- Кар-Ждон и Гамарт встретились с Канн-Щеем. Как бы им этого не хотелось, а пришлось,- проговорил Питтерн.- Удалось сговориться, что битва, как мы и планировали, девятого серпеня, если по-роцки и тридцатого тилуила - на западный лад. Под Сендомиром. Близ холмов Три Брата. Ждали от Лиги коварства, но, наверное, в этот раз зря. Очень уж они в победу свою уверовали. Даже без подлости обычной обойтись решили...Теперь о войске нашем. Гринуэлл - это арбалетчики и конные рыцари. Роц - лучники, лёгкая конница с саблями и пиками, конники в латах и пехота из простолюдья. Галиндия - ландскнехты. Все испытанные бойцы. Воевали в Гаузии, в Арамеке, в Маврии. Откликнулись, поспешили на выручку. Далее, Доростол - снова лёгкая кавалерия с пиками, саблями, палицами, рыцари с оруженосцами, пехота из ремесленников и ратаев. Ладно, незачем перечислять и так все всё знают. Итого, нас почти двести тридцать шесть тысяч. А этого очень мало. Ведь Бухнадар с лёгкостью собрал двести шестьдесят.
Бренкс обвёл взглядом присутствующих.
- Ждать подкрепления нам неоткуда,- сказал Стережный.
- И отступить невозможно,- добавил Манфред.
- Значит, завтра. С первыми лучами...- промолвил Станислав.
- 2 -
Растущая луна, напоминающая ущербным серпом одноглазого великана, равнодушно глядела с небес, дырявые тёмно-лиловые облака спешили куда-то по своим небесным делам, а внизу затевалось извечное человеческое злодеяние - битва, то есть, уничтожение себе подобных существ. Но рассуждения о преступной сути войны мало заботили людей, копошащихся на равнине, подле холмов. Потому что они готовились умереть. Пред тем надеясь поубивать как можно больше тех, кто шёл в бой под другими знамёнами.
Святополк, выбрался из шатра Бренкса (а Питтерна выбрали единогласно главнокомандующим), заторопился к роцкому стану. Там, несмотря на стремительно опускающийся мрак, спать никто и не думал. "Индриков", под мощной охраной утащили прочь и установили на покатом склоне Первого Брата, именуемого так же "Лохматым" за густую хвойную поросль по бокам и макушке. Пять тысяч конников Роца, соединившись с тремя тысячами конных же "гринских", образовав собой лёгкий и подвижный Засадный полк, ушли в глубокое ложе между Лохматым и вторым - Голым Братом, выглядывающим у первого чуть из-за спины. Остальные же ратники под рукою воевод занимали места и готовили оружие.
Скорбная тревога бродила в душе молодого князя. Знал-понимал он, что многие не вернутся. А вот о себе, отчего-то, не беспокоился... Жаль единственно, что Меленору мог уж больше не увидать, да и Славку тоже. Ведь, не приведи Белбог, сызнова, одна-одинёшенька останется...
Он заложил руки за пояс, взглянул на небо. Помолиться, что ль? Хорошо б, наверно, да выучки к этому никакой... Попробовал - не вышло. Вернее, вышло, да как-то неуклюже, вовсе не так, как следовало. Произнёс: "Триглав, единый в трёх, свет наш небесный..." А дальше позабыл. Потёр досадливо лоб, вздохнул... И пошёл Всеволода искать.
Нервное возбуждение владело лагерем. Как от лихоманки горели глаза ратоборцев. И двигались резко, порывисто. Что ж, дивиться этому не приходилось. Оно ж, молодые все, необстрелянные. В первый раз в сечу идут. А может, и в последний. И не то плохо, что безусые, это, как раз здорово (удаль молодецкая по жилам так и играет), а то опасно, что без опыта. И стариков почти не видать. Да не то стариков, но и подстарков даже. Вот - беда.
Всеволод встретился, наконец. Шёл с Судиславом и Беремиром.
- В полпятого, нет, в пять, на первой зорьке, перед полками проедем,- сказал Святополк.- Трубача и знаменщика сыщешь?
- Не напрягаясь,- проговорил киричский князь.
- Тогда через час командуй "отбой". Завтра непростой денёк намечается. Нужно поспать чуть.
