Панина Валерия, Резникова Татьяна : другие произведения.

Принцы обмену и возврату не подлежат!

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
  • Аннотация:
    LERATANYKOLKANOVYIRAZMERDLYSI.png

    Сказки Тикрейской земли Лессы Каури - неисчерпаемый источник вдохновения. По крайней мере, мы с Татьяной Резниковой из него черпаем и черпаем. И мы, как многие, любим плохих парней. Вот вы разве равнодушны к младшему ласурскому принцу? А его жена, Оридана? Неужели она исключение?
    Принцессы, к сожалению, не Золушки. Им счастья никто не гарантировал.

    За потрясающую обложку огромное спасибо Ansa!

    Основной файл обновлен 21.10.

    РОМАН ПОБЕДОНОСНО ЗАВЕРШЕН! ПОСЛЕДНЮЮ ПРОДУ ОТ 21.10. ЧИТАЙТЕ ЗДЕСЬ Прода в "Принцев"
d>  
  
   Пролог. Девочка из-за моря.
  
  
  
  
   Часть первая.
  
  
   Ты родилась принцессой Гаракенской,
  Ждала ли счастья от своей судьбы?
  Принцесса быть любимицей вселенской
  Должна бы, но всегда вторая ты.
  Игрушки, няни, бонны и наряды,
  Но так немного ласки и тепла...
  Принцессе образцом манер быть надо,
  Но ты всего лишь девочкой была...
  
  
  
   Королева Орхидана была счастливой женщиной почти всю свою жизнь. Точнее, за исключением того времени, что носила детей. Кроме обычных тягот, претерпеваемых женщинами за эти месяцы, королеву мучила страшная тошнота и головокружения - от момента зачатия до самых родов. Поэтому-то и разница в возрасте между принцем Харли и принцессой Ориданой была почти десять лет. Едва поцеловав смугленькую крохотную малышку в лобик, изможденная, исхудавшая до костлявости Орхидана уснула. Проснувшись через несколько часов, приказала принести ужин - крепкий бульон с солеными сухариками, несколько ломтиков отварной телятины и, несмотря на недовольное покашливание придворного лекаря, мороженое. Долго, по глоточку, по ложечке, смаковала. После сервировочного столика в постель королеве подали дочь. Орхидана подержала невесомый сверток, рассмотрела ручки и ножки, расспросила кормилиц и нянек, как ребенок поел, отправила дочь обратно в детскую и уснула почти на сутки. Его Величество неделю праздновал рождение принцессы, но исправно, утром и вечером, заходил поблагодарить жену и поцеловать дочку. Он бы, может, праздновал и дольше, но королева приказала подавать одеваться, встала и спустилась в малую столовую, где твердой рукой задушила веселье.
  Маленькой Оридане исполнился месяц как раз к десятилетию старшего брата, и его подвели "познакомиться с милой сестричкой". Братец к знакомству отнесся равнодушно, и убежал на конюшню. Отцу прислали нового жеребца редкой породы.
   Жизнь королевского семейства постепенно вернулась к обычному порядку. Его Высочество принц Харли все свободное от лошадей и фехтования время занимался арифметикой, языками, географией, историей и прочей необходимой наследнику престола галиматьей. Отец имел обыкновение раз в неделю требовать подробный доклад об успехах наследника. Раз в месяц Харли сажали в отцовском кабинете - слушать, как отец принимает отчеты министров и напитываться государственной мудростью. Принц внимал, потихоньку играя под столом с любимым солдатиком или топя мух в чернильнице. Королева следила за его гардеробом и развлечениями.
   Принцесса Оридана росла озорным любопытным ребенком. Она не была 'очаровательной куколкой', но ее личико с резкими чертами, темными глазами и смуглой кожей привлекало внимание быстрой сменой выражений, тем, что называют живостью. Как и всякую девочку из аристократической семьи, а тем паче из королевской, ее с рождения пичкали этикетом, правилами, манерами, осанкой. Приставленные к ней фрейлины и бонны как будто всерьез решили, что маленькая шалунья должна вести себя так же чопорно и чинно, как сорокалетняя старая дева. Мама тут была не помощница - во всем, что касалось 'достойного воспитания принцессы крови', королева была непреклонна. В качестве компенсации Оридану баловали подарками. Гардеробная у принцессы была чуть поменьше, чем у Ее Величества, отведенные ей покои завалены игрушками - куклами, игрушечными зверятами, мячиками. У кукол были наряды из тех же тканей, что и у хозяйки, даже ожерелья и короны у игрушечных красавиц были настоящие. Что касалось сотни набитых опилками и тряпками зайцев, кошек, пони и прочих зверюшек, то малышка с удовольствием бы променяла их всех на котенка, которого она однажды встретила на прогулке в саду. Он так мурчал, так жмурился, пока она его гладила! Увы, котенок был тут же отнят и брезгливо отброшен в траву. Был призван садовник, с приказом 'немедленно выбросить эту блохастую грязную тварь!', испуганный котенок метнулся куда-то в сторону конюшен и больше Ори его не видела. Мама вечером взяла сторону нянек и на просьбу дочери завести котика решительно отказала, сказав, что животным не место во дворце, где от них пострадают ковры, мебель и даже обивка стен. Свой отказ Орхидана постаралась смягчить большим кремовым тортом и чудесной музыкальной шкатулкой. Принцесса съела две розочки, завела шкатулку, послушала и небрежно сунула на полку.
   Рассудив, что главнее папы в королевстве никого нет, Оридана решила попросить котенка у Его Величества. Долго не хотела ложиться спать, дожидаясь отца, и в кровати силилась не уснуть. Но Йорли, занятый с Драгобужскими послами, против обыкновения, в этот вечер зашел к дочери очень поздно, когда она уже спала. Наутро принцесса проснулась, все вспомнила, и отправилась искать Его Величество, сбежав от нянек. Отца в его кабинете не было, малышка, поразмыслив, решила, что короля лучше всего искать в Тронной зале. Там с ней и случилась это печальное происшествие. Завороженная видом Больших Королевских часов, грозной фигурой Океанского Творца, малышка подошла совсем близко, засмотрелась. Часы тикали размеренно и гулко. Раздался мелодичный перезвон, и фигура двинулась. Океанский Творец поднял трезубец, повернул голову, как живой, глядя прямо на нее, и вдруг, зацепив трезубцем, потащил ее за собой. Ей казалось, что он утащит ее с собой прямо туда, в недра этих ужасных часов, и она останется там навсегда.
   На дикий отчаянный крик прибежала охрана. Принцесса почти сорвала голос. Когда ее отцепили, девочка не смогла устоять на ногах, и была так бледна, что казалась, что она вот-вот упадет в обморок. Так и случилось. Когда королю доложили, Оридану уже унесли в ее спальню и вызвали лекаря. Йорли и Орхидана сидели у постели дочери несколько часов, ожидая, пока она придет в себя. Скандал был ужасный. Няньки, мамки и гувернантки, не доглядевшие за принцессой, были с позором изгнаны. Новый штат нянек не спускал с Ориданы глаз ни днем ни ночью, что крайне раздражало девочку. Иногда ей казалось, что она задыхается от бесконечных нравоучений, одергиваний, поправок и указаний, навязчивой опеки и гула поучающих голосов! Потом все постепенно забылось, но детский страх Ориданы перед самоходными механизмами и тиканием часов так и не прошел. А котенок в покоях так и не появился... Этот случай, однако, принес и добрый плод. Бездетный дядя Ориданы, герцог Фигли Ориш, навещая болевшую племянницу, оставался у нее подолгу, играл, рассказывал сказки, выслушивал. Принцесса провела в постели несколько недель и за это время они с дядей очень привязались друг к другу. Только с ним Ори чувствовала себя защищенной, только дяде доверяла свои детские секреты.
   Время шло для королевской семьи вполне благополучно. Король занимался делами и охотой, королева - двором и собой. Не в последнюю очередь благодаря этому, король до сих пор испытывал к жене настоящую страсть. Принц Харли вырос, завершил домашнее обучение и посвятил себя целиком стезе наследника престола, то есть не пропускал ни одной юбки, покупал чистокровных лошадей и охотничьих собак и устаивал пирушки.
   Принцессе Оридане исполнилось четырнадцать. В ее день рождения король устроил бал, на котором она впервые появилась как дебютантка. Этот день, вернее, этот вечер изменил ее жизнь навсегда.
  
  
   Часть вторая.
  
  
  
  
  Первый бал: это сказка и чудо,
  Танцы, музыка, жесты, наряд...
  Наконец-то я первая буду,
  Я красивая, мне говорят...
  Кавалеры танцуют, сменяясь,
  И уходят, забыв обо мне,
  К братцу Харли... Стоит, улыбаясь,
  Даже бал в день рожденья - не мне!
  И когда в веренице бездушной
  Хоть один интерес проявил,
  Мое сердце забилось послушно,
  И внушения мамы забыло...
  
  
   Дни рождения Его Высочества принца Харли и Ее Высочества принцессы Ориданы выпадали на одно число с интервалом в месяц. Эти четыре седмицы королевский двор, а с ним и вся столица только тем и занимались, что непрерывно праздновали. Балы, маскарады, королевская охота - для знати. Карнавал, уличные танцоры, музыканты и артисты - для народа. Пока Оридана была подростком, все 'взрослые' развлечения задевали ее только краешком. Принц Харли был виновником и центром всех торжеств. Впрочем, как всегда. Сестра, не без обиды и раздражения привыкшая быть во всех смыслах второй, ожидала своего бала чтобы наконец-то, впервые в жизни, оказаться в центре всеобщего внимания. Последние недели она извела портниху и горничных, добиваясь безупречности наряда, прически и украшений. Нет, не так. Безупречности ансамбля, выражения лица, походки, движения руки, которую она репетировала подавать кавалерам с особой грацией и изяществом. Несмотря на длительные приготовления, в день бала с раннего утра в покоях Ориданы бегали служанки, лакеи, поставщики его королевского двора и прочая, и прочая. Впрочем, когда пришла Ее Величество, что бы проконтролировать выход дочери, принцесса встретила ее полностью готовой.
  Дебютантки, как правило, выходили в свет в ослепительно белом, или с оттенком голубого или розового. Оридана отвергла все предложенные образцы и подала мастеру лепесток цветка со словами: 'Я хочу такое же!'. Ювелиру был заказана нитка черного жемчуга.
  Теперь, глядя на дочь, королева признала, что та была права. Спокойно-желтое платье с холодным голубым отливом удивительно шло к ее черным глазам и смуглой коже. Завитые крупными локонами волосы, нежное лицо. Стоя рядом с матерью, Оридана впервые не испытывала неловкости и зависти. Да, Орхидана была ослепительно красива, но и она, Ее Высочество принцесса Гаракенская, может нравиться! Ресницы, как опахала (и ничего смешного, так во всех книжках пишут, она сама читала), большие глаза необычного разреза, высокие скулы, яркие губы.
  В бальную залу Оридана входила в сияющая от предвкушения. Открыть бал с Его Величеством, получить приглашения от молодых людей знатнейших семейств королевства! Отец ее действительно пригласил. И кавалеры подходили, учтиво раскланивались, прося оказать честь. Только после танца подводили ее к Орхидане, благодарили и уходили, не задерживаясь ни на минуту больше того, что требовал этикет. Молодых дворян как магнитом тянуло в противоположную сторону бальной залы, к тесному кружку избранных, центром которого был принц Харли. Оридана, сколько могла, делала вид, что ничего не происходит. Улыбалась, шутила, благодарила поздравляющих, мило краснела, слушая комплименты седых грандов. Но в какую-то минуту вспыхнула и с такой силой сжала веер, что сломала костяную ручку.
  - Оридана, ты ведешь себя неподобающе, - не поворачивая головы и продолжая улыбаться, выговорила ей королева.
  - Мама, это мой праздник! Это мой день рождения! А он опять! Опять!
  Герцог Ориш, разговаривающий неподалеку с министром финансов, под благовидным предлогом подошел к племяннице, встал, загораживая ее от гостей.
  - Ори, моя змейка, что с тобой? - мягко спросил, незаметно забирая из стиснутых ладоней половинки веера.
  - Дядя, он специально, я знаю! - воскликнула Оридана, едва сдерживаясь. - Посмотри, на меня никто не обращает внимания. Они и приглашают меня только потому, что так принято!
  - Фигли, проводи ее в дамскую комнату. Пусть успокоится, - приказала королева. - А вы, Ваше Величество, извольте пригласить меня на танец.
  Пока придворные аплодировали и восхищенно ахали венценосной паре, изящно скользящей по паркету, принцессу дядя незаметно увел в личную дамскую комнату королевы. По дороге герцог успокаивающе поглаживал узкую ладошку, дрожащую от злости и обиды.
  - Ну же, моя красавица, возьми себя в руки, - уговаривал Ориш. - Ты не можешь показать всем, что ты чувствуешь.
  Оридана вырвала руку и шагнула в открытую гвардейцем дверь.
  Иракли Ракеш не торопился пригласить принцессу на обязательный танец. Выпил бокал вина и рассказал пару новых анекдотов принцу Харли, пригласил на танец графиню Ирвайн, легкомысленную блондинку с отличной фигурой. Фигура была наградой ее мужу за ветреный нрав ее обладательницы. Однако дальше пренебрегать обязанностью развлечь именинницу было неразумно.
  - Мазурка! - объявил распорядитель.
  - Вы похожи на солнечный лучик, Ваше Высочество, - ведя принцессу в танце, совершенно искренне восхитился Иракли. - Редко увидишь такую грацию и легкость в таком быстром танце. Большинство дам и девиц давно бы уже пыхтели, как молотобойцы.
  - Вы всем девушкам так говорите? - не удержалась от банальности Оридана.
  - Вы плохо обо мне думаете, Ваше Высочество, - мягко упрекнул Ракеш. - Я никогда не повторяюсь.
  Оридана наслаждалась и танцем, и разговором. Мазурка закончилась и Иракли повел ее к матушке. Оживленная веселая девушка на глазах мрачнела.
  - Ваше Высочество, сегодня подают восхитительное мороженое с Розовым Гаракенским. Позвольте, я провожу Вас. Ваше Величество, - поклонился Ракеш королеве.
  Остаток вечера принцесса провела так, как мечтала. Была окружена вниманием, смеялась, щебетала, как птичка. Танцевала с ним еще дважды. Но даже когда ее приглашали другие, возвращаясь, она видела его, терпеливо ожидавшего свою принцессу. Королева была недовольна, но, разумеется, не позволила себе публично это показать. Его Величество, целуя жене руку, шепнул:
  - Дорогая, оставь. Пусть девочка развлечется. Это ведь только на один вечер, - и Орхидана, успокаиваясь, решила не придавать этому знакомству какого-нибудь значения.
  Однако родители ошибались. Едва проснувшись, Оридана получила коротенькую записку с просьбой о свидании. Разумеется, она согласилась.
  
  
   Часть третья.
  
  
  
  
   Росла под сенью красоты,
   Но не своей, увы, а мамы,
   Рожденная принцессой ты,
   Но не любима, не желанна,
   Во всем вторая, просто дочь,
   Ведь брат - наследник, первый, старший,
   Забылась... опьянила ночь,
   Перечеркнув твой день вчерашний...
   И закрутилось колесо маховика судьбы суровой
   Жена Колея - и никто,
   Никем не признанная снова.
   Просить прощенья - не твое,
   Он ходит по чужим альковам,
   Любовь промчалась, нет ее,
   Осколки бала... счастья... крова...
  
  
  
   Иракли Ракеш кивком головы отпустил цирюльника и посмотрел на свое отражение в большом зеркале. Черные волосы небрежной волной до широких плеч, скулы, упрямый подбородок. Из зеркала подмигнул синий веселый глаз. Молодой человек поправил безупречные манжеты и одернул дорогой камзол, облегавший мускулистую грудь и талию.
   - Мрак оседлан?
   - Да, ваша светлость, - прогудел из-за спины слуга.
   Иракли подхватил со стола футляр и широким шагом двинулся к выходу.
   Последнее время принцесса Оридана полюбила прогулки в Чудесном лесу. Так называли парк на окраине столицы. Когда-то это были просто остатки дубового леса, но ее пра-прадед, кажется, приказал посадить несколько сотен тысяч деревьев, выкопать пруды и озера, соединенные даже не каналами, речками. Теперь там совершали моцион горожане, демонстрировала наряды и экипажи знать. Юношам и девушкам не считалось предосудительным прогуливаться пешком или верхом даже без сопровождения, поскольку считалось, что молодые люди все время у всех на виду, как в гостиной у собственной матушки.
   Иракли и Оридана встречались ежедневно. Никогда в жизни она не чувствовала себя такой счастливой! Он был остроумным, внимательным, предупредительным. Он был безумно красив! Дня не проходило без того, чтобы он не побаловал ее милым пустячком, забавным сюрпризом. Он даже дарил ей драгоценности, но какие! Золотые шпильки с головками в виде смешных мух с бриллиантовыми глазами, пряжки на туфельки - застенчивых серебряных мышек. Принцесса была заинтересована, очарована. Влюблена, как можно влюбиться в четырнадцать. Без оглядки на условности, не думая о будущем.
   Для Ракеша маленькая принцесса незаметно стала большим приключением. Он был старше, и первая любовь, и интрижки с замужними дамами, и дуэль - все это у него уже было. О, я вовсе не хочу сказать, что ему приелись чужие альковы и будуары. Но в Оридане была не истребленная дворцовым воспитанием искренность, порывистость, темперамент. Она была как вино. Коварное Гаракенское розовое. С которым думаешь просто расслабиться, выпить бокал, наслаждаясь вкусом и запахом свежести. Но вино вдруг ударяет в ноги, туманит голову.
   Они виделись так часто, и общение их во время дворцовых раутом было столь дружеским, что на это стали обращать внимание. Королева сделала дочери резкий выговор. Оридана выслушала молча и ответила, стараясь говорить спокойно:
   - Мама, я не понимаю, почему вы запрещаете мне видеться с Ракешем. Он принят в свете, у него отличная репутация. Харли вы с ним дружить не запрещаете!
   Длинные и подробные объяснения Орхиданы, сводившиеся к тому, что 'ни к чему', дочь проигнорировала. О предостережении королевы Иракли так же от нее не узнал. Внимание, оказываемое им принцессе, стали уже обсуждать. С Ориданой мягко поговорил дядя, до которого дошли слухи.
   - Змейка моя, Иракли Ракеш достойный и приятный молодой человек, но...
   - Но что, дядя?
   - Будь осторожна, моя радость. В твоем возрасте легко влюбиться, тем более в такого очаровательного молодого человека. Подумай, стоит ли разбивать свое сердечко, ведь твое будущее никак не может быть связано с Ракешем.
   - Дядя, мне четырнадцать исполнилось меньше, чем полгода назад!
   - Вот именно, Ори. Твой отец уже получает относительно тебя предложения о браке.
   Кто знает, что было бы, не будь этих разговоров, запретов, предостережений. Как бы то ни было, Оридана стала держать себя холоднее. Иракли, в котором поспорили инстинкт охотника и собственник, от разговоров и рукопожатий перешел к объятиям и поцелуям.
   Дворцовый сад таинственно мерцал. Усеянные магическими светляками кусты и деревья мягко освещали мощеные разноцветными плитками из ракушечной крошки. Темные островки прятали беседки. В любимой принцессой розовой они первый раз и поцеловались. Твердые руки на талии, горячий рот, настойчиво раздвигающий губы. Оридана дернулась, как от ожога. Горячая волна пробежала по телу, ударила под коленки. Он подхватил теснее, зашептал безумно, горячечно. Она не понимала ни слова, только прижималась к нему, подчинялась, сжимая пальцами ткань на его груди.
   Старшая фрейлина королевы выслушала фрейлину принцессы с непроницаемым лицом, отослала, что-то коротко приказав, и пошла на доклад к Ее Величеству. За этот поцелуй Оридана заплатила неделей домашнего ареста. Единственным развлечением были длинные записки от Иракли, передаваемые через горничную. Девушка из сострадания к бедной принцессе и за немаленькую мзду ловко носила письма в обоих направлениях. Едва вырвавшись из заточения, Ее Высочество, несмотря на категорический запрет, побежала на свидание.
   Вынужденные скрываться влюбленные теперь виделись редко. Короткие встречи - один бесконечный поцелуй, одно тягучее объятие. Однажды, в очередной раз не дождавшись ее в условленном месте, Ракеш решился. Та же горничная, обремененная тяжелым кошельком, поздней ночью провела его к Оридане в спальню.
   - Иракли? - неверяще шептала принцесса, садясь в кровати.
   - Ори, девочка моя любимая! Я не мог ждать. Я не хочу ждать!
   Он целовал ее все настойчивей, ласкал все смелее. Она ничего не понимала, ничего не чувствовала, кроме его рук и губ, его кожи, тяжести его тела. Сама она горела, плавилась, изнемогала. Не было ничего стыдного и запретного, весь мир растворился в чернильной темноте. Остался только этот кусок пространства, узкая девичья кровать под пологом, смятые влажные простыни, и в нем - вздохи, стоны, ее крик, оборванный его ладонью.
   Она лежала, прижавшись спиной к его животу, закутанная в его руки.
   - Что теперь будет, Иракли? - шепнула она, не открывая глаз, что бы не видеть, как проявляется в предрассветном сумраке комната, разбросанная по ковру одежда.
   - Теперь все будет хорошо, любимая, - успокоил он ее, целуя худое плечико. - Теперь они не смогут нас разлучить. Никогда.
   Увы, 'никогда' случилось. Он все-таки успел одеться, пока в спальню настойчиво стучали. На Орхидану было страшно смотреть, пока Ракеш, оглянувшийся к принцессе, успокаивающе ей улыбался.
   Остальное известно. Иракли Ракеш немедленно после встречи с Его Величеством отправился на границу с Дикоземьем, а герцог Фигли Ориш - в Ласурию. Разумеется, он об этом происшествии не сказал ни слова. Но посланные Редьярдом люди узнали все. Как мы знаем, на решение ласурского короля это не повлияло.
   Гаракенская принцесса в сопровождении герцога Ориша отправилась знакомиться с новой семьей.
  
  
  
   Глава первая. Знакомство.
  
  
  
  
   - А почему не наследный принц, дядя? - капризно протянула Оридана. - Уж если выходить замуж по расчету, так уж за будущего короля!
   - Видишь ли, моя ящерка, - Фигли Ориш подхватил руку принцессы, поцеловал и заговорщицки продолжил. - Его Высочество, принц Колей, едва увидав твой портрет, испытал такое потрясение, такой восторг, что в отчаянии просил Его Величество Редьярда и своего брата, Его Высочество принца Аркея, согласиться на твой брак с младшим Ласурингом. Да оно и к лучшему, детка. Принц Аркей недурен собой и благороден, но мрачен и холоден сердцем. А его брат! О, Колей прекрасен, как сын Океанского творца! И так же белокур и мускулист. Присовокупи к тому легкий нрав, остроумие, изысканность манер. Да еще влюбился в тебя с первого взгляда! Одним словом, Оридана, все к лучшему.
   - Ты прав, дядя. Нет никакой разницы, за кого из них я выйду, - Оридана давно уже слушала дядю, отвернувшись и глядя в окно на мокрый парк. - Почему, почему отец так поступил со мной!
   - Ори, девочка. Ваш брак очень выгоден и для Гаракена и для Ласурии. На что тебе жаловаться, ты ведь выходишь замуж за молодого красавца, очень достойного. Многие династические браки далеко не столь удачны.
   - Я люблю другого, - прикусывая кружево на платочке, глухо прошептала принцесса.
   - Ничего изменить нельзя, Оридана, - поднимаясь, сказал герцог. - Все сожаления и сетования бесплодны. Думай о реальном, - это слово Ориш выделил, - будущем. Мы отплываем в Ласурию через седмицу. Примерно неделю проведем в Вишенроге, потом вернемся, что бы ты, по обычаю, отправилась в монастырь. Свадьба состоится сразу после зимнего солнцестояния.
   Фигли Ориш погладил вздрагивающие плечи племянницы и вышел.
  
   - Помни, выкинешь что-нибудь - Вемьянский замок отберу и содержание урежу. Вдвое. Или на три четверти! Девчонка молодая, симпатичная. Думает, что ты в нее влюблен без памяти. Так вот - что б не разочаровал. Ни ее, ни меня, в особенности, - король навис над младшим сыном, не давая ни возразить, ни встать с кресла.
   - Че я-то, папаня? - слабо возмутился младший, высовывая голову из-под королевского локтя, как теленок из-за коровьего бока. - Пусть вон Арк женится!
   - Короче, я уже дал согласие на твой брак с принцессой Гаракенской и обсуждать что-либо более не желаю! - король уселся и взял бокал - восстановить нервы после разговора. - Свободен. До вечера. На ужине и познакомитесь.
   Колей вынул себя из кресла и понесся к двери, бурча на ходу явно что-то нелестное, хоть и неразборчивое.
  
   На ужин жених явился последним. К этому времени Редьярд и герцог Ориш сказали все положенное по протоколу, пропустили по бокалу, пока Аркей развлекал Оридану историческими анекдотами из жизни династии. Герои анекдотов неодобрительно глядели на потомков со стен. Король раздраженно пробарабанил по подлокотнику первые такты непристойной песенки.
   - Небось, наш Колей никак не преодолеет свою робость, - сочувственно изрек из угла Дрюня, почесывая худые ляжки, обтянутые морковным трико. - Ты же, Твое Родительское Величество, знаешь - сынок-то твой по женской части слаб.
   Присутствующие дружно посмотрели на отца. Рэд наливался краснотой, как дебелая купчиха в бане. За дверью послышался шум, Стрема подошел и поскребся, оглушительно гавкая. Дверь отворилась, и в обеденную залу ввалился принц Колей. Стрема принюхался и завыл.
   Благоухая мускусом, принц продефилировал к отцу и изобразил поклон. Редьярд взял сыночка за локоть, как клещами, и подтащил к невесте.
   - Позвольте вам представить, Ваше Высочество, моего младшего сына, принца Колея, вашего жениха.
   - С совершенным почтением, премного благодарен, - изрек Колей, шаркая ножкой.
   - Он имеет в виду, что счастлив познакомиться, - встряхивая Кольку, как кедровую сосну, прорычал король. - Что ж, прошу к столу.
   Колей был препровожден и усажен. Герцог Ориш предупредительно отодвинул стул племяннице и уселся сам по правую руку Его Величества, напротив наследника.
   Младший принц с трудом удерживал голову в вертикальном положении. После провозглашения приговора он и братья рю Мирон неустанно заливали горе в компании друзей, и, гм, подружек. Предусмотрительно посланный конвой снял с колен принца девицу, почтительно вытащил одну его руку из-за корсажа, вторую - из-под юбки, подхватил Его Высочество под локотки и доставил по назначению. Колей сейчас отдал бы половину Ласурского королевства за возможность положить немилосердно трещавшую и падающую ниц голову, в идеале, конечно же, на подушку! За невозможностью и рука выглядела достаточно привлекательно. Откровенно говоря, Колей боялся, что голова его предпочтет лечь в тарелку! Мерцание свечей и жужжание голосов навевало и убаюкивало. Ботфорт Его Величества впился в принцеву ногу подобно механическому буру, демонстрированному давеча делегацией из Драгобужья. Коля встряхнулся, как Стрема после дождя и посмотрел осмысленно. Через стол на него смотрела Оридана. О, вспомнил Колей. Счас же знакомство с невестой, мать ее королева!
   Оридана, не стесняясь, рассматривала своего будущего мужа. Дядя не обманул. Колей красив, очень, более красивого мужчины она не видела никогда! Вот только что-то ни галантности, ни обворожительных манер не демонстрирует. Хмурый. Глаза какие-то... воспаленные. Можно подумать, что плакал.
   - Ваше Высочество плехо себя чуйствоват? - озаботилась Оридана.
   Высочество покивало, отчего голова сорвалась с привязи, мотнулась и сбила графин.
   - Жужина сюда! - взревел король, с шумом отодвигая кресло. - Прошу прощения, дорогая! В ожидании вас мой сын постился и проводил ночи в ... бдениях. Сейчас ему будет лучше!
   - Чувствительная натура наш Колька, - взваливая на себя младшего Ласуринга, объяснил Дрюня.
  
  
   Первым, кто познакомился с лейкой мэтра Жужина, был вовсе не Дрюня. Этот волшебный сосуд как раз орошал гланды Его Высочества. Колея, разумеется. Король дополнял процедуру советами Ожину.
  - Еще лей, еще! И клистир ему поставь, этому члену ... династии! Галлона на полтора! Что б наверняка и мозги промыть!
  Жужин, не опуская лейку, вежливо постучал пациента между лопаток. Изнутри наполненная под завязку чувствительная натура младшего принца снаружи была подвергнута обливанию ледяной водой. Под взглядами Редьярда лакеи ежились не меньше младшего принца. Наконец, отец мановением руки прекратил экзекуцию, а мэтр Жужин нашел в принцевых недрах пустоту, как раз по объему отрезвляющей микстуры. Обмытое тело было одето лакеями и поставлено перед суровым взглядом отца.
  - Я тебя предупреждал, щенок! - вострубил Его Величество.
  Не весь Колей, но отдельные его части почувствовали, что время шуток позади, и брякни сейчас что-нибудь язык, именно им, частям, вспоминаться будет долго и болезненно.
  - Простите, отец, - покаялся сын, хотя особой вины в голосе не чувствовалось.
  - Слушай и не перебивай. Завтра утром подписание договора и объявление помолвки. До этого, - металл в голосе короля высек искры. - Ты трезвый, любезный и нарядный встретишься со своей невестой, извинишься за вчерашнее и произведешь правильное первое впечатление! Иначе, - Редьярд показал сыну кулак размером со Стремину голову. - Иначе мои слова про пост и бдения будут чистой правдой!
  
   Утром Его Высочество разбудил Ян Грошек. Вид королевского указа об урезании содержания и об изъятии в казну всей недвижимости (с подписью короля и государственной печатью, но без даты) пробудил в Колее аппетит, который просто необходимо было утолить в обществе гаракенской принцессы.
  Завтрак был накрыт в розарии. По мнению постановщика, имя которого мы называть не будем, поскольку оно всем известно, именно такие декорации должны были подвигнуть молодых в нужном направлении.
  - Дорогая моя! - завладевая принцессиной рукой, проворковал Колей, пытаясь вспомнить, как зовут без пяти минут невесту. - Приношу вам свои глубочайшие извинения! - жених пылко облобызал ручку. Глаза по привычке нырнули в декольте, пошарили, разочарованно метнулись к лицу. На нем читалось ожидаемое восхищение.
  - Как вы знаете, Ваше Высочество, - удовлетворенно и даже с толикой самодовольства продолжил Колей, усаживаясь, но не отпуская ее руку. - Наши родители желают нашей свадьбы. Хочу вас заверить, что и я жажду, - перед мысленным взором принца помаячил указ, и он пылко пожал пальчики. - Того же.
  - Ви выздороветь? - подозрительно поинтересовалась Оридана, пытаясь отобрать руку.
  - О, это все душевные переживания, - заверил Колей, не отдавая руку, олицетворявшую Вемьянский замок и роскошную жизнь. - Не стоит вспоминать этот неприятный момент.
  Появился слуга с серьезным лицом и подносом. На подносе дымился горячий шоколад и благоухали бисквиты. Пока слуга расставлял тарелки, а Колей напрасно искал ветчину или, на худой конец, копченые колбаски, принцесса отняла-таки руку и на всякий случай убрала на колени.
  Оридана с нетерпением ждала этой встречи наедине. Посты и ночные бдения, которым, оказывается, предавался младший принц, добавили штрихи к уже нарисованному ею в мыслях портрету. В нем значились: обходительность и легкий нрав, обещанные дядей, привлекательная внешность, бросающаяся в глаза, плачевный вид за ужином. И как не сделать вывод о несчастной любви? Они же, можно сказать, родственные души! Страдающие! О чем может говорить одна страдающая душа с другой одухотворенной личностью? Ну, конечно же, о поэзии! Оридана осмелилась и в перерывах между двумя печеньицами с чувством прочитала Колею сонет знаменитого Белого Трувера.
  
  Посмотреть на меня, заклинать я,
  Дарить взгляд твои тепло для меня,
  Вдохновенно творить, воспарять я,
  Твое имя на сердице хранья.
  
  Образ светел незримо со мною,
  И во снах, и в течение дня,
  Да, я болен есть тобой и любовью,
  Ти лекарство и яд для меня!
  
  Ангел мой, наша каждая встреча,
  Как эльфячий настой молодит,
  Вспоминать я тебя каждый вечер,
  Посвящать я тебе каждый стих!
  
  И Пресветлой молитвы творя,
  Видеть лик твой сияющий я.
  
  Во время декламации принц Колей сидел не шелохнувшись. Он боялся расплескать свои чувства. Ну, или как это называется, когда хочется расхохотаться, а еще лучше, как говорят в простонародье, заржать. Когда Оридана умолкла, принц сдавленным голосом произнес только:
  - Божественно! - отхлебнул морсу и закашлялся.
   'Действительно, чувствительная натура', - умиленно подумала принцесса.
  
   На подписании договора принц Колей нависал над невестой этаким преданным рыцарем, многозначительно смотрел в глаза и улыбался, неуловимо копируя герцогиню рю Филонель. Принцесса держалась спокойно и улыбалась ласково, герцог Ориш промокал глаза.
  Попытка принца сбежать немедленно по окончании церемонии была пресечена королем в намерениях. Можно сказать, задушена в зародыше. Принц, шагнувший было к двери, ушибся об отцовский взгляд и вернулся, мучимый вопросом. О чем можно говорить с этой девчонкой? Он вообще с прекрасными дамами немного разговаривал, а те разговоры, которые все же велись, сейчас были как бы не совсем уместны. Политикой Колей не интересовался, да и она вряд ли поддержала бы разговор о международном положении. Хотя лучше о политике, чем слушать, как она стихи читает. Брр... С похмелья такие муки... От страха на принца снизошло вдохновение. Он спасен. Спасен! Колей мысленно собой восхитился - сейчас сама сбежит.
  - Дорогая Оридана! Позвольте познакомить вас с одним моим приятелем, можно сказать, близким другом. Для этого нам придется немного прогуляться, вы, надеюсь, не против?
  Вопреки чаяниям, при виде конюшни и запахе навоза гаракенская принцесса вовсе не сморщила нос и не ушла, гордо вскинув голову. Напротив! Оридана кинулась к Петру Снежному как к соотечественнику на чужбине.
  - Какая лёшадка! - повисая на шее у жеребца, возопила принцесса. Говорят, у лошадей глаза говорящие, как у людей. Поверьте, когда Петр смотрел на Колея, его глаза были куда выразительней, чем у принца.
  Оридана тем временем быстренько протиснулась в денник, огладила шелковый бок, запустила пальцы в гриву, шепча что-то счастливым голосом. Обернулась к маявшемуся жениху, попросила, сияя:
  - Можно мне на него ехать? Я хочу!
  - Это мой конь! - ревниво отвечал Колей, доставая из небольшого мешочка на стене большой кусок сахара. - И я никому не разрешаю к нему подходить!
  - О, мой принц! - отработанным голосом девочки я-получаю-что-хочу проворковала Оридана. - Я же есть исключение из всех! Я ваш невеста.
  Колей представил альтернативу ее прогулке на Снежном (Аркаеш побери эти стихи!) и кивком подозвал конюхов.
  - Он не привык ходить под дамским седлом, - мрачно буркнул Колей. - Будьте осторожны, а то он вас сбросит!
  К чести принца, если у него и была надежда на неблагополучный исход этой прогулки, он сумел это скрыть. Петр Снежный, потрясенный предательством, вынося гаракенку, фыркнул принцу в лицо.
  
  
   К концу недели, проведенной в обществе невесты, Колей чувствовал себя так, будто у него завелись глисты. В голове. После прощального ужина пришедшие поскорбить братья рю Мирон прилично вздыхали в бокалы с Гаракенским розовым. Пили мало - принц не скучал ни по Жужиновой лейке, ни по отцовским нотациям - не пить совсем было нельзя. Можно сказать, невозможно.
  - Колей, что делать, - философствовал Тобис, старший из пятерки. - Никого из нас эта чаша не минует. - Тут присутствующие чисто машинально посмотрели в свои стремительно пустеющие бокалы. - Я, как наследник герба и титула - их же заложник.
  - А я никогда еще не имел... близкого знакомства ни с одной гаракенкой, - объявил Пелей. - У кого-то было? Или Его Высочество у нас и здесь первопроходец?
  - Да-да, - оживился кто-то в углу. - У кого были гаракенки?
  Отрицательное гудение и взгляды исследователей на принца.
  - Как тебе вообще невеста, мой принц? - прямо задал интересующий всех вопрос Ленц, третий из братьев. Незавидная участь болтаться между старшими и младшими заставляла Ленца всячески выделяться, сказать прямо - совершать экстравагантные поступки, типа самых невероятных пари (вроде того, когда он среди бела дня голый бежал с ласурским флагом от Военного университета до Морского. Выигрыш был поменьше, чем уплаченный отцом штраф, но незначительно). И на язык он был сам дерзким. - Я ее третьего дня танцевать пригласил. Не хочу оскорбить ласурское величество и гаракенское высочество, но она же тощая! И черна, как пережаренный цыпленок!
  - Да не в том дело, - вяло махнул рукой Колей. - Будь она трижды красавица, я все одно хотел бы этой свадьбы так же, как виселицы. Брак - не для меня. Я свободен как ... как Океан! А меня загоняют в какой-то канал!
  - Так ты признаешь, что Оридана, - Ленц на секунду притормозил, подбирая слова - все-таки речь он вел об особе королевской крови и будущей жене патрона - не красавица и не вызывает у тебя ни интересе, ни страсти?
  - Она миленькая, - больше из упрямства возразил Колей. Добавил вполне искренне. - Смешная девочка, такая наивная. Стихи мне читает. Одно радует - когда поженимся, я не обязан буду их слушать!
  
