На восток от солнца, на запад от луны: Норв. сказки и предания
Из сказок и преданий, собранных и обработанных норвежским писателем и учёным Петером Кристеном Асбьёрнсеном, в данный сборник включены двенадцать. Норвежская народная жизнь и природа получили в них яркое самобытное воплощение.
Петер Кристен Асбьёрнсен
НА ВОСТОК ОТ СОЛНЦА, НА ЗАПАД ОТ ЛУНЫ
Памяти Тамары Григорьевны Габбе, с которой мы вместе начинали работу над пересказом этих преданий и сказок.
А. Любарская
Вороны Ут-Рёста
Нередко случается, что рыбаки северной Норвегии, вернувшись с промысла домой, находят то прилипшие к рулю хлебные колосья, то ячменные зерна в желудке у выловленной рыбы.
Тогда они знают, что их лодки проходили мимо чудесных островов, о которых поется в старых дедовских песнях. Солнце светит там ярче, чем всюду, луга там зеленее, поля плодороднее, а рыба в море никогда не переводится - сколько ни закидывай сеть, всегда полна.
Но не всем дано увидеть эти острова. Только чистому сердцу и смелому душой в недобрый час, когда яростные волны грозят гибелью, открываются эти таинственные земли. И счастлив тот, кто ступит на их приветливые, солнечные берега, - он спасен. Предание рассказывает, что в море есть три таких острова. Один остров называется Сандфлес. Он поднимается из морской глубины недалеко от Гельголанда, и берега его изобилуют рыбой и дичью.
У другого острова нет названия. Словно нехотя показывается он в водах Вестфьёрда. Его ровная поверхность так и остается под водой, и только тяжёлые налитые колосья колышутся над свинцовыми волнами.
Третий остров - самый большой - появляется недалеко от Рёста, южнее Лофотенских островов, и называется он Ут-Рёст.
Жители этой благодатной земли не знают нужды.
По зелёным обширным пастбищам Ут-Рёста ходят тучные стада, поля золотятся ячменными колосьями, у причалов стоят суда с рыболовными снастями, всегда готовые выйти в плаванье.
Старые рыбаки рассказывают, что им случалось видеть в море неведомые корабли, которые неслись им навстречу под всеми парусами.
Кажется, вот-вот корабль врежется в рыбачий баркас... Но в самую последнюю минуту корабль вдруг исчезал, словно облако, развеянное ветром.
- Это Ут-Рёст вышел на лов, - говорили тогда рыбаки.
Много лет тому назад жил недалеко от Рёста бедный рыбак, по имени Маттиас.
Детей у него был полон дом, а добра всего-навсего - лодка и две козы. Лодка была старая, не раз чиненная, а козы тощие и облезлые, потому что кормились они рыбьими хвостами да жалкой травкой, которую им удавалось найти на прибрежных скалах.
Трудно жилось Маттиасу. Дети его частенько бегали голодные. Но он был не из тех, кто жалуется на судьбу и вешает голову, склоняясь перед неудачей.
- Ничего, нынче ветер встречный, завтра будет попутный, - любил приговаривать Маттиас, когда ему не везло. А не везло ему часто, - гораздо чаще, чем везло.
И вот однажды вышел Маттиас в море на рыбную ловлю. Давно уже не было у него такого хорошего улова, как в этот раз.
Одну за другой вытаскивал он тяжёлые сети.
Лодка его чуть ли не до половины была полна рыбой, и он уже радовался, подсчитывая, сколько муки и сала купит на деньги, вырученные от продажи рыбы.
Он был так занят своим делом, что не заметил, как чёрная туча затянула небо. Вдруг стемнело, налетел ураган и поднялась такая буря, какой Маттиас не видывал отроду.
Отяжелевшую от груза лодку так и бросало из стороны в сторону. В конце концов бедняге пришлось выбросить за борт весь улов, чтобы не пойти ко дну вместе со своим богатством... И всё-таки ему было нелегко удержаться на расходившейся волне.
Но недаром Маттиас прожил всю свою жизнь на море.
Много часов боролся он с бурей, ловко поворачивая лодку всякий раз, когда тяжёлые валы обрушивались на неё и морская пучина готова была её поглотить.
