Панарин Сергей Васильевич : другие произведения.

В самом сердце Трансильвании стоит мрачный замок, прячущийся в угрюмых горах. Тревожная гроза и пронизывающий ветер, долгая ночь и леденящий душу крик. Замшелые стены, ров, заполненный грязной водой, высокие тёмные башни...

Именно в таком замке последние две сотни лет располагался Орден Запада — единственный оплот магической обороны старушки-Европы. Некогда сильный, ныне он еле сдерживал натиск соперников. Азиатский клан, секта африканских колдунов и мистики Америки переживали подъём и давили на Старый Свет, принуждая сдавать позиции.

В средние века и эпоху Великих Открытий многочисленная армия волшебников-европейцев самонадеянно решила победить всех сразу. Орден растерял людей, и теперь, в начале третьего тысячелетия от Рождества Христова, Европу охраняли всего четверо уставших магов.

Была ранняя осень, неизменно радующая утренним солнцем, плачущая дневным дождём, а ночью серебрящая траву сединой изморози. В одну из таких ночей Константин, хранитель Копья Лонгина, очнулся... в свежей могиле.

Его ослепила вспышка света. Но не внешнего: как будто в голове зажгли мощную лампу, и она тут же перегорела, завещая Константину зелёные полыхающие круги, которые постепенно угасли.

Константин вдохнул непривычно вязкий воздух и закашлялся. Вкус земли, неповторимый скрежет на зубах... Хранитель-копейщик открыл глаза и увидел холодные звёзды.

Попробовал пошевелиться. Тяжело. Словно кто-то держал за руки и за ноги, навалился на грудь и живот... Пришло смутное детское воспоминание: Костя закапывается в песок на берегу Волги. Вот теряют подвижность ноги. Потом мальчик обрушивает на себя загодя приготовленную кучу песка, выдёргивая нарочитую доску... на тело накатывает тёплая сыпучая волна.

Да. Копейщик снова был закопан. Ясное дело, кем-то другим. Не в его возрасте в глупые игры играть.

Ужасная слабость. Хранитель попытался выбраться, но как-то вяло: его охватило тупое равнодушие. А ещё — мутило.

Сдался.

Огляделся. «Могила?» — Странный холодок пробежал от живота к груди. Маг прислушался к собственному сердцу. Тишина... Бесконечная... Бум!.. Снова долгое молчание... Бум!..

«Боги мои! Я — зомби?!» — эта мысль вспыхнула горячей искрой, а потом хранителем вновь овладела прохладная апатия. Он тихо испугался, печально ужаснулся, спокойно принял свою участь. Да, он полумертвец. Но ему было почти всё равно.

— Семаргл! — прошептал копейщик. Получилось натужно, сипло, но хватило и этого.

Пёс спикировал откуда-то сверху, сложив пылающие крылья. Ярко-красный шлейф делал зверя похожим на комету. У самой земли крылья расправились (Семаргл останавливал полёт), и лицо Константина обдало жаром, но копейщик этого не почувствовал.

Пёс «пригас», став обычным мохнатым волкодавом. Рыжим с белыми подпалинами.

Семаргл был магическим зверем Константина. Каждый волшебник владел таким слугой. К примеру, Аневрину, Мастеру Запада, помогал Рарог (друидского имени этой птицы Константин не знал, а Мастер никогда его не называл).

Жалобно поскуливающий Семаргл быстро выкопал хозяина, отбрасывая землю мощными лапами, и помог встать.

«Эх, Сёма, ты всё понял...»

Когда копейщик вылез из ямы (какая-то фатальная неуклюжесть завладела его zombi cadavre), он обнаружил острый камешек, впившийся в ладонь. А ведь не почувствовал... Вынув камень, Константин долго разглядывал, как из раны выползает похожая на желе бурая, почти чёрная кровь. «Боги, я мертвец!» — это не «прокричалось», а просто «промыслилось».

«Константин. Меня зовут Константин». Копейщик удивился: по всем канонам, зомби не должен раздумывать и уж тем более проявлять инициативу, покидая могилу. Его пленителю следовало самому завершить обряд. Но, очевидно, неизвестный ведун спешил. И тело зарыл неглубоко, и на «воскрешение» не явился. Да и гроба не было. Сумбурный какой-то ритуал.

Константин снова посмотрел на руки. Они были серо-синего цвета. Пальцы, отёчные и тёмные, словно несвежие сардельки, почти не слушались. Несколько минут хранитель сгибал-разгибал их, двигал руками и ногами, придавая мышцам хоть какое-то подобие тонуса.

Копейщик медленно анализировал действия своего «убийцы»: «У него нет моего „маленького ангела” — скорее всего, обронил при отступлении. Если бы похищенная личность была в руках колдуна, я бы не рассуждал столь здраво. Рабы не рассуждают. Мне бы навязывалась воля хозяина кувшина с заточённым „ангелом”. А может, и не кувшина, а бутылки из-под коньяка. У каждого мага своё чувство юмора... В любом случае, нужно найти „маленького хорошего ангела”. Во-первых, коль скоро он будет у меня, то я ни к кому не попаду в рабство. Во-вторых, если процедура моего „умертвия” была поверхностной, то я смогу вернуть „ангела” на место и — ожить. Очень хочется верить. В-третьих, и это меня даже радует, душонка моя обретается недалеко, иначе я попросту отупел бы и не помнил бы собственного имени».