   Пока горничные суетливо складывали наряды Ориданы, готовясь к отъезду, принцесса длинными запутанными переходами прошла к полюбившемуся розарию. Это место во дворце Ласурского короля было ей по нраву не только за красоту экзотических цветов. Здесь жених говорил ей столько галантных слов, и так прочувствованно слушал сонет в ее исполнении. Все-таки как несправедлива молва! Она слышала разговор своих служанок - те в свою очередь пересказывали друг другу сплетни, услышанные от местной прислуги - как только не поливали грязью тонкую натуру Его Высочества младшего принца. И бабник-то он, и мот, и пьяница. Оридана присела на скамейку, и раскрыла томик стихов Белого Трувера. Вместо закладки в книге лежала позолоченная булавка с вершинкой в виде двух рубиновых сердечек. Последний подарок. Оридана погладила холодный металл кончиками пальцев, перевела взгляд на строчки.
  
  Любимая, как там одна ты,
  В зеленом саду?
  
  Всхлипнула, торопливо стерла слезинку. Этот знаменитый поэт тоже всю жизнь писал стихи своей возлюбленной, но жестокая судьба не позволила им быть вместе. К ней тоже судьба жестока, да! Иракли, где ты? Думаешь ли обо мне? Принцесса нахмурилась, опять сердито вытерла глаза. Дядя прав. Не надо думать о прошлом, лучше думать о будущем. О будущем супруге. Например, о том, как же хорош собой ее будущий супруг. Оридана прикрыла глаза, представляя красивую улыбку и мягкие губы принца, целующие ее пальцы... И вдруг вздрогнула, открыла глаза, вспыхнула так, что покраснели не только щеки - шея, грудь. Совсем не принца Колея видела она сейчас, не его губы целовали ее. И целовали вовсе не пальцы...
   'Оридана, никто не должен знать!' - звучал в голове неотступный голос. - 'Он все равно узнает!' - настойчиво возражал другой. 'Мне все равно!' - беззвучно закричала принцесса. Захлопнула книжку, вскочила, пошла, почти побежала, подгоняемая неотступным: 'Он узнает!' - 'Мне все равно!'
  
   День отъезда невесты, который должен был стать счастливейшим для принца Колея, хотя бы до того времени, как она вернется, был омрачен с раннего утра. Принцесса Оридана до завтрака пошла прощаться с 'коняшкой'. Петр, будучи джентльменом, от принцессы только молча отворачивался, слыша эту 'коняшку', да переступал с ноги на ногу, раздраженно хлопая хвостом по сахарным бокам, но Оридана все не уходила и не уходила. Снежный предпринял последнюю попытку и расслабился. Конюхи метались с лопатами и метлами, а гаракенка все упрямо продолжала гладить бархатный нос и плюшевые уши, пока жеребец не отшатнулся и не взбрыкнул.
  - Нам надо торопиться, дорогая! - вмешался жених. - Его Величество ждет нас на завтрак, а сразу после него начнется церемония ваших торжественных проводов. Весь город собрался приветствовать мою прекрасную невесту!
  - До встреча, лёшадка! - принцесса оторвалась-таки от жеребца и положила руку на предложенный локоть. Однако принц довел ее только до выхода из конюшни.
  - Я должен отдать кое-какие распоряжения, - уклончиво извинился Колей. - Я догоню вас, моя милая.
  Петр Снежный поприветствовал Его Высочество заливистым ржанием, а когда Колей подошел поближе, аккуратно вцепился такими же белыми, как все у него, зубами, в принцеву ногу. Колей взвыл.
  -Скотина злобная!
  Петр обиделся (а кто бы не обиделся, по-вашему?) и укусил Кольку еще раз. За скотину.
  
  
  
   Глава вторая. Свадьба.
  
  
  
  
   Отправив невесту в монастырь, сам Колей отправился в абсолютно противоположном направлении. Как известно, его паломничество было прервано жестокосердным королем, заточившим молодого красавца в каземат.
   - Ну вылитый я в молодости! - похвастал Его Величество, провожая младшего сыночка в башню.
   - То-то же что любимый сын, Твое Чадолюбие. Сидит почетно. Арка ты поглубже законопатил, - съехидничал Дрюня, но тихо, что бы его слышал только Редьярд. Король оглянулся на шута и так сверкнул глазами, что шут счел за благо сделать вид, что он молчит и давно уже молчит. Седмицу точно.
   Утро дня бракосочетания будущие молодожены встретили и похоже, и по-разному. У нее болела голова, у него, простите, задница.
   - Ори, змейка моя, зачем ты довела себя до такого кошмара? - мягко выговаривал дядя, пока горничная прикладывала к лицу гаракенской принцессы кубики замороженного настоя, пытаясь привести лицо в подходящий свадьбе вид. Сам Фигли придерживал на макушке грелку. В соседней комнате горничная обкладывала королевскую физиономию свежими капустными листьями. То ли от вчерашнего, то ли от капусты лицо гаракенского монарха имело зеленоватый оттенок. Она, физиономия то есть, на лицо мало походила, но вы когда-нибудь слышали выражение 'королевская морда'? Тело принца Харли еще не воздвиглось из постели, и о его лице что-то мог сказать только придворный маг, но он пока что был очень занят. Сияющая и великолепно-прекрасная Орхидана переходила от пациента к пациенту, но не как сестра милосердия, а как богиня мщения, и выговаривала, пеняла, стыдила и увещевала.
   - Оставьте меня! Оставьте меня одну! - закричала принцесса, отталкивая руки горничной и вскакивая. Ориш взглянул на сестру и вышел. Королева показала служанкам на дверь, дождалась, пока створки плотно закроются, и подошла к дочери. Оридана лежала ничком на диване и ее плечи опять вздрагивали.
   - Ори, посмотри на меня, - приказала королева, усаживаясь и принимаясь трясти дочь за плечи. - Не плачь, - Орхидане удалось поднять принцессу и та, вытирая слезы ладошками, покорно села, глядя себе в колени. - Посмотри на меня, - повторила мягко. - Тебе нечего стыдиться, Оридана. - Дочь с изумлением взглянула на нее. - Ты совершила ошибку и ошибку непоправимую. - Оридана снова опустила глаза. - Но ты сделала то, что сделала, не из испорченности или развращенности, а от наивности. Поверь мне, не все выходят замуж девственницами, Оридана, - Королева теперь заговорила своим обычным тоном, чуть снисходительным и насмешливым. - Даже в королевских семьях.
   Королева взяла дочь за руки, разжала кулачки, легко поцеловала в лоб. Поднялась.
   - И еще. Ты - принцесса Гаракенская. Не смей опускать голову! Смотри прямо! Особенно, если тебе есть что скрывать и чего смущаться.
   Королева подошла к двери, решительно открыла.
   - Быстро, быстро! У нас мало времени. Помогите Ее Высочеству, - не оборачиваясь, вышла. За ее спиной принцесса Оридана решительно вздернула подбородок.
   Орхидана вошла в спальню мужа, аккуратно прижимая к лицу платочек. Йорли обобрал с лица капусту и сел. В кресле рядом с королем приткнулся герцог. Слуги понятливо вышли.
   - Дорогая? - осторожно позвал супруг. - Ты плачешь?
   - Нет, разумеется, - раздраженно отозвалась королева, осторожно вытирая нос. - У нас через два часа свадьба. - Ориш, ты с ней говорил, как я тебя просила?
   - Да, моя змейка, - герцог со вздохом отбросил грелку. Йорли, косясь на жену, тут же пристроил ее к затылку. - Она много не рассказывала, так, обычные страхи девицы перед замужеством. Я в меру сил развеивал ее сомнения, даже убеждал, что жизнь у нее впереди будет если не сказочная, то волшебная. - Фигли невесело усмехнулся. - Как мог красноречиво описывал, что она будет купаться в любви и внимании красивого молодого принца. Приводил в пример ваше неугасающее чувство.
   Йорли и Орхидана переглянулись с мимолетной улыбкой, наглядно демонстрируя чувства, что испытывали друг к другу.
   - Не знаю, насколько она мне поверила. Мне трудно было быть убедительным.
   - Перестань, Фигли! - отмахнулся Йорли. - Да, мальчишка тот еще шалопай, - будущий тесть произнес это чуть ли не с отцовской гордостью. - Прямо как мы с Рэдом в молодые годы! - тут король спохватился, взглянул на королеву и продолжил. - Но женитьба всех меняет в лучшую сторону, не правда ли, моя жемчужина.
   - Думаю, будет лучше, если я сам буду управлять делами Ориданы и возглавлю ее двор, - слова герцога Ориша были больше похожи на утверждение, чем на просьбу. Йорли посмотрел на королеву и кивнул. Фигли вышел, думая о том, что был прав, когда настаивал на включении в брачный договор особого условия. Он, в отличие от царственных родственников, полагающихся на благородство ласурской династии, после близкого знакомства с младшим принцем решил не пускать дело на самотек.
  
   В покоях упомянутого принца с утра было не протолкнуться. Его свита, изнывавшая от тоски в короткой, но жестокой разлуке, явилась засвидетельствовать почтение и подбодрить Его Высочество в тоске и отчаянии.
   - Голубой?! - глядя на подвенечный наряд Колея, изумился Тобис. - Женихов пристало бы обряжать в черный, траурный тут уместнее.
   - Нет, друг мой! - провозгласил принц, встряхивая кудрями. - Я - Ласуринг! А мы и в тюрьму и на плаху идем, как на парад! - Колей еще раз тряхнул головой и вдруг запел.
  
   Вот почему страну спасать
   Своей свободой должен я?
   Я слишком молод, вашу мать,
   Чтоб надевать хомут "семья"!!!!
  
   Меня еще красотки ждут,
   Еще не всех я повидал,
   А мой папаша тут как тут,
   Мою свободу променял!
  
   Женился сам бы как-нибудь,
   А нет - Аркея бы отдал,
   Я не готов, не в этом суть,
   Еще не всех пере**ал!
  
   Ну почему как что - Колей
   Своей свободой за страну!
   Я не готов еще, ей-ей,
   Пошел бы лучше на войну!
  
   Но папа ... целится стрелой,
   И состраданья ни на грош:
   Стрелою в зад, и вся любовь,
   Хромая, под венец пойдешь!
  
   Под громкий хохот свиты принц махнул рукой, слуги внесли подносы. По бокалам, шипя, побежало гаракенское.
  
   Весь этот день они мчались как две снежинки в снежном вихре, каждый сам по себе, соприкасаясь лишь на миг. Когда он опять поднял ее на руки перед порогом свадебной каюты, непонятное чувство кольнуло его. Она спрятала лицо, и он видел только розовое ухо и кудрявую прядь на бледной щеке. Тихо, беззвучно он шепнул
   - Все будет хорошо, девочка...
  
  
   За окном роскошной каюты в серо-красно-голубом убранстве начало светлеть. Колей поднял голову, посмотрел на смуглую фигурку среди жемчужно-серых мехов. Сел, опустив ноги на белую медвежью шкуру. Оридана пошевелилась у него за спиной, протянула руку коснуться. Он дернулся, отстраняясь, наклонился, подобрал штаны. Натянул, прошлепал к столу, подхватил графинчик, отпил из горлышка, кривясь.
  - Колей, - тихо позвала из разгромленной постели Оридана. Муж обернулся, бешено сверкнул глазами, отшвырнул жалко звякнувший графин и начал стремительно одеваться. Она молча смотрела, как он набрасывает рубашку, камзол, натягивает сапоги, тщательно поправляет манжеты и жабо. Принц посмотрел в зеркало, расчесался пятерней и, больше не взглянув на жену, вышел, не слишком аккуратно прикрыв дверь.
  Оридана свернулась клубочком под меховым покрывалом и стала думать. О вчерашнем дне, а особенно ночи. От волнения и ожидания Оридана не запомнила подробности собственной свадьбы, только несколько смазанных эпизодов. Она помнила свои слезы за несколько часов до обряда, и маму, говорившую с ней, совсем как раньше. Эта странная девушка, невеста Его Высочества Аркея. Сразу видно, что простолюдинка - разве люди благородного происхождения вот так бросаются друг на друга с объятиями и сочувствием? Потом дорога в храм и жених держит ее на руках... От его запаха, крепких рук у нее закружилась голова и в храме она стояла в полуобморочном состоянии. Он заметил и держал за руку. Крепко. Потом пестрые пятна улиц и площадей, музыка и крики толпы, прибоем стучащие в голове. Лица, лица, неискренние улыбки, усмешка в глазах. Пир, танцы, кортеж. Сердце колотится в горле, и она успокаивает себя, что дорога в порт будет долгой и готовится с привычной приветливостью махать собравшемуся народу.
  Колей подсадил жену в свадебный экипаж, уселся сам и удивленно повернулся к Оридане, вцепившей в его руку, как висельник в веревку. Девушка смотрела, как Аркей и Бруни усаживаются в самодвижущую коляску. Драгобужский подарок рычал и трясся, изрыгал дым и пламя, глаза принцессы, огромные, черные, совсем без радужки смотрели на него, не моргая, и голова её начала непроизвольно трястись в такт вибрациям. Принц Колей, нахмурясь, резко дернул жену за руку, выводя из ступора. Чудовищное порождение гномской мысли подпрыгнуло и понеслось по мостовой, как Аркаеш, стащивший тапочки. Оридана моргнула несколько раз и отняла у Колея руку, отворачиваясь. Карета покатила плавно, но быстро, догоняя наследника и его невесту. Отсрочка, на которую Оридана так надеялась, развеивалась как вырывающийся из заднепроходной трубки Аркеева экипажа дым.
  Они поднялись на палубу огромного корабля, ошибочно, видимо, названного свадебной ладьей.
  - Сейчас фейерверки будут, - оповестил ее принц, подводя ее к борту и кивком приветствуя капитана. - Вы любите фейерверки, Ваше Высочество?
  - О, я люблию! - с энтузиазмом отозвалась невеста, готовая сейчас смотреть даже на то, как туши свежуют.
  Над головой плескалась огненная сказка. Кроме обычных для ласурских свадеб фигур - голубей, белой кошки с голубыми глазами, волшебных тапочек - устроители вспомнили и гаракенские легенды. По небу, настигая грудастую русалку, пронесся трезубец. Зрители внизу восторженно орали, матросы на палубе отпускали шуточки насчет того, куда это орудие поразит морскую деву.
  Оридана опять задрожала, надеясь, что это от холода. Колей посмотрел сверху, легко обнял за плечи. По небу покатились, затухая, огромные кольца, внутри которых плескались волшебные рыбы всех цветов. Они постояли еще немного, глядя на море и облака, потом он пробормотал что-то, очень неразборчиво, она расслышала только что-то про кончать, и подхватил ее на руки.
  
   Колей, стоя на том же месте, которого они вчера смотрели на представление, тоже вспоминал. Будучи заперт в башне, дабы сохранить здравый ум и трезвую память верхней части и сохранность нижней до самой свадьбы и лишенный не только вина и изысканных яств, но и веселой компании, принц отчаянно скучал. Его соседями были только кувшин с холодной водой и полкаравая, но Его Высочество решительно предпочел одиночество и с презрением спихнул поднос с жалким подношением со стола и упал на жесткое узкое ложе. Рядом скромно дожидались его толстые исторические тома с описанием основания династии и хроники великих дел знаменитых предков. Принц с досадой пнул и историков и предков и поудобнее вытянул ноги на коротком лежаке. Спать не хотелось, и он сперва орал непотребные песни, потом развлекался, грозя всяческими карами безмолвной страже за дверью, потом искушал охрану, оскорбляя величество. Никакого ответа.
  - Есть хочу! - прокричал младший принц, швыряя в дверь самую толстую хронику в задубевшей от времени коже.
  - Не приказано, - деревянно прогудели за дверью.
  - Пить хочу! - заорал Колей.
  - Вода вам доставлена, Ваше Высочество.
  - Она... разлилась, - смягчил события Колей.
  - Не приказано, - голос за дверью умолк. Что бы не чувствовать себя замурованным заживо, принц подошел и потряс дверь, чудовищно матерясь. За дверью было тихо, как в склепе. Принц в мерял ботфортами комнату, пока не заметил листок, видимо, вывалившийся из книги и отлетевший к окну. Записка! "Ждем в полночь. Стража внизу нет, лошади готовы'. Рю Мирон, точно, больше некому.
  - Награжу! Орденом награжу! Банной подвязки! - повеселевший Колей подскочил к окну, прикинул расстояние, разорвал простыню на несколько полос, связал, крепко привязал к ножке стола и с чувством хорошо сделанного дела лег поспать в ожидании обретения желанной свободы. Внезапно в нем проснулось... Честно, Его Высочество и не подозревал, что эта штуковина в нем вообще имеется. Но она была! Внезапно обнаружившаяся совесть подло начала нашептывать, что своим побегом может спровоцировать международный скандал, что не только гаракенская принцесса будет необратимо опозорена, но и Его Величество, получается, нарушит данное слово.
  - Я просто хочу все вернуть в привычное русло - дела, заботы и ответственность отцу и старшему брату, охоту, флирт и развлечения себе, - огрызнулся принц, замахиваясь на совесть. Совесть не испугалась и продолжила свербеть.
  - Может, я жениться хочу по истинной любви! - зашел с другого бока Колей. - Вон, братец на трактирщице женится. В казематах за любовь сидел! Буду странствующим рыцарем, совершать подвиги во имя вдов, сирот и девственниц!
  Как известно, за это благородное намерение Его высочество заплатил увечьем. 'Увы! Ни одно доброе дело не остается безнаказанным', - думал он после водворения обратно в башню, лежа на животе и предаваясь печальным раздумьям. Придется теперь жениться, неожиданно осознал Колей. Видимо, шествующая извилистым путем мысль нашла в организме отверстие и утвердилась там основательно. Это самое отверстие, к слову, ужасно болело! Удивительным образом эта боль напомнила ему о завтрашней брачной ночи, и он первый раз подумал о невесте. В конце концов, ее согласия на брак так же никто не спрашивал. Хотя ей повезло больше, чем ему! Выйти замуж за Его Высочество Колея! А она, похоже, его боится. Принц поморщился. Ну их, королевских девственниц! Будет завтра лежать, как самшитовый столбик от балдахина. Ладно. Он ни разу не насильник. Принц твердо решил быть добрым к маленькой невесте.
  
   Вчера, перенеся ее через порог и чувствуя под рукой, как стучит о ребра ее сердце, он поставил её посреди каюты, аккуратно снял шубку, указал рукой на стол.
  - Хочешь есть, дорогая? Она провела ладонями по предплечьям, отрицательно качая головой. Он прошелся по комнате, задувая свечи. Одинокий огонек качался в маленьком лампионе рядом с постелью. Обнял ее сзади, заставляя прижаться спиной к груди, обвел кончиком пальца контур ключиц, край декольте. Шепнул в пламенеющее ухо:
  - Ваши кружева такие жесткие и острые, что причиняют боль. Так же, как ваша красота пронзает мне сердце. Вы позволите мне избавиться от них?
  Она судорожно вздохнула, холмики грудей дрогнули. Его руки ловко и умело расправились со шнуровкой, потянули платье с плеч и талии, и оно опало ледяным озерцом. Она все еще стояла, слыша, как стукнулись об пол отброшенные сапоги, полетел на пол его камзол, краснея, увидела мелькнувшие чайкой подштанники. Он опять приблизился, голый, мощный, прекрасный - у нее волоски на позвоночнике шевельнулись от смущения и соблазна, протянул руку, играя лямкой сорочки.
  - Ты ведь не боишься меня, милая? - мурлыкнул он, спускаясь к талии и тесно прижимаясь к ее ягодицам. Ягодицы, к слову, были кругленькие. - Ты очень соблазнительна сейчас в одних чулках и туфельках, но позволь, я их тоже сниму?
  Он отнес ее в постель, стянул шелковые чулки, лаская тонкие лодыжки, поцеловал поджавшиеся пальчики на ногах. Он и правда любил женщин, этот прекрасный, как в сказке, принц. Нежно касался, долго целовал, пытаясь снять ее странное напряжение, ее скованность, но, кажется, напрасно. Принц вздохнул, прибегая к последнему средству.
  
  С поцелуя, взгляда, жеста,
  Пробудится может страсть,
  Пусть чужда тебе невеста,
  Ты умеешь соблазнять.
  Гладишь трепетную грудку,
  Прижимаешь тонкий стан,
  Очаруешь незабудку
  Этой ночью навсегда.
  Вы сплетались, как побеги:
  Вдох на выдох, стон на стон,
  Первый взрыв волшебной неги
  Испытали ты и он...
  
  Эти стихи Белого Трувера с наглядными или, правильнее сказать, тактильными, иллюстрациями принца любую девицу приводили в безотказное состояние. И сейчас Трувер не подвел. Оридана задохнулась, раскрыла повлажневшие глаза и губы.
  - Пора, дорогая, - осторожно толкаясь, предупредил Колей. С изумлением посмотрел на закусившую губы невесту, начал двигаться, больше не сдерживаясь. Она отвернулась, пытаясь сдержать стоны, не смевшие обнять его руки сжимали простыню.
  - Я, оказывается, зря так старался, - зло сказал он, скатываясь с нее. - Нежничал, осторожничал! Обращался как с девственницей! То-то ты лежишь ледышкой. Привыкла, что тебя берут, как девку?! Что ж, я могу доставить тебе удовольствие! - принц жесткой рукой взял её за подбородок, заставляя повернуться и целуя с ожесточением, грубо раздвигая губы, так, что зубы о зубы, до крови.
  Он ласкал ее теперь изощренно, опробуя все, что когда-либо хотел сделать, и что особо доставляло ему удовольствие. Он хотел наказать, но она загорелась и, кажется, получала не меньшее наслаждение. Она кричала и стонала, и шептала что-то на родном, и смотрела на него черными шалыми глазами.
  Измученные длинной игрой они уснули, обнявшись, как супруги, а теперь оба провожали ночь в одиночестве.
  
   Рассвело, а она все не выходила. Он понял, что замерз и команда издалека посматривает на него, пересмеиваясь друг с другом, и сердито пошагал в каюту.
  - Пора возвращаться, дорогая женушка, - объявил с порога. Она сидела боком у стола с заветренными кушаньями.
  - Ви помочь мне со шнуровка? - ровно попросила Оридана, подходя и поворачиваясь. Платье на спине топорщилось крыльями. Он начал шнуровать и она поняла, что он намеренно делает ей больно. Она оглянулась через плечо, но ничего не сказала. Спросила, когда он отошел:
  - Ми ехать сичас?
  - Не ехать, - буркнул муж, сгребая шубу и напяливая на нее. - Держись за меня, - и повернул портальное кольцо.
  
  
  
   Глава третья. Накануне весны.
  
  
  
  
  
  Судьба шутить и зло разыгрывать умеет,
  Иначе как ее без шуток понимать:
  Невестой стала златокудрого Колея,
  Да только он тебя не хочет принимать.
  
  Тебе сказали он красив и страстен очень
  И легкий нрав его хвалили не спроста:
  И ты поверила, и вот проходят ночи,
  Бл*дует он с остервенением кота...
  
  Не верь политикам, наивная принцесса,
  Их правда кружит, и лукавы их ходы,
  Тобой скрепили две державы интересы,
  Разменной картой государства стала ты...
  
  
  Сплетни, шепотки и злорадство двора не досаждали Ее Высочеству в той мере, на которую рассчитывали их носители. Ей даже не было горько и обидно от откровенного пренебрежения мужа. В конце концов, его равнодушие - малая епитимья за ее преступление. К тому же его семья, которая, без сомнения, должна была отвернуться от нее после того, как станет известно о ее падении - а она не сомневалась, что, по крайней мере, Его Величеству все известно - была к ней добра. Но ей было очень скучно. И одиноко. Не считая фрейлин и прислуги, все ее общество составляли полосатый поросенок да такой же бессловесный оборотничий ребенок. Она старалась найти себе занятие - занималась ласурским, устным и письменным, вышивала скатерти и салфетки для благотворительного базара. Еще она научила Колю считать до десяти и пыталась научить и Саника, но тому счет был совершенно не интересен. Ему хотелось бегать, рыть и грызть.
   Она любила гулять, но, в отличие от Гаракена, у Ласурингов не было при дворце парка, а, по мнению ее статс-дамы, гулять просто по набережным было неприлично. По крайней мере, каждый день. Тогда она стала ходить в розарий но, к несчастью, однажды спугнула там Его Высочество Колея. Кстати, фрейлина герцогини рю Филонель, с которой он там тискался, сперва даже не пыталась сделать вид, что смущена. 'Можно подумать, меня это должно задеть', - думала Оридана, глядя на раскрепощенную даму. Чем дольше смотрела, тем более неловко чувствовала себя госпожа рю Лядиш, присевшая в реверансе и не смевшая подняться. Ее Высочество усмехнулась и отвернулась, продолжив прогулку. В этот раз спорная территория осталась за ней, но больше она не подвергала себя такому искушению. Блуждая по дворцовым дворикам и садам, она наткнулась на маленький аптекарский садик мэтра Жужина и стала бывать там почти ежедневно, стараясь выбрать время, когда там никого не было.
   Тем не менее, однажды, прогуливаясь, она была немало удивлена видом мэтра, ползающего на четвереньках под стеллажами и что-то бормотавшего. Истинная женщина в принцессе не выдержала и Оридана тихонько подошла поближе, прислушиваясь.
   - Где ты, моя драгоценная? Иди сюда! Ты должна отдаться во имя науки! - шуршание и шебуршание начали удаляться. Принцесса двинулась следом. В кадке с алоэ что-то зашевелилось. Оридана наклонилась, отвела пальцем толстенький треугольный листок с колючками по бокам и увидела большую зеленую лягушку. Лягушка смотрела на Ее высочество умоляюще. Оридана успокоительно кивнула - мол, поняла, слова не скажу - но тут из-за спины принцессы вылезли любопытные фрейлины, увидали лягушку и завизжали, как будто Жужин их собирался препарировать. Догадавшись о причине паники, Жужин резво вскочил и побежал к дамам.
   - Нашлась, - обрадовался он, устремляясь к бывшей пленнице.
   - Уважаемый господин Жужин! - выдвигаясь на перехват по всем правилам военной науки, воскликнула принцесса, на ходу думая, что бы такого сказать. - Дорогой мэтр, у меня к вам разговор, очень личный!
   Ожин, выглядящий так, будто застигнут камнепадом в чистом поле, учтиво поклонился и попросил последовать в приемную. Уходя, он несколько раз с тоской оглядывался на кадку.
  
  
  Бойся низменных мыслей, бойся выпить вина,
  А не то прилетит страшный ящер из сна,
  Он огонь изрыгает, он кружит над тобой,
  Сквозь замки проникает, защищая любовь!
  Черным когтем прочертит грань поступков твоих,
  Взгляд его хуже смерти, трепещи, если жив.
  И проснувшись наутро ты не веришь глазам:
  Черный коготь, как роспись: будет так, как сказал!
  
  
  Его Высочество Колей после разговора с невесткой пошел и предался пороку и разврату, то есть своему ежедневному досугу. Сегодня он приложил тройное усилие - одно в пику этой трактирной выскочке, и два - потому что никак не мог опьянеть, Аркаеш забери этого Жужина с его отравой! Не знаю, можно ли говорить 'его усилия были вознаграждены', если речь идет о таком неблаговидном деле, как пьянка, но тем не менее. После очередного кубка он наконец-то свалился на стол и дежурные офицеры из свиты (нелегкая ноша, во всех смыслах) отволокли его в покои и сгрузили под балдахин. Принц, спящий неглубоким пьяным сном, заворочался, пробормотал что-то.
   - Никак, снится что, - уходя, оглянулся на принца усатый лейтенант.
   - Дай угадаю. Вино, карты да бабы, - буркнул второй, постарше. И добавил неслышно. - Угораздило же меня к младшему принцу попасть.
   Он не угадал. Колею действительно снился сон. Но какой...!
  
  
   Кто-то гнал Колея, как королевская охота - дичь. Он бежал, оскальзываясь, по скалистому берегу, разъяренный океан тяжело бил пенной рукой о берег, и брызги, взлетая, окатывали его лицо. Колей смахнул рукавом воду, пытаясь отдышаться, за спиной загрохотал, захохотал невидимый и неведомый ужас. Шум чудовищных крыльев настигал, он оглянулся, оступился и заорал, падая в пропасть. Прежде чем его тело тяжело грянулось о зубья камней, картина изменилась.
   Он увидел себя в мрачном каменном лесу. Тишина душила, давила на плечи, мрак слепил. Он брел куда-то, спотыкаясь, упорно глядя под ноги, и опять ужас преследовал его, но был не за спиной, а где-то над головой. Ласурская гордость взыграла в нем, и он запрокинул голову, посмотреть в глаза своему страху, но каменные стены навалились, стиснули его, он зарычал сдавленно и ...
   Теперь он видел себя в своих покоях. Он был совсем один, один в этом дворце и даже один во всем Вишенроге. И над ним одним, над этой пустотой кружилась огромная крылатая тень, задевая кончиком гигантского крыла крышу дворца, ища кого-то. Его? Его, он знал это. Потом эта тень опустилась, обвиваясь хвостом вокруг конической башни младшего принца, царапая когтями крепостную стену, отчего камни крошились и падали с глухим стуком. Чудовище дохнуло, и пламя облепило башню. Огромная голова оказалась прямо в его покоях, неведомо как поместившись, раздвинув стены. Глаз ростом с самого Колея смотрел на него змеиным зрачком, язык скользнул по зубам. Голос, давящий, проникающий голос, громом раздался прямо в голове у принца. "Не сссмей оссскорблять Бруни.... Королева под моей защщщщитой... Пожжжалеешшшь...'
   Колей дернулся, не в силах больше выносить этот ужасный голос и этот недвижимый взгляд и проснулся, наконец, обливаясь в холодным потом, со стоном сел на постели. Сердце стучало, как молот Торуса, в висках бил по наковальне Руфус. Во рту, видимо, ночевала кошка Индари. Не одна, а с волшебными котятами. Колей, матерясь, сел, потянулся к кувшину, пил большими глотками через край, бросил в угол промокший от пота камзол и мокрую рубашку, кряхтя, стащил сапоги. Упал спиной на постель, подсунул под болящую голову подушку, отдышался. Окно было распахнуто и бодрый морской бриз трепал занавеси.
   - Забери живьем Аркаеш мэтра Жужина с его снадобьем! Приснится же такое... Эй, там!
   В дверь поскреблись, на пороге с кислым лицом воздвигся камердинер.
   - Джипс, что у тебя вечно такое лицо, будто на тебя нагадили все голуби Вишенрога? - просипел принц из-под балдахина. - Ванну и одеваться. И вина принеси!
   Джипс нырнул за дверь и вернулся с приготовленным подносом. На подносе стоял кубок и тарелка с мясом и зеленью.
   Колей посмотрел на еду с отвращением, в два глотка опустошил вместительную посудину, кинул ее обратно, выговорил слуге с недовольством:
   - Окно закрой! Что с утра настежь, не лето.
   Камердинер пристроил поднос, подошел к окну, завозился, опуская раму. Вернулся, с поклоном подал принцу странный предмет, похожий на черный кривой кинжал без рукоятки.
   - Застрял между камней в подоконнике, Ваше Высочество, - забрал поднос и удалился.
   Колей повертел в руках непонятную штуку. Предмет был странный, очень странный. Ни металл, ни камень. Принц зашипел, порезавшись об острый, как будто заточенный конец, машинально, как в детстве, сунул пострадавший палец в рот. От рук пахло серой. Колей поднес к лицу ... коготь? Серой пахнуло сильнее. В голове будто заворочался кто-то, засмеялся гулким леденящим смехом: "Поммммни!"
   Колей вскочил, бросился к окну, бешено дергая раму, открыл, высунулся по пояс. Древний замок стоял крепко, стены смотрели сурово, ни царапин, ни рытвин. Ничего. Никого. Колька потряс головой, неверяще глядя на свои руки, державшие легенду. Когда-то, давно, мама читала ему легенды о рыцарях и драконах. Он стоял, глядя куда-то туда, вспоминая, как взмахивал он деревянным мечом, выкрикивая боевые кличи в жажде подвигов и приключений. Он готов был сразиться с крылатым змеем, и, конечно, победить!
   Его Высочество усмехнулся, отворачиваясь от окна. С тех пор много воды утекло, и подвиги он совершал, в основном, в альковах.
   - Видимо, я когда-то мечтал о встрече с драконом слишком сильно! На свою голову, - подошел с секретеру, потянул скрипнувший от редкого пользования ящик, вытащил большую шкатулку, расписанную диковинными зверями и птицами. Помедлил, открыл, и, не глядя, сунул туда чудо.
  
  
  
  Чтоб он ловил, вдыхая, каждый шаг,
  Наполни жизнь волшебным ароматом.
  Он, словно шлейф, притягивает взляд,
  Он создан по таинственным трактатам!
  Ты свой цветок наполни добротой,
  Любовью и заботой, нежным словом,
  И эликсир, заряженый тобой
  Теплом души повеет на другого.
  Добавь в состав простое волшебство:
  Слезинку радости и капельку печали,
  Твой аромат вдохнет душа его,
  Шагнет навстречу, вас ведь Боги обвенчали!
  
  
  - Признаться, вы меня удивили, Ваше Высочество, - со сдержанным изумлением опытного придворного и деликатностью истинного врача высказался наконец мэтр. - Я осведомлен принцем, что одно ... эээ... снадобье, которое я для него приготовил не так давно, помнится, я пользовал его как раз перед вашей помолвкой, дало побочный эффект. Повлияло на стояние, то есть я хотел сказать на его состояние, состояние, конечно! Перед вашей свадьбой он пил другое! И насколько я могу судить, Его Высочество ведет прежний образ жизни, в смысле его активной жизненной позиции...
  Ожин достал платок и промокнул покрасневшие щеки и лоб. Жалоба, высказанная ему принцессой, была поистине неразрешимой. Лечить Колея от мужской несостоятельности! Тогда уж заодно подлечить Петра Снежного и Железнобока!
  - Я, верно, не так произнесла, - покаялась Оридана почтенному лекарю. - Мой муж... не желает именно меня. Но я слышала, что можно сделать средства, вызывающее притяжение к их пользительнице.
  Взгляд мэтра загорелся исследовательским азартом.
  - Это будет бесценный опыт! - Жужин потер руки. Принцесса посмотрела неодобрительно, и он исправился, добавив искренне. - Счастлив буду помочь вам, Ваше Высочество.
  Ожин Жужин в раздумье прошелся туда-сюда.
  - Нужно создать ваш аромат! Да-да! Духи, созданные только для вас, неповторимые, уникальные. Единственные в мире! Но вы должны помочь мне, принцесса. Создать духи без участия их обладательницы - невозможно.
  - Я готова! - у Ориданы глаза засияли. - Это будет наша тайна, не так ли, мэтр. Мы никому не сказам!
  С этого дня Оридана стала частой гостьей в кабинете королевского лекаря. Первое, что сделал мэтр - обратился к архивам. После сотен свитков, содержащих рецепты лечения сухих мозолей, золотухи, и, почему-то, бесплодия у кошек, Ожин нашел таинственный трактат на эльфийском. Покорпев над переводом, мэтр в очередной раз встретил принцессу в веселом расположении духа.
  - В трактате указано, что сперва надобно выбрать основу, - мэтр потряс приготовленными склянками. - Железа виверры, железа мускусной кабарги... - принцесса подошла, по очереди принимала крошечные сосуды и подозрительно нюхала. - Серая амбра зубатого кита, железа выхухоли либо молодого бобра, - продолжат тем временем Жужин. - Даже рецепт на каменной водке есть!
  Оридана бутылек с каменной водкой нюхала особенно тщательно.
  - А может, просто каменная водка? - невинно поинтересовалась. - Внутрь Его Высочества? Это есть выигрышный вариант!
  - Вы хотели сказать 'беспроигрышный', - больше никак не комментируя, отозвался Ожин. - Очень рекомендованы эфирные масла цветов, - он открыл вместительный ящичек, разделенный на ячейки. - Вот здесь, Ваше Высочество, более двадцати образцов самых изысканных ароматов.
  Принцесса подтащила ящичек к себе, уселась поудобнее и принялась вытаскивать по одному и нюхать, то утыкаясь носом во флакончик, то с сомнением отстраняя.
  - Масло майской розы, - в склянке переливалась жемчужно-розовая жидкость, источавшая тонкий нежный аромат.
  - Жасмин, - облако сладкого цветочного аромата окутало девушку, как объятия цветущей весны.
  - Нарцисс, - Оридана осторожно вдохнула тонкое благоухание горных вершин и еще чего-то свежего.
  - Выберете тот, который вам нравится. Тот, который вы ассоциируете с собой, - сказал негромко Жужин.
  Принцесса задумчиво покивала, перебирая тонкими пальчиками фиалы.
  - Но это просто запах, господин Ожин? Или смесь запахов, - спросила Оридана. - В чем же секрет?
  - А в том, Ваше Высочество, - торжественно и торжествующе провозгласил мэтр, что в состав необходимо добавить эликсир, изготовленный из выращенного только Вами, именно Вами, - подчеркнул он, - цветка. Трактат гласит, что основной ингредиент - эманации, которыми напитывалось растение в процессе роста! Эманации должны наполнить эликсир необходимыми флюидами...
  Принцесса смотрела на мэтра и все больше напоминала тому виденную на ярмарке ученую мартышку, которую злой хозяин заставлял разговаривать.
  - Гм, - неловко поперхнулся господин лекарь. - Я хочу сказать, что необходимо посадить растение, цветок. И каждый день смотреть на него с любовью, говорить хорошие слова, хвалить. Либо, напротив - ругать, оскорблять, ненавидеть. Он впитает ваши чувства и передаст их духам. Таким образом, можно создать как притягивающий, так и отталкивающий состав.
  Мэтр неожиданно развеселился, наклонился к Оридане и сказал таинственным шепотом:
  - Герцогиня Агнуша рю Филонель, похоже, знает секрет приготовления таких духов. Я слышал, что каждая дама, осмелившаяся претендовать на благосклонность Его Величества более одного раза, получала от нее в подарок изысканнейшие духи, после чего неожиданно и навсегда теряла благосклонность монарха, - Жужин наклонился еще ближе к принцессе. - Впрочем, говорят также, что дело вовсе не в запахах, а в... натуре Его Величества.
  - Кобелячей? - уточнила его невестка. Мэтр загадочно повел бровями.
  