Время шло, а буря не утихала и туман сгущался всё больше и больше. В какую сторону ни всматривался Маттиас, земли нигде не было видно. То ли его закружила буря, то ли ветер переменился, только он понял, что его несёт в открытое море.
Он плыл и плыл, а куда - и сам не знал.
И вдруг среди грохота волн и воя ветра, где-то перед носом лодки, раздался хриплый крик ворона.
Сердце у Маттиаса сжалось.
"Это, верно, морской дух поёт мне погребальную песню, - подумал рыбак. - Видно, пришёл мой последний час..."
В мыслях своих он стал прощаться с женой и детьми и готовиться к смерти.
А карканье послышалось уже совсем рядом.
Маттиас поднял голову. Перед самым бортом мелькнуло что-то чёрное, и он увидел на обломках мачты трёх огромных воронов.
Но в это время сильная волна подхватила его лодку и понесла дальше.
Скоро Маттиас уже не мог бороться с бурей. Ослабевшие руки не справлялись с рулем. От голода и жажды он совсем обессилел. И кончилось тем, что он закрыл глаза и заснул, опустив голову на руль...
Очнулся Маттиас оттого, что ему почудилось, будто лодка его коснулась берега и тихо покачивается на месте.
Он вздрогнул и поднял голову.
Тучи разошлись. Сквозь разрывы облаков проглядывало солнце и своими яркими лучами освещало прекрасную землю. Склоны холмов, покрытые бархатными лугами и золотыми нивами, спускались к самому берегу, а горы до самых вершин были одеты в зелёный лесной наряд.
Воздух был словно пропитан душистым запахом травы и цветов, и Маттиас вдыхал его всей грудью, точно это был сладкий живительный напиток.
"Теперь я спасен, - подумал Маттиас. - Это Ут-Рёст!"
Он вытащил лодку на песок и пошёл по тропинке, которая едва заметной ниточкой тянулась через ячменное поле. С удивлением смотрел Маттиас по сторонам - никогда в жизни не видел он таких тяжёлых, налитых колосьев.
Тропинка привела его к низенькой землянке, покрытой свежим дёрном. На её зеленой крыше паслась белая коза с золотыми рогами и шёлковой шерстью. А перед землянкой на почерневшей колоде сидел маленький старичок в голубом кафтане и курил трубку. Борода у него была такая большая, что свешивалась чуть не до самых колен.
- Добро пожаловать, Маттиас, к нам на Ут-Рёст, - сказал старичок.
- Пусть счастье никогда не покинет эту землю, отец, - сказал Маттиас. - Но разве ты меня знаешь?
- А как же мне тебя не знать? Конечно, знаю, - сказал старичок. - Может, погостишь у нас?
- С радостью, отец, - ответил Маттиас.
- И мы хорошему человеку всегда рады, - сказал старичок. - Скоро и сыновья мои вернутся. Да ты не видел ли их в море?
- Нет, отец, никого я в море не видел, кроме трех воронов.
- Да ведь это мои сыновья и были, - сказал, посмеиваясь, старик. Он выколотил свою трубочку и встал. - Ну, входи, входи, добрый человек. Небось проголодался, пить-есть хочешь. - И он открыл перед Маттиасом дверь своей землянки.
Маттиас переступил порог да так и застыл на месте от удивления. В жизни своей не видел он сразу столько всякой еды. Стол так и ломился под тяжестью мисок, плошек, горшков, кувшинов. И чего только в них не было! И жареное, и варёное, и солёное, и копчёное, и творог, и сметана, и сыр, и паштет, и целая гора бергенских баранок, и пиво, и мёд...
Маттиас ел-пил сколько вздумается, и все равно тарелка перед ним была будто нетронутая, а стакан - полным.
Сам старичок-хозяин ел немного, говорил и того меньше и всё на дверь поглядывал.
Вдруг снаружи зашумели, захлопали сильные крылья и послышалось хриплое карканье.
Дверь с шумом отворилась, и в горницу вошли три рослых плечистых парня - один выше другого.
- Вот они, мои сыновья, - сказал старичок с гордостью.
