Я лежу на своей кровати и давлюсь слезами. Болят искусанные губы. Меня уже не колотит, как в лихорадке, но на душе все равно гадостно и страшно. Проходит несколько минут, и жалость к себе как-то постепенно растворяется.
Наверно, уже действует морфий. Спать совсем не хочется, но зато приходит успокоение. Я просто смотрю в потолок и думаю, о том, что пару килограмм моего тела отрежут и зароют. Может и не станут зарывать, а выставят в анатомическом театре. Надо ли мое разрешение? Нужно спросить. Не осталось ни крохи эмоций, но все равно терять кусок своей плоти жалко.
Я переодел белье и вышел из палаты. Мысли на удивление чистые, но, кажется, очень медленные. Кто-то спрашивает, куда я иду. Пока я с величием патриция собирался ответить, всем и так стало ясно, что я собрался "слить".
... Вот и операционная. При виде белых кафельных стен мне стало немного не по себе. Это было похоже на тень страха, скользящей по поверхности сознания.
Кто-то лежит на первом столе. Дышит!
Мой стол. Пока я прикидываю, как на него лучше взобраться - непонятным образом я оказался на этом дурацком столе.
- Делайте что хотите, только мне не мешайте, - но моих слов никто не слышит...
Я очень длинный, наверное несколько метров, и это меня даже удивляет. Неясные белые силуэты, непонятные сквозь вату слова: "Местная анестезия", "Обработать поле"...
Все закончено, меня увозят, а мои славные белые крылья запачканы кровью и лежат в тазу. Я ухожу, а они остаются.