У догорающего костра, в обережном круге, закутанный в дорожный плащ, спал какой-то бродяга. Шла первая седмица лета, но с последнего месяца весны стояла дикая жара. Она обещала засуху, лесные и болотные пожары.
Он пришел с северо-востока, из земель Ихари Вехши, Великой Топи, хотя на самом деле его народ давно жил за болотами под защитой болотных духов и змей.
Как и зачем путешествовал, или, быть может, бесцельно брел по центральным землям Вартига не имеет значения, ни для кого, кроме него.
Впрочем, все тайны, или не все, узнать возможно, если быть рядом с ним всю жизнь, до самого конца.
Или даже забрести в ее начало. Или туда, где и нет никакого начала, и никаких концов, итогов и завершений.
Юноша спал беспокойно, прибывая где-то в глубине своих видений, чем бы они ни были. Пусть сон и близок к смерти, покоя он не несет, может и смерть...
Вехша, болотник, во снах всегда прибывал в какой-то почти такой жизни, и, пробудившись, с трудом осознавал переплетения видений с настоящими или бывшим, с сущим или прошлым.
Ведь так никогда и не осознаешь, что ты потерял, а чего никогда не имел.
Это болезненное желание - рассказывать с самого начала, идти шаг за шагом, жить жестокими циклами. Безумными циклами.
Возможно, когда-нибудь их преодолеем, а пока пусть начнется так...
***
Змеево Гнездо или Змеева Нора - это крепости-склепы, разбросанные во множестве своем по Топи. Родовые замки знати болотников, выстроенные на костях предков, история воинских и жреческих родов от смерти первого из вождей и первой жрицы. Жрицы Великой Змеи. В одном из них родился этот странник, провел в его кельях, книгохранилищах, залах, погребальных камерах первую часть жизни. Почти 17 долгих и обманчиво медленных лет.
Шикхаль была одной из замковых кошек, она прожила в замке почти 7 лет до того как познакомилась со своим первым другом.
Когда он родился, кошка, гонявшая мышей на замковой кухне, долго слушала плач и потом пробралась к нему среди ночи.
Долго сидела у колыбели и рассматривала младенца фиолетовыми глазами, мерцающими в темноте.
Схааргхо, с момента своего семилетия, того дня, когда его обучили чтению, большую часть времени он проводил среди книг. В замке хранилась вся история их рода от основания, легенды их народа и других северян, труды о войнах, богах, искусстве смерти и жизни.
Вехшийцы, как, например, и Гартанцы были хранителями истории. В их традициях было записывать как можно точнее все события, с которыми они сталкивались, все знания которыми обладали, помнить и хранить все о Севере.
Хроники Северян знали все, от Рождения Мира, Богов и до рождения племен и их героев.
Хроники Вехшийцев начинались так же, но были посвящены своему племени, богине Змее и истории рода. И каждый род вел свою.
Естественно с ним занимались, учили владеть клинком, писать хроники, стихи, делать яды и противоядия, говорить с духами и богами, слушать их, ходить по болотам, наводить мороки и иллюзии своими словами и действиями, и не только ими.
Шикхль сидела на столе и следила за Схааргхо. Прошло уже 10 зим. Все эти годы она провела с ним, и, как всегда, пока он зачитывался очередными хрониками из прошлого, спокойно дремала, изредка проходя по его плечам, спрыгивая на колени или ластясь под левую руку, царапая или кусая ее.
Мальчик прижимал кошку к груди, прятал себе под ворот рубахи, из которого она смотрела, как он пальцами ведет по строкам, и слушала его шепот. Он приговаривал книгу за книгой, стараясь запомнить как можно больше. Впитать в себя, проглотить и текст и его смысл.
Это было его сутью, какая-то особенная жажда, внутренний голод. Какая-то пустота внутри, окружающая его, обволакивающая силой. Она и держала старую кошку рядом с ним уже на три года больше, чем ей было отведено. Она чувствовала и знала это.
