Аннотация: Вадим вырос и теперь он стремится найти девушку модель, которую увидел на плакате.
Вадим был не в духе уже несколько недель. Он пытался искать сам, но безрезультатно. Интернет, журналы, справочники, без толку. Всё свободное время, только лишь заступая за порог мастерской, он, точно ищейка, бросался по следу, но найти не мог. Ему казалось, вот он, близко, но неуловимый, тонкий эфир возможности, необходимой вероятности утекал сквозь пальцы.
Роман прохаживался мимо Вадима и смеялся своим громким басом, лязгая ложкой по белоснежной кружке с крепким кофе без молока и сахара. Ежедневно, три раза в день, мастерскую обдавал крепкий, манящий аромат кофе. В мастерской никому, кроме непосредственно начальника, главного специалиста, не разрешалось пить, а тем более есть, не дай бог оставишь жирное пятно на уникальном полотне, или запах въестся в старое масло и лаки. Но Роман Степанович всегда, три раза в день, выносил свою большую кружку, которую сжимал в огромной лапище и обходил коллег кругом, зорко наблюдая, как те корпят над драгоценными картинами, фресками и горшками.
Мастерская была приличная, около сорока метров. Она была не одна такая в музее, но именно эта считалась самой важной, здесь реставрировали или делали копии только с самых "высокоранговых", как говорил с ухмылкой сам Роман Степанович, предметов искусства.
Длинные тяжёлые столы, полки с синими и коричневыми переплётами старых альбомов и справочников стояли вдоль стен, усыпанных, точно трофеями охотника коллекционера, разнообразными, подвешенными на крючках и гвоздях инструментами. Кисти всех калибров и материалов, скальпели, лезвия, посребки и многое другое сверкало в раскрытых бархатных футлярах, рядом с вереницами баночек и бутылей с растворами.
Больше всего мастерская походила на диковинную операционную, или лабораторию средневековых алхимиков. Реставраторы-художники ходили туда-сюда в поношенных серо-белых халатиках, в очках с подсвечивающими фонариками или лупах, крепящихся на обруче, который высоко сидел на голове, словно чёрный нимб. Руки работников с засохшими корочками масла, с мелкими трещинками и пересушенными заусенцами, пахнущие всевозможными химическими соединениями, покрытые мозолями на краях фаланг, казались Вадиму живыми, отдельными существами. С ними ему было приятно вести беседу. Он часто засматривался, как эти пальцы держат карандаши, на особый, будто бы старческий манер, зажав между указательным и средним. Как они линуют холст для переноса копии с оригинала и дальнейшего нанесения подмалёвка. Как взмахивают широкой кистью, или аккуратно, почти неподвижно, наносят мазки - финальные аккорды света. Как в луче фонарика они подрагивают от собственного пульса, пока держат пинцет, или срезают скальпелем крупицы векового слоя масла.
Сзади Вадима трудился Петрок. Петрок был совсем молодой, ещё студент, вечно заспанный и зеленоватый от постоянного курева. Он сидел за компьютером, рассматривая очень старый хренового качества чёрно-белый рентген Венеры, покрытый бесконечными полосами брака и артефактов. Весельчак Роман, по своему обычаю, решил поиздеваться над студентиком, дав ему сложное задание уровня среднего специалиста. Найди, мол, на рентгене все сколы и трещины, разметь их в таблицу и передай на проверку, да смотри не перепутай, где трещина, а где брак снимка, не то отчислю! Петрок сидел уже вторые сутки и едва дышал от усталости и ужаса, не понимая, что это розыгрыш.
Вадим с усмешкой посмотрел на сутулую спину Петрока и вернулся к полотну. Перед ним стояла его копия Дейкера "охота на кабана".
Большое полотно, изображающее чёрного дикого кабана на переднем плане, в морду и горло которого вцепились охотничьи собаки. Они со злобой драли его, на глазах у них стояла кровь, кабан ревел, но продолжал бежать. Он был ещё в силах, но в глазу, который был повёрнут к зрителю, читались безумие и страх. Странно, но чем больше Вадим писал эту копию, тем яснее ему становилось - он и есть этот кабан. Дикий, страшный, чужой, а люди вокруг - это псы, кидающиеся на него, скалящие свои вонючие рты. Псам никогда не понять кабана, ведь кабан живёт по своим инстинктам, он знает лес, в котором псы чужаки. Но он становится жертвой. Вадиму не хотелось быть жертвой и, возможно, его нежелание принять в себе эту сторону и замедляло процесс.
