Pavlovych Pierre : другие произведения.

Маленькая история Карибского моря

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    События Маленькой истории переносят читателя на Карибы начала ХVIII века. Все началось, когда бродяга и пират Маркес де Сидерата, по воли случая подобран в открытом море испанской торговой каравеллой, направляющейся к берегам Гаваны. Поскольку на Маркесе одежда священника, к нему относятся соответственно. Он ловко приспосабливается к жизни на судне, позже помогает команде каравеллы отбить нападение пиратов, но главное, он влюбляется в юную особу. Вспыхнувшая любовь становится для него роковой, в душе бродяги происходят метаморфозы. Попав на Кубу, с помощью друзей Маркес бросает пиратское ремесло и пытается вести мирную жизнь. Однако вскоре призраки прошлого находят бывшего пирата. Маркес понимает, что пока он находится рядом с той, которая вернула ему жажду жизни, девушка в опасности. Чтобы ее защитить Маркес принимает решение навсегда покинуть свою любовь. Потеряв единственный смысл жизни, Маркес затевает свою последнюю авантюру, небрежно ставя свою жизнь на кон. Он организует отчаянный пиратский рейд, заманивает в новую команду лучших из пиратов и ворует великолепный военный бриг. Разыгрываются дерзкие морские сражения. С каждым разом перед молодым пиратом возникают более трудные задачи, с которыми ему удается справляться только за счет военного таланта и слепой удачи. И все же, Маркес чувствует, что его гибель неизбежна. Он спешит сделать ход в своей последней партии, в которой шансы на его выживание ничтожно малы. Последняя цель перед уходом, - отомстить врагам и спасти друзей. На всем протяжении своего последнего предприятия, Маркес, тоскуя, бережно несет в сердце любовь к той юной девушке, которую он больше не надеется увидеть. Но, возможно, у провидения свои планы на его участь...

  
  
  
  
  
  

Маленькая история Карибского моря

  
  
  

Pierre Pavlovych

  
  
  
  
   0x08 graphic
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Глава I

НАЧАЛО

  

Долой преграды, цепи и условия,

Вперед, к свободе...!

  
   Из мемуаров герцога Сократа Карлоса де Барка:
  
   Я помню времена, когда земные просторы казались бесконечными. Мир был полон тайн и загадок. В ту эпоху человек на небольших парусниках, почти беззащитных перед стихиями матери-природы, шел вперед. Человек открывал моря, острова, даже новые континенты. Карта земли ширилась, появлялись новые полки книг в наших библиотеках. Мир менялся. Человек колонизировал, подчинял. Он боролся, меняя мир по своему образу и подобию.
   Что заставляло мореплавателей рисковать и идти вперед? Не могу сказать точно, или это была жажда золота, или человеком руководило простое любопытство. Что ж, может быть, и то и другое, а возможно и какая-то высшая небесная сила. Как бы то ни было, а мне нравились те времена. Я был молод, в воздухе парил дух авантюризма, мы дышали полной грудью...
   На закате той далекой эпохи и произошла эта мало кому известная, но весьма занимательная история. Конечно, сейчас уже никто не помнит о ней, о ее событиях и героях. Хотя, те славные деяния, богатые на приключения, стали корнем для множества легенд и небылиц. Сейчас мне дивно припоминать те дни, ведь тогда я был еще совсем мальчик, а сейчас уже старик. И даже несмотря на то, что все происходило чрезвычайно давно, и память моя уже не та, я, все же, отчетливо помню забытые опасности, сражения, интриги. Да что там помню?! Сейчас я иногда забываю, что делал вчера, как выглядит моя служанка или что я ел на завтрак, но дни своей юности, те ее яркие моменты на Карибах, я ясно вижу перед глазами, как будто я сейчас там.
   Все началось с моря. Синее море. Тихое и спокойное, бесконечное и величественное. Теперь оно мирно заснуло. И сейчас море мирно отдыхает после своего недавнего буйства. Сейчас и не скажешь, что позапрошлой ночью море дико бурлило в вихре и шторме. Тогда оно вело себя грозно, шипело как кипяток, ревело как ад. А теперь смотришь на его нежно гладкие воды, и думаешь: Ну, разве способно это ленивое море на что-то дерзкое. Да уж, Карибских море, нрав у тебя, как у молодой испанки...
   Так, немного философски, рассуждал молодой человек, лежа на скрепленных обломках из досок и других кусков дерева, бесцельно болтающихся на волнах. Еще позавчера эти обломки составляли часть кормы отличного Ост-Индского торгового корабля, принадлежащего Голландской торговой компании. А сейчас они, это всё, что осталось от судна. Таковы превратности судьбы. Вчера красивый парусник, курсирующий из порта в порт, а сегодня лишь обломки, к которым, чтобы выжить, чудом прицепился один из пассажиров.
   Сейчас человек на обломках вел себя очень смирно и почти не двигался. Кругом все было тихо и спокойно. На горизонте виднелись только бесконечные водные просторы. А еще было небо и знойное тропическое солнце.
   -- Красивая картина, ничего не скажешь, но, только не когда ты уже добрых тридцать часов качаешься на бревнышках посреди волн, -- говорил сам с собой, покинутый путник. Путника звали Маркес де Сидерата. Хотя, редко кто знал его настоящее имя. В связи с обстоятельством, что ремесло, которым промышлял Маркес, было не совсем законно, этому путнику приходилось часто менять свои имена. Но, среди пиратского общества, членом которого он периодически становился, к нему уже успело прирасти прозвище "Эспектро". Его враги и товарищи по оружию называли его именно так.
   Еще несколько недель назад Маркес, на правах его друга позволю себе называть его просто по имени, занимался настоящим морским разбоем. Подобные морские грабежи обычно и называют пиратством. И, несмотря на свою молодость, это был не какой-нибудь рядовой пират, каких на Карибах было тысячи, а первый помощник его храбрейшества, одного из самых успешных пиратских предводителей за всю историю мореплаванья, капитана Бартоломью Робертса.
   Но, всё это было несколько недель назад, а сейчас Маркес был только "простым смертным", который безысходно ожидает свой недолгий конец. Шансов на его выживание почти не оставалось.
   Тем не менее, нельзя сказать, что настроение у моего друга было мрачное. Он был совершенно спокоен и совсем не думал о смерти. Чтобы немного себя подбодрить, Маркес иногда начинал говорить сам с собой:
   -- Пожалуй, мне повезло, что погода наладилась. Не люблю штормовую качку. А как нежно светит солнышко! Вот только не хватает бочонка вина, бараньей ножки да девушек из Порт-Ройала. Хотя, даже если бы нашелся стаканчик пресной водички, я бы и на том был счастлив.
   Потом Маркес замолкал на некоторое время, а позже, снова продолжал свои размышления вслух:
   -- Но, я конечно, идиот! Нормальный человек на моем месте утонул бы еще позавчера, и сейчас бы уже беседовал со святым Петром в чистилище, где, наверное, будет прохладнее, чем тут. Да и жажда на том свете уже не проблема.
   А между тем пират держался из последних сил. Всю позапрошлую ночь он боролся с волнами, отдавая борьбе со стихией все силы, которыми обладал. Сейчас же, жажда и голод медленно убивали его.
   Смешно! Никто бы и не поверил, что удачливый Эспектро, славившийся среди пиратов своим умением выживать в самых опасных сражениях, встретит смерть на бревне посреди Карибского моря. Тот, кто знал похождения Маркеса, действительно нашел бы в такой его кончине некий юмор.
   Первый раз Маркес вышел в море в возрасте 13 лет. В 14 лет он уже ходил на корсарском шлюпе Стида Бонне, основным занятием которого были нападения на торговые суда. А потом чем только не занимался Маркес, и куда только не кидала его судьба. Несмотря на свой еще не пожилой возраст, Маркесу было 28, он уже успел плавать и сражаться на испанских, французских и британских кораблях. Редкий военный может похвастаться подобной карьерой. Но, в конце концов, Маркесу пришлось ходить по морским просторам под черным флагом, на котором красовался Веселый Роджер.
   Ну, а если говорить о более мелких кампаниях, то этот пират принимал участие в бесчисленном количестве драк. И удивительнейшим образом, он умудрился выжить во всех.
   И вот, "Удачливый Эспектро" заканчивает вот так. Шторм и ошибка рулевого, который не успел среагировать на резкую смену ветра, решили оборвать нить бродячей судьбы Маркеса.
   -- Как странно, Господи, -- говорил Маркес, смотря в безоблачное небо. -- Я думал, раз ты меня так часто спасал, то я был тебе для чего-то нужен. Неужели, Ты просто решил надо мной подшутить?
   Но, Бог молчал. И Эспектро, не теряя чувства юмора, но, к сожалению, теряя силы, спокойно сложил руки на животе, закрыл глаза и в такой мирной позе просто начал ожидать прихода своей смерти. Так, прошло минут десять. Смерть явно не торопилась.
   -- Вот дрянь! -- выругался Маркес в адрес запаздывающей смерти. А потом открыл глаза и опять обратился к небесам. -- Боже, раз уж у нас еще есть время поговорить, то хочу тебе сказать откровенно. В целом я не злой человек. Я бы даже сказал, что я хороший человек, в некоторых отношениях. Если приходилось убивать, то это только в бою или на дуэли, ты же сам все видел. А если грабил, то только тех, кто уже успел ограбить других. Ну, в остальном каюсь, я виноват. Но, если я выживу, то обещаю тебе, Боже, измениться к лучшему. Обещаю вести спокойный образ жизни на суше, так это делают все мирные христиане. Обещаю по воскресениям ходить в церковь. Обещаю жениться на первой встречной девушке, или если Тебе угодно, то даже на вдове. Стану отцом семейства. Займусь хозяйством. И ну его, ко всем чертям и это море, и этих висельников с их жадностью. Аминь.
   Потом пират представил себе картину, где он в роле доброго семьянина неспешно направляется под руку со своею статной супругой на воскресную утреннюю мессу в сопровождении всего семейства. Ему стало смешно. Маркес усмехнулся своей последней остроте. Потом еще раз посмотрел на усталое солнце, которое уже начинало клониться к закату. Он устало вздохнул и закрыл свои глаза, не рассчитывая уже когда-либо открыть их снова, и сразу же крепко заснул, смертельно уставший, но в хорошем расположении духа.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Глава II

В НОВЫЙ СВЕТ

  
   Из мемуаров герцога Сократа Карлоса де Барка:
  
   Для меня эта история также началась с моря. 17 февраля года 1720 от Рождества Христова небольшая испанская каравелла шла в Карибском море в 30 милях южнее Соленого острова. Корабль занимался перевозкой эмигрантов и грузов с Испании в Новый Свет. Пунктом назначения судна была процветающая испанская колония -- Гавана, расположенная на северо-западе острова Кубы. На судне я находился в качестве пассажира и естественно также направлялся на Кубу, которая должна была стать моим домом.
   С тех пор, как мы покинули порт Кадис, шел уже 36-ой день плаванья. Ветер был попутным и это, безусловно, было приятным обстоятельством. По убеждению нашего штурмана до Гаваны оставалось не более семи дней пути. Наш небольшой кораблик шел весьма резво. Это была старая трёхмачтовая каравелла с красивым названием Санта Роза. Я особо не разбирался в морском деле, но, на мой взгляд, это был старая, неуклюжая посудина. Хотя, капитан Хоакин говорил, что каравелла была крепка и безопасна даже для пересечения океана. Штормы ей нипочем. Но, да простит меня наш капитан, в факте надежности судна я крепко сомневался. По рассказам матросов, которые были с нами, Санта Розу спустили на воду еще двадцать лет назад. Ее построили по типу "каравелла армада" и изначально использовали как военное судно. Когда же Санта Роза пришла в негодность, предприимчивые торговцы за бесценок приобрели её у военного флота. Каравеллу немного подремонтировали, некоторые запчасти заменили, позже начали использовать для торговых компаний. И сейчас эта старушка неспешно несла на своих плечах наши хрупкие жизни.
   Команда корабля состояла из двадцати двух матросов, штурмана и капитана судна Хоакина Мартинеса, к которому все обращались капитан Хоакин. Еще на судне находились семьдесят два пассажира. Почти все пассажиры были эмигрантами, которые надеялись найти на новой земле более легкую и счастливую жизнь, чем ту, которую они покинули на своей родине в Старой Испании. Волей судьбы среди этих людей находился и я. Подобно тысячам других искателей лучшей жизни, я отправился в Новый Свет обычным эмигрантом, что бы под тропическим солнцем начать новую жизнь.
   Позвольте представиться, уважаемые синьоры, мое имя Сократ Карлос де Барка, герцог его сиятельства короля Испании Карлоса III. Но, так меня зовут сейчас. А тогда в Карибском море 48 лет назад я не был герцогом и не имел в своих жилах ни капли голубой крови. У меня не было ни земли, ни замков. Все мои богатства заключались в небольшом подсумке со сменной одеждой и шестью пиастрами в старом потертом кошельке. Тогда я был простым семнадцатилетним подростком, у которого в голове были лишь ветер и надежды. Я обожал приключения, был смел, безрассуден, и, конечно же, беден как липка. Тогда никто не звал меня даже по полному имени. Для всех я был просто Сантимо. И хотя связь между именами Сантимо и Сократ была очень туманная, я не был против подобного обращения. Все равно, сейчас я отдал бы все, чтобы вернуть дни юности, от которых у меня остались только шрамы и красочные воспоминания.
   Наш 36-ой день в пути ничем не отличался от всех остальные дней, на протяжении которых, мы преодолевали морские просторы. На небе не было ни единой тучки. Дышал слабый ветерок. Куда не посмотри - везде только море. Изредка можно было заметить пролетающую чайку. Иногда невдалеке проплывала стая дельфинов, которые отдавали нам свое дружеское приветствие, а потом снова скрывались в морских просторах.
   За бортом царило спокойствие и тишина. Только слышен слабый шум разбивающихся о борта волн, который гармонирует со слабым потрескиванием парусов. Чувствуется некая пустота и одинокость. Матросы и особенно пассажиры постоянно старались заглушить эту немую безмолвность своими разговорами, шутками, песнями. Но, тишина и спокойная невозмутимость стихии за бортом была непобедимо постоянной.
   А еще было непрерывное покачивание судна. До этого плаванья мне никогда не доводилось видеть море и уж тем более плавать на парусном судне. Первую неделю пути меня сводило сума это непрекращающееся покачивание. Но, за месяц я так привык к нему, что теперь мне было бы странно ступить на сушу и не почувствовать такого же убаюкивающего пошатывания под ногами.
   Уже в своем первом опыте морского путешествия я хорошо усвоил, что единственным средством, которое лечит грусть одиночества в длинном плаванье, может быть только хорошая компания. В открытом море ради веселой компании люди иногда даже жертвуют жизнями. Ну, а в любой хорошей компании всегда найдется верный друг, с которым можно проводить вместе целые дни. Такой друг ни за что не надоест тебе, даже если беседуешь с ним целые часы напролет.
   В этом плаванье этим другом для меня оказалась моя дорогая кузина Соледат Роблес. Мы с ней были одногодки, и вместе провели все детство. Мои родители погибли, когда мне было десять лет. Они ничего мне не оставили кроме доброй о них памяти. После смерти родителей наше небольшое семейное поместье было сразу же продано, чтобы рассчитаться с долгами. Меня любезно приютила семя Роблес. Дон Эстебан Роблес - отец Соледат, приходился мне родным дядей. Он и его большая семья были всегда добры ко мне, были самыми близкими и единственными моими родными. Роблес заботились обо мне как о родном, дали мне кров, еду и заботу. Когда семья Роблес приняла решение отправиться в Новый Свет я, не колеблясь, решил ехать вместе с ними. Дома, в Ла-Риоха меня более нечего не держало. Говорят, где твои близкие, там и твоя родина.
   В тот день мы с Соледат, прячась в тени парусов от жаркого солнца, сидели у самого носа корабля. Она читала мне библию. Сначала Соледат читала на латинском, а потом переводила содержание на родной мне испанский. С собой у нас было всего несколько книг, которые мы с Соледат прочли уже много раз. Библия была самой объемной среди всех. Для ее прочтения требовалось много времени. А если еще учесть, что Соледат делала мне перевод, а потом еще и комментировала текст, добавляя свои размышления на счет прочитанного, то время для прочтения библии растягивалось в пятеро. Таким образом нам было чем занять свободное время, которого на протяжении плаванья было полно.
   Латинский и я всегда были врагами. Несмотря на все усилия падре Себастьяна, нашего учителя, я мало понимал этот чужой язык. Более того, не постесняюсь этих слов, я ненавидел латинский, как впрочем, и остальные разделы светской науки.
   Соледат же наоборот, она была очень умная девушка, и имела, что я называю, врожденный талант. В нашей провинции было большой редкостью, если женщина умела читать или писать. Соледат же, кроме базовых знаний грамматики и арифметики, владела латинским языком. В семье Роблес было пятеро детей. Соледат была самой младшей и единственной дочерью в семье. Дон Эстебан - глава семьи Роблес, хотя сам и был человеком малограмотным, желал, чтобы его дети овладели хотя бы азами науки. Он был уверен, что знания если и не пригодятся его детям, то уж точно не навредят. Для обучения своего потомства дон Эстебан постоянно приглашал местных священнослужителей, которым приходилось щедро платить. Церковники были, наверное, единственными грамотными людьми в округе.
   Соледат специально не обучали, так как считалось, что девочкам наука только во вред. Но, у нее была возможность присутствовать на занятиях старших братьев. В начале занятий, которые обычно проходили в меленьком поместье дона Эстебана, Соледат обычно тихо сидела, спрятавшись в углу комнаты, внимательно за всем наблюдая. Потом, увидев ее рвение к знаниям, ей разрешили присутствовать на уроках в качестве ученика. Как не странно, из всех детей дона Эстебана только она одна проявила тягу к грамматике и образованию, и впоследствии изучила больше, чем все ее братья вместе взятые.
   Я любил слушать Соледат. Мне было даже неважно, о чем она рассказывала. Нравилось, как она излагала своим мысли. Соледат очень интересно объясняла, и казалось, очень ответственно подходила к изучению книг и размышлению над их содержанием. Особенно часто она рассказывала о притчах или историях из Библии. Вот только Библия, да простит меня Всевышний, интересовала меня не более латыни. Ни деяния святых, ни наставления апостолов и история Моисея не вызывали во мне ничего, кроме сонливости. Куда больше было интересней слушать по вечерам рассказы матросов с Санта Розы о самых невозможных и непредсказуемых приключениях, которые случаются с моряками в далеких морях. Но, обычно матросы собирались поговорить только по вечерам, и поэтому, пока приходилось с самым серьезным видом продолжать слушать чтение моей кузины. Самым сложным при этом, была необходимость иметь серьезный вид и проявлять искреннюю заинтересованность. Если бы Соледат заметила, что мне скучно или неинтересно, она прекратила бы чтение и может даже бы обиделась. Чтобы ни расстраивать кузину я внимательно слушал непонятные мне речи, борясь со сном.
   Но, позвольте пока немного отвлечься от скучного чтения, и в общих чертах описать наше пребывание на Санта Розе. Этим днем на судне было всё как обычно. Пассажиры разместились на палубе небольшими группками и о чём-то мирно вели беседу. Моряки, борясь с бездельем, работали со снастями, шутили или время от времени разговаривали с пассажирами. Некоторые из матросов играли в карты или в кости, но делали это как можно тише, не привлекая внимания капитана. У себя на судне капитан такие дела не поощрял. Сам же он постоянно находился в компании своего нового собеседника дона Эстебана. Этих двоих больше всего сближало то, что и дон Эстебан и капитан Хоакин были земляками, обоим уже было за пятьдесят. В остальном же они были совершенно разными людьми.
   Наш капитан Хоакин на вид был чрезвычайно сух, жиловат и до черноты смугляв. Нрав у него был примерно такой же, как и его внешность. Он страшно ругался по поводу и без повода на членов команды или на пассажиров, которые попадались ему под руку. Если бы не громкие страшные ругательства и не живые нервные его движения и жесты, капитана можно было принять за старика. Но, несмотря на свой высохший старый вид, капитан Хоакин имел короткую кучерявую бороду и шевелюру цвета черного дегтя. Одевался он неказисто и вообще мог месяцами носить одну и ту же одежду, пока она не приходила в полную негодность. Обычно, капитан Хоакин целый день шнырял по всему судну, все проверял и отдавал распоряжения, перемешивая их с градом ругательств.
   Почти всю жизнь он прожил в море или припортовых городах. У него никогда не было ни семьи, ни детей. Капитан был злым, ворчливым и строгим человеком. Он был способен браниться настолько яростно, что редкий моряк мог оставаться спокойным, выслушивая подобную брань в свой адрес. Грозность капитана не соответствовала его физической форме. Он был невынослив, имел слабое здоровье, которое постоянно подтачивали ром и утомительные плаванья. Пожалуй, чем слабее становился капитан, тем он был яростней и ненавистнее. Из-за этой черты характера, его матросам было сложно с ним плавать. Но, зато он был опытным старым волком. Да и к тому же, удача никогда не изменяла капитану Хоакину. За всю свою карьеру у него никогда не было случаев, чтобы он не приводил судно в нужное место. Среди моряков поговаривали, что идти в плаванье с Хоакином, дело верное.
   - Ну, пусть себе немного поворчит, - с усмешкой поясняли матросы, подбадривая себя. - С таким ворчуном в море даже веселее.
   Дон Эстебан наоборот имел нрав добродушный и спокойный. Это был большой широкий человек с мощными сильными руками. Лицо дона Эстебана имело грубые плотные черты и цветущую румяность щек. Несмотря на свой уже не молодой возраст, дон Эстебан, казалось, был без единой морщинки. Этот добродушный человек - мой дядя, до отплытия из Кадиса был зажиточным фермером. Земледелием он занимался всю жизнь, что позволяло ему кормить семью, вести довольно крупное хозяйство и откладывать некоторые запасы на черный день. В свои пятьдесят четыре года он, слегка поседевший и чуть располневший, все же был полон энтузиазма и больших планов. В Ла-Риоха, откуда он был родом и откуда за всю свою жизнь почти никогда не выезжал, дела у дона Эстебана шли сносно. Его знала вся округа, и прежде всего, как умелого земледельца. Когда предприятие сулило хорошую выгоду, дон Эстебан занимался еще и разного рода мелкими торговыми операциями. Иногда скупал продукты, скот, а потом сбывал их крупным купцам.
   В последние два года дела у Дона Эстебана пошли немного хуже. Новый управляющий провинцией откровенно недолюбливал фермера и постоянно ужимал его. Когда дон Эстебан попробовал пожаловаться местному феодалу его дела пошли еще хуже. Да к тому же и налоги сильно возросли, рента земли подорожала, военные подати не давали дышать. Дошло до того, что фермеру приходилось отдавать большую половину своего урожая в казну. Кроме того, начали распространяться слухи о новой войне с Британией. Это и стало последней каплей для фермера. У дона Эстебана было четверо сыновей, и ему не хотелось, чтобы кого-то из них обязали вступать в ряды военных и отправили воевать неизвестно куда.
   Все эти события вынудили дона Эстебана искать счастье в Новом Свете. Ходили слухи, что в новых западных владениях есть целое море преимуществ для ведения хозяйства. Там обширные плодородные земли, почти бесплатная рабочая сила, хороший влажный климат и самое главное, почти нет сборщиков налогов. Хотя дон Эстебан и не был человеком, который доверяет слухам, но он решил рискнуть. Фермер, распродав все свое имущество, отправился вместе с семьей в город-порт Кадис. Там за умеренную плату капитан Хоакин принял семью Роблес на борт Санта Розы.
   Удивительно, что капитан, все-таки, смог найти общий язык с доном Эстебаном и вести с ним достаточно продолжительные беседы. Ведь они были людьми совершенно разного сорта и нрава. Один всю жизнь провел в море, а другой видел море первый раз в жизни. И тот и другой рассказывали друг другу о своей жизни, возможно, этим самым, получая что-то новое для себя. Что бы капитан Хоакин не рассказывал дону Эстебану или наоборот, это всегда было интересно и необычно для собеседника. Поэтому их беседы сопровождалось множеством вопросов и уточнений. Их дружба крепла, хотя, часто из-за горячего нрава капитана они ссорились, а потом полдня не разговаривали. Но, корабль был единственным местом обитания человека на много миль вокруг. Никто не мог его покинуть, так как никто не умел ходить по воде. Волей неволей, а капитан и фермер опять возвращались к длинным совместным разговорам.
   Пока, позвольте вернуть ваше внимание к нашему с Соледат занятию. Так, как именно в этот момент произошло событие, которое предопределило мою дальнейшую судьбу и, наверное, спасло жизнь большинству людей, которые находились на Санта Розе.
   Соледат с увлечением продолжала читывать вслух. На этот раз она отложила библию, и сейчас у нее в руках оказались некоторые из пьес Лопе де Вега. Она читала вдохновенно, и на этот раз мне было приятно, хотя бы потому, что текст был на испанском. Но, даже это не спасало меня от дремоты. К сожалению, тихий ветерок и тропическое солнце делали свое дело, я начинал дремать. Я старался держать глаза открытыми, но в какой-то момент я не справился и заснул. Соледат читала мелодично, ее голос был нежен, но вместе с тем звонок. Было сладко спать под звук ее слов.
   Меня разбудил громкий крик Соледат. Я резко встал, ничего не понимая, заговорил:
   - Я не сплю, я не сплю. На чем ты остановилась? Какая интересная история. Продолжай, я слушаю! - но, похоже, дело было не во мне.
   - Человек за бортом! Ей капитан, там слева человек за бортом! - продолжала кричать озабоченная девушка.
   Действительно, вглядевшись более пристально, вдалеке я заметил небольшой предмет, который качался на волнах по правому борту. Из-за далекого расстояния я пока не мог определить, находился на этом предмете кто-то живой или нет, но Соледат была абсолютно уверена, что видит человека.
  

Глава III

ПО ВОЛЕ СЛУЧАЯ

  
   Из мемуаров герцога Сократа Карлоса де Барка:
  
   Рулевой направил судно в сторону неизвестного объекта, и уже через несколько минут мы рассматривали нашу находку. На скрепленных кусках дерева действительно лежал человек. Как он здесь оказаться было загадкой, ведь на горизонте не было ничего кроме моря. Матросы, которые стояли рядом, высказали догадку, что три дня назад на севере бушевал сильный шторм. Скорее всего, перед нами обломки корабля потерпевшего крушение.
   Не мешкая спустили шлюпку. Через десять минут найденного человека небрежно положили на палубу Санта Розы. Толпа людей сразу же столпились над ним со всех сторон. Используя свою ловкость, мне удалось протиснуться ближе к подобранному незнакомцу и понаблюдать за происходящим.
   Я очень удивлялся тому, что видел. Похоже, человек еще дышал, и сейчас матросы пытались привести его в чувства. Примечательно, что найденыш оказался священником. Такой вывод следовал из черной католической сутаны, в которую он был одет. На вид священник был еще молод. Скорее всего, он также был испанцем. Несмотря на старания матросов привести священника в чувства, он не приходил в себя. Доктора на судне не было, поэтому со священником продолжали возиться моряки. Наконец, самый старший из них, совсем седой морщинистый кастилец после безуспешных попыток вернуть падре в сознание, авторитетно заключил, что священнослужитель находится ближе к смерти, чем к жизни. А потом добавил, что или в ближайшие часы падре придет в сознание, в таком случае у него появится шанс выжить, или падре отдаст душу Богу.
   После, молодого священника раздели и несколько раз облили холодной водой. Потом его, все еще не приходящего в сознание, одели и намеривались отнести в трюм, в часть, которая отведена для размещения пассажиров. Но, тут в дело встрял дон Эстебан. Фермер авторитетно заключил, что в трюмной духоте, в которой приходится ночевать эмигрантам, священник отдаст Богу душу еще быстрее, чем если бы его оставили лежать просто на палубе под открытым солнцем. Дон Эстебан обратился к капитану с просьбой поместить замученного незнакомца в капитанскую каюту, которая находилась в корме. Каюта капитана имела довольно широкие окна, которые открывались, поэтому она была намного удобней тех душных кубриков, которые отводились для пассажиров. Сначала капитан Хоакин громко выругался, чем выразил свое отрицательное отношение к идее дона Эстебана. Капитан не жаловал церковников, и перспектива отдать свою каюту одному из них вызвала в нем только гнев. Но, когда капитан Хоакин понял, что за его словами следят почти все пассажиры, он осекся и замолчал, закусив губу. Если узнают, что бедняга священник скончался потому, что старый Хоакин отказался уступить ему каюту, то у капитана могут возникнуть проблемы. Инквизиция была той вещью, которая могла внушить христианские чувства, пусть даже старому непокорному капитану Хоакину. Ему нечего не оставалось, как уступить. Капитан лишь сухо приказал тащить священника в свою каюту, при этом, бубня под нос проклятия в адрес дона Эстебана и его языка, который заставил капитана лишиться каюты. Наконец все разошлись, а в каюте остался лежать полуживой падре под опекой седого моряка, который раньше пытался привести священника в сознание.
  
  
   Мы с Соледат уселись на прежнее место, намереваясь вернуться к чтению. Тем не менее, моя кузина больше не читала, наш разговор тоже не клеился. Молодой священник, почему-то, привел Соледат в состояние грусти. Она словно почувствовала некую личную ответственность за то, выживет ли этот человек или нет. Вероятно, это было связано с тем, что именно она, совершенно непонятным для меня образом, заметила его на деревянных обломках, проплывающих на довольно далеком расстоянии от нашей каравеллы.
   Соледат начала переживать. Хотя она старалась казаться спокойной, я понял, что моя кузина очень озабочена случившимся. Я заметил как она не находит места своим рукам и часто нервно сжимает ладони. Некоторое время мы хранили молчание. Наконец, Соледат не выдержала:
   - А что если он захочет пить и, естественно, что его мучает голод, - проговорила Соледат вслух, как будто разговаривая сама с собой. Не дожидаясь моего ответа, она побежала к родителям, дону Эстебану и донье Лусии, чтобы попросить для священника немного еды, на случай если он все-таки проснется.
   Дон Эстебан был человеком набожным и, конечно, согласился с дочерью. Он отлучился на небольшое время, а позже возвратившись, принес с собой кувшин с водой и небольшую корзину, в которой мы обнаружили несколько кусков хлеба, солонину, сушеные фрукты и флягу, в которой на дне оставалось немного вина.
   Взяв у дона Эстебана припасы, мы с Соледат отправились в капитанскую каюту. Своим приходом мы разбудили седого матроса, который уже успел задремать на стуле в углу. Он, похоже, обрадовался нашему появлению, так как, по всей видимости, ему сильно наскучила его миссия, сторожить бессознательного падре. Я тихо положил корзину возле бессознательного священника, и уже намеревался уйти, но матрос посмотрел на корзину настолько голодным взглядом, что мы с кузиной решили остаться и немного посторожить содержимое корзины от голодного матроса.
   Сидели молча. В каюту через окна врывался свежий ветер, заставляя стекла тихо дрожать. Каюта не представляла собою обитель комфорта, чистоты и изысканности. Больше она была похожа на захудалую берлогу старого холостяка. Тем не менее, по сравнению с тем помещениями в трюме, которые были отведены для пассажиров, она казалась по истине роскошной.
   Священник оставался абсолютно неподвижным. Что касается его внешности, на вид этому человеку было не больше тридцати лет. Хотя, сказать точно было сложно, его лицо, несмотря на тропический загар, сейчас было бледно и истощено от усталости. Часть его облика скрывала густая борода, которая успела образоваться от многодневной небритости. Борода переходила в коротко остриженные прямые черные волосы. В целом черты лица носили отпечаток некой утонченности. Не могу сказать почему, но я находил в его виде больше следы не физического, но умственного труда. Роста он был выше среднего. Телосложение священник имел крепкое, плечи широкие. Об остальных его качествах судить было пока рано. Теперь же стоял вопрос, удастся ли ему выжить.
   Пока я увлекся рассужденьями, Соледат, смочив свой платок водой, начала вытирать мокрым платком лоб священника.
   - Не переживайте зря, сеньорита, - успокаивающе заговорил седой моряк. - Сердце этого священнослужителя едва бьется, а дыхания почти не слышно. Будет он жить или нет, теперь зависит только от него. Нам только остается ждать.
   Старый моряк говорил очень спокойно. Он ходил в море уже не один десяток лет, и для него, по-видимому, подобные случаи был уже далеко не новыми.
   - Клянусь вам, сеньорита, у этого падре есть шанс на выживание. Раз он смог победить шторм, уцепившись в кусок дерева, раз вы его заметили, и он до сих пор жив, значит, он должен жить. Когда мы раздели его, чтобы облить водой я заметил, что у этого человека не вялое тело священнослужителя. Он больше похож на моряка или вернее на солдата. Крепкие плечи, мощная шея, в главное везде шрамы. Синьоре Смерти еще придется попотеть, чтобы отобрать у такого человека жизнь. И потом сеньорита, если бы за мной ухаживала такая красотка, как вы, я ни за что бы, не умер.
   Соледат немного смутилась столь открытому комплименту седого моряка, но в ответ лишь робко улыбнулась его добродушным словам. Мы сидели возле священника еще несколько часов, пока старый моряк не заставил нас уйти, дав нам клятву не трогать корзинку с едой. Когда мы вышли на палубу, уже наступила ночь. Я пытался говорить с Соледат, но наш разговор, был очень отреченный. Моя кузина была чем-то опечалена, задумчива, ее мысли были где-то далеко. Было странно видеть Соледат такой. Всегда, сколько я ее помню, она была самым жизнерадостным, самым разговорчивым и улыбчивым человеком, которого я только знал. Все кто видели ее радость к жизни, не могли сдержать улыбку. Почему же сейчас она стала молчаливой?! Может быть, из-за сегодняшних событий. В каюте она несколько раз справлялась у старого моряка, как еще можно помочь священнику. Но, тот с опытной бывалой улыбкой лишь разводил руками и говорил, что помочь тут может только молитва. И сейчас, когда мы стояли у борта судна, наблюдая за красной луной, я почувствовал, что Соледат читает молитву. Она шептала слова совсем тихо, неслышно, почти про себя. Странно...
   Уже утром, когда выходя на палубу, я повстречал дона Эстебана, он рассказал мне, что его дочь не спала всю ночь. Соледат была чем-то очень встревожена. Донья Лусия пыталась успокаивать ее, и даже дала ей несколько ложек своего знаменитого целебного бальзама, но ничего не помогало. Когда же, девушке удавалось немного задремать, ее начинали мучить кошмары, чего с ней никогда не случалось. Дон Эстебан сказал, что намерен запретить дочери наведывать священника. Он считал, что для такой молодой и восприимчивой девушки как Соледат, может оказаться пагубным смотреть на медленно умирающего человека.
   К счастью, эти меры не понадобились. Выйдя на палубу, на капитанском мостике, мы заметили человека в черной сутане, который держась обеими руками за канат, беседовал с рулевым. Это был наш священник. Он был жив, и даже мог стоять и говорить. Его губы едва шевелились, он имел бледное вид с впавшими усталыми глазами, но, его теперешнее состояние и так было чудом, как для человека, который еще вчера находился между жизнью и смертью.
   Через несколько минут к нам подбежала Соледат. Она с радостным смехом сообщила нам с доном Эстебаном, что священник выжил. Она казалось счастливой. Это была опять та самая веселая радостная Соледат, которую я привык видеть. Хотя на ее лице и оставались следы вчерашней тревоги, бессонной ночи, и чего-то еще, чего раньше в ней не было.
  
