Аннотация: Посвящается 8-летней дочери, прочитано 10-летним сыном. Рекомендуется всем, кто не выпал из детства.
Два портрета.
Жил-был художник. По правде сказать, для того, чтобы быть художником, необходимо было состоять в гильдии королевских художников, а наш герой в ней не состоял. Королевство, в котором произошла эта история, было небольшим, но в нем было три главных королевских художника, один из которых был все же наиглавнейшим. Эти главные художники и учредили гильдию. Скажу по секрету, что главные художники уже давно не брали в руки кисти и карандаши. Вы, наверное, подумали, что они рисовали мелками или быть может углем? Вовсе нет. Если выражаться точно, то кисти и карандаши они в руках держали довольно часто: у наиглавнейшего художника была специальная кисть с золотой ручкой, с которой он неизменно появлялся на приемах у короля, а у двух других главных художников были такие же кисти с серебряными ручками. Так же и на собраниях гильдии они для убедительности всегда держали в руках кисти и карандаши, размахивая ими словно дирижерскими палочками или указывая как указками. Но наносить краски на холст или смешивать их на палитре, рисовать наброски на бумаге - нет, этого они давным-давно не делали. Для этого существовали обычные художники, принятые в гильдию художников королевства. Задача главных художников состояла в том, чтобы торжественно передавать написанные картины - а это были разнообразные портреты - королю и важным придворным вельможам, которые заказывали новые и новые портреты членов своих семей.
Писали портреты простые художники гильдии, причем среди них было очень строгое деление по рангам и ролям. Система рангов была разработана наиглавнейшим художником и строго соблюдалась. Художник только что принятый в гильдию получал звание 7-ого карандаша гильдии художников королевства. В дальнейшем за безупречный труд, примерное поведение и особые заслуги перед гильдией и королевством он мог получить звание 6-ого карандаша, затем - 5-ого и так вплоть до 1-ого карандаша гильдии. После этого он мог стать 7-ой кистью гильдии, потом - 6-ой и т.д. Редко кто жил так долго и трудился так усердно, что добирался до звания 1-ой кисти гильдии, ведь художники даже в этом королевстве по своему внутреннему устройству сильно отличались от военных. Хотя дисциплина и порядок прививались им на еженедельных собраниях, но все-таки они оставались художниками.
Одна картина писалась обязательно сразу несколькими членами гильдии, потому что каждый художник специализировался на какой-то одной детали. Кто-то писал глаза, кто-то нос, кто-то уши. Были специалисты по рукам, причем одни художники рисовали только правые руки, а другие - только левые. Таким образом, все картины были похожи друг на друга и не имели авторского почерка. Зато и не было обид среди заказчиков - знатных вельмож. Все были довольны, так как портреты военного министра и его семьи были не хуже и не лучше, чем портреты, висевшие в доме министра финансов или министра наук.
Вот в таком королевстве жил наш художник. Наш герой, как вы понимаете, и не был художником, так как не состоял в гильдии и не писал коллективных портретов, не пользовался соответствующими табелям о рангах привилегиями, не получал из королевской казны жалования, а жил бедно и скромно в маленькой комнате на чердаке. Крыша дома, где жил художник, была наклонная двускатная, поэтому стоять в полный рост можно было только посередине комнаты. Зато из большого круглого окна открывался замечательный вид на крышу соседнего дома. А справа вдали виднелись река и опушка леса. А слева рос большой старый клен. Летом за зеленой густой листвой ничего не было видно, но поздней осенью, когда уже облетали все листья, и ветки еще не успевали одеться в белые пушистые снежные шапки, сквозь них была видна улица, на которой располагались разнообразные лавки, где днем всегда было оживленно от многочисленных покупателей. Художник любил рисовать виды из своего окна. Им было написано много пейзажей в разное время года и дня, в разную погоду и с разного ракурса. И все эти картины передавали настроение художника. Глядя на одну из них, ты сразу представлял себе, что сейчас художник стоял у открытого окна, вдыхал полной грудью аромат раннего лета, и взгляд его с оптимизмом был обращен на улицу. Другая создавала ощущение легкой неуверенности, но готовности к переменам. В третей угадывалось, как художник сидел у окна, кутаясь в шерстяной шарф, и грустно смотрел на капли стекавшие по стеклу. Также художник любил составлять разные натюрморты, и рисовать сочные спелые фрукты, цветы и всякие забавные предметы.
А еще художник любил рисовать сказочных персонажей - Бабу-Ягу, летящую над лесом в своей ступе на фоне ночного неба; богатыря, сражающегося со Змеем-Горынычем; фею, которая, касаясь волшебной палочкой различных старых и некрасивых предметов на картине, превращала их в новые: яркие и блестящие.
Но самым любимым персонажем был благородный рыцарь, скачущий на коне. Было видно, как развевается от быстрой езды лошадиная грива, всадник прижимается к ней и его кудри тоже развеваются на ветру. Или вот тот же юноша на берегу реки, только что спешился, чтобы дать коню напиться. А здесь он, выпрямившись в седле, неспешно проезжает по улице города. Но везде главный герой - молодой красивый рыцарь был, безусловно, один и тот же. На голове у него всегда была широкополая шляпа с плюмажем, а на плечи накинут черный плащ с вышитым изображением дракона.
Ах да, я, кажется, позабыл сказать, что художником был, точнее, была молодая прелестная девушка с большими зелеными глазами и золотистыми волосами. Быть принятой в гильдию королевских художников у нее не было никакой возможности - в гильдию принимали только мужчин, а поэтому и надеяться на хороший заработок от своих картин не приходилось. Она писала их просто потому, что ей это нравилось. Был один заморский купец из другого королевства, который приезжал примерно раз в три месяца и забирал у художницы все картины, которые она готова была отдать, и платил ей за это деньги, правда, не очень-то много. Он же был настоящий купец, и знал толк в деньгах, поэтому всегда покупал гораздо дешевле, чем потом продавал. А золотоволосая художница не торговалась и отдавала свои замечательные картины за ту цену, которую назначал купец. Только картины с рыцарем она не хотела ни за что отдавать - они висели в ее комнатке на стенах или, можно сказать, на потолке - вы, ведь, помните, что жила она на чердаке, под наклонной крышей.
Иногда купец привозил ей в обмен на картины, что-нибудь из одежды или недорогие украшения. Однажды купец появился в ее комнате в начале лета. Она услышала его шаги. Купец был большой грузный человек, поднимался он медленно, и ступени лестницы, которая вела на чердак, каждый раз протяжно скрипели, когда он шел по ней, как бы жалуясь друг дружке на такую тяжесть - лестница ведь была уже старенькая.
Раздался стук в дверь, и, не дожидаясь ответа, купец распахнул ее, заполнив собой весь дверной проем:
- Добрый день, mein lieben Maler1.
- Здравствуйте, господин Кауфман. Как добрались? Сколько дней были в пути?
- Ах, my doll of the golden hair2, я, ведь, все время в пути - волка, как говорится у нас, ноги кормят. А дороги после зимы отвратительные - трижды застревала моя двуколка. Дважды чинили колеса. А один раз нарвался на засаду лесных разбойников.
- О, ужас, как же Вы спаслись от них?
- Пришлось биться, - отвечал великан-купец. - Они, шельмы этакие, перегородили дорогу толстым деревом, и когда я вылез, чтобы отбросить его с дороги, для меня ведь это раз плюнуть, как выскочили эти башибузуки из чащи. Тут-то началась потеха.
- А их было много?
- Да нет, не очень - десятка полтора. Считать-то мне их было некогда - только успевай молотить. Кулаки я, значит, разминаю - супостатов швыряю, кого вправо, кого влево, чтобы беспорядок под ногами не создавали. Так бы их всех по кучкам и разметал, ежели бы они вдруг враз на меня втроем со спины не накинулись. Стал я крутиться, чтобы отцепились они да в разные стороны разлетелись, и, надо ж тебе, таки споткнулся на одном из поверженных. Тут они на меня и насели. Двое мне руки за спину крутят, а третий, вижу краем глаза, занес палицу, чтобы мне по голове со всего маху вдарить...
- Ай, да как же так можно?
- Можно-то оно можно, да только не свезло ему. Занес он дубину над головой, а в этот момент его вдруг будто змея кольцом вокруг шеи как скрутит, да как дернет - прям из сапог и выдернула, как морковку с грядки.
- Что же это за змея была? - воскликнула Несси, так звали нашу художницу. Купец каждый раз рассказывал ей о своих схватках с врагами. - Уж не медной ли горы хозяйка?
- А то вовсе и не змея оказалась. Это всадник на коне своим хлыстом так позабавился. Издали накинул петлю, как лассо на шею извергу, да и дернул, так что тот со своей палицей на три метра от меня отлетел. Два других разбойника от неожиданности хватку-то поослабили - тут я их и стряхнул с себя, словно пыль с камзола. Вскочил на ноги, хотел спасителя поблагодарить, да его уж и след простыл. Вот такая история.
- Ну, а чем ты меня порадуешь после дороги нелегкой, расскажи? - добавил купец. - А лучше, покажи.
У Несси была недавно законченная картина с видом на улицу и на клен, росший за окном. Кленовые листья на картине были еще молодые свежие едва распустившиеся, и, глядя на них, в пальцах возникало ощущение как от прикосновения к молодым еще клейким настоящим листочкам. Солнечные лучи пробивались сквозь листву, и это были именно те весенние солнечные лучи, которым радуется все живое, истосковавшееся по теплу и свету, так отличающиеся от палящих лучей середины лета, от которых хочется укрыться в тень, и от которых трескается, жаждущая влаги земля.
- Ух ты, вот это хорошо. Таким я еще твой клен не видал - смотрю на него и вспоминаю себя в семнадцать лет. О, а это что за картина? - он взял в руки картину стоявшую на полу у окна.
- Кто это? Не может быть! Да это же мой спаситель! Хоть я и не мог разглядеть его хорошенько, но светлые кудри, тонкий нос, правильный овал лица и благородство осанки точь-в-точь как у него. Мне нужна эта картина!