  
   - Одиночество - как морская глубина. Пустота, дна которой не достанешь, и которая не отпускает. Отец как-то сказал мне, что одиночество - судьба любого, кто сидит на троне. Ты знаешь, я ему не поверил. При чем тут трон? Когда мамы не стало, я остался один. И Арк тоже. Теперь у Арка есть трактирщица, и я слушаю ее наставления по семейной жизни. К твоей-то как, тоже приходит? Небось, жалеет? Меня ругает, - желчно ответил за собеседника Колей.
  Сотрапезник продолжал невозмутимо есть, и принц с неудовольствием на него посмотрел, плеснул себе, качнул кувшином.
  - Будешь? Ну, как хочешь. Твое здоровье! - Его Высочество промахнул, как гном с мороза, изящно бросил в рот ветчинный лепесток, посмотрел, с каким аппетитом гость ест запеченный в сливках картофель с зеленью, хмыкнул и подвинул тому все блюдо.
  - Мне нравится твое общество, парень! - похвалил Колей. - Пафосных глупостей не говоришь, мое вино не пьешь. Или все-таки выпьешь? Давай, друг! - подбодрил принц, выплескивая из низкой чаши воду и наливая вина. Польщенный застольник принюхался и отхлебнул.
  
   После памятного скандала Колей избегал семейных сборищ. Даже обещанное внимание супруге отложил подальше, до лучших времен. Но сегодня с утра все в замке и его окрестностях сошли с ума, носились и жужжали, как собравшийся отселится рой, и, наконец, ведомые маткой, вымелись, оставив благословенный покой. Его Высочество прошелся по опустевшему замку в намерении навестить отца, но Редьярда в рабочем кабинете не было. То же, что ли, в прекрасные садовницы подался? Колей и к брату заглянул, но и того выманили не вовремя выстрелившие почки. Свита и та его бросила. Сам Колей первый раз в жизни встречал весну с глухим раздражением, причины которого не находил. Он вернулся к себе, по дороге оглядываясь в надежде найти собутыльника - все-таки пить одному как-то ... не аристократично. Почти смирившись с тем, что придется споить Джипса, Колей дошагал до своей башни, краем уха прислушиваясь к странному цоканью, разносившемуся по гулким галереям. У дверей он остановился и с удовольствием заорал:
  - Джипс! Джипс! Завтрак, Аркаеш тебя забери, - повернулся, берясь за кованую ручку, и в удивлении замер. У дверей, преданно глядя на него, сидел на полосатой попе его же собственный подарок.
  - О, тезка! - удивился Колей. - Удрал от этих дур? Да ты мужик! - Открыл дверь, пропуская поросенка. - Заходи.
  Финки вскочил и деловито завилял в покои. И вот уже несколько часов эти двое, весьма довольные, проводили время в обществе друг друга.
  
   Довольно поздним вечером Колей услышал за стеной шум, преобладавший истерическими нотами в женских голосах. В дверь ожидаемо поскреблись и в приоткрытую створку протиснулась голова Джипса. Остальную часть, видимо, ощутимо шпыняли, от чего лакей дергался со страдальческим выражением лица.
  - Чего тебе? - с предвкушением спросил Колей.
  - Ее Высочество принцесса Оридана прислала осведомиться, не забегал ли сюда ее поросенок, - объяснил Джипс, дрыгая ногой.
  - Скажи, никого не видел, - приказал Колей и махнул, жестом выпихивая Джипса обратно на растерзание фрейлинам и наливая себе и Кольке. Шум усилился, потом затих.
  Еще через некоторое время на лестнице раздался стук множества женских каблуков. Фрейлины вернулись с подкреплением - Оридана лично явилась выручать поросенка.
  - Мой муж у себя, - сообщила она несчастному слуге. - Я хотеть его видеть.
  - Его Высочество, - промямлил Джипс, отступая к двери. - То есть, Ваше Высочество! Я сейчас доложу!
  - Не следует, - решительно ответила Оридана. - Что за церемонии - входить к собственному мужу после того, как докласть.
  - Ваше Высочество! - взмолился неизвестно кому Джипс, бледнея и припадая к двери.
  Принцесса шагнула вплотную, глядя на Джипса не отрываясь, и тот, вильнув, выскользнул, встал у стенки. То, как он мысленно махнул рукой, было видно даже снаружи. Принцесса дождалась, когда ей откроют дверь, шагнула и огляделась. Принц, развалясь в кресле, цедил из кубка. В середине расчихвощенного стола на серебряном блюде в зелени лежал полосатый свин. Прежде бодрый и задорный крючочек хвоста поник, пятачок был весь перемазан, из приоткрытой пасти вывалился розовый язык.
  Не успела ошарашенная принцесса сказать хоть слово, как принц поднялся и устремился к ней, разведя руки как пастух, загоняющий в загон козу.
  - Моя дорогая женушка! Чему обязан такой честью - вы и у меня в спальне? Надеюсь, ты соскучилась? - проворковал Колей, закрывая жене обзор.
  Оридана, всхлипнув, обогнула мужа, бросилась к столу и схватила поросенка.
  - Коля! Коля! - причитала принцесса, прижимая его к груди. - Что с тобой быть? Ты заболеть?
  - Он совершенно здоров, милая, - заверил ее муж. - У него прекрасный аппетит!
  - Ви! Ви! - потрясая поросенком, завопила Оридана. - Ви злой! Ви жесток! Что вам сделал этот несчастливый животный! Ви его убить!
  - Не стоит так расстраиваться, дорогая! Он поспит и все, - крикнул Колей ей в спину. - И похмели его завтра! Будь гуманной!
  
   Оридана, рыдая, пронеслась по дворцу, держа в охапке недвижимого поросенка. За ней, издавая бессмысленные вопли, бежали девицы и дамы. Добежав до комнат мэтра Жужина, принцесса неистово заколотила в дверь. Мэтр открыл дверь с выражением покорности судьбе на лице.
  - Ваше Высочество, что...
  Не давая ему договорить, Оридана предъявила ему вялое тельце, сказав только:
  - Колей!
  Жужин забрал тушку, вежливо указал Ее Высочеству на диван и проследовал в кабинет, решительно заперев перед последовавшей за ним принцессой дверь. Оридана топнула ногой и стиснула пальцы. Через некоторое время Ожин вышел, приглядываясь к камзолу и попахивая.
  - Он... все? - замирая, еле выговорила Оридана.
  - Промывание желудка, клизма, - с отвращением отвечал лекарь. Добавил с видом ученого. - Оказывается, Ваше Высочество, алкоголь действует на свиней также как на людей. Он довольно сильно пьян!
  - Коля пить?! - изумилась принцесса. - Как же мне делать?!
  - Идите спать! - решительно приказал мэтр. - Я оставлю поросенка у себя, понаблюдаю, а завтра вы его заберете.
  - Я буду не спать! Я буду сидеть с ним тут, - возразила Оридана, порываясь к Кольке.
  - Только не это! - простонал Жужин. - Это лишнее, Ваше Высочество. Пациент спокойно спит. Вы мне не доверяете? - мягко укорил он.
  - Что вы, господин Жужин! - виновато начала Оридана, но лекарь почтительно прервал ее.
  - Идите отдыхать и ни о чем не беспокойтесь.
  По дороге к себе Оридана думала, как ей поступить с жестокосердным мучителем.
  
  
  
   Глава четвертая. Вторая попытка.
  
  
  
  
  
   О, эти маски, что скрывают суть,
   И позволяют сути проявиться!
   Под сенью маски сам собою будь,
   Позволь себе вершить, грешить, влюбляться!
   Прикрывший ею, станешь вдруг честней,
   Желания свои не подавляя,
   А после с болью расстаешься с ней,
   Свой лик недобрым взглядам подставляя...
  
   Утром Колей проснулся с головной болью, не вовремя вспомнил про вчерашнего гостя - голова заломила сильнее - полечился, издалека посочувствовал бедняге. Наверняка ведь мучают животинку без опохмела. А у парня ведь первый опыт был. И такое его взяло сочувствие! Но тут принц вспомнил взгляд Ориданы, и подумал, что к приятелю могут и не пропустить...
   - Джипс! - призвал Его Высочество. И приказал явившемуся камердинеру. - Пригласи ко мне мэтра Квасина. Срочно! Нет, постой. Предупреди, что я к нему сам приду.
  
   - Из каких цветов букет желаете, Ваше Высочество? - маг изобразил вежливое внимание.
   -Нууу, - задумался Колей, который был не силен во флоре вообще, а после вчерашнего в особенности. Поняв его затруднения, Просто Квасин начал задавать наводящие вопросы.
   - Позволено мне будет спросить, кому предназначен букет? Знание адресата поможет выбору.
   - Ее Высочеству Оридане, - словно себе не веря, выпалил Колей.
   - Да. Ясно. Понятно. Хорошо, - забормотал удивленный Просто -история семейной жизни любого из королевской династии секретом во дворце ни для кого не была, но тут же взял себя в руки.
   - Думаю, Ее Высочеству подойдет именно весенний цветок, - пояснил Квасин. - Вот, позвольте предложить.
   Перед глазами Колея появился роскошный неосязаемый цветок, и даже аромат его разлился в воздухе.
   - Нарцисс, - пояснил метр Квасин.
   - Тюльпан?
   - Сирень?
   - Ландыш?
   Цветы появлялись и исчезали по мановению руки чародея, дыша на принца чудесным ароматом. Тот, стесняясь, дышал на них перегаром. От их мелькания, напряженной мыслительной деятельности, или от разнообразных запахов, у Колея вновь разболелась голова.
   - Хватит! Этот, как его.... последний, в общем, и все, все!
   - Как прикажите, мой принц, - непонятно улыбаясь, отвечал маг. - Поверьте, вы не могли бы сделать лучший выбор!
  
   - Его Высочество Колей, - объявила дежурная фрейлина, стараясь дозировать удивление.
   Колей легонько обнял даму за талию, повернул, как в танце и закрыл за ней дверь.
   - Добрых улыбок и теплых объятий, Оридана! - спокойно поздоровался, подходя. Жена не ответила - намочила салфетку в миске, отжала, водрузила на голову лежащего на пуфике Коли. Пуфик был положен на середину пухлого дивана, к дивану придвинуто кресло, в котором принцесса высиживала больного. Из-под кресла высунулся Саник и гавкнул.
   - Колька, ты как, свиненок? - Колей присел на корточки, погладил мягкий бок. - Я принес тебе кое-что...
   - Чекушку? - прервала принцесса сердито.
   - Ты откуда такие слова знаешь?! - развеселился Колей. - У нас что, больше общего, чем я знаю?
   Принцесса сердито дернула узким плечиком.
   - Вот, - супруг показал корзинку.
   Щен вылез, встал на задние лапы и начал активно поддевать крышку носом. Колей поставил корзинку на диван, открыл. Саник понюхал и разочаровано гавкнул. Корзинка была полна крупной, сочной, темной, почти черной, гаракенской черешней.
   - Что, завидно? - принц потрепал щенка по мягким ушам. - Вот обернулся бы и ел в свое удовольствие. - Колей перевел взгляд на Оридану. - Я слышал, ты хотела взять над ним опекунство? Если нужно мое согласие - я не против.
   Оридана вмиг забыла про поросячьи хлопоты, чему, кажется, поросенок только обрадовался, повернулась к мужу.
   - О! Правда? Спасибо, спасибо!
   Не в силах смотреть в сияющие глаза, Колей отвернулся, не глядя, сунул девушке букет ландышей, перетянутый позолоченным шнурком, и поднялся.
   - Ладно, милая. Мне пора, пожалуй, - попрощался на ходу принц, с облегчением закрывая за собой дверь.
  
   Несколько часов спустя Оридана входила в кабинет жэтра Жужина.
   - Нет-нет, не беспокойтесь. С Колей все в порядок, - не правильно истолковала Оридана его взгляд. - Я пришла сказать, я найти, что мне нать!
   - Вы определились с выбором, Ваше Высочество, - уточнил лекарь, провожая ее к столу и доставая ларец.
   - Кажется, да. Вот этот! - Принцесса протянула метру Жужину нужную склянку.
   - Ландыш? - изумился он. - Вы уверены?
   - Да. Я знать этот цветок. Он незаметный сразу, но милый. Он скромный, но запах не забыть. Он - как я.
   Жужин взял у нее фиал, принюхался.
   - Запах простой и радостный, как утро на опушке леса. Нежный, томный, немного прохладный. Его сложно описать, но и невозможно перепутать, - проговорил мэтр задумчиво, глядя на Ее Высочество новыми глазами. Принцесса, выросшая в тени яркой красоты своей матери, не считала себя красавицей, да, верно, и не была ею, но ее темперамент, обаяние притягивали при более близком знакомстве. Вот и он невольно испытывает почти отеческие чувства к хрупкой гаракенке и желает помочь ей от всей души. Да, ландыш это ее цветок!
   - Знает ли Ваше Высочество, что ландыш ценим мы, лекари? Он не только красив, но и полезен.
   - И что им лечать? - неподдельно заинтересовалась принцесса.
   - Сердечную недостаточность!
  
  
   Принц Колей оставил сплин и хандру и предался развлечениям. День раскрытия почек открыл три седмицы празднеств, вершиной которых должен был стать Весенний бал. Ни одна трубадурка, менестрелья, актриса или циркачка не осталась без его внимания. К сожалению, процент женщин в числе прибывших на праздник был ничтожен, и свежий товар кончился на второй неделе. Его Высочеству пришлось вернуться на знакомые пастбища. Сегодня он опять полночи изучал богатый внутренний мир и глубину натуры госпожи рю Бланш, ничего нового не нашел и вернулся во дворец. Вернее, имел намерение туда вернуться. Но (вы же помните - сапоги дорогу знают!) свернул в трактир или таверну. Или в оба заведения? Короче, во дворец вернулся не поздно. В смысле - рано утром. Завалился спать, проснулся после полудня, не глядя, потянулся к столику с напитками, нащупал кружку на полторы пинты и припал, как голодный младенец к материнской груди.
   Напившись, застонал протяжно, вроде как лось после гона, позвал добродушно:
   - Джипс!
   Появившийся камердинер воздвигся рядом почти неслышно, поклонился:
   - Ваше Высочество!
   - Джипс, я обещал прибавить тебе жалованье?
   - Дважды обещали, Ваше Высочество.
   - Прибавлю, Джипс! Клянусь пресветлыми тапочками, ты это заслужил! Что за волшебный напиток! Я свеж, как первое утро мира!
   Камердинер выслушал восторги невозмутимо.
   - Ваше Высочество, это ваша супруга. Ее Высочество уже неделю ежеутренне присылает вам кувшин. По словам служанки, этот рецепт она привезла со своей родины и готовит его собственноручно.
   - Что, Оридана тоже пьет? - от изумления Колея подбросило.
   - Ее Высочество готовит его для вас, - уточнил Джипс несколько укоризненно.
   - Надо же, - опять удивился принц, подзывая слугу стащить сапоги. - Надо бы к ней сходить. Рецептик записать. И поблагодарить, поблагодарить, не смотри на меня так, Джипс...
  
   Оридана стояла у стола в новом платье и фартучке, и миленькой лопаткой с серебряной ручкой копалась в цветочном горшке. Лицо у принцессы было жалостливое - она смотрела на погибшее растение. Услышав стук открываемой двери, она подняла голову, увидала мужа и отчаянно покраснела. Принцесса сделала несколько торопливых шагов, обогнула стол, закрывая его собой.
   - Моя дорогая женушка! - проворковал Колей, беря в ладони ее руку с лопаткой. Осторожно потянул лопатку и поцеловал испачканные землей пальчики. Оридана молча таращилась на него дикими черными глазами, потом спохватилась и присела в поклоне.
   - Добрых улыбок и теплых объятий, муж мой! - старательно выговаривая, проговорила принцесса.
   - Всего в избытке, - неопределенно ответил Его Высочество. - Я пришел поблагодарить тебя за заботу, милая. Твой нектар просто прекрасен. Чудесен!
   - Оу! - слабо мяукнула Оридана.
   - Но мне не хотелось бы утруждать тебя, дорогая...
   - Ви бросить пить! - обрадовалась жена.
   - Эк! - крякнул муж и перевел разговор в менее опасное русло. - Что это ты делаешь? - Заглядывая ей за спину и разглядывая горшки, спросил Колей. - В Вишенроге кончились клумбы, а цветы остались?
   - Нет, не смотреть, нет ничего важный... - пятясь, лепетала Оридана.
   Чем больше Оридана суетилась и волновалась, тем заинтригованней и наглее становился ее супруг. И заставил-таки ее рассказать. Она говорила, путаясь в словах, а Колей слушал ее и диву давался - чего только бабы от скуки не придумают!
   Оридана завела себе новых подопечных. В три горшка были высажены по цветущему ландышу. Цветы были совершенно одинаковые. Для чистоты эксперимента, мастер Жужин потребовал выделить каждому растению отдельную комнату, 'чтобы флюиды с друг с другом не соприкасались'. Ухаживать за цветами должна была только Оридана. К одному цветку следовало подходить с улыбкой, говорить ему добрые слова и изо всех сил думать, как сильно она его любит. Так сказать, излучать свет. Второму следовало говорить, что он противен и вызывает отвращение, и вообще изливать ненависть. С третьим нужно было быть максимально равнодушной. Ни улыбки, ни отвращения - полное равнодушие, только необходимый уход и полив. Света, воды и рыхления оно получало ровно столько же, что и два других цветка.
   И вот что странно! Тот ландыш, которому доставалась симпатия принцессы, по-прежнему цвел пышным цветом и благоухал так, что аромат его разносился по всему крылу, в котором жила Оридана. Цветок, которому доставались упреки, растерял цветки-жемчужинки, его листья были бледными, как будто он рос в подвале без единого солнечного луча. А бедный цветок, которому выпадало лишь равнодушие, день за днем хирел... Равнодушие убивало его не хуже смертельной болезни. Сегодня она нашла его совсем почерневшим, как ботва по осени.
   - Не принимай близко к сердцу, милая, - великодушно посоветовал супруг, удаляясь. У самой двери к чему-то вспомнилась Аркова жена и данное ей обещание. - Совсем забыл! - разворачиваясь на полном ходу, сообщил Колей. - Я же шел пригласить тебя на Весенний бал. Оставь мне пару танцев в самом начале, дорогая. Потом я, верно, буду занят. С друзьями.
  
  
   Как всякому счастливому человеку, Ее Высочеству Бруни хотелось сделать счастливым весь мир. Или хотя бы младшую невестку Его Величества Редьярда. И когда муж пригласил ее погулять вечером по праздничному Вишенрогу, первое, что ей пришло в голову - бедняжка Оридана, запертая в душных покоях.
  - Кай, - позвала она мужа, переодевающегося в простой камзол зажиточного горожанина. - Давай возьмем ее?
  Аркей, непостижимым образом всегда понимающий ее с полуслова, и в этот раз угадал, о ком печется жена.
  - Конечно, пригласим, - согласился он, ничем не показывая, что хотел бы провести это время только с любимой.
  Улыбающаяся Бруни появилась в покоях Ориданы и с порога объявила:
  - Ваше Высочество, недопустимо сидеть дома, когда весь город празднует! Мы и так многое пропустили - все эти артисты и циркачи, трубадуры и менестрели две недели в нашем городе, а мы задели это веселье только краешком. Ужасно будет не узнать, кто же стал лучшим из лучших Вишенрогским Трувером! А еще в эти дни проходит карнавал зачарованных масок!
  Оридана, которая слушала Бруни, как маленькие девочки - волшебные сказки, согласна была уже после 'недопустимо сидеть дома' и после каждого слова кивала, как зачарованная.
  Бруни тем временем подошла совсем близко и загадочным шепотом продолжила:
  - И я предлагаю вам посетить все представления под личиной. Всегда мечтала почувствовать, каково это - быть роскошной дамой фунтов четыреста!
  Оридана шевелила губами, видимо, переводя четыреста фунтов в объем.
  - О, нет! - ужаснулась младшая, обводя вокруг себя растопыренными во всю ширину руками. - Ви ходить не мочь! Ви падать и лежать!
  Бруни нецарственно прыснула, представив себя лежащей посреди улицы, с торчащими из стоящей колоколом необъятной юбки ногами.
  - А как вы хотите выглядеть, Ваше Высочество? - с любопытством спросила будущая обладательница пышных форм.
   - Я подумай... У матушки быть фрейлина - у нее ноги круглые так, что видно даже под самый широкий юбка. И бородавка на нос!
  - Ваше Высочество, - растерялась смущенная специфическим вкусом гаракенки Бруни, но та перебила, внезапно озаренная невероятно как забравшейся в голову сногсшибательной идеей:
  - Я буду Его Высочество Колей! Мой муж!
  
   Странная компания двигалась по оживленной Дворцовой площади, запруженной людьми. Молодой блондин, богато одетый и в полумаске, очень похожий на Его высочество Колея и бравый мужчина около пятидесяти лет, по виду отставной вояка, сопровождали пышнотелую даму элегантного возраста с зелеными глазами, рыжеватыми волосами и веснушками. Матрона была одета в пронзительно-лиловый плащ, из-под которого выпирало сливового цвета платье с фижмами. Даму нежно поддерживал под руку вояка, а молодой человек шел рядом, вертя головой во все стороны.
  Посмотреть было на что. На каждом шагу восторженные зрители окружали глотателей шпаг, жонглеров, метателей кинжалов, кролики кочевали из шляпы в шляпу, голуби фонтанчиками вырывались на свободу по мановению руки умелого фокусника. Между окружающими площадь домами были натянуты канаты, по которым ходили, бегали, жонглировали канатоходцы. На потертых коврах показывали чудеса гибкости гимнасты, дрессированные собачки прыгали друг через друга как заведенные. Отовсюду слышался смех, детские голоса, крики торговцев, разносящих сладости, печеные груши и яблоки, сахарные рожки с вялеными фруктами. В специально выстроенных павильонах жарили на огне мясо и колбаски, наливали из увесистых бочонков пиво, в блестящих медных котелках булькал глинтвейн.
  Горожане, жители прибрежных рыбацких деревушек, селяне из предместий ели, пили, щеголяли специально купленными к весне нарядами, смотрели во все глаза, ахали, удивлялись. Дети шныряли тут и там, то и дело кто-то из гуляющих подбрасывал вверх горсть мелких монеток и дети слетались на них как голуби. Монетки тут же тратились на пряники и леденцы, деревянных петушков и глиняные свистульки, тряпичных кукол и лошадок на палочке. Тут же продавали зачарованные маски. Они, эти маски, воплощали и удерживали загаданный владельцем образ часов на двенадцать. Можно было загадать цвет глаз и волос, новый нос, грудь восьмого размера или еще что-нибудь выдающееся. В этом году были очень популярны маски оборотней. Загадал - и вот тебе загадочные звериные глаза и острые уши, и белоснежные клыки впридачу.
  Посреди площади сколотили огромный помост для выступлений трубадуров и менестрелей. Но они должны были начаться с наступлением ночи, а теперь на нем с азартом отплясывали парочки. Музыканты, сменяя друг друга, наяривали и выводили.
  Дама в лиловом и бравый вояка тут же примкнули к кадрили, а молодой человек остался один в толпе зрителей, но ненадолго. Не успели танцующие исполнить первую фигуру, как к блондину протиснулся молодой франт, тоже в полумаске и радостно осклабился.
  
  
   Удивительным образом идея прогулки инкогнито посетила каждого члена королевской семьи. Рэд и Дрюня уже не впервые проделывали этот фокус, а Колей ничего не планировал, он просто решил остаться неузнанным и забыть на время и о том, что он ласуринг, и о том, что женат! Правды ради, следует уточнить - он редко вспоминал, что женат. И даже когда помнил - ничего ведь не менялось - верность 'вдруг' не просыпалась. И истинной причиной стало его неожиданное желание узнать - его успех у женщин, его слава женского любимца, что это? Тысячи женщин отдались ему, поддавшись его нечеловеческому обаянию, красоте и харизме, или потому, что он принц? Не то что б эта мысль уж очень его занимала, но он твердо решил проверить.
  Временный облик он выбрал под стать настоящему. Породистое красивое лицо, даже цвет глаз и волос оставил почти прежним. Положа руку на сердце, этот вариант был даже выигрышнее. Из замка он вышел потайной калиткой, подмигнул своему отражению в окне какой-то лавки и пожелал: 'Счастливой охоты, брат!'
  Рассекая толпу как фрегат - бурные волны, Его Высочество с фирменной улыбкой подмигивал красоткам. Обычно одного заинтересованного взгляда хватало, что бы девица или дама немедленно краснела, кокетливо опускала глаза и приседала в книксе, демонстрируя декольте и готовность быть полезной. И вообще только что не говорила: 'К вашим услугам, мой принц!'. Хотя некоторые говорили. Вот уж право, почтенные шлюхи в подметки не годятся некоторым фрейлинам.
   Сегодня девушки хоть и смотрели с интересом, но сильно прохладнее. Он уже дважды слышал, как бьют часы на Золотой башне. Пропустил множество подходящих закоулков и привлекательных тупичков, многие из которых вовсе не пустовали! - а он все еще был в одиночестве. Скрипнув зубами, Колей решил - если крепости не сдались только при виде наступающего войска, то следует действовать согласно воинской науке: предложить сдастся, провести осаду и пойти на штурм.
   Как нельзя кстати, на горизонте появилась госпожа рю Месалин. Дама была безотказной, как арбалет у опытного сержанта. Колей устремился на перехват.
  Она флиртовала с азартом лавочницы, кокетничала, раздавала авансы, но не мешкая познакомиться с другом господина Жорша Дюру (так назвался Его Высочество) отказалась! Что там теплая стенка в переулке - она отвергла и гостиницу, и загородное поместье. Принц имел неосторожность достать кошелек и вскорости покинул место переговоров с еще более плохим настроением и отпечатком слабой женской ручки на скуле.
  
  Несколько обескураженный, но охваченный решимостью восстановить подпорченное реноме, Его Высочество двинулся по улице в глубь веселья, и вдруг ..! Монументальная и великолепная, как памятник победе, женщина выступала из толпы. У мужского внимания не было никаких шансов скользнуть мимо. Мимо прекрасной груди, уверенного взгляда, и (он был совершенно убежден) - со стороны турнюра вид также был выдающийся. Вообще, на кой такой женщине тот турнюр! Колей оживился, схватил с лотка вовремя подвернувшейся девчонки букетик цветов, не глядя, швырнул взамен пару золотых, и искусным маневром подступил к даме.
  - Дорогая! - не заботясь о новизне, промолвил принц, отвешивая поклон и презентуя букет. - Позвольте сказать, что я пал жертвой вашей неземной красоты! Я сражен!
  -Кто это, Клозильда? - изумился смутно знакомый Колею тщедушный человечек, до того что-то, видимо, рассказывающий даме. По крайней мере, принц разобрал что-то про 'игру теней' и 'преломлении цвета'.
  - Вистунчик, я его не знаю, - очаровательно розовея, басом пролепетала матрона.
  - Госпожа Клозильда, - воспользовался подсказкой Коля, - это легко исправить! Я как раз и хочу познакомиться. Поближе...
  - Добрый господин, - сурово сказал человечек. - Я требую немедленно прекратить ваши домогательства. Эта дама - моя невеста!
  - Ваша невеста? - невежливо удивился Колей. - Клози, - интимно шепнул он ей на ушко. - Такая красавица вовсе не обязана хранить верность не только жениху, а даже и мужу...
  Не успел тот, кого невеста нежно звала Вистунчиком, сказать и слова, как Клози обрушила на наглеца все свое возмущение - сначала одна мощная рука, с легкостью отжимавшая досуха тяжелую льняную простыню, приложилась с уже помеченной принцевой щеке, потом другая вернула принцу букет, от удара ставший похож на поживший веник.
  - Сглазили, - горько сказал сам себе Его Высочество, пробираясь во дворец. Левый глаз он осторожно прикрывал рукой, видно, что бы искры не высыпались.
  
   Оридана, кажется, впервые осознала, к чему приведет ее дерзкое желание влезть в чужую шкуру. Ее собеседник уже пару минут вываливал на нее новости, по большей части сплетни. Ну как по большей части? Пять из пяти. Пока на принцессу изливался этот поток, она чувствовала себя в относительной безопасности. Что сложного поддержать гогочущего охальника, во всех подробностях рассказывающего о похождениях такого-то в спальне госпожи сякой-то? Или что некий кавалер сиганул голый с балкона графини как-ее-бишь и угодил прямиком в розовый куст? Главное тут не покраснеть при перечислении совсем уж подробных подробностей. Но Оридана, хоть и была трепетной принцессочкой, ничего нового для себя не узнала. Или вы думали, гаракенский двор сплошные трезвенники и праведники?
  Но когда этот тип (знать бы хоть, как его зовут, сожри его Океанский творец!) начал ее спрашивать о ней же самой, ее только что заслужившая похвалу выдержка треснула и разлетелась. Каково?! Этот... ее муж! Смеет обсуждать их семейную жизнь со свитой! Ну, допустим, не жизнь, а ее отсутствие, но все равно! Перед глазами у гаракенки замелькал пятна разного размера и вида.
  - Молчать! - ледяным тоном, и что удивительно - без акцента, рявкнула принцесса. - Не сметь говорить о моей жене в таком тоне!
  - Прошу прощения, Ваше Высочество, - стушевался провинившийся. - О, смотрите, карусель пустили! - радостно перевел тему. - Прокатимся?
  Оридана, со страху не придумав причин для отказа, пошла за собеседником, как на эшафот. На высокой платформе, переливаясь магическими огнями и под магическую же музыку, плыли по кругу пестрые лошадки, львы, тигры, невиданный элефант, пара русалок и странная фигура, отдаленно напоминавшая морское чудище. Катались дети, усевшись вдвоем-втроем на одно место и взрослые. Сделав дюжину кругов, платформа остановилась, высаживая пассажиров и ожидая, пока усядутся новые жаждущие. Не успела принцесса окончательно испугаться, как кто-то прижался к ней сзади и тонкий женский голос, как показалось принцессе, довольно противный, сказал с придыханием:
  - Ваше Высочество! Какое счастье, что я вас встретила. Я так боюсь, так боюсь! А мне очень хочется прокатиться. Уверена, в ваших объятиях я забуду весь свой страх.
  Оридана обернулась. К ней, то есть к ее мужу, липла та самая фрейлина, из оранжереи. Пятна в глазах Ориданы размножились.
  - Ну что, красивая, поехали кататься, - зловеще хмыкнула Оридана, затаскивая соперницу на шею морского чудища. Ноги фрейлины, в кокетливых красных чулках, не доставали до пола и торчали вдоль морды чудища, как клыки.
  - А вы, Ваше Высочество? - оглядываясь, игриво спросила девица. Мнимый принц пробурчал что-то неразборчивое. Не успела платформа тронуться, как Оридана спрыгнула, оставив соперницу в одиночестве. Шагая к танцевальной площадке, принцесса с большим удовлетворением слушала вопли, крики и стенания.
  - Надо же! - сказала принцесса. - Она и правда бояться!
  
   Глаз Его Высочества мэтр Жужин исцелил легко. Реноме повезло меньше.
  
  Ты привык, что любая с тобой по щелчку,
  Ты избалован с детства вниманием дам,
  Младший принц! Провожают всегда по уму,
  Не пора ли проверку устроить друзьям?
  Кто с тобой от души? А никто - это двор,
  И твой титул важнее и больше, чем ты,
  Ты в иллюзии счастья прожил до сих пор,
  Ведь сбывались желания раньше мечты...
  Оглянись? Кто здесь ценит тебя за тебя?
  Только брат и отец, может статься - жена.
  Вы обвенчаны были еще не любя,
  Но любовь даже принцам однажды нужна!
  
  
  
   Глава пятая. Может быть... Быть может...
  
  
  
  
  
  И родится флакончик заветных духов,
  Из мечтаний, тоски и из ласковых слов,
  И наполненный чувствами тот аромат
  Привлечет его слух, обоняние, взгляд!
  Он пойдет за тобой, он захочет тебя,
  И останется рядом, желая, любя...
  
  
  На последней перед Весенним балом седмице Его Высочество Колей был очень занят. Во-первых, он оставил затею шляться по Вишенрогу с чужой внешностью и впредь выходил только под защитой титула и сенью короны. Во-вторых, он отказал - и довольно грубо - госпоже рю Месалин. В-третьих, ему отказала госпожа рю Лядиш. Очень грубо и совершенно непонятно, за что! В-четвертых, его вызвал к себе Его Величество. Прямо официально вызвал. Прислал конвой. Ну, то есть, дежурного офицера. Приказал родить династии наследников. Прямо так и сказал, душевно и ласково:
  - Заделай жене ребенка, Коля! Или она вскорости нас обрадует, или ты через месяц будешь брюхатить фермерш в поместье Заворот-Пупыши. Понял? От и хорошо. Иди, сынок. Смотри у меня, не промахнись.
  Колей вышел, не поленился дойти до братца Аркея и поискать на карте эту... попу мира. Потом вернулся к себе и приказал Джипсу каждое утро до рассвета посылать жене какой-нибудь подарок. Джипс, со свойственной ему педантичностью, составил список и просил Его Высочество согласовать перечень. Так Оридана стала каждое утро находить у своей двери корзину с цветами; первыми, самыми дорогими и редкими плодами и ягодами; а кроме того, музыкальную шкатулку; серьги в виде виноградных гроздьев с винными топазами; инкрустированные яшмой костяные гребни; прекрасное платье из невесомой ткани, облегающее фигуру, как лайковая перчатка; тончайшие чулки, по словам галантерейщика - цвета бедра испуганной нимфы. В утро бала на столик положили ларчик, а в нем - очень красивый вычурный браслет. Оридана примерила, с недоумением пожала плечами - украшение было слишком велико для тонкого запястья. Статс-дама подошла поближе, посмотрела, и с тонкой улыбкой заметила:
  - Ваше высочество, я слышала, что некоторые мужчины дарят такие безделушки своим дамам ... по особым случаям. Это надевается на щиколотку.
  Оридана покраснела и захлопнула футляр.
  
  
  
  Заведенный Бруни за время недолгого правления Аркея семейный второй завтрак прижился и после возвращения короля Редьярда. Ласуринги с удовольствием собирались за одним столом. За исключением Колея, конечно. Ибо пробуждение и завтрак младшего принца редко располагали к компании, если вы меня понимаете. В день Весеннего бала, видимо, в честь праздника, Его Высочество воссоединился с семьей.
  - Добрых улыбок и теплых объятий всем, - поздоровался младший, усаживаясь рядом с женой. - И тебе в особенности, милая.
  Оридана не нашлась, что ответить, поскольку с момента появления супруга думала только о его последнем подарке. Левой лодыжке было немножко щекотно.
  - Саник, на баловайся, - вместо ответа сказала она маленькому оборотню, размазывающему кашу по тарелке и по себе. После неожиданного оборота в Праздник Раскрывшихся почек ничего не изменилось - что щенок, что мальчишка бегали за Ориданой хвостом. Теперь, правда, Саник ел за столом, а не под столом.
  - Саник, баловайся сколько влезет, - возразил Коля. - Ты теперь королевский приемыш, а нам, принцам, все можно!
  Семья уставилась на Кольку, то ли готовясь возразить относительно Саникова воспитания, то ли насчет принцев вообще. Тот, показав жестом мол, 'счас все будет' достал из кармана заверенный по всем правилам свиток.
  - Сим Ее Высочество Оридана Моринг назначена опекуном означенного Саника Дороша, - процитировал Колей по памяти, передавая документ супруге. - На, теперь можешь пороть его на законных основаниях. Лучший способ воспитания. Да, папаня?
  Оридана неуверенно взяла бумагу, глядя на Колея взглядом одновременно настороженным, признательным и вопрошающим.
  Вместо ответа Колей перехватил ее руку и поцеловал. Кажется, процесс делания наследников стал чуточку привлекательней.
  