  
  
  
   Из рассказа Маркеса де Сидерата:
  
   Неизвестно сколько времени прошло с момента, когда я потерял сознание на том чертовом плоту. Может быть, прошел час, а может сутки, сложно сказать. Но, похоже, мне все-таки было суждено открыть глаза еще раз на этом свете. Единственное, что мне удалось запомнить из крепкого сна, как будто меня куда-то тащили и обливали водой. Потом, я слышал голоса. Все это время, пока я находился без чувств, мне было дурно и тяжело. Хотелось просто умереть и покончить с этими мучениями.
   Тем не менее, во всем этом бредовом кошмаре была одна приятная вещь. Мне снился красивый ангел с божественным женским лицом и большими синими глазами. Мне показалось, что из этих глаз льется чистый голубой свет. Он был для меня как глоток холодной воды в жаркий зной. Еще мне показалось, как будто, ангел коснулся меня. Помню красивый женский голос, которым говорил этот ангел. Он был чем-то сильно опечален. На мгновение мною овладела необычная радость, я даже перестал чувствовать боль. А потом я открыл глаза.
   Когда я очнулся, то не сразу смог видеть. Перед глазами все плыло. Было сложно соображать, и я почти не мог шевелить руками или ногами. Кто-то приподнял меня и начал вливать в меня воду, дал, что-то пожевать. И опять мрак, опять сон. Подобные приемы еды и воды повторялись несколько раз, прежде чем ко мне вернулся мой рассудок, и способность двигаться.
   Наконец, я очнулся окончательно. Голова у меня оставалась ужасно затуманенной. Скажу честно, чувствовал я себя неважно. Мне пришлось лежать кое-какое время недвижимым, и набираться сил, даже для того, что бы понять, жив ли я или уже нет. Определить где я нахожусь, было для меня непосильной задачей. Первой моей мыслью было, что лучше бы я отдал Богу душу еще раньше и лучше бы меня съели акулы. Тогда бы не пришлось терпеть эту адскую головную боль. Моя голова раскалывалась на куски. Меня ужасно тошнило. Ужасно хотелось пить. Повернув голову, рядом с собой я заметил корзину с едой. Еще был кувшин, в котором оказалась вода. Я дотянулся к кувшину и отпил несколько глотков. Потом я проглотил небольшой кусок хлеба и кусок яблока. Еще я смог нащупать рядом с кувшином небольшую деревянную флягу, на дне которой оставалось немного вина. Жадно выпив все вино, я закрыл глаза и опять погрузился в обессиленный сон. Только когда я проснулся в очередной раз, я смог встать на ноги.
   - Это еще хуже, чем после безудержного перепоя, - шутил я сам с собой. - Жив ли я? Судя по тому, как меня все болит и ломит, то точно жив. Интересно надолго ли? Скорее всего, что ненадолго. Посмотрим, черт побери, куда меня занесло на этот раз.
   Я медленно огляделся. По слабому свету, который заходил через распахнутые окна, я понял, что сейчас рассвет. Все указывало на то, что я нахожусь в каюте корабля. Что это было за судно, я не имел никакого понятия. В углу храпел человек, еще не совсем старый, но уже седой. Судя по одежде, он был испанским матросом. Я не стал его будить, а медленно, короткими шагами, опираясь на попадающиеся мне предметы, направился к выходу.
   Поднимаясь по ступенькам, я пытался предугадать на корабле, какой страны я нахожусь. Следовало заранее решить за кого мне себя выдать, чтобы во мне не признали пирата. Наконец, на каком языке разговаривать? В любом случаи, нужно говорить поменьше. Это всегда лучшая политика.
   Наконец, я вышел на палубу. Было самое раннее утро. Солнце посылало свои первые яркие лучи. Оно придало мне задора. Какое-то время мне приходилось прятать взгляд, так как солнечный свет причинял боль моим глазам.
   - Давно не виделись, мое дорогое солнце. Рад с тобой поздороваться еще раз, - тихо, но радостно проговорил я, как только что родившийся на свет ребенок.
   Я огляделся вокруг. На палубе находилось всего несколько моряков. Судя по их одежде, они были испанцами, а тип судна свидетельствовал, это я находился на испанской торговой каравелле. Особенно радовало мою пиратскую душу, что судно оказалось не военным. Этот факт только поднимал мне настроение. На военных кораблях вопросов ко мне могло возникнуть значительно больше.
   Держась за стенку, медленно, мне удалось сделать еще несколько шагов, а потом, опираясь на фальшборт, я подошел к морякам.
   - Эй, есть кто живой? - попытался я крикнуть одному из моряков, которые были заняты работой и не замечали меня. Но мой голос, пока оставался настолько слабым, что меня не услышали. Внезапно кто-то положил руку мне на плечо. Обернувшись, я увидел улыбающегося седого моряка, которого я оставил храпеть в каюте.
   - Как вы себя чувствуете, падре? - спросил здоровый верзила с неким чувством сопереживания.
   Какой еще к черту падре? - подумал я, не понимая. Но, седой моряк точно обращался именно ко мне. Я не сразу сообразил, в чем дело. Наконец, выждав паузу, до меня дошло, что причиной подобному обращению ко мне стала моя одежда. Ведь, я был облачен в рясу католического священника. Из-за переделки со штормом я совсем забыл про этот маскарад. Видать жажда и усталость ослабили мой разум. Дело в том, что на Ост-Индском торговом корабле мне пришлось путешествовать в роли священника. Путешествовать в подобной роли для пирата было довольно безопасно и судя по моему опыту, никогда не вызывало лишних подозрений. Я осмотрел свою одежду еще раз. Сейчас на мне была сильно истрепанная, рваная, но, тем не менее, самая настоящая католическая ряса.
   - Могло быть и хуже, - подумал я. - Раз надо быть священником, буду священником. Священником быть лучше, чем единственным пиратом на испанском судне. Если эти ребята, узнают, что во мне не так много католической морали, они, пожалуй, могут отправить меня искупаться. Держу пари, вода за бортом сегодня прохладная. Надо будет постараться в этом театре, и не дай мне Бог ляпнуть чего лишнего.
   - Спасибо, сын мой. Прекрасно себя чувствую, но вот, если бы еще пару глотков водички, я был бы счастлив как Святой Иаков, - отвечал я со святой кротостью седому матросу. Потом ко мне подошли еще моряки. К моему удивлению, мне тот час подали ковш воды. Жадно выпив всю воду, я скрестил руки на груди и авторитетным тоном священнослужителя заявил:
   - Слава Святой Марии-дель-Пиларской! Никогда не пил ничего вкуснее. Истинно вода - одно из божьих чудес.
   - Святой отец, как вы умудрились, оказаться на той деревяхе посреди моря? - спросил сухой смуглявый человек в невероятно затасканной одежде. Он был стар, жилист, неприятен. Голос у мелкого человека был глухой и хриплый, а взгляд с ненавистью смотрел в упор. Опыт подсказывал мне, что я имею дело именно с капитаном судна. Мне надо было выиграть время, и для этой цели я не придумал ничего лучше, как упасть в обморок. Для большей правдивости пришлось даже громко шлепнуться об пол.
   Пока меня приводили в чувства, я размышлял, что и как мне отвечать. Нужна была какая-то очень правдоподобная история. От этого могла зависеть моя жизнь, пиратов нигде не жаловали.
   Наконец меня привели в чувства, дали стакан портвейна и кусок хлеба. Я немного отряхнулся и выпел залпом стакан крепкого напитка. Не знаю, кто надоумил этих ребят, что портвейн верное средство от слабости, но мне действительно помогло. Мой язык стал не менее изворотливей, нежели у самого настоящего служителя церкви. Особо не вдаваясь в размышления, что отвечать, я начал молоть всякий бред:
   - Простите, добрые люди, я совсем ослабел. Эти морские Божьи испытания совсем измотали мою грешную душу, - тут уж я зашел самым страдальческим голосом. - Где я? Кто вы, добрые люди, что спасли бедного божьего слугу от верной смерти.
   - Это торговый корабль Санта Роза, падре, мы вышли из Кадиса месяц назад и направляемся в Гавану. Меня зовут Хоакин Гонсалес, я капитан этого судна.
   - Спасибо, капитан! От всей души спасибо вам! - Я очень горячо благодарил за свое спасение, в моих глазах даже блеснули слезы. Казалось, еще немного и в порыве благодарности я брошусь к ногам своих спасителей. Однако я воздержался.
   - Я простой миссионер. Простой миссионер нашей католической веры. Моя миссия нести слово божье туда, где его еще не слышали. Меня зовут отец Маркес. По заданию нашего высокого епископского ордена, я направлялся из Картахены в Тринидад, откуда мне предстояло в дикие места. Там я должен был учить дикарей молиться Богу. Но небу было угодно иначе. Такого безумного шторма мне еще не приходилось видеть. Уж не знаю, как мне удалось вцепиться в тот кусок дерева, что откололся от корпуса корабля. Истинно Ангел Божий помогал мне в кошмарной стихии. В той дикой пене, наверное, никто не смог выжить кроме меня. Не знаю, зачем господь сохранил мне жизнь. Уж лучше б я погиб место всех страждущих женщин, детей и стариков, которые находились на судне.
   И я уныло опустил голову на грудь. Наступила недолгая тишина. Держу пари, что даже в сердце капитана, строгого к незнакомцам, на этот раз нашлась искорка сочувствия.
   - Ну же, успокойтесь, падре! В море так бывает. Все-таки, вы живы, - сухо проговорил капитан, и продолжил: - Клянусь Святым Марком, вы везунчик трижды. Во-первых, потому что вы выжили после мрачной бури. Во-вторых, потому что мы вас смогли подобрать, и это, заметьте, из-за того, что наш штурман ошибся в расчетах, и мы отклонились на двадцать миль южнее обычных торговых маршрутов. Да, падре, вы везунчик. И в-третьих, вы попали к порядочным людям, а не к пиратам или работорговцам. Снимаю шляпу перед вашей удачей или вашим Ангелом Хранителем, не знаю уж, кто вам там полагается.
   Дон Хоакин говорил немного злобным тоном. В нем чувствовалось раздражение. Он заключил следующее:
   - Но, как я понимаю, теперь ваша жизнь вне опасности, падре, и я попрошу вас освободить мою каюту, - сказав последнее, капитан удалился.
   Из небольшой толпы слушателей, которая уже успела образоваться вокруг меня, ко мне обратился странный, коренастый, чуть полный человек с открытым добрым лицом. Прошу вас, падре Маркес, позвольте я проведу вас в трюм, покажу вам места для пассажиров, куда вы будете помещены. Мы найдем вам отличный лежак, вы не почувствуете большого дискомфорта. Вы еще слишком слабы, вам необходимо отдохнуть и набраться сил.
   Я был действительно польщен заботливостью этого человека. Со своей стороны, я постарался быть скромнее:
   - Спасибо, добрый человек, я право же не достоин такой доброты с вашей стороны. Я всего лишь бедный, чуть замученный слуга нашего Господа. С вашего позволения, сын мой, я лягу где-то под лавкой на палубе, право же, мне и этого будет много. Моя спина не терпит лучшего, - я говорил сдержано, сам удивляясь своей кротости.
   - Нет, нет, падре, не смейте отказывать, - настаивал, этот добродушный человек, в котором мои слова вызвали еще большую услужливость. Он чуть ли не насильственно отвел меня искать подходящий лежак. Когда же место было найдено, я лег не раздеваясь, поблагодарил своего провожатого и мгновенно погрузился в сон.
   Когда я проснулся, рядом со своим лежаком я нашел корзинку с бутылкой, на половину наполненную вином, немного засоленного вяленого мяса, сухари. Когда я все прикончил, ко мне опять вернулось чудесное расположение духа. Мое тело медленно начинало обретать утраченные силы. Мысли становились более ясными, начало возвращаться даже привычное чувство юмора.
   Я вспомнил, как в море на том самодельном плоту я клялся небесам, в случаи моего выживания начать новую жизнь, жениться и больше не заниматься пиратским ремеслом. Сейчас, почувствовав себя значительно лучше, я уже был готов рассмеяться над своими обещаньями. Но пока смеяться над этим я из осторожности не стал. Решил подождать, пусть сначала я доберусь хотя бы до суши, хотя бы до какого-нибудь городка. Тогда уж, можно будет сказать небесам, что пошутил тогда. А так, мало ли, вдруг небеса припомнят мне эту обиду и нашлют на мою шкуру еще один шторм или напасть еще страшнее. Разве у небес в запасе мало неприятных сюрпризов?!
   В целом я заключил, что профессия священника мне по душе. Есть где поспать, дают воду, еду и вино. Женщин, конечно, священнику не предлагают, но учитывая, что я еще вчера чуть не расстался с жизнью с этим недостатком профессии вполне можно мириться.
   Когда же я, уже чуть отдохнув, в роли новоиспеченного священника вышел на палубу, то мне пришлось перезнакомиться и перездороваться, наверное, с каждым человеком на этом судне. Каравелла Санта Роза пересекла океан, и падре Маркес, именно так они меня называли, был единственным новым человеком за последний месяц, которого посчастливилось увидеть людям на каравелле.
   На Санта Розе пассажиров было довольно много. В основном это были испанские переселенцы от самых бедных до весьма богатых и зажиточных. Судно, также, перевозило товары и почту, но насколько мне удалось узнать, не было ничего особо ценного. В основном это была небольшая партия оружия, пороха, и других товаров, которые не производились в Новом Свете.
   Наконец, после долгих знакомств и разговоров, я подошел, чтобы завести знакомство к тому плотному синьору, который помогал мне с лежаком. Также, кое-кто из пассажиров уже успел рассказать мне, что именно этот милый человек и выбил для меня капитанскую каюту, а также позаботился о моем пропитании:
   - Дон Эстебан, ведь так вас зовут синьор, я не ошибся? - обратился я к бывшему фермеру.
   - Именно так, - добродушно отвечал дон Эстебан, - рад вас видеть в добром здравии, падре.
   - Сердечно благодарю, вас, синьор, что похлопотали о каюте для меня перед капитаном и дали еды.
   В этот момент я вспомнил, что как священник, я должен употреблять фразу "сын мой". Но к дону Эстебану эта приставка явно не шла. Он годился, по меньшей мере, мне в отцы. Поэтому я решил вообще отказаться от подобных высказываний в адрес дона Эстебана.
   - Спасибо, я и так не заслуживал подобной милости. Больше спасибо за сделанное мне добро, верю, что вы истинный христиан. Если мне представиться случай вам отслужить вашу доброту, клянусь, я сделаю это, не смотря ни на что.
   - Это все ничего, падре, - весело улыбнулся мне дон Эстебан, который, должно быть, на своем веку перевидал уйму священников и служителей религии.
   - Еда для вас, дело рук моей дочери Соледат. Она моя младшая. Кстати, падре, это она заметила вас в море, причем на довольно большом расстоянии. Если бы не ее зоркие глаза, боюсь, вам, скорее всего, довилось бы сегодня завтракать уже на небесах.
   И дон Эстебан указал на молодую еще совсем юную девушку, которая сидела не далеко от нас у самого фальшборта и смотрела вдаль на горизонт, по-детски невинно сложив руки на коленях.
   Я небрежно кинул взгляд в сторону девушки, но уже не смог так же небрежно его отвести. Это была самая миловидная девушка, что я встречал. Белокурая, светловолосая, не высокого роста, миниатюрных форм и на вид так молода. Земля уплыла из-под моих ног, все вокруг закружилось, время остановилось.
   - Это моя Соледат, самая моя любимая и самая бестолковая дочка. Ей уже семнадцать, а про замужество и думать не хочет, - по-отцовски, весело и довольно подшучивал дон Эстебан. - Да что я, и в самом деле, давайте уж я вас познакомлю с вашей спасительницей, падре. Ей, Соледат, дочка, подойди к нам, пожалуйста, - крикнул дон Эстебан дочери.
   Девушка с детской радостной улыбкой подбежала к отцу и немного прижалась к нему.
   - Что отец? - наивно спросила Соледат и посмотрела на меня.
   Я, сам того не понимая, замер в изумлении. Мое сердце перестало биться. Сознание ушло. Никто и никогда не смотрел на него таким взглядом. Никогда до этого я не видел более одухотворенного и живого взгляда. Она посмотрела на меня с искренним восторгом, таким чистым. Цвет ее синих глаз был таким же ярким, как у ангела, который снился мне сквозь мой смертельный бред. Из этого состояния меня не сразу смогли вырвать только слова дона Эстебана:
   - Позвольте представить вам, святой отец, мою дочь Соледат Роблес.
   Я, сразу отвел глаз от девушки, как отводят глаза от солнца.
   - А это падре Маркес, тот самый человек, которого ты заметила дрейфующим на самодельном плоту.
   Девушка тоже молча опустила глаза, сильно засмущавшись. После некой, непонятной для дона Эстебана паузы, я нарушил тишину. Слегка сдавленным и чуть дрожащим голосом, я смог произнести:
   - Спасибо вам, добрая девушка. За то, что не оставили меня в воле моря, и за вашу заботу, оказанную мне, пока я приходил в силы. Обещаю, я никогда не забуду ни вас, ни вашей доброты.
   Соледат засмущалась еще больше. В ответ она лишь произнесла:
   - Ну что вы, падре, не за что. Я рада.
   И Соледат вырвалась от отца и убежала так же легко и воздушно, как и предстала передо мной. А я все продолжал стоять, с горечью понимая, что в профессии священника есть и свои минусы, которые, я бы, наверное, не поменял ни на каюту, ни на еду с вином, ни на что на свете.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Глава IV

ПАДРЕ СО ШПАГОЙ

  
   Из мемуаров герцога Сократа Карлоса де Барка:
  
   Шли дни. Ветер был попутным и наша каравелла, не планируя остановок, стремительно приближалась к Гаване. Капитан Хоакин обещал, что если ветер не утихнет, то нам осталось не более трех дней пути. Для большинства пассажиров и членов команды жизнь на судне текла по-прежнему. Теперь, когда плаванье в считанные дни должно закончиться, все жаждали быстрее попасть на родную сушу. Для многих это было их первое плаванье, не говоря уже о пересечении Атлантического океана. Находится более месяца в открытом море, не видя берегов, - это заставляет еще больше любить твердую землю.
   Особенно тяжело трудности пути переносил мой дядя дон Эстебан. По своей натуре он был обычным земледельцем и никогда не видел моря. Дядя заметно тосковал по своей родине, своим краям. Странно ему было оторваться от привычных полей и ежедневных сельских забот, и вот так просто стоять у фальшборта и бездеятельно наблюдать пустую даль. Сейчас в Ла-Риоха был зимний сезон, период, когда фермеры готовились с ранней высадке пшеницы, занимались орошением почвы, продажей зерна. Первый раз за десятки лет, дон Эстебан бездействовал. Еще больше переживал он, что его ждет на новой земле. Беспокоился о том, что ждет его и, прежде всего, его семью, за которую он нес всю ответственность. А отцовская ответственность, как известно, это всегда повод для домыслов, опасений и тяжелых переживаний.
   Но, теперь у дона Эстебана кроме капитана Хоакина появился еще один собеседник, с которым было можно немного успокоить своим мысли. Этим частым собеседником стал спасенный его дочерью падре Маркес. Они с падре много общались. Падре Маркес, не смотря на свою заметную молодость, был довольно вежливым и не глупым собеседником. Он, чем-то успокаивал дона Эстебана, и в целом действовал на земледельца умиротворяюще. Падре рассказывал Эстебану про здешние островные городки, где какие цены, как в новом свете можно купить участки земли, где лучше покупать. Удивительным образом молодой священник мог довольно детально рассказать об устройствах и нравах, практически, всех городов Карибского бассейна. На любопытные вопросы дона Эстебана, откуда падре все это известно, тот лишь скромно отвечал, что часто общается с самыми разными прихожанами. Конечно, падре не уточнял, при каких именно обстоятельствах обычно происходят такие разговоры.
   А дон Эстебан рассказывал священнику все о старой Европе. Он передавал все о своих фермерских делах и о других событиях, что происходили в их краях, или же слухах, которые посещали провинциальный городок, в котором жил фермер. Падре Маркесу подобные темы были не очень интересны, но для него они были более приемлемы, нежели религиозные вопросы пассажиров на темы как лучше поститься, или какому святому лучше направлять свои молитвы. Поэтому падре Маркес толпе рьяных католиков предпочитал компанию безобидного фермера, который чем-то напоминал Маркесу своего погибшего отца. В общем, эти двое сдружились и обычно говорили часами.
   Пассажиров и моряков на судне было много, а священник был всего один. Поэтому все приставали к нему с вопросами или обращались за советом. Иногда эти вопросы касались религии, иногда нет. Падре был нарасхват. Конечно, привилегированным правом на священника пользовался капитан Хоакин. Последний хотя и не жаловал священнослужителей, однако ему льстило, что падре его слушает. Он немного подтрунивал над молодым священником, но старался держать разговор и не перегибать палку. В разговоре с капитаном падре был просто слушателем. Он, что называется, умел слушать. Он часто переспрашивал капитана, удивлялся услышанному, повторял, верил. Этими качествами падре завоевывал симпатию собеседника.
   Со своей стороны я тоже очень обрадовался нашему гостю. Святой отец оказался отличным малым. Когда верующих пассажиров не было рядом, он переставал говорить о религии и казался мне интересным человеком. Тогда, убедившись, что нас не слышат, он мог рассказать мне о штормах, о сражениях, о пиратах, о самых разных приключениях. Падре говорил красиво, его истории были столь живы и красочны, что казалось, ему доводилось видеть их собственными глазами. Но, стоило к нам приблизиться кому-нибудь зеваке, падре тут же становился необычайно набожным, его лицо приобретало образ святого праведника, и он сухо начинал цитировать строки из библии. Иногда мне казалось, что в падре уживается несколько личностей. И, похоже, личность священника была не самой удачной.
   Между тем плаванье продолжалось, и хотя священнику удалось внести небольшое разнообразие в жизнь судна, в целом, все было как всегда. Соледат, все также продолжала читать мне книги, а мне все также приходилось слушать ее чтение. Иногда к нам присоединялся и священник. Обычно он просто садился рядом со мной на палубу, упирался взглядом в пол, и молча слушал. С Соледат священник никогда не говорил. Она тоже удивительным образом стеснялась его. Между ними была какая-то стена, которую я пока не мог разгадать. В остальном наше плаванье продолжалось без перемен. Так бы мирно мы и добрались до Гаваны, если бы не одно приключение. Приключение, которое могло стоить нам жизни.
  
  
   Из рассказа Маркеса де Сидерата:
  
   На каравелле Санта Роза было все хорошо. Мне дали ночлег, еду, воду, дали даже немного вина. Мои силы быстро восстанавливались. К счастью, никто не догадывался, кого им пришлось выловить из моря на самом деле. Но, как всегда, не обошлось и без неприятных моментов. Быть священником оказалось для меня настоящим испытанием.
   От назойливых пассажиров, которые нуждались в духовных услугах, не было никакой защиты. Они просто замучивали меня своими заботами и глупыми вопросами. Эмигранты нагло обращались ко мне, как к слуге святой церкви с самыми заковыристыми духовными вопросами. Мне оставалось только вежливо и учтиво выслушивать всех, благословлять и отпускал их прегрешения. Причем делать все это с серьезным и одухотворенным видом. Про себя же я, скрипя зубами, клял вверенных мне божьих овец:
   - Черт бы вас побрал, с вашими грехами и пороками. Чем больше я слушаю этих христиан, тем больше я хочу стать еретиком.
   Хотя все было не так плохо. Я подружился с одним смышленым мальчиком. Все зовут его Сантимо, хотя его имя Сократ. Чем-то он напоминает меня в юности. Я не стал мучить его библейскими притчами, а иногда, на свой риск рассказывал ему истории, в которых мне довелось побывать. Конечно, я не мог признать, что те события происходили со мной, но в остальном пересказывал все, как было. Похоже, этому юноше мои истории пришлись по душе. Он слушает их со столь жадными глазами, что я начал боятся, как бы он тоже не решился стать на сколький пиратский путь. А еще Сантимо был кузеном Соледат. Они очень дружны. Обычно, каждый день Соледат читает ему книги вслух. Не навязчиво присоединившись к их маленькой компании, я просто садился рядом и слушал. Звонкий мелодичный голос юной девушки, как будто лечил мои раны и приносил свет в мою темную душу. Как бы я хотел, чтобы эти мгновения длились вечно.
   Еще на каравелле следует отметить капитана Хоакина и дона Эстебана. Эти двое целыми часами занимали меня своими разговорами. Причем, дона Эстебана я слушал с удовольствием. Мне были интересны его рассказы о мирной жизни простого фермера. Возможно, именно о такой жизни я всегда и мечтал. А что касается болтовни старого капитана, то, пожалуй, это было для меня самым раздражающим испытанием на этой посудине. Капитан проклинал все и всех с необыкновенной легкостью. Он обращался со своей командой как с собаками. К тому же, Хоакин ни во что не ставил церковь в моем лице, да еще хвастался, что за свою жизнь перевешал не одну дюжину пиратов. Если бы мы встретились с ним при известных обстоятельствах, где я был бы уже не в роли падре, а в привычной для меня должности помощника пиратского предводителя, тогда я бы послушал, как этот плут смеет хвастать. Ну что ж, пока приходилось слушать и его. Таков закон выживания.
   Но жизнь, как показали последующие события, это не только мирные беседы и чтение книг, это еще и неприятные сюрпризы. Санта Роза встретилась с таким сюрпризом, когда до Гаваны нам оставалось всего три дня пути. 21 февраля в восемь часов утра, когда мы приблизились к самому южному из Багамских островов, на горизонте с запада показалось незнакомое судно. Подобная встреча стала неожиданной, так как опытный капитан Хоакин специально отклонился на север от обычного курса, чтобы ни с кем не встретиться. Появление гостя на горизонте у публики вызвало живой интерес. Когда еще судно было небольшой точкой, все начали строить догадки о встречном паруснике. Но, в отличие от остальных у старого волка капитана Хоакина было дурное предчувствие. Похоже, опыт старого капитана давался в знаки. У него заболела спина. Последний раз, когда ему подобным образом схватило спину, Санта Розу три дня носило в сумасшедшем шторме. Поэтому капитан, доверяя своей спине, дал приказ следить за встречным судном в оба и при малейшем подозрении беды, брать курс на юго-восток, чтобы уйти от незнакомого судна.
   Наконец, незнакомец подошел ближе. Посмотрев, в очередной раз в подзорную трубу, капитан заявил, что это испанец. И действительно на встречу шел быстроходный испанский шлюп. Он легко маневрировал и шел быстро, даже несмотря на то, что ветер дул ему в нос. Яркий испанский флаг, поднятый на шлюпе, успокаивал и даже радовал обитателей Санта Розы. Всегда приятно увидеть земляка за тысячи миль от дома. Но, пожалуй, были и такие, кого последние событие только раздосадовало. Эти недовольным был я.
   Волей судьбы я хорошо знал местные воды. Узнать злополучный встречный корабль для меня не составляло особого труда. Похоже на Санта Розе, кроме меня, никто не понимал опасность, которая надвигалась. Когда же я окончательно убедился в своих догадках, то помню, даже побледнел от досады. За свою пропащую шкуру я никогда особо не переживал и при первой удачной возможности всегда старался рискнуть. Но, сейчас складывалась несколько иная ситуация. На Санта Розе находился человек, который успел стать мне дороже собственной жизни и дороже всего. За ее участь я переживал более всего.
   А между тем, судна упрямо шли на сближение. Конечно, встречный шлюп, несмотря на поднятый красно-желтый флаг, не принадлежал Испании. Дикий Стред захватил его еще полгода назад и использовал для захвата слабо вооруженных суден. Дикий Стред был малоприятной личностью, пират с дурной славой. Полгода назад я виделся с ним на Тортуге. При той последней нашей встрече в одном из трактиров я лично сломал Стреду несколько ребер.
   - Если бы я тогда прикончил выродка, сейчас бы проблема не возникла. Но, что же делать? - мысли быстро проносились у меня в голове. - Убежать точно не получится. Если перед нами действительно Стред, то он выбрал это место не случайно, при таком течении и ветре мы не сможем от него скрыться.
   Тем временем капитан Хоакин уже успокоился по поводу боли в суставах. Дружественный шлюп в местных водах, - безусловно, самый хороший знак, который развеивает любые опасения. Хоакин заключил, что боль в спине, наверное, просто к изменению погоды.
   Шлюп салютовал приветствие, что еще больше обрадовало пассажиров и команду. Возле капитана успела собраться группа людей, в том числе и дон Эстебан. Компания дружно обсуждала скорое прибытие в Гавану и радовалась, что пересечения океана прошло хорошо и наконец-то они среди своих. Санта Роза в законных испанских владениях и дружественный шлюп, является прямым тому доказательством. Так было, пока я не подошел к группе и не заговорил. На этот раз мне удалось испортить настроение своим попутчикам.
   - Позвольте к вам обратиться, капитан. Боюсь, нам не стоит особо доверять этому судну. Это плохое судно. Видите ли, оно не совсем испанское и не совсем к нам дружественное.
   - Что значит не совсем дружественное, падре, - раздраженно спросил капитан. Хоакин не любил, когда кто-то вмешивался в его дела командования судном. Эго глаза налились кровью, а голос захрипел от затаившейся злости, которая должна была вот-вот вырваться.
   - Это значит, что на шлюпе пираты. Недавно я плыл на военном корабле Сантиссимо, и мне совершенно случайно довольно детально рассказывали об этом самом шлюпе. На нем ходит Дикий Стред, уверен вам уже доводилось слышать об этом безбожнике. А если вы о нем не слышали, то я добавлю, что Стред очень хитрый и опытный пират. А сейчас мы как раз проходим юг Багамского архипелага, что есть излюбленной зоной промысла Стреда.
   Капитан глотнул сухую слюну и нервно посмотрел на окружающих. Те, тоже были не в себе. Наступила мертвая тишина.
   - Вы не шутите, падре? - очень тихо и холодно спросил почерневший от гнева капитан. - На вид это обычный почтовый шлюп, который просто хочет поздороваться. Но, если вы говорите, что это пираты?! Что ж на всякий случай, думаю нам лучше с ними не встречаться. Наша каравелла, возможно, будет и быстрее встречного шлюпа. До темноты они не смогут нас догнать, - Заключил капитан, теперь еще раз вспомнив о своей ноющей спине.
   - Боюсь, мой капитан, что нам, все-таки, придется встретиться с пиратами. Стред не зря выбрал именно это место для своих подлых нападений. Видите ли, тут немного специфическое течение. Справа от нас рифы, а течение идет с востока на запад, и оно довольно сильное. Чтобы уйти нам надо развернуться, плыть против течения и одновременно против ветра. Это займет у нас уйму времени. А этот шлюп, старое корыто Стреда, оно то, как раз, против ветра будет намного быстрее нашей каравеллы. Если мы развернемся и попытаемся удрать, уже через двадцать минут они приблизятся к нам на расстояние пушечного выстрела. У них, по меньшей мере, шесть крупнокалиберных пушек у каждого борта. У нас же пушек всего три. Их канониры имеют частую практику стрельбы по удирающим от них судам. А когда стреляли ваши пушки, в прошлом веке? За десять минут Стред так изрешетит Санта Розу, что через нее можно будет цедить лапшу.
   - Какого же черта или Бога, вы молчали, падре. Вы же видели, что мы убавляем паруса, и вы молчали, дьявол бы вас побрал! - мертвецки пожелтев, громко ругался разгневанный капитан Хоакин. - Из-за вас нас всех утопят. Клянусь своей глоткой, надо было вас оставить в море на тех обломках. Если б я знал, то отправил бы их ко дну вмести с вашей католической душой. Якорь мне в печень! - хрипло и злобно продолжил капитан, как будто, этим он пытался успокоиться. Похоже, капитан, как опытный моряк, всецело осознал, что он в западне. А о жестокости Стреда капитану Хоакину уже доводилось слышать.
   Мне следовало успокоить старого Хоакина, а то он будет ругаться, пока Стред не перережет ему глотку.
   - Прекратите ругаться, капитан, - жестко прервал его я. Похоже, с Хоакином следовало говорить командным тоном, нормальный тон он понимал плохо. - Я не говорил, потому что думал, как нам дожить до заката. У Стреда перевес в пушках, но у нас будет перевес в людях. Кроме того, Стред не знает, что мы его узнали. Он верит в свою неузнаваемость, поскольку судно у него не так давно. Это значит, что Стред полностью убежден в своей неожиданности. Он постарается действовать за счет внезапности, приблизиться максимально близко, и чтобы не повредить свою добычу, без единого залпа кинется сразу на абордаж, резать и кромсать. Пока на торговом судне начнут понимать, что случилось, корабль уже захвачен.
   Капитан, необходимо дать Стреду возможность нападения. Подпустить его максимально близко. Наши борта на метр выше шлюпа Стреда. Значит, поравнявшись бортами, у нас будет возможность сделать картечный зал с трех наших пушек как раз по его абордажной команде, которая будет прятаться под фальшбортом и выскочит только в последний момент. Нам следует оглушить пиратов и напасть первыми. У нас наберется около тридцати бойцов. При удачном стечении обстоятельств этого может хватить, чтобы захватить шлюп Стреда. По моим расчетам у него не более сорока человек. И наша картечь должна их максимально обезвредить. Капитан Хоакин, я бы посоветовал вам не мешкать, а уже начинать готовится к бою. Пиратский шлюп приближается.
   - Откуда священники знают как вести морской бой? Карамба! - Злобно заявил ошеломленный всеми событиями капитан. Если бы сейчас у него было больше свободного времени, уверен, он кинулся бы душить меня собственными руками.
   - Если мы останемся живы, я вам все расскажу, - и я презрительно улыбнувшись, удалился с капитанского мостика.
   Капитан Хоакин, хотя и слыл неприятным и злобным, был отнюдь не глупым человеком. Он сразу понял серьезность ситуации и то, что предложенный план может дать результат. Капитан начал отдавать нужные распоряжения. Все старался сделать скрытно, чтобы пираты ни смогли заметить подготовки к бою. На Санта Розе сразу начались шевеления. Мужчины способные к драке вооружались и поделились на группы. Заряжались те немногие пистолеты, которые нашлись на судне. Все пушки перетащили на правый борт и зарядили. Через пять минуты все было готово. Корабль медленно шел на сближение с противником. Скоро должен решиться такой привычный вопрос для Карибского моря, вопрос жизни и смерти.
  
