Для Сибири, мороз в три-четыре градуса - это оттепель.
Мартыниха шла на утреннюю дойку. Избёнка Мартынихи стоит на отшибе, идти
ей через всю деревню, вот и встаёт баба ни свет ни заря.
Шёл пятый час утра. Или ночи? Ущербная, стареющая луна желтела на
чёрном, усыпанном звёздами, небосводе. Мартыниха в валенках с калошами, в телогрейке
и стареньком пуховом платочке. Мартынихе уже седьмой десяток, но баба ещё шустрая
-ходит в клуб на дискотеки.
Свёрток Мартыниха заметила издалека - на зрение не жаловалась. Свёрток
лежал сбоку от дороги, и подойдя ближе, она увидела следы, и вытоптанное место.
Шевельнулось под сердцем тревожное предчувствие. Мартыниха смотрела на свёрток, но
подойти не решалась. Наконец, бормотнув - Господи! - и перекрестившись, подошла и
ахнула. Сердце зашлось: в свёртке спал младенец.
Заканчивался 1992 год.
Страна шла вразнос.
1
Зинка продрала зенки. За окном темень, в избе холодрыга, во рту кошки
насрали. Кутаясь в рваный, задрыпаный полушубок, которым и укрывалась, поднялась со
старого, скрипучего диванчика. На этом диванчике, пять лет назад, тихо умерла
Мартыниха.
Зинке двадцать пять, но выглядит на все сорок. Зинка, босиком, вышла в сенцы,
нащупала ногой поганое ведро - присела над ним и поссала. Входная дверь была
приоткрыта, и Зинка замкнула её на крючок. Вернулась в избу, зачерпнула кружкой
холодной воды из ведра на кухне, и клацая зубами, не то от холода, не то с похмелюги
- выпила. Вернулась к диванчику и завалилась на него, закутавшись в полушубок.
Зинка пялилась в потолок, а он плыл по кругу. Зинка закрыла глаза, но движение
по кругу продолжилось, её замутило, к горлу подкатил тошнотный комок и Зинку
вырвало. На пол.
Вытирая ладонью, измазанный блевотиной, рот, Зинка громко икала, но тошнота
прошла и больше не круговертило.
...
Георгий смотрел почту, когда зазвонил сотовый.
- Жора ... - он едва узнал голос Валентины, двоюродной сестры и сердце
сжалось, а от затылка, по спине, расползался холодок
- Жора, твой папа умер ... вчера ...
В одно мгновение всё вокруг выцвело и утратило смысл. Всё.
- Папка .... - скрипя зубами от бессилия, он опускался на колени.
- Жора, завтра похороны ...
- Я приеду сегодня ... - выдохнул он, упал ничком и застонал, катаясь
по полу.
Позвонил жене. Таня охнула и сказала, что сейчас придёт.
Она пришла, и они собрались, и поехали на вокзал, на электричку.
В электричке было пусто: рабочий день.
Он сидел у окна и смотрел на проплывающий мимо, однообразно-унылый,
заснеженный мир. Жена сидела напротив, смотрела на него жалостливо, и попытавшись
заговорить раз, и другой, тоже уставилась в окно.
В райцентре их встретил Серёга, муж Валентины.
От вокзала до деревни шесть километров.
- Что случилось? - глухо спросил он, когда Серёга, переехав ж/д пути на
выезде из райцентра, переключил на третью.
- Он на живот жаловался. Думали обострение гастрита, вызвали скорую. Его забрали, а в первом часу ночи позвонили. Не гастрит был ... язва ... Мы не стали ночью звонить, всё равно уже ... - Сергей помолчал, потом добавил - Он опять стал выпивать ... Я с ним разговаривал, и Валентина тоже ... Но ты же знаешь его ... Послал.
- Он ... в больнице?
- Дома уже. Ему же сделали операцию. Вскрытие не понадобилось. Гроб
столярка сделала за счёт совхоза. Оградку я купил. Пока поставим крест ...
Сергей замолчал, сворачивая на улицу, где был дом родителей.
