Аннотация: Гражданская война в России. В донских степях идет один из последних боев между красными и белыми. Кто выйдет победителем из этой схватки?
Несет седые волны Тихий Дон,
Сражаются красные с белыми.
Кто победит - один лишь знает Бог,
Мечта здесь бьется насмерть с верою.
1
Пронзительный рассвет осветил степь. Солнце выстрелило из-за края горизонта яркой вспышкой, мгновенно прогнав темень.
В верховьях Дона стояла поздняя осень 1919 года. Серые облака стремительно летели по небу, подгоняемые холодным ветром. Внизу по изрезанной лощинами земле стелилась пожухлая трава. Подпрыгивая на бугорках, подгоняемые ветром, куда-то спешили сухие шары перекати-поля. Стебелек ковыля на бруствере окопа, будто здороваясь, часто кивал своей верхушкой. Вдалеке, там, где земля соприкасалась с горизонтом, желтел чахлый перелесок. Оттуда сегодня начнется атака.
Хорунжий Харлампий Ергаков сипло кашлянул в кулак и подвигал под шинелью закоченевшими от утреннего морозца плечами. Подняв к глазам полевой бинокль, он вгляделся в редкие просветы между далекими деревьями. Время от времени там мелькали быстрые тени. 'Стало быть вскорости пойдут', - решил про себя хорунжий. Поправив на голове косматую папаху, офицер торопливо пошел по траншее. Невысокий, худощавый он двигался легко и проворно, стараясь не ступать в лужицы замерзшей воды на дне окопа. Левой рукой хорунжий придерживал при ходьбе именную казачью шашку.
За очередным изломом траншеи, прислонившись к стене окопа, нес дозорную службу казак. Борясь с дремотой, он время от времени ронял отяжелевшую голову на грудь. Подойдя сбоку, Ергаков легонько стукнул караульного по плечу.
- Здорово ночевал, братец! - негромко окликнул он, усмехнувшись в усы.
Казак встрепенулся и хриплым спросонья голосом ответил:
- Слава богу!
Потом смущенно добавил:
- Виноват, ваше благородие! Придремал малость.
- Спать нонче нельзя, краснюки близко, - для острастки нахмурил брови хорунжий. - Беги, побуди отряд. Я за тебя тута покараулю.
В станице, что раскинулась в сотне шагов от позиции, запели петухи. Они голосисто перекликались, силясь перекричать один одного, будто участвовали в состязании. Однако вскоре рассветная эстафета прервалась. Совсем мало осталось пернатых певунов в станице. В чьем-то дворе глухо заржал конь. Но его одинокому ржанию никто не ответил.
Хорунжий с грустью вспомнил своего погибшего аргамака. Орел ходил под ним больше года и полег от осколка артиллерийского снаряда два дня тому назад. Тем утром казачий разъезд возвращался из разведки. Быстро светало. Серая хмарь стлалась по земле, собираясь в широких низинах. Дробно стучали конские копыта по мерзлому полю промеж двух перелесков. И тут в воздухе раздался нарастающий скрежет, а затем ахнул разрыв, черным столбом вздыбив землю. Казаки попали под прицельный артиллерийский огонь. Вражеский наводчик прятался где-то в перелеске, а скрытая за лесом батарея била по заранее пристрелянным целям. Первый снаряд упал в двадцати шагах от разъезда, а второй разорвался совсем рядом с пустившими галопом лошадей казаками.
Харлампий почувствовал, как Орел под ним споткнулся и стал падать вперед. Хорунжий кубарем перелетел через конскую голову и через мгновенье с силой ударился о землю. Не чувствуя боли, казак вскочил на ноги. Обернувшись, он ошалело уставился на верного аргамака. Орел лежал на боку, все его стройное тело сотрясали сильные конвульсии. Осколок попал коню в шею, и кровь била из раны тугими толчками.
Рядом с хорунжим на кобыле каурой масти гарцевал вахмистр Прохор Бондарев.
- Ваше благородие, хватайся за стремя! - с тревогой в голосе крикнул он.
Остальные казаки отряда скакали прочь, нахлестывая коней, спеша уйти из-под гибельного обстрела.
Поодаль, на опушке редкого леса, показалась пехота противника. Ветер доносил отрывистые хлопки винтовочных выстрелов. Наступая нестройными рядами, красногвардейцы стреляли на ходу. Вскидывая винтовки, они торопливо целились и били вразнобой, стараясь попасть в казаков. Но стрелки были аховые, и пули, жужжа рассерженными пчелами, летели мимо.