— Семаргл, найди «ангела», — Константин пропыхтел этот приказ.

Пёс кивнул и принялся искать след.

Теперь в замок. Он нависал над лугом, чуть не ставшим кладбищем хранителя. Здесь полно старых замков с историями одна страшней другой. Легендой больше, легендой меньше...

А шлось Константину тяжело. Не шатало, но каждый шаг давался через силу, словно при движении в воде. Ковыляя, копейщик гадал, кто же его достал.

Какой-то из трёх кланов-соперников, это ясно. Восток, Африка или Америка? Сакральные знания «белых» и «краснокожих» были унаследованы от ариев (по сути, Америку завоевали отщепенцы европейского Ордена). «Чёрные» обладали иной древней волшбой, мощной, но ущербной — многое было утеряно. Тем не менее, любой враг обладал большей силой, чем европейцы. Значит, кто-то решил нарушить равновесие.

Несмотря на давнюю вражду, Великая Четвёрка магических орденов осуществляла общую политику — поддерживала межрасовую и межнациональную мировую конкуренцию. Было предсказание, что к моменту, когда соперничество сойдёт на нет, перед Землёй возникнет внешняя угроза. А пока ни мы, ни таинственные агрессоры не готовы к войне, именно маги определяют судьбы этого мира. Усиление какого-либо ордена приводит к скачку активности народов на соответствующем континенте. И наоборот. Вот почему в Европе, защищаемой горсткой магов, дела шли совсем не лучшим образом.

«Какой же клан ударил? Вуду-ритуал, которому я подвергся, навязчиво указывает на непричастность Востока. Хотя... поверхностная оценка: мы все посвящены в вуду», — метод не выдавал авторства.

Константин прошёл в древние ворота, чувствуя непривычно сильное сопротивление защитного заклинания. «Как я оказался за пределами замка?» — копейщик вдруг осознал, что не помнит событий вчерашнего вечера.

Судя по положению Луны, сейчас было часа три ночи. «Сколько же я провёл вне цитадели?»

Из-за огромного можжевелового куста высунула свирепую морду мантикора, опознала своего, зевнула и снова спряталась.

«Так, надо убедиться. Чужак должен был пересечь защитные поля», — копейщик боялся думать, что среди его соратников затесался шпион.

И всё же — кто? Азиаты, африканцы или американцы? У всех были претензии к Европе. Ведь, по сути дела, эпоха Великих Открытий — всего лишь внешнее отражение побед «белой» волшбы над прочими. Временных побед...

Что происходило вечером?

Не было ли атаки? Вдруг замок мёртв вместе с защитниками?

Хранитель обернулся, боясь увидеть на лугу другие могилы. «Нет, только моя».

Двери замка медленно раскрылись (Константину показалось, они словно раздумывали, стоит ли его впускать), и он ступил в полумрак гостиной. Вечные свечи горели ровным красным пламенем, отражавшимся в зеркалах и на паркете. Всё как обычно.

Он доплёлся до глухой комнаты, где располагались узлы заклинаний, защищавших цитадель. В центре покоилась полупрозрачная модель замка, накрытая тремя силовыми куполами. Полусферы куполов играли всеми цветами радуги. Пометки блистали особенно ярко. Четырьмя синими пятнышками были обозначены люди, зелёными — мантикоры, жёлтыми — магические звери, служащие магам. Одна точка металась в воздухе над замком — Семаргл пытался взять след. Тревожные краски и на куполах, и на силовых линиях, стекающихся в комнату, отсутствовали. Тишь да гладь.

Волшба давалась с трудом, но копейщик выяснил, что затаившихся чужаков в замке и округе не было. Внешние границы не нарушались.

Значит, предатель?

Хранитель сел в кресло. Поход от могилы к замку отнял много сил. Мысль об измене ошеломила Константина, он впал в тёмное состояние сродни мучительной полудрёме.

«Только не Лу», — твердил он, как заклинание. И тут же всплыл страшный вопрос: «Вдруг я умру, как же Лу без меня?..»

Двенадцать лет назад они познакомились на Гаити. Лу родилась в Конго, затем переехала с родителями (мать была чёрная, а отец белый) на родину вуду. И — заболела. Константин, послушник Ордена, постигал тайны местного колдовства. Верите ли вы в любовь с первого взгляда? Юный стажёр убедился, она есть.

Лу оказалась больна. Какая-то странная, невозможная форма рака: почти отказали печень и почки, девушка стала терять зрение. Болезнь не была последствием инвольтации или иной злой ворожбы. Он проверял. За полгода знакомства с Константином Лу из красавицы превратилась в тощий, стремительно угасающий призрак... Стажёр искал помощи у колдунов. Все их советы и обряды лишь отодвигали срок неизбежной развязки, а молодой адепт просил не об отсрочке, он хотел победы над смертью.

Нынешняя супруга Аневрина ворожея Жива предложила Константину подробный рецепт спасения Лу. Но спасения ли? Некоторые части органов и мозга девушки предлагалось заменить тканями животного-донора. Жива считала наиболее удачным зверем летучую мышь.

Вариантов не было — Лу стала оборотнем. Зато выздоровела. Константин сам произвёл все операции и волшебные ритуалы. Адская смесь магии Африки, Европы и Нового Света дала результаты.

Лу держала зверя под контролем, Константин помогал. Вместе со второй сущностью девушка приобрела магические способности. Так Лу стала волшебницей Запада. Не в первый раз человек другой расы становился членом Ордена.