  
   Из мемуаров герцога Сократа Карлоса де Барка:
  
   Скоро начнется схватка. Это будет первый бой в моей жизни. Эмоции охватили меня, я не о чем не мог думать. Сердце билось с такой силой, что казалось, оно вырвется из моей груди. Все юноши должны были вооружиться и готовиться к стычке. Для себя мне посчастливилось достать не плохую саблю из арсенала Санта Розы и кинжал. Если бы я еще умел обращаться этим оружием! Еще в арсенале я прихватил старую ржавую шпагу для падре, так как никакого другого оружия там уже не осталось. Не знаю, зачем падре понадобилось оружие, ведь священникам нельзя убивать, но он очень убедительно попросил меня достать ему шпагу. Скорее всего, падре просто испугался, и шпага в руке его немного успокоит.
   Мгновенья неслись как бешенные. Меня, как юношу, поставили на противоположенной от противника стороне судна. Вперед должны были идти более сильные и крепкие мужчины. Все кто слабее должны находиться сзади. Но, я, конечно, не собирался оставаться в тылу, и при первой же возможности планировал броситься в самое пекло битвы.
   Всех женщин и детей отвели в трюм. Представляю, что они чувствовали. В воздухе парил дух страха, возбуждения и, безусловно, напряжения. Люди были вооружены кто чем. У кого-то была сабля, у кого-то топор. Кругом, были нервные встревоженные лица. Некоторые шептали молитву, а некоторые глотали ром. Исключением стал, пожалуй, только наш падре. Он спокойно разгуливал по палубе Санта Розы, небрежно положив ржавую шпагу себе на плечо. Он имел настолько спокойный вид, демонстрировал такое равнодушие, что казалось, как будто он ожидает обед, а не бой. Поистине вера придает смелость и спокойствие, думал я, дрожа всем телом от возбуждения. Остальные же, хотя пока и прятали оружие, чтобы пираты не заметили их готовность, в остальном были взъерошены происходящим не на шутку. Особенно нервничал дон Эстебан. Рядом с ним стояли четверо его сыновей. А в каюте были жена и дочь. Ему, как и нам всем, было за что бороться.
   И вот расстояние между кораблями оставалось не более пятидесяти метров. При таком курсе наши суда должны были спокойно разойтись в противоположенные стороны. С первого взгляда нечего особенного не происходило ни на одном из кораблей. Капитан Хоакин уже было подумал, а не обманул ли его сумасшедший священник. Он уже начинал жалеть, что поверил ему и собирался в следующий миг выкинуть наглого священника за борт. Но, вот в последнюю минуту шлюп с испанским флагом резко повернул на Санта Розу.
   Казалось, он пошел на таран, и каравелла начала медленно уклоняется от столкновения. В последнюю минуту шлюп сделал резкий оверштаг и борта пошли на сближения. Пираты в одно мгновение выкинули абордажные канаты и начали пальбу из мушкетов. Поднялись облака порохового дыма. Около пяти наших людей были убиты на месте. Кто-то громко крикнул огонь и в тот же момент, один за другим последовали выстрелы картечью из наших пушек. А за выстрелами последовали жуткие вопли раненых пиратов. Огонь пришелся как раз по палубе противника и сбил атакующий настрой врагов. Наши матросы и бойцы из пассажиров немного замешкали. Было заметно, что они не имели должного опыта. Но, вот раздались крики:
   - Вперед! Нажми! - и мы неуверенно пошли в атаку.
   Пираты уже успели опомниться и встретили нападающих со всей ненавистью. Началась драка, пираты даже будучи в меньшинстве, начали оттеснять нас и переходить в атаку. Все смешалось. Для меня было совершенно непонятно кто с кем и где. Люди просто озверели и убивали друг друга повсюду. Дон Эстебан не лез в первые ряды, и больше старался быть во втором эшелоне. Я находился справа от него и при возможности неистово махал своей шпагой в стычке с редким врагом. Нечего путевого у меня не получалось. Спасали только счастливая случайность и то, что по сторонам рядом со мной стояли более взрослые мужчины, которых было намного больше чем пиратов. Меня обуял ужасный страх. Мне становилось тяжело дышать. В один миг в метрах четырех передо мной оказался одноглазый пират. Он навел на меня пистолет и готовился выстрелить. Я замер, мгновение остановилось. Но, в этот же миг некто одним мощным ударом шпаги насквозь проткнул ему руку, в которой пират держал направленное на меня оружие. Я выдохнул с облегчением и заметил, что удар шпагой нанес падре, который сразу же бросился в сторону, исчезнув из поля зрения. Я был обескуражен.
   Через несколько мгновений повернув голову, я заметил, что дон Эстебан из последних сил боролся, что есть духу, размахивал своей широкой испанской саблей перед двумя пиратами. Но, было понятно, что он слишком неуклюж и что от его махания саблей приносили мало проку. Дядю прижали к фальшборту. Еще мгновение и он должен был отправиться на тот свет. Но, внезапно, чья-то шпага появилась с лева от дона Эстебана. Ловким движением некто с первого же удара сделал точный укол одному из пиратов прямо в горло, а еще через мгновенье он уже ранил второго в бок. И без промедления кинулся дальше. Это опять был наш падре. Еще через несколько секунд он положил еще двум пиратов.
   Пираты волей неволей начали сдавать позиции. Держался только центр, где огромный рыжий верзила с изуродованным лицом орудовал длинной рапирой. Возле него валялись тела четырех убитых матросов Санта Розы. К нему боялись приближаться. Его вид внушал ужас, а оружие сеяло смерть. Наши моряки начали пятиться от него. Никто не хотел вступать с ним в поединок. Но, я решил рискнуть и бросить вызов врагу. Я больше не боялся смерти.
   Слава Богу, я не успел к нему добраться. Падре Маркес и тут подоспел вовремя. Он резко в двух прыжках оказался с тыла рыжего верзилы. Удар ножом в спину и здоровяк оказался на коленях. В предсмертной судороге рыжий великан развернулся посмотреть, что стало причиной его смерти. В последнем взгляде здоровяк увидел священника со знакомым лицом. Тот сейчас осматривался вокруг. Но, пираты, увидев гибель своего предводителя, потеряли смелость, и уже были оттеснены на корму своего судна. Они держали последнюю оборону.
   Тогда священник спокойно наклонился над своей жертвой. Пират, с взглядом полным ненависти и удивления испуская последние дыхание, смотрел на падре.
   - Эспектро! Ты? Какого дьявола? - еле слышно прохрипел Дикий Стред.
   - Здорово, Стред! Да, это я, Эспектро. Сегодня я на их стороне. Извини, что в спину, но, на войне как на войне. Да и насколько я помню, удар в спину был твоим любимым приемом.
   Пиратский капитан посмотрел на своего убийцу взглядом полным нечеловеческой злобы и гнева. С таким взглядом он и отправился на тот свет. Священник же поднялся, отбросил шпагу из рук, перекрестил умершего и философски продекламировал:
   - Ты ненавидел и убивал, сегодня убили тебя. Это логично...
  

Глава V

ВСЕ БЛИЖЕ К ГАВАНЕ

  
   Из мемуаров герцога Сократа Карлоса де Барка:
  
   Я еще находился в утреннем полусне. Не открывая глаза, я пытался удержать в памяти картины, которые под утро приходили ко мне во сне. Зеленые луга возле родного поселка в Ла-Риоха. Нежные лучи солнца и голубое небо. Наша небольшая речка, по берегам которой, раскинулись сочные пастбища для скота, а дальше бесконечные золотые луга пшеницы. Я иду вдоль реки, шагаю по утренней росе, вдыхаю свежий прохладный воздух. От приятных воспоминаний я невольно начал улыбаться сквозь сон.
   Когда я открыл глаза, все исчезло в один миг. Взамен мое сознание ощутило реальность. Еще какое-то время я не мог понять, где нахожусь. Потом, я вспомнил, что кроме приятных воспоминаний мне снился ужасный кошмар. Я видел кровь, смерть, страх. Грохот выстрелов смешанный со стонами раненых. Я с облегчением выдохнул, поняв, что этот кошмар закончился. Но, когда я пошел вдоль трюма у стен, которого были размещены лежаки пассажиров, я понял, что мой ночной кошмар был явью.
   Везде были следы крови. Сейчас это место было больше похоже на большой лазарет. Из мрачных уголков доносился приглушенный женский плач. Чуть громче бормотал в бреду один из раненых пассажиров. Похоже, он потерял руку и сейчас раздраженно сыпал кругом проклятия и выкрикивал слова полнейшего бреда, этим самым придавая этому жуткому месту еще большего ужаса. Многие из пассажиров сидели возле раненых членов своих семей. Были и такие, которые потеряли своих единственных кормильцев и сейчас оплакивали и родственников и свое неизвестное будущее. Здесь было жутко. Мне стало душно. Было тяжело дышать воздухом, насквозь пропитанным запахом страданий.
   Я поспешил вырваться на палубу. Тут хотя лица людей также были мрачны, мне дышалось легче. Многие просто сидели на полу и молчали. Другие собирались небольшими группами и о чем-то шептались. Недалеко от кормы я заметил дона Эстебана, сидящего рядом со своей семьей. Я подошел. У моего дяди был бледный вид, красные уставшие глаза. Я понял, что этой ночью он не сомкнул глаз. Из четырех его сыновей каждый получил небольшое ранение, но насколько я помнил, у всех ничего серьезного кроме Карлито. Во вчерашнем бою пуля попала его младшему сыну в левое плечо. Рана была опасной, его восемнадцатилетний сын мог не выжить.
   - Как Карлито, дон Эстебан? - спросил я, присев рядом, при этом стараясь не смотреть дону Эстебану в глаза. Дядя отвечал устало с немного отрешенным взглядом:
   - Карлито пока жив. Он внизу, с ним сейчас Лусия и Соледат. Сейчас мы с ребятами еще немного посидим и пойдем сменить их. На этом судне нет доктора. Из тех, кто мог оказывать хоть какую-то медицинскую помощь, была только одна повитуха да двое бывших солдат, которым доводилось раньше видеть раны и кровь. Хирург бы нам очень пригодился. Но поскольку его не было, вчера ранами занялся священник. Он достал пулю из плеча моего сына, прижег и зашил ему рану. Теперь нам остается только ждать. Раз Карлито до сих пор жив, шанс еще есть.
   Мы еще сидели и болтали какое-то время с моим дядей. Иногда к нам присоединялись другие пассажиры. Разговоры были грустные, несвязные, но, всех объединяло общее горе. Все всех понимали.
   Из разговоров я узнал, что из сорока семи пиратов в живых осталось только десять и при этом шестеро из них были ранены. Когда начался бой не меньше половины из нападавших пиратов, были оглушены уже в первые секунды боя картечным залпом, который пришелся точно по палубе пиратского шлюпа. Из команды Санта Розы погибли восемь моряков, из пассажиров убито девять. Еще восемь человек были серьезно ранены.
   Перед моими глазами начали опять одна за другой оживать картины вчерашнего дня. Я плохо помнил окончание вчерашнего сражения, но, я хорошо припоминаю, что как только затих свист шпаг и звуки выстрелов, раздался невыносимый женский плач. Оглушительные и жалобные рыдания. Женщин и детей сразу не выпускали из трюма, чтобы они не смогли увидеть эту страшную картину. Но, потом женщины вырвались и бросились к своим родным. Кто-то нашел своего близкого человека живым, кто-то раненым, а кто-то отыскал только бездыханные тела, которые еще полчаса назад были их родственниками. Поистине ужасная картина.
   После боя, первым делом начали заботиться о раненых. Я помню, как священник долго возился в трюме, орудуя острым ножом, нитками, раскаленными щипцами. Говорят, он хорошо потрудился. Когда закончили с ранеными, тогда взялись справляться о мертвых. Трупы пиратов выкинули за борт без особых хлопот и сожаления. Над телами же людей из Санта Розы падре произнес нехитрую молитву, которая мне показалась совсем короткой и еще до захода солнца тела были преданы стихии.
   Еще я помню, как падре подошел ко мне после похорон с бутылкой рома. Я помню, меня трясло, и картина сражения никак не уходила с моей головы.
   Падре налил ром в кружку и подал его мне. Я выпил содержимое одним махом, от чего сильно прокашлялся и меня чуть не стошнило. Раньше я никогда не пробовал алкоголь. Сам падре не пил. Через минуту он опять налил в кружку этой проклятой жидкости и подал мне. Я запротестовал, что не могу, но падре настаивал:
   - Пей, малыш, пей. Если хочешь сохранить свой рассудок целым, то пей. Ты еще слишком молод, тебе надо отдохнуть и отпустить от себя увиденное сегодня.
   И я выпил, хотя и через силу. И вот теперь меня уже стошнило, мне было плохо. Но, несмотря на мою бледность и тошноту, через пару минут я увидел опять перед собой стакан с ромом. Мне, показалось, что священник пытается шутить надо мной:
   - Вы хотите убить меня, падре? - уже захмелев, спросил я.
   - Не бойся, парень! Доверься мне! В таких делах, я уж поопытней тебя. Тебе станет хуже, но память станет чище.
   И я опять выпил. И как предугадал падре, мне стало хуже, значительно хуже. Я думал, что душа выпрыгнет наружу. Меня стошнило. Ребята помогли добраться до постели, и я провалился в сон. Хотя, это был не сон, это был бред, как будто у меня была горячка, события дня, другие события моей жизни, все переплелось и мучило мое сознание. А потом я забылся и погрузился в глубокий крепкий сон.
   Когда дон Эстебан отправился к Карлито, я пошел с ним. Мой бедняга кузен был плох. Но, он держался и неутомимо боролся за жизнь. Мы нашли его спящего на лежаках в присутствии сестры и матери. Лица женщин говорили о том, что ужас сражения переживали не только мужчины, которые вчера сражались, но и женщины. Может быть, мужчинам даже было легче. Они могли действовать, а женщинам оставалось только ждать и надеяться на лучший исход.
   Я посмотрел на Соледат. Ее измученное лицо доказывало, что кошмар видел не только я. В ее печальном облике больше всего остального я читал стойкость. Вчера она стала свидетелем ужасных событий. Несмотря на хрупкость и юность, она мужественно переживала неприятности. Мне рассказали, что когда закончился бой, она помогала ухаживать за ранеными, особенно, за своим старшим братом. И, кроме того, всячески старалась поддержать мать. Соледат не спала всю ночь, сидя у кровати брата. И утром мне показалось, что в ней что-то изменилось. С этого момента Соледат для меня стала больше взрослой девушкой, нежели беззаботной девчонкой.
   Женщин отправили позавтракать и поспать, так как отдых были им совершенно необходим. Посидев несколько часов с доном Эстебаном и с кузенами возле Карлито, чувствуя себя здесь бесполезным, я опять вернулся на палубу.
   Немного прогулявшись, я заметил священника, который сидел возле носа судна с бутылкой рома и пил прямо с бутылки. Увидев меня, он дал мне знак подойти. Когда, я приблизился, то понял, что падре пьян.
   - Как ты, малыш? - с горькой усмешкой спросил он меня.
   Я присел рядом с ним и ответил:
   - Лучше пусть я умру, чем опять попробую ром, падре
   - Рад, что ты в хорошем настроении, сын мой, - бормотал охмелевший падре. - Я тоже решил немного отдохнуть, Сантимо. Женщин никогда нельзя брать на корабль. Не могу терпеть их плач. Женский плач для меня самый тяжелый, самый мучительный звук. Я видел много стычек и бойни. Со временем ты уже привыкаешь и к крови и к смерти. Но, привыкнуть к плачу и крикам женщин невозможно.
   И падре Маркес пропустил из бутылки еще несколько глотков. Он начинал говорить уже не как священник. Пожалуй, было странно слышать от него подобные, пусть даже и пьяные рассуждения.
   - Падре, мне говорили, что вы всю ночь сидели с ранеными. Где вы научились лечить людей? - спросил я аккуратно. На что, падре, немного подумав, небрежно махнул рукой и ответил:
   - Мне часто доводилось вправлять вывихнутые члены, обрабатывать раны себе и другим. Если ты в длинном плаванье, то даже самое слабое умение лечить, это всегда еще один шанс выжить. Умеющих лечить, готовить еду, играть на музыкальных инструментах или разбирающихся в навигации, в бою редко ставят на передовую, будь-то на суше или в море. Их берегут, они нужны команде. Умение лечить это всегда редкость, тогда как драться и стрелять умеют почти все мужчины. Да и умереть большого таланта не надо, это умеют тоже все, без исключения.
   Для меня было непонятно, каким образом священник мог участвовать в частых боях. С этим мне еще только предстояло разобраться. А пока алкоголь и усталость начали одолевать падре. Он рассказывал все тяжелее. Слова становились тише и выговаривались с меньшей четкостью. Священник начал засыпать. Наконец, он, немного отряхнувшись, сказал мне:
   - Послушай, мой дорогой друг. Я чертовски устал и мне нужно немного вздремнуть. Сейчас я засну, а ты проследи, пожалуйста, что бы ко мне не подошел кто-нибудь и не выкинул за борт. Особенно опасен этот сварливый старикашка капитан Хоакин. Этот может даже попробовать меня связать. Так что если увидишь что-нибудь подозрительное, сразу буди меня.
   И не дождавшись моего ответа, падре Маркес осушив несколькими глотками содержимое бутылки, сразу же заснул. А мне лишь оставалось размышлять над услышанным и сторожить сон падре.
   Сторожить пришлось не так долго. Прошло где-то два часа, когда я заметил, что к нам медленно приближается группа вооруженных моряков во главе с капитаном Хоакином. Мне пришлось поспешно разбудить священника, которого подобная делегация не удивила. Я заметил, как он еле заметным движением руки расстегнул кобуру с ножом, которая была прикреплена к его ноге, и спокойно стал ожидать направляющуюся к нам группу.
   Несмотря на то, что мы победили в бою и остались живы, лица подходящих к нам людей были мрачны. Мне показалось, что они были настроены враждебно.
   - Добрый день, падре! - с язвительным сарказмом поздоровался капитан. Заметив небольшое столпотворение, к нам сразу же начали подходить другие пассажиры, которые желали понаблюдать за конфликтом, а если представится возможность, то и поучаствовать в нем.
   - Друзья, что нам делать с нашим дорогим священником? - довольно громко начал капитан, что бы его слова звучали во всеуслышание. - Может сдать его властям? Уверен, за священником, который так уверенно владеет шпагой, разбирается в пиратах и не новичок в военном деле, должно водиться немало грехов перед любой государственной властью, тем более перед короной его католического величества. Теперь, когда пираты в трюме, а вы чудесным способом спасли наши жизни, падре, не расскажите ли нам кто вы такой на самом деле?
   Вопрос был задан с холодком. Капитан Хоакин был настроен крайне агрессивно и смотрел на священника глазами полными ненависти. Но, священник оставался совершенно спокойным, по крайней мере, внешне. С тоном истинного священнослужителя, падре ответил:
   - Да, уважаемый дон Хоакин. Вы просто читаете мои мысли, ведь я как раз собирался поведать вам свою скромную историю. Волею Бога я попал на ваш корабль. Верю, что я оказался среди вас не случайно. Я обыкновенный рядовой священник, который провел свою скромную жизнь в маленькой деревне на севере Кастилии. Да, вы правы, очень давно мне довелось побывать на войне. Я лил кровь за наше святое отечество в войне против захватчиков. Отсюда мой скромный опыт в военном ремесле. Я, как и сотни других миссионеров до меня, был направлен со святой миссией, нести слово Божье в Новую Испанию. Мне доводилось бывать в плену, терпеть угнетения иноверцев, бороться с дикарями, спасаться от свирепых пиратов. В моей жизни нет ничего, кроме служения Матери Церкви. Истинно, это был божий промысел, что я попал к вам на корабль. Вы стали свидетелями, как рукой, направляемой Господом, я покончил со злом под именем Дикий Стред. Пути господни неисповедимы. Хотя я и совершил смертный грех, - убийство, но помыслы мои были честны, и я ни о чем не думал, как только о спасении пассажиров Санта Розы от ужасной участи.
   Окончив свой многословный рассказ, священник, скрестив руки на груди, закрыл глаза, и как будто погрузился в молитву.
   - Каков врун, а? - рассвирепев, ругался капитан Хоакин. - Вы посмотрите на эту бесстыжую рожу! Я тебе, что, мальчик, что бы верить твоим россказням, пожалуй, я все-таки продам тебя на плантации, или лучше сдам инквизиции. Лицо у тебя уж больно пиратское.
   - Вы можете сделать со мною все, что захотите, на все воля Божья. Но знайте, я невинен как дитя. - В эти минуты падре был подобен Святому Франциску, которого обвиняют в ереси и невинного собираются сжечь.
   - Подождите, капитан, ну зачем так горячиться, - вмешался дон Эстебан, который находился рядом. - Этот человек спас всем нам жизни. Меня лично он в бою избавил от верной смерти. В той драке я уже успел попрощаться с жизнью, когда на меня насели два здоровенных каторжника, которых заколол падре. Да и потом, он помогал раненым. Не знаю, кто он, капитан, но думаю было полным свинством с нашей стороны, надеть на этого человека кандалы.
   Похоже, после всего сказанного, больше никто в толпе не поддерживал капитана. Симпатии толпы были на стороне святого отца. Даже его самые верные моряки опустили руки. Не дождавшись ответа от капитана Хоакина, отец Маркес уже более веселым и бодрым тоном заговорил:
   - Ну, я рад, что инцидент исчерпан, капитан. Прошу меня извинить, я должен идти к раненым. - Падре удалился от толпы. Капитан Хоакин был выставлен безбожником и идиотом. Он был настолько угрюм и рассержен, что даже не выкрикивал проклятья и ругательства, лишь до крови закусив губу, капитан молча отправился в свою каюту.
  
   Из рассказа Маркеса де Сидерата:
  
   До Гаваны оставался всего день пути. Был рассвет, я стоял возле борта и смотрел в ту сторону, где скоро появится берег Кубы. Этим утром мне было грустно, я отдался размышлениям. Хорошо, что все закончилось благополучно. Стред мертв, женщины и дети не пострадали. Капитан Хоакин остался с носом, а я, как и всегда, остался жив. Но, как мне все это надоело.
   Я знаю, что большинство людей ведет мирную жизнь. Они видят смерть только от старости или от болезней. Они возделывают землю, занимаются торговлей, строят. У них есть праздники, есть свадьбы, дни рождения. Наконец, они чтят воскресенья. У мирных людей есть своим дома. Вечером эти люди ложатся спать возле своих жен и не бояться, что кто-то ночью пережит им горло. А еще у людей рождаются и вырастают дети. Иногда эти люди страдают, иногда они счастливы, но они живут. Они чувствуют, как идет жизнь.
   А что есть у меня? Только кровь на руках и моя загубленная судьба, юность, которой у меня не было. Хотя моя рука еще с детства привыкла не дрожать при виде крови и страшном крике умирающего, все же я ненавижу насилие и убийства. Вид крови и запах смерти калечат мне душу. Это не по моей натуре. Все, что я умею это лишь те навыки, которыми мне пришлось овладеть, чтобы выжить. И ничего больше. Мне приходится убивать и калечить, а я просто хочу жить.
   От нахлынувших мыслей мне стало одиноко и холодно на душе. Но, вот вдалеке показался берег, такой знакомой мне Кубы. Это значило, что скоро мне опять придется заняться своим обычным ремеслом. Я вспомнил свои недавние плаванья с Бартоломью Робертсом. Не зря его прозвали "Черным Бартом", его деяния действительно заслуживают подобного имени. Еще я вспоминал других своих предводителей, свое прошлое. Картины сменялись перед глазами одна за другой. Некоторые из них были ужасны. А потом я мысленно вернулся к войне с Францией. Тогда, я тринадцатилетний мальчик уже воевал под предводительством самого Варгаса. На той войне, я окончательно утратил свою веру и в Бога и в человека. Кровь кипела у меня в жилах, когда я представлял те моменты прошлого. И я чувствовал, что мне опять продеться вернуться к этому. Выхода не было.
   Внезапно, кто-то коснулся моего плеча. Машинально я резко развернулся и крепко схватил руку. Это оказалась Соледат. Она увидела жестокость и жестокость и отшатнулась в испуге. Я сразу же отпустил руку и отвел в сторону свой взгляд. Но, было поздно, я испугал ее. Странным образом, она почувствовала то зло, которое жило во мне. Какое-то мгновение она ошеломленно смотрела на меня. Она хотела убежать, но я поспешил ее успокоить:
   - Простите меня, молодая девушка! Я не хотел вас обидеть, пусть даже взглядом.
   Она остановилась и с опущенным взглядом гордо ответила мне:
   - Вам не за что просить прощение, падре. Я все понимаю. Извините, что подкралась к вам сзади. Это было неправильно. Я только хотела поблагодарить вас. Отец рассказал, что вы предупредили капитана об опасности, спасли ему и Сантимо в бою жизнь. А Карлито, мой брат, рану которого вы обработали, ему стало немного лучше. Она подняла свой взгляд и посмотрела на меня. А в следующее мгновенье, вся покраснев, быстро развернулась и убежала от меня. Никогда я не видел такого чистого и более милого взгляда.
   Мое сердце остановилось. Я стоял, не дыша, не двигаясь. Я забыл обо всем, перед глазами была только она.
   Наконец, собравшись с духом, я нервно зашагал по палубе. Подбадривая сам себя, я бубнил себе под нос:
   - Этого нельзя. Этого никак нельзя.
  
