Парицкий Александр Соломонович : другие произведения.

Молитва (часть 6)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  "Кенвуд"
  
  Акива был знаком с директором по маркетингу японской компании "Кенвуд" и через него заинтересовал руководство компании оптическим микрофоном. Зимой 1994 года "Кенвуд" прислал в Израиль большую делегацию. "Фон-Ор" был в списке ее визитов.
  Мы тщательно готовились к предстоящей встрече. Впервые в истории технологической теплицы ее должна была посетить делегация известной японской электронной фирмы. Отношение к нашей компании в теплице и в кабинетах Главного ученого стало резко меняться. Нас начали уважать и упоминать как пример большого успеха.
  Для этой встречи нам выделили конференц-зал. Мы расставили на его стеллажах образцы своих изделий. Группу японских технических специалистов возглавлял начальник отдела разработок фирмы.
  Вначале доктор Азран провел гостей по всей теплице, демонстрируя разные проекты. Потом все зашли в зал, и я начал лекцию о нашей технологии, об изделиях, подробно остановился на принципе действия оптического сенсора.
  После ответов на вопросы началась демонстрация изделий в действии. К тому времени у нас в наличии было всего несколько микрофонов. Через них я записывал на магнитофон речь и музыку, а затем давал ее прослушать. Некоторые из гостей сделали записи своих голосов и были удивлены высоким качеством и чистотой их звучания.
  Отдельно в стороне стоял наш сверхминиатюрный высокочувствительный микрофон, сделанный по первому заказу. Он был подключен к наушникам и давал возможность послушать, что происходит в зале, и как это звучит через наш микрофон. Качество передачи окружающих звуков было великолепным. Этому способствовала также хорошая акустика конференц-зала.
  Я подозвал руководителя японской делегации, предложил ему прослушать "живьем", какова акустика зала через наш микрофон. Не подозревая ничего особенного, он одел наушники и, неожиданно потрясенный "родниковой" чистотой звука, раздавшегося в наушниках, невольно воскликнул: "О-о-о!"
  Подобного до сих пор ему слышать не приходилось. Он подзывал своих коллег, и все они по очереди одевали наушники и слушали, как звучит оптический микрофон без промежуточной записи на магнитофон.
  Это была самая лучшая и решающая демонстрация. Она окончательно убедила гостей в необычайных возможностях нашей технологии и изделий, которые способны создавать новую физическую реальность, новое непривычное звучание, непохожее на звучание стандартных микрофонов. Микрофон необычайно чисто и без искажений воспроизводил окружающую акустическую обстановку.
  Главное было сделано. "Инвентэк" и "Кенвуд" убедились в уникальности нашей технологии.
  
  Старт
  
  Начались переговоры о продаже акций компании "Инвентэку" и "Кенвуду". Владельцы компании "Фон-Ор", Ашкелонская технологическая теплица и я, продавали часть своих акций инвесторам за их денежный вклад в компанию и за новые условия занятости - мои и Саши Коца. Я не требовал от будущих вкладчиков ничего, помимо этого. Я с самого начала поставил Сашу по всем критериям на один уровень с собой с тем, чтобы он, как главный исполнитель и ведущий специалист компании, получил максимум благ, которые компания могла ему предоставить.
  Инвесторы вносили в фонд компании N-ную сумму и получали за это 51% ее акций. А мы с Сашей получали приличную зарплату, привязанную к уровню инфляции в стране, и служебные автомобили. При этом я жертвовал своей собственностью, отдавая больше половины своих акций.
  Переговоры велись долго и упорно. Саша до последнего дня не верил, что получит служебную автомашину и приличную зарплату. И, тем не менее, это случилось. 1-го апреля 1995 года компания "Фон-Ор" перешла в собственность финансового рискового фонда "Инвентэк" и японской электронной компании "Кенвуд". Мы с Сашей впервые стали жить как "белые люди", на нормальной зарплате израильского инженера.
  Компания получила немалые деньги. Однако одним из главных условий инвесторов было назначение директора, которому они доверили финансовые операции. Это означало очень высокую зарплату человеку, в задачу которого входил лишь контроль нашей деятельности и больше ничего. Львиная доля денег, полученных компанией при этой сделке, теперь уходила на зарплату совершенно бесполезного для компании директора.
  Так наша компания начала новый, теперь уже по настоящему стартовый этап. Это был огромный успех. Не многим компаниям в технологических теплицах Израиля выпадала подобная удача.
  Я передал все свои административные и финансовые полномочия директору, а сам с удовольствием занялся чисто теоретической работой и технической разработкой. Акива так сформулировал мою роль после вложения средств:
  - Отныне тебе нечего беспокоиться о производстве и сбыте. Теперь это задача дирекции. Занимайся разработкой технологии и новых изделий. Ни о чем другом больше не думай.
  Этот подход меня вполне устраивал. Я займусь своей любимой работой, изобретательством и разработкой, а руководство компании будет беспокоиться о производстве и продажах. Что может быть лучше!
  Почему вообще "Инвентэк" и "Кенвуд" вложили средства в "Фон-Ор"?
  Мы разработали совершенно новую, уникальную оптическую технологию, отличающуюся высокой чувствительностью, простотой и надежностью, которую они приобрели по смехотворной цене.
  
  Первый директор
  
  В рамках традиционной израильской практики директором компании назначили отставного полковника, который перед этим был директором какой-то текстильной фабрики. До боли знакомые методы. Но в отличие от Союза, в Израиле номенклатура определяется не партией, а списком знакомых, друзей, хорошо проверенных лиц. Все это "наши парни" еще по армии, по совместному времяпрепровождению, по службе на военных, партийных или правительственных должностях.
  Директора звали Йош. Между собой мы называли его еще проще - Ёж. Это был тихий, приятный, интеллигентный человек. Хорошо понимал, куда попал, с кем имеет дело.
  Кроме явного вреда - траты денег на его огромную зарплату - была от него и некоторая польза. По требованию новых хозяев он оборудовал для компании помещение в городе Йеhуд. Они считали Йеhуд более престижным местом, чем Ашкелон.
  По моему мнению, назначение директора компании и строительство нового помещения было на том этапе преждевременным. Вместо того, чтобы появившиеся деньги бросить на подготовку производства, доводку изделий, на разработку и подготовку рынка, их ухлопали на зарплату директору и на строительство.
  Несмотря на то, что я все еще был одним из основных владельцев компании, новые хозяева мало посвящали меня в свои "грандиозные" планы.
  Инвестиции "Инвентэка" и "Кенвуда" были чисто рисковыми. Они вложили деньги, исходя из соображений игры на бирже. Их целью была предстоящая спекулятивная манипуляция акциями компании. Ну ладно, игра, так игра. Они хозяева, и могут поступать со своими акциями как хотят. Но ведь кроме этих стандартных "наигранных" комбинаций должен быть здравый смысл.
  Со своей стороны, я хотел и дальше развивать технологию и внедрять ее в целый ряд новых оригинальных изделий. Именно в этом вопросе я рассчитывал на здравый смысл новых владельцев и не видел противоречия наших интересов. Ведь для того, чтобы выгодно перепродать компанию, необходимо основательно разработать процесс производства продукции, ее рынок. Без этого продать компанию невозможно. Но со временем, я понял, что руководители "Инвентэка" думают по-иному. Они относились ко мне как к неразумному ребенку, не понимающему всех движущих пружин современной экономики и не знающему, что хорошо для фирмы, а что нет.
  Будучи полным профаном в области бизнеса, я вначале тоже полагал, что там есть нечто высшее, совершенно недоступное моему пониманию, и потому лучше будет вообще не вникать и не вмешиваться в эти вопросы: есть опытные люди, которые все знают и все понимают. А я буду заниматься научными и техническими вопросами...
  Но вскоре выяснилось, что новые владельцы не делали ничего в направлении развития производства и рынка. Кроме того единственного заказчика наших микрофонов, с которым я заключил договор еще в теплице, новых клиентов не было.
  Наш директор отнюдь не бездействовал. Все, что касается обычных для Израиля организационных проблем, он решал очень быстро. Легко заменил старого бухгалтера новым, быстро закупил автомашины и компьютеры, оборудовал новое помещение. Фирма перестала выглядеть "злыдней" и приобрела вполне приличный, представительный вид. В нее теперь не стыдно было водить гостей и потенциальных заказчиков. Все эти вещи, которые для меня являли массу невообразимых сложностей, он делал легко и походя. Тут он был непревзойденным специалистом. Правда, это стоило уйму денег, и финансовые резервы нашей фирмы таяли не по дням, а по часам.
  Вскоре хозяева заволновались. Нужно было искать новые заказы. Но тут у директора ничего не получалось. В этом деле его израильский опыт оказался бесполезным.
  
  Еще до покупки фирмы нам удалось разработать первую в мире систему шумоподавления, которая существенно снижала окружающие акустические шумы, проникающие через микрофон. Мы продемонстрировали ее в компании "DSP", которая предложила нам попробовать силы в этом направлении. Демонстрация произвела на инженеров "DSP" огромное впечатление. Они были поражены тем, что мы в течение двух месяцев решили такую сложную задачу и пообещали доложить об этом своим заказчикам. Впоследствии я узнал, что в это время они сами работали над проблемой шумоподавления, и наша оперативность поразила их. Мы оказались конкурентами. Вот почему наша демонстрация не могла получить через них дальнейшего развития. Позже я понял, что дело маркетинга новых изделий, а тем более новой технологии, требует высочайшего профессионализма, находчивости, изобретательности, стратегического мышления.
  
  Летом 1995 года я отправился в Японию, чтобы ознакомить инженеров "Кенвуда" с нашей технологией, организовать заказы и совместные разработки.
  Встретили меня гостеприимно, водили по ресторанам, знакомили с японской кухней и обычаями. В Токио я встретился с руководством "Кенвуда", посетил выставку новейшей электронной продукции, совершил экскурсии по городу, побывал во дворце императора.
  Поездка в Японию была нелегким испытанием. Приходилось много перемещаться самостоятельно на метро и поездах. А пользование метро в Японии для человека, не знающего японский язык, дело крайне затруднительное. Все надписи выполнены иероглифами. Объявления по радио произносятся по-японски. Ориентироваться сложно.
  
  Главное отделение фирмы "Кенвуд" располагается в Йокогаме. Там я встретился с техническими специалистами, сделал доклад об основах нашей технологии, о ее возможностях и перспективах совместных работ. Я продемонстрировал работу оптического микрофона и систему подавления акустических шумов. Накануне моей поездки ребята вмонтировали ее в обычную телефонную трубку. Во время демонстрации я, не прерывая разговора в трубку, подходил вплотную к огромным динамикам, работающим на полную мощность. Свою речь с телефонной трубки я записал на магнитофон и дал ее прослушать присутствующим. Шум грохотавших громкоговорителей в сделанной записи практически отсутствовал, а моя речь была слышна превосходно.
  Я предложил начать совместные проекты. Мне задали множество вопросов. Успех встречи был огромным. Но продолжения с их стороны не последовало. На мое предложение о совместных разработках дирекция "Кенвуда" ответила, что подождет, пока "Фон-Ор" станет на ноги, и лишь затем подумает о совместных работах. А на предложение о внедрении в их телефонах наших систем подавления шумов мне заявили, что проблема шумов пока не столь актуальна для мобильных телефонов. "Мобильные телефоны находятся на этапе экстенсивного развития, расширения рынков сбыта, а не на этапе борьбы за качество звучания. Клиенты пока рады возможности приобрести телефон как таковой, при всех его недостатках. Подавление шумов пока не актуально. Это вопрос перспективы, но не сегодняшнего дня".
  Непонятным для меня осталось, почему сегодня не следует готовиться к потребностям завтрашнего дня. Как много нужно познать человеку, ставшему на путь бизнеса на Западе!
  Лишь через несколько лет я понял, что фирма "Кенвуд" никогда не была "законодателем мод" в области электроники и мобильных телефонов. Она всегда плелась в хвосте более крупных фирм и никогда не предлагала рынку что-то свое, оригинальное, не говоря уже о революционном изделии или технологии. Вот почему не следовало надеяться, что они будут внедрять в своих телефонах какие-то новые системы. Для них внедрение средств шумоподавления, в то время как другие фирмы этим не занимались, было не просто неразумно, но даже глупо. Тогда я этого не знал.
  Очень характерным был ответ на вопрос, возникший у меня на выставке новейшей электронной продукции Японии. Я обратил внимание, что новейшие телефонные аппараты всех японских фирм имеют очень близкий по внешнему виду дизайн. Почему различные фирмы создают похожие изделия?
  Ответ был прямой и без малейшего стеснения: "Да воруют все друг у друга".
  Я был сражен. Рухнула одна из основ моего представления о Западе. Все воры. Все "крысы". Западные фирмы - это один сплошной "кодляк" технических воров и технологических уголовников.
  
  Домой я вернулся с тяжелым чувством. Во-первых, никаких успехов в области маркетинга. Во-вторых, полное разочарование западными фирмами, разработки которых - это сплошной технический плагиат. Но главное, я не добился никаких новых источников финансирования и серьезных заказов. Хотя это и не входило в круг моих обязанностей, а было задачей дирекции. Но дирекция ничего не делала в этом направлении. Деньги на счету фирмы таяли. Единственный заказчик миниатюрных оптических микрофонов не покрывал наши расходы.
  Правление пригрозило Ежу увольнением, и тогда он пошел на еще один проверенный шаг - поход по знакомым и приятелям. В прошлом он был танкистом. У него были друзья и знакомые среди танкистов в министерстве обороны.
  Он организовал встречу в штабе танковых войск. Мы рассказали о нашем шумоподавлении, что оказалось актуальным для танкистов, которые работают в условиях очень сильных акустических шумов и часто после службы в армии получают инвалидность из-за проблем со слухом. Значительная часть шума проникает в уши танкистов через микрофоны их шлемов.
  Наша технология могла подавить эти шумы. Танкисты заинтересовались. Нас посетила большая военная делегация. Демонстрация их впечатлила, и мы подписали договор с министерством обороны.
  Военное ведомство Израиля - это крайне бюрократическая и медлительная инстанция. Финансирование договора будет нескорым, а средства нашей фирмы были на исходе.
  
  "Моторола", первый круг
  
  В поисках заказчиков мы с Ежом предприняли поездку в США. В фирме "Моторола" (Чикаго) в отделе датчиков давления я прочел небольшую лекцию о нашей технологии и предложил им оптические датчики давления.
  У "Моторолы" были проблемы с датчиками давления. Большой разброс параметров требовал дорогой индивидуальной подгонки каждого датчика. Надежность датчиков была низкой.
  Наше предложение показалось им перспективным, и они выразили готовность к сотрудничеству. Не имея опыта такого взаимодействия, мы условились о продолжении наших связей через их представителей в Израиле, не подозревая, что израильская "Моторола" имеет отношение к "Мотороле" в Чикаго лишь своим названием.
  Мы вошли в контакт с израильтянами по этому поводу. Вначале они ухватились за идею разработки. Впоследствии я понял, что интерес израильтян подогревался надеждой получить быстрые прибыли.
  Акива в свое время успел побывать президентом израильской "Моторолы", а нынешний ее президент оказался приятелем Акивы. Впрочем, в Израиле все директора крупных фирм хорошие приятели между собой. Надежды на эти знакомства не оправдались. Тут "мухи отдельно, а котлеты отдельно". Директора директорами, а прочее начальство само по себе.
  Я был новичком в деле отношений между фирмами. Но Акива должен был знать, как принято вести дела в Израиле и на Западе вообще. Увы, трезвого понимания обстановки с его стороны я не обнаружил. Он, как и я, был вдохновлен предстоящими перспективами. Этот непрофессионализм израильских бизнесменов удручает меня больше всего.
  
  Итак, "Моторола", Израиль. Нас направили в отдел новых разработок. Мы сообщили им о встрече в Чикаго, об интересе к нашим датчикам давления. Руководство отдела пообещало подумать.
  Через некоторое время они подтвердили свою готовность вести совместную разработку датчиков давления. Они задали нам необычайно жесткий диапазон работы датчиков. Мы решили, что нас намеренно хотят поставить в крайне тяжелые условия работы и испытаний с тем, чтобы, если мы выдержим их, то условия давлений и температур, характерные для автомобилей, наши датчики выдержат тем более.
  Вообще говоря, для наших датчиков давления было непринципиально, в каком именно режиме они должны работать. Их конструкция от этого мало зависела.
  Нашими реальными проблемами были проблемы финансовые. Чем более суровым был режим испытаний, тем дороже они обходились. Нужно сказать, что к тому времени мы уже почти полностью израсходовали деньги. К счастью, "Моторола" взяла на себя все затраты по испытаниям, решив проводить их самостоятельно.
  Мы изготовили три опытных образца и отдали испытывать. Результаты испытаний были блестящими. Датчики работали совершенно линейно во всем диапазоне давлений и температур. Наша технология продемонстрировала свои исключительные возможности в этой области.
  Однако нас ждало жестокое разочарование. И вновь не в технической сфере, а в организационной. Израильская "Моторола" неожиданно прервала всякие контакты с нами без объяснения причин. Наше руководство так и не поняло, что же именно произошло, и почему "Моторола" прекратила работу сразу после удачных испытаний.
  
  Новый директор
  
  Я высоко ценю достижения Израиля в области "хайтэк" и полагаю, что здесь у Израиля имеется огромный потенциал и великолепные перспективы. Тем более удивительно, какие бездари порой встречаются среди администраторов этой передовой области. Я уже говорил о принятой в Израиле системе номенклатурных работников. Вот еще пример.
  
  Заместителем Акивы в "Инвентэк" приняли нового молодого работника М. Он приземлился туда прямо из посольства Израиля в Вашингтоне, где работал атташе по вопросам науки и технологии. Затем из "Инвентэка" он прыгнул в кресло начальника технологической теплицы в Реховоте*.
  
  * Мне пришлось наблюдать несколько ярких примеров таких вот временных "благоустройств" номенклатурных работников в Израиле. Эти люди пересиживали на тех или иных случайных (но теплых) должностях в государственных или частных компаниях, как в зале ожидания, до момента, пока не освобождалась предназначенное им место в компании, в которую они затем спокойно переходили из "зала ожидания". Одним таким очень наглядным примером был заместитель доктора Азрана в Ашкелонской теплице, который просидел там месяцев десять, ни от кого не скрывая, что он сидит тут временно, ожидая освобождения места в частной компании, куда он затем благополучно перешел.
  
  Наш М. был молодым человеком, не старше 35 лет. Вот он, типичный руководящий "номенклатурный работник" в Израиле. Все его должности, без сомнения, говорят лишь о его крепкой позиции в номенклатурных списках. Что же касается профессиональной пригодности, то тут все скорее наоборот.
  Он пришел в "Инвентэк" в период "межсезонья" в нашей компании. Этот "блестящий" дипломат и руководитель взялся подыскать нам нового директора. Поиск велся все по той же системе: среди друзей, знакомых, приятелей и "надежных", "авторитетных" людей. Вскоре нашелся и подходящий человечек. Знакомые знакомых присоветовали. Железный парень, с необычайными способностями (по его собственным словам) в области маркетинга.
  Звали его Ш. Он был "вице-президентом" по маркетингу* в фирме, которая изготавливала аппаратуру радиосвязи. Нашему будущему директору при его ораторских способностях и финансовых аппетитах было тесно в рамках "вице-президента". Речи его, правда, звучали довольно безграмотно (по мнению интеллигентных подчиненных-израильтян), к тому же он был дремуч в технической области. Но этот факт совершенно не смущал наших владельцев.
  