Это была последняя картина про рыцаря. На ней он усмирял своего коня, который встал на дыбы, словно увидев какую-то опасность.
- Нет, Вы же знаете, что я оставляю себе эти картины, - поспешно отвечала Несси, и румянец выступил на ее щеках.
- Да как же ты не понимаешь - это же мой спаситель, а я ни имени его не знаю, ни словом с ним не обмолвился! Нет-нет, она мне очень нужна - я заплачу тебе за нее в 2 раза, нет в... , - он уже было хотел сказать в 3 раза больше, но торговец, сидевший в нем, сдержал его, и он сказал: - Даю в два с половиной раза больше, чем обычно.
- Деньги тут ни при чем, - отвечала Несси, - эта картина дорога мне самой.
Купец не был бы купцом, если бы так быстро сдался и отступил от задуманного, и он сказал:
- Ну, Несси, я очень прошу Вас. Ты ведь сможешь нарисовать себе рыцаря еще раз, их у тебя и так немало.
- Боюсь, что не смогу. Этот образ мне иногда снится, и, проснувшись утром, я рисую его именно таким, каким увидела во сне ночью. Это невероятно, но все эти картины с рыцарем мне сначала приснились, а потом наутро я просто рисовала то, что видела - и видела я его так же отчетливо, как клен за окном.
Но купец не сдавался:
- Ну, не упрямься, он еще приснится тебе, а я в придачу дам тебе замечательное алое платье, которое я вез для дочери главного казначея. Ну-ка, примерь его немедленно, - с этими словами он вытащил из своего баула коробку с платьем.
- Переодевайся, а я подожду на лестнице, - он откинул крышку и поспешно попятился за дверь.
Несси посмотрела на платье - оно было яркое, атласное с бантом сзади на поясе, рюшечками на подоле и вышивкой на воротничке. И ей, конечно же, захотелось его примерить. Несси провела по ткани рукой, и мурашки побежали по коже - до того она была гладкая.
Когда купец распахнул дверь, то он аж зажмурился: ослепительно хороша была Несси в этом платье.
- Ты бы видела себя, - только и смог сказать купец.
У Несси не было большого зеркала, такого, чтобы можно было увидеть себя в полный рост.
- Нет, нет, - отбивалась Несси, - Я все равно не могу продать эту картину.
- Это платье сшито как будто для тебя, так что обратно я его не заберу. Я дарю тебе его, да, да, дарю, а в придачу еще и туфельки - к нему обязательно нужны красные туфельки.
Платье действительно сидело на Несси, как будто было сшито специально для нее - нигде не давило и не топорщилось, а мягко и нежно облегало ее тело. Ей совсем не хотелось расставаться с ним, но она чувствовала, что не может, не должна продавать картину с ее рыцарем. Противоречивые чувства боролись в ней, она молчала, стояла, потупившись, глядя в пол, и не знала, что ей делать.
- Я подарю Вам эту картину - денег за нее мне не надо, - произнесла она, наконец.
Купец шел по улице очень довольный тем, что ему удалось заполучить портрет рыцаря. Купцы радуются в двух случаях: когда им удается что-нибудь продать и когда им удается что-нибудь приобрести. И решил он зайти в кабачок, чтобы пропустить стаканчик-другой вина. Сел он за столик и прислонил картину к стене. В кабачке в этот час было немного посетителей. Пока он пил вино, его внимание привлекли двое мальчишек, игравших в какую-то непонятную ему игру: они то исчезали из виду, то вдруг кто-то из них появлялся с ужасным криком. Иногда они забегали в кабачок, опрокидывали стулья или прятались под столами - тогда кабатчик прикрикивал:
- Вот ужо, я вам.
Потом один из мальчишек, тот, что был в зеленых штанах с одной лямкой через плечо, залез на дерево, росшее у дома напротив кабачка, и пополз по толстой ветке, которая росла в сторону дома и близко подходила к открытому окну на втором этаже. Купец стал внимательно следить за мальчишкой. А тот, отломив тоненький прутик, протянул его к подоконнику, пытаясь подцепить там какой-то предмет. Вот, кажется, ему это удалось, и он начал аккуратно тащить этот предмет к себе.
- Ух, ты, шельмец,- довольно добродушно пробормотал купец, разговаривая сам с собой, так как больше было не с кем: кабатчик был в это время на кухне. - А куда интересно запропастился второй сорванец? - купец совсем упустил его из виду, пока наблюдал за парнишкой на дереве.
Вдруг зеленые штаны полетели с ветки на землю и вполне удачно приземлились, так как вместе с ними летел и их ловкий хозяин. В это же время из окна высунулась дородная тетка и завопила:
- Ограбили! Держите вора!
Мальчишка приземлился мягко по-кошачьи на все четыре лапы, быстро схватил что-то с земли и бросился наутек. Поминай как звали.
Тетка в окне все еще вопила:
- Ловите! Украл!
Стали отворяться окна, кто-то стал высовываться и спрашивать, что случилось, но народу в этот час на улице было мало, и паренек уже скрылся из виду.
Когда купец допил вино и, бросив на стол монетку, собрался уходить, то обнаружил, что картина, которую он оставил у стены... исчезла. Сначала купец прошелся по пустому кабачку, заглядывая под все столы, потом спросил про картину у кабатчика, потом еще раз вместе с кабатчиком обыскал все заведение и только после этого, уже совсем не так добродушно, проворчал:
- Вот ведь, шельмец!
Мальчишку в зеленых штанах звали Крысолов. Убегая, он успешно нырнул в один переулок, затем пробежал немного по кривой улице, свернул еще в один переулок и тут он услышал знаком посвист своего дружка Дэймона.
- Смотри, что я раздобыл, - сказал Крысолов и разжал кулак. В кулаке было кольцо.
- Золотое?
- А то!
- А у меня - вот, - сказал Дэймон, показывая картину, украденную у купца.
- Здорово! Узнаешь, это же..., - но он не успел договорить, потому что Дэймон прервал его и завопил:
- Смотри, кажись, там едет король.
По широкой улице, к которой вел переулок, катилась карета короля, а по бокам ехала охрана верхом на лошадях.
- Айда смотреть!
- Бежим!
Королевская карета, запряженная четверкой превосходных лошадей, медленно и чинно ехала по улице. Король, отодвинув занавесочку, смотрел из окна кареты на свое королевство. На улице собралась толпа зевак - вечное явление. Причем толпа эта состояла из двух частей: профессиональных зевак, состоящих на службе у тайной полиции - это и осведомители и те, кого тайная полиция держала на крючке по разным причинам. Например, владелец маленькой лавчонки, торгующий книгами, который не доплатил налог в королевскую казну. Да и сделал-то он это, потому что из лавки у него украли несколько ценных экземпляров, и ему в тот момент нечем было заплатить, и так сплошные убытки. И вот приходит к нему агент тайной полиции и говорит, что за это страшное преступление перед королевством, его надо бросить в тюрьму. Но он, такой замечательный человек, готов заступиться за бедного лавочника и уговорить сборщика налогов простить его и дать лавочнику еще немного времени, чтобы полностью расплатиться с казной, но за это, тот должен стать добровольным помощником тайной полиции и выполнять иногда его несложные поручения. И таких помощников у тайной полиции было в королевстве пруд-пруди. Вот они-то и составляли первую половину толпы. Вторая половина состояла из случайных зевак, оказавшихся неподалеку или просто, увидевших толпу и из любопытства решивших, присоединится к ней. Таких тоже было множество - ведь глазеть, стоя в толпе, на украшенную золотом карету, на красивых гвардейцев, охраняющих короля, было куда приятнее, чем работать. Да и ощущать себя частью толпы, то есть быть таким как все, для многих зачастую бывает просто необходимо.
Итак, в этой разношерстной уличной толпе оказались и Крысолов с Дэймоном. В толпе стоял гомон - люди переговаривались, обсуждая достоинства кареты и лошадей:
- Ты глянь, какие колеса, на таких куда хошь уехать можно.
- А лошади видал, получше тебя одеты будут.
На лошадях были богато расшитые вальтрапы4, а упряжь и шоры были украшены золотыми заклепками. Дэймон и Крысолов хотели рассмотреть всю эту ослепительную красоту и богатство поближе, и они протискивались сквозь плотные ряды зевак вперед. По неосторожности Дэймон наступил на ногу какому-то толстому дядьке, тот разозлился и, пытаясь ухватить Дэймона за шиворот, прикрикнул:
- Ах, ты, постреленыш, куда лезешь!
Дэймон попытался увернуться в толпе, при этом он умудрился толкнуть какую-то даму, та взвизгнула, ее спутник попытался стукнуть Дэймона по спине своей тростью, но попал по руке еще одному господину. В этом месте толпы началась суматоха - всадник из кавалергарда заметил это, и решительно направил свою лошадь в сторону беспорядка, чтобы оградить карету короля от смутьянов. Толпа отшатнулась назад, а Дэймон, путавшийся между ног и не заметивший этого движения, наоборот, выскочил вперед навстречу всаднику, но, зацепившись за чью-то ногу, полетел прямо под копыта лошади. Всадник, чудом перескочил через него, еще дальше оттеснив толпу, а Дэймон остался лежать как раз напротив поравнявшейся с ним кареты.
- Остановитесь! - воскликнул Король, наблюдавший все это из окна кареты.
Кучер остановил лошадей. Дэймон понял, что сейчас может случиться что-то ужасное, вскочил, юркнул под карету, выбрался из-под нее на другой стороне улицы и скрылся в толпе. Дэймон убежал, но на том месте, где он чуть не погиб под копытами лошади осталась лежать картина, которую он уронил. Король увидел ее и жестом велел поднять. Форейтор соскочил на мостовую, поднял картину и подал Королю. После чего Король махнул рукой, давая знак продолжать движение, и задернул занавесочку - теперь у него было зрелище поинтереснее чем народ.