Маттиасу стало не по себе, когда он увидел этих здоровенных молодцов. Он поспешил встать из-за стола. Но братья снова усадили его вместе с собой.
Каждый из трёх братьев ел и пил за троих, а на столе ничего не убывало, словно никто не прикасался к еде-питью.
К концу ужина братья совсем подружились с Маттиасом. И когда они встали наконец из-за стола, старший сказал Маттиасу:
- Ну, приятель, ложись-ка спать. Завтра на рассвете мы выйдем на лов и тебя возьмём с собой. Не возвращаться же тебе домой с пустыми руками.
На другое утро, чуть свет, они вышли в море.
Едва лодка отчалила от берега, как поднялась страшная буря.
Старший брат держал руль, средний держал парус, а младший сидел на носу.
Маттиасу дали большой черпак, чтобы он вычерпывал воду. Ну и пришлось же ему поработать! Черпак так и мелькал у него в руках. И если бы Маттиас не был весь мокрый от воды, он давно бы промок от пота.
Лодка неслась под всеми парусами, и братья даже не приспустили их. А когда воды в лодке набиралось очень уж много, братья ставили её так, чтобы она накренилась набок, и вода водопадом стекала с кормы.
Наконец буря утихла - так же внезапно, как началась.
Братья достали свои рыболовные снасти и закинули в море. И Маттиас закинул свою сеть.
Рыбы в этих местах водилось столько, что братья то и дело вытягивали полные сети, и только сеть Маттиаса как была, так и оставалась пустой.
- Что же это у тебя, приятель, дело не ладится? - сказал старший брат и переглянулся с младшим. - Ведь рыбы кругом довольно.
- Рыбы-то много, да удачи мало, - ответил Маттиас.
- Может, у тебя сеть негодная, - сказал средний брат.
А младший прибавил:
- Возьми-ка вот эту! Она у нас запасная.
Маттиас закинул новую сеть, и не успела она погрузиться в море, как её уже надо было вытаскивать. За всю свою жизнь Маттиас не видел столько рыбы, сколько выловил теперь за один раз.
Когда лодка была полна рыбой до краёв, братья опять поставили парус и повернули лодку к берегам своего чудесного острова.
Подул попутный ветер, и лодка скользила по волнам так же легко и быстро, как и тогда, когда она шла порожняком.
Вернувшись на берег, братья вместе с Маттиасом вычистили рыбу и развесили на вешала - сушиться и вялиться.
А на другой день снова вышли в море... И в какую бы сторону они ни плыли, ветер всегда был для них попутным, а рыба словно поджидала, когда они забросят свои сети.
Целую неделю прожил Маттиас на Ут-Рёсте и наконец стал собираться домой.
Хозяева не удерживали его.
Они отдали ему всю рыбу, которую наловили в тот день, да сверх того подарили ему на прощанье новый восьмивёсельный бот и, в придачу к нему, целый мешок муки, целую штуку тонкой парусины, бочонок сала и ещё много всякого добра.
Маттиас не знал, как и благодарить старика и его сыновей.
- Век не забуду вас и вашу счастливую землю, - говорил он, кланяясь.
- А не забудешь, так милости просим к нам опять на ту весну, - сказал старичок. - Поедешь с нами рыбу продавать. К твоему приезду она как раз высушится.
- Да как же мне вас в другой раз найти? Нынче-то меня буря к вам забросила.
- А ты следуй за вороном, когда он прямо в открытое море летит, - вот и найдёшь нас, - сказал старичок. - Ну, попутного тебе ветра! Прощай!
И не успел Маттиас отчалить, как Ут-Рёст скрылся в тумане. Кругом, куда ни посмотришь, без конца и без края простиралось море.
Попутный ветер подхватил лодку Маттиаса и понёс к родным берегам.
Весь год прожил Маттиас дома без горя и забот.
А весною, чуть только миновали зимние бури, он снова снарядил свою лодку и вышел в море.
Сразу же над его парусом закружился ворон.
Ворон хрипло каркнул три раза и полетел, показывая Маттиасу путь к берегам Ут-Рёста... У причалов чудесного острова уже стоял наготове корабль.