   Вернувшись к себе, Оридана сперва села и, от усердия шевеля губами и бровями, прочитала свиток. Она действительно была теперь матерью. И с какой-то необыкновенной ясностью поняла, что настало время измениться и начать, хотя бы начать, менять свою жизнь.
  Оридана встала и принесла из спальни флакончик.
  Склянка с заветными духами, приготовленными по всем правилам, да еще на растущей луне, с белыми колокольчиками ландыша, невесомо парившими в жемчужной жидкости, того цветка, что был наполнен 'нужными эманациями', с раннего утра стояла на ее туалетном столике. Ори открыла крышечку и встряхнула. Тонкий нежный аромат, чуть сладкий, чуть горьковатый. Она вдохнула, прикрыла глаза. Прохладная тень и зелень старого леса, танцующая на ветках весна. Манящая тайна. Она получила именно то, что хотела. Еще больше она желала бы, что бы этот аромат стал притягательным для... него. Совсем недавно, шепча цветку ласковые слова, загадывая любовь, ласку, страсть, она не на мужа ворожила, не его манила. Просто потребность любить и быть любимой. Теперь, добавляя в прохладную воду ванной несколько капель, она знала, для кого это. О нем она думала, омывая плечи и грудь, придирчиво оглядывая колени и бедра, промокая простыней покалывавшую искорками чувствительную кожу, Памятуя матушкины советы, провела душистой пробкой по запястьям, сгибу локтей и коленей, мазнула по плоскому бархатному животу вниз, поднялась между грудок к шее, где под тонкой кожей билась синеватая жилка...
  Набросила невесомую, как паутинка, сорочку и крикнула горничную с платьем и всем остальным. Через пару часов, под восхищенные возгласы двора она последний раз взглянула в огромное зеркало, глубоко вздохнула, повернулась к двери.
  Там стоял и тяжелым оценивающим мужским взглядом смотрел на нее Колей.
  
  Бальная зала потрясала своим великолепием. Хрустальные люстры в свете магических шаров сверкали тысячами граней. Полы, натертые до зеркального блеска, отражали это сияние, как водная гладь отражает полуденное солнце, создавая у гостей ощущение старой волшебной сказки. Драгоценности на дамах и кавалерах в этом свете выглядели еще более дорогими и причудливыми.
  Ее Высочество Оридана об руку с мужем прошла по залу к тронному возвышению. Мастер Артазель сотворил этот наряд, вдохновившись старинной гравюрой. Дамы тех времен носили верхнее и нижнее платье, и для туалета Ориданы мастер выбрал аксамит цвета старого золота, и виссон оттенка слоновой кости. Тяжелая ткань верхнего платья, перехваченная тонким золотым шнуром под грудью, опасная для фигуры любой другой женщины, тонкую фигурку Ориданы делала только соблазнительней. Юбка нижнего платья, выглядывавшая из боковых разрезов при каждом шаге, льнула к ногам. В темных локонах жемчужные шпильки создавали сложный узор, жемчужные серьги в россыпи бриллиантовых капель подрагивали на тонких стебельках. Квадратный вырез обрамлял узор из жемчужных цветов ландыша, и их богатство делало лишним ожерелье и подвески. Тонкая шея от того казалась соблазнительно голой.
  Духи ли, или взгляды мужа, его рука под ее ладонью сделали Оридану смелой? Она была мила и кокетлива, выразительные темные глаза сияли, губы улыбались. Колей вел ее в танце, обнимал талию с уверенной силой, шептал, как она красива и желанна, и надежда пробивалась в сердце дубовым ростком.
  
   Колей все эти дни в ожидании, как он называл, вязки, ерничал и насмешничал, не слишком, впрочем, откровенничая с друзьями и свитой. Так, отпускал двусмысленные намеки, да говорил аллегориями о воссоединении семьи. Тело, однако, все помнило. Как и странная субстанция, называемая душой. А в ней хранились непонятная досада и разочарование. Борьба между душой и телом как обычно кончилось победой тела, и перед балом он зашел за женой в соответствующем настроении.
  Она стояла посреди комнаты, с законченной прической, в туфлях и сорочке, едва прикрывающей верхнюю часть бедер, подняв руки, и ждала, когда девушки оденут на нее платье, совершенно прозрачное. Сквозь ткань ее тело светилось, как у русалки в морской пене. Он мгновенно забыл, что это - навязанная ему нежеланная жена. Это была красивая, соблазнительная женщина, которая должна была принадлежать ему, как все, что он захочет. Тем временем служанки осторожно опустили верхнее платье, расправили, стянули пояс, отчего грудь вынырнула из выреза, встрепенулась. Острое желание опалило его чресла.
  Она подошла ближе, взглянула, и тут же опустила глаза. Губы стали полнее и ярче, румянец окрасил щеки. И он знал, что это не от смущения. Он взял ее за плечи, склонился для легкого поцелуя. Ее аромат ударил в голову, ноздри дрогнули, как у Петра Снежного, и поцелуй вышел совсем не дежурный.
  Теперь они кружили по зале, танцуя только друг с другом, в перерывах между танцами пили игристое Гаракенское, смотрели друг на друга сквозь розовое вино и оба ждали, когда король удалится.
  
  
  Аромат ли зачарованный,
  Или взгляд вишневых глаз?
  Только, кажется, влюблен ты
  В эту женщину сейчас!
  Жаждешь, ищешь губы эти,
  Обнимаешь эту грудь...
  От любви родятся дети,
  Цвет семьи, итог и суть!
  
  - Нет никого красивей счастливой женщины, - сказала Бруни танцующему с ней мужу.
  - Я знаю, любимая. Я каждый день вижу самую красивую женщину на своей подушке.
  Бруни улыбнулась, продолжая наблюдать за Ориданой и Колеем. Он с величием и грацией истинного принца вел, она легко скользила по паркету, мимолетно касаясь его то локоном, то краем юбки. Глаза гаракенки сияли, как черные бриллианты, на губах цвели розы.
  Колей смотрел на эти губы, на часто дышащую упругую грудь с соблазнительной ложбинкой, дышал ее ароматом и стискивал зубы от желания.
  - Колдунья, колдунья... - он умолял, звал, обещал.
  Разгоряченная танцами, его острым желанием и нескрываемым восхищением, Оридана непроизвольно и искренне заигрывала, и ни о чем не думала, ничего больше не хотела кроме этого мгновенья. Все сомнения, обиды, разочарования ушли. Не мыслями, а душой молилась она Океанскому Творцу и Пресветлой Индари о своем счастье, о том, что бы этот брачный союз стал семьей, о ребенке, а лучше о детях. Бесцельное и бесплодное существование последних месяцев заставило ее надеяться хотя бы не на любовь, но на взаимное желание и симпатию.
  За Его Величеством не успела захлопнуться дверь, придворные еще не успели выпрямиться после поклонов, как Колей схватил жену за руку и вытащил следом. Они начали целоваться прямо у дверей между двумя усатыми гвардейцами, озорно косящимися в их сторону. Тот, что помоложе, не выдержал и смущенно прыснул. Коля подхватил жену на руки и рванул по галерее.
  - К тебе или ко мне? - нетерпеливо спросил он ее между поцелуями. Пока Оридана сквозь угар пыталась думать... К ней - под понимающие взгляды фрейлин и служанок? Ой, еще Саник. И поросенок... К нему? В покоях мужа только Джипс, но как она утром пойдет к себе? Пока Оридана раздумывала, Колей уже открывал ногой дверь в свою гостиную.
  - Вон! - рявкнул принц невозмутимо удивленному Джипсу. Камердинер тем не менее закрыл за парой дверь, помедлил немного и удалился. Впрочем, скоро снова материализовался, оставил у двери в спальню поднос с едой и напитками. Прислушался, кивнул сам себе и окончательно удалился.
  Одним шагом преодолев расстояние от двери до кровати, пара упала поперек ложа, неистово целуясь. Он швырнул на пол сапоги и камзол, сбросил рубашку и брюки и рванул вверх юбки. Она застонала от нетерпения, раскрываясь, он вошел в нее. Заорал, когда острый каблучок заехал по уху, зажал туфлю в ладони, не переставая быстро и коротко двигаться и удовлетворенно зарычал, слушая ее крик.
  Колей поднял голову с ее плеча, осмысленным взглядом посмотрел на дурацкую туфлю у себя в руке и бросил ее куда-то в сторону. Оридана, тихая, как облачко, лежала, не открывая глаз.
  Он поднялся, поднял ее, положил на плечо, как тряпичную куклу, взялся за шнуровку.
  - Ой, платье, - невнятно пробормотала Оридана.
  - Верхняя штука прочная, как парусина, - успокоил ее муж. - Пострадало только то, что снизу. Злишься?
  - Да мне не платье жалко, - глядя как он расправляется с сорочкой и бельем оправдалась Оридана. - Я думаю, как я пойтить к себе...
  - Ерунда, Джипс утром горничную позовет, - бормотал Колей, стаскивая по одному чулки. На левой лодыжке под 'бедром испуганной нимфы' нашелся браслет. Он провел по нему пальцем, взглянул на пунцовую жену и поцеловал, крепко, долго. В этот раз любовь была тягучей и сладкой, как липовый мед, и неторопливой, как речная волна. Оридана задыхалась, захлебывалась стонами, целовала в ответ, пальцы запутались в светлых кудрях, губы шептали на родном языке...
  - Да, пожалуйста, еще... еще...
  
  В шумной бальной зале многие судачили об этой паре, кто-то молча злился или напротив, радовался. И только один человек испытывал вожделение и ненависть. Если бы Оридана и Колей не были настолько поглощены друг другом, они обязательно выделили бы среди множества любопытных, одобряющих и завистливых взглядов один, горевший какой-то одержимой жаждой.
  
  
  Последние гости разъехались почти на рассвете. Сонные слуги вяло шмыгали метелками и брякали мебелью. Его Величество и герцогиня рю Филонель отсыпались в одиночестве, Аркей и Бруни в кои-то веки проспали солнце, усталый Дрюня уснул на лету, во сне обнимая коленку супруги - первое, до чего мог дотянуться.
  Перевалившее через крепостную стену и караульную башню солнце беспрепятственно ввалилось в покои младшего ласуринга - вчера никто не позаботился задернуть плотные занавеси. Спавшая крепко и без сновидений Оридана, бесцеремонно разбуженная солнечными лучами, осторожно открыла глаза, пошевелилась. Она лежала, притиснутая к подушкам голым мужским торсом, придавленная твердым мужским бедром. В постели мужа ... Она покатала на языке 'постель мужа'. Звучало прекрасно! Как его запах, ощущение рук, и вообще... тела. Оридана чуть повернула голову, посмотрела на Колея. Умиротворенный, расслабленный, совсем не похожий на знакомого ей кутилу и циника. Скорее, он был похож на легендарного Принца из сказки... или на ангела? Оридана улыбнулась своим мыслям: ангел! Она пошевелилась, ласково провела по его плечам, спине, чувствуя оживление. Муж определенно спал не весь. Она осмелилась и поцеловала красивые губы. Целовала сосредоточенно и долго, закрыв от усердия глаза, а когда открыла - столкнулась с синим веселым взглядом, смутилась, отвела глаза.
  По счастью, он ничего не сказал, просто поцеловал. Рука сжала грудь, приласкала сосок.
  - Светло, - только и смогла она сказать.
  - Закрой глаза и будет темно, - хрипло прошептал принц между поцелуями. - Хочу тебя везде посмотреть и попробовать.
  Она покраснела, послушно опустила ресницы, как ребенок, который закрывает глаза и кричит: 'Я спрятался!' В темноте было совсем не стыдно, а хорошо. Так хорошо, что она кричала и стонала, забыв, что надо стесняться. Наверное. Потом они лежали, мокрые, уставшие, сонные, голодные и... счастливые? Она не знала. Она и насчет себя не была уверена. Вот это чувство - это и есть счастье?
  Он поднялся, не одеваясь, дошел до двери и выглянул. Она услышала довольный возглас и 'Спасибо, Джипс!' и подпрыгнула на кровати.
  - Он что, там?! - кутаясь в простыню, страшным шепотом спросила Оридана в панике. - Он все слышать?!
  - Ты во дворце выросла или где? - риторически спросил муж, ставя поднос на постель и садясь рядом. - Вина? - заглядывая в кувшин. - Джипс, выгоню гада! Морс!
  - Не ругай, - она погладила его по кулаку. - Пусть морс.
  Они сосредоточенно жевали, коротко поглядывая друг на друга и улыбаясь. Завтрак как-то быстро кончился, он швырнул на поднос салфетки, сунул его на пол и улегся, притягивая к себе жену. Она прильнула к нему, закрыла глаза, как сонный котенок.
  - Со мной лучше, чем с ним?
  Его голос, громом разорвавший тишину, заставил ее вздрогнуть. Она открыла глаза, садясь. Он смотрел на нее злым жестким взглядом.
  - Ты его любила? Любишь?
  Оридана до того растерялась, что только беззвучно открывала рот. Он наклонился, вцепился ей в плечи, притянул, поцеловал грубо, неистово. Опустил руку вниз, и она с ужасом поняла, что опять его хочет, даже такого. В это раз было быстро, немножко больно и кончилось бурно, криками и слезами.
  Она лежала щекой на его животе, безвольная и слабая, как после болезни. Пошевелилась, заставляя себя подняться, посмотрела ему в глаза.
  - Любила.
  - Убью! - он опять опрокинул ее, навалился. - Моя!
  - Его нет. Только ты, - шепнула она.
  - Повтори! - требовал он между толчками. - Повтори!
  - Ты! - шептала, заклинала, кричала она. - Только ты!
  
   Оридана лежала в горячей воде, прикрыв глаза и улыбаясь. После безумной ночи мышцы, особенно некоторые, тянуло и поламывало. Эффект от расслабляющего массажа и горячей ванны сперва не был достигнут, так как причина залезла в воду вместе с Ориданой и некоторое время не только мешала лечению, а наоборот, усугбляла симптомы, а потому была вытолкана взашей, вылезла, шумно расплескивая воду и пошла добывать еду и одежду, как положено главе семьи.
  Оридана еще полежала, даже подремала чуть-чуть под что-то радужное, неохотно вылезла, подхватила со скамейки теплую простыню, завернулась, лениво промокнула волосы полотенцем и вернулась в спальню. Выгнанного мужа не было, а у дверей терпеливо дожидались горничные с бельем и платьем. Принцесса по-хозяйски расположилась в удобном мужнином кресле, посмотрелась в зеркало. Карминно-красные припухшие губы, отметинка на плече, выразительный синяк над краешком полотенца. Зеркало кроме того отражало очень говорящие лица и глаза служанок, пока те занимались прической и помогали одеваться. Оридана вспомнила кое-что, оглядела принесенные шкатулки и коробочки, не нашла и приказала немедленно принести духи в хрустальном фиале, оправленном серебром. Девушки значительно переглянулись и младшая быстро убежала, скоро вернулась с флакончиком и обе с любопытством уставились на Ее Высочество, принюхиваясь и поводя носами, как белки.
  Колей все не появлялся и настроение потихоньку оседало, таяло, как пузырьки в бокале. Оридана еще помедлила, разглядывая свое отражение в высоком трюмо, но ждать дальше было неловко и она, приняв независимый и равнодушный вид, пошла к выходу. Открыла дверь и ...
  На столе щен и поросенок поедали с большого блюда бисквиты и печеньица. Джипс стоял рядом и смотрел на них, как памятник на голубей. При виде принцессы дети бросили питаться и радостно к ней прыгнули. Оридана ахнула и кинулась спасать, сразу обоих, поймала одного за заднюю лапу, второго за ухо и была в негодовании облаяна и обхрюкана. Несмотря на это Оридана прижала обоих к груди и расцеловала круглый пятачок и черный кожаный нос.
  
   Поскольку второй завтрак и обед вся семья пропустила, в этот день собрались за ужином. Оридана вошла последней, посмотрела. Колея не было. Она прошла к столу, поздоровалась и села, опустив глаза, что бы не видеть сочувствующих взглядов невестки и деверя. Король продолжил резать и есть отбивную, работая челюстями, как тролль. Он и глазами походил на это древнее племя.
  - Ваше Озверевшее Величество, ты бы полегче, - подергал Рэда за рукав бдительный Дрюня. - Хватит тебя удар апоплексический, будешь лежать голый в анатомической!
  Редьярд метнул в Дрюню фирменным монаршим взглядом, видимо, попал, но тут в коридоре раздался шум и топот, дверь распахнулась и в залу начали заходить слуги, по двое-трое тащащие огромные корзины с цветами, самыми разными, какие только встречались в Тикрее, и даже кадку с огромным цветущим жасмином. При виде королевской семьи носильщики смущались и кланялись. Особенно смущались те, кто оказался к королю, гм, не лицом. Эти умудрялись кланяться спинами. Когда обеденная зала стала мало отличаться от оранжереи, в дверном проеме показался Его Высочество, прошествовал к жене и коленопреклоненно преподнес Оридане букет ландышей. Она сидела, смотрела на цветы и мужа, не в силах сказать и слова, и даже моргнуть. Бруни смотрела на эту сцену с улыбкой Индари, Аркей оставался спокойным. А Его Величество... Его Величество по-прежнему походил на тролля. Только доброго.
  
  
   Глава шестая. Перемены.
  
  
  
  
  
   Лишь зрелость помогает отличать
   Ту грань, где не равны любовь и страсть,
   И ночи, где звучат слова любви
   Не обещают верности, увы.
   Проходит страсть, как летняя жара,
   Страсть иссякает, как дожди с грозой,
   Похмелье настигает нас с утра:
   То не любовь венчала нас с тобой...
  
  
   Ульверту Морингу, племяннику наместника Узамора, названному в честь дяди, в этом году исполнилось тридцать пять. Все эти годы пребывая на пьедестале женского обожания сначала в семье, как единственный представитель мужского пола среди кузин и теток, с четырнадцати лет - при дворе, будучи к тому же наследником наместника, Ульв закономерно и искренне считал себя пупом земли. Да. Всей необъятной Тикрейской земли. Или даже вселенной. Он был красив и порочен, хорошо воспитан и плохо образован, любил карты, лошадей и женщин, или, правильнее сказать, себя в женщинах. Что касается очередности перечисления, то именно в таком порядке были выстроены его жизненные приоритеты. Как сказал писатель, он жил, что бы получать удовольствие и получал его. Несмотря на расстроенные дела и заложенное имение. Наследство, которое он должен был получить, было прекрасным обеспечением в глазах ростовщиков. Переписывая очередную закладную, ростовщики привычно перемножали проценты на годы дожития князя Моринга. Весть о его почетной пенсии и назначении герцога рю Воронн наместником прозвучала ударом гонга в казино, извещавшем 'ставки сделаны, ставок больше нет'.
   Привыкший считать Узаморский трон своим, молодой Ульверт воспринял его потерю как величайшее оскорбление и тяжелую финансовую потерю. Он был, не много ни мало свергнут, в своих глазах, конечно. Решение уехать в Вишенрог было вызвано желанием встретиться с Его Величеством и разрешить это досадное недоразумение, а вовсе не бегством от долгов, как утверждали злые языки. Он выехал за городские ворота в то же утро, в которое рю Воронн был объявлен новым наместником. Очнувшиеся от обморока ростовщики нашли городско дом Ульва таким же пустым, как свои надежды.
   Вояж Моринга был продолжительным. Он навестил всех родственников и разделил с ними свое бремя разочарования и их годовые доходы. В столицу Ласурии он прибыл одновременно с весной. Времени и денег как раз хватило для обновления гардероба и возобновления знакомств. Весенний бал был сочтен лучшим предлогом для встречи с кузенами.
  
  Король встретил его радушно, спросил о здоровье дяди и матери и... и все. К Его Величеству подошел с велеречивым приветствием кто-то из поместного дворянства, если судить по покрою камзола и брюк и платьям его супруги и дочерей, и Редьярд с той же приязнью приветствовал и его с семейством. Ульверт с презрительной усмешкой отвернулся и с любезной улыбкой царедворца завел разговор с одним из гостей.
  Наследник престола и его трактирщица много танцевали, но он улучил минуту и подошел поздороваться. Аркей, с годами приобретший еще большее сходство с матерью, и в поведении походил на нее, был, как всегда, сдержан и спокоен, чего Моринг не мог сказать о себе. Простолюдинка держалась так, будто и впрямь уверовала, что она - будущая королева. Сам вид этой четы был для него оскорбителен.
  Но более всего он в этот вечер возненавидел Колея. Как два тарантула в одной банке не могут ужиться, и сразу вступают в бой, так Ульверт с первой минуты почувствовал в Колее смертельного соперника: все то, чего несправедливая судьба росчерком пера Редьярда лишила его, Ульви, досталось Колею с лихвой! Избранник богов, красавец, не знающий отказа у дам, любимец и баловень короля Редьярда, любимый младший братец наследника... Перечислять можно было бесконечно, и в перечне этом были Петр Снежный, Вемьянский замок, деньги и гаракенская принцесса в женах. Гибкая, как лоза, темпераментная, как пламя, стройная, как статуэтка... Почему одному все, а ему, ему наследнику рода древнее и знатней, чем Ласуринги, ничего?! У него еще не было плана и четких намерений, но одно он знал точно - он заберет у счастливчика все, что сможет. И начнет с Ориданы.
  
  Эта полная страсти ночь... и утро... и горячий полдень тоже... разбудили в Оридане женщину. Следующие несколько седмиц Колей делал все, что бы разбуженная женщина не уснула снова. Совращение жены оказалось делом увлекательным и чрезвычайно привязчивым, вроде чесотки. Она была чувственна, податлива и горяча, он был искусен и ненасытен. Все время, остававшееся от постельных утех, они... Стоп, какое время? Пару часов на трапезы с остальной семьей, прогулка верхом, ее уединение - навести красоту, его публичность - дозволение свите навестить патрона. Так вот, и это время они также были вместе, или думали друг о друге. По крайней мере, за Оридану я ручаюсь. Брошенные дети скучали и шкодничали. Оридана в порыве раскаяния закармливала их сладостями, Колей каждый день приносил подарки, но все равно, кроме друг друга их сейчас ничего не интересовало.
  И его, и ее окружение в толк взять не могли, из какой искры возгорелось это пламя и надолго ли хватит дров для этого костра? Ее служанки шептались о привороте и наговоре, колдовских духах и ведьминских чарах. Все знали о ее любимых духах, о ее особенных духах. И всем до ужаса хотелось испытать их на себе. Девчонки ходили вокруг да около, как кошки возле сметаны. Наконец, самая смелая решилась. Одну из ночей, когда Ее Высочество опять осталась ночевать в покоях супруга, девушка проскользнула в спальню, с бьющимся сердцем взяла со столика флакончик, открыла и понюхала. С недоумением пожала плечами - ничего особенного, духи как духи - и щедрой рукой оросила грудь.
  
  И только когда она прокралась опять в темный, продуваемый сквозняками, переход, ее осенило - а кого она будет соблазнять глухой ночью? Дворцовые охальники и бабники, бродившие по замку в поисках добычи, готовы любой завернуть юбку на голову и без всяких духов. Гвардейцы охраны? Эти вообще жили на казарменном положении, женщин видели в редкие увольнительные и с интересом поглядывали на любую, даже на почтенную госпожу Скалапендру, скотницу с таким большим стажем, что она была знакома еще с дедом Железнобока, а о ее приближении нос узнавал гораздо раньше, чем глаза и уши.
  Имоджин от души прокляла собственное любопытство, однако делать было нечего. Вернее как? Либо возвращаться к себе, в крыло для прислуги, и по дороге найти приключений на те части тела, которые вовсе не виноваты в том, что у нее голова дурная, либо... Либо опять идти в покои Ее Высочества и соскребать с себя этот проклятый запах. Она еще покрутилась и потопталась, но внутренний компас уверенно потащил ее обратно в ту же дверь. В хозяйской ванной она принялась яростно оттирать с себя духи мокрым полотенцем, то и дело нюхая то лиф, то полотенце, и в конце концов до того нанюхалась, что голова закружилась. В отчаянии девица решилась - прошла в гардеробную, забралась под вешалку с принцессиными платьями и уснула, глотая злые слезы, на тюке белья, приготовленного в стирку. Само собой, невыспавшаяся и сердитая, поднялась, едва в затененном окошке посветлело, и побрела к себе. Проклятое любопытство, не изнечтоженое до конца, опять шевельнулось и стало долбить ее в сердце и толкать под локоть. Она опять подошла к столику с чудным трехстворчатым зеркалом, торопливо пошарила, открывая пузырьки и баночки, нашла почти пустой флакончик с зубным полосканием, вытрясла его в раковину и мстительно отлила в него проклятых духов. Теперь-то она подготовится к встрече! Тут она даже разгневалась. К встрече с кем?! Ни в голову, ни ниже, ничего не приходило. Решив, что она подумает об этом завтра, Имоджин благополучно вернулась к себе в комнатку, припрятала бывшее зубное средство и мгновенно уснула, не раздеваясь.
  
  
  За большую награду - большая цена,
  И поэтому женщины платят опять:
  Тошнота по утрам, и фигуре хана,
  Боль в спине, боль в груди не дают ночью спать...
  А потом будут роды, и новая боль,
  Будут схватки частить, выжимая насквозь,
  И родится у нас неземная любовь,
  Наш ребенок... и шепчешь: "Спасибо, Господь!"
  
  
  Его Величеству, разумеется, не пришло в голову хвалить младшего сына за подвиги на ниве семейной жизни. А хвалить было за что.
  После нескольких недель, для супругов наполненных страстью и негой, понимающими улыбками, цветами, сладостями, милыми пустячками и сюрпризами, потрясающими воображение подарками, для окружающих Оридана и Колей выглядели как фарфоровые пастух и пастушка - просто идеально-счастливая парочка. Оридана соблазнила мужа провести для нее экскурсию по местам его боевой славы и испытала множество приятных минут наедине с мужем в той самой оранжерее, в садовом лабиринте, в беседке, на лестнице, и даже однажды на королевской кухне и - ни кому не говорите! - на конюшне, под ревнивым взглядом Петра Снежного. Теперь почти каждый уголок дворца вызывал у нее очень приятные ассоциации, а былые воспоминания о Колеевом бурном прошлом не имели больше никакой власти.
  Но однажды утром за ранним завтраком, поданным, как всегда, в постель, вид теплой сдобной булочки, которую Оридана собственноручно намазала свежим сливочным маслом, вдруг вызвал такое отвращение, что Оридана, побледнев, торопливо выскочила из постели и убежала в ванную. Обеспокоенный муж вызвал невозмутимого Джипса, он - встревоженную статс-даму, та пригласила метра Жужина, который сообщил Оридане, что через восемь месяцев она станет матерью маленького Ласуринга. Таким образом, король был последним, кто узнал потрясающую новость. В королевской сокровищнице нашелся еще один перстень, не менее чудовищный, чем тот, каким была наказана старшая невестка за такую же прекрасную новость. Колей вышел к свите под восторженный рев, с криком: 'Я буду отцом!!!' швырнул кошелек рю Мирон и приказал отметить это событие с королевским размахом. На изумленное: 'А как же... Без вас?! Ваше Высочество!' - сделал решительный запрещающий жест и широким шагом вернулся к жене.
  Оридана переживала удивительную метаморфозу чувств. Утреннее недомогание почти прошло, вытесненное радостью от потрясающего события, поздравлениями и волнительной суетой, так что она смело вступила в обеденную залу и с улыбкой уселась рядом с супругом. Поданный бульон с зеленью и сухариками поколебал хорошее настроение, а внесенная следом баранья лопатка выгнала его прочь. Оридана выбежала следом, зажимая рот салфеткой, едва сдерживая спазмы. Ужин ей заменил фарфоровый тазик, обнявшись с которым она провела весь вечер. Колей стойко сидел рядом, подавал платок и воду и вообще вел себя как опытная сиделка. Оридана разрывалась между тошнотой и признательностью к мужу, но тошнота победила нокаутом. Ее мутило и ночью, выворачивало от любого запаха, от простой воды. Даже утешительный поцелуй едва не спровоцировал извержение. Первую ночь они провели вместе, но утром, измученная и раздраженная, она сама попросила его уйти. Так продолжалось и неделю, и вторую. И все следующие... Мэтр Жужин предупреждал ее о возможных утренних недомоганиях, но то, что бедняжка вообще не сможет смотреть на еду никто не предполагал! Все предлагаемые им средства приносили вред, а не пользу, поэтому мэтр положился на природу и посоветовал тоже самое сделать пациентке. А что ей еще оставалось? Только завидовать Ее Высочеству Бруни, носившую ребенка с удивительной легкостью. Первое время Ори еще лелеяла и берегла свою радость, но чем больше рос живот, тем хуже она себя чувствовала и тем меньше крупиц радости в ней оставалось.
  Это был кошмар. Головокружение и слабость, бессонница и голод - все, что она чувствовала. Колей бывал у нее каждый день, терпеливо переносил вспышки гнева и жалобы, старался подбодрить, но принесенные им цветы вызвали новый приступ мучений, а подарки она даже не разворачивала.
  Герцог Ориш сочувствовал племяннице, но лучших времен, к сожалению, велел не ждать. Ее Величество Орхидана также вынуждена была мириться с невыносимыми тяготами в ожидании ребенка, и, видимо, Оридана унаследовала эту особенность. Дядюшкин прогноз вызвал у бедняжки только новый прилив слез и тошноты.
  
  Колей, изгнанный из спальни жены, примерил на себя образ аскета и девственника Мудрилы Тонкошеего, но проносил его недолго. Случай, природа и кое-кем предпринятые меры свернули его с праведной стези.
  
   - Будь у нас с ней по-прежнему, я и думать бы не стал о другой бабе. Она мне ни сил, ни желания не оставляла, - коротко хохотнул Его Высочество. Свита позволила тонко и понимающе улыбнуться. - Но она лежит в своей спальне, как высохшая русалка, и конца этому не видно! И мой, - Колей выразительно посмотрел в область гульфика, - тоже там давненько не отсвечивал. Ей еще ходить (хотя какое ходить? лежать!) три месяца, да как родит - еще столько же. Это что я, год без...?! - на последних словах Колей взвыл фальцетом, собутыльники протестующе загомонили на манер бакланов. Третий рю Мирон поспешил хрустнуть сургучом на горлышке очередной бутылки. - С другой стороны, не хочу я ей изменять, - закончил Колей, опрокидывая в себя вино.
  После известия о беременности Ее Высочества Ориданы, а особо после того, как муж остался не у дел на поприще ухода за женой, редкие было попойки и гулянки в покоях младшего ласуринга постепенно вернулись к прежнему графику и размаху. Вчерашний обед плавно перетек в полночный ужин, все, включая принца, были изрядно пьяные.
  - Позвольте, Ваше Высочество, - негромко произнес мягкий голос. - Кто говорит об измене? Прежде нужно определить, что есть измена вообще...
  - А что тут определять-то? - изумился кто-то с другого конца стола. - Измена - это когда ты клялся одной, а оприходуешь другую, - закончил он под пьяное ржание.
  - Нет, друг мой, - возразил тот же голос. - Его Высочество клялся супруге любить и уважать ее одну. Если, к великому сожалению, - тут мужчина учтиво поклонился хозяину, - Вы полюбите другую, поставите ее вровень с супругой в Ваших чувствах - это и будет изменой. А просто перепихнуться с какой-нибудь девкой - это вовсе не измена.
  - И как же ты это назовешь, любезный кузен? - заинтересовался Колька.
  - Как говорит мэтр Жужин, это просто... - Моринг пощелкал пальцами, вспоминая. - Просто физиология! Вы же не корите себя, дорогой мой, что продолжаете есть с аппетитом, хотя супруга Ваша едва может принимать пищу? Господа, как вы считаете? - Ульверт обвел сотрапезников ожидающим взглядом.
  - Физиология! - дружно заревел десяток глоток.
  - Предлагаю за это выпить! За физиологию! - Ульверт отсалютовал бокалом, поднес к губам. - Однако, где же вино? Мой бокал пуст!
  - Джипс! - заорал Колей. - Вина и закусок!
  В гостиную почти тотчас вошел камердинер с обширным подносом. На подносе помещалось несколько ведерок со льдом, утыканных бутылками. Следом вошли служанки, повинуясь повелительному взору Джипса, оставили свои подносы и начали убирать со стола грязную посуду и объедки, свернули заляпанную скатерть, об которую еще некоторые приладились вытирать руки, постелили свежую, расставили приборы, блюда и фруктовые 'этажерки'. Джипс сгружал с подноса бутылки, невозмутимо оборачивая каждую белоснежной салфеткой. Мужчины оживились, вино потекло в хрусталь и серебро.
  Колей выпил свой бокал залпом, будто умирая от жажды. Смазливая худощавая брюнетка наклонилась к нему, тут же наполняя бокал снова, прижалась к плечу. Она, как вошла, крутилась возле него, мимолетно касаясь то бедром, то грудью, маленькой, с твердыми упругими сосками. Он взглянул на нее, она улыбнулась, опустила глаза. Он проследил - опущенные очи не всегда признак смущения, ему ли не знать - да, она смотрела на него. На тоскующую и заскучавшую часть него. Колей встал и направился в спальню, потянув девчонку за собой под скабрезные шутки и пьяный смех.
  Едва закрыв дверь и слыша, как свита пьет за его удовольствие, он потянул корсаж вниз, а юбку вверх, впился губами в мягкую кожу под ключицей. Девица захихикала, прижимаясь и шаря по его телу весьма опытно. Он опять поцеловал, ниже, и вдруг отшатнулся, отбросил ее от себя. Его сердце, черное сердце думающего только о своих удовольствиях соблазнителя, зашлось от боли. Было что-то в запахе этой девчонки... Невыплаканные слезы брошенной нелюбимой женщины, тоска по неслучившейся любви, тяжесть одиночества? Он рванул на груди камзол и рубашку, запрокинул голову, сдерживая рычание, и вдруг рванулся куда-то, бросив в темноте тоненько скулящую от разочарования и страха Имоджин. Дворяне заторможено проводили патрона взглядом, и, только услышав грохот шагов на лестнице, дернулись следом, окликая Колея. Свою вину перед женой он в эту ночь лечил совершенно по-мужски. Напился в борделе и взял проститутку.
  Утром, все так же пугая окружение глухим раздражением и злобой, снова пил - сначала в борделе, под взглядом сонного вышибалы, потом у себя, в одиночестве, прогнав всех, матерясь, как портовый грузчик, рухнул в постель, не раздеваясь, как в старые времена. Проснулся от того, что Джипс грубо тряс его с почтительным выражением лица, приговаривая:
  - Ваше Высочество, проснитесь! Проснитесь, Ваше Высочество!
  - Пошел вон, Джипс! - пробурчал Колька, натягивая на голову подушку.
  - Вашей супруге сегодня гораздо лучше, Ваше Высочество, - аккуратно подняв подушку за угол, вежливо и громко сообщил слуга. - Она спрашивала о вас. Кажется, хотела, что бы вы присоединились к ней на вечерней прогулке.
  Колей с трудом повернулся, глядя на него мутными глазами, видимым образом с трудом соображая, вскочил, заорав бешено:
  - Ванну и Жужинову настойку, быстро!
  И через четверть часа был уже у Ориданы. Ей действительно было немного лучше, она днем вставала и даже съела несколько кусочков отварного картофеля с солью, выпила глоток черничного киселя. Встретила мужа оживленная и воодушевленная, одобрительно кивнула на просьбу поцеловать, умилилась тем, что муж позаботился о том, что бы не издавать резких запахов и, сначала на руках у мужа, потом, бережно поддерживаемая за талию, маленькими осторожными шажками прошлась по берегу, дыша свежим прохладным бризом.
  Едва тошнило, и спина болела вполне терпимо, и голова кружилась несильно. А главное, муж был снова рядом, ласковый и предупредительный, и она впервые за долгое время была почти рада, что беременна.
  
  
   Глава седьмая. Свет и тень.
  
  
  
  
  
   Вас преследует в спину завистливый взгляд:
   Он не друг, не приятель, не близкий, не брат.
   За улыбкой приветливой - злобный оскал:
   Он желает отнять все, что бог тебе дал!
   Если любишь - завистник отравит любовь,
   Все что дорого жаждет разрушить твой враг,
   За фундаментом льстивых и ласковых слов
   Яд и тлен, чтобы пали ваш дом и ваш брак...
  