- 3 -
И день настал.
Сначала не день, конечно, а так - слабое дрожание света. Очертанья начали робко проглядывать сквозь марево тьмы, утренний туман (будто светящийся изнутри), пробрался в шатёр и принялся осторожно ощупывать его стены своими мокрыми пальцами.
Сын Ратибора, толком и глаз не сомкнувший, встал со шкур, вышел, окатил себя ледяной водой (для "тоноса", как сказал как-то Хынсбен, и ради пробуждения окончательного), забрался обратно, выбрал доспех. Всеволод, минутой спустя, проделал всё то же. Поглядели друг на друга.
- Ну что, брат?- спросил киричский князь.
- Да что, - протянул Святополк,- взялся за гуж - отступать некуда! Ох, красив ты - спаса нет. Хоть под венец.
- А ты как хотел?- отозвался Всеволод.- Кираса-то керченская. И крепка и благолепна. Эх, девчонок рядом нет, а я вырядился...
Немного натянуто посмеялись, навязали повязки красные на рукава, как придумали роцких от всех прочих отличать, и из палатки вышли. Черномазик, полупрозрачный от волнения, провожать не стал. Только пробормотал тихонько:
- Перуну молиться за тебя не стану. Не услышит меня, духа нечистого, воин небесный. А всё равно сподмогу. Придумаю как.
- 4 -
- Братья!- воскликнул Святополк, оглядывая исполчившуюся рать, насилу удерживая, гарцующего под ним Ветролёта, коему передалось от хозяина нетерпеливое предвкушение битвы.- Десять лет наша земля родная под игом стонет! Десять лет мучают нас и унижают! И десять лет плачут наши жёны и матери! В том числе и я - ваш князь, потомок славного Радомысла - судьбы лихой не минул! Но хватит! Довольно! Пришёл час возмездия! Наступил день расплаты! Пойдём ныне дружно - с молчунцами, с гиспийцами, с доростолами! И раздавим вражину подлую! Отстоим свободу и честь нашу! Порвём оковы! Триглав с нами и Даждьбог. И я - во главе вас!
- Ура князю!- громогласно прокричал Всеволод.
- Ура!- подхватили верные дворские.
- Ура-а-а!- прокатилось по воинству.
И каждый заспешил занять выбранную ещё вчера позицию.
А в стане "рыжих" всё так же пришло в неистовое движенье. Забубнили огромные барабаны-тулумбасы, и спустя миг конные лучники, составляющие ядро армии Бухнадара, во весь опор понеслись на стоявшую стеной пехоту - Передовой полк армии союзников.
- 5 -
Клуб дыма всколыхнулся над Лохматым и донёсся гром - это проснулись пушки. Первая их дюжина ударила разом, единым смертоносным порывом выбросив огонь и шипящие ядра. Однако, к разочарованию Святополка, который наблюдал за происходящим с небольшого пригорка, урон конной громаде от того произошёл невеликий. Увы, но не более трёх ядер ворвались в несущуюся лавину, вздыбив коней и местами порушив строй. Остальные же снаряды с густым пронзительным воем пронеслись выше, упав на дальнем краю поля, частью зарывшись в песок, а частью обрушившись на ничем не повинный подлесок.
Подобное обстоятельство, между тем, роцких канониров ни капли не обескуражило. По всему, они и не надеялись на моментальный успех. И вместо того, чтобы переживать и печалиться, тут же скорректировали огонь, и уже вторая батарея "индриков", за ней третья, а следом снова первая, принялись бить прицельно и кучно, внося смятение во вражеские ряды.
Вот тут "рыжим" уже досталось. А вдобавок заработали форморброидами фиосинисты - Бренкс, Стережный, Лекрюэль и прочие. Святополк же достал зловещую цепь смерти и замахал ею в воздухе. Бухнадаровская конница редела на глазах, но бег свой не замедляла. Железная дисциплина сковывала её. И потому почти половина Среднего полка ордынцев, несмотря на ужасающие потери, неумолимо мчалась вперёд, сокращая разделяющее врагов расстояние и на скаку засыпая стрелами союзную пехоту. И здесь один за другим начали выходить из строя форморброиды. Лопнуло стекло в аппарате Питтерна, дальше у Капчо. И пошло - не остановить.
