Итак.... Разрешите представиться. Я.... Нет, не так, с него, пожалуй, и начнем. Так будет лучше. И сразу станет ясно. Все станет на свои места. Он.... Как бы его получше описать, и откуда начать, сверху или снизу? Если начать снизу, то придется сказать о кроссовках какой-то неизвестной фирмы, растоптанных и пыльных. Нет, не пойдет. Начнем с верхней, как говориться, части, но что там? Черные, кучерявые и давно не мытые волосы.... Да, какой-то неприятный тип получается. Но что делать, если он такой есть: с немытыми волосами, куда каждые три - четыре минуты взлетает рука, что она там делает, не представляю, но зато прекрасно знаю, на что эта пятипальцевая клешня способна. Каждую ночь, перед сном, эта ручище прикасается ко мне, и Аллах его забери...
Он вообще-то странный парень. Вечно куда то бегает, где- то носится, обливается потом, хватает какие-то камни и кидает в военных. Да, да. Дурачок, в общем.
Его коричневые, как у его отца, глаза, постоянно смотрят на женщин. На всех, даже на тех, от которых я покрываюсь гусиной кожей, а когда он видит красивую, то начинает так дышать, что воздух рвет его легкие и, как мне кажется, от натуги будет выходить через меня. Но разве у нас что-то увидишь, вообще, тут, разве можно что- то увидеть. Эти женщины. Напялят на себя невообразимо длинное и как правило черное, и после этого поди разбери, что там под всем этим? Но надо отметить, что у этого дурачка, хоть и не помытая голова, но мозг, мой друг, работает хорошо, я бы сказал превосходно. О!.... Какие картины он рисует, как он ваяет эти скульптуры: уродины превращаются в красавиц, а старухи в молоденьких девочек. Куда там художникам и скульпторам....
Да.... Простите, заговорился. Так вот. Он. Странный он человек. Когда он, да, кстати, его зовут Халед, все - таки спокоен, и никуда не спешит, с ним можно ладить. А когда Халед разговаривает со своими друзьями, он невыносим. Только и разговоров, что о них, о женщинах. Аллах его возьми...
Я каждый день, по сотню раз слышу это имя. Кто это такой я хотел бы знать и познакомиться, потому что Халед явно к нему неравнодушен. У меня даже складывается впечатление, что этот мужик нравится ему больше, чем те девочки, которых он обсасывает со своими дружками. А это между нами мальчиками, выглядит странно. Если не больше... То он с ним разговаривает несколько раз в день, то с его именем бежит как угорелый, то смотрит на женщину и снова: "О, Аллах!"... Что за мужик такой странный, все о нем говорят. Но никто его не видел.
Я опять отвлекся. А телом Халед не вышел. Щуплый он какой - то. Хотя его братья, наоборот, накачали мышцы, и всякий удобный момент их показывают. Да, Халед еще волосат. Ему всего шестнадцать, но волос, как на обезьяне. Вся грудь, живот, ноги, и, конечно же, надо мной.
А теперь обо мне. Вообще - то меня надо было назвать Халедом, а не его, потому, что без меня он и не Халед даже, он вообще никто. Он, конечно, думает, что я всего лишь часть его тела, но в последние несколько лет я стал замечать, что внимание ко мне какое-то пристальное, э ... садистски - потребительское, что ли. Но он без меня никто и хоть каждую ночь, перед сном надо мной издеваются, но именно мне он обязан всем. И жизнью, и ... желаниями, взглядами, потребностями..... Даже удовольствием, которое он получает. Всем, в общем. Абсолютно.
Гм... Как бы мне представиться.... У меня много имен, очень много. Халед зовет меня по-разному. И Другом, Дружком - это ласково, но редко, еще он меня называет Братан, Террорист, Колодец Истины, - это было один раз, и то, когда Халед был пьян - с ним и такое случается. А вообще он называет меня Молот Аллаха. Это бывает очень часто, почти каждую ночь. Когда все ложатся спать, Халед берет свой журнал и уходит в дальний конец дома и там открывает его на 27 странице и смотрит на фото милой девушки, я даже знаю, как ее зовут, он часто говорит ее имя: Натали. Она актриска и когда-то жила там за Стеной, которую недавно начали строить. Ее родители перебрались в Америку, и там она снялась в фильме, про какого то сумасшедшего убийцу. Вы спросите, откуда я это знаю? Так, Халед и рассказывает своим дружкам, что у него с ней было все, ну вы понимаете, в прямом смысле, все. Правда, они ржут, как лошади, но Халед стоит на своем. Между нами мальчиками у него, то есть у меня никого не было. Один, как перст, один.... И пожалеть некому...
Да, я не закончил. Он смотрит все время на нее, гладит ее рукой, говорит разные там слова, а его противная, неугомонная левая рука, расчесывающая голову до крови, тянется ко мне, Аллах ее забери. И хочется съежиться, спрятаться замереть, стать невидимым, но куда там, эти пальцы со столетней грязью под ногтями так обхватят, что не вырвешься, никуда не денешься. А они... начинают елозить по мне, увеличивая меня, доводя меня до состояния полного исступления, и только, когда я начинаю плеваться, задыхаясь от продолжающихся издевательств, зажим постепенно ослабевает, пока пальцы не стряхивают с себя слюну, оставшуюся на них, а у меня продолжаются конвульсии, пока я тихо не замираю, всем своим телом ощущая, как стекают на фотографию последние капли. Все это время Халед стонет как ненормальный и шепчет мне: " Давай. Молот Аллаха, давай!" И с каждым вздохом, с каждым словом грязные пальцы дергают мою плоть, сжимая меня со страшной силой, пока не наступает удушье, и я не плююсь туда, куда меня, напрягшегося, готового взорваться, направляет, эта проказница - левая рука. Аллах ее забери.... И после всего этого она снова взметается вверх, только не на голову, а на спину, и там после всего, что эти пальцы делали со мной они давят чирьи: маленькие и большие, растущие и созревшие, давят до тех пор, пока гной или кровь не выстрелят со скоростью пули, а после всего этого, об майку или спущенные штаны....
В принципе мы познакомились. Зовите меня просто... Молот Аллаха.
2
Возможно, я нарисовал не очень презентабельный портрет Халеда, но что делать, вот такой он мне достался. И не смотря на то, что он верблюжий сын, со мной вытворяет, другого нет, и мне его немного жалко. Но только чуть - чуть, до тех пор, пока он снова не начинает думать о женщинах.
У меня бывают дни полного кошмара. Это случается всякий раз, когда Халед с друзьями собирается за Стенку. Отчего ее начали строить мне не ведомо, но думаю, правильно сделали, так как чем меньше я туда попадаю, тем спокойней живу, и никаких стрессов, а то бывает меня так потом замучает, что сердце заходиться.