Там где Схааргхо видел свои обманчивые сны, Шикхль видела еще более обманчивое будущее и с теплым мурчанием делилась своим теплом и внутренней полнотой со своим хозяином.
Иногда он был тенью, а не ребенком. Иногда живым и теплым, хотя его руки всегда были горячими, но никто кроме кошки не знал и вряд ли узнает это.
Во снах он видел свои жизни, возможные или будущие, сотни жизней. Другие ответы, другие решения, и если здесь у него нечего было терять, то во снах все было иначе.
Кошка была единственным, что он мог потерять. Он не понимал, что лишь его воля держит ее рядом, воля, которая была направлена ни на что другое, кроме этого.
А ведь и кошка, и этот мальчик были всего лишь сном.
***
Однажды вечером, теплой весной, отсчитав его 14 год рождения, они сидели на берегу озера. Шикхль дремала, Схааргхо мирно гладил ее и витал где-то в своих мыслях (или жизни предков), пока, вздымающаяся в такт ударам сердца подростка, грудь кошки, не замерла...
Мгновенно придя в себя и почувствовав ее уходящее тепло, я срываюсь к замку. Врываясь в ворота, стискивая ее, бегу вниз под своды гробниц, в темноту.
Мимо факелов и спящих предков к алтарю рода, стоявшему перед статуей Великой Змеи. В голове только одна мысль - "Я не могу потерять Шикхль. Она моя, только моя!!! Она будет со мной всегда!"
Положив остывающее тело на алтарь, судорожно выхватываю свой кинжал и, надрезав руку, что-то кричу. "Иди..." - шепчу Змее и Предкам. Под вой сквозняка, шепот предков и богини, моя воля обхватывает Шикхль, я прижимаю ее к себе, оставляя кровь на шерсти, и втягиваю в себя тень своей кошки, черная как дым, она втекает в мой рот, и я впитываю ее в себя...
- Никогда, я никогда тебя не брошу, - я не успеваю прейти в себя. Шикхль теперь снова со мной. Но видения..
Мой голод невозможно усмирить, никто кроме меня не сможет, и если я буду свободен, если я буду волен... Сам.. Великая Змея..
Один за другим я поглощаю их, выпиваю жизни из людей, природы, ломаю судьбы, гублю свои земли. Убиваю змей , только ради себя, только ради того чтобы стать черным драконом, или утолить свой голод.
Только ради того чтобы стать драконом, убивать змей? Убить змей? Змею??
Можно было бы убить себя, но я не змей, больше не змей.
Не взирая на право рождения и мою кровь.
Никогда, никогда я не буду убивать змей... Нет.
Нужно снова связать себя, снова сковать, сжать и сдавить. Но почему я был связан до всего этого?? Почему раньше я не замечал ничего вокруг? Нет, я же все помню, их лица, голоса и имена. Всех своих учителей, и моих.. Нет, моего деда...
Я помню, я все помню.
Поднявшись из гробниц, избегая слуг, прячусь в своей комнате, изгнав последние остатки видений, падаю на кровать и забываюсь в безжизненном сне.
Проснулся он через день, уже темнело. Судорожно сполз с кровати , долго сидел на полу. Пытался понять что изменилось, вспомнить себя. Мир вокруг был. Раньше все вокруг было смутным незапоминающимся, а сейчас на много чётче, объёмнее. Он обладал звуком и цветом, вкусом и запахом. Из головы исчез туман, он ясно помнил все о себе. Никогда не замечаемые им жители замка, обрели имена, он знал их, помнил о том как с трудом учился у них жить в мире, взаимодействовать с окружающим. А не только с книгами. Они были близко, как еда, его меч, и кинжал которым он все - таки научился владеть, в туманной жизни. Его кошка. Они были рядом, почти внутри него. И он их смог впитать в себя, поглотить, сделать частью своего недобытия.
Где-то в нем пульсировал шар тепла, дух его кошки был в нем, грел нутро. Воспоминание о том как это случилось, пугало юношу . Это было какой-то мерзостью.