- Лига!- вскричал Адальберт.
- Убирай "грозобои"!- вторя ему, крикнул Хохлач.- Без толку!..
- 6 -
Тем временем, авангард "рыжих" разделился на три разновеликих потока. Центр его, не мало не озаботясь тем, что многие его бойцы пали от громоподобной канонады "индриков", молний фиосинистов и цепи Скорпиона, врезался в союзный Передовой полк, а части, расположенные на флангах, нахлынули на полки Правой и Левой руки.
Закипела битва. Шаткое равновесие, наблюдаемое в начале, нарушилось очень скоро, и Святополк увидел, что Передовой полк их армии гибнет под натиском лучников. Воспользовавшись этим, главные силы Бухнадара, спешащие за авангардом, с гиканьем и свистом устремились в образовавшуюся брешь. И тогда из-за спины умирающей, но не отступившей пехоты, показался Большой полк союзной армии. А в помощь ему стремительно надвигался Резерв, составленный из тяжёлых конниц Гринуэлла, Роца и Доростола. Таким образом, кровавая сеча в центре продолжилась с удвоенной яростью.
Лязг, топот, крики, смешение красок. Рыжие кафтаны мелькали нестройными островками посредь зелёных "гринских", красных роцких, жёлтых доростольских, синих галиндских. Стяги мокинзарские (с гривастыми волками и кобрами под капюшоном, со всевозможными аспидами и василисками), перемежались с роцкими медведями, галиндскими единорогами, гринуэлльскими львами, доростольскими зубрами и исвегийскими кораблями. Рубились жестоко, но достигнуть превосходства не удавалось пока никому.
- 7 -
Сторонний наблюдатель из Святополка выходил никудышный. Внутри у него всё так и клокотало, он повторял невольно каждое движенье, свидетелем которому становился. А сердце тоскливо сжималось, глядя, как гибнет под натиском мокинзарцев славная роцкая дружина.
- Даже не думай,- проговорил Питтерн, подходя ближе.- Ты нам нужен живым. Слышишь, даже не помышляй.
- А, вот ты о чём...- Святополк словно очнулся, - Нет, Питтерн, при всём уважении, но я ослушаюсь тебя. Уж очень многое поставлено на карту. И мы должны победить. Или умереть.
- Ничего подобного,- спокойно сказал Бренкс.- Только победить. Или сейчас или потом. Ежели мы все как один примем смерть, то некому будет продолжить борьбу. И ещё лет на десять... А, кроме того, представь на минутку, что произойдёт, если мы победим, а ты при этом погибнешь. Кому достанется трон?
- Всеволоду, конечно,- не раздумывая, ответил князь.
- А, положим, убьют и его? Что тогда?..- спросил рыцарь и, не дождавшись ответа, продолжил:- Тогда в княжестве начнутся раздоры, смуты. Оно расколется и станет лёгкой добычей для соседей - кочевников Кифии или Северного Курфистана.
Возразить на подобные доводы было нечем. Но к чему спорить? Ведь можно...
И молодой князь вскочил на Ветролёта. Бросив извиняющийся взгляд на Бренкса, подъехал к своим товарищам - Манфреду, Станиславу, Вольфгангу и Бъёрну - восседавшим в сёдлах чуть поодаль. Объяснять им ничего не пришлось.
- Резерв,- проговорил Бъёрн, оглядываясь на медлившего гринуэлльского герцога.
- Передовой,- побледнев, молвил Манфред, довершая пирамиду из рук.
- Ты, верно, хотел сказать: Засадный?- воскликнул Святополк.
Но молодой герцог покачал головой.
- Передовой,- повторил он.
И все пятеро низринулись с прихолмья в самую гущу сраженья, чтоб возглавить союзные отряды.
А Бренкс в отчаянии ("не отговорил, не сберёг!"), закусил губу и сжал кулаки.
- 8 -
- Ура! Вперёд!- кричали роцкие.
- До битвы! Смяло!- восклицали доростольцы.
- Аванте! Адаланте!- доносилось оттуда, где бились "гринцы" и гиспийцы.
Азарт борьбы обрёл власть над молодым князем. Время потекло в особенном ритме, стало медовым и вязким, а солнце, поднимаясь по небосклону всё и выше и выше, принялось немилосердно жалить закованных в латы воинов, роняя сверху тяжёлые, жгучие капли света.