Маттиас никогда не видел такого большого, богатого корабля.
Он был так велик, что от носа до кормы не долетал человеческий голос, и поэтому посередине корабля стоял матрос, который, услышав команду штурмана, передавал её рулевому. Да и то обоим приходилось кричать во всё горло.
Хозяева Ут-Рёста уже погрузили на корабль рыбу своего улова, и теперь оставалось только снести в трюм долю Маттиаса.
Но сколько ни снимали рыбу с вешал, на которых она сушилась, рыбы на вешалах не становилось меньше. На Ут-Рёсте ни в чём не бывает убыли.
Наконец трюм был набит доверху, и корабль отчалил.
В Бергене Маттиас удачно продал свою рыбу и на вырученные деньги по совету старика купил двухмачтовое судно со всем рыболовным снаряжением.
- Ну, Маттиас, - сказал хозяин Ут-Рёста, прощаясь с ним, - пришло время нам расставаться. Ты нас больше не увидишь. Но пока сердце твоё бесстрашно, пока не знает оно жадности, мы будем стоять подле тебя у руля, своими плечами будем подпирать мачту во время бури, вместе с тобой будем закидывать сети. И счастье не покинет тебя!
Так оно с тех пор и пошло.
Какое бы дело ни начал Маттиас, удача ни разу не изменяла ему, а беда далеко обходила его дом на суше и корабль на море.
И всегда, когда он вёл свой парусник по неспокойным морским волнам, когда он закидывал свои сети и вытаскивал их, чьи-то невидимые руки помогали ему держать руль, ставить паруса и тянуть сеть.
Правда, никогда больше не довелось ему увидеть волшебный остров и его щедрых хозяев, но каждый год, в тот самый день, когда буря принесла его к чудесным берегам Ут-Рёста, он убирал парусник разноцветными флагами и зажигал огни в честь невидимых друзей.
Рассказы Берты Туппенхаук
Лиса-обманщица была наконец убита, шкурка с неё снята, и в домике у старосты мы справили по рыжехвостой шумные поминки.
Однако за день все порядком устали, поэтому никто не хотел долго засиживаться. Когда пробило одиннадцать, все стали собираться по домам. Староста предложил мне лошадь. Это было очень любезно с его стороны, но я отказался. Проезжая дорога делала большой крюк, и я предпочел идти на лыжах прямиком через лес.
И вот с ружьём и с лисьей шкуркой за спиной я отправился в путь.
Лыжная тропа была отличная. Днём немного подтаяло, вечером подморозило, и глубокий снег покрылся плотным настом. В небе светил месяц и весело подмигивали звёзды. Чего ещё может желать путник?
Я быстро мчался по лесистым холмам и берёзовым рощам. Вершины деревьев, побелевших от инея, переплетались ветвями, и над головой у меня сверкал блестящий серебряный свод. Было очень тихо. Лишь изредка раздавалось то уханье совы, то визгливый лай лисиц, затеявших драку, то лопотание зайца, - может, он жаловался на стужу, а может, испугался крика совы...
А потом всё стихало. И только шарканье лыж нарушало тишину ночи.
Вдруг где-то совсем близко послышался скрип полозьев, и вскоре со мной поравнялись лёгкие низенькие сани.
Я посторонился, чтобы дать дорогу, но незнакомец, сидевший в санях, придержал лошадь и заговорил со мной.
По ружью и лисьей шкурке у меня за плечами и по моей охотничьей шапочке он сразу догадался, что я охотник, и сказал, что только что, когда он ехал вдоль высокого берега реки, он видел стаю волков. Волки шли по льду на эту сторону. Если я потороплюсь, то, пожалуй, успею их догнать.
Поблагодарив его, я двинулся дальше в путь.
Крутой склон холма, спускавшийся к реке, порос еловым лесом и густым кустарником. Лыжи сами несли меня вниз, ветки хлестали по лицу, в глазах всё мелькало и рябило. Я летел вихрем, не различая дороги, ничего перед собой не видя, и, прежде чем успел что-нибудь сообразить, наскочил на пень.
Одна из лыж сломалась, ружьё отлетело в сторону, а я сам растянулся на снегу.