Халед шестой сын в семье, у него есть и три сестры, но две уже ушли в другие дома. Мои более опытные братья постарались, а когда я их послушал, что происходит, когда мужчина и женщина остаются наедине - это же кошмар! Кошмар! Но так хочется, так хочется! Да, я хотел бы уточнить, что хочется мне, а не Халеду - он всего лишь часть меня и я думаю, что не самая главная. Четыре старших брата Халеда тоже привели к себе женщин, совершая при этом странные ритуальные танцы с упоминанием того же Аллаха, кто он такой, черт его подери? Потом они пьют какую-то бурду и орут как ненормальные, а потом хватаются за русские автоматы и стрельбой из них оглашаются все окрестности, эти железки валяются здесь в каждом доме, и даже Халед называет автомат своим лучшим другом. Ну что делать. Как говориться детство среди верблюдов.... Он нежно его поглаживает и любовно на него смотрит, Разбирает и собирает автомат по поводу и без повода, заботится о нем, даже лучше, чем обо мне. Надо же какой подлец, как с ног до головы заплевать голых женщин на фотографиях, так ко мне. Тут я и Друг и Парнишка, а потом с такой же страстью за автомат? Извращенец.
Вообще, Халед странный какой-то. Ему нравиться издеваться надо мной. Вчера он договорился со своими дружками, что сегодня поедем за Стену. Предстоит напряженный денек, да и ночка будет кошмарной, но пока надо день прожить, а как говориться: ночь продержимся.
А сейчас Халед одевается. Белая рубашка, конечно, идет к его загорелому телу, но под мышками сразу выступают пятна пота. Парень горяч. Что вы хотите - жеребец, скакун, Аллах его возьми! Джинсы. Вы взгляните на эти джинсы. Крутой парень, правда, мне неудобно, так поджало, что внизу все заворачивается. И вот в таком состоянии мне целый день работать - стоять, не покладая сил, а тут не то, что встать, разогнуться нельзя! Садист!
Ну, вот он пошел. Его друзья, такие же неугомонные болваны, уже сигналят во всю. О, как все - таки неудобно! Как трет! Ну и денек!
Я вам скажу, что и в этом путешествии, по жаре, через пропускной пункт есть своя прелесть и кайф. И когда мне приходится стоять, то я это делаю с удовольствием, потому что вижу такое, что... ух! Снимите с меня штаны! Вообще-то Халед думает, если он вообще умет думать, что это он смотрит, то он глубоко ошибается - это я смотрю. Это я поворачиваю его немытую голову туда, где вижу настоящих женщин. Когда мы находимся на этой стороне, то мне и смотреть не охота, а вот когда мы подъезжаем к пропускному пункту, то тут я и оживаю. Идиот! Не мог нормальные брюки одеть! Как же мне неудобно, и не вытянешься в полный рост, чтобы посмотреть! А жаль, очень жаль. Слава Аллаху, здесь мы стоим долго и можно посмотреть на нормальных женщин и моему товарищу мозгу не надо напрягаться, чтобы что - то там дорисовывать и фантазировать. Пусть отдохнет парниша.
Все и так видно!
Впереди несколько машин и их проверяют. Ищут что-то. Но все это дрянь, мне так хочется постоять здесь подольше, как можно дольше! Вон там, впереди у того раздолбанного синего джипа стоит она. Ммммм... Я в шоке! Конечно, здесь бывают и другие красавицы - все они хороши, на всех смотреть приятно, но сегодня именно она... Она как всегда в форме. Красавица! Какие глаза, губы подбородок, а грудь? Молодая такая, нежная,. упругая.... Выпусти меня, идиот! Нет, чтоб я был импотентом, вот с ней, с этой нимфой, и где такие слова берутся? Я бы не отказался познакомиться поближе.. Ох!, А попка! Попка!! О Аллах всемогущий, я больше не могу! Мои глаза сейчас вылетят из орбит, а я слюной изойду! На ней трусики - танго.... Ух! А ноги? Кто нибудь, когда нибудь оценит эти ноги? Я весь трепещу, мне плохо, дрожь пробирает меня, слюна подходит, и если я не сплюну то задохнусь! Нет! Нет! Лучше не смотреть отвернуться, смотреть на пустыню, на песок, но не могу, не могу, не могу! Ее голос просто гипнотизирует, он завораживает меня. Она приближается! О, Всемогущий, требует покинуть машину, а я не могу оторвать от нее взгляда. Что ты ищешь красавица? Что ты ищешь? Лучше скажи, как тебя зовут и номер своего телефона, а еще лучше скажи, где твой дом, я обязательно приеду, и мы обязательно повеселимся, если этот дурачок Халед не притащит с собой свой автомат. И все испортит. Но я обещаю, что возьму над ним шефство, он будет мил, нежен и добр, В твоих объятиях он забудет обо всем, даже то, что вы все враги и вас всех надо взрывать и убивать, пока над Иерусалимом не заполощется наше зеленое знамя. О, Богиня пустыни! Мечта любого Аллаха, я все скажу, все отдам, только забери меня с собой, ну ладно, Халеда оставь здесь, а то он действительно все испортит, а меня с собой. Мне только показать, что к чему, а там само все образуется. Ты не там ищешь, не туда смотришь, в багажнике ничего нет, ни автоматов, они остались дома, ни каких то брусков, их тоже навалом, ими играет каждый подросток, все это там, понимаешь, там, а здесь я, и забери меня с собой, я такого понараскажу, выдам все тайны, все что слышал, и даже того чего не знаю, все скажу! Ну, посмотри на меня!
"Проезжай!" - слышу я, и так каждый раз. Денек начался с неудачи, но что ж ты меня мучаешь, что чешешь? Так и до крови можно все разодрать. Потно и жарко, сам знаю, а мыться не пробовал? Ну, блин и болван! Все, все, успокоиться, поспать, а то и так много сил потратил, а впереди еще целый день. Заснуть.... Один верблюд плюс один верблюд будет два верблюда. Два верблюда плюс один верблюд равно три верблюда..... А вот интересно, а, сколько будет пятнадцать верблюдов прибавить шестьдесят девять верблюдов? Да, это вопрос.... Ну что сделал умную рожу, сын шакала, не знаешь, не знаешь, да говори уже дальше о бабах, по-моему, ни о чем другом ты не думаешь и ни чем другим не интересуешься. Вообще-то это я ничем другим не интересуюсь..... Да, какой уж тут сон, даже покемарить нельзя, да и жара несусветная, а духота - просто кошмар! Я весь мокрый, и пахну не очень, и после этого я хочу женщину? Да любая из них на километр не приблизиться, такой запах от меня! Халед, ты вообще мыться собираешься? День, как говориться не из легких.
Вообще - то в душе я был месяц назад, или более того, не помню, но тогда мы тоже ездили за Стену. В тот раз мы заехали к родственнику одного из этих оболтусов и там все мылись, а мать этого родственника в стиральной машине стирала наши вещи. Приятно было помыться, а потом одеть свежепостиранное белье. Хорошо... Во живут люди, и что им надо уродам? Вода есть и "Кола", ей простите даже писать приятно. Хорошо я тогда помылся, больше получаса плескался, но все равно, хорошо. И запах от меня был другой, и чувствовал я себя свежим, и бодрым, готовым на подвиги, на любой женщине. Я вообще подумал тогда, а не устраивать ли себе всякий раз день рождения, когда это грязное животное залезает под душ, когда прохладные струи смывают с меня, любимого, всю грязь.... А то бывало, так меня все это достает, такая депрессия, такая хандра, так все мучает, что я заболеваю, и тогда у меня температура, тело горит, и зудит постоянно, а бывает и "кока - колле" не рад - так больно, что хоть шакалом вой. Заехать бы сегодня, помыться, но, наверное, не судьба, денег не так много. Тогда, в прошлый раз мы за это удовольствие заплатили и не мало, даже на Махон ничего не осталось. Пришлось ходить вокруг да около, а я тогда , как говориться питал надежды.... Думал перейду в новое качество. Но не судьба, не судьба...