Он писал полотно уже больше месяца. Слой за слоем, отвлекаясь на другие более мелкие работы, в ожидании, когда высохнет масло. Медленно, терпеливо, придирчиво. Каждый штрих, каждый полутон. Вадим никуда не спешил, хотя Роман иногда торчал у него над душой, ворчливо подмечая, что копия давно уже готова, а Вадим просто тратит государственный бюджет, простаивая у этой чёртовой свинины с палитрой в руках.
- Ты что, чертов Да Винчи? У тебя работы ещё гора! К нам скоро приедет объект из третьего зала! Комиссия настаивает дойти до "автора" и снять все поновки! Да там бумаг заполнять только полгода! Кончай своего кабана, у тебя еще неделя. - Роман грозно пыхтел, но Вадим даже не смотрел в его сторону.
За те полгода, что Вадим проработал в музее он подробно изучил каждого, кто работал в мастерской, да и в музее в принципе. Роман Степанович был из редкой категории людей, которых Вадим называл "студень в камне". Это такой очень твёрдый и внушительный снаружи человек, абсолютно мягкий и желеобразный внутри, только стоит просунуть в узкую щель перо "доверия", сразу потечёт розово-красное сопливое и доброе. Доброе, как раз то, что никогда не мог понять Вадим. Быть добрым, это быть самоубийцей, так он полагал и держался этого. Впрочем, и быть злым он не хотел. Ведь злой, это такой же незащищенный, уязвимый. А Вадим был неуязвим.
Он снова почувствовал напряжение между лопаток и с силой кашлянул, прогоняя подкативший ком к горлу. Он должен был её найти. Вдруг его осенило, он посмотрел на Петрока, который прилип носом к самому экрану, скосив глаза в центр. Вадим мог услышать, как Петрок обращается к картинке, покрытой, как поверхность озера, сероватой рябью.
- Ты скол или тень? Скол или тень? - бормотал напряжённый Петрок.
- Это тень. - улыбаясь, своей улыбкой номер пять, прошептал на ухо парня Вадим. Парень вздрогнул, отрываясь от экрана, под глазами висели отёчные мешки.
- А, это вы... - устало выдохнул Петрок, бросив быстрый взгляд в пространство мастерской.
- Не боись, Степаныч ушёл на обед. - Вадим непринуждённо взмахнул руками и присел на край стола, затем наклонился к экрану - Что там у тебя? Ааа... Венера. Помню-помню. - Вадим подмигнул Петроку. - Я уже делал эту работу. Еще на третьем курсе, тоже Роман пошутил.
- Как понять, пошутил? - вылупился на Вадима Петрок, а спустя секунду нахмурил брови и закивал, поняв наконец, что уже больше суток тратит время впустую.
- Это очень старый снимок, видишь? - Вадим щёлкнул мышкой в двух местах экрана и, демонстрируя свойства снимка, ткнул пальцем на дату - Две тысячи пятый год. -
- Ох ты ж черт! - воскликнул парень - Это получается, снимку уже больше тринадцати лет? - он с обидой опустил уголки губ вниз. - Ты всё знал, да? - удивительно, как студентик легко перескочил с "вы" на "ты", Вадим сразу понял насколько низкий у парня айкью, как будет легко его обвести вокруг пальца.
- Представляешь? - Вадим снова улыбнулся ему своей второй улыбкой, которую он совсем недавно придумал. Улыбка папаши пьяницы, который даёт сыну сто рублей на жвачку. Добрый папаша Вадим сейчас умаслит мальчика Петрока.
- Гляди, - Вадим снова кивнул Петроку и проделал несколько пасов руками на клавиатуре. Экран выдал белую табличку и еще папку со снимками. - Тут есть свежие рентгены этой самой Венеры, снимали уже нормальной установкой, там всё видно, как на ладони. - Вадим раскрыл несколько снимков, где в чёрном мареве пустоты чётко и контрастно купалась Венера, широкие линии и узкие росчерки трещин были отлично видны.
- Господи боже мой! Вы мой спаситель, Вадим Викторович! - всхлипнул Петрок и Вадим, вскинул одобрительно брови, снова на "вы" значит, беспечный малышок.
- Но ...- выдав необходимую паузу Вадим зашептал проникновенно, жутковато - У меня есть готовая таблица. Видишь? Я её тебе готов отдать, конечно, давно пора проучить Степаныча, верно? Однако, эта таблица моя, мой так сказать кровный труд. Я-то её составлял как раз по старым снимкам. -
- Всё, что угодно! - глаза Петрока блеснули.