Пыль, кровь, смерть. Удар, крик, ожог. Ржание, топот, скрежет. Большой полк дерётся, держится из последних сил, а вот Левая рука - ах, Мокошь! - кажется, всё-таки, опрокинута! Беда! И где-то там Гилберт!
И опять удар за ударом. И лицо к лицу. А железо к железу... Но что это там? Никак один из бухнадаровских санчикбаев? Высокая овечья шапка, а над ней султан из белоснежных ячьих хвостов...
И Святополк, передав командование Всеволоду, рванулся вперёд, прокладывая себе дорогу сквозь лес рук, мечей, копий и бердышей-протозанов, намереваясь схватиться с вражеским тысяцким. Однако тот уходил, намеренно или нет, сие неизвестно, но пучок из хвостов отодвигался всё дальше, теряясь в частоколе мелькающих клинков и обезображенных ненавистью лиц.
Увлёкшись погоней, Святополк и сам не заметил, как оказался вне битвы. И очень уж непонятно вёл себя рыжекафтанный темник. Бросил он своих воинов что ли? Вырвался из сечи - и без оглядки. Может к самому Бухнадару с донесением скачет? Так для того нарочный какой-никакой наверняка есть.
-Эй, сат к`э![1]- крикнул вдогонку Святополк.
Темник осадил скакуна, обернулся. Ох-ма! Взвился верный конь под витязем, захрапел. Да и князь опешил. Вроде как даже волосы на темени с места стронулись, между собой обнялись. Из-под лихо сбитой на ухо бараньей конжи[2] глядела на Святополка оскаленная собачья морда. Глаза кровью налиты, в разверстой пасти - огромные жёлтые клыки, а с них капает на рукава, на узду, на гриву, всюду - тягучая кровавая слюна. Да и конь! И не конь вовсе! Вместо копыт - когти, а замест морды лошадиной - рыло зверя ехидны, что в тартаре огненном обитает.
Демон! Таджмор! Не в сказке-легенде, а прям под носом.
- Э, батыр, что за дело у тебя?
Осклабилось чудовище, впилось зенками своими в витязя. И будто ледяная клешня на сердце легла. Только зря пугал нечистый. Не на того напал! Страхов молодой воин не ведал, он их, как известно, стрелами серебряными колол. А потому, не теряясь, выхватил он из кармана цепь смерти. И пусть не убьёт она демона, но отпугнёт-защитит точно. А ещё книга волшебная за пазухой, тож амулет охранный. (Как знал - перед битвой не вынул). Да на поясе баклажка с водой животворящей. В общем, на Белбога надейся, а сам не плошай. Поборемся!
Поэтому, не раздумывая, Святополк приложился к фляжке, сделал глоток, а после наполнил крышку от неё и в демона плеснул. Логика при сём была незамысловатой: если для всего живого вода святая - благость, значит, для мёртвого... Эх, жаль, не достал! В коня бесовского угодил. Зверь вражий от того враз пожух, сморщился, обратился крысой, а демон, свершив в воздухе немыслимый кувырок, пружинисто приземлился на ноги и, сунув два пальца в рот, неистово свистнул.
Как обухом огрел. Аж свет небесный в очах померк! Ветролёт присел на задние ноги, попятился, но витязь в седле удержался и немедля взмахнул над головой скорпионовой цепью, прицельно направив её удар прямо в грудь Таджмора.
И дрогнул нечистый, заметался, отскочил в сторону. И здесь же простёр над землёй лапы, собачьей головой завертев. Проклятье! С четырёх сторон мчались на помощь к демону ещё четверо таких же таджморов. "Не совладать!"- мелькнуло у Святополка. Сложил он тогда пальцы в троеперстие и взор к небу обратил. Ну не бежать же, в самом деле? Да и не к лицу роцкому князю от бесов поганых бегать!
Но всё сложилось иначе. Ни убегать не пришлось, ни биться. Сцепились все демоны впятером и... Ну, Дивиркиз ему брат! Ещё и минута не прошла, а Таджмор вновь уже был един. Но вырос, разбух, в небеса упёрся. Но нечёток был, размыт. И киселём колыхался.
