Женщина сидела, отвернувшись к темному, слепому окну электрички, и плакала. Слезы скатывались с ее щек и падали на пушистую вязаную шапочку девочки, спящей на ее коленях. В тусклом свете вагона лицо женщины казалось изможденным и без возрастным. И было совершенно неподвижным. Наверное, она сама не замечала того, что плачет. И в этой ее отрешенности была такая боль такая безысходность, что у Николая тяжело заныло сердце. И странно - ему вдруг показалось, нет, он был совершенно уверен, что знает эту женщину, что на левой щеке под глазом у нее есть крохотная похожая на звездочку родинка.
Женщина закрыла глаза, но слезы все катились из-под сомкнутых век. Николай уже смотрел на нее, не отрываясь и вдруг, с ужасающей отчетливостью увидел другое лицо - самое родное, самое любимое. Тогда тоже была ночная электричка. Тоже пустой холодный вагон, в котором они с Ниной возвращались с дачи. Возвращались потому, что позвонил врач, у которого Нина проходила обследование, и попросил срочно приехать.
Она спокойно собралась, не говоря ни слова, перемыла посуду, оделась, и они вышли. Только проходя мимо пушистой елочки. Которую Нина посадила сама, она провела ладонью по ее веткам. И от этого жеста у Николая тогда впервые в жизни заболело сердце.
И впервые в жизни ему стало страшно. А потом в электричке она вот так же сидела, прислонившись головой к оконному стеклу, и плакала с закрытыми глазами...
Алла специально села в этот полутемный вагон, чтобы спрятать от людей лицо, чтобы снять с него, наконец, маску, которую она носила весь долгий день, проведенный с Аленкой у тети. Тетя - добрая одинокая женщина. Кроме Аллы и Аленки у нее никого нет, и поэтому всю свою нерастраченную любовь она щедро изливает на них и то и дело начинает плакать от жалости к сироткам. Алла знает, что старушка искренне переживает за них с дочкой, но все равно сердится, что та не понимает самого простого: когда над тобой причитают, как над покойником, то и вправду остается только помереть. "Что же это Господь на муки тебя обрек, что же это он тебя радости-то в жизни не дал?"- вздыхает тетя Люба.
Алла вспоминала слова тети, и слезы сами по себе наворачивались на глаза. Она видит себя со стороны - уставшую, неухоженную, плохо одетую. И никак не может поверить и смириться с тем, что сегодняшняя она - это вчерашняя веселая переполненная радостным ощущением жизни девушка, под пальцами которой оживал рояль. И зал слушал заворожено его голос, а она слушала зал. И понимала, что сотни людей чувствуют то же, что чувствует она, что сотни сердец бьются, как одно большое сердце, и с изумленной радостью сознавала, что сердце это открыто ей.
В консерватории прочили ей большое будущее. И сама она знала, что сможет многое, потому что музыка была ее жизнью. Была главным в ее жизни. И ей казалось, что так будет всегда. Долгие, но радостные для нее часы занятий. Концерты, на которых она никогда не волновалась, а наоборот ждала их с нетерпением. Домашние вечера, когда мама с папой сидели в своих любимых креслах, и она играла им, и тихонько позвякивали подвески в люстре.
Потом вдруг с ужасающей быстротой опустели кресла....Она помнит, как страшно ей было возвращаться в пустой дом. Как невыносимо долги стали вечера. И вот однажды она не выдержала - опрометью бросилась на улицу в месиво мокрой мартовской метели. Упала, охнула от невыносимой боли в руке, но продолжала еще долго бродить, а когда вконец обессиленная пришла домой, то с трудом стащила пальто - так страшно распухла рука. Узнав, кто она по профессии, врач накладывавший гипс сокрушенно покачал головой. Он знал свое дело - три пальца на правой руке стали словно чужими. Она ушла из консерватории, но расстаться с музыкой не было сил, она должна была хотя бы остаться с ней рядом. И Алла стала музыкальным работником в детском саду.
И вот однажды в их саду появилась заезжая бригада строителей. Бригадир был молчалив и очень хорош собой. Алла не любила его, но казалось, что его силы хватит на двоих. Она вышла за него замуж и уехала, взяв с собой только старое пианино и люстру.
Сейчас в темном вагоне электрички она вспоминала, как быстро наступило прозрение, как быстро она поняла, что не было в нем никакой силы, но было лишь спокойствие полнейшего равнодушия ко всем и ко всему. В том числе и к ней. Его мать и сестра не любили ее она не их поля ягода. Ее деликатность воспринималась - как чванливость. Зарплата муз работника вызывала презрительный смех.
Рождение Аленки не только не обрадовало семейство, но наоборот еще больше обозлило всех. И когда Алла собрала однажды вещи, никто не удержал ее, никто не спросил, куда она пойдет...