  * Меня всегда поражает страсть израильтян к высокопарным титулам: ведь никто, кроме самого "вице-президента", в той фирме продажами не занимался.
  
  Так у нас появился новый генеральный директор и "президент" Ш., простой и грубый парень, пришедший, можно сказать, прямиком с шука Кармель, где он оставил свой "духан" (ларек) и пришел в "Фон-Ор" немного поруководить передовым израильским "хайтэком". Помните, как у Высоцкого: "Товарищи ученые, доценты с кандидатами", и далее - "а мы придем и выправим эффект". Вот так же прислали к нам Ш., чтобы выправить наш бизнес-эффект. И нашел этого специалиста не кто иной, как бывший вашингтонский дипломат.
  Ш. был не чета Ежу. Он пришел к нам не в одиночку, но со своей свитой, секретаршей и заместителем - "правой рукой" в области технологии. Бывший директор Еж сам вполне справлялся с обязанностями секретаря, а в случае нужды обращался за технической помощью к нам, инженерам. Теперь вместо одного директора на шею жалкого бюджета компании легло сразу трое около-директорских прихлебал. Причем зарплата нового директора была намного выше той, что получал Еж. Но в отличие от Ежа у Ш. был отлично подвешенный язык, который на первом этапе являлся его главным достоинством.
  Так "Фон-Ор" вступил в новый этап деловой активности.
  С уходом Ежа "Инвентэк" и "Кенвуд" внесли в наш фонд вторую половину обещанного вклада, естественно, отобрав у меня дополнительную часть моих акций. Мы получили еще немного кислорода, столь необходимого для дальнейшей жизнедеятельности. Правда, Ш. отнес этот факт целиком и полностью за счет своих заслуг и стал транжирить деньги налево и направо, считая, что он вправе распоряжаться ими в свое удовольствие.
  Интересно отметить, что новый директор вошел к нам с таким высоким "монитином" (авторитетом), что наши хозяева покорно согласились принять его на условиях, позволявших ему параллельно с директорством в нашей компании работать еще где-то. Я поражаюсь наглости этого человека и деловой беспомощности руководителей "Инвентэка". Взяли на работу бездарность на условиях непревзойденного гения бизнеса, которому сам Билл Гейтс в подметки не годился.
  Он действительно был гением заговаривать зубы. Я полагаю, что своим успехом он полностью обязан бывшему научному атташе из Вашингтона. Тут произошла историческая "встреча на Ярконе" двух гениев болтовни и тупости. Помните известный анекдот о еврее-портном? Тот мечтал, что если станет царем, то будет "жить лучше, чем царь, потому что будет еще немножко шить". Так и наш новый президент. Он не только был нашим генеральным директором и президентом, но еще немножко занимался маркетингом в какой-то другой компании. Надо полагать, что в нашей компании проблему маркетинга он полностью решил.
  
  Поездка в Мексику
  
  В наших поисках партнеров по бизнесу мы с Ш. как-то забрели в город Сьюдад-Хуарес в Мексике. Там располагался исследовательский центр автомобильного гиганта "Дженерал Моторс" (GM). Предварительно согласование этой встречи было осуществлено через руководство их израильского филиала. Мы предложили им наши датчики давления. Они заинтересовались и направили нас в свой филиал в Мексике.
  Тремя пересадками мы прилетели в американский городок Эль-Пасо, поделенный американо-мексиканской границей на две части. Мексиканская часть носит название Сьюдад-Хаурес. Нас встретил энергичный молодой человек, заведующий отделом разработок мексиканского исследовательского центра в Сьюдад-Хуарес.
  На его джипе мы пересекли границу и въехали на территорию Мексики, а вернее, продолжили свой путь по улицам все того же города, но уже в его мексиканской части.
  Несмотря на то, что мы вроде бы ехали все по той же улице, окружающая нас обстановка резко изменилась. Да что там изменилась, проехав сотню метров, мы попали в совершенно иной мир. Он не имел абсолютно ничего общего с тем, что было еще минуту назад.
  Раньше это был типичный американский придорожный городок. Одноэтажные деревянно-фанерные барачного типа строения, в которых размещалось абсолютно все: магазины, рестораны, жилые дома, автомастерские, гостиницы, банки, увеселительные заведения и прочее. Между бараками - зеленые травяные лужайки, деревья. Весь город разрезан надвое широкой автомобильной автострадой отличного качества, снабженной массой светофоров и дорожных знаков.
  Проехав таможню, мы попали в "типичную" Мексику.
  
  Сколько раз с раннего детства в разных зарубежных кинофильмах мне доводилось видеть улицы мексиканских городов и деревень. Помню первый увиденный мной кинофильм, из "трофейных", о герое мексиканской революции Сапато. Я смотрел его много раз. Там были бедные мексиканские крестьяне, пыльные дороги, полуразрушенные глинобитные хижины, люди, печально бредущие по дорогам, сидящие на земле. Их головы прикрыты знаменитыми необъятными сомбреро, а на плечах пончо.
  Проехав таможню, мы попали на киностудию, декорированную под "типичную" Мексику. Если бы мне довелось увидеть все это в кино, я, наверное, стал бы плеваться - ну, сколько можно показывать стилизованную Мексику. Надоело! Покажите, наконец, что-нибудь новенькое, не набившее оскомину. Хватит!
  Но нет. Это не киностудия, не декорации. Это была самая настоящая Мексика. Точно такая, как та, стилизованная, из киношных воспоминаний детства.
  
  Американская бетонка сразу за таможней сменилась разбитым проселком. Пыль клубилась за нашим джипом, словно мы ехали по пустыне. Ныряя из колдобины в колдобину, мы медленно пробирались улицами "стилизованного" мексиканского города Сьюдад-Хуарес. Вдоль дороги стояли "типичные" глинобитные полуразрушенные хибары. Тут и там вдоль тротуаров попадались фигуры людей, сидящих на земле в глубоком философском оцепенении, трансе, или спящих. Их головы покрыты гигантскими сомбреро, а на плечах - знакомые пончо.
  Все выглядело как декорации к дешевому фильму о приключениях ковбоев в Мексике. Но это не были театральные декорации. Это был мексиканский город Сьюдад-Хуарес, брат-близнец американского Эль-Пасо.
  
  Преодолев три километра трущоб, мы приблизились к заводскому району. Глинобитные хибары сменились бетонными корпусами, а разбитый проселок вновь перешел в отличное шоссе. Исследовательский центр был выполнен вполне в духе современного промышленного дизайна и даже с некоторыми претензиями.
  Хозяин любезно показал нам цеха, лаборатории, испытательные стенды. Ему было чем гордиться. Все было на высоком техническом уровне.
  Мы предложили наши датчики давления, основанные на оптических волокнах. Тут выяснилось, что у них уже есть договор с какой-то американской фирмой по разработке подобных датчиков. Мы опоздали. Это была очередная крупная неудача. Проехать полмира и получить такой щелчок по носу...
  
  ...Подошло время обеда. Типичная заводская столовка самообслуживания, какие можно встретить даже в Союзе. Но ассортимент значительно богаче. Какой-то мексиканский суп, несколько вторых блюд, фрукты, напитки.
  Мы набрали всякой всячины и, конечно же, суп. Я зачерпнул одну, вторую ложку супа, и неожиданно необычайно острый "чили" обжег мне нёбо, язык, гортань. Дыхание перехватило, как после стакана чистого спирта. Минуть пять я вообще слова не мог произнести, сидел с открытым ртом, тяжело дышал, утирая слезы, катившиеся по щекам. Мои соседи наблюдали за мной с недоумением, не понимая, что происходит.
  Немного отдышавшись, я продолжил трапезу и, рассказал соседям содержание кинофильма, который недавно смотрел. Это был документальный кинофильм о физическом понятии "температура". Вначале рассказывалось о низких температурах, от температуры абсолютного нуля и до температуры замерзания воды. Потом перешли на высокие температуры, через температуру кипения воды и выше, вплоть до температур в миллионы градусов, существующих в недрах звезд. Затем автор фильма довольно искусно перешел к индивидуальному ощущению температуры. Разговор затронул восприятие человеком острых блюд и приправ и закончился на том, что нет температуры выше, чем температура острого мексиканского "чили". Так я объяснил причину своего пятиминутного молчания.
  Наш хозяин, наполовину мексиканец, возразил, что настоящий мексиканский "чили" действительно очень острый, но у них в столовой его никогда не бывает, и вся пища тут пресная. Он знает это очень хорошо. В этом месте своего рассказа он неожиданно на полуслове замолчал, не двигаясь и не моргая. Лишь через несколько минут он вновь обрел дар речи, извинился перед нами, и сказал, что иногда бывают исключения...
  
  ...Так вот, очень остро "похлебавши", мы ни с чем возвращались из далекого мексиканского городишка Сьюдад-Хуарес в родные ближневосточные "пенаты". Из Эль-Пасо мы перелетели в Даллас, а откуда взяли путь на Тель-Авив. Нам предстояла еще одна пересадка во Франкфурте-на-Майне. По своему опыту я знал, что там всегда очень придирчивый, свирепый и унизительный досмотр пассажиров немецкой службой безопасности, которая исследует багаж, ручную кладь и даже одежду пассажиров, вникая в каждую мелочь.
  Желая избежать неприятных ассоциаций, связанных с досмотром, который постоянно напоминал мне дни, проведенные в тюрьме, я отправил свой багаж из Далласа прямиком на Тель-Авив.
  Мы благополучно долетели до Франкфурта, часа два побродили по магазинам аэропорта, а затем отправились к самолету. Я быстро прошел досмотр ручной клади и, довольный удачным маневром с досмотровой службой, уселся в накопителе ждать вылета.
  За четверть часа до посадки я услышал свое имя, неожиданно прозвучавшее в динамиках аэропорта. Меня пригласили в зал досмотра багажа. Там я увидел свой чемодан.
  - Это ваш?
  - Ну, да, - говорю, - мой. Вон на нем и бирка с моим именем болтается.
  - А что у вас внутри? - спрашивают меня работники досмотровой службы, явно настороженно, и готовые ко всякой неожиданности.
  - Так, всякое личное барахло. Рубашки, брюки, белье.
  - А вы сами укладывали свой чемодан?
  - Да, сам.
  - А вам никто ничего не передавал?
  - Да нет, никто ничего мне не передавал.
  - А это что такое? - спрашивают они и показывают рентгеновский снимок внутренностей чемодана, где четко просматривается что-то вроде дуэльного пистолета с красиво изогнутой ручкой.
  Ничего не понимаю. Что это может быть такое? Откуда вдруг этот пистолет? Может быть, не мой чемодан? Проверяю еще раз. Да нет, мой. Так что же это там за чертовщина такая? Я никак не соображу.
  - Откройте чемодан, - предлагают мне.
  Работники таможни окружили меня плотным кольцом, готовые в любой момент принять самые крутые меры. Не торопясь, я расстегиваю застежки и пряжки чемодана, раскрываю, копаюсь в его чреве и неожиданно наталкиваюсь на злополучный "пистолет" - складной японский зонтик с кривой ручкой. Я извлекаю его из чемодана и демонстрирую окружающим. Открываю, закрываю. Все облегченно вздыхают. Напряженность сменяется весельем. Это же надо, японский зонтик на рентгеновском снимке в точности походит на старинный пистолет. Я закрываю чемодан и сдаю в багаж для дальнейшего путешествия.
  
  Триумфальное лето 1996 года
  
  ...Еще при Еже я принял на работу нового инженера-электронщика. Мы старательно экономили на зарплате и поэтому не могли предложить больших ставок. Из-за этого к нам приходили только репатрианты из Союза, которые в условиях острой безработицы в Израиле тех лет были готовы идти на любую зарплату в надежде на лучшее будущее. Так к нам пришел Сергей С. Этот чисто русский парень приехал в Израиль с женой-еврейкой. Он необычайно изобретателен, находчив, трудолюбив и горит желанием добиться успеха. По складу характера это очень спокойный уравновешенный человек, с которым приятно работать. До нас он работал монтажником в телефонной фирме.
  
  У меня сложилось впечатление, что новые хозяева компании меня в чем-то сильно подозревали.
  Возможно, причиной такого отношения был тот факт, что среди разработчиков компании были одни "русские", репатрианты из Союза, и ни одного коренного израильтянина. Но на ту низкую зарплату, которую компания предлагала инженерам, никто из коренных израильтян идти не хотел.
  Так что наши разработчики были "русскими", а руководство состояло из "израильтян". В компании наметился перекос и некоторый антагонизм. "Русских" подозревали в том, что они обладают некими секретами, которые необходимо у них изъять.
  
  Попытки освоить нашу технологию предпринимал еще Еж. Он неоднократно просил нас подробно рассказать ему, что и как. Мы с Сашей охотно брались объяснять суть технологии, но все заканчивалось там, где начиналось. Еж быстро уставал, терял нить и сдавался, добровольно прерывая курс лекций.
  Новый директор Ш. набрал массу заместителей и вице-президентов, которые должны были освоить и перенять "русскую" технологию. Среди принятых на работу был сын основателя израильского танкостроения генерала Таля. Но он, вместо того чтобы вникать в технологию, занялся оборудованием своего кабинета, завел специальную сложнейшую картотеку и начал работу по строгой и основательной бюрократической "системе".
  Примерно такими же были и другие заместители "генерального директора". Они пришли в нашу компанию за зарплатами, а не за знаниями и делом. А зарплату они получали исправно, так что волноваться им было не о чем. Штат компании рос как на дрожжах, а результатов - налаживания производства и продажи - никаких. Вину за это положение я целиком и полностью отношу на счет Ш. и совета директоров компании. Вся их административная политика была непрофессиональной и безответственной.
  Они назначали руководить компанией случайных людей, не подходящих для этой работы, без малейшей искорки таланта и вдохновения. Они собирались "раскрутить" компанию - раздуть ее и выскочить на биржу. Но для этого нужны были люди, обладающие талантом руководителя, знаниями в области хайтэка и рынка, обладающие, по крайней мере, элементарным здравым смыслом и ответственностью за свое дело.
  Поставив перед собой такую большую цель, хозяева должны были готовить необходимые для этого предпосылки. Но ни они, ни генеральный директор толком не знали, что делать.
  И спустя два года наши изделия изготавливались вручную, поштучно, как во времена "теплицы", а хозяева продолжали строить грандиозные планы штурма американской биржи. Ш. регулярно собирал своих людей на совещания и просиживал за плотно закрытыми дверьми по три-четыре часа кряду. Что они обсуждали? Какие вопросы решали? Ведь они никогда не интересовались тем, что и зачем делают "русские" инженеры, и, со своей стороны, никогда не ставили нас в известность о том, что за проблемы решают они за закрытыми дверьми.
  
  ...Если не считать небольшого ручейка продаж микрофонов, который сохранился еще со времени технологической теплицы, а также начавшегося при Еже танкового проекта, мы ничего не продавали и ничего, кроме опытных образцов, не изготавливали. Далее так продолжаться не могло. Нужно было вырваться из этого тупика. В начале лета 1996 года мы предприняли новые усилия по рекламированию нашей технологии и изделий в Европе.
  Первая поездка была в австрийскую акустическую компанию "AKG" в Вене, известную своими микрофонами.
  Ко времени этой поездки у нас не было никакого оборудования, позволявшего измерять характеристики микрофонов. Во всем Израиле не было подходящего оборудования для таких измерений. Примитивная акустическая камера имелась в телефонной компании "Безек".
  Мы оценивали наши микрофоны скорее качественно, нежели количественно, и были убеждены, что они неплохие, а конструктивно - уникальны. Ничего подобного в мире не существовало. Отправляясь в эту поездку, я делал ставку именно на уникальность наших микрофонов.
  Свою демонстрацию я подготовил в расчете на внешний эффект невиданного прибора. Несколько плакатов поясняли принцип работы микрофонов и их конструкцию. Я рассказал, как работает микрофон, в чем его преимущество перед обычными микрофонами, а затем продемонстрировал сам микрофон, который выглядел крайне необычно для специалистов, даже "нереально".
  Два прозрачных тонких стеклянных волоска, на конце которых болтается что-то вроде прозрачной булавочной головки. Это и был наш волоконный оптический микрофон.
  Затем я приступил к демонстрации микрофона в работе. Я произносил перед ним речь, проигрывал музыку из динамика. Сигнал микрофона записывался на магнитофон. Сделанная запись воспроизводилась, давая возможность оценить качество работы прибора.
  На доклад собрался весь высший технический и административный персонал компании "AKG". Зал был полон. Мне задали множество вопросов. Демонстрация прошла хорошо. Музыку и речь микрофон передавал превосходно. По окончании лекции представители компании захотели измерить акустические характеристики наших микрофонов на своем оборудовании.
  Я охотно согласился, с условием, что они дадут нам результаты их промеров. Нам самим было интересно узнать, каковы стандартные характеристики наших микрофонов.
  Австрийцы - народ сдержанный, свои эмоции выражают скупо. Но по их реакции было видно, что Привыкшие к "стандартному" виду микрофонов, они смотрели на наши изделия как на чудо или хитрый цирковой фокус.
  
  Следующая остановка была в небольшой немецкой фирме "Пайкер".
  Еще при Еже мы разработали систему подавления окружающих шумов в переговорных устройствах для автомобилей, которую мы назвали "BNS" - "background noise suppression". И теперь мы искали заказчика на нее. В то время ни одна фирма в мире не выпускала переговорные устройства для автомобилей с шумоподавлением. В этом не было необходимости. В автомобиле разрешалось разговаривать по телефону, держа трубку телефона у уха. В Израиле с 1996 года запретили пользоваться телефоном во время вождения. В Штатах такой закон был принят лишь в 2005 году, а в Европе чуть раньше. После принятия закона в автомобиле разрешались лишь переговорные устройства, жестко закрепленные внутри, так, что во время разговора по телефону обе руки водителя находятся на руле. Это были обычные микрофоны, и в них не применяли никаких специальных мер для борьбы с окружающими шумами, которые в автомобиле могут быть сильнее голоса водителя.
  Наша система подавления шумов была первой такого рода в мире. Главная заслуга в ее разработке принадлежала Сергею Смирнову. Мы решили предложить ее фирме "Пайкер", поставлявшей переговорные устройства для автомобилей в Европу.
  Из Вены я поехал в город Фридрихсдорф, неподалеку от Франкфурта-на-Майне, где располагался "Пайкер". Я представил им нашу компанию, наши микрофоны и системы с шумоподавлением.
  Затем началась демонстрация. Я поставил переговорное устройство перед собой на стол на расстоянии полуметра, имитируя условия автомобиля. Источником шума была обычная электрическая дрель. Без шумоподавления грохот дрели полностью забивал мою речь, а при включении шумоподавления шум дрели уходил на задний план, ослабевал в десять раз, и моя речь была слышна очень четко.
  Демонстрация произвела необычайное впечатление на присутствующих: "Невероятно! Но факт!"
  Я предложил им сотрудничество, совместную разработку нового автомобильного переговорного устройства с шумоподавлением на основе наших микрофонов. Они проверили демонстрационный экземпляр переговорного устройства в своей акустической лаборатории и остались довольны. В свой следующий визит я пообещал привезти им образец для проведения автомобильных испытаний.
  С этими весьма обнадеживающими результатами я вернулся из первой поездки в Европу.
  