Вадим довольно улыбнулся. Он знал, что Петрок не просто студентик художественного института, но ещё и фотограф, удачно раскручивающий свои социальные сети и известный в узких кругах. Петрок, не помня себя от радости рассказал Вадиму всё, что знает о модели-альбиносе. Оказалось, очень много. Он знал агентство, в котором она работает, её личные страницы в интернете, он даже готов был устроить фотосессию с ней для личной встречи с Вадимом, но Вадим Викторович предусмотрительно помотал головой. Ему было достаточно агентства, он не хотел, чтобы Дарья знала, кто он. А вот про неё он на следующий день уже всё знал. Её звали Дарья, ей было восемнадцать лет. Она работала моделью около двух лет в агентстве в самом центре города. Она была само совершенство.
Пролистывая на смартфоне сотни и сотни фотографий с её белым удивительной формы лицом он ощущал, как напряжение в груди тянет, расширяется, как оно выдавливает из него рёбра. И из его горла вырывается ядовитый, буквально осязаемый жёлтый пар, будто он дракон, или трубка охотника, или дуло охотничьего ружья во время выстрела. Сердце бешено колотилось. Нагретое, раскалённое железо. Вадим посмотрел на фотографию, где Дарья, выгнув длинную белёсую ногу, смотрит на камеру сверху вниз, склонив лицо и свет на её переносице и щеке играет какую-то удивительную игру голубого и розового. Вадим прикрыл глаза и увидел в своём воображении, что хрупкий альбинос, с тонкими запястьями и плечами, с маленькой узкой грудной клеткой и длинной страусиной шеей спускается к нему откуда-то с небес.
Она окутанная голубоватым сиянием, вся в облаках или белом дыме, протягивает к нему свои ладони с крупными узловатыми пальцами и смотрит пристально сине-серыми глазами. Эти глаза сияют, дрожат, он слышит, как тонкий, хрустальный голос произносит:
- Вадим, я здесь. Вадим, я твоя! - Вадим облизывает губы, и они растягиваются в улыбке.
Он берёт отгул у Романа, он знает, что надо сказать, какой состроить голос по телефону, он уже так делал. Роман, гулко посмеиваясь, разрешает ему не приходить на работу. Вадим едет на метро в центр, затем там берёт машину и проезжает меньше пятиста метров, притуляет машину в узком переулке, прямо напротив агентства со стеклянными высокими дверями. Небольшая красная дорожка у входа и жёлтые яркие огни, ну просто Голливуд на антресолях! Вадим улыбается, он улыбается так же, как тогда, в детстве, когда узнал, что он урод. Эта его настоящая улыбка, странная, растянутая до хруста в щеках так, что уголки губ заворачиваются вниз, глаза выпучены и узкие, микроскопические подрагивающие зрачки. Вадим теребит шнурки на кофте, ему страшно, но он охотник. Он чувствует свою охоту, этот эфир вероятности, он стелется от машины змеёй ко входу в агентство. Он широкий и видимый. Этот эфир Вадим иногда действительно видит перед глазами. Он размышлял об этом, может это уловка мозга, или же такая способность, которая пришла к нему в обмен на отсутствие понимания чужих эмоций, в обмен на пустоту и одиночество?
Вадим видел эфир в виде струящейся ленты, как если сквозь солнечный луч пустить направленный поток тысячи пылинок, светящихся пылинок, но не таких, которые болтыхаются в хаосе или летят по направлению ветра, а разумных частиц, которые выстраиваются в полосы, узкие или очень даже широкие, если "вероятность" или "возможность" высокая. Эти частицы стелятся где-то на уровне колен, словно туман.
И этот эфир никогда не подводил его. Вот и сейчас эфир тянулся к самым дверям агентства, и Вадим чуял, что ему надо туда идти. Он должен, просто должен. Он повиновался с радостью. Он был охотником, который следует по светящейся невидимой никому тропе вероятности. Вероятности чего - Вадим никогда не знал. Он просто чувствовал, что чего-то хорошего.
Дверь агентства мягко открылась, и Вадим прошел внутрь на пружинящихся ногах, широко улыбаясь своей сладкой улыбкой номер три. Это была улыбочка коммивояжёра, втереться в доверие, предоставить услугу, прорекламировать никому ненужный стиральный порошок. Эта улыбка всегда играла одну простую роль, заставить человека напрячься, захотеть прекратить общение. Так люди выдавали свои секреты, с нажимом их выкрикивая, чтобы Вадим отвязался.
- Добрый день, чем могу быть вам полезна? - на Вадима смотрела очень высокая девушка администратор. У неё была маленькая воробьиная голова, посаженная на широкую длинную шею, точно лишняя. Большие глаза и рот находились так близко друг от друга, что лицо в целом походило на жабье. Наверное, она была моделью, решил Вадим, но тут же подумал, что будь он фотографом или дизайнером, никогда бы не пригласил к себе такое чудовище.