* * *
Вернувшись во дворец, Король тотчас велел посыльному отправляться за Наиглавнейшим Художником. А еще через минуту он решил, что надо вызвать Главного Тайного Полицмейстера, руководившего тайной полицией. Он отдал указание готовить обед на три персоны в бамбуковой гостиной, а сам в ожидании обеда сидел в эбонитовом кабинете и разглядывал картину, таким странным образом попавшую к нему сегодня во время поездки по городу.
Король правил своим маленьким королевством уже почти десять лет. Он вступил на престол после скоропостижной смерти отца - короля Августа 1, на время правления которого выпали бурные времена. Во времена своей молодости Август 1 вел беспрерывные войны с ближними и дальними соседями, пока он не потерпел сокрушительное поражение от государства, управляемого злым и жестоким Канцлером. Войска Канцлера захватили королевство. Армия Августа была разбита, и ему самому пришлось жить в изгнании, вдали от родины. Его жена и маленький сын были схвачены врагами и заточены в башню.
Народ королевства жил в бедности и страхе перед могучим Канцлером, потому что вынужден был платить огромный налог, а того, кто проявлял неповиновение, немедленно бросали в темницу. Король Август не находил себе места в изгнании - еще бы, ведь его королевство было захвачено врагом, а жена и сын видели небо, солнце и зелень деревьев только сквозь зарешеченные окна башни. Он сумел собрать небольшую армию из своих соотечественников, также находившихся на чужбине, и авантюристов из других королевств, которым было интересно воевать, а за что и против кого было не очень-то и важно. Авантюристы были отчаянными вояками, но их не сильно заботила судьба чужого королевства, поэтому, утоляя свою жажду боя, они не видели этой непременной цели освободить королевство от власти Канцлера. Август попал в плен и был брошен в подвал башни. Больше года прожил он в заточении, а его народ под тяжким игом. Находясь в плену, он ни на минуту не оставлял мысли о том, как освободить свое королевство. Ему удалось бежать, и он снова собрал армию и пошел на бой против Канцлера. Он хотел спасти свой народ, но не понимал, что дать свободу целому народу невозможно, народ сам должен бороться за нее, не щадя себя. Король Август 1 потерпел очередное поражение и вновь был захвачен в плен. На этот раз Канцлер решил покончить с Августом раз и навсегда и отрубить ему голову на главной площади его же королевства. И непременно на глазах у всего народа, чтобы этот народ еще больше испугался и смирился со своей участью. Помост был сооружен. Народ, окруженный плотным кольцом из воинов канцлера, заполнил площадь. Августа со связанными за спиной руками вывели на помост. С высоты помоста он оглядел площадь и свой притихший народ, стоявший, будто компания провинившихся мальчишек, уличенных взрослыми в озорстве. Вроде бы они ничего плохого и не делали: ну, шмели, баловались, конечно, но какая же игра без этого, а взрослые их одернули, запретили играть, только потому, что они больше и сильнее. Ветер трепал волосы Августа. В толпе он увидел много женщин и детей. Слезы выступили у него на глазах. Ему не было страшно умирать - он был воин и не боялся смотреть смерти в лицо. Ему стало обидно, что он так и не сумел освободить своего сына, свою жену и этот вот притихший народ. Руки были связаны, и он не мог смахнуть слезы, бежавшие по щекам, и исчезающие в его бороде. И тогда он заговорил:
- Не опускайте головы - ваше будущее зависит от вас. Не вешайте нос - уныние это грех. Не прячьте глаза - смело смотрите в лицо врагу. Не зажимайте себе рот - говорите то, что думаете. Не сидите сложа руки - делайте, то что считаете нужным. Счастье и свободу никто не сможет принести вам кроме вас самих. Я верю в вас - у вас хватит и сил, и ума, и смелости, чтобы добыть себе свободу!
Вначале наступила полная тишина, так что было слышно, как чирикнул глупый воробей, пристроившийся на соседней крыше. А потом вдруг кто-то из толпы крикнул:
- Да здравствует Август!
Словно в ответ раздалось с другого конца площади:
- Да здравствует король!
И тут толпу словно прорвало. Все начали кричать:
- Долой Канцлера!
- Надоело терпеть!
- Свободу!
Распорядитель казни, стоявший на помосте, и собиравшийся прочитать, заготовленную заранее назидательную и устрашающую речь, растерялся и махнул с досады рукой. Конвоиры, которые были проинструктированы, что после того как распорядитель взмахнет рукой, они должны подвести узника к плахе и передать палачу, восприняли этот жест рукой, как сигнал, и потащили короля к плахе. Палач вскинул топор. И вдруг в это самый момент, будто змея обвилась вокруг шеи палача, дернула его, повалила и стремительно потащила с помоста. Это было лассо, умело брошенное с улицы, примыкавшей к площади, из-за спин, окружавших толпу, солдат. Все повернули туда головы. Всадник на коне, примчавшийся к площади во весь опор, осадил коня, когда тот уже почти уткнулся в спины солдат. Конь встал на дыбы и копыта его нависли над шеренгой. Всадник держал в руках конец веревки, обвившейся вокруг шеи палача. На мгновение все ахнули и замерли. К королю, как тому и подобает, первому вернулось самообладание, и он вмиг ударил ногой сначала одного конвоира, затем другого, а потом налетел и всем телом толкнул с помоста распорядителя казни, и сам прыгнул в толпу вслед за ним. А потом началась всеобщая битва. Велика сила толпы народной, годами копивший свой гнев, и теперь в одночасье, выплеснувшей его на обидчика. Солдаты канцлера не ожидали такого сопротивления. Вначале они пытались воспользоваться своим оружием, но горожане выхватывали у них оружие и обращали его против самих же солдат. Солдаты дрогнули и побежали. Августу, оказавшемуся в толпе быстро освободили руки, и он тоже смог принять самое активное участие в этой рукопашной битве на площади.
Первый раунд был выигран. Конечно, Канцлер не сдался после того, как его солдаты позорно покинули площадь, и на следующий день стал вызывать подкрепление. Но Август, вместе со своими сподвижниками организовали на каждой улице укрепления и стали биться за каждую улицу, за каждый дом, за свою свободу. А так как весь народ - все горожане от мала до велика стали биться вместе с королем и его соратниками, то вскоре они выбили солдат канцлера из города, а потом и из королевства. Конечно, победа далась не за один день, и за победу эту пришлось заплатить ценой не одной жизни жителей королевства, сражавшихся за свободу, но, как говорится, "a la guerre comme a la guerre" - на войне как на войне.
После этой дорого доставшейся победы, Август 1 изменился - он перестал быть столь воинственным и уже не считал, что задача короля все время воевать с соседями. Но соседи и особенно Канцлер оставались такими же задирами. Король Август решил, что главное это как следует укрепить границы королевства и обеспечить мирную жизнь своему народу. Он ввел усиленную охрану границ, построил на границе защитные сооружения - где-то возвел стену, где-то прорыл искусственные каналы. Август защитил свое королевство от врагов, но одновременно он и ограничил мирное общение с соседями. Королевство стало жить замкнуто, почти не общаясь с другими странами. К тому моменту, когда Август неожиданно умер, его королевство уже больше десяти лет жило изолированно от соседей и всего мира. Сын его вступил на престол еще совсем молодым юношей, но все министры и прочие знатные вельможи остались те же, с кем Август 1 начинал строить новую мирную жизнь королевства - это были его соратники, из числа тех, кто наиболее активно боролся за свободу против Канцлера и принял новую политику своего короля. Потому что из его верных соратников в борьбе, конечно же нашлись те, кто стал противником Короля в мирной жизни и в его начинаниях, но таким пришлось покинуть королевство. Тогда-то и возникло тайное полицейское управление, которое должно было бороться с теми, кто не разделял взгляды Короля и мешал воплощению его идей. Постепенно тайное полицейское управление превратилось в могущественную организацию, у которой повсюду были свои глаза и уши.
Слуги принесли для скромной трапезы: крем-суп из миндального ореха с кусочками тыквы и спаржей; ботвинью с гренками и тертым сыром; филе палтуса с салатом из фенхеля и апельсинов; фуа-гра с манго, имбирем и соусом гренадин; запеченного леща со свиными потрохами, сладким картофелем и дольками яблок; конфи из голубиной ножки в золотой фольге; копченую утиную грудку под соусом валуаз с черными трюфелями и рукколой. Когда за слугами, разлившими по бокалам джулеп и удалившимися из гостиной, закрылась бамбуковая дверь, Король со словами:
- Ну-тес, господа, объясните мне, что это такое, - извлек из-под стола картину и показал ее своим сотрапезникам.
Главный Тайный Полицмейстер уже, разумеется, знал о происшествии, случившемся во время прогулки Короля. Знал он так же, что в происшествии была замешана какая-то картина, но вот сюжет картины был ему не известен. Тем не менее, ни один мускул не дрогнул на его суровом морщинистом лице, когда Король показал им полотно. Наиглавнейший Художник, наоборот, не смог сдержать свои эмоции, и, схватив со стола по ошибке вместо ножа, свою золоченую кисть, с которой он всегда являлся к Королю, принялся ее ковыряться в своей тарелке.
Вопрос, заданный Королем, был очень простой, но.... Понятно, что ответ: "Это - картина, ваше Величество" - был совсем не тем ответом, который интересовал Короля, и даже уточнение, что это - портрет совсем не спасало положения. Но что именно желал он узнать?
Наиглавнейший Художник, так же как и Главный Тайный Полицмейстер, был из числа тех соратников короля Августа, которые активно участвовали в создании нового мирного, но очень замкнутого королевства. Они были верными помощниками Августа 1 и много сил отдали на то, чтобы их королевство больше не оказалось под властью Канцлера или какого-нибудь другого воинственного соседа. Они так привыкли к борьбе с врагами, что позднее, когда угроза внешних врагов потеряла свою актуальность, а жизненное пространство всех жителей королевства замкнулось в его границах, они по привычке продолжали искать врагов. А если, что-то очень долго и упорно искать, то непременно найдешь, даже если этого и нет на самом деле.