Он заметил предмет на стене -зеркало. отражение в нем было еще мутным , фрагментарным и изломанным. И с трудом его разум понимал - существо, то есть молодой человек по ту сторону зеркала это он, Схааргхо. Он плохо видел, ходил и дышал, как будто впервые обрел тело. И привыкал к нему, и к миру, в котором нужно было учится жить.
Даже основываясь на дневниках Схааргхо, сложно внятно объяснить, что именно с ним происходило. Не хочется объяснить вам, что-то лишнее, знаете ли...
- Сумбурные записи-
Есть дух, душа и тело. Они могут быть едины или нет. В разных конфигурациях. Многие разделены. Многие цельны. Это видно, но для тебя самого это не важно. Их проблемы.
Я разделён. Разделён болезненно, я осознаю свои слабости, свою разделённость, тройственность, и это мучает каждую часть меня.
То что я зову душой стремится ничего не терять, никого не лишаться. Ему больно, оно больно и голодно. Оно пугает меня.
То что я вижу как Дух. Он сер и пылен, это смутная серая тень, обретшая псевдо тело в моих видениях.
Сначала я обрел внутренний голод, впитал дух своей кошки. И этим проявила себя моя Жажда.
Дух ощутил себя в теле, третьим мне. Больным как и другие, мерзким как все мы.
И только отделив себя от второго и третьего. Первый обрел себя, сразу же и скрылся от нас. Так же как и второй - душа. Или То, что могло быть ею.
Оставив меня в третьем. Человеческой особью лишенною воли и жажды чего-либо.
***
Дед и внук сидели на крыше Гнезда, солнце заходило за горизонт, и каждый пытался объяснить перед другим себя самих, свои жизни.
- Я рад, что ты проснулся, Схааого. Тяжело было видеть такое. Это не оживит наш род.Но теперь в моей смерти еще на один смысл больше, и легче будет уходить к предкам.
- А я не знаю. Но я рад что буду помнить всех, помнить тебя. Жутко не помнить, как много у тебя было. Хотя я не осознавал..
- Мы успеем все что нужно. Тебе придется уехать, но даже далеко от Клубка Змей они и их госпожа не оставят тебя .
Старейший приобнял его за плечо и продолжил-
- Змея отравляет нас, и яд становится наслаждением. Они лгут нам, сдавливая свое безумие нашей волей. Мы опутываем их родом и живем, превращая друг друга в цепи. Уйдя отсюда, ты сможешь стать свободным. За границами наших болот все не так.
- Я же только проснулся, не до конца. Разве я чего-то могу желать? Чем мне жить кроме наших традиций, чего искать? Меня пугает то, что я сделал. И я не могу объяснить, но мне нужно связать этот голод. Он сам этого хочет, я чувствую.
- Твоя сила будет ключом к свободе, если ты поймешь и примешь себя. Моя не стала. Змея, змеи никогда не отпускает тебя. Цикл вечен .
- Цикл вечен. И Змея страж ему.
***
Первый человек спускался из своей Бездны Ночи вниз, он шел в глубину Земной Тьмы.
Чистая Воля не способная ни на что кроме самоуничтожения, сходила в чрево Матери Земли, Матери Змеи, Великой Топи. Первый тащил в себе третьего и второй, хотя все они были одним.
Одним, но добровольно разделённым. А если не врать, то безвольно разделенными.
В глубинах внутренней, Земной Тьмы они оставили второго. Первый бросил остальных, уйдя в свой пыльный храм и замер.
Третий это тело. Он был и существовал. И только ему придется действовать пока, они не изменятся.
Второй же принес себя в глупую жертву. Заперший себя в темноте, распявший между низом и верхом, он позволил змеям связать и опутать его. Живые цепи одна за другой вонзали в него клыки и впускали свой яд. Одна за другой они бросались из тьмы и впивались в его плоть, пока и он не застыл .
Схаарго очнулся, шатаясь поднялся с земли склепа, стянул пропитанную потом рубаху и прижимаясь к стене пошел наверх.
Все трое отвернулись друг от друга. Оставили сами себя в звенящем и глупом одиночестве.