных... Леночка, налей всем компот! А дальше, перестань-ка нас интриговать! Ну ладно, сосредоточенно сиди. Сама налью. Коля, тебе с фруктами?
- Как нальёшь. Натуля, присаживайся, рассказчица наша готова.
- Не очень. Не знаю, как и с чего начать, - дочь нахмурилась, поводила пальцем по узорчатой клеёнке. Моё противоречит кое в чём тому, что мама уже сочинила. Я просмотрела всё твоё в компьютере.
- Противоречия и должны быть, так как я следовала видению заказчика. Там, где он сознательно необъективен, я тоже принимала и допускала его искажения. Я, к примеру, не очень доверяю чьим-либо мемуарам, так как их автор невольно идеализирует себя и в лучшем случае слегка иронизирует, а в худшем - он либо сочиняет, либо он лжёт.
- Ну да, там лжи очень много. Выдумок много!
- Алёнчик, я тебе предлагаю, начни с конца. Потом совместно приделаем всё остальное, если оно окажется значительным, - предложил Николай Павлович.
- Оно очень важно, папа! Особенно для тебя. Но я начну, как ты советуешь. Клад, о котором теперь весь город знает, в том дубе, которого нет на площадке. А всё, что в нём, принадлежит, папа, тебе. Так как ты прямой наследник всему через нашу бабушку, твою маму.
- Абсурд!.. Ты у нас баловница или шутница?
- Нет, всё очень точно. На фото, где все Елизаровы перед усадьбой, есть твой прадедушка. Он на качелях. Стрекалов так фото обрезал, что виден только левый его башмачок. Ветка видна, которая немножко вниз наклонена, видна одна верёвка и ручка малыша. Это, папа, тот самый дуб. А справа во втором ряду стоит мать малыша. Я даже знаю, как её имя, она очень приятной внешности и с волевым добрым лицом. Когда настали тревожные времена, фамильными драгоценностями распорядилась именно и только она. Одна и скрытно.
- Какие тревожные времена?
- Два или три доноса, которые написали злобные люди, а после дважды пытались усадьбу подпалить...
- Стоп! Давай-ка от конца мы не уходим. Как украшения и побрякушки попали в тот самый дуб?
- Там нет побрякушек, там настоящие ценности!
- Хорошо, Алёнчик, ценности. Но прочее всё выдумки, так как ты, вероятно, хотела бы, чтоб твой отец добрался до спиленного дуба, забрал всё из него и посчитал бы всё своим.
- Нет, три раза нет! Спроси у бабушки, у своей мамы. Вдруг, у неё есть тот же снимок?! А ведь на этом снимке... - внезапно дочь рассмеялась, вскочила.
- Жаль, все бумаги уже в гараже! Ни одного фото в компьютере у меня нет, так как нет сканера и цифровой камеры тоже нет. Впрочем, - Наталья Викторовна встала и переставла на поднос стаканы, - в компьютер я не стала бы их загружать. Он у нас старичок. Лена, ты сядешь или тебе приятнее стоять? Ты и сидя в центре внимания.
- Я принесу! На время я выдернула фото и утащила. Я сейчас!
Лена очень быстро вернулась в кухню с фотографией и с увеличительным стеклом.
- Вот! - она положила фото на стол и протянула лупу матери. - Смотри на эту женщину, она Февронья, мать малыша. На фото ей 24 года. Подольше посмотри!
- Господи!.. Елена, да ведь это же просто ты! Коля, взгляни. Как же я раньше не обратила внимание...
- Гм, в самом деле, - Сомов отдалил увеличительное стекло от снимка, привстал. - Это, Алёнчик, ты.
- Не я! Мы с ней очень похожи, обе высокие. А на качелях, папа, твой дедушка Владимир, которому три годика. От него видны только ручка и башмачок. Клад в дубе устроила Февронья в 1919-й год, почти в его самом конце. Ей в то время было 33 года. Клад был и есть, он спрятан в дубе, в левом втором от угла, если встать к усадьбе лицом. В том самом месте, где у тебя нога в землю поехала. Елизарова сама его втихую выдолбила вечерами, всё самое ценное сложила в дупло и в него же вставила толстую ветвь, которую спилили с этого дерева. Весной та ветвь прижилась, так как она спрятала всё ценное поздней осенью, когда дуб засыпает, и темнеет рано. Ветвь эта на уровне роста, если влезть на табуретку. Она вверх не торчала, а была даже немножко вниз. И это та самая ветвь, на которой висят качели с дедушкой. В ней была трещина, её и спилили, Февронья сделала ветку короче и воткнула назад. Коротко, если по времени всё было так: сначала твой дедушка на качелях, потом ветку спилили, потом твоя прабабушка Февронья в дупло прячет клад и возвращает ветку.