* * *
Еще мальчиком Эрвин, так звали Наиглавнейшего Художника, мечтал стать художником, и он много извел бумаги на свои рисунки. Нельзя сказать, что он совсем не умел рисовать, но ведь, чтобы быть настоящим художником этого мало. Но если стать настоящим художником по указу Его Величества невозможно, то стать наиглавнейшим художником королевства очень даже запросто. За то, что он был преданным и верным соратником короля, Август пожаловал Эрвина это звание.
Эрвин создал гильдию художников и сделал в ней из двух преданных ему, но тоже бездарных художников, своих заместителей, которые стали называться главными художниками королевства. Женщин в гильдию художников не брали - Эрвин записал это в уставе гильдии, а причиной тому была история из его молодости, которая брала свое начало еще в детстве.
На одной улице с Эрвином жила девочка по имени Елира. Они ходили в одну школу и в один класс. Вы помните, что Эрвин изводил в детстве много бумаги, стараясь стать художником. Елира тоже любила рисовать, но делала она это не потому, что хотела стать художницей, а потому что ей это нравилось. Эрвин считал, что он должен нарисовать закат над городом. Окно в его комнате выходило на запад, и он часто видел, как солнце исчезает за крышами домов. Он пытался это нарисовать, но у него ничего не получалось - то у него вместо заката получался оранжевый мячик на крыше, то яичница не понятно откуда взявшаяся на небе - одним словом, не получался закат, хоть ты тресни. Как-то Елира зашла к нему в гости и увидела, как он мучается над очередным закатом. Дело было вечером. И вдруг солнце, залив красным цветом половину неба и осветив прощальным светом крыши домов, пуская солнечные зайчики от блестящих металлических труб, стало быстро исчезать за горизонтом. Елира спросила у Эрвина:
- Можно взять твои краски? И бумагу?
- Зачем тебе? - недоверчиво посмотрел на нее Эрвин.
- Хочу попробовать нарисовать закат.
- Ты?! Да ты только испачкаешь бумагу! Где тебе! - как многие мальчишки в таком возрасте, он не воспринимал девчонок всерьез.
Елира пожала плечами и ушла. Правда две слезинки выкатились из-под ее длинных ресниц и поползли по покрасневшим щекам, но никто этого не заметил. А Елира, придя домой, села за стол, взяла свои краски и кисти, положила перед собой чистый лист бумаги и закрыла глаза. И так она вспомнила до мельчайших подробностей и со всеми оттенками картину заката, а потом открыла глаза и принялась рисовать. У нее получилось замечательно - так что, глядя на ее картину, невольно хотелось взглянуть на часы и поторопиться к своему дому, так сильно чувствовалось, что еще две-три минуты и солнце закатится за крыши, оставляя на небе лишь багровый отсвет, и станет стремительно темнеть на улице.
Елира принесла свой рисунок в школу, чтобы показать его Эрвину. Рисунок увидела учительница, он ей очень понравился, и она предложила повесить его в рекреации школы. Для картины была заказана настоящая рамка и ее повесили напротив входа в учительскую. Эрвину было завидно, но еще сильнее его душила злость и на себя, и на Елиру за то, что он не может так нарисовать. И было ему ужасно обидно, что жизнь так несправедлива - ведь он извел столько бумаги и красок, но у него ничего не получилось, а она, она взяла и нарисовала. "А может, это и не она нарисовала? Может быть, это ее папа или старший брат?" - мелькнула мысль у Эрвина. Каждый раз, когда он проходил в школе мимо рисунка, его вновь и вновь охватывали те же неприятные чувства и ощущение было, словно его разом укололи десятью иголками. Наконец, он не смог больше этого терпеть, и однажды оставшись после уроков, спрятался в туалете, дождался, пока все учителя уйдут, а старенький сторож, пройдя по этажам и выключив свет, задремлет в своем кресле возле двери. Тогда Эрвин вылез из своего убежища, подкрался к рисунку, сорвал его со стены, быстро сунул себе за пазуху, на цыпочках подошел к окну, аккуратно, так чтобы не скрипнули петли, открыл его, убедился, что на улице никого поблизости нет, и вылез через окно. Сначала он пошел шагом, чтобы не привлечь ничье внимание, но, пройдя два квартала и завернув за угол, бросился бежать, что было сил. Он убежал на пустырь за мельницей и там, вытащив из-за пазухи свою ношу, достал спички. Руки не слушались его. Спички ломались, и не хотели гореть. Все же раза с десятого ему удалось зажечь спичку и сжечь рисунок.
Этот маленький факел, вспыхнувший в руке у Эрвина был предвестником огромного костра, зажженного на главной площади города, много лет спустя, когда Эрвин уже стал наиглавнейшим художником и основал свою гильдию. Тогда ему не пришлось самому обжигать пальцы, чиркая спичками, - он просто отдал приказ, все остальное сделали другие.
Этот день вошел в историю как День Художественной Революции. Тогда, как и в тот день, когда на этой площади должны были отрубить голову королю Августу 1, на площади собралось множество людей. Посередине полыхал костер. Наверное, это был самый красивый в мире костер. Пламя костра переливалось всеми цветами радуги - зеленые, синие, оранжевые языки пламени вспыхивали тут и там, и вот они уже меняли свой цвет на бирюзовый, красный, фиолетовый. Но это был и самый зловещий в мире костер. В этом костре горели картины, рисунки, зарисовки - горели души рисовавших их художников, ведь настоящая картина - это обязательно частица души художника, его настроение, его печаль или радость. После этого дня в королевстве остались только картины, если их так можно назвать, которые совместно писали художники гильдии. Если только не нашлись смельчаки решившиеся ослушаться Указа короля и спрятать у себя запрещенные теперь картины.
Все это случилось не за один день. И большому костру на площади, предшествовала длительная подготовка. Эрвин вел долгую и кропотливую борьбу с художниками, которые не хотели подчиняться правилам гильдии. Вначале, под лозунгом борьбы за чистоту и невинность, он объявил, что все картины, на которых есть обнаженная натура, являются аморальными и вредно действуют на подрастающее поколение. Король Август плохо разбирался в живописи - он был воином, и так как Эрвин был его верным соратником, он не стал разбираться и спорить с ним, а просто подписал указ, написанный Наиглавнейшим Художником. Указ гласил, что рисование обнаженной натуры, а так же хранение дома картин такого содержания, является преступлением против нравственности и против королевства, и будет наказано. Те, у кого имеются такие картины, должны в 3-х дневный срок сдать их в гильдию королевских художников, где они будут помещены в специальное хранилище, а позднее будут устраиваться выставки, на которые будут пускать только взрослых, и где можно будет увидеть эти картины.
- Да и то верно, неча мелюзге на голых девок зыркать, - говорил своему приятелю, сидя в кабаке и обсуждая вновь вышедший указ, какой-нибудь мужик, у которого отродясь в доме никаких картин и не было. - А мы с тобой, Педро, сходим в ихнюю музею, да поглазеем, а? Че скажешь-то? Э, да ты уже дрыхнешь, Педро, а я-то хотел пропустить с тобой еще по паре стаканчиков.
Или какая-нибудь бабенка, полоща в корыте белье, и сплетничая с забежавшей к ней на минуточку товаркой, всплескивала мыльными руками и говорила:
- До чего же мудрый у нас король! Срамота-то она и есть срамота! А они туды ж, давай ее малевать, хороши художнички, нечего сказать.
Наиглавнейший Художник был хитер и понимал, что новшества надо внедрять в сознание народа медленно, не спеша. Тогда народ будет постепенно привыкать, и воспринимать это как само собой разумеющееся. Он поначалу даже не вовсе запретил рисовать обнаженную натуру - ее можно было рисовать, но только в специально отведенных для этого гильдией местах. Понятно, что в такие места могли попасть только члены гильдии.
Обещанный гильдией музей так и не открылся, а Наиглавнейший Художник издавал новые и новые запретительные указы. Нельзя было рисовать животных, так как те по природе своей не могут позировать художнику, а значит изображение их недостоверно. Нельзя рисовать выдуманных сказочных персонажей, так как во избежание путаницы они всегда должны изображаться одинаково - по канонам, утвержденным гильдией, а право рисовать их имеют только члены гильдии, в соответствии со своими рангами рисующие ту или другую часть тела. Потом под запрет попали пейзажи, потом натюрморты. Все это происходило постепенно исподволь, подводя народ к Дню Художественной Революции, когда на огромном костре запылали разом все запрещенные полотна.
Поднося ко рту ложку с миндалевым супом, Наиглавнейший художник размышлял над простым вопросом, заданным Королем. Даже ребенку было ясно, что картина была из числа запрещенных - она была написана не членами гильдии, не по канонам гильдии, и вообще, изображение, стиль и манера письма вызывающе отличались от официально признанных в королевстве. Собственно, находки не уничтоженных на костре Дня Художественной Революции картин случались время от времени и раньше. Не часто, но случались. Почти все художники несогласные с Наиглавнейшим художником, если они упорствовали в своем неповиновении, либо были изгнаны из королевства сразу вскоре после революции, либо перестали рисовать вовсе. Несколько самых активных противников Наиглавнейшего художника были под разными предлогами схвачены и брошены в тюрьму. Это остудило пыл других непослушных.
В случае, если это просто была одна из запрещенных картин, которую кому-то удалось сохранить в тайне, и которая так некстати попалась на пути его Величества, то это был просчет больше Тайного Полицмейстера, чем Наиглавнейшего художника. Если это недавно написанная картина, то тут тоже в большей степени недосмотр Тайного Полицмейстера. Поэтому Полицмейстер и взялся, как ему того не хотелось, первым отвечать на вопрос Короля:
- Ваше Величество, нам уже известно, что эта, так называемая картина, а проще говоря, мазня до того как она попала на глаза Вашего Величества находилась в руках мальчишки лет 12-ти. Мы также имеем его описание и в самое ближайшее время мои люди найдут его и схватят.
