Путешествие по воспоминаниям
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
Глеб Панченков
Путешествия по воспоминаниям.
(рассказ не претендует на историческую достоверность)
Пролог
Путешествия во времени оказались не какой-то фантастикой, о которой мы все грезили в детстве, а вполне реальным событием. Действительно, два года назад мы провели с моим другом Гавром такой эксперимент. Тогда, мне удалось посетить 1911 год, я был на корабле, следующем из Ливерпуля в Ревель. Сознаюсь, я преследовал сугубо личный интерес именно к этому времени и именно к этому событию. На этом пароходе возвращались домой, после года жизни в Америке, мои прабабушка и прадедушка. Тогда они еще были молодыми, и еще на свет не появилась ни моя бабушка, ни ее сестра.
В семейных легендах, передаваемых по наследству, говорилось, что в 1910 году прабабушка и прадедушка, кстати, он был значительно старше прабабушки, уехали навсегда из Российской империи осваивать Новый свет, но не задержались там надолго, и по настоянию прабабушки уже через год вернулись домой. Именно это, на мой взгляд, историческое для моей семьи событие, повернувшее все последующие события в сложившуюся жизнь нескольких поколений, показалось мне очень важным. Ведь останься они там, нас никого бы не было. Мне не терпелось понять, как они смогли решиться на возвращение. Известно было только, то, что они пересекли Атлантику, добравшись вначале до Ливерпуля, а затем на Британском пароходе, совершавшим регулярные рейсы по Северному морю, отправились в Ревель, а уж оттуда поездом они добирались домой. Длинное и утомительное путешествие, -- на такое надо было решиться.
Итак, мой "безумный" друг Гавр смог разработать уникальное приспособление, при помощи которого стало возможным обратить время вспять. Теория Гавра заключалась, в двух словах в том, что наш мозг и есть машина времени. Ведь мы вспоминаем то, что связано с нами, и у многих эти воспоминания могут быть крайне отчетливыми. Кроме того, Гавр утверждал, что наряду с генетической памятью, которая отвечает за то, какими мы будем, и чьи черты предков унаследуем, существует и передается так же память поколений.
Наш мозг, как известно, в своей повседневной жизни, использует не более 10% ресурсов, а что делают остальные 90% -- неизвестно. Для чего они нам? Какие возможности таит в себе наш главный центральный компьютер до сих пор неизвестно. Все что, так или иначе, происходит с нами мы ощущаем при помощи мозга. Воспоминания, мечты, надежды, реалии, чувства, мысли, сновидения, все ощущения тела -- есть ничто иное, как деятельность нашего мозга. Память вообще является странной функцией. Она жизненно необходима нам, но как она работает, по каким законам, почти неизвестно. Одну такую возможность Гавру удалось нащупать. Так стали возможными посещения прошлого. И еще с тех пор, как я окунулся в прошлое, сновидения для меня стали более осязаемыми проявлениями деятельности моего мозга. Я стал относиться к ним бережнее и внимательнее. На ум приходило, что все "dИjЮ vu", которые раньше необъяснимо тревожили меня, ничто иное, как соприкосновение моего мозга с информационными потокам, тонким материями, кои нам еще не подвластны. Одно было обидно, что в своих повседневных фантазиях я мог уноситься далеко в будущее, а вот Гавров аппарат этого не позволял. К сожалению, в будущее заглянуть оказалось невозможно. Очень жаль...
Итак, я согласился на эксперимент, при этом я засыпал на незначительное время, и одновременно оказывался совершенно в другом месте. Гавр придумал мне легенду, по которой я, там, в 1911 году стал коммерсантом, и смог встретиться со своими предками. Так все и вышло. Картина, которую я наблюдал, была очень реалистичной. Все, абсолютно все, было как в настоящей жизни, и запахи, и звуки и цвет, и даже вкус еды.
Результат этого визита в прошлое стал для меня не то, чтобы новым, но понятным: да, ими, то есть моими "пра", двигала любовь, и только она. Потом, много позже, я рассказал об этом путешествии своим родным, маме и моей тете, которая вспомнила, что, будучи еще очень молодой, спрашивала у моей прабабушки, ее бабушки: "Скажи, дед ведь был много старше тебя. Ты любила его?". Маленькая ба, как все мы ее называли, подумав, ответила: "Меня любили больше". Больше к этой теме она не возвращалась. Вот такая история...
После этого путешествия мы с Гавром больше не рисковали наобум отправляться в прошлое, хотя повторить очень хотелось. Вместо этого, мы изучили огромное количество литературы, так или иначе посвященной временным переходам. Целью было выявить хотя бы элементарные правила поведения там, в прошлом, так, чтобы наши посещения не повлияли на ход истории. Наши изыскания и собственные многочасовые рассуждения на эту тему привели к возможно единственному верному тезису "Не мешайся! Не встревай! Не пытайся что-то изменить!"
Можно наблюдать, можно быть соучастником, но нельзя менять или подсказывать те или иные ключевые изменения. Кроме того, мы решили сделать паузу, проверив, не повредило ли мое вмешательство в прошлое, моему настоящему. Два года перерыва показали, что никаких видимых изменений не произошло. Так же мы решили, что следующее посещение следует тщательно подготовить. По многим причинам, в том числе и для выполнения установленных нами же правил.
Спустя год подготовки нас осенило, что, тот способ путешествий во времени, который предложил Гавр, вообще не повлияет на будущее потому, что это не просто перенос меня физического тела во времени, а скорее ментальное путешествие. Возможно, что и та реальность, которой я был свидетелем в 1911 году, не что иное, как моя фантазия, но подкрепленная глубокими, даже скрытыми знаниями предыдущих поколений.
Возникла еще опасность, что память моих предков не охватывает тех или иных исторических событий, свидетелями которых нам бы хотелось стать, но тут Гавр предположил, что эпоху они явно застали. Попадая в эту эпоху можно предположить, как развивались события. Ориентируясь на свои знания, придуманную легенду, знания правил и законов того времени, стилей одежды, законов и вообще уклада жизни.
При подготовке выяснилось, что мы вообще мало, что знаем подробно о прошлой жизни наших предков. Вопросы возникали, и подчас курьезные.
И еще Гавр высказал странную мысль, что память человеческая вообще нечто общее, а не сугубо индивидуальное. По этой теории, совсем не обязательно воспринимать только воспоминания своих предков, а скорее всего можно совершать путешествия по волнам воспоминаний целых поколений. На эту тему мы спорили еще больше, как обычно до хрипоты, подборки массы аргументов в пользу своей позиции, вплоть до взаимных обвинений, обид, нескольких дней молчания, до последующего остывания, примирения и выработки новых, но уже совместных идей.
Так прошел еще год и, до намеченного нового путешествия оставались считанные дни. Новое большое путешествие мы решили предварить небольшим погружением в прошлое, но увеличив время пребывания там, договорившись, что Гавр разбудит меня через десять минут сна. Там в прошлом по нашим прикидкам должно пройти не меньше недели. Целей у этой проверки было несколько: 1. проверить, влияние времени пребывания в прошлом на меня и мою психику; 2. проверить возможность моего более длительного присутствия в другой эпохе, и наконец, третье - выход из этого состояния.
