Усы топорщатся во все стороны и дорожками-ниточками, истончаясь, исчезают в бледной серости непогоды за окном. Тонкая шерстяная окаемка ушей бело светится на фоне пасмурной пелены. Пушистый конец серого хвоста лениво ходит туда-сюда.
Воздух безмолвно висит, придушив все окружающие звуки, кроме глухих ударов круглых капель о стекло.
Невидящий взгляд двух неподвижных зеленых кошачьих глаз вперился за прозрачный плоский экран, отгородивший теплое, уютное здесь и мокрое шумное там. Вода, сталкивающаяся со стеклом, искажает пупырышками и рваными дорожками мир за окном, поддернутый белесой испариной.
Дождь немилосердно терзает пропитанную водой разбухшую глиняную дорогу, раздавленную и вывернутую жесткими деревянными колесами и окованными железом копытами. Ни души, сено в брошенной телеге совершено слиплось и медленно стекает в образовавшуюся тут же коричневую лужу, где уже плавают островки соломинок, немилосердно избиваемые дождевыми струями. Деревянный забор потемнел и , казалось, просел под тяжестью пропитавшей его воды. Деревянная миска, брошенная у порога, наполнившись до краев водой, хлюпнула и перевернулась. Бочка пухнет и кренится, вот-вот раскроется от распирающей ее изнутри воды.
В бездумных зеленых глазах мелькнул неровный белый отблеск - мокрый гусь распластав крылья и выгнув к самой земле шею, чуть не бороздя клювом дорожные лужи, пронёсся через двор в спасительный душный сарай, где ворочаются и ерошатся другие домашние птицы.
Бухает дверь, люди в грязных холщовых одеждах высыпают во двор, грязь летит во все стороны из-под плетеных лаптей и деревянных башмаков. Хрип и крики тонут в шуме дождя. Грязные нечесаные волосы тут же намокают, липнут к темным лбам, застилая яростные мутные глаза. Некоторые нахлобучивают шерстяные колпаки, которые тут же облепляют голову, словно недожаренные блины. Из разгоряченных ртов с каждым всхрипом вырывается пар. Чавканье десятка бегущих ног. Люди остервенело хватают мотыги, косы, вилы, кто выламывает из разбухшего плетня дубины покрепче, сдирая c остервенением мокрую кору. Бранятся, толкаются, поднимая фонтаны грязной воды. Сбиваются в беспорядочную толпу, ощерившуюся мокрым орудиями и шумно, с криками, под кваканье дорожной жижи несутся по дороге туда, где в серой дали проступают шпили.
Дождь прибивает последние звуки и продолжает мерно биться о стекло, сползая жирными полосами вниз. Пушистый хвост вскакивает на подоконник и обвивает своего тёплого хозяина.
За окном сквозь шуршанье падающей воды пробивается мерный твердый стук. Стальная точка растёт, громче и твёрже становится стук. Конь с тяжелым всадником врезается в грязь возле дрожащего серого человечка, замирает, из ноздрей и от помятых лат рыцаря валит пар. Капли звонко бьют в железный панцирь. Маленький худой человечек, отступает назад, бросает оглоблю, которую он сжимал в тощей грязной руке, и пытается закрыть голову, искривлённый рот открывается и закрывается, туда затекает вода. Шуршанья вынимаемого из ножен метала - и жалкая голова ухает в лужу, тело с чавканьем плюхается радом, окатывая красной горячей жидкостью сваленные в кучу дрова и пышущего обезумевшего коня.
Из покосившейся двери выскакивает женщина с серым лицом, путается в мокром подоле, повисает на узде и громко скулит. Конь пятится, всадник устало нагибается к мокрой конской гриве, пытается мечом отпихнуть женщину, та волочится по грязи, повиснув на одной руке. Конь дико вращает глазами, пытаясь стряхнуть натекшую на ресницы воду. Всадник сдувает с носа капли, натягивает поводья и направляет коня прочь, постепенно сливаясь с окружающей мглой и сыростью. Женщина возится в красной луже, слепо загребая руками вокруг себя. Трясущаяся собака уже обнюхивает костлявое мужской тело. В глазах удивление, неверие, тут она вскидывает голову и из самого ее нутра вырывается пронзительный вой.