Полицмейстер посмотрел на Короля, ожидая какой-нибудь реплики из монарших уст. Но пауза затянулась. Наиглавнейший Художник громко хлюпнул супом. Неожиданно, как для Полицмейстера, так и для самого себя, Король проговорил:
- А могут ваши люди так же быстро найти молодую рыжеволосую девушку в алом платье, гулявшую сегодня по центральной улице.
Как не были искусны в придворной игре Полицмейстер и Наиглавнейший Художник, но они не смогли скрыть своего удивления. Король, как бы очнувшись от накативших воспоминаний и чтобы загладить неловкость, быстро добавил:
- Мне кажется, что девушка имеет отношение к этому делу.
* * *
Как всякой девушке, Несси, конечно же, хотелось поскорее показаться кому-нибудь в новом наряде. Она надела платье, туфли, перехватила волосы алой лентой, прошлась несколько раз по комнате от окна к двери и обратно, затем решительно распахнула дверь и отправилась гулять. Ей не терпелось поскорее дойти до центральной улицы города, где было много магазинов с большими стеклянными витринами, в которых можно было рассмотреть себя как в зеркале.
На центральной улице было народу больше чем обычно в такое время, так как ожидалось, что вот-вот проедет карета Короля. Несси шла, и все невольно обращали на нее внимание и засматривались. Она подошла к витрине большого кондитерского магазина - там были выставлены шоколадные, сахарные и мармеладные фигурки: шоколадный бурый медведь, сахарный белый. Мармеладные зайчики, белочки и лисицы. Несси подошла к витрине и стала всматриваться в нее, чтобы хорошенько рассмотреть, свое отражение. Продавцы, вышедшие на улицу, так как карета Короля уже приближалась, и другие прохожие, столпившиеся у витрины, расступились, сами любуясь такой яркой нарядной и красивой девушкой, и одновременно освобождая пространство около витрины, чтобы не мешать ей себя рассмотреть как следует. А Несси не замечая этого, отступала от витрины, поворачиваясь то одним, то другим боком, и все кто был рядом, тоже смотрели на нее. И всадник из кавалергарда, сопровождавшей карету, именно тот самый всадник, который немногим раньше чуть было не задавил Дэймона, тоже засмотрелся на Несси, и только в самый последний момент осадил лошадь, так как, отступая от витрины и кружась, Несси оказалась на пути королевского кортежа. Она, стоявшая одна посреди расступившейся вокруг нее толпы, вдруг оказалась прямо напротив кареты, и взгляд ее встретился с взглядом Короля, выглядывавшего из-за занавесочки. Несси смутилась, отвернулась и тут, наконец, поняла, что является объектом внимания всех окружающих. Король тоже немного смутился - девушка поразила его своей красотой, а он, вместо того чтобы прямо и гордо смотреть на нее, выглядывал из-за занавески.
Карета проехала, а Несси пошла, размышляя про себя, как ни странно, вовсе не о встрече с Королем, а о рыцаре, который странным образом снился ей иногда. На утро после такого сна она никогда не помнила, что именно происходило во сне, но была убеждена, что она была свидетельницей какого-то захватывающего действия с участием рыцаря, который в конце сна вдруг застывал, превращаясь в картину, и именно эта картина оставалась на утро в памяти Несси.
- Конечно, Ваше Величество, немедленно приступим к поискам, - проговорил Полицмейстер, с облегчением раздумывая, приступить ли ему к запеченной голубиной ножке или отведать фуа-гра под гренадиновым соусом.
Пока Тайный Полицмейстер расправлялся с запеченным лещом и свиными потрохами, ему в голову пришла замечательная мысль: "Зачем гоняться в поисках золотой рыбки, бороздя океан, когда рыбка и сама приплывет, если грамотно заманить ее в сети. И почему бы тайной полиции когда-нибудь да не воспользоваться явными методами."
В тот же день по городу пошли глашатаи. Они останавливались на всех перекрестках и зычными голосами выкрикивали:
"Молодая рыжеволосая девушка, гулявшая сегодня по главной улице в алом платье, может явиться в королевскую канцелярию. Если эта окажется та самая девушка, которую разыскивают, то она будет удостоена аудиенции Его Величества Короля."
Тайный Полицмейстер проинструктировал своих помощников, что глашатаи непременно должны говорить МОЖЕТ, а не ДОЛЖНА явиться, полагаясь на любопытство, которое, как известно, сгубило кошку, а в каждой женщине обязательно есть хоть немного от кошки, а уж в рыжей-то и подавно. И ох-хо-хо, результат превзошел все ожидания - к канцелярии выстроилась очередь из женщин самых разных возрастов и расцветок волос в платьях различных оттенков красного.
Большинство пришедших, очевидно, не попадали под описание Короля. Были блондинки утверждавшие, что в комнате, куда их вызывали слишком яркий свет, и что поэтому их волосы кажутся слишком светлыми, шатенки напротив говорили, что из-за недостаточного освещения в комнате невозможно оценить огненный цвет их волос. Попытки выдать сиреневые, оранжевые, розовые платья за алые тоже не приносили их обладательницам желаемого результата.
"Однако, на сколько проще было придворным разыскивать Золушку," - думал Полицмейстер, - "у них был шаблон, по которому они могли производить отбраковку. Туфелька - вот идеальный и объективный шаблон." Так размышлял Полицмейстер, направляясь к Королю, после того как из многочисленных претенденток было отобрано полдюжины хоть как-то соответствовавших описанию и, по мнению Полицмейстера, весьма привлекательных. Он хотел предложить Королю лично взглянуть из потайной комнаты через потайное отверстие на отобранных претенденток. Король будто бы прочитал мысли Полицмейстера и вдруг ни с того ни с сего сказал:
- На ней были еще такие очаровательные алые туфельки с пряжками в виде сердечка.
- Это очень существенная деталь для расследования, Ваше Величество, - сказал Полицмейстер, - мы немедленно учтем эту важнейшую улику.
Король поморщился. Ему было неприятно, что Полицмейстер о замечательной незнакомке говорит как о заурядном преступнике, но он должен был продолжать начатую им игру.
Полицмейстер зашел в комнату, где ожидали удачливые претендентки, бегло взглянул на их ноги и сухо проговорил:
- Все свободны.
И тут же решил, что хватит этих психологических экспериментов, и надо возвращаться к обычным сыскным методам, использую широкую сеть внештатных агентов и соглядатаев.
* * *
В городе каждый год проводился Карнавал-Маскарад. И это был один из лучших дней в году. Многие жители любили его даже больше, чем Новый Год. В этот день каждый выдумывал себе какой-нибудь костюм и обязательно закрывал лицо маской, выходя из дома. Все старались в этот день побольше быть на улице, там царило всеобщее оживление, всюду раздавались громкие голоса и смех. В этот день можно было заговорить с любым человеком и не бояться, что он не захочет с вами разговаривать - ведь даже если он не ответит вам, он никогда не будет знать, кому именно он не ответил. Под маской люди становились более раскрепощенными, избавлялись от робости и неуверенности в себе. "Ну и что с того, что я ляпну какую-нибудь глупость или задам наивный вопрос - ведь никто меня не узнает" - такие мысли развязывали языки даже самым завзятым молчунам. И разговорившись, люди становились откровеннее и начинали говорить такое, чего бы никогда не сказали без маски. Это был воистину прекрасный день для шпионов и агентов полиции. Во-первых, они сами оставались скрытыми под маской, а во-вторых, нужно было только навострить уши и слушать о чем болтают люди.
Яго был агентом по убеждению. Его не надо было вербовать. Он сам пришел в тайную полицию и предложил стать агентом. Он работал не за страх, а за интерес. Ему интересно было выслеживать, подслушивать и разузнавать тайны. Ради того чтобы подслушать секретный разговор, он готов был полдня просидеть в мусорном ящике, а когда ему удавалось напасть на след подозреваемого, он готов был сутки напролет без сна, без отдыха и даже без обеда вести наблюдение. Яго не только во время карнавала, но и в обычные дни любил использовать разные костюмы. Однажды он переоделся сгорбленной старухой и ходил как буква Г, согнувшись в пояснице. Это было удобно, так как никто не видел его лица, разве что дети малые могли заглянуть ему в глаза, но при этом, правда, и сам сыщик в основном видел только ноги людей. Вот так двигаясь сгорбленным за показавшимся ему подозрительными мужиком, он вдруг увидел у себя перед носом красные туфельки с пряжками в виде сердечка, которые, словно играя друг с другом в догонялки, весело сменяли лидерство в гонке. Яго сразу забыл про подозрительного мужика и засеменил за красными туфельками. Туфельки, звонко стуча каблучками по булыжной мостовой, двигались довольно быстро. Согнутым в три погибели, угнаться было за ними не так-то просто. Туфельки уже совсем было скрылись из виду, и Яго лихорадочно размышлял, как быть - разоблачив себя, разогнуться и бросится в погоню или все-таки как-то сохранить инкогнито. И тут он увидел, что на его счастье, туфельки зашли в бакалейную лавку. Когда он досеменил до бакалейной лавки, красные туфельки как раз выходили из нее, и рыжеволосая девушка, обладательница этих туфелек, несла под мышкой кулек с покупками. Яго услышал, как, провожая до порога лавки свою покупательницу, бакалейщик, прощался с ней:
- Заходите еще, милая Несси, я всегда рад Вашему появлению. И Приятных Вам Сюрпризов на Карнавале.
- И Вам Сюрпризов, спасибо за доброту, - отвечала девушка.
Как я уже говорил, в этом королевстве Карнавал был одним из любимейших праздников его жителей, и по традиции люди желали друг другу накануне Карнавала Приятных Сюрпризов, потому что считалось, и совсем небезосновательно, что во время Карнавала можно найти свою любовь или завести нового друга. Маски скрывают лица, но сердца, наоборот, раскрываются, поэтому считалось, что если ты очень хочешь встретить и найти кого-нибудь, то это случится на Карнавале. Конечно, это случалось не с каждым, но в глубине души каждый верил в это и именно поэтому с нетерпением ждал Карнавала и готовил красивые и необычные костюмы. Карнавалы проходили уже много-много лет, и со временем пожелание Приятных Сюрпризов, стало привычной фразой вежливости, на подобие того, как, говоря при встрече знакомому "здравствуй", мы не отдаем себе отчет, в том, что желаем человеку здоровья.