Несколько минут пролежал я словно оглушённый. Потом попробовал встать, но почувствовал такую сильную боль в левой ноге, что не мог сделать и шагу.
Кое-как ползая на коленях, я обшарил кругом снег и наконец нашел своё ружьё. Опираясь на него, как на палку, я спустился вниз к реке.
Тут я притаился за бугром и с нетерпением охотника стал поджидать волков. Скоро они появились. Их было пять; они медленно шли друг за другом по берегу.
Подпустив стаю шагов на сорок, я нажал правый курок моей двустволки. Ружьё дало осечку. Нажал левый курок, но слишком поспешно - порох вспыхнул и пуля ударилась о вершину ели, стоявшей на другом берегу.
Испуганные волки, вытянув хвосты, полным ходом умчались в глубь леса.
Раздосадованный, вылез я из своего убежища и, поминая недобрым словом проезжего, поплёлся по берегу, пытаясь понять, где же я нахожусь. К великой моей радости, я скоро заметил на другом берегу лёгкий дымок, поднимавшийся над верхушками деревьев, и крышу, мелькнувшую между елями.
Ну, слава богу, знакомые места! Это мыза Туппенхаука. Хозяин её работает в том самом имении, где я живу.
Домик весело светился в темноте всеми своими окошками.
С трудом, сильно хромая, я перебрался на другой берег, дотащился до двери, толкнул её и вошёл в комнату, облепленный снегом с головы до ног.
- Силы небесные! Кто это? - испуганно вскрикнула старая Берта Туппенхаук и выронила окорок, который она резала, сидя возле печки.
- Добрый вечер, Берта, - сказал я. - Да ты не бойся! Разве ты не узнаёшь меня?
Берта всплеснула руками.
- Ах, это вы, господин студент!.. Ну и напугали же вы меня! Смотрю - дверь открывается и на пороге стоит кто-то белый... А время-то глухое, самая полночь.
Я рассказал ей в двух словах о том, что со мной случилось, и попросил послать кого-нибудь из её сыновей в имение за лошадью и санями.
- Ну, не правду ли я говорила, что волков лучше не трогать, - проворчала старуха. - Сколько раз предупреждала: не ставьте на волков капканы, не то худо будет! Да мне не верили. А вот и Пер Нордигорен в прошлом году сломал себе ногу, а нынче - вы!.. Теперь небось все поверят старой Берте. Да, уж кто-кто, а волк никому не прощает обиды...
И, бормоча что-то себе под нос, она направилась в угол, где стояла большая кровать. Оттуда по всему дому разносился разноголосый семейный храп. Старая Берта наклонилась над белокурым пареньком, лежавшим с краю, и принялась его будить.
- Вставай, вставай, маленький Ула! Надо сходить в имение за лошадью для господина студента.
- А-а-а! - сладко зевнул маленький Ула и повернулся на другой бок. Он любил хорошо поспать и не видел необходимости отказывать себе в этом удовольствии из-за всяких пустяков. Прошла целая вечность, пока он вздыхал, зевал, что-то невнятно бормотал и протирал глаза.
Наконец он вылез из-под разноцветного тряпья на кровати, натянул штаны, нашел куртку. Но он никак не мог взять в толк, что от него требуется, и только когда ему было обещано несколько монет за труды, в голове у него прояснилось.
Пока Берта вела переговоры с сыном, я осмотрелся по сторонам. Чего только не было в этой хижине! И ткацкий станок, и прялка, и старые колоды, служившие, как видно, вместо стульев, и метлы, и кадки, и полуобтёсанные топорища, и куры на насесте, и мушкет на стене, и сохнущие чулки под потолком, и ещё множество самых разных вещей - всего не перечесть.
Выпроводив за дверь парнишку, Берта подсела рядом со мной к очагу. Она была в праздничном наряде: синяя кофта, обшитая блестящей шёлковой тесьмой, чёрная юбка в складку, чепец с развевающейся сзади кисеёй.
Лицо у Берты было широкое, скуластое, кожа отливала желтизной, раскосые глаза смотрели так, что казалось, они пронизывают насквозь. Увидев её, каждый сказал бы, что она похожа на колдунью. А что касается жителей округи, так никто в этом и не сомневался.