Харлампий застыл на месте, не в силах оторвать взгляд от смертельно раненого коня. Он принялся судорожно дергать кобуру, пытаясь достать наган, но одеревеневшие пальцы не слушались. 'Надо помочь Орлу, - билась мысль в голове у хорунжего. - Что ж он так мучается, бедняга!' Над ухом оглушительно грянул выстрел. Орел дернулся в последний раз и замер неподвижно.
Вахмистр Бондарев, потрясая разряженной винтовкой, склонился с лошади к командиру:
- Харлампий Григорьевич! Да хватайся же скорее за стремя, або поздно будет!
Хорунжий рывком пришел в себя. Он быстро огляделся по сторонам и кинулся к убитому казаку-разведчику, возле которого топтался его конь. Дородный станичник лежал на спине, широко раскинув руки и уставившись неподвижным взглядом в небо. На груди у него медленно расползалось кровавое пятно. Рванув поводья из руки мертвого казака, Харлампий вскочил на заржавшего коня и поскакал наметом, низко пригибаясь к луке седла. Вахмистр, выстрелив наудачу в сторону приближавшихся красноармейцев, понесся следом. Вдогонку уходившим из-под обстрела казакам полетела матерная брань и частые хлопки выстрелов. Вскоре беглецов скрыл заросший пожелтелой травой бугор.
Меж тем, караульный казак вылез из траншеи и, держа в руке винтовку, трусцой побежал к ближнему куреню.
По малому времени три десятка вооруженных людей высыпало на станичную околицу. Вытянувшись неровной цепью, они заторопились к оборонительному рубежу. Последним из-за огородных плетней показался ближайший помощник хорунжего - вахмистр Бондарев. Он сладко зевнул, потянулся, глядя по сторонам, а затем лениво припустил следом за подчиненными.
Большинство отряда составляли казаки из верхнедонских станиц. На них была надета добротная одежда и обувь: поверх темно-синих чекменей длинные кавалерийские шинели, на головах серые папахи, а на ногах справные сапоги. Все бойцы пригибались на бегу, за исключением одного гражданского. Худощавый мужчина в черном пальто инженера-путейца бежал, будто проглотив аршин. Правой рукой он придерживал форменную фуражку, а левой сжимал ремень винтовки, болтавшейся за плечом. Винтовочной ствол время от времени бился о край фуражки, заставляя путейца испуганно втягивать голову в плечи. Попадая лаковыми туфлями в рытвины, он то и дело спотыкался, вызывая негромкие смешки и шуточки казаков. Железнодорожник прибился к их отряду с неделю назад. По его словам выходило, что родом он из Александровска-Грушевского. Работал там инженером в паровозном депо. Твердо решив вступить в ряды Донской армии, оставил семью и отправился на фронт. Добирался, где пеши, где обывательскими подводами, доставлявшими войскам патроны и продовольствие. Свой поступок доброволец объяснял желанием постоять за свободу родного края. Лет ему было далеко за сорок. Звали пожилого новобранца Галанин Сергей Петрович. Казаки, недолго думая, дали ему прозвище Скорохват. Уж больно споро осваивал он воинские премудрости. 'После боя треба этому приблуде добрую одежу справить, - покусывая кончик уса, подумал хорунжий. - Если живой останется...'
Подбежавшие казаки попрыгали в траншею, спеша занять позиции на оборонительном рубеже. Вахмистр Бондарев степенно приблизился к командиру отряда.
- Какая у нас диспозиция, Харлампий Григорьевич? - после приветствия спросил он Ергакова.
- Положение, Прохор, дюже сурьезное, - хмуро ответил хорунжий. - Красные сосредоточили конницу вон за тем леском. Не меньше трех сотен будет. Еще чуток и пойдут в наступ. Справа от нас балка - там коням не развернуться. Слева болотистая ложбинка. Атакуют, стал быть, по центру. Поставишь на фланговые пулеметы Хромушина и Молчанова. За тот, что посередке, станешь самолично. Стрелять только по моей команде. И, гляди у меня! Стоять крепко!
Командир отряда доверял своему помощнику, как самому себе. Их связывала прочная дружба еще с германского фронта.
Вахмистр согласно кивнул и, привычно пригнувшись, поспешил по ходу сообщения к пулеметным гнездам. Хорунжий вновь вскинул полевой бинокль, оглядывая окрестности. Если он ошибся в направлении главного удара красных, шансов остаться в живых у них не будет.
Неполная полусотня хорунжего Ергакова оставалась единственным заслоном на пути Красной армии к городу Новочеркасску - столице Всевеликого Войска Донского. Казачий полк, квартировавший в близлежащей станице, поддался большевистской агитации и был полностью разложен. Казакам до смерти надоело воевать. Сначала бились с германцами, теперь с красными. Они охотно поверили засланным переговорщикам, что с приходом большевиков границы Всевеликого Войска Донского останутся в неприкосновенности, и никто не посягнет на казачьи вольности. Вчера разагитированный полк оставил свои позиции и разошелся по домам. Теперь в образовавшуюся прореху готовились хлынуть части красноармейцев. Ергаков да горстка казаков из разных станиц не поверили большевистским агитаторам и порешили остаться на защите важнейшего участка фронта. Хорунжий единогласно был выбран командиром их сборного отряда.