Яго вошел в бакалейную лавку. Бакалейщик поприветствовал ее:
- Доброго здоровья Вам, бабуля! Что ж это Вам так в спину вступило, что не разогнетесь? Чем помочь Вам?
- Здравствуй, здравствуй, милый человек, - зашепелявила старушка, - А согнули меня годы и ноша моя тяжелая - такие вот мои годы, ну да я привычная уж, не слишком-то и маюсь. Вона лучше погляди глазами своими сокольими, что я под дверью твоей подобрала.
- Что же Вы нашли, бабуля?
- Да вот, вишь, платочек белый, совсем не запыленный. Его, поди ж, та девушка, что только сейчас из лавки вышла, и обронила. Я-то все больше в землю гляжу, вот и приметила. Надобно бы вернуть хозяйке.
Никакого платка, конечно же, Несси не роняла, а это, как вы догадались, была именно она. Просто таким способом Яго решил разузнать про обладательницу туфелек, которую разыскивал Король.
- Да это же моя постоянная покупательница, - всплеснул руками бакалейщик и попытался выйти на улицу, чтобы окликнуть девушку, но Яго нарочно загородил весь проход и неуклюже топтался в дверях.
- Ее зовут Несси, и она очень добрая и приветливая девушка, даже когда глаза у нее грустные. Она бедная и заходит ко мне не чаще чем раз в неделю. Но она обязательно еще придет, так что можете оставить платок у меня, я непременно передам, - потеряв надежду догнать девушку, сказал Бакалейщик.
- А можить, он ей сегодня понадобится, тем более, что у бедной девушки, небось, лишних платочков-то, поди, не бывает, - заворчала старушка, - Давай-ка, мил человек, говори где она живет, а уж я старая доковыляю, у меня забот не много и гулять мне полезно.
- Да, точного адреса-то я не знаю, только по-моему живет она на соседней улице, в бежевом доме с мансардой, что от угла третьим стоит, - сказал Бакалейщик. - Там еще напротив - старый клен.
- И на том спасибо, - проговорила бабуля.
И вот настал день Карнавала. Уже с раннего утра в городе чувствовалось ощущение праздника. Накануне вечером главную улицу украсили флагами и разноцветными гирляндами. Владельцы магазинов выставили в витрины цветы, да и горожане старались кто как мог украсить свои дома - некоторые мылом наклеивали на стекла окон своих домов вырезанные из разноцветной бумаги фигурки паяцев или смешные маски, или просто разноцветные причудливые узоры.
Оживление началось в городе с раннего утра, и словно искра на сухом сене, оно распространялось по всему городу, передаваясь с каждым взглядом, с каждой репликой брошенной первому встречному. Попадая в такую атмосферу даже профессиональные агенты, работавшие в тайной полиции, забывали о своей обязанности выслеживать и вынюхивать, и, заражаясь царившим возбуждением, поддавались всеобщему веселью. Что уж говорить о так называемых добровольных агентах, которые и в обычные-то дни не мечтали заниматься сыском.
Только Яго не позволял себе расслабиться - ведь слежка и сыск были его любимыми занятиями. На этот раз он превзошел в хитроумии самого себя. Какой костюм, по вашему, он придумал себе на Карнавал? В обычные дни, когда Булочник ходит в белом колпаке булочника, а Трубочист ходит в вымазанном сажей костюме, Яго старался одеться так, чтобы никто не заподозрил в нем сыщика. И во время Карнавала у него тоже стояла задача подобрать такой костюм, чтобы никто не догадался, что он секретный агент. Но когда все вокруг до неузнаваемости меняют свой облик и кто-то разгуливает в костюме трубочиста, то все вокруг понимают, что он кто угодно, но только не трубочист. Поэтому Яго решил, что лучше всего он скроет от других, что он сыщик, если оденется в костюм сыщика. Для убедительности он дополнил его такими атрибутами как большое увеличительное стекло, чтобы разглядывать следы и отпечатки пальцев, перчатки, чтоб не делать отпечатков самому, пинцет, чтобы брать мелкие улики, конечно, пистолет и, что же еще... Так, так, ну, да трубку - все великие сыщики курили трубку, хотя сам Яго терпеть не мог табак, и только ради того, чтобы ни у кого не осталось сомнений, что он переоделся сыщиком, ему пришлось взять в зубы трубку. А на голову обязательно надеть клетчатую кепку. Теперь все поймут, что он оделся в костюм сыщика, а значит, он никакой не сыщик. Больше того этот наряд позволял ему, разыгрывая поведение сыщика, беспрепятственно совать нос в чужие дела - ведь все только решат, что он так здорово обыгрывает свой маскарадный костюм. И вот, одевшись сыщиком, Яго с раннего утра отправился к бежевому дому, о котором накануне ему, прикидывавшемуся старухой, поведал бакалейщик, и в котором, судя по всему, жила обладательница красных туфелек.
Сначала агент Яго был на улице абсолютно один, а все время стоять перед домом, выжидая, когда из него выйдет рыжеволосая девушка, было крайне подозрительно. "Эх, если бы можно было изобразить из себя художника рисующего пейзаж с натуры, то можно было бы, не вызывая ничьих подозрений, торчать тут хоть целый день," - с тоской подумал Яго, но тут же оборвал себя: "Вот болван, ведь в нашем королевстве художник, пишущий с натуры на улице пейзаж, гораздо более подозрителен, чем вор, залезающий в чужое окно. Он не просто подозрителен - он преступник. Если он не член гильдии королевских художников, то он, вообще, не имеет права ничего рисовать, а даже если он и член гильдии - он должен в мастерской рисовать то, что ему поручили главные художники гильдии. Да, хорош бы я был тут с мольбертом! Да сюда тотчас явилась бы полиция и арестовала меня. Может быть, меня бы и выпустили потом, ведь, я же все-таки тайный агент, но наблюдение было бы провалено."
Яго прошелся по улице, не выпуская из виду бежевый дом. Когда он прошел мимо дома, и тот остался у агента за спиной, он достал маленькое зеркальце, и, периодически поднося руку к глазам, как бы прикрывая глаза от солнца, на самом деле смотрел на бежевый дом с помощью зеркальца, спрятанного в ладони. Так он прошел несколько раз улицу из конца в конец. Постепенно жизнь улицы начала оживать. Вышла из ворот какая-то баба и отправилась за водой. Появился точильщик со своим точилом на плече, оглашая улицу криком:
- Точу ножи, ножницы. Подходите скорей - будет все у вас острей.
Когда точильщик дошел до бежевого дома, Яго подошел к нему и сказал:
- Наточи-ка мне любезный мой ножичек, да поострей, - и дал точильщику свой перочинный ножик.
Стали открываться лавки и трактиры. Теперь Яго, смешавшись с этой разношерстной толпой, не отходил далеко от бежевого дома и старался не выпускать из виду заветную дверь. Наконец, дверь отворилась, у Яго сильнее заколотилось сердце, но на улице появилась дородная пожилая дама. Потом, вышел солидный господин. Потом вышел молодой человек в шляпе, украшенной плюмажем и в черном плаще. Рыжеволосая девушка так и не появлялась.
"Стоп,"- хлопнул себя по лбу агент. "Молодой человек в широкополой шляпе с плюмажем и черный плащ!!!" Хорошо, что он еще не скрылся из виду. Яго, рискуя выдать себя, бросился вслед за плащом. Когда он нагнал его, то ясно увидел вышитого на плаще дракона! "Вот так удача!" За поимку этого человека, Главный Полицмейстер лично обещал награду и показал ему и еще нескольким доверенным агентам портрет этого человека. Правда, на портрете тот был на коне, но зато все остальные приметы совпадали. Яго буквально приклеился к человеку в шляпе, а тот, бродил по улицам, заглядывал в лавки, заходил в магазинчики и совсем не замечал преследования. В одиночку задерживать опасного преступника Яго не решался. Одно дело - хрупкая рыжеволосая девушка, и совсем другое - молодой сильный мужчина, да еще названный Главным Полицмейстером особо опасным преступником. Поэтому Яго дождался, когда Черный Плащ дойдет до главной улицы, где всегда дежурили полицейские, и, завидев невдалеке сразу трех доблестных стражей порядка, вытащил свой свисток, и, огласив улицу поросячьим визгом, накинулся на преступника.
Ближе к вечеру, когда уже весь город вышел на улицы, и многие пропустили не по одному стаканчику вина, и все чаще слышались возгласы:
- Маска, а я тебя узнал! Никакой ты не пожарник, ты мой сосед - Педро!
А в ответ, из-под маски, скрывавшей лицо Пожарника, доносился задорный девичий смех.
- А с Вами, фрейлина, мы уже где-то виделись! Позвольте вас обнять.
- Только если Вы хорошенькая блондинка, - отвечала фрейлина басом, кокетливо прикрывая веером усы.
Вот в такой именно момент, когда Карнавал уже достиг своей кульминации, два неразлучных агента тайной полиции, скрывавшиеся под масками Волка и Медведя, уже изрядно подвыпившие и напрочь забывшие о своих тайных обязанностях, вдруг увидели в толпе совсем рядом яркое алое платье.
Захмелевший Волк закричал:
- Красное Платьице, Красное Платьице, я тебя съем!
- Ты должен есть Красную Шапочку, а не Красное платьице, - поправил его Медведь, - Не бойтесь его, мы не кусаемся.