   Из мемуаров герцога Сократа Карлоса де Барка:
  
   Ручей времени не остановить. Время бежит то быстрее, то чуть медленнее, но беспрестанно, залечивая и успокаивая человеческие страсти. С каждым часом на Санта Розе все больше забывали о прошедшем приключении. Женский плач поутих. Поутихли и эмоции, и спешка, и разговоры. Было тихо. Последние несколько дней прошли без каких-либо примечательных событий. Каравелла направлялась к своей цели, и скоро мы ступим на твердую землю. Нам предстояли перемены, нас ждала новая жизнь. А об плаванье люди уже жаждали забыть и для этого ждали только повода. Все смертельно устали от путешествия и просто ждали прибытия в Гавану. До города оставалось уже считаные часы.
   Примерно в таком полусонном состоянии и доплывала Санта Роза до Гаваны. На горизонте уже давно виднелись берега острова Куба. Где-то в дали можно было разглядеть несколько кораблей, вероятно, вышедших из Гаванской гавани. Я молча стоял у фальшборта со священником, которого уже никто не трогал и, который, похоже, успел стать неприятен людям. Это неприязнь, по моему мнению, возникла из-за того, что священник слишком сильно напоминал собою те тяжелые события, которые довелось пережить Санта Розе. Наверное, кроме меня и семьи дона Эстебана, никто не чувствовал благодарности перед этим человеком. Кроме того, он был чужаком, и многие начали разделять мнение капитана Хоакина о сомнительности падре. Хотя, это были только домыслы.
   За несколько часов до прибытия в гавань к нам подошел дон Эстебан. Он стал у фальшборта справа от священника. Какое-то время мы продолжали просто смотреть в горизонт, где видимая полоса земли становилась все толще, и сейчас уже было можно различать прибрежные заросли, песчаные косы, а чуть вдалеке уже виднелись первые постройки Гаваны.
   Наконец, дон Эстебан, заговорил:
   - Даст Бог, падре, мой сын Карлито поправится, и мы начнем наше хозяйство. Право же я, наверное, плохо разбираюсь в здешнем, тропическом фермерстве или, как это тут называют, плантаторстве, но, я приложу все силы, чтобы не ударить лицом в грязь. Я хотел бы, что бы мои дети выбились в люди, с Божьей помощью.
   - Бог милостив, дон Эстебан, верю, что у вас все получится, - Падре сердечно улыбнулся дону Эстебану. Потом еще чуть помолчав, добавил:
   - К вам и к вашей семье, я питаю самые дружеские чувства дон Эстебан. Я должен признаться вам, что я никогда не был священником. К сожаленью, мой духовный сан вызван лишь стечением обстоятельств и обманом. Не хотел бы вам рассказывать, как именно я оказался в одежде священника. Извините меня, но таков закон выживания. И я прошу, лучше не рассказывайте об этом другим членам вашей семьи. Так или иначе, я должен был вам в этом признаться.
   Дон Эстебан немного постоял, задумавшись. Он был уже не молодым, но мудрым человеком. О том, что Маркес не был священником, он подозревал с первых мгновений знакомства. Слишком жилистое тело для священника, подумал он в первые мгновенья встречи. А когда Маркес с фантастической ловкостью проколол шпагой горло пирату, собравшегося отправить дона Эстебана на тот свет, тогда уж дон Эстебан не сомневался, что перед ним не священник, а человек, которому часто приходится держать в руках оружие. В таком признании Маркеса, Эстебан заметил некую душевную горечь и сожаление:
   - Вы не священник молодой человек, но это не главное. Я убежден, что вы хороший человек, в этом я не сомневаюсь и готов защищать эти слова перед всеми. Вы очень помогли мне и моей семье, и я прошу вас стать другом нашей семьи, тем более, что в Новом Свете у Роблесов пока нет друзей. В моем доме вам всегда будут рады. И если вам нужна будет моя помощь, я окажу ее, не задумываясь.
   Дон Эстебан, говорил сердечно и искренне, держа руку на плече Маркеса. Если бы не черный наряд молодого человека, то разговор мог бы сойти на разговор отца с сыном. Похоже, наш "падре" не ожидал подобной сердечности и был по-юношески тронут. Наконец, собрав мысли, он ответил:
   - Большое спасибо вам дон Эстебан. К сожалению, я не могу предложить вам того же, так как дома у меня нет, а моя дружба и моя помощь приносит людям одни несчастья. Но, я никогда не забуду вашей доброты. Прощайте! Он крепко пожал руки дону Эстебану, потом молча простился со мной, после чего направился к корме.
   По дороге, он прошел, как бы случайно возле места, где находилась Соледат. Он остановился возле нее и так, чтобы никто не мог его слышать, сказал девушке:
   - Я только хотел сказать вам... хотел сказать... - дрожащим неуверенным голосом пытался говорить Маркес. - Не подумайте ничего дурного. Я просто хотел сказать... - ему было трудно говорить. Наконец он овладел собой:
   - Я хотел просто попрощаться, я ухожу, и вы более не увидите меня. Еще я хотел сказать, я благодарен небу за то, что оно позволило мне встретиться с вами, пусть даже ненадолго, и пусть даже в таких печальных обстоятельствах. Вот и все, что я хотел вам сказать.
   При этих словах, было заметно, что Соледат тоже волновалась. Она опустила голову и сжимала кисти рук, она не могла ничего говорить. Соледат старалась не смотреть в глаза Маркесу. Единственно, что она произнесла:
   - Зачем вы говорите мне это?
   Он на миг задумался, потом грустно улыбнулся. Ничего не сказав, священник угрюмо направился к корме каравеллы. Уже у борта, он быстрым движением, снял обувь, свою католическую сутану и прыгнул за борт. Хотя капитан и еще несколько матросов видели прыжок, никто не пытался его остановить или помешать. Корабль не менял курс. Падре Маркес исчез из жизни Санта Розы, так же внезапно, как и появился в ней. Почти все облегченно вздохнули, когда он исчез. Единственно, на палубе оставалась молодая девушка, которой почему-то было ужасно печально на сердце. Она пока не могла ответить сама себе почему. Но ее сердце плакало. В этом же сердце тогда родилась короткая молитва, которую Соледат прошептала почти бессознательно, не отрывая взгляда от стороны горизонта, в которой исчез священник:
   - Боже, пусть я увижу его еще раз.
  

Глава VI

У ДОКТОРА ПЕРАЛЯ

  
   Герцог де Барка о своих друзьях:
  
   Солнечное февральское утро для доктора Пераля началось бы совершенно превосходно, если бы не похмелье.
   - Зачем?! Зачем, я с собой это делаю?! - Этот и другие похожие вопросы пронизывали сознание Пераля до самых глубин его ученой души. Голова болела ужасно, а ощущение в других частях тела только усиливали мучительный эффект.
   Но, даже несмотря на боль в голове и остальные похмельные симптомы, которые мучали доктора этим утром, в целом Пераль проснулся в самом приятном расположении духа. Самочувствие доктора, как бы он сам выразился, было не очень, но присутствовали и приятные обстоятельства. Так, в распахнутое окно спальни врывался прохладный утренний бриз. Сегодня эти свежие дуновения ветра были особенно приятны для доктора. Они охлаждали его буйную голову, которая вчера слегка перебрала, смешивая вино с ромом. И наконец, самый приятный момент, который значительно облегчал утреннюю, такую не простую участь доктора, - на его груди покоилась легкая женская рука. Рука была нежна, смуглява, приятна, она благотворно действовала на доктора. Кроме самой руки, справа от доктора, лежала и ее обладательница, красивая испанка с роскошными кудрявыми волосами. Если не вдаваться в детальное описание всех прекрасных деталей тела этой особы, если очень коротко, то это была мулатка с черными, как смоль, густыми волосами, большими алыми губами и красивыми правильными чертами лица. Ее большие карие очи были прекрасны как ночь. Одним словом, прекрасное, совершенное создание природы.
   Пераль не открывая глаз, вдохнул дурманящий аромат женщины. Таким образом, немного успокоив неприятные чувства утреннего похмелья, а с ними и совесть, он опять погрузился в бессознательную дремоту. Однако, ненадолго. Его разбудил пронзительный визг его спутницы. Та с криком выпрыгнула из постели и, прикрываясь простыней, испуганная, прыгнула в противоположенный угол комнаты.
   В тот же миг Пераль немного обескураженный ситуацией, начал в ошалелом непонимании, крутить головой, пытаясь отыскать причину испуга своей любви. Наконец, поняв причину, он резко вскочил с постели, схватил табуретку и грозно поднял ее над головой, намереваясь защищаться от внезапной угрозы. В кресле, в противоположенной части комнаты, лежал полуодетый или, правильнее выразиться, полуголый незнакомый мужчина. Похоже, он спал, но громкие крики сеньоры разбудили и его. Хотя испуг незнакомца был намного меньше испуга доктора, нежданный гость спокойно протер глаза и слегка приподнялся. Увидев Пераля с табуреткой и перепуганную даму, он первым делом прикрыл свою наготу первой попавшейся ему под руку материей. Потом, с гордо поднятой головой, но мягким вежливым тоном гость обратился к доктору:
   - Прошу прощения за столь ранний визит, доктор. Но, разве вы не представите меня даме?! - И гость улыбнулся в самой невинной манере, что, конечно, не разрешило трудность ситуации.
   У доктора, если говорить словами медиков, зрачки расширились от изумления и почти исчез пульс. Наконец, он перевел дух, успокоившись, опустил свою защитную табуретку и уселся на нее же. Казалось, доктор с еще большей силой ощутил все тяготы похмелья и жестокость судьбы. Выдержав некоторую паузу, Пераль спокойно и в такой свойственной ему меланхоличной манере заговорил:
   - Может, мой давно забытый друг, ты скажешь мне, какого черта ты делаешь в Гаване? Что ты делаешь в моем кресле? И почему ты без одежды, черт тебя подери! Наконец, тебе следует извиниться за свое неуместное поведение, ты же до смерти перепугал Марию. А кстати, Мария, позвольте вам представить моего старого и верного, но не самого приятного и любимого друга. Маркес..., уж не помню фамилии. Маркес как твоя фамилия, а то я, к сожалению, ее призабыл?
   - Ты не мог ее забыть, мой дорогой друг, не вини себя. Ведь у меня нет фамилии. Сеньорита, для вас я просто Маркес, всегда к вашим услугам, - с учтивой улыбкой и галантным поклоном, продолжая прикрывать себя какой-то тряпкой, отрекомендовался гость.
   - Сеньора, - грозно поправила гостя Мария, которая была вдовой военного офицера, и имела право на статус синьоры. В этот момент, она была злая на всех присутствующих и метала грозные молнии свои злым, но красивым взглядом.
   Особенно свирепые молнии летели в сторону Пераля. С криком и явной агрессией, синьора Мария швырнула в доктора первый попавшийся ей под руку предмет. Она схватила элементы своей одежды и, не переставая ругаться, употреблять слово "ненавижу", синьора выбежала в другую комнату. Пераль бросился за своей прекрасной подругой с горячими объяснениями и самыми искренними извинениями, но Марию было уже не унять. Она спешно покинула холостяцкую лачугу несчастного доктора.
   Пераль, понурившись, вернулся в спальню один. Он глубоко вздохнул, огорченной такой внезапной разлукой, и уже не спеша, грустно отправился на кухню в поисках остатков рома. Вернувшись в спальню к другу, он сделал несколько глотков из бутылки, а потом молча подал сосуд своему гостю. Возможно, другой человек в подобной ситуации, просто пристрелил бы гостья, который так быстро расстроил его личную жизнь, но Пераль не относился к числу таких людей. Он был холостяком, философом и законченным флегматиком. Единственно, доктор с видом полным тоски, кратко заключил:
   - О, женщины...
   - Да, понимаю твою горечь, мой старый Пераль. Но, как насчет маленького завтрака? Не хочу показаться тебе нескромным, но, видишь ли, я ничего не ел еще с вчерашнего утра, - отхлебнув немного рома и уже слегка повеселев, спросил полуголый гость.
   - Ни хлебом единым, Маркес. Конечно, маленький завтрак не повредит нам обоим. Но, перед завтраком я обожаю слушать занимательные истории. Не соблаговолишь ли ты, все-таки, рассказать о причинах своего весьма ненавязчивого столь раннего визита? Если я не ошибаюсь, мы не виделись уже три года. За это время награда за твою голову возросла в два раза.
   Маркес обреченно пожал плечами, понимая, что пока он все не объяснит своему другу, тот его кормить не будет. Гость, нехотя, упуская все маловажные, на его взгляд детали, кратко описал доктору свои недавние приключения:
   - Да что тут рассказывать?! Как всегда, ничего особенного. Я с самыми мирными целями пребывал на небольшом торговом суденышке, которое направлялось в Тринидад. Я никого не трогал и вел себя, я бы сказал, по-христиански. Ты не поверишь, мой дорогой Пераль, на мне даже была одежда священника. Но, моя мирная миссия не удалась, так как у небес были другие планы. В какой-то момент мы попали в небольшой шторм. Рулевой нашего кораблика сделал несколько ошибок, в результате судно пошло ко дну. Наверное, все кто был на судне, сразу же отправились на небеса. Все кроме меня, так как, видать, для меня на том свете еще не подготовили надлежащее мне место. Я чудом вцепился за какую-то корягу и так проплавал дня три или четыре.
   Я опять попытался попасть на тот свет, но, по-видимому, и на этот раз, ангел смерти запил и напрочь позабыл о своих прямых обязанностях. Меня подобрала небольшая испанская каравелла. Как и полагается делать со священнослужителями, а не со злыми пиратами, меня откормили, отпоили, поставили на ноги.
   А потом уже не случилось ничего заслуживающего твоего внимания. Правда, по дороге в Гавану мы сцепились с Диким Стредом, покой его душе. Ну и когда мы уже подходили к Гаване, я решил искупнуться, поскольку денек выдался жарким, и выпрыгнул за борт в нескольких милях от берега. Вдоволь поплавав, поскольку течение у берега оказалось довольно своенравным и сильным, я вышел на берег и начал думать, куда же податься бедному пирату на этом испанском островке. Конечно, мой друг, я вспомнил о своем старом приятеле добром докторе Перале. Друг, которому я когда-то спас шкуру, делил свою каюту шесть месяцев, и которому я помог обустроиться в цветущей Гаване. Конечно, я подумал, что человек с таким большим сердцем как Пераль, обязательно угостит меня стаканчиком рома и отличным завтраком. Ну, а если я обращусь к какому-нибудь другому товарищу в Гаване с подобной просьбой, а не к доктору, для него это станет смертельной обидой.
   После несколько мильного заплыва, мне пришлось еще долго слоняться по джунглям и другим малоприятным местам. Когда мне удалось к тебе добраться, была уже глубокая ночь. Кстати, Пераль, ночь - это моя любимое время суток на территории подконтрольной добрым испанцам.
   Я был мокрый и замерзший, но заметь, совсем не бестактный. Не решившись никого будить и тем самым нарушить чей-либо покой в этом доме, я залез к тебе через окно. Ну, а поскольку у тебя только одна кровать, то я не посмел на нее забираться. Пераль, все-таки, ты был с дамой. Мне пришлось, скромно пристроиться на этом чудном кресле. Ну, а поскольку вся моя одежда была грязной и мокрой, ее пришлось снять. К счастью, мне удалось раздобыть у тебя сухие штаны. Дальше ты знаешь.
   Доктор слушал Маркеса, держась за голову и страдальчески смотря в пол. Сейчас ему причиняли страдание похмелье, утренний скандал, но больше всего визит его старого знакомого. Слушая его рассказ, доктор понимал, что в его жизнь вместе с утренним гостем могут ворваться и значительные неприятные перемены, которых Пераль очень опасался. А Маркес, как ни в чем небывало продолжал:
   - Кстати очень красная синьора, Мария. Какая грация, какой запал!
   - Да, это прекрасная женщина. Но, не смей о ней говорить! - угрюмо пробубнил Пераль. Он был явно не удовлетворен ни визитом, ни рассказом Маркеса. Его все еще болела голова. Он, отобрав у друга бутылку с недопитым целебным ромом, страдальчески отхлебнул несколько глотков, после чего, Пераль начал острить:
   - Ну и шутник же ты, мой забытый друг. Конечно, ты правильно сделал, что пришел ко мне. Я ценю то, что ты когда-то для меня сделал. Но, конечно, совсем не потому, что мне дорога моя скромная жизнь, а потому, что это был достойный поступок с твоей стороны. Доктор Пераль всегда к твоим услугам. Но, прошу тебя, больше не врываться полуголым в мой дом через окно. И особенно, не поступай так, когда в доме дама. Женщины - нежные создания, от таких приключений они становятся суровы и даже ядовиты. Теперь мне придется возвращать расположение Марии целую неделю.
   Наступила тишина, которую нарушил громкий дружеский смех. Через несколько часов старые друзья сидели за столом в небольшом закрытом дворике у Пераля и наслаждались щедрым завтраком. Пераль почти не ел. Развратный образ жизни не благоприятствовал здоровому аппетиту доктора. А вот Маркес завтракал за семерых. Путешествие здорово его изголодало.
   Пераль не спрашивал, что именно Маркес собирается делать на Кубе и чем Маркес занимался последние несколько лет, пока друзья не виделись. Он знал, что его друг, последний год был первым помощником знаменитого головореза Бартоломео Робертса. Об этом знали почти все, кто хоть немного интересовались новостями о пиратах и борьбе с ними.
   У доктора не было аппетита. Он с грустным видом прогуливался по дворику, заложив руки за спину. Вид его показывал, что он не очень рад Маркесу. Мало кто будет рад старому другу, которого разыскивают почти все Карибы. Пераль чувствовал, что появление такого гостя грозит ему немалыми неприятностями. Но, как часто говорил сам доктор Пераль своим пациентам: от судьбы не уйдешь. Оставалось дождаться, когда "перст судьбы" вдоволь накушается, допьет вино и сам объявит, что ему надо от бедного доктора. У Пераля, пока еще оставалась надежда, что может быть, этот "перст судьбы" просто мирно удалится из его спокойной размеренной жизни. Тем временем у судьбы в лице Маркеса было самое отличное настроение:
   - Мой дорогой Пераль, Боже, как я, все-таки, рад нашей встречи, - с довольным сытым видом говорил Маркес. Его абсолютно не беспокоило унылое настроение доктора.
   - Что может быть лучше завтрака у старого друга, посреди испанцев, которые с удовольствием содрали бы с тебя шкуру живьем, - оптимистично продолжал гость, попивая местную мадеру с большого бокала.
   - А мне как приятно, мой дорогой друг, видеть тебя, особенно в моем доме. Даже не смотря на то, что ты почти висельник. Что же я могу еще сделать для тебя, мой дорогой друг? - Пераль вел себя несколько иронично. Он делал намек, что помнит о наказании грозящим за помощь или укрывательство пиратов.
   - Да собственно ничего, ничего не смею от тебя просить. Я просто зашел, навестить тебя, мой старый приятель. Решил зайти в гости. Ходят же люди в гости друг к другу. Это естественно.
   - А и в самом деле?! В гости, так в гости, - спокойно и меланхолично отвечал доктор. - Мой дом - твой дом. - На лице доктора заиграла добрая уже слегка равнодушная улыбка. Он уселся на стул, напротив ненасытного Маркеса. Пераль, казалось, уже смирился с появлением своего старого знакомого. Он налил себе немного вина, и слегка расслабился. Потом, было выпито еще несколько бокалов вина, и между старыми друзьями завязалась длинная беседа. Друзья говорили о многом, и о пиратах, и о жизни, о женщинах, о последних новостях. Их былая дружба быстро возрождалась, подобно пересохшему ручью в тропический сезон дождя.
   В своих рассказах, я часто увлекаюсь событиями и, к сожалению, совсем забываю рассказывать о самих людях, которые сыграли в моей судьбе главные роли. Мне просто необходимо сказать несколько слов о докторе Перале. Нет, не потому, что он доктор, и не потому, что он человек особенный. Просто ему не повезло, и его судьба коснулась моих рассказов и что хуже, моих приключений. Тем не менее, личность доктора, на мой взгляд, весьма занятная и заслуживает как минимум нескольких строк моей писанины.
   В своих описаниях Пераля буду краток, так как доктору не понравилось бы излишнее внимание к его персоне. Его фигура имела качества сухопарого высокого человека. Природа наградила доктора красивой внешностью. Осмелюсь сказать, что в его повадках, походке, его манере держатся, везде чувствовалась легкая арагонская утонченная натура. Доктору было сорок пять полных лет. Несмотря на свой уже не юный возраст, седина еще не успела коснуться длинных аккуратно заплетенных темно-русых волос доктора. Кроме тела, само лицо доктора имело достаточно красивые черты. Прямой нос, слегка узковатые карие глаза, тонкий подбородок и высокий лоб. Лицо доктора не было омрачено ни тревогами семейной жизни, ни ежедневным поиском куска хлеба, и уж тем более не тщеславием. Его лицо, прежде всего, было наполнено грустью, сластолюбием, и абсолютной флегматичностью.
   Все эти качества подчеркивала и физиономия доктора, и его гордая худощавая фигура. Если говорить о его телосложении, оно была весьма органично на вид. Передвигался доктор медленно и пластично. Осанку держал благородно. Длинные руки доктора, как правило, всегда находились перед его собеседником. Доктор всегда имел задумчивый вид. Он почти никогда не улыбался, хотя ценил тонкий юмор и сам не редко острил.
   Большую, лучшую часть своей жизни Пераль провел в поисках знаний и истинны. И если верить доктору, только на закате своей молодости, он понял, что истина таится в вине. Несмотря на свою поздно проснувшуюся страсть к вину и женщинам, добытые знания в медицине приносили доктору достаточные заработки для безбедного существования. Об образе жизни доктора, можно кратко заключить, что он был верным холостяком и от судьбы ничего более не желал. Его устраивало все, что он имел.
   И еще один немаловажный момент, который я обязан упомянуть, доктор имел понятие о чести и смелости. Пример тому, - укрывательство Эспектро. За подобное, на испанской территории могли наказать без особых разбирательств. Такой поступок грозил в лучшем случаи несколькими годами каторги. Но, Пераль ни за что не предал бы гостя, пусть даже к нему зашел бы злейший из врагов. Он не боялся наказания и слыл фаталистом.
   Близких и друзей у доктора почти не было. Он вел уединенную жизнь и редко заводил панибратские отношения с горожанами. Хотя доктора и уважали, но настоящих друзей у него не было. Городские синьоры держались от него отдаленно, и он тоже не искал их компании. А вот сеньориты, разве с ними возможно дружить?! Нет, это немыслимо. В остальном, доктор просто любил вино, любил женщин, любил мир, покой, и был ленив как старый кот. Таков был наш друг доктор Пераль. Доктор и философ в одном лице.
  
   Из заметок доктора Пераля:
  
   Мой старый товарищ Маркес, фамилию которого я не знаю, но пиратское прозвище, которого Эспектро, сделал мне большой сюрприз своим утренним визитом. Может показаться странным, откуда у честного доктора вроде меня, может появиться друг флибустьер, который ведет сомнительный образ жизни. Я бы назвал это случайностью. Когда-то этот молодой человек спас мне жизнь, и помог с другими моими делами. Но, я согласился укрыть его, не из благодарности, а просто потому, что я не считаю его плохим человеком. Пожалуй, это все объяснение.
   Единственное, что мне не нравится в моем друге-преступнике, - это, безусловно, его наглые манеры. Утром он расстроил меня. Только за завтраком я стал приходить из чувства легкого раздражения в свое привычное здоровое равнодушие. Сидя за столом напротив Маркеса, смакуя спасительную для меня мадеру, я размышлял о случившемся и о том, что же мне делать с моим товарищем, нужна ли ему моя помощь. Наша беседа, как и всегда, шла мирно и непринужденно. Я непроизвольно всматривался в черты лица Маркеса, который, казалось, был занят только пищей и веселыми историями о своих приключениях на Мартинике или Барбадосе.
   Я задумался. Несмотря на все веселье моего товарища, которое мне казалось слегка напускным, что-то в моем друге было не так. Я всегда старался научиться разбираться в людях, хотя сам был только врачевателем человеческих тел. Кроме телесной оболочки меня всегда интересовали человеческие нравы, человеческая душа. Но, пожалуй, единственная книга, из которой можно научиться, хотя бы, слегка читать характер и настроение людей, это насыщенный жизненный опыт. Как иногда я сам заявляю: Тридцать лет медицинской практики, стоят больше чем один пиастр.
   Не зразу, но на продолжении неспешной беседы я ощутил, что у моего старого друга, непонятная для меня, большая сложность. Тот боевой задор и сумасшедшее желание жить и рисковать, которое я мог наблюдать во время нашей последней встречи, как то поблекло. В душе Маркеса что-то творилось, но я не мог понять, что именно. Пока загадка была мне не по зубам. Мне стало интересно. Насторожившись, я неспешно начал собирать другие мелочи и детали, которые могли бы помочь мне пролить свет на неясную грусть в глазах Маркеса. Оставалось только ждать.
   Наконец, после многочасового разговора и немного переведя дух, мой гость обратился ко мне:
   - Спасибо, Пераль, за самый вкусный завтрак в моей грешной жизни. Но, позволь еще попросить тебя об одолжении. Мне нужно, что бы ты достал для меня несколько вещей. Нужен приличный плащ или куртка, шпага, и самая дешевая одежда. И еще, мой друг, пожалуй, это самое важное, доставь мне широкополую шляпу по местной моде, чтобы я мог скрывать лицо. Моему лицу солнечный свет не на пользу.
   Ну что ж, немного задумавшись, я кивнул в знак согласия. Без дальнейших расспросов через несколько минут я вышел из дому. Возвратившись домой уже ночью, я нашел скучающего Маркеса. Я представил другу свою добычу, а именно старую рваную матросскую одежду и длинную тертую рыбацкую куртку. В дополнение мне удалось достать широкое мятое сомбреро, и чуть рваные, но легкие кожаные башмаки. В этот сезон в Гаване, примерно так одевался весь порт. Моему товарищу его новая одежда явно понравилась. Он даже не посчитал изъяном не совсем приятный запах, который исходил от добытых вещей. При поиске вещей я старался не вызывать лишних подозрений, и из-за этого мне не удалось достать подходящую шпагу. Зато я сумел добыть длинный каленый кинжал.
   Маркес, не мешкая переоделся, и быстро, простившись со мной, отправился в ночной город. Маркес не говорил мне, куда он направляется и каковы его цели. Это было не мое дело. Тогда я подумал, увидимся ли мы еще раз, а если да, то при каких обстоятельствах. Кто знает?! Я забеспокоился о своем друге, хотя мне как доктору подобное не свойственно. Гулять по Гаване для человека с прозвищем Эспектро, было опаснейшим делом. Хотя переживать было немного глупо, ведь такой человек как Эспектро рисковал постоянно и мог погибнуть при любом своем шаге. Риск был образом его жизни, как злой неизменный рок. Меня настораживало другое. На этот раз в глазах Эспектро сверкала необъяснимая грусть, а с таким настроением опасность для него утраивалась.
   Следующие утро, а за ним и несколько следующих дней прошли для меня вяло и безжизненно. Никогда бы не поверил себе, но меня мучила совесть. Мне следовало остановить друга, когда еще была такая возможность, помочь ему, а теперь, возможно его уж поймали. А ведь я даже не попытался отговорить его не уходить из моего дома или предложить ему свои услуги. Хотя я бранил себя зря, Маркес не принял бы моей помощи, чтобы уладить свои темные дела и не поддался бы ни на какие уговоры. Но, тем не менее, на душе у меня было тоскливо.
   Единственным, что успокаивало меня, была моя медицинская практика. На днях в порт Гаваны прибыла небольшая каравелла, которой пришлось столкнуться с пиратами севернее Наветренного пролива. На этом судне были раненные, которые нуждались в медицинской помощи, таким образом, несколько дней я был занят.
   Уцелевшие пассажиры каравеллы, с которыми мне пришлось иметь дело, рассказывали довольно диковинные истории. Причем у каждого, кого мне доводилось слушать, был свой особый рассказ происшедшего. Некоторые из рассказчиков не скупились на описание необычайных чудес при встрече с пиратами. Но, пожалуй, все истории сходились в том, что на судне оказался молодой священник, который принял непосредственное участие в стычке, помог раненным, а позже бесследно исчез.
   Я не верил в чудеса, но догадывался о каком священнике могла идти речь, священнике, который сейчас, наверное, бродит где-то по острову в старой матросской куртке. Вестей о поимке Маркеса не было, но я, все равно, был не удовлетворен.
   В остальном же все оставалось как всегда, пока спустя еще несколько дней, одним вечером, когда я смягчал свою печаль бутылкой молодого вина, которой меня наградили за успешные труды, ко мне опять постучался незваный гость. Это был тот же Маркес, опять измученный, опять голодный, но, слава Богу, целый. Позволю себе сознаться, на этот раз я действительно обрадовался его возвращению.
   Мы проговорили с Маркесом до самого рассвета. Беседа получилась хорошей и сердечной, хотя я и не спрашивал своего друга, где он пропадал последние дни. А в остальном, на этот раз нам действительно было нужно поговорить. Поговорить о многом. В этот жизни не так уж и часто выпадают открытые и сердечные разговоры. Вечер дышал прохладой. На столе догорала одинокая свеча. Нас совершенно не интересовало, что ждало нас в будущем. Мы просто сидели и делились откровенными мыслями о жизни, о любви, о мечтах.
   Я помню, что последний раз мы так сидели два года назад на британском капере, где я был в роли личного пленника Эспектро. На том судне, Маркес был первым помощником капитана. Тогда он обменял меня на свою долю добычи от захвата судна, на котором я находился. Спастись удалось только нескольким людям, часть команды погибла при морском сражении, а остальная часть была отправлена пиратами на корм рыбам. Нескольких выживших позже продали в рабство. Тогда Маркес сделал хороший поступок, спасши мою шкуру. Я провел в качестве его лично пленника полгода. Я жил в его каюте, и мы часто беседовали с ним о медицине, о жизни, о Боге. Тогда я еще не знал, что и среди пиратов могут быть достойные люди. Хотя Маркес не был обычным пиратом. Он избегал насилия там, где только это было возможно, и был совершенно равнодушен к деньгам. Это необычно, но это так.
   Сегодня мы иногда возвращались к тем дням, проведенным на британском капере. Хотя Маркес старался избегать вопросов о пиратстве. Я чувствовал, что эта тема ему неприятна. Наконец, в один из моментов нашего общения, Маркес, глубоко вздохнув и не смотря мне в глаза, обратился с просьбой. Он заговорил тихо, вдумчиво подбирая слова, и как мне показалось, очень лично:
   - Мой дорогой друг, я хотел бы попросить тебя о последней услуге, хотя прошлый раз я тоже говорил тебе, что услуга будет последней. Мне нужно жилье, возможно дом, где-то глубоко в джунглях. Этот дом должен быть в таком месте, куда редко ступает нога человека. Ты давно здесь живешь, сможешь ли подыскать для меня, что-то подходящее? - потом Маркес, немного помолчав, добавил сдавленным голосом: - Я хочу уйти из пиратства.
   Наступила продолжительная тишина. Только теперь я начинал понимать печаль, которая одолевала моего молодого товарища. Наконец, мне удалось раскрыть загадку, которая делала глаза Маркеса наполненными скрытой грусти. Да, без сомнений, мой друг был крепко влюблен.
   - Кто она? - улыбнувшись, спросил я его. Слегка хмельной, но, от этого еще печальней, Маркес, сначала задумавшись, потом без фальши ответил:
   - Кто она?! Она... Она лучшее, самое доброе, что я когда-либо видел. И вместе с тем, она обычная простая девушка. Вот и все, что я о ней знаю. Нет, еще я знаю ее имя. Но, я не скажу его никому, пусть оно останется только со мной.
   - Понимаю тебя, мой друг, - положив руку на плечо Маркеса, как человек, немало настрадавшийся из-за любви, я попытался немного утешить его. - Я найду тебе подходящие место, где ты сможешь не спеша залечить свои душевные раны. Но, ты, должен понимать лучше моего, что даже если Испания, Британия и другие страны однажды и прекратят разыскивать тебя, то Барт Робертс не успокоится, пока не увидит твой труп. У тебя много врагов Маркес и среди пиратов и среди властей. Твой ум и твоя гордость, - твои смертельные грехи. Одним словом, уходить из пиратства для тебя будет сложнее и опаснее чем и дальше оставаться пиратом.
   Глубоко задумался мой друг. Он опустил свою уставшую голову вниз, нахмурил брови, приложил руку к подбородку и так просидел несколько минут. Я не мешал ему. Наконец, он поднял голову. В его глазах мелькнула легкая свежесть. Он налил нам еще вина, а потом одним глотком осушил бокал до половины, и заговорил с огнем в глазах, как будто сам с собой:
   - Пошли они все к черту, и Робертс и державы. Я не хочу больше убивать. Не хочу бояться сделать шаг и при этом всегда настораживаться. Я не хочу постоянно иметь глаза на спине. Я устал, Пераль. Может быть, это и есть, то, что люди называют старостью. Пусть хижина, которую ты мне подыщешь, будет самой убогой лачугой на всех Карибских островах, мне все равно. Для меня она будет лучше, чем флагманский фрегат Робертса.
   В ту ночь мы еще долго разговаривали прежде, нежели встретили рождение нового солнца. Зато весь следующий день кроме своей медицинской практики, я посвятил еще и поиску подходящего жилья для своего товарища. Причем я вел поиски с особым рвением. Ведь это была не только хорошая услуга другу, но еще верная возможность избавиться от назойливого гостя без всяких угрызений совести. Пожалуй, в дикой хижине в полудиких островных джунглях Маркес будет чувствовать себя куда безопасней, чем во время прогулок по злачным местам многолюдной Гаваны. С одной стороны я смогу перестать переживать за товарища, а с другой я перестану переживать за себя. Ведь, укрывательство пирата, да к тому же такого знаменитого, может стоить мне моей глупой головы. И кто знает, может быть, в одиночестве Маркес забудет свою загадочную любовь и опять обретет свой обычный интерес к жизни.
   Необходимо было найти место, где бы Маркеса никто не смог узнать. Место, где бы никто ни интересовался его прошлым. Сыскать подобное жилье было делом не простым даже для доктора, который знал всю Гавану. Я везде имел своих пациентов, знал людей, как в городе, так и за его чертами. Все это должно было помочь в поисках жилья, но главное, я был нацелен на быстрый результат. Пераль думал, Пераль искал. Целыми днями я общался с фермерами, плантаторами, охотниками и не прошло и дня, как я поймал удачу. Мне рассказали о старой брошенной хижине в забытом месте среди зарослей, куда вела узкая тропинка среди густых джунглей. Ближайшим поселением к хижине была усадьба плантатора, который только что приехал из Испании. Плантатор был здесь человеком новым, он не интересовался ни пиратами, и вообще ничем кроме земледелия. На протяжении нескольких последних дней я оказывал медицинскую помощь его сыну. К моей удаче сын плантатора быстро шел на поправку, и его отец смотрел на меня как на спасителя. Будучи чрезвычайно благодарным, он пообещал мне в отместку за лечение, заново прорубить заросшую тропинку к хижине. При том мы сошлись, что если в хижину поселится мой друг, он будет помогать своему возможному соседу припасами и какой-либо другой помощью, не задавая лишних вопросов.
   Новость о том, что жилье найдено, и можно вселяться, Маркес воспринял довольно равнодушно. В эго душе еще шла невидимая борьба привычки с упрямством. Он не имел ни малейшего понятия, как он сможет жить спокойной, невоенной жизнью. Жить мирной жизнью, - такого подарка судьба Маркесу еще не делала. Хотя для простых смертных людей, это было самым обыкновенным условием жизни. Из-за этого мой друг немного нервничал. Нет, не то, что бы он нервничал, ему просто было жутко одиноко и жутко грустно на душе. Но, раз он принял решение, то твердо стоял на своем. И как только жилье нашлось, в тот же день в вечерних сумерках, мы отправились загород или точнее сказать в джунгли к заброшенной хижине.
   Надо было осмотреть это жилье, так как в спешке я еще не успел его увидеть. Сосед плантатор рассказывал мне, что он уже успел прорубить заросшую тропинку к хижине и ее крыша еще способна выдержать тропический ливень.
   Я не знал точно, что нас ожидает в джунглях, поэтому просил своего товарища повременить с поселением до момента, пока я подготовлю все необходимое. Кроме этого, надо было уладить все детали с плантатором. Возможно, сделать ремонт дома, подготовить запасы и продовольствие для проживания. Но "пират в бегах" не хотел откладывать ни минуты. Как только стемнело, мы спешно сели на лошадей и отправились в дорогу. Не было ничего, ни заготовок, ни переноса вещей и пожитков. У Маркеса действительно ничего не было кроме одежды и кинжала. Мы не брали даже еду, так как плантатор должен был снабжать Маркеса всем необходимым.
   Проезжая по улицам Гаваны, мой друг с целью маскировки, по самые уши закутался в тяжелую рыбацкую куртку и надвинул широкополую шляпу на глаза. Он оставался в таком наряде, даже когда мы оказались далеко за пределами города. Направляясь по узкой тропе неспешным трусцой, я вводил Маркеса в курс дела и рассказывал все, что знал, о его новой хижине.
   О соседе мне было известно, только то, что это недавно прибывший из Испании земледелец. Такие сотнями ежегодно приезжают колонизировать неосвоенные земли Кубы. Плантатор и его семья на острове были людьми совсем новыми, все, что у них было, это несколько десятков акров земли далеко за городом, на которых им разрешили начинать свое хозяйство. К тому же, судя по нашим с фермером разговорам, он не был похож на человека, который сует нос не в свои дела. Его точно не будет беспокоить род занятий Маркеса, который, вдобавок ко всему, производил впечатления не рецидивиста, а вполне приличного человека.
   Что же касается самой хижины, мне удалось узнать, что тут когда-то жил одинокий охотник. У охотника не сложилась семейная жизнь в городе, и он отправился жить в джунгли. Построил там хижину, и в силу загадочных обстоятельств, пропал без вести много лет назад. А хижина, словно памятник семейной неудачи, гордо продолжала одиноко стоять. Она находилась в такой глуши, что люди не проходили мимо нее годами. Это было как раз то, что мне нужно для того, чтобы спрятать моего друга. Кто знает, может у него действительно получится завязать с пиратством.
   К фазенде плантатора из города вела неширокая тропа. Она тянулась чуть больше мили. А от дома плантатора к заброшенной хижине вела только узкая тропинка, которая уже почти совсем была поглощена зарослями. Сейчас, когда мы в сумерках продвигались по узкому пути, я понял, что плантатору пришлось хорошо поработать топором и мачете, чтобы мы хоть как-то на лошадях смогли добраться до одинокой хибары.
   Когда мы увидели новое жилье для пирата, уже стемнело. То, что пред нами предстало, было трудно назвать обиталищем человека. Когда я при свете ночного фонаря осмотрел хижину, которую мне рекомендовали старые охотники в таверне, я скривился от неприятности. Для меня было совершенно ясно, что в таких условиях человеку жить невозможно. От крыши почти нечего не осталось. В стенах были дыры и щели, которые продувались насквозь. Глиняный пол давно пророс непонятными травами, кустами и другими представителями флоры. Почти вся мебель выгнила. Двери отпали. Со всех сторон к дому приникли ветви диких зарослей. Мы молча осмотрели руины. После, не слова не говоря, я плюнул и направился к лошадям. Было досадно, что мои поиски не дали плодов и теперь мне надо было начинать все заново. Но, Маркес к своей лошади совсем не торопился. Он достал из своего подсумка старую масляную лампу и несколькими ударами огнива зажег фитиль. С лампой он направился в дом, где начал на быструю руку пытаться соорудить что-то на подобье костра. На мой непонятливый вопросительный взгляд Маркес уверенным тоном заявил:
   - Я остаюсь здесь, мне подходит!
   Я недоумевающе почесал затылок и не стал отговариваться товарища. В моей голове застыл вопрос: Как же он тут собирается жить?
   Я отдал другу флягу с водой, несколько свечей и огниво, и то немногое, что было в моей сумке и что ему могло пригодиться в его диком существовании. Потом пожал другу руку и пообещал, что на обратной дороге заеду к плантатору, чтобы тот не забыл принести завтра еду и остальную провизию, с помощью которой, можно привести жилье в кое-какой порядок. Так пожелав друг другу спокойной ночи, мы расстались. На этот раз моя совесть меня не тревожила. Вне сомнений, жизнь в джунглях для моего товарища, была куда безопасней его обычного способа жизни.
  
