Аннотация: Это история из недавнего прошлого, недалекого будущего и вечного настоящего.
СЮЖЕТ ВРЕМЕН РЕКОНСТРУКЦИИ
Сегодня у Павлика день рождения. Ночью он долго не мог уснуть и все ворочался, с улыбкой думая о предстоящем дне. Утром, когда Павлик заспанный, но улыбающийся появился на кухне в майке на левую сторону, мама с улыбкой побранив его за невнимательность, сказала:
- Это к приятной неожиданности. А вот и она.
С этими словами мама протянула ему продолговатую коробочку.
- Это сахар. Папа вчера поздно вечером вернулся из командировки и привез это тебе в подарок.
- А что это? Где он взял?
- Он был где-то в конце 20-ого века. Говорят, что это вкусно. Отнеси в школу и угости на перемене своих одноклассников.
Павлик выскочил на улицу. Дворничиха с улыбкой во все лицо как обычно бранилась на кошек, собак, а сегодня еще и на удаляющуюся спину парня, совершившего неудачный бросок окурка. Парень обернулся и с улыбкой ответил:
- А пошла бы ты, старая.
Из форточки высунулась мама и крикнула Павлику:
- Павлуша, после уроков - сразу домой.
Все было как обычно в этот день. Прохожие с улыбками на лицах озабоченно неслись по своим делам. Мальчишки, деловито улыбаясь, курили в подворотне, передавая по кругу единственную сигаретку. Но мысли Павлика были заняты сегодня только одним. В портфеле у него лежала заветная продолговатая коробочка. Он представил себе, как удивятся его друзья, когда узнают, что эта штучка из 20-ого века. Мама сказала, что это только благодаря Реконструкции, папе разрешили съездить в командировку в 20-ый век.
Павлик учился в третьем классе. Последние три года все вокруг только и говорили о Реконструкции. О ней шли передачи по телепатику. Все чаще на экранах телепатиков возникали люди без улыбок. Многим из низ большого труда стоило убрать улыбку с лица на несколько минут. Но и это было неожиданно и даже жутковато, и не только ему, Павлику, маленькому мальчику, но и родители его после таких передач становились подавленными, а иногда, наоборот, начинали возбужденно спорить, и дело тогда заканчивалось скандалом.
С самого раннего детства Павлик знал, что он живет в самой лучшей в мире стране, в ней все люди счастливы, потому что они всегда улыбаются, даже если вдруг взгрустнется, улыбаются на работе и на улице, днем и ночью, в мороз и в зной. Да и почему же им не улыбаться, когда они живут в самой лучшей стране. А вот теперь эти люди по телепатику говорят, что, если улыбаться все время, то теряется вся ценность улыбки, как средства передачи хорошего настроения или расположения к собеседнику. Правда, раньше людям внушалось, что скоро все они всегда будут в хорошем настроении и будут все друг друга любить, но пока еще все пережитки прошлой многовековой ужасной истории искоренить не удалось, надо просто всегда улыбаться. И все улыбались, потому что тот, кто не улыбался был враг, или пособник врагов, живущих в других странах и не желающих делать всех людей счастливыми и всегда улыбающимися. Но все равно, рано или поздно, во всем мире победят улыбающиеся, и тогда на Земле все всегда будут счастливы. А пока надо учиться и работать и улыбаться, улыбаться, улыбаться.
На большой перемене, как и велела мама, Павлик, слегка смущаясь, объявил, что у него сегодня день рождения, и он хочет угостить ребят. Ребята с криками "Ура!", толкаясь и визжа, обступили Павлика.
- Что, крокики притащил? Дай мне два.
- И мне, и мне. Я люблю крокики.
- Нет, - еще больше смутившись, ответил Павлик, - это не крокики. Я принес... ммм... вот это. Я забыл как называется, мне мама сказала, а я забыл. Это папа привез из 20-ого века, - выдавил из себя Павлик.
На какое-то мгновение стало тихо. Сейчас Павлик держал в руках кусок той, другой жизни. Жизни, в которой не знали секрета счастья и улыбались лишь изредка. Жизни, о которой три года назад было и подумать страшно. Жизни, которой пугали, как Бабой Ягой, если ты не слушался старших. И вот он, кусок той жизни. Там в 20-ом веке его держал неулыбчивый человек, передавал другому неулыбчивому человеку. Еще три года назад даже подумать о таком было невозможно. И, если бы такое вдруг случилось, то учительница, наверное, перепуганная насмерть, откинула бы поскорее с улыбкой эту коробочку, брезгливо держа ее двумя пальцами, словно дохлую мышь, куда-нибудь подальше, с глаз долой. А Павлика потащила бы к директору. Был бы скандал, ЧП. Родителей вызвали бы школу, а то и забрали бы сразу в Караулицию. Но теперь, в период Реконструкции, это имело совсем другое звучание. Это был объект той жизни, о которой ни взрослые ни дети ничего не знали, но о которой теперь так много говорят по ТК-приемникам.