Темнеет, только капли бьются о стекло и пушистый кошачий силуэт растворяется на сером сумеречном фоне.
Услышав чавканье со всхлипами со двора, кот лениво поднимает голову и глядит в окно. Противный скрип деревянных колес бросают мимолётный испуг в кошачьи глаза. Становятся слышны ругань, натужное кряхтенье, из-за угла каменного дома десяток насквозь промокших, раскрасневшихся от напряжения мужиков вытягивают на площадку у дома телегу с большим черным цилиндром, который не во всякой комнате уместишь. Следом ещё пятеро мужиков выталкивают на площадь тележку поменьше и сваливают грудой пару десятков железных втулок, колесиков и других непонятного предназначения и формы вещиц на заботливо расстеленную рогожку, уже изрядно потемневшую от воды. Все полые и плоские железные детали тут же начинают звенеть и бренчать на разные лады: дождь разошелся не на шутку.
Из-за дома выскакивает маленький толстый человек в черном сюртуке и цилиндре, в полях которого уже плещется изрядный бассейн. Он торопливо перебирает в ножками и размахивает руками, отчего во все стороны летят фонтаны брызг, разбивая ровные дождевые струи. В мокром толстом кулачке он сжимает палку с загнутым концом, она постоянно норовит выскользнуть, но крепыш ловко её перехватывает и начинает размахивать руками с ещё большим неистовством, словно пытается разогнать струи дождя над своими железными драгоценностями.
Повинуясь его дирижерским пассам, мокрые мужики, шлепая по лужам, принялись растаскивать, пристраивать, прилаживать и прикручивать. Большой цилиндр установили на деревянной раме в полчеловечского роста, отчего та натужно крякнула и ушла на добрую ладонь в грязь. Снизу же пристроили железный лист и принялись огораживать его чем попало от хлещущей со всех сторон небесной воды, кто рогожку подвесит, кто щиток прислонит. Белобрысый мальчишка прибежал с поленьями и палками, пинками и толчками проложив себе путь цилиндру, и торопливо сваливает пока ещё сухие деревяшки в наспех сооружённую топку.
Полдюжины мужиков полезли на бочки прилаживать и прикручивать к цилиндру трубы колесики и шестеренки. Человек в сюртучке тут же крутится рядом, энергично тычет пальчиком туда-сюда, что-то кричит и непременно порывается отвесить оплеуху какому-нибудь нерадивому помощнику, разбрызгивая во все стороны мутные капли с насквозь промокших рукавов. Вот уже всё скручено и свинчено, человек придирчиво разглядывает каждый узел и соединение, непрестанно что-то дергая, подкручивая и постукивая. Наконец, он замирает, подставляет круглое раскрасневшееся лицо дождю, шумно вдыхает, крестится и, задрав что было мочи руку, резко бросает её вниз. Под котёл бросается облепленный грязью здоровый мужик и чиркает камешком о железку, всем своим видом показывая, насколько нелегкое дело высекать искру под дождем. Вот быстрая искра прыгает на разложенные под цилиндром мох и ветки. Неуверенный огонек чадит, пробираясь внутрь кучи. Все замирают, человечек прижимает мокрые кулачки к груди, зажмуривается, его губы что-то торопливо бормочут.
Огонь набирается наглости, одну за другой поглощает смолистую древесину, вот он уже полыхает в полную силу, разбрасывая по всем прилежащим лужам живые оранжевые отблески. Толпа подаётся на два шага назад. Внутри цилиндра что-то начинает натужно шуметь и клокотать. Истошный свист бежит по трубочкам, завращались колёсики, застрекотали лопасти. Человечек раскидывает руки в стороны и подаётся вперед, его ножки заметно дрожат, он вот-вот плюхнется на колени прямо в слякоть.
Свист становится все пронзительней и тоньше, цилиндр начинает трясти мелкой дрожью, толпа ахает и начинает медленно отступать, грязь с чмоканьем проглатывает образующуюся в следах пустоту. Цилиндр ходит ходуном, один вдруг отлетает болт, за ним вырывается струя белого пара, тут, как по команде, цилиндр по всему периметру прошивают белые шипящие, свистящие струи. Люди, сшибая и давя друг друга бросаются на утек. Человечек застывает с открытым ртом и выпученными глазами, раскинув руки в бессильной попытке сдержать своё детище. Воздух вспухает от удара, куски черного железа разлетаются во все стороны, разбивая в щепки все, что стоит на пути, кипящие всплески взмывают вверх и обрушиваются, заставляя лужи бурлить, клубы пары смешиваются с дождем.