Что-то будет? Сейчас он сил наберётся, соками из снов-кошмаров, из подземелий потусторонних напитается... И всю мощь свою нечестивую супротив союзных полков обрушит!
Что ж, пропадать будем? Или как?..
- 9 -
- Мереть и Глад, отступите прочь. Сварог и Хорс, укрепите кротких. Сизой чайкой летите по-над Смородиной, рукава окропив в Рузе пенной, в море Синем без краёв, без берега. Даждьбог - свет наш на острове мрака, радуга между звёзд, оглянись вокруг. Молю тебя, воин лазоревый, оборони и защити нас...
Святополк обернулся. Позади него, полузакрыв глаза, стоял Беловод. Странная молитва, напоминающая древний заговор, слетала с уст, руки, воздетые к солнцу, то сотворяли круги, словно плыл священник во речной глубине, то застывали недвижно. А позади него сгущалась неясная, колеблющаяся под порывами ветра тень. Ещё один демон? О, нет! Это высокий воин в сверкающих доспехах. С бирюзовым отливом кираса, шлем-шишак, ловящий на гладкие бока полуденные лучи. И не просто высокий, а... Да он растёт! И уж не воин это, а (вот чудеса!) роцкий двуглавый медведь. Только в лапах у него не хлеба буханцы ржаные с корочкой пропеченной, а сабля вострая оцелная[3] и боевой молот-уклювник, как у кумиров Перуна.
Медведь же подрос ещё, и ушами, что торчком стояли, едва за облака парящие не цеплял. И на ворога своего - Таджмора богомерзкого - сурово поглядывал. Но и тот уже плоть обрёл, укрепился, к брани сготовился.
Глянули, в общем, они друг на друга, зарычали оба и схватились! Да так, что земля вздрогнула.
- 10 -
- Чудны, воистину, дела твои, Триединый!- воскликнул в этот момент знакомый хриплый голосок.
Черномазик? Откуда? Характерный фальцет доносился при этом как бы из-под земли. Загадка, впрочем, тут же раскрылась.
- Сам смотрю, не пойму, сон чи нет,- прокряхтел домовой, выкарабкиваясь из норы, что возникла нежданно позади Святополка.
- Ты как сюда попал?- не отвлекаясь на рассуждения полазника, спросил витязь.
- Да тут у меня друг есть один. Он помог. Сейчас познакомлю.
На тихий свист Черномазика отозвался другой, столь же тихий осторожный посвист и из норы вылез (сначала - розовые лапки, потом робкие глазки-бусинки) маленький зверёк с блестящей серой шерстью и длинным носом. Подслеповато щурясь на солнце, он подошёл к домовому и, с опаской косясь на князя, произнёс:
- Он, и правда, не страшный?
- Да нет же! Я ж тебе говорил. Это мой хозяин,- и, обратившись к Святополку, добавил:- А это - полевик. Его зовут Крот.
- Привет, Крот,- кивнув, отозвался молодой воин, не зная, есть ли у мелких духов обычай здороваться за руку.
- Добрый день, князь,- церемонно кланяясь и шаркая ножкой, будто воспитывался он при гиспийском дворе, ответил полевик.- Чёрный сказал, что вам нужна помощь. Так вот, я к вашим услугам.
Святополк вопросительно взглянул на домового.
- Ну как же?- немедленно заверещал тот.- Ты ж хотел отомстить Бухнадару. И вот - случай! Уникальный!
- Где ты таких слов набрался?- улыбнулся было сын Ратибора, но видя нетерпение полазника, сразу же сделался серьёзным.- Ну хорошо, рассказывай.
И Черномазик немедленно затараторил:
- Крот ходит подземными путями. Он приведёт нас прямо в шатёр Владыки. А уж там...
Оп-па! Правда - случай!
- Так что ж мы стоим?- прогремел Святополк, оглядывая сверху своих маленьких друзей.
- Но сам я в шатёр не полезу,- пролепетал Крот.- Я останусь в норе.
С этими словами он подпрыгнул, перевернулся замысловато в воздухе и головой вниз, как в воду - опытный пловец, вошёл в землю.
Черномазик и Святополк прыгнули в образовавшуюся дыру следом за ним.