Алое Платье попыталась скрыться в толпе от назойливых хищников, но те, разгоряченные вином, ни за что не хотели упускать очаровательную незнакомку, не пожелавшую ответить на их заигрывания. Однако, не даром они были профессиональными агентам тайной полиции - даже в такой густой толпе Алому Платью никак не удавалось оторваться от своих преследователей. Да и красные туфельки на высоких каблуках не прибавляли ей маневренности. Все-таки Алое Платье смогла, продираясь сквозь густую толпу, словно заядлый слаломист, выбраться на боковую улицу, в надежде, что преследователи не заметят этого. На этой улице тоже было многолюдно, но все же меньше народу, чем на центральной. Это-то и сгубило Алое Платье. Медведь, заметивший, куда свернула беглянка, тоже свернул на боковую улицу, а здесь, пользуясь отсутствием высоких каблуков, в три прыжка настиг Алое платье, и схватил ее за рукав. Неожиданно, рыжеволосая беглянка, с проворством, делающим честь даже рыцарю, и силой, которой мог бы позавидовать самый отчаянный разбойник, ударила ногой, обутой в красную туфельку, Медведя точнехонько в коленку. Медведь взревел от боли и выпустил красный рукав. Алое Платье, не оглядываясь, побежала дальше. То ли красная туфелька с пряжкой в виде сердечка, то ли боль в коленке заставила Медведя вспомнить, что еще совсем недавно им было дано указание шефа Тайной Полиции разыскать в городе именно такую девушку. Медведь вытащил из-за пазухи свисток, который выдавался каждому агенту на экстренный случай, и засвистел в него. Свистки всех тайных агентов свистели особым свистом, напоминавшим пронзительный визг поросенка, убегающего от повара. Поэтому все агенты немедленно узнавали, что их коллега кого-то выследил и ему требуется помощь. Услышав такой сигнал, тайный агент немедленно доставал свой свисток и тоже начинал свистеть. Вот и сейчас, во время карнавала, улица, по которой бежала Алое Платье, немедленно огласилась многоголосым поросячьим визгом. Бежать было некуда. Агенты окружили Алое Платье со всех сторон.
* * *
Тайный Полицмейстер сидел за дубовым резным столом в своем просторном кабинете. Массивное кресло Полицмейстера располагалось у стены, возле которой стояли два стеллажа с книгами. В стенах по правую и по левую стороны от стола были двери. Дверь справа вела в приемную, откуда заходили обычные посетители: тайные агенты, работники других ведомств и те, кто удостаивался аудиенции Полицмейстера. Дверь слева была для сотрудников тайного полицейского управления, и через нее же заводили арестантов на допросы. В стене напротив было маленькое окошечко, а с двух сторон от окошечка висели четыре портрета от пола до потолка - по два с каждой стороны: с одной стороны портреты Его Величества Короля и Короля Августа 1, с другой стороны портрет Тайного Полицмейстера и портрет Наиглавнейшего Художника. Излишне говорить, что все портреты были написаны коллективно гильдией королевских художников. Один из стеллажей, расположенных за спиной Тайного Полицмейстера был не простой, а с секретом. Он мог отодвигаться и закрывал потайной ход из кабинета, о котором кроме Полицмейстера знали только Король и Наиглавнейший художник.
Тайный Полицмейстер немного волновался, он специально пришел в этот праздничный день в тайную канцелярию, потому что ему доложили, что задержан особо опасный преступник. Он сидел в черной полумаске, потому что в день Карнавала на улице и в других общественных местах было запрещено появляться с незакрытым лицом.
"Кого сейчас введут в кабинет? Неужели, это Мустангер - отчаянный наездник, народный кумир и соратник Августа 1 во времена борьбы с Канцлером. Это он, тот самый всадник, спасший Августа 1 во время казни, именно с его точно брошенного лассо началась победная война против Канцлера. Его и прозвали Мустангером за его ковбойское умение владеть лассо. Всадник на портрете был как две капли воды похож на Мустангера, и одет он был в его фирменный плащ и шляпу."
Имя его было вычеркнуто из истории королевства еще до смерти короля Августа 1. Именно он, Тайный Полицмейстер, по наущению Наиглавнейшего художника задумал избавиться от Мустангера в те далекие годы, когда Канцлер был уже побежден, и когда началась охота на внутренних врагов. Наиглавнейший художник, в первую очередь из ревности и желания отомстить Елире, которая после несостоявшейся казни короля Августа 1 влюбилась в Мустангера, желал избавиться от него. Мустангер был опасен и для тайного Полицмейстера - во-первых, он был популярен среди горожан, во-вторых, король Август 1 покровительствовал ему. Такой человек, безусловно, был неприятным соперником в придворной борьбе, пусть бы даже он сам был вовсе равнодушен к этой борьбе. Поэтому Тайный Полицмейстер без колебаний принял предложение Наиглавнейшего художника избавиться от Мустангера. Главное было сделать это тихо и незаметно, чтобы он просто бесследно исчез в водовороте событий того беспокойного времени, а память о нем постепенно угасла бы сама.
Воспоминания Главного Тайного Полицмейстера неожиданно прервались. Он ожидал, что вот-вот через левую дверь к нему введут всадника с картины, но вместо этого вдруг с шумом распахнулась дверь справа и в его кабинет ввалились Волк, Медведь и Алое Платье.
- Воттт, она самая. Пыттталась бежать, - заплетающимся языком сообщил Волк.
- Она дралась, лягалась, но мы ее у-у-у, - прихрамывая, и пытаясь вытолкнуть вперед к столу Алое Платье, начал было Медведь, но увидев холодный недоуменный взгляд Тайного Полицмейстера, который не могла скрыть даже маска, стал докладывать по форме.
- То есть, я хотел сказать, подозреваемая оказывала сопротивление при задержании, Ваше Тайное Превосходительство.
- Что Вы себе позволяете? Немедленно представьтесь по форме, - взорвался Тайный Полицмейстер. Из-за маскарада, он даже не мог понять, кто эти агенты, так бесцеремонно ворвавшиеся в его кабинет.
- Агенты 021 и 017 задержали и доставили разыскиваемую по вашему приказанию девушку в алом платье и красных ту-ту-туфельках. - Все-таки, несмотря на то, что Медведь быстро протрезвел, язык у него еще заплетался.
- А еще она рыжая, - совсем не по форме добавил Волк.
Девушка, как и положено, была в карнавальной маске, украшенной перьями и практически полностью закрывавшей ее лицо. Она сделала решительный шаг к столу Тайного Полицмейстера, уже хотела что-то сказать, потом обернулась на агентов и сделала жест, означающий, что они должны удалиться.
Тайный Полицмейстер прекрасно понимал, что Король разыскивает девушку в алом платье вовсе не потому, что та была преступницей, и поэтому он решил действовать с ней поделикатнее. Да и жест девушки, которым она показала, что желает, чтобы агенты удалились был такой величавый, прямо королевский - ему трудно было не повиноваться.
- Подите прочь! И приведите себя в порядок, - скомандовал Тайный Полицмейстер агентам.
Едва за ними закрылась правая дверь, как в левую дверь постучали. Тайный Полицмейстер замешкался с ответом, зачем-то кашлянул. Стучавший, видимо, воспринял это как приглашение - дверь открылась, и на пороге появились охранник, агент Яго и человек в черном плаще и шляпе с плюмажем. Лица у всех были закрыты масками.
- По Вашему приказанию, задержанный особо опасный преступник доставлен, - доложил охранник, но, увидев в кабинете девушку и сообразив, что разрешения входить не было, попятился назад, выталкивая за дверь и шедшего последним агента Яго.
- Вон! - гаркнул Полицмейстер.
Охранник, пытавшийся вытащить за собой задержанного человека в черном плаще, от неожиданного окрика разжал руки и, по солдатской привычке козырнув и прокричав:
- Есть, Ваше Тайное Превосходительство, - захлопнул за собой дверь.
В кабинете остались Тайный Полицмейстер, Алое платье и Всадник в Черном Плаще.
Пауза не успела еще затянуться, но Полицмейстер, не ожидавший такого поворота событий, никак не мог сообразить, что делать и что говорить. Алое Платье до появления Всадника, казалось, решительно направлявшаяся к столу Полицмейстера, теперь тоже отступила и стояла в нерешительности. Всадник, наконец, оглядевший всю комнату и увидевший напротив себя Алое Платье, вдруг вскрикнул, всплеснул руками и упал в обморок. Полицмейстер успел только привстать со своего кресла, как произошло еще одно неожиданное событие - шкаф за спиной Полицмейстера, закрывавший потайной ход, отодвинулся и в проеме показался .... Король.
Тайный Полицмейстер оглянулся, увидел Короля, кажется, понял, что события развиваются не только вопреки его воле, но и вопреки всякой логике и здравому смыслу. Он тяжело опустился обратно в свое кресло, и в этот момент Король, ловко накинув на плечи Полицмейстеру лассо, и обмотав его еще пару раз веревкой, крепко привязал Полицмейстера к креслу. Полицмейстер даже не сразу вспомнил о секретной кнопке под столом. Незаметно нажав на эту кнопку ногой, Полицмейстер мог вызвать дежурившего в приемной охранника. Кнопка специально предназначалась, для тех непредвиденных случаев, когда допрашиваемый преступник, начинал угрожать Полицмейстеру, но разве мог он хоть на минуту предположить, что Его Величество Король, столь внезапно появившийся в его кабинете, вдруг свяжет его. А Король тем временем уже примотал ноги полицмейстера к ножкам кресла и сунул ему в рот кляп, чтобы тот не мог, ни нажать на кнопку, ни закричать и позвать на помощь. Покончив с Полицмейстером, Король шагнул в сторону Алого Платья, не очень уверенно сделал ей приглашающий жест и проговорил:
- Не бойтесь. Идемте, я выведу Вас отсюда.
Но что-то явно смущало Короля. Он так быстро и уверенно расправился с Полицмейстером, а теперь, похоже, засомневался и тоже не совсем понимал, что делать дальше. Чего-то не хватало, что-то было не так. Король обвел взглядом весь кабинет и увидел лежащего на полу Всадника. Это вновь вернуло ему решимость.
- Нет. Не может быть. Неужели я опоздал! А Вы кто? - обратился он к Алому Платью, одновременно бросаясь к лежащему Всаднику.