Окно заволакивает белесой клубящейся пеленой, снаружи выступают мурашки капель. Постепенно дождь прибивает пар, который, словно кружащий в стакане осадок, опускается на землю и рассеивается без следа. Площадь завалена обломками, рваным железом, лишь дождь сыплет на мягкий черный бугор, распластавшийся ничком у бывшей телеги. И только зеленые кошачьи глаза неподвижно глядят за стекло.
А там дождь всё падает на землю, разбивается о шершавую черную поверхность, стекая неровными потоками в аккуратные придорожные желоба и, согласно журча, устремляется единым потоком прочь. Люди в разноцветных одеждах весело галдят и размахивают цветными платочками, мокрыми кепками, кое-кто даже бросает изрядно потяжелевшие флажки, срезая на лету ровные нитки дождя. Женщины в тяжёлых кожаных туфлях потемневших от воды, скачут на месте, и то и дело какой-нибудь молодчик норовит ухватить молодуху и смачно чмокнут в белую мокрую щеку а то, если повезёт, и в горячие хохочущие губы.
За поворотом слышится кашляющее тарахтенье, оттуда валит сизый дым. Толпа взвыла в приветствии и ещё энергичнее замахала платочками, шапками, кепками да и просто голыми руками. Кряхтя, чихая и охая на площадь вывалилось железное неказистое средство передвижения, на боку намалевано белыми буквами "Чудо современной техники!", сзади у него задорно торчит заточенный плуговой нож, готовый рухнуть к земле и пропахать все, что только окажется на пути.
За непомерно большой баранкой восседает розовощекий крепкий парень. И хотя кудри его изрядно помокли и липнут ко лбу, выгнутая спина и задранный мокрый нос, говорят лишь одно: первый красавец вывел в поле своего лучшего жеребца. Железное смрадящее сооружение с седоком, грохоча всеми четырьмя колесами вывалилось на середину площади, дважды кашлянуло, чихнуло, скрипнуло и стало. К парню со всех сторон кинулись люди, выволокли его из жесткого сиденья, подняли на руки и, хохоча, принялись кидать в воздух, отчего тот еще больше раскраснелся и совершенно вымок уже не только сверху, но и с живота. Наконец его пустили на землю, дюжина девушек тут же окружила его, ерошат волосы, целуют в обе щеки, обнимаают. Прибежал крепенький мужичок в жилетке, суетливо расставил треножник, приладил сверху деревянную коробку с окуляром, еще двое растянули над ним куртку, чтоб прикрыть техническую драгоценность от воды. Мужичок всучил кому-то дощечку на палочке, вздернул его руку, приладил, настроил, люди вперемешку кинулись к чудо-технике о четырех колёсах, кто встал рядом, кто облокотился, кто присел впереди, мокрого кудрявого красавца запихали снова в сиденье вместе с парой девушек, которых он обхватил с обеих сторон, была бы третья рука поднял бы и ещё одну. По команде мужичка у треноги все растянули рты в улыбке, замерли, дощечка на палочке пыхнула, осветив лица белым светом. Парень произвел рукой пару магических рывков под баранкой, отчего техника затряслась и загрохотала, народ гогоча и визжа бросился врассыпную. Дергаясь вперед - назад и из стороны в строну, четырехколесное железное чудо покатило по дороге прочь, подпрыгивая на каждом бугре, то и дело грозя выбросить своего седока из седла. Парни и девушки ринулись следом, свища и улюлюкая. А капли всё также продолжали невозмутимо тыкать по изрытой глине.
День сменяется ночью, ей на смену приходит сизое утро, а струи, словно плачут, стекают в ровные круглые ямы, смешиваясь с мазутом и копотью, наполняют до краёв глубокие рытвины и борозды. До самого горизонта бледный дым упрямо поднимается от земли, железо искореженными ни на что негодными грудами, вперемешку с мясом навалено то тут то там, никому ненужным хламом. Пару грязных бугорков дрожат и всхлипывают, а вокруг в лужах красные протоки пробивают путь к пологим местам.
Скрюченная продрогшая фигурка бродит кругами, переворачивая то один серо-зеленый бугор то другой. Шарит мокрой рукой, что-то выуживает и пихает в отвисшие карманы. Поднимает мокрый воротник, который тут же облепляет тощую шею и голый затылок, натягивает плечи до самых ушей и, шатаясь и поскальзываясь, удаляется прочь.
Темнеет и звездный свет дрожит в каплях на стекле. Вот все капли разом вспыхивают двумя желтыми пятнами, которые прочерчивают по окну ровную дугу и застывают двумя лучами за окном. В двух конусах света мелькают дождевые дорожки. Раздается мелодичный клик, фары тухнут, в ночной темноте вспыхивает алый силуэт плавных линий, по ровным покатым бокам по невидимым ниточкам сбегают жирные капли, оставляя за собой дорожки водяных пупырышек, которые тут же набухают и скатываются снова. А в лужах капли охотятся за жёлтыми блестками.
Ровный мужчина в чёрном, вытянулся плотной трапецией, мягко открыл длинную дверцу. На асфальт выскочили две лаковые красные туфельки, опасливо прощупали сухие места, и за ними тут же вытекли ровные сияющие белые ноги. Тоненькая фигурка ныряет под галантно подставленный громадный зонт, каблучки вразнобой стучат по асфальту удаляясь.
Где-то отворяется дверь, свет изрезанным прямоугольником бьет в темноту дождя, высвечивая неровные дождевые нити. Голоса, музыка, надрывный смех. Теплое лоно поглощает тонкую женщину и её спутника, дверь бухает, отрезав и жёлтый свет, и голоса.
Кот облизывает свой мокрый розовый нос, почти уткнувшийся в стекло, отчего на нем образуется легкая испарина. Шерсть на ушах торчит в разные стороны, каждой своей пушинкой ловя зыбкий свет из-за стекла.
И снова шум, жужжанье, двери стонут и хлопают, выпуская нескончаемый поток хохочущих парней с зонтами, безуспешно пытающихся догнать своих рвущихся вперёд девушек, дети скачут и вьются среди торопливых взрослых. Все машут, голосят, неистово размахивают руками, а некоторые умудряются и ногами порхнуть и пройтись колесом, совершенно не обращая внимания на то, что дождь лупит их по стройным, затянутым в лоснящиеся литые одежды телам. Крепкий мужчина поднимает вверх руку, зажав палочку, поводит ею из стороны в сторону и над ним тут же образуется сухой прямоугольник, под который он свободной рукой пытается сгрести несколько ребятишек, что ему удаётся не без труда, так что он, не теряясь ни на секунду, словно торопливая наседка, тут же гонит стайку к большой площади.
Там уже волнуется и бурлит человеческое море, все возбуждены, что-то кричат друг другу и тычут руками вверх и в строну. Над ними вспыхивает белый свет, толпа разом замолкает, лица обращены к горизонту, над ним разливается розовое зарево. Белесое небо прорезывает черная игла, оставляя за собой клубящуюся белую дорожку, и исчезает на границы света и тьмы, и лишь потом по площади прокатывается тяжёлый рокот, на миг стихает и тут площадь взрывается воплями восторга. Синеформенные люди пытаются разредить толпу, подталкивая людей к прилегающим улицам, чтоб не передавили друг друга на радостях. Постепенно люди разошлись, оставив после себя площадь, всю усыпанную измятыми цветами, цветными кусочками бумаги и лентами, на которые тут же набрасываются беспощадные голодные потоки дождя.
Опять темно, мокрое плоское стекло, испещренное с той стороны прозрачными пупырышками, затейливо искажающими и отражающими картину под дождём. Кот недовольно вздыхает, ерзает. На его морде пляшут лунные всполохи. Закончив придирчиво рассматривать свой хвост, он поворачивает голову к стеклу. Там все то же: дуга монорельса заслоняет полнебосвода, тускло поблескивая в белесой пелене округлыми влажными формами. Через каждые несколько минут сверху по нему со свистом проносится литой состав упругим монолитом, взрезая завесу дождя. Хлопок, на миг всё затихает, и вот уже другой монолит свистит внизу, вверху, слева направо, справа налево, вверху шесть ярусов и внизу - десять. Сошедшие с ума капли ударяются об один состав, летят в сторону, бьются о другой, летят вверх, в стороны, образуя невообразимые фонтаны воды, мечущейся меж сливающихся в единые стремительный струны составов. Кот вздыхает и собирается прилечь.
Вдруг за окном лавируя меж опор и путей, кидаясь вверх вниз, проносится маленькая чёрная машинка с прозрачным верхом, где в запотевшей кабине видна одна лишь круглая голова . За машинкой с воем устремляются два синих вытянутых планера, Дождь вспыхивает синим от сигнальных огней и гаснет, вновь пускаясь в безудержные пляски меж составов и опор.
Кот растянул розовую рот в громадном зевке, аж язык загнулся крючком, а все щетинки на нем стали дыбом, захлопнул пасть, лязгнув зубами, облизал усы и снова уставился за стекло.
Голая черная земля, шагают по ней трехногие машины, встают друг за другом, словно по намеченной пунктиром линии, натужно завывают, плюхаются разом на брюхо, втыкают две ноги в землю, а через третью, отставленную в сторону, с лязгом, хлюпаньем выбрасывают из глубины землю, наваливая её кучами. На поверхности глина тут же расползается склизкой мокрой массой, и её прорезают резвые коричневые потоки. Вокруг пыхтит, сосет и хлюпает, машины с чмоканьем и присвистом вынимают обе ноги из-под земли и деловито шагают прочь. Тут же приезжает множество громадных приплюснутых элипсоидов, которые принимаются деловито сновать взад-вперед, разутюживая неровные кучи. Машинки поменьше ныряют с большими контейнерами под землю и выныривали обратно уже порожними, мчатся куда-то по ведомым им одним маршрутам, возвращаются с другими контейнерами, снова ныряют. Взбивая в белесый туман пресыщенный водой воздух, налетает рой хрупких летательных аппаратов, сродни глазуревым зеленым жукам. Из них сыпется серо-черный порошок, тут же образующий второй фронт осадков между жуками и землей, с которым дождь тут же расправляется, прибивая черную туманную завесу к земле, и продолжает деловито шуметь, пытаясь заглушить вой и свист снующих по земле и в воздухе машин. Надсадный рев, переходящий в ультразвук, разгоняет все наземные машины, которые торопливо убираются восвояси, захватывая и нагружая на крышу по пути всё, что валяется с обеих сторон и впереди.
Некоторое время не происходит ничего, вдруг из земли начинает выбиваться зеленый пух, который мгновенно превращается в густую травяную шевелюру холмов и впадин. Кучерявые деревья вымахивают ввысь, по прорытым и старательно выложенным камушками руслам устремляются кристальные ручейки.
Большие, плоские платформы подлетают к каждому холму, в боках распахиваются круглые люки, из которых к каждому холму протягиваются полупрозрачные эластичные трубы, проникают в открывшиеся в каждом холме проемы. По трубам по порядку спускаются вниз женщины и мужчины с детьми, собаками и попугаями. Некоторые несут цветы, некоторые катят впереди себя на тележках аквариумы с разноцветными рыбами. Дамы потоньше кутаются в прозрачные газовые ткани. Все улыбаются и спешат поскорее спуститься вниз, в тепло. Последний человек скрывается в проёме холма. Платформы вбирают в себя трубы и неровным строем исчезают у горизонта.
Кот и глазом не ведёт, полуприкрыл веки, дышит. А за окном под раскинувшимся деревом боязливо жмется к стволу тоненькая лань, защищаясь от падающей с неба воды. Птицы нахохлившись трясут головами и хвостами, сбившись в мокрые живые бусы на ветвях.
Дождь барабанит по ручьям, траве и кронам деревьев, особенно старательно отстукивая одному ему ведомый ритм по молодому листу осины, нажимая на него снова и снова, словно на огромную зелёную клавишу.
Кот вздыхает, спрыгивает на пол, устраивается на своем любимом половичке, сворачивается мохнатым клубком, подтыкает под себя хвост прячет розовый нос под лапой и затихает. Дождь шёл уже давно и, похоже, будет идти целую вечность.