На околице станицы на баз выбежали двое ребятишек. Через покосившийся плетень они принялись с интересом наблюдать за готовившимися к бою казаками. Но вскоре строгий окрик матери загнал их обратно в курень. Чуть погодя занавески на окнах дрогнули, и любопытные детские мордашки прилипли изнутри к стеклам. Вскорости и оттуда их кто-то прогнал. Харлампию показалось, что внутри куреня мелькнула чья-то черная борода. Ничего удивительного в этом не было. Сейчас многие казаки возвернулись в родные станицы, устав сражаться на братоубийственной войне. На чьей стороне правда, понять им было трудно. И красные, и белые обещали после своей окончательной победы различные свободы и, главное, землю. Но красная пропаганда предлагала отобрать имущество и землицу у богатеев. Ее призыв 'Бей буржуев, грабь награбленное!' был близок и понятен народным массам. У белых лозунги были неясными и расплывчатыми: 'Вся власть Учредительному собранию!', 'За единую и неделимую!' А что будет с Всевеликим Войском Донским? Среди казачества крепло мнение, что ни с теми, с ни другими Дону не пути. У обласканного самодержавием казачьего сословия имелось в достатке земли и вольностей. И все чего хотели казаки, так это то, чтобы все осталось по-старому. Поэтому большинство из них теперь выжидало, сидя по куреням, чья возьмет.
Хорунжий прервал раздумья, почувствовав на себе чей-то пристальный взгляд. Это новобранец-железнодорожник не сводил с него глаз, порываясь что-то сказать.
- Куда мне стать? - наконец решившись, спросил он.
- Подь сюды! - строго приказал Ергаков. - Ставай поручь!
Новичок поспешно приблизился к командиру отряда. Сняв с плеча винтовку, он встал у стенки окопа.
- Дай-ка!
Харлампий, протянув руку, забрал оружие у новобранца и принялся внимательно осматривать. К его удивлению, винтовка была до блеска вычищена и заряжена.
2
Федор Гущин затянулся тонкой папироской, пряча ее от ветра в жилистом кулаке. Сделав пару глубоких затяжек, он бросил окурок под ноги и вдавил в землю носком сапога. После чего потуже натянул на голову фуражку с красной звездой и растер руками замерзшие уши. Мужчиной Федор был крупным. От него так и веяло крестьянской хваткой и основательностью. Будто вырубленное из цельной колоды лицо, большие лопатообразные руки. Новенькая кожаная тужурка плотно облегала мощное туловище. Короткие кривоватые ноги были обуты в сапоги с высокими голенищами. На правом боку у Федора висел маузер в деревянной полированной кобуре. С другого боку к бедру прижималась наградная офицерская сабля со сбитыми вензелями. Малообразованный крестьянин из тамбовской губернии он всем сердцем и с искренней верой принял революцию. И новая рабоче-крестьянская власть полностью оправдала его ожидания, подняв на недостижимую для него при царском режиме высоту. Пройдя трудный путь от рядового бойца продотряда до краскома[1], он командовал теперь конным отрядом в триста сабель. Неподалеку от командира готовились к атаке его подчиненные. Красноармейцы поправляли конскую упряжь и проверяли вооружение.
Гущин посмотрел в сторону проглядывавшей в просветах между деревьями казачьей станицы. Порыв ветра донес до него отдаленное ржание. Гнедая кобыла краскома Пеструшка навострила уши, прислушиваясь. Гущин с силой хлопнул ладонью по массивному крупу лошади. Пеструшка, недовольно фыркнув, отпрянула, натянув поводья в руке. 'Справная кобыла, - по-хозяйски подумал Гущин. - Ее бы в плуг впрячь да на поле. Вот сковырнем беляков, и сей час перепашем здешние земли. Сколько их тут гуляет без толку! А вот у нас на Тамбовщине каждый клочок пахотной землицы на учете. После нашей победы непременно отберем земельку у местных кулаков-кровососов и поделим по справедливости между хлеборобами. Ну что ж, бойцы готовы. Пора!'
- По коням! - громко выкрикнул он.
Красноармейцы начали садиться на лошадей. У многих это не получилось с первого раза. Вчерашним землепашцам и рабочим с непривычки трудно давалось искусство верховой езды.
- Без команды не стрелять! - строго предупредил он новобранца и вскинул к глазам бинокль.