  
   - Нет, не ценим мы женщин. Ты сам-то, всех бывших помнишь? То-то, а то: 'Ты кобель, Ваше Высочество'. Да сам знаю - кобель я и Аркаешева задница. У нее тягость, отощала вся, осунулась, один живот торчит. И груди. Больше стали, намного. Как думаешь, когда родит, груди дыньками так и будут? Да? И я надеюсь! На лице глаза и нос остались. И круги под глазами, навроде как у бамбукового медведя. Видал ты бамбукового медведя? Во-во, я и говорю. Ослабла вся. Рожать и здоровым тяжело, которые с бедрами шире, чем городские ворота, а ей? Понимаю, все понимаю, а думаю только про то, как она шептала: "Твоя, только твоя!" У меня крышу сносило! И улыбалась мне. Очень светло улыбалась... И про груди, да! Может, поторопился я с наследником? Пожили бы еще годик, побаловались... А все папаня. 'Давай наследника, давай наследника!' Сатрап! Что говоришь? Кабы Его Величество не приказал, мы бы с Ориданой до сих пор не сошлись? Умный ты, я смотрю! В ухо хочешь?! А если во время родов что-то случится? С ней и с этим... с ребеночком? Буду вдовцом с дитями, как папаня?!
   На этой трагической ноте Колеев монолог оборвался. Вернее, был прерван оглушающим тоскливым воем. Тонкая натура громадного волкодава не справилась с сопереживанием будущему одинокому отцу. И то сказать, грустить Колей начал давненько. Круг сочувствующих расширялся, как от брошенного в тихий пруд булыжника. С утра (по Колееву исчислению, вестимо) он наведался к семье, и до того жалостливо рассказывал про будущую вдовью долю, что даже Редьярд не выдержал, что уж говорить про опухших беременных? Сначала Дрюнина Ванилища, похожая на обряженный в салоп стог, захлюпала носом. Муж бросился утешать, от чего ей сделалось невыносимо грустно, она стыдливо заревела басом и потопала к двери. Потом и сестрица Бруни, хоть и выглядела поприглядней, и плакала прям как аристократка, культурно, скомкала салфетку на коленях, посмотрела на мужа, как на убитого, и тоже плакать ушла. Папаня был тоже... озверевши. Орал. Кочергу каминную погнул об любимого сыночка. Ума прибавлял. Потом устал, кочергу об пол вдарил - аж брызги каменные брызнули во все стороны - и ушел. Так и остались они вдвоем. Колей страдал и пил, Стрема деловито подъедал брошенный семейством завтрак.
   К ночи ближе вернулся король, посмотрел на спящих в обнимку у холодного камина кобелей, вышел. Посланные гвардейцы привычно погрузили наследника и транспортировали к Жужину. От приключившейся тряски Колей очнулся и к мэтру Колей прибыл в окружении искренне сочувствующих ему людей.
   По знаку Ожина Его Высочество сгрузили на кушетку и мэтр немедленно был призван разделить Колино горе. Но этот черствый человек ограничился лейкой, противной микстурой и тазиком.
  
   Колей поежился, дернул ногами. Он лежал на чем-то твердом и ужасно неудобном. На лице кто-то забыл мокрую тряпку. Принц витиевато выругался, швырнул ее на пол, спустил ноги н и попал точнехонько в оставленный тазик. Тазик опрокинулся, вода разлилась, Колей в очередной раз помянул Аркаеша и не только. На шум из спальни вышел заспанный и мрачный Жужин, посмотрел на ожившего пациента.
   - Рад, что Вам лучше, Ваше Высочество, сказал мэтр тоном, свидетельствующим об обратном.
   - Мэтр Жужин, - вяло поприветствовал Колей. - Опять травили меня чем-то?
   - Что Вы, Ваше Высочество, - отверг обвинения мэтр. - Это исключительно Ваша прерогатива.
   Колей брезгливо потряс лапами, живо напомнив Ожину мокрую Рыську, встал, собираясь уходить. Остановился. И вдруг спросил совершенно трезвым голосом:
   - Мэтр, я знаю, что она чувствует. Это магия какая-то? Колдовство? Эти ваши духи виноваты?
   - Я мог бы сказать, что понимание чувств жены рекомендует Вас как любящего и заботливого супруга.
   Колей хмыкнул.
   - Я не знаю, как это произошло, но духи... Дело действительно в них. Они живут своей жизнью, Ваше Высочество.
   Колей хохотал, уходя. Мэтр Жужин посмотрел ему в спину таким взглядом, что у того зачесалось между лопаток, запер дверь на два оборота, решительно вставил в уши затычки и ушел поспать.
  
   Редьярд Третий редко ощущал, как прожитые годы давят ему на плечи, заставляя чувствовать себя старым. Сегодня как раз пришлось. Пьяные причитания Кольки вытащили из глубин тщательно забытые чувство вины и потери, и воспоминания. О том, как тихо угасла жена, а он остался вдовцом с маленькими сыновьями. Это была потеря для детей и для него тоже, хоть и не осознавал он тогда, что потерял. Перебивалось в то время это чувство неловким и стыдным чувством облегчения. Только с годами... Она же совсем молодая еще была, могла бы жить, пусть не узнав женского счастья, но ради детей. Ее любовь смягчала бы его строгость с Арком, и наоборот, излишнюю снисходительность и потаканье Кольке. Но что толку в запоздалых сожалениях? Сейчас его сыновья без пяти минут сами отцы. И опять печаль кольнула сердце короля... Зря он кочергу погнул о родное дитя... Кольке-то хоть бы хны, наука все равно не впрок, а кочергу жалко. Удобная вещь. Была.
   Не рассчитав, шумно поставил кубок на стол, тяжело поднялся с кресла в пустом кабинете - Дрюня все еще, видимо, утешал жену, - и вышел.
   - Жужин, что там Колька про Оридану плел? Правда, что ли, помирает?..
   - Ваше Величество, особенности организма Ее Высочества внушают определенные опасения...
   - Ты мне прямо скажи. Помрет?
   - Все мы смертны, Ваше Величество.
   - Жужин!
   - Пока непосредственной опасности для жизни Ее Высочества Ориданы, равно и Ее Высочества Брунгильды я не наблюдаю. Однако все в руках Пресветлой.
   - Это да, - мрачно согласился Редьярд, почти успокаиваясь. - Но ты все-таки, что от тебя зависит... Понял?
   - Разумеется, Ваше Величество, - Жужин поклонился с оскорбленным видом.
  
   Ее Высочество Оридана ела. Аккуратно и изящно, как подобает аристократке и принцессе крови она ела мел, украденный у мастера Артазеля во время последней примерки очередного 'беременного' платья. И на запах, и на вкус мел был восхитителен, и Оридана упоенно грызла гладкий белый брусочек.
   Дверь распахнулась, со стуком ударилась о стену и в спальню ввалился Его Величество. Невестка его до того растерялась, что так и застыла с мелом в руке. Редьярд посмотрел за испачканные мелом губы и подбородок, осыпанный белыми крошками лиф, и откашлялся.
   - Как ты себя чувствуешь, дорогая невестушка? - теплым задушевным басом спросил свекор. Оридана поперхнулась и закашлялась.
   - Спасибо, Ваше Величество, - неопределенно ответила гаракенка, отдышавшись.
   - Не нужно ли тебе чего? - еще более заботливым тоном продолжил пытку король. - Особенная еда, напитки? Ты скажи только, прикажу хоть из Лималля доставить.
   - Нет, спасибо, Ваше Величество, - засовывая руку с мелом поглубже в одеяла, придушенно пропищала Оридана.
   - Ну-ну, отдыхай, - повелел Редьярд. - Я еще зайду. Не-не, не вставай.
   Король удалился, красная статс-дама закрыла за ним дверь. Редьярд жестом приказал оставить щелку, заглянул. Оридана с блаженным видом опять грызла.
   - Как ты думаешь, Жужин, от беременности глупеют? Или она от Кольки половым путем заразилась? - озабоченно спросил Его Величество у смиренно ожидавшего его мэтра.
   - У меня недостаточно данных для ответа, Ваше Величество. Прикажите провести исследования? - невозмутимо ответствовал Ожин.
   - Вот по второму заходу пойдут - и сравним, - решил король, удаляясь.
  
  Ульверт Моринг с упорством и изобретательностью, достойными лучшего применения, пробивал себе место в первый ряд ласурской аристократии. Конкретно ему нужно было место в свите Колея. Помимо планов по разрушению Колькиного благополучия, была и чисто утилитарная цель - деньги. Само собой, Его Высочество не сам организовывал свои развлечения (и быт тоже, но там от бюджета изрядный кусок отщипывал эконом, совершенно не склонный с кем-либо делиться), а потому важно было устроиться как можно ближе к принцевым тратам. Тут конкуренция была так же высокой, и потому Ульви пришлось приложить всю свою изворотливость и немалую сумму заемных средств, что бы сначала приблизиться, а потом и стать членом этого избранного круга.
  Чем может удивить золотую столичную молодежь тридцатипятилетний провинциал? И он из шкуры лез, ненавязчиво утверждая Колея со свитой в мысли, что банальные пирушки и публичных девок может себе позволить любой зажиточный лавочник. А их кругу подобает роскошь, изысканность и утонченность. И он предлагал, заинтриговывал и очаровывал. Скоро попасть на вечер к князю Морингу (он, правда, не имел права на этот титул, но это знание ничуть не мешало ему так именоваться) стало модным и не всем доступным. За него соперничали, его наперебой приглашали, с рю Мирон они вскоре стали закадычными друзьями и почти неразлучны. Колей и не заметил толком, что кузен стал неизменным каждодневным гостем.
  Единственно, что не удалось Ульви - стать доверенным лицом и незаменимым советчиком. Как заметил Моринг, Колей при всем своем образе рубахи-парня ни с кем ни сходился слишком близко. Поэтому Ульви предпочел мягко отступить. Остаться в тени, копить факты, слухи, подталкивать, намекать, внушать... Найти подход к Ее Высочеству, наконец. Только подождать, подождать немного... Не век же ей ходить беременной!
  
   - Ваше Высочество! Ваше Высочество! - голос запыхавшейся служанки выдавал беспокойство и страх.
  - Что случилось? - Оридана недовольно обернулась.
  Она только что съела картофельный суп, правда, больше похожий на картофельный отвар, несколько мерзавчиков, и, похоже, сделала все это совершенно безнаказанно. Наверное, поэтому она чувствовала в себе необыкновенную жажду деятельности. Может, приказать поменять портьеры в детской? На те, желтенькие? Или вызвать белошвейку, и заказать еще вышитых рубашечек для будущего ребенка? И платьиц, вдруг родится девочка... Нет, никаких платьиц и девочек! Она родит сына, наследника! Так что только рубашечки. Метр Жужин говорил, что до родов не меньше двух или даже трех недель, и мучения Ориданы будут вознаграждены 'заслуженной наградой'. Ее Высочество даже не представляла, какого именного размера должна быть эта награда, и что вообще способно достойно вознаградить ее страдания. Впрочем, сейчас она была согласна на возможность нормально поесть и выспаться. Можно даже только поспать. Последние недели спина болела ужасно, и лежать было неудобно, и ребенок в животе крутился и вертелся, как Саник, ловящий хвост, а не лежал спокойно и чинно, как положено законному наследнику младшей четы Ласурингов!
  - Ваше Высочество, там Саник! И Коля ...
  - Да быстрее говори, что ты мямлишь! - Оридана двинулась на нее, тараня пузом.
  Отступая, девушка затараторила, торопясь и проглатывая половину слов. Из мутного потока ее речи принцесса поняла главное. Оба ее хвостатых ребенка с утра сбежали и их нигде не могли найти. А теперь пришел садовник, и сказал... сказал что...
  - Говори немедленно! - завопила Оридана, за секунду представившая все существующие на белом свете ужасы и неизвестные тоже.
  - Их нашли спящими в аптекарском садике мэтра Жужина и не могут добудиться, мэтра нет, а садовник сказал, что у мэтра живет огромная ядовитая змея в стеклянном ящике, он ей носит мышей и лягушек, фу, гадость какая! И мы думаем, что змея как-то выползла и их покусала!
  Служанка еще что-то лепетала, статс-дама кричала ей вслед, а Оридана уже бежала опрометью по переходам и лестницам, перепрыгивая через ступеньки, забыв об осторожности, забыв о бремени, забыв обо всем!
  
  
   Стрема брел... Нет, не так. Стрема с достоинством шествовал из королевской псарни, облагодетельствовав тамошних обитательниц, когда мимо пробежала та девочка, от которой Колькой пахло. 'Как это она по лестнице так неосторожно, она же щенная?' - флегматично подумал мудрый Стрема. За пузатенькой девочкой, вопя и задыхаясь, неслись дамы и служанки. 'Весь курятник тронулся', - понял волкодав. - 'С тех пор, как луну назад старшая у них ощенилась, с ума сошли и назад не вернулись. Пойду все же скажу Рэду'.
   Его Величество второй месяц праздновал прибавление в семействе. Уже отпраздновали официально и семейно, в дружеской компании и узком кругу. Узкий круг, то бишь Дрюня, с недавних пор гордо носивший звание 'отец', до того устал праздновать и свое, и чужое, что сам уж дважды сдавался мэтру Жужину и пил по утрам расторопшу от печени. Сейчас оба как раз подумывали сделать перерыв недельки на две - до Колькиного отцовства. Подумывали, правда, опять за рюмкой. Дверь без стука открылась, в щель просунулась огромная башка и солидно гавкнула. Поскольку никто из трио за столом (король, шут и бутылка) не оглянулся, Стрема нахмурился и сделал 'гав' еще солиднее.
   - Ты что орешь скотина, - флегматичней, чем сам Стрема, поинтересовался Его Величество. По-прежнему вошедший наполовину кобель проявил настойчивость. Дрюня, у которого 'гав' в голове отдавался ударом деревянного молотка по пустой бочке, кинул в Стему утиной ногой. Волкодав иронично хрупнул косточкой. Его бы и бараньей ногой не заткнули, а тут...
   - Гафф, гафф, гафф, - сообщил Стрема, не меняя дислокации.
   - Сходи, посмотри, что ему надо, - со стоном держась за голову, велел Дрюня монарху.
   - Казнить тебя что ли, - еще более флегматично поинтересовался Редьярд, то же придерживая голову, что б не отвалилась.
   - Лучшее средство от головы - топор, - согласился Дрюня.
   Стрема все повторял для непонятливых громкое раскатистое 'гафф'.
  
   - Саник! Коля! Саник! - издалека закричала Оридана, не в силах больше выносить ожидание. Среди ровных грядок толпились слуги, истерично заламывали руки сбежавшиеся горничные, и за сапогами и юбками Ее Высочество не видела, что они там разглядывают. На ее голос народ обернулся и расступился. Принцесса подбежала, тяжело плюхнулась на мощеную тропинку. Среди высоких разлапистых растений смутно-знакомого вида неподвижно лежали рядышком щенок и поросенок. Оридана торопливо пощупала носы, наклонилась, почти прижавшись ухом к зверятам. Оба дышали до того тихо, что сопение едва слышалось.
   - Просыпайтесь, ну же! - затрясла их Оридана. Принцесса тянула за уши, трясла за лапы то одного, то другого, пока Саник не заурчал недовольно и не зевнул во всю пасть. Оридана прижала его к себе, целуя и благодаря сразу и Океанского творца и Пресветлую, потом сунула оборотня статс-даме, взяла поросенка за задние ноги и энергично потрясла. Колька взвизгнул, догадливая служанка забрала поросенка, и множество рук захлопотало, помогая Ее Высочеству подняться.
   - Несите домой, - распорядилась она, с достоинством поправляя сбитую юбку и возглавляя шествие. - И узнайте, наконец, где мэтр Жужин!
  
  
   Стрема, потерявши терпение, плюнул, фигурально выражаясь, на безнадежно увязших в креслах Рэда и Дрюню. Пятясь, вылез обратно в галерею, брякнулся на массивный зад и в задумчивости почесал за ухом. Подумал: 'Колька пока что не сильно обрадованный. Ему пойти сказать что ли?' - и потрусил в сторону покоев младшего принца. Увы. Там его встретил Джипс, в одиночестве меланхолично полирующий канделябры. 'Все сам, все сам', - обремененный непосильными заботами Стрема развернулся и двинулся к комнатам Ориданы. Заставши там бедлам и кавардак, пес незаметно пробрался в спальню и растянулся в дальнем от двери углу. Но что-то огромному волкодаву не спалось...
  
   Тем временем при виде исходящей паром лохани Колька почувствовал себя вполне себе здоровым, и главное, чистым поросенком, несмотря на испачканный в земле пятачок и грязные нашлепки на боках. Свин выкрутился из рук служанки и хрюком выкатился под ноги принцессе. Оридана изловчилась, схватила, Колька визжал и лягался, довольно чувствительно попадая маленькими твердыми копытцами по ей по животу. Младший Ласуринг возмутился свинским избиением и пнул Кольку в ответ. Оридана поморщилась, но поросенка не выпустила. К счастью, статс-дама, госпожа Молль, проявила чудеса распорядительности, поросенок был отнят у Ее Высочества и утоплен. В смысле, погружен в воду по самые уши и тщательно вымыт. Сидящий там же Саник, пользуясь привилегиями, что давал ему статус почти члена королевской семьи, безнаказанно и довольно больно кусал служанок за пальцы.
   - Саник, ты ведешь себя очень плохо! - строго выговорила Оридана, наклоняясь и принимаясь сама отмывать неслуха. - Полотенце!
   Вытаскивая Саника из воды и опуская в подставленное полотенце, принцесса поморщилась. Поясница заболела, и живот, в котором продолжал драться с поросенком наследник, как будто потянуло. Оридана поморщилась и смахнула выступившие на лбу бисеринки пота. В суматохе и сутолоке никто не обратил внимания на ее бледность, даже она сама.
   Вымытых хулиганов увели кормить. Как ни хотела принцесса, что бы их осмотрел лекарь, эту процедуру пришлось отложить. Ей доложили, что мэтр Жужин отсутствует в замке. Как раз сегодня лекарская гильдия проводила собрание, и он получил согласие Его Высочества Аркея на то, что бы отсутствовать до утра. Еще бы! Денно и нощно заботящиеся о здоровье ласурцев лекари, даже внесли в устав гильдии пункт, согласно которому в день их ежегодного собрания добрым подданным Его Величества запрещалось маяться зубной болью и коликами, рождаться и умирать. Ну, конкретно так там написано не было, но всем было известно, что в этот день лекари гуляют, как матросы в порту после многомесячного океанского плавания. Ожин Жужин, без устали пестующий как королевское здоровье, так и здоровье всех его присных, имел твердое намерение воспользоваться гильдейскими привилегиями. Тем паче, что Ее Высочество Бруни вполне оправилась после годов, а Ее Высочество Оридана по всем признакам должна проходить еще минимум две недели. И метр Жужин отбыл, что бы раствориться в ночи.
   Оридана посидела, глядя, как обедают Саник и Коля, дождалась, пока они бросили есть и начали баловаться, еще раз внимательно осмотрела, поцеловала и потискала. Саник лизнул ее в губы, и, пока она, смеясь, отмахивалась, убежал играть с Колей в догонялки.
   Успокоенная Оридана вспомнила о своих грандиозных планах и приказала сменить портьеры в детской, пригласила модистку и закидала ее идеями и заказами, потом придирчиво рассматривала доставленные люльки. Качала, нюхала, гладила, и так и не смогла выбрать между ясеневой и палисандровой. Размышления прервал явившийся муж. Как и большинство мужей глубоко беременных жен, Коля имел прилично-виноватый вид, убедительные объяснения отсутствию и подарок. Его Высочество пришел к обоснованному выводу, что на драгоценности у женщин никогда аллергии нет. Наоборот, они улучшают самочувствие жены и вообще способствуют любви между супругами. (Будете спорить? Тогда в следующий раз гордо откажитесь от жемчужного ожерелья до пупа). Колей одобрил ясеневую люльку, Оридана нахмурилась. Именно в этот момент ей больше стала нравиться палисандровая. Дабы избегнуть необходимости сделать заведомо неправильный выбор и окончательно расстроить супругу, Коля благоразумно пригласил ее прогуляться перед сном.
   Усердно развлекал, ухаживал, нежничал, и Оридана совсем повеселела, щебетала, как птичка, рассказывала мужу о событиях дня, смеялась, в лицах описывала испуганный лепет служанки, свой марш-бросок, и вдруг остановилась на полуслове, чувствуя что-то в себе, и еще не понимая, что ее остановило. Колей переспросил, она рассеянно отозвалась, задумавшись. Потом отмахнулась от неясной тревоги, опять приступила к рассказу, но снова отвлеклась... Что-то происходило. В эту самую минуту с ней, в ней, что-то происходило... Притихшая Оридана попросила проводить ее в комнаты. Муж, было, встревожился, но она сослалась на суматошный день, усталость, супруги нежно простилась до утра, и Оридана, приготовившись ко сну, легла, поворочалась, ругаясь на свою неповоротливость. Все никак не могла уснуть, позвонила, приказала изумленной служанке принести еще мерзавчиков и ледяного молока, с жадностью съела и выпила, окончательно улеглась и уснула.
  
   Проснулась она от того, что скрутило живот. Боли становились все сильнее, испуганная Оридана с трудом вернулась в постель, скорчилась. Океанский творец, и зачем только она ела эти мерзавчики на ночь! Да еще пила молоко, после почти девяти месяцев голодовки. Несварение, или того хуже, отравление? И что теперь делать? Мэтр Жужин все равно будет только утром... Придется терпеть... Живот снова сжало тисками, опять потянуло в туалет и Оридна осторожно слезла с постели и по стеночке побрела, не замечая идущего по пятам Стрему. Едва за принцессой закрылась одна дверь, как пес уже ломился всем немалым организмом в другую. Дежурившая в эту ночь служанка, грубо облаянная, вскочила, заметалась в панике. Стрема гавкнул: 'Иди к ней, дура такая!' и рванул за помощью. Огромная собака мчалась по дворцу, сотрясая ночную тишину громким тревожным басом.
   Через несколько минут дворец гудел, как растревоженный улей. Свита и служанки бестолково толкались в спальне и гостиной, рассказывали о том, чего не видели и пересказывали то, что сами не слышали. Поднятый с постели взъерошенный Колей, прорываясь сквозь толпу, услышал 'отравление' и за несколько шагов до спальни Ориданы успел составить список возможных врагов (он, надо признаться, получился внушительный). Пришедший следом злой помятый король Редьярд, у которого отчаянно болела голова, орал 'Где Жужин!?', Оридана, запершись в туалете, судя по доносившимся звукам, плакала и кричала: 'Уйдите, уходите все!'
  
   В башне Лисс Кройсон тихонько постучался к Их Высочествам. Через несколько минут Аркей с женой, успевшей одеться в простое утреннее платье и заплести косу, заглянув в детскую и сказав несколько слов Катарине, уже входили в спальню Ее Высочества Ориданы. Бруни, оглядев безобразие, негромко и твердо уронила короткое: 'Выйдите все!', от которого в комнате сразу стало тихо. Женщины замолкли и быстренько протиснулись на выход.
   - Мы тоже пойдем, - Аркей потянул к выходу отца и брата. Колей было взбрыкнул, но Арк ободряюще похлопал его по плечу и Коля, прогудев в замочную скважину: 'Я тут, Оридана. Буду ждать за дверью', все же вышел.
   - Постой, Кай, - позвала Бруни. В наступившей тишине тихим звоночком дрожал детский плач. Бруни подошла, отдернула полог. В углу, прижав к груди поросенка, дрожал малыш с рыжеватыми кудрями.
   - Испугался, маленький? - Бруни села рядом, погладила, успокаивая. - Не бойся, все хорошо. С Ориданой все в порядке. Иди с Аркеем. Поспишь сегодня у нас. Знаешь Катарину? Да? Вот и хорошо. Иди, малыш, - Бруни обошла широкую кровать, рассмеялась. - И ты, ты тоже! - это Стреме, изображавшему коврик.
   Аркей поднял Саника, сунул Кольку под мышку, взглядом пожелал жене удачи и ушел. Следом потрюхал кобель. Бруни осталась вдвоем с госпожой Молль, все это время молча стоявшей у двери.
   - Оридана, открой, пожалуйста. Все уже ушли, - голос Ее Высочества был спокоен и ровен. Бруни недолго подождала, в замочной скважине повернулся ключ и на пороге появилась бледная скорчившаяся гаракенка.
   - Бруни, мне плохо, - простонала Оридана, чуть не впервые называя старшую невестку по имени.
   - Вы просто рожаете, Ваше Высочество, - улыбнулась Бруни, глядя на ее живот.
   - Но метр Жужин сказал, что это случиться через две-три недели, - ошарашенно возразила Оридана.
   - Малыш решил, что ему уже пора, - мягко возразила старшая. - Не надо бояться, надо просто слушать свое тело и помочь ребеночку появиться на свет.
   Оридану довели до постели, помогли раздеться и уложили. Пока статс-дама хлопотала, устраивая ее поудобнее, Бруни вышла в гостиную.
   - Она рожает. Где мэтр Жужин? - получив ответ, Бруни с тревогой и надеждой посмотрела на мужа. Он всегда знал, что делать.
   - Отец, вызови Ники. Она нужна здесь. Еще что-то, родная?
   Бруни кивнула на бледного Кольку, сползавшего на ватных ногах по стенке, и пошла распоряжаться. После слов Бруни суета более-менее вошла в упорядоченное русло. Лишние были изгнаны, служанки побежали греть воду и готовить белье, явившаяся Ники Никорин, выглядящая так, будто ее только что вытащили из постели (из чужой постели, имеется в виду), энергично мыла руки. Послали гвардейцев за Ожином. Уверенно улыбающаяся Ники тем временем тихо говорила Бруни:
   - Я отродясь роды не принимала. Ты знаешь, что делать?
   - Можно сказать, я знаю процесс изнутри.
   И две такие непохожие женщины, одинаково выдохнули и спокойно вошли в спальню.
  
   - Я принес выпить, - помахал бутылкой от дверей Дрюня. - Отца спасать надо!
   Бледный Колька отрицательно мотнул кудрями, прислушиваясь к глухим звукам.
   - Нет? Ну, как хочешь, - устраиваясь за столом и отправляя служанку за закусью, не расстроился Дрюня, разливая в услужливо поданные хрустальные стаканы - единственное, что нашлось в покоях принцессы.
   - Кого ждем, Ваше многовнуково Величество? Со скольки лет Его многодетное Высочество народонаселение делал? Лет с пятнадцати лет на племя работает! Девки дворцовые все больше пацанов рожали, а потом раз - девчонки проскакивать начали. Сначала одна, две, а потом косяком с норками пошли, - продолжал меж тем шут, заглядывая в нутро стакана.
  - По мне хоть кошку, - Колей вяло отмахнулся от Великолепной язвы.
   - У нас, Ласурингов, прицел точный. Мужик будет! - Редьярд довольно рыкнул. Аркей молча улыбался.
   - Спорю на свое здоровье - девка! - разгорячился Дрюня.
   Отчаянно закричала Оридана, Колей, вскочил, кинулся к двери.
   - Куда ты, стой! - Аркей догнал брата, но тот оттолкнул руку, рванул на себя дверь, сунулся внутрь. Увидел искаженное мукой лицо жены, стиснутые кулаки, и закричал, пока брат не оттащил и не захлопнул дверь:
   - Ори, прости! Я больше не буду!
  
   Услышав резкий женский крик,
   Принц побледнел, сползая на пол,
   Король к вину опять приник,
   А шут два слова нацарапал.
   Влив в принца крепкого вина,
   Вернув румянец и сознанье,
   Шут заявил: "Твоя жена
   Пресветлой, помнится, созданье.
   И создана детей рожать,
   Ведь в том ее предназначенье...
   Раздался женский крик опять,
   Принц сполз по стенке на мгновенье...
  
  
   Глава восьмая. Ошибки.
  
  
  
  
  
  Ты влюбляешься, любишь, флиртуешь порой,
  И не ведаешь даже, что все впереди:
  Испытаешь свою "неземную любовь",
  Но ее для начала придется родить!
  И тогда, лишь тогда задохнешься в любви,
  И весь мир воплотится в комочке твоем,
  На ногах целовать будешь пальчики ты,
  И ради звонкого смеха - ты сделаешь все!
  И не важны вдруг стали другие дела,
  И другая любовь растворилась в дыму,
  Твой ребенок! Его ты так долго ждала,
  И теперь твое сердце подаришь Ему...
  Только муж, оказавшийся вдруг за бортом,
  Где он будет любовь, утешенье искать?
  Ведь ребенка растить вам отныне вдвоем,
  Ты - жена, а не только счастливая мать...
  Если сможешь гармонию здесь сохранить
  Быть женой и подругой, и матерью быть,
  Сбережете любовь, сбережете семью,
  Страсть и нежность тогда сохраните свою.
  
  
  Эта ночь во дворце тянулась бесконечно. Ни сама Оридана, ни ее акушерки не могли бы сказать, сколько прошло времени, наполненного волнением, слезами, страданием. Оридана, напуганная непрерывной, все усиливающейся болью, сначала кричала все громче, потом пыталась сдерживаться, опять кричала, срывая голос, под уговоры Бруни: "Дыши, Оридана, глубоко и часто, как собачка", сжимая ее руку до синяков. Ники Никорин, несмотря на крики Ее Высочества, магическим обезболиванием принцессу не баловала. Как ни мало архимагистр понимала в родах, то, что боль - помощник, а не враг, она понимала. Еще бы это понимала Оридана... Пока что эта здравая мысль, повторяемая то Бруни, то Ники, так и не нашла дорогу в голову младшей принцессы. К тому времени, как явился метр Жужин, которого силой разлучили с праздником, Оридана совсем обессилела. Пока магия боролась с алкоголем, Бруни тихонько с облегчением выдохнула. Она сама недавно рожала и была теперь убеждена, что рожать легче, чем быть беспомощной свидетельницей. Просветленный Жужин, тут же в спальне переодетый в чистое, мыл руки, вымещая злость на мыле и полотенце, а Бруни, у которой от молока насквозь мокрой была не только сорочка, но и платье, с облегчением отлучилась кормить.
  Вернулась она как раз к очередному акту. Еще в переходе было слышно, как Оридана всхлипывала, кричала, что ненавидит Колея, ненавидит ребенка, ненавидит всех, и умоляла дать ей умереть спокойно. В гостиной Колей, вцепившись руками в волосы, сидел с безумным видом у стены, и видно было, что ему хочется упасть в обморок и лежать тут же у стенки в благословенной тишине. Герцог Ориш, постаревший, уже не бледный, а какой-то серый, сидел с каменным лицом в углу. Трезвые Рэд, которого уже не брало и Аркей, который вовсе не пил, молчали. Дрюня, оставивший жену и младенца из благородных побуждений - не мог же он оставить Его Величество одного? - совсем обессилел от усилий и мирно спал прямо за столом.
  Бруни миновала место скорби как можно быстрее и вошла в спальню как раз когда мэтр командовал: "Тужся, тужся, девочка! Уже видна головка, еще чуть-чуть! Вот теперь, давай!" Оридана с рычанием напряглась, и вдруг на весь дворец в тишине раздался долгожданный голос. Слабый голосок, похожий на мяуканье...
  - Поздравляю, Ваше Высочество! Прекрасное дитя! - Ожин осторожно положил ребенка матери на живот, женщины окружили, заахали радостно, а Оридана, кусая опухшие губы, вдруг закричала:
  - Опять! Опять идет! - изогнулась и с воплем вытолкнула красный пищащий комочек.
  За дверью мужчины повскакивали, как при звуке боевого рога. Отец и брат подхватили пришибленного Колю, затормошили, захлопали по плечам, поздравляя.
  - Что? Все? Уже? - бормотал Коля с видом сумасшедшего, случайно обнаружившего, что дверь лечебницы не заперта и сторож ушел. - Она живая?!
  Фигли Ориш рыдал, разбуженный шумом Дрюня бессмысленно вертел лохматой головой, Рэд плеснул в стаканы, сунул сыновьям, выпил сам. Все отмерли, задышали, задвигались, стало шумно и чуть безумно. И в этом ликовании совсем незаметно открылась дверь и Ее Высочество Бруни, стоя на пороге, ласково позвала:
  - Ну что же вы? Идите, знакомьтесь!
  Колей, чувствуя, как колотится сердце, осторожно вошел, чувствуя за спиной дыхание династии.
  В окно ворвалось солнце, потушило исплаканные свечные огарки, залило разгромленную неприбранную спальню. Солнечный лучик осторожно, на цыпочках, пробрался под полог, растроганно застыл, не в силах двинуться дальше. Жужин взял из рук Ориданы сначала один белый кулек, положил в руки Колея, потом другой. Коля стоял соляным столпом, глядя на красные сморщенные личики, перевел взгляд на жену. Она вдруг заплакала, кусая ладошку.
  - Возьмите, возьмите, - засуетился Коля, тыкая детьми в родню. Опустился у постели на колени, позвал испуганно:
  - Оридана, ты что? Что с тобой?
  Оридана с трудом прорвалась сквозь рыдания, едва выговорила, задыхаясь:
  - Я их все равно люблю! Они все равно наши! Понял? Понял?!
  Рэдьярд тряхнул Жужина за плечо.
  - Что с детьми? Здоровы? Что она кричит?!
  - С детьми все хорошо, Ваше Величество. Кроме одного. Они девочки.
  - Я знал! Я чуйствовал! - заорал от двери Дрюня. - За это надо выпить!
  Аркей и Бруни привычно поняли друг друга без слов, вежливо переместили уже довольно большую толпу обратно в гостиную.
  Родители и дети, оставшись наедине, пошептались неслышно. О чем говорили, знают только они, но когда Колей уходил, все три его дамы засыпали счастливыми.
  
  
  - Дура! Ненормальная!
  Гневный голос Его Высочества, саданувшего дверью покоев жены, поставил точку в безобразном скандале, разносившемся на весь дворец последние полчаса. Личная жизнь младших Ласурингов и без того не тайная, стала достоянием общественности без купюр. Хотя о чем это я? Не было у них никакой личной жизни. Почти полтора года - не было.
  Когда рождается ребенок, у женщины включается режим "материнство"- танцы, прогулки под луной, кокетство и страсть уходят на второй план, а на первом - маленькое чудо, которое сосет, зевает, морщит носик, улыбается и плачет, кряхтит, сосет кулачок... А уж если это чудо в двойном размере, женщина полностью, бесповоротно и абсолютно поглощена детьми. Увы, это произошло с Ориданой.
  Несмотря на целый штат нянек, сиделок, кормилиц и мамок, Оридана не выходила из детской. Маленькие принцессы все делали вместе: вместе просыпались, дуэтом требовали есть, пачкали пеленки и срыгивали. Если Оридана брала покормить одну малышку, вторая начинала возмущенно скандалить, и ее тут же подхватывала полногрудая кормилица. Когда Оридана смотрела, как ее дочурка, причмокивая, сосет грудь кормилицы, ее охватывала ревность. Это ее малышки! Ее! Разумом принцесса понимала, что вскормить двойняшек одной очень непросто, и не будь кормилицы, одна из девочек захлебывалась бы криком, ожидая своей очереди, да и молока в ней было не как в породистой корове, но чувство ревности и желание все время держать близняшек при себе не поддавалось здравому смыслу.
  Поначалу все это Колей понял и принял. Он и сам обожал дочек, и выражал любовь не только несметным количеством игрушек, платьиц, золотых погремушек, прорезывателей для зубов и прочей ерунды, на которой множество Вишенрогских лавочников сколотили приданное даже младшим дочерям. Колей заказал замечательную двухместную коляску и часами гордо гулял с дочками. Горожане скоро привыкли к странной процессии: чинный камердинер в парадной ливрее толкает коляску, чуть поодаль еще один слуга волочет огромную корзину, по первому требованию Джипаса выдавая слюнявчик, платок, рожок со сладкой водой, чистую пеленку. Впереди, как почетный караул - Его Высочество на Петре Снежном, позади - встревоженно галдящая стайка отлученных от детей нянек. Окружал живописную группу наряд гвардейцев, чей долг был защищать маленьких принцесс от любых опасностей.
  Принц приходил к первому кормлению и к вечернему купанию, был свидетелем первой улыбки и принял деятельное участие в лечении случившихся колик. И с женой он был внимателен и нежен. Сначала тяжелая беременность, потом Оридана приходила в себя после родов, и он терпеливо ждал, не настаивая на близости. На полугодие дочек Колей устроил допрос Жужину и по его итогам - романтический ужин жене. Сам ужин был чудесным, его окончание - ужасным. Более прозрачного намека, чем осыпанная розовыми лепестками постель, выдумать было невозможно. Разве что отсутствие слуг, поцелуи после каждой перемены блюд и то, что после каждого поцелуя с Ориданы исчезал какой-нибудь предмет туалета. К десерту Ее Высочество перестала каждые пять минут вскакивать со стула и порываться 'узнать, как там малышки', охотно отвечала на ласки и оказала мужу ту же услугу по поводу одежды. Но оказавшись среди подвядших лепестков в серьгах и подвязках, Оридана запаниковала. К его чести, Колей сдержался и долго успокаивал жену, бормотавшую что-то бессвязное про 'мне будет больно' и 'я не хочу больше детей!'
  Он делал попытку за попыткой и все с тем же результатом. Ухаживал, убеждал, уговаривал. И сегодня впервые вышел из себя, выплеснув мужские обиды и неудовлетворенность. Оридана, чем больше чувствовала свою неправоту и вину, тем яростней обвиняла мужа в... В чем? Она сама не знала, в чем он виноват. Выкрикивала нелепости, швырялась безделушками... Эту ночь она провела в слезах, он - в борделе. Утром Оридана вслушивалась в малейший шум, в любой шорох, ожидая услышать его шаги, но он не пришел. Она вяло наблюдала за весело грызущими кулаки дочками, приготовленными к прогулке, тянула время, в надежде, что Колей придет, ведь он ни дня еще не пропустил. Все же вышла, спустилась в садик, и села на скамейке, безучастно наблюдая, как няньки катают коляску взад-вперед по короткой дорожке. Такой одинокой и опустошенной и увидел ее Ульви Моринг.
  