Нет определенно. Моему Халеду остеохондроз не грозит. Я за сегодняшний день так головой наверчу - лучше всякой зарядки. Только и успевай смотреть, эх, если бы не только смотреть!
Мне все - таки здесь определенно нравиться. Мужчины, такие же, как и у нас, а вот женщины... это что - то особенное. От них даже запах другой. У каждой свой особенный, неповторимый, но все они пьянят, возбуждают, сводят с ума и снова возбуждают. Среди них, этих красоток, можно только стоять замерев по стойке смирно и вдыхать, вдыхать, вдыхать... Как же везет моим братьям - далеким родственникам, кому эти гурии дают возможность поиграть с... ну если я Друг, то получается, со своей Подругой. Ух! Все во мне клокочет и бурлит, аж слюни текут...
С теми, кого я встречаю каждый день, не сравнить. Не даром же все фотографии, которые Халед использует, все отсюда. Бывает, что он сам фотографирует, а потом вечером, когда проявят пленку и напечатают снимки, подолгу смотрит, сжимая меня в своем кулаке. И каждая, мимо кого мы сейчас проезжаем, знает, что она красива, и пользуется этим на всю катушку. Нет, я бы здесь остался. Они такие раскованные, ничего не скрывающие, а наоборот, стараются все показать, такие доступные и такие.... далекие.
Эх, Халед, Халед, не трепался бы каждый день, не бегал бы с камнями против солдат, а искал бы здесь работу, может и подвернулась бы какая нибудь красотка.... Вон, эти, его друзья рассказывают, что многие местные девчонки любят это дело, с нами, застенными пацанами, а может все трепня, как то, что Халед спал с Натали Портман? Не знаю.
3
Дискотека - это конечно хорошо, но кто нибудь меня спрашивал, хочу ли я, как очумелый скакать и метаться несколько часов из стороны в сторону? Халед меня не спрашивал. Как хочется покоя. Уснуть, отключиться, перед этим отлить лишнее и утихомириться до утра, но нет же - дискотека! Правда, на нее еще попасть нужно, пройти пункт контроля, где Халеда и его дружков проверят особенно пристрастно, но иногда такие проверки бывают просто очаровательными. Это когда девушки охранницы обыскивают Халеда на предмет оружия и взрывчатки. В это время можно и покайфовать, о Аллах! У этих девиц такие нежные пальчики... бр! Особенно, когда они путешествуют по мне, ох. Хорошо то как! Да красавица, ты не ошиблась, я и есть тот ствол, который ты так усердно ищешь, и был бы не против остаться в твоих руках подольше! Все- таки женские руки - это как шелк, а у моего балбеса - наждак, самой грубой выделки. А там внутри музыка, выпивка и конечно девочки, но сегодня я вижу, нам не повезло. На входе стоят крутые пацаны. А они таких, как Халед терпеть не могут, от них добра ждать трудно. Знаем, научены. Один раз, вот такой бугай мне как зарядил своей ногой. я думал кончусь, умру, исчезну от боли. Это было невыносимо. Ну, хотел бы ты, шкафина недоделанная, ударить Халеда, ну бил бы его, но меня то за что? Я тут причем? Я такой же обрезанный, как и твой Дружбан.
Кстати об этом. Тема, конечно не совсем приятная, но, как говориться слов из песни не выкинешь. Ну, во-первых, кто этот идиот, кто придумал нас, Пацанов, обрезать? Посмотрел бы я на него с удовольствием, а была бы возможность, как бы я его оприходовал, на всю жизнь запомнил бы, придурок. А во-вторых: почему мы, а? Кто мне ответит на этот маленький философский вопросик? Почему мы? Только благодаря нам, Пацанам, эти чмошники имеют удовольствие делать детей, ну и вообще иметь удовольствие. Почему мы, а не скальпы, например? Как бы я хотел, как бы я радовался, если бы мальчикам после рождения снимали скальп и после такой, как говориться, мелочи еще и праздники устраивали. Ну, например: "День скальпирования", нет, это слишком банально, или "Утро девственного скальпа", - это уже лучше, но не важно впрочем, не важно. И приходили бы все родственнички посмотреть на маленький, залитый кровью черепок младенца и радовались, песни пели, и плясали свои дикие, ненормальные танцы, а потом из автомата в небо всю обойму. И среди криков и воплей то и дело услышишь про Аллаха. В общем дикие люди. И орут, веселятся, мол, мужчина пришел в этот мир. Правда, я сомневаюсь, чтобы потом у такого парня с головой было все в порядке. Ну, если меня и таких как я обрезают и эти недоделки с двух сторон каждый раз стреляют друг в друга, то я представляю, какая война началась бы, если бы в детстве с каждого мальчика сняли скальп. Ух! А это идея. Им - застенным, Пацанов резать, а нашим скальпы. Что-то такое я слышал от старших братьев Халеда. Они то ли хамасники, то ли какие то мученики, хрен их поймешь, но трое со своими семействами уже укатили в какую-то Францию, а один в Германию. Вроде бы как жить, но когда они уезжали, я точно помню, что они говорили отцу: "Святая Война продолжается. Мы должны ждать приказа, и ты еще о нас услышишь отец". "Храни вас Аллах" - ответил пожухлый старикан, и больше его сыновья не появлялись у нас дома. Живут себе где-то там.
Но я отвлекся. Нашим парням надо не нас резать, а скальпы снимать, вот тогда бы они были бы настоящими воинами. Вот тогда бы они всем показали и этим охранникам - кабанам, тоже. Тогда бы их всех в Средиземное море! Как учил нас погибший Вождь и Учитель, Отец Всех Народов, Гениальный Предводитель и Великий Террорист, не знаю, как его зовут, но помер недавно в той же Франции. И чего туда ехать, что там жить, если там умирают наши вожди. Страна, какая то недоделанная. Но ничего им мы это еще припомним. Вот их первых и завоюем. Да, горе было несусветное. Плач и стон неслись по нашей Земле, даже я всплакнул немного. Портрет этого человека всегда висел в комнате Халеда и Он - Великий и Могучий, часто становился свидетелем наших с Халедом забав. Точнее забав Халеда, и моих мучений, до хрипа и боли, до слюноотделения. Сначала я смущался, простите, как девственник, но потом привык, ничего, даже нравиться стало. Что за нами подглядывает такой человек. А вы не пробовали? Это дико, просто дико возбуждает! У меня была идея, чтобы Халед смотрел не на фотографии девиц, а взял бы портрет этого старикашки и так же нежно гладил его рукой, говорил бы ему теплые ласковые слова, а все эти актриски смотрели бы на нас. Наверняка этот Вождь назвал бы меня новым мучеником. Впрочем, еще ничего не потеряно. Портрет еще висит, правда рядом появился другой, чей не знаю. Но его мы тоже пригласим. Сделаем групповушку, о которой Халед часто говорит со своими дружками. Все перепробуем! Хоть и странно, но интересно. Аллах свидетель.