Крышка, обитая чёрным сатином, стояла на улице, прислонённая к стенке
веранды. Рядом стоял крест.
Отец лежал в гробу, поставленном на два табурета, в зале. На стульях, на диване,
и на лавочке у стены, сидели люди. Было нетоплено, поэтому сидели в верхней
одежде.
Кто-то, из деревенских, узнав Георгия, встал со стула, кто-то со скамейки.
Они сели.
Сергей, сняв шапку, стоял в дверном проёме.
Черты лица, отца, заострились, он как-то усох и показался таким маленьким. В
изголовье горела свеча, и стояла иконка с образом. К запаху свечного дымка уже
примешивался другой, хотя в доме было нетоплено и холодно.
Люди вставали и уходили. Входили и садились другие. Время застыло.
Заходившие, молча постояв, или посидев, молча и уходили. И только двое
стариков, Георгий узнал их - это были отцы его одноклассников, о чём-то,
полушёпотом, переговаривались.
Позже, когда они ехали в город, жена ему говорила - А эти, двое, знаешь о
чём говорили?
Георгий скривил губы.
- Один говорил другому, что держит кроликов, и что их мясо, полезное и
питательное. Представь?
Георгий пренебрежительно кивнул - Я сидел ближе, и не слышал о чём они
говорят. А ты сидела за мной, и расслышала? (Таня стала жаловаться на слух, и в
последнее время, всё чаще переспрашивала).
- Может потому, что ты не прислушивался?
- Наверное.
Ни о чём не хотелось говорить, никого не хотелось слушать, и ни о чём не
хотелось думать. Таня замолчала.
...
Когда за окном стемнело, пришла Валентина, и наклонившись к Георгию, сказала -
Жор, пойдёмте к нам, поужинаете, да и спать. Здесь холодно, Сергей не стал топить.
Они ещё постояли и вышли.
Валентина шла справа, Таня, слева от него.
- Жор, мы в столовой заказали обед на пятьдесят человек. Хлеб они сами
испекут, и продукты свои, деньги потом отдадим.
Он вспомнил про деньги, и достав из кармана, протянул Валентине - Здесь
двенадцать тысяч.
- Гроб, совхоз за свой счёт сделал. Оградку Серёжа купил, пока поставим
крест ...
- Валь, Серёга уже всё рассказал.
Валентина замолчала.
У сестры было жарко натоплено, и даже душновато.
- Валь, а чё, девчонки не приехали?
- Они же там, Жор. Не узнал?
- Да я ни на кого не смотрел.
- Они ещё немного посидят и придут. На ночь бабушки останутся.
Их хотели уложить на кровать, но Георгий попросил постелить на полу.
Он лежал, подложив руки под голову. Жена, притулившись к правому боку,
ровно засопела через несколько минут. Он услышал, как пришли племянницы и закрыл
глаза.
Дверь в спальню приоткрылась - Спят уже -шёпотом сказал кто-то, и дверь
прикрыли.
Он лежал, погружаясь в воспоминания ...
2
К утру жар выветрился и стало прохладно.
Валентина с Сергеем встали затемно, и он слышал, как они мешали корм свиньям,
как поскрипывали половицы и накатывал холодный воздух, когда открывали и закрывали
По улицам, за машиной (выделил совхоз) шло с полсотни человек.
До кладбища дошли десятка два.
Постояли.
Попрощались.
Закопали.
Установили крест и венки.
Ещё постояли и потянулись назад.
...
В доме отца, в зале, уже стояли, сдвинутые, два стола. На столах водка и хлеб. На кухне две женщины, из столовой, разливали борщ в тарелки и несли в зал.
Поминки.
Одни садились и поминали. Другие стояли в прихожей и ждали, когда
освободится место за столами.
Быстро стемнело.
Он вышел на крыльцо, и прислонившись к стенке веранды, смотрел в небо.
Кто-то шёл от калитки.
- Дай закурить.
- Я не курю - он даже не взглянул.
Он был похож на отца, и Зинка узнала. Она заглянула в его глаза. Там была
пустота.
- Хочешь?
- Где?
- Пойдём.