Приближенные цейсовской оптикой перед глазами Харлампия скакали красноармейцы. Расставив в стороны локти, они неуклюже подпрыгивали в седлах и широко разевали рты в беззвучном крике.
- Аааа! - донеслось до позиции казаков.
Темная масса коней и всадников медленно набирала ход.
Над головами казаков раздался гул и нарастающий скрежет. Артиллерийский снаряд с натугой пробуравил воздух и упал возле околицы станицы. Черной вспышкой ухнул разрыв. Еще несколько снарядов разорвались рядом с казачьим окопом, засыпав оборонявшихся комьями чернозема. 'Кажись, та же батарея садит, что нас в дозоре накрыла', - присев на дно траншеи, подумал Харлампий. Обстрел прекратился также внезапно, как и начался. Видимо, артиллеристы боялись попасть по своим.
Конница красных быстро приближалась. Уже невооруженным глазом можно было различить лица скачущих красноармейцев. Донесся глухой гул от ударов сотен копыт о мерзлую землю.
Хорунжий вынул из кобуры наган и протяжно крикнул:
- Взво-о-од!...Огонь!
- Та-та-та! - тут же зачастили пулеметы.
Конная лава словно споткнулась о невидимую преграду. Скакавшие впереди красноармейцы беспорядочной кучей повалились на землю. Задние всадники на полном скаку огибали копошившуюся на земле груду тел, стремясь поскорее добраться до казачьего окопа. Вплетаясь в скороговорку пулеметов, защелкали винтовочные выстрелы оборонявшихся казаков. Красные конники затоптались в нерешительности, вразнобой паля в ответ.
Харлампий стрелял редко, тщательно выцеливая. Вахмистр Бондарев привстал по пояс над бруствером окопа, непрерывно поливая неприятеля огнем из ручного пулемета 'Льюис'. Наступил переломный момент атаки.
В первые ряды атакующих вырвался дюжий детина в кожаной куртке. Он принялся размахивать саблей и что-то кричать.
Харлампий прицелился. Но тут рядом грохнул винтовочный выстрел, и красный командир вывалился из седла. Хорунжий обернулся. Давешний новобранец передергивал затвор винтовки. 'Точно, что Скорохват', - с легкой досадой подумал офицер.
Красная конница начала пятиться. Передние всадники дергали поводья разгоряченных коней, поворачивая их назад.
Внезапно справа, из балки, высыпали с полсотни конников. Понукая лошадей криками, они принялись обходить позицию казаков с фланга, норовя зайти в тыл обороняющимся.
Хорунжий подхватился и кинулся по ходу сообщения на правый фланг. У него за спиной послышались чьи-то торопливые шаги. Оглянувшись через плечо, Харлампий увидел бегущего сзади Скорохвата.
Вскоре показался конец окопа. Здесь располагалось пулеметное гнездо. Первый номер пулеметного расчета урядник Семен Хромушин пытался развернуть пулемет 'Максим' в сторону прорвавшихся красных конников. Те с гиканьем, размахивая обнаженными клинками, быстро приближались к оборонительному рубежу. Второй номер пулеметного расчета был убит и лежал лицом вниз на краю бруствера. Хорунжий бросился на помощь пулеметчику. Они с Хромушиным стали поспешно устанавливать пулемет на новую позицию.
Рядом с казаками в окопе гулко хлопнул винтовочный выстрел, за ним другой, третий... Скакавший первым красноармеец свалился с коня, еще один схватился за плечо, клонясь в седле. Это Скорохват, торопливо клацая затвором, посылал пулю за пулей в мчавшихся всадников. Красные придержали коней, и тут застрочил пулемет. Заняв место первого номера, Харлампий открыл кинжальный огонь, поводя стволом "Максима" из стороны в сторону. Ряды красноармейцев начали быстро редеть. Пуля звонко цокнула по бронещиту пулемета, заставив офицера дернуть руками. Неся большие потери, нападавшие дрогнули. Они развернули лошадей и рассыпались по полю.
Хорунжий облегченно перевел дух и взглянул на своего второго номера. Урядник Хромушин неподвижно лежал на боку, сжимая в руке пулеметную ленту. В его широко открытых глазах застыло удивление, а из раны на левом виске сбегала вниз темная струйка крови. 'Жаль! Добрый был казак!', - тяжело вздохнув, подумал хорунжий.
Скорохват был цел и невредим. Беззвучно шевеля губами, он смотрел вслед уходившим наметом красным конникам.
Тут Харлампий поймал себя на мысли, что уже давно не слышит другие пулеметы. Он обернулся и посмотрел вдоль окопа.
Дело было худо. Пока они отбивали атаку на фланге, главные силы красных спешились и ворвались на оборонительную позицию казаков. Противники сошлись в рукопашную. То здесь, то там слышалась крепкая ругань, прерываемая одиночными выстрелами.