  

Глава VII

ЖИЗНЬ НА СУШЕ

  
  
   Из рассказа Маркеса де Сидерата:
  
   Ну и домик мне подыскал доктор! Черт его побери! Это был не домик, а мечта любителя природы и свежего воздуха. Но, делать нечего, я принял решение. Пирата из меня не вышло, может, выйдет отшельник.
   Когда Пераль ускакал, забрав с собой лошади, глубоко вздохнув, я зашел в свой новый дом. Через несколько минут я развел огонь. В свете небольшого зажженного костра я еще раз внимательно осмотрел свои новые владения. Нашел какую-то доску, которая раньше, наверное, была частью двери. Поставил ее на некоторую возвышенность, которая не понятно чем была раньше. Накрыв доску своим плещем, я распростерся на ней как на постели. Еще долгое время я смотрел на костер и старался думать о чем-то хорошем. А позже я заснул, заснул сном мирного человека.
   Утро наступило. Меня разбудили мириады звуков, доносившиеся отовсюду. Джунгли проснулись и пели свою бодрую утреннюю песню. Птицы, обезьяны, сверчки, другие животные, никто не жалел своей глотки, чтобы приветствовать наступление нового дня. Было сыро и прохладно. Несмотря на то, что я был в рыбацкой куртке, я весь продрог. Волей неволей пришлось встать и начать двигаться, чтобы немного согреться. Мне пришлось опять разводить погасший костер и дожидаться, пока солнце поднимется выше и даст больше тепла. Тогда прохлада уступит место тропической жаре.
   Теперь уже при дневном свете передо мною еще раз предстала картина моего нового обитания. Солнце оголило всю убогость моего приюта. Лес и заросли плотно окутали дом. От нечего делать, я кое-как пытался с помощью шпаги прорубить дикие заросли хотя бы на несколько метров от стен хижины. Сражаться на шпаге с французскими офицерами было бы намного легче для меня, чем сражаться с мангровыми зарослями. Шпага, инструмент, предназначенный для того, чтобы рубить людей, а не лианы. И потом я был пиратом, а не лесорубом.
   Несколько часов поборовшись с кустами, выкинув оставшуюся гниль и сучья с хижины, я осушил те остатки воды, что оставались во фляге. Я сел от усталости на куче срубленной зелени и посмотрев еще раз на этот угрюмый дом, предался тоске. У меня не было не то что бы рома с ветчиной, но даже куска хлеба и глотка воды. Похоже, Пераль уже успел попасть в объятья очередной красавицы, а обещанный мне плантатор занят своим хозяйством. Передо мной был только лес и развалины.
   - Дожился... - подумал я про себя. - Это же надо было вот так закончить свою карьеру. Лес да гниль, - вот и все, что я смог накопить. Жить дикарем, мой удел.
   Такие мысли обычно печалят людей. Но, меня странным образом они рассмешили. Я, улыбнувшись, приободрился, взял шпагу и зашагал по свежо прорубленной тропинке в сторону, где должен был жить плантатор. Там я надеялся раздобыть припасов для существования и если повезет, то даже одолжить топор.
   Плантатор жил полторы мили западней от моей хижины. Дорогу к нему найти было легко, так как от моего нового дома тянулась только одна тропинка, тропика к его дому. Уже в пути я понял, что тропинкой эту узкую полоску было сложно назвать. Ее наспех протоптали или прорубили только днем ранее и то в большой спешке. Шагая по ней, мне часто приходилось закрывать руками глаза и лицо от веток и колючек, которые загромождали путь.
   Путь к плантатору выдался для меня особо неприятным. Во-первых, меня донимала жажда, во-вторых, мне быстро надоело, постоянно протискивается между лесом молодых папоротников и других колючек. Вчера, когда мы ехали с Пералем верхом, ветки были помехой только для лошади, и не досаждали всадникам. Сейчас же они были как раз на уровне моей головы, заставляя меня постоянно быть в напряжении. Я весь вспотел и старался от нетерпения идти быстрее. Мне, человеку широких просторов, привыкшему к свежему морскому бризу, было ужасно душно среди этих глухих зарослей. Но, делать было нечего. Позади оставалась запустевшая хижина, а где-то впереди находился плантатор, у которого можно поживится едой и водой. Я шел вперед.
   Наконец, мне удалось выйти на широкую поляну, которая прилегала к берегу небольшого ручья. Я вздохнул с радостным облегчением. За весь долгий путь от своей новой хижины в голове у меня вмещались только плохие мысли в виде самой ужасной моряцкой ругани, проклятий в адрес Пераля, и черные пожелания на голову и руки человека, который прорубил такую узкую тропу. Но, вот немного дальше на пустыре у подножья большого холма, показался дом фермера. Я по старой привычке, коснулся эфеса шпаги, немного заправил свою растрепанную длительным переходом одежду и направился к дому своего единственного соседа.
   Уже издалека было заметно, что работа на этом месте кипит. Слуги рубили и жгли заросли, расширяя владенья нового хозяина от леса, занимались перетаскиванием досок и камней к большому приземистому зданию, которое только-только начало возводится. Чуть дальше на расстоянии в несколько сот метров другая группа людей занималась вспахивание земли. Все указывало на то, что хозяин, не смотря не свое недавнее здесь появление, уже успел ухватиться за все своей активной деятельностью.
  
   Из мемуаров герцога Сократа Карлоса де Барка:
  
   Работа кипела и никто не жалел сил. Мы чувствовали себя одной семьей, что предавало сил. У нас была цель, и чтобы ее осуществить нам оставалось только работать. Всего за неделю мы уже успели построить дом, в котором можно было жить, и сейчас мы начали возводить амбар. Все было ново для нас на этой земле. Растения, звери, даже воздух отличался от того, к которому мы привыкли в старушке Испании. Как мы могли ответить на все эти перемены, что мы могли предложить переменам? Ничего кроме нашего кропотливого ежедневного труда. Дон Эстебан был убежден, что только своим упрямством и своим потом мы сможем построить здесь счастливую жизнь.
   В тот день утро выдалось жаркое. С рассветом все домочадцы дона Эстебана принялись за работу. В постели оставался только Карлито, который только начинал оправляться от своей раны. Задач было много. Дон Эстебан никому не давал спуску и всем находил занятие. Он даже нанял в городе шесть слуг, чтобы быстрее справится со своими планами по постройке зданий и скорейшей подготовке и засеванию плантаций.
   Сегодня работа давалась мне туго. Я был уставшим. Вчера я отдал все свои силы на прорубку никому не нужной тропы к заброшенной хижине охотника. Дон Эстебан поручил мне это задание вчера утром и дал сроку до наступления ночи, при этом отказался объяснять, зачем стала нужна эта тропинка. Я работал с мачете целый день, чтобы хоть как-то протиснуться к хижине, но моя прорубка была очень узкой. Надеюсь, ни одному человеку никогда не придется идти по этой тропинке.
   Ближе к обеду мы заметили незнакомца, который появился со стороны джунглей и не спеша направлялся к нам. Я как раз, занимался тем, что вместе со слугой дона Эстебана срезал мелкий кустарник вокруг реки. Когда же незнакомец подобрался к нам ближе, я узнал в нем падре Маркеса, который был с нами на Санта Розе. Его моряцкая куртка, шляпа и протертый плащ были не совсем подходящей одеждой для падре.
   Вот наши с ним удивленные взгляды встретились. И я, улыбаясь от радости неожиданной встречи, направился к гостю. Мы дружески обнялись. На первые вопросы Маркеса, что я здесь делаю, я пояснил, что дон Эстебан сразу по приезде купил эти участки земли и сейчас мы все трудимся не покладая рук в попытках обустроить наше здешние существование.
   Странным образом это не обрадовало Маркеса. Он внезапно помрачнел, как будто услышанное его чем-то расстроило. Скорее всего, в тот момент Маркес осознал, что обещанный плантатор доктора Пераля и есть уже знакомый ему дон Эстебан. Маркес начал говорить, что очень спешит и попробовал удалиться. Но, к нам уже подходил дон Эстебан, который заметил нас еще ранее, узнав своего знакомого, он подошел к нему с распростертыми объятьями.
   С того момента и началась новая, пусть и довольно короткая страничка жизни Маркеса. Дон Эстебан питал огромную признательность перед доктором Пералем за лечение сына. Не забыл он и услуги, которые на Санта Розе Маркес оказал его семье и ему лично. К тому же этот молодой человек эму определенно симпатизировал. Из всего этого он отнесся к Маркесу "по-отечески". В первый же день, не смотря на все протесты и уговоры Маркеса, дон Эстебан настоял, что бы тот ночевал у него. А на следующий день, целый караван слуг во главе с доном Эстебаном отправился улучшать быт отшельника Маркеса.
   Всего за день с хижины охотника, которая представляла собой лишь развалины из дерева и камня, умелые руки и пот сделали вполне сносное жилье. Отремонтировали крышу, где-то залатали стены, расчисти двор от зарослей. Еще мы нашли невдалеке и облагородили источник с пресной водой, откуда Маркес мог бы удовлетворить свои водные потребности. Помогли новосельцу с мебелью и с другой утварью. Потом пришли женщины, и прибрали жилище Маркеса, насколько это было возможно. Так мастеровые руки и женская легкая рука принесла уют в жизнь новоиспеченного дикаря отшельника.
   Странно было молодому человеку чувствовать заботу о себе от других людей. Бескорыстная помощь других было совсем эму незнакома. Тогда на корабле, эта семья помогла вернуть его почти с того света и подняла на ноги, а сейчас они построили ему дом и дали еду. Маркес был чрезвычайно благодарен. Но, он не знал, чем расплатится за такое. Конечно, он мог расплатиться за заботу золотом. Как мне удалось узнать впоследствии, он был далеко не из бедных пиратов, и мог найти деньги в случае необходимости. Но, почему-то, он чувствовал, что давать деньги за доброту это неправильно. Поэтому Маркес не платил ничем, он просто был благодарен.
   Шли дни, за ними неслись недели, наконец, промелькнули месяцы. Все шло на лад. Дом дона Эстебана превратился в большую виллу и богатое хозяйство. Там где раньше были дикие колючки, заросли и мелкие деревья сейчас зеленели поля с табаком, хлопком, сахарным тростником, кукурузой и другими культурами. Были здесь уже и небольшие поля с травой, были и лошади, скот и другая живность. Все быстро росло. Все развивалось под влажным тропическим солнцем.
   Дружба и крепость нашей семьи становились теснее. Тяжелый труд и ежедневные тяготы сближают людей. Каждый делал, что мог и сколько мог. Каждый чувствовал свою важность и вклад в общее дело. Все было нужным, или съездить в город за провизией или целый день жарится в поле на знойном солнце, пытаясь собрать первый урожай хлопка.
   Почувствовал такую близость и Маркес. Поначалу он жил далеко в своей хижине и сторонился людей. Но, одинокость - вещь ужасная, а кроме доктора Пераля и семьи дона Эстебана никто не знал, что в одинокой хижине кто-то поселился. И вот, не выдержав пытку одинокостью, Маркес вскоре начал ежедневно посещать наше хозяйство.
   Он пробовал помогать и трудится как все. Но, как оказалось, Маркес, не смотря на свою физическую силу, был не самым полезным человеком в плантаторском деле. Он определенно ничего не смыслил ни в сельском хозяйстве, ни в строительстве, ни в самых элементарных бытовых вещах. Руки его, так тонко умеющие обращаться со шпагой, совсем не умели обращаться с мачете, топором или молотком. Работа в поле быстро надоедала ему и ужасно досаждала.
   Но, к эго чести, я должен признать, что Маркес брался за самую тяжелую, самую утомительную работу на пару с самыми низшими из слуг.
   - Раз уж я ничего не умею делать, - говорил он нам, - значит, я буду делать то, что может делать самый не умеющий.
   И он носил камни, корчевал корни, таскал дрова, копал землю. Он работал на износ, несмотря на всю свою ненависть к работе. Часто так бывало, что полторы мили, которые разделяли его хижину и дом дона Эстебана, которые Маркес утром преодолевал за тридцать минут, вечером по дороге в свою хижину, из-за полной усталости он не мог преодолеть за час.
   Я сдружился с Маркесом еще больше. Он определенно был хорошим человеком, хотя и немного молчаливым. От него пахло приключениями и морем. О своем прошлом Маркес никогда ничего не рассказывал. Не объяснял он и то, почему на Санта Розе мы вытянули его из моря в одежде священника. Хотя, иногда на него приходили минуты откровенности, и он делился со мной некоторыми из своих мыслей. Ведь каков бы крепок не был человек, он не может держать в себе все.
   Насколько я мог составить обрывки из кратких предложений Маркеса, он никогда не вел тихую мирную жизнь на суше, и жизнь рядом с домом дона Эстебана была для него в диковинку. Он не мог понять, хорошо это или плохо вести жизнь фермера, правильно или нет. Для него такой уклад жизни был дивным и чудным. Что-то еще притягивало его к семье Роблес, но я так и не мог понять что, именно. Во всяком случае, он старался работать, и решил, что раз ему выпала жизнь фермера, он примет жизнь фермера.
   - Во всяком случае, - как-то раз проговорился мне Маркес, - это лучше чем убивать, лучше, чем когда тебя боятся и ненавидят.
   Но, как ни странно, со временем Маркес начал привыкать. В этом молодом человеке начали происходить перемены. Он стал реже оглядываться, его движения стали более спокойны. Взгляд стал более открытым, а работа перестала так ему досаждать и утомлять.
   Даже улыбка в нем поменялась. Раньше он почти не улыбался, а если и улыбался, то, это, как правило, была не хорошая, печальная улыбка. Теперь же он мог улыбаться искренне. Улыбаться когда смешно. Что ж может это и есть счастье.
   Со всеми в семье Роблес Маркес находился в дружественных отношениях. И слуги и семья уважали его и хорошо к нему относились. Может быть, что исключением была только Соледат. Их отношение с Маркесом, казались мне очень прохладными. Они почти никогда не разговаривали, и я даже иногда замечал, что они слегка сторонятся друг друга. Я не мог сказать, что бы у них была неприязнь друг к другу. Возможно, их отношения были слишком странными и не понятными для меня. Соледат всегда живая, радостная и веселая девушка, в компании Маркеса становилась стеснительной, краснела, и непременно молчала. То же самое было и с ним. Я недоумевал.
   Как бы ни было, а это была хорошая жизнь. Куба становилась для нас домом. Хотя все это было не по мне. Я мечтал о море и приключениях. Я даже уже успел поговорить об этом с доном Эстебаном. И просить его разрешения наняться на судно юнгой. Но, мой дядя, услышав мои заявления, отнесся к ним с холодком. И просил меня подождать совершеннолетия, прежде, нежели отправляться в подобные авантюры. А в будущем, дядя старался избегать разговоров на эту тему. Возможно, он переживал за меня.
   Но, хорошо, что у нас оказался такой сосед. Маркес часто за ужином рассказывал разные истории. Он оказался грамотным человеком. На наше удивление, Маркес был знаком с сочиненьями Петрарки, Вергилия, Аристотеля и книгами других мудрых людей. На наши вопросы, где он этому обучился, он отвечал, что бывал в долгих плаваньях. А на судне, чтобы не сойти с ума и не пустить себе пулю в лоб, для него обычным делом было читать книги или беседовать с людьми разных пород. Откуда в открытом море он брал книги и новых собеседников, Маркес не уточнял.
   А еще, иногда к нам заглядывал доктор Пераль со своими новостями, и анекдотами. Мой кузен Карлито, которого он лечил, уже и забыл о своей былой ране трудами доктора. Что за отличный человек этот доктор. Компания доктора была даже интересней для меня историй Маркеса. И хотя доктор никогда не улыбался, шутки он говорил, что надо. Он любил выпить и пофилософствовать в узкой мужской компании о женщинах и пользе вина.
   Но, как дон Эстебан и не старался оградить меня от моря, мне не суждено было стать плантатором. Моя спокойная жизнь близь Гаваны закончилось одной жаркой летней ночью.
  

Глава VIII

НОЧЬ НАКАНУНЕ ДНЯ СВЯТОГО ХУАНА

  
   Из рассказа Маркеса де Сидерата:
  
   Ранним вечером 23 июня я неторопливым шагом направлялся по тропинке от своей одинокой хижины к фазенде дона Эстебана. Вчера семья Роблес пригласила меня на праздничный ужин, так как сегодня была ночь накануне праздника Святого Хуана.
   В честь надвигающегося торжества на фазенде мы работали лишь до обеда. Дон Эстебан уважал и любил католические праздники и дал право всем отдыхать и готовиться к праздничной ночи. Сегодня ночная Гавана озарится кострами и факелами. Город погрузиться в веселье, будут большие гулянья. Ночь перед днем Святого Хуана, праздник довольно красочный. Сжигаются фальясы, - чучела кукол. Много желающих в эту ночь окунуться в море, купаются даже девушки. Говорят, что купания в святую ночь как-то должно помогать с болезнями. Еще говорят, что вода в водоемах становится целебной, а травы обретают особые свойства. Также, говорят, что в эту ночь можно найти спрятанные под землей клады. Но, это, конечно, полный бред. Я точно знал, что если сам не закопаешь клад, то никогда его и не отроешь.
   Дон Эстебан не поедет на гулянья в город. Шумному городу он предпочитает семейный уют. В его доме я найду праздничные пироги, вино, мясо и другие лакомства. Безусловно, сегодня у Роблесов будут длинные вечерние разговоры и другие мирные веселья.
   Я никогда не праздновал подобные праздники. В море, на войне или в тюрьме для меня дни ничем не отличались друг от друга. Не было никакой разницы между вторником и воскресеньем, между буднями и Рождеством. Чем дольше я живу рядом с семьей Роблес, тем больше я понимаю, каким счастливым может быть человеческое существование.
   Вечер был необычно душным и жарким. Давно уже в этих краях не помнили подобного зноя. Джунгли и вся природа вокруг, как будто, замерли в томлении духоты. Солнце еще не успело скрыться за горизонтом, но уже поторопилась взойти луна. Похоже, приближающаяся ночь не собиралась нести с собой прохладу. Обычно густой насыщенный влагой воздух сегодня казался необычайно сухим. Такая погода в сезон дождей, была большой редкостью.
   Неспешно шагая вперед, я не обращал внимания ни на погоду, ни на все вокруг. Мои мысли парили где-то далеко. Что-то давило на меня, непонятное предчувствие врезалось мне в сознание. Это было предчувствие перемен. Но, я гнал от себя плохие мысли прочь и старался думать о сегодняшнем вечере. Там я опять смогу увидеть ее.
   Из-за жары я был одет довольно легко. В отличии от привычной мне матроской куртки и грубого шерстяного плаща с дырками, сегодня на мне была более приличная одежда. Легкий новый черный плащ, широкополая шляпа с несколькими темными перьями. Штаны с мягкого серого сукна, чистая белая рубашка, темно-коричневые сапоги, ремень из тонкой кожи. Так я оделся впервые за все мое пребывание на Кубе.
   Впервые за полгода мое лицо было побрито, а волосы острижены. Одним словом, я опять стал похож на человека. Я даже надеялся, что, может быть, выгляжу привлекательно. В любом случае, это было лучше, чем мой обычный вид. С бородой, которую я запустил, в рваной одежде, в которой я трудился на полях, во всем этом я больше был похож на медведя.
   Новую одежду мне достал мой верный товарищ доктор Пераль. Он же исполнил роль цирюльника и парикмахера. Благо иметь такого друга.
   Такие масштабные приготовления были обусловлены не только приближением праздника Святого Хуана. Был еще один, более важный для меня праздник, день рожденье самой младшей из семьи Роблес, Соледат. Возможно, именно это и побудило меня опять принять человеческий облик.
   В моей руке была небольшая корзина с местными сладостями, несколькими бутылками вина, и аккуратно завернутым подарком для Соледат. Это был небольшой шелковый шарф, который Пераль купил по моей просьбе в городе.
   Замечтавшись, я и не заметил, как прошел расстояние, отделявшее меня от моей цели. Уже начинало темнеть, когда я остановился на пороге дома Роблес. Вся семья уже собралась за праздничным столом и, не дожидаясь гостя, начала праздник. Меня встретили радушно, как друга. Мне даже показалось, что мое появление придало радости застолью. Удивление моей одежде и неловкому виду сразу же проскользнуло на лицах, заставляя улыбаться. Я засмущался и даже покраснел, чего раньше со мной не было.
   От меня приняли корзину с подарками. Но, Соледат я передал подарок лично, из рук в руки, хотя и сделал это не так как того хотел. Получилось слишком официально. Девушка сильно засмущалась такому вниманию. Опустила глаза и скромно меня поблагодарила.
   А потом меня усадили за стол. Веселье было достаточно шумное. Вкусная еда, неплохие напитки, и, конечно, настоящее семейное тепло сделали этот вечер по-настоящему праздничным. Все было хорошо. Хорошо, пока не появился нежданный гость.
   Где-то в девятом часу, в самый разгар праздника слуги доложили, что незнакомый всадник стоит у ворот и просится войти.
   Через несколько минут Дон Эстебан ввел в салон ночного гостя. Им оказался вспотевший и разгоряченный спешной дорогой доктор Пераль. Он старался говорить весело и спокойно. Доктор с необыкновенной галантностью и учтивостью рассыпал всем поздравления и самые красноречивые пожелания. Пераль пояснял, что его вызвали к больному, который жил неподалеку, и на обратной дороге он решил нанести маленький визит. Доктору были рады, как и мне. Он не внес сумятицы в наш ужин, однако, я заметил, что с доктором было что-то не так. Несмотря на внешнюю беззаботность, в Перале чувствовалось серьезная озабоченность. Похоже, доктор выехал далеко за город не только для того, чтобы поздравить семью Роблес. Доктор, в своей вежливой манере, пропустил несколько тостов за здоровье именинницы, процветание дома и за славу Испании. После он позвал меня прогуляться, но сделал это в такой манере, чтобы за нами никто не последовал. Несмотря на всю непринужденность ситуации, я учуял в воздухе запах угрозы.
   Мы стали с доктором на крыльце дома. Убедившись, что нас никто не может слышать, Пераль сообщил мне следующее:
   - Мой дорогой друг, пора нам с тобой собираться в дорогу. Видишь ли, сегодня ко мне заходили гости. Городская полиция в сопровождении королевских солдат окружили мой дом, а потом сделали обыск с полным пристрастием. Благо в тот момент я находился у своей пациентки, моей соседки напротив. Ее муж матрос сейчас находится в несколько месячном плаванье. Бедняжка очень плохо себя чувствовала, к тому же, ей грозило провести ночь перед Святым Хуаном в полном одиночестве. Но, давай вернемся к солдатам. Мне кажется это напрямую связано с тобой. Кто-то пронюхал, что я давал тебе ночлег и это спустя полгода.
   Кроме того, сегодня днем я узнал и другие дурные вести. В одной из припортовых таверн я слышал, что Робертс начал искать тебе на Кубе, он дает за твою голову сто фунтов. Гавану начинают обыскивать кирпич за кирпичом. Тебя ищут. И если учесть, что я под подозрением, то они могут узнать, что я подыскивал убежище для тебя и покупал одежду. Твоя поимка, Маркес, это уже дело времени. Думаю через несколько дней, они найдут тебя, даже в твоей всеми забытой хижине.
   От тревожных новостей, так спокойно высказанных доктором, у меня пересохло во рту. Неужели опять придется отправляться в дорогу. Первый раз в жизни я почувствовал, что-то похожее на покой. Только я ощутил тень счастья, как судьба опять заставляет меня бежать в стремлении выжить.
   Но, на этот раз я боялся не только за себя. Мои предрассудки о том, что я приношу людям беду, похоже, реальны. Пераль, такой спокойный внешне, сегодня потерял свой дом. Ему грозит опасность, и теперь он должен скрываться из-за оказанной мне помощи. Тень может упасть даже на дона Эстебана, его семью, Соледат. Никто не будет церемониться с мелким плантатором, зная, что тот помогал укрывать злостного пирата. Никто не будет разбираться, знал ли Эстебан о том, что я пират или нет. И если не королевские солдаты, то люди Робертса могут появиться здесь с множеством вопросов.
   Мысли проносились со скоростью молнии. Что делать? Как быть? Бежать или сражаться? Как помочь доктору? У всех моих мыслей был один общий признак, они были подчинены одной, самой важной для меня цели, - защитить семью Роблес. На мгновенье время остановилось для меня. Решение пришло. Я еще плохо представлял детали моих будущих действий, но над деталями еще будет время подумать, а сейчас уже следовало действовать.
   - Что ж, Пераль, - заговорил я более уверенно, - я отправляюсь в Гавану.
   - И зачем же тебе в Гавану? - флегматичным тоном спросил доктор и добавил, - Можешь взять мою лошадь.
   - Спасибо, дорогой Пераль, - улыбнулся я, - я пойду пешком, хочу прогуляться. Ведь ночь сегодня такая лунная. Если меня должны поймать, то пусть ловят меня в другом месте. Нельзя допустить, чтобы солдаты или люди Робертса пришли сюда к дону Эстебану.
   И еще Пераль, раз тебя уже начали считать рецидивистом, то тебя уже будет легче очернить, чем оправдать. Я устрою так, чтобы в городе распространились слухи, что последние полгода я скрывался в твоем доме. Ты кормил и укрывал меня. Никаких охотничьих домиков, никаких плантаторов. Ты понимаешь, о чем я?
   Доктор нахмурился. Он посмотрел на меня таким взглядом, как будто я его зубная боль, которая периодически ему сильно допекает, и которую ему приходится терпеть. Пожав плечами, доктор отвернул от меня лицо и ответил:
   - Что ж, будь по-твоему.
   - Послушай, мой друг, я не буду возвращаться в дом. Уйду не прощаясь. Один раз я уже простился с семьей Роблес, и для меня будет тяжело сделать это еще раз. Прошу тебя, посиди с ними, соври им что-нибудь. И попрощайся за нас обоих, вряд ли мы еще раз с ними встретимся. И еще, Пераль, к полуночи ты должен быть в припортовых доках. Спросишь там Коротконого Хосе, его знают все попрошайки. Он поможет тебе безопасно покинуть Гавану. Если вдруг у тебя будут еще проблемы, он поможет во всем. Вот и все, до встречи!
   Доктор кивнул, показав свое согласие. Он, не оборачиваясь, вернулся в дом, а я еще раз тяжело вздохнул, осмотрев все вокруг беглым взглядом, быстро зашагал в сторону ворот. Но, не успел я сделать несколько шагов, как услышал чьи-то движения у себя за спиной. В приближающемся силуэте я узнал Соледат.
   - Синьор Маркес, я, наконец, нашла вас, - она сказала это так просто, открыто. Даже в темноте она не рисковала посмотреть мне в глаза. - Мы приглашаем вас к столу. Мама только что достала из печи праздничный пирог, вас все ждут.
   И Соледат не дождавшись ответа, который замедлил, уже ринулась обратно бежать в дом, но я остановил ее:
   - Соледат! Подождите, сеньорита! - слова как будто неподвластны мне, сами вырвались из моей груди. - Подарите мне пару минут вашего времени. Я не стесню вас надолго.
   Соледат остановилась. Она стояла передо мной все так же, не смея поднять на меня свой взор, но она чувствовала, что я смотрю прямо в ее глаза. Так безмолвно мы простояли друг напротив друга несколько мгновений, пока я не нарушил молчание:
   - Я не могу остаться на пирог. К сожалению, я не могу остаться здесь с вами. Я должен уехать, сейчас.
   Соледат невольно подняла глаза от удивления. Похоже, она заметила ту грусть, которую я не успел скрыть. Надеюсь, что она не могла ощутить мои чувства, так как тогда я был в полном отчаянии. Было так трудно видеть ее перед собой и не иметь права прикоснуться к ней, объяснить ей свои чувства.
   Соледат попыталась заговорить, но, похоже, волнение сдавливало ей горло. Она сильно сжала руки в кулаки. Даже в тусклом свете луны я смог заметить ее бледность. Наконец, она спросила, тихим, еле слышным голосом:
   - Когда вы вернетесь, синьор?
   - Кто знает, может быть никогда. К сожалению, ветер судьбы опять уносит меня в своем жестоком вихре. Такова жизнь. Но, это все пустяки. Сегодня праздник, у вас день рожденье, я бы хотел подарить вам что-нибудь на память, но у меня нет ничего ценного, что бы сделать вам достойный подарок. У меня есть плащ, шпага, пара пистолетов и еще есть кошелек с золотом. Но оружие Вам ни к чему, а золото, добытое нечестным путем, может сослужить вам плохую службу. Но что же вам подарить на память?
   - О, пожалуйста, не стоит беспокоиться из-за меня, синьор. Я, наша семя, мы рады, что вы с нами. Задержитесь, посидите с нами еще, ведь ночь перед днем Святого Хуана, один из самых больших праздников.
   - Спасибо, милая Соледат, за ваши радушные слова, но я должен ехать немедленно, к тому же, ненавижу прощаться. Но, на прощанье, позвольте подарить вам, хотя бы скромный дружеский поцелуй.
   Соледат в скромной нерешительности опустила глаза. Я сделал шаг вперед, чуть приклонившись к ней, еле касаясь, поцеловал девушку в щеку. Она не отдернулась, а продолжала стоять, все такая же слегка раскрасневшаяся и стыдливая.
   - Я желаю вам счастья Соледат! Желаю этого больше, чем чего-либо на свете. Передайте мои извинения за столь быстрый отъезд вашему отцу, донье Лусии и другим. Передайте им мою благодарность за теплоту, за все. Скажите только, что я вынужден сделать именно так, и никак иначе. Прощайте!
   Я резко развернулся и, не помня себя, стремительно начал удаляться. Легкая рука коснулась моего плеча. Это было прикосновение взволнованной Соледат, которая догнала уходящего гостя. На этот раз она смотрела прямо в глаза. Она не могла проронить ни слова. Ее глаза были готовы залиться слезами. Девушка быстро что-то сунула мне в руку и побежала в дом.
   Мне оставалось только безнадежно смотреть на убегающую от меня тень. Когда она скрылась за дверью дома, с трепетом разжав свою ладонь, я увидел маленький деревянный крестик с разорванной ниткой. Я узнал его, это распятье принадлежало ей, она всегда носила его с собой. Теперь Соледат отдала этот крестик мне.
   Моя душа хотела выть от тоски. Никогда еще мне не было так одиноко. Сердце жгло. Я не мог осознать, что со мной происходит. Почти в беспамятстве я крепко сжал ее подарок и направился в темноту.
  