Простите, я снова отвлекся. Сегодня на дискотеку нам попасть все- таки не суждено, хоть и мучения, но на красивых девочек всегда посмотреть приятно. Жаль, очень жаль. Придется ехать обратно. Но день для меня не закончился. Все еще предстоит. Это, как говориться, была лишь прелюдия к большому пиру. Стоит только нам появиться в доме, как Халед уйдет в конец двора или лучше в комнату. Надо будет ему внушить, чтобы пошел в комнату, удобней и комфортней. На улице ночью прохладно, если не сказать холодно. Да и подванивает. Рядом выгребная яма, простите.
Машина быстро бежит по пустыне, как резвый верблюд, только все в ней дребезжит и стучит, но главное едет. Главное чтобы до дома довезла, а там пытка на грани удовольствия или наоборот. Наверное, Аллах знает, надо будет его встретить и спросить.
Когда мы подъезжаем к КПП все во мне начинает трепетать, бурлить и шевелиться. Нутром чую, что подъезжаем. А знаете почему? Правильно. Она! Надеюсь, время ее службы не закончилось, но мне крупно не везет. Сегодня вообще неудачный день. Ее нет. Стоят уже другие парни и самое обидное среди них нет ни одной девушки. Жаль. Очень жаль. Женщина в форме - это круто. Меня это заводит, так и хочется плеваться, как представлю себя ее подчиненным. Возбуждающее зрелище. Ну ладно, мозг, кончай фантазировать, спустись на грешную землю, мы снова среди ишаков, свалок, гниющего мусора и мин, наложенных человеком там, где потемнее. Шаг влево, шаг вправо и взрыв, точнее вони на весь квартал.
А там за Стеной.....
Все. Как все осточертело. Жизнь не удалась.... Все, о чем мечтал, чего хотел в этой жизни недостижимо. Нет здесь жизни, нет надежды, я так и умру, задохнувшись в объятиях Халедова кулака, будь он проклят! Будь, прокляты его руки, за то, что они делают со мной. Пусто... Темно.... Только одни собаки, как голодные шакалы шляются по помойкам. И разве о такой жизни я мечтал? Нет, жизнь кончилась.... Нет ничего, чтобы радовало меня сейчас, разве только..... Эй! Мозг, ты куда попер? Тебя куда понесло? Ты это прекрати, прекрати, я сказал! Пусть она идет своей дорогой. Пусть идет, черт возьми. Я же сказал стоп! Ты ведь не знаешь, кто она и такие вещи так не делаются. Нужно, тихо, в комнате, в кровати, ну немножечко комфорта....
Да, я ошибался, оказывается, не я управляю Халедом, а мозг. Я всегда его подозревал, что он тайный враг, хотя бы уже потому, что какому-то мозгу пришло в голову меня обрезать. Ох, сволочь, ох, скотина, я же в первый раз, я совсем ничего не умею, меня надо научить, показать, а Халед уже смотрит ей в лицо. Не смотри, я итак вижу, даже в темноте, что молодая и красивая, и, по-моему, тоже нецелованная. В глазах ее страх, но Халед, обалдуй, уже обо всем договорился. Она продвинутая, что ли? Бог с ней, но что будет дальше? Стресс - вот как это называется! Полный стресс! На меня не действуют даже прикосновение ее тонких пальчиков. О, черт! Еще несколько часов назад я мечтал, побывать в руках красавицы. А сейчас облом, полный облом! Странно, что она делает? Присаживается на колени и расстегивает ширинку! О, Аллах, я часто слышал об этом от друзей Халеда, что это для них делали все застенные девушки, но никто из них не говорил, что это происходило возле забора, на котором написано "Смерть Бушу!", "Мы повторим 11 сентября в Телль - Авиве!", да к тому же недалеко, в каких-то тридцати шагах свалка недавно сгоревших машин, от которой прет такой запах гари, что задохнуться можно. Будь на моем месте, какой нибудь французский писатель он обязательно назвал бы эту сцену в своем рассказе возвышенно и героически. Нечто вроде: "Любовь на баррикадах", А если бы нас снимал французский журналист, почему французский? Да потому, что там живут братья Халеда, и, кстати, ждут приказа. Он бы в своем репортаже обязательно сказал, что застенные варвары лишили этих красивых молодых людей, то есть Халеда, и эту, я даже не знаю, как ее зовут, права на самое дорогое, самое святое, что осталось у них - права на любовь...
Я представил, как мог все это, но ничего мне не помогало, я спал мертвым сном. Не знаю, что на меня подействовало, ведь я так ждал, что это когда нибудь произойдет и со мной. Не знаю, то ли общая усталость, ведь целый день в узких джинсах - как в смирительной рубашке в сумасшедшем доме. То ли Халед пил сегодня не только "Колу", но добавлял туда кое-что покрепче, а может виной всему какие - то странные сигареты, наверное, от них, по дороге назад я был, как в полузабытьи, не знаю. Но ничего хорошего из этой ситуации выйти не могло. Краска стыда разлилась по мне, и я чувствовал, как весь горю.
Но что она делает? О, Аллах ее рот открылся, и она потянулась прямо ко мне. Халед замер - это впервые в нашей жизни. Ну что ж, испытаем на себе, что это такое.... Э! Э! Стой! Не надо! Подожди, я хочу спросить, ты вообще зубы, когда нибудь чистила? О, Аллах, какая вонь! Газовая камера! А зубочистки она не использует! Аллах, всемогущий, приди и покарай эту дочь ослицы, зубы убери, дура, тоже, наверное, в первый раз решила попробовать. Я понял, почему меня так возбуждают застенные девушки. Все просто! От них приятно пахнет, они моются! И когда они говорят, изо рта у них запах ментола.
Нет, так и умереть можно, хоть и приятно, но задохнуться в два счета. Раз, два и каюк! Придется поднапрячься, встать во весь рост, что бы заявить ей о себе в полный голос, а то меня добровольно не выпустят! Задушат!
Если бы мне кто-то сказал, что воздух, даже воняющий паленой резиной, может быть таким вкусным, придавать столько энергии и сил, я бы не поверил, а сейчас верю! Верю!
А она уже развернулась, она настроилась и постанывает, Халед ее за грудь схватил и тянет, тянет.... Халед стой! Стой, придурок! Не туда, это не там, это не может быть тем, о чем я так долго думал, мечтал и надеялся! Это другое, местечко. Оно не для того чтобы внутрь, а для того чтоб наружу! Одумайся! Слава Аллаху, ей хватило ума направить меня рукой куда надо. Я вообще - то думал, что Халед один такой неряха, а оказывается..... Ведь задохнуться же можно, Она что, никогда не подмывается? Какая вонь! Как влажно и как мокро - болото какое-то! Джунгли! О, святые мученики, и что дальше? А сверху я слышу: "Давай, Молот Аллаха, покажи свою прыть!". Здесь не молот, здесь таран нужен, надо было меня по-другому называть! Молотом гвозди забивают, а стены крушат другими средствами. Что дальше? Что дальше? Вперед! Узнаем все тайны сокрытые между ног этой юной красавицы! Ох,... уп.... апп..... ху..... ох!!! Предупреждать надо! Я бы знал, акваланг надел что ли, или защитный костюм какой нибудь! Сколько крови, Всемогущий, сколько крови! Я чувствую себя вурдалаком, чье тело, после кровавой оргии все в крови и голова идет кругом и подташнивает уже и вот я дергаюсь в победном кличе обливаю свою жертву слюнями, наполовину с блевотиной. А ей, я вижу, это дело не очень то понравилось, верещала, как сумасшедшая! Но говорят, в первый раз со всеми такое бывает. А то, что я ей все внутри порвал, это не страшно, Халед обещал свозить ее в застенную клинику, и там ей все восстановят. Будет, как новенькая. Все они там жадные до ужаса, только деньги плати, и каждый день будешь как новенькая, целочка нетронутая.