Вахмистр Прохор Бондарев, отбросив в сторону заевший пулемет, боролся с рыжим красноармейцем. Перехватив одной рукой ствол винтовки, казак прижал своего противника к стенке окопа. Другой рукой Прохор тянул из кармана шинели револьвер. Но тот, как на грех, зацепился за подкладку кармана. Спрыгнувший в траншею, красный конник неумело ударил казака шашкой по голове. Оглушенный Прохор отпрянул назад. Рыжий красноармеец вскинул вызволенную из захвата винтовку и выстрелил в упор. Смертельно раненый вахмистр повалился на дно окопа. Подбежавший конник принялся остервенело рубить неподвижное тело.
Хорунжий выхватил из ножен именную шашку и устремился на подмогу своим товарищам. Навстречу Харлампию из-за поворота траншеи выскочил дородный красноармеец в кожаной куртке. Поперек лба у него алела полоса от пули. Но легкое ранение, видимо, только распалило вояку. 'Да это же тот красный командир!', - успел подумать офицер.
Высоко подняв в руке саблю, Гущин, а это был он, набросился на хорунжего. Сильный удар сабли краскома Харлампий умело отвел в сторону клинком и тут же в ответ пырнул концом шашки. Острие достало до тела. Кожаная тужурка на плече краскома окрасилась кровью. Обнажив зубы в хищной улыбке, Гущин отбросил саблю в сторону и выхватил из деревянной кобуры маузер. Харлампий рванулся вперед, но поскользнулся на стылой грязи и упал на колени. Он быстро вскочил на ноги, чувствуя с легким холодком в груди, что уже не успевает. Вороненое дуло пистолета смотрело прямо в лицо казака. Еще немного - и из него вылетит пуля. Но тут позади хорунжего оглушающе хлопнул выстрел. Выронив маузер, Гущин схватился руками за грудь и рухнул на дно траншеи. Расставаясь с жизнью, он несколько раз дернулся всем телом и затих. Харлампий оглянулся назад. Скорохват вставлял в винтовку новую обойму.
- Наших всех побили, - спокойным голосом произнес новобранец. - Надо отходить, ваше благородие.
Действительно, звуков схватки в казачьем окопе больше не было слышно. До слуха доносилась лишь окающая русская речь победителей. Осторожно выглянув поверх бруствера, хорунжий увидел, что большая часть красноармейцев ловит лошадей в поле, а остальные заняты сбором трофеев и обыском убитых. В дальний конец оборонительной позиции пока никто не шел. Но это пока.
Хорунжий шепнул Скорохвату: 'Давай за мной!' И ужом полез на бруствер окопа.
4
Ползком, с короткими передышками, казачий офицер, а следом за ним путеец поползли в сторону станицы. Достигнув ближнего плетня, они выпрямились и побежали вдоль улицы.
Сзади раздался частый стук лошадиных копыт. На улицу поворачивали конные красноармейцы.
Беглецы поспешно нырнули в первую попавшуюся калитку.
Тутошний хозяин, по всему видать, был зажиточным. Просторный двор. Двухэтажный полукаменный курень с высоким крыльцом, украшенным резными балясинами. На базу сыто мычала скотина. Кудахтали куры в дощатом курятнике.
Быстро сориентировавшись, Харлампий потянул товарища к большому сараю, крытому соломой. Осторожно закрыв за собой скрипнувшую дверь, беглецы огляделись. В нос хорунжему ударили знакомые с детства запахи лежалого сена и конского навоза. В глубине сарая, возле яслей, стояли две лошади. Поджарый жеребец гнедой масти и каурая кобыла. Завидев чужаков, они застригли ушами и стали беспокойно всхрапывать.
- Тихо-тихо! - успокаивающим голосом заговорил с лошадьми Харлампий.
Осторожным движением хорунжий достал из кармана шинели яблоко. Прижимая руки к бокам, он медленно, шаг за шагом, приблизился к лошадям. Разломив яблоко пополам, Харлампий протянул лакомство жеребцу. Тот сперва отпрянул, а потом, осмелев, взял подарок тонкими губами и благодарно закивал головой. Вслед за ним свою половинку яблока получила кобылица. Харлампий погладил жеребца по роскошной гриве. Они с конем, видимо, нашли общий язык.
- Вы так больше не делайте, - раздался над головами беглецов звонкий голосок. - Не ровен час привыкнут, потом не отвадишь.
Мужчины посмотрели наверх. С сеновала на них глядела мальчишечья голова в натянутой по самые уши папахе. Глаза подростка весело смеялись. Улыбка с глаз сбегала на пухлые губы, озаряя круглое лицо мягким внутренним светом. Хорунжий и Скорохват поневоле заулыбались в ответ.
Харлампий вскинул руки, и подросток легко скользнул вниз. Поймав прыгуна, хорунжий случайно провел рукой вверх по худенькому телу. Рука наткнулась на упругие бугорки. 'Девка!' - почему-то бросило в жар Харлампия. Он густо покраснел.
Девица улыбнулась, поняв, что ее секрет раскрыт, и скинула папаху. На хрупкие плечи упали освобожденные из плена русые волосы. На вид девчушке было лет пятнадцать. Тоненькая, небольшого росточка, она обладала той естественной, неброской красотой, от которой у парней вдруг начинает неистово колотиться сердце. Ее темно-синие глаза, словно глубокие озера, манили к себе неизведанными тайнами. Кутаясь в латаный зипун, девушка окинула мужчин озорным взглядом и внезапно предложила:
- Господа, поскольку вы спасли меня от скуки, считаю это вполне достаточным поводом для знакомства. Меня зовут Наталья.
Смущаясь и покашливая, мужчины по очереди представились.
- Родители прячут меня в сарае второй месяц, - пожаловалась девушка. - Ужасно наскучило сидеть одной.
Соскучившаяся по общению, Наталья поведала новым знакомым, что совсем недавно вернулась в родную станицу. Этим летом она закончила обучение в Мариинском Донском институте в Новочеркасске и получила свидетельство на звание домашней учительницы. По приезду стала давать уроки станичным ребятишкам. Но тут фронт дрогнул и начал стремительно откатываться на юг. Через станицу длинными колоннами потянулись отступающие войска, порой останавливаясь на ночлег. Строгий родитель, беспокоясь за красавицу-дочь, переодел ее в парнишку и теперь целыми днями прятал на сеновале, от греха подальше.
- В станицу входят красные..., - начал было говорить Харлампий.
Тут со двора послышались чьи-то громкие голоса. Прильнув к щелям между досками, беглецы и Наталья увидели по-хозяйски ходивших вокруг дома красноармейцев. Один из них, долговязый в новенькой офицерской шинели, показав пальцем на пустую собачью конуру, что-то сказал. Остальные рассмеялись резким рассыпчатым смехом. 'Гогочут, чисто гуси', - неприязненно подумал Харлампий. На шум из куреня выглянул пожилой, плотного сложения казак с окладистой бородой.
- Хозяин, возьмешь на постой пятерых бойцов! - не допускающим возражения тоном приказал высокий красноармеец.
- Я не против, только вот жена хворает, - ответил бородач, поправляя накинутый на плечи рваный зипун.
- А что с ней?
- Третий день в беспамятстве. Фельдшер говорит могет быть тиф.
Красноармейцы посовещались промеж собой. Потом старшой заявил:
- Ладно. Пущай выздоравливает. Село большое. Найдем еще, где переночевать.
Негромко переговариваясь, красноармейцы вышли на улицу. Старшой напоследок окинул двор внимательным, оценивающим взглядом. Хозяин зябко поежился и, покосившись на сарай, вернулся в курень.
- А что мать, правда, болеет? - сочувственным голосом спросил Скорохват.
- Да не. Это батя придумал. Она ложится в кровать, когда к нам на постой просятся.
- А ну как, кто захочет проверить? - усомнился Харлампий.
- Таких пока не нашлось, - улыбнувшись, ответила Наталья. - Я схожу в дом, полудновать вам соберу.
Девушка выскочила за дверь и птицей взлетела на крыльцо куреня. Оставшиеся в сарае мужчины вздремнули на сеновале. Потом перекусили принесенной Натальей вареной картошкой с салом и, запив еду кислым молоком, снова завалились спать на мягком сене.
Харлампию приснился плохой сон. Его жена и маленькая дочурка стояли посреди пшеничного поля и тянули к нему руки. Хорунжий хотел побежать к родным, но ноги словно приросли к земле. На поле набежала черная тень и поглотила его семью. Харлампий коротко вскрикнул и проснулся. На сеновале было душно. В воздухе плавали густые ароматы луговых трав и конских испражнений. Внизу хрустели сеном лошади. Хорунжий придвинулся к стене сарая и подставил лицо свежему ветерку, задувавшему в щель между досками. Что-то кольнуло его в бок. Казак сунул руку в сено и достал оттуда книгу по домоводству. "Натальина схоронка", - понял хорунжий. Совсем рядом раздался чей-то жалобный всхлип. Это стонал во сне Скорохват. Почти плача он звал кого-то по имени:
- Гриша! Гришатка! Прошу вас не убивайте его!!!
Харлампий осторожно тронул товарища за плечо. Тот сразу проснулся, но долго не мог понять, где находится.
- Кто такой Гриша? - поинтересовался у него хорунжий. - Ты звал его во сне. Ежели не хочешь, могешь не говорить...
- Это мой младший брат Григорий, - чуть помедлив, ответил Скорохват. - Он служил прапорщиком в царской армии, был ранен. После излечения его отправили в отпуск по месту жительства. Когда Гриша пробирался на Дон, его схватили чекисты. Какое-то время держали в подвале чрезвычайки, а месяц тому назад расстреляли. Перед смертью брат смог передать весточку на волю...
- Ты пошел на фронт, чтобы отомстить за брата? - спросил Харлампий, уже зная ответ на свой вопрос.
Скорохват лишь кивнул, сморкаясь в грязный платок. 'У нас у всех свой счет к Советской власти', - подумал, глядя на товарища, казак. Семья хорунжего погибла при артобстреле во время Вешенского восстания.
5
На дворе быстро смеркалось. Как совсем стемнело, беглецов позвали в курень. Поднявшись по широким ступеням и пройдя через сени, гости вошли в горницу. На пороге Харлампий сдернул с головы папаху и чинно перекрестился на блестевшие темным серебром иконы. Шедший следом Скорохват, по примеру хорунжего, снял фуражку и неумело осенил себя крестом.
Галанин вторил ему тихим голосом. Гости остановились в дверях, разглядывая обстановку куреня при свете керосиновой лампы. Было видно, что здесь живут в достатке. Слева от входа громоздился постав - шкаф для посуды. Рядом висело большое зеркало. Противоположный угол занимала печь. В центре горницы стоял стол, застеленный белой скатертью. Вдоль стен были расставлены широкие лавки. На самих стенах висели портреты царской семьи, семейные фотографии и пара картин с пейзажами. Окна были занавешены нарядными ситцевыми занавесками, а на подоконниках красовались горшки с цветами. О благочестии хозяев говорила подвешенная в простенке между окнами книжная полка, плотно заставленная церковными книгами. В дальнем углу комнаты находилась узкая кровать, накрытая байковым одеялом. "На ней, наверное, спит Наталья", - подумал Харлампий. Через открытую дверь было видно убранство соседней комнаты - хозяйской спальни. Там стояла большая кровать со смятым одеялом и горкой подушек. Рядом с кроватью виднелся деревянный, обитый жестью сундук-скрытня. Сверху его накрывала лоскутная постилка.
- Слава богу! - прозвучало в ответ на громкое приветствие.
Из-за стола, отложив Евангелие и снимая круглые, в медной оправе очки, поднялся отец Натальи - давешний бородатый казак. Проведя рукой по седым волосам, он шагнул навстречу гостям.
Священник и гости обменялись рукопожатиями. Затем мужчины расселись по лавкам и повели неспешную беседу. Зашел разговор о былых временах. Выяснилось, что отец Николай раньше был лихим рубакой, брал призы на царских смотрах. А что воистину удивительно: он оказался рожаком родной станицы Харлампия, а с отцом хорунжего они вместе служили в одной сотне на действительной службе.
- Вас мне сам Господь прислал! - взволнованно заявил отец Натальи.
В дверях спальни неслышно появилась мать девушки - маленькая худощавая женщина. Она смущенно куталась в пуховой платок и время от времени тихонько покашливала. Поздоровавшись с гостями, хозяйка принялась расставлять на столе посуду. Сама Наталья едва заглянула в горницу, и тут же снова скрылась на кухне. Вскоре оттуда потянулись сладкие запахи горячего хлеба и топленого масла. Пока мужчины беседовали, Наталья с матерью споро собрали на стол.
- Страшные времена нонче настали, - веско произнес отец Николай, испытывающе поглядывая на гостей. - Брат на брата, сын на отца руку поднял. Ослабела вера, отошли люди от Бога...
Потускнели храмов купола,
Воссияют ли когда-нибудь вновь?
На службу не зовут колокола,
Возродится ли к Богу любовь?
Харлампий со Скорохватом согласно покивали головами, тяжко вздыхая.
Ужинали молча. Каждый думал о чем-то своем. Лишь Харлампий и Наталья украдкой бросали друг на друга быстрые взгляды. Один раз они встретились глазами и от неожиданности смутились. Харлампий налился румянцем и сконфуженно закашлялся. Отец Натальи заметил эти перегляды. Он задумчиво посмотрел на хорунжего, оглаживая густую бороду.
После ужина священник обратился к Харлампию с неожиданной просьбой:
- Ваше благородие, спаси дочку! Надобно переправить ее к тетке в Новороссийск. Житья здесь Наталье не будет от ентих безбожников! А по весне мы с матушкой дочурку навестим. Надежда у нас теперь только на вас. Берите Гнедка и Зорьку и скачите сегодня же ночью! Чует мое сердце, вскорости эти анчихристы сызнова нагрянут.
Харлампий обменялся взглядами со Скорохватом.
- За меня не беспокойтесь, ваше благородие, - успокоил путеец хорунжего. - Я вас провожу до околицы, а потом ночными дорожками на юг. На двух лошадях втроем, однако, не ускачешь...
Немного подумав, Харлампий согласился.
Родители засуетились, собирая дочь в дорогу. Вскоре вещи девушки были собраны в небольшую котомку. Туда же положили немного еды и флягу с водой. Матушка всплакнула. Наталья с трудом удержалась от слез, покусывая дрожавшие губы. Отец Николай прерывающимся от волнения голосом благословил дочь и ее сопровождающих в опасное путешествие. Харлампий и Скорохват, уже в дверях, сердечно поблагодарили родителей Натальи за оказанное гостеприимство. Девушка поцеловала отца с матерью на прощанье и вслед за своими спутниками вышла во двор.
Стояла глубокая ночь. Звезды бесчисленными россыпями усеивали черный небосвод. Полная луна освещала окрестности мертвенно-бледным светом. Слабо серебрилась морозным инеем трава. Было очень тихо. Звонкая тишина, как толстым одеялом, накрыла казачью станицу. Лишь под ногами, тревожа ночное безмолвие, хрустко крошилась корка льда, затянувшая лужицы белесыми бельмами.
Наталья вывела из сарая лошадей и передала поводья жеребца Харлампию. Гнедок тотчас забеспокоился, нервно переступая с ноги на ногу. Хорунжий поднес к конской морде ладонь с куском сахара. Конь покосился на чужака и, видимо узнав, принял угощение. Мосты были наведены.
Пробираться решили огородами. Наталья показывала дорогу. Она уверенно шла впереди, ведя на поводу Зорьку. Следом за ней двигался Харлампий, ведя под уздцы жеребца. Скорохват замыкал процессию, чутко прислушиваясь к звукам ночи. Гнедок время от времени начинал беспокойно фыркать и прядать ушами. Тогда хорунжий что-то тихо шептал коню на ухо, ласково поглаживая его по длинной шее. Жеребец успокаивался, и они продолжали путь.
Выйдя на околицу станицы, друзья стали прощаться. Дальше им пробираться предстояло порознь. Харлампий со Скорохватом крепко пожали друг другу руки. Наталья назвала адрес родни, по которому они с хорунжим остановятся в Новороссийске, и на прощание чмокнула путейца в щеку. Харлампий подсадил девушку на лошадь, а сам ловко вскочил на Гнедка.
- Могет быть еще свидимся..., - глухо проронил хорунжий.
- А ну, стой! Кто здесь? - хлестнул плетью по ушам грозный окрик.
В лунном свете на улице задвигались неясные тени, торопливо заклацали винтовочные затворы.
- Скачите! - крикнул друзьям Скорохват и вскинул винтовку.
Почти не целясь, нажал он пальцем на захолодевший спуск. Прогремел выстрел. Из темноты беспорядочно зачастили в ответ. Шальная пуля тяжелой кувалдой ударила путейца в плечо, сбив с ног. Скорохват упал плашмя в придорожную траву. Он еще слышал быстро удалявшийся конский топот. 'Слава богу, кажись ушли', - мелькнуло в голове. Тело вдруг сковала страшная усталость. Стылая земля приятно холодила щеку. Перед глазами на травинке блестела замерзшая капля росы, а высоко в небе сияли далёкие звезды. В следующий миг сознание Скорохвата провалилось в черноту.
Эпилог
1925 год. Сербия.
Будильник звонил громко и настойчиво. Сергей Петрович Галанин проснулся и посмотрел на часы. Пора было вставать и собираться на работу. 'Какой удивительный сон мне приснился сегодня ночью, - отстранено думал он, заваривая утренний чай. - Я как будто снова пережил события тех далеких лет. Надо будет обязательно рассказать о нем Харлампию и Наталье. Интересно будет узнать, что им самим приснилось этой ночью. А, вообще, может один и тот же сон присниться сразу нескольким людям?'
И инженер путей сообщения задумчиво потер старый шрам на правом плече.
Прошли года, но спор тот длится ноне.
Кто победил на давней той войне?
Сердца до сих времен живут в полоне,
Воюя меж собой порой во сне.
И хочется воскликнуть: Братцы!
Содеянного уже не вернуть!
Соединится вера в Бога пусть с мечтою,
И в будущее нам проложит путь!
Примечание
1
Краском - сокр. от красный командир (лицо, принадлежащее к командному составу Красной армии)
![[]](/img/p/parinow_o_m/ataka/poslednjajaataka1si.jpg)