- 11 -
А полк Левой руки таял. Уже с полчаса главные силы Бухнадара, подкреплённые резервом, метр за метром продвигались вперёд, грозя зайти в тыл Большому полку и смести с лица земли ставку объединённых сил.
И уж чуяли "рыжие" победу, но тут над полем взметнулись три золотые стрелы с ярко-алым оперьем - долгожданный сигнал, завидев который, из лощины между братьями-холмами с криком и свистом вылетел Засадный полк, ударив в бок передовому отряду мокинзарцев. Сокрушительный и внезапный натиск разом смешал вражеские ряды. Их строй рассыпался. И ничего бухнадаровцам не осталось, как поворатить коней вспять.
- 12 -
Битва же в поднебесье продолжалась. Демон и медведь-Даждьбог, увидев, что сверхъестественная мощь их равна, схватились на саблях. Звон стоял такой, что уши закладывало, однако люди, что сошлись в сече внизу, никакого боя небесного не замечали. И зрелище открывалось лишь избранным - Кроту и Черномазику, отцу Беловоду и Святополку. Отчего ему - он не ведал.
А впрочем, и посмотреть некогда. В сопровождении маленьких духов князь шёл под землёй, под тем самым местом, где кипело сраженье.
- 13 -
- Ломи, братцы!
- Окрунжай![4]
- Фрап![5]
- Гнутся анчуткины дети!- весело неслось с поля брани.
И лишь Великий Владыка, отказываясь верить в поражение, в ярости метался по своему шатру. "Уйгар![6]- восклицал он с рычаньем.- Уйгар!" Повинуясь этому кличу, мчались ещё в самую гущу битвы многочисленные гонцы с приказами: "Не отступать!" и "Держаться!". Но орда в беспорядке бежала. И рушилось всё! Всё, к чему с таким упорством и терпением шёл он долгие годы. И лишь потому рушилось, что где-то внутри незыблемого, казалось бы, древа империи завелась гадкая вредоносная тварь, которая, как ржа - железо, изъела, подточила основание могучего Мокинзарского ханства, раскинувшегося между трёх океанов. Сдавалось, при том, Владыке, что имя зловредного жука-короеда ему хорошо известно. Хынсебен! Это он заставлял задумываться о правильности содеянного. Это он сеял сомнения, обвинял в "кровожадности", твердил, что зло возвратится злом. Но лгал искуситель! Мнимая "кровожадность", на самом деле - не более чем твёрдость, которая позволяла вершить великие дела и завоёвывать царства. А непозволительная мягкость, сиречь, нерешительность, которую по настоянию ложного друга иногда проявлял Бухнадар, привела к тому, что остался жив Святополк. И если уж если жук-древоточец - Ашан, то трещина в толще ствола ползущая, несомненно, он - роцкий князь окаянный!
И вот тут-то, в это самое мгновенье, когда Великий Владыка, обуреваемый тяжкими мыслями, стоял, вцепившись пальцами в спутанную гриву волос, утоптанный земляной пол шатра-намёта вдруг провалился и из образовавшейся норы, словно джинн из лампады, выскочил с мечом в руках Святополк.
Бухнадар отпрянул. В ужасе взирал он на витязя, возникшего будто б из ниоткуда. А после попятился к выходу, пытаясь понять: кто перед ним - живой человек, фантом-призрак или того хуже - плод занемогшего разума? И уж не сама ли Подага (которую зовут по-элийски Ате) насылает виденья?
Но истинный воин не страшится колдовства и болезни! Плевать ему, откуда и почто явился к нему злой пришлец. Убить! И пускай, хоть тысяча Подаг!..
Мгновенно выхватив кинжал, Бухнадар ринулся на Святополка. Но, промелькнувший в воздухе гюрятовский меч, оказался скорее. И Великий Владыка рухнул к ногам молодого князя, обагряя кровью его высокие сапоги.
- 14 -
Немного отстранившись, молодой князь со смешанным чувством взирал на поверженного мокинзарского хана.
Что ж? Всё? Месть свершилась? Можно прекращать геройствовать и начинать просто жить? Как странно...
- Эй, Крот,- услышал он голос Черномазика.- Веди нас обратно своими подземными путями.