«А не шпион ли она?» — эта мерзкая мысль повергла Константина в холодное подобие стыда, усиливая ступор, в который угодил копейщик. Будь он в нормальном состоянии, его наверняка бы вывернуло от отвращения к себе. Он быстро поборол «замёрзшую» совесть. Надо было двигаться дальше. Ведь Лу и правда конголезская мулатка. Её могли подсунуть и африканцы, и американцы (отец Лу был подданным Соединённых Штатов).

«Боги, что же я вчера делал? Утро в библиотеке, обед... Вчетвером? Да, были все. День прошёл в трудах над прогнозом ближайших событий. Ничего не получалось, попытки заглянуть в будущее давали нелепые противоречивые картинки... Угроза из Азии... Война Европы с Америкой... Либо очевидные вещи, либо глупости, проще говоря. Аневрин отложил работу на следующий день. Потом я пришёл в свои апартаменты, и мы с Лу заварили чайку, да не простого, а самого натурального матэ. В тыковках... По науке. И пили. Чашечек по двадцать... А что дальше?.. — Константин совершенно не помнил себя после чаепития. — Обычно матэ не добавляет ясности, почти наркотик всё-таки, а Лу умеет заварить его так, что крышу сносит как смерчем. Надеюсь, я сейчас грежу...»

Но копейщик, к своему глубокому сожалению, не грезил.

Более того, как ни гадко было это допускать, Лу могла подсыпать в заварку «порошок зомби».

Новые мысли озадачили Константина. Несмотря на выпестованный магами-наставниками прагматизм, он никогда не сомневался в своей спутнице. При зомбификации глушатся эмоции, коль скоро замедляются все жизненные процессы.

Сейчас нужно было идти в свои покои. Там Лу, там ответ на вопрос о мощи нанесённого Константину удара.

Хранитель вышел из охранной комнаты. По длинному мрачному коридору пронеслись Семаргл и увязавшийся за ним Рарог. Птах обронил белое перо. Константин попробовал поймать — не преуспел.

Медленно шагая к себе, копейщик думал, как поступить в случае магической атаки. Быстро ворожить он не мог, а значит, и защиту воздвигнуть не успеет. Осталось только взять в руки Копьё. С ним Константину ничто не угрожало. Правда, оно накачивало держащего нечеловеческой яростью. Зато пополняло силы.

Константин получил Копьё девять лет назад, когда предыдущий хранитель (его звали Иммануил), предвидя скорую смерть, торжественно передал артефакт новообращённому волшебнику. Копьё переходило из рук в руки только так — добровольно. Этот священный предмет Орден унаследовал от жрецов-ариев, заложивших в него странное свойство. Укравший Копьё быстро погибал по причинам, казавшимся случайными, а хозяин возвращал предмет себе. Точнее, Копьё позволяло себя вернуть...

Так вышло и с сотником Лонгином. Завладев артефактом, он якобы успел окропить его кровью Христа и погиб при весьма странных обстоятельствах. Настоящее Копьё Орден вернул, а последователям Иисуса подсунул другое.

Подлинное Копьё не может быть бесхозным. Если умирающий хранитель не успеет или не захочет передать артефакт преемнику, то оживёт мощнейшее заклятие, лишающее людей любых запретов на агрессию. В течение нескольких часов планета очистится от разума, и на его зарождение и развитие уйдут тысячелетия.

Летописи Ордена свидетельствовали, что «перезапуск» сознания происходил как минимум трижды. Иммануил называл Копьё вещью в себе, Константин остриём здравомыслия.

«Ясное дело, враг ударил по главному направлению, — подумалось копейщику, — пожалуй, в моих руках самый важный магический предмет на Земле... Кто же этот враг?»

Константин сбросил оцепенение. Поднялся на второй этаж и вошёл в свои покои. Тускло светились кристальные шары, свободно висящие под потолком. Горели, чуть потрёскивая, поленья в камине. В центре комнаты стояла широкая кровать. Лу спала. Копейщик собрался с силами и прошептал заклятие сна. Девушка уснула глубже. Константин полюбовался её нестареющей красотой и поковылял в дальний угол спальни, где валялись различные магические предметы и рукописи.

На огромном гранитном столе пылились запечатанные флаконы, чётки, реторта, безумные фигурки, выточенные из чёрного дерева, золотые кресты и звёзды, специальные краски для начертания пентаграмм и рун, палочки с индийскими благовониями, ступки с магическими порошками, гора древних свитков и полуистлевших книг в кожаных переплётах, в центре стояла негаснущая горелка, дающая зелёное пламя.

Хранитель нашёл заговорённое зеркало. Оттёр поверхность от пыли. Заглянул. На Константина смотрело мёртвое одутловатое лицо. Синее, лишённое мимики... «Да, не я всех румяней и белее. Скорей, всех синее и мертвее». — Копейщик старался сохранять бодрость, хотя увиденное пугало: по всем признакам, зомбирование было глубоким.

Константин придвинул к столу высокое кресло, сел. Откопал из-под пергаментов старый добрый шар величиной с футбольный мяч. Сейчас он был розоватым с тёмно-сиреневой блуждающей поволокой. Хранитель коснулся его, и по руке заструились слабые красные разряды — кристалл приветствовал хозяина. Гладкая поверхность шара просветлела, и маг увидел своё отражение.

Шар был переполнен энергией, поэтому ворожба получалась куда лучше и быстрее. Константин мысленно задавал вопросы и «читал» ответы. Подтвердилось самое страшное: копейщик умрёт примерно через сутки. Атака неизвестного колдуна оказалась сокрушительной, она сочетала в себе воздушный удар, порошковый и даже особый «удар по душе». «Маленького ангела» пленили, а «большому ангелу» нанесли невосполнимый урон, теперь лишённое духа тело медленно погибало.

Константин знал, что с каждым часом будет слабеть, через некоторое время онемеет, затем оглохнет, лишится возможности двигаться, ослепнет... Ледяной ужас захлестнул существо копейщика: «Я обречён».

И вот теперь вопрос «кто?» стал особенно острым. Необходимо передать Копьё новому хозяину. А этот новый хозяин не должен оказаться убийцей. Ведь убийца либо шпион, либо изменник, потянувший одеяло на себя. Не раз адепты магии прельщались единоличной властью...

«Итак, чужих не было. Кто-то из наших. Или двое. Или трое. Верить нельзя никому!» — копейщик почувствовал себя, как однажды в молодости, когда он — начинающий альпинист, чуть не сорвался: товарищ по команде плохо вбил крюк. С тех пор Константин ходил в одиночки.

Хранитель занялся простым перебором: «Так-так-так... Первый кандидат — ты, прости меня, Лу. Тебя я помню последней. Потом — Аневрин. Чёртов филид, самый старый из нас, давно говорил, что Копьё должно быть в его руках. Дескать, тогда он с помощью своих заклинаний и новообретённого артефакта сможет лишить рассудка всех врагов сразу. Лихо... Я же ссылался на кодекс хранителей Копья, который запрещает отдавать предмет Мастеру Ордена... Чем не мотив?»

Мимо замка пронёсся раскалённый Семаргл.

— Семаргл, — прохрипел копейщик.

Пёс прочертил в воздухе восхитительный огненный круг и влетел в открытое окно. Привычно сложил крылья и «погас».

— Будь рядом, охраняй, искать бесполезно.

Семаргл со вздохом улёгся на персидский ковёр между столом и кроватью.

«Теперь Жива. Землячка Жива, ведунья с Вятки... Супруга Аневрина. Триста лет вместе. Он прикажет — она сделает. Ещё она хотела перебраться в мою кровать. Молодой маг, то сё... Свежая кровь. Нет, она не была старушкой, в отличие от стариковатого Аневрина, она остановилась на возрасте зрелой женщины, очень желанной, не стану врать, да... В меру пышненькая, здоровая, соблазнительная... Ну, не срослось у нас. Могла ускорить переход Копья в руки муженька, могла. Не отдам же я Копьё Лу, если и её ожидает моя участь?»

Константин глянул в окно. Да, открыто, но в комнату не дул ветер и почти не терялось тепло. Зато воздух всегда свеж. Блага волшебства, будь оно неладно.

Горы окаймляла светлая дымка — наступал рассвет. Константин взял шар, положил его в сумку: «батарейку» лучше иметь под рукой.

«С чего начать? Разбудить Лу? Позже. Пойти к Живе? Вряд ли расколется, вряд ли воскресит... Слишком серьёзные последствия повлёк удар. Но надо попытаться. Не сейчас. Сейчас — к Аневрину. Пусть откроет карты», — Константин верил, что старый филид не станет юлить.

Копейщик вышел из спальни, Семаргл тихо последовал за ним, догнал, ткнувшись носом в ладонь. Константин почувствовал лишь лёгкий толчок.

— Эх, Сёма, — копейщик неуклюже погладил пса. — Останешься сиротой. Да тебе не впервой. Знаешь, ты всё-таки поищи моего «маленького доброго ангелочка». Не хватает сейчас в рабство угодить... Пусть лучше при мне...

Семаргл вильнул хвостом и скрылся в одном из поворотов коридора.

Хранитель побрёл в противоположное крыло замка — в покои Аневрина и Живы. Он плёлся шаркающей походкой, минуя старые портреты, с которых ехидно посматривали колдуны прошлого, узкие окна, в которые затекал первый утренний мутноватый свет, двери, за каждой из которых скрывалась какая-нибудь не очень чистоплотная тайна. Замок лоснился от энергии, он был буквально начинён магическими предметами.

К обители Ордена простой человек попросту не подобрался бы: её «накрывали» охранные заклятия. С воздуха не засечь и пешком не дойти. Ходок незаметно сворачивал с нужной тропинки. А волшебников такая защита не особо смущала.

У апартаментов Мастера Константина окликнула Жива:

— Костя, ты чего так рано пришёл?

Копейщик обернулся.

Голубые глаза Живы округлились, недоумение сменилось состраданием. Прирождённый врачеватель, она потащила хранителя в свои комнаты:

— Скорее, я посмотрю, что можно сделать...

Константин послушно поплёлся за ней, в тёмные покои, охраняемые гигантским полозом. Жива усадила копейщика в кресло, и мужчина рассказал, как очнулся и что выяснил. Тем временем ведунья начала ворожбу: повязала русые волосы льняной лентой, омыла руки в купели, стоящей в восточном углу, приказала загореться настольной лампаде, подожгла два пучка сухой травы, бросила в огонь особые порошки, зашептала заклинания. Взгляд Живы стал отрешённым. Вокруг рук образовалось голубое свечение. Она дотронулась ладонями до лба Константина...

— Прости, Костя. Разрушения необратимы, — призналась наконец ворожея. — Я подкреплю твои силы, но продлить жизнь не смогу, прости.

— Я и не надеялся, спасибо, — Константин действительно почувствовал себя лучше.

Жива села напротив хранителя и спросила:

— Как ты поступишь с Копьём?

— Тварь, сразу о Копье забеспокоилась... — выговорил копейщик. — Не ты ли зазомбировала меня? Это было бы в твоём духе: убить и дать полутрупу возможность выбора. Вспомни Мадагаскар...

Константин, оставаясь спокойным, нарочно подобрал обидные слова, чтобы вывести Живу из себя.

— Не мели ерунды! Там я имела дело с врагом! Мы не враги, дурак! Да, тот, кто совершил над тобой обряд, знает, что приказать тебе отдать Копьё — глупость. Но это не я. Как ты вообще смеешь подозревать меня или Аневрина в таком вероломстве? Почему мы?

— А я подозреваю Аневрина?

— Не издевайся! Если ты обвиняешь меня, то наверняка решил, что я помогаю мужу.

— Докажи обратное. Я не отдам Копьё ни тебе, ни ему, пока не уверюсь в вашей честности. Иначе Копьё достанется Лу.

— Этой африканской полукровке?! — взорвалась Жива. — Ты спятил? Она явный кандидат в шпионы-отравители!

— М-м-м... «Вятские — девчата хватские». — Константину было жаль, что его ирония не отражается на лице, а как тяжело было ворочать языком! — Не ты ли начинала своё обучение у азиатов? Кто триста лет назад попал к индусам? Может, пришло время отдать плату за уроки?

— Вздор! Ты не хуже меня представляешь, как много Восток отдал бы, чтобы посчитаться с убийцей Аль-Хазреда. И не только.

— Хазред был уже слаб, не преувеличивай свои заслуги. Его смерть ничего не решала. А в символы прагматики не инвестируют. Нам не присущ средневековый сентиментализм. Не уходи от ответа: докажи свою невиновность.

— Каким образом? Ты ничего не помнишь... Следов ворожбы на мне нет, так ведь они легко стираются... Если я скажу, что была с мужем, то ты обвинишь нас в сговоре... Ты либо поверишь мне, либо нет. Клянусь, я непричастна. Я бы не смогла.

Глаза Живы заблестели.

— Аневрин слишком стар, ему осталось от силы лет десять... Зря ты меня отверг, Костя. Будь я рядом...

Колдунья замолчала.

Константин вспомнил несколько ночей, проведённых с Живой. Странное и страшное время: Лу лежала в летаргическом сне, её две сущности ещё не «срослись». Аневрин гостил у американских магов (соперничество не исключает сотрудничества). Жива помогала копейщику ворожить. Константин сомневался и в своём праве на такое спасение любимой, и в успехе лечения (бывали случаи, что зверь получал полный контроль над телом и духом, или пациент вовсе не просыпался).

Когда хранитель и Жива разделили постель, он не испытывал особых угрызений совести, мораль — штука гибкая, тем более в среде затворников-магов. Он не боялся гнева Аневрина («возвращается маг из командировки...»). Если бы Жива объявила себя спутницей копейщика, Аневрин вряд ли расстроился бы, он считал себя выше земных треугольных проблем. Просто Константин ждал возвращения Лу. Возвращения оттуда.

— Ладно, Жива, кто старое помянет... — копейщик мысленно усмехнулся. — Завтра я умру, поздно нам жениться.

«Да, она сильная колдунья, — подумал Константин, — зарядила меня под завязку, аж на шутки пробивает».

Женщина спрятала лицо в ладони. Полоз, по обыкновению, висящий на древе, проращенном прямо из пола комнаты, чуть пошевелился («Кто обижает хозяйку?») и снова впал в дрёму.

— Выпьешь сомы? — спросила колдунья, не открывая лица. — Она придаст бодрости и обострит ум. Правда, ты, скорее всего, на полчаса отключишься.

Константин согласился.

Жива взяла из шкафа флакон матового стекла, сорвала печать и протянула копейщику.

— До дна.

Сразу после попадания древнеиндусского зелья в желудок там разлилось приятное тепло, быстро заполнившее тело Константина. Радостный вихрь подхватил хранителя и перенёс его в счастливое спокойствие.

Константин рухнул на пол.

Эти горы помнят всё. Они помнят даже то, чего ещё не произошло. За ними — адская пустыня, иссушающая днём и заковывающая в лёд ночью. Эти горы — место Откровения. Место, где раз в тысячелетие могут встретиться висельник и праведник, небожитель и безбожник, Ангел этой земли и его вечный Соперник.

Восходя выше и выше, мы приобщаемся к небесам, забывая косное, наполняясь духом. Горы хранят понимающее молчание. Редкие вековые деревья шепчут нам слова Истины, которые мы, к несчастью, забываем, как только пытаемся зафиксировать их в мыслях. Вода, чистейшая ледяная вода знает всё. Мы наклоняемся, чтобы зачерпнуть из ручья, смотрим украдкой на своё бегущее отражение... И за этот миг вода опустошает наш мозг, забирает память, познаёт суть и поспешно, а иногда нехотя, возвращает. Мы становимся частью этих гор.

Мы в воде, в камнях, в снегах, лежащих на вершинах, и даже в неторопливом ветре, дующем непременно в лицо, как ни повернись...

Идущий дальше, за перевал, начинает спуск к пустыне. И вот там ветер воет столь нестерпимо, что нет сил выдержать этот жалобный звук... Хочется самому запрокинуть голову и взвыть, отдаться потоку, отрешиться от мира и бесследно раствориться во всепобеждающем «у-у-у-у-у-у».

Глядя в открывающиеся лики вечности, человек способен умереть и воскреснуть бесконечное число раз, так и не заметив этого.

Здесь легко можно разбиться. Чуть оступившись. Этот прискорбный факт вряд ли испугает падающего: дух его будет всё там же — на вершинах.

Константин ходил за перевал.

Пусть имя этих гор, известное географам, не прозвучит (на всякий случай не назовём и настоящее Имя). Там не нужны «неправильные» люди.

Константин не удержался и падал, ударяясь о склон. Его поймали, он выжил. Колдуны рода орлов — очень могущественные колдуны: кости юноши срослись невероятно быстро, боли и жара почти не было.

Язык орлов запоминался мгновенно. Константин решил: и здесь не обошлось без их ворожбы.

«Зачем вы меня поймали?» — спрашивал спасённый.

«Ты не камень, тебя легко ловить», — отвечали они, улыбаясь. Видимо, это была некая шутка, понятная только им.

Непостижимый народ. «Сегодня на севере мальчик лепит снежок, а завтра на юге гремит война», — пословица. Орлы верят, что каждое наше движение рождает цепь событий, просто невозможную, по нашему разумению.

Мы создаём некий коридор вероятностей для окружающих — это очевидно. Но «как наше слово отзовётся» на другом краю света?..

Известные спасителям Константина тайны жизни и смерти — вот что истинно завладело его вниманием. А орлы знали о них больше, чем кто-либо другой на нашей планете.

Тот перевал стал Константину воротами в мир магии. Он вернулся домой, но ненадолго: его ждал поиск. И Константин нашёл волшебников Европы, хотя, как оказалось, найти их труднее всего. «Слишком узок их круг». Повезло.

Юноша учился, стажировался, и вот теперь...

Константин заворочался, скидывая с себя шкуру, которой его укрыла Жива. Сома подействовала. Мысли ускорились. Копейщик встал с пола. Довольно бодро. Для трупа.

Колдуньи в покоях не было. Константин не стал её ждать, отправился к Аневрину.

Хранитель по-прежнему шаркал ногами, запинаясь о ковры и пороги, но двигался быстрее и увереннее. Перед входом в апартаменты Мастера Константин мысленно заглянул за дверь. Седой филид стоял у окна в пол-оборота к копейщику. Через мгновение Константин услышал голос Аневрина:

— Входи, хранитель, раз пожаловал.

Двери открылись, и Константин переступил через порог.

Мастер Ордена, высокий сухой старик в серой хламиде, сшитой из грубого сукна, несколько секунд всматривался в лицо копейщика.

— Боги мои! — хрипло пробасил он. — Рассказывай.

— А может, лучше ты? — проговорил Константин. — Думаешь, добился своего?

Филид ничего не ответил. Он видел молодого (сорок лет — разве это возраст?) копейщика насквозь.

— Садись, — приказал Аневрин, и хранитель опустился на скользнувший к нему стул. — Да, теперь нас уничтожат.

Мастер тоже сел.

Из туманной заоконной дымки в комнату впорхнул Рарожек и снова вылетел, чем-то недовольный.

— Нас уже уничтожили, Костя, — продолжил Аневрин. — Передай ты мне Копьё семь-десять лет назад, мы бы упредили! Я бы, скорее всего, погиб, но я и пожил, Костя... Теперь ты...

— Все там будем, Аневрин, — ответил хранитель. — Складно ты убиваешься, чувствуется, что начинал в бардах. Сам меня достал или жене велел?

Старик вскинул брови, пронзил копейщика гневным взором и метнул в него сгусток силы, взмахнув правой рукой. Обычно такая атака сметала здорового воина с ног, но шар в сумке Константина поглотил эту вспышку энергии.

— И то верно, чего зря оружием бряцать... — филид быстро успокоился. — Ты глупец... Не понимаешь... Не в том мы положении, чтобы друг друга загрызть. Когда Орден лидировал, нас погубили именно внутренние интриги. Ну, почему ты подозреваешь меня?

— Защитная магия никем не нарушалась, чужаков не было, — сказал Константин. — Ты, старый некромант, вполне способен меня зазомбировать. И могилку неглубокую приготовил, и закапывать, как следует, не стал...

— Впрочем, женщины тоже не смогли бы... — Аневрин погладил бороду.

Насколько Константин знал старика, тот явно был в смятении.

— Лу-Гару... Ты пришёл ко мне, хотя первая, кого должен заподозрить, спит в твоей постели!

— С чего ты взял, что я с ней не поговорил?

— Я изучил тебя, мой мальчик. В таком виде ты будешь от неё прятаться до самого последнего часа. Судя по всему, тебе осталось не так уж много. Где твой «ангел»?

Константин всегда восхищался умением Мастера свернуть с главной тропы беседы.

— Я не твой мальчик, хотя ты и прав: боюсь показаться Лу. Я люблю её, Аневрин. Ты когда-нибудь любил?.. А уйду я скоро, потерпи, меньше суток...

— Зря ты так, — вздохнул филид. — Ты мне дорог, как были дороги десятки похожих парней. Да, зажился я. Любил, Костя, ещё как любил. И в Орден попал из-за любви. Только её не спасти было. Ты свою спас. Хотя... Я не знаю, был бы я рад такому спасению на месте твоей женщины.

Странное дело: приговорённый к смерти копейщик почти жалел волшебника. И как верно старый лис подметил о Лу! Вдруг её страх перед внутренним зверем породил ненависть к нему, к Константину? А с ним и ко всему Ордену. Нет, в это хранитель отказывался верить.

— Ты меня смутил. В любом случае, с Копьём надо расстаться, причём добровольно. Кто-то из вас спрятал моего «маленького добряка». Но Семаргл его найдёт. Хочешь, помоги.

Старик протянул руку, и в неё прилетел посох, стоявший в углу. Аневрин закрыл глаза, что-то шепча себе под нос. От посоха растеклось изумрудное сияние. Мастер искал следы, уводящие от замка. Чужих магов здесь действительно не было. Ведь для того, чтобы зомбировать, не обязательно пересекать рубежи замка. Вот приготовить могилу...

— Кто-то из нас, — заключил Аневрин. — Теперь твоя душа.

Он вызвал на экран своего внутреннего взора образ копейщика и начал мысленный поиск.

— В замке! — удивлённо констатировал Мастер. — Причём не где-нибудь, а...

В зал ворвались Жива и полуобнажённая Лу.

— Чёртова мышь! — кричала Жива. — Ты убила его!..

Жена Аневрина продолжала что-то кричать, вероятно, ссора началась давно. А Лу остановилась на пороге, увидев Константина. Она долго глядела на него, не слушая Живу, но когда та толкнула её в плечо, словно проснулась.

— Ведьма, — процедила Лу и стала меняться.

Жива стояла, поражённая. Отчего-то она забыла о защите.

Теперь Лу больше походила на летучую мышь, чем на человека: тёмный мех, заострённые уши, перепончатые крылья, развернувшиеся за спиной. Лу схватила когтистыми лапами Живу за талию и швырнула ведунью вглубь зала. Затем с шипением прыгнула к ней и принялась душить.

Аневрин первым сбросил оцепенение. Он нанёс магический удар Лу. Константин чудом успел мобилизовать все силы и устремить их на защиту своей женщины. Слишком слаб...

Щит был пробит, и девушка-зверь, как пушинка, слетела с Живы.

Константин упал на колени, теряя сознание.

Пелена душистого курения, тьма жилища, построенного из жердей, покрытых войлоком. Костёр в центре, возносящий через дымовое отверстие тепло к небу. Константин боролся со сном.

Эчи пел бесконечную горловую песню. Сначала Константин морщился от утробных звуков, которые исторгал из себя Эчи, позвякивая бубенцами и тряся невзрачной коричневой погремушкой. Она издавала вкрадчивое шипение, словно внутри неё болтались несколько змей. Затем Константин втянулся, почувствовал смысл, влился в нутряное «о-о-о-й-о-о-о-й-е-е-ей...» Константину чудились поля и горы, он смотрел на них сверху. Эчи оборвал ритм, отложив погремушку в сторону. Теперь шаман мерно качал руками, не прекращая песни.

Константин стал орлом. Орлом, летящим к Концу времён. Взгляд выхватывал мельчайшие детали. В какой-то момент нижняя сверхподробная картина собралась в нечто единое, и Константин-орёл осознал: лететь к Концу времён можно вечно, ведь это путешествие по кольцу.

Открытие слегка испугало и чуть-чуть разочаровало Константина. Он лёг на правое крыло, изменяя направление полёта. Стало ясно: Константин-орёл на том же пути. Куда ни подайся — всё одно...

Сложить крылья, упасть, отказавшись от бесконечной погони за собственным хвостом! У самой земли Константин опомнился и вышел из пике. «Не решение!»

Он снова набрал высоту и восхищённо принял в себя прекрасную картину, лежащую под ним.

Эчи растворял рассудок Константина, развеивал его «я», отнимал желания, ощущения, мысли. Не осталось альпиниста, студента, человека. Был орёл. Вечный орёл.

Утром Константин проснулся, плача об утерянных крыльях и драгоценных горах и долине, над которыми можно лететь бесконечно...

Копейщик застонал, разлепляя веки. Аневрин задумчиво бормотал, сидя на стуле и «поигрывая» изумрудным сгустком энергии, вращающимся над узкими ладонями. Константин попробовал приподняться. Ватные руки не хотели напрягаться, скользили по паркету. Со второй попытки хранитель подобрался и смог встать на четвереньки. Голова кружилась, заставляя дощечки бегать перед глазами, сбивать Константина с толку. Впрочем, через минуту пляска унялась.

Хранитель осмотрелся. Жива, распластанная возле него, вот-вот должна была прийти в себя. Лу лежала бесформенной мохнатой грудой. Копейщик подполз к ней, убедился — не мертва, зашептал заклинание трансформации. Он сбивался, начинал опять, путался, но дочитал формулу обращения, и к Лу вернулся человеческий облик.

Аневрин подошёл к Константину:

— Хранитель, иди в свою комнату и спасай Копьё. Они близко.

— Кто «они»? — просипел Константин.

— Те, кто явятся за Копьём. Я постараюсь их остановить. Костя, это мой последний бой. Постарайся укрыть артефакт. Передай его в хорошие руки. В невинные. Прощай.

— А Лу? — хранитель не мог уйти без девушки-оборотня.

Аневрин раздражённо поглядел в лицо Константина. Затем направил посох на тело Лу. Оно оторвалось от пола и зависло на высоте в треть человеческого роста.

Копейщик вышел из покоев Мастера Ордена. Вслед за ним по воздуху плыла Лу. Старый маг склонился над женой, возлагая руку на её лоб.

— Вставай, Жива. Пора, старушка, — он скорбно улыбнулся, наблюдая за пробуждением супруги.

Раздался тревожный вой: комната защиты засекла нарушителя магических границ.

Константин медленно уложил Лу на кровать, подошёл к камину. Потянувшись к фигурке единорога, служившей рычагом для открывания хранилища Копья, он замер, уставившись на тыковку из-под матэ. Сосуд был запечатан сургучом.

— Да, это твой малый дух, — услышал Константин смутно знакомый голос.

Взяв тыковку в руку, копейщик развернулся.

Эчи сидел на уголке рабочего стола и качал ногой.

— Мы наблюдали закат «белой» магии давно, задолго до того, как ты свалился на нас, птенец, — сказал старый шаман на языке своего племени. — Теперь отдай Копьё и умри счастливым. Предотвратившим гибель цивилизации.

— Зачем тебе Копьё?

— Старое пророчество, юноша. Придёт пятая сила, против которой нужно сплотиться вашим кланам. Мы пришли. Вы не объединились. И проиграли.

— Так ты не человек?

— Разумеется. Вход в ваш мир открыт, и, пожалуй, мы его заселим. — Эчи постепенно превратился в подобие человекоптицы, чем-то похожей на древнеегипетские изображения людей с орлиными головами.

Копейщик решил потянуть время:

— Вы древнее, мудрее и имеете больше прав, да?

— Вроде того. Взгляни во двор. Там погибает твой Мастер.

Константин проковылял к окну. Филид сражался с тремя рослыми бойцами-меченосцами. Ещё четверо лежали на земле.

Между ними белело обезглавленное тело Живы.

Рарога и Семаргла нельзя убить, зато можно оглушить. Магические создания валялись поодаль.

Мастер Ордена искусно оборонялся, отклоняя магические удары и выпады мечей и умудряясь контратаковать. Константину показалось, что энергия, призываемая соперниками, почти осязаема. Трава вяла, луг постепенно покрывался пеплом. Порой Аневрин призывал ветер, и в лица нападающим летели пыль и камни. Посох и меч с громким известным именем то сливались в руках Мастера в единое смертельное облако, то замирали, отражая чей-нибудь клинок.

Наконец, старый маг пропустил удар в спину, припал на колено. Константин вернулся к камину, всё ещё сжимая в руке тыковку.

— Да, чуть не забыл! Поздравляю тебя, юноша! Ты самый оригинальный самоубийца на Земле, — усмехнулся Эчи. — Самозомби. Не без моей программки в мозгах, конечно, но всё равно ты молодец. Давай его, не томи.

Константин зажмурился. Как просто всё обстряпали пришлые! Что делать?

Он подвинул статуэтку единорога. Камин бесшумно отодвинулся в сторону. За ним в золотой оправе покоилось Копьё — мерцающая оранжевым цветом волшебная жердь.

Эчи подошёл к Константину. Хранитель взял шамана за руку и вложил ему в ладонь тыковку:

— На, получай...

Копейщик видел, как раскрывается клюв Эчи, и тот выдыхает «Нет!», как злость буквально врывается в птичьи глаза, но ни посмеяться, ни испугаться Константин уже не мог. Воля, способность рассуждать, переживать и оценивать окружающее покинули хранителя. Его «маленький ангел» попал в рабство к Эчи. Вот тебе добровольная передача!

— Проклятый червяк! — прокричал Эчи, разбивая тыковку об пол и отворачиваясь.

Тупое равнодушие мгновенно оставило Константина. Он вспомнил, что вернувшееся ядро его «я» просуществует в этом мире считанные минуты. Хранитель сомкнул пальцы на древке Копья, медленно, как в заторможенном танце, переступил, взводя тело, словно пружину, для рывка, одновременно высвобождая Копьё из драгоценных зажимов... щёлк!.. щёлк!.. щёлк!..

Энергия захлестнула Константина, создавая иллюзию полного воскрешения.

Эчи недоумённо обернулся и, скорее, догадался, чем почувствовал, как в его грудь входит главный артефакт Белого Ордена. Издав гортанный вопль, Эчи протянул руки, ухватил Константина за голову.

Хранитель обрадовался: очнувшаяся Лу сидела, качаясь, на постели и с ужасом глядела на него, на проткнутого насквозь Эчи...

Константин напряг шейные мышцы.

— Лу, властью... данной мне Орденом... — прохрипел он, стиснув зубы. — Я... Я передаю Копьё тебе.

Эчи был сильнее. Лу уплыла куда-то вправо, раздался глухой, но какой-то уж очень близкий хруст, и «ангелы» покинули тело Константина. Теперь навсегда.

Лу Гару подошла к мертвецам, высвободила Копьё. Артефакт несколькими мощными волнами наполнил девушку силой и яростью. Время растянулось в бесконечность.

Шаги за дверью.

Бегут.

Четверо.

Дверь слетает с петель.

Неизвестный Лу говор:

— Эчи! Старикашку уб...

Боец осекается, встретившись взглядом с огромной летучей мышью, сжимающей в лапах светящееся оранжевое копьё.

Октябрь, 2003 г.,
вычитка-редакция 07/09/06.