За кустами вечнозеленой рабеции плакали. Тихонечко, жалобно, скулили, как потерявшийся щенок. Хотела незаметно уйти, сегодня из меня утешительница никакая, после тяжелого дня и жуткой ночи прийди в себя не могу. Да и нужно ли моё участие человеку, который скрылся ото всех, чтобы выплакаться. Не успела, быстрые шаги, скрип крупного песка - Мария показалась из-за поворота дорожки, зареванная, с распухшим носом, - Матушка, вы узнали, почему кузен уехал?
  Увидев меня, не смутилась из-за ошибки, напротив, решила воспользоваться моментом и выспросить. Вдруг Томас знает и поделился?
  Алекс и Джозефина на рассвете покинули замок. Оба принесли магические клятвы в обмен на обещание не давать делу хода. На расспросы Марии покачала головой, нет, ничего не слышала. Однако почему девушка так тяжело переживает отъезд кузена? Невысокая,кряжистая, пухленькая, неправильные черты лица и жесткие густые темные волосы - она была бы некрасива, если бы не свежесть и обаяние молодости. Вчера, увлеченно беседующая с Ричли и нежно улыбающаяся Алексу, казалась миловидной. Слезы превратили ее в дурнушку, и правда, есть зачем прятаться.
 
Позади опять скрип влажного песка - какие однако дорожки звучные - Анна, хонора Янсон,к дочке поспешает. Посторонилась, ступила на мокрую траву. Анна дама корпулентная и движется весьма решительно, сметет с пути как ураганный ветер листочек, вот только на мне защита - сегодня утром принёс лично Гердер и просил не снимать, поберегусь, чтобы Анна нечаянно (или чаяно) не толкнула.
  Я спустилась в замковый сад после позднего завтрака. Искала покоя и одиночества. И сразу встретила трех дам - Кларисса и графиня Вилфор выгуливали на центральной аллее Луизу. Пока медленно шла за ними, наслушалась и хныканья Луизы - и зачем ей ходить, и она устала, и пересудов об ужасном происшествии. Погибли две служанки, зачем-то пошли в холл около разрушенной лестницы и упали в шахту с высоты третьего этажа. Кларисса очень жалела Дженни, которую знала с детства, а Луиза огорчалась из-за Гвен, и умница была, и хорошенькая, садовник говорил, талант у нее к составлению букетов. И обе были недовольны Аткинсоном - ну как можно плохо огородить шахту лестницы, неловкое движение - и вот одна уже висит, цепляясь за шаткие перила, а вторая хочет помочь, и обе срываются вниз. Слушать было страшно, я просила за Гвен, умоляла не наказывать жестоко, она так молода. Гердер решил по-своему.
  В поисках тихого, уединенного места для прогулки свернула в боковую аллею - и нашла рыдающую Марию. И все же, что-то нечисто - такая привязанность к кузену у девушки. Подслушивать грешно, непорядочно, и еще целый выводок слов можно привести, порочащих это занятие. Но после Алекса я ждала от родичей жениха любых пакостей. Поэтому задушила голос совести и шагнула дальше, в мокрые кусты. Холодная изморось, осевшая на траве и кустах, тут же промочила башмаки и подол юбки, перчатки и плащ стали влажными. Убедившись, что с дорожки меня не видно, вытащила из амулета защиты накопитель. Так, а теперь - 'острые ушки', заклинание простое, но энергии тянет много.
  Дамы не потрудились далеко отойти от поворота, Анна сразу же стала выкладывать новости. Хонор и хонора Лоу - Джозефина и Алекс - отбыли в столицу, срочно. Пришла почта из дворцовой канцелярии - Алекс приглашен на магическую практику ассистентом главного королевского мага. Вызов запоздал и выехали мать и сын налегке, едва рассвело. Нам они письмо оставили, будить не стали. Шуршание бумаги и опять слезы в голосе, - мама, он меня бросил, ни слова о наших чувствах!
  - Деточка, доверять вашу любовь запискам нельзя - не дай богиня, дойдет до опекунов и адвокатов!
  - Господи, ну когда же эта старая развалина умрет! если бы не он, титул Алекс получил бы, и мы поженились.
  Мерзкая девчонка! И мать во всем с дочкой согласна, молчит. После паузы заговорила, - Доченька, ты же знаешь про папино завещание. Давай, утри глазки, пойдем, приведем тебя в порядок.
  - А тетя почему с ним поехала?
  - Мари, он такой беспомощный в делах повседневности... Все, что касается низменного быта, не должно отвлекать его от занятий магией.
  Дамы прошли в сторону главной аллеи. Немного погодя вылезла на дорожку и я, высушила одежду, чтобы следов моих путешествий по мокрым кустам не осталось.
 
  Томас спиной ко мне у окна, ворчит и заполняет охранный артефакт, - Агне, как можно, такая небрежность... Или ты слила накопитель?
  Он вернулся после разговора с Гердером и жаждет рассказать новости. Итак, он, Томас, погасит всё по остатку кредита и процентам на кредит. Но безумные штрафы оплачивать не будет. И подаст в суд, оказывается, прецедентов по всему Роштайну - море и маленькая лужица. Он был в действующей армии в тылу врага - нельзя не считать особыми обстоятельствами, прописаны в договоре. На адвоката и расходы по ведению процесса в долг даст Гердер и окажет поддержку как глава рода.
  - И если я правильно всё рассчитал, - Томас кивает на исписанные листы на столе, - через три года буду свободен от всех долгов!
  Как красит его улыбка. И ничуть не развалина, пока недавно не сказал, сколько ему, думала сорок пять, не больше. Военная выправка, осанка, подтянутость фигуры, результат постоянных физических упражнений смолоду, широченные плечи. Возраст выдают морщины и волосы, поредели, отодвинулись ото лба двумя полукружьями, и седины много. Служанка, которую прислали взамен погибщей Гвен, поглядывала в сторону милорда явно заинтересованно. Томас сию стрельбу глазами игнорировал, оставась невозмутимо спокоен. Уверена, если захочет удовлетворить некие мужские потребности, пока числюсь в невестах, никогда не узнаю, где и с кем. О богиня, о чем только думаю... и я громко чихнула. Знак свыше - прекратить размышлять о глупостях? Едва успела платок выхватить. Виновато посмотрела на Томаса, - простите, милорд.
  - Когда ты успела простудиться?
  Платье-то я высушила, а вот башмаки - нет, и не переобулась.
  - Я ноги в саду промочила. - прогнусавила, нос уже заложило - Там трава в лабиринте, а у меня туфельки на тонкой подошве, - сознаваться, что лазила по кустам и подслушивала? - нет-нет, как и поведать Томасу о желании внучки видеть его в гробу. И о противоестественной любви к двоюродному брату умолчу. При удобном случае порасспрошу о племянниках и внуках, прежде чем шагнуть в это змеиное гнездо - семью жениха, нужно знать, кто как кусается. Симона бы попытать, но большего молчальника, чем ординарец, в жизни не видела, с ним только Лэндом мог сравниться.
  Через кэнтум подле меня хлопотала новенькая горничная, разувала, стягивала чулки, натирала ноги согревающей мазью, а я отчаянно зевала, пытаясь не заснуть, но куда там - Тамас ласково прикоснулся рукой к векам и лбу...
  К обеду спустилась свеженькая как роза - два часа наведенного сна - и простуды как ни бывало. А вот Томас похвастаться здоровым видом не мог - темные тени под глазами, пергаментная бледность. Решила, уговорю не тянуть до конца зимы с поездкой в столицу к целителям, единственная трудность - заставить взять у меня деньги: в тайнике в Ришмонд-хаусе оставались шкатулка с серьгами и дорогими кольцами, и из мешочка 'на приданое' я не все вынула.
  На следующий день в Уинг-о-Туре Томас встречался с новым управляющим. Хонора Уорли рекомендовал граф Полт, сказал, грамотный и знающий господин. Работал Уорли в местном отделении казначейства налоговым ревизором, но возраст заставлял подыскивать службу поспокойнее. Там же, в казначействе, Томас наконец-то получил причитающийся ему пенсион за два месяца.
  У моря было ветрено, к причалам бежали высокие волны, на гребнях вскипали пенные полосы. На мысе Пайпс гудел ревун, белые флаги, оповещение - приближается шторм - полоскались на флагштоке дома коментанта порта. На маяке и на донжоне Тура полотнища не развевались, а стояли от ветра жестко, как флюгера. В приближение ненастья верилось с трудом, потому что на чистом, безоблачном небе светило яркое солнце. Только вдалеке на юго-востоке виделась груда серых кучевых облаков. В бухту один за другим входили корабли, с берега казалось, они, обдирая борта, протискиваются между Пайпсом и островом-скалой, Драконьим Крылом. Ялики лоцманов сновали между прибывающими, указывая места стоянок. В самом порту корабли отшвартовывались от причалов и уходили вглубь бухты, чтобы встать там на якорь.
  На почти пустой набережной мы оказались, чтобы поговорить без помех и опаски быть подслушанными. Симон и гном - ну куда ж без них в поездке в город - ушли на знаменитый портовый рынок покупать карету - Томас решил отправиться в обратный путь не верхами. Благо, лошадей подыскивать не нужно - отлично обученные энцийские годились и под седло, и в запряжку. Встретиться сговорились в таверне 'Морская принцесса'. Портовых кабачков на близлежащих, круто поднимающихся вверх улочках не счесть, но Принцессу отличишь легко - рядом с входом грубо раскрашенная выточенная из дерева статуя - девица в венке из настоящих огненно-красных веток коралла. Служанка, встав на табуретку, укутывала голову деревянной девицы мешковиной. Пахло солью и йодом, солнце слепило, отражаясь от стекол, ветер свистел в узкой улочке так, что закладывало уши.
  Ярким солнцем и ветром вошел в мою память этот день. Я приняла решение идти вместе с Томасом в смертально опасное предприятие.
  Заслонив спиной от ветра, тот трепал, поднимал полы легионерского плаща - Томас все еще ходил в военном - он признался в намерении примкнуть к заговорщикам. - Агне, я обещал тебе помощь и защиту, но сейчас рядом со мной будет опасно. Все может пройти мирно, как планируется, в противном случае мы будем драться. Иного пути избежать войны нет. Король наш, уж прости, полное ничтожество. Его власть следует ограничить. - Я слушала и соглашалась с каждым словом.
Со стороны мы, наверное, походили на влюбленных, стоящие рядом, укрытые одним плащом, но ни слова любви не было в разговоре - только долг и честь, и моя клятва молчать, хотя Томас ее и не просил.
  Вчера вечером мужчины, извинившись, покинули дам, оставили в гостиной одних, дабы обсудить дела. Кларисса и Лилиана были напряжены, видимо, знали, о чем совещаются их мужья, и разговор не поддерживали. Мария молча страдала, стояла у окна, погруженная в мечты, чертила пальчиком странные кривульки на запотевшем стекле. Луиза по обыкновению ныла, будто одна она в целом свете оказалась в интересном положении, и ни до, ни после никто не будет мучиться, пытаясь с огромным животом удобно устроиться в кресле. Горничные под руководством Анны подсовывали ей под спину подушки, а под ноги скамеечку. Затем кресло, в котором сидела Луиза, признали негодным, и вся процедура повторилась в другом, более глубоком и стоящем ближе к камину. Матушка Луизы, поглядывая краем глаза на суету вокруг дочери, сочла момент подходящим для удовлетворения любопытства, ведь она осталась со мной почти тет-а-тет, и устроила форменный допрос. Более всего ее волновало, почему записной холостяк Томас заключил помолвку. Отвечала я уклончиво. - Да, лорд Томас знал моего покойного мужа... Непреодолимая сила обстоятельств... Мы нашлись друг для друга в это сложное время...
  И ведь не покривила душой. Действительно нашлись. И пусть помолвка фиктивная, он стал мне опорой, спас жизнь, и не по-божески бросить старика одного, не помочь хотя бы вернуть здоровье. Три года я могу быть с ним рядом, не женятся, когда денежные дела в беспорядке. И такая отсрочка свадьбы никого не удивит.
 
  В Морской Принцессе праздновали третий день к ряду . Сменяя друг друга, играли музыканты, в расчищенном от столиков центре зала кружились пары, то и дело между танцами выходили желающие из числа посетителей, пошептавшись с музыкантами, заказывали мелодию и пели, срывая или нестройные хлопки оваций, или свист и улюлюканье.
  Щеки мои горели, от ветра и от вина. Пили белое местных виноградников, легкое, чуть терпкое, к устрицам нам подали серый хлеб с маслом и горчицей. Уговаривали Матти попробовать, тот отнекивался, строя такие забавные рожицы, что все покатывались со смеху. Симон вышел в круг и спел балладу о ласточках, ему хлопали так, как еще никому. Меня стали подначивать тоже спеть. Я согласилась в обмен - вот если Матти съест пять устриц. И съел-таки, вредина. Пришлось выбираться из-за стола. Вспомнила старинную песенку о глуповатом мельнике, которого дурит жена. 'Это ведра, а не сапоги! Дорогая, тогда откуда на них шпоры?'
  После пения стали подходить то один хонор, то другой, представлялись, приглашали на танец. Отбивала каблуками в риле, кружилась в вольте. Запыхавшись и отказав кавалеру, осталась за столом, привалилась к плечу Томаса. И тут в круг вылез очередной певец и завел о храбром маленьком волчонке, 'Он один в живых остался. В рог трубит на перевале...
  Мне будто дали пощечину, я задохнулась. Бездушная дрянь, как могла плясать и смеяться. Томас выволок из-за стола за руку, на улице встряхнул, - Ты ничего дурного не сделала. Это жизнь. И тебе всего семнадцать. Не терзайся, Вул ни за что не хотел бы, чтобы ты страдала. Поехали, пока не стемнело. Ветер всю дорогу будет встречный, а к ночи разыграется настоящая буря.
  Погода и впрямь испортилась за те несколько свечей, что мы сидели в таверне. Солнце скрылось в оранжевой дымке, ветер дул порывами, едва не сбивающими с ног, того и гляди, начнет срывать черепицу с крыш. На набережной волны перекатывались через каменный парапет и растекались пеной. За день уровень воды в бухте поднялся примерно локтей на шесть. Плохо дело - сказал Томас, - причалы затопит. Пока добрались до конюшен, в которых оставили лошадей, пару раз едва уворачивались от летящих веток. Говорить на улице было невозможно. Но когда за нами захлопнулась небольшая дверца, прорезанная в воротах конюшенного сарая, Симон тут же выпалил,- Милорд, воля ваша, но на дороге к замку нам не удержаться, сбросит в ущелье. Тут гостиница рядом, схожу, спрошу, может, найдутся комнаты, а мы с Матти при конях останемся.
  Комната нашлась, но одна. Заморачиваться условностями не стали, не впервые бок о бок ночевать. Томас тут же лег, отдышаться после тяжелой ходьбы, только башмаки скинул. Я же занялась вещами - развесила сушиться плащи, выставила в коридор обувь. Велела служанке принести горячей воды с пряностями, красное вино и чего-нибудь поесть. Пришел Симон, рассказал, что они с Матти устроились отлично, что мальчишки, которые бегали смотреть, как заливает набережную, вернулись, и набережная, по их словам, уже скрылась под водой. Потом попросил отойти к окну, стать спиной к комнате, и помог милорду раздеться.
  - Он свечи две отдохнет, ему легче будет. Не тревожь, поест после, - шепнул, уходя, - я ближе к ночи опять приду. - И, ворча о неразумных, которые хуже младенцев, затопал вниз по лестнице.
  Я тоже разделась - платье было неприятно отсыревшим, завернулась в одеяло и устроилась у разожженного камина. Один бокал горячего пунша, другой и неожиданно захмелела, просто не учла, что уже изрядно выпито было в таверне. Спьяну начала себя жалеть, всласть поплакала. Потом, помню, решила немедленно ехать в столицу, и для этого разбудить милорда. Но сначала еще выпить. Как я пришла к мысли отблагодарить Томаса по-женски, даже не знаю. Мысль? Выкидыш воспаленного мозга. Но наверняка нашлись веские доводы, просто я их потом начисто забыла. Принцессино воспитание слетело, как шелуха, оставив грубую крестьянскую суть: дают - бери, взяла - плати!
  Провал, пустота, лишь иногда мелькают четкие картинки. Он спит. Улыбается. И - глаза в глаза - изумление, неверие, восторг. У меня все получилось, у нас все получилось. Нет, не сопротивляется, обхватывает руками бедра, впивается пальцами в ягодицы, поддерживая в ритмичной скачке. Вверх, вниз, вверх, вниз, колени сжимают бока, пальцы в белоснежных жестких волосах на груди. За окнами - крики и блеск факелов. Храп и визг испуганных коней, глухие удары, звон металла. А я скачу, и кровь стучит в висках. И Томас, поймав мою дрожь, стонет, выгибается, чуть приподнявшись на локтях. И тут же валится на постель, обмякнув, замерев, запрокинув голову. С испугом вглядываюсь в лицо: а он спит, дыша чуть натужно, но вполне хорошо - глубоко и размеренно. Свертываюсь рядом клубочком, не озаботившись натянуть рубашку.
  Утро было мерзким, во всех смыслах. Сначала снился кошмар. Я ползла вверх по камистому склону, соскальзывала, и опять упрямо двигалась вперед. Там, на вершине, журчит вода. Если не доберусь до нее, мне конец.
  Мужские голоса где-то рядом и звук льюшейся и звенящей о дно таза струи. А во рту все ссохлось, спеклось и язык почти одервенел. Голоса - Симон и Томас, комната - которую сняли на ночь, только вчера ставни были закрыты, а сейчас неяркий свет пробивается сквозь приспущенные белые шторы. Ой, лучше бы не вспоминала. О богиня, что же это я вчера - напилась? А потом что творила! Как теперь в глаза милорду смотреть, а может, мне все просто во сне привиделось?
  Но нет, мужчины говорили как раз об этом. Томас громче, Симон чуть тише.
  - А что делать-то, когда уже - всё! Я, знаешь ли, не романтический герой бабских писулек, а нормальный мужик.
  Симон ответил длинной тирадой, в которой три раза помянут был храм.
  - Чтобы девочка связала жизнь с недужным, со стариком, и мучилась? Нет, только если...
  - Лучше бы о себе подумали, год рядом в легионе страдали, а теперь все сначала... - это опять Симон, недоволен, голос повысил.
  - Так, разговорился мне! Хватит!
  Ужас, значит, не приснилось, захотела повернуться, голова отозвалась колокольным звоном, большой колокол бил в затылке, поменшье звякали в висках, невольно застонала. Из-за ширмы выглянул Томас - в одних штанах, босой, с полотенцем на шее. - Агне, а скажи на милость, куда ты вчера башмаки наши дела?
Но про обувь вмиг забыл, услышав хриплое карканье вместо нормальной внятной речи. Ко рту поднесли стакан с водой, потом еще один и еще. На лоб и виски легли прохладные пальцы, массировали, вытягивали боль - колокольный звон стал стихать.
  - О да, так легче, - благодарила, и одновременно разглядывала из-под ресниц. Он так и не оделся, сидел без рубахи. Еще вчера себе такого бы не позволил, всегда застегнут на все пуговицы, безупречен и идеально аккуратен.
  Взгляд мой он поймал, усмехнулся, - вот и я удивляюсь, с какой стати...
  - О богиня, девочка, ты уж не добивай! И извиняться не смей, - прихватил мою руку и поцеловал, едва коснувшись губами кисти. - Нечего тут стыдиться. Ты решила, что так нужно, значит, так было нужно. Спасибо, дорогая.
  С этого дня отношения стали другими, хотя оба мы притворялись, что ничего особенного не случилось, я бы предпочла всё забыть, я но не Томас.
  А легенда наша любовная выиграла. Искушенный человек всегда поймет, спят ли люди вместе, близки ли - по взгляду, разговору, касанию.
 
  На пути в Тур особенно осторожно пробирались в городе, лошади шли местами в воде по бабки, потом опять посуху, потом переходили какой-нибудь проулок чуть ли не по брюхо. Настроение было мрачным, праздники испорчены. Великий потоп, как потом назовут это наводнение, унес жизнь каждого четвертого жителя нижнего города. Несмотря на предупреждение, люди остались в своих домах, считали, раз пережили большую волну полгода назад, то и сейчас особо ничего не грозит. Но шторм совпал по времени с высоким приливом, и вода залила дома по крыши, она даже выплеснулась частично, языками, на улицы верхнего города, подтопив подвалы. Всю эту ночную трагедию мы с Томасом мирно проспали. Симон было сунулся будить, но, увидев картину нашего грехопадения, ретировался и просидел полночи на лестнице, наблюдая подъем воды. Она не дошла ни до конюшни, ни до гостиницы. Там, на лестнице, его и нашел посыльный с записочкой от Гердера. Тот просил дядю срочно ехать в Тур, в городе ситуация уже под контролем и помощь не нужна.
  Гердер, оказывается, с ночи был в нижнем городе, также как и герцог Ричли. Арлингтон еще вчера днем перебрался на флагманский корабль, ставший на якорь близ военной гавани, и руководил спасательной операцией с моря - шлюпки с военных кораблей были посланы на помощь тонушим.
  В замке нас встретила графиня Полт, Лилиана. - Как же я рада, что вы не пострадали. А у нас тут... Кларисса с ума сходит от беспокойства за детей, оставшихся на острова Заячий Клык. И никакие доводы, что там безопаснее, чем даже в Туре, не слышит. У нее истерика, у сестрицы Луизы тоже, за компанию. Мама изображает перманентный обморок, но с перерывами на сон и еду. Мария, воспользовавшись суматохой, намеревалась одна ехать в столицу,а попросту, бежать, и хорошо, вовремя хватились, послали погоню. Слава богине, дурочка осталась цела, сейчас спит, целитель постарался. Анна непрерывно икает и не может ничего сказать, целитель бессилен... Служанки сбились с ног. Аткинсону плохо, отнялась рука.
  - А муж мой, - Лили тяжело вздохнула, - заперся в библиотеке. Срочно обязан проверить бумаги по государственному бюджету на первое полугодие.
Похоже, отдохнуть после дороги не удастся.
 
  - А почему в Туре такой неумелый, неопытный целитель? - спросила не сразу, а вечером, когда прикрепляла очередной пластырь Томасу. Драгоценная ткань для аппликаций - прозрачная шкурка эльфийского петиара(2), пропитанная изнутри снадобьем, - должна была срастись с кожей, стать с ней одним целым, а через сутки бесследно исчезнуть, испариться. Простейшее целительское 'наложить повязку' здесь требовало аккуратности и умения, и времени.
  - Уильям умер два месяца назад. Не перенес магических бурь. Ты же помнишь, как было плохо, как корёжило от боли? Многие маги преклонного возраста погибали, сразу, или некоторое время спустя. А он был, считай, ровесник Медведя. Гердер ищет нового целителя, но где его взять? Не связаны клятвой служения подмастрья не выше второго круга обучения. Да редкие старые звери - вроде меня и Гринфилда.
  Понимающе кивнула. Гринфилд тот самый лекарь, главный наставник отделения целительства во вновь образованной Торриджской магической школе, к которому мы едем в столицу. Велела Томасу полежать еще кэнтум-другой, потом проверю и отпущу на свободу.
  Все целительские процедуры сегодня получались легко, даже без помощи накопителей. Может, 'выброс энергии', скачок магического фона? Он на Роштайне повышался быстро, неуклонно, об этом говорили все. Я не видела потоки и разлитую в пространстве магию так, как видела в детстве, но верила. А еще сегодня с утра была странная, ноющая боль под лопатками и под ложечкой, она не утихала ни на минуту, и руки - ладони и пальцы - зудели и чесались. Но заниматься собой недосуг. Сначала Аткинсон, к нему мы бросились к первому, потом Луиза. К Анне пошли в последнюю очередь. Престранная вещь эта икота, однако. Порой требуется не целитель, а менталист. Томас справился, но лучше бы и нет... пришлось пригрозить хоноре, что ежели она попробует в ближайшие двое суток вымолвить хоть словечко без разрешения, недуг вернется.
  У камина Симон накрывал на стол. Ужинали все по своим комнатам. Лилиана приказала не сервировать в столовой, прислуга к концу дня едва держалась на ногах. На кухне непрерывно пекли хлеб и упаковывали свертки с едой. Во дворе грузили подводы с самым необходимым для пострадавших. Гердер приказал открыть кладовые замка. Вместо Аткинсона командовала всем Лили, и надо сказать, получалось у нее прекрасно. Попробовала представить на ее месте Луизу - нет, ничего не выйдет. Себя - а, пожалуй, смогла бы. Опять глупости в голову лезут. Ну кто же меня будет просить замком управлять?
Между лопатками зачесалось, а потом стало гореть, как от ожога. Огонь побежал вверх и вниз по позвоночнику. И тут же все исчезло, как и не было. Только чесаться не перестало.
  - Милорд, вы не посмотрите потом, после ужина, что со мной?
 
  А случилось со мной чудо. Начали возрождаться магические структуры, порванные и искореженные каналы, которые, казалось, никогда не восстановятся.(3)
  - Я вынужден задать тебе один ...э...деликатный вопрос. - Томас напоследок, убирая руки, нежным движением, как бы невзначай, погладил мою грудь. - Ты вчера как-нибудь предохранялась от... возможных последствий?
  Нет, конечно, и не думала. Цикл мой женский нарушен, не прошло и трех месяцев после неудачных родов, а удушье и избиение сапогами мало способствуют восстановлению.
  - Есть такой неизученный феномен - стимуляция магических возможностей. Безотказно срабатывает в момент близости лишь с драконами. Иногда, если один из любовников очень сильный маг, и если желание обоюдное, и без ухищрений не зачать дитя. Даже не знаю, как сказать - если было по-честному, что ли? - мазнул губами, поцеловал в лоб. - Ну всё, отдыхай иди.
  Об отдыхе могла лишь мечтать - меня ждали в подвальной лаборатории. В Туре, помимо целителя, состояли на службе четыре мага - алхимик, вдобавок хорошо разбиравшийся в артефакторике, и три боевых 'универсала'.
  Хоноре алхимик, узнав, что могу рассказать о процессе, разработанном самим Альбертом Штауфеном, позволил воспроизвести его в лаборатории, но лишь в своем присутствии. Синтез был быстрый, однако требовал сосредоточения и максимальной аккуратности. Вещество получали в микроскопических дозах, тут же пассивировали и смешивали с нейтральным наполнителем. Через три свечки я поднималась по винтовой лестнице, отчаянно зевая и прижимая к груди баночку с драгоценными капсулами - лекарством для Томаса. О богиня, ну и восхождение. Лаборатория располагалась в гроте, выдолбленном в сплошной скале чуть ли не на уровне моря. Передо мной плыл не светлячок, а полноценный магический световой шар. Я опять могла себе это позволить.
  Противу ожидания, Томас ничуть не обрадовался. Лицо его побелело - я узнавала признаки надвигающейся бури. Рот сжался в линию, нос, казалось, заострился, глаза прищурены. Помню, как накатывало на него, когда считал, что кто-либо в госпитале неаккуратен, небрежен или отлынивает от работы. Этот сдержанный гнев был куда как страшнее буйной ярости.
  - Одна, ночью, в подвалах, с незнакомым мужчиной!
  Хотела сказать, что волноваться не о чем, хонор уже в преклонных годах, но вовремя одумалась. Сделала вид, что не поняла, - Я могу прекрасно за себя постоять, и нападать на меня в замке некому! Томас, но ничего же не случилось, все хорошо!
  Но он продолжал выговаривать, никак не мог успокоиться. Слушала, прикрыв глаза, сколько же можно, и где только слова находит? Я хотела остаться одна. Умыться холодной водой. Помолиться. Поговорить с Вулли. Рассказать про тяжкий день. Просить прощения за измену.
  - Если кто из слуг бы увидел... урон чести... пятно на репутации... - о богиня, занудство какое! - И как теперь объяснять, откуда ты знаешь Альберта?
  - На вас сошлюсь, милорд, вы-то с ним встречались. Впредь буду осмотрительнее. Извините, я устала,- уклонилась от жаждущих обнять рук, скользнула за порог. Он остался стоять подле дверей, в комнату за мной не пошел. Перекатывал в ладонях банку с лекарством, а глаза стали жалкими, растерянными. Год страдал в легионе. Невоплотимая мечта, недосягаемая, несбыточная. А теперь - что? Дура, зачем в постель Томаса-то полезла? Теперь хоть на колени падай, хоть головой бейся, бестолку. Дала надежду!
  ...В одну из бархатных южных ночей, в мгновение высшей открытости, когда тела едва успели разъединиться и не стих бешеный стук сердца, Том признался - страсть ко мне казалось грехом, противоестественным извращением - восемьдесят и восемнадцать...
  Надежду-то дала, а волка из души не отпустила, не перестала любить. Томас поэтому и ревновал, разом ко всему миру. Моя вина...
 
  Стоило только закрыть глаза - заплясали блики солнца от ряби на воде, зашлепали копыта, опять видела, как уезжаем из города. В одном из проулков - полузатонувшая деревянная статуя, та, что стояла перед кабачком, на ней - тощий черный мяукающий котенок. Матти запихнул его за пазуху, а потом выпустил на сухом, и он, поставив хвост ершиком, боком поскакал по улице. Просыпалась, засыпала, и опять - копыта по воде шлеп-шлеп-шлеп. Нет, не пришел во сне Вулли, как ни просила богиню.
 
  Утром Томас угрюмо молчал. Симон кидал взгляды, от которых хотелось прикрыться магическим щитом. Впрочем, завтрак закончили быстро - Кларисса готовилась к отъезду, шлюпка, пришвартовавшаяся в маленькой бухточке у замка, должна была отвезти ее на корабль.
  Гердер едва успел к отплытию, он ночевал в городе, в доме мэра. Брат и сестра обнялись на вершине лестницы, ведущей от барбакана к берегу. Кларисса, в брюках, заправленных в низкие сапожки, треуголке, кафтане, очень похожем на те, что надеты были на сопровождавших ее моряках, помахала всем рукой и начала спуск, держась за натянутые веревочные перила.
  - Привыкла мужа сопровождать на корабле. Плавала с ним, пока детьми не обзавелись. - Голос Лили вывел из задумчивости. Графиня Полт тоже провожала свояченицу. - Мы вместе жили в школе Юнфрон. Вы бывали в Лейдене?
  Я улыбнулась в ответ. Пришла пора исправлять вчерашний промах. - Я - нет. Понимаю, о чем вы хотите спросить. Дар, хоть и небольшой, у меня есть, я Франку, мужу, помогала в лаборатории. И память великолепная, многие рецептуры наизусть знаю. Сейчас милорд Томас со мной занимается... Он рассказал о лекарстве. Но ему попасть в лабораторию, а главное, назад подняться по этой ужасной лестнице почти невозможно, - я вздохнула, - Томас так сердился!
  За Клариссой планировали вниз две птицы. На самом деле стерги - летучие ящерицы, покрытые жесткой, прочной чешуей, с кожистыми крыльями, на концах которых растут острые шипы. Письмоносцы древних, они вновь оказались востребованы, когда магическая почта стала невозможна. Полуразумные, чем-то походящие на драконов, стерги доставляли послание именно тому, чью ауру укажет хозяин.
  - Боюсь их - призналась Лили, - хотя у мужа есть пара, и Карл уверяет, они нежнейшие создания.
  Эти нежнейшие создания ударом клюва могли пробить череп взрослого мужчины.
  - Жаль, не могу себе позволить такого, - проследив, как 'птички' послушно опускаются на скамью подле хозяйки, вздохнула я. Подошедший Томас предложил руку. Двумя парами, впереди Гердер с оживленно рассказывающей что-то Лили, потом я с милордом, мы и пошли по мосту к высоким замковым воротам.
  Карл, граф Полт, к завтраку не вышел, но сейчас ждал в гостиной. Он сделал невозможное - за сутки перекроил бюджет государства, чтобы выделить средства на восстановление Уинг-о-Тура. О чем и объявил. Измененный бюджет, летучие ящерицы, любовь и неудавшийся побег Марии... Несвязанные друг с другом ниточки в будущем соединятся в сложном узоре судьбы.
 
  Из Тура мы выехали спустя еще сутки. Правили лошадьми попеременно Симон и Матти, карета была удобная, Томас более не сердился на меня, развлекал разговорами. Сначала рассказывал о стергах. Накануне Гердер сделал просто царский подарок - я получила птенца. Черного, желтоклювого. Перепонки крыльев были на ошупь точно бархатные, тельце еще не покрылось чешуйками. Малыша пришлось оставить в замке еще на два месяца, пока он не мог обойтись без матери. Выбором имени не затруднилась - сразу на память пришел котенок, с его бархатной черной шкуркой - Барсик!
  На следующий день я услышала историю Томасовых племянниц. Н-да, жили были две сестры. Одна вышла замуж за красивого, другая за богатого. Очень богатого. Рудники, плавильные печи, кузни, мастерские. Торговля железом, медью, оловом. Относительно ума и красоты будущей жены хонор Янсон иллюзий не питал, но она была в родстве со всей аристократией Торриджа, и польза от этих связей перевешивала изъяны невесты. А вот дочку, родившуюся спустя лет восемь после свадьбы, богатей любил нежно. И желал ей самого лучшего. Но с завещанием намудрил.
  Вторая сестра польстилась на красоту хонора Лоу. Сватовство нищего провинциального дворянина, к тому же с подпорченной репутацией, замешанного в нескольких весьма некрасивых историях, было решительным образом отвергнуто. Но для девицы и кавалера препятствием воля родителя не стала. Сбежали, обвенчались, а чтобы нельзя было расторгнуть брак, сразу же постарались обзавестись потомством. Когда через четыре месяца их отыскали в Лейдене, никакой священник не взялся бы провести обряд развода.
  Голубоглазое белокурое чудо, малыш Алекс - вот и все, что осталось у Джозефины после смерти мужа. Весьма, кстати, позорной, приключившейся в постели разбитной бабы, кузнецовой жёнки, от удара поленом в висок. Кузнец отправился на каторгу, жена его в монастырь, а хонор Лоу в могилу.
  Муж сестрицы Анны, хонор Янсон, помог обедневшей родственнице, положил остатки ее приданого в гномий банк под проценты, но на нищенскую ренту эту прожить было невозможно, поэтому он взял Джозефину с сыном в дом.
  Причиной такого решения, надо думать, было истинное сочувствие бедной женщине, в противном случае Джозефина вынуждена была бы вернуться под родительский кров, а жить в глуши, в обветшавшем дворце, почти без прислуги, постоянно слушая попреки отца за растраченное приданое - не позавидуешь! Янсон даже принял опеку над малолетним племянником. У мальчика рано обнаружился магический дар, и к нему были приглашены учителя, чтобы дар этот развить. Доброе дело оказалось вознаграждено: в доме рос маг, свой, всем обязанный Янсону, жена его Анна получила компаньонку и не досаждала более просьбами сопроводить ее в театр, в лавки, и прочая и прочая.
  Бездетная Анна привязалась к племяннику, и привязанность эту не нарушило и рождение собственной дочери.
  Хонор Янсон скончался, когда детям было пять и одиннадцать лет. В завещании он отписал все свое состояние внукам, буде такие родятся от брака дочери. К мужу хонорины Янсон предъявлялись высокие требования - титул. Для управления имуществом назначался совет опекунов, приведенных к магической присяге, они же и должны были одобрить кандидата в супруги Марии.
 
  - Янсон, насколько я помню, не ладил с моими отцом и братом, а Джозефина так и не помирилась с ними. Брат мой, отец Джози и Эн, погиб на охоте через полгода после смерти Янсона. Вот тогда-то сестры и появились в Ришмонд-Хаусе. Приехали мириться с дедом, привезли детишек. Старик, конечно, расчувствовался, и визиты стали регулярными. Надолго, правда, не оставались. Я думал, что все более-менее ценное продано было в уплату долгов, но теперь сомневаюсь. Да, после той булавки, и фермуар на жемчуге Джози знакомый. - При этих словах вспомнила центральную, парадную часть Ришмонд-хауса, сорванные со стен шпалеры, голые окна, даже дверные ручки пропали. А Томас продолжил - думаю, идея передать баронство Алексу принадлежала отцу. Вряд ли девочки до такого додумались.
  - Алекс хочет съесть весь пирог. Помните завещание? - Для меня все стало на свои места. Титул как условие брака и получения наследства. И значит, Томаса точно хотели свести в могилу побыстрее, убить или ускорить кончину.
  - Невозможно, они двоюродные! - милорд никак не мог взять в толк, что нет моральных препон для алчности.
  - И думаете, это остановит Алекса, когда речь идет о такой выгоде? Были же прецеденты. Покаются потом в храме. Он женится на Марии, сделает пару детишек, устранит совет опекунов, получит в доверительное управление все ее состояние.
  Томас был ошарашен моими словами, несколько раз порывался ответить, но лишь ловил воздух полуоткрытым ртом.
  - Но Мария, как ее уговорить, только силой взять. И опекуны!
  - Не знаю, - про то, что Мария влюблена в Алекса, жаждет брака с ним, в мечтах видит скорую дядюшкину смерть, опять промолчала. А зря, недооценила я стремления девушки к счастью. Напали на нас той же ночью.
  Убийц было трое. Не знаю уж, что им рассказала заказчица, но всяческих амулетов и артефактов, блокирующих боевую магию и разрушающих защиту, было у них предостаточно.
  Томас не спал, поэтому почувствовал, как взламывают плетение, которым он, по многолетней укоренившейся привычке, защитил окна и дверь. Сняли мы большой номер, с гостиной и двумя отдельными спальнями, самый лучший. И я, и Симон дружно поворчали о расточительности, но иных, кроме общей комнаты на шестерых, и три койки при этом заняты, не было. - Что поделаешь, ваше лордство, господин барон, только один номер свободный и остался, - хозяин гостиницы, увидев запись в книге постояльцев, провожал нас наверх, непрерывно кланяясь, - праздники еще не кончились, народ так и шастает, туда-сюда, туда-сюда. - Гостиница называлась, я опять мысленно хихикнула, ну никакой фантазии у людей, 'Кубок Твиггорса'. Чаша эта, емкостью с полведра, стояла на высоком постаменте рядом с конторкой хозяина.
  - А кубок сей ваш прапрадедушка, значит, выпивал всякий раз, когда мимо заведения с охоты проезжал.
  - Мой прапрадедушка очень заботился о благосостоянии трактирщиков и владельцев постоялых дворов. Объезжая окрестности Тура в радиусе ста лиг, он раздавал кубки, шиты, латные рукавицы, шлемы, сажал около гостиниц дубы, рубил головы медведям и кабанам. Да-да, делал чучела и тоже распределял среди желающих.
  Я рассмеялась, а хозяин, сообразив, что речь Томаса - шутка, облегченно вздохнул, и благодарно мне улыбнувшись, молвил, - дозвольте сказать, ваше сиятельство, какая красавица ваша дочка.
  Томас промолчал, только сухо кивнул не в меру разговорчивому хонору.
 
  Если бы не общий номер, и в первую очередь пришли ко мне, а не к Томасу, не отбиться бы от нападения, даже с защитным амулетом Гердера. Три мага, и все неслабые, и увешанные магическими цацками с ног до головы. Когда я выскочила в гостиную, там шел бой, и один из убийц лежал, источая запах горелой плоти. Магическая схватка - это страшно. Очень. Томас смог переместиться так, что закрывал щитом вход в мою спальню, когда я распахнула дверь, мне скомандовали - к спине. Еще не понимая, что происходит, прижалась к Томасу, он тут же стянул защитный барьер. И сразу же об него разбилась яростная волна пламени. Я видела, что Томас готовит атаку, только что именно он делает, понять не могла. Щит разошелся посередине, быстрое движение пальцев, шепот - значит, не часто пользуется, неотработано - и страшный животный визг человека, попавшего под действие абляционе. И осыпающееся серым пеплом тело. Последний из нападавших, неуспешно выпустив 'крутилку' - если бы мы были без защиты, переломы, и возможно, смерть - бросился бежать.
  - Агне, из номера ни ногой! - успел сказать Томас, выскакивая в коридор. Я видела, как защита его пошла пятнами и помутнела, потом опять посветлела, милорд орал, я и не знала, что он может так - усиленным командирским, - стоять, останешься жив! - Опять мутная рябь, в момент атаки защита видна была и обычным зрением, грохот там, где должна быть лестница и голос хозяина, - милорд, я его уложил, скорее, а то очнется.
  Уложили к подножию лестницы бандита метким броском, знаменитым кубком Твиггорса, прилетевшим в затылок. Был он жив, поэтому Томас быстро спеленал его стазисом, а затем, лицо к лицу, глаза в глаза - не опускай веки, тварь, - выпотрошил его память, жестко, быстро. И почти неуловимым движением коснувшись горла, отправил к праотцам.
  - Агне, я что тебе велел? Хотя ладно, их трое и было. - как он понял, что ослушалась и спустилась в холл? Он же меня не видит. Или одновременно успевает следить за перемещениями аур? Я впервые задумалась, какова же его истинная сила.
  - Болван так увлекся защитой спереди, что забыл о тыле, - в голосе Тома появилась усталая хрипотца. Подошла ближе, чтобы милорд мог опереться на моё плечо.
  Матти, Симон, что с ними? Видимо, мы подумали о спутниках одновременно, потому что синхронно, не сговариваясь, повернулись к коридору, отходящему от зала, вел он к комнатам для небогатых постояльцев.
  Схватка была стремительной, с мгновения, как я распахнула дверь спальни, прошло кэнтума два, не больше. Но перебудили мы всю гостиницу. Правда, почтенные постояльцы не торопились выйти из номеров в коридор, только с третьего этажа сбежали вниз несколько молодых военных с обнаженными легкими мечами и кинжалами. Пожара не случилось, гостиница по праву считалась одной из лучших на тракте, накопители защитных артефактов, призванных загасить огонь, были заряжены, наши комнаты и коридор изрядно полили водой, и по ступеням вниз в холл тек журчащий ручеек. Пахло дымом, тянуло сквозняком, хонор хозяин гонял прислугу - повара, охранника и двух помощников - дюжих молодцев, сыновей. За стражей послали, мужчины стучали в номера и успокаивали забаррикадировавшихся жильцов, служанки с тряпками побежали вытирать лужи в коридоре. В наши комнаты им было приказано не соваться, оставить все как есть до прихода патруля.
  Матти и Симон не появлялись. Я уже было хотела сама идти смотреть, что с ними, но хозяин отправил в 'дешевое крыло' сына. И вовремя, из одной комнаты начали выглядывать любопытные женщины, из другой высыпала компания говорливых лорийцев. Всех их следовало остановить и не пустить в холл, где лежало тело бандита. В номер Матти и Симона дверь так и оставалась закрытой.
И тут на плечо мне навалилась тяжесть, с хрипом втягивая в себя воздух, с искаженным от боли лицом, Томас оседал на землю. Он потерял сознание. К нам подскочили хозяин гостиницы, вот клянусь богиней, не помню как его звали, и один из юношей-военных.
  - Что с ним? - они помогли опустить милорда на пол, и я попыталась нащупать пульс. Сердце его выстукивало какие-то невероятные ритмы, трепыхалось, как рыба, пойманная на крючок. В памяти возник голос лорда Теофраста: рассказывает о признаках сердечного некроза. Мы в лаборатории, огромный перегонный куб, сырьё - говяжья печенка и легкие, и, - запоминай девочка, вытяжка эта увеличит текучесть крови, замедлит свертывание, а еще надо разрушить и удалить сгустки, если они уже образовались, и восстановить проходимость сосудов, самое страшное - если разорвется стенка, или сердце остановится. А теперь еще раз тренируем целительский взгляд, положи на грудь ладони... - и я сосредотачиваюсь и начинаю 'видеть', слой за слоем, кожа, мышцы, прохожу через ребра, но они все равно остаются в поле зрения - изогнутыми тенями, а вот и сердце... Это же я делаю и сейчас. У меня нет ни одной из тех вытяжек, о которых говорил лорд Тео, у меня только моя возродившаяся магия, и я недоучка, неумёха, но я все равно смотрю и работаю. Я нахожу закрытый бляшкой сосуд, и еще один такой же, я частично восстановила кровоток в мышце, но часть ее мертва. Томас дышит, сердце, слава богине, слабыми толчками качает кровь. Я сделала непозволительное для лекаря, полезла помогать, не зная точно как, не умея. Чудо, что получилось, шанс был минимальным. Вмешательство мое могло убить Томаса.
  Мне сказали потом, что стояла, отрешившись от всего, прислонив концы пальцев к обнаженной груди милорда, больше десяти кэнтумов. Повезло: один из молодых офицеров был магом, он понял, что я лечу, и мне никто не мешал. В те времена, да и теперь, считалось, что среди женщин высших целителей (4) нет и быть не может, и мой транс могли принять за что угодно.
  Я не запомнила, как появились стражники, но помню, просила у хозяина что-нибудь укрыть Томаса. Служанка побежала за одеялом, и еще притащила длинный плащ, его хонор, отводя глаза, предложил мне, - вы тоже можете простудиться, вам бы накинуть что на себя. - Так он деликатно дал понять - я слегка не одета.
Весь следующий день, и еще один, и еще мы оставались в 'Кубке Твиггорсов'. Томасу требовался полный покой, но как его обеспечишь, если рвутся поговорить и судебный маг из ближайшего городка, и представители гномьего банка, страховщики на предмет причинения ущерба, капитан стражи, и местный лекарь. Симон ходил темнее тучи, молча переживал, корил себя. Хотя вины-то и не было, милорд разрешил ему 'развеяться'. Постояльцами гостиница была переполнена, лучшим местом для отдыха представилась бельевая кладовка, где он и спал в объятиях миловидной служанки. И не сделал бы он один ничего против тех убийц, хотя тоже был боевым магом. Что на соседях по комнате амулеты, Симон сразу понял, но значения не придал - а на ком их нет, тем более что представились они охранниками богатого купца.
  На похоронах Матти мы не были, боялись отойти от милорда. Хонор хозяин зашел после, доложился, все сделали, как требуется, не беспокойтесь. Всего погибли трое, наш малыш гном и двое внутренних гостиничных охранников, ночная смена. Гнома нашли в холле. Томас при ментальном допросе, торопясь, не считал информацию о перемещениях шайки по гостинице, так что никогда не узнать, почему гном проснулся и что он собирался делать. За все прошедшие годы я так и не навестила могилу Матти.
 
  Едва очнувшись, Томас попросил перо и бумагу, но писать пришлось мне, под диктовку.
  ...Заказ был получен от молодой девушки, я опознал Марию. Но от дознавателей сей факт скрою. Дело не должно выйти за пределы семьи. Совершенно не представляю, зачем Марии это понадобилось, от моей смерти она ничего не выигрывает. Равно не понимаю и как смогла она найти и нанять шайку душегубов? И как собиралась с ними расплачиваться?"
  Я отложила перо. - Милорд. Мария влюблена в брата, они чуть ли не помолвлены. Она хочет выйти замуж за Алекса. Должна покаяться - я подслушала разговор ее с матерью.. Но почему они так уверены в наследовании титула?
  - Гердер обещал, не напрямую, всего лишь подумать... Знаешь, пять лет назад я в общем-то не возражал. Алекс казался приятным юношей.
  Да змей он ползучий! Все они аспиды. И Анна тоже, наверняка знала, зачем дочка устроила глупейший 'побег в столицу'. Якобы повздорила с матушкой, решила поехать к подруге, кузине с отцовской стороны. А икала Анна - так кто б не начал икать, увидевши, сколько лихие ребята за работу запросили.
  Я записала в том же послании все, что слышала, гуляя в саду, в 'зеленом лабиринте'. Марию хотелось... просто испепелить.
  На Томаса боялась смотреть, ну как прочтет во взгляде, что жалею. Каково это, вот так вдруг обнаружить, жизнь твоя - преграда на пути счастья единственных родственников?
 
  Ответ Гердера застал нас в Ришмонд-хаусе.
  План покушения разработали еще до принесения Алексом магической клятвы 'не вредить' всем Твиггорсам. Алекс и придумал, едва узнал, что милорд Ришмонд вернулся с войны живым. Нашел исполнителей, но потом возник дешевый и более естественный вариант: выставить невесту деда распутницей, а старик авось от огорчения сам помрет. Большой глупостью было посвятить во все планы Марию, но деньги в оплату наемников могли дать только она и тетка Анна. После внезапного отъезда Алекса Мария решила взять дело в свои руки и поторопить события.
  Опекунам сообщили, и отправилась Мария в монастырь святой Олирии-разумницы, на два года, до достижения ей восемнадцатилетия. Анну увезли в другую обитель. Письма к родственникам им были запрещены, свидания тоже.
  ... Хонору Анну я приструнил, Алекс и Джозефина под магической клятвой, можешь не опасаться новых покушений. Встретимся в столице. Надеюсь, ты не передумаешь, и вы остановитесь в Блик-Хаусе.
  Почему с Марией поступили столь мягко, почему не виселица или не плаха - за заказ убийства? Сейчас мне в мотивах не разобраться. Интересно, а что в завещании сказано, если она не выйдет замуж - умрет или будет опорочена?
 
  До столицы, Тургхейма, мы добрались к 10 числу месяца стыни. Это на севере стынь была холодным месяцем, а в Торридже - ветреным и дождливым. Не лучшее время для поездки. Но выбирать не приходилось, одна богиня знает, каким будет следующий приступ. Скорее бы попасть к Гринфилду на приём.
  - Ты видела моё сердце. - утверждение Томаса застало врасплох. - Лорд Тео обучил? Больше, кажется, некому. И что ты еще умеешь?
  О, знания у меня были, куда как в большем объеме, чем требовалось для поступления в магическую Академию.
  - Я вот к чему, Агне. Твоими учителями были удивительные маги. Запиши все, что помнишь. Хотя бы то, что узнала от лорда Ди Куина.
  Я согласно кивнула головой, запишу, конечно. Главное, чтобы сейчас про сердце не спросил. Но милорд не забыл, с чего начал беседу. - Так что ты увидела?
  - Плохо. Но не безнадежно.
  - Значит, поймешь. Я не думал, что ухудшение пойдет столь быстро. Хотел прикрыть тебя статусом невесты на некоторое время, а времени, похоже, не осталось. Ты сильная, но выжить в мире мужчин одной будет очень трудно. Титул баронессы и небольшая пенсия вдовы военного пригодятся. Долги мои тебя не коснутся. Что скажешь?
  В номере горел камин, слабо потрескивали поленья. За окном сгущались сумерки, дождь заливал стекла, блики от раскачивающихся фонарей у крыльца гостиницы не могли рассеять тени. Мы опять из экономии сняли одну комнату на двоих, цены в центральной части страны 'кусались'.
  А что я скажу - я согласилась. Ну почему, почему я должна была отказать? Томас радостно улыбнулся, и я не стала противиться, когда он обнял меня. Брак, если нет детей, легко расторгнуть. А ребенка точно не будет, уже убедилась.
  Мы не были близки, ночь любви Томас мог и не пережить в своем теперешнем состоянии. Лежали и разговаривали. Я рассказывала о детстве, о доме в Арейском квартале. О милых мелочах, которые почему-то помнятся так долго. Но, в конце концов, обычная, повседневная жизнь и состоит из этих мелочей. О зимних школьных балах, о магическом огне и провидице...
 