И он пошёл с нею. Как был. Не вернувшись в дом, чтобы одеться.
Зинка шла впереди, чуть выставив левое плечо и также, чуть, наклонив голову, как будто от ветра отворачивалась.
Совхоз, за прошедшие годы, не разросся и избёнка Мартынихи (теперь Зинкина) так и стояла на отшибе. Окна, не запотевшие, тускло поблёскивали в темноте. Ограды не было. Построек, кроме разваливающегося туалета, тоже. Дом выглядел нежилым. Входная дверь не была заперта на замок, да и замка, похоже, не было.
- Я схожу поссу - грубовато бросил он ей в спину.
Она притопывала, стряхивая налипший снег с валенок - Да можешь ссать где угодно. Всё равно никто не увидит - Зинка шагнула в сени, а он направился к туалету.
Дверь была прислонена к створу. Петли давно проржавели и сломались. Он сдвинул дверь и сморщился. Намёрзшее, давно не срубавшееся и оплывшее от тепла говно, торчало из очка, словно горб. Двинув дверь на место, отошёл и поссал.
3
Зинка открыла дверь и вошла.
В накуренной, и освещающейся от керосиновой лампы (типа "Молнии", которую заправляли солярой) кухне, сидели деревенские забулдыги: две женщины, Нинка и Ленка, и Лёпа. Лёпе было под пятьдесят, но в деревне никто не называл его по имени. А может и не помнили уже. Возраст бабёнок, определить, было невозможно, в принципе.
- Зинка! - вскинулась одна из них - Ты где, сука, шляешься? У них жратвы осталось: заказывали на пятьдесят человек, а пришли сорок. Мы с Ленкой целую кастрюлю борща принесли. Он горячий ещё. А Лёпа, вон, пару бутылок водки ум ...
Дверь открылась, и вошёл Георгий.
Бабёнки сразу всё смикитили, и встав из-за стола, вышли из кухни и потянули, с приколоченной к стене вешалки, платки.
А Лёпа, узнав Георгия, подошёл к нему.
- Жора! - трепал он его руку - Жора, твой батя был мужик. Настоящий мужик.
Говорил, что думал. За словом в карман не лез. Недолюбливало его за это начальство,
зато уважали. Ну и ... - он подмигнул - ... и с бабами ... помню, ты в армии был,
тётя Дуня ещё жива была, а он с Татарчихой ...
Бабёнки схватили Лёпу под руки, и поволокли из избы. Зинка вышла следом,
закрыла за ними входную дверь на крючок и вернулась.
Георгий сидел за столом, подперев голову рукой.
Зинка тоже села.
- Давай помянем ... дедушку - она взяла один из стаканов, с остатками водки.
Георгий взял другой, и они выпили.
- Поешь?
Он качнул головой.
Зинка наливала в тарелки борщ. Тарелки и ложки принесли бабёнки.
- А чё ... - когда Зинка, поставив тарелки с борщом, села - ... света нет?
- Отключили за неуплату - вздохнула Зинка, черпая ложкой борщ - Ты ешь-ешь.
Георгий съел две ложки - Отопление тоже за неуплату?
- Отопление в деревне всем отключили. Оставили детсад, школу и сельсовет.
- Помянем ... - он плеснул водки в стаканы, и они выпили.
Молча доели борщ.
- Ещё?
- Давай. Чё то аппетит разгулялся.
Зинка хмыкнула - Тебе холодно? Я могу печку растопить. Дрова есть.
- Где у тебя дрова? Даже забора нету. Разве что дверь от туалета разломать,
всё равно толку с неё ни хуя.
Водка развязала язык.
- В чулане есть немного колотых. А чурбаны под снегом, их ещё колоть надо.
- И откуда у тебя дрова? За них ведь платить надо ... Или ты натурой? - он с
усмешкой посмотрел на Зинку, уплетающую борщ за обе щёки.
Зинка доела борщ и облизывала ложку.
- Да ты налей ещё. Целая кастрюля ведь.
- Неээ, хватит. А то будет бултыхаться, когда ... - и она посмотрела на него
сальными глазами.