  
  - В этот год Узамор охватило поветрие черной лихорадки, зараза проникла даже в древний ледяной Рокунар. Тяжелее всего болели дети и старики, лекари и маги сообща пытались остановить эпидемию, но смерть тяжелой поступью шла по королевству, собирая жестокую дань. Вместе со многими умерла маленькая княжна Дания, единственное дитя Морингов. Крошке едва исполнилось два года. Молодая княгиня даже в трауре была ослепительно хороша. Она вытирала слезы кружевным платочком, а они все текли и текли... Князь Моринг бережно обнимал супругу, его черты омрачала скорбь. Нянька и кормилица приглушенно рыдали над маленьким гробом, в котором покоилось прекрасное дитя, окруженное белым шелком... Казалось, девочка спит. Личико маленькой принцессы было совершенным, непередаваемо прекрасным. Похороны, траур, скорбь.
  Но жизнь и обязанности перед родом взяли верх над горем. Через два года князь Ульверт, слушая крик новорожденной, надеялся, что скорбные воспоминания уйдут в прошлое, вытесненные любовью к новорожденной, но, увы... Новый удар постиг его. Княгиня тихо угасла за несколько лет, и все эти годы она заливалась слезами при виде ребенка. Ведь покойная Дания была такой красавицей! Такой умницей! Таким очарованием! Младшая же дочь была вся в отца. Нельзя сказать, что она была дурнушкой, но и красоты матери не унаследовала.
  Лишь имя и короткая, как у матери, жизнь... Княжна Рейвен осталась на попечении сурового отца, подавленного невозвратимой утратой. Я был ребенком, когда Рейвен уехала из Узамора, но я хорошо ее помню. Рейвен боготворили все... Кроме отца. Ему нужно было ее замужество. Династический брак... Бедная девочка выросла без любви и, к сожалению, не познала это чувство и в браке... Ее убило равнодушие Редьярда, его жестокость!
  Ульверт Моринг замолчал, будто бы от перехватившего горло спазма. Картинно вскочил, прошелся вдоль скамьи с замершей в неудобной позе Ориданой.
  - И теперь я смотрю на Вас, Ваше Высочество и горе тисками стискивает мое сердце! Такая нежная, такая ранимая! Еще одна жертва этой жестокой бесчестной семейки...
  - Что Вы имеете в виду? - запинаясь и холодея, пробормотала Оридана.
  Ульви уселся рядом, осторожно взял в ладони комкающий мокрый платочек кулачок.
  - Оридана, дорогая моя девочка! Вы ведь позволите мне так Вас называть? Душа моя разрывается при одной мысли, что я, я должен причинить Вам величайшую боль... Но и молчание губит мой покой... Нет, не могу!
  - Говорите! Говорите же! - чувствуя приближение непереносимой катастрофы, срываясь, выкрикнула принцесса.
  Склонив голову как бы смиряясь с неизбежным, а на самом деле, что бы скрыть усмешку, Ульви Моринг начал рассказ о той стороне жизни ее мужа, о которой она только догадывалась, или, как принято в таких случаях говорить, 'подозревала'. Измены и распущенность Колея, оказывается, были только вершиной айсберга. Ничего не утверждая, Ульви намекал на какие-то ужасные пороки, присущие Его Высочеству. Это было, в общем, лишнее. Оридана, услышав про упомянутый вскользь бордель, не понимала больше ни слова. Горькая темнота затопила ее, она встала и пошла куда-то, пугая свиту невидящим взглядом.
  Моринг, оставшись один, мысленно одобрительно хлопнул себя по плечу. Все правильно, Ульви. Он все утро следил, незаметно шел за Ориданой. Сделал вид, что встреча случайна, рассыпался в любезностях, почтительно попросил разрешения присесть рядом с Ее Высочеством, чтобы развлечь ее беседой. Невнятный ответ Ориданы был истолкован им как разрешение. Разговор с Ориданой, тщательно им обдуманный и подготовленный, он начал с самого приятного для ушей любой матери - с детей. Расспрашивал, как едят и спят. Восхищался, удивлялся, переспрашивал, а Оридана, получив такого чуткого слушателя, сама не заметила, как рассказала о недавней размолвке с мужем, не сказав, впрочем, причины. Он не настаивал, благородно и искренне уверив, что в любом случает Оридана невиновна. К месту пришелся и рассказ о горькой судьбе королевы Рейвен. На эту почву так легко сеялись зерна сомнения и ревности! Он предвкушал скорый и неизбежный разрыв супругов с мстительной дрожью. Долго, долго ждал он нужного момента... Он хотел бы унизить и растоптать проклятый род Ласурингов, причинить боль, вызвать гнев и досаду. И хотел эту женщину, эту экзотическую чужестранку, принцессу крови. Обладать. Или сломать? Красивые пальцы впились в щегольской эфес, как в хрупкую женскую шею...
  
  
  - Я требую развода!
  - Эт-та шта такое?! - Редьярд медленно поднимался навстречу застывшей посреди его кабинета невестке. - С ума ты сошла, что ли?!
  Остальные участники этого спектакля, несколько минут назад по просьбе Ее Высочества, собравшиеся в кабинете, застыли изваяниями, изображавшими разную степень изумления.
  - Я прошу развод, опекунство над детьми и вдовий лен - все, что предусмотрено моим брачным контрактом в случае нарушения Его Высочеством моим супругом супружеской верности, - Оридана воздвигла вверх Брачный свиток в точности, как на фресках Океанский творец поднимает трезубец. - Благодарю тебя, дядюшка! - вслед за племянницей все остальные уставились на бледного герцога Ориша. - Это тебе я обязана такими правами и защитой.
  - Ори, змейка моя, - заблеял дядюшка Фигли. - Я не уверен, что ты все правильно толкуешь! Есть ряд условий и оговорок, при которых...
  - Ты про то, что измена должна быть достоверно установлена и подтверждена свидетелями числом не менее двух? Один свидетель есть и готов под присягой подтвердить, что Его Высочество...
  - Какой это свидетель?! Он что, свечку держал? - у упомянутого высочества наконец прорезался голос.
  - А, так Вы сами факт измены не отрицаете? - взвилась принцесса. - Только что свечку никто не держал!
  - Ничего я не отрицаю! То есть я хотел сказать, ничего я не подтверждаю! Папаня, я сам на нее в суд подам! Она мне отказывает в удовлетворении! Супружеских прав! - Коля развернулся, подскочил к жене, вцепился в локоть. - Ааааааа! То-то ты мне отказываешь! У тебя кто-то есть! Понятно! Ты с кем-то кувыркаешьс я! Я, дурак, понять не мог - ты ведь так ЭТО любишь! Не меньше, чем я! Кто он?! Говори!
  - Нет у меня никого! По себе судишь, кобель! Потаскун! - Оридана вырвала руку, потерла наливающееся синяком предплечье.
  По лицу озверевшего Колея стало понятно, что именно он ответит, но тираду на дальних подступах остановила Ее Высочество Бруни, вставшая между двумя супругами, как между дерущимися поварятами.
  - Ваше Величество, я прошу разрешения поговорить с принцессой Ориданой с глазу на глаз. Позвольте нам удалиться.
  Ред кивнул и Бруни потащила упирающуюся Оридану за собой. Уходя, они к большому удовольствию Ориданы услышали:
  - Сукин сын! Запорю!
  Дверь закрылась и, к счастью для нее, отрезала конец фразы:
  - ... если из-за тебя, гада, Гаракен все договора разорвет!
  
  - Оридана, да послушай же! Что ты добьешься этим разводом? Вернешься в Гаракен? И что? Его Величество оставит тебя жить так, как ты хочешь? Или побыстрее выдаст замуж, только теперь за герцога или графа? А твои дети? Что будет с ними? Не сомневаюсь, короли договорятся... Поделят внучек, и вся недолга. Здесь ли, в Гаракене - их будут воспитывать чужие люди. Даже если ты обеих увезешь на родину - их не отдадут тебе, потому что принцессы должны расти во дворце.
  - А ты? Ты сама? Ты простила бы Его Высочеству измену?! Или осталась бы - ради детей?
  Бруни помолчала, разглядывая перстни на тонких ухоженных пальцах.
  - Я не хочу лгать. Я знаю, что Кай... Аркей будет верен мне всегда, как и я ему. Я даже на мгновение не могу представить, что мне придется когда-нибудь выбирать - уйти или остаться с предавшим меня мужчиной ради своего ребенка. Но он другой. Понимаешь? Совсем другой! Принц Колей всегда был любителем женщин, а не любил женщину. С тобой он... Мне жаль, но ведь он и после свадьбы не оставил своих привычек? Даже и не скрывал, что гуляет, и ты молчала.
  - Тогда все было по-другому! Наш брак был просто формальностью! Мы не спали вместе... - Оридана порозовела, опустила глаза.
  - Простите, Ваше Высочество, но вы по-прежнему не спите вместе и он гуляет. Но теперь тебе разводиться приспичило.
  Оридана посмотрела на Бруни почти с неприязнью. 'Хаос забери эту простолюдинку с ее привычкой говорить то, что думаешь. Внешность и манеры можно исправить, а вот образ мыслей... У нас, аристократов, видимо, лицемерие и делает кровь голубой'.
  - Оридана, я тоже мать. Но материнство не отменяет супружеских отношений. Что за причина у тебя отказывать мужу?
  Оридана выглядела так, словно ей одновременно хочется выбежать из комнаты и решиться и поговорить. Бруни придвинулась ближе, обняла младшую. Та почти уткнулась губами в ей ухо, зашептала неслышно.
  - А Жужин? Ты с ним советовалась? - нахмурившись, спросила Бруни, заглядывая Оридане в глаза.
  - Мэтр говорит, что я абсолютно здорова и что если принимать рекомендованное им средство постоянно, риска забеременеть снова, нет.
  - Оридана, послушай... - Теперь Бруни говорила тихо-тихо. Выпрямилась, взяла принцессу за руку. - Просто попробуй.
  
  В кабинет Его Величества Бруни вернулась одна. Судя по всему, самый большой скандал уже миновал. Фигли Ориш сидел надутый, Редьярд мрачный, у младшего принца подозрительно оттопырилось и покраснело ухо. Аркей озвучил вопросительные взгляды.
  - Что там, родная?
  
  Колей вернулся к себе, на ходу сдирая камзол, рухнул в кресло, потянувшись за стаканом. Рука повисла в воздухе. У окна, отвернувшись, стояла Оридана.
  - Не побрезговала, значит, после б***-то. Пришла.
  Она развернулась, сверкая глазами, подскочила, вцепилась в белоснежные кудри, выкрикивая ругательства на родном и ласурском. Он скрутил ее совсем не нежно, она вывернулась, больно пнула его по ноге. Колей зашипел, наклонился и укусил ее за плечо. Они раздевались... Или дрались? Упали на кровать, продолжая сражаться... Или заниматься любовью? В очередной атаке пострадал столбик, Колькина нога запуталась в накренившемся балдахине, Оридана оттолкнула его, не размыкая объятий и переворачивая на спину, и вместе с пресловутой волной наслаждения их накрыло и пыльным тяжелым балдахином.
  Прав был Его Величество - скверно во дворце убирались!
  
  
   Глава девятая. Любовь и любовники.
  
  
  
  
  
   Обиды и страсти нам застят глаза,
   Скрывая, как тучи, правдивую суть:
   Любовь уже есть, разлучать вас нельзя,
   И эту любовь не забыть как-нибудь...
   Да, ради любви и детей стоит жить,
   Прощать и мириться, и снова прощать,
   Прощение - щит для любви, может быть,
   Которым мы можем любовь защищать
   От слов сгоряча, от нелепых обид,
   От гордости или недобрых людей...
   Храните любовь ради вас, ради них -
   Сердец обожженных, и ради детей!
  
  
   В закрытом мирке задернутого полога двое занимались любовью. Страстно, упоенно, отдавая и отдаваясь. Взрывались и сгорали звезды по сомкнутыми ресницами, огромное, как океанская волна, наслаждение, накатывая, заставляло задыхаться, сбивало с ног, оглушало, ослепляло, и, отступая, оставляло влажные дрожащие тела сильнее вжиматься друг в друга.
   - Дорогая, это потрясающе, - простонал Колей, укладывая жену на себе удобнее. - Ты меня с ума сводишь.
   - Тебя любая с ума сводит, - вяло возразила Оридана, поворачиваясь на бок и не отпуская его руку. - Вчера ты затащил девку за портьеру прямо на балу.
   - Кто тебе сказал? Клевета! - возмутился муж, пристраиваясь к жене теснее.
   - Я сама видела, - зевнула Оридана.
   - Это было минутное помешательство, - проверяя ее бедро на мягкость и упругость, покаялся передумавший спать Колька. - Даже секундное. А тебя я хочу всегда...
  
   Утром на дух не переносившие друг друга госпожа Молль и Джипс дружно постучали в дверь.
   - Ваше Высочество! Ванна готова! Ваши родители желают присоединиться к вам за завтраком!
   - Ваше Высочество! Его Высочество принц Харли ожидает вас в вашей гостиной для совместного завтрака!
   Колей натянул штаны и лениво искал камзол и рубашку. Ну как искал? Сидел сонный на постели и бессмысленно смотрел по углам.
   Оридана выползла из-под одеяла и пошлепала в ванную. Взбодрившийся Колей тоже пожелал освежиться, но госпожа Молль и Джипс были очень настойчивы и дело ограничилось действительно мытьем.
   - Колей, пожалуйста, - голос принцессы звучал приглушенно, верно, из-за полотенца, закрывшего лицо.
   - Дорогая, твой брат на меня дурно влияет, - муж ее понял, хотя она больше ничего не сказала. - Но я буду стойко противостоять соблазнам!
   Мазнул губами по смуглому круглому локтю, и исчез.
  
  
  Из родителей за завтраком присутствовала только Ее Величество Орхидана. Деды третий день пили за здоровье внучек и по этой причине утренняя трапеза их не прельстила. Высочайший визит Гаракенского королевского семейства, в этот раз приуроченный к пятилетию принцесс, катился по наклонной. То есть по накатанной, по накатанной, конечно! В первый день - встреча, посещение храма всех богов, ужин в семейном кругу. Назавтра - у государственных мужей переговоры и фуршет (О, любовь человечества к иносказаниям! Пьянка это была, пьянка!), у дам - последние приготовления к торжественному приему и балу. Вчера - собственно торжества, у королевских особ затянувшиеся ввиду решения мировых проблем (ну, вы поняли). Так что утром Их Королевские Величества изволили завалиться... Что это я опять?! Изволили навестить малышек в их комнате, не смотря на мольбы нянек, вроде: 'Умоляю Ваше Величество о снисхождении, но....' накормили детей сладким, подарили по очередной кукле 'Это тебе, моя хорошая!' и 'Поцелуй дедушку, мое сокровище!' и на минутку уселись отдохнуть прямо на полу у кроваток. Отмершие няньки похватали сопротивляющихся принцесс и унесли подальше под возмущенные крики 'Деда, я к тебе хочу!' и 'Отдай конфету, я дедушке скажуууууу!'
  Теперь Мерейя и Ремейда, зареванные и хмурые, сидели за накрытым к завтраку столом и дулись, пока Орхидана щебетала, а Оридана поддакивала, кивала, улыбалась пустой улыбкой. Не стоит приписывать отсутствие близости между матерью и дочерью расстоянию и времени...
  Да, вы же еще не знаете! Имена принцессам, столь же торжественные, сколь и заковыристые, дала Оридана, и ни за что не согласилась на другие, а когда все уступили из чувства благодарности только что родившей женщине, а некоторые из чувства самосохранения, то запретила кому бы то ни было их укорачивать, сокращать и прочее. Не указ это было только Его Величеству и Его Высочеству, у которых принцесс звали Мира и Мейя. Но сегодня они совершенно точно были Ее Высочество Мерейя и Ее Высочество Ремейда и скоро Ее Величество Орхидана сурово напомнила об этом, приказав вытереть носы, выпрямить спины и правильно держать нож и вилку. Оридана чуть заметно нахмурилась и велела:
  - Девочки, идите. Вам пора на прогулку.
  Пока сестры вылезали из-за стола, Ее Высочество отвлекла неодобрительно за этим наблюдавшую королеву:
  - Матушка, Ее Высочество принцесса Брунгильда пригласила нас сегодня на благотворительный обед в городской ратуше. Он устраивается в пользу лечебницы королевы Рейвин. Там будут знатные дамы с дочерьми из Вишенрога и провинции. Мы с принцессой Бруни планировали подобрать нескольких фрейлин. Ваши советы для меня неоценимы.
  Орхидана благосклонно улыбнулась.
  Обед, украшенный присутствием столь высоких особ, прошел еще более чинно и скучно, чем предполагалось. И не запомнился бы никому и ничем, если бы не стал поводом, хоть и не причиной, дальнейших событий.
  
  
  Все эти годы Ульверт Моринг, как бы избито это не звучало, долго и терпеливо плел тенета. Закончив сложную паутину, он вовсе не сел в середину. Нет, для этого он был слишком умен и осторожен. Он остался в тени. Наблюдать, дергать за нитки. На свету, в центре задуманной им игры была совсем другая фигура.
  
  Кларисса рю Эйнслей на упомянутом обеде произвела на Ее Величество Орхидану столь благоприятное впечатление, что других рекомендаций для приглашения в свиту принцессы Ориданы ей не понадобилось. Да и сама Оридана ничего против новой фрейлины не имела. Вежливая, но без подобострастия, исполнительная, но без услужливости, с прекрасными манерами и яркой внешностью. Желание попасть во дворец было таким простым и понятным - сирота из далекой провинции, наследница древнего рода, знатного, но обедневшего; ее приданым была только фамильная гордость и замшелый камень стылого северного замка. Их Высочества Бруни и Оридана славились своей добротой и приданое, даваемое ими за любой фрейлиной или служанкой, выходившей замуж, уже стало правилом. Лучшей ярмарки невест, чем королевский дворец, и вправду было не найти.
  Высокая голубоглазая блондинка начала с того, что покорила мастера Артазеля идеальными пропорциями фигуры, испорченной только корявыми дешевыми нарядами. Мастер возмутился таким издевательством над прекрасным, и сотворил для девушки несколько потрясающих нарядов. На этом огранка бриллианта была завершена. Кларисса носила новые платья с такой сдержанной изысканностью, была так мила и обходительна, так красива и скромна, что скоро покорила весь дворец. В нее были влюблены гвардейцы охраны и мальчишки-поварята, к ней сватались офицеры Его Величества и аристократы. Она отказала всем, и всем - по одной причине. 'Я люблю другого', - говорила она тихо, опустив глаза. На нее даже не сердились, в ней не разочаровывались - уходили, унося в душе сожаление и сочувствие к бедной девочке. Она не говорила - но любовь, которую она несла, была неразделенной. До поры эта любовь была тайной. Ее тайной. Но вы же знаете? Нет ничего тайного, что не стало бы явным. В свое время и тщательно подготовленным.
  Его Высочество Колей, также известный ценитель прекрасного, попытался с налету выковырять изюм из булки. Она быта потрясена, оскорблена, почти убита. Он чувствовал вину, раскаивался, и был прощен, конечно. И все же он часто заставал ее в слезах, когда уходил по утрам от жены. Так часто, что однажды обречен был остановился и спросить, ласково коснувшись подбородка и приподнимая опущенное личико:
  - Что такое, милая? Кто-то осмелился быть настойчивей, чем я? Говори, не бойся!
  Она мотнула головой и убежала, поминутно оглядываясь, словно боясь погони. Но при том была так неосторожна, что спряталась в укромной нише в тупичке как раз в переходе между покоями принцессы Ориданы и принца Колея, где и была им обнаружена по звукам судорожных рыданий. Обаяние и настойчивость Его Высочества принесли свои плоды. Она призналась, что плачет от несчастной любви и ревности, но наотрез оказалась назвать имя возлюбленного. Заинтригованному Колею не оставалось ничего, как встречаться с бедняжкой Клариссой снова и снова, в надежде утешить девушку. Способ, вестимо, у принца был один, зато проверенный. Но время шло, а она все не соглашалась утешиться. И утешаться тоже. Зато самому недогадливому мужчине, а Коля к ним не относился, совсем скоро стало понятно, о ком дева плачет. Объект ее страсти неотвратимо должен был почувствовать себя польщенным и обязанным. В смысле, обязанным ответить на чувства. И принц покорился неизбежному.
  
  
  То, что когда-то угадала в Колее Бруни, было правдой. Где-то в глубине циника и ловеласа осталось место для доброго одинокого мальчика, выросшего без любви. Всю жизнь безотчетно он искал эту любовь и все больше и больше склонялся к тому, что его любовь - вот эта, светлая и искренняя, о которой, смущаясь, рассказала юная красавица. Он был тронут этим чувством настолько, что даже не воспользовался им для 'близкого знакомства". Впервые он испытал уважение к целомудрию, и удивлялся себе, и гордился. Ею - потому что неверная любовь к женатому мужчине была для нее ценнее множества выгодных блестящих предложений, собой - потому что он оказался этой любви достоин. Впрочем, он намеревался стать совершенством.
  Они даже переписывались, и ее письма дышали непосредственностью, наивностью, максимализмом первой любви. "Знаете, я не боюсь умереть, - писала она, - ведь теперь узнала вас и вашу любовь. Я могу видеть вас, касаться иногда ваших рук, могу целовать медальон с вашим портретом и ваши письма. Перечитывать их снова и снова... Пожалуй, я хотела бы умереть, ведь если я вдруг умру сейчас - я умру счастливой..."
  "Любимая, - отвечал он, - не смей даже думать об этом! Не смей оставлять меня опять в одиночестве ...'. Еще в письмах к Лисси, как он называл ее, говорилось то, что он никогда не рассказывал никому... О матери, о женитьбе, о брате...
  Вы спросите, какой смысл в переписке для людей, живущих в одном дворце и видящихся ежедневно? Кроме романтики - источник информации, доказательства связи и - развлечение для Ульви Моринга. Он перечитывал их куда чаще адресата...
  Незаметно перемены в образе жизни младшего принца стали очевидны всем - семье, свите. Колей стал вникать в государственные дела, Колей отказался от очередной разудалой вечеринки, Колей перестал зажимать служанок по углам. Перемены. И их причина. С каждой неделей Кларисса занимала все больше места в жизни Колея. Письма, встречи, поцелуи, легкие касания, флер невинности, постепенно уступающий место обоюдной сдерживаемой страсти. Это было настолько очевидно, что Оридана всерьез встревожилась. Тем более, что Колей давно не был в ее спальне, и не звал ее к себе. Что ж, она отправилась туда без приглашения.
  - Колей, девочки давно тебя не видели. Они скучают. И я тоже.., - Оридана села к мужу на колени, прижалась, потянулась за поцелуем. Колей привычно сжал тонкое тело, поцеловал в губы, долго, сладко. Страсть, подогретая воздержанием, требовала выхода. Он вздрогнул, снял жену с колен и встал сам. Сделал несколько шагов, выставил руку в запрещающем жесте, вспоминая.
   'Колей, Колей! Я умираю от ревности, когда представляю вас с Ее Высочеством. Знать, что ваших губ касаются ее губы, что вы смотрите в ее глаза, что вы желаете... не меня! Она ведь ваша супруга, ее права на близость...' - голос Клариссы звучал все тише, исступленный шепот заглушили рыдания. Он ведь поклялся ей!
  - Оридана, нет. Я люблю другую.
  - Что? Что?! - Оридана смотрела на него с неописуемым изумлением. - Ты меня отвергаешь? Ты, изменяющий МНЕ?! Ты говоришь, что не будешь изменять любовнице с собственной женой?!
  - Она не моя любовница. Ты очень хороша, Оридана, но нет. То, что между нами с тобой - просто похоть. Я люблю другую.
  Оридана рассмеялась, неверяще и горько.
  - Что ты знаешь о любви?! - слова жгли глаза и губы. Она повернулась, слепо толкнула створку.
   'Что ты знаешь о любви?! Любовь - это целовать твои губы, не остывшие после чужих губ. Прощать, хотя ты не просишь о прощении! Ради возможности жить с тобой, дышать рядом с тобой, умирать с каждой...'
  Оридана остановилась, задыхаясь. Ноги подкосились, она едва удержалась. Сновали, исподтишка поглядывая, слуги, смотрели от каждой двери гвардейцы. Невыплаканные слезы, обида, чужие насмешки переплавились в дикую, бурлящую ненависть, придавшую силы, протолкнувшую воздух в сжатое горло. Она развернулась и пошла в другую сторону.
  - Грошек, доложите Его Величеству, что я должна с ним говорить немедленно.
  
  Бам! И чаша терпенья рассыпалась в пыль,
  И не склеить ее, не спасти, не срастить,
  Я ждала и прощала, с кем ты бы не был,
  Но такую измену не в силах простить.
  Я уйду. Мне ни нужен не двор, ни дворец,
  Только дети и где-нибудь маленький кров...
  Уходи! Мне - не муж, и для них не отец,
  Ублажай свою первую в жизни любовь!
  Я уйду. Не услышишь ни всхлипов, ни слез.
  Не узнаешь о боли, что мучит меня...
  Я прощала, но это - измена всерьез,
  Не хочу больше видеть ни ночи, ни дня...
  Предал все. Нашу страсть, нашу нежность, детей,
  Предал, и не заметил, что ранил насквозь!
  Неужели все ложь этих лет и ночей?
  Все слова и объятия - все было ложь?
  Ненавижу. И видеть тебя не хочу.
  Ты в упор не заметил любви столько лет...
  Я молчала, любя. И сейчас промолчу.
  Нет ни сердца, ни чувства, и слез больше нет...
  
  
  Любовь требует доказательств! Сам ли Колей дошел до этой истины, или ему помогли - неважно. Но утром следующего дня младший сын донес осенившую его мысль до отца. Впрочем, разговор начался совсем с другого.
  - Знаю, знаю! Любовь до гроба, - Рэд смешно вытянул губы, покивал, уселся поудобнее. Стрема смачно зевнул из-под стола. - Оридана была у меня вчера.
  - Вот я и говорю, отец, - словно не слыша, продолжал Коля. - Арк вон на поварешке женился, потому что любит! А Кларисса - последняя из рю Эйнслей. Ее предок когда-то воевал с нашим прадедом бок о бок и оба они получили дворянство из одних рук. Она достойна брака, а не связи... - Тут до Его Высочества, заливавшегося соловьем (или глухарем - они тоже, когда токуют, кроме себя никого не слышат), дошли слова Его Величества. - Оридана тебе все сказала?! Она просила развода, да? Папаня, я согласен!
  - Нет, напротив, - родитель смотрел на сыночка ласково и снисходительно, как на внучек, прыгающих на его кровати. - Оридана настроена сохранить ваш брак.
  - По счастью, - набычился Коля, - в Ласурии можно развестись без согласия жены. И без твоего, папаня, тоже!
  - Да я, сынок, и не возражаю! - при этих слова осекшийся Коля заморгал, немо уставясь на отца. - Вот, и указ готов. Читай. Вслух читай!
  - Мы, милостью пресветлой Индари король и самодержец Ласурии, Весеречья... - Колей в нетерпении пропустил с десяток строк, - По причине развода сына нашего, Колея, с принцессой Гаракенской Ориданой, каковой развод оскорбляет обе короны и несет урон дружеским нашим связям с сей державой, - Коля посмотрел на отца, тот махнул рукой - мол, продолжай. - Настоящим повелеваем. Возлюбленной дочери нашей, Оридане, и ныне и впредь принцессе Ласурской, поручаем мы Их Высочеств Мерейю и Ремейду, внучек наших, а так же опеку над наследством их до замужества. Все имущество и содержание, дарованные Её Высочеству Оридане по брачному контракту, остаются ей без малейшего изъятия. Упомянутого же Колея лишить всех титулов, орденов, чинов и званий, а тако же привилегий и земель, к ним прилагаемых, кроме звания дворянского, и именовать его впредь 'Колей рю Моринг'. От любви скорбящего отцовского сердца даровать несчастному сыну нашему наследство матери его, покойной королевы Рейвин, замок Размыканный... Где это? - едва выговорил Колька чисто на автомате.
  - Чуть подале Накусьвыксуньской пустоши, сынок, - разъяснил Рэд, жестом показав - дальше.
  - ... замок Размыканный и положить годовое содержание... - на этих словах Коля немного оживился, но увидев сумму, сник настолько, что не смог выговорить ее вслух. - Папаня, как же это?!
  - Что ты, Коля? Что расстроился то? Хорошие деньги. Офицеру после Университета пять лет за такие плац топтать. Потом, у невесты твоей собственность тоже имеется. НедвижИмость! - Его Величество потряс перстом. - Любовь, сынок, она не только доказательств требует. Любовь требует жертв!
  
  Оридана казалось, что она попала в самую середину океанского шторма не то что, как пишут поэты, на утлой лодке - на обломке. Она не имела опоры, не видела берега. Ее несло, крутило, голова кружилась. Всю жизнь она жила в рамках установленных кем-то правил, подчинялась этикету, условностям, интересам королевства. Разрыв с мужем и последовавший за тем разговор с Его Величеством, даровавшим ей... свободу? Да, свободу! Хороший доход, возможность не отчитываться ни перед кем в тратах, право жить с детьми где пожелает. И она растерялась.
  Она избегала всех. Перестала участвовать в общих трапезах, не приняла приглашение Бруни на какое-то благотворительное мероприятие, никого не принимала, ни к кому не ходила. Дядя Фигли промаялся в ее гостиной с полчаса, слушая односложные ответы на любой вопрос, попытался утешить - она вспыхнула, рассердилась. Пришедшая Бруни неслышно вошла, посмотрела с порога - Оридана только головой покачала, и, та, поняв, что разговора не будет, так же тихо ушла. Она могла быть только с детьми. Подросший Саник, что-то понимающий, хоть и не все, серьезно смотрел в глаза, сжимал ладошками ее руку, утешая. Девчонки спрашивали про отца, и она говорила, что 'папа болеет и к нему нельзя', 'он поправится и сам к нам придет', 'да, нарисуйте ему что-нибудь'. Оридану постоянно знобило, и теплые шали не спасали. Метр Жужин, выслушав, мягко похлопал ее по руке и назначил успокоительный сбор, не слишком, впрочем, помогавший. И она знала почему. Одиночество вымораживало ее, как белье на зимнем ледяном ветру.
  Она ничего не понимала и ничего не могла решить. Где жить? Пора уже приглашать учителя танцев для юных принцесс? И кого нанимать, гибкого, похожего на эльфа молодого танцовщика из королевской труппы, или старенького педантичного танцмейстера королевского театра, учившего еще юных принцев? Что написать в Гаракен? Обновить гардероб дочек?
  Лучшей атмосферы для своего выхода Ульверт не мог бы и пожелать. Осталось еще выстроить правильные декорации. Королевская оранжерея была признана идеальным местом. В ней сочетались возможность уединения и публичность. А еще с этим местом у Ориданы были связаны раздирающе-противоречивые воспоминания о начале ее брака...
  С того самого дня, когда Ульви Моринг рассказал Ее Высочеству об измене мужа, отношение к нему у Ориданы было двояким. С одной стороны, все знают про гонцов, приносящих дурные вести. С другой - при следующей встрече Ульверт был так убедителен, клянясь в добрых намерениях, так радовался примирению супругов, что Оридана ничего не сказала Колею о его приближенном. Моринг полушутя-полусерьезно объявил себя рыцарем, служащим прекрасной даме, делал маленькие подарки, наносил визиты. Сопровождал на прогулках принцессу со свитой. Ничего удивительного, что в эти трудные дни он явился к ней с букетом ее любимых цветов, книгой сонетов и коробкой вкуснейших конфет "для прекрасных принцесс и их очаровательной мамы". И предложил прогуляться.
  - Милый мой друг, вы заболеете, - озабоченно говорил Ульви. - Ради ваших девочек вы должны быть сильной. И заботиться о себе, чтобы заботиться о них.
  Оридана бледно улыбнулась каламбуру и согласилась пройтись.
  - Только не берите с собой дам. Эти болтушки испортят нам все удовольствие от прогулки.
  Оридана кивнула, не особо задумываясь. Да она и не вслушивалась, находясь в странном коконе собственных невеселых мыслей. И не сразу заметила, что они сидят на диванчике в каком-то укромном уголке оранжереи, ее спутник давно замолчал и только смотрит на нее жадным обжигающим взглядом, гладит кончиками пальцев запястье, руку, поднимается к плечу, едва касаясь, обводит линию декольте. Зрачки закрыли радужку, тонкие крылья красивого носа дрогнули, втягивая ее запах. Мужчина склонился и нежно-нежно коснулся губами ее губ.
  
  
  Пораженный во всех смыслах - даже в правах, без пяти минут Экс-Его Высочество возвратился в свои покои, рухнул в кресло и огляделся. Ему отвели это крыло перед его двенадцатилетием. В двадцать он пригласил архитектора, сам выбрал отделку для стен, мебель, заказал картины придворному живописцу. И почти пятнадцать лет собирал коллекцию холодного оружия. Теперь, похоже, из всего имущества во дворце ему принадлежал только указ, до сих пор зажатый в кулаке.
  - Джипс!- заорал Колей, отшвыривая бумагу.
  Камердинер, ждавший за дверью, тотчас вошел, неся на подносе несколько бутылок и плошку мерзавчиков, поставил на стол, не спрашивая, наполнил стакан. Принц подержал вино в руках, посмотрел и отставил. Буркнул:
  - Воды налей, - залпом выпил, кивнул - еще. - Иди, позову.
  Посидел, уставясь в потолок, вскочил, бесцельно прошелся по комнате, подошел к окну. Долго смотрел на беспечное море, подбрасывающего к небу веселых барашков. Потом вернулся к столу, залпом выпил заждавшееся вино и лег, не раздеваясь. Лежал так до темноты, потом в темноте, прогнав Джипса, сунувшегося со свечами. Утром, тщательно выбритый и безукоризненно одетый, отправил Клариссе записку.
  Он ждал ее в Зеркальной гостиной. Смотрел, как она идет к нему, становится рядом. В большом зеркале, обрамленном тяжелой позолоченной рамой, отразилась пара. Высокий красавец с золотыми кудрями в синем атласном камзоле, и ослепительная блондинка с белоснежной кожей, в льдистом шелке, со сверкающими в ушах и на шее бриллиантами. Кларисса коснулась выбившейся прядки, повернула голову, любуясь собой.
  - Мне кажется, Ваше Высочество, что сюда очень подошла бы небольшая диадема, - девушка улыбнулась, демонстрируя лукавые ямочки. - Вы меня избаловали! Подумать только, это говорю я! Давно ли главным моим украшением была матушкина кружевная шаль!
  Колей порывисто сжал ее, повернул к себе.
  - Лисси, Лисси! Любовь моя, ты заслуживаешь всех драгоценностей мира!
  - Все, что мне нужно - всегда быть рядом с вами, мой принц! - она нежно прижалась, преданно посмотрела в глаза.
  - Лисси, Его Величество дал разрешение на мой развод и нашу свадьбу.
  Она радостно вскрикнула, прижала руки к вспыхнувшему лицу, и он тяжело продолжил.
  - Но есть одно условие, - и протянул ей мятый свиток.
  Она жадно читала, бледнея на глазах, и вернула ему свиток со словами:
  - Я недостойна таких жертв с вашей стороны, Ваше Высочество, - развернулась и выбежала, не сдерживая рыдания.
  Колей остался один.
  
  
  Он вернулся к себе и методично напивался в одиночестве, когда в дверь постучали, и недовольный Джипс объявил:
  - К вам госпожа рю Эйнслей, Ваше Высочество.
  Он оглянулся, не веря, встал навстречу.
  - Колей, - нежно сказала она, беря его за руку, - простите меня! Мои слова, верно, показались вам недостойным колебанием. Поверьте, я действительно думаю только о вас! Жизнь, уготованная вам Его Величеством по вине этой особы, обрекает вас на непрерывные страдания. Но верьте мне, скоро все увидят, что она достойна той репутации, с которой выходила замуж, и которую вы благородно скрыли! Его Величество поймет, кто истинный виновник вашего развода, и вернет вам все, чего так несправедливо вас лишил!
  До Колея ее слова доходили с некоторым опозданием. Его занимало другое - он жадно смотрел на ее губы, едва прикрытую прозрачной газовой тканью грудь.
  - Лисси? Это правда ты? Ты вернулась? Уедешь со мной в этот... Размыканный, да?
  - Какой отъезд?! Мы останемся здесь, в Вишенроге, в этом дворце. Вам возвратят все, принадлежащее вам по праву рождения и несправедливо отнятое. Завтра же все изменится! О, мой дорогой!
  - Что изменится? - Коля потряс головой, пытаясь понять, что она ему толкует.
  - Оридану разоблачат, - быстро говорила она, блестя глазами, - застанут с любовником.
  - С любовником? Оридану? - тупо переспросил Колей. - Мою жену?! - повторил громче с яростной ноткой. - Колей, дорогой, любимый! Не думай о ней! Думай о нас! - горячо шептала Кларисса, обнимая его за шею, лаская спину, плечи, запуская пальцы в мягкие локоны.
  - Что ты сказала про Оридану? - стряхивая ее руку, раздраженно повторил принц. В
   глазах у нее мелькнул испуг, но она не ответила, потянулась к его губам, торопливо целуя, незаметно расстегнула корсаж, повела плечами, обнажая грудь, прильнула.
  - Колей! Я ваша навеки!
  Коля по многолетней кобелиной привычке сделал стойку. Сжал ее тело, начал целовать грудь, стаскивая платье. Она помогала ему, постанывая от наслаждения. В голове у него шумело от вина и желанной женщины и только противным комаром жужжало какое-то неясное чувство.
  Ласки становились все откровенней, она дышала часто, глаза затуманила поволока. Как сладко мужчине видеть желание женщины... Колей вдруг понял - что-то не так. Она выглядела возбужденной, вела себя так, но... Она не пахла страстью. Запах желания подделать нельзя. Она пахла духами, холодными, будоражащими, чуть похожими на любимые духи Ориданы. Не так, как пахнет женщина, влажная от истомы, изнемогающая от желания отдаться... Так, как...
  - Оридана! - Колей, оказывается произнес это вслух. - Оридана с любовником?!
  Дверь распахнулась с такой силой, что ударилась о стену, отломив массивную бронзовую ручку. Гвардейцы на карауле отскочили в стороны. Мимо пронесся принц Колей в штанах и ботфортах, с голой грудью и обнаженной шпагой.
  