  Еще через месяц, в июле 1996 года мы с Сашей Коцом отправились в новую поездку по трем европейским компаниям. На этот раз мы собирались посетить известную немецкую фирму студийных микрофонов "Сенhайзер", а также "AKG" и "Пайкер".
  Мы начали с "Сенhайзер", расположенной в Ганновере. С их стороны на встрече присутствовало человек пять или шесть.
  Я сделал доклад о принципе работы нашего микрофона. Затем попытался провести обычную демонстрацию с записью речи и музыки. Но хозяева остановили меня и попросили предоставить микрофоны им для измерения характеристики на их стендах.
  Мы были готовы к такому повороту событий и передали микрофоны им в руки. Наше дальнейших участие в проверках состояло лишь в том, что мы объясняли, как подключать микрофоны.
  Проверки проводились на штатном оборудовании фирмы "Сенhайзер" ее сотрудниками в течение всего рабочего дня. К концу дня, когда промеры были закончены, сотрудники фирмы поздравили нас с успехом: наши микрофоны оказались на уровне лучших в мире студийных микрофонов. При этом они были в десять раз меньше стандартных микрофонов, с которыми их сравнивали. До нас никому в мире не удавалось создать оптические микрофоны высокой чувствительности. Это была победа, признанная авторитетными специалистами.
  В тот же день я позвонил в "Фон-Ор", пригласил к телефону всех сотрудников и по громкоговорящей связи сообщил о блестящих результатах проверок, поздравил с успехом и поблагодарил.
  
  В гостиницу мы вернулись поздно вечером. Я долго не мог уснуть. Подумать только, сколько мне уже пришлось пройти, бороться, проигрывать и побеждать. Сегодня я мог записать на свой счет еще одну большую победу.
  Специалисты в области микрофонов признали, что нам удалось создать совершенно новый, неизвестный до сих пор принцип действия, новое техническое устройство, которое с первого своего образца стоит на уровне лучших в мире. Это было небывалое достижение.
  Слава Богу! Это Он! Благодаря Ему я достиг очередного успеха спустя годы забвения науки. Это Он помог мне заново встать на ноги и победить. Барух hа-Шем!
  
  На следующее утро в Ганновер прилетел Ш. Мы втроем отправились на встречу с директором фирмы "Сенhайзер". Подумать только, крошечная, никому не известная израильская фирма принята на самом высоком уровне знаменитой во всем мире компанией, законодателем мод в этой отрасли техники. Директор "Сенhайзера" официально сообщил, что характеристики наших микрофонов стоят на уровне лучших в мире образцов микрофонной техники. Его фирма готова начать с нами сотрудничество и совместную разработку студийного микрофона. Если мы согласны, они немедленно выплатят нам аванс.
  Теперь слово было за нашим президентом. Сумма, предложенная нам, это много или мало? Условия, предложенные нам, подходящие или нет? Оговаривать ли эти условия какими-то обязательствами с их стороны, сроками, денежными гарантиями или безоговорочно принять все, что они предлагают? Это его работа. Для этого он и поставлен на должность президента.
  Ну и что наш президент? Он с восторгом принял все предложенные немцами условия без малейших оговорок. В тот же день договор был подписан. Теперь признание наших успехов и достижений было дополнено щедрым денежным вкладом и договором о взаимном сотрудничестве "Сенhайзер" и "Фон-Ор". В этот день мы обрели новых друзей и соратников в деле продвижения нашей уникальной технологии.
  Все вместе мы отправились в ресторан отметить взаимный успех. Наши новые друзья проявили необычайное гостеприимство. Они показывали нам свой город, рассказали о его истории.
  
  Ганновер был полностью разрушен в годы войны английскими бомбардировщиками. В нем практически не осталось камня на камне. Нынешний центр города застроен послевоенными зданиями типа советских "хрущоб". Все они имеют стандартную архитектуру дешевого массового строительства для срочного расселения людей, потерявших жилье в годы войны.
  Я слушал их рассказы и жалобы со странным чувством. Все это были относительно молодые люди, родившиеся после войны. Они никоим образом не причастны к тому, что происходило в годы войны. Их родители участвовали в прошедшей бойне. Да, это ужасно, когда целый город снесен с лица земли вместе с его обитателями. Ганновер был уничтожен так, как Хиросима, только обычными бомбами. Этому нет никакого оправдания.
  Но кто виноват во всем этом кошмаре? Кому предъявлять счета за содеянное? Ведь это их родители заварили кровавую кашу, в которой погибли миллионы людей во всех странах и в которой их родители губили мой народ. Не просто губили, но стирали с лица земли совершенно чудовищным, бесчеловечным образом. Да могут ли они вообще предъявлять претензии кому-то?
  Могут и должны. Во веки веков они должны предъявлять претензии своим родителям, и только им. Они должны наказать своим детям, внукам и правнукам помнить и изучать этот трагический урок истории. Это их родители избрали себе сумасшедшего поводыря. Они пошли за ним с большой охотой и рвением. Именно они не только "посеяли" ветер, но и "раздули" страшную мировую бурю. И пенять им не на кого. Демократия - это очень серьезная штука. Она не позволяет уклониться от ответственности за содеянное ни одному народу. Им не спрятаться за спину диктатора или узурпатора. Это они демократическим путем избрали своего фюрера в поводыри, отдали ему всю власть над собой и с энтузиазмом отправились на бойню. Вот она, оборотная сторона демократии.
  Из Ганновера мы отправились в фирму "Пайкер". Там мы вновь продемонстрировали системы шумоподавления для автомобилей и оставили им для испытаний образцы. Мы подробно объяснили принцип действия систем и рассказали, как ими пользоваться. Вместе с их инженерами мы провели несколько совместных испытаний этих систем в автомобиле. Мы шли им навстречу во всем, чтобы подвигнуть их на совместную разработку.
  В заключение, на обратном пути, мы вновь посетили компанию "AKG" в Вене. Присутствие в этих визитах нашего "генерального директора" повысило "официальный ранг" этих встреч и перевело их в разряд деловых. Домой мы вернулись триумфаторами.
  Вскоре Ш., опираясь на этот успех, привлек новые инвестиции в компанию. К "Инвентэку" и "Кенвуду" присоединился еще один крупный израильский рисковый фонд - "Стар". Общая сумма инвестиций на этот раз превысила 3 миллиона долларов. Разумеется, мне вновь пришлось поделиться своими акциями.
  Все эти успехи создали у инвесторов атмосферу эйфории и праздничного ожидания скорейшего и приумноженного возврата своих вкладов. К сожалению, несмотря на триумф нашего микрофона и технологии, у меня и Саши настроение было минорным. Руководство не ударяло палец о палец для закрепления и развития успеха.
  
  Интегральный оптический микрофон
  
  Я понимал, что наладить массовое производство волоконных микрофонов сложно. Никто в мире не имел массового производства изделий на оптических волокнах. Весь труд в этой области был и остается поныне ручным.
  Но в том нет ничего зазорного. Так, к примеру, даже микрофоны среднего класса, не говоря уже о высококачественных, "Сенhайзер" производил вручную, причем классными специалистами с высокой зарплатой, в лабораториях, а не на конвейере. Этим они гарантировали высокую надежность своих изделий и брали за них высокую цену. Так что сам по себе ручной труд ничего плохого в себе не несет.
  Мне было очень трудно убедить хозяев компании и президента в том, что ручной труд не всегда плох. Они повсюду видели только сборочные конвейеры и автоматы для упаковки готовой продукции. Я называл такой подход "вульгарным капитализмом". Эти люди мыслили грубыми, примитивными "штампами" как в области производства, так и в области сбыта.
  И тем не менее, переговорное устройство с шумоподавлением не могло быть дорогостоящим. Мы с Сашей решили разработать интегральную конструкцию оптического микрофона, пригодную для массового производства. В этом микрофоне оптические волокна заменялись литьем, а источник света и фотоприемник были составной частью конструкции.
  Эту разработку мы начали в 1995 году еще при Еже, а закончили уже при Ш. Теперь предстояло найти изготовителя. Новый микрофон представлял из себя микрочип, напоминающий чипы обычных интегральных усилителей. Его изготовителем могла быть фирма, знакомая с производством интегральных микросхем. Но руководство не спешило с поиском.
  Понимая, что помощи от них не дождешься, я, со своей стороны, помимо неимоверных усилий по разработке новых изделий, по улучшению и доработке старых, начал поиск изготовителя интегрального микрофона. Я рекламировал его повсюду, где только мог. Заменив обычный микрофон телефонного аппарата макетом интегрального микрофона, мы продемонстрировали его работу вице-президенту "Кенвуда", когда тот приехал в Израиль. Он говорил по телефону, а мы сделали запись разговора и дали ему послушать, как звучит его голос через наш "интегральный микрофон".
  Результатом этих усилий был приезд делегации "Кенвуда" в сопровождении представителей еще двух крупных японских компаний - "Ситизен" и "Аудиотехника".
  Компания "Ситизен" поставляла различные детали телефонного аппарата нескольким крупнейшим производителям мобильных телефонов. Их заинтересовала возможность производства еще одного важного элемента телефона - интегрального микрофона. "Аудиотехника" была известным производителем студийных микрофонов высокого качества.
  Эта представительная делегация гостила у нас неделю. Первые три дня я читал лекции о нашей технологии, объяснял принцип действия микрофонов и их конструктивные особенности.
  В делегации "Аудиотехники" находился один из главных разработчиков фирмы, который в прошлом возглавлял группу по разработке оптического микрофона. Им не удалось завершить эту разработку и получить приемлемый результат. Теперь ему было вдвойне интересно узнать, как мы сделали то, что они сами сделать не смогли.
  "Ситизен" предложил начать подготовку к массовому производству интегрального микрофона. В случае успеха это будет прорыв в область массового производства оптического микрофона.
  
  Время деловых соглашений
  
  Триумфальные визиты в Европу дали результаты. Осенью один за другим к нам приехали президенты компаний "Пайкер", "Сенhайзер", "AKG" и предложили договоры на сотрудничество. Еще год назад мы об этом не могли даже мечтать.
  Однако все переговоры велись и все соглашения составлялись исключительно командой нашего президента. Технических специалистов в происходящее не посвящали, хотя никто из руководства понятия не имел, в каком состоянии находится та или иная разработка и что необходимо делать в совместных работах. Такие "мелочи" Ш. не интересовали. Он полагал, что все можно сделать, написав на бумаге то или иное формальное соглашение.
  
  Приехал президент компании "Пайкер" договориться о совместной разработке систем с шумоподавлением. Прекрасно. Такой договор мог обеспечить все наше будущее. Правда, до сих пор у нас не было никакого серьезного производства. Все наши образцы систем шумоподавления были изготовлены вручную, в единичных экземплярах, и руководство не думало об организации их производства.
  В основе наших переговорных устройств лежали волоконно-оптические микрофоны. Никто кроме наших специалистов не умел с ними обращаться. Поэтому нам было проще и значительно выгодней производить целиком все переговорное устройство и поставлять в "Пайкер" готовое изделие. А они, со своей стороны, могли устанавливать на него вспомогательное оборудование: кабели, разъемы, корпуса, системы крепления и тому подобное.
  Но для этого мы должны были организовать у себя хотя бы элементарное производство. Вот когда из Ш. окончательно вылезла его чисто маркетинговая суть. Он готов был продавать (на словах, разумеется) все, что угодно, но совершенно не был готов производить, изготавливать что-то. "Дайте мне, и я продам", - был его лозунг. Но раз ты директор компании, то ты должен вначале произвести, а только потом продавать. Тут и была загвоздка. Производить он не мог и не хотел. Наш "великолепный" президент не хотел никакой головной боли с производством. Делать деньги на продаже, и больше ничего. И пусть другие мучаются с производством.
  И вот он заключает с "Пайкер" договор, по которому мы поставляем им лишь оптические головки, а они изготавливают и настраивают наши переговорные устройства с шумоподавлением по нашим схемам. Большего идиотизма придумать было невозможно.
  Во-первых, мы должны будем передать им всю нашу технологию шумоподавления, все наши секреты и патенты в этой области, всю документацию, и они не заплатят нам за это ни цента, - это договором не предусматривалось.
  Во-вторых, никто из них не умел обращаться с оптическими головками "в голом виде". А ведь это была совершенно новая техника, неизвестная в мире. Необходимо было пройти основательный курс обучения этим премудростям, изменить менталитет инженеров и рабочих. Этого договор не предусматривал. Чему удивляться? Ведь договор составляли люди весьма далекие от сути наших изделий. Они совершенно не представляли себе, да и не хотели представить, о чем пишут. "Мы подписали договор, а вы его выполняйте".
  Этот договор напоминал диспозицию генерала, отдавшего приказ о наступлении на Марсе: "Мы отдали приказ. А вы отправляйтесь туда и начинайте наступление". Примерно так.
  Ну ладно, немцы. Какой с них спрос. Они ведь понятия не имели, что находится внутри коробок наших систем. Они хотели их иметь, и это все. Но наши-то "генералы" от бизнеса должны были знать, с чем они имеют дело. Разумеется, должны были, однако знать этого не хотели. Несмотря на мой категорический протест, договор с "Пайкер" был подписан именно в таком виде.
  Согласно договору мы должны были поставлять им головки оптических микрофонов и передать им всю техническую документацию, все "ноу-хау", а они будут изготавливать переговорные системы с шумоподавлением, основанные на оптических микрофонах и на нашей технологии, которая к тому времени еще не была запатентована.
  Ш. бегал по компании и орал во все горло:
  - Передайте им все, все "ваши" секреты. Хватит, пора кончать с "вашими" секретами. Это все полная чушь. Расскажите им, объясните им все до последнего винтика и сопротивления.
  В "Пайкер" трижды ездил Сергей Смирнов. Он неделями сидел там, объясняя во всех деталях сущность и хитрости разработанной им системы шумоподавления. Мы передали им все схемы и документацию, мы начали поставлять им наши оптические головки.
  Раз уж мы пошли по этому гибельному пути, то начинать нужно было совсем с другого конца. Необходимо было пригласить их инженеров к нам в компанию и провести с ними курс обучения, освоения технологии у нас на месте. Принять у них экзамены и только после этого начать поставку наших головок. Так это делается везде, когда речь идет об освоении новой техники. А тем более, когда речь идет о совершенно новой, неизвестной технологии. Ничего этого договором предусмотрено не было.
  Мои опасения оправдались. Оптические головки оказались для инженеров "Пайкера" главным камнем преткновения. Они никак не могли освоить совершенно новые и дотоле не виданные ими элементы и, отчаявшись, пошли на разрыв договора. Такой шаг показался им менее болезненным, чем освоение новой, непонятной для них техники.
  Это был чудовищный провал. Причина его состояла в нежелании нашего президента понять суть реальных вещей, суть человеческой психологии. Он не желал организовать собственное производство, начать поставку немцам готовых изделий, за которые мы могли бы брать значительно больше денег, чем за наши "четверть-фабрикаты", никому не известные и "страшные" оптические головки.
  Так закончился многообещающий договор с первой немецкой компанией.
  
  Но все это было еще впереди, в туманном будущем, а пока "все флаги будут в гости к нам, и запируем на просторе". Один за другим к нам приезжали президенты компаний, которые мы посетили летом.
  Приехал президент фирмы "Сенhайзер". Ш. принимал его в течение нескольких дней и подписал с ним договор о поставке нашей компанией... да-да, все тех же оптических головок, но уже для студийных микрофонов. Как видим, наш президент был однообразен в своих договорах.
  Прибыла делегация австрийской фирмы "AKG". Наш гений маркетинга и договоров, генеральный директор и президент, не нашел ничего более соответствующего этому моменту, как вообще отказаться от каких-либо соглашений с ними. Он не захотел вести переговоры о сотрудничестве под предлогом, что у нас уже имеется договор с "Сенhайзер". Таким образом, мы без всякой причины но при полном отсутствии здравого смысла навсегда порвали отношения с одной из ведущих фирм в области микрофонов.
  
  В мире существуют тысячи различных типов микрофонов. Выбирай любые из них и пиши договор на совместную разработку с "AKG" так, чтобы не ущемить договор, подписанный с "Сенhайзер". Но для этого нужно быть сверхгением в маркетинга, а наш президент был всего лишь обыкновенным гением, не более того. Или того проще: для этого нужно было хоть немного понимать, о чем идет речь во всех этих договорах. Правда, в таком случае нужно было привлечь специалистов. А Ш. все делал сам, без "этих русских".
  Таков был высший пилотаж деловой дипломатии в исполнении нашего великолепного президента. Больше всего меня поражало поведение совета директоров. Казалось бы, опытные люди, бизнесмены с многолетним стажем и на высоких должностях. Как же они могли допустить, чтобы президент их компании уничтожал, вытаптывал все и всякие ростки бизнеса, которые компания с таким трудом пыталась поднять?
  
  Вопрос: "А где был ты? Ведь ты был членом совета директоров!"
  Я действительно был членом совета директоров. И в таком качестве я не только обращал внимание других директоров на безобразия, которые творил президент, не только пытался объяснить всю безответственность его поведения, граничащую с преступлением, я буквально кричал им об этом. Но меня никто не слушал и не воспринимал всерьез. Я не знаю, как и чем объяснить такое отношение к моему мнению. Но факт остается фактом. Наши директора полностью игнорировали мое мнение и все мои замечания. С одной стороны, я был полноправным членом совета директоров, но с другой, с моим мнением никто не считался, как будто бы меня на их совещаниях не было, я ничего не говорил, а они ничего не слышали.
  С такими итогами наша компания подошла к концу 1996 года.
  У нас есть договоры на поставку оптических головок в "Пайкер" и "Сенhайзер". И каждая такая головка стоит аж 20 долларов. Причем, их пока еще никто покупать не собирается. Подписанные договоры не оговаривали сроки и количество закупок.
  В отличие от "Пайкера", в "Сенhайзере" подошли к освоению оптических микрофонов значительно более серьезно и практично. Они много раз встречались с нами для выяснения всех деталей технологии и конструкции микрофонов, создали специальную группу инженеров для ее освоения.
  Мы были довольны тем, что они так серьезно интересуются нашими изделиями, уделяют им столько внимания, и рассказывали им все до мельчайшей детали и хитрости. А наши слушатели были достаточно сообразительны и настойчивы, чтобы усвоить науку, ну, если не со второго, то с третьего раза наверняка.
  Примерно через год после начала сотрудничества, во время очередного визита в "Сенhайзер", я обнаружил у них в лаборатории поддельные оптические головки. Они немного отличались от наших по цвету. Так получилось, что наши и "их" головки лежали на столе рядом, и именно это позволило мне обнаружить подделку.
  Дело в том, что корпус оптической головки прессовали из пластика. После изготовления пресс-формы мы сразу изготовили несколько десятков тысяч таких корпусов, которые все были из одного материала и одного цвета. Других головок у нас не было вообще. Эти головки мы посылали в "Сенhайзер".
  И вот я увидел у них на столе оптические головки, якобы полученные от нас, но двух едва различимых цветов. Тем не менее, я заметил эти различия. И если одна из этих головок была нашей, то другая - нет.
  Ни по какому договору, даже такому убогому, который составил Ш., "Сенhайзер" не имел права заниматься техническим воровством, что на дипломатическом языке называется "reverse-engineering". Это было грубейшее нарушение. Дело пахло судом. В свое время наш великий президент хвастался:
  - Да пусть они только посмеют украсть у нас хоть что-нибудь. Да я их засужу так, что они не рады будут.
  Ну, вот и настало время "засудить" немцев за кражу. Посмотрим, как поведут себя наши великие администраторы.
  А очень просто - сделали вид, что ничего не произошло. "Тебе это просто показалось. Никакого воровства и копирования не было. Померещилось. Все. Вопрос закрыт". Да еще и с веским обоснованием:
  - Да ты знаешь, сколько стоит такой процесс, и сколько он будет длиться? Это займет многие и многие годы. К тому времени и компании нашей уже не будет. Так что не стоит заводиться с ними. Они вон какие могучие, а мы совсем маленькие, жалкие. Куда нам тягаться с ними.
  И весь сказ.
  Но пока мы с ними сотрудничали. Они закупали наши оптические головки по два-три десятка штук в год, то есть на четыреста - шестьсот долларов. И, разумеется, наш бизнес на этом деле "процветал". Таков был конечный итог триумфального лета, когда мы восхитили своей невиданной оптической технологией три крупные европейские микрофонные компании.
  