Вадим рассказал, что он фотограф, попросил альбом с моделями, вёл себя прилично, настойчиво и противно улыбался. Он довольно отметил, как дрогнули с отвращением губы девушки-жабы. Вадим пригладил резким жестом волосы, будто всегда так делает и принялся рассматривать протянутый ему альбом. Он вяло листал картинки с моделями, не забывая улыбнуться администраторше. Перед глазами мелькали брюнетки, блондинки, все худые, костлявые и непропорциональные. Все, как одна, то с широким плоским тазом, посаженным так низко, точно он сейчас совсем отвалится и упадёт вниз, то со страшными коленками, похожими на кричащие лица младенцев. Довольно быстро Вадим пролистал весь альбом и нашел изображение Дарьи. Хрупкая, не очень высокая, с крупными кистями и белоснежными ресницами и бровями девушка. Сахарная, нежная, как фарфор. Вадим снова неосознанно облизнулся, чем вызвал у девушки-жабы удивлённый вздох.
- Вот эта - он потрогал пальцем фотографию модели-альбиноса. - Вот эта девушка, она свободна? -
- К сожалению, нет - напряжённо улыбаясь, администратор вытащила из его хватки альбом и спрятала за стойкой - Дарья сейчас занята, ее график расписан до конца года, а уже на следующей неделе у нее начинается контракт с крупным японским брендом. -
- Япония? - испуганно вскрикнул Вадим.
- Да - ответила девушка-жаба так же испуганно - Послушайте, мне кажется, вам лучше уйти. Я не думаю, что Дарья будет работать с вами. Она высокооплачиваемая модель, очень редкой, как вы понимаете, внешности. -
- Да-да, я понимаю. Она здесь? - внезапно тихо и вкрадчиво, роняя улыбку, спросил Вадим, он внимательно посмотрел девушке в глаза и мгновенно прочитал ответ, эфир вёл его, как запах раненной жертвы ведёт хищника.
- Нет. Нет, она уже уехала - ответила администратор, дрожащим голосом. Вадим кивнул ей, снова широко улыбнулся и быстро вышел из здания. Он знал, что она соврала.
Вадим вернулся в машину, плотно захлопнув дверь и стал ждать, вцепившись пальцами в руль. Ждал он не долго, погруженный в свои волшебные мечты о Дарье. Светящаяся, белёсая фея, прижимала к своей груди ручки и вздыхала. Её взгляд, её лицо, вокруг которого порхали хрустальные бабочки и искры, всё это было точно волшебная сказка. Вадим недоумевал, как на земле может существовать такое неземное существо. Он снова услышал её хрустальный голос в своей голове. Он очнулся от видений как раз тогда, когда Дарья открыла дверь агентства и вышла на улицу. Вадим сначала не узнал её, движения были слишком размашистыми, а одежда чёрная и мешковатая. Вадим быстро вышел из машины и двинулся к модели, которая остановилась недалеко от входа, на углу дома. Вадим отметил её внешний вид и подумал, что это, возможно, образ со сьёмки. Дарья, одетая в мягкую тёплую шапку с широко загнутым краем, которая сидела на самой макушке, в одутловатой спущенной с плечей куртке и черном топике, в джинсах, висящих на узких бёдрах как старый мешок, была похожа на бомжа. На ногах, из-под свисающих джинс виднелись черные ботинки с круглыми крупными носами, а на поясе полукругом болталась цепь. Вадим едва не поперхнулся, когда увидел, как Дарья смачно харкнула на асфальт и, выудив из кармана куртки сигарету, задымила.
Он остановился в полуметре от неё, сбитый с толку. Он встретил её двойника? Или это какая-то шутка с переодеванием? Почему светящаяся нежная фея из его восторженных видений, сейчас, в реальности, харкается на асфальт?
- Чего-то хотел? - услышал он сиплый, низкий голос.
Дарья смотрела на Вадима снизу-вверх, прищурив один глаз от сигаретного дыма. Вадим изумлённо таращился на неё, на шапку, на цепь и сигареты.
- Прикурить? - Дарья вытащила пачку и протянула охотнику. Охотник принял сигарету, всё ещё смотря на модель-альбиноса, не произнося ни звука. Дарья услужливо чиркнула зажигалкой у его сигареты и кивнула ему.
- Вы Дарья? - спросил Вадим, надеясь, что она ответит "нет". Что он обознался и это не она. Но девушка кивнула ему и улыбнулась, как мальчишка, просто и широко.
- Она самая. - этот сиплый голос. Это было невыносимо. Жутко, неприятно, обидно.