- Блядь! А я уже и забыл, зачем сюда пришёл - он улыбнулся, а Зинка з
асмеялась.
- У меня тополь во дворе стоял. Большоооой - Зинка даже привстала - Его
летом спилили. Ветром отломило ветку, и она провод оборвала ...
- А говоришь, за неуплату ...
Переход был слишком сложный, и Зинка оторопело на него пялилась.
- Ну спилили ... - он отодвинул пустую тарелку - А кто распиливал? Сама? У
тебя поди и пилы нет?
- Неээ, пилы нету. Валерка распилил.
- Какой Валерка? Полунин?
- Неээ, они приезжие. Лет семь назад из Казахстана приехали.
- У него семья?
- Развёлся он.
- Из-за тебя?
Зинка хихикнула - Неээ, выгнала она его. Он такой ... блядун.
- И как ты, с блядуном, рассчиталась?
Зинка потупила глаза.
Георгий усмехнулся: его умилила стеснительность девушки.
- А Валерка работает?
- Какой?
- Который блядун.
Зинка разулыбалась - Скотником. На ферме.
- Алименты исправно платит? Дети у него есть?
Зинка покачала головой - Она их с собой забрала. Трое.
- Ладно, чё мы про детей то ... хотя ... - он улыбнулся - ... по теме.
Веди в апартаменты, Зинаида - и встал.
Зинка зарделась, как маков цвет, поднесла ко рту и прикусила большой
палец, и не поднимая на него глаз, встала, повернулась и пошла в комнату.
Он прикрутил лампу, и расстёгивая ремень брюк, пошёл за ней.
Зинка сидела на диванчике, сдвинув ноги, выпрямив спину, с прижатыми, к
груди, руками. Он подошёл к ней вплотную и отпустил ремень. Брюки, зашуршав,
свалились к ногам. Член уже оттопыривал плавки и он, оттянув резинку, вызволил его.
Зинка, всё также, сидела, словно истукан.
- Сними с меня сапоги, и давай не тяни, раздевайся. А то я замёрзну, пока
ты растележишься - похоть, сдобренная водкой, расползалась по жилам, распаляя
желание.
Зинка подчинилась, и опустившись на колени, расстёгивала и снимала с него сапоги.
Он стянул с себя джемпер и бросил на диванчик. Холода, ни голыми ногами, ни торсом
не ощущал. Зинка выпрямилась и стала раздеваться, а он, прихватив её за талию,
тёрся, торчащим членом, по ляжкам.
- Тебе как?
Он держал её за жопу, и двигая туда-сюда, тыкался членом между ног. Её титьки
мялись об его грудь, а руки обвили шею.
- Раком - и он поворачивал её, не выпуская из объятий, и член упруго
отгибался, в сторону вращения её тела, выискивая ложбинки.
Зинка стояла раком, опустив голову на руки. В темноте, к которой уже привыкли
глаза, белела её жопа. Георгий гладил ягодицы, слегка пощипывая кожу, покрывшуюся пупырышками. Он жался к жопе животом и тёрся, а руками гладил бёдра, заводя внутрь, и касаясь лобка, вёл пальцами вниз, пропуская сквозь них поскрипывающие волосы.
- Тебя трахали в жопу?
- Нет.
- Я хочу в жопу.
- А можно?
- Можно ... только ... - он пощупал Зинку; мунька была горячая и влажная, а жопа
сухая - Вот - он сунул к её лицу два пальца правой руки - Обслюнявь.
Зинка взяла пальцы в рот и обмусолила.
- И ещё ... - он прижал ладонь к её рту - сплюнь
Зинка шумно втянула носом воздух, вместе с соплями, и смачно харкнула. Георгий, невольно, улыбнулся в темноте. Он прижал ладонь к анусу, и размазал по нему и ложбинке харчок. Ткнул указательным пальцем в анус, вдавил и совершал фрикции.
Его левая рука лежала на спине и Зинка, потянув, прижала её к титькам.
Он мял, с какой-то ненасытной жадностью, груди, продолжая делать фрикции, потом