Вот так закончился это день. И дома Халед, наконец - то помылся. Все- таки везде есть свои положительные стороны. А потом мы тихо пошли спать и всю ночь мозг обсасывал все прошедшее, не упуская никаких мелочей. Халед спал, а я стоял на страже, то и дело отплевываясь от голых девиц, которые сотнями кружили вокруг моей постели. Утром я встал совсем разбитым, но был по настоящему Взрослым!
4
Можно сказать, что день начался неплохо. Я бы даже сказал хорошо. А все потому, что Халед получил по морде. Вот это настоящее удовольствие, праздник моей неудовлетворенной души. А врезал ему родной брат, который появился, так неожиданно, что Халед остолбенел от удивления. Пока я спал, он оказывается, приехал. Точнее было бы сказать, приполз, так как появился он в нашем доме прямиком из тоннеля, что на соседней улице. Через него, знакомые Халеда прут сюда оружие, которое продают им египтяне, а те в свою очередь покупают его у русских для наших горячих парней. А еще через эти тоннели тащат контрабандный товар и самое главное, что мне более всего интересно: девушек. Оттуда из России. Потом их конечно переправляют за Стенку, в такие милые моему сердцу Махончики, но сначала, здесь их держат несколько дней или недель, пока наши горячие парни не найдут новый коридор, и все это время с ними забавляются те, кто причастен к этому тайному бизнесу. Да хотя бы и наш сосед. Он когда приведет пару новых девиц, обязательно пропустит их через себя, а жена? - какая нахрен жена, когда она и в подметки этим красавицам не годиться. Правда, у этих девочек мозга совсем нет, или же расположен он между ног, так как ничем другим они деньги заработать не могут, хотя руки и ноги целы.
Вот таким путем пробрался к нам один из старших братьев Халеда. Но вообще-то дорога у него была длинная и мучительная. Надо понять человека. Столько сил и времени потратил на поездку, а младший брат спит, скотина, не вышел даже поприветствовать. Дорога действительно не легка. Сначала надо вылететь из арабского города во Франции. Кажется, этот город все называют Парижем, но не важно. Приятно, что и там уже есть арабские города. Летел он до самого Каира. Это где-то рядом, но я там не был. А оттуда на автобусе в одну неприметную деревеньку и потом несколько часов под землей. Вот так то.
А здесь, понимаешь, брат бездельник.
А впрочем, день начался отлично, так как именно с этого дня жизнь Халеда, а значит и моя жизнь, изменилась.
После бурного завтрака, с расспросами и причитаниями матери, старший брат куда то исчез, и вернулся он только через часа три - четыре. Он сразу закрылся в одной из комнат с отцом и о чем- то там шептался. Когда они выходили, у отца в руках была толстая пачка денег, а сын сказал: "Остальные после дела". И он сразу схватил меня, ой, простите, Халеда за руку и потащил за собой. Ну, естественно я следовал вместе с ними. Куда же без меня? По дороге старший брат трепался о великом деле, а Халед придурок лопоухий слушал, отвесив нижнюю губу и даже слова не сказал. Вот идиот! А мы тем временем пришли в школу. Ура! Нас снова будут учить! Да, я не думал, что старший брат такой заботливый. Мы шли по коридору, и я слышал, как учительница спрашивала детей: "Махмуд-Аль-Заркауи прикончил тринадцать евреев, а потом разозлился и убил из своего верного русского автомата Калашникова еще двадцать. Сколько всего евреев убил наш Великий Герой, дети?". Постой, постой, встрепенулся я, стой Халед, - этот голос нам знаком, ну- ка загляни в класс. Точно! Это ее мы вчера, того. Да неприятные воспоминания. А она, увидев нас, даже не смутилась, только улыбнулась, как- то по-особенному: блудливо. Старший брат не дурак, сразу смекнул, что к чему и толкнул нас дальше, а эта училка задавала новый вопрос, так как один из учеников ответил совершенно точно. Правда, когда Халед еще ходил в школу, а не бегал с камнями за пазухой, нас учили на верблюдах, но больше десяти верблюдов сложить не могу. Ну и хрен с ними!
Мы пошли дальше и спустились в огромный подвал, где как оказалось, не меньше народу, чем наверху. А может и больше. Тут были и мастерские, в которых собирали ракеты, и швейные мастерские, где шили какие-то пояса, по специальным выкройкам, а в другой комнате мужик с длинной бородой занимался с подростками, такими же, как Халед, и тоже рассказывал о священной войне. А те губошлепы слушали его как муллу в мечети. Постой, постой - это же он и есть! Когда мы входили, то видели его со спины, а стоило пройти вперед, и я его узнал! Интересное дело получается! Святой человек, а преподаванием для молодых людей не гнушается. Над доской висело несколько портретов. Два я уже знал, а когда Халед спросил, кто два других, то наш мулла, прервавшись, вежливо объяснил, что это два Великих Друга нашего народа: президент Франции: он обеспечивает нам поддержку во всей Европе, а второй президент России: он настолько великодушен, что почти бесплатно передает нам оружие и взрывчатку.... А я еще хотел добавить, что там за стеной почти все девчонки говорят на русском. Хорош президент, нечего сказать: нам оружие, а им женщин, в принципе я готов был поменяться, но это от меня не зависело. А вот кто был, президент Франции, меня заинтересовало. Ведь там живет старший брат, да к тому же этот человек с подловатой улыбочкой создал для нас целый арабский город, но был бы я великим, как наш погибший Предводитель, то я, прежде чем умирать, позаботился о том, что бы его забрать с собой. Ну да ладно. Мое дело маленькое. Учиться у нашего муллы. Брат сказал, что если Халед не будет учиться, то он его прибьет, как муху навозную.
А на стенах класса висели десятки портретов юношей и девушек. Но что роднило их всех, так это присутствие Священной Книги и Автомат. Наверно все они были примерными учениками, раз удостоились чести висеть на стене.
Вот так, Халед начал заниматься. И я постепенно начал замечать глобальные изменения в нем. Он стал меньше уделять мне внимания. Нет, не так, его внимание приобрело другое значение. Его шершавые пальцы стали ласково ко мне относиться, все меньше и меньше он брал меня в кулак, и все чаще мыл меня, ухаживал за мной, и даже тайком от всех взяв ножницы, сделал надо мной настоящую прическу. Вероятно, проповеди о ненависти к тем, кто живет за Стеной на него так подействовали или может то, что с училкой мы встречались все чаще и чаще, и всякий раз я придумывал что нибудь новенькое. Да и Халед на нее повлиял, что - ли. Постепенно от нее начало приятно пахнуть, да и зубы она чистила, иногда. Чувствовалось, что у нее нет привычки выработанной годами, но все же... Даже это вызывало во мне надежду. Правда, всякий раз, когда я с ней общался столь оригинальным способом, меня мучил один вопрос: "Не подхвачу ли я кариес? Болезнь эта заразная или нет?". И все время, чтобы избежать долгого общения с гнилыми зубами, я напрягал силы, вставал, и старался побыстрее выскочить, а когда меня не пускали, то заплевывал весь рот, в надежде, что мои слюни послужат мне, как дезинфекция. Разве у меня был другой выход? Правда, прежде чем поговорить с ее Подругой мне все также приходилось пробираться сквозь густые джунгли. В какой - то степени это затрудняло общение, но каждый раз мне начинало нравиться все больше и больше. Халед можно, сказать, с каждым днем, становился все более опытным мужчиной, как вы понимаете, только благодаря мне и только мне, так как мозг ничего не мог придумать. Он был занят только джихадом. Какое противное слово, и где он его выучил, Аллах его знает. Наверное, в подвале школы, куда мы ходим каждый день, и там мулла, отчитав свои проповеди в мечети, преподавал свои особые науки, но я это время спал. Каждый из нас должен отвечать за свое дело. Мозг за обучение днем, а я за работу ночью.
Особенно мне нравилось, когда мы уезжали в пустыню, и там занимались всем тем, что в мечети называют грехом. Дураки они или дебилы, не знаю, но грех не делать этого, так как ночные встречи с училкой все - таки лучше, чем водить дружбу с кулаками мужчины, даже если это такой балбес, как Халед. Вот так мы и жили. Времени не было. До вечера занятия, а ночью я работал, как шахтер- молотобоец, в шахте. Надо признаться такая жизнь меня устраивала. Ночью работаю, а днем сплю, поэтому и не знаю, что там моему Халеду внушал мулла. Однажды, правда, сквозь не крепкий сон услышал про семьдесят две девственницы, которые ожидают моего Халеда в раю. Меня аж передернуло от представленной картины, что я снова буду весь в кровище, и придется снова и снова отплевываться от этих кровавых сгустков. Я весь сжался, скукожился и долго не мог заснуть, потому, что еще одна мысль не давала мне покоя: если Халеда ждет столько девственниц, то, наверное, столько же девственников ждет тех девушек, кто занимается с Халедом. Интересный вопрос, правда? И сколько я не вбивал мозгу, чтобы он это спросил у мулы, но он был глух к моим просьбам. Сквозь его извилины текла только одна мысль: месть, месть, месть... Жизнь устаканилась и вошла в свою колею. Все было ясно и понятно. Меня, уже ничего не волновало, кроме одного. Какой способ еще изобрести, и потом вместе с учительницей осуществить.
Но в один из дней, когда мы покидали подвал, наш учитель сказал, что завтра особый день. Поэтому всем прийти без опозданий. Если бы я знал тогда, что этот день круто изменит нашу жизнь, поведет ее в совершенно другом направлении, то я заболел бы, ну, в конце концов, упросил бы мозг показаться врачу, но я был спокоен. Я ничего не чувствовал. Расслабился. Вообще - то, я во всем виноват, но кто знает свое будущее?
Утром Халед опять напялил свои узкие джинсы, и меня сдавило, как прессом. Я вначале подумал, что мы снова поедем за Стену, и даже настроился на свидание с очаровашкой на КПП. Но не тут то было. Мы снова пошли в школу, точнее в подвал. А там, в нашей классной комнате уже собралось много народу. И взрослые и дети.
Мулла своим тихим голосом сказал, что приедут прогрессивные журналисты, и мы должны показать им, как нам плохо, когда застенная военщина убивает наших детей. Я, правда, хотел заметить, что вроде бы в последнее время ничего такого не слышал, но подумал о том, что может я просто проспал, а с другой стороны, с мозгом говорить бесполезно. Он уже просто кипел, поднеси спичку и взорвется. Это важное, я бы сказал супер ответственное дело, доверили самым надежным, в том числе и мне. Ой, простите, Халеду.
На носилки, которые только что занесли в наш класс, уложили какого - то пацана и женщины поливали его красным соком и кетчупом, а другие уже выли во всю, наверное, настраивали свои голоса на нужную ноту. Когда все было готово, Халед взял носилки на левое плечо, а с ним еще несколько парней с двух сторон, и мы все двинулись к выходу. Я давно не слышал, чтобы женщины так орали. Уши закладывало. Последний раз так кричали, когда хоронили нашего Вождя. Но тогда творилось вообще черт знает что. Все старались от гроба отломить кусочек. Поэтому он и перевернулся несколько раз. Наш Вождь я думаю, был доволен: такая любовь, такой почет, правда, пришлось охране расстрелять пару десятков, самых рьяных, но Вождю это понравилось. Святой человек, что тут говорить.
Вот и сейчас женщины выли во все горло, а мужчины танцевали и размахивали автоматами. Признаться, я уже отвык от такой тряски, тем более в таких узких джинсах. О, Аллах, не дискотека, ведь, не дискотека! Чего плясать, спрашивается? Мне же неудобно, да и потом всего заливает. Бррр.... А вот и журналисты! Так это те люди, кто бегает с бандурами в руках и потом все что они сняли показывают по телевизору. Помню. Мамаша Халеда, каждый день в одно и то же время смотрит какой-то сериал, не знаю названия. Там на протяжении, уже, сто двадцатой серии еврейские врачи заражают арабских детей отравленной кровью. И те, бедные, мрут, как мухи, у нашей мамаши на подоконнике. Так вот как все это делается, а я и не знал.
Да прекратите трястись! Халед, перестань! Перестань, я говорю! Я весь чешусь, от пота и твоих идиотских джинсов!
И тут произошло невероятное! Халед отпустил носилки и потянулся ко мне левой рукой, наверное, чтобы снова зажать меня в кулак. Вот такая у него привычка! И носилки упали! На миг установилась тишина, и только было слышно, как по грязной улице шлепает, убегая, мальчишка, весь перемазанный соком и кетчупом. Но наши женщины не растерялись, они тут же бросились на журналистов, загораживая грудью, место происшествия. А Халеда взяли под руки и спокойно повели обратно в школу. Правда, держали его очень крепко, чтобы не убежал, наверное. Его отвели в класс, где преподавала моя любовница, но ее, и ее детей там не было. Они были там, где и мы, и кричали только два слова: "Смерть евреям!". Нас с Халедом посадили в конце класса на стул и предупредили, что лучше не двигаться, так как с нами должен поговорить учитель. Я замер, можно сказать, не дышал. Ох, чуяло мое сердце, что учеба до добра не доведет. Лучше бы сидел дома, а ты мозг, придурок, куда смотрел! Но у того вообще не было никаких мыслей. Пусто.
В эту же классную комнату пригласили трех журналистов, и мы остались одни: Халед, два охранника, учитель и журналисты. Говорил только мулла, убеждая людей, свободного мира, что то, что они сняли, по его мнению, не пойдет на пользу "мирному процессу на Ближнем Востоке", что они сами понимают, что лучше отдать этот материал и поэтому он предлагает деньги в качестве маленькой компенсации. Один сразу спросил: "Сколько?". И мулла, вежливо улыбнувшись, ответил: "Десять тысяч, причем оцените нашу щедрость".
Торги продолжались более получаса и стороны пришли к соглашению на двадцати тысячах каждому. Журналисты сразу вытащили кассеты и отдали мулле.
А когда европейцы ушли, то мулла приказал кассеты сжечь, а потом он направился ко мне и сказал: "Мы будем говорить долго. Ты, как я понимаю, осознаешь, как ты навредил нашему движению?". Халед трясущимися губами с трудом проговорил: "Да". "И ты, конечно, догадываешься, о чем пойдет речь?". Халед молчал. Не знаю, может он и догадывался, а я и понятия не имел. Поэтому мне было интересно послушать. А когда я понял, когда до меня дошло, то я был шокирован! Что, и это все? Все так просто, и этот болван, даже не возразил! Мычал, как корова, и повторял свое: "да". А когда Халед на все согласился, и мы выходили из класса, Халед посмотрел на учительницу, которая в этот момент появилась в коридоре, но она только сплюнула, повернулась и ушла....
5
Подготовка Халеда к Святому Акту Мести продолжалась больше недели. За это время он, а значит и я, узнал, как долго продолжается наша борьба против оккупантов. Что для этого сделали наши дорогие руководители и главное, как наш Вождь и Великий Учитель ничего не жалел ради освобождения нашей Родины. Халеду очень быстро подобрали пояс. Такой, чтобы в нем было удобно и хорошо. И он целый день не снимал его, чтобы привыкнуть. Чтобы этот пояс с многочисленными ячейками стал частью самого Халеда. Такой же, как я.
Халед учил историю. Историю того, как Великие Герои нашей борьбы отдали все, ради нашего спасения, и мулла водил Халеда от фотографии к фотографии, пообещав, что и Халед в скором времени окажется среди этих Мучеников За Веру. И конечно, конечно же, его, как и всех остальных будут ждать семьдесят две девственницы. Потому что он сделает великое дело для Аллаха и для будущего государства. Аллах возблагодарит Халеда.
А родители, братья и сестры, будут гордиться, тобой Халед, и когда мы получим независимость, когда свергнем ненавистный застенный режим и сроем стену, возле которой молятся эти исчадия ада, то на этом месте будут стоять памятники всем Великомученикам, а одна из улиц нашей вечной столицы Иерусалим, будет названа в твою честь, Халед. А пока... фотографии этих героев висят здесь, но ты, душа и надежда всего нашего народа приблизишь Святой День!
И дети, во всех школах будут в своих учебниках по истории читать о Великом Воине Священного Джихада. О тебе будут слагать стихи и песни. И имя твое будет свято так же, как имя нашего Вождя! Мы все верим в тебя. Послушай своего брата, послушай, что он скажет. И старший брат, присутствовавший на занятии в этот день, сказал Халеду, что все это надо для нашего дела и что он готов заменить своего младшего брата, но он должен быть во Франции, куда его послали с ответственным заданием, по секрету можно сказать, собирать деньги для нашей Священной Войны. Всего лишь пять процентов с каждого мусульманина, но этого хватает, чтобы наши друзья, - он показал на один из четырех портретов над классной доской - продавали нам оружие. Не сомневайся брат, я смело пойду за тобой, когда мне прикажут, и поднявшись к тебе, мы устроим настоящую оргию. Только ты не забудь помыться перед делом.
А в один из дней к Халеду домой пришла девушка. Мы не знали ее, но она сказала, что она подруга училки, и что у нее есть серьезный разговор. Все знают, на что ты решился, Халед, и я хочу помочь тебе убить как можно больше врагов. Я работаю там, за Стеной, в одной больнице и собрала много крови, очень много. А эта кровь не просто кровь, она от больных СПИДом. Ты знаешь, есть такая смертельная болезнь? Как нет? От нее нет лекарств, и еще сто лет не будет. Ты понимаешь, о чем я? Давай я тебе ее принесу. Ты заразишься, когда все произойдет, и понаедет много врагов, то все, пойми все, они заразятся. Ты убьешь не десять не двадцать, а может быть сотню врагов. Так как жить и знать, что медленно умираешь, хуже, чем просто быть разорванным на куски. Халед решайся! Не медли! Ты убьешь больше чем все, кто это делал до тебя!
А на следующий день Халед советуется с муллой. Глаза моего дурачка горят огнем, и я чувствую, что мозг ничего уже не волнует. Он хочет только одного - убить как можно больше врагов. А мулла ходит задумчиво из одного конца учебной комнаты в другой. Он ходит долго и ничего не говорит. Как воды в рот набрал, а Халед смотрит на него немигающими глазами и ждет. И только через минут десять мулла веско заявляет, что так делать нельзя. Это хороший способ, и он, учитель, за него всей душой. И доставить адские мучения евреям наш общий долг. Но этот способ может повредить нам. Как? Эта болезнь передается еще и тогда, когда мужчина и женщина сливаются вместе. А так можно заразить наших девственниц, которые ждут тебя, не дождутся. Разве ты, Воин Аллаха, посмеешь заразить невинных, тех, кого тебе пошлет наш Всемогущий? Разве ты посмеешь Его оскорбить? Нет! Этот способ не пойдет, но скажи мне имя нашей добровольной помощницы. Мы вознаградим ее по достоинству.
А когда наступил Лень Великого Отмщения, Халед последний раз обратил на меня внимание. Он заботливо сделал мне новую прическу, умыл меня и обернул в белую тряпицу, чтобы я не пострадал в Ту Великую Секунду. Мне нравилась такая забота, и я млел от получаемого удовольствия. Но нутром я чувствовал неладное. А когда Халед вылил на меня полфлакона французской туалетной воды, то я чуть не задохнулся. Мне стало плохо, и я упал опьяненный и долго ничего не мог сообразить. Я продрал глаза, когда Халед сидел в нашей комнате для занятий и в одной руке держал какую - то книжку, а в другой автомат. Он широко раздвинул ноги, наверное, хотел, чтобы я тоже был виден на фотографии, и я даже пытался подняться, но не мог. Халед, скотина, ты убил самое лучшее, что было в тебе, - подумал я, поникая головой. А фотограф щелкал фотокамерой, повторяя после каждого щелчка, что Халед герой, но мне было все равно, для меня он оставался просто кретином, раз может так издеваться надо мной. Он думал, что если от меня будет пахнуть французской туалетной водой, то девственницы будут рады в двойне. Они и так рады будут. Кто же если не я? Но мысль появилась у меня: а вдруг это какие-то старухи, которых никто никогда не хотел брать в жены, а они так и отошли к Аллаху не узнав и не почувствовав таких Пацанов, как я? Но я снова поник головой, ничего не соображая. Я был пьян. Хотелось только одного - блевать.