- А вы не совсем такая, - пробормотал Вадим, - как на фотографиях. - Он шагнул в сторону девушки, не совсем понимая зачем, он наклонился к ней ближе, заглядывая в синие глаза.
- А ты, кто такой? - грубо оборвала его Дарья, сделав шаг назад.
- Сергей, - Вадим состроил улыбку коммивояжёра и протянул ладонь. - Фотограф. Так сказать, начинающий. -
- Ааа. - Дарья усмехнулась и бросила докуренную сигарету - Понятно. Много вас, начинающих. Тебе куда? - она посмотрела по сторонам, а затем на Вадима, он молчал, сжимая губами сигарету.
- Мне к метро. - Дарья махнула рукой и пошла к проспекту, Вадим поспешил за ней.
Он шел за девушкой и молчал, погруженный в свои мысли. Вернее, в чувства. А в чувствах у него бушевало нечто. Напряжение, вперемешку с желанием и чёткой, ярко ощущаемой обидой. Дарья была самозванка! Она не фея, она далеко не фея и не ангел. Она плюгавая, маленькая альбиноска. Уродка, с замашками обрыганного гопника. Вадим поморщился.
- Так ты что, снять меня хотел? - Дарья засмеялась гулким смехом. - Ещё небось за кофе? Или за бесплатно? - она посмотрела через плечо на Вадима, тот рассеянно кивнул. - Ты, извини, день тяжёлый - продолжила она, увидев его нахмуренное лицо. - Ко мне таких как ты, в личку, толпами пишут. И всё начинающие. Они думают, что я бесплатно буду свою физиономию им выставлять. А я уже больше года работаю по мировым контрактам, меня и Диор брал и Гуччи. Сейчас в Японию улетаю. Так что, извини, мне это неинтересно. - Она остановилась на повороте в небольшой переулок и посмотрела на Вадима.
- Ты чего молчишь? - она наклонилась к нему поближе и увидела его лицо с выпученными глазами, на губах играла странная улыбка.
- Стрёмный ты какой-то - бросила она ему в лицо.
- Стрёмный. Я стрёмный. - Вадим закивал, тело его дрожало и внутри всё ходило ходуном. - А ты! - произнёс он и толкнул Дарью в переулок - Ты обманщица! - выкрикнул Вадим, вытянув руки вперёд к испуганной девушке.
Он схватил её шею своими руками и, не разнимая рук, стал толкать её глубже в тёмный коридор между двумя высокими зданиями. Дарья всхлипнула в ужасе и попыталась вырваться, вцепившись в его запястья, она была очень сильной и один раз ударила его ботинком в живот, отчего у Вадима перехватило дыхание. Но рук он не разжал, во второй раз, когда она нанесла удар, он увернулся и навалился на неё сверху, опрокинув на землю. Дарья хрипела, разевая рот, щеки её покраснели, а он всё сжимал ей горло и сжимал. Дарья лупила его кулаками по плечам и голове, потом вцепилась в золотистые длинные волосы, но он держал.
Охота, вот она! Вот его охота! Вадим дико улыбался, таращась на лицо девушки. Он наклонился к ней и попытался поцеловать её раскрытый хрипящий рот, который вонял сигаретами. Вадим засунул в её рот свой язык отчего сильно возбудился. Дарья закатила глаза и посинела, её тело стало дрожать в конвульсиях. Всё происходило тихо, слышна была возня их тел, сдавленное дыхание Вадима и как колотятся пятки ботинок по асфальту. Еще через несколько минут всё стихло. Вадим встал с тела девушки и посмотрел на неё. Он должен был запомнить, запечатлеть. Луч солнца падал от угла в переулок и рассеивался мягким свечением. Это было красиво. Вадим склонился над трупом модели, быстро расстегнул её куртку, снял жилет, стянул джинсы и трусы до щиколоток. Он встал над ней и смотрел на её тело, на цвет этого тела, на мельчайшие подробности, веснушки и складки. Он запоминал. Сейчас она стала прежней Дарьей, которая нравилась ему. Тихая, фарфоровая, красивая.
Когда он смог полностью запечатлеть её образ в своей голове, он развернулся и быстро побежал прочь, к метро. Он легко впорхнул в вагон поезда, и метро увлекло его вместе с тысячами других людей в свои тёмные тоннели. Вадим засунул наушники в уши, включил любимую мелодию в телефоне и прикрыл глаза, вспоминая тело девушки в переулке. Ему было спокойно и хорошо. Напряжения не было, оно вылилось из него, точно жидкость из натянутого пузыря. Ему было лучше всех.