  
  Оридана чувствовала себя мухой в меду. Не в силах отодвинуться, оттолкнуть смотрела, как руки Ульверта обнимают ее, ощущала невесомые поцелуи на плачах. Слышала ласковый шепот, признания. Тонула все глубже, как несчастное насекомое, не в силах вырваться, расправить крылья. Чужая рука потянулась к шнуровке, смяла грудь. Оридана очнулась, вскочила.
  - Что вы себе позволяете, Моринг? - ледяным тоном отчеканила принцесса. - Я немедленно ухожу.
  Но он встал на дороге. Попытался обнять, клялся в любви.
  - Оставьте меня, оставьте! - зажимая уши, твердила Оридана. - Пустите меня!
  - Оридана, вы храните верность мужчине, который никогда не любил вас? Изменял вам? Открыто пренебрегал? Он разводится с вами! Оридана, любимая, ты имеешь право на счастье! Я сделаю тебя счастливой, поверь!
  - Я храню верность не ему! Я - принцесса Ласурская и Гаракенская. Моя честь - честь фамилии.
  - Честь?! Фамилии?! У Ласурингов нет чести! Колей - копия своего отца, жестокого развратника. Принц Аркей - недалекий солдафон, собравшийся возвести на трон простолюдинку...
  - Замолчите! Я забуду ваши слова, но никогда больше не смейте приближаться...
  - Не так быстро, милая. Я с тобой не закончил. Честь, - протянул Ульви, улыбаясь. - Маленькая шлюшка. И она говорит о чести! Ты была шлюхой в день свадьбы, и я позабочусь, что бы в день развода об этом узнали все!
  Оридана не успела опомниться от оскорбительных слов, как была атакована. Разъяренный мужчина набросился на нее, скручивая руки, зажал оба ее запястья одной рукой, как в тисках, другой задирая юбку. Оридана вырвала одну руку, выхватила из волос шпильку и ударила его в лицо. Острый металл рассек щеку под глазом, мужчина грубо выругался и с силой залепил ей пощечину. Оридана отлетела к скамье, споткнулась, упала на спину, он выдернул шпильку шагнул к ней, но тут ему на спину прыгнул рычащий пес, вцепился зубами в ухо.
  Моринг развернулся, стряхнул с себя оборотня. Саник кинулся снова, ярясь, но и мужчина был в ярости. Тускло блеснул кинжал, и поднявшаяся на ноги Оридана бросилась наперерез, защищая своего ребенка.
  Крики и топот заставили Моринга обернуться. В оранжерею ворвался Колей, следом гвардейцы, свита Ее Высочества, еще какие-то люди. Оридана обмякла, осела на пол. Палевый лохматый щенок, рыча, встал перед ней, охраняя.
  Гвардейцы окружили Ульверта.
  - Господин Моринг, вы арестованы.
  Колей позволил довести обезоруженного Ульверта только до внутреннего двора.
  - Не так быстро, Моринг. Лейтенант, дайте ему оружие.
  - Ваше Высочество, этот человек...
  - Я сказал, дайте ему шпагу.
  - Дуэль? - Моринг усмехнулся. - До смерти!
  Древняя кровь сказалась в нем, или нежелание кончить жизнь в Гнилом лабиринте? Поединок был страшен. Колей дрался молча, Моринг смеялся ему в лицо, рассказывал о его 'любви', цитировал письма. Говорил и об Оридане.
  - Жалею только, что она оказалась верна тебе! Я долго представлял, как буду иметь ее, долго. Пусть мне не удалось, но и ты потерял ее...
  Острое лезвие распороло шею, заставив навсегда замолчать Ульверта Моринга.
  
  
  Говорят, что собаке - собачья смерть,
  Оскорбляют сравнением тем собак!
  Он сумел оболгать, обольстил, суметь
  Оставалось сделать последний шаг...
  Отравлял он ложью вокруг себя,
  Каждый шаг просчитан и предречен,
  Он играл на чувствах и на страстях,
  И почти что выиграл этот кон!
  И теперь ты знаешь, что верил в ложь,
  Что предпримешь, младший Ласуринг, вновь?
  Где любовь, где истина - разберешь,
  Сохранишь ли истинную любовь?
   dd>  
   Глава девятая. Истина где-то рядом.
  
  
  
  
   Это ведь не любовь, эта жаркая страсть.
   Так, что больно дышать и темнеет в глазах.
   И жестокая жажда прижаться, обнять -
   Это все не любовь, так любовник сказал.
   Мы не любим - мы жаждем, как жаждет дождя
   Изнуренная зноем земля в летний зной.
   Как земля без воды, я мертва без тебя,
   Да и ты оживаешь лишь рядом со мной!
   Мы не любим, но тянемся, всем вопреки,
   Чтобы слиться в единую жаркую плоть,
   И забыться от боли и мертвой тоски,
   О тепле, что развеяно и не сбылось...
  
  
   К тому времени, как о происшествии было доложено Его Величеству и раздраженный Редьярд явился лично взглянуть в светлые глаза младшего сыночка, тело Ульверта Моринга уже унесли, двор был убран, а Колея нигде не могли найти.
   В покоях Ориданы единственным здравомыслящим человеком был мэтр Жужин. У Ее Высочества началась истерика, воздушно-капельным путем передавшаяся всему ее двору. Ожин пользовал дам сердечными каплями, взывал к благоразумию и уговаривал успокоиться. Приход короля разрядил обстановку, в смысле, половина дам отправилась рыдать в свои спальни, а не использовать для этого спальню своей госпожи. В наступившем затишье стало слышно, как сопровождавший короля Стрема, шкрябая когтями, прошел вглубь комнаты и многозначительно гавкнул. Забытый всеми Саник, забившись в угол, зализывал глубокую длинную царапину от плеча до бока. Ориданина истерика преобразовалась в материнскую тревогу и устремилась в новое русло. Сразу скажем, что ничего серьезного, по счастью, с Саником не случилось. По словам Веся, зашедшего навестить друга через пару дней, 'что вы так трясетесь, заживет на нем, как на собаке!'
   Суета с Ориданой и Саником, розыски Его Высочества Колея, на какое-то время оставили в стороне еще одну участницу скандала. Когда о Клариссе рю Эйнслей вспомнили, далеко посылать за ней не пришлось. Оказалось, все это время она сидела в своей комнате. Когда за ней пришли, она, одетая в простое дорожное платье, тихо плакала. Увидев, или, вернее, услышав Его Величество, она упала в обморок прямо на пороге королевского кабинета. Попытки ее допросить ни к чему не привели - она только рыдала. Прежде чем рю Вилль, как глава тайной канцелярии проводивший допрос, предложил отправить ее в пытошную, или, на худой конец, пригласить сюда Ники Никорин, принц Аркей, присутствующий здесь же, предложил отцу простой вариант - позвать Бруни.
   Через некоторое время несостоявшаяся невестка, стуча зубами о кружку с теплым травяным настоем, рассказывала принцессе (и остальным, вовремя вспомнившим о тайной комнате для прослушки - стоило вспомнить раньше, не правда ли?) свою историю.
   Она действительно была единственной наследницей рода рю Эйнслей, и ей только-только исполнилось семнадцать. Ее отец умер, когда ей было десять. Мать почти сразу перебралась из глуши в столицу, благодаря родовитости была принята при дворе старого князи и вскоре стала любовницей Ульверта Моринга - младшего. Их связь длилась около полугода, но за это время усилиями княжеского племянника женщина лишилась всех небольших сбережений, ее поместье было заложено. Как мы знаем, вскоре Моринг сбежал в Вишенрог, а Арлинда возвратилась в Эйнслей, и вскоре, удрученная расстроенными делами и предательством любовника, заболела. Ни должного лечения, ни особого ухода она не получала, и вскоре тридцатилетняя женщина превратилась в немощного инвалида. Окольными путями до нее дошли сведения, что Ульверт живет в Вишенроге, богат, близок с королевской семьей, и она решилась написать ему с просьбой о помощи. Не получив ответа первый раз, она писала снова и снова, но ответа все не было. До того дня, когда она, отчаявшись окончательно, просила теперь не за себя - за дочь. Умоляла позаботиться о единственной любимой дочери. Ульверт, изредка читавший ее письма от скуки, вспомнил красивую малышку, сообразил, что девушке теперь шестнадцать и не поленился наведать прежнюю любовь. Вначале он не имел четкой цели, но долгой дорогой на север Узамора план оформился вполне.
   Он явился в замок, объявил, что составил протекцию Клариссе и она поступает на службу в свиту Ее Высочества Ориданы, оставил небольшую сумму на хозяйство и лечение и в образе благодетеля отбыл обратно.
   Иллюзии Клариссы развеялись на первом же перегоне. Ей было поставлено условие - или она подчиняется полностью и беспрекословно, или ее мать лишается всякой помощи. А ее саму он, попользовавшись, продаст в бордель. Она попробовала было сбежать к матери, но что может неопытная девочка без денег? Он поймал ее, когда она уговаривала какого-то купца подвести ее и предлагала в качестве оплаты недорогую безделушку, затащил в какую-то подворотню и, подозвав двух отвратительного вида бродяг, предложил развлечься. Их мерзкие лица, грязные руки она не могла забыть и до сих пор. Она отбивалась, плакала, умоляла - все напрасно. Разумеется, он не позволил им надругаться над ней - ее девственность была товаром, и с усмешкой заколол обоих, но с тех пор она смертельно боялась его.
   Сперва Ульверт не посвящал ее в свои планы. Ей было приказано присутствовать на благотворительном обеде и просто вести себя естественно. Если бы Оридана не взяла ее в качестве фрейлины сразу, он готов был просить за сироту. Кстати, о том, что ее мать жива, ей также говорить запрещалось. За этим шагом последовал следующий приказ - расположить к себе двор и царствующую семью. Дальше - влюбить в себя Его Высочество Колея, добиться, что бы он расторг брак с принцессой Ориданой и женился на ней.
   - Ее Высочество была так добра ко мне! И Его высочество... так благороден! Он красивый, веселый, добрый... В него легко было влюбиться, но я не могла, не могла! Я даже решилась признаться ему во всем и просить его защиты, но Моринг как будто почувствовал. И до того он отбирал у меня мое жалованье, подменил подаренные Его Высочеством бриллианты на стекляшки. И вот к тому он показал мне письмо к одному из наших слуг, подкупленных им. Если я ослушаюсь, моя мать будет отравлена в тот же день, как гонец доставит письмо этого негодяя. Мне пришлось смириться. Когда Его Высочество показал мне указ, я разрыдалась. Мне представилось, что мой мучитель теперь оставит меня в покое. Но когда я ему рассказала... Это было ужасно! Он пришел в ярость, кричал, что я это я виновата, что теперь, когда остается один шаг до исполнения его плана, он никому не позволит встать на его пути. Тогда, потеряв контроль, он выдал себя. Моринг планировал ни много ни мало, государственный переворот..., - за стеной послышался какой-то шум, рычание и тяжелый удар, и Кларисса вздрогнула, замолчала. Бруни успокаивающе погладила ее по руке, и девушка скомкано закончила. - Он намеревался через меня влиять каким-то образом на Его Высочество. Дальше - смерть Его Величества от естественных причин или в результате покушения, устранение Его Высочества Аркея и всей его семьи, помещение дочерей Ее Высочества Ориданы в монастырь... Клянусь, я не помню толком ничего! Я едва могла дышать от ужаса. Потом он прервал сам себя, достал какую-то склянку и велел мне воспользоваться. Сказал, что духи составлены на основе украденных у принцессы Ориданы служанкой и будут способствовать влечению ко мне Его Высочества. Он так же заставил меня слово в слово повторить, что и как я должна сказать принцу Колею, и соблазнить его... Я отчаялась настолько, что сделала, как мне было приказано... Я не могу просить Его Величество простить меня - я не заслуживаю прощения, но молю вас оказать помощь моей бедной матери...
  
  
  - Ты ей веришь? - спросила Аркея жена поздним вечером. Они лежали вдвоем в ванной, вокруг с мелодичным звоном лопались, благоухая, огромные радужные мыльные пузыри. Эта магическая новинка пользовалась в Вишенроге бешеной популярностью и принесла создательнице немалый доход.
  - Не знаю, родная, - Кай шлепнул рукой по воде, отчего пузыри разразились бодрой дробью. Супруги рассмеялись - пузыри запрыгали и зазвенели сильнее. Обстановка совершенно не располагала к серьезным беседам, а, напротив, предполагала несерьезные занятия. Супруги не стали противится и некоторое время пузыри взрывались в определенном ритме. Выбравшись из затихшей воды, наследная чета перешла в спальню - пить горячий морс и сушить Брунины волосы.
  - Я про Клариссу, - Бруни устроилась на диване, удобно опершись о любимого и расчесывая влажные пряди. Он следом скользил по ним ладонью, пропускал между пальцев и целиком сосредоточился на этом важном деле.
  - Ммм, - согласился принц, не отвлекаясь.
  - Мы ведь довольно часто сталкивались с тех пор, как она поступила к Оридане. Мне она казалась милой и искренней, - задумчиво сказала Ее Высочество. - Умна, хорошо воспитана. Хоть и не так проста. В хорошем смысле. А вот этот Моринг? Он что, действительно готовил государственный переворот? И Кларисса была его частью?
  - Расследование пока не закончено, но проведенный у него обыск и допросы слуг и всех, даже мало-мальски знакомых Ульверта не дали и намека на так далеко идущие планы. Проскальзывало лишь его недовольство решением отца назначить наместником Узамора герцога рю Воронн. Зато долговых расписок и закладных из ломбардов нашли в изобилии. Я думаю, что он выдавал желаемое за действительное, чтобы прибавить себе значимости, что ли. Или искренне верил, что ему по силам такие интриги.
  - Знаешь, папа мне говорил: 'Можно обманывать кого-то одного постоянно и всех - какое-то время'. Рано или поздно о его играх бы узнали.
  - Кто знает, любимая? К тому времени мог распасться брак Колея и Ориданы, неизвестно, как бы сложились после этого отношения с Гаракеном. Мелкая месть нашей семье ему бы удалась. Как бы то ни было, Ульверт Моринг мертв, а наказывать Клариссу не за что. Если бы всех любовниц Колея ссылать в Гнилой лабиринт, настоящим каторжникам пришлось бы искать новую тюрьму!
  
  Его Величество думал примерно так же. Но ни оставлять девицу во дворце, ни отправлять ее домой не пожелал. Монастырь, в который просила отправить ее рю Эйнслей, так же был признан не заслуживающим такой насельницы.
  - Замуж ее, и пусть из нее муж дурь выбивает, - приговорил король за поздним ужином в темной кухне. Сотрапезничавший ему Дрюня предположил, чем именно оный муж означенную дурь будет выбивать, от чего Рэд подавился вином и заржал, разбудив недовольного конкуренцией Петра Снежного.
  
  
  На рассвете так и не ложившийся король и дремлющий Дрюня призвали Яна Грошека.
  - Вот что. До обеда найди... этой... мужа. Честного, не честолюбивого, маленько поумнее Кольки, что б в руках ее держал...
  - И дурь выколачивал, - уточнил, зевая во весь рот, его адьютантство. В зевке потерялось название воспитательного орудия, опять оставляя нас в неведении относительно этого предмета.
  Унылый секретарь поклонился с таким спокойствием, словно не один год служил государственной свахой.
  - Да, про дурь! Сынок мой мудрой нашелся?
  Грошек ответствовал в том смысле, что Его Высочество во дворце не объявлялся.
  - Как появится - немедленно доложить!
  
  После дуэли Колей выскочил из дворца в поисках единственного известного ему лекарства. Не он один заливал горе и нерешенные вопросы вином, но никто не мог с ним сравниться в приверженности к этому способу улаживать проблемы. Он дошел до ближайшего кабака и заказал ласуровки. Хозяин сделал честные глаза и сообщил, что 'запрещенного товару не держим'. Через минуту, прикладывая к свежему синяку кошелек (золото помогает лучше медяка, поверьте) хозяин изменил своим принципам и доставил-таки дорогому гостю искомый напиток. Принц методично напивался в одиночестве, когда в заведение ввалились рю Мирон, расселись и попробовали разделить с ним его вино и его горе.
  Он молча пил, и, казалось, не слушал. Но стоило кому-то из приятелей только помянуть Клариссу, как Колей вскочил с перекошенным лицом, и с диким взглядом принялся крушить все вокруг. Его попытались остановить, но он выскочил и скрылся в темноте прежде, чем опешившая свита поднялась с пола. Он шел, не разбирая дороги, обозленный, растерянный. И опустошенный. Он ненавидел всех - свидетелей своего позора, тех, кто привык что он, Его Высочество Колей, с четырнадцати лет мог иметь любую из дам и "не дам" любого возраста и сословия, и кто видел, как он попался, как мальчишка-поваренок, на взмах ресничек и красивую мордашку. Ненавидел Клариссу, потому что первый раз поверил в любовь. Себя, за то, что был влюблен, как дурак.
  Колей очнулся где-то на набережной и свернул к порту. Найдя забегаловку в тупике потемнее, зашел, сел за стол в углу и начал наливаться крепким дешевым пойлом. Бродяги разного сорта отирались рядом, прося 'налить стаканчик', он не обращал внимания или грубо отталкивал сунувшихся. За соседним столом так же яростно надирались моряки с какого-то судна. Презрительный взгляд богатого господина и его щегольской наряд уже были поводом. Один из матросов с наглой улыбкой подошел к столу Колея.
  - Отдай-ка мне денежки, красавчик, и беги к себе, в квартал Белокостных. Нечего тебе здесь делать, блондинчик. Или ты пришел развлечься? Так мы найдем тебе пару, после года плавания найдутся охотники!
  Компания пьяно захохотала, Колей вскочил, выхватил шпагу и заставил наглеца заткнуться навсегда. Убийство приятеля привело пьяную матросню в ярость, из-за соседних столов тоже повскакивали, загомонили, и принц оказался в самом центре драки. Шпага скоро сломалась о подставленную скамью и он дрался как простолюдин, сбивая кулаки до крови. Он долго держался, несмотря на разбитый нос и сломанные ребра. Но противников было больше, его окружили, кто-то сзади ударил кастетом. Упавшего принца били еще и ногами, а потом ограбили, сняв камзол и сапоги, драгоценности, срезав кошелек. Хозяин, не слишком боявшийся неприятностей, все же не любил трупы в собственном заведении, и приказал вышибалам оттащить избитого незнакомца подальше. Колея, не слишком церемонясь, отволокли на заваленный отбросами пустырь.
  Там его и нашел утром патруль. В бродяге, с залитой вином и потеками грязи одежде, разбитой грязной головой и испачканным лицом, воняющего перегаром и всякой дрянью, принца никто не опознал. Патрульные, ругаясь, волоком дотащили до квартального участка, мельком осмотрели, и, не найдя ножевых ран, окончательно признали пьяным и сгрузили на топчан в холодной отсыпаться.
  
  
  После полудня явился начальник Портового патруля, злой, как бешеный оборотень, и объявил:
  - Все на патрулирование, бегом! Ищем высокое лицо. В смысле высокопоставленное. Очень! Высокопоставленное!
  - Господин начальник! А ищем зачем? Оно, лицо это, что - преступник беглый, али как?
  - Ты как смеешь про ЭТУ персону такие речи! Да я тебе за это... да тебе Гнилой лабиринт за счастье станет!
  - Виноват! Разрешите идти, господин начальник!
  Больше никто уточняющих вопросов не задавал и все бодро разошлись искать. Где, кого - начальству виднее. Пара патрульных, нашедших до сих пор валявшегося в каталажке пьяного, многозначительно переглянувшись, дотопала только до угла, дождалась, пока начальник отбудет проверять качество поисков и проявлять служебное рвение, вытащила незнакомца, и от греха подальше за руки - за ноги на рысях отволокла сначала до сарайчика, в котором хранился всякий хлам, а когда стемнело - до квартала Белокостных. Вежливо прислонили к чьей-то двери, постучали и скрылись в ночи.
  Что бы сократить повествование, скажем только, что хозяев дома не оказалось, а дворецкий долго тряс бесчувственное тело, потом, ругаясь, послал слугу за патрулем. Явившийся патруль, увидев пьяного... Короче, во дворце Колей оказался нескоро. К тому времени его раны воспалились, вызвав жар, и от этого, а еще от удара, Колей не приходил в себя несколько суток, метался и бредил, несмотря на все усилия мэтра Жужина и архимагистра Никорин.
  Но рано или поздно ему суждено было выздороветь. Как сказал Его Величество, если бы по печени попали, точно б помер, а Колькиной голове ничего повредить не может, там же кость. Лихорадка спала, и младший принц уснул. Сквозь сон ему слышался женский голос, и тихий плач, и легкие поцелуи на лице.
  Он проснулся, не вполне понимая, что с ним было и где он сейчас, попросил пить. Кто-то приподнял его голову и поднес к губам какое-то горькое пойло и заставил выпить. В следующий раз он проснулся гораздо бодрее. В спальне было светло, на кушетке дремал небритый Ожин.
  Когда позднее к нему пришел Аркей, Коля уже сидел в постели, морщась, ел что-то очень похожее на жидкую кашу и ругался с Джипсом, отказавшимся идти за вином.
  - Рад, что тебе лучше, брат, - наследник похлопал младшего по плечу.
  - Скоро меня выпустят? - Коля сунул тарелку Джипсу и тот вышел, оставив братьев наедине.
  - Ты не в тюрьме, - пожал плечами Аркей. - Как только Жужин скажет, что ты здоров, будешь жить, как жил.
  - Как жил? - повторил Колей. - Папаня, значит, указ похерил?
  - А ты все еще хочешь развестись?
  - Арк, пока я тут валялся... Здесь была женщина, я помню. Это была Кларисса, да? Она все-таки...
  - Колей, ты не исправим, - Его Высочество поднялся, протянул Колею пачку листков. - Оридана не отходила от тебя, пока ты валялся и нес всякую чушь.
  - И много наговорил? - процедил младший.
  - Достаточно, что бы другая на ее месте задушила тебя подушкой.
  После ухода Арка Колей задумчиво развернул записи. Изложенный четким почерком Грошека протокол допроса Клариссы рю Эйнслей. Бледный и сосредоточенный, он читал строчку за строчкой и видел все последние месяцы другими глазами. Дойдя до последней страницы, зарычал от бешенства и унижения. Каким же он был глупцом, что позволил так легко собой играть!
  Мало, что он верил отрепетированным словам и срежиссированным улыбкам. Его, как собачку, поймали на духи, сделали частью чужой игры. Да нет. Он сам стал пешкой, проходной картой. Не разглядел предателя в своем окружении, позволил строить планы в отношении династии. И его детей! Он не подумал, что его дети нуждаются в защите. Он вообще про них не думал. Когда он последний раз видел дочек? Дурак! Какой же он дурак!
  С каким бы удовольствием он убил Моринга еще раз! А она? Она! Злость требовала найти, посмотреть в глаза, вытрясти ответ - неужели ВСЕ ложь? Неужели правда никогда не любила?!
  - Джипс! - заорал Колей, пытаясь подняться. - Одеваться!
  Дверь открылась, но вместо слуги в комнату вошел Редьярд. Посмотрел на жалкие попытки, на разбросанные скомканные куски бумаги, усмехнулся.
  - Не торопись, сынок. Незачем. Нет ее во дворце.
  
  Как и было приказано, точно перед обедом Ян Грошек привел к Его Величеству худого черноглазого смуглого офицера, почти мальчишку.
  - Лейтенант Карс Астун, Ваше Величество. Выпускник этого года, ожидает отправки к месту службы. Изъявил желание жениться на фрейлине Клариссе рю Эйнслей.
  - Это ты, что ли, Весев друг? Помню, помню - вас рю Фринн поймал, когда вы на часах во дворце в карты на желание играли? Третий у вас, тоже оборотень, проиграл и голый по дворцу бегал? Куда назначен? - услышав, усмехнулся. - Далековато. Туда Кипиш Аркаеша не гонял. По любви женишься или в дворяне захотел?
  Парень вздернул голову.
  - Эка как посмотрел. Прямо облил презрением. По любви, значит. Титул и деньги вам тогда не нужны? Как думаешь, Грошек?
  За любовь заступился, однако, Дрюня.
  - Любовь, Твое Величество, надо питать! Один раз в неделю можно и сонетами, а остальную седмицу - нарядами и драгоценностями. Ты же в курсе. Тот сундук не вернули еще? Нет?
  
  
  После неравной кабацкой драки Его Высочество провел неделю в постели, и даже в одиночестве (наверняка какая-то тварь в лесу сдохла). За это время он окреп телесно и совершенно изнемог душевно. Впрочем, насчет одиночества надо уточнить. Его новая подруга была бестелесной, но очень назойливой. Он даже сначала и не понял, что это вообще такое? Действительно, трудно найти определение никогда раньше с тобой не случавшемуся.
  Но где-то день на третий Коля определил - его мучает совесть! Причем она, совесть, зараза такая, никак не соглашалась оставить его в покое. Он ее задабривал и улещивал - послал жене цветы (ландыши, между прочим) с запиской, в которой было только одно слово: 'прости', а девочкам - котенка, щенка, говорящего попугая и пони (разумеется, каждой). Ан нет! Совесть продолжала грызть, кусать и свербеть, как плохая рана. Колей, до сих пор легко откупавшийся от чувства вины формальным извинением и каким-нибудь подарком пострадавшей стороне, не мог заставить себя предстать перед Ориданой и дочками, хотя и очень скучал по ним (по дочкам, по дочкам, уточнял он сам себе). Он сам не мог простить себя, и не представлял, что может подобрать слова или дары, способные стяжать ему их прощение. Поэтому он, едва Жужин объявил его здоровым - правильно! - пошел топить совесть в вине и душить в женских объятиях. Совесть не сдалась. Больше того, ему все стало казаться пресным. Даже секс не давал остроты ощущений. Он попробовал увеличить количество принимаемого против совести противоядия, надеясь, что количество перейдет в качество - тщетно. Пропал кураж, забавы перестали быть пьянящей игрой. Он пробовал найти вкус к жизни - несколько раз инкогнито дрался на дуэли, в одиночку выходил в шторм на яхте. В очередной раз очнувшись с гудящей головой и бунтующим желудком у себя в спальне, Колей продрал мутны очи, нащупал ведерко со вчерашним льдом и выпил залпом. На подушке что-то лежало. Он сграбастал, поднес к глазам. Это были два шарфа в цветах Ласурингов, одинаково кривоватых, теплых, собственноручно связанных Мерейей и Ремейдой, с вышитыми инициалами 'КМ'. К шарфам были приколоты записочки, тоже одинаковые. Колей прочитал: 'Дарагому папочки' и отвернулся к стенке.
  К вечеру, отмытый, побритый и трезвый Колей, получил наконец то, что хотел - острых ощущений в полной мере. Редьярду докладывали едва ли половину от реальной картины, но и этого хватило, что бы, увидав сына на пороге кабинета, король удалил Яна Грошека и начал орать как заморская обезьяна с говорящим названием 'ревун'. Упоминались неоднократно мать Колея (не Рейвин), Колины наклонности (ну, тут король был неправ - Колей стопроцентный натурал), поминались Заварот-Пупыши, высказывались обещания разных анатомических опытов на Колином молодом организме и прочая.
  - Не кричи, отец, - спокойно сказал Колей жадно пившему воду выдохшемуся величеству. - С нынешнего дня я степенней Арка буду. Или с завтрашнего? - Его Величество с налитыми кровью глазами молча тянул со стены алебарду. - Точно, с... с сегодняшнего! С сегодняшнего, папаня!
  
  В это самое время из запыленной дорожной коляски на приземистое здание очередного, какого уж по счету постоялого двора смотрела бывшая фрейлина. Они уезжали все дальше от столицы и постоялые дворы, и трактиры, и дороги становились все хуже. Она так устала за эту дорогу... Кажется, несколько седмиц прошло с того дня, когда ее, заплаканную и перепуганную, привезли в маленький храм Пресветлой. Там ее ждали королевский секретарь, жрец и незнакомый офицер. Грошек сухо зачитал королевский указ. 'Девица рю Эйнслей переходит под власть и волю супруга, принимающего через брак унаследованный ею титул, и именуемого отныне Карс Астунг рю Эйнслей'. Церемония была недолгой, по ее окончании Ян Грошек передал Карсу документы на поместье и рассказал, что в имение назначен управляющий и достаточное содержание. Ее вещи были уже погружены в карету и прямо от храма они уехали.
  Она так боялась, что даже не поднимала на него глаз, пока не оказалась одна. Он ехал верхом рядом с экипажем, и она посмотрела из-за занавесок. Молодой, не старше нее, смуглый. Волосы и глаза темные. Немного похож на крейца. А они, говорят, очень жестоки...
  Но все эти дни Карс вел себя как предупредительный попутчик, а не как властный супруг. Вот и сейчас она слышала, как он договаривается о комнате, ужине и горячей воде. Она задумалась, и вздрогнула от неожиданности, когда он открыл дверцу. Горячая мозолистая рука забрала ее влажную ладошку, обветренные губы легко коснулись губ.
  - Все еще боишься, мышка?
  Она посмотрела ему в лицо и улыбнулась.
  
  
  Быть возлюбленной принца совсем нелегко!
  Здесь интриги и зависть, забудь про покой.
  Притворяться, все время кого-то играть,
  Чтобы быть безупречной и вниз не упасть...
  Быть женой офицера - призванье и труд,
  Гарнизоны, дороги, лишения тут,
  То погода сурова, то служба зовет,
  Муж живой, слава богу, лишь к ночи придет.
  На тебе все хозяйство, да и быт небогат,
  Но зато верно любит твой надежный солдат!
  И не зря благодарна ты будешь не раз,
  Что однажды вас свел королевский приказ.
  
  
  Глава одиннадцатая. Любовь! Зачем ты мучаешь меня...
  
  
  
  
  Обещавший немедленно стать степенным Колей начал с самого начала. Сел в кресло за письменный стол (о, у него, оказывается, есть письменный стол!) и начал вникать в суть.
   'Если так поверхностно подходить, что я знаю о брате? Серьезный, скучный, вечно чем-то занятой. Он даже в детстве таким был. Ему, видно, еще на слюнявчиках вышивали 'Долг и Ответственность'. И женился удачно так. Сидят всеми вечерами, на пару перьями скрипят. То ли полковые писари, то ли монахи-переписчики. Хотя нет, какие из них монахи - Брунька опять пузатая ходит', - Колей поёрзал, пытаясь усесться поудобнее. 'Стоит королем становиться, что бы над бумагами корпеть. Не-не, мне этого не надо! То ли дело у меня жизнь... была... Аркаешева задница, мне теперь тоже, что ли, государственными делами заниматься?!'
  Придя к выводу о неизбежности своего участия в управлении королевством, Его Высочество немного послонялся по покоям и, решительно, как на собственную свадьбу, отправился к брату.
  - Колей? - удивился наследник, столкнувшись с ним в дверях. - Срочное что-то? Меня ждут на Королевском совете.
  - Да я..., - стушевался младший. - Ладно, иди.
  - А ты что же, не пойдешь на заседание? - удивился Аркей так естественно, словно Коля ни одного пункта повестки не пропускал.
  Колей неопределенно отвернулся. Его Высочество хлопнул братца по плечу и как-то незаметно увлек за собой. Появление обоих сыновей в королевском кабинете произвело молчаливый фурор. Через некоторое время Редьярд обрел дар речи и открыл заседание.
  Спустя три часа Коля со стеклянными глазами оставил законотворчество и приступил к следующему пункту - укрепление семьи. И, кстати, он еще не поблагодарил дочек за подарок!
  Верный Джипс был допрошен и не разочаровал. Доложил в подробностях и с точностью до минуты о распорядке, делах, прогулках и беседах Ее Высочества. Оридана гуляла с поросенком. Обедала с Саником и девочками, отдавала служанкам такие-то и такие-то распоряжения, вышивала с дочерьми, читала всем своим детям книжки, присутствовала на уроках, помогала девочкам писать открытки с пожеланиями выздоровления отцу...
  - Какие открытки? - уточнил чуткий отец. Камердинер торжественно указал на заваленную бумагами жардиньерку.
  - И Оридана? - осторожно спросил внимательный муж
  - От Ее Высочества - ни слова, - уверил его Джипс.
  - Надо бы девочкам подарки послать, - подумал вслух Колей. - И Оридане.
  - Девочки больше всего мечтают научиться кататься на пони, - без выражения проговорил Джипс. - Ее Высочество взяла грумов, но маленькие принцессы сказали, что сядут верхом только с папой. Принцесса Оридана тоже на днях получила подарок, - Колей молча воззрился на слугу. - И с благодарностью приняла драгоценный гарнитур от Его Величества. Жаль, ее теперь почти не видно при дворе. Может быть, она согласится выйти к ужину в вашем обществе, Ваше Высочество?
  - Джипс, да ты сводник! - с удовольствием обвинил Коля. - Значит, сначала к дочкам, потом - семейный ужин?
  - Как будет угодно Вашему Высочеству, - с достоинством поклонился Джипс.
  
   У королевской семьи с весенних празднеств не было такого развлечения, как чета младших Ласурнигов за вечерней трапезой. Ее Высочество держалась отстраненно и изъяснялась с мужем так витиевато, что Его Высочество местами не вполне понимал, что именно она имеет в виду и только на всякий случай кивал и обаятельно улыбался. После того, как король насытился представлением, доел и удалился, разошлись и остальные.
  Колей пошел с женой. По дороге та не одарила его ни словом, ни взглядом и, наверно поэтому, он свернул в детскую. Принцесса равнодушно посмотрела и удалилась к себе.
  И только в тишине и полумраке купальни отпустила себя. Не перед кем было притворяться. Самой себе она давно во всем призналась. Внутри и вокруг была одна пустота. Она не спрашивала о судьбе Клариссы, недрогнувшей рукой запечатывала корявые письма "папочке от Мири и Мейи", равнодушно слушала осторожные доклады статс-дамы о мужниных буднях. Ждала ли она его? Хотела ли видеть? Боль от последних событий была такой невыносимой, что убила прежние страсть, нежность, ревность. Что толку ждать? Все предсказуемо. Цветы, конфеты, драгоценности, пылкие признания и клятвы, что больше - никогда! А через неделю или месяц новая измена? Сколько раз они проходили этот порочный круг? И каждый раз она прощала, отдавалась ему, и каждый раз он, насытившись ее страстью, искал кого-то на стороне... Нет. Все кончено. Да и с чего она решила, что они будут - знаки внимания, попытки примириться? Он же другую любит! Или уже третью? Четвертую любовь всей жизни?
  Оридана фыркнула, набросила сорочку, завязала пеньюар, придирчиво глядя в зеркало, поправила распущенные волосы. Тронула легкую бровь, прикоснулась к мягким губам. Еще посмотрела, послала себе утешительный поцелуйчик и вышла, поздравляя себя с тем, что у одиноких женщин есть неоспоримое преимущество - они прекрасно высыпаются.
  Однако в ее собственной постели под камчатым пологом ее поджидал сюрприз. Блондинистый, наглый и голый.
  - Чему обязана визитом, Ваше Высочество? - высокомерно осведомилась принцесса, снимая пеньюар и небрежно бросая в кресло. Свечи горели у нее за спиной и сама она казалась свечой, окруженной мерцающей дымкой.
  - Оридана! - пылко начал Коля. - Оридана... - тут он запнулся.
  - Что с вами, Ваше Высочество? Последствия вашего ранения? Провалы в памяти? Забыли, зачем пришли?
  Бретелька свалилась, открывая плечо, верх аккуратной крепкой грудки с твердым соском, и Колей все смотрел, смотрел. Сглотнул, облизнул губы.
  - Если это все, что вы имели мне сказать, прошу, Ваше Высочество, - Оридана плавно повела рукой, однозначно указывая на выход. Паутинка сорочки колыхнулась, как от ветра.
  - Оридана, - начиная чувствовать себя глупо, опять повторил Коля. - Оридана!
  - Вам дурно? Быть может, пригласить Жужина? Я тотчас же распоряжусь.
  Коля вскочил, в два быстрых шага приблизился, большой, возбужденный, красивый. Она не отступила, смотрела с насмешкой снизу вверх.
  - Оридана, - Колей положил сильные руки ей на бедра, притянул. - Ты красавица. Я и забыл, какая ты красавица... - Склонился, целуя шею, плечи. - Прости, прости. Давай все будет по-прежнему...
  - Как можно, Ваше Высочество! Предаваться похоти, фу! Вы достойны любви! - она стояла, ледяная прекрасная статуя, близкая, недоступная. Он ласкал ее, целуя все безумней и нежнее.
  - Моя русалка, поцелуй меня. Обними ... - шептал он горячо, скользя, сжимая, поглаживая. Там, так, как она любила, от чего сходила с ума, отчего отвечала также неистово. Не теперь, раньше.
  - Оставьте меня. Я не хочу, - она вырвалась, перевела дыхание. Губы распухли от поцелуев, глаза горели. - Уходите!
  - Оридана, ты же хочешь меня, я знаю, вижу. Не противься, - он опять обнял, поцеловал темный сосок.
  - Нет! - оттолкнула, отвернулась. - Уйди!
  - Ты моя жена, - он поднял ее, заставляя обхватить себя ногами, - Ты отказалась разводиться. Ты приходила ко мне... тогда.
  - Потому что я дура! Дура! - простонала она, вцепляясь ему в волосы.
  К утру догорели свечи, но не страсть.
  