- Послушай, Берта, уж не ждёшь ли ты гостей? - спросил я. - Очень уж ты принарядилась!
- Нет, я никого не жду, - сказала Берта. - Я сама вот только домой вернулась. Знаете, как бывает, - идёшь к одному, а по дороге позовут еще пятеро: того лихорадка трясёт, этот ногу повредил, у кого ребёнка сглазили, у кого лошадь занемогла. А кто поможет? Берта! Всё Берта!
- Скажи, а вывихи и ушибы ты тоже умеешь лечить? - спросил я с самой серьёзной миной.
- А как же! Сколько над беднягой Нордигореном мудрили все эти учёные доктора, - сказала Берта с усмешкой, - а на ноги он встал всё-таки тогда, когда за дело взялась старая Берта! Если господин студент не гнушается, я могу полечить и его. У меня как раз на такой случай есть наговорная водка.
- Сделай одолженье! Я не сомневаюсь, что только ты мне поможешь, - сказал я. Очень уж мне хотелось выведать её знахарские хитрости.
Берта подошла к старому, рассохшемуся шкафу и достала оттуда пузатую бутылку и рюмку на деревянной ножке.
Наполнив рюмку до краёв, она стянула с моей больной ноги сапог, а потом, наклонившись над рюмкой, стала что-то шептать. А так как она была глуховата, то, сама того не замечая, говорила всё громче и громче. Поэтому я от слова до слова услышал таинственное заклинание, которое Берта ни за какие деньги не открыла бы мне, если бы я стал её просить.
А так как для успеха колдовства это заклинание надо повторить трижды, я его отлично запомнил.
Воздух,
Вода,
Земля
И огонь!
Ногу сломал
Необъезженный конь.
Жилы срастутся,
Смешается кровь,
Всё, что разорвано,
Свяжется вновь![1]
__________________________
1
Стихи в свободном переводе С. Я. Маршака.
Берта то вставала, то снова садилась, и, повторив заклинание в третий раз, плюнула на все четыре стороны. Потом быстро вылила водку на ушибленное место и стала осторожно растирать мою распухшую ногу.
От холодной водки и от растираний мне сразу стало легче. Чтобы знать эту премудрость, и вправду не надо быть доктором! Но я не хотел огорчать старушку.
- Спасибо, Берта! Кажется, твоё заклинание уже помогает, - сказал я. - Может, ты мне выдашь секрет, скажешь, как ты заговариваешь водку?
- Нет, нет, и не просите, - поспешно ответила Берта. - Тому, кто научил меня этому делу, я поклялась страшной клятвой не открывать его тайны ни одному человеку.
- Да кто же это такой был? Верно, настоящий колдун? - допытывался я.
- Колдун не колдун, а с любым колдуном мог поспорить, - ответила Берта. - Это был мой дядя, брат моей матери, Масс. Он умел заговаривать любую болезнь, останавливать кровь и даже находить краденое. Нечего греха таить, случалось ему не только лечить, но и насылать всякие хворости. Вся округа его побаивалась... Да, никто не станет спорить - большого ума был человек! А всё-таки и он не уберёгся от порчи!
- Как так? Расскажи, пожалуйста, если это не тайна, - пристал я к ней.
Старая Берта помолчала с минуту и начала рассказывать.
- Может, вы мне и не поверите, - сказала она, поглядев на меня искоса, - но я своими собственными ушами слышала от дяди Масса эту историю.
Случилось это давно, когда я ещё девчонкой была. Дядя Масс жил тогда в Кнэ, - знаете Кнэ, что в Хюрдальской долине? Он был дровосек и часто ходил в горы рубить лес да и оставался там по нескольку дней подряд.
Для дровосеков это дело привычное. Устроят себе шалаш из сосновых веток, разложат перед входом огонь и спят себе как дома.
Однажды дядя Масс работал в лесу с двумя товарищами.
Только что повалил он огромное дерево и присел на пень отдохнуть, как вдруг видит: прямо под ноги ему катится большой клубок пёстрых ниток.