  
  
  
  

Глава IX

ДЛИННЫЕ РУКИ СУДЬБЫ

  
   Письмо Сантимо дону Эстебану
  
   Дорогой дядюшка! Не знаю, сможете ли вы простить меня.
   Раньше я неоднократно обращался к вам с просьбой, отпустить меня в плаванье, чтобы я мог стать юнгой, матросом и когда-нибудь капитаном. Моя душа просится в море, я не рожден быть фермером.
   Вы уже не раз запрещали мне эту авантюру. Я люблю вас дядюшка и благодарен вам за все, что вы сделали для меня, для моих покойных родителей. Я понимаю, что вы не можете подвергать меня риску, отпустив без своей защиты в мир, полный угроз. Ведь вы боитесь за меня, желаете мне только лучшего.
   Но, к сожалению, на этот раз я вынужден не подчиниться. Я ухожу, чтобы найти свою мечту. Если на то будет божья воля, то когда-нибудь я вернусь.
   Прощайте.
   Обнимаю вас всех, и от всех прошу прощения за свой побег.
   Сантимо
  
   P.S. Не вините Маркеса в моем уходе, ему об этом ничего не известно.
  
  
   Из мемуаров герцога Сократа Карлоса де Барка:
  
   Дописав свое краткое письмо, я оставил его на столе в моей комнате и выпрыгнул в окно. Не было времени писать более длинные строки. С собой я не взял ничего кроме той одежды, что была на мне. Я побежал по дороге, которая вела в Гавану. Нужно было спешить, чтобы догнать Маркеса и убедить его взять меня с собой. Несколько минут назад мне случайно удалось подслушать их разговор с доктором Пералем. Из разговора я вынес, что Маркес был пиратом и, по-видимому, скоро опять вернется к своему ремеслу. Я давно подозревал, что Маркес не дружит с законом. К тому же, кем может быть человек, который живет отшельником и никогда не уточняет никаких событий из своего прошлого. Хотя Маркес и не рассказывал, я чувствовал, что его прошлое было полно приключений. Следовать за ним, хотя и было глупо, но это был шанс. Вы спросите шанс чего? Я не знаю, быть может, шанс повзрослеть, рискнуть, стать настоящим человеком, который ничего не боится. Как вы видите, тогда меня одолевали самые наивные романтические позывы.
   В письме дону Эстебану я соврал. Я не собирался становиться юнгой на торговой шхуне, я собирался пуститься в настоящие приключения. Мне хотелось сражаться. Конечно, карьера пирата была не самым перспективным ремеслом, но я хотел быть рядом с Маркесом. Если он сможет научить меня хотя бы половине своих умений, то тогда я был уверен, что стану великим. В любом случае я не собирался становиться плохим пиратом. Да, я буду грабить, но буду делать это с благородством, при этом буду щадить слабых, стариков, женщин и детей. Поистине детские мечты...
   Сейчас, когда прошло много времени и событий с той ночи. Я вспоминаю, те свои юношеские порывы со смехом. До сих пор не могу понять, что побудило меня к такому отчаянному шагу. И самое страшное, что тогда я набрался смелости пойти к пиратам, - людям, которые вызывают к себе только проклятия. Я кинулся неизвестно куда, не известно зачем. Но, наверное, так было для чего-то надо. От судьбы не уйдешь. Но, тогда самым сложным было уговорить Маркеса взять меня.
   Не сбавляя скорости, задыхаясь от спешки, я несся по неширокой дорожке, освещенной лишь лунным сиянием. На небе светила большая полная луна. Было прекрасно видно бесчисленные звезды. Было ясно. Деревья и заросли были усыпаны яркими серебряными отблесками месяца. Из близлежащих зарослей доносились редкие звуки и крики ночных животных, но в целом ночные звуки джунглей притихли, как будто перед грозой. Эта ночь показалась мне волшебной. Все живое, как будто, наслаждалось космической гармонией, мирным балансом и тишиной.
   Мой друг Маркес, по пиратскому прозвищу Эспектро был, также, частью природы и существом живым. Сегодня и его сердце было наполнено ликованием и восторженностью. Но, вместе с тем, к сожалению, его радость смешалась с грустью и тоской прощанья со своей жизнью на суше. Он не шел, он летел навстречу своей судьбе, не видя и не слыша ничего вокруг. Скрытая страсть, чувства, эмоции, все сейчас вырвалось и одолевало его. Такого с ним почти никогда не бывало. В самые редкие минуты он мог потерять равновесие и хладнокровие, но сейчас он был именно таков. Совсем не полная луна была причиной его страстей и увлеченности. Причиной его безрассудного состояния была хрупкая девушка в небольшом фермерском доме, который оставался все дальше у него за спиной.
   Больше всего на свете, он хотел бы быть просто рядом с ней. Но, он не мог вернуться. Вернуться, - было бы не правильно. Вернутся, - означало бы поставить под возможный риск добрую семью, которая относилась к нему "как к человеку". И Маркес шел вперед.
   Маркеса было тяжело догнать, но я бежал со всех сил. Когда до города еще оставалось полмили, я настиг его. Догнав Маркеса, я побоялся сразу приблизиться к нему и стал тихо красться вслед. Я ждал, какого-то подходящего случая, чтобы обратиться к нему. Ко всему я ужасно боялся его реакции. Пока у меня не было нужных слов, чтобы убедить его взять меня с собой. Я боялся, что он может отослать меня обратно. Но случай сам помог начать разговор.
   Стараясь оставаться незамеченным, я следил за Маркесом, не выпуская его из виду. Мне повезло, ночь выдалась очень ясной, я мог четко видеть движущийся силуэт Маркеса даже на расстоянии дальше, чем в сорок метров. За одним из поворотов косой тропы, я потерял Маркеса из виду. Я уже почти перешел на бег, что бы нагнать свою, теперь уже не видимую цель. Но, вот я почувствовал легкий хруст у себя за спиной. Не успел я даже повернуть голову, как почувствовал, что что-то острое касается моей спины. От внезапного испуга, я что есть духу прыгнул вперед. Сделав еще насколько шагов, обернувшись, в лунном свете я увидел лицо моего друга.
   - Куда это ты собрался, Сантимо? Поверь моему совету, ночь перед днем Святого Хуана лучше проводить дома за праздничным столом.
   Похоже, Маркес заметил слежку и специально пропустил меня вперед. Я уловил в его тоне раздражение. Делать было нечего, надо было выкладывать все на чистоту.
   - Что ты здесь делаешь? Я чуть было не убил тебя, малыш. Зачем ты крался за мной? - уже более расслабленным и не таким едким тоном спрашивал он.
   - Маркес, я совершенно не знаю, куда ты направляешься, но я прошу взять меня с собой! Я не подведу, - мой голос дрожал от неуверенности.
   - И зачем же ты мне нужен?
   - Я умею готовить, стирать, шить. Я неумело держу в руках оружие, но я могу научиться его чистить. Я не боюсь боя, в трудную минуту я смогу прикрыть тебе спину, - на этих словах я расправил плечи как можно шире и мужественнее.
   Маркес молча смотрел мне в глаза пристальным взглядом, который, казалось, прошивал меня насквозь. Он медленно смерил меня от головы до ног. Потом Маркес на несколько минут погрузился в раздумье. Он спросил холодным голосом:
   - Ты хочешь пуститься со мной в дорогу? - Полный решительности я утвердительно кивнул.
   - Ты знаешь, что я отправляюсь в ад?
   - Ад меня не смущает, - парировал я с небывалой твердостью в голосе.
   - Ты знаешь, кто я? Я пират, малыш. Я жалкий пират, всего-навсего. Если ты пойдешь со мной, ты наверняка не доживешь даже до зимы. Тебе продеться убивать и делать другие мерзкие вещи. В лучшем случае ты потеряешь свою душу, а в худшем станешь проклятым и закончишь на виселице.
   - Лучше быть проклятым висельником, чем быть никем, быть рабом, - сдавливая слезы и пытаясь все же иметь твердость, хрипло настаивал я.
   Еще немного подумав, почесав затылок, Маркес плюнул, и без слов направился в сторону города. Я расценил плевок как одобрение и весело направился за ним.
   До города еще оставалось приличное расстояние. Маркес шел не торопливо. Его страсть и взбудораженность сняло как рукой. Хладнокровность сейчас становилась для него необходимыми условием выживания. Маркесу пришлось стиснуть зубы и оставить свои чувства где-то глубоко на дне души. А сейчас только мысли о делах, и решение единственно важного вопроса, - как во всем этом деле остаться живым.
   - А, черт с ним! - внезапно пробурчал Маркес, - Черт с ним всем! - Он как будто говорил сам с собой.
   - Для чего я живу?! Разве для золота, малыш?! Разве оно имеет надо мною силу?! Разве для женщин или вина?! И то и другое не отрицаю, приятно, а иногда и полезно, малыш, но не более. Уж точно смысл не в грабеже и насилии, а лить кровь, - разве кому то это может прийтись по вкусу?! Я ненавижу пиратство, я ненавижу войну, жадность, и особенно меня угнетает смерть. Скольких друзей я потерял, и не счесть. Война, это просто вопрос времени. Надо драться.
   Он проговорил понятные только ему одному фразы, которые мне казались абсолютно бессмысленными, и замолчал. Вместе с тем в его глазах появилась тогда еще мне не понятная искорка. Походка Маркеса становилась более уверенной. По мере того как Маркес обдумывал свои дальнейшие планы, его лицо становилось спокойнее, а иногда даже в нем читалась веселость. Он даже стал напивать себе под нос моряцкие песенки.
   Примерно в таком позитивном настрое мы и приблизились к воротам города. Настроение у нас было просто отличное. В Гавану мы вошли без проблем. В ночь перед днем Святого Хуана ворота города были не заперты всю ночь, а большинство часовых в честь праздника или еще выпивали, или уже видели третий сон, навеянный несколькими пинтами рома. К нам никому не было дела.
   Маркес шел медленно, то и дело слегка прихрамывая, зевая, немного сгорбившись. Вид у него сразу сделался, какой - то невзрачный, смутный. Обычно, когда встречаешь в толпе подобную форму человека, глазу становится неприятно, и ты стараешься перевести взгляд на что-нибудь другое. Зато я, будучи на тот момент человеком еще не успевшим нарушить закон, шел не уверенно.
   Гавана веселилась. Были слышны песни, крики, смех. Улицы были еще довольно людны, хотя время уже близилось к полуночи.
   Мы держались мелких, как правило, плохо освещенных улиц. Я плохо ориентировался в нашем местонахождении. Наконец, я осмелился спросить Маркеса, куда же мы направляемся. На что, тот ответил, что идем в припортовые доки к Коротконогому Хосе, который должен нам помочь.
   Наконец, мы вышли к припортовым баракам. Они имели разную форму, но в основном это были длинные одноэтажные здания. Эти постройки не имели формы и какого-то логичного размещения. Как правило, их строили вокруг складов, верфей, крупных торговых лавок. Здесь теснились и жили люди самого разного сорта, нищие матросы, припортовые попрошайки, иногда даже обедневшие военные. Одним словом, здесь жили все, кому в других местах города были не рады и у кого не было средств для лучшего существования.
   Сегодня тут было весьма людно. Те, у кого не хватило денег сидеть в трактире или харчевне, размещались, где могли. Обычно бродяги и бедняки садились прямо под стены зданий и праздновали, как умели, а вернее как им позволял их социальный статус и их скудное материальное состояние. Кое-где играла музыка, отовсюду доносились крики, паяные песни, иногда слышались выстрелы. Когда мы вошли в район доков, здесь я больше не встречал ни одного приличного человека. Чем дальше мы шли, тем больше здесь становилось бродяг всех мастей, дешевых проституток и другой припортовой швали.
   Скоро мы оказались возле непонятных деревянных лачуг. Здесь стоял ужасный смрад. Казалось, даже свет луны сюда не проникал. Стараясь не вдыхать зловонный запах, я смотрел под ноги и шел вперед. Как по мне, это было самое ужасное место на всей Кубе. Маркес подошел к одному из низко сбитых шалашей и сильно ударил по нему ногой. Шалаш сильно зашатался, заскрипел, но каким-то чудом все же не развалился. Маркес повторил свои действия еще несколько раз. Наконец, в малом сооружении раздались кое-какие звуки. Из шалаша бурча и кидая проклятия, выползло непонятное существо, которое должно было быть человеком. Испугавшись, я отшатнулся. Когда существо выползло на открытое пространство, лунное сияние осветило его. Это был действительно человек, не стриженный, не мытый, грязный с самым зловонным запахом, перемешанным с вонью дешевого самогона.
   Существо медленно приняло сидячее положение. Ног у него не было. Этот оборванец постарался рассмотреть нас, но, похоже, из-за большого количества выпитого, он даже не смог навести на нас резкость. Безногий неловко достал из пазухи пистолет и ничего не говоря, направил оружие в сторону Маркеса. Безногий, похоже, намеривался выстрелить, но не успел. Маркес ударом ноги выбил пистолет из руки нищего. Безногий горестно вздохнул, осознав свою неудачу. Он не отчаялся и опять полез рукой себе за рубашку. С трудностями присущим его пьяному состоянию, он достал еще один пистолет и сделал еще одну попытку разделаться с Маркесом. Но тот легко выбил оружие из рук безногого, как и предыдущий раз. Тогда безногий понял, что, похоже, дела у него плохи, оружия за пазухой у него больше не было. Он вздохнул глубже и обреченней прежнего. Наконец, безногий сделал над собой усилие и закричал, что было духу:
   - Ей, Педро, вставай дьяволов сын! Не видишь, у нас гости.
   Из-за соседнего шалаша, более широкого и не такого страшного, вышел моряк огромных масштабов. Ростом он был около двух метров, ширина плеч соответствовала его росту. Похоже, матрос, которого по видимому звали Педро, был трезв в отличие от своего соседа. В руке он держал огромную саблю, хотя и без сабли он был убедительным. Педро подходил медленно и имел не дружелюбный вид. Я машинально сделал несколько шагов назад. Но, Маркес оставался на месте, не уделяя гиганту никакого внимания.
   Маркес сам начал разговор, не дожидаясь, пока моряк пустит в ход саблю:
   - Педро, мне нужен твой хозяин, нужен сейчас и трезвый.
   Здоровяка, похоже, эти слова не впечатлили, он продолжал выражать недоверие и угрозу.
   - А ты кто такой? - прорычал матрос.
   - Меня зовут Эспектро.
   Здоровяк пожал плечами, потом раздумывая, посмотрел на Хосе, которому, похоже, было все равно. Он несколько мгновений смотрел на своего товарища, а потом схватил и закинул последнего к себе на плечо. Метрах в двадцати находилась огромная бочка. Здоровяк засунул безного в бочку полностью, а потом несколько раз окунал его всего.
   К нам донеслась громкая изощренная ругань и отборные моряцкие проклятия.
   - Похоже, Хосе приходит в себя, - заключил Маркес.
   Через пять минут перед нами не земле сидел мокрый, но уже немного протрезвевший Хосе. Он перестал изрыгать ругань и теперь только молча злился за то, что его так бесцеремонно разбудили и искупали. Коротконогий Хосе проворчал здоровяку:
   - Нам надо поговорить с гостями. Ей, Педро, поехали на склад.
   Здоровила, не колеблясь, закинул Коротконого Хосе к себе на спину и зашагал неспешным шагом. Казалось, он совсем не чувствовал свою ношу. Мы последовали за ними.
   Через двадцать минут мы оказались возле маленькой деревянной дверцы, которая была еле заметна на широкой стене огромного склада. Здоровяк открыл ключом дверь, и мы очутились в темном подвале. Потом Педро зажег факел, припрятанный у стены возле двери, осветив мрачное помещение. Здоровяк вел нас вперед, пробираясь сквозь самый разный хлам, которым был сверху донизу забито это огромное помещение.
   Наконец, мы зашли в небольшую комнату, стены которой также были завалены ящиками, корзинами, разными тряпками, кувшинами и другим барахлом. Посреди комнаты стоял большой грубо отделанный стол, весь замазанный самыми разными пятнами и смесями. Еще здесь была кровать и пять табуреток. Чувствовалась сырость. Все издавало запах затхлости.
   Здоровяк зажег масляную лампу, свисающую с потолка. Потом, он снял со своего плеча Коротконогого Хосе и посадил его во главе стола на табуретку. Хосе предложил нам присесть и начал разговор:
   - Здесь нас никто не слышит, мы можем говорить спокойно. Рад видеть тебя в добром здравии, Эспектро. Чем я могу служить?
   - И я рад видеть тебя живым. Последние полгода я был в отъезде. Что нового в городе? Что слышно на море? - улыбаясь, Маркес спокойно вел беседу с Коротконогим. Тот пожал плечами, немного подумал и начал рассказывать:
   - В городе без особых новостей. Как всегда начался сезон своза золота с материковых приисков. Губернатор все тот же. Старый форт, охраняющий вход в гавань, немного укрепили, добавив еще пять тяжелых пушек. Ну, и конечно, совсем недавно прошел слух, что ты можешь быть в Гаване. За твою голову, как и прежде, здесь можно получить приличную награду. Пленные пираты из команды Дикого Стреда опознали тебя, когда ты был в одежде священника на испанской каравелле.
   Что касается событий на море, тут тоже мало что поменялось. Как всегда балом правит Робертс. Он захватывает пусть и не большую добычу, но делает это регулярно. Кстати, старый Барт Робертс сильно обеспокоен твоим исчезновением. Ходят слухи, что ты его надул. Среди берегового братства он дал тебе черную метку и назначил за твою голову живым или мертвым сто фунтов.
   Несколько охотников за головами прибыли в Гавану два дня назад и уже начали поиски. В связи с этим фактом губернатор со своей стороны негласно организовал небольшие поисковые отряды, которые также рыщут. Пока успели выйти на доктора Пераля. Говорят, тебя видели в его компании. Это пока все.
   - Спасибо, Хосе. Это все понятно. Может быть, есть еще что-нибудь? - новости, рассказанные Хосе, похоже, ничуть не удивили Маркеса. Хосе, немного почесал свои грязные запутанные волосы, зашатал головой, как будто в сомнении. И мешкая, словно нехотя, нагнулся к нам вперед и тихо заговорил:
   - Еще ходит очень редкий слух, якобы герцог де Маньяра собирается перевезти большую часть своих богатств в Старую Испанию. Все детали этого предприятия влиятельный скряга держит в строжайшем секрете. Говорят, это будет настолько богатый караван, какой не бороздил воды Карибского моря еще со времен походов Кортеса.
   - Это уже интересно, Хосе. Как считаешь, герцог будет перевозить груз одной ходкой или несколькими?
   - Уверен, будет перевозить одной ходкой, это в эго характере. Я даже готов поставить голову об заклад, что де Маньяра лично отправиться сопровождать груз. Думаю, он устроит такую охрану груза, что ни Робертс, ни какой-либо другой флот не в силах будет разрушить его планы. Герцог не любит рисковать. Может быть, именно поэтому ему удалось накопить столь сказочные богатства.
   Некоторое время мы сидели молча. Похоже, история с герцогом де Маньяра сильно заинтриговала Маркеса. Его мысли прервал Коротконогий Хосе:
   - Я уверен, Эспектро, что в ночь накануне дня Святого Хуана, ты пришел ко мне, не только за новостями.
   - Конечно, Хосе. Мне очень нужна твоя помощь. Во-первых, в Гаване должны загреметь слухи, что последние полгода я скрывался в доме доктора Пераля. Он доставал для меня еду, одежду, оружие, даже любовниц. Мы с доктором готовили атаку на город, собирали сведенья. Днем я отсыпался у доктора, а ночью высматривал городские укрепления. Мне нужны именно такие слухи.
   Потом, Хосе, мне необходимо судно. Чем быстроходней оно будет, тем лучше. Судно должно быть готовым покинуть город уже через несколько часов. И еще.....
   И дальше, Эспектро продолжал давать указания, о том, что надо сделать, что достать, как организовать. Хосе внимательно слушал и отвечал только утвердительными кивками. После чего Маркес удалился, оставив меня в компании матроса-здоровяка и Коротконогого Хосе.
  
  
  
   Из рассказа Маркеса де Сидерата:
  
   Гавана, - цветущий испанский городок. Кроме грандиозного собора, богатого арсенала, городской управы, военных фортов и других важных построек, в этом городке можно было найти здания и с более важной ролью для жизни города, но с несколько сомнительной репутаций. Я говорю о заведениях, где выпивка течет рекой, а женщины продают любовь. Разговор о таких местах я завел не случайно, ведь именно одно из таких гнездышек я решил посетить в ночь перед Святым Хуаном. Но, поспешу сообщить, что туда меня вела не жажда веселья, а дела иного рода.
   Самый большой трактир в городе, он же и самый посещаемый публичный дом, находился в пяти минутах ходьбы от порта города. Это был самый многолюдный, самый дешевый и самый зловонный из всех трактиров и борделей во всех испанских владениях. Даже находясь под властью его католического нравственного величества, в этом месте не было ничего христианского. Хотя, пожалуй, это местечко было схоже на христианский ад. Дешевый паршивый алкоголь лился рекой, неимоверный шум человеческих голосов и выкриков глушил все. Иногда тут начинались и затухали кровавые драки. Между столами шныряли падшие женщины, ища свою добычу. Они, как и подобает представительницам их профессии, всячески пытались привлечь внимание клиентов. Главными хозяевами этого места были кокетство, вульгарность и пьяный животный смех.
   Что касается клиентов, обычно, сюда приходили грузчики, бандиты, моряки и солдаты. Обстановка была настолько расслаблена, что зайти сюда могли позволить себе даже люди с коричневой или черной кожей. Пахло здесь, мягко говоря, не очень. Было ужасно душно. Приличные горожане даже не рисковали пройти мимо этого заведения. Военные, поддерживающие порядок и закон в городе, сюда заходили редко. Их здесь не очень любили, и они, наверно, чувствовали себя лишними на этом празднике жизни. Если у клиентов заведения были деньги, они напивались и веселились до смерти. Иногда в переносном смысле этого слова, а иногда в прямом.
   В ночь перед Святым Хуаном широкий зал весь был забит народом. К двум часам ночи праздник достиг своего апогея. Веселье кипело. В этот момент я и появился в зале. Я зашел немного неловко и даже чуть боязливо. Как ни крути, а город был испанским. Ну, а испанцы, как известно, имеют очень популярные взгляды на предмет деятельности Робертса и его собратьев по ремеслу. К тому же, мне не следовало забывать тот факт, что за голову Эспектро, то есть за мою голову, местные власти предлагают приличное вознаграждение.
   К моей удаче было далеко за полночь, и сейчас в этих стенах правили не испанцы, здесь правила анархия. Хотя обычно, это безвластие и длилась только до утра. Когда я зашел меня опознали. Некоторые узнали меня как торговца ванилью. Несколько человек опознали во мне помощника королевского галеона Сан-Антонио. Конечно, узнавали во мне и других персонажей, но большинство, все-таки признали во мне помощника Барта Робертса. Я немного погулял меж столов, совсем непринужденно. Веселье не прекращалось ни на секунду и, собственно, с моим приходом ничего не изменилось. Однако я чувствовал своим нутром, что как минимум двадцать пар глаз наблюдает за мной из разных углов зала. Я сел за столик, выпил залпом пару стаканов вина, смачно вытерся. Ко мне подошла Карменсита. Она была хозяйкой заведения. Женщина жгучей испанской красоты. Ослепительная высокая брюнетка, как всегда была в ярком малиновом платье, которое подчеркивало ее роскошную фигуру, делая молодую андалузку еще ослепительней. Карменсита не занималась клиентами, так как ее внимание стоило очень больших денег. Подойдя к моему столику, она зразу спросила:
   - Что желает господин? - кокетливо спросила девушка.
   - Господин желает любви самой красивой женщины в мире, и желает ее сию секунду. Сегодня же ночь перед Святым Хуаном, а значит ночь любви, - заговорил я опьяневшим голосом.
   Карменсита, сделала легкий поклон, нежно взяла меня за руку и неспешно повела за собой в самую дальнюю опочивальню на втором этаже. Она закрыла замок на ключ и заперла дверь на тяжелый засов. Мы оказались одни в красиво обставленной спальне. Немного расслабившись, я прыгнул на постель, положил руки за голову, глубоко вздохнул и с улыбкой произнес:
   - Иди же ко мне, моя любовь, нас ждет незабываемая ночь!
   - Ты сумасшедший! - вскричала Карменсита. Она схватилась за свои кудрявые волосы и тревожно посмотрела на меня. Карменсита вспыхнула как тайфун:
   - Зачем этот риск? Ты даже мог не дойти до этой комнаты живым. Ты не знаешь, сколько людей желают тебе смерти?! Ты уже, почти, труп.
   - Я так понял, любви не будет, - заключил я философски.
   - Да любви не будет, скорее всего, будут похороны, - не менее саркастически ответила Карменсита. - Ладно, это окно выходит на крышу. Это твой шанс спастись. Поспеши!
   - Спасибо, Карменсита, я не забуду твоей доброты. Но, мне нужна еще одна твоя услуга. Я знаю у тебя редкая и точная память, поэтому нет смысла записывать.
   Это было действительно так. Если Карменсита, что-то услышала, она никогда этого не забывала и все могла точно повторить вслух.
   - Карменсита, я могу рассчитывать на тебя?
   - Ты же знаешь, Эспектро, после того, что ты сделал для меня и моей семьи, ты можешь рассчитывать не только на мои услуги, но и на мою жизнь.
   Я взглянул в темно-карие глаза этой женщины и залюбовался ими. Если бы я не встретил Соледат, сейчас я был бы совсем беззащитен перед чарами огненной андалузки. Как же трудно любить.
   - Ты же знаешь, дорогая Карменсита, я недостоин твоей жизни, и сам готов отдать тебе свою. Сейчас мне всего лишь нужно, чтобы ты помогла мне в одном деле, может быть, моем последнем деле. Мне нужно передать сообщение. Сообщение предназначено для "джентльменов удачи". Насколько я знаю, большинство из них отсиживается на Тортуге, кого-то можно будет найти на Ямайке, в общем, смотри сама. Мне нужны отставной канонир Лу Рей, бывший лейтенант королевского флота Джон Ли, Альфонсо по прозвищу "Плут", большой голландец Рене ВанБурген, Мигель по кличке "Зуб", Даони Кривой и старых Сухой Пью.
   Все они должны быть на Тортуге спустя два месяц, в ночь с 23 на 24 июля. Я найду их в трактире у мадам Мадлен. Передай им, что у меня есть то, что им надо и даже больше. Я думаю, для них этих слов будет достаточно.
   - Мой милый Маркес, ты ставишь передо мной нереальные задачи. Как же я должна, по-твоему, это сделать? Я понятия не имею, кто эти люди. Даже свора почтовых голубей этого бы не сделала, и уж тем более за несколько недель.
   Карменсита прилегла на постель рядом со мной. Грустно вздохнув, он нежно положила свою красивую кудрявую головку мне на грудь.
   - Жизнь тяжела и не проста, моя Карменсита, но если в ней существует такая женщина как ты, она становится легка и сладостна. Я уверен, тебе все под силу.
   В таверне раздался выстрел. Это означало, что мне надо бежать, мой человек подал мне заранее обусловленный сигнал об опасности.
   - Прощай, моя дорогая, это по мою душу. Если обо мне будут спрашивать, скажи гостям, что я отправился в порт, сегодня ночью я покидаю Гавану. Если я кому-то нужен, пусть ищут меня на Тортуге.
   Поцеловав девушку в щечку, я поспешил выпрыгнуть в окно.
  
   Примечания Сократа де Барка:
  
   Еще когда Эспектро только появился в зале трактира, публика уже видела не человека, а ходячие дублоны, которые сами шли к ним в руки. Нашлось немало желающих взять награду за его поимку. За столами сразу начали обсуждать варианты захвата молодого пирата. Толпа потихоньку начинала делить дублоны за его голову.
   Было что-то подозрительное в том, что Эспектро самовольно сюда зашел и без всякой охраны. Это было ровно тому, как если бы кролик сам запрыгнул в нору со змеями. Оставался только вопрос, кто скушает этого жирного кролика.
   Присутствовали здесь и такие, которым были нужны ни деньги, а просто расплата за старые обиды. Да и потом, слава прикончить одного из знаменитых пиратов, манила не меньше. В любом случае следовало хорошо обдумать, как лучше взять Эспектро. Было ясно, что без боя он не сдастся, а слухи о его храбрости и умению владеть шпагой, вряд ли были преувеличены.
   Наконец, несколько групп смельчаков, начали подбираться все ближе к двери комнаты Карменситы, вооружившись самострелами, ножами, и другими средствами. Они планировали взломать дверь и застать молодого пирата врасплох. В этот момент самые умеренные из публики уже начинали поднимать тосты за упокой души славного малого, который погибнет столь глупо, даже глупее чем было можно себе представить.
   Но вот в зале раздался выстрел, где-то недалеко от входной двери. Стрелявший сразу же скрылся. Нападающие стремглав кинулись выламывать двери Карменситы. Дверь вынесли, но зря, пирата в комнате уже не было. Соответственно, не было там и возможности получить дублоны. За пиратом кинулись в окно, но снова безуспешно. Кто-то заранее подготовил веревку, и помог пирату быстро спуститься. Нападавшим пришлось довольствоваться только умолкающими в темноте звуками лошадиных копыт.
   Уже через двадцать минут я и Маркес уплывали на небольшом шлюпе в открытое море. С нами был и наш доктор Пераль. Ветер был попутным, а течение относило наше небольшое суденышко от берега еще быстрее. Судно брало курс не северо-восток, где и начались наши пиратские будни.
  