И словно это было только вчера, а не три года назад. Алла вновь увидела: дочка таращит спросонья глазки, улыбается и тянет ручонки к папе, а он смотрит на нее пустым тяжелым взглядом. Его мать и сестра сидят за столом и пьют чай. И когда она пошла к дверям, не обернулись.
Алла плотно зажмуривает веки, чтобы сдержать слезы, чтобы не видеть, как смотрит на нее этот сидящий напротив мужчина. Мужчина, которого она знает. Знает потому что каждый день он приходит к красивой женщине туда, где Алла все эти три года работает...
Электричка подошла к конечной станции. Женщина осторожно приподняла голову спящей девочки:
- Проснись маленькая мы приехали.
Николай поразился нежности и красоте ее голоса.
-Позвольте, я помогу вам у вас тяжелые вещи,- сказал он, уже берясь за тяжелую сумку.
Как то само собой получилось, что девчушку они взяли с обеих сторон за руки и зашагали по платформе.
- Я утром оставил здесь машину, так что могу подвезти. Скажите куда вам? - Николай спросил, это смущаясь, боясь, что может быть превратно понят.
-На кладбище,- тихо ответила она.
-Простите,- Николай от неожиданности остановился.
-Дядя мы там живем,- девчушка подняла к нему еще сонную рожицу и вдруг затараторила.
- Ой, мамочка это ведь тот дяденька, который ходит к тете в белом платье. Ну, помнишь мамочка, ну помнишь он еще всегда цветы приносит, и конфетки, а ты их еще на ночь всегда домой приносишь, чтобы пьяницы не сьели. Правда, ведь дядя это вы?
- Ну, все Аленка помолчи, смотри лучше под ноги,- смутившись, ответила женщина, и на бледных ее щеках выступил легкий румянец.
- Так вот почему мне знакомо ее лицо,- подумал Николай.- Я действительно видел ее. Ну конечно вот и родинка под глазом. Только я никогда не задумывался над тем, почему эта молодая женщина работает именно там на кладбище. Я видел ее действительно каждый день, она все время была занята работой: то подметала, то сгребала опавшую листву, то чистила дорожки от снега. И девочка ну конечно она почти всегда была рядом с ней. Боже мой, они знают Ниночку, знают, куда я прихожу.... Так вот почему так долго стоят цветы у Ниночки и всегда так чисто на могилке, словно и не падает на нее листва и не засыпает снег. Я - то думал, что это Вера что она все это делает. Даже поблагодарил ее, а она как-то странно промолчала, отведя глаза. А потом сказала
- Нина ведь тебе перед смертью говорила, что на меня ты можешь положиться.
И мне неприятны были эти ее слова, потому что я понимал, что именно Вера хотела мне сказать. Но я не хочу этого. И Ниночка не может на меня сердиться.
- Так это вы все эти годы вы, Боже мой, но я ведь не знал.- Николай не мог говорить, у него пересохло горло. Он поднял на руки девочку и осыпал поцелуями ее щечки.
- Родные мои родненькие, - быстро-быстро заговорил он.- Спасибо вам Господи ну как же это я не понял, не заметил ах, какой же я глупец непростительный глупец...
- Не надо, пожалуйста, не надо, зачем вы так успокойтесь,- Алла испуганно трясла его за рукав.- Не надо люди на нас смотрят.
Потом в машине Николай все- таки осмелился и спросил, почему она там работает.
- Ушла от мужа жить негде, а здесь предоставили целый дворец,- просто ответила Алла. - Поначалу конечно было очень страшно. Я кладбищ вообще боюсь. Но делать-то нечего деваться некуда вот и привыкла.
- Так значит вы живете в этой избушке справа от входа? Мне почему-то часто казалось, что я слышу доносящиеся оттуда звуки рояля...
- И совсем не рояль, а пианино,- уснувшая было Аленка, снова открыла глазки.- У нас пианино дядя, мама играет, и я уже тоже умею, правда, мамочка?
- Правда, правда, спи Аленка.- Алла прижала дочку к себе и та быстренько засопела носиком.
Когда приехали, Николай внес девочку на руках в дом и бережно уложил на кровать. В доме было холодно и он взялся растопить печку. Потом они все вместе пили чай, но после чая жарили тетину картошку.
- А, между прочим, сегодня ведь Рождество,- задумчиво сказала Алла.
-Я знаю, и я рад, что встретил его с вами. И знаете за последние три года это мой первый праздник. Я не думал, что когда-нибудь в моей жизни еще будут праздники. А теперь...
Он замолчал, а потом, собравшись с духом, тихо сказал:
- Можно я завтра приду?
- Но, вы, же бываете здесь каждый день.
- Я там бываю, каждый день и так будет всегда, но можно мне приехать к вам?
Ему показалось, что она молчала бесконечно долго, прежде чем ответить. И в эти минуты или секунды ее молчания он абсолютно четко осознал, что от того что скажет эта только что чудом обретенная и уже бесконечно дорогая ему женщина, зависит вся его жизнь: наполнится ли она вновь светом или суждено ей пройти в полумраке.