Дядя Масс удивился. В самом деле, откуда в дремучем лесу взяться клубку пёстрых ниток? Дядя Масс долго не решался даже дотронуться до него (и лучше бы ему никогда до этого клубка не дотрагиваться!), но что там ни говори, а любопытство всё-таки разобрало его. Поглядел он направо, налево, поднял голову вверх и видит: неподалеку от того места, где он только что повалил сосну, на уступе скалы сидит девушка. Сидит себе и вышивает.
Никогда ещё - ни во сне, ни наяву - не приходилось ему встречать такой красавицы. Смотрит он на неё во все глаза и пошевельнуться не может.
А она усмехнулась, повела бровью и говорит таким голосом, будто ручей журчит:
- Что же ты стоишь? Подай мне мой клубок!
Дядя Масс поднял клубок, подал ей, а сам всё глядит, глядит на неё, глаз не оторвёт.
Наконец опомнился, схватил топор и снова принялся за работу. Да какая уж тут работа! Машет топором, а у самого красавица из ума не идёт. Наконец не выдержал он и опять глянул наверх. Что за диво! На скале уже никого нет. Исчезла его красавица, будто на крыльях улетела.
Целый день ходил он сам не свой. Всё по сторонам оглядывался, красавицу свою искал. И ночью - товарищи его как легли, так и уснули, а ему не спится. Лежит и всё чего-то ждёт. И дождался-таки!
Вошла она в шалаш неслышным шагом, взяла его за руку и повела за собой. Даже не спросила, хочет он идти или не хочет. А он идёт и сам не понимает зачем, а всё-таки идёт... Привела она его к каменной горе. Там, в подземной пещере, было её жилье. Да ведь какое! Дядя Масс говорил, что и слов таких нет, чтобы описать это богатство!
Три дня прожил в подземном дворце дядя Масс, три дня праздновал свою свадьбу с лесной красавицей.
А на четвёртый день проснулся он, открыл глаза, глядь - лежит он снова в своём сосновом шалаше подле товарищей. И ни красавицы его, ни дворца - ничего нет!
Встал дядя Масс и поскорее взялся за топор. Товарищам ничего не рассказывает. Да и они его не спрашивают. Думают - верно, кончились у него припасы, он и ходил домой в Кнэ за хлебом да за сыром, вот и всё.
А только с той поры стали они примечать за ним что-то неладное. Сидит он как ни в чём не бывало у костра, чинит что-нибудь или топор направляет, да вдруг как вскочит ни с того ни с сего и убежит в лес, - будто кто его позвал...
А его и вправду позвали, - только другим не слыхать.
Воротится он из лесу, сядет где-нибудь в сторонке, подальше от людей. Молчит, смотрит в землю, усмехается. А спросят его: "Да что с тобой, Масс? Где ты был?" - только отвернётся да отмолчится - вот и весь ответ. Совсем околдовала его лесная жена...
Однажды рубил он колья для изгороди.
Только что повалил он дерево и забил клин, - да так ловко, что расщепил ствол во всю длину, - вдруг видит: выходит из чащи его красавица. В руках у неё серебряное ведро. И несёт она ему в этом ведре похлёбку из сметаны. Такую густую, жирную, вкусную - просто объеденье!..
Уселся он на пенёк, поставил перед собой ведро, а жена напротив - на расщепленное дерево присела.
Да не пришлось Массу этой похлёбки попробовать. Едва взялся он за ложку, смотрит - что такое? - из щели ствола, на котором сидит его жена, высовывается кончик хвоста... Тут Масса точно громом ударило.
Так вот оно что! Значит, жена-то его попросту - русалка, нечисть лесная!
Вскочил он, вышиб с одного удара клин из дерева и защемил русалочий хвост. Заметалась русалка, как лисица в капкане, оторвала хвост - и бежать.
Он даже глазом моргнуть не успел, а её и след простыл.
Стоит дядя Масс как вкопанный и только шепчет:
- Сгинь! Пропади! Сгинь! Пропади!
Сколько он так стоял, он и сам не помнил. Потом очнулся, смотрит: вместо серебряного ведра - перед ним корзина из берёсты, а вместо сметанной похлёбки - болотная тина со всякими там пауками, слизняками да головастиками.