  

Глава X

ВОЗВРАЩЕНИЕ ГРОЗНОГО ДЖОНСА

   Из мемуаров герцога Сократа Карлоса де Барка:
  
   Багамы, - это больше полутысячи островов, хаотично раскиданных по огромному пространству к северу от Карибского моря. В этом районе спокойные воды Мексиканского залива встречаются с бескрайним Атлантическим океаном. Несмотря на то, что на большинстве этих островах бедная растительность и почти нет рек и пресных водоемов, я все равно назову эти места сказочными. Все здесь завораживало мое сердце. Карликовые островки, лагуны, рифы, даже воздух на Багамах был особенный.
   Сотни лет Багамские острова были местом обитания диких племен. Сейчас же, все чаще здесь можно встретить поселения колонистов из Европы. В отдельных местах колонисты успели создать целые города. Но все же, здесь можно отыскать и такие места, где человек пока не живет. Тут царство вечной дикой природы. Никто не знает, как именно течет жизнь на этих неизведанных участках суши, окруженных морскими просторами. Хотя сегодня я имел удовольствие побывать в одном из таких мест.
   Островок, который мне довелось посетить, находился намного западнее других. Он был далеко отброшен от обычных торговых маршрутов и корабли в эти районы почти никогда не заплывали. Одной из причин этому служило и то, что дно в этой части моря было богато на опасные рифы и мели. Этот островок был действительно забытым местом.
   К островку мы добрались на небольшой двухмачтовой яхте с воздушным названием "Ласточка". На эту яхту, команда которой подчинялась Маркесу, мы пересели в Нассау. Куда в свою очередь мы прибыли из Гаваны. Прошло две недели с той роковой ночи, когда нам пришлось покинуть Кубу. Теперь мы с доктором Пералем были подчинены воле Маркеса. Он не посвящал нас в детали нашей дальнейший участи, и мы не знали, куда направляемся и зачем, но Маркес обещал, что приключений у нас будет в избытке, и это меня устраивало. Естественно, что ни мне, ни доктору не была известна цель нашего визита на этот затерянный клочок земли. Маркес пока молчал, но мы и так понимали, что прибыли сюда точно не для простой экскурсии.
   Когда мы высадились на берег стоял жаркий тропический полдень. Первыми на сушу ступил Маркес, потом я, доктор остался на яхте. С нами были еще двое крепких матросов. Островок был довольно крошечным, не больше мили в диаметре. Почти вся территория острова, не считая широких пляжей, была укрыта густыми джунглями, что свидетельствовало о том, что здесь можно добыть пресную воду и некоторые съестные припасы. Но, еды здесь вряд ли было вдоволь, человеку было бы сложно прокормиться только здешней едой.
   Эспектро удостоверился, что пистолеты заряжены, он достал шпагу из ножен, и мы осторожно направились в гущу зарослей. У линии, где начинались густые заросли, мы обнаружили что-то похожие на тропинку. Похоже, что ее протоптало живое существо, возможно человек. Маркес повел нас по тропинке. Через десять минут ходьбы, я услышал еле слышные звуки маленького ручья. Скоро перед нами раскрылась широкая поляна.
   На поляне были заметны признаки обитания человеческого существа. И скорее всего, существо или существа было совсем малокультурными особями, ибо всюду мы находили следы мусора разного рода, обломков, пустых раковин моллюсков и кучи другого сучья и костей.
   Под деревом в углу поляны располагалось, нечто похожее на укрытие от дождя и ветра. Оно было коряво сбито с деревьев, дерна, пальмовых листьев и другого материала, который без труда можно было добыть на острове. Маркес сбавил ход и медленно начал продвигаться к сооружению, похожему на шалаш, стараясь издавать как можно меньше шума. Я тихонько крался за ним, не представляя с чем, или с кем мы столкнемся. Матросы же держались от нас несколько отдаленно. Наконец, в шалаше мы увидели спящего рыжеволосого человека. И хотя он больше был похож на огромную заросшую обезьяну, все-таки, это был человек. Обезьяночеловек был высоким рыжим европейцем, возможно даже ирландцем. Он издавал громкий богатырский храп. Хотя рыжеволосый был огромным, было заметно, что он очень худой и изголодавший. Рыжеволосый обитатель острова был весь оборван, его одежду нельзя было называть даже лохмотьями.
   Маркес спокойно посмотрел на спящего, как будто, он искал именно его. Потом он набрал в пальмовый листок воды из ручья и вылил ее рыжему на лицо. Тот испуганно спохватился. Его глаза сверкали дикостью и изумлением. Он посмотрел на своего будителя безумными глазами. Это был взгляд действительно зверя, но не человека.
   Через миг рыжий здоровяк рванула к Маркесу с явным намерением задушить обидчика. Матросы были готовы к подобному развитию событий. Они кинулись на здоровяка, крепко схватив оборванца за руки и за шею. Удержать рыжебородого было не просто. Двое крепких матросов едва удерживали худую верзилу, у которой изо рта от злости шла пена. Но, видно, островная диета не способствовала запасу энергии у рыжеволосого, силы начали быстро покидать его. Матросы взяли верх. Они наградили дикаря несколькими больными пинками и связали ему руки.
   Через час мы покинули забытый островок, похитив с собой рыжего дикаря. Несколько дней он, полностью связанный, был заперт в трюме. Его освободили только когда мы не прибыли на Кайкос. На этом маленьком островке находилась небольшая забытая католическая миссия. Именно на ее попечительство и оставили рыжебородого пленника.
   Стеречь пленника в миссии поручили мне. Маркес с доктором должны были вернуться через неделю. За это время, рыжий дикарь должен был опять стать человеком.
   Когда Маркес уплывал, у нас был довольно длинный разговор. Не часто наш друг был столь многословным. Он рассказывал о самом разном. Например, о своих плаваньях в водах у Багамских островов. Маркес вспомнил о том, как первый раз он попал на Карибы. Хотя тогда ему было 16 лет, в его воспоминаниях не было ничего юношеского. Это были истории сильного человека, которого сурово испытывала жизнь.
   Первый раз Маркес посвятил нас с доктором в свои планы:
   - Дальше, синьоры, нам предстоит вернуться к пиратскому ремеслу, как бы мне этого и хотелось. Мне еще предстоит решить некоторые организационные вопросы, а ты, Сантимо, пока постережешь нашего рыжего друга.
   Этот дикий здоровяк нам очень пригодиться. Он будет самой подходящей кандидатурой на должность нашего с вами будущего хозяина, нашего капитана. Вы удивлены?! Да, понимаю, вид у него, конечно, не очень. Тем не менее, я убежден, что не пройдет и нескольких недель, как он придет в себя и сможет стать одним из самых грозных пиратских вожаков во всех Карибах.
   Вы можете не поверить, дороги друзья, но в прошлом, этот дикарь был очень знаменитым пиратом. Вы слышали о Дэвиде Джонсе? Это, он самый, Дэвид Джонс, - гроза испанского Мэйна. Еще меньше года назад Джонс был удачливым и очень перспективным пиратским предводителем. Судьба дала ему в руки все карты, крепкую руку, храбрость, граничащую с сумасшествием, верную команду. У него было все, но...
   Бартоломью Робертс, - мой бывший главарь, не терпит конкурентов, а особенно удачливых конкурентов. А Дэвид Джонс, не смотря на всю свою смелость и решительность в бою, был туп как ирландский дуб. Он позволял водить себя за нос. Сначала Робертс взял Джонса в долю, пообещав ему и его людям выгодные условия. Потом он начал переманивать его команду. И наконец, все решилось в одном из сражений...
   Я помню, тогда мы брали мощный испанский галеон. Испанцы были отлично экипированы и обучены, они сражались как черти. Из четырех штурмующих пиратских кораблей, два наших судна пошли ко дну. Наибольший урон понесла команда Джонса. Из восьмидесяти семи его человек в живых осталось двадцать шесть. Хитрый Робертс тогда не случайно подставил его людей. Он приказал своим канонирам промахиваться или целится по неважным целям. Робертс пожертвовал даже своими людьми, для того, чтобы избавиться от Джонса.
   Конец концом, мы захватили корабль. Испанцев, как обычно это было принято у Робертса, пустили ко дну, а всю добычу перевезли на флагман. Потом была сильная попойка. Когда на следующий день Джонс открыл глаза, он обнаружил себя связанным в трюме брига, которым я командовал. Робертс приказал мне покончить с Джонсом. Подобная черная работа была не по мне. В конце концов, я устроил Джонса на тот островок, откуда мы его забрали. Ночью, когда мы проплывали мимо этот островка, я велел своим помощникам вывести его на палубу, указать направление куда плыть и вышвырнуть за борт. Ну а в скором времени, от Робертса убежал и я.
   Сейчас Робертс точно знает, что я жив. Он жаждет крови. За мной началась охота. Кроме моего бывшего предводителя меня не прочь повесить и все морские державы, представленные на Карибах. За мной найдутся грехи против их всех. А это значит, что у меня есть два пути, чтобы выжить. Или попытаться убежать или более безрассудный вариант, - бросить вызов всем сразу. Поскольку я не люблю бегать я решил выбрать второе. Для этого предприятия мне нужны самые сумасшедшие. Люди настолько безрассудные, что уже давно смерились со своей смертью. Люди, которых интересуют только страсть наживы и жажда крови. Я думаю, на Карибах найдутся сотни две таких. А вот этот рыжий верзила, потерявший рассудок, охваченный жаждой мести, он станет идеальным руководителем новой пиратской команды.
   Очень скоро мои друзья отплыли, а я остался с Джонсом в забытой миссии монахов Францисканцев. Видно, эти монахи крупно задолжали Маркесу, раз приняли нас у себя. Они обеспечивали нас всем. Миссия примыкала к нескольким поселкам диких туземцев, которые доставляли монахам еду и помогали с работами. Это и было все население острова. Корабли сюда заплывали редко, и только для того, чтобы пополнить запасы продовольствия и пресной воды и отправиться дальше.
   Задача следить за здоровяком Джонсом была не сложной, но совершенно для меня не понятной. Первые несколько дней здоровяк ничего не делал, как только ел, пил и спал. Гораздо более сложное задание стояло перед францисканцами. Маркес поручил монахам не только откормить дикаря, но опять заставить его внятно разговаривать. Кроме того, монахам следовало привить дикарю человеческую культуру. Первые дни, когда Джонс приходил в силы и был в полусонном состоянии ни у меня, ни у монахов проблем с Джонсом не возникало, трудности начались несколько позже. Первые дни наш подопечный не проронил ни слова. Поначалу я уже начал думать, что на диком островке Джонс забыл человеческую речь. Но, это было лишь временное явление. Когда Джонс пришел в себя и начал разговаривать, в нем проснулись и другие инстинкты и привычные для него черты характера. Наиболее сложным его качеством был буйный вспыльчивый характер. Его могло вывести из себя все, что угодно. Например, его мог разозлить прохожий туземец или монах. Кроме того, Джонс без всякого зазрения совести мог обидеть человека, ударить или запустить в него первый попавшийся предмет.
   Как-то раз, Джонс кинул об стену одного, уже пожилого францисканца, который вывел пирата тем, что полчаса к ряду рассказывал ему о христианской морали. После этого бедняга монах несколько дней не поднимался с постели из-за ушибов. Джонса старались держать подальше от людей. Островитяне обходили лачугу, где жил рыжий человек десятой дорогой. Но, как бы нам не был неприятен Джонс, приходилось с ним возиться. Таковы были указания Маркеса.
   Когда-то, рассказывал Маркес, на лице бывшего пиратского капитана Джонса не было ни единой морщины, ни капли страха, ничего, связанного с жалостью или неуверенностью. Теперь же на его лице кое-где зародились и морщины, и страх, и неуверенность. Все же он оставался грозным человеком, хотя внутренне, он был полной свиньей. Даже святые не смогли бы добавить этому убийце хоть каплю сострадания или сочувствия. С первого взгляда в Джонсе можно было почувствовать жестокость и грубость. Нужно было иметь твердую волю, чтобы беседовать с Джонсом. Все его рассказы, которые он нам успел поведать в миссии, были либо о его жизни на острове, где он голодал и подолгу питался лишь ракушками и кокосами, либо он вспоминал кровавые истории своих пиратских похождений. Истории были о грабеже, насилии, о захваченных богатствах, которые теперь или пропиты или покоятся в тайниках Бартоломео Робертса.
   Прошло восемь дней. Весть этот срок мы рисковали собственными спинами, пытаясь вернуть Джонсу здравый рассудок. Воспитание будущего капитана прогрессировало. Мясо и местный самогон, а также бесконечное терпение монахов шли Джонсу на пользу. Его отмыли, постригли, переодели. Монахи, не смотря на все протесты капитана, разговаривали с ним дни напролет. Его заставляли гулять. В общем, дело шло быстро. Исхудавший дикарь Джонс уходил, а взамен ему возвращался другой прежний Джонс, о котором рассказывал Маркес. Отъевшись, Джонс начал принимать вид большого человека. Он имел чуть меньше двух метров росту, был толстым и широким в плечах. Его большая голова, заросшая густыми рыжими волосами, вместе с хищными глазами и свирепым выражением лица невольно вызывали трепет. Казалось, этот человек был рожден для того, что бы стать рецидивистом.
   Еще спустя два дня вернулись Маркес и доктор Пераль. Они приехали все на той яхте Ласточка и намеривались покинуть островок в тот же день с вечерним приливом, забрав с собой меня и Джонса. Последний теперь больше был похож на человека, чем на ту обезьяну, которую мы нашли на Багамах. Оставалось решить, вернется ли Джонс опять к пиратскому ремеслу. Все решил короткий диалог, который состоялся между Маркесом и Джонсом:
   Приветствую тебя Дэвид Джонс! Я вижу, ты подстригся, вернулся свежий вид лица. Здешняя диета явно идет тебе на пользу. - немного в свободной манере, начал беседу Маркес.
   Но Джонс ничего не отвечал. Он с ненавистью смотрел на Маркеса, закусив край нижней губы. Его кулаки были сжаты, но не шевелился. Маркес продолжал:
   - Ты, наверное, задаешь себе вопрос, почему тебя не убили. Почему тебя выкинули близь того проклятого островка, на котором ты едва не сошел с ума?! Почему я вернулся за тобой?!
   В глазах Джонса сверкнуло пламя. Жилы на его шее вздулись от напряжения, а лицо побагровело. Пока, он, сдерживая нараставшую агрессию, смог только выдавить из себя:
   - Почему же?
   Маркес посмотрел Джонсу прямо в глаза. Он принял самый серьезный вид, и спокойным монотонным голосом, выждав длинную паузу, заговорил:
   - Я расскажу тебе. Помнишь ту ночь, когда мои люди выкинули тебя за борт. Тогда я подумал, что это не справедливо! Это не по-братски! Джонс и его люди сделали всю работу при захвате испанского галеона. Они были смелы, и честно делали свою работу. А что делает Робертс?! Сначала позволяет испанцем убить большую часть команды Джонса, а потом дает мне приказ убить и самого капитана Джонса, и, конечно, все золото, вся добыча досталась этой подлой собаке, Робертсу.
   В момент, когда Маркес так хладнокровно рассказывал о Робертсе и отнятой добычи, Джонс свирепел. Он сжал зубы, его ноздри расширились. Казалось, в любой момент, он может броситься к горлу Маркеса, что бы вырвать его. Маркес, как будто, не замечал напряжения, продолжал свой монолог.
   - Ты понимаешь, что нарушить приказ Робертса, для меня самого означало бы потерять голову. Но, и убивать тебя я не хотел. Хотя я и пират, но я честный пират, и никогда не нарушаю законы берегового братства. Тогда я решил пойти против Робертса. Я дождался вечерних сумраков и чтобы отделиться от пиратской эскадры, приказал держать курс рулевому на зюйд-зюйд-вест. Я знал об этом островке и был уверен, что ты сможешь выжить на нем какое-то время, пока я не найду способ забрать тебя обратно. Когда островок был в полумиле, тебя выкинули за борт, предварительно указав в каком направлении плыть. Таким способом тебе и удалось выжить. Утром мой бриг опять нагнал эскадру Робертса, все приняли, что я скормил тебя акулам. Так, что для мира ты мертв.
   - Я просидел на том проклятом островке целую вечность. Я чуть не сдох от голода, я чуть не свихнулся от одиночества, - пробурчал хрипло Джонс.
   - Да, я понимаю тебя. Я сам когда-то провел на таком же островке полгода. Но, я ничего не мог сделать. Когда я убежал от Робертса, я чудом остался жив, попав в сильный шторм. Меня носило по всех Карибах. Только несколько недель назад у меня появилась возможность тебя освободить. Теперь же Робертс назначил за мою голову награду в сто фунтов. За мной охотятся.
   Маркес встал, развернувшись к собеседнику, он сделал несколько шагов к морю. Немного ссутулившись, он продолжал стоять спиной к Джонсу. Наступила тяжелая тишина. Как будто, Маркес давал время Джонсу прийти к определенным умозаключениям. Молчание нарушил Джонс:
   - И что же ты теперь хочешь от меня?
   Маркес не шевельнулся, как будто был погружен в свои мысли, совершенно забыв о Джонсе.
   - Эй, Эспектро, дьявол тебя утопи! - гневно прорычал Джонс. - Что ты хочешь?
   Маркес в полном спокойствии медленно повернулся. С безразличным выражением лица, с некоторой сонливостью, которая читалась в его жестах, он уселся за стол перед Джонсом. Посмотрев собеседнику в глаза, Маркес тихо произнес:
   - Я хочу снова вернуться к своему привычному ремеслу. Я готов служить новому капитану. Мое место быть первым помощником успешного пиратского предводителя на добротном быстром судне с закаленной командой.
   Джонс, сначала не понял Маркеса. Но, немного поразмыслив, он закивал:
   - Если бы у меня был корабль и люди, я бы взял тебя. Такой помощник как ты, стоит половины команды. Гром меня разрази! Эспектро! Но, у меня даже сабли нет, не то, что шлюпа или пара даже самых дохлых моряков.
   - Ну, если дело только за этим, то, что я буду за помощник, если не добуду своему капитану самый лучший фрегат во всей Атлантике и самых отчаянных сорвиголов во всем грешном мире. Клянусь всеми ветрами! Но, Джонс, ты должен слушаться моих советов и передавать мне командование судном во время сражений. По рукам, капитан?
   Маркес закончил свою речь очень вдохновенно. Было не привычно слышать от него такие громкие слова. Но, похоже, Джонс, знал удачу этого молодого пирата уже не первый день. Он отнесся к его предложению серьезно, хотя, пока и недоумевал, как Маркес собирается добыть корабль и команду. Так или иначе, Джонсу кроме своей никчемной жизни было нечего терять. Он протянул руку и заключил:
   - По рукам, помощник!

Глава XI

ЗА ЗАПАХОМ ЗОЛОТА

  
   Из мемуаров герцога Сократа Карлоса де Барка:
  
   Золото - вещь не подвластная уму. Я всегда спрашивал себя, зачем оно людям?! Из него нельзя построить дом, золото нельзя скушать за ужином или утолить им жажду. Но, оно неизменно влечет людей. Солнечный цвет металла так манит, что ради него люди готовы продавать чужие и собственные души. Зачем природа создала его?! Неужели, для того, чтобы сделать слабых сильными, а сильных беспомощными. А может, природе было нужно, чтобы один человек стал рабом другому, ведь золото лучший помощник для подчинения. Я все больше склоняюсь к тому, что золото, - дело рук не природы, а дьявола, и творит Сатана посредством желтого металла свои черные дела. Но, тогда зачем золотом украшают храмы?! Нет, совсем не понятна его природа.
   У моего друга и хозяина Маркеса по прозвищу Эспектро на счет золота было свое особое мнение. При удобном случае, Маркес говорил: - "Золото может творить чудеса, а много золота может делать чудеса еще чудесней. Оно может делать то, что неподвластно никому из смертных".
   Ночью 22 июля 1720 года наша яхта с легким названием "Ласточка" швартовалась у славного городка Тортуга, столицы берегового братства и всех буканьеров. Сегодня в полночь Маркес должен встретиться с некоторыми из авторитетных пиратов и предложить им участие в новом пиратском рейде. По своим личным соображениям, он не брал на встречу доктора, но согласился взять меня. Объяснил он это тем, что я выгляжу столь безобидно, что насчет меня ни у кого не должно возникнуть подозрений. Маркес взял с меня слово, что на встрече я буду сидеть неприметно где-нибудь в углу и стараться, чтобы не упасть кому-то в глаз. Такой опыт, по мнению Маркеса, станет мне очень полезен в будущем. С нами, также отправлялся Джонс, которому из-за сегодняшней встречи было отказано в его обычной вечерней порции рома.
   Когда мы стояли на рейде и дожидались полуночи, у нас еще оставалось время побеседовать. Я, доктор и наш друг, наблюдая за огнями живого города, беседовали о пустяках. Маркес был в хорошем настроении, он даже немного приоткрыл нам свои планы на наше ближайшее будущее:
   - Сегодня, друзья мои, вы узнаете, как работает золото. А чуть позже у вас будет возможность посмотреть, какая у золота цена. Если все мои расчеты верны, то сегодня в этом городке меня уже ждут самые редкие авантюристы, которых когда-либо видело Карибское море. На Тортуге их собрала жажда наживы. Это самые разные люди, наверняка, они до смерти ненавидят друг друга, но, несмотря на ненависть, жажда золота сегодня свяжет их самыми крепкими узами. Жажда богатства даст им цель и смысл существования. Она заставит их спины и их умы шевелиться. И это все, мой друг, сделает золото. Это сделает один эго легкий аромат. Если вы мне скажете, друзья, что это чудеса, я вам отвечу, что нет. Это не волшебство, это низменное качество людской натуры под названием жадность.
   - Маркес, значит, команда у нас уже есть? А корабль? А где же именно мы будем пиратствовать? - я не выдержал, и выпалил Маркесу целый ряд вопросов. Без сомненья, эти вопросы интересовали и доктора, но, похоже, он был знаком с нашим другом намного дольше, чем я. Пераль знал, что у Маркеса бесполезно спрашивать о его планах, пока он сам об этом не заговорит. От моих вопросов Маркес скривился, как будто ему под нос подсунули тухлую рыбу. Но, настроение у него в этот вечер было доброе, хорошее, и он лишь с улыбкой заключил:
   - Будет команда, найдем и корабль.
   Ближе к полночи мы спустили шлюпку и отправились в город. Я увидел ночную Тортугу во всей красе. Сам город не понравился мне с первого вдоха. Припортовые улочки ничем не отличались от себе подобных, скажем в Гаване или Невисе. Здесь также было много грязи и еще больше лиц с сомнительной внешностью. Неприятный запах, нищие, моряки, пираты, рабы и каторжники всех цветов кожи. Те же кабаки, трактиры, те же правила ночной жизни, что и в остальных портах Карибского моря.
   Тортуга, показалась мне, может быть, немного шумней и немного разгульней, чем остальные города, в которых я бывал. Веселье и пьянство не стихали в припортовой части города до утра. Золото быстро перетекало от пиратов в руки ловких коммерсантов. Но, Маркес, заверял меня, что не в одном городе, пират нарушавший закон, не может чувствовать себя так свободно как здесь. К свободе этот город находился ближе всех мест на земле. Но, как и везде, свободным ты мог себя чувствовать только при наличии толстого кошелька с деньгами.
   Я старался не отставать от Маркеса и Джонса, которые быстро шагали по узким улочкам города. Нашей целью было заведение, которое носило многообещающее название "У Мадлен". Приближаясь к разлогому ярко освещенному зданию, я уже понял, что "У Мадлен" был типичным трактиром, каких на Тортуге были десятки. Как позже, мне довелось узнать, это был не самый дорогой, но и не самый дешевый трактирчик в городе, в общем, самое посредственное заведение.
   Мои спутники сильнее надвинули шляпы на лицо, стараясь быть не узнанными. Маркес повел нас к черному входу. Мы зашли с заднего двора, прошли сквозь кухню, и очутились в небольшом коридорчике, где нас встретила уже не молодая ярко выряженная дама. Я догадался, что это и есть Мадлен, хозяйка заведения. Он была чрезвычайно радушной, приветствуя моих спутников как самых желанных в мире гостей. Видать Маркес был здесь уже не впервые, и наверняка, хозяйка осталась довольной его щедростью. Без лишних слов она провела нас в подвальные помещения, которые служили как погреб, еще несколько поворотов и мы очутились в маленькой комнатке. Конечно, никаких окон здесь быть не могло. Воздух здесь был тяжелым. Комнату очень тускло освещали несколько ламп развешенных на стенах. Из мебели только стулья и стол.
   За столом сидело, тогда еще мне не знакомых, восемь личностей. С первого взгляда, компания выглядела очень пестро. Мужчины, сидящие перед нами, отличались друг от друга возрастом, внешностью, национальностью, одеждой. Как будто их специально подбирали со всего мира. Но, в них чувствовалась и некая общность, особенно в выражение их лиц. Их взгляды были хищны как у тигров, а образы мрачны и суровы. Внимательно всмотревшись в этих людей, можно было заключить, что все семь смертных грехов уже успели оставить свои отпечатки на их лицах.
   Даже когда мы зашли, сидящие оставались угрюмы, молчаливы. Казалось, они даже не заметили нашего прихода. За столом не было ни выпивки, ни еды. Маркес и Джонс, ни с кем не здороваясь, направились к столу. Мне же, Маркес, указал на место под стенкой возле двери, где я и разместился на корточках, стараясь не пропустить всего того, что должно было произойти в подвальной комнатушке.
   Джонс уверенным движением занял место во главе стола. Маркес сел сбоку, стараясь не вызывать к себе внимания. Наступила полная тишина, как при штиле, которая продолжалась несколько мгновений.
   Кровь застыла в моих жилах. Вид этих людей, атмосфера, царящая в комнате, заставляла стучать мое сердце как бешеное. Без видимых причин, все же, в меня вселялся страх.
  
   Из рассказа Маркеса де Сидерата:
  
   В маленькой комнате "У Мадлен" вот-вот должны были начаться переговоры. Умница Карменсита собрала всех, кто мне был нужен. Пока все шло хорошо. Как только я зашел в комнату и посмотрел на моих бывших собратьев по ремеслу, я сразу почувствовал, что они голодны и жаждут добычи. Убедить таких отправиться в рейд, будет не сложным делом.
   Бедняга Сантимо сидел в углу, хлопая глазами. Я заметил, что ему страшно. Если бы этот мальчик знал, что его ждет впереди, он дрожал бы еще больше. Разговор происходил на английском, поскольку большинство из присутствующих были британцы. Тишину нарушил Даони Кривой, высокий сухопарый человек, лицо, которого было искажено оспой, многочисленным шрамами и увечьями:
   - Джонс, ты живой? По слухам, Эспектро утопил тебя в прошлом году где-то возле Багамских островов, - его голос был хриплым, в тоне речи чувствовалась не скрытая ехидность. Джонс даже не повел глазом, продолжая хранить полное молчание.
   - А ты, Эспектро, куда к черту пропал? Я уж не надеялся увидеть тебя живым, - сказал самый пожилой на вид из всех присутствующих громким басом. Это был уже старый и от этого еще больше уважаемый пират по кличке Сухой Пью. Он был седым и жилистым человеком, в возрасте, но еще крепким. Одежда на Сухом Пью была вся изодрана в клочья. Если бы не его засохшие мускулы и обветренное звериное выражение лица, он больше был бы похож на старого попрошайку. А так, он был больше похож на смерть.
   - Кто все эти сосунки, не нравятся мне их гнусные рожи? Зачем ты нас собрал, не тяни, - продолжал Сухой Пью.
   - Нравятся тебе эти господа или нет, Пью, это не важно. Эти джентльмены здесь, не для того, чтобы тебя ублажать, старик. Но, если ты еще не совсем одряхлел и не забыл как владеть абордажным топором, тебе придется делать с ними общее дело, - немного грубовато ответил я Пью. Грубый тон был наиболее подходящим для бесед с людьми такого сорта. Я начал излагать:
   - Добрый вечер, джентльмены! Хорошо, что вы еще живы. Нас ждут большие дела. Сейчас хорошее время для пиратского рейда. Карибское море уснуло. Я говорю не о погоде. Уже скоро год, как война между морскими державами, которые имеют колонии на Карибах, официально прекратилась. Барт Робертс, самый крупный пиратский предводитель, который здесь безнаказанно своевольничал, давно уже нигде не появлялся. Ходят слухи, что он, со своей основной эскадрой, ушел на Север к Канаде.
   Сейчас Карибы спокойны как никогда. Испанцы тихо собирают и транспортируют в Европу свою золотую добычу, которую они свозят с многочисленных приисков. Они продолжают колонизировать и уходят все дальше вглубь Мэйна. Британцы успокоились, беспрепятственно наращивая торговлю. Их военный флот мертво стоит на якоре у Порт-Ройала, бездействуя уже более полугода.
   В море настолько тихо, что мне становиться страшно. Спокойно как перед бурей. В воздухе чувствуется нехватка событий. А раз есть жажда событий, то и сами события должны незамедлительно прийти. Пока никто на Карибах, точно не может предвидеть, что именно за события произойдут. Тем не менее, их ждут.
   Похоже мои слова не вызвали никакого энтузиазма у присутствующих. С этими ребятами надо было говорить конкретней. Проза была ни для их ушей. Я перешел к сути:
   - Джентльмены, наша цель четыре тонны золота не дольше чем через год.
   Наступила тишина. Мои слушатели оживились. Слова о четырех тоннах золота заставали навострить уши этих зевак.
   Нормальный человек, подумал бы сначала, что такие сумасшедшие богатства явно требуют преодоления огромной опасности, опасности граничащей с верной смертью. Поверить, что эти оборванцы смогут вырвать столько золота, было бы чистым безумием. Но, у этих людей голова работала по-другому. Их совершенно не интересовала опасность и детали рейда. Они видели перед собою только наживу и удачу. Наверное, это и был их талант и их проклятие.
   - Дело как вы понимаете, слегка рисковое, - продолжил я важным видом. - На этот раз, на карту ложится все. Поэтому, кто с нами прошу остаться, а кому дорога жизнь освободите стол!
   Никто не шелохнулся. Волки почуяли запах крови. Тут слово промолвил молодой англичанин в красной военной форме, бывший лейтенант королевского британского флота. Я рад, что такие люди как лейтенант Джон Ли присутствовали за этим столом.
   - Хоть и жизнь и дорога, но чья жизнь может быть дороже, чем четыре тонны золота?!
   - Сам дьявол не вырвет меня из-за этого проклятого стола, - промолвил Лу Рей, маленький прижимистый малый в форме матроса с узкими глазами.
   Большой молодой толстяк со светлыми волосами в широкой треуголке, решительно плюнул на пол. Этим он показал свою решительность. После его плевка остальные комментарии были излишни.
   - Мы с тобой Эспектро, хоть в ад.
   - Я не сомневался в этом, джентльмены. И так позвольте представить, наш будущий капитан, Дэвид Джонс - Гроза Испанского Мэйна. А теперь, к деталям. Во первых, нам понадобится хорошее судно...
   Так началась беседа. Это был длинный разговор, который продолжался до самого рассвета. Позже принесли вино, закуски. Обсуждали планы, шутили, говорили о наших прошлых встречах и приключениях. Каждый делился информацией, которой обладал, и которая могла пригодиться в нашем деле. С предводительством Джонса, проблем, которых я опасался, так же не возникало. Он, как и подобает настоящему вожаку, говорил не много, но очень авторитетно, тоном, не принимающим несогласия. Джонс быстро подтвердил свое верховенство в компании.
   Как пиратам взять четыре тонны золота, я так и не рассказал в ту ночь. Но, никто не сомневался в том, что я точно знаю, как это сделать. Ведь, если я их в чем-то обману, и через год нужной добычи не будет, мои товарищи, не мешкая перережут мне горло. Это было известно им, это было известно мне.
  
  

Глава XII

ЭЛЬ ФУЭГО

  
   Из заметок доктора Пераля:
  
   Фор-де-Франс - яркая жемчужина в оправе французской монархии и самый большой город на острове Мартиника. Поэтичная натура скажет, что это дьявольски чарующее место. Выгодный, богатый городишко, ­- заключил бы предприимчивый купец. Надежная и мощная крепость, - согласится военный офицер. А Король Луи ничего не скажет о своей коронной колонии Мартинике, лишь только сыто и довольно улыбнется, услышав о своем далеком западном владении. А что может сказать пират о Фор-де-Франс? Нечего ему сказать, и даже думать он не смеет об этом городе. Такие города не то что пиратам, а даже целой армии трудно атаковать. Очень хорошо защищен Фор-де-Франс. Мощные береговые укрепления и больше сотни пушек смотрят своими смертоносными дулами в море, пугая неприятеля. Да и тыл города, кроме крепостных укреплений хорошо защищен трудно проходимыми скалами и кустарниками.
   В бухте Фор-де-Франс часто стоят на рейде военные суда, которые регулярно патрулируют ближайшие воды, охраняя торговые пути. Подобные рейды страшно досаждают пиратам. Часто после очередного патрулирования, беднягам пиратам приходиться отдыхать на крепостных стенах Фор-де-Франс, подвешенными за шею. Поэтому ничего не скажет пират, услышав о Мартинике и Фор-де-Франс. Из-за суеверия пират плюнет и молча закусит губу. Не хочется ему попасть в этот проклятый для пиратов город.
   В городе было сыто и безопасно. По этим причинам французам здесь жилось хорошо. Одним из таких довольных жизнью французов, был сержант французского королевского флота Грено Семпьен. Сегодня он обедал в небольшой харчевне с экзотическим названием "У толстого индюка". Это была совсем не дорогая харчевня. Наибольшим и, наверное, единственным ее достоинством был обширный панорамный вид на бухту Фор-де-Франс.
   Сержант Грено Семпьен, как никто другой в эти минуты всем своим видом олицетворял мирную комфортную жизнь в морском городе Фор-де-Франс. Сержант был очень счастлив в это время. По правде говоря, этот человек был всегда счастлив, когда завтракал, обедал или ужинал. Еда, и только она, приносила ему истинное удовольствие. Когда он кушал, он всегда имел довольное лицо и вдохновенный вид. Ну, а если во время трапезы, ему еще и удавалось полакомиться бутылочкой другой, пусть даже, не дорогого вина, тогда сердце его наполнялось самым высоким блаженством и любовью ко всем ближним. Кушал сержант очень часто и обычно много. Вследствие такой неумеренности, фигура сержанта была чрезвычайно широка. Военный сюртук сержанта постоянно поддавался частым перешивкам у портных, так как с каждым годом этого человека становилось больше.
   Грено Семпьен, конечно же, как и всякий толстяк, был человеком добрым, но, не без порока. При всей своей доброте, он был чрезвычайно скуп, единственное, на что его скупость не распространялась, была еда. Если бы обжорство и скупость не относились к смертным грехам, возможно сержант мог бы претендовать на статус святого человека. Ведь кроме еды, рома и вина никаких других нужд и желаний у Грено практически никогда не возникало.
   Но, позвольте вернуться к описанию событий в харчевне "У толстого индюка". Сегодня в харчевне посетителей почти не было. Несколько бедных офицеров сидели в уголку и потихоньку попивали мадеру. Бедными я их признал, потому как, богатые офицеры обычно питались в более приличных местах. Кроме офицеров здесь еще находилась пара моряков, да еще пара неизвестных бродяг.
   Грено с довольным видом в одиночку продолжал смачно обедать. Сегодня Бог послал сержанту на обед большой кусок жареной телятины, полбуханки хлеба и несколько рюмок рома, не самого высокого качества. Время от времени, неспешно пережевывая пищу, Грено лениво посматривал на ласковые голубые воды бухты Фор-де-Франс.
   В бухте на тот момент привлекал взгляд военный королевский бриг с названием Сан Мишель. Бриг мирно стоял на якоре всего в сотне метров от берега. Это судно и было местом службы сержанта. На судне он играл одну из самых важных ролей, которые только могут быть на военных судах, - роль кладовщика. Эта должность вполне подходила натуре сержанта и его человеческим качествам. Именно в его обязанности входили обеспечение команды пищевыми припасами для плаванья, их точный учет и контроль. Благодаря скупости сержанта, безусловно, продовольственные припасы судна тратились медленно и заботливо.
   Кроме того, что Грено был кладовщиком, холостяком, толстяком и скупердяем, он еще имел талант быть везде своим. Хотя Сан Мишель прибыл на Мартинику меньше двух месяцев назад, весь Фор-де-Франс уже знал Грено. Наверное, из-за эго простой сельской разговорчивой натуры, которая произросла во французском Провансе. Конечно, над ним, как и над каждым настоящим низкорослым толстяком часто подшучивали, но куда без этого. А в остальном, плотного сержанта часто угощали или рюмкой рома или стаканчиком мадеры, хотя со своей стороны, скупой Грено редко отплачивал угощавшим. Как и всякого другого честного обжоры и человека жившего на казенное жалование, у него редко находилось чем угостить товарища или просто собутыльника.
   Грено Семпьен обедал неспешно, смакуя разведенный ром, а его бриг со спущенными парусами мирно красовался под ярким летним солнцем в тихой бухте. Мощный корабль мирно дремал, чувствуя себя в полной безопасности. Большинство матросов дислоцировалось на берегу. Восточный и западные форты, которые защищали вход в бухту, казалось, тоже погрузились в беспечный сон. Иногда взгляд Грено блуждал по другим точкам мирного пейзажа. Кроме красавца Сан Мишеля, в бухте на рейде стояло еще несколько менее мощных военных и четыре торговых судов. Фор-де-Франс цвел. Погода была просто отличная. Ничто не предвещало беды, ничто не предвещало ни малейшей угрозы. Аппетит у сержанта был отменный.
   Но, вот к сержанту подошел незнакомец. Судя по одежде, незнакомый человек был торговцем. На изысканном французском языке незнакомец поинтересовался у Грено, не он ли является лейтенантом французском флота Грено Семпьеном. Сержант лениво поднял взгляд на стоящего перед ним человека. Не вставая и не прерываясь от трапезы, он поправил:
   - Я Грено Семпьен, сержант. С кем имею дело?
   Незнакомец выровнялся, с гордостью расправил грудь, и гордо произнес:
   - Разрешите представиться, месье, представитель и уполномоченный Французской торговой гильдии Лиона, Анж де Готье, к вашим услугам. С вашего позволения я присяду. Месье сержант, у меня к вам дело особого характера. Так сказать тет-а-тет.
   Новый знакомый присел за столик к сержанту, но при этом он никак не повлиял на трапезу Грено. Сержант не переставал активно жевать мясо, казалось, даже не замечая своего нового знакомого. Но, не смотря на невозмутимый внешний вид, в душе к сержанту уже закралась досада на непрошеного гостя. Он уже подумывал про себя, что сейчас этот купец попытаются продать ему что-нибудь, совсем ему ненужное. Таких проходимцев, пожалуй, можно встретить везде на Карибах. Или же, что еще хуже, опасался Семпьен, возможно у сержанта попытаются попросить денег взаймы.
   - Слушаю вас, месье, - жуя и не поднимая взгляда, пробормотал Грено.
   - Нет, нет, месье, дело очень деликатное и очень серьезное, - полушепотом таинственно промолвил представитель Торговой гильдии Лиона. При этом он с подозрением оглянулся по сторонам, как будто опасаясь, не подслушивают ли его.
   - Давайте лучше прогуляемся, месье сержант. Я расскажу вам о деле за прогулкой. В нашем коммерческом ремесле есть свои правила. Говорить в харчевнях о настолько важных делах было бы кощунством. Позвольте рассказать вам анфас о сути и о мелочах моих проблем, а вы уж сами сможете судить, в состоянии ли вы мне помочь.
   Грено не доверял незнакомцу. Он ни за что на свете не желал вставать из-за стола недоев. Кроме этого, больше всех на свете провинциальная натура Семпьена не доверяла торгашам. В том же, что перед ним был торгаш, сержант не сомневался. Лет торговцу было не больше сорока, высокий, худощавый с густой черной бородой. Движения торговца были весьма ловки, а походка отличалась деловитостью.
   Сержант отказывался вставать, и ни за что на свете, не был готов бросить свой не оконченный обед. Всем своим видом он проявлял незаинтересованность, а в конце уже был готов послать купца ко всем чертям. Но, тот вел беседу хитро и настойчиво. Пообещал подождать, пока сержант пообедает, и попутно заказал лучшей мадеры для них обоих. И так простодушно, сердечно убеждал сержанта прогуляться с ним, чтобы побеседовать, что последний, наконец, не выдержал, запихнул в глотку остатки мяса и проглотил все, не жуя. Запив все проглоченное мадерой, чтобы быстрее отделаться от назойливого торговца, сержант указал жестом своему новому знакомому, что уже готов к совместной прогулке.
   Ему хотелось узнать, хотя бы из любопытства, что же предлагает этот чудак. Грено лениво, нехотя, как будто его вели на собственные похороны, покинул харчевню, следуя за своим новым знакомым. Пара направлялась в сторону порта, неспешно пересекая многолюдные улочки. Месье Анж де Готье рассказал, что в Мартинику он прибыл недавно, и еще не успел освоиться в новых местах.
   - Прекрасный город, сержант. Я хотел бы поселиться здесь навсегда, чтобы встретить свою близкую старость. Но, к сожалению, это не возможно. Торговля, мой дорогой сержант, торговля. У торговца нет ни дома, ни постоянного места жительства. Сегодня ты в Лионе, завтра в Париже, послезавтра в Лондоне, Амстердаме, Мартинике. Ни какого счастья нет у торговца, мой сержант, ни какого покоя. Только дни, которые летят и бесконечные заботы.
   Вот и сейчас, не успел я даже осмотреть этот чудесный город, а уже должен следовать дальше, выполняя поручения Лионской торговой гильдии. Но, на этот раз, все не так просто. Видите ли, месье сержант, - тут де Готье, приблизился к уху сержанта, так, чтобы никто не мог случайно услышать их разговор, и почти шепотом продолжил, - мне нужно отправить с Мартиники в Гваделупу очень ценный груз. Настолько ценный, что мне нужна ваша помощь, сержант.
   Потом он опять громко заговорил, своим веселым самодовольным тоном:
   - Сержант, знакомые мне рассказали, что вы ведаете запасами продуктов для местного военного флота и кроме того знаете всех в округе. Еще мне рекомендовали вас как честного хозяйственного человека. Насколько я заключил, с вами можно вести важные дела.
   Грено пока не доверял своему новому знакомому. Какое-то внутренне чувство подсказывало ему, что нужно держаться от торговца подальше. Но, Анж де Готье говорил очень ловко и приятно для уха сержанта. К тому же, хотя сержант пока и не знал, о каком деле говорит де Готье, но дело уже пахло возможным заработком. Пока они прогуливались вдоль извилистых улочек, Грено уже успел заметить, что имеет дело с богатым торговцем. Так, шпага, которая небрежно свисала на поясе де Готье, была гравирована золотом и драгоценными камнями. Шею представителя торговой гильдии украшала толстая золотая цепь. Сюртук и шляпа, хотя и не были дорогими, но были тонкой работы, совсем новы и сделаны с добротного материала.
   И наконец, Грено было приятно слышать похвалы в свой адрес. Он начинал таять:
   - Видите ли, извините, напомните, пожалуйста, как вас зовут? - простодушно спрашивал сержант.
   - Анж де Готье, представитель и уполномоченный делами Торговой гильдии города Лиона, - отчеканивал торговец с гордостью.
   - Месье де Готье, вам явно меня преувеличили в описаниях. Я всего лишь простой кладовщик одного единственного судна, брига Сан Мишель. Вон кстати он на якоре, наш красавец. И хотя, я клянусь вам, что это самый красивый и быстрый корабль, который когда-либо выходил в море, я лишь простой кладовщик и верный подданный короля.
   - Я понимаю, я понимаю. Но, тем не менее, сержант, хотя бы выслушайте меня, может быть, вы как человек, который не первый день в море, и у которого есть немалый жизненный опыт, подскажите мне совет или подсобите другим образом. Поскольку мы с вами люди деловые, я не вижу никакой надобности ходить кругами, и перейду к делу.
   Несколько членов нашей торговой гильдии недавно попали в затруднительное положение. Это молодые люди, которые совсем недавно приехали в Новый Свет. Как и большинством молодых ими двигала жажда обогащения. Очень хорошо понимаю их, ведь кто в юности не мечтал о легком богатстве. Их родители, почтенные поданные своего короля и мои старые друзья, попросили меня, как человека опытного, человека, который не первый день ведает делами торговой гильдии, присмотреть за своими отпрысками.
   Сами понимаете, за юнцами нужен глаз да глаз, особенно когда в их распоряжении оказываются солидные отцовские капиталы. Поначалу, дорогой сержант, я очень бережно опекал молодых людей, давал им советы, помогал, чтобы найти дешевле и надежнее, а продать выгоднее. С Божьей помочью, дела у молодежи пошли вверх, они познакомились с удачей. Но, наверное, я слишком сильно опекал молодых людей, из-за чего они не получили опыт собственных ошибок, пожалуй, самого ценного из опытов. Вскоре, поверив в свои собственные силы, они удалилась от меня, да и разве за молодежью уследишь?! Вы понимаете меня сержант? У вас есть дети?
   - Детей нет. Я холост, - машинально ответил сержант.
   - Вы счастливый человек, сержант, потому как дети, - это боль. Мои подопечные, они полностью ощутили, что такое отсутствие опыта. Сначала их ограбили пираты, потом на Кюрасао им продали гнилую пшеницу, часть богатств исчезло вместе с банкирами, которые обещали им высокий процент. Наконец, когда они опять вернулись под мое крыло, все что у них осталось это груз, который мне сейчас надо доставить на Гваделупу. Этот груз должен быть безопасно доставлен получателю. Только так я смогу поправить дела молодых людей.
   - Но, месье, извините, опять забыл вашу фамилию?
   - Анж де Готье, представитель Лионской торговой гильдии, - с невозмутимым тоном еще раз напомнил торговец.
   - Месье де Готье, я не вижу никаких затруднений в вашем деле. Слава Богу, до Гваделупы отсюда не более трех дней плаванья даже при полном отсутствии попутного ветра. Туда регулярно отправляются торговые суда. За невысокую цену вы можете договориться о транспортировке с одним из капитанов.
   - В том то и дело, мой дорогой сержант, что торговые суда мне совсем не подходят. Поймите меня правильно, в этом грузе все оставшиеся состояние этих молодых людей, и я просто обязан в самое ближайшее время доставить его на Гваделупу. Но, я не могу рисковать, грузно чрезвычайно ценен. Доверить последнюю надежду моих друзей в руки торгового судна было бы безумием. Торговец, - это легкая добыча любого корсара. Мое сердце не выдержит потери груза, я буду банкрот. К тому же, пошли слухи, что сейчас в окрестных водах, бродят пиратские корабли Робертса. Мне нужно, чтобы груз доставило именно военное судно. Хорошо защищенное, быстрое, крепкое военное судно.
   - Но, месье, это у вас вряд ли получиться. Ведь военные суда, крайне редко возят торговые грузы. Да и в Фор-де-Франс сейчас нет военных суден, которые стоят без дела. Бриг Ла Руа, скоро должен отплыть в Европу, а мой родной Сан Мишель, сейчас имеет задачу патрулировать окрестные воды. Так, рекомендую вам, месье, довериться торговому судну. До Гваделупы не так далеко, я думаю, вы зря переживаете.
   - Нет, нет, не говорите мне сержант. Это важно, для меня. Да и что плохого, если Сан Мишель, не отклоняясь от своего патрулирования, тихонько закинет немножко груза в Гваделупу. Этим поступком судно поможет своим соотечественникам французам в торговом деле, а заодно и заработает немного средств, для улучшения рациона своих солдат и моряком. Я готов заплатить 30 луидоров за доставку груза и еще 10 луидоров тем, кто поможет мне устроить дело. В противном случае, надо будет думать, о другом приемлемом варианте.
   Де Готье все продолжал рассказывать о своих делах, но, сержант, уже его не слушал. Последнее слово, которое схватил его мозг, было "луидоры". За полсекунды сознание Грено прокрутило всевозможнейшие варианты, как можно потратить луидоры, и еще за полсекунды, как можно обустроить это дело. Дорогие вина, богатые ужины в шикарных ресторанах, новый камзол и даже, может быть, небольшие сбережения с которыми можно будет завести семью. Внезапно с сержантом начали происходить неизвестные науке изменения физиологии. Его взгляд, нюх, осязание, все усилилось. С неуклюжего и мирного толстяка, изморенного сытным обедом, он превратился в бодрого и целенаправленного человека, на хищника, который почуял свою добычу и ни за что не собирался ее отпустить.
   - Месье де Готье, - с мягкой доброй улыбкой на лице и открытым голосом начал хитрый Грено, на этот раз, уже не переспрашивая фамилию своего нового лучшего друга. - У меня нет детей, но я вас понимаю. У меня шестеро племянников, и последние свои силы и средства я готов потратить только для того, чтобы вывести их в люди. А если придется отдать за них жизнь, то я готов. Ведь дети, это наше с вами будущее. И, конечно, месье торговец, я понимаю вашу печаль и печаль тех родителей, которые потеряют сыновей, если с этим грузом что-нибудь случиться. Теперь, я понимаю ценность вашего груза и вашу прозорливость в выборе военного судна. Месье де Готье, во имя отцовской заботы и дружбы между земляками, я постараюсь помочь вам в этом деле. Я поговорю с офицерами на Сан Мишеле. Может быть, они согласятся вам помочь. Конечно, сложно будет их убедить, ведь Сан Мишель не просто военное судно, а самое лучшее военное судно, которое когда-либо видел мир. Офицеры там чрезвычайно строгие, деньги их ничуть не интересует.
   - О, если бы вы мне помогли, сержант, если бы только помогли. Клянусь, сержант я не остался бы в долгу, - мало не со слезами на глазах, умоляющим тоном просил де Готье. При этом эго рука случайно скользнула по толстому кожаному кошельку.
   - Но, на всякий случай, сержант, я еще загляну к капитану второго военного судна, которое стоит в бухте. Я не могу рисковать временем, и кто знает, может быть, капитан найдет сочувствие к моему долгу. Не буду терять времени, не подскажите, как зовут этого капитана, где эго можно отыскать?
   Грено почувствовал легкое покалыванье в самой глубокой глубине своего сердца. Пять, а то и десять золотых дублонов могут уплыть из его рук. Уплыть быстро и бесповоротно.
   - Но позвольте, с кем вы хотите беседовать?! Тут полно проходимцев, это может быть опасно. Тут каждый может надуть вас, оставить без денег, без груза. Нет уж, месье, я не позволю вам этого сделать. Во имя человеколюбия, во имя справедливости и землячества отправляемся со мной на судно немедленно.
   Взяв со своего нового знакомого слово, не искать других капитанов, Грено с торговцем отправились на Сан Мишель. Сержант шел быстрыми нетерпеливыми шагами. Эго окрылял дублон полученный сержантом от торговца в качестве задатка. Дело было срочное. Купец мог от него ускользнуть, и что самое обидное, вместе с купцом могли ускользнуть и дублоны. Голова сержанта работала как в лихорадке. Одна часть ее обдумывала, как лучше устроить это дело, другая считала прибыль.
   Но, дело было не простое. Если на судне узнают, что он, сержант, взял денег за перевозку больше всех остальных, его могут скормить акулам. С другой стороны, задачу, облегчало то, что капитана и его первого помощника на судне сейчас не было, они внезапно заболели неизвестной болезнью, вызывающую расстройство желудка. Но, еще оставалась команда, боцман и, наконец, два главных офицера. С майором ЛаВерса проблем не будет, но вот с лейтенантом Боне, этого сноба будет тяжело убедить.
   Уже через сорок минут Грено и представитель Лионской торговой гильдии были на борту Сан Мишеля. Сержант не рискнул обратиться с делом к боцману, поскольку, тот был человеком старых взглядов и мог испортить предприятие. Грено пошел к майору ЛаВерса. Майор был популярным среди военных своего судна. К тому же, он был не равнодушен к деньгам и к игре в карты, из-за которой майор имел кредиторов по всему миру. Грено поговорил с ЛаВерса и в самых подробных деталях объяснил ему ситуацию. Сержант Семпьен был убедительней самой смерти, но майор, оказался человеком не из простаков и попросил с Грено своих пять дублонов сверху.
   Потом произошли тайные совещания с офицерами корабля и боцманом. Когда де Готье пообещал каждому офицеру по дублону сверху, то все дела сразу уладились. Кроме того, торговец пообещал организовать настоящий пир для офицеров, когда груз будет погружен на палубу и корабль выйдет в открытое море. Ударили по рукам.
   Болеющего капитана судна и его первого помощника решили не уведомлять. Было решено, когда судно отправиться в море, послать к капитану гонца с запиской, в которой написать, что к ним попала информация о внезапном нападении пиратов на торговые суда. По этой причине корабль выступает немедленно на патрулирование. Кроме офицеров было решено, никого не посвящать в детали сделки. А солдатам и матросам не было разницы, куда плыть и зачем. Дело выглядело легким. Закинуть несколько тон ящиков на Гваделупу и обратно. К концу дня груз был доставлен на Сан Мишель и с вечерним отливом корабль оставил лагуну.
   Де Готье не соврал, как только корабль поднял якорь, он сразу выплатил половину обещанной суммы офицерам, обещая выплатить вторую половину по благополучном прибытии в Гваделупу. Также приятным обстоятельством оказалось то, что торговец организовал щедрый пир в честь отправления. Только зашло солнце, в офицерской столовке началось умопомрачительное пьянство. Кроме разнообразных яств, здесь был представлен широкий выбор алкогольных напитков, выдержанные французские вина, старый ром, мадера, портвейны.
   Жизнь морского офицера довольна скучна. В ней редко выпадают праздники. По этим причинам офицеры начали веселиться от души. Богатый стол, хорошая сделка, отсутствие капитана на борту, все склоняло к празднованию. Первый тост был поднят за здоровье короля, потом за славу Франции, потом за величество французского морского флота, потом пили без тостов. Стало весело и все закружилось.
   В это время в кубриках матросов творилось не меньшее буйство моряцкого духа. Груз, который офицеры Сан Мишеля согласились доставить в Гваделупу, состоял из различных товаров, в том числе из спиртного. Здесь были бочонки с вином, бочонки с ромом, бочонки с самогоном. И пока де Готье ублажал офицеров, его помощники занялись рядовыми солдатами и моряками. Сначала они угостили своих новых знакомых несколькими ящиками самогона, говоря, что их хозяин совсем не против. Потом, по-тихому принесли еще десять ящиков алкоголя, обосновав, что пропажи такой мелкой части груза, никто не заметит. Если возникнут вопросы, во всем обвинят портовых грузчиков. Потом игра в "никто не заметит" набрала еще больших оборотов, в разгар которой, в кубрик принесли 50-литровую бочку вина и еще несколько ящиков спирта. И тут, пьянство вспыхивало на корабле повсеместно. Помощники де Готье, их было около шести человек, рассредоточились по всем трюмным помещениям, увеличивая пьянство. Сержантам и старшинам предлагали более дорогие напитки, а простые матросы пили все подряд. Тем же, кто был на вахте или нес пост, отнесли отдельные угощения. Весь корабль оглушали песни и раскаты пиршества. Иногда вспыхивали небольшие драки. Некоторые из офицеров и старшин чуяли, что дело идет не к добру, но, к сожалению, уже не могли ничего поделать. Праздник продлился до полуночи, пока почти все на судне не заснули крепким сном.
  
   Из мемуаров герцога Сократа Карлоса де Барка:
  
   Говорят, когда рождается человек, его судьба предопределена. Так, он еще не родился, а небо уже знает, что такой человек должен родиться, и быть ему, например столяром, жена у него окажется прачкой, а младший из сыновей умрет от гриппа. Так говорят. Все уже написано, и люди просто следуют нитям судьбы, не в силах ничего изменить. Они лишь с изумлением наблюдают, куда кидает их божье предопределение. Хотя, конечно, было бы странно, если бы человек, не пытался брыкаться, и немного не разнообразить свою судьбу, добавляя в жизнь сюрпризы и нелогичные повороты.
   Похожая судьба у кораблей. Ведь они как люди, их строят с определенной целью. Верят в их будущее, рассчитывая получить от их плаваний выгоду и славу для отечества. Сан Мишель создавался его проектантами и плотниками, чтобы стать великим кораблем. Он строился грамотными мастерами по последнему слову техники из самого добротного материала. Этот быстроходный и крепкий корабль должен был стать опасным оружием для морских врагов Франции. Создатели верили в его будущее. Но, море и его величество случай распорядились иначе. Значит, у судьбы были на Сан Мишель свои, личные планы, которые судьба не согласовывала с военным ведомством Франции. И теперь грозный Сан Мишель вместо того, чтобы нести славу Франции, послужит славе пиратского братства.
   Стоит сказать несколько слов о судне, которое направлялось к Гваделупе. Это стоит сделать, хотя бы потому, что этот корабль был действительно хорош. Он сошел с верфей меньше года назад. Главной целью его создания, было проведение быстрых рейдерских нападений на вражеские корабли или небольшие укрепления на суши. Сан Мишель обладал высокими скоростными характеристиками для кораблей своего класса и при этом имел тридцать две пушки. Таким образом, сочетание его огневой мощи и быстроты делало его уникальным и единственным судном в своем роде. Подобных бригов во Франции больше не делали, так как военное кораблестроение основанные усилия делало на строительстве линейных кораблей или тяжелых фрегатов.
   Пушки на Сан Мишель были поставлены, также современных образцов. Орудия были исполнены с удлиненными стволами, и позволяли вести стрельбу с высокой на то время скорострельностью, на максимально дальних расстояниях.
   Не отставал корабль и в своем эстетическом оформлении. Борта были окрашены в яркий синий и белые цвета. Белоснежные паруса украшали лиловые лилии - символы французской монархии. На бортах и фальшбортах красовались инкрустации и позолоты. Корма, каюты, мебель были отделаны из красного дерева. Нос корабля украшал сам архангел Михаил, имя которого носило судно, с крестом на своей мантии, большими прижатыми крыльями и мечом направленным вперед.
   Конечно, Сан Мишель не мог противостоять огневой мощи линейных кораблей или мощным большим фрегатам. Но, никакой фрегат не мог соревноваться в скорости и маневренности с Сан Мишелем. Такой корабль идеально бы подходил, для высокоманевренного боя при сильном ветре.
   Утром 20 августа 1720 года, корабль носящий название архангела Михаила, перестал существовать под таким именем. Зато в этот же день у пиратов под командованием грозного Дэвида Джонса появился корабль с горячим испанским названием Эль Фуэго. В переводе с испанского название означало "пламя".
   Дело в том, что к двум часам ночи, почти вся команда брига "Сан Мишель" под действием алкоголя и снотворного, которое было подмешано в вино и ром, смотрела самые радужные сны. В это время в ночном мраке к судну подплыла неизвестная яхта. Тихо и спокойно через борт на судно взбирались непрошеные гости. Пираты быстро рассредоточивались по всему судну. Когда же те немногие из французов, которые были в состоянии драться, попытались защитить судно, было уже слишком поздно. Пираты действовали молниеносно. В считанные минуты судно было захвачено. К трем часам ночи вся команда Сан Мишеля была раздета, связана, и заперта в трюме.
   Когда солнце опять пролило свет на синее море, на бывшем французском судне, никто из пиратов не спал. Все шевелились, будучи занятыми самой разной работой. В кладовой, бывшем хозяйстве сержанта Семпьена, делали ревизию припасов. Канонир Лу Рей со своими ребятами осматривали пушки, запасы пороха и ядер. Голландец Рене ВанБурген, которого считали хорошим штурманом, копался в картах. Капитан Джонс и другие пиратские старшины внимательно исследовали каждый уголок на своем новом судне. Они назначили временных ответственных на каждом участке, так как, даже при полном безвластии, нужно четкое понимание, у кого какая роль. Осматривались арсенал, каюты офицеров, камбуз, запасы такелажа. Всем руководил Джонс, который сразу же стал сердцем корабля. Он громко командовал, управлял, выслушивал доклады, ругался, яро носился с одной части корабля на другую. К нему, то и дело подходили пираты и, услышав распоряжение, отправлялись исполнять команду.
   Пожалуй, самыми спокойными пиратами на бриге оставались Маркес и доктор Пераль. Они просто стояли на капитанском мостике, о чем-то тихо беседуя. На корабле стояло оживление и спешка, а эти двое просто наблюдали за восходом солнца. Главную свою работу они уже выполнили и сейчас заслуженно отдыхали. Главная заслуга доктора заключалась в том, что он мастерски сыграл роль торговца Анжа де Готье. И, конечно, именно он предварительно подготовил и растворил в алкоголе снотворное. А, Маркес просто наслаждался успешным приведением своего плана в жизнь. По сути, он был основным организатором предприятия. Теперь у Джонса была и команда, и корабль. И причем корабль, подобного которому не удавалось брать на абордаж даже Робертсу. Мне удалось присутствовать при следующем разговоре между друзьями:
   - Я смотрю, вчера у французов было славное веселье, - с холодком заключил Пераль. - Что вы собираетесь делать с пленными? Продадите на рынке рабов, где-нибудь в Нассау или же покормите акул?
   - Ну что вы, мой доктор, разве мы можем обойтись жестоко с людьми, у которых сейчас, держу пари, ужасное похмелье. Мы отойдем от Мартиники немного дальше, и я настою на том, чтобы они были выгружены на сушу. Надо будет не забыть дать им воду, ведь ребят, наверное, ужасно сушит после рома. Мы же, не какие-нибудь животные прислужники Робертса. Он бы, конечно, с пленными французами не церемонился. Но, мы приличные пираты, доктор. Пока у меня есть влияние на Джонса и других членов команды, ненужных смертей будет как можно меньше.
   Похоже, Маркес не шутил, и пленные могли надеяться на спасение.
   - Но, позвольте мой друг, разве это по пиратски, упускать верную добычу? Ваша команда вам этого не простит. Вы же лишаете их явной прибыли.
   - Мой дорогой доктор! У нас капитаном является Джонс. Он решает. Ему отвечать перед командой, перед Богом, и если до этого дойдет, то и перед судом присяжных. Да и команда у нас необычная, а самая лучшая из команд, которую когда-либо видело Карибское море. Конечно, сейчас они еще не команда, а стая собак, которую заманили на деревянную посудину.
   - И по каким же критериям проходил отбор в "самую лучшую команду"? - с интересом спросил Пераль.
   - Все просто. К членам команды только два требования. Первое требование, - они должны быть лучшими знатоками своего дела. Ох, доктор, вы не представляете, как трудно найти хорошего канонира. У нас первоклассный штурман, есть несколько рулевых, мы завербовали несколько десятков опытнейших моряков. А чего стоит наш кок?! С таким коком боевой дух команды всегда будет на высоте.
   - А какое же второе требование к членам команды? - перебил доктор Маркеса.
   - Ах да, ну и второе. Эти люди должны любить золото больше всего на свете, больше чем своих родных, больше чем саму жизнь. Только так, мы сможем управлять ими. Только тогда они полностью предсказуемы. И поверьте мне, Пераль, в пиратском деле любовь к золоту к сражению побуждает намного сильнее, чем самые глубокие патриотические чувства у солдата. Это то, за что пираты готовы отдать жизнь, не мешкая ни минуты, и то, за что они, если понадобиться, отдадут и свои души.

Глава XIII

НАЧАЛО РЕЙДА

  
   Из мемуаров герцога Сократа Карлоса де Барка:
  
   Теперь у нас был корабль. Еще вчера французское военное судно, а сегодня наш новый дом. Эль Фуэго, - крепкий, быстрый, тридцати двух пушечный бриг всем придавал уверенности в успехе нашего предприятия. Шансы того, что рейд будет удачным, удваивались с учетом факта, что на судне находились настоящие мастера своего дела. Команда была подобрана тщательно. С нами были только самые закаленные и отчаянные морские бродяги. Эти люди давно приступили законы божьи и человеческие, они ничего не боялись. Здесь были те, кто привык рисковать, бросая все, устремляться за добычей. Но, даже эти опытные волки, редко когда, отправлялись в рейд так весело как на этот раз.
   Захват Эль Фуэго разбудил азарт и бодрость в пиратах. Они были веселы и смелы. В воздухе чувствовался запах будущей удачи. Начиналось новое дело, которое обещало большую добычу, о предстоящих опасностях никто не задумывался. Даже я, первый раз вышедший море в роли корсара, был переполнен восторгом. Казалось, что это был не обычный день, а особенный праздник. Только тогда, на Эль Фуэго я впервые ощутил в своих жилах то странное чувство с дурманящим именем "свобода". Дух свободы быстро распространился по всему судну и завладел каждым сердцем.
   Еще вчера это судно носило на себе дисциплинированных французских военных, а сегодня им владели самые отъявленные проходимцы. Теперь здесь больше ничто не напоминало о прежних хозяевах Эль Фуэго, - людях, которые беспрекословно подчиняются командирам и военному уставу. На Эль Фуэго воцарилась полнейшая анархия, так как пока ни капитан судна, ни командиры отрядов и групп не были выбраны пиратским собранием. Пока ни у кого здесь не было ни повинностей, ни обязанностей. Все были равны и беззаботны.
   После того, как пленные французы были высажены у острова Доминика, Эль Фуэго взял курс на Северо-Запад, нашей целью стал Наветренный пролив. Яхта Ласточка, которая помогла с захватом брига, теперь с несколькими из пиратов на борту отправилась на Тортугу, откуда на Эль Фуэго было необходимо доставить остальