Дьячок задумался, аккуратно складывая свой белый платок, расшитый красными нитками, и пряча его за пазуху.
-- Что ж бы такое рассказать вам? А вот, пожалуй, есть у меня одна чудная дедова история...
Дед мой покойный был не из простых казаков, и грамоту знал изрядно. За то вельможный гетман его не раз гонцом отправлял, бывало, что к царице прямиком, а бывало, что и по другой секретной надобности. Как-то раз исполнил дед гетманово тайное поручение, и домой возвращался, проезжая Волынской губернией. Оставил позади Берестечко и свернул на Ровненский тракт, в надежде до наступления ночи как можно больше верст проскакать, а там, глядишь, встретится шинок или хоть сарай какой. Но не тут-то было, конь о камень запнулся и захромал, а поблизости -- ни единого хутора. Делать нечего, надо место для ночлега искать. Кругом, куда ни глянь -- дремучие леса, а меж ними -- бурьян, топи да болота, неровен час, увязнешь, и костей твоих не найдут.
Тут из-за туч выскочил месяц, небо усыпали звезды, и чуть в стороне от дороги увидел дед невысокий холм, увенчанный кучкой белых камней, сиявших в лунном свете. Для ночлега лучше и не придумаешь: высоко, сухо, и для коня травы вдоволь. Ночь была теплая, так что дед костра разводить не стал, коня стреножил, шапку под голову подложил, синим жупаном укрылся, и заснул. И привиделось ему во сне, будто очутился он в казацком лагере. Вокруг телеги, шатры, костры разложены, казаки с оружием, отовсюду выстрелы раздаются. Проснулся дед -- вокруг ни души, месяц сверкает, только со стороны болота будто плач или стон слышится. Уж на что он не трусливого десятка был, но и ему жутко сделалось; перекрестился дед и святым крестом осенил болото, тотчас все стихло. Проспал он спокойно до утра, а как рассвело, огляделся, и дрожь его взяла, когда понял, где ночевать пришлось. Кучка, что он в темноте за камни принял, оказалась пирамидой из простреленных и разрубленных человеческих черепов, выбеленных солнцем да непогодой. А среди травы да бурьяна -- почти вросшие в землю белокаменные кресты. Рассказывал дед, что сам не помнил, как оттуда убрался поскорее, по счастью, хромота у коня за ночь прошла.
Добравшись до ближайшего села, первым делом зашел он в шинок, и пока добрую чарку горилки не выпил, все ему стоны жалобные мерещились.
-- И это вся история? -- разочарованно спросил полтавский панич, раскуривая люльку. -- Экая невидальщина! Пожалуй, переночуешь на кладбище, еще и не то привидится.
Фома Григорьевич, не любивший, когда его перебивают, неодобрительно покачал головой.
-- Вот и не вся. Разговорился дед с шинкарем, и узнал, что на том самом месте лет за сто была великая битва, казаки Богдана Хмельницкого схватились с ляхами. Да только силы оказались неравными, остатки казацкого войска отступили, а один небольшой их отряд оказался на островке посреди болота. Отстреливались они, покуда не кончился порох, а потом все там и полегли. И по сию пору местные крестьяне, когда распахивают высохшие болота, находят порубленные кости да черепа воинов Хмельницкого. Вот их-то души уж не одну сотню лет покоя не находят, и плачут лунными ночами. А островок тот, что в холм посреди пустоши превратился, прозывается нынче "казацкие могилы".