С той поры дядя Масс никогда не заглядывал в этот лес. Очень уж он боялся, чтобы русалка в отместку не превратила его в зверя, в птицу или просто в трухлявый пень. Они это умеют.
Прошло пять лет. И вот раз отправился дядя Масс разыскивать пропавшую лошадь. Шёл он, шёл и забрёл в тот самый лес. Сам ли он с дороги сбился, или нечистая сила его заманила, а только попал он в такую чащу, в какой ему отродясь бывать не приходилось. Глушь да темь.
И стоит в этой глуши маленькая хижина. От земли до крыши мхом обросла. И кому охота в таких дебрях жить!..
Заглянул дядя Масс в окошко, видит - хозяйничает в хижине какая-то женщина. Не поймёшь, старая или молодая, - уж больно безобразна.
Месит женщина какое-то тесто зелёное. А в углу сидит ребёнок лет четырёх - весь в мать лицом.
И вдруг оставила женщина работу, налила в кружку пива и говорит ребёнку:
- Вынеси-ка пива твоему отцу! Вон он там стоит, под окном.
Как услышал это дядя Масс, так и бросился бежать без оглядки. И только тогда дух перевёл, когда затворил за собой дверь своего дома в Кнэ и запер её на засов.
С тех пор дядя Масс никогда уже не ходил в горы и даже из Кнэ навсегда уехал, чтобы только подальше быть от тех мест...
- А всё-таки, - закончила свой рассказ старая Берта, - даром это ему не прошло. Так и остался он с той поры и до конца дней своих словно не в себе. Большого ума человек, а с придурью!..
- Да он, может быть, так с придурью и родился, твой дядя Масс из Кнэ, - сказал я. - И уж что там ни говори, а в колдовстве он не много смыслил! Ну что это за колдун, если сам не может уберечься от порчи!
Берта, может быть, и была в душе со мной согласна, но продолжала уверять, что такого умелого знахаря, как её дядя, и не было, и не будет.
Я не стал с ней больше спорить, потому что мне хотелось услышать от неё ещё какую-нибудь чудесную историю.
И в самом деле, старая Берта разговорилась.
Я набил трубку, закурил от горящей лучины, которую протянула мне Берта, и приготовился слушать.
- Да, уж если русалки и тролли вздумают обморочить человека, - сказала Берта, - так будьте спокойны, они вам так отведут глаза, что вы самого себя не узнаете. Вот послушайте, что случилось однажды в городке Мельбу.
Как-то летом погнали девушки коров и коз на горные пастбища в Халланд.
Сначала всё было хорошо, но через несколько дней скот ни с того ни с сего начал беситься. Сладу с ним никакого не было. Девушки просто из сил выбились, гоняясь за одичавшей скотиной.
Они уж не знали, что им и делать: гнать ли стадо обратно в Мельбу или звать кого-нибудь на помощь. Но тут к ним на горное пастбище пришла ещё одна девушка из их селенья. По всей округе она считалась первой красавицей и была только что просватана.
И что ж вы думаете - стоило этой девушке показаться в горах, как скотина сразу успокоилась - и коровы, и овцы, и козы.
Пасти их стало так легко, что девушка уговорила подруг вернуться домой, а сама вместе со своей любимой собакой осталась в горах присматривать за стадом.
Однажды сидела она после полудня у себя в хижине и пряла шерсть.
Вдруг дверь открывается и входит её жених.
Девушка удивилась. Она не ждала его в эту пору. А он как ни в чём не бывало садится возле неё на лавку и говорит, что решил не откладывать свадьбу на осень, а справить её сегодня же, здесь - на горном пастбище. Он уже и гостей позвал - всех родных и соседей.
Девушке бы радоваться, а у неё почему-то на сердце словно тяжёлый камень лежит.
А тут уж и гости стали съезжаться. Накрыли свадебный стол, уставили его серебром, подали всякие кушанья.
Подружки подвенечное платье принесли и венец с алмазами.
Убрали они невесту как полагается и по старинному обычаю надели ей на голову венец, а пальцы унизали кольцами.