  
  Когда сплетаются тела,
  До сладкой дрожи, и опять,
  То женщины хотят тепла
  И начинают доверять...
  А у мужчин, у них, увы,
  Все может быть совсем не так:
  Слиянье не равно любви,
  Экстаз совсем любви не знак...
  
  
  Следующий год супружеской жизни они прожили вполне благополучно. Коля окончательно перебрался в спальню жены, и уже, кажется, довольствовался только супружескими объятиями. Ночи были полны страсти и неги, ласковых слов и обжигающих поцелуев. Оридана любила страстно, жарко, самозабвенно, до сладкой дрожи и взрывающихся звезд, но он все чаще замечал тихие молчаливые слезы в подушку. Она вообще изменилась - временами становилась нервно-возбужденной, крикливой, а иногда - апатичной.
  Они стали меньше времени проводить вдвоем, зато больше вместе с детьми. Девочки были счастливы, без умолку щебетали, рассказывая папочке про все на свете, когда ездили кататься на пони, или сразу все втроем на Петре Снежном. С дочками Колей испытывал ту же щемящую нежность, что окрыляла его и толкала на глупости во время той первой и последней влюбленности.
  Саник поступил на первый курс Военного университета и после долгих споров, и вмешательства военного руководства от лейтенанта Гродена до полковников Торхаша, Аркея и Колея переехал в казарму. В первый же выходной он явился во дворец с ободранным ухом и распухшим носом, но на все вопросы Ориданы отнекивался и бурчал:
  - Ну мам, че ты пристала? Нормально все!
  Ее Высочество отреагировала до того бурно, что Колей спросил удивленно:
  - Оридана, что с тобой? Кто его избивает? Подрались мальчишки...
  Обед был окончательно испорчен. Оридана довела до слез девчонок, Саник сбежал обратно в казарму, а супруги поругались до взаимного битья посуды.
  Еще худший скандал случился, когда по дворцу пронесся слушок о том, что Колея видели с какой-то девицей в оранжерее.
  - Оридана, клянусь, я тебе не изменял! - уже орал Колей после тысячного повторения очевидного. - Меня и во дворце-то не было в это время!
  Оридана рыдала так, словно у нее сердце разрывалось. Колей сбежал.
  Он чувствовал, что она несчастлива, и его тяготило, что он - причина ее несчастья. После очередной мучительно-прекрасной ночи он лежал, слушая ее неровное дыхание, и вдруг увидел, что смотрит с высоты на пустыню. Черный песок вихрился неровными столбами, тек, наползая на маленький оазис. Вот с неприятным шипящим шорохом песок накрыл траву и цветы, и все сыпался и сыпался в озерцо с голубой прозрачной водой. Вместе с песком оазис накрыла тьма, а Колея - чувство огромной непоправимой потери.
  
  По семейным обстоятельствам или еще почему - неизвестно, но младший принц настоял на том, что бы присоединиться к Его Высочеству Аркею в ежегодной инспекции пограничных гарнизонов. Поездка выдалась запоминающаяся. Еще бы - сухой закон, никаких женщин, одна служба. Вот только ни долгие переходы, ни ночевки в палатках на голой земле не спасали Колея от одного и того же навязчивого сна. В очередной раз проснувшись среди ночи, Колей встал, накинул плащ и вышел из палатки. Было тихо и темно. Тяжелое осеннее небо навалилось на землю. Аркей подошел сзади, остановился за спиной.
  - Что не спишь?
  - Да так, - ответил, не поворачиваясь.
  - Что у вас с Ориданой? Все плохо? - мягко спросил Кай. Колей помолчал, но все же заговорил:
  - Еще хуже. Я не знаю, как подойти, что сказать. Я обещал ей не изменять и держу слово. Но она, похоже, не верит.
  - Брат, у нее ведь есть причины для недоверия. Может, со временем...
  - Да нет, ты не понимаешь! Все становится только хуже. Она как будто ждет чего-то от меня, а я не понимаю, чего?
  - Все женщины хотят одного, - негромко рассмеялся Арк. - Тебе ли не знать!
  - Любовь? - скривился Колька. - Нет. Нельзя отдать то, чего у тебя нет.
  - Неужели ты никогда не любил? - с сочувствием спросил Аркей.
  - Я думал, что любил, - буркнул Колька. - Ерунда это все. Что такое вообще любовь?
  - Знаешь, один мудрец сказал: 'Если ты знаешь, что такое любовь, значит, ты никогда не любил'. Пойдем в палатку, зябко.
  Они уселись на волчью шкуру, Аркей пошарил в мешке и достал плоскую фляжку. Отвернул крышку, сделал глоток, протянул младшему.
  - Я слышал песню. Одну из последних песен Белого Трувера. Ты ведь знаешь, что он долго и безнадежно был влюблен в прекрасную деву? Но мало кто помнит, что все эти годы, пока он посвящал стихи юной деве, дома его терпеливо ждала жена. Он вернулся домой брюзгливым хромым стариком. И она приняла его... Последние пять лет он никуда не выезжал из поместья, жил счастливо и мирно, и стихи посвящал только ей. Их мало кто знает. В них нет надрыва безумной страсти, а менестрелям подавай душещипательные истории. Словом, послушай. И Аркей запел вполголоса:
  
  Кто утешит тебя, и услышит всегда,
  Кто с тобою, будь радость вокруг, иль беда?
  Кто прощает тебя столько лет, вновь и вновь,
  Дарит тело и нежность, детей и любовь?
  С кем ты можешь всегда говорить и молчать,
  Кто заставит тебя ревновать и взлетать,
  С кем хотел бы заснуть и проснуться всегда,
  С кем ты видишь себя сквозь лихие года?
  
  
  - Глупости все это, - возразил Колька неуверенно. - С чего ты взял, что она-то меня любит?
  - Она терпит тебя столько лет - какие тебе еще нужны доказательства? - необидно рассмеялся наследник. - Насколько только хватит ее любви?
  Колей сидел с фляжкой в руке, как замороженный, так и не сделав ни глотка. Потом, не говоря больше ни слова, лег и заснул. Навязчивый сон ушел, как будто принц разгадал наконец загадку.
  
  
  Именно в этом месте нашего повествования под руку авторам начинают лезть всякие фразеологизмы, обозначающие полную противоположность мужчин и женщин. Но мы держимся стойко и потому просто скажем так: получив от мужа письмо с 'Посвящением жене', она, даже не дочитав, пришла вовсе не в восторг, а в неистовство. Может потому, что Оридана в отличие от Колея, очень любила читать Белого Трувера?
  - Как это понимать?! - громко вопрошала она у Кольки-младшего. - Что он всю жизнь будет гулять с девками, я ждать, а под старость он явится - плешивый и поношенный, и прошамкает: 'Ори, я ваш навеки'!?
  Она возмущалась тем больше и громче, чем сильнее ей хотелось поверить. Разве так много она хотела? Не кусать губы, когда хочется кричать 'Я люблю!'. Слышать от него 'любимая' и верить. Не сходить с ума при одной мысли, что он опять с другой.
  Оридана всхлипнула и развернула скомканный листок.
   '...С кем ты видишь себя сквозь лихие года? Оридана, я долго думал - с кем бы я хотел быть через сорок лет? Только с тобой, Ори. Проснуться рядом с тобой и просто обнимать... или не просто. Так и вижу тебя седой и сморщенной, как печеное яблоко. И такой же сладкой. Я очень люблю яблоки, жена. И я люблю тебя. Нет. Не буду лгать, что люблю тебя больше всех на свете. Больше всего я люблю наших детей - тех, что спят или играют рядом с тобой, и тех, которых мы еще родим, я надеюсь. И ты любишь меня. Я не спрашиваю - я знаю. Просто поверь - я вернулся домой, как и Трувер, навсегда...'
  Дальше она читать не могла. Опять плакала, до спазм в груди, до забитого носа и опухших глаз. Высморкалась, попила водички, свернулась клубочком поверх жесткого покрывала, и уснула.
  Она опять совсем юная беспечная девочка, невинный ребенок с чистым сердцем, как когда-то давно, резвится на морском побережье, бесстрашно прыгает в ласковые волны, плывет все дальше и дальше, когда берега уже не видно и вокруг только вода и небо. Сильный и гибкий гладкокожий дельфин появляется из глубины, играет с ней, поддерживает и оберегает. Он подныривает под нее и несет быстрее ветра Ей совсем не страшно, наоборот - спокойно и надежно под его защитой. Берег все ближе и дельфин исчезает, оставив ее одну. Она бредет по колено в воде и вдруг видит женщину удивительной красоты. Оридана откуда-то знает, что эта женщина также добра, как прекрасна. А еще - она босая. Ее нежные ножки изранены до крови, но она ступает легко и изящно, словно танцует.
  С каждым шагом идти становится все труднее и с каждым шагом беззаботная девочка взрослеет, становится собой теперешней - зрелой, сильной, взрослой, смятенной, несчастной... Женщина протягивает Оридане руку, и из ладони в ладонь перетекает тепло и умиротворение, любовь и тихое счастье. Вот только ноги женщины с каждым шагом кровоточат все больше.
  Оридане так жалко незнакомку, что она плачет.
  - Нет-нет, ни шагу больше, - просит она. - Вам же больно!
  Больше всего на свете принцессе хочется помочь этой даме. Она в растерянности оглядывается.
  - Как мне жаль! - печально говорит Оридана. - Я ведь тоже босая...
  - Верно, дитя мое, - улыбается женщина. - Мы с тобой обе беззащитны. И у тебя украли доверие, не так ли?
  - Неужели нет ничего, что вам поможет? - Оридана умоляюще складывает руки.
  - Отчего же, девочка? Любовь никогда не перестает. А еще вера, надежда. Но любовь из них больше.
  
   Оридана проснулась с колотящимся сердцем и в слезах. Но это были совсем другие слезы.
  
  
   Ранним утром Оридана еще раз прочитала письмо, бережно расправила заломы и складки и положила в шкатулку. Эту шкатулка была первой вещью, купленной ею на новой родине. Тогда ей было очень грустно и одиноко, она бесцельно брела по Торговому кварталу под конвоем свиты, и остановилась у окна маленькой лавчонки, бедной, но со сверкающими стеклами, блестящим колокольчиком и сияющей дверной ручкой. В окне переливался, брызгал лучами чудесный перламутровый веер. Дверь с мелодичным звоном отворилась и на пороге показалась дама. Именно дама - с уложенными в искусную прическу белоснежными волосами, и платье, о котором кроме как 'элегантность' по-другому не скажешь. Ей было, видимо, немало лет, но заговорила она молодым чистым голосом на родном для принцессы языке:
   - Ваше Высочество, добро пожаловать. Добрых улыбок и теплых объятий, моя госпожа,
   Оридана вошла, взглядом остановив на полдороге засуетившихся фрейлин.
   - И вам добрых улыбок, госпожа. Я залюбовалась на веер. Прекрасная вещь. Я хотела бы купить его.
   - Он ваш, принцесса Оридана.
   Принцесса, не спрашивая, положила на прилавок несколько золотых монет, поблагодарила.
   - Ваше Высочество, вы ведь недавно вышли замуж, а новобрачным принято дарить подарки, не правда ли? - и женщина протянула Оридане шкатулку. Широкую и низкую, расписанную дивными птицами, алыми маками, яркими бабочками, золотыми рыбками.
   Оридана вскрикнула от восторга - чем больше она смотрела, тем больше замечала - вот трепещет крыльями канарейка, вот качнулся колокольчик, вспорхнул мотылек.
   - Она чудесная, - замирая, прошептала принцесса. - Как мне благодарить вас?
   - Полно, девочка. Пообещай мне лишь одно.
   - Все что угодно!
   - Ты будешь хранить в этой шкатулке счастье.
   - Счастье? - повторила эхом принцесса. Замерла на мгновенье, с сожалением отодвинула вещицу. - Я не могу взять. Я не смогу выполнить обещание!
   - Ты возьмешь. И сдержишь слово!
   Оридана взяла свертки и ушла, поминутно оглядываясь. И сколько бы потом она не ходила по Вишенрогу, никогда ей не доводилось найти эту лавку...
  
   Шкатулка и правда некоторое время пустовала. Но однажды в ней поселился небольшой кулончик - подарок Бруни. Отдавая его, та сказала: 'Он называется 'свет моего сердца'. Видишь, он даже похож. Сожми в ладони, и даже в самую темную ночь его свет напомнит тебе, что ты не одна'. Потом к этому дару Оридана положила засохший букетик ландышей, хрустальный фиал, две пары крохотных пинеток. Теперь еще и письмо... Оридана заперла шкатулку на ключ, надежно подвешенный на шатрезе, и пошла к Бруни. Кто еще мог ей сказать, когда вернутся принцы?
  
   Еще через неделю госпожа Молль постучала в спальню Ее Высочества на рассвете. Братья вернулись несколько часов назад.
   Оридана, чувствуя себя невестой перед брачной ночью, долго наводила красоту, придирчиво оценила результат в зеркало, мазнула духами запястья, шею... Прошла короткой галереей к покоям супруга, чуть дрогнувшей рукой постучала в дверь. Джипс, как всегда в безупречной ливрее, словно и не ложился, встретил ее безукоризненным поклоном и бесшумно исчез.
   Колей спал, улыбаясь во сне, как ребенок. "Губы у девочек отцовские", - подумала Ори, садясь рядом, тихонько гладя его волосы. Он не проснулся, и она поднялась, разделась и просто легла рядом, прижимаясь. Шептала, не боясь, что услышит:
   - Люблю тебя... Всегда любила. С первой встречи. И я... верю. Пожалуйста, прошу, только не теперь... если ты предашь, я не смогу с этим жить...
   Сильные руки мужа сжали ее, притиснули до боли, голубые глаза смотрели в душу.
   - Я люблю тебя, жена. И клянусь в верности. Пусть все боги Тигрея накажут меня, если я нарушу слово!
   Они как раз скрепляли клятву поцелуем, когда раздался странный тихий звук. Рокот моря? Шум крыльев? Или, может, кошка чихнула?
   - Хочешь, я буду говорить тебе, что люблю, каждый день? Каждый час? Четверть часа?
   Она рассмеялась, прикоснулась пальцем к губам, останавливая.
   - Лучше сделай так, что бы я без слов это знала...
   Он губами собрал слезинки, целовал, как будто без ее дыхания сердце остановится. Двое ласкали друг друга, будто ласками надеялись залечить всю причиненную боль, любили, как никогда раньше, открывая души до донышка, отдавая кровь до капли. Исцеляясь и прощая...
   Потом лежали, тихие, как после смерти, обнимаясь. Он пошевелился, осторожно опустил ее на подушки и поднялся. Она смотрела, как он идет к двери в солнечном свете, заговорщицки ей подмигивает и выуживает за порогом накрытый столик для завтрака.
   - Это только ради тебя Джипс расстарался, - ставя его перед женой посетовал Коля.
   - Розовое гаракенское мне на завтрак? - снимая салфетку, удивилась Оридана.
  
   Еще через какое-то время они услышали в гостиной детские голоса и Джипса, учтиво говорящего:
   - Ваши Высочества, прошу меня простить, но ваших родителей здесь нет. Заверяю вас, это абсолютно точно. Да, ваша матушка заходила с утра к вашему отцу, но они оба тотчас же удалились. Нет, Их Высочества не изволили мне сказать куда именно и надолго ли. Но я совершенно уверен, что вы скоро с ними увидитесь!
   Родители пристыжённо прятались под одеялом, пока дети, недовольно ворча, не ушли.
   - Колей, ты писал о детях. Ты правда хочешь?..
   - Только если ты согласна. И твое здоровье... Ты уверена?
   - Я хочу маленького мальчика со светлыми волосами и голубыми глазами, - обнимая мужа за шею, объявила Оридана.
   - Один старик как-то рассказывал, что если хочешь сына, то прежде, чем заняться с женой любовью, надо положить под подушку штаны. Давай попробуем?
   Оридана хихикала, глядя, как Колей стягивает с вешалки портки, комкает и запихивает под подушку. Потом все было очень и очень серьезно. Делать детей вообще занятие нешуточное.
  
  
  Глава двенадцатая. Последние испытания.
  
  
  
  
   Стал мужчиной не в ночь, когда женщину взял,
   И не в год, как пробились усы, борода,
   Стал мужчиной в тот миг, как собой прикрывал,
   И не думал о смерти возможной тогда.
   Быть мужчиной - опасность достойно встречать,
   Тайным страхам навстречу спокойно идти,
   За дела, за слова за свои отвечать,
   Не пытаясь свернуть с рокового пути.
   Кто-то в детстве мужчиной становится вдруг,
   А другой стал седым, а мужчиной не стал
   Не оставит в беде, коль мужчина твой друг,
   Не во внешности будет его красота ...
  
  Ночь окончательного примирения Колея и Ориданы стала поворотной точкой в их отношениях. Оридана расцвела. Уверенный взгляд любимой и любящей женщины, плавная походка, улыбка... И как бы не противились авторы банальностям, в данном конкретном случае не упомянуть, что счастье сделало принцессу настоящей красавицей, мы никак не смогли. Так же, как и о том, что идея зачать сына стала для супругов навязчивой. Иначе как объяснить их еженощные, ежеутренние и ежевечерние усилия? Они и днем ими не пренебрегали, но тут было одно существенное препятствие. Его Высочество Колей взвалил на себя бремя управления Ласурским государством. Ну, не всем конечно. И не всегда. Но часть бумажной работы Аркей ему отдал. Колей даже выступил на заседании Королевского совета по вопросу перебоев в поставках в Вишенрог продовольствия. К концу доклада Колька взмок, батистовая рубашка прилипла к спине и он, не прерываясь, скинул камзол, как будто он ему дрова рубить мешал.
  По окончании заседания Рэд отпустил сына восвояси словами:
  - Тяжелую ты себе епитимью выбрал, сынок! - и жалостно погладил по кудлатой голове.
  Кроме как слушать и соболезновать Коле, других развлечений у короля последнее время не было. Пожалуй, во дворце только ослепленная любовью и счастьем Оридана не обращала внимание на последние тревожные новости. Эпидемия бешенства среди оборотней набирала силу. Из северных лесов надвигалась на Вишенрог армия потерявших разум тварей, объятых одной единственной жаждой - убивать. То, что удалось предотвратить шесть лет назад усилиями кучки героев, началось опять. Вновь тайная и злая сила направила смерть в самое сердце Ласурии, в Вишенрог.
  И магический патруль, и городская стража находились в режиме повышенной готовности, был объявлен комендантский час, отряды добровольцев дополнительно патрулировали город днем и ночью. Как раз сегодня на Совете было принято решение усилить безопасность дорог, отправить на их охрану курсантов старших курсов Военного и Морского университета. Все усилия Его Высочества Аркея, последовательно проводившего политику мирного сосуществования рас, грозили пойти прахом, если бы не одно 'но'. Бешеные оборотни были в первую очередь опасны для сородичей - любой укус или царапина становились причиной заражения. Но именно оборотни стояли в первой линии обороны, и, к сожалению, случалось, что помощь магов опаздывала и тогда приходилось стрелять в своих...
  Как уже говорилось, дворец бурлил слухами. Но реальной опасности никто не чувствовал. Пока... пока во время семейной конной прогулки по парку из кроны огромного каштана на круп Мириного пони не прыгнула бешеная росомаха. Под тяжестью зверя пони рухнул вместе с девочкой, росомаха сорванной пружиной рванулась к ребенку. За непостижимую долю секунды Колей закрыл собой дочь и успел выставить кинжал. Одной рукой сжал горло оборотню, второй вонзил нож в сердце. Не желавший умирать зверь рвал когтями человека, Оридана подхватила визжащих дочек, прижала к себе, с немым ужасом глядя на схватку. На шум сбежалась дворцовая стража, трупы росомахи и пони были сожжены на месте артефактом. Колей, несмотря на тяжелое ранение, организовал осмотр парка и следствие. Отказавшись от помощи, сам сел в седло, вместе с гвардейцами проводил бледную жену и бившуюся в истерике Мейю и потерявшую сознание Мири к мэтру Жужину, настоял, что бы тот прежде осмотрел малышек и Оридану, и только после того, как их увели в покои Ее Высочества, заорал от невыносимой боли. Когда с него сняли окровавленную одежду, из неестественно-багровых, синюшных ран хлестала кровь.
  - Скажите Его Величеству, что есть опасность заражения, - вполголоса приказал Жужин одному из слуг. Повернулся к принцу. - Терпеть можешь? Хорошо. Сейчас будет еще больнее.
  
  
   Принцессы, усыпленные Жужиновой микстурой, тихо спали у себя в кроватях. Оридана, сбросив туфли, металась по спальне дочек, запрещая себе плакать. Не в силах выносить неизвестность, то и дело выглядывала в гостиную, но госпожа Молль только качала головой и опускала глаза. Выйдя в очередной раз, Ее Высочество молча прошла к выходу и позвала охрану.
   - Заходите, только тихо. Берите Мерейю и Ремейду. Не разбудите! Идем к Ее Высочеству Бруни.
   Супруга наследника процессию встретила без удивления. Гвардейцы, изо всех сил стараясь не топать и не брякать, осторожненько сгрузили высочеств на диван в детской, козырнули и вышли. Свиту принцессы Ориданы герцогиня рю Воронн без лишних разговоров спровадила восвояси.
   - Я пойду, - коротко попрощалась Оридана. Бруни молча тронула ее руку.
   У целительской мэтра Жужина был выставлен усиленный караул, никого не пускавший и на все вопросы, даже на просьбу позвать мэтра отвечавший 'Немогузнатьвашевысотсво!' Оридана еще постояла у двери, как нищая, спрятав лицо в ладони. Потом выпрямилась, сжала амулет, активирующий заклинание, и ушла из дворца.
   Она бежала площадями и улицами, задыхаясь, не видя ни домов, ни людей. Храм всех богов высился на холме огромной птицей, укрывая город тенью, как крыльями. В благоговейном полумраке под огромным куполом молились у алтарей люди. Изредка слышался приглушенный всхлип или осторожные шаги. Оридана прошла в дальний угол, упала на колени перед статуей Океанского творца... Слова беззвучно лились с губ, сплетались в вечную молитву, незаметные слезы текли и текли.
   - Встань, дочь Гаракена, - принцесса подняла голову. На нее с лаской и заботой смотрел высокий худощавый старик в синей жреческой хламиде. - Женщине в твоем положении нельзя ни плакать, ни сидеть на холодном полу. Даже в храме.
   Рука его, неожиданно сильная, помогла ей подняться. Оридана смотрела, не понимая. Старик улыбнулся и широким рукавом, как маленькой, вытер ее лицо.
   - Бхаи, - взяв себя в руки, низко поклонилась женщина. - Прошу тебя, помолись о моем муже. Я не догадалась взять с собой золото, но я принесу богатые дары храму...
   - Твой дар уже принят, дочь моя. Иди. И поторопись.
   Оридана как будто очнулась. Она стояла на ступеньках - оказывается, служитель довел ее до самого выхода. Оглянулась и, повинуясь взгляду, пошла во дворец.
   У дверей Жужина также стояла охрана, но гвардейцы при виде Ее Высочества расступились.
   - Лекарь сказал - пускайте. Что уж теперь-то... - прогудел старший, оттираясь в сторону. При этих словах у Ориданы подкосились ноги, и, не в силах вздохнуть, она сделала несколько шагов, как деревянная. Дверь закрылась.
  На белоснежной постели в белой рубахе лежал Колей. Никогда он ни казался ей таким красивым. И таким она его никогда не знала. На бледном лице не было ни тени порока, страстей, обуревавших его. Теперь проявилось то, каким он должен был быть всегда. Благородство и величие, царственность и мудрость... Его Высочество Колей Моринг, принц Ласурии...
   - Оридана! - страшным шепотом позвал Коля. - Ты что там встала? Давай быстрее, а то Жужин вернется!
   А поскольку она все также стояла, как примороженная, подскочил сам, утащил, опрокинул на стерильные простыни и полез под юбку.
  
  
   На притоптанном снегу пологого берега хрустели под сапогами колючие ледышки. Поодаль дымились походные кухни, шумел лагерь. Звенела на перекатах горная речка, ломая отражения вековых сосен. Обнаженные до пояса мужчины умывались, плескали воду на крепкие плечи, обветренные лица.
   Колей травил анекдоты (про баб, конечно) под сочное мужское ржание. Даже Аркей смеялся со всеми. Младший, на ходу досказывая, вышел на берег, поднял с камня полотенце. У старшего потемнели глаза - грубая ткань прошлась по свежим шрамам, бугрившимся по бледной коже.
   - Да брось, - отмахнулся Колька, - зажило, как на оборотне. Прямо мужик стал, суровый воин. А то раньше всех шрамов - девки спину царапали. Эх, жалко, теперь форсить кроме как перед женой не перед кем...
   Вы, может быть... Нет, вы сейчас наверняка скептически улыбнулись. А зря! Колей говорил чистую правду...
   Полнолуние назад последняя битва магии против магии, оборотней и людей против бешеных тварей отгремела. Сожгли трупы, отмыли кровь и копоть. Армия возвращалась в столицу после долгой и изматывающей, но успешной карательной операции. Временный лагерь разбили рядом с провинциальным городишком. Делегация жителей во главе с мэром явилась пригласить офицеров на парадный обед, благодарные обыватели, избавленные от леденящего ужаса, несли домашнюю стряпню, зазывали гвардейцев на постой и вообще выказывали всяческое внимание. Многие дамы готовы были дойти в проявлении гостеприимства до крайней степени радушия. Мужчины и оборотни, разгоряченные смертью и победой, одинаково раздували ноздри. Короткая любовь на горячих простынях - лучшее доказательство того, что ты жив...
   В младшем принце, окруженном восторженными обожательницами, бурлили те же инстинкты. Любая женщина готова была лечь с ним --здесь, сейчас. Тело опять побеждало - он был как олень в гоне, напряженный, великолепный. Красивая чувственная шатенка улыбнулась зазывно, повела за собой по узкой улочке.
   Колька, хищно улыбаясь, смотрел на стройные бедра под легкой юбкой, тонкую талию, и вдруг посреди светлых сумерек упал в темноту, как в колодец. Светлым пятном виднелись несколько фигур, текущих, изменяющихся, ускользающих от взгляда.
   - Клятва! - пророкотал штормовой волной голос.
   - Кара! - ударил по лицу ветер.
   - Отнять самое дорогое! - качнул рогами месяц.
   - Детей?! - вырвалось у вмиг помертвевшего Колея.
   - Детей вспомнил, - осуждающе покачала головой красавица.
   - Будущщщих, - подтвердил знакомый голос. - Помнишшшь?
   Черный кинжал, когда-то виденный, похожий на коготь, направленный невидимой рукой, уперся в Колея. В ту самую гордость. Или достоинство?
   - Помню! - покаялся Колька. - Не надо! А Оридана как же?!
   - Мы ей другого нашли. Здорового - во, - гордо объявила старуха, показывая 'во'.
   - Я сам! - вызвался Колька. - Теперь только с ней. Клянусь!
   - Клялся уже, - обвинила кошачья голова. - Солгал.
   - Я не успел, - предъявил обвиняемый алиби.
   - И не успеешшшь, - захохотал ветер.
  
   - Ваше Высочество! Ваше Высочество! - звал его испуганный голос. - Что с вами? Люди, на помощь!
   Колей смутно услышал голоса брата и какой-то женщины, сквозь слезы лепечущей, что 'Она шла мимо и увидела, как принц упал без чувств, и лежит как мертвый, и я ничего не знаю. Правда, правда!'
   - Брат? - легонько тряхнул его Арк. - Колей?
   - Я живой? - поинтересовался младший, не открывая глаза и украдкой проверяя, все ли на месте.
   - Вроде живой, - с облегчением ответил наследник. - Дурак ты, Колька!
   - Я умнею на глазах, - возразил Колей, открывая глаза и садясь. - Эка, сколько зрителей! Расходитесь, цирк уехал!
  
  
   Эта беременность Ориданы ничуть не была похожа на первую. Начать с того, что тошнота, так донимавшая в прошлый раз Оридану и считавшаяся семейным проклятием в материнском роду, в этот раз ни разу ее не посетила. Может быть, потому, что она вся, каждой мыслью, каждой клеткой тела, всей душой была поглощена другим.
   После прорыва бешенного оборотня под стены дворца король объявил всеобщую мобилизацию. Всех - мужчин, женщин, учили быстро и безопасно уничтожать зараженную особь, выдавали оружие, обучали способам защиты. Тех, кто показывал хоть какие-то способности к магии, тоже призвали в народное ополчение.
   Наутро после чудесного Колькиного исцеления Редьярд вызвал сыновей и приказал отправить в Гаракен не только Оридану с девочками, но и Бруни с детьми. Колей согласился без споров. Аркей долго молчал. В нем боролись отец и государь. И будущий король победил.
   - Нет, отец. Постой, дай мне сказать. Я не отправлю наследника престола в другое государство, даже столь близкое и дружественное нам. Политика переменчива. Случись что с нами - кто даст гарантии, что не найдется охотника сменить на ласурском троне династию? Другое соображение - я или мой брат унаследуем твой трон. Что скажут о нас подданные - они не могут защитить даже своих детей и женщин, что уж говорить о народе? Моя семья остается здесь, в Вишенроге. Колей пусть решает сам.
   Колька вскочил, пробежался по кабинету, пиная мебель. Встал у окна, сгорбился. Рванул кружева на горле.
   - Пусть сама решает, - сказал глухо, не поворачиваясь. Тишина укоризненно молчала за спиной. - Что?
   - Твоя семья, - буркнул Рэд. Звякнуло серебро кувшина.
   - Что? Не по-мужски? - оскалился Колька. - Опять перекладываю на нее ответственность? А может, я первый раз в жизни хочу сделать то, что она хочет?
   Приглашенные в кабинет принцессы мужей выслушали спокойно. Бруни только молча сжала руку Кая, посмотрела в глаза, и он ответил, притянул с себе, целуя в прохладный лоб.
   Набычившийся Колька стоял, засунув руки в карманы. Оридана подошла, положила ладонь ему на локоть.
   - Я не поеду в Гаракен. Здесь родина моих детей, здесь теперь мой дом. Я не боюсь - ты ведь защитишь нас, муж мой?
  
   Оба полковника переселились в казармы, Оридана - к Бруни. Кольку-младшего, конечно, забрали с собой. Оридана попробовала было настоять на том, что бы Саник временно оставил учебу и вернулся во дворец, но полковник Торхаш, усмехнувшись, ответил, что готов выписать подорожную только в один конец.
   Саник сказал дрогнувшим голосом только оно слово:
   - Мама.
   Оридана поняла. И отступилась.
   Потом войска ушли на север, а женщинам осталось только ждать. И все спасение было в Шёпоте сердец. Каждый вечер Оридана клала в шкатулку три письма. Одно от нее - домашнее, теплое - о событиях дня, о дочках, о том, как растет живот. И два от девочек, которые тоже писали о важном. Как любят и скучают... Колей ждал этих писем, как ждут все мужчины на войне. И писать старался каждый день - хотя бы два слова. Живой. Вернусь. Люблю.
   Каждое утро королевский глашатай читал на площади донесение. А Оридана все изменения почувствовала первой. Как только от Колея пришло первое письмо, которое нельзя было читать детям вслух целиком. Про ее аромат, ее поцелуи и даже что-то такое про тесную глубину.
   Потом стало известно, что войска находятся на марше в столицу. Счастье и спокойствие отразились на Оридане очень своеобразно. Она ела, ела и ела. Как утка. Она и выглядела также - здоровой и всем довольной уткой. Обустраивала гнездо, хлопотала. Но каждое утро еще до рассвета ходила в храм, а оттуда -в маленькую пустынную бухту. Ее словно магнитом туда тянуло.
   - Знаешь, - рассказывала она Бруни, - я точно знаю, что мне нужно там быть. Вода меня зовет.
   Она уже считала дни до родов и очень надеялась, что встретит Колея с сыном на руках. А еще, вспоминая первые роды, больше всего боялась не боли, а суеты и чужих глаз. И вот однажды утром в храме к ней подошел тот старик, служитель Океанского творца.
   - Дочь моя, идем.
   Оридана, не спрашивая, куда и зачем, доверчиво шагнула в портал. Они оказались в каком-то гроте. В расщелине между скалами светило горячее солнце, океан, как любопытный щенок лизал песок.
   - Где мы, бхаи? - спросила принцесса, осматриваясь.
   - Там, где сегодня родится твой сын, - ответил жрец, усаживаясь на скамеечку. На камне рядом Оридана разглядела какие-то вещи.
   - Но... как же? - изумленно пробормотала женщина. - Я буду рожать одна?!
   - Надо быть осторожнее в желаниях, дочь океана, - старик смеялся. - Боги ведь не глухие. Разве ты не этого хотела?
   Оридана ошеломленно огляделась.
   - Но СОВСЕМ одна? А кто примет ребенка?!
   Бхаи наклонил голову, к чему-то прислушиваясь, рассмеялся.
   - Повитуха прибыла.
   Из открывшегося портала в буквальном смысле вывалился Колей, одетый по-походному и старуха. На вороте еще не стаял иней. Старуха подмигнула Оридане, отряхнула руки и исчезла.
   После длинных секунд неверия, узнавания, восторга он подхватил ее, стиснул, зацеловал, шепча безумным шепотом все слова, что говорят влюбленные после долгой разлуки. Она плакала и смеялась, и целовала в ответ. Он опять сжал ее, вжимая в себя, растворяя в себе. Притиснутый живот ударило спазмом, отпустило. Она вскрикнула, спазм повторился, сильнее, глубже.
   - Океанский Творец! Да я же рожаю! - простонала Оридана, скатываясь в панику.
   Колька, как хороший муж последовал за женой. Жрец некоторое время со скорбным спокойствием смотрел на мечущегося кругами мужа и рыдающую жену, потом поднялся, хлопнул в ладоши.
   - Стыдись, мужчина.
   Колька остановился, поморгал, коротко вздохнул, стащил с себя доху, мундир и зачем-то рубашку.
   - Она рожает, - объяснил он непонятливому.
   - Вот и радуйся. Давай, раздевай ее и неси в воду.
   - Совсем? - уточнил Коля, стаскивая с себя сапоги.
   - Нет, только шапку сними. Конечно совсем, дурья твоя башка!
   Колька засуетился, подскочил к согнувшейся жене, под уговоры снял с нее одежду, подхватил на руки.
   Охая и постанывая, Оридана опустилась в теплую воду. Волны запели, гладя живот, успокаивая и она тихонько застонала, но уже от блаженства: боль словно отошла далеко-далеко. Страх и напряжение ушли, осталась ласковая нега.
   - Все! - простонала Оридана, - Я отсюда не вылезу, пока ребенок не родится!
   Эти мягкие схватки не мучили и не пытали, она дышала вместе с водой, пока схватки не стали заметнее.
   Жрец запел низким сильным голосом какую-то мелодию, то ритмичную, то медленную и Оридана невольно подхватила, и не кричала, а пела, пока шел ребенок.
   Колей с ужасом, и благоговением, и восторгом смотрел, как рождается его сын. Подхватил на руки, слушал крик, смотрел на сморщенное личико, крохотные пальчики, не замечая, как жрец помогает Оридане, перевязывает пуповину.
   - Дай мне его! - в нетерпении протянула руки Оридана.
   Колей посмотрел на жену, на малыша, протянул ей ребенка.
   - Я опять оплошал, родная! У этого тоже вишневые глазки!
  
   Далеко-далеко отсюда, в маленьком гарнизоне, в северной жаркой бане в тот же час рожала другая женщина. Ее малышка станет очень похожей на мать. И через много лет ее будут звать принцесса Алисия. Лисси...
  
  
   Сколько раз зачинал в недрах женщины жизнь,
   А потом уходил, и не ведал о том?
   А теперь принимаешь ребенка, держись,
   Этот миг через годы ты вспомнишь потом:
   Как родился твой сын, зазвучал первый крик,
   Как смотрел ты впервые в ребенка глаза,
   Как к груди материнской ребенок приник,
   И отца покатилась от счастья слеза!
   Как впервые в руках ощутил его вес,
   Кулачок малыша ухватил палец твой,
   И ты понял, что звать тебя будут отец,
   Сын уснул на руках... самый-самый родной.
  
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"