- Лучше скажи кто ты, самозванец, - неожиданно низким и властным голосом проговорила Алое Платье. - Я - Король,- с этими словами Алое Платье сорвал с себя карнавальную маску и рыжий парик.
Это действительно был Король.
- Что Вы с ней сделали? - воскликнул человек в костюме короля, склонившись над лежащим без сознания человеком в костюме всадника. Он легко поднял всадника, и когда он сделал это, шляпа с плюмажем свалилась с головы и роскошные золотистые волосы, собранные под шляпу, рассыпались по плечам. В костюме всадника была Несси.
Когда Король, настоящий Король, одетый в красное женское платье и красные женские туфли на высоком каблуке, понял, что та, которую он искал, найдена, он потерял дар речи. Полицмейстер тщетно пытался выплюнуть кляп. Человек, переодетый королем, все еще держал на руках Несси, хотя она уже пришла в сознание, и, обнаружив себя на руках у "короля", пыталась высвободиться. Тот двинулся вместе с Несси в сторону потайной двери. Тут дар речи вернулся к настоящему Королю, и он скомандовал лже-королю:
- Именем Короля! Не двигайся! Отпусти девушку!
- Какой же Вы король?! В таком странном обличии я вовсе не узнаю короля, - слегка насмешливо проговорил карнавальный король. Но, почувствовав, что девушка у него на руках, пытается освободиться, аккуратно, словно гипсовую скульптуру, поставил Несси на ноги.
- Ну, ты-то точно самозванец!
- Я вовсе не претендую на королевский титул. Это просто маскарадный костюм.
- Снимай маску. Иначе стража появится здесь немедленно.
Человек в костюме короля усмехнулся:
- Сомневаюсь я, что Вы бы хотели показаться стражникам в вашем нынешнем наряде, но раз все здесь сняли маски, я сделаю то же самое. - С этими словами он снял маску и парик, и перед ними предстал... тот самый Всадник с портрета.
Из уст Несси вырвался вздох. Нет, она не удивилась, потому что за те несколько минут, которые они находились в кабинете полицмейстера, уже почувствовала, несмотря на маскарадный костюм и маску, что это ее рыцарь, ее всадник. Когда он снял маску, вздох вырвался лишь потому, что именно таким и приходил он в ее снах. Может быть это опять сон, на секунду подумала Несси.
Если бы не кляп во рту, Полицмейстер, наверное, не смог бы сдержать возгласа, в котором смешались бы и удивление, и торжество, и безотчетный страх. Молодой человек был как две капли воды похож на Мустангера, на того Мустангера, который 20 с лишним лет назад накинул свое лассо на палача. Но он никак не мог быть Мустангером, потому что это означало бы, что он за эти годы ничуть не изменился, а остался все таким же молодым, как и в те далекие годы.
* * *
Никто не знал где и с кем жил Мустангер. Он всегда, как и в день казни Августа 1 появлялся в городе неожиданно и потом так же внезапно исчезал. Поговаривали, что он был единственным сыном и наследником богатого землевладельца, имевшего замок в отдаленной части королевства и с давних пор жившего там уединенно и тихо со своей женой, сыном и немногочисленной прислугой. Сын с малых лет больше всего любил носиться на лошади по окрестным полям и лесам и охотиться на диких зверей. Причем, он охотился с одним лишь лассо, потому что вовсе не хотел убивать зверей. Просто ему хотелось поймать их. Так как его родители жили очень уединенно, у него не было в детстве друзей, и ему не с кем было играть. В замке были только взрослые. Его родители были довольно пожилые люди - Мустангер был их единственным и долгожданным ребенком. Пока они были молоды, у них не было детей, и вот когда они перестали ждать и надеяться, у них родился сын. Они старались окружить любовью и заботой своего сына, но ему как всякому мальчишке нужны были друзья, и как только ему удавалось, он старался сбежать из замка. Вокруг замка были поля и леса, в которых водилось много диких зверей. Звери казались мальчику более интересными, чем взрослые, окружавшие его в замке, но звери почему-то разбегались от него и не хотели играть. Тогда он и стал учиться кидать лассо, чтобы ловить их.
Однажды, когда ему было 15 лет, он наткнулся на стаю из пяти волков. Дело было зимой, конь увязал в глубоком снегу и не мог перейти на рысь, а тем более галоп. Волки были голодны и если в другое время они не стали бы связываться со столь крупным зверем, как человек на лошади, то теперь голод придавал им смелости. Тем более, что человек в этих лесах был редкостью, а запах живого мяса манил их. Волки стали заходить с двух сторон по бокам от всадника. Природное чутье подсказывало им, что с боков этому зверю будет сложнее всего защищаться, ведь если подбираться сзади, то он одним точным ударом копыта легко замертво уложит волка, спереди - у него есть зубы и опять же копыта. Нет, заходить надо с боков. Конь, почувствовав близость хищников, заволновался, попробовал рвануть в галоп, но тут же завязнув в снегу, упал на колено. Мустангер сумел унять дрожь разволновавшегося коня и помочь ему подняться, но волки подбирались все ближе. Нужно было что-то делать. Мустангер, окинув взглядом стаю, определил вожака. Это был волк с большой головой и красными налитыми кровью глазами, которые неотступно следили за каждым движением подростка. Мустангер делал медленные, плавные движения. Волк пристально следил за ним, подбираясь все ближе и ближе и выбирая удобный момент для решительного прыжка. Было ясно, что первым в атаку должен будет броситься именно он, вожак стаи, и это будет сигналом для остальных волков. Было видно, что стая внимательно следит за действиями вожака, и готова в любой момент повторить его движения. Вдруг Мустангер неожиданно резко дернул пуговицу на своем полушубке, которая давно уже требовала вмешательства иголки с ниткой, и резко выбросив вперед левую руку, бросил пуговицу. Вожак, следивший за малейшими движениями своей добычи, невольно повернул голову, отслеживая полет неизвестного предмета. Этого было достаточно Мустангеру, чтобы правой рукой ловко набросить лассо на шею зверю и туго затянуть петлю. Волк дернулся, но Мустангер сумел удержаться в седле, а тот тем самым еще сильнее затянул петлю на шее. Веревка давила и не давала дышать волку - это и позволило Мустангеру завалить его и подтянуть по снегу к себе. Решимость придавала юноше дополнительные силы - ему удалось втянуть хищника на спину своему мустангу и перекинуть поперек седла. Остальные волки, лишившись вожака, и, не зная, что дальше делать, отступили, скаля зубы и злобно рыча. Мустангер слегка ослабил веревку на шее волка и, крепко взяв большую пушистую голову за уши, повернул ее к себе, так чтобы их взгляды встретились. Так они смотрели друг другу глаза в глаза примерно минуту - вначале, волк пытался дернуться, но Мустангер не давал ему пошевелить головой и отвести взгляд. Животные не любят когда им смотрят прямо в глаза, вот и вожак не выдержал этой пытки, обмяк и перестал сопротивляться. Тогда Мустангер вытащил из своей походной сумки кусок вяленой солонины, которой он питался сам, откусил от нее кусок, а остальное сунул в пасть волку. Дикий зверь ни за что не стал бы есть из рук человека, но сейчас звериный инстинкт, подавленный этим взглядом, не сработал, и волк принял еду из рук Мустангера. Затем Мустангер снял петлю с шеи укрощенного пленника и отпустил его. Вожак, а за ним и вся стая ушли. Позднее, уже летом, когда Мустангер отдыхал в своей лесной хижине, он вдруг услышал встревоженный храп своего мустанга и вышел, чтобы понять что случилось. Хижину он построил сам, потому, что уже подростком предпочитал оставаться на ночлег в лесу, а не возвращаться в замок. Невдалеке от хижины стоял тот самый волк, он держал в зубах пойманного им зайца. Хищник положил свою добыче на землю и подтолкнул ее носом в сторону хижины Мустангера, затем прорычал что-то, развернулся и ушел в лес.
Мустангер рос, а родители его старели. Сын все реже бывал в замке, проводя в лесу и в своей хижине основную часть времени. Конечно, это не радовало родителей, от долгожданного сына они ждали чего-то другого, хотя, наверное, до конца и сами не знали, чего именно они хотят от него. Так часто бывает с родителями. Поэтому они и затеяли женить своего выросшего сына. У них не было друзей и знакомых, они не устраивали балы и приемы, как другие землевладельцы. Припомнив, что где-то на другом конце королевства живут их дальние-дальние родственники, у которых, кажется должна быть дочь подходящего возраста, родители Мустангера написали родственникам письмо. Родственники жили бедно, и действительно у них подрастала дочь, которой вот-вот должно было исполниться шестнадцать. В письме родители Мустангера не написали о своей цели, а просто приглашали родственников погостить к ним в замок на недельку.
- Чего это вдруг старый Шекли вспомнил о нас? - проворчал отец девушки, второй раз перечитывая письмо.
- Может, заболел, чувствует, что недолго осталось ему жить, вот и собирает родственников, - предположила его жена. - Надо съездить.
- А дом на кого оставим?
- Да что с твоим домом-то за неделю станется. Чай постоит, не развалится.
- А ведь можно оставить нашу Ирму. Она уж совсем большая, за хозяйством и приглядит.
Ирма, так звали их дочку, в это время как раз вошла в дом с коромыслом через плечо и, услышав последнюю фразу, заинтересовалась:
- Куда вы без меня собрались, родители мои. Может, и меня возьмете?
- И то верно, - сказала мать, - сам говоришь, что она уже большая выросла, а что она кроме нашей деревни видела - нигде и не бывала.
- А что ей там у этих стариков-отшельников делать? - опять заворчал отец, - Живут у себя в замке, ни с кем не знаются, сто лет не вспоминали о нас, а тут вдруг на тебе, в гости зовут. Сколько я им раньше писем писал, а они раз в год на Карнавал открытку пришлют и все.
- Они живут в замке? - воскликнула Ирма,- В самом что ни на есть настоящем замке? Я очень хочу побывать в настоящем замке.