Потом я постоянно мучил Гавра вопросом, а что если со мной, путешествующим там во времени что-то произойдет плохое, убьют на дуэли, заколют в бою, ограбят и убьют, или я просто заболею неизлечимой для того времени болезнью? Как я нынешний восприму это? На это Гавр всегда цинично отвечал:
- Ты во сне часто погибал?
- Бывало, но это были кошмарные сны! Не хочу вспоминать.
- Так вот, Георгий, если с тобой что-то там случится, "нехорошее", как ты говоришь, то тут в настоящем, будет еще на одно неприятное воспоминание больше. Переживешь!
- Тебе легко говорить! Ты-то остаешься тут - начал я канючить.
- Нет проблем! Давай меняться, но только ты запускаешь все аппаратуру и следишь за всем процессом, а потом выводишь меня из этого состояния.
- Фиг тебе! Мне самому хочется попутешествовать. Тем более в твоих железках и твоих программах я ничего не смыслю.
- То-то! Как это мы отвечали в детстве "А фигли ты думал!". Короче, не ной, а готовься тщательнее, и тогда с тобой ничего не случится. И еще, чтобы ты не дергался, я придумал вот, что....
- Что?
- Катапульта из прошлого! Вот что! - гордо заявил Гавр - Это, как раз, на всякий случай. Все, что происходит с тобой, я фиксирую в виде ритмов твоего мозга, эмоциональный ты мой. Сегодня мы придумаем кодовое слово, такое, которое будет означать необходимость твоего срочного извлечения из прошлого. Это слово, даст определенный сигнал моим датчикам, и компьютер выдаст команду на срочный выход.
- Круто! Предлагаю слово "Тревога!". Оно меня почему-то заставляет внутренне сжиматься.
- Хорошо попробуем, это слово записать, только так, как ты его произносишь мысленно. Надеюсь, что это нам не пригодится, но так на всякий случай не помешает.
Часть 1.
Сознание возвращалось, как и в прошлый раз постепенно. Значит, Гавру опять удалось, отправить меня в прошлое. Мутит. В нос ударил запах раскаленного плаца, и запах кожаных ремней на портупеях. Солнце заливало все вокруг, и сильно пекло. Где-то легко ржали кони и переминаясь с ноги на ногу. Я ничего, кроме этого яркого света не видел. Голоса, голоса звучат откуда-то издалека, но я не могу различить, ни слова. Картинка мутная, как будто в бинокле сбили резкость. Силуэты видны, но деталей не различишь. "Куда же я попал? Боже как жарко? Гавр ты, наверное, перепутал и отправил меня в пустыню".
Мундир... значит, я военный. Постепенно резкость начала наводится. Я стоял посреди плаца, в полном парадном обмундировании, при эполетах вместо привычных уже погон, а также при орденах и медалях. Позади меня стоял строй. Я это чуял по взглядам, упирающимся в мою спину. Передо мной в шагах двадцати-тридцати за накрытым белой скатертью столом, стояли несколько человек в красивых, парадных и даже расшитых золотом мундирах. Над ними был возведен большой шатер, дающий тень. На столе лежали коробочки и еще какие-то предметы. Распознать не смог. "Господи! Так это...."
В этот момент кто-то ощутимо ткнул меня в плечо сзади и прошептал на ухо:
- Штабс-капитан! Да что это с Вами! Вас Государь Александр Николаевич зовут-с!
- Государь?! Зачем...
- Вы с ума сошли... Оркестр уже играл приветствие... Ступайте же...
Ноги, хоть и непослушно, но понесли меня строевым шагом к столу. Остановившись возле Государя, я вытянулся и замер. Сердце бешено стучало в груди. Мутить не переставало. Государь смотрел недобро на меня. Видимо сердясь на вызванную мной заминку.
- Штабс-капитан! Мы уж решили, что Вам награда не нужна - тихо произнес Государь, а потом спросил - Георгий Михайлович, тебе что дурно? Сам не свой. Герой кавказкой войны, участник взятия Гуниба, пленения Имама Шамиля, а тут сомлел на солнышке.
- Я ... - горло пересохло - Государь... верой и правдой...
- Верю, верю, голубчик. Вот, жалую тебя крестом четвертого класса, да вот часами именными. Отличился ты братец! - Государь говорил уже громко, так чтобы слышал все присутствующие - Ступай, вижу плохо тебе. Прости, коль, что не так. Отца твоего вспоминал тут давеча. Тоже герой был, еще при Бородино, и под Смоленском. Ведь так?
Только сейчас я обратил внимание, что среди царской свиты, стоит главнокомандующий Русской армией на Кавказе князь Барятинский, рядом с ним герой зимнего наступления 1859 года генерал Евдокимов, а за спиной Императора легендарный генерал от кавалерии Павел Христофорович Грабе, а дальше множество других генералов членов Генерального штаба при военном министерстве и других адъютантов Государя.
Я молча кивнул, а Александр Николаевич уже произнес:
- Павел Христофорович, подскажи, ведь у тебя еще под Смоленском в 1812 году служил батюшка нашего героя? - обратился Государь к Грабе.
- Так точно, Ваше Императорское величество, у меня. Отчаянный храбрец был, доложу я Вам, хотя и восемнадцати лет ему не было.
- Это не тогда ли было, когда Вы, Павел Христофорович, прикрывали, выйдя в виду армии узурпатора, отступление основных сил нашей, увы, отступающей армии? - вновь спросил Государь
- Не перестаю удивляться Вашей памяти Ваше величество. Трудный для отечества момент тогда был.
- И то верно, кому, если не Императору Российскому помнить о славных делах сынов России. Отрадно, коль сын делом отца не посрамил, да и отечество. Ступай Георгий Михайлович! Благодарю за службу! Храни тебя господь! - Государь по-отечески обнял меня.
Я все стоял в онемении перед Государем, а потом произнес, вначале запинаясь:
- Ваше Императорское Величество....я... так признателен,... служу Отечеству! - невпопад гаркнул я.
- Штабс-капитан! Вернитесь в строй! - генерал, из свиты Императора российского, с орденом святого Владимира 2-ой степени, что стоял с другой стороны от Государя жестами делал мне характерные знаки, и корчил рожи - не конфузьтесь! Ступайте в строй!
- Полноте Вам Никита Прокопьевич, не только нам жарко. Полки на плацу, да в такую жару, уже пять с четвертью часа стоят! - Государь уже обращался к генералу, что размахивал на меня руками - Много ли нам еще героев награждать? Нас государыня к обеду, поди, уж заждалась...
- Ваше Величество трое еще...
- Зови, братец, да побыстрее!
- Слушаюсь!
Все это я уже слышал, удаляясь обратно в строй, держа в руках золотые часы, подарок Императора Российского, за службу на Кавказе.
- Ротмистр Головин! - раздался зычный голос распорядителя церемонии. Мне на смену с правого фланга двинулась фигура. Оркестр грянул что-то парадно-торжественное.
Надпись, что выгравирована под крышкой часов, я помнил с детства "Шт. капитану Константинову Георгию Михайловичу. За покорение Западного Кавказа и победу над Шамилем".
"Позор, боже какой позор. Так опозорится перед Государем, да сослуживцами своими и полком..." - сверлила меня мысль, покуда заканчивалась церемония награждения.
Однако, все закончилось очень скоро. Государь, сопровождаемый свитой, под звуки оркестра и гремящее "ура!" быстро удалился Видимо, на обед. Полкам скомандовали вольно, и распустили. Офицерам, особенно награжденным полагалось отметить это событие. Мой полковник подошел ко мне в окружении других офицеров. Почему-то в голове всплыла его фамилия - Нильссен Денис Карлович. Его предки служили еще Петру Алексеевичу. Денис Карлович обнял меня и, смеясь в роскошные усы, произнес.
- Ну, ты братец потешил нас, сегодня! Распорядитель генерал-адъютант Кирш кричит, аж голос срывает: штабс-капитан Кузнецов, - имитируя голос распорядителя, прокричал Нильссен - а он и в ус не дует, стоит перед царем и не моргает. Государь весь в нетерпении, а этот фрукт ни шагу. "Уж не бунт ли!" на уме у всех, как тогда в 25-ом на Сенатской. Комедия, да и только, во-де-виль! Господа, и тут вы все свидетели, кто-то из этих крыс тыловых, что только в штабах, да салонах баклуши бьют, бегом на вытяжке, весь в испарине, как конь после боя, тырк нашего капитана в спину, и ну давай шипеть что-то -- все вокруг громко засмеялись, а я стоял в окружении этих боевых офицеров и сконфужено улыбался
- Признаюсь, господа, я и сам на мгновение дух затаил. Нет, думаю, Константинов не из этих. Просто перегрелся на солнце, да и рана, наверное, еще не зажила до конца. Так братец?
- Все так! Не знаю, что со мной случилось, только мутить стало... оконфузился
- Нет, все в порядке. Да, ты брат не горюй! С кем не бывает. Государь-то тебя по-отечески приласкал. Это брат и есть наша награда. Господа, прошу всех к Самсону. Войне конец, наградам венец, ну и нам шампанского не повредило бы.
Дальше в шумном окружении, и в дружеских похлопываниях перемежаемых едкими комментариями со всех сторон, мы двинулись в сторону кабака. На вывеске значилось "СамсонЪ". Нашей шумной компании были рады, быстро накрыли столы, на которых появилась всякая снедь. Бутылки с шампанским в ведерках со льдом, были мгновенно откупорены и бокалы наполнены пенящимся напитком.
- Господа! Предлагаю поднять бокалы за здоровье Государя Императора Александра Николаевича! Ура!
- Ура! - грянуло троекратное со всех сторон. А потом все пропели "многия лета".
Затем пили за завершение компании на Кавказе, за наш и другие полки, помянули героев, что остались в горах навсегда, кто под Ахульдо, Салатау, Назрани, Баязет, Тавзане или под Новым Дарго, да всех мест и не припомнишь. За награжденных медалями и орденами сегодня так же сомкнули бокалы. И много еще раз подносили новые и новые бутылки. По-прошествии двух часов, офицеры разбились на группки, курили и беседовали кто о чем.
- Господа! Говорят, что Государь специально прибыл с Императрицею и свитой сюда с коротким визитом только для того, чтобы наградить героев, да разобраться на месте, с Имамом Шамилем, коего в почетный плен взяли под Гунибом. Есть подозрения, что помог в этом бежавший на нашу строну еще в 51-м Хаджи-Мурат, его ближайший сподвижник....
- А еще, поговаривают, что на смену Барятинскому есть желание назначить Великого князя Михаила Николаевича, дабы он окончательно закончил Кавказское подчинение....
- Доложу я вам, господа, что истинно хорошо, что перешли на нарезное оружие, а то как в каменном веке воевали, гладкоствольными ружьями. Крым-то нас многому научил...
- С нами-то, что будет. Снова в поход?
- Как прикажут, так, господа офицеры и поступим. Надо будет, продолжим выселение черкесов к Османам или на очищенные для надзорного проживания села, а будут бузить усмирим. Одно радует: все -- Имамату теперь конец. Газават не удался. Бог, как говориться, троицу любит, ведь Шамиль был третьим Имамом, на нем все и закончилось.
Разговоры продолжались повсюду. Возле меня тоже беседовала группа офицеров.
- Поручик! А что же Вы дальше? - спросил сидящий рядом со мной, тучного сложения майор, у молодого поручика с манерами светского бонвивана.
- Я, господа, на сем торжественном подъеме, желаю завершить свою военную карьеру. Мундир долой. Устал. Соскучился по барышням светским. Там, в горах, их вовсе не было. Эх, а молодость проходит. Военная карьера не по мне. Это я окончательно определил.
- И что же?
- Домой, в деревню к маменьке. Ждет она меня. Почитай полтора года не видела.
- Ах, как это должно быть скучно - встрял в разговор, распаленный шампанским молодой офицер.
- Успокойтесь, Свиягин, Вам то что? Вот поручику, можно и позавидовать. Не у каждого такой годовой доход, позволяющий от скуки, то воевать, то вернуться домой под родительское крыло. В деревню, говорите, ха! Сколь помню я у маменьки Вашей деревень-то много, да и именьице под Москвою не малое, а дом на Аглицкой набережной -- дворец. Ведь так, граф?
- Полноте майор, вечно Вы меня моим титулом попрекаете. Я между тем, от пуль вражеских не укрывался... Воевал, как все!
- То, правда, я это так -- не в обиду. Не примите близко к сердцу, поручик, так -- тоска. Эту компанию закончили. Жив, слава богу, а дальше-то что? Только Спаситель и ведает.
- Мне вообще не понятно - кто-то из офицеров присоединился к разговору - Закончили компанию?! Смешно, право слово. С черкесами закончить войну нельзя. Да и что это за война-то была -- не правил, ничего. Днем они все мирные селяне. Улыбаются тебе, торгуются с тобой, даже дружить предлагают, а ночью, бурка, конь, кинжал да ружьишко кремневое, и ну давай на посты нападать! Не война, а сплошное партизанство. Попомните, господа, там, на Кавказе ничего не закончено. Гордый народ не победить. Поверьте этот нарыв на века. Россия там еще навоюется.
- Это неправда! Мы же победили! Главный черкес Шамиль в плену. Хотя и в почетном. Государь доволен результатом - вновь вступил в разговор, тот, кого майор называл Свиягиным.
- Ах! Оставьте молодой человек. Вы еще пороху-то не нюхали. Плен. Победа. Уверяю Вас если бы не добытое потом и кровью пленение Шамиля, мы бы там лет на сто остались. Сколь уже война-то эта длится. А? То-то почитай 43 года. Думаю, что Шамиля-то этого Государь должен обласкать, да принять как родного, одарить благами да чинами. Вот тогда-то возможно хрупкое перемирие, и, упаси бог, его извести, как государева преступника, тогда -- все, Кавказ мы потеряем. На радость туркам и англичанам. Мало нас унижали после Крымской войны. А Вы все раскудахтались победа, победа... - это был тот самый офицер, которого награждали вслед за мной. Головин кажется
- Я, я ... Вы-с сударь за свои слова ответите...
- Полно Вам, не пылите тут, молодой человек. Помяните, слова ротмистра Головина, так все и будет. Наши страдания там, наши ребята погибшие там -- все это напрасно. Эх, да что я!
- Вы, трус ротмистр! - Свиягин был настроен решительно.
Все повскакивали со своих мест. Шум поднялся неимоверный.
- Мальчишка! Да я тебя в порошок сотру! Вам бы о делах амурных думать следовало бы, а не ...
- Господа! Господа! Прошу прекратить! Ведите себя достойно чести офицера. Прекратить! - Полковник встрял между разгоряченными, сверкая очами, и топорща усами. Майор и поручик держали спорщиков за плечи - Сесть на место! Петухи! Это ж надо, что за беда-то наша российская, стоит шампанского выпить, или еще чего погорячее, так сразу на политику тянет, а после и на мордобой. Прекратить! Наше дело присяге быть верным! Остальное оставьте другим, тем, кому положено. Вы ротмистр не забывайте, что Вы офицер 2-ой группы. Кстати, вы не родственник главнокомандующему генералу Головину, что служил на Кавказе до 42 года, заменив Розена, по указанию императора Николая первого?
- Да-с я его племянник.
- Ну, вот будьте достойны дяди Вашего. Негоже так - сказал, в усы Нильссен Ротмистр поутих. Повздоривших развели в разные углы кабака, и разговор вновь вернулся в нормальное русло. Я же наблюдал за всем, не отрываясь, а в голове билась одна мысль -- ничего почти за двести лет не изменилось.
Успокоившись, мысли, потекли в другом русле. Значит так: сейчас конец августа 1859 года, практически конец покорения Кавказа, хотя, как я помню, до окончательной победы еще 5 лет. Имам Шамиль был нашим врагом на протяжении четверти века. За это время в России сменилось три императора: Александр 1, сын Павла первого, затем Николай -- первый брат Александра, а вот сегодня я имел честь видеть живого Императора Российского Александра второго, сына Николая первого.
Вся эта война дорого стоила России, а сейчас я являюсь еще и свидетелем того, что называется последствиями Крымской войны. Что же я помню о том времени, кроме осады Севастополя, героической его защиты, при которой погиб Нахимов. Это была война России против коалиции Франции, Англии, Турции и кажется, Сардинского королевства. Закончилась для нас плачевно, с большими потерями, но не смертельно с точки зрения территориальных потерь. Однако, мы потеряли Черноморский флот и контроль над Черным морем, вернули в обмен на Севастополь и Балаклаву ряд захваченных у Османской империи городов на Дунае и в южной Бессарабии. Моральный дух и брожения в обществе от поражения в этой войне давали куда большие и болезненные раны.
Да! Совсем забыл, это же был Парижский мирный договор в 1854 году. Позорный для нас. Что еще? Почему-то вспомнился Наполеон III, который принял непосредственное участие в развязывании этой войны, под знаменем реванша за нашу победу в 1814 году. Странно другое, что французы захотели отомстить русским, а не англичанам, например, а ведь при Ватерлоо нас не было. Для Англичан, которые никогда не были и не будут, нашими друзьями, это было также важное событие, ведь шла борьба за Средний Восток, Индию и Афганистан. На этом фоне Александру второму, была так необходима победа, на Кавказе позволяющая в будущем вернуть влияние Империи в Черном море и поднять авторитет России в Европе, а ведь с момента его восшествия на престол прошло всего четыре года....
В это время меня кто-то тихонько тронул за плечо. Повернувшись, обнаружил стоящим за собой человека в черном сюртуке, совсем не примечательной наружности, но с ярко-голубыми глазами. очень уж внимательно эти глаза разглядывали меня...
- Что Вам угодно? - спросил я.
- Поговорить с Вами, любезный Вы мой, Георгий Михайлович. Только поговорить-с, не более.
- Я Вам не любезный. Не имею чести знать Вас! - отвернувшись, произнес я. Шампанское шумело в голове. Ах, эти веселые пузырьки...
- Извольте. Можете называть меня Никифор Мефодьевич. Позвольте, отвлечь героя всего на несколько слов. Однако, как же сегодня потешно Вы, сударь мой, получали награды. Анекдот, да и только. Хорошо, что Государь был в приличном расположении духа, а то, эх... не награды а, к примеру, вышло бы Вам назначеньице в гарнизоны сибирские.
- Вы, что там были? - удивление мое было искренним, а стыд настоящим. Видать, много людей обратило на сей конфуз свое внимания. Ой, аукнется мне это награждение в будущем.
- Служба. Итак, позвольте Вас ангажировать на пару минут.
- Тайная канцелярия? - поморщившись, сказал я - Что Вам угодно?
- Сущий пустяк. И вовсе я не из уважаемого заведения, кое Вы помянули. Другая служба. Третье отделение, надеюсь знакомо Вам такое?
- Извольте излагать ясно. Или, оставьте Ваши намеки, мне некогда беседовать с Вами - меня уже стал раздражать этот неприметный человек. Однако я поднялся со стула и тут же был подхвачен под руку моим собеседником.
Никифор Мефодиевич ловко увлек меня в дальний конец зала, по дороге шепча мне на ухо.
- Всего два вопроса. Из них, скажу я Вам, один касается непосредственно Константинова Георгия Михайловича штабс-капитана, героя Гуниба, а вот вторая... даже и не знаю, как сказать-то.
- Говорите, как есть. Не томите - он очень раздражал меня своим видом, манерой говорить, жестами, да всем...
- Вас, сударь Вы мой. Вас. Не стоит удивляться. Итак, касаемо Георгия Михайловича. В канцелярии его Императорского Величества имеется предписание, подготовленное Военным министерством, о вашем дальнейшем обустройстве. Я имею в виду не только Вас, но и других господ офицеров, кто прошел Кавказ. Дело государственное. Поминая декабрьские события начала века, есть желание отличившихся офицеров на мирное время разослать по разным дальним гарнизонам, так сказать, для продолжения службы, и не оставлять их вместе, ибо новый бунт никому сейчас не нужен. Да, да, да. Боевые офицеры могут представлять угрозу государству Российскому. Ибо есть множество донесений из войск, что настроения в среде офицерства не самые благонадежные. Да-с, это результат Кавказкой компании, Парижского мира, и Крымской компании. Не зря я поминал о дальних гарнизонах. Скажу, прямо скукотища там жуткая. Однако есть и еще одно обстоятельство. Мирное время продолжится не долго, до новых войн совсем недолго. Нам нужны умные, проверенные, образованные, неординарные боевые офицеры, такие как Вы, но совсем в другой ипостаси...
- Я доносчиком никогда не был и не буду! - отрезал я.
- Не о том. Совсем не о том речь идет. Никто Вас, голубчик на неправедное не хочет направлять. Подумайте. Совсем недолго осталось до решения. Более ничего сказать не смею. Не имею права. Однако прошу подумать. Вы нужны государству, и это не просто слова. Возможно, Вам придется немного поездить по Европе или заглянуть в град Константина, памятуя Ваши способности к языкам. Большая игра только начинается. Британский лев, все так же хочет разодрать русского медведя, как обычно чужими руками. Недопустимо это. Все, все умолкаю. Еще увидимся. Теперь о другом... - Никифор Мефодиевич, как он себя назвал, хотя как я понял это не его настоящее имя, на мгновение умолк.
- Вы сударь, что предлагаете мне стать шпионом? Меня дворянина, боевого офицера! Да, как Вы смеете? - я вырвал свой локоть из цепких пальцев Никифора Мефодиевича.
- Остыньте, сударь! Не шпиона, а агента. Там, баталия идет всегда, и днем и ночью, и когда пушки молчат. И все. Закончим на этом - пронзительно голубые глаза сделались жесткими. Со мной говорил уже совсем другой человек
- Поверьте, мне на слово я повыше Вас буду и по званию в табели о рангах, и по положению в обществе! Однако не ропщу и шашкой не размахиваю. Служить отечеству можно по-разному. А сейчас есть надобность в Вас. Все. Теперь о Вас, но другом.
- А до этого было о ком? - удивился я
- Вот это-то и загвоздка. Мне следует выяснить кто Вы на самом деле. Ведь так. Вы же слишком вольно обращаетесь со временем, а это допустить никак невозможно. Сначала 1911 год, потом тут появляетесь... Посему -- прошу на чистоту. Кто вы?
Внутри все похолодело. Не может быть! Мне захотелось мысленно крикнуть "тревога", так чтобы Гавр услышал меня, и вытащил меня отсюда. Почему-то это кодовое слово никак не возникало в моем мозгу, а наоборот, я стал проваливаться в какое-то смутное забытье. Никифор Мефодиевич стал исчезать, он что-то говорил, но я уже не слышал, глаза его стали темно-синими, он хватал меня за руку и тряс, но я ничего не ощущал, так как это бывает при наркозе, а потом сознание вместе с появившимися концентрическими кругами перед глазами ушло в черноту...
Часть 2
"Гавриле, Гавру все же удалось зафиксировать мой сигнал тревоги. Умница, вытащил меня! Странный какой-то этот Никифор Мефодиевич, откуда он мог узнать про мое двухлетней давности путешествие в 1911 год. Возможно, это все мое воспаленное воображение. Привиделось и почудилось, что он об этом говорил. Там в кабаке шумно было, может и показалось. Странно. Почему так темно! И чем это так пахнет, а еще слышу я чьи-то голоса, но не могу разобрать. Это голос не Гавра! Где же я?
Резкость зрения, слуха и обоняния, как и в прошлый раз, наводилась не сразу, а постепенно. Я слышал громкий хохот множества людей, в нос ударил запах водки и снеди, перемешанный с каким-то другим запахом, то ли полыни, то ли других степных трав, а еще пахло рекой и летним зноем. Кто-то сильно похлопывал меня по спине, продолжая громко смеяться.
Первое, что удалось четко различить, была моя рука, держащая гусиное перо, а передо мной лежал исписанный лист. Тот, что хлопал меня по спине, смеялся до слез, повторяя "за це поцiлуй в сраку нас!". Сидящие и стоящие вокруг хорошо вооруженные мужчины гоготали и размахивали саблями, что-то громко восклицая.
- Ты, что это казачок, побледнел весь? Аль письмо наше тебе не по нраву? Или османина жалко стало? А ведь, удалец-то, каков, хорошо написал! Ровно, так! Ты мне, писарчук, скажи, все так записал, как говорил я тебе? Слово в слово? - это был видимо старший из присутствующих, он все так же стоял у меня за спиной. Ткнув еще раз меня в спину он, не переставая усмехаться, поправил оселедец и спросил
А ну-ка прочитай последнее...
"Господи! Где же это я очутился? Гавр! Ты зачем меня сюда отправил? Похоже, что это козаки запорожские! А передо мной не что иное, как письмо Турецкому султану... Мы с Гавром, когда готовились к пробным походам во времени, отрабатывали и этот момент истории. Уж очень хотелось узнать, было оно или не было это письмо. Значит, я все же угодил в семнадцатый век! Ни фига себе?"
- Читай, писарь! - вновь произнес старший козак, голосом строго командира.
Откашлявшись, я произнес: "за це поцiлуй в сраку нас!".
- Громче! А то, хлопцы не слышат! Не смущайся ты, как девица красная. Читай!
- За це поцiлуй в сраку нас! - громко прочитал я написанную последнюю фразу на листе.
В ответ раздался новый взрыв хохота. "Вот, то верно сказано!" - кричали вокруг.
- Так его бисову душу! А теперь пиши: Пiдписали: Кошовий атаман Iван Сiрко зо всiм кошем Запорiжськiм.
Перо само заскользило по бумаге, выводя слова атамана войск Запорожского Ивана Дмитриевича Серко, а я почему-то произносил их вслух. Закончив писать, я отдал листок атаману. Тот поднял его над головой.
- Вот, хлопцы! И готов наш ответ басурманам!
Его возглас был встречен одобрительными криками и пальбой в воздух. Атаман Серко подозвал к себе совсем молоденького козака, и, отдав ему скрученный в трубку ответ, опечатанный личной печатью Атамана, сказал:
- Видишь, вон там сидят турецкие послы, ну в тюрбанах таких, чудных. Да не бойся их, это они на вид-то такие страшные, а так бивали мы их, и все время с победою возвращались. Правду говорю братья? - в руке Атамана была зажата ногайка. Козаки бурно поддержали своего Атамана
- Отдай-ка им ответ Запорожцев. Пусть знают, что у нас такой ерундой, только мальчишки занимаются. Беги, а то они от нашего шума, поди, уж в шаровары наделали.
Снова грянул хохот. Козаков оказалось намного больше, чем я думал. Тут, видимо, было почти все войско Запорожское. Река, что виднелась рядом, наверняка был Днепр. От того места, где стоял Атаман Иван Серко было видно большое количество юрких козацких суденышек, по бортам обмотанным камышом, для защиты от пуль. Кажется, эти суда называли "чайки", и славились они тем, что были маневренней больших вымпелов османской империи. Не раз доказали они свою способность удачно действовать против флота, в том числе и потому, что подплывая к большим фрегатам, находились ниже линии огня вражеских пушек. Могли эти суда и быстро перестраиваться и заманивать большие корабли на мелководье.
Парнишка побежал выполнять задание Атамана. Отдал бумагу турецким послам, что, видимо, привезли послание девятнадцатого Османского султана Мехмеда IV войску Запорожскому и дожидались ответа. Скорее всего, ждали они замешательства в стане козаков, а не буйного обсуждения на Круге ответа, да с такими матюгами, и разудалым бесшабашным поведением. Видел бы их солнцеподобный султан, хранитель всех святынь, как отреагировали эти "бандиты и пираты" на его святое предложение, снизошедшее на этих странных людей. Ужас заключался в том, что не столько тут послы натерпелись унижений, а то, что за весть, которую они привезут султану их, скорее всего, ждет казнь.
Посчитав, что им лучше ретироваться, послы сели на коней и поскакали прочь от расположения Войска Запорожского, под гиканье собравшихся козаков.
Тем временем, находясь в хорошем расположении духа, Атаман Серко, вновь похлопал меня по плечу и сказал:
- Из тебя хороший писарь получится. Держись Атамана, не пропадешь. И вот еще за письмо сегодняшнее дарю тебе вот штуковину для перьев, что отбил я у турок под Азовом. Вижу перья тебе прятать некуда, а это негоже, так же как саблю без ножен держать. На вот - Атаман протянул мне продолговатый чехол светлого металла, инкрустированный опалами, и отчеканенным рисунком. Чехол закрывался такой же искусно выполненной крышкой, а сбоку у чехла был приделан кузовок для чернил.
- Спасибо батька! Такой подарок! - с восхищением воскликнул я.
- Храни его. Вон как его легко за кушак заткнуть, это и есть сабля твоя. Правда басурманам голову не снесешь, но иногда сила слова тверже сабли козачьей бывает. А постареешь - передашь сыну, пусть помнит войско Запорожское да Атамана Серко.
- Спасибо - я спрятал в новый чехол перья и нож для починки их, перелил в кузовок чернила.
По заведенному обычаю козаки, точнее куренные атаманы, собрались на Круг, обсуждать положение дел. Решено было послать гонца к единому гетману Украинскому Ивану Самойловичу и царскому воеводе Ромодановскому, рассказать о предложениях, что прислал Султан, да основательно подготовиться к возможному нападению Мехмеда на Малороссию и Подолию. Ведь в своем обращении Султан просил козаков не мешать ему в походе на Подолию и Украину.
Пользуясь тем, что войску Донскому было не до меня, я спрятался в тени кибиток, в большом количестве стоявших на берегу реки. Надо было осмыслить происходящее. Скорее всего, сейчас 1676 год, я находился в расположении коша Запорожского, т.е. войска. Сейчас должна была идти война России с Турцией, начавшаяся в 1667 году, точнее нет -- это началась великая Русско-Турецкая война, которая продлилась до 1700 года, и заканчивал ее уже Константинопольским миром царь Петр. Сейчас же шла другая война, которая началась на десять лет позже великой, и закончилась в 1681 году, а тогда при власти был отец Петра I Алексей Михайлович или же сейчас у власти был Федор Алексеевич, точно не помню. Вспомнилось, что кошевой атаман Серко, когда-то и сам претендовал на гетманство, против Ивана Самойловича, за что был сослан куда-то в Сибирь, но после вернулся или его вернули, как необходимого и уважаемого полководца и непобедимого воеводу. В истории осталось, что не раз он бил с товарищами своими армию Крымского хана и турецкие войска.
"Это история, но мне стало как-то не по себе, от той истории, в которую я сам попал. Тревога! Тревога! Гавр, ну услышь же меня! Вытащи меня отсюда. Вместо пробуждения у себя дома, я провалился еще почти на двести лет вглубь прошлого. Видимо, что-то пошло не так. Как же выбраться? Что же дальше? А если я застряну тут навсегда? Или, или... страшно подумать, может там, в моем настоящем, произошло что-то непредвиденное, и у Гавра нет возможности вытащить меня из потока воспоминаний. Нет, даже не хочу об этом думать! Все обойдется, и я скоро вернусь домой! Хватит, путешествий во времени! Радует одно, пока мне удается соблюдать наши с Гавром правила. Буду и дальше их придерживаться, а то так исчезну вовсе или проснусь в окружении неандертальцев....".
Тем временем наступили сумерки: ранние, как это всегда и бывает на юге, и то тут, то там в каждом курене начали загораться огни костров. Козаки собирались вокруг них, вели свои разговоры. Так спокойно было -- ни за что не подумаешь, что идет война. На дальних кострах кто-то затянул песню, такую пронзительно широкую, как степь, и грустную как шум волн Днепра иль Дона. Звезды-то, какие! Яркие и большие. Из степи дул легкий теплый ветерок, неся с собой запахи нагретой солнцем травы.
Я, замерев от красоты, все так же лежал возле чьего-то шатра, и поглаживал подарок Атамана. Такая знакомая вещь, ведь она действительно переживет столетия, и будет немым напоминанием о прошлом.
- Пан писарь, а что же это Вы скучаете, к костру не идете, откушать, чем бог послал? - радом со мной сел незнакомый козак, хорошо вооруженный, с саблей и двумя пистолями за поясом.
- Я...
- Да мы с Вами знакомцы. Помните, тогда еще в Черкасске на базаре, ну, Вы тогда мне челобитную справили. Меня зовут Богдан Степанович Чуб, не помните? Я еще при штабе Атамана Серко служу по особым поручениям. Ну, что вспомнили?
Голос показался мне знакомым, но про Черкасск я ничего вспомнить не смог, да и темно было, разглядеть своего собеседника я не мог, но чтобы не раскрыть себя, ответил:
- Черкасск, помню, а как же, и Вас Богдан Степанович, тоже...
- Ну, слава богу - сказал мой собеседник, выдохнув - А я уж сомневаться стал. Начнем с того, что мы с Вами не знакомы. Никакой встречи на базаре, а уж тем более челобитной для меня не было. Прокол вышел. Я хоть и нахожусь при Атамане, но выполняю задание князя Григория Ромодановского, воеводы царя Московского. Мое задание понятно, смотреть за настроением в Войске Донском, да за вольницей козачьей, ведь памятны еще выступления козаков супротив Московии, под предводительством супостата Сеньки Разина, да бывшего гетмана Дорошенко. Но оставим это. Итак, вопрос у меня прежний: Кто Вы? Прошу объяснится.
Мой собеседник подвинулся ближе ко мне и посмотрел мне в глаза, и в отблеске костров я узнал этот взгляд. Бьюсь об заклад, этот взгляд я знаю. Сердце вновь ушло в пятки. Опять, как тогда в 1854 году, Богдан Степанович или Никифор Мефодиевич стал исчезать, он что-то продолжал, говорил, но я уже не слышал, он схватил меня за руку и тряс, но я ничего не ощущал. Вновь я испытал состояние наркоза, а потом сознание вместе с появившимися концентрическими кругами перед глазами ушло в черноту...
Часть 3
Как обычно при переходах во времени, сознание ко мне вернулось не сразу, первым делом я ощутил едкий запах дыма, затем проявился жуткий шум взрывов и криков людей, вокруг шумели выстрелы из пушек и других легких орудий. Изображение не фокусировалось. Запах гари и пороха, вспышки огня, крики, лязг оружия, стоны раненных, и комья грязи. "Опять не дома!" - только и успел подумать я, как на меня навалился кто-то. Я упал в грязь, а сверху на меня посыпались комья земли.
- Ты что, в полный рост супротив шведских гранат!!! Совсем жить надоело охфицер, твою в дышло ....
Зрение вернулось ко мне, но голова трещала от взрывов и падения. Только сейчас я смог осмотреться, отряд человек пятьдесят находился на небольшой полоске земли, с одной стороны окаймленной рекой, а с другой -- неприступными крепостными стенами. Рядом со мной лежал солдат, видимо, это он меня прикрыл от взрыва гранаты. С противоположного берега по крепости непрерывно била артиллерия. Если присмотреться, то можно было различить летящие ядра. "Что он сказал: "шведские"? Ну, вот приплыли, это Северная война, а крепость похожа на Нотебург! Петровское время. Господи, ну когда же это кончится?"
Клочок земли, что занимали наши войска, обстреливался со всех сторон, то тут, то там лежали раненные или убитые. Из пролома, который, по-видимому, пробила наша артиллерия, свисали убитые солдаты шведской армии, но, другие защитники крепости продолжали упорно стрелять по нам или забрасывать гранатами. Штурмовой отряд был прижат к стенам крепости, на которые были оперты лестницы. Самым противным был квакающий звук попадающих в грязь ружейных пуль. Возле берега стояли лодки, некоторые были сильно повреждены выстрелами.
- Живой? - спросил солдат, что спас меня - А то, понимаешь, стоит в полный рост, живот подставил шведу и глазами мырг, мырг...
- Живой. Спасибо тебе!
- Ох! Помрем мы тут сегодня, барин, но Орешек возьмем - ответил солдат в мундире Преображенского полка
- Лестницы только коротковаты, не заберешься наверх.
- А там кто? - спросил я, указывая на бегущих к нам солдат, возглавляемых офицером с поднятой шпагой в руке - Из-за дыму не видать.
- Известно кто, Александр Данилыч с подмогою...
- Меньшиков!
- Он самый ...
Град камней обрушился сверху, вместе с новыми залпами мушкетов шведских. Солдат только успел ойкнуть, и обмяк.
Новая попытка штурма также закончилась неудачей, а затем и еще одна. Нас оставалось все меньше и меньше. Со стороны левого берега Невы, прикрываемая залпами пушек к нашему берегу причалила лодчонка. Выскочивший под пулями связной, встал, как вкопанный. Дабы не дать шведу достать его мы, не сговариваясь, грянули выстрелами из фузей и пистолей по стенам. Со стен послышались крики. Значит попали! Воспользовавшись нашим удачным залпом, к порученцу подбежал офицер, весь мундир его был перепачкан кровью и гарью.
Связной, стараясь перекричать залпы орудий и треск горящих деревянных построек внутри крепости, просил офицера с подполковничьим знаком различия Семеновского полка вернуть штурмовой отряд обратно. "Почему я так уверен, что этот обер-офицер, то есть, по нашему, старший офицерский состав, принадлежал Семеновскому полку?".
Все, что я помнил из истории бывших "потешных" полков, ставших после основой и гордостью Петровской армии, да и всей страны, было то, что воротник у зеленого мундира с красными отворотами был голубого цвета, кажется, только этим и отличался от мундира Преображенского полка, обшит мундир был по кругу, как и у меня, золотыми галунами. Через плечо был переброшен шарф, цвета российского знамени, но заканчивающийся двумя золотыми кистями, сходящимися у шпажного эфеса.
- Государь велел Вам вернуться!!! - кричал связной.
- Скажи царю, что теперь я уже не его, божий - ответил подполковник и, махнув рукой, приказал оставшимся - Толкайте лодки в воду!
- Это безумие! - ответил связной
- Попросите, голубчик, лучше огня артиллерийского нам в подмогу...
Лодка уплыла, а мы, опять не сговариваясь, открыли огонь по стенам. Странно другое: я никогда раньше не держал старинные пистолеты, но руки сами автоматически заряжали их. В голове почему-то всплыло, что у меня пистоль с немецким механизмом, и еще есть курок. На боку висела патронная сумка и натруска, для засыпки пороха.
Подполковник, что командовал нами, обратился к оставшимся бойцам:
- Ну что, братцы, решили жить вечно! Надежа Государь сейчас поможет нам огнем, а мы уж помолившись богу, возьмем Нотебург. Швед, хоть и зело силен и зол, но крепость-то наша, дедами нашими поострена, неужели нам не поддастся. Вяжите лестницы! И в проломы. А там, как господь решит....
Подполковник был ни кто иной, как князь Михаил Михайлович Голицын -- это точно. Смельчаками, с которыми мне довелось штурмовать крепость Орешек, командовал подполковник именно Голицын. Солдаты, вместе с офицерами, бросились удлинять штурмовые лестницы, заряжали фузеи и ружья, пистолеты, кто-то примыкал к фузеям что-то похожее на штык, кто-то схватил алебарду, готовили гранаты и шпаги.
Все понимали, что назад дороги нет. Какое-то странное чувство охватило всех, находящихся на этом маленьком кусочке земли, прижатых огнем противника и отрезанных от большой земли рекой. Такой подъем душевных сил, непонятно откуда, снизошел на штурмующих. "Гавр! Ты бы знал, куда я попал! Вот сейчас пойдем на штурм, и все капец... Может, тогда вытащишь меня из этого похода по прошедшим временам... Тревога! Тревога!..."
Додумать я не успел, потому, что на правом и левом берегах Невы раздался барабанный бой. Доплыл все же связной, донес просьбу нашу до Государя. Оживился и наш командир, видно было по закопченному порохом лицу, что ждал он этого события. Ведь, хоть и не послушал он слово Государево, а простил его он, боем барабанным, да даст бог, и ядрами благословит на решающий штурм крепости.
Петр Алексеевич недаром так серьезно отнесся к баталии этой. Крепость Орешек стратегически важна в войне со Шведами, ибо открывает она путь в Балтику.
- Товсь, братцы!!! Сейчас подмога будет! А мы уж не щадя живота своего не подкачаем! - крикнул Голицын.
Его крик утонул в раскатах орудийных залпов. Мощно ударили батареи со всех сторон по крепости, так мощно, что земля содрогнулась. Минут двадцать продолжалась канонада, а затем враз умолкла.
- Ура!!!! На штурм!!! Семеновцы, Преображенцы не посрамим Отечество!!!! - крикнул подполковник и, обнажив шпагу, ринулся к лестницам, а вслед за ним поднялись все оставшиеся в живых. В едином порыве со всеми рванул наверх и я, увлекаемый солдатами и боевым кличем. В голове билось - "Только вперед. Ни о чем не думать". Я и сам не понял, что вместе со всеми ору то ли "Ура", то ли просто звериное "А-А-А!!!".
С берегов наш крик был поддержан криком наших войск. Подъем вверх, пролом в стене, шведские солдаты, пистолет, стреляю, бросаю на землю, некогда заряжать, выхватываю шпагу, бегу, мы на стенах Орешка, вокруг рубка. Кто-то выскакивает на меня, по лицу царапает что-то горячее, едкий пороховой запах, шведский штык, не думая выбрасываю руку вперед, мягко проходит она через нападающего, чувствую, что он падает, выдергиваю, меня выворачивает, это первый человек, которого я заколол.
Кто-то толкает меня в сторону и стреляет, еще падают люди, двигаемся дальше. Солдат, что держал полковое знамя, падает подкошенный метким выстрелом, хватаю знамя. Белое знамя, где между двумя пальмовыми ветвями цепь, образующая круг, под которым находится крест ордена Святого Андрея Первозванного, а внутри цепи двуглавый орел, над которым облако с всевидящим оком.... Бегу вперед. Понимаю, что уже не кричу, а рычу... Удар, теряю сознание....
- Глянь-ка живой!
Меня поднимают чьи-то крепкие руки, и куда-то волокут. Вижу лодки, много лодок, значит мы у реки.
- Орешек?
- Да, не боись, подпоручик, Орешек-то наш! Виктория! - отвечают голоса. В лодке снова теряю сознание.
Очнулся я уже на берегу в расположении армии. Бегло оглядев себя, понял, что чудом остался жив. Царапина на щеке от пули, несколько порезов на мундире, изрядно грязном, но все прошли в миллиметрах от тела. Правда, сильно болел бок, при ближайшем рассмотрении там был обнаружен колоссальный кровоподтек, скорее всего это был сильный удар, от которого я потерял сознание, а может сломано пару ребер. Вокруг, на поляне лежало множество раненых, с разными ранениями. Всюду слышались стоны.
На том берегу в дыму видна крепость, над которой реет белый флаг. И, правда, победа!..
В горячке штурма я и не заметил, что на улице довольно прохладно, а деревья уже осенние.
- Минхерц! Вот и раскусили мы, Орешек сей! - послышались, позади меня голоса.
- Алексашка, и то, правда, чуть без зубов не остались, как тогда под Нарвой. Однако, великую викторию учинили! Молодцы! Где мои орлы, герои? Шереметьев, покажи мне их... А артиллеристы-то -- вот чертяки, как стреляли!
- Да вот они, государь - граф Шереметьев, командующий Руссой армии, указал в мою сторону.
"Тот высокий, это же Петр Алексеевич!". К нам быстрой походкой подошел Государь, в платье капитан-бомбардира, окруженный высшими чинами, тут был и Александр Данилович Меньшиков, еще разгоряченный после штурма, и Голицын, и еще с десяток офицеров.
- Кто таков? - спросил у меня царь.
- Подпоручик Семеновского полка Егор Кузнецов, государь - произнес Голицын
- Уж не тот, что знамя при штурме подхватил, как и положено по званию?
- Он самый.
- Вот герой! Молодец! Ранен?
Проглотив застрявший в горле ком, я ответил - Никак нет, государь, только царапины.
Государь был в приподнятом настроении, и я оглянутся не успел, как он обнял меня и сказал, обращаясь ко всем присутствующим:
- Вот, господа генералы, с такими орлами мы Шведа разобьем, непременно - а потом, отпустив меня, спросил - Я так понимаю из мелкопоместных, грамоте обучен? Языкам?
- Точно так, государь. При полку обучался, а еще немецкий и шведский знаю немного....
- Вот ты, поди ж, каков?! А! Герой! Я смотрю и под Нарвой был, и Нотебург штурмовал, и царапины только - царь засмеялся - И еще языкам обучен, да на Шведа лицом похож. Толстой, такие орлы тебе нужны.
- Вы мысли мои читаете царь-батюшка!
- Займись - государь и свита двинулись дальше к другим героям штурма.
Я стоял ошарашенный. Было слышно, что Шереметьев докладывает Петру Алексеевичу, что шведский гарнизон готов завтра произвести полную капитуляцию. Просят выйти с честью. "Окажем достойную честь противнику нашему! Выпустить при полной амуниции, под барабанный бой, с флагами, разрешить забрать пушки и дать описание баталии, чтобы смельчаков этих Карл не обидел...."
Увлеченный рассматриванием царя и его приближенных, я и не обратил внимания, что рядом со мной кто-то остался. Передо мной стоял человек в мундире, но без знаков отличия. Внимательно разглядывая меня.
- Господин подпоручик! Прошу Вас на два слова... - произнес незнакомец - Меня зовут Афанасий Николаевич, тайного приказа человек. По поручению Государя и графа Толстого, беседовать с Вами прислан. Говорят, Вы знаете шведский?
- Извольте... - только и успел произнести я, но увидев пронзительно голубые глаза, сердце бешено застучало в груди. Стало страшно -- сильнее, чем при штурме Нотебурга.
- Вот и славно, а то я уже устал за Вами бегать по временам. Давайте уже объяснимся.
"Гавр! Тревога! Большая Тревога! ...." И опять концентрические круги перед глазами, и опять провал в черноту.
Часть 4
Чернота не рассеивалась, как обычно, никаких звуков просто не было. Я лишь осознал, что вижу и слышу, но ничего не видел и не слышал. Я испугался, что не смогу дышать, но дышать тоже было нечем. Вот тут стало по-настоящему страшно. Я хотел было пошевелиться, но не смог, точнее я не ощутил, ни тела, ни движения. Через какое-то время -- там в глубине ничего, внутри черноты, вдруг стал расцветать свет, слегка заметный, вначале тусклый, а затем все нарастающий и нарастающий. Теперь стало заметно, что это огромный поток, не имеющий начала и конца, переливающийся всеми цветами радуги, мерцающий и загадочный.
"Что это?" - вопрос возник в голове, и вслед за ним появился ответ "Это и есть река времени".
- "Имеет ли время начало и конец" - вновь спросил я у себя
- "Проверь" - возник ответ - "Может, найдешь время, когда не было времени, и возможно в пространстве найдется время, когда его не будет?"
- "Тогда где я?"
- "А ты вне времени"
- "Это как?"
- "Печально..."
- И все же, как увидеть, поток времени поближе?" - снова спросил я
- "Попробуй!"
В это мгновение поток оказался совсем близко от меня, как гигантская стеклянная труба, образующая петли, видимо, из такой петли я и выпал в никуда. Хотя, почему в никуда, ведь только человеческий мозг не может представить, что было до всех времен, где было все, планеты, звезды, галактики, и что-то должно было быть до их зарождения, какое-то место, пусть даже и большое, огромное, не могло все взяться ниоткуда. И то же самое со временем, ведь, скорее всего оно было еще до всего, до рождения вселенной, и, скорее всего, будет после него.
Я мог только смотреть на поток времени, как на невероятную реку, текущую между ничем и в никуда или.... Смотреть на поток времени было очень приятно: вначале сплошное мелькание света не выстраивалось в единую картину, но потом, что-то привлекло мое внимание, я пригляделся и все -- уже не мог оторваться. Это были мои воспоминания, с самого раннего детства. Мамины, нежные руки. И наступающее спокойствие после переживаний, от того, что мама обнимала меня.
Вот залитый солнцем открытый проем двери, нашей новой квартиры, куда мы переехали, это был первый мой приезд туда. Отец закончил ремонт и мы с мамой и сестрой приехали посмотреть новое жилище.
Потом вдруг я увидел свою руку, мне тогда было лет десять, я лежал в кровати, засыпал, но никак не мог заснуть, и только слыша голоса родителей на кухне и видя полоску света под дверью, все продолжал выводить пальцем на обоях невидимые замысловатые узоры. Эта привычка осталась до сих пор, когда я говорю по телефону или о чем-то думаю, всегда беру листок бумаги и рисую узоры, что они означают и откуда берутся, не знаю.
И еще, еще родные, только мои воспоминания, приятные и неприятные, радостные, как то мгновение, когда я приехал забирать жену из роддома, и первый раз взял дочку на руки. Воспоминания переплетались, кружились.
"Мне страшно! Я хочу обратно! Неужели, это конец! Просто, вот так -- остаться вне времени" - я начал дергаться, пытаясь проникнуть туда, где есть часть меня, моих воспоминаний. Я хотел проникнуть внутрь стеклянной трубы, но только стал отдаляться от нее, как космонавт, оттолкнувшийся от обшивки корабля и уплывающий в просторы космоса.
Не знаю, шло ли время там, где находился я, но мне казалось, что пролетают долгие часы, дни и недели, а я все также вне времени и пространства, я даже в ответе огоньков потока времени не мог рассмотреть самого себя.
Я вспомнил все, что произошло со мной, пока я путешествовал во времени. Может, нельзя вот так просто путешествовать по времени... Возможно, я где-то ошибся. И еще этот странный человек, который преследовал меня. Потом стал думать о потоке, как туда добраться. Дергания приводили только к обратному процессу - я удалялся от потока.
-"Может позвать кого-нибудь?" - снова я задал вопрос
- "Попытайся! Только вот -- кого и как?" - вновь я услышал ответ
- "Ужасно вот так висеть в нигде и просто ничего не смочь сделать..."
Ответа не последовало. Затем, наступило странное состояние, полная апатия, даже мысли приобрели тягучесть, и мне казалось, что я чувствую, как они медленно перетекают в мозгу. Все было так медленно, что я даже подумал, что уснул, но без снов, а только с концентрическими кругами перед глазами. "А вдруг, я проснусь или очнусь, и не увижу потока вообще, вдруг он утечет не оставив следа, а тут останется только пустота, и ничего больше?.."