Кто-то не выдержал нависшей тишины и сказал:
- Ого, из 20-ого века.
Учительница очнулась и вспомнила, что ей пора уже овладеть собой и взять ситуацию под контроль. Она бережно приняла из рук Павлика коробочку и прочитала: "Са-хар".
- Папа говорит, что это вкусно, - вспомнил Павлик.
-Ну что ж, это интересно. Давайте попробуем, - с улыбкой сказала учительница, считавшая себя человеком Реконструкции.
Она раскрыла коробочку. Улыбающиеся дети стали опять толкаться и визжать, протягивая к учительнице свои ладошки, на которые, словно большие белые снежинки, опускались маленькие кусочки сахара. Левочка, как и остальные дети, протянул свою ладошку, и, когда подошла его очередь, на ней тоже появился маленький белый кубик.
Левочка был самым озорным учеником в классе. Его часто бранили и наказывали. Но самое неприятное в нем было то, что, в отличие от других ребят, которые улыбались даже если их наказывали, Левочка иногда вдруг переставал улыбаться. Учительница даже вызвала его папу в школу. Ведь еще три года назад это было бы ЧП, позор на всю школу и большие неприятности вплоть до увольнения. Левочкин папа в школу пришел, но без улыбки. Разговор с ним не получился, и учительница не знала, что ей делать с Левочкой. Дети дразнили его. Теперь в эпоху Реконструкции можно было и не улыбаться. Таких людей все чаще показывали по ТК. А началось это все с того, как три года назад новый лидер партии ВПЭ (Всегда Правых Экстрасенсов) выступил с докладом о допущенных в предыдущие годы ошибках и заявил, что теперь не обязательно улыбаться все время. И даже сам, все видели, какого труда ему это стоило, на две минуты согнал с лица улыбку. Тогда, три года назад (его речь транслировалась по всем телепатическим каналам), это было серьезное потрясение для всех жителей страны. Теперь об этом говорили все больше, даже на улицах иногда удавалось встретить неулыбающихся людей, но ни учительница, ни остальные ученики из этого класса не умели не улыбаться.
Левочка уже нес ко рту ладошку с таинственным кубиком, как вдруг - он перестал улыбаться, а в следующее мгновение воскликнул:
- Ой! Куда же он делся? У меня нет ничего в руке.
Потом он посмотрел на улыбающихся одноклассников и на учительницу.
- Но у вас тоже ничего нет. Наталья Алексеевна, Вы же пустой рукой машете!
Дети посмотрели на Левочку с улыбкой. С ним случались иногда странности.
- Ты что, свихнулся?! Да вон же у тебя в руке сахар.
- Ха-ха-ха. Это он опять воображает.
- Нет, он просто второй кусок хочет.
- Он слепой!
- Левка - дурак!
- Чокнутый!
Неожиданные, никому, даже самому Левочке, невадомые слезы вдруг потекли из его глаз. Он вырвался из толпы одноклассников и побежал. Дети что-то кричали ему вслед. Левочка подбежал к открытому окну, вскочил на подоконник и... полетел.
Он летел, и его непослушный чуб смешно топорщился от встречного ветра. Левочка то взмывал вверх, то опускался ниже, и дорожки от недавних слез поблескивали на его щеках в лучах солнца. Дети и учительница с изумленными улыбками смотрели на этот полет, и их щеки смешно оттопыривались, как-будто они держали во рту какой-то небольшой угловатый предмет.
* * *
Вечером седовласый старик, как всегда, поудобнее усевшись в свое любимое кресло в углу комнаты, раскрыл газету. На последней странице его внимание привлекла заметка о случае, произошедшем вчера в 242 школе. В ней рассказывалось о летающем мальчике. Прочитав заметку, старик нахмурился и отложил газету. Последнее время подобные сообщения о летающих людях стали не так уж редки. Эти сообщения шли из разных уголков страны. Теперь, когда с границ убрали телепатический барьер и перестали глушить телепксы из других стран, стала просачиваться информация, что такие случаи есть и там. Летали, судя по всему и раньше, но у нас об этом просто молчали. Мир был обеспокоен. Видимо, там этой проблемой занимались уже не первый год. Во многих странах были приняты специальные законы о полетах. На изучение этого феномена они не жалели средств. Там заботились о том, чтобы летающие и нелетающие люди могли жить вместе, не мешая друг другу. У нас пока многие относились к таким сообщениям скептически.
Старик задумался. Симптомы были похожие. Примерно так же начиналось с гипнозом. История повторялась. Тогда от полного незнания и неприятия страну мотнуло ко всеобщей слепой вере. В этой стране всегда была плодородная почва для веры. А слепую веру можно повернуть куда хочешь, ведь она же слепая. Тогда полностью были разрушены старые догматы, кажется, это было коммунистическое учение, и на пустое место хлынула волна новой веры, затопляя разум. Вера в гипноз нарастала, как снежный ком, и... А потом наступил ДЕНЬ ПОЛНОГО ЗАБВЕНИЯ. А потом... От этих воспоминаний невольная улыбка, словно судорогой свела мышцы на морщинистом лице старика. Он физически, до боли в скулах, ощутил на лице эту омерзительную улыбочку, которой он маскировался большую часть своей сознательной жизни.
Когда это случилось, ему было неполных двадцать лет. Тот день стал потом общенародным праздником, единственным красным днем в календаре - Днем Полного Забвения. Тогда на улицах с самого утра стали появляться люди с полудикими улыбками. Их становилось все больше и больше. Во многих местах образовывались толпы, беспорядочно носившиеся по городу с одинаковыми дикими улыбками на лицах, громко скандировавшие: "Волин, Счастье, Гипноз!", "Волин, Счастье, Гипноз!" Тогда же были первые случаи расправы толпы над теми, кто не хотел улыбаться. Власть перешла в Волину и его ученикам. В один день загипнотизированными оказались сотни тысяч людей. Они были организованы единой Волей и не чувствовали сострадания. Они забыли те ценности, которые были в их жизни еще вчера.
Вскоре начались репрессии в отношении тех, кого не удавалось загипнотизировать. Лишь немногим удалось уехать из страны. Границы плотно замкнулись. Оставалось одно - улыбаться, чтобы не быть уничтоженным, или, что еще хуже, перерожденным. Сразу после Дня Забвения начались массовые операции над неподдавшимися гипнозу. Загипнотизированным делали пункцию спинного мозга и изготавливали препарат, который затем вводили неподдавшимся. После такой инъекции человек превращался в вечно улыбающегося счастливца. Немногим удалось избежать этой участи. Уже через год, в первую годовщину Дня Полного Забвения, улыбающаяся толпа с ликованием приветствовала Волина, сообщившего, что страна вступила в новую эпоху развития, о которой всегда мечтало человечество - в эпоху полного всеобщего счастья.
"Оглянитесь по сторонам, друзья мои. Вы не увидите ни одного хмурого недовольного лица. Кругом только улыбки и радость - это ли не то, о чем мечтали люди во все века (аплодисменты). Теперь в нашей стране мечта стала явью! В День Полного Забвения мы должны вспомнить тех, кто в далекие годы закладывал фундамент нашей сегодняшней победы. Конечно же, это Григорий Ефимович Распутин, всевидящая Джуда! Это Холерин и Качаровский. Мы никогда не забудем этих верных борцов за наше сегодняшнее счастье (бурные аплодисменты). Но мы не должны забывать и то, что у нас много врагов. Их много в других странах, но есть они и у нас. Они хитры и коварны. Они маскируются фальшивыми улыбками, и наша задача выявить их, чтобы они никогда не смогли омрачить наше счастье своими хмурыми лицами (нескончаемые овации)".
Один за одним стали уходили его друзья, так и не сумевшие привыкнуть к улыбке. Они вдруг исчезали на какое-то время, а потом либо возвращались с вечной улыбкой, либо пропадали навсегда. В конце концов он остался один, по крайней мере, он не знал наверняка никого, кто, так же как и он, жил под маской. А он жил. Читал вместе со всеми новые газеты и журналы, изучал заново написанную историю. Читал, чуть ли не каждый год появлявшиеся, все новые и новые книги о борцах за всеобщее счастье: Гришке Распутине, Джуде и, конечно же, Волине. Он читал весь этот новодел, но, в отличие от остальных, он помнил то, что было написано в старых книгах. Он жил и надеялся, что когда-нибудь он сможет перестать растягивать рот в улыбке. И ждал, не совсем зная, что именно он ждет.
Сейчас, когда началась Реконструкция, оказалось, что были и другие, сумевшие все эти долгие годы, прожить под маской. Их было мало, но они были. Теперь с ними устраивали встречи, брали у них интервью, показывали по ТК. Старик с жадностью ловил все такие передачи. После них он обычно подолгу смотрел в зеркало на свое морщинистое неулыбающееся лицо. Мышцы были капризны, они сами пытались растянуть рот в осточертевшую улыбку, приходилось делать усилие, было трудно, но и приятно одновременно. Старик не жалел о прожитых годах. Он сумел выиграть в этой смертельной схватке с судьбой. Только вот сообщения о полетах не давали ему покоя. Очень уж все напоминало его детство, рассказы отца о сеансах Кочаровского, об опытах Холерина. Неужели победа, одержанная им над судьбой, так зыбка и непрочна.
Старик встал и подошел к окну. Было уже темно. Тихая звездная ночь уходила в вечность и звала в свои объятия. Ветер нежным прикосновением ласкал уставшее лицо. Старик вдруг решил: "Лучше сейчас. В сущности, в этой стране скоро опять не будет выбора. А кто его знает, а может..."
Он оглянулся на комнату. Годами томившаяся слеза вырвалась на свободу и запуталась в ресницах. Старик отвернулся. Звезды по-прежнему манили, как и тысячу лет назад. Старик перевалился через подоконник и скользнул в объятия ночи.