  В 1997 году на международной акустической выставке в Амстердаме впервые в истории "Сенhайзер" представил наш оптический микрофон, назвав его результатом совместной разработки. Микрофон вызвал огромный интерес. Ведущие специалисты в области микрофонов сравнили это блистательное достижение с открытиями великих американских изобретателей Эдисона и Бэлла.
  Это импонировало нам, хотя мы постоянно оставались на втором плане, в глубокой тени "Сенhайзера". Без нажима и спешки, не торопясь, но настойчиво и планомерно, они все чаще представляли "свой" оптический микрофон, упоминая нас как "соавторов" все реже и реже. Вышло несколько публикаций, в которых они упоминали нас уже чуть ли не одним словом. Но разве уследишь за всем, что происходит в мире?
  
  Тем временем Ш. зашел в своих безобразиях так далеко, что не выдержал наш новый инвестор, фонд "Стар". Ш предложили уйти тихо, без лишнего шума. Он был достаточно прожжен в этих вопросах, поупрямился немного, и его уволили на великолепных условиях, снабдив огромным бонусом: спрыгнул с "золотым парашютом" - так это называется в Израиле.
  
  Осиротели
  
  Еще при Ш. началась подготовка к массовому производству интегрального оптического микрофона на базе японской фирмы "Ситизен". В связи с этим возникла еще одна проблема, стоящая на этом пути.
  Важнейшей деталью любого микрофона является мембрана. Это входное отверстие микрофона, канал связи с окружающей средой. Мембрана нашего микрофона принципиально отличается от мембран обычных микрофонов. Помимо микрофона, мы разработали его мембрану.
  Все силы мы бросили на разработку интегрального микрофона для массового производства. В нем мы до сих пор применяли "старые" мембраны, используемые нами в волоконных оптических микрофонах. Они изготавливались вручную. Теперь следовало разработать процесс их массового производства. Эту разработку мы с Сашей отдали на откуп многочисленным специалистам, которых набрал Ш. Это была большая ошибка. Местные специалисты, растратив фантастические средства, так и не смогли разработать приемлемый процесс производства. Лишь через несколько лет, ценой невероятно высоких издержек, процесс был разработан другой фирмой, без услуг которой мы теперь никак не могли обойтись.
  
  При Ш. мы успели разработать первое поколение наших систем шумоподавления - "BNS-1". Именно эту систему я демонстрировал в фирме "Пайкер". Затем мы разработали более совершенную и надежную систему, второе поколение - "BNS-2". Ее мы предлагали и рекламировали во многих странах мира.
  Наши разработки - оптические микрофоны (волоконный и интегральный), системы шумоподавления - по времени опережали запросы рынка, который еще не созрел для их использования. Это усложняло задачу подготовки рынка. И тут нам вновь необычайно повезло.
  В 1998 году фирма "Моторола" (Чикаго) начала разработку системы интернет-связи и обслуживания для водителей грузовиков и трейлеров. Эта система обеспечивала водителей разнообразной информации, такой как карты наиболее оптимального движения по маршруту, информацию о погоде, диспетчерскую и телефонную связь, прием заказов, получение необходимой технической и маршрутной помощи, связь с банком, биржей ценных бумаг, информацию общего характера и многое другое.
  Доступ в интернет происходил непосредственно во время движения, без отрыва водителя от рулевой колонки. Пользование интернетом производилось голосом, речью, без прикосновения к клавиатуре компьютера. Для этого требовались надежные системы распознавания речи. При движении по трассе в кабине грузового автомобиля стоит большой шум. Для надежного распознавания речи водителя, необходимо было обеспечить хорошее подавление окружающих шумов.
  Узнав о системе "BNS-2", "Моторола" сравнила ее с другими системами, появившимися на рынке, и убедившись, что наша система лучше, предложила нам разработать на базе "BNS-2" переговорное устройство для грузовиков с шумоподавлением.
  
  Директор номер три
  
  Более полугода компания жила без "президента". В мире начался резкий подъем хайтэка. Новые компании возникали как грибы после дождя. В хайтэк вкладывались миллиарды долларов. Акции интернет-компаний взлетали, как космические ракеты. Стартовые компании покупались и продавались по баснословным ценам. Ажиотаж был и среди наших хозяев. Вот он момент, когда можно и нужно было сделать хороший оборот на бирже. Нужен лишь толковый президент.
  В условиях ажиотажа найти толкового директора нелегко. Все "толковые" были нарасхват. Поиск затянулся. В конце концов, его, таково удалого, нашли. Конечно же, это был один из "наших", из "своих парней", израильтянин. Он поработал несколько лет в Штатах и решил вернуться в Израиль. Его звали О.
  Он произвел на меня неплохое первое впечатление. Потом я узнал, что он был специалистом по "первому впечатлению".
  Мы поговорили. Он попросил рассказать о первоочередных задачах компании. Я перечислил ему список наиболее неотложных задач, стоявших перед руководством. Он внимательно выслушал меня и сказал, что именно этим займется в первую очередь.
  Его первые шаги были прямо противоположны тем, с которыми он так охотно согласился в беседе со мной. Позже я узнал, что этот человек часто выслушивал чужие советы и постоянно делал все наоборот. Это было одним из его отличительных свойств.
  Вначале я объяснял его неразумные поступки дурным влиянием "старого" вице-президента, оставшегося после Ш. Наши стычки с О. начались с первых дней его работы. Он, видимо, решил сразу поставить "все точки над i" и показать, кто хозяин компании. Дело доходило до смешных и печальных мелочей.
  Так, например, еще до прихода О. я принял на работу несколько новых инженеров с обычным испытательным сроком. Окончание испытательного срока пришлось на момент, когда О. заступил в должность директора.
  Один из инженеров явно не соответствовал тому, чего от него ожидали. Он не выполнил ни одного задания, и я решил, что он нам не подходит. Об этом я сообщил О., предложив этого человека уволить как не прошедшего испытание. Реакция О. была немедленной и однозначной. Он оставил этого человека на месте и повысил ему зарплату. Интересно, что этот человек был совершенно незнаком О., но он "не понравился Парицкому", и это все рашало. О. не волновали интересы компании, не интересовало, что человек делает в компании, насколько его работа эффективна. Это не имело никакого отношения к вопросу, оставлять его или уволить. Человек проработал у нас еще год, не сделав ни одной разработки. Он вообще никому не подчинялся, пользуясь статусом привилегированного работника самого директора компании. Он бы работал у нас до сих пор, но через год сам ушел в другую фирму, где ему предложили более высокую зарплату.
  
  Эта странная "принципиальность" нового директора с первых дней поразила меня. Разумеется, у нас вскоре возникли конфликты. Судя по поведению О., ему нужно было утвердиться в компании любой ценой.
  Выражаясь военно-морской терминологией, на протяжении многих лет, начиная с октября 1992 года, я непрерывно всеми силами боролся за "живучесть" нашего корабля, компании "Фон-Ор". И вот с приходом О. я почувствовал, что над компанией нависла серьезная угроза. Капитан, ставший у штурвала, направлял ее куда угодно, но только не по разумному маршруту.
  Саша Коц уговаривал меня остановиться, прекратить сопротивление, сдаться на милость нового вождя, "поплыть по течению - его курсом". Но после стольких лет упорных трудов, после стольких лет борьбы за создание новой уникальной технологии я не мог пустить все прахом. Наш конфликт с О. разгорелся не на шутку.
  По своему обыкновению, я не только высказывал ему свои возражения, но неоднократно обращался в совет директоров с официальными письмами, в которых излагал свою точку зрения на проводимый курс. Как и в прошлом, никто из директоров не желал прислушиваться к моим замечаниям и возражениям. Все безоговорочно принимали точку зрения О.
  На одной из встреч председатель совета директоров Я., выслушав меня, ответила, что совет полностью доверяет президенту компании и не считает нужным его корректировать. Но если он действительно ошибется, тогда с него спросят за ошибки. Таков был ее ответ в 1998 году. Когда же в 2003 году наша компания окончательно оказалась в тупике и начала увольнять своих сотрудников, я напомнил ей тот разговор пятилетней давности: "Что же вы теперь не принимаете соответствующих мер против директора, который натворил все то, что я предсказал еще пять лет тому назад?" Она ответила: "Мы все ошиблись. Мы все несем ответственность за эти ошибки, не только О.", подтвердив тем самым, что О. проводил в жизнь линию совета директоров и за ошибки никто из руководства ответственности не понесет.
  
  Но все это было еще впереди. А пока наш конфликт с О. нарастал как снежный ком.
  Шел 1998 год. Новый директор работал уже два месяца. Одна из главных проблем компании - разработка процесса массового изготовления мембран для интегральных микрофонов, которые потихоньку, небольшими партиями, стал поставлять "Ситизен". Пока мы ставили на них мембраны, изготовленные вручную. Нужно было срочно начать массовое производство мембран. На "мембранах" уже давно и основательно "сидела" специальная группа. Но дело не двигалось.
  Раннее утро. Я только что пришел на работу. Появился Саша. Мы обсуждаем катастрофическое положение с мембранами. К нам заглянул О. Он в хорошем настроении, спрашивает, что мы обсуждаем. Я говорю, что вопрос с производством мембран у нас сильно запущен и это обстоятельство может полностью сорвать все планы массового производства систем шумоподавления, основанных на интегральных микрофонах.
  Выслушав меня, О. с издевкой говорит:
  - Что же ты так плохо разъясняешь людям, что они должны делать?
  - Да я пытаюсь им объяснять, но они не желают меня слушать, - отвечаю.
  - Отчего же они не хотят тебя слушать? - продолжает он с усмешкой.
  - Не знаю, почему они не прислушиваются к моим аргументам. Возможно, в детстве родители не научили их слушать старших.
  В это мгновение О. вдруг взорвался. Он сменил свой веселый насмешливый тон на пылающий гнев:
  - Я не позволю чернить память моих родителей. Я недавно похоронил их и не позволю насмехаться над ними!
  Разумеется, я не знал о постигшем его горе. И я совершенно не имел в виду ни его самого, ни его родителей, ни вообще чьих-нибудь родителей. В данном случае я говорил о группе молодых инженеров, которые не ударили палец о палец, чтобы продвинуть дело с мембранами.
  Но, как учит Фрейд, подсознание подсказало О., о ком идет речь, и он автоматически принял мои аргументы на свой счет. Ведь именно он руководил этими инженерами, именно он игнорировал мои предложения. Неудивительно, что он принял мои слова однозначно в свой адрес.
  Вспыхнул громкий скандал. Впрочем, сейчас я не исключаю и того, что в данном случае О. просто искал повод для "громкого скандала". Он, собственно, и сделал его "громким". Это, как говорят в шахматах, была "домашняя заготовка", готовая комбинация. Нужен был только повод. И он легко обратил деловой разговор в скандал.
  Впоследствии выяснилось, что эта "комбинация" была разработана еще во времена правления Ш. Но тогда применить ее не успели. И вот теперь старая административная заготовка пригодилась. Меня отстранили от работы за "неподчинение приказам директора" и запретили приходить в компанию.
  
  Все разработки новых изделий велись не только под моим руководством, но и при моем непосредственном участии. Новые разработки было именно то, чем я и мои друзья жили. Это был наш совместный труд. Теперь все остановилось. Как раз в это время мы начали разрабатывать новую систему шумоподавления "BNS-2". Разработка повисла в воздухе.
  О. и совет директоров пошли на этот шаг с тем, чтобы раз и навсегда осадить меня и принудить к безмолвному подчинению их глупостям Они надеялись, что я испугаюсь, начну просить прощения за свою "грубость", добиваться возвращения на работу. Но я не чувствовал за собой никакой вины и не собирался идти на мировую.
  Это обескуражило авторов "хитроумного" плана. Они попытались прибегнуть к услугам психолога, специалиста по вопросам разрешения конфликтов в трудовых коллективах. Милая симпатичная женщина впоследствии оказалась, как и следовало ожидать, хорошей знакомой О. И тут была "домашняя заготовка".
  Вопреки усилиям психолога, моя позиция не менялась. Мне нечего было менять. Вся затея была чистой авантюрой, направленной на то, чтобы хорошенько проучить меня. В конце концов, всем надоела эта странная игра в "кто хозяин положения?" и через два месяца ее прекратили в той точке, с которой начали. Меня вновь пригласили выйти на работу без каких-либо условий.
  Но конфликт на этом не закончился. Он продолжался на "тихом огне". О. все еще бурлил и кипел по моему адресу и пытался устраивать мне всякие мелкие пакости.
  
  В конце 1998 года министерство промышленности Германии присудило свой ежегодный приз за новейшее и наиболее оригинальное изделие года на уровне открытия, так называемый "Prize for Innovation", оптическому микрофону, разработанному "совместно" немецкой компанией "Сенhайзер" и израильской компанией "Фон-Ор".
  Торжества по случаю присуждения этой премии должны были состояться во Франкфурте-на-Майне. Руководство "Сенhайзера" известило нас об этой весьма почетной награде, которая присуждается только раз в году и никогда не вручается иностранным компаниям. Немцы еще не знали, что наше руководство сменилось: О. не вел с ними никаких переговоров. Они по инерции пригласили на торжества по случаю этого события бывшего президента Ш. и меня.
  О. жутко обиделся. Он не мог простить мне того, что пригласили меня, а не его. Меня пригласили вместе с Полей.
  Первым шагом оскорбленного О. был отказ оплатить мне билет на самолет и гостиницу во Франкфурте. После того, как я подтвердил свое намерение прибыть на торжество вместе с Полей, О., уже скрыто, "тихой сапой", лично позвонил в "Сенhайзер" и сообщил, что я по неизвестной причине в последний момент отказался от участия в торжествах и не приеду. Нам же он ничего об этом не сказал.
  Мы с Полей приехали во Франкфурт-на- Майне и ждали приезда делегации "Сенhайзера". Наше появление вызвало у них огромное удивление. Им было известно, что мы в последний момент отказались от этой поездки.
  Количество мест для приглашенных на торжество было ограниченным, и после того как им стало известно, что мы на торжество не едем, они заполнили освободившиеся места двумя представителями своей компании. Теперь оказалось, что для нас нет приглашений. Вот такая, совсем уже мелкая пакость О.
  Эту проблему наши друзья из "Сенhайзера" решили благополучно, и мы с Полей побывали на этом необычайно громком в полном смысле слова мероприятии. Произносились громкие речи, был оглушительный рок-концерт, танцы, банкет. Корреспондент какой-то немецкой газеты, по-моему, это была "Франкфуртер Альгемайне", брал у меня интервью и фотографировал.
  Все мероприятие проходило на немецком языке, и мы ничего не понимали, несмотря на то, что рядом с нами находился переводчик. Стоял такой неимоверный шум, что мы с большим трудом слышали, что говорил переводчик.
  Очень жаль, что О. "встал в позу", обиделся и не поехал с нами. Он хорошо знал немецкий язык (его родители выходцы из Германии) и мог бы прекрасно использовать это мероприятие для рекламных целей. Но, как и во всех других случаях, для него интересы компании были на последнем месте. А главным была его борьба со мной и моим весом в компании.
  Через год он начал пользовался этой наградой вовсю, подчеркивая достижения нашей фирмы. Но в тот момент его "эго" затмило разум.
  
  Первые успехи нового директора
  
  Нельзя сказать, что О. состоял из одних лишь недостатков. Его достоинством было умение нравиться людям и убеждать их в искренности своих слов и надежности обещаний. Этого у него было не отнять.
  Правда, мне трудно судить. Ведь я с первых его шагов оказался с ним "на ножах". Позже, убедившись в том, что это ни к чему не ведет, он сам потихоньку прекратил войну, и как-то сказал: "Не сердись на меня. Я обыкновенный человек. Разве у меня нет права на ошибки?"
  Это был период всеобщего ажиотажа на почве хайтэка, который стал символом быстрого обогащения и приумножения капиталов. Все бросились вкладывать деньги в хайтэк.
  Наша компания, типичный представитель хайтэка, вызывала к себе необычайное внимание потенциальных вкладчиков. Это позволило О. провести две успешные операции по инвестированию средств в компанию.
  Первая из них произошла, когда компания все еще находилась в своем "старом" помещении, выстроенном Ежом. Теперь это помещение явно не соответствовало размаху компании.
  Вслед за этим О. подыскал новое помещение и принялся перестраивать его под современный, престижный "имидж". Он ухлопал в это дело уйму денег и оборудовал шикарное помещение в здании, вполне соответствующем стандартам хайтэка. Мы переехали туда в начале 1999 года.
  Опираясь на новое помещение и на договор с компанией "Моторола", по которому они обязались покупать у нас ежегодно переговорные устройства на сумму в 100 миллионов долларов, О. провел следующий набор средств, исходя из стоимости компании в 100 миллионов долларов. Это было величайшим достижением. Все шло прекрасно. Инвесторы были необычайно довольны. Они поверили, что назначение О. президентом было правильным шагом: этот умеет "раскручивать" компанию. Все израильские газеты наперебой сообщали о наших успехах.
  Как только договор с "Моторолой" был подписан, к нам в компанию ринулась туча всякого блатного люда. Ну, еще бы. Ведь в компании крепко запахло деньжищами.
  О. быстро провел набор нового коллектива. Компания, которая в прошлом едва превышала дюжину сотрудников, теперь разрослась до сотни человек. Все желали работать в "Фон-Ор", которая заключила договор с "самой" "Моторолой". Ажиотаж был нешуточный. Газеты Израиля писали о грандиозном успехе "Фон-Ор". Нашу компанию величали "флагманским кораблем" израильского хайтэка.
  