  В огромный город, лежащий по обе стороны Тивира, по зимнему времени мутной и неспокойной реки, мы въезжали поздним утром. На рассвете обвенчались в церкви Богини-путеводительницы, что стояла у дороги сразу за первой заставой городской стражи. Сначала молились вместе со всеми, кто пришел в эти ранние часы поклониться Богине. Народу было на удивление много, храм озарялся одним единственным огоньком, потом и его погасили, и священник читал призыв - даровать людям свет - в кромешной тьме. Откуда-то из-под купола упал яркий луч, и разом загорелись все свечи и лампады.
  Свадебный обряд провели быстро, но выписывал бумаги помощник святого отца кропотно, сверяя каждую буковку, сличал особым артефактом отпечатки аур, переносил их на брачное свидетельство, так, как велено было начальством, - чай не простолюдинов женили. Богиня брак приняла, особого благословения не послала, даже вдовий знак не исчез, лишь поблек, и тут же скрыт был под широким браслетом - мы переодели друг другу обручья с правой на левую руку. По обычаю на выходе из храма муж поцеловал, как печать поставил, мои плотно сомкнутые губы. - Да пошлет вам Богиня долгих лет счастья до самого конца земного вашего пути, - напутствие священника, провожавшего до дверей, прозвучало в наших обстоятельствах и странно, и страшно.
  Дождя в тот день не было, но в воздухе, пересыщенном влагой, висел туман, и ехали по городским улицам медленно, с зажженными каретными огнями. Тургхейм давно перешагнул границы защитных укреплений, перебрался через реку, но старые крепостные стены еще стояли, вычленяя город в городе - Нобилити-скве. На въезде в него еще раз - проверка документов, внутри - прямые широкие чистые улицы, радиально расходящиеся от центра - королевского дворца. Я заметила, что проверяют стражи лишь незнакомых. Экипажи с гербами вообще не останавливали.
  Почти сразу же повернули направо, широкая аллея привела к кованым воротам, сами собой распахнувшимся. Блик Хаус, Холодный Дом, стоял, прислонивышись к невысокому холму, срастаясь с ним. Первые два этажа сложены из грубо обтесанных серых плит, третий и четвертый - темно-красный кирпич. На флагштоке в неподвижном сыром воздухе обвис флаг с уже знакомым гербом Твиггорсов - тремя красными леопардами.
  - Милорд, - я сжала руку Томаса, - Почему такое странное название дворца? - Томас после въезда в Нобилити-скве сидел, задумавшись, прикрыв глаза, может, дремал?
  - Построен на месте башни внутренней цитадели, холм ее остатки. Ну и название получил по ее имени - Холодный. Так-то там внутри вполне уютно.
  Я содрогнулась, вспомнилась страшная Звижжая Башня, убившая Волка. Не знаю, что уж подумал милордо о моей дрожи, но успокоить и ободрить решил еще одним поцелуем, на этот раз более требовательным.
  Сразу по приезде началась непрерывная круговерть. Горничные и лакей, приданный в помощь Симону, разбирали вещи, помогали принять ванну, носились из комнаты в комнату с полотенцами, щетками, рубашками и юбками, распяленными на поднятых руках. Одевая меня, горничные непрерывно ахали, что рукавчик так теперь не носят, миледи, в моде совсем коротенькие и пышные, а платье длиннее быть должно, придется отпускать. С подолом - странно, я, похоже, внезапно выросла на треть ладони.
  Затем последовали обед, растянувшийся на целую свечку, короткий отдых, поездка через полгорода к лорду Герману Гринфилду, ужин в его апартаментах в магической Академии, но перед этим осмотр и вердикт, - по грани ходите, милорд! Когда последний раз некроз случился? Четырнадцать дней назад? А перед этим еще был, вижу свежий небольшой рубец! Завтра в полдень начнем, за два раза, думаю, проблему решим.
  Долгий ночной разговор, опять не спали до рассвета...
  - Если завтра все пойдет не так и меня не станет, прошу, будь осторожнее с Гердером, принимай его помощь с оглядкой. Гердер другой, он не похож на Медведя. Всегда и во всем ищет выгоду, ничего не делает просто так. Если бы не угроза бесчестья, не пошел бы к нему на поклон.
  - Но Гердер был так добр к Вулли, он ценил и продвигал его.
  - Потому что Вулли был талантлив, он мог пригодиться.
  Томас говорил очень тихо, едва различимо, шептал, хотя и поставил защиту.
  - В ситуацию с Марией и Алексом лучше не вмешивайся. Пусть Гердер распорядится титулом как хочет. Это еще один крючок, на котором он держит Алекса. Марию с ее деньгами Алекс всё едино не получит, не про него честь. Состояние Янсонов в результате войны выросло до чудовищных размеров. Налоги с него чуть ли не треть бюджета королевства. И есть скрытая часть завещания, где расписано, как поступить с деньгами во всех возможных случаях нарушения условий. То, что учинила Мария, как раз под такой случай и подпадает. Гердер сгладил, уменьшил ее проступок, не знаю уж, как он опекунам дело представил, но состояния её не лишили. А могло бы быть худо, ее родичи, полугномы с Ардайла, такую дыру тотчас прогрызли бы в финансах Торриджа. Так что пусть посидит взаперти, пока любовник на благо заговора поработает, а Гердер с Полтом придумают, как ее капиталы в пользу государства обратить.
  Так что забудь и про нее, и про Алекса. А еще лучше, езжай в Гарц, Гринфилд поможет. У него возьмешь письмо к лорду Тео, но думаю, он твою ауру помнит, и без объяснений узнает. - Томас распустил мою косу и перебирал пряди волос, по очереди поднося их к губам и целуя, потом перешел к шее и плечам.
Схватила его за запястья, но разве удержишь. - То-ом, То-омас, нельзя, подожди, потерпи.
  - Да ради того, чтобы еще раз То-ом услышать, потерплю.
  Я задремала под утро. Когда открыла глаза, Томас уже уехал, приказав меня не будить, - чем дольше проспит, тем лучше.
 
  Ничего не может быть муторней ожидания приговора. Сердце сжималось в ледяном предчувствии беды, всё валилось из рук, есть не могла, отказалась от обеда. Вышла в сад, но сливово-темные голые ветви кленов, раскачивающиеся под ветром, навевали такую тоску, что хотелось выть. Только бы он выжил. Чего в моих страхах было больше - искреннего сострадания или эгоизма? Замужество - голый расчет: спрятаться от преследования, получить денежную поддержку, избавиться от одиночества. Все что угодно, кроме любви. Почему не исчезла татуировка? Не знаю, может оттого, что под чужим именем дала брачные обеты. Она и сейчас на руке - поблекший рисунок, в котором угадываются руны любовь и вечность.
  Бесцельно ходила по тропинкам, обогнула дом, добрела до ограды, вернулась назад. С высокой террасы увидела, что ворота открыты и по подъездной дорожке к дому катит наша карета. Подхватив юбки, слетела, не касаясь перил, по длинной изогнутой лестнице, добежав до кареты, увидела Симона и поняла, что он приехал один. Я споткнулась, и непременно расшибла бы голову о колесо, если бы Симон не подхватил, а так просто расцарапала щеку о жесткий кант галуна.
  - Леди, - Симон качал коловой, - а если бы не успел, что бы мне лорд Томас сказал? Вас просили привезти в Аакдемию. Вот, - и он вынул из-за обшлага кафтана сложенный листок.
  "Достопочтенная леди Ришмонд. Первая часть операции прошла хорошо, хотя и возникли непредвиденные осложнения. Но в целом все в порядке. Мне пришлось удалить и частично заменить...."- Герман Гринфилд, похоже, написал целый медицинский отчет! - а, вот, что я должна сделать. - "Я просил бы вас приехать в Академию, к вашему супругу, так как в течение суток с окончания операции он будет находиться в особой форме стазиса, а на поддержание его требуется большой объем магической энергии, значит, вам следует купить и приезти накопители максимальной емкостьи, два, а лучше три. Также придется, увы, тут я бессилен, внести плату за пребывание в госпитале Академии и за услуги временного наблюдателя, приставленного к лорду Ришмонду на время вашего отсутствия..."
  - Так, Симон, скорее, скорее!
 
  Мы вернулись назад, в Блик-Хаус, через четыре дня. Кошелек, прихваченный в столицу из тайника в Ришмонде, опустел. Денег у меня почти не осталось, шкатулку и ворованные драгоценности свекрови продавать боялась - вдруг их ищут. Как поняла из объяснений Симона, милорд этих расходов не планировал, лечение у мэтра Гринфилда было бесплатным. Понятно, почему мы уехали из Академии, едва Томаса привели в чувство.
  Стазис все же порядочная гадость, вызывает судороги и онемение мышц, и еще целую кучу неприятных последствий. Убирать их магически не рекомендуется, надо просто перетерпеть. Стараясь как можно быстрее восстановиться, милорд ковылял по террасе на негнущихся ногах. Обесилев, опускался в кресло, Симон промокал ему со лба выступивший пот, подносил стакан с укрепляющим. Меня они выгнали - Агне, ступай отсюда, не гляди! - И я занялась делом - достав стопку бумаги, вывела на первом листе заголовок - 'Построение порталов'.
  Увлеклась, конечно, и пропустила приезд Гердера. Полагая, что стучится мажордом, велела горничной пригласить. - Одну минуту, хонор, я допишу. - Положив перо, обернулась - Гердер, граф Твиггорс, судя по всему, прямо с дороги, запах влажной земли, прелых листьев, костра и лошадиного пота заполнил небольшую угловую гостиную.
  - Мне собственно, уже доложили, и я хотел лично поздравить с благополучным исходом. Но вижу, сказали не всё, браслет на левой руке! Вы поженились! И где новобрачный? - Подошел к застекленной двери, ведущей на террасу, - что-то он не выглядит очень здоровым и счастливым. Но какое упорство, однако. Мы Твиггорсы, всегда добиваемся поставленной цели!
  Словам Гердера в тот момент значения не придала, гадала - успел ли он прочесть хотя бы строчку из рукописи на столе, и маскировала испуг, а ну как примется изучать ауру. Чтобы не думать о черной кошке, думай о белом кролике. Вот я и восстанавливала в памяти зимние аллеи сада и тревогу за Томаса.
 
  'Всегда добиваемся...' Напророчил. Сжимая плечи Томаса, жадно ловила полуоткрытым ртом воздух. 'Хотя бы еще раз, одна богиня знает, что завтра будет', для верности впечатлений повторили.
  С операции прошло почти две десятинки, заканчивался месяц стынь. Оправился Томас быстро - буквально на следующее утро уже гулял со мной по саду, а через сутки стал вместе с Гердером покидать Блик-Хаус ну почти на целый день. Сразу после завтрака мужчины уезжали и являлись только к позднему ужину. О своих передвижениях и встречах Томас ничего не рассказывал, к чему тревожить женщину.
  Предоставленная сама себе, гуляла, тренировалась, с разрешения Гердера посещала библиотеку.
  - Леди, боюсь, ничего интересного для чтения вы не обнаружите. Ни романов, ни стихов здесь отродясь не водилось. - Гердер улыбнулся, - ну разве только описания путешествий да географические атласы или исторические хроники.
  Он вновь обращался ко мне с безукоризненной вежливостью, будто странная сцена в гостиной привиделась, и вовсе не было ни фамильярного тона, ни грубоватых замечаний.
Библиотека оказалась огромна и великолепна. В первый же день я нашла изданные в Лейдене (Академическая печатня) 'Атлас силовых и магических полей Роштайна', пять книг по расчетам и построению порталов, попались и труды по артефакторике, целая секция, стеллаж из пяти полок, уставленный фолиантами вековой давности, современными печатными томами инкварто и даже древними рукописями. Счастливая находками, мысленно заметив, где какие книги располагаются, утащила в свои комнаты добычу - 'Введение в Артефакторику', прикрыв его сверху 'Историей первой магической войны'. Дурочка. Я рассчитывала, что горничные не поймут, какие книги читает госпожа, и не доложат мажордому, а тот не донесет Гердеру. И не расскажут они о странности - госпожа пишет-пишет, а текст потом сам собой со страниц исчезает. Да, напуганная возможностью разоблачения, я применила старинное заклинание для гримуаров.*
 
  Гердер иногда откровенничает, вспоминает былое. В первую встречу на пороге Тура он меня не узнал. Очень худая, плоская как доска, с лицом, испещрённым шрамами - от прежней Агне остались лишь глаза. Да и видел перед войной он меня всего пару раз и ауру мою не помнил. Не заинтересовался подругой дядюшки - прибилась к старику безродная хонора, мышка серая, магический резерв слабенький, испытывает к нему сочувствие и симпатию, не более, вреда не будет, а там посмотрим. Тем более что дядюшка её любит, аура светится золотыми сполохами.
 Но мышка-замарашка вдруг выказала наблюдательность, смелость и горела желанием защитить Томаса. А за столом вела себя слишком естественно и непринужденно, так, как если бы попала в знакомую обстановку, ничуть не смущалась ни роскошью сервировки, ни застольными беседами, идущими частью по арейски, чтобы прислуга не понимала. А я явно улавливала суть, когда соизволила оторваться от собственных мыслей и прислушаться. Гердер тогда нарочно, оказывается, обратился ко мне на языке илфов , спросил про Энц - машинально, со своим безупречным произношением, на нем и ответила.
  - Вот так и проваливаются шпионы! Даже если легенда продумана до мелочей! А невесть откуда появившаяся магия, и познания в алхимии, которые вы с Томасом неуклюже пытались объяснить? И твой страх! Ты боялась непрерывно и пыталась маскировать его другими эмоциями. И я подумал, а не превратится ли мышка в ядовитую змейку?
  Как думаешь, ведьма, почему я тебя тогда в живых оставил? Было так просто, высота, море плещет у подножия скалы, испугалась стерга, шарахнулась, оступилась... помнишь, как повёл на стену смотреть гнезда?
  - Потому что тебе был нужен Томас...
  - И это тоже, но мне просто помешали тебя считать, а убирать, не выяснив, кто стоит за тобой, согласись, было глупо. А потом старик не отходил от тебя ни на миг, и вы уехали в Ришмонд, а я попросил Ричли разузнать все.
 От Гердеровых признаний - холодок ужаса по спине, зачем ему напоминать, сколько раз смерть, Белая дева, рядом проходила, касаясь волос холодным крылом? Зачем ему это - раз за разом доказывать своё превосходство, силу и власть над моей жизнью?
 Придворные расположились в отдалении, полукругом, сидят на брошенных на ковёр подушках. Редкие минуты отдыха, король с семьей на лоне природы. Дети играют в мяч.
 
 Так что понял Гердер давно, еще в Туре, я не та, за кого себя выдаю и стал подозревать, следить, собирать сведения, тайно, незаметно для нас с Томасом.
  А мы были заняты выстраиванием отношений и не особо обращали внимание на окружающих, особенно прислугу. Расторгнуть брак было не в моих интересах. Сделать так, чтобы он превратился в фиктивный - не обольщалась, не получится. Ловила жадные взгляды Томаса, но пока дальше дело не шло, он медлил и выжидал. Я же замечала, как быстро он крепнет, как расправляются плечи, появляется легкий румянец на все еще впалых щеках, блестят глаза. Вечерами подходила к окнам и видела - на террасе, в свете магических шаров, он и Лэндом упражняются с мечами. Каждый вечер на пороге спальни Томас обнимал, целовал в по-прежнему плотно сомкнутые губы, - Сладких снов, дорогая.
  Решила не отказывать, в конце концов, он перед лицом богини мой муж, женщины отдаются мужьям и без любви, за кусок хлеба, положение в обществе, да мало ли за что. Ну да, я оправдывала себя - мне выпала благодаря Томасу возможность восстановить магию, и не просто грезить о мести, а готовить ее.
  Не прогоню, вот только пусть сам сделает первый шаг.
 
  Стынь в Торридже печальный месяц: сырость, серость, тоска. К концу его дожди прекратили лить чуть ли ни каждый день, ветер сменился на восточный, сквозь туман и облака проглядывало солнце, влажная земля пахла по-другому, набухали почки, посветлела и позеленела трава газонов. Я стояла на террасе - она шла вокруг всего дома по верху холма, на уровне второго этажа, с неё к парадному входу и подъездной дорожке симметрично спускались две изогнутые лестницы. У подножия опорной стены разговаривали садовники, сетовали, что весна в этом году необычайно ранняя, и что, видать, климат совсем после войны поменялся, и что эльфийского снадобья - извести проклятые одуванчики с газона - не сыщешь ни за какие деньги... теплое солнышко навевало расслабленную лень, хотелось сесть, запрокинув голову, подставить лицо ласковым лучам и ни о чем не думать. Краем глаза заметила около ворот, до них было далеко, локтей четыреста, знакомые силуэты - волки. Вгляделась пристальнее, магически усилила зрение, да, точно оборотни, без панцирей, два нормального роста и размера, третий - чёрной горбун, ниже спутников ладони на три.
  Вспомнила рассказ о брате теперешней графини Айсватерберх: чёрной карлик, урод, не годный к воинской службе. Тварь, погубившая нашего с Вулли сына. Доказательств преступления у меня не было, мне они не были нужны, я не королевский судья.
  Волков заметили и садовники.
  - Глянь-ка, кто явился! - Целый день у ограды крутятся, все вынюхивают, надо магам охраны сказать - А то они без тебя не видят
  Я в ужасе оцепенела: глупая, глупая девчонка! У меня другая внешность, изменились голос и рост, но запах, я забыла о волчьих носах. Что выслеживают и хотят подловить не меня, а кого-то другого, не подумала.
  Томас вернулся домой раньше обычного, напряженный, злой. В городе было неспокойно, продолжались беспорядки, которые стража не могла или не хотела прекратить. У ворот Нобилити-скве то и дело собирались толпы, их разгоняли, хотя поначалу люди просто просили допустить их к королю. Его величество Роберт прибыл в столицу из загородной резиденции 15 стыня, на 25-е был назначен малый государственный совет. Ознакомившись с представленным ему графом Полтом бюджетом, монарх пришёл в неописуемую ярость. Военные расходы оказались урезаны в пользу помощи малоимущим, пострадавшим от наводнения на юге страны и беженцам. Повышения налогов не только не предусматривалось, напротив, вводились льготы, призванные, по задумке автора, оживить экономику.
  Король до того разошелся, что, швырнув прошитую красной нитью стопку бумаг на пол, начал топтать её ногами, задыхаясь и сопя. - Это не бюджет - измена! Мне, королю, и государству! - Приказал арестовать Карла Полта и поместить в восточную темницу, часть дворцовой тюрьмы, где проводили последние дни приговорённые к казни. Бросив на стол медальон, знак Главного казначея королевства, ключ, украшенный драгоценными опалами, Полт отправился в узилище, из которого таинственным образом исчез той же ночью. Розыски ни к чему не привели, городской дом оказался пуст, то есть совсем пуст - исчезли даже мебель и ковры, не говоря уж о людях - чадах, домочадцах, прислуге, пропали и домашние животные. Во дворе поймали одного лишь черного кота, в бессильной злости полусотник, начальник стражи, отправленной на поиски Полта, приказал повесить его на воротах. Но кот извернулся, махнув лапой, располосовал щеку палача и дал деру. Не знаю, что больше задело в этой истории Роберта Торрийского - то, что не нашли беглого графа, или то, что не справились даже с котом. Полусотника разжаловали в простые городские стражники, он тем же вечером напился в известном трактире - Хромой Лошади - и распустил язык. История обросла невероятными подробностями, самой примечательной из которых оказалась награда в пятьсот золотых тура за поимку наглого кота. К воротам Нобилити-скве потянулись горожане с мяукающими корзинками в руках. Толпа росла, и командир охранения не придумал ничего лучше, как стрелять поверх голов мирного люда из боевых луков. Целились стражи в балки близлежащих домов, однако ухитрились подстрелить пару любопытных хонор, выглядывающих из окон. Отхлынувшая толпа в панике затоптала насмерть несколько человек. Город забурлил.
  По личному приказу короля, которому случившееся представили как попытку черни прорваться в дворцовый квартал для разграбления оного, были прекращены все выплаты пособий и раздача еженедельных корзин с провизией - в наказание зарвавшемуся быдлу. Назавтра - больше. Пришедшие за пенсионом вдовы и ветераны с удивлением обнаружили, что он урезан на треть. Государственный вестник Торриджа и Торридж Экземинер вышли с предложениями казначейства по увеличению налогов. Введенный в должность казначея первый заместитель Полта хонор Джарндис переделывал бюджет. Государственный совет перенесли на 1 число ветреня. Тайный указ о предъявлении ультиматума Гарцу и начале через сутки после него военных действий давно был подписан королем, ещё накануне зимних дней богини. Тогда же Гердера Твиггорса сняли с должности канцлера, за возражения его Величеству, оставив, впрочем, главнокомандующим. План весенней военной кампании он обязан был представить Совету и Королю одновременно с новым бюджетом, призванным обеспечить кампанию средствами.
  В стране именем Короля был объявлен добровольный рекрутский набор, однако и в столице, и в городах и весях - нигде не нашлось нужного количества жаждущих воевать. И добровольную запись в новобранцы в середине стыни заменили на рекрутскую повинность. Недовольство монархом расползалось по стране от королевского дворца волнами, как круги на воде от брошенного камня.
  Чтобы успокоить столицу, Роберт приказал Гердеру стянуть к ней войска. Отряды подоспели быстро, как будто уже пребывали наготове в ожидании приказа, но в город не вошли, стали укреплёнными лагерями в окрестностях. По столице поползли слухи, один страшнее другого.
  Купечество, гильдии мастеровых, возчики, каменщики, медикусы, трактирщики, всех не перечислишь, решили уверить короля в своей лояльности, для чего выбрали представителей, числом двадцать один, и делегация, сопровождаемая толпой, отправилась во дворец. Толпа остановилась перед воротами, выборных пропустили в Нобилити-скве, но не далее первой небольшой площади, где, связав, жестоко выпороли, дав каждому двадцать одну плеть.
  Избитых парламентеров выкинули к ожидающим их возвращения людям. Послышались вопли негодования, брань, призывы поквитаться, людская масса подалась в сторону ворот и встретилась с боевым огненным валом. Закричали заживо горящие, вслед за огнём в толпу полетели стрелы. Погибло более сотни. В этот момент перед строем лучников появился Гердер.
Сцена, достойная войти в анналы. Благородный Твиггорс, воздевши руки, умоляет остановиться именем Богини.
Бесстрашно смотрит на нацеленные на него стрелы.
  - Воины, это ваш народ, ради него вы проливали кровь в битвах! Жители славного Тургхейма! Солдаты не виновны, они выполняют приказ. Я обещаю поговорить с венценосным братом от Вашего имени. Те, кто надругался над безоружными парламентерами, будут найдены и наказаны! Клянусь вам в том. Скорблю вместе с вами.
 
  ... Пафосную картину, изображающую 'подвиг', полотно размером десять на шесть локтей, недавно повесили в галерее. Вечером Его Величество Гердер, Первый этого имени, самодовольно разглядывал, отходил подальше, к самой балюстраде, прищуривался...
  - А, Агне, пришла... славное было время, не правда ли!
  - Кровавое, хочешь ты сказать?
  - Что кровь нескольких сотен, спасены были миллионы...
  Да не грозла ему никакая опасность, с его защитой-то! Он умело использовал все промахи и просчеты Короля, подогревал недовольство горожан и заигрывал с ними. Циничный позёр.
 
  Горожане разошлись, объявили траур, готовились к похоронам. 'Дабы не возбуждать в дни скорби в добрых жителях Тургхейма ненависти...' городская стража, с ее приметными алыми мундирами и сверкающими шлемами, была удалена из города. И совершенно непонятно откуда вдруг появились банды, именуемые по названиям районов - рыночная, большого торга, предместная, приречная.... Стало опасно выходить на улицы. Склады, магазины, дома зажиточных горожан грабили, сначала по ночам, потом чуть ли не средь бела дня. Прево районов кинули клич, и жители стали объединяться в отряды самообороны, превращая свои улицы в крепости.
  Туго стало с подвозом продовольствия, стоящие лагерями военные перехватывали почти все обозы, городу грозил голод.
  Да, уже писала, что двадцать девятого числа месяца стынь, в день, когда я заметила волков, Томас вернулся из города во второй свечке пополудни, сам на себя не похожий. Долго мерял шагами гостиную, заложив руки за спину, стоял у окна, глядя на зеленеющий газон. Молчал.
  - Милорд! - решилась побеспокоить, очень уж не терпелось рассказать про волков и поделиться опасениями.
  - Томас, сколько тебя просить, зови меня Томас. И, Агне, не сейчас. Прости.
  Потом начал говорить, видно было, с трудом подбирает слова,
  - Там в городе, люди сошли с ума. Не думал, что увижу такое в столице. Женщины. Грабили булочную. И добро бы просто грабили, они чуть не прикончили пекаря. Выволокли на улицу и били. Ты представляешь, женщины! Им не хватило хлеба, и они кричали, что он утаивает товар, а он молил подождать, пока подойдет следующая квашня. Толпа! У нее свой мозг, своя воля, там нет отдельного человека, это монстр.
  Траурные ленты, флаги, почти на всех домах. Неужели нельзя было без крови. О богиня... Она не простит нам.
  - Томас, а что будет, если отряды соединятся и решат идти на штурм королевского дворца, они же винят во всем происходящем Роберта. Что в этом случае делать?
  - Не бойся, послезавтра все закончится. Надеюсь, обойдется без жертв.
  - Томас, молю, не дай себя убить! - не знаю, как вырвалось.
  Он повернулся. Когда говорят, глаза сияют, не врут, они действительно могут сиять, - После таких слов? Да ни за что на свете! И еще я хочу услышать 'То-ом!'
  Поздним вечером Томас постучал в дверь между спальнями, - можно к тебе, дорогая?
  Отпустил горничную - Вы свободны!
  Та присела в реверансе, - милорд, я еще не одела миледи для вашего визита должным образом.
  - Идите, милая, я сам разберусь с туалетом госпожи. Это ж надо, одеть для приема мужа в постели. Куда мир катится! А раньше раздевались.
  Любовником он оказался восхитительным.
  Томас лежит на спине, слегка запрокинув голову, и от этого чуть похрапывает, и как никогда похож на спящего в подвалах Тура рыцаря. Очнулась первой, поэтому могу беспрепятственно изучать покоящегося рядом мужчину. Я миллион раз видела его обнаженным, но сегодня смотрю другим взглядом, пытаюсь понять, что же вчера ночью произошло-то. Крупный нос, рот с сухими тонкими губами, выдающийся вперёд подбородок. Красавцем не назовёшь. Очень худой, сплошное переплетение мышц и жил. Почти совсем седые волосы разметались по подушке, на щеках пробилась жесткая щетина. Даже теперь нет к нему чувственного влечения, того, что заставляло сердце биться часто-часто, что заливало волной алого румянца, обдавало молодым жарким потом при одном прикосновении. Благодарность - вот, найдено слово. Ночью его руки и губы творили чудо, волшебство. Потом было ещё удивительнее, и я цеплялась за него, обвивая ногами, схватив за плечи, только не покидай, хотя бы на секунду выйдешь из меня, я умру. Я забылась и забыла обо всем на свете, и заснула, убаюканная в ласковых объятиях. Разве так бывает, без любви? Но что толку разбираться в своих чувствах, изменится от этого что-нибудь? Сейчас мне легко и хорошо, надеюсь, Томасу тоже.
  Яркий свет бесстыдно заливает спальню, наши обнаженные тела, невесть когда отброшенное одеяло, сбитые простыни. Пытаюсь вытащить ладонь из-под спины мужа, богиня, я руку отлежала, тру обвисшую кисть, до огненных иголочек, и, конечно, бужу Томаса.
  Смотрю на часы - семь с половиной свечей утра, где горничные, где Симон? В спальне ватная тишина, никаких звуков извне: Томас кинул защиту - и звуковой полог, и от проникновения.
  А во мне плещется магия, энергия просто стекает с кончиков пальцев, и я зову к себе капот, свиваю в единый жгут левитационное заклинание и поиск, и тяну, и то же самое проделываю с Томасовым шлафроком, когда муж, натянув штаны, оборачивается - халат ждёт его, раскинув рукава и растопырив полы.
  Звуки возвращаются - тишина спадает легким звоном лопнувшей струны: недовольный голос Симона, - да живы они, не мечитесь вы, вот же курица заполошная! - тихий говорок, ответ горничной, слов не разобрать. Томас быстро привлекает к себе и целует, с разочарованным стоном отодвигает и скрывается за дверью - сбегает в свою спальню. Зову, - Лиз, вы можете войти! - Элизабет застывает на пороге. И забыв о всех-всех правилах, накрепко вбитых в белокурую головку потомственной прислуги, ахает, - Да как же это, миледи, да разве же такое возможно, вы же, вы же стали как фея... У вас кожа и волосы сияют!
  Краснеть сегодня мне придётся ещё не раз. И за ланчем - завтрак мы проспали, - под изучающим взглядом Гердера, и от негодования на приеме во дворце. А перед этим - от неловкости и возмущения - мне велят выбрать туалет в гардеробной Луизы, потому что нет ни времени, ни возможности купить подходящее для торжественного королевского обеда платье. От драгоценностей решительно отказываюсь.
  Гердер, предвкушая торжество, чуть ли не потирает руки, вот почему он так воодушевлен, понять бы. Но мне важнее знать, кого из Волков встречу сегодня, и верны ли мои догадки: чёрной горбун, больше похожий на недопеска, чем на взрослого оборотня, действительно брат графини Элиссон Айсватерберх, в девичестве Дебир? Откуда он взялся, его же по требованию Гердера летом отставили из королевских секретарей, удалили от двора.
Да, он это, барон Рэт Дебир, Гердер подтвердил, едва лишь я упомянула о волках - видела вчера около ограды оборотней. Оба, и Гердер, и Томас не пытаются скрыть, как насторожились. Гердер даже прерывает завтрак и отправляется беседовать с дежурным магом охраны. Говорю Томасу о запахе, тут он тоже, отбросив салфетку, извиняется и срывается с места. А я остаюсь в малой столовой одна и ем, потому что голодна страшно, меня из-за стола вытащишь разве что пожаром или землетрясением, и размышляю - совершенно я запуталась.
  Суматошный невероятно длинный день переваливает на вторую половину, когда Томас возвращается в нашу гостиную, - Агне, ты ещё не одета? Хотя это и к лучшему... Идём, - горничных выставляют из моей спальни. Разложенное на постели дессу решительно сметено в изножье, и на полностью обнаженное тело накладывают странные плетения, подкрепляя их действие прозрачной, дрожащей как желе, мазью. Томас меняет мой запах.
  - На сутки, дольше не нужно, а на будущее что-нибудь попроще придумаем. Зови своих девиц. У тебя на сборы - пол-свечки!
Казалось, платье шелкового фая стремиться сползти с плеч, спины и груди, вырез, ох, да это вырезом не назовёшь, прямая линия от подмышки до подмышки. И цвет этот - темная сирень - шёл мне чрезвычайно, должна признать. Томас же был недоволен, нет, скорее раздосадован и стыдился того, что одеты мы с ним в чужое. И пусть мы расплатились, как я теперь понимаю, за возможность безбедной жизни в столице и эти тряпки с Гердером сполна, досадовал он на себя, на невозможность самому одеть меня с ног до головы.
  А торопил с туалетом потому, что хотел ещё раз поговорить, наедине, без Гердера.
  Волков мы встретим, и много. Они вновь - личная гвардия короля. Правда, хватило их едва на роту, остальные продолжают нести службу в Луррии. Да, легионов более нет. Лейб-компания здесь, во дворце и волчий сводный батальон в Луррии, и все. Но узнать не должны. Откуда Дебир взялся? как только Гердер перестал быть канцлером, тут же призван был королем и назначен командиром волчьей гвардии. А Гердер вмешаться не может, гвардия лично королю подчиняется.
  - Да, девочка, чтобы шоком не было - тебя погибшей считают!
  - Опять?
  Нет, богиня, это уже через край - трижды быть похороненной.
  - Я недавно узнал, когда с волками гвардейцами встречаться стал.