Домовой потянул Святополка за рукав, приглашая последовать за полевиком, который, не заставив себя упрашивать, уже исчез в норе. Но сын Ратибора всё не мог сдвинуться с места. Накопившаяся за много дней усталость обхватила его за плечи, а в душе такая пустыня возникла, что там прям ветер свистел, ни обо что не цепляясь. "Опустошённость,- с невесёлой иронией подумал витязь,- вот ты какая..."
Он сел, опустил ноги в дыру. "Иду",- проговорил, обращаясь большей частью к самому себе. Но не тут-то...
Бац! Вспыхнула в глазах пурпурным всплеском звезда. А дальше окружающий мир вмиг сузился до размеров макового зерна. И князь, потеряв сознание, неловко упал на бок. Шлем уберёг голову от увечья, но некто подкравшийся сзади, цели своей достиг. И пока Святополк находился без чувств, Барон (а это был он!), торопливо обшарил карманы молодого воина, чтоб выудить из них волшебные амулеты Скорпиона.
- Извини, князь. Честное слово, ничего личного. По крайней мере, сейчас,- прошептал, склонившись над витязем, воспитанник танов.- Тебе эти штуковины пока всё равно ни к чему, а мне, для удуманного, ох, как сгодятся...
- 15 -
Не дождавшись молодого князя и сообразив, что случилось нечто неладное, духи выглянули из норы и, охая-причитая, принялись вокруг него хлопотать. Благодаря сим стараниям сын Ратибора очнулся практически сразу и тут же, с дурным предчувствием, ощупал карманы. Конечно! Цепи пропали!
Но что это? Рядом со Святополком лежала, свившись колечками, та из них, что всё превращала в золото, та, что прежде принадлежала Барону.
Надо ж! Оказывается, и тот был по-своему честен...
Пошатываясь, молодой витязь вышел из палатки. Снова лезть под землю совсем не хотелось, потому что в глазах рябило, а в ушах, безо всякого намёка на ритмичность, выбивали звонкую дробь хрустальные молоточки. Причём, стучали они столь оглушительно и азартно, что напрочь отсекали от восприятия все остальные шумы и звуки. Оттого, наверное, и донёсшийся с поля трубный глас моментальной идентификации не поддался. А то запели победные гимны горны союзных армий. Виктория! Вот только сил радоваться уже не осталось.
Святополк бросил взгляд вверх. Там, в схватке между демоном и богом так же произошла перемена. Заметив, что его подопечные разгромлены, Таджмор, крутанулся волчком, рассыпался на мириады крошечных мух и развеялся по округе. А Даждьбог, взмахнув ещё разок саблей, безуспешно пытаясь сбить их на лету, как-то враз подобрался, обернулся бледно-розовым лучом, который свежестью и незамутнённостью мог бы поспорить с зеркальной гладью горного родника, и впрыгнул в бегущую мимо тучку.
И такое сияние разлилось окрест, что любо-дорого!
-16 -
От души поблагодарив Крота (и пожав на сей раз его розовую, словно игрушечную лапку), молодой витязь тройным секретным свистом подозвал Ветролёта и заспешил в ставку объединённых сил.
Оказалось, там - настоящее столпотворение. Ратники уже сбросили сковывающее бремя сраженья и теперь вовсю наслаждались долгожданной победой. Бойцы разных армий братались, похлопывали друг друга по плечу и угощали первого под руку подвернувшегося содержимым походной фляжки. Да и без вина все были словно пьяны, и, как с улыбкой отметил Святополк, с трудом протискиваясь сквозь толпу, даже трезвые выглядели так, будто осушили до дна пенистый рог.
"Что ж, оно и не мудрено",- помыслил молодой витязь. Отягощающая бойцов одержимость сменилась восторгом, а отрешённость и сосредоточенность - ликованием. И не поддаться всеобщему настроению, не заразиться им, никак невозможно.
- Эй, амиго,- поминутно кричал кто-нибудь из роцких,- иди к нам! И ты, камрад, не робей, подходи. Вот, держите!
И протягивали новым знакомцам чарки с веселящим напитком. Воздух, наполненный жизнью, переполнял окружающее пространство, и князь, вдохнув его полной грудью, окунулся во всеобщую радость, на минутку позабыв обо всём на свете.
- 17 -
- Бренкс тебя ищет,- услышал он.
Всеволод и Острогор. Оба серьёзные.
- Что?!- увидев их обеспокоенные лица, вмиг опомнился Святополк.
- Гилберта убили. А Манфред отходит. Пошли быстрей!
Как мир пошатнулся. А скользкий холодок узким ужом прополз по спине.
Пустились бегом. "Как они могут радоваться?"- не понимал уже молодой витязь, глядя по сторонам. Краски, которые только что ласкали взор, померкли, а крики и возгласы утратили форму, стали бессмысленными и превратились в шелест, что оставляет по себе речная волна, играющая с прибрежным песком.
Смерть пощадила Гилберта - он умер без мучений. Стрела, видимо пущенная с близкой дистанции, нашла лазейку между пластинами панциря и угодила, скорее всего,прямиком в сердце.
Манфред лежал в беспамятстве. Дышал часто. Испарина крупной росой блестела на его лбу, а пальцы комкали край одежды.
Скорбная фигура старшего Бренкса возвышалась над ними. Рядом стояли Лекрюэль, Кар Ждон и Артимус.
- Вот, у меня тинктура с собой - бальзам,- заговорил торопливо Святополк, вытаскивая сулею[7] с заветной влагой.
- Что это?- тихо спросил Питтерн.- Агиасма[8]?
- Да. Сейчас. Но доля одна только. Дурак - на лягушку истратил! Одному Манфреду хватит.
Но здесь внезапно герцог очнулся и взглянул на собравшихся.
- О, князь,- прошептал он,- ты пришёл. Это здорово. Наклонись-ка. А то языком ворочать трудновато...
Сын Ратибора присел.
- Ты сказал: вода у тебя живая с собой?- проговорил Манфред, задыхаясь.
- Да, да,- ответил Святополк.- Держи. Последний глоток остался. Как раз для тебя.
Гринуэллец взял фляжку, поднёс к губам, а после, быстрым движением, как бы опасаясь, что ему помешают, опрокинул содержимое на лицо лежащего рядом Гилберта.
- Что ж ты наделал?!- прокричал князь.- Он умер, наверное, полчаса как назад, а если больше семи минут - всё, обратно возврата нет!
- Я только оттуда,- прохрипел Манфред.- Так что знаю. Он ещё тут - рядом. Вернётся!..
- Но почему он?- слова Питтерна зависли в тяжёлом воздухе.
- Он любит и любим, а я... по мне слёз лить некому...
- А Меленора? Она что, не заплачет?- промолвил Святополк
- О ней позаботишься ты... а если обманешь её, то... с того света вернусь... и с тобой посчитаюсь...
Что-то во взгляде князя заставило герцога умолкнуть.
- Верю, верю, не бросишь её,- улыбка осветила лицо умирающего.- А теперь послушай и запомни... там, где родится сын Трисвятого - закончится час Локи...
- Что? Повтори,- попросил, не уверенный в правильности услышанного князь.- Сын Триглава?
- Да,- выдохнул Манфред.
- А где он родится? И что за час?..
Но смерть и так заждалась.
- 18 -
Ну вот. Ещё одна загадка. Как будто их мало в последнее время!
А жизнь и смерть, выпорхнув каждая из своей обители, обменялись местами. Гилберт закашлялся, забился в ознобе, словом, ожил, а Манфред...
Носилки с телом герцога они несли на плечах. Менялись. Спали и ели на ходу. Путь - от Сендомира до Гринтауна - не близок, но никто не роптал.
Рыцари, с Гилбертом во главе, схоронили Манфреда близ городской стены. В доспехах и с хрольфнаровским мечём. А сверху насыпали высокий холм, увенчав его сверкающим обелиском из гереконского чёрного камня. Камень этот, а, вернее, обломок скалы, обладал удивительным свойством - на рассвете поверхность его становилась зеркальной. И после того, как, приехавший из Элии мастер (знаменитый Тидий) высек на обелиске изображение Манфреда, каждый, кто поутру восходил на погребальный холм, мог видеть своё отражение рядом с улыбающимся герцогом.
А Святополк, после некоторых колебаний (куда в первую очередь - к Меленоре, которой о смерти брата так никто сказать пока не осмелился, или домой?), распрощался со всеми и уехал в Рудан.