  В таких условиях, по мнению О., я уже никак не подходил на роль вице-президента по разработкам. Правда, официально я никогда им не был. Я просто руководил всеми разработками компании, инициировал их, осуществлял от рождения идеи через все перипетии разработки и до проверок, корректировок, вплоть до окончательного завершения. Но теперь на руководство разработками понадобился официальный вице-президент.
  Вскоре нашелся подходящий человек - И. Разумеется, это был полковник - авиатор. Кстати, сам О. тоже полковник, танкист. Ничего, что этот вице-президент совершенно не был знаком ни с оптикой, ни с акустикой, ни с электроникой. Зато он был знаком с О. А в Израиле для таких должностей ничего другого и не требуется.
  Ну ладно, вице-президент, так вице-президент. Лишь бы работать не мешал.
  И что интересно! Все было, как прежде, как при Ш. Ежедневные многочасовые совещания где-то там, в высших кабинетах власти. А мы, сирые и несмышленые, занимаемся "своими разработками", о которых там, на высоте, никто ничего не знает и не ведает. И, судя по всему, ведать особо не желает. Но вот пришел новый вице-президент по разработке.
  Разумеется, он немедленно включился в процесс совещаний. У него едва оставалось полчаса времени в течение рабочего дня, чтобы поговорить с нами, узнать, чем это мы тут занимаемся и чего разрабатываем.
  На нового вице-президента возложили задачу адаптировать, встроить разработанный нами BNS-2 в электронную систему "Моторолы".
  Чего проще, вот они Саша, Сережа, разработчики нашей системы, вот он я, руководитель разработки. Начинаем встраивать? Ан, нет. Не все так просто в этом, казалось бы несложном деле.
  Теперь эта работа должна целиком и полностью выполняться отделом нового вице-президента. Он начинает набор инженеров для этой работы. К нам в компанию повалила молодежь. Как я уже писал выше, наша техника непроста для инженеров. Во-первых, это оптика, во-вторых, аналоговая электроника. А инженеры, выпускаемые местными университетами, все обучены, натасканы на цифровую технику, компьютеры, но никак не на аналоговую электронику.
  Ну, не беда. Аналоговую технику нетрудно освоить. Нужно только немного посидеть и подучиться. Так ведь у кого учиться? Вот у этих "русских", которые двух слов на иврите правильно не скажут?
  Поначалу молодые парни из Техниона и университетов еще делали какие-то усилия, пытаясь усвоить суть. Но вскоре это им надоело. Они и "сами с усами". Они и сами все могут делать лучше "этих русских". Ребята прекращают обучение и принимаются за самостоятельную работу. А И. они на своем языке быстро растолковывают, что они все поняли. И сколько я ни убеждаю И., что ребята не освоили технологию и что им нужно учиться, это не помогает. В конце концов, И. заявляет, что "его парни" предъявили ему ультиматум: если я буду настаивать на их дальнейшем обучении, они все увольняются!
  А что может быть страшнее потери такого бесценного персонала инженеров-разработчиков, да еще в период хайтэк-бума, когда все электронщики нарасхват!
  Если говорить откровенно, то я этих молодых и горячих израильтян хорошо понимаю. Вон у меня внук Юваль семи лет - попробуй, научи его чему-нибудь. Только начинаешь ему что-то рассказывать, как он тут же прерывает тебя и сам начинает рассказывать, что и как должно быть. Так что тут говорить о младших инженерах, выпускниках университетов. Эти уж точно знают все и обо всем.
  
  А между тем, подходят сроки сдачи на проверку первого прототипа адаптированного, перестроенного под требования "Моторолы" переговорного устройства. Ребята "а-ля И." едут в Штаты на испытания и с треском проваливаются по всем параметрам: качество голоса плохое, шумоподавления нет. Короче, полный конфуз. И. бросается к нам. Помогите, "хевре" (парни), караул!
  Нет проблем, отвечаем. Неделя работы, и семь образцов адаптированных переговорных устройств готовы. Можно испытывать. У нас в лаборатории они работают прекрасно. Качество голоса замечательное, подавление шумов на уровне наших предыдущих образцов. Ребята едут в "Моторолу" и успешно проходят этот этап разработки.
  Ну что, может быть теперь они пойдут на учебу, освоят технику? Да ничего подобного. Какие-то странные силы возвращают все на круги своя. Это была для меня полная и необъяснимая загадка. Все продолжалось по-старому. Они - сами по себе, а мы - сами по себе.
  
  Лирическое отступление
  
  Я тут все о работе, да о работе. Как будто бы ничем иным в те годы я вообще не жил.
  На самом деле, так и было. Я проводил на работе по 12-14 часов ежедневно, шесть дней в неделю. Но и в выходные дни все мои мысли были заняты работой. Мне очень хотелось преуспеть, поставить компанию, нашу технологию на твердые ноги. Мне приходилось часто разъезжать, знакомить с нашими изделиями многие компании мира. Я объездил полмира. От Мексики до Японии и от Финляндии до Австралии. Деловые поездки, как правило, были короткими. И многого в них посмотреть взглядом любопытного туриста не удавалось. Наиболее интересные наблюдения я делал в аэропортах и гостиницах многих стран.
  В начале и середине 90-х годов обращало на себя внимание большое количество японцев. Но к концу 90-х и в начале нового тысячелетия в глаза стали бросаться русскоговорящие пассажиры. Это означало, что благосостояние российских граждан значительно возросло и может по своему уровню сравниться с благосостоянием японцев.
  
  В связи с тем, что Дорина была от нас далеко, мы почти каждый год навещали ее в Штатах. Но иногда нам с Полей удавалось вырваться в поездку по Европе, в Турцию.
  В Анталии мы отдыхали в очень хорошей гостинице. Мы сняли два номера. Один для нас, другой - для Дорины с Димой. Они прилетели в Турцию из Штатов. Мы провели вместе две великолепные недели, совместив приятный отдых с общением. Мы много купались, загорали, ездили в экскурсии.
  Летом 1993 года в тридцатую годовщину свадьбы мы с Полей провели неделю в Лондоне. Жили в центре неподалеку от Букингемского дворца. Бродили по городу, посещали музеи, гуляли в Гайд-парке. Нас поразило огромное количество туристов. Мы почти не встречали коренных англичан. Лондон был полон выходцев из стран Азии и Африки. В магазинах, парках, банках, в гостиницах, на улицах города трудно встретить "бледнолицых" обитателей туманного Альбиона. Население Лондона сплошь и рядом азиатского или африканского происхождения.
  Как-то мы отправились в поездку по Португалии и Испании. Нашим гидом был молодой парень, говоривший на иврите с "аргентинским", то есть с латиноамериканским акцентом. Чтобы не было к нему никаких вопросов, он сразу объяснил происхождение акцента.
  Из-за акцента все принимают его за "аргентинца", и это его обижает потому, что он не только не "аргентинец", но даже не "южноамериканец". Он "мексиканец" и не имеет ничего общего ни с "аргентинцами", ни с южноамериканцами. То была шутка. В порыве откровения он признался нам, что в молодости был троцкистом, и, полагаю, остался им до сих пор. В общем же, он был неплохим гидом, энергичным и знающим.
  Наш визит на Пиренейский полуостров начался в Лиссабоне. Этот унылый, со следами былого величия, но сильно запущенный городок, хранит на себе печать многолетней диктатуры Салазара, заморозившей развитие страны на десятки лет. Город произвел на меня жалкое впечатление захолустья как следствие длительной стагнации. Мы поездили по стране, побывали во дворце португальских королей, достопримечательностью которого была громадная кухня. Короли любили пиры. Посетили небольшую рыбацкую деревушку, приобрели сувениры, задумчиво постояли на мысу, самой западной оконечности европейского континента, глядя в распахнувшиеся перед нами просторы океана.
  Многие столетия португальцы вглядывались вдаль, не рискуя отправиться на запад, узнать, что находится там, за этими безбрежными водами. Португальский поэт, живший незадолго до Колумба, вот так же, глядя на запад в океанские просторы, писал о том, что перед ним лежит океан, хранящий в себе волшебные тайны неизвестности.
  Португальцы очень гордятся великим мореплавателем Васко да Гамой, который открыл в Новом свете самую обширную территорию, - Бразилию, и присоединил ее к Португалии, украсив корону португальских королей таким великолепным "изумрудом". В этом отношении открытие Васко да Гамы было значительней открытия Христофора Колумба.
  
  Стоя на этом мысу, вглядываясь в океанскую даль, я думал о полном отличии подходов к открытиям новых земель у евреев и у других народов.
  Все народы земли, будь то русские, испанцы, французы, англичане, португальцы, арабы, открывая новые земли, захватывали, порабощали их жителей, обращали в свою религию, присоединяли к своему "отечеству", своим владениям, приносили их в дар своим правителям. Это была совершенно откровенный трофей, добыча, которую они захватывали силой оружия и делали своей собственностью.
  Евреи, которые появлялись во многих местах земли значительно раньше других народов хотя бы в силу своей древности, никогда не захватывали эти земли, никогда не порабощали их население, не делали чужую землю своей собственностью, несмотря на то, что хитрости, дипломатичности и опытности у евреев всегда было в избытке.
  Евреи всегда знали, что их единственная земля - это земля Израиля, данная им во владение Господом. А все остальные земли для них чужие. Они всегда приходили на новые земли, к неизвестным народам с единственной миссией - торговать, обмениваться товарами. Открытие новых народов и новых земель для евреев всегда означало расширение рынков сбыта и обмена. Они селились в этих землях, среди этих народов, для развития торговли. Чужие земли рассматривались евреями как временное жилье. Даже тогда, когда Иерусалим был разрушен, и евреи были изгнаны со своей земли, были вынуждены скитаться по миру, среди других народов, они всегда считали, что изгнание обязательно закончится возвращением на свою землю, завещанную им Господом.
  
  Из Португалии мы переехали в Испанию.
  Вся Испания живет культом великого Колумба. В каждом городе есть памятник Колумбу. Улицы, проспекты и площади названы его именем. Лишь спустя столетия после открытия Америки, которая даже названа именем другого человека, Испания и весь мир признали величие Колумба. В 1492 году Колумб отправился в далекое плавание на запад, в открытый океан, пределы которого были тогда неизвестны. В этой отчаянной авантюре он и его команда рисковали жизнью. В те годы португальские моряки властвовали на море. Они осваивали западное побережье Африки. Продвигаясь на юг, они захватывали побережье и острова вдоль континента. Путь в Индию вокруг Африки для Испании был закрыт. Именно тогда Колумб решил достичь Индии западным путем. Представление о том, что земля шарообразна было уже общепринятым в среде образованных людей и мореплавателей. Колумб был прав предположив, что Инди можно достичь, обогнув земной шар. Его ошибкой было предположение, что земной шар мал, и Индия находится перед Европой, на противоположном берегу океана.
  Риск Колумба был велик. Ошибочный расчет отразился в запасах воды и продовольствия, которые он взял с собой. Расплатой за ошибку могла быть жизнь. Не говоря уже о бурной погоде, штормах, шквалах и штилях, которые были порой не менее опасны для парусных судов того времени, чем штормы.
  Но морские беды их миновали, и они пришли к островам, окаймляющим неизвестный континент, принятый ими за Индию. Так началось открытие Америки. Колумбу в этом отношении сильно не повезло. Он получил подлинное признание своего величайшего открытия лишь спустя столетие.
  История открытия Колумба, его личная судьба показывают, что не всегда человек, открывший что-то новое, неизвестное, встречается своими соплеменниками с полным пониманием вклада, который он вносит в их жизнь и в историю человечества. Колумб открыл целый континент, обширные земные пространства, необъятные новые территории, новые народы, новых животных и растения. Можно сказать, что он открыл обитателям земли вторую половину их планеты, о существовании которой они не догадывались. Открытие Колумба удвоило земные владения человечества. Ибо так же, как европейцам и азиатам ничего не было известно о жителях Америки, так и жителям Америки не было известно о существовании Европы и Азии. Это было открытие дотоле "невидимой стороны" земного шара. Вот почему так велико значение открытия Колумба.
  
  Но ведь любое открытие, которое совершает человек, даже не отправляясь в дальнее и опасное путешествие, несет в себе риск. Это опасность не "доплыть" до намеченной цели, не достичь предполагаемой, столь желанной "индии", риск вернуться ни с чем или же застрять на полпути безвозвратно, риск ошибиться, как это случилось с самим Колумбом, принявшим Америку за Индию. Такой исход поджидает любого, кто отважился сделать свое открытие, будь то в пробирке, на бумаге, на холсте, на нотном листе. В отличие от Колумба, такая попытка редко чревата физической гибелью. Но для самого первооткрывателя неудача означает гибель, пусть не физическую, а моральную. И так же, как в случае Колумба, значение плодов нового открытия, будь то на географической карте, в лаборатории или на страницах книг, человечество сможет оценить по достоинству только по прошествии многих лет.
  
  Начиная проект оптического микрофона, я думал лишь об открытии еще одного, нового способа регистрации звука. Это был новый путь во все ту же "индию" - регистрацию звука. В отличие от коллег и предшественников, нам удалось переплыть океан неизвестности на этом пути, и проложить свой, совершенно новый путь. Мы создали устройство, работающее без использования электричества, только благодаря обычному свету. Сегодня это всего лишь еще одна интересная возможность, не более того.
  Но может быть придет время, и наш способ преобразования звука в световые сигналы без использования электричества станет решающим. И множество "кораблей" поплывут в "индию" по проложенному нами маршруту. Уже сегодня наши устройства являются незаменимыми в системах MRI, при использовании измерительных приборов, работающих на человеческом теле. Они не вносят своим присутствием искажений в работу MRI, водителей ритма, других систем жизнеобеспечения. Их используют в качестве микрофонов и акселерометров на высоковольтных линиях и контактных проводах. И в дальнейшем я предвижу для нашего метода преобразования большое будущее.
  
  Но вернемся к путешествию по Испании. Эта страна не поразила меня, а скорее, опечалила. Тут и там встречались почти полностью стертые следы пребывания евреев. Свое решение отправить Колумба в далекое плавание королева Испании Изабелла приняла одновременно с подписанием указа об изгнании евреев из пределов страны. Вся экспедиция Колумба была финансирована на средства евреев, изгоняемых из Испании. Вот еще один пример из трагической истории моего народа.
  Евреи поселились на Пиренейском полуострове за несколько столетий до того, как туда пришли племена вестготов, будущих испанцев. Евреи основывали свои торговые поселения повсюду в пределах Римской империи. После захвата земли Израиля римлянами евреи стали гражданами империи и постепенно расселились повсюду. Этот процесс начался еще до начала нового летоисчисления (до рождества Христова) и усилился после разгрома восстания евреев и разрушения Второго храма на рубеже новой эры. А вестготы, будущие испанцы, пришли на земли Пиренейского полуострова лишь в конце пятого века, через пятьсот-шестьсот лет после появления там евреев. И, тем не менее, евреи, которые для новых пришельцев являлись, по сути, коренными жителями страны, были изгнаны пришельцами как чужеродное тело.
  Во время этой поездки меня не покидало ощущение, что я брожу по старому разрушенному кладбищу, где похоронены мои далекие предки, и от их могил остались лишь затоптанные разбитые надгробья, на которых иногда удается прочесть какой-то почти полностью стершийся остаток надписи на иврите. Такое "предвзятое" восприятие испанской действительности испортило мне все впечатление об этой стране.
  Нас водили узкими улицами старого Толедо, демонстрируя руины древних синагог. Нам показали памятник великому Рамбаму, поставленный недавно испанским правительством для привлечения туристов. Но в целом Испания меня разочаровала.
  
  Хотя было и несколько поразительных открытий. В этой поездке я впервые, к своему удивлению, узнал, что у "Спасителя", Иисуса Христа, были два родных брата, дети девы Марии. В каком-то городе, уже не помню его название, есть собор, посвященный братьям Иисуса Христа. Заинтригованный этим "открытием", позднее я узнал, что первым христианским архиепископом Палестины был родной брат Иисуса Христа Яаков. И совсем недавно в наших краях был найден гроб с его останками.
  Современная Испания пронизана культом корриды. Это, пожалуй, вторая характерная особенность страны после культа Колумба. Даже великий Сервантес ушел на третий план. Интересно, что Сервантес нигде не упоминает корриду, столь характерную черту Испании. Почему, ярко живописуя народ и быт Испании своего времени, он нигде не упоминает корриду? Как это объяснить?
  Энциклопедия сообщила, что коррида в Испании стала повсеместно практиковаться с начала восемнадцатого столетия, в то время как Сервантес жил и творил в конце шестнадцатого - начале семнадцатого веков, когда коррида там была еще неизвестна. Сервантес жил через сто пятьдесят лет после изгнания евреев из Испании и за сто пятьдесят лет до возникновения корриды.
  
  Наибольшие впечатления от этой поездки у меня оставила Барселона, современный город с минимумом средневекового колорита.
  Великий Гауди основательно поработал над обликом города, который напоминает о нем на каждом шагу. Великолепный собор Саграда Фамилиа (Святое семейство), посвященный, как и все в христианстве, величию Спасителя, не был закончен автором, и ныне достраивается его продолжателями. Город строен, красив и несет на себе явный налет оптимизма. Но и в пределах этого полностью современного города имеется "еврейская гора", непонятно, как и когда получившая свое название. Ведь евреев в Испании нет уже более пятисот лет. Говорят, что на этой горе существовало древнейшее еврейское кладбище. От него осталось только название горы.
  Ну и, наконец, как же можно без великого Сальвадора Дали? Его странный дом находится в небольшом городке Фигейрос, неподалеку от границы с Францией. Картины живописца, архитектура его дома заставляют задуматься над сакраментальным вопросом, что такое творчество художника, что такое фантазия художника, человека вообще. Где и как вызревают странные плоды, которые мы наблюдаем в виде удивительных полотен, изваяний, музыкальных произведений, литературных образов и замечательных стихов? Несомненно одно: все это - продукт странного мира, заключенного в человеке по имени Сальвадор Дали. Так художник воспринимал, преломлял наш мир, все то, что его окружало и отражалось в нем.
  Постичь загадку великого живописца мне помог Саша Коц, который рассказал как-то об одном своем странном сне. Он увидел свои новые водонепроницаемые часы. Неожиданно циферблат часов осыпался цифра за цифрой, все облетело и собралось маленькой кучкой внизу под стеклом. Сон был настолько явственным и удивительным, что немедленно после пробуждения, Саша взял часы в руки и осмотрел их. Они были в полном порядке: и циферблат, и цифры, все было на месте. Утром Саша поехал на работу, время от времени поглядывая на часы. Они были в порядке. Но спустя полчаса после выхода из дома, при очередном осмотре часов, Саша обнаружил, что кольцо циферблата с цифрами в его водонепроницаемых часах отвалилось и болтается внутри. Так осуществился его странный сон.
  Услышав рассказ Саши, я понял, что удивительная картина Сальвадора Дали с часами, висящими на ветвях как жидкая медуза, приснилась ему, и наутро он просто написал свой сон. Это был тот удивительный мир художника, в котором он жил, спал, творил.
  Посещение дома Сальвадора Дали компенсировало мне с избытком все мое разочарование от Испании.
  
  Поездка в Испанию была самой значимой среди наших с Полей заграничных поездок. Нехватка времени, слабое здоровье Поли, которая с каждым годом становится все более ограниченной в передвижениях, не позволяют нам совершать длительные путешествия. К тому же, в связи с тем, что Дорина находится от нас так далеко и нам хочется видеть ее хотя бы раз в году, мы практически ежегодно ездим в Штаты. Это путешествие, сопряженное с длинным и утомительным перелетом, отбирает у нас столько сил, что на поездку еще куда-нибудь сил уже не остается. А в самих Штатах, куда мы приезжаем на месяц, нам очень хочется больше времени проводить с детьми и внуками, и мы безвылазно сидим в доме Дорины, в лесу, и не хотим ничего, кроме общения с родными.
  
  Рождение близнецов. Болезнь
  
  Современная медицина позволяет "предсказать будущее". Дорина вынашивала близнецов. Мы понимали, что предстоящие хлопоты после родов будут нелегкими. Поля взяла на работе пятимесячный отпуск без содержания и уехала к Дорине.
  Я остался на хозяйстве один. Теперь, когда дома меня никто не ждал, я проводил на работе по 14-16 часов. Ожидание родов, положение компании, все это каким-то странным образом воздействовало на меня. Я постоянно ощущал внутреннее напряжение. Во мне постоянно звучала туго натянутая струна. Я не понимал, что со мной происходит, но чувствовал себя "как на иголках", ожидая чего-то внезапного и неприятного. Не знаю, может быть, это был результат общего напряжения, возникшего в связи с предстоящими непростыми родами, которых мы давно ждали.
  Не было никаких оснований для беспокойства. Состояние Дорины было хорошим, беременность протекала вполне нормально, малыши у нее внутри развивались хорошо. Но у меня внутри было что-то неладно. Я ждал беды, ходил как по лезвию бритвы и был готов к несчастью. Это была необъяснимая тревога, ожидание чего-то очень неприятного и опасного. Тогда я считал, что таким образом проявляется мое беспокойство по поводу предстоящих родов.
  Роды прошли благополучно. На свет появились два замечательных малыша, Давид и Ник, с нормальным весом, небывалым для близнецов. Начались обычные нелегкие хлопоты, сопутствующие рождению близнецов. Поля была с Дориной и помогала ей во всем так, как это может делать моя самоотверженная Поля, не щадящая себя ни на минуту, лишь бы хоть как-то облегчить жизнь дочери. И я вроде бы успокоился, все здоровы, все в порядке, никаких оснований для тревог.
  
  Мои отношения с О. постепенно улучшались. Он искал пути к примирению. Старался всеми силами показать, что "все забыл". Поскольку причиной наших разногласий был он сам, а теперь он же пошел на примирение, я считал, что этот шаг мне навстречу нужно приветствовать и поддержать, хотя мне было нелегко делать вид, что я все забыл.
  В июне 1999 года он пригласил меня на бар-мицву (праздник совершеннолетия) своего сына, и я посчитал, что мне не следует отказываться. С его стороны это был еще один явный жест примирения. Приглашая меня на семейное торжество, он как бы подчеркивал, что желает покончить со всем, что нас разделяло и ссорило в прошлом.
  Бар-мицва проходила в Хайфе. Перед поездкой я принял душ. Вытираясь после душа, я почувствовал резкую боль в спине, которая отдалась в левую ногу, - что-то вроде острого приступа радикулита, который бывал у меня иногда. Я еще подумал: ну вот предлог для того, чтобы не ехать. Но боль была терпимой, и, подумав, что весь путь туда и обратно я проведу сидя в машине, и в гостях тоже буду сидеть, я решил все-таки ехать.
  Я благополучно добрался до места, посидел там немного, поздравил "именинника" и его родителей, познакомился с гостями, а потом, решив, что приличия соблюдены, откланялся и отправился домой, в Иерусалим. Наутро я вышел на работу. Спина и левая нога немного побаливали, но не сильно, и я решил не обращать внимания - пройдет со временем.
  Однако боль в ноге не проходила, усиливаясь с каждым днем. Я стал прихрамывать. От Поли я все скрывал. Незачем было беспокоить ее по пустякам.
  В какой-то момент неожиданно заболела правая нога, и эта боль становилась с каждым днем сильней. Теперь я "хромал" на обе ноги. Особенно неприятным было то, что боль в правой ноге в дневное время, когда я вел активный образ жизни, двигался, затихала, уходила вглубь. Но стоило мне прилечь, как боль выходила наружу. Постепенно усиливаясь, она со временем стала невыносимой. Через какое-то время я вообще уже не мог спать. Едва я забывался в дреме, как страшная боль, раскаленной иглой пронизывала ногу. Я вскакивал и метался по комнате. При ходьбе боль в ноге немного отпускала, но едва я присаживался, пытался прилечь, она возвращалась с новой силой.
  Теперь ни ночью, ни днем я не мог хоть на минуту прилечь, да и сидеть долго было уже невозможно. Я спасался только тем, что постоянно ходил, ходил и ходил. Через две-три минуты сидения боль возрастала до такой степени, что я вскакивал и начинал движение, чтобы приглушить ее. Сколько времени это могло продолжаться?
  Я надеялся, что со временем все изменится к лучшему, исправится само по себе, "рассосется". Как и прежде, я ездил на работу. А что было мне делать дома, в пустой квартире, где я оставался один на один со своей невыносимой болью, сжигавшей меня изнутри? Я не находил себе места от боли, уже месяц не спал. Пьяный от бессонницы, я маятником качался из угла в угол по квартире, по кабинету, пытаясь хоть немного унять ненасытного зверя, который нещадно грыз мою ногу, едва я останавливался, пытался присесть и хоть на минутку вздремнуть в кресле. Было похоже, что на этот раз кто-то занялся мною основательно и не собирается отпускать к нормальной прежней жизни.
  
  Но ведь и я был из упрямцев. Каждое утро в семь часов я появлялся на работе в пятидесяти километрах от моего дома и продолжал работать как ни в чем не бывало, время от времени срываясь с места, чтобы сделать пробежку по коридорам фирмы.
  Труднее всего было в дни заседаний совета директоров. Когда боль в ноге становилась совсем невыносимой, я извинялся и выходил на успокоительный променад.
  После одного из таких затянувшихся изнурительных заседаний, уже вконец обессиленный, в полной темноте, на ватных ногах я кое-как доплелся до выхода из здания, оглянулся вокруг на огни ночного города и вдруг обнаружил, что ничего не вижу.
  То есть не то чтобы совсем ничего. Нет. Я видел, но как-то очень странно. Все предметы, все огни вокруг раздвоились. Осторожно спустившись по ступенькам, я кое-как добрался до машины.
  Мне предстоит пятидесятикилометровый бросок домой, в Иерусалим. А я сижу в машине и не могу сфокусировать взгляд на каком-либо предмете. Глаза "разбегаются" в буквальном смысле этого слова. Один глаз смотрит влево, а другой - вправо, и я не могу свести оба изображения в одно.
  Что случилось с глазами? Связано ли это как-то с моими бедными ногами? Тело отказалось подчиняться мне. Восстание. Бунт. Полная анархия.
  Как быть? Как добраться до дому? А я еще обещал Ане по дороге домой заскочить к ней в Модиин, захватить ее свекровь и отвезти в Иерусалим. "Нам по пути". Да, нужно как-то ехать. Не оставаться же здесь на всю ночь. Да и что это даст? Вряд ли днем мое зрение исправится.
  Закрыв один глаз, который теперь только мешал, я кое-как вторым глазом начинаю приноравливаться к знакам на дороге, к светофорам, к идущим рядом и навстречу автомашинам. Так я добрался в Модиин, посидел минут десять у Ани, перевел дух и вместе со "свояченицей" взял курс на Иерусалим. Кое-как мы доехали. Я отвез ее на противоположный конец города и вернулся к себе домой.
  На трясущихся от боли ногах я кое-как взобрался на нашу верхотуру. Самое трудное было попасть ключом в замочную скважину: пользуясь одним глазом сделать это нелегко, а двумя - и того хуже. Каждый из них видит свою, отдельную замочную скважину. Но вот я дома и могу немного успокоиться.
  
  Что же делать дальше? Как быть? Понятно, что с работой все кончено. Как я буду туда добираться? И что я буду там делать? Нет, хватит с меня экспериментов. Видно, дело мое совсем ни к черту. Надо приниматься за лечение.
  Но значительно хуже то, что я не могу теперь скрыть свое состояние от Поли. Придется ей во всем признаться.
  Я обзвонил начальство, Сашу, позвонил Поле. Я сдался на милость болячки. Я больше не в силах бороться с ней в одиночку. Болезнь атаковала меня "и в хвост, и в гриву" - в ноги и в голову. А впереди у меня теперь только бессонные от болей в ногах дни и ночи, и мои новые, великолепно раскосые как у зайца глаза.
  С Полей я говорил спокойно и сдержанно. Несмотря на мои ухищрения, она сразу все поняла. Если я решился позвонить, признаться, что болен, в то время, когда она помогает Дорине справляться с новорожденными, значит, дела мои совсем плохи.
  Должен сказать, что и здесь проявился элемент удачи и снисхождения со стороны Того, Кто не только наказывает, но и прощает. За неделю до моего звонка Дорина нашла в помощь себе хорошую няню. И когда я позвонил Поле, няня начала работать. Появился человек, пришедший на смену Поле.
  
  Узнав о случившемся, Поля вернулась в Израиль. К тому времени я уже около двух месяцев не спал и корчился от боли, как только садился или ложился. Как пьяный я ходил из угла в угол квартиры дни и ночи напролет, лишь ненадолго присаживаясь передохнуть, чтобы тут же вскочить, когда боль набрасывалась на меня.
  На третий день мы поехали в больницу. Там была длинная очередь. Часа через четыре мы попали к врачу. Мои косые глаза и несчастные ноги почему-то сразу убедили его. Меня положили в стационар. Но прошло еще часа три, пока я попал в палату. Был уже поздний вечер.
  Первая ночь в больнице "Хадаса Эйн Карем"...
  Она была такой же страшной, как и все ночи прошедшего месяца. Боль жгла и терзала меня. Я нажимал на кнопку экстренного вызова, просил обезболивающее, но все было напрасно. Врачи не оставили никаких указаний в отношении меня.
  Я крутился в своей кровати как пескарь на раскаленной сковородке. Только жар шел не снаружи, а изнутри. Я вскакивал, пытаясь ходить. Но возле кровати было тесно, и силы мои были уже на исходе. Я вновь ложился постель, пытался двигать ногами, не вставая. Ничего не помогало. Жуткая боль, казалось исходящая из средины костей, терзала, давила и плющила меня, жгла нестерпимым огнем так, как наверное терзают в страшных застенках, добиваясь признания или раскаяния. Я вдруг осознал, что такое "муки ада". Да, наверное, я попал в преисподнюю, я начал спуск туда по ступеням, и мои ноги уже там, внизу, в мире адовых мук. А может быть, это всего лишь подготовка, так сказать, "курс молодого бойца" перед будущими испытаниями в ином мире, в который мне предстоит вскоре отправиться?
  Та первая ночь в больнице была для меня тяжелей, чем все, что я испытал раньше. Не знаю, как я ее пережил.
  Но вот забрезжил рассвет, началась суета в коридорах, в палате, пришли уборщики, задвигали мебель, оборудование, проснувшиеся соседи по палате принялись стонать, кричать и плакать, звать на помощь, и тут моя боль стала сама по себе уходить куда-то вглубь. Нет, она не ушла совсем. Она оставалась все время со мной, но как бы затаилась, прислушиваясь к тому, что происходит вокруг. Как будто бы ей самой стало любопытно в новой обстановке.
  Появились врачи. Мои соседи стали двигаться по палате, расспрашивать меня, рассказывать о себе.
  Рядом лежал молодой человек, у которого глаза были перекошены, точно так же, как у меня. Его рассказ о себе одновременно успокоил меня и огорчил. Он в этом отделении уже в третий раз с такими, как у меня, косыми глазами. Они у него разъезжаются время от времени по неизвестной причине. Врачи возвращают их "на место", в нормальное положение, с помощью непродолжительных гормональных инъекций. Но через некоторое время все повторяется, глаза его вновь разъезжаются, и он опять ложится в больницу. Какова причина этого явления, врачи не знают. Болей нет, и только глаза становятся как у зайца.
  По крикам и стонам других соседей я понимаю, что мои ночные призывы о помощи, обращенные к дежурным медсестрам и врачам тихим голосом, чтобы не разбудить соседей, были для них не больше, чем бормотание во сне. Наверное, поэтому на мои призывы о помощи мало кто обратил внимание. Сейчас же в палате раздаются дикие вопли молящих о помощи.
  Это больные, страдающие рассеянным склерозом разной степени. Картина, прямо скажем, не для слабонервных. Неужели и у меня такое же "блестящее будущее"? Страшно даже представить.
  Но вот что интересно. Несмотря на то, что я не встаю с постели, боль в ногах днем стала слабее. Она как бы затаилась, притихла, ушла куда-то вглубь, и лишь слегка дает о себе знать одиночными пронзительными уколами, но нет той нестерпимой и непрерывной мучительной атаки с применением сквозного прокалывания, поджаривания на раскаленной сковороде и отрыванием кусков мяса от тела. По-видимому, эта боль в значительной степени невротического происхождения, и внешние раздражители активной дневной жизни палаты сказываются на ней. Вот ночью, когда наступает полная тишина и нет посторонних раздражителей, когда ничего не отвлекает, тогда боль выходит наружу и набрасывается на меня.
  Приходят врачи, расспрашивают. Я жалуюсь на сильные боли. Прошу дать мне что-то обезболивающее, особенно на ночь. Ведь я не сплю уже больше двух месяцев кряду. Со мной не спорят, обещают дать обезболивающее.
  Начинаются обследования. У меня берут анализы крови, спинного мозга. Чего-то там проверяют, измеряют скорость прохождения электрического импульса в ногах. Она ниже нормы, что говорит о плохом состоянии нервных волокон, что-то там не в порядке.
  Приходит Поля. Мы успокаиваем друг друга. Начали обследование, скоро все выяснится.
  
  Однако наступили осенние праздники. Лаборатории не работают, анализы не берут, а те, что взяли, не обрабатывают. И мне приходится ждать неделю, еще неделю и еще. Болезнь подождет. Праздники. Жаль только, что у боли нет праздников.
  Мучения продолжаются. Меня по-прежнему пытают на дыбе и прижигают раскаленным железом. Пусть бы хоть сказали, за что, чего от меня хотят. Тогда, быть может, я осознаю глубину грехопадения, и это придаст мне моральных сил терпеть невыносимую боль.
  Так нет же, никто ничего от меня не требует и ничего мне не предъявляет. Сам догадайся, за что тебя два месяца терзают и не дают спать. Было бы легче, если бы я мог стонать от боли, кричать. Но я не могу. Я только кручусь на кровати как на раскаленных углях, пытаясь хоть на минуту найти менее болезненное положение ног. Кручусь и страшно матерюсь. Хорошо еще, что в палате все спят. Но даже если кто и слышит меня, то не поймет русского мата.
  Я не позволяю персоналу мне помогать. По нужде, с великими усилиями, но самостоятельно, держась за стены палаты, за спинки кроватей, я переползаю в туалет и обратно. Как-то ночью, когда обе ноги совсем перестали слушаться, я не удержал равновесия и рухнул в туалете. Там была кнопка аварийного вызова персонала. Но мне было стыдно звать помощь.
  Получаса или больше я пытался самостоятельно подняться с пола, добраться до спасительной стенки, чтобы отправиться в палату. Ну и матерился же я в тот ночной час, лежа на полу и пытаясь дотянуться до специальных поручней. А потом, когда уже дотянулся, никак не мог оторвать себя от пола, подняться на негнущиеся, непослушные ноги. Но и это мне удалось. В конце концов, я дотащился до койки и свалился в нее.
  На следующее утро я услышал рассказ одного больного о его ночном приключении. Он собрался ночью по нужде в туалет. Уже подошел было туда, но вдруг услышал из-за двери такой страшный мат, что испугался и немедленно вернулся к себе в палату. Это я боролся со своим непослушным телом.
  
  В эти очень тяжелые для меня и Поли дни совершенно с неожиданной стороны проявил себя наш президент.
  Почти каждый день меня навещал кто-то из старших сотрудников компании. Каждую неделю кто-то из вице-президентов проделывал длинный путь в Иерусалим и полчаса-час беседовал со мной, пытаясь подбодрить. Я видел, что вся компания принимает участие в моей судьбе. Частым гостем был Саша Коц. Иногда он приезжал с кем-нибудь из младших сотрудников компании. Несколько раз меня навещали Сережа, И., молодые инженеры. Я не мог пожаловаться на отсутствие внимания со стороны коллег. Это все была работа О. Меня навещали даже наши новые сотрудники, которых приняли на работу уже после того, как я заболел. Приходили познакомиться и представиться.
  О. решил принять участие в расходах моей семьи в этот период. Он оплатил поездки Поли в больницу на такси. Больница находилась на противоположном конце Иерусалима, и дорога туда была не близкой. Решение оплатить Полины поездки было для нас большой помощью. И я очень благодарен ему за этот шаг. Причем сделал он это по собственной инициативе.
  Меня навещали также члены совета директоров. Такое внимание со стороны всех, с кем я работал, было для меня необычайно важно и по-человечески тепло. В те дни я нуждался в моральной поддержке значительно больше, чем во всем остальном.
  
  Боль, страшная боль терзала меня днем, но особенно по ночам. Сколько времени нормальный человек в состоянии выдерживать то, что мы называем "нестерпимой болью"? Минуту, час, сутки, в конце концов. Пытки болью продолжались уже более двух месяцев. Господи, ну сколько же можно все это терпеть?
  Мое состояние не вызывало оптимизма ни у кого из врачей. Мне ничего не говорили, но я догадывался об этом по участию и вниманию со стороны сотрудников, которые навещали меня. Что же происходит со мной? Что все это значит? Мои перекошенные глаза, мои жуткие боли в ногах не в силах остановить, унять даже сильные обезболивающие препараты.
  А праздники все отодвигали мои анализы и их результаты. Когда же они кончатся, эти казавшиеся мне бесконечно долгими осенние праздники?.. Я болтался в состоянии полной неопределенности, подвешенный между жизнью и смертью на растяжках бессонных ночей и страшной боли.
  
  Как мучили чекисты узников в своих застенках? Бессонницей, избиениями, пытками, причинявшими жуткие боли? Ну вот, я прохожу пытки бессонницей и болью. Единственное отличие в том, что от меня никто ничего не требует. Только терзают. Ну что же, раз так выпало, нужно пройти и через это.
  Поражаясь тому, что мои боли не уходят даже под воздействием самых сильных болеутоляющих средств, а мои ноги перестали реагировать на уколы, у меня вновь проверили проводимость нервных стволов. Она упала почти до нуля.
  Это явилось последней каплей, переполнившей чашу олимпийского спокойствия врачей и профессоров отделения. Они решили, что дальнейшие испытания моей способности переносить боль можно прекратить. Пора принимать какие-то меры, а не то я вообще потеряю ноги.
  Лечение было одним - инъекции стероидов. Это что-то общеукрепляющее для нервной системы. Этим лечили моего соседа с перекошенными глазами. Его выписали, когда глаза вернулись на место. Так же лечили и моего столько дней кричавшего от боли соседа, у которого что-то произошло с мышцами.
  Так и не выяснив, что со мной, испугавшись прогрессирующей атрофии нервных стволов в ногах, врачи начали инъекции стероидов.
  
  Воздействие стероидов было невероятным. Уже через двое суток массированных инъекций боли в ногах резко пошли на убыль. Впервые за два с половиной месяца я уснул ночью и проспал сутки. Мои мучители решили, наконец, оставить меня в покое. Я спал. Какая замечательная вещь - сон!
  Я спал и ночью, и днем. А мои ноги? Они все еще не сгибались. Они все еще не слышали уколов иглы. Но мне стало казаться, что боли затихают. Затем понемногу начала возвращаться чувствительность к покалываниям. Я заново учился сгибать и разгибать ноги.
  Поля принесла мне ходунки на четырех опорах. Я начал садиться в кровати. Потом стал подниматься на ноги, стоять, делать приседания, крепко держась за ходунки. Я упражнялся по нескольку раз в день.
  Затем, в один прекрасный день, я вышел из палаты, крепко вцепившись в ходунки, дошел до поста дежурной медсестры и после отдыха вернулся обратно. Постепенно моя уверенность в себе возрастала. Мои прогулки становились все более продолжительными. Я упорно учился ходить. Ну, прямо Алексей Маресьев.
  Со временем я вышел из отделения в общий коридор. Там было больше простору для "терренкура". Регулярно, много часов я передвигался по коридору с ходунками. Я вновь "становился на собственные ноги" в прямом и переносном смысле.
  К ногам возвращалась чувствительность. Но мои глаза все еще смотрели в разные стороны и никак не желали возвращаться в нормальное состояние.
  Болезнь протекала очень странно. У моего соседа глаза вернулись в норму уже через три дня после начала инъекций стероидами. А у меня они даже несколько месяцев спустя все еще оставались раскосыми.
  Врачи не могли ответить, что происходит. Когда, наконец, закончились осенние праздники, меня всего, вдоль и поперек исследовали, но не нашли никаких причин, объясняющих заболевание. Из меня выкачали не меньше двух литров крови на различные анализы, взяли для исследований три стакана спинномозговой жидкости, трижды возили на MRI.
  По одной из крайне невеселых версий - это начинался рассеянный склероз. По другой - было нетипичное проявление редкого заболевания, "синдром Джулиан-Барре".
  Потихоньку глаза мои тоже возвращались в нормальное положение. Я оставил ходунки и перешел к палочке. Ежедневно много часов я ходил по маленькому прогулочному дворику больницы и ее коридорам, опираясь на трость.
  В декабре 1999 года я вернулся домой.
  У Поли закончился ее пятимесячный отпуск на работе. Она взяла его, чтобы помогать Дорине, но большую часть времени провела у моей постели.
  Я пробыл дома еще месяц, постепенно возвращаясь в норму. В январе 2000 года я вышел на работу. Ходил я с палочкой, глаза еще косили. Они вернулись в "норму" только к концу 2000 года. На фотографиях лета 2000 года мои глаза все еще перекошены. Так закончилась эта странная, необъяснимая эпопея с непонятным заболеванием.
  Я до сих пор пытаюсь понять, что со мной произошло, и не нахожу ответа. Существует один единственный "разумный" и убедительный для меня ответ - "капара" - искупительная жертва за какие-то мои прегрешения. Я заслужил эти муки, эти боли, эти страдания. Ими я искупил что-то очень нехорошее, что я совершил в жизни.
  
  Переезд в Йеhуд
  
  Вскоре после моего возвращения домой Поля стала оформлять пенсию. Она проработала в Иерусалимском муниципалитете одиннадцать лет. Это давало ей право на минимальную пенсию. Перипетии последнего года - беременность Дорины и хлопоты с близнецами, моя болезнь и связанные с ней опасения, непростая обстановка в отделе, где работала Поля, - вынудили ее уйти на пенсию.
  В свое время мы поселились в Иерусалиме только потому, что Поля нашла там работу. Я все годы работал вдали от Иерусалима: Тель-Авивский университет, Ашкелон, Йеhуд, Ор-Йеhуда. Я ежедневно уезжал из Иерусалима утром и возвращался домой поздно вечером. Но Поле до работы было недалеко.
  Но вот Поля вышла на пенсию. Я продолжал работать в Ор-Йеhуде. Аня жила в Йеhуде. Что нам было делать в Иерусалиме? На протяжении 11 лет я проделывал ежедневное путешествие на автомашине в 120 и более километров. Зачем это все теперь, когда Поля не работает? Мы решили перебраться в Йеhуд. Будем поближе к Ане и сможем, в случае необходимости, помочь ей, а мне будет ближе до работы.
  В феврале 2000 года мы купили в Йеhуде коттедж. Было нелегко наскрести нужную сумму, "но игра стоила свеч". Мы вполне заслужили это на старости лет. Мы тщательно расписали все платежи по срокам и подписали договор. Вселение произошло в ноябре.
  Это была третья в моей жизни собственная квартира. Мы приобрели ее своими силами. Первая квартира, кооперативная, была в Харькове, где мы поселились с Полей через год после женитьбы, и деньги на первый взнос нам помогла собрать Полина семья. Вторая квартира была куплена нами в Иерусалиме с помощью ссуды, которую дал банк. Третью квартиру, мы купили самостоятельно на средства, заработанные за 11 лет жизни в Израиле.
  Русская пословица гласит: "От трудов праведных не нажить палат каменных". Мы смогли "нажить" наш дом в Йеhуде после 11 лет "праведных трудов". Это был один из самых значительных результатов нашего пребывания на земле Израиля. Я этим очень горжусь.
  Ездить на работу стало легче. Аня теперь рядом с нами, так что я иногда хожу к ней пешком. Поля стала осваивать новый дом. Устроила небольшой садик. О таких хоромах она никогда не мечтала. И я очень рад, что у нее есть возможность заниматься садовым и домашним хозяйством в свое удовольствие.
  
  Суперхайтэк
  
  С января 2000 года я вновь работаю. Приезжаю на работу к семи утра, возвращаюсь домой после семи вечера.
  В октябре 2004 года министр финансов Израиля Биньямин Натаниягу выделил из бюджета страны на нужды нескольких хайтэк-компаний в Иерусалиме 50 миллионов шекелей, что равняется примерно 11 миллионам долларов. Я привожу эту цифру для того, чтобы можно было лучше оценить дальнейшее.
  В конце 1999 года О. сумел привлечь в нашу компанию инвестиции в размере 42 миллионов долларов. Это было огромным достижением. В числе инвесторов были венчурные фонды различных стран мира и крупнейшие мировые компании, такие, например, как американский "Интель" и японский "Кенвуд".
  В течение семи лет существования компании, начавшейся с нуля, когда в ней не было ничего, кроме чистой идеи в моей голове, она достигла рыночной стоимости в 100 миллионов долларов. Было чем гордиться.
  Это несомненное, однако лишь потенциальное достижение, необходимо было превратить в реальное, выйдя на фондовую биржу. Такой была задача О. Вкладывая деньги в "Фон-Ор", инвесторы делали ставку на его следующий шаг - выход на биржу. Он обещал им это.
  
  Я вернулся в компанию, когда сбор этих гигантских инвестиций был на завершающем этапе. Группа инвесторов в основном уже сформировалась. Тут и там подтягивались новые желающие вложить еще миллион-другой. География вкладчиков была обширной, от Японии и Тайваня, через Европу и до Северной Америки. Как и раньше, во главе вкладчиков, подавая пример, стоял фонд "Стар" во главе с Я. Он представлял Европу.
  Мое возвращение в строй, основателя компании, символа новой революционной технологии, было дополнительной гарантией того, что "Фон-Ор" осуществит надежды вкладчиков. Я все еще был членом совета директоров.
  Компания занимала новое великолепное здание в духе хайтэк. Фасад здания был из стекла и красного полированного гранита. Помещение нашей фирмы было оформлено очень представительно.
  Здесь О. принимал потенциальных вкладчиков, объяснял им блестящие перспективы компании. Казалось бы, он все делал как следует, по всем правилам. Внешний вид фирмы, описание ее деятельности и перспектив, набор блестящих кадров заместителей - вице-президентов, руководителей отделов. Все было на высочайшем уровне. В компании появилось множество народу. Теперь, когда в компании запахло большими деньгами, в нее рвались толпы желающих поучаствовать в дележе.
  Но вот что интересно. Разработка новых изделий по-прежнему лежала на плечах все той же старой троицы: Саша, Сережа и я. Разработкой технологии массового производства никто, кроме нас, не занимался. Разработкой рынка фактически, а не формально, вообще никто не занимался.
  Огромное количество народу работало на компьютерах, чего-то писало, много часов обсуждало что-то на бесконечных совещаниях, но никак не продвигало компанию ни к выпуску ее изделий, ни к их продаже.
  Мы трое наблюдали картину со стороны и гадали, как долго все это продлится. Интересно, что О. и его заместители считали, что они все делают совершенно правильно, искренне верили в свои методы работы и в скорый успех. Свидетельством тому является тот факт, что и О., и вице-президенты внесли свои, хоть и более скромные, денежные вклады в бюджет компании в надежде в скором времени заработать на бирже в несколько раз больше. Так что это был скорее самообман, чем обман преднамеренный.
  
  А тем временем массового производства мембран для интегральных микрофонов, о котором я так горячо спорил с О. три года назад, все еще не было. Не была завершена подготовка массового производства интегральных оптических микрофонов в "Ситизен". Из-за отсутствия мембран мы не давили на "Ситизен" с началом производства микрофонов. У нас все еще не было рынка сбыта, и поэтому мы не форсировали начало массового производства.
  Компании необходимо было лишь доработать, адаптировать нашу великолепно работающую систему шумоподавления к требованиям "Моторолы". Но месяц проходил за месяцем, а "молодые львы" И. не сдвигали проблему с места, категорически отказываясь от нашего участия в их работе. Отдел И. вырос до двадцати человек. Кого только там теперь не было! Там были все и всё за исключением самой малости - нормально действующей системы шумоподавления.
  Я вновь и вновь пытался провести ликбез среди разработчиков И. Но напрасно. То был "глас вопиющего в пустыне".
  У И. были собраны уже такие силы и такие специалисты, что им не о чем было говорить со мной и с Сергеем. Они все знали сами и лучше нас. Вот только опытные образцы систем шумоподавления у них никак не получались.
  И когда подходил очередной этап предъявления их на испытания, И. обращался ко мне, к Сереже, и мы срочно выпускали и налаживали необходимое число образцов для сдачи заказчику. Его инженеры ехали в Штаты с нашими изделиями, успешно проходили проверки и возвращались с победой, а затем вновь, до следующего этапа, начинали куролесить со своими собственными разработками.
  
  "Спасительный" крах
  
  Как долго мог продолжаться этот блеф?
  От неминуемого позора нас "спас" экономический кризис 2000-го года. Раздутая на спекуляциях интернета и хайтэка Нью-Йоркская фондовая биржа лопнула. Затем прокатились финансовые скандалы с крупнейшими американскими энергетической и бухгалтерской компаниями. Рухнули компании телекоммуникаций и мобильных телефонов.
  Обвалился весь финансовый рынок. Вместе с ним упала и "Моторола". Спасая все, что еще только можно было спасти, она стала отсекать новые проекты и разработки. Одним из первых был отсечен проект интернет-связи для грузовиков, то есть прекратил свое существование наш договор. Это был полный крах. Надежды наших вкладчиков на быстрый спекулятивный виток через биржу окончательно рухнули. Акции всех мировых компаний стремительно падали.
  
  Мы цеплялись за любую соломинку как утопающий. По просьбе голландской компании "Филипс" мы в кратчайший срок разработали для их нового мобильного телефона совершенно оригинальный тип оптического микрофона, который отливается как часть пластиковой детали верхней крышки телефона. Отныне они могли сами выпускать микрофон для своего телефона, тогда как раньше его приходилось покупать и устанавливать. Как литой конструкции, он не стоил им ни одного дополнительного цента.
  Это был настоящий прорыв в области конструкций мобильных и вообще миниатюрных телефонов. Мы возлагали на это решение большие надежды.
  Они были в восторге от нашего предложения, запросили у нас всю документацию, а затем затихли, исчезли. После наших настоятельных запросов они сообщили, что прекратили разработки в этом направлении, а все производство переводят в Китай. Это было откровенное, наглое воровство. Но наша администрация даже бровью не повела. Более беспомощного поведения мне в жизни встречать не приходилось.
  Несостоявшийся прорыв в область мобильных телефонов, который был нашей последней надеждой, мы решили представить на выставке средств мобильной связи, открывавшейся 12 сентября 2001 года в Лос-Анджелесе. Мы приехали туда 10 сентября со своим собственным павильоном. Мы хотели подать наш интегральный оптический микрофон как микрофон с шумоподавлением для мобильных телефонов, который мог быть частью корпуса телефона. Мы усиленно готовились к этой выставке. Все оборудование павильона было уже на месте и готово к демонстрациям. Но за день до открытия выставки, 11 сентября 2001 года, произошел знаменитый в истории человечества террористический акт. В самолетах, захваченных террористами, находилось много участников этой выставки. Все они погибли. Выставку отменили.
  В те дни Америка превратилась в один большой осажденный лагерь. Центр Лос-Анджелеса был перекрыт. Все официальные учреждения города прекратили работу. Кругом полиция. В воздухе стояла тревожная предгрозовая атмосфера. Это было первое в истории нападение на Соединенные Штаты Америки на ее собственной территории. Удар был неожиданным и очень тяжелым. Все были в растерянности. Прекратились полеты самолетов. Мы никак не могли выбраться из охваченной паникой страны.
  
  14 сентября 2001 года в Израиле в возрасте 74 лет скончался мой брат Изя. Он умер во сне. Вечером, как обычно, лег спать, а утром не проснулся. Накануне он позвонил Хаиму и мне. Но я был в Лос-Анджелесе. И вот его не стало.
  Мой брат Исаак, Изя. Разница в возрасте между нами была очень велика. Он был старше на 11 лет. Практически всю жизнь мы жили порознь.
  Вначале меня вообще не было на свете. Затем он 8 лет провел в армии. Через два года после демобилизации, женившись, он отселился и многие годы жил совершенно обособленно, мало общаясь со мной. Потом его отъезд в Израиль, и вновь разлука на 11 лет. И наконец тут, в Израиле, после какой-то пустяковой размолвки мы прекратили общение на многие годы и лишь в конце, примерно за год до его кончины, вновь сблизились, стали перезваниваться и ходить друг к другу в гости. Мы были мало знакомы. Я его плохо понимал. А понимал ли он меня?
  Чем жил мой брат, к чему стремился всю жизнь, что его заботило? Иногда, в редких наших беседах, я слышал его сетования по поводу происходящего вокруг. Он любил рыбалку, в особенности, на Донце. Но что было его подлинной сутью, его главным стремлением, его мечтой? Мне очень трудно ответить на этот вопрос даже в отношении самого себя, не говоря уже о моем брате, которого я не знал. Позже, на похоронах, я услышал от людей, общавшихся с ним, много теплых слов о нем и множество воспоминаний о фактах, которые были мне неизвестны.
  Мой брат ушел от меня навсегда. Ушел к нашим родителям, к отцу и к маме. Ушел тихо, не причинив никому из окружающих напоследок хлопот своими болезнями. Прощай, мой братик. Извини меня за все те несправедливости и обиды, которые я тебе причинил. Прощай и прости.
  
  Мне нужно было срочно прибыть в Израиль на похороны. И я пробирался из Лос-Анджелеса в Израиль через половину земного шара по охваченному ужасом миру, как по полю боя. Вначале в Штатах отменили все полеты. Затем потихоньку началось какое-то движение. С необычайным трудом, в связи с кончиной брата, мне достали билет на Израиль через Лондон.
  Проблемой было добраться даже до аэропорта в Лос-Анджелесе. Туда не ходили такси. Но вот, наконец, я в аэропорту. Здесь большая неразбериха и беспорядок. К моему удивлению, проверку багажа не производят.
  Полет на Лондон прошел спокойно. А в "Хитроу" я встретил такое столпотворение и панику, которые мне живо напомнили военные и послевоенные годы в Союзе.
  Многотысячные толпы осаждали здание аэропорта. Внутри беспорядок был еще большим. Все рейсы перепутались, отменялись и вменялись заново. Расписания не действовали, и невозможно было ничего выяснить. Многотысячные очереди не оставляли никакой надежды на то, что в этом жутком балагане удастся оформить билет и благополучно вылететь.
  В те первые дни после чудовищного теракта весь мир превратился в гигантский разворошенный муравейник, в котором простые люди, и власть предержащие метались в панической беспомощности, полностью расстроив весь многолетний, хорошо налаженный порядок, утратив сдержанность и хладнокровие, так характерные для Западного мира.
  В конце концов, наш самолет благополучно приземлился в Израиле. Я вышел в аэропорту Бен-Гурион. Здесь меня встретил полуденный покой и полная тишина.
  Обычно, прилетая в Израиль из Европы или Америки, я всегда поражался контрасту между местной колоритной взвинченностью обстановки и размеренным спокойствием Запада. А вот теперь все оказалось вывернутым наизнанку. Здесь, в Израиле, были тишина, покой и порядок. Я бы даже сказал, какая-то восточная сонливость. И это в то время, когда весь окружающий мир буквально взбесился, кипел и бурлил, являя собой сплошной беспорядок, панику и ужас.
  
  На следующий день состоялись похороны Изи. Многие сотрудники моей компании во главе с О. пришли отдать долг памяти моему брату. Они не были с ним знакомы, они его никогда не видели. Но это была дань уважения ко мне и моему горю. Я им очень благодарен.
  
  После 11-го сентября
  
  С началом кризиса хайтэка и интернета стало очевидно, что надежды на "раскрутку" "Фон-Ор" совершенно безосновательны. Их и прежде было немного, но теперь наши вкладчики прозрели: отныне у нас нет перспектив на бизнес с "Моторолой", которая стала сокращать свои филиалы, увольнять сотрудников, сужать сферы активности.
  С самого начала расчет на бизнес с "Моторолой" казался странным. Не следовало строить все будущее компании, исходя из одного единственного соглашения. Разве можно "класть все яйца в одну корзину"?
  И что интересно. Наши "бизнесмены" хорошо знают и могут, разбуди их в полночь, процитировать элементарные правила бизнеса, которые есть не что иное, как обычный здравый смысл. Они знают их "назубок", но действуют всегда и повсюду вопреки.
  Так и в случае с "Моторолой". Все ставки были сделаны именно на это единственное соглашение. Никаких других, вспомогательных, дополнительных, запасных и прочих соглашений и вариантов не было и не обсуждалось.
  Ну ладно, президент нашей компании явно не гений бизнеса. Но ведь есть еще десять членов совета директоров, которые регулярно собирались, обсуждали положение компании, результаты ее деятельности и перспективы. И не просто так проводили время, не формально. Сидели по многу часов кряду за документами. Некоторые из директоров прилетали на заседания из Штатов. Казалось бы, имелись все условия для серьезной, конструктивной работы. Председатель совета директоров Я. лично вникала во все вопросы, руководила О.
  А в результате - один сплошной блеф. "Хорошо" если бы эти господа пытались обмануть кого-то на стороне. Ну, скажем, произвести спекулятивные операции на бирже. Некрасиво, неэтично, но "бизнес есть бизнес". Так нет же, они выстроили свой блеф против самих себя, для своего собственного обмана. Это был какой-то наркотик для личного употребления. Они с удовольствием внимали таблицам и графикам, которые О. строил в течение трех лет, и которые не имели под собой никаких оснований. Создавалось впечатление, что это просто актеры в каком-то театральном представлении, вышедшие на сцену в роли директоров, заслушать доклады и сообщения, одобрить предложенные решения и разойтись до следующего спектакля.
  Никто из них не задумывался над тем, что происходит на самом деле. Никто не спросил, почему не выполнен ни один показатель (за исключением показателя расходов) из предыдущего графика. Никто не спросил, до каких пор им будут "втирать очки".
  Я, со своей стороны, "вернувшись в строй" после болезни, прекратил свои попытки "открывать людям глаза" на совершенно очевидные вещи. Сколько можно бросаться на амбразуру дзота, воевать с ветряными мельницами? "Имеющий глаза да увидит, имеющий уши да услышит".
  Так продолжалось еще несколько заседаний после начала кризиса. И лишь после 11-го сентября совет директоров вдруг как-то зашевелился и задвигался. Насколько я понимаю, инициатором этого брожения стала все та же Я., председатель совета директоров.
  Ее абсолютное и полное доверие к О. вдруг дрогнуло, стало терять опору. Непонятно, почему она была так долго в нем уверена. Ведь я неоднократно предупреждал ее о том, что он ведет дела компании из рук вон плохо. Но в своем доверии к нему она была тверда как скала. Никакие мои аргументы не могли поколебать ее. И вдруг она, самая главная опора и поддержка О., закачалась и стала клониться в сторону. Не исключено, что положение самой Я. в фонде "Стар" пошатнулось.
  А О., довольно сильный и ловкий политик, видимо, был слишком уверен в ее поддержке. Ему следовало сразу же после начала кризиса срочно взяться за поиск альтернативного варианта взамен "Моторолы".
  Но он почему-то не шевелился, окаменел, продолжал все, как прежде, как будто бы этот вариант еще реален. Странная инертность и спокойствие в эпицентре землетрясения.
  Начался кризис. Лопнула и стала съеживаться "Моторола". Нужно было срочно, хотя бы в компьютере, нарисовать что-то взамен. Но О. по-прежнему сидел на старом плане и уговаривал директоров, что еще не все потеряно, а разлетевшийся вдребезги горшок удастся склеить. Он совершенно не понимал новой обстановки, не видел сгущавшихся туч.
  Впрочем, кое в чем он был прав. Тучи действительно сгущались, но не вокруг него, а вокруг компании "Фон-Ор". А это совсем другое дело.
  Из гигантской инвестиции, которую О. собрал за два года до кризиса, в компании все еще оставалась половина - что-то около двадцати миллионов долларов. Это было замечательное подспорье, сумма, достаточная для умелого и эффективного разворота компании в новом направлении. Но этого шага он так и не сделал.
  Я., прижатая к стенке кем-то из своих личных оппонентов в ее фонде, решила спасти хоть часть суммы, инвестированной в "Фон-Ор". Она провела через совет директоров беспрецедентное решение о возврате вкладчикам оставшихся денег. Вот это уже был настоящий удар. Только теперь компания по-настоящему почувствовала последствия всеобщего экономического кризиса.
  Все годы "Фон-Ор" жил полностью за счет капиталовложений инвесторов, практически не продавая своей продукции. Смешно сказать, но наша компания в 2002 году, когда в ней работало около сотни человек, продала своей продукции на меньшую сумму, чем в 1995 году, когда она находилась в рамках технологической теплицы в Ашкелоне, и в ней работало всего трое.
  Что это были за продажи? Какую продукцию компания продавала на протяжении последних пяти лет? Это было наше первое и единственное изделие, известное на рынке и пользующееся спросом, - волоконные оптические микрофоны. Правда, руководство компании не жаловало это изделие. Ш., а потом О., то и дело порывались прекратить их производство. Но ни один, ни другой не осуществили своих намерений, и компания продолжала потихоньку, в микроскопических количествах производить их и продавать. Заказчики в разных концах мира каким-то образом узнавали об их существовании и присылали свои заказы.
  Так продолжалось годы. Наконец, О. это все надоело, и он принял "окончательное" решение: прекратить выпуск волоконных оптических микрофонов. Интересно отметить, что свое решение он принял тогда, когда рухнул договор с "Моторолой".
  Трудно было найти более неподходящий момент для такого решения. Мы только что узнали, что нет никаких надежд на заказ "Моторолы", то есть наша система шумоподавления не имеет сбыта. И вот тут президент принимает "мудрое" решение прекратить выпуск и продажу единственного изделия, которое, хоть и в малых количествах, компания производит и продает на протяжении более семи лет.
  Это типичный пример поведения О. Он когда-то, еще два или три года тому назад, наметил прекратить выпуск волоконных микрофонов и с последовательностью железного робота проводил свои решения в жизнь независимо от текущих обстоятельств. Три года назад, когда подписывался договор с "Моторолой", он решил, что отвлечение рабочей силы (двух или трех работниц) на изготовление волоконных микрофонов может помешать выполнению (будущих) обязательств перед "Моторолой", которая в то время намечала большие закупки переговорных устройств.
  И вот прошло три года, аннулирован договор с "Моторолой", у нас нет никаких продаж, заказов и никакого производства, но трехлетней давности решение о волоконных микрофонах неуклонно проводится в жизнь.
  Можно подумать, что наша компания - это гигантский концерн, разбросанный по всему земному шару, а связь между его подразделениями осуществляется через пеших посыльных, которые добираются со своими депешами из одного отдела в другой в течение многих лет. Так что решение о прекращении производства волоконных микрофонов наконец-то дошло до производственного отдела, а вот известие о том, что у нас кроме как на волоконные микрофоны больше нет никаких заказов, до руководства еще не дошло.
  И что интересно, совет директоров, как и положено "резиновой печати", автоматически утвердил предложение прекратить производство волоконных микрофонов. Как и во всех других случаях, никто из членов совета не подумал хоть на мгновение остановиться и спросить, а что это мы такое делаем, зачем закрываем единственно прибыльное производство компании.
  Я не оговорился. Это производство было действительно "прибыльное", точнее, "сверхприбыльное", так как себестоимость наших микрофонов составляла одну двадцатую их цены, которую, кстати сказать, мы назначали сами, ибо являлись монополистами. Эти совершенно уникальные изделия никто в мире не выпускал, и мы могли просить за них любую цену.
  Постановление о прекращении производства было вынесено по инициативе О. Зачем? Почему? Он сам сегодня уже не сможет ответить.
  Общий ответ ясен. Эти микрофоны производились вручную, поштучно, и не могли быть предметом массового производства. Ну а раз так, то им не место в нашей компании, которая предназначена для выпуска миллионов изделий в год, хоть по копейке за сотню, но миллионов.
  Нет. Это не бред, но общее руководство к действию, которое преподается на каких-то ускоренных бизнес-курсах по подготовке руководителей израильского производства. Наш президент и его заместители, по-видимому, в свое время окончили именно эти курсы и твердо владели такими бизнес-познаниями.
  Но и этого показалось мало нашему президенту и совету директоров.
  Они поняли, что как-то нехорошо, если "знаменитая" компания "Фон-Ор", за семь лет "съевшая" уже больше 30 миллионов долларов инвестиций, до сих пор не продала своей продукции ни на один цент (волоконные микрофоны не в счет, их никто за продукцию не принимал вообще). Ведь в конце концов директоров могут спросить: а куда вы все это время смотрели? Как вы такое допустили?
  Действительно, вопрос не из легких. Но что же делать?
  Есть выход, вдруг подсказывает кто-то. Есть компания, называется "Хотас", которая тоже работает с убытками и не сводит концы с концами, на ладан дышит. Но она, по крайней мере, продает что-то. А не купить ли нам эту компанию? Тогда ее продукция будет нашей продукцией, и никто не упрекнет нас в том, что за эти годы мы не обучились высокому искусству торговли.
  Здорово получается! Можно спрятать все свои безответственные и безголовые действия на протяжении многих лет: "Мы старались, но производство оказалось недостаточно прибыльным, и мы решили, в конце концов, его закрыть".
  
  Я, после болезни махнувший на все рукой и не вмешивавшийся в кухню шеф-повара О. и совета директоров, вдруг вновь встрепенулся. Передо мной лежал план-прогноз будущих продаж запланированной к поглощению компании. Эти цифры были мне очень знакомы, напоминали что-то недавно виденное.
  Я попросил отчет по продажам наших волоконных микрофонов за прошлый год. Да, память меня не подвела. Мы продали волоконных микрофонов на сумму примерно такую же, как компания "Хотас" планирует продать своих изделий в будущем году.
  Что же это получается? Давайте прекратим наше собственное необычайно доходное производство. Вместо него купим новую компанию с заранее убыточным производством и начнем выпуск ее изделий только для того, чтобы все увидели, что мы тоже что-то производим и продаем.
  Это блестящий пример логики делового мышления руководства компании, начиная с президента и кончая уважаемым советом директоров на всем протяжении их хозяйствования.
  Впервые за два прошедших года я вновь закричал:
  - Караул! Что же вы такое предлагаете, уважаемые господа! Свое готовое, многолетнее, хорошо зарекомендовавшее и очень прибыльное производство прекратить, а взяться за новое, неизвестное нам производство, которое принесет компании одни убытки. Где логика? Где здравый смысл?
  Нужно сказать, что с такими призывами я неоднократно обращался в совет директоров в прошлом. Но никто не хотел меня слушать. А тут вдруг случилось чудо. Да, да! Я называю это "чудом" именно потому, что впервые за прошедшие семь лет меня услышали. Как признался позже один из членов совета директоров, "нафаль асимон", что в переводе примерно означает "до нас дошло".
  Лучше поздно, чем никогда. До них дошла элементарная логика здравого смысла. И они, о чудо небес, вдруг приняли решение убыточную компанию не покупать, производство волоконных микрофонов не закрывать, а наоборот, именно этим производством отныне нашей компании следует заниматься.
  Эх! Если бы эти господа пришли к такому выводу ну если не семь лет назад, то хотя бы года три... Мы давно стали бы высокоприбыльной компанией.
  Но нет. Тогда им требовались сверхприбыли - и немедленно. Им требовались спекуляции на бирже. На меньшее они не соглашались. Для них уж лучше было потерять все, чем согласиться на обычные прибыли, с которых, по сути, и следовало нашей компании начинать свою жизнь. Взлеты всемирного хайтэка слишком вскружили их головы.
  
  Но вот "нафаль асимон", и "Фон-Ор", известный "массовым производством систем шумоподавления", превратилась в компанию по производству и продаже волоконных оптических микрофонов, с которыми мы в свое время и вошли в мир бизнеса.
  О., верный формальным принципам деловых отношений, за полгода до прекращения производства разослал всем покупателям наших микрофонов уведомление о предстоящем его прекращении. И что забавно. Совершенно случайно, ко времени принятия решения о возобновлении этого производства, все потребители волоконных оптических микрофонов, испугавшись перспективы потерять такое необычное изделие, ответили на письмо О. заявкой на закупку свыше четырехсот микрофонов. Такой огромный заказ еще ни разу не фигурировал в наших ведомостях. Компания срочно приступила к его выполнению. Наши "производственные мощности" не были рассчитаны на него. Так рынок оптических микрофонов, как бы в насмешку над решением закрыть производство, выразил свое мнение по этому поводу.
  Блеф "Фон-Ор" подошел к концу. Начиналась трудная, но живая реальность. Теперь, с опозданием в семь лет, нужно было научиться зарабатывать деньги и кормить самих себя производством и продажей волоконно оптических микрофонов. С этим изделием мы вошли в мир бизнеса, к нам пришли инвесторы и вложили деньги. Затем эти инвесторы назначили своих директоров, которые стали искать пути к биржевой спекуляции. И вот теперь все спустились из небесных эмпиреев на грешную землю.
  Но прошедшие семь лет были полностью потеряны. Рынок волоконных микрофонов не развивался, новые изделия на базе этих микрофонов не разрабатывались. Все годы на них смотрели, как на обузу, от которой следовало поскорее избавиться. Волоконно-оптические микрофоны распространялись методом "диффузии", "из уст в уста", от одного потребителя к другому. Медленно, но верно они входили в жизнь вопреки всем усилиям руководства.
  
  Финиш?
  
  Компания начала увольнения. В течение нескольких месяцев число сотрудников сократилось до 50, 30, 10.
  Как-то меня пригласила на беседу в свой офис Я., председатель совета директоров. Там был наш президент, еще кто-то. В связи с тяжелым финансовым положением компании и приближением моего пенсионного возраста (65 лет) совет директоров и президент компании предлагают мне выйти на пенсию.
  Я спросил Я., помнит ли она, как несколько лет тому назад обещала мне взыскать с президента компании в случае, если компания потерпит неудачу. Теперь за его ошибки, на которые я неоднократно указывал, наказывают меня, да еще в момент, когда компания приняла мое предложение о дальнейшем пути.
  Ответ Я. был очевиден: "Это ошибка не одного О. Мы все ошиблись и все в ответе". Но увольняют почему-то только меня. Впрочем, эта дискуссия была ни к чему. О. был и остается их ставленником. Он выполнял и продолжает выполнять указания совета директоров и инвесторов. Это они толкали его по ошибочному пути и сознательно не принимали мои советы. А теперь, приняв, наконец, одно из моих предложений, они не хотят меня больше видеть ни в компании, ни в совете директоров. Все.
  Закончился очередной этап моей жизни.
  
  Итоги
  
  Одиннадцать лет, которые я проработал в "Фон-Ор", были самыми продуктивными в моей жизни.
  Шахта, годы учебы, напряженная работа в Метрологии. Последовавшие двенадцать лет борьбы за выезд были одним из самых тяжелых периодов моей жизни. Но так напряженно трудиться, выкладываясь изо всех своих сил, как мне пришлось в компании "Фон-Ор", мне не доводилось никогда и нигде.
  В "Фон-Ор" мне удалось создать значительно больше, чем за все предыдущие годы. Ежегодно мы разрабатывали по нескольку новых изделий. Одних только патентов мы наплодили свыше двух десятков, и их могло быть намного больше, не хватало лишь времени и денег на оформление.
  Мы изобрели и внедрили абсолютно новую оптическую и акустическую технологию, неизвестную до нас, и предоставили ее миру.
  Подводя итоги этого периода жизни, хочу отметить одну весьма важную сторону работы в "Фон-Ор": сотрудничество с инвесторами, вложившими в "мою" компанию огромные суммы. Несмотря на усилия, которых я не жалел все эти годы, я так и не смог достичь взаимопонимания с ними. Казалось бы, наши цели полностью совпадали. Я стремился к развитию компании, к росту продаж, к ее высокой эффективности и максимальной прибыльности. Но этот мой подход не имел ничего общего с их взглядами. Я так и не понял, к чему они стремились и чего хотели от компании. Какова была цель их инвестиций? Вряд ли их целью было развитие компании до уровня коммерческой стабильности и в дальнейшем получение прибылей, как я наивно полагал вначале.
  Целью инвестиций была спекулятивная операция на бирже в подходящий момент. Поэтому инвестиции в "Фон-Ор" росли по мере общего подъема стоимости ценных бумаг на бирже. В компанию вкладывали деньги как в биржу. Ее цена росла вместе с ростом цен на бирже. Этим объясняется стремительный рост цены нашей компании и рост числа желающих сделать в нее вклад.
  Жаль только, что в погоне за фантомной биржевой спекуляцией хозяева не сделали ничего, что поставило бы компанию на твердую промышленную и рыночную основу. Именно в этом вопросе не было взаимопонимания между мной и советом директоров. Семь лет подряд я пытался корректировать их ошибочный курс и все впустую. Никто всерьез меня не принимал: "Мели, Емеля..."
  Такое отношение к моему мнению было не только оскорбительным для меня, оно стало гибельным для компании, для инвестированных капиталов.
  Приняв мою технологию как научную и техническую основу для финансового развития компании "Фон-Ор", наши инвесторы совершенно не приняли меня как делового партнера.
  Я не смог усвоить их мышление и систему ценностей. А они не поняли и не приняли меня и мое мировоззрение. В области бизнеса мы остались чужими друг другу людьми. Мы, как две абсолютно не смешиваемые жидкости, остались разделенными даже после семи лет интенсивного перемешивания.
  Все это время я стремился к сближению с ними, пытался понять их и объяснить им мою точку зрения. Но все было напрасно, мы продолжали жить в разных мирах или в разных плоскостях, соприкасающихся друг с другом лишь в отдельных случайных точках.
  Мне, еврею, не доверяли в СССР. Мне, чужаку, не доверяют в Израиле. Это печальное следствие законов современного мира. Но больше всего меня волнует вопрос о том, что будет с нашими детьми и внуками. Смогут ли они полностью влиться в новое общество, формирующееся в Израиле? Возникнут ли здесь новые критерии доверия между различными "несмешиваемыми жидкостями", вливающимися в эту страну? Без такого полного слияния, без полного доверия между гражданами страны у Израиля мало шансов выжить в окружающем мире. Но я надеюсь, что такое слияние в конце концов произойдет.
  
  Начиная проект, открывая свою компанию в Израиле, я заведомо ушел от стандартного пути, по которому пошло большинство "борцов-отказников", "узников", ученых, приехавших в страну. У меня была возможность пойти этим путем. Я мог и дальше "сидеть" в Тель-Авивском университете, перебиваясь с одной стипендии на другую до самой пенсии. Но я решил рискнуть и выбрал иной, собственный путь. Он потребовал от меня напряжения всех сил. Но я не жалею об этом.
  Вместо того чтобы сидеть на шее у государства, ожидая от него очередных подачек, грантов, я сам создал рабочие места для себя и для десятков других инженеров, ученых и простых работников, для репатриантов и коренных жителей страны. Благодаря моим усилиям и инициативе в Израиль были инвестированы десятки миллионов долларов иностранных капиталов, которые пошли не только на развитие нашей технологии, но и на развитие всей деловой активности страны. И поныне наша компания продает свою продукцию за рубеж, зарабатывая для Израиля иностранную валюту.
  Я горжусь этим. Я внес свой посильный вклад в развитие моей страны.
  
  Как-то Я., руководитель финансового фонда "Стар", милая женщина в возрасте 45 лет, рассказывая на страницах одного из журналов о своем пути в бизнес, отметила трудности, которые ей пришлось преодолеть. Ее проблема состояла в том, что она не служила в израильской армии и поэтому не имела обычных для большинства израильтян армейских связей.
  Читая эти признания, написанные вполне искренне и предназначенные вниманию тех, кто знает, как строят карьеру в Израиле, я подумал: а каково было мне в сравнении с ней, в возрасте 50-ти лет приехавшему в совершенно новую, незнакомую страну? У меня не было не только никаких армейских знакомых, но не было вообще никаких знакомых и друзей в стране. У меня не было нормального языка общения, чтобы объяснить, кто я такой, что умею делать. У меня в этой стране за плечами не было ни одного своего собственного дела, ни одного поступка, на который я мог бы сослаться. Именно в такой ситуации и без какого либо "начального капитала" мне удалось выстроить свой путь, свою карьеру в мире технологии и в мире бизнеса.
  Это произошло только благодаря "моей связи" с Господом Богом. Это Он обеспечил мне внимание, заинтересованность моими идеями и планами в кругах израильских и зарубежных инвесторов.
  Это Он обеспечил мне блестящие результаты исследований и разработок моих приборов. Это Он подарил мне великолепных друзей, помощников и соратников - Сашу Коца и Сережу Смирнова, которые превратили мои теоретические идеи и мысли в металл, стекло, пластик и электронику, в готовые уникальные приборы, которым в мире нет равных. Это Он был рядом со мной все эти трудные годы, поддерживал меня морально и физически, давал мне силы для продолжения упорной борьбы в совершенно новом, незнакомом мне мире, мире бизнеса.
  Без Его помощи я бы никогда не достиг успеха, который достался мне на этом пути. Я очень благодарен Ему за всю ту помощь, которую Он оказывал мне и продолжает оказывать в жизни и, в первую очередь, за помощь, которую Он оказал мне в этот трудный период борьбы за становление на земле Израиля.
  Но пришло время, судьба изменила направление моих интересов и усилий. Его мудрая рука устремила меня в новое русло, к иным берегам, к новым поискам и к новым открытиям. И я подчинился.
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"