- Занятно, но не очень я понимаю. Алёнчик, растолкуй, какое отношение дедушка Владимир ко мне имеет?
- Он ведь отец нашей бабушки, она же Владимировна, а её девичья настоящая фамилия Елизарова.
- Никитина, - поправил и усмехнулся отец.
- Нет, Елизарова! Поедем к ней на новый год, сам её спросишь. Только потихоньку! Если захочет, расскажет. Ты через бабушку прямой наследник всего, что в дубе. Там изумительные камни и украшения из золота! Всё это настоящее и дорогое!
- Ты не психуешь? Ты что, их видела?
- Мимолётно, лишь на секунду! Виденьем проскользнуло - как видела та Февронья.
- Это ладно. Но почему в девичестве мать Елизарова? Я сам-то по отцу Сомов...
- Мы теперь Сомовы, а вот ты и не очень. Ты спроси у неё. Па, выбрось это пока из головы. Ты должен вернуть своё себе и нашей бабушке!
- Но дуб свалили, вывезли, - Николай Павлович встал прошёлся по кухне. - Его срезали пильным тросом, за середину тянули бульдозером, после разрезали тросом на три куска. А увезли...
- На север, дальше бабушки!
- За Сошниково? Это семь километров за Поцветаевку. Там место, называется Дровянка. Мужички брёвна пилят там на дрова. Когда-то делали полукустарно фанеру, потом всё развалилось. Постой-ка, я позвоню Мише Роскопцеву и уточню. Он нанимал эту команду.
- Звони! А завтра мы туда едем и заберём кусок дуба с тем самым дуплом. Мамуля, денежки нам приготовь!
- Угу, твой папа не Геркулес, я не минфин!
- Действительно, как мы оттуда вывезем? - Николай Павлович взглянул на озадаченную дочь и рассмеялся. - Подсказывай, раз ты всё знаешь! На уровне табуретки и приподнятой руки там только двое длинноруких его обхватят. Как такой кус вывозить?
- Ты можешь попросить прицеп у соседа по гаражу?
- Попросить я могу, но он нас не спасёт. Хотя, возьму прицеп у Жени Флёрова, дров маме на зиму загружу, если зима начнётся. Зима-то к нам придёт?
- Придёт, будет снежок и будет холод! Всё остальное мы с тобой по дороге придумаем. Папуля, звони Флёрову и Роскопцеву!
- Я сейчас позвоню. А хочешь знать, почему? За эти дни усадьба на Загуляйке и кладоискательство меня доканали. Пора это заканчивать, поставить точку. Мысль верная?
- Вернее не бывает! - дочь обняла отца. - Бороду не сбривай, будь бородатым. С бородой ты очень похож на мужа Февроньи Елизаровой. Он, Елизаров Ефрем Данилович, на фото стоит не с ней, а через брата.
Цель достижима
- Никаких гонок! Шапку одень или берет, - Наталья Викторовна внимательно оглядела дочь. - Никаких подвигов! Лена, смотри сама в окно из кухни. Там грохот, Василёк просыпается. Без десяти девять, всё кувырком! Я побежала. Смотри в окно! Отец подъедет, сразу спустись к нему!
- Да знаю, мама! Сегодня же воскресенье!
- Когда, ты думаешь, вы вернётесь? Хотя, у вас с собой мобильник! Мы будем нервничать, ждать. Напоминай отцу почаще звонить или сама мне звони. Передай бабушке привет, поцелуй и расспроси, что привезти на новый год. Да, ещё шарф надень, сегодня стало холоднее!
Наталья Викторовна поспешила к сыну в спальню поднимать Василька, прописать его в утро доброй беседой, проследить, как сам оденется. Когда Василёк надевал уже тапочки, до неё долетел крик Лены: "Приехал!" и затем хлопнула входная дверь.
Шоссе было почти свободно, лишь изредка встречались фуры, да со свистом обгоняли вишнёвую "пятёрку" с прицепом иномарки. Николай Викторович было включил приёмник, но музыки спокойной не нашёл и вскоре выключил его. Взглянув на дочь, которая сидела рядом с раскрытой книжкой, Сомов спросил:
- Что это у тебя, стихи? Если хорошие, вслух почитай, выборочно.
- Да это так... Впрочем, послушай...
Я в гувернёры из лакея
Не первый, кажется, попал;
Не первый спорил, не робея,
О том, чего не понимал;
Не только критик самый строгий
Меня не должен осуждать;
Я первый шёл кривой дорогой, -
Да как же прямо выйти в знать?
- Всё?
- Кусочек. Тебе понравилось?
- Больше нет, чем да. Стих ровен звуком, даже вёрток, но по смыслу ни в шаржи, ни в издёвки не годится. А как ты ставишь гувернёра, который знать, и лакея?
- Лакей просто слуга, а в переносном смысле лизоблюд и подхалим. А гувернёр есть частный нанятый учитель и воспитатель детей в богатых семьях. Он по сравнению с лакеем, конечно, знать. Опасный человек!
- Чем он опасен?
- Он может детям привить презрение к родителям.
- Может, - Сомов бросил взгляд в зеркало заднего вида. - Может на хамство посеять великоханство, чистоплюйство. За нами уже с минуту шпарит, не приближаясь и не отдаляясь, какой-то мотоциклист.
- В больших очках, как головастик? - Лена подвинулась и обернулась через левое плечо.
- На нём шлем-сфера. Чей ты мне прочитала стих?
- Николая Павлова. Он был писателем, поэтом, критиком и библиографом. Родился в 1803 году. Когда я стала думать про усадьбу на Загуляйке, захотелось залезть в какую-нибудь старину. Книжка библиотечная. В предисловии я, например, прочла, что Герцен был внебрачным сыном помещика Яковлева. Сам Павлов тоже внебрачный сын. Мне захотелось почувствовать вкус языка из той поры. У того в шлеме, который сзади, мощный мотоцикл. Он не из местных.
- Почему не из местных?
- У местных все мотоциклы с колясками, в которых многое возят. Используют их для дела. Этот - бездельник и пижон! По-моему, ты мотоциклиста знаешь.
- Алёнчик, подумай и ответь. Может ли место, конкретное некоторое место, быть притягательным, манить. Я более определённо тебя спрошу. Допустим, где-то упрятан клад, но точно никто и ничего не знает. Каким таким особым образом вдруг мысли многих, их подозрения, их опасения, надежды вдруг начинают вертеться не только вокруг такого места, но и вокруг определённых лиц, которым кое-что известно или которые полагают, что им известно?
- Ты ведь так считаешь, - нахмурилась, заговорила Лена, - мы только полагаем, что клад в том дубе, а тот, на мотоцикле, уже точно знает, что мы как бы полагаем. Он как бы привязан ниточкой, которая невидима? Кто его привязал?
- Это вопросы?
- Да, это вопросы.
- Ответов у меня нет. Вдруг они есть у тебя? Вчера ты, ничуть не затрудняясь, называла даты, имена... Откуда это всё встаёт и подлетает? К добру ли?
- Всяк сам пусть думает. Всяк должен думать сам. Я папа, не умею всё постоянно в голове держать на первой линии. Оно взлетает и улетает в память, к которой просто так, по прихоти, не подобраться. Как подбираться, мне не совсем известно. Как только я узнаю точно, то сразу и лишусь...
- Чего, такой способности?
- Да это и не способность, а возможность. А так, всё по воздуху, со слов. Дальнейшее глаза подсказывают.
- Угу, ты помнишь Константина лет тридцати, который ходит, как пантера? Ты говорила, он опасен, а для тебя объект влюбления, но плутонически.
- На мотоцикле сзади не Константин.
- А кто там, женщина?
- Не женщина.
- У-хх, мне полегчало! - Сомов поднажал на газ.
- Пап, въезжаем в Поцветаевку. Заскочим на минутку к бабушке?
- Не заскочим. Не хочу заднему показывать, где живёт матушка. У меня для него готова монтировка. Вынь из моего правого кармана куртки телефон и звякни маме.
- Сказать про мотоцикл ей или что?
- Скажи, мы выезжаем из Поцветаевки. Мама сложнее нас. Мы с тобой желаем разбогатеть, а маму при мысли о богатстве всегда тошнит. Для неё богатство неразделимо с хамством, свинством. Я замолкаю, говори!
"Ма, это я! Что-что? Нет, на шоссе свободно. Мы проезжаем Поцветаевку. Заехать к бабушке, предупредить, чтоб не ушла? Я папе передам. Ага! Всё, целую!" - дочь вернула трубку.
- Алёнчик, я всё понял, но заезжать не стану. Я сбрасываю скорость. Смотри, на выезде палатки, ешё дальше бабушки стоят. Там в банках продают капусту квашеную, солёные огурцы, орехи, мёд и что-нибудь ещё. Ты выйдешь, спросишь цены. Потом скажи, мы едем за дровами. На обратном пути купим, если не всё потратим. Тебе понятно?
- Всё понятно.
Сомов плавно сбросил скорость, вплотную к обочине остановил "пятёрку". Дочь вышла и зашагала к бабушкам. Николай Павлович выждал, тоже вылез из салона и обошёл сзади прицеп. Мотоциклиста он не приметил.
Когда они отъехали, Сомов его опять увидел: мотоциклист беседовал с одной из тех старушек, к которым подходила Лена.
- Теперь он за нами не поедет? - спросила дочь.
- Нет, теперь он знает, куда мы едем. Теперь он поймёт, зачем прицеп. Он нас отпустит, потом на скорости проскочит весь наш путь и затаится. Когда уедем с дровами для бабушки, он потолкует с дровосеками и догонит нас, чтобы увидеть, что у нас дрова, что мы с дровами. Потом доложит.
- Кому? Пап, ты заметил, снежок пошёл?
- Урюгову, я думаю. Снежок заметил.
- Чёрт бы его побрал, он только усложняет дело, - пробормотала Лена. Ты думаешь, Урюгов тоже вычислил наш дуб?
- Я думаю другое. Стрекалов, думаю, следит за мной. Когда спилили два старых и опасных дуба, я не дёрнулся. Но вдруг я ими заинтересовался и позвонил... гм, Роскопцеву...
- Что же дальше? Какая связь?
- Роскопцев Миша, который мне ответил и подтвердил, что пильщиков он вызвал из Дровянки, был, как показалось мне вчера, под мухой. Миша мог пьянствовать в кабаке "Инжир", который принадлежит Урюгову. Там же и ляпнул кому-нибудь о том, что я спросил. Ч-чёрт!
- При чём Стрекалов тогда?
- Понятия не имею. Пока! После отвечу. Или... весть до Урюгова долетела, тот Стрекалову намекнул. Они ведь оба и, так сказать, полускрытно клады ищут по той самой голубой листовке. Мы в Сошниково уже заезжаем. Дочь, может быть, наплевать на всё и будь что будет.
- Нет, папочка, мы заберём твоё, но умно, холодно и осторожно. Без подвигов, без монтировки. Время не утекает просто так, сегодня оно к нам с тобой благосклонно.
- Ты права! - Сомов сосредоточенно кивнул, плечами передёрнул. - Нам метров через сто вправо. Не прозевать бы поворот! Всё это издержки городишки, в котором скучно и тоскливо. От скуки все всё почти знают.
Поворот Николай Павлович не проскочил и через пять минут подсыпной лесной дорогой въехал на широкую делянку с тремя вагончиками. Он сразу же заметил горы горбыля и дров, погрузчик, брёвна, пильный постав и устройство, похожее на копёр, которым забивают сваи малого диаметра.
- Пап, ты заметил те дубы, они лежат по краю поля. Они там свалены, их не пилили...
- Тихо, дочь! Не смотри даже в ту сторону. Мотоциклист ещё нарисуется, потолкует с рабочии. Мы заберём дрова и уедем. Потом выждем и вернёмся.
К машине подошёл кряжистый голубоглазый парень. С Сомова, который вылез из "пятёрки" и поздоровался с ним за руку, он тотчас перевёл взгляд на Лену.
- Не отвлекайся! - рассмеялся Николай Павлович. - Как дела-то? Мы за дровами.
- Дел никаких нет. За дровами почти не едут. Не холодно - нет спроса. Сидим без дела, без хрустов под новый год. Вам полно грузить? А такие барышни сюда не заезжают.
- Грузи мне полно. А барышня при папе, в школу ходит. Выходит, ученица - не барышня пока.
- Сетка или брезент есть у вас?
- Сетка есть.
- Тогда с вас, - парень ещё раз посмотрел на Лену, рассмеялся, - пара сотен, полсотни за погрузку. Под сетку мы вам подпихнём. Вам далеко везти?
- До Поцветаевки.
- Для нашей бабушки, - сказала Лена и встала рядом с отцом.
- Гри-гоо-рий! - прокричал голубоглазый в сторону вагончиков.
В четыре руки парни плотно и ловко загрузили весь прицеп, натянули сетку, пару охапок дополнительно впихнули под заднее сиденье. Сомов расплатился, пожал руки работникам и "пятёрка" с прицепом уехала от делянки.
Дом Александры Владимировны стоял примерно в середине второй линии от шоссе, в трёх с половиной метрах за оградой с широкими воротами и резной доброй калиткой. Резьба была давних времён, её Николай Павлович несколько лет назад перенёс и переклеил на доски новой калитки. Хозяйку дома гости застали на участке; в светлом платочке и синем халате, надетом поверх безрукавки, она подбеливала известью стволы плодовых деревьев. Услышав клаксон "пятёрки" за воротами, она распрямилась и недоверчиво взглянула на калитку, которая была приоткрыта, перегорожена фанеркой и у которой прогуливались белобокие гусь и гусыня.
Сомов вошёл на двор, подошёл к матери и расцеловал её. На двор вошла и внучка с мобильником, прижатым к уху. Она подбежала к бабушке и, чмокнув Александру Владимировну в щёку, протянула трубку: