Н.В.ГОГОЛЬ
ЖИЗНЬ
(1831)
Бедному сыну пустыни снился сон.
Лежит и расстилается великое Средиземное море, и с трех разных сторон глядят в него: палящие берега Африки с тонкими пальмами, сирийские голые пустыни и многолюдный, весь изрытый морем берег Европы.
Стоит в углу над неподвижным морем древний Египет. Пирамида над пирамидою; граниты глядят серыми очами, обтесанные в сфинксов; идут бесчисленные ступени. Стоит он величавый, питаемый великим Нилом, весь убранный таинственными знаками и священными зверями. Стоит и неподвижен, как очарованный, как мумия, не сокрушимая тлением.
Раскинула вольные колонии веселая Греция. Кишат на Средиземном море острова, потопленные зелеными рощами; кинамон, виноградные лозы, смоковницы помавают облитыми медом ветвями; колонны, белые, как перси девы, круглятся в роскошном мраке древесном; мрамор страстно дышит, зажженный чудным резцом, и стыдливо любуется своею прекрасною наготою; увитая гроздиями, с тирсами и чашами в руке, она остановилась в страстной пляске. Жрицы, молодые и стройные, с разметанными кудрями, вдохновенно вонзили свои черные очи. Тростник, связанный в цевницу, тимпаны, мусикийские орудия мелькают, перевитые плющом. Корабли как мухи толпятся близ Родоса и Корциры, подставляя сладострастно выгибающийся флаг дыханию ветра. И все стоит неподвижно, как бы в окаменелом величии.
Стоит и распростирается железный Рим, устремляя лес копий и сверкая грозною сталью мечей, вперив на все завистливые очи и протянув жилистую свою десницу. Но он неподвижен, как и все, и не тронется львиными членами.
Весь воздух небесного океана висел сжатый и душный. Великое Средиземное море не шелохнет, как будто бы царства предстали все на Страшный Суд перед кончиною мира.
И говорит Египет, помавая тонкими пальмами, жилицами его равнин, и устремляя иглы своих обелисков: "Народы, слушайте! я один постиг и проник тайну жизни и тайну человека. Все тлен. Низки искусства, жалки наслаждения, еще жалче слава и подвиги. Смерть, смерть властвует над миром и человеком! Все пожирает смерть, все живет для смерти. Далеко, далеко до воскресения, да и будет ли когда воскресение. Прочь желания и наслаждения! Выше строй пирамиду, бедный человек, чтобы хоть сколько-нибудь продлить свое бедное существование".
И говорит ясный, как небо, как утро, как юность, светлый мир греков, и, казалось, вместо слов слышалось дыхание цевницы: "Жизнь сотворена для жизни. Развивай жизнь свою и развивай вместе с нею ее наслаждения. Все неси ему. Гляди, как выпукло и прекрасно все в природе, как дышит все согласием. Все в мире; все, чем ни владеют боги, все в нем; умей находить его. Наслаждайся богоподобный и гордый обитатель мира; венчай дубом и лавром прекрасное чело свое! мчись на колеснице, проворно правя конями, на блистательных играх! Далее корысть и жадность от вольной и гордой души! Резец, палитра и цевница созданы быть властителями мира, а властительницею их - красота. Увивай плющом и гроздием свою благовонную главу и прекрасную главу стыдливой подруги. Жизнь создана для жизни, для наслаждения - умей быть достойным наслаждения!"
И говорит покрытый железом Рим, потрясая блестящим лесом копий: "Я постигнул тайну жизни человека. Низко спокойствие для человека; оно уничтожает его в самом себе. Мал для души размер искусств и наслаждений. Наслаждение в гигантском желании. Презренна жизнь народов и человека без громких подвигов. Славы, славы жаждай человек! В порыве несказанного веселия, оглушенный звуком железа, несись на сомкнутых щитах бранноносных легионов! Слышишь ли, как у ног твоих собрался весь мир и, потрясая копьями, слился в одно восклицание? Слышишь ли, как твое имя замирает страхом на устах племен, живущих на краю мира? Все, что ни объемлет взор твой, напояй своим именем. Стремись вечно: нет границ миру - нет границ и желанию. Дикий и суровый, далее и далее захватывай мир - ты завоюешь наконец небо".
Но остановился Рим и вперил орлиные очи свои на восток. К востоку обратила и Греция свои влажные от наслаждения, прекрасные очи; к востоку обратил Египет свои мутные бесцветные очи.
Камениста земля; презренен народ; немноголюдная весь прислонилася к обнаженным холмам, изредка, неровно оттененным иссохшею смоковницею. За низкою и ветхою оградою стоит ослица. В деревянных яслях лежит Младенец; над Ним склонилась Непорочная Мать и глядит на Него исполненными слез очами; над Ним высоко в небе стоит звезда и весь мир осияла чудным светом.
Задумался древний Египет, увитый иероглифами, понижая ниже свои пирамиды; беспокойно глянула прекрасная Греция; опустил очи Рим на железные свои копья; приникла ухом великая Азия с народами-пастырями; нагнулся Арарат, древний прапращур земли...
Комментарии.
Статья "Жизнь" в записной книге Гоголя предшествует началу статьи "Последний день Помпеи" (посвященной картине Брюллова). Если принять, что "Жизнь" написана непосредственно перед статьей о Брюллове, работу над ней следует датировать серединой августа 1834 г. Однако датировку в данном случае затрудняет то, что "Жизнь" не включена Гоголем во второй план "Арабесок", относящийся к концу августа или сентябрю 1834 г. Это делает возможным предположение, что "Жизнь" написана (или окончена) не перед статьей о Брюллове, но после нее, т.е. в конце августа - сентябре 1834 г. За это предположение говорит и то обстоятельство, что на обороте дошедшего до нас отдельного листка, на который Гоголем переписаны из тетради начальные строки "Жизни", находится отрывок географического содержания, связанный, по-видимому, с переработкой для "Арабесок" статьи "Мысли о географии" (переработка эта осуществлялась Гоголем, вероятно, в последние месяцы перед печатанием).
Черновой автограф "Жизни" характеризуется многочисленными вставками и поправками. С него Гоголь переписал начало статьи крупным каллиграфическим почерком на отдельный листок, испещренный каллиграфическими упражнениями и "пробами пера", отклонившись при этом в двух местах от первоначального текста.
По содержанию "Жизнь" тесно связана с историческими занятиями Гоголя, сделавшего в статье попытку изобразить в обобщающих художественных образах главнейшие культурно-исторические эпохи древнего мира. (Лотман Л.М., Томашевский Б.В., Фридлендер Г.М. Комментарии // Гоголь Н.В. Полное собрание сочинений в 14 тт. Т.8. М.-Л., 1952.)
Впервые опубликовано в сборники "Арабески. Разные сочинения Н.Гоголя". Спб., 1835. Статья открывала вторую часть сборника. Написана в августе-октябре 1834 г. Дату, выставленную под статьей при помещении в "Арабески" - 1831, следует, вероятно, рассматривать как время возникновения ее первоначального замысла. Связана с целым рядом исторических набросков Гоголя 1830-х годов: "Введение в древнюю историю", "Плодотворная почва трех частей света...", "Финикияне", "Александр <Македонский>" и др.
Непосредственное отношение к статье имеет набросок "Плодотворная почва трех частей света...", где Гоголь дает общую характеристику древнего мира от его зарождения до того состояния, когда, согласно строкам "Размышлений о Божественной Литургии" (в свою очередь перекликающимся с содержанием "Жизни"), человечество, "скорбя от нестроений своих <...> отвсюду, со всех концов взывало к Творцу своему <...> И самое чистое воплощение Его от Чистой Девы было предслышиваемо даже и язычниками". "Плодотворная почва трех частей света, - говорится в наброске, - омываемая Средиземным морем, благорастворенный климат и сильная деятельность природы двинули чрезвычайно быстро развитие древнего человечества и наконец [подавили его необыкновенным обилием и роскошью]. <...> Климат и природа пересилили древнего человека и вдвинули в него чувственность. <...> Во всех древних обществах заметны были <...> усилия, предпринимаемые в упор ее <...> заводили целые общества на одной строгой, грубой умеренности, возрождались секты явно с этой целью, и все это тонуло в массе".
Широта замысла, отраженная в самом заглавии статьи, говорит о том, что представленные в "Жизни" Египет, Греция и Рим являют собой не столько образы древних исторических цивилизаций, но скорее мыслятся Гоголем как обобщение всех возможных типов культуры - "...как будто бы царства предстали все на Страшный Суд перед кончиною мира".
Начало этого Суда Гоголь, опираясь на слова Спасителя ("Суд же состоит в том, что свет пришел в мир; но люди более возлюбили тьму, нежели свет..."; Ин. 3, 19), относит к самому Его Рождеству: "...высоко в небе стоит звезда и весь мир осияла чудным светом".
Можно предположить также, что умаление и кончину языческих царств в "Жизни" перед лицом грядущего Царства Спасителя Гоголь осмысляет в свете одного из ветхозаветных пророчеств. Примечательно, что содержание статьи прямо перекликается с пророчеством 2-й главы Книги св. пророка Даниила. Здесь повествуется о видении вавилонского царя Навуходоносора. Во сне царю привиделся огромный истукан, составленный из золота, серебра, меди, железа и глины, который был разбит скатившимся с горы камнем. Даниил объяснил царю, что истукан прообразовал четыре языческих царства, которые все будут разрушены новым всемирным царством, воздвигнутым Богом навеки (Дан. 2, 31-45). По распространенному святоотеческому толкованию, сном этим действительно была предвозвещена судьба четырех великих мировых держав - Вавилона, Персии, Греции и Рима, сокрушенных "камнем" - Иисусом Христом, отделившимся от "горы" - Пресвятой Богородицы и положившим начало нового Царства - Церкви Христовой. Подобным образом и в статье Гоголя "все" языческие царства как бы стоят на пороге своей кончины перед лицом только что явившегося в мир Спасителя, над Которым склонилась Его Непорочная Мать. Не случайно весь замысел "Жизни" словно оказывается сосредоточенным в первой песни канона Пресвятой Богородицы 4-го гласа (в "Октоихе"): "Сотрясошася людие, смятошася языцы, царствия же державная уклонишася, Чистая, от страха Рождества Твоего: прииде бо Царь мой и низложи мучителя, и мир от тли избави".
Обращение к еще одному наброску 1830-х гг. по древней истории более явственной делает связь настоящей статьи с современностью. Это набросок "Финикияне". Финикийская культура - культура народа, превратившегося "совершенно массой всей своей нации в купцов" (как говорится о нем в этом наброске), - лишь косвенно (и однозначно отрицательно А.П.>) определяется в статье "Жизнь": "Далее корысть и жадность от вольной и гордой души!" (и в черновике: "Беден народ и государство, сохнущее за расчетом торговли..."). Именно финикийцы, согласно этому, посвященному им, наброску Гоголя, стали в Средиземноморье проводниками роскоши и подавившего древний мир чувственного изобилия. Эти размышления Гоголь относит и к современности. О новейшей развращающей душу роскоши (и способствующей тому торговле) он пишет в статье "Скульптура, живопись и музыка" - еще одном произведении из "Арабесок", которое в конце жизни предназначал к помещению в пятом томе собрания своих сочинений. Очевидно, что торговый дух финикийцев, сладострастие греков, тщеславие римлян и безверие Египта - все эти черты составляют для Гоголя совокупный лик современности как нового язычества перед грядущей его кончиной.
Позднее, в "Авторской исповеди", как бы поясняя замысел своей ранней статьи, Гоголь писал: "Как бы то ни было, но жизнь для нас уже не загадка. Она была тогда загадка, когда умнейшие из людей, от мыслителей до поэтов, над ней задумывались и приходили только к сознанию, что не знают, что такое жизнь. Но когда Один, всех наиумнейший, сказал твердо, не колеблясь никаким сомнением, что Он знает, что такое жизнь, когда этот Один признан всеми за величайшего человека из всех доселе бывших,, даже и теми, которые не признают в Нем Его Божественности, тогда следует поверить Ему на слово, даже и в таком случае, если бы Он был просто человек. Стало быть, вопрос решен: что такое жизнь".
Согласно этому автокомментарию, очевидно, что и стремление Гоголя в Иерусалим восходит к его юношеским годам: "Одною из главных причин моего путешествия к Святым Местам было желание искреннее помолиться и испросить благословений <...> на вступленье в жизнь у Самого Того, Кто открыл нам тайну жизни, на том самом месте, где некогда проходили стопы Его..." (Воропаев В.А., Виноградов И.А. Комментарии // Гоголь Н.В. Собрание сочинений в 9 тт. Т.6. М., 1994.)
Ф.В.БУЛГАРИН
ЖИЗНЬ
(Письмо к приятелю, в день его рождения) (1830)
Пятьдесят лет! Как много для тела, как мало для души! - Остановясь на рубеже, отделяющем зрелость от дряхлости, человек с умом и чувством, подобно путнику, оставляющему навсегда свою родину, с последней высоты бросает вокруг себя печальные взгляды. Теперь только открываются перед ним прелестные виды, которых он второпях не примечал; теперь бы он желал насладиться прохладою рощей, благоуханием цветов, вкусом плодов, которые он миновал на пути. Но уже поздно: ему нельзя воротиться; ему должно поспешать к цели своего странствия, на призывный голос природы. Он рассматривает дорожный запас в своей котомке: запас скуден. - Силы его ослабели, подпора ненадежна, а идти вперед непременно надобно!
С человеком в жизни совершаются три нравственные преобразования, подобно как с бабочкой: это крылатое насекомое есть истинная эмблема жизни. Человек в детстве - бесчувственная кукла; в юношестве, он подобен гусенице, существу движущемуся, но недействующему, а только исполненному надежд на будущий полет. - Наконец, в зрелых летах, человек парит над землею, ищет прочных наслаждений, и подобно бабочке попадающей в огонь, часто налетает на горести, заблуждения, обманы. Приходит осень: крылья ослабевают, чувства притупляются, воображение тупеет, и человек должен, подобно бабочке, искать тихого уголка, чтобы слечь до будущей весны, до нового оживления - в вечности.
Земля так прекрасна, человек так премудро устроен Создателем для счастья! На пути жизни рассеяно так много наслаждений для всех возрастов, для всех состояний, и пятьдесят лет довольно времени для удовлетворения всех надежд, для пресыщения всех желаний. Повторяю: много для тела, мало для души! Мало потому, что мы весьма поздно начинаем чувствовать свое высшее предопределение; поздно думаем о том, чем надлежало бы запасаться с первого детского возраста. По несчастию, сама природа поздно начала время самопознания.
Детство не может назваться жизнью в полном смысле слова: это прозябение. Рассудок и страсти спят, воля не действует. Наслаждения и горести детства суть то же, что легкий ветерок на стоячей воде. Мы судим о счастье безмятежного возраста относительно к своему положению, и потому завидуем детству. Это все равно, что завидовать несуществованию. Отрочество есть вступление в жизнь. Наслаждения и горести этого возраста неприметно сливаются с детскими. Сии два возраста могут быть почитаемы одною эпохою существования с некоторыми только постепенностями. - Отрок живет, так сказать вчуже: воля его и разум передвигаются на помочах. Нравственное состояние отрока можно уподобить мягкому веществу, которое тогда только будет иметь настоящую свою цену, когда художник сообщит ему вид и краску. Часто художник, вместо того, чтобы сделать что-нибудь прочное и полезное, хочет блеснуть одною огромностию наружности, и выливает пустой шар, покрытый лаком. Чернь удивляется искусству художника, - но работа пропадает без пользы. Воспитание делает человека: одно истинное просвещение делает его полезным себе и другим. Переход из отрочества в юношество - есть важная эпоха в жизни - но не жизнь.
Наконец наступает юношеский возраст. Человек как будто пробуждается от сна, а с ним вместе пробуждаются страсти, вспыхивает воля, и рассудок начинает двигаться, как бы в просонках. Человек вступает на поприще жизни. Жадный наслаждений, он хочет испытать все, что прежде знал только по имени. Сердце его не может вместить в себе всех желаний, всех ощущений, толпящихся наперерыв одно за другим. Богатый чувствованиями, он расточает их без разбора, как мот, бросающий деньгами. Ветреную красавицу он наделяет любовью, коварного льстеца дружбою, лицемера доверенностью, ханжу уважением, развратника помощью. - Звук славы обворожает слуг его, блеск почестей ослепляет зрение. Остановись, юноша! Ты избрал ложный путь: известность не есть слава, блеск не доблесть. Но юноша не внимает советам: он гордою улыбкою ответствует на советы опытности. Он думает, что он счастлив: пылкое воображение забавляет его призраками любви, дружбы, и указывает легкий путь к славе, к почестям. Опытность говорит, что самое прилежное учение, самое рачительное воспитание может доставить только ключ к вратам мудрости, за которыми находится обширное пространство, где надобно еще много труда и времени, чтобы приблизиться к высшей цели нравственного совершенства: юноша, имея одни средства к приближению, и стоя у преддверия ристалища, полагает, что уже достиг цели, - он почитает себя мудрым, опытным. Наконец, кипенье страстей утихает, воображение охладевает, рассудок пробуждается, зрелый возраст раздирает завесу очарований, и человек со вздохом останавливается на конце жизненного поприща: он начинает жалеть о потере прошедшего, и в будущем ищет вознаграждений.
Юноша похваляется множеством друзей: зрелый муж ищет одного друга; ищет, и часто не находит. Для согрения охладевающего сердца, ему нужна любовь, но любовь постоянная, прочная. - Он ищет существа, которое могло бы приковать его навеки, которое бы, обменялось с ним его чувствованиями. Следовать ли внушению сердца, положиться ли на уверения разума? Подвергнуть ли участь целой жизни слепому жребию? - Сколько забот, беспокойств, испытаний, обманов! - Наконец он нашел друга, и супругу; он счастлив, но только в тесном кругу. В сердце его еще есть порожнее место, которое надлежит непременно наполнить для полного благополучия. Он человек, гражданин: он хочет быть полезным человечеству, отечеству; хочет трудиться для общего блага, сложить в общее казнохранилище запас своих дарований и опытности. Он стремится к сей высокой, благородной цели, и на пути своем встречает непреодолимую преграду из обстоятельств, предрассудков, невежества, бесчувственности, эгоизма, зависти, злобы, коварства. Тщетно он вопиет: "люди! пустите меня вперед: я хочу трудиться для вашего блага, жить для вашего счастья!" Ему отвечают сардоническим смехом и презреньем; говорят: - "Мы лучше и умнее тебя; мы не верим чистоте твоих намерений!" Одни не понимают его, другие не хотят понять. Между тем толпы пробиваются лбом чрез преграду, другие проползают чрез нее, расхищают почести, вместо того, чтобы получить их в обмен за свои труды для общего блага. В шуме, крике, суете голос достойного исчезает в воздухе: он удаляется с стесненным сердцем, с горькою долею опытности, приходит в свое уединение, и застает, что надежды угасли. Запас, собранный им для человечества, обращается в пользу его ближних.
Наконец наступает старость, итог целой жизни. Жатва поспела, и человек собирает то, что посеял. Зарево потомства освещает старость, и современники предугадывают суд будущих поколений. Уважение осеняет старость благодетелей человечества, покровителей Наук, просветителей народов. Презрение людей тяготит старость врагов общего блага, эгоистов, человекоотступников. Тогда-то, исчисляя время, проведенное на земли, пятьдесят, шестьдесят, восемьдесят лет, человек невольно восклицает: Как много для тела, как мало для души! (Булгарин Ф.В. Сочинения. Т.11. Спб., 1830.)
ЖИЗНЬ (ИЗ СТИХОТВОРЕНИЙ СВ. ГРИГОРИЯ БОГОСЛОВА)
(из журнала Христианское Чтение, 1829)
Кто я и откуда явился в мир? И после того, как земля примет меня в недро свое - кто опять я буду, воскреснув из праха? Куда вознесет меня и поставит Всесильный Бог? Скроет ли в тихую пристань, восставив от земли? - Различны пути усеянной бедствиями жизни. Всякий борется с своими злоключениями. Нет между человеками блага, не растворенного печалию. О если б горести не имели здесь лучшей участи для себя! - Богатство - беглец; начальство, сон очей; подчиненность, бремя; бедность, оковы. Красота - краткий блеск молнии; юность, зной лета; старость - печальный запад жизни. Красноречие, парящая птица; слава, воздух; благородство, состаревшаяся кровь; сила - свойство дикого кабана. Изобилие, притеснитель; брак, узы; многочадие, необходимая забота; бесчадие, болезнь. Собрания - изобретатели порока; уединение, бездействие; искусства - занятие людей, прилепленных к земле. Горек чужой кусок хлеба; тяжело возделывать землю; мореплаватели большею частию плывут к своей могиле. Отечество, темница; страна чуждая приносит бесчестие. Все здесь скорбь для смертных; - все есть предмет смеха - сор, пена, тень, призрак, роса, дуновение, пух, пар, сон - все подобно волнам, стремлению потока, следам корабля, ветру, пыли - колесу, всегда движущемуся, все одинаковым образом вращающему, стоящему и катящемуся - кружащему и пребывающему неподвижным - в изменении своем попеременно являющему - времена года, дни, ночи, труды, роды смертей, печали, удовольствия, болезни, потери и удачи..... И однако это есть определение Твоея премудрости, о Творче и Слове! - то, чтобы все было непостоянно, дабы мы возлюбили постоянное. Я протек на крылиях ума все - и древнее, и новое, и увидел, что между земным нет ничего не преходящего; узнал, что нет ничего немощнее смертных. Одно только у человеков благо твердое и неизменное - то, чтобы возноситься от земли под знаменем Креста - слезы, воздыхания, ум - прилежащий к предметам Божественным, упование, и свет Небесныя Троицы, озаряющий только чистых, отрешение от несмысленной плоти, нерастление образа Божественного - одно благо: вести жизнь, чуждую жизни земной, весело взирать из мира в мир небесный - и переносить все равнодушно!..