Я не буду рассказывать, как мы пересекли Стену. Пускай эта тайна останется со мной. Герои тайн не выдают! Мы ехали долго, несколько часов, пока не оказались в каком-то городе. Автомобиль мы остановили недалеко от рынка, и Халед хлопнув дверью, никому теперь, не нужной машины пошел в толчею, где говорили на нескольких языках. Мы шли между рядов, и Халед все время озирался, выбирая место, где лучше совершить Месть. От, дурак, ну кто так работает! Конечно, он привлек внимание охраны, и сразу несколько человек поспешили к нему. Было поздно выбирать. Нужно было решать: здесь и сейчас или никогда! Рядом стояли люди, торгуясь с продавцом на смеси русского, иврита, но какое это имело значение. Я понял: Халед решился. Я сжался, напрягся, видя, как левая рука полезла в карман, и не успел я ничего подумать, как Халед замкнул провода.....
6
Вот так все и закончилось. Глупо. Просто. Никак. И когда, меня окровавленного, истерзанного, и истекающего кровью, но пахнущего французской туалетной водой бросили в черный мешок, мне в принципе было уже все равно. Моя душа начала свое путешествие куда-то ввысь, навстречу тысячам обещаниям. И пока я летел, то видел под собой огромный мир и мечущихся людей: убирающих после Халеда, наводя порядок, хотя какой порядок может быть среди стонов и криков, проклятий на двух языках: иврите и русском. Вообще-то странный, если не сказать больше, в России президент, если продает оружие тем, кто потом же убивает русских. Сирены машин с мигалками. Крики полицейских огораживающих место взрыва желтыми лентами, и масса людей в белой больничной униформе бегающих от одного пострадавшего к другому. Люди в пейсах и кипах собирают окровавленные останки....
Я летел выше и видел, как к отцу Халеда в эту минуту зашел мужчина и передал сверток, сказав при этом: "Это вторая половина". Отец зашел в другую комнату и тщательно пересчитал принесенную ему наличность, правда, ему было не ведомо, что их напечатали через одну улицу, в подвале большого дома с разбитым балконом, но так или иначе, папаня спрятал деньги туда же, куда прятал и первую половину, принесенную старшим сыном.
А к его дому уже спешили журналисты, чтобы взять интервью, у убитого горем папаши. И он действительно вышел к ним весь в слезах. Говорил о Священной Войне и еще о какой-то мути....
Я летел дальше и видел беременную женщину. Все - таки, мы с Халедом хорошо поработали. Она заканчивала свой урок, а у дверей ее уже ждали несколько молодых парней. И когда она вышла из класса, то получила сильный удар по лицу. Из губы потекла кровь и от боли она чуть не потеряла сознание, но ее встряхнули и поволокли в подвал, куда Халед ходил все последнее время, ее волокли грубо и бесцеремонно в ту комнату, где уже висел портрет нового мученика - Халеда. И тот же мулла, говорил с ней о ее несмываемом грехе, о позоре, который ляжет на весь ее род и, что у нее есть только один выход искупить свою вину. И когда она спросила какой, то перед ней положили такой же пояс, кокой дали моему дурачку Халеду. И время на размышление ей не оставили. Конечно, она сказала да. И когда ее увели, то в ее же классе, впятером делали с ней то, что я делал один, а мулла благодарил Аллаха и какую-то Сорбонну, что ему так легко уговаривать людей. Но черт с ним. Меня ждали обещанные девственницы. Я парил, парил, поднимаясь, все выше и выше, пока не оказался у дверей в большой дом.
Где был этот никчемный Халед, меня не интересовало. Он глупо жил, и так же глупо умер.
Я был один и совершенно свободен. Дышалось легко и спокойно. И с чистым сердцем я отворил дверь и вошел, оказавшись в большой светлой зале. А там за огромным столом пили, ели и смеялись два человека. Один был стар: с пейсами и кипой, как у тех, кто убирал сейчас после Халеда, а другой - молодой, с длиннющими патлами, наверное, он никогда не стригся. На груди у него висел огромный крестяра. А когда он брал золотую кружку, в которой, несомненно, было вино, то мне было прекрасно видно, что у него дыра сквозь ладонь.
"Папаня, гляди, к нам Поц пришел" - сказал молодой старому. Старик был занят поглощением куриной кошерной ножки и даже взглядом меня не удостоил. "Ну, чего надо, Поц?" - спросил меня молодой, допив вина, и другой рукой с такой же дыркой утер свои губы.
А я стоял ошарашенный, так как не ожидал их здесь увидеть, я вообще не знал, что это за люди и, не зная, что сказать спросил первое, что пришло мне не ум: "А где девственницы?".
Такого хохота я никогда не слышал, казалось, он разорвет мне уши. Молодой ржал, как жеребец, а старый, таки подавился костью и патлатый перегнувшись через стол, хорошенько постучал его по спине. Старик откашлялся и тоже начал смеяться. Смеялись они до слез, до икоты.
"Ты выиграл, отец!" - сказал молодой, когда они немного успокоились. - "Ты выиграл. Держи, это твоя бутылка! Почему-то после каждого взрыва им женщин подавай. Может еще и вина налить?"- молодой достал из-под стола бутылку вина и передал старику.
И тут заговорил старик: "Надо признать, сынуля, что мое злоупотребление спиртным до добра не доводит. Просто, когда я много пью, меня тянет покуролесить. Помню, нашептал я одному, что племя его надо сорок лет водить по пустыне, так он даже переусердствовал. На два месяца ходил больше. А в другой раз был пьян, валялся в какой-то пустыне, и открывая глаза вижу, как грязный вонючий пастух козу сзади наяривает, но я возьми и сболтни, мол, не делай этого оборванец, там, на небе тебя ждут семьдесят две девственницы, а он возьми и поверь". "А почему же семьдесят две?" - спросил молодой. - "Почему не семьдесят три или не шестьдесят девять, кстати, занятное число". "А пес его знает, пьяный был".
"Иди, паря гуляй". - Сказал мне молодой, отломив себе кусок мацы.
Я был в шоке. Но, не смотря на это, мне захотелось кое - что спросить: "А как же Аллах?", но я уже боялся что-либо сказать. Но видно этот старикашка умел читать мысли и поэтому, посмотрев на меня прищуром сам спросил: "Кто? Ты что Поц, откуда свалился? С Луны? Не забивай себе голову дурью! Как я это делал в молодости! Это был я! Понимаешь, я! Отдыхал под кустом обкуренный, а тут ко мне подходит стадо: то ли люди, то ли обезьяны, я сперва и не разобрал, и так с опаской спрашивают: "Мы арабы, а ты кто?", а я и думаю, дай ка я снова пошучу и говорю им: "Лохи, вы, лохи, а не арабы! А получилось: Аллах, Аллах! Арабы!" Вот с тех пор травкой и не балуюсь". - сказал старикан и громко икнул. "Усек, Пацан, травка - это вредно, а вообще-то тебе уже все равно. Иди, гуляй и помни за этим столом кроме меня - Иисуса и бати моего, никто не сидел. Вали отсюда, не видишь, отдыхаем мы, отдыхаем" - Заметил молодой, откупоривая проигранную бутылку.
"Правильно, сынок, правильно, давай выпьем, вино-то, какое хорошее, а ты иди, иди, нечего тебе тут шляться". - сказал мне старик подставив опустевшую кружку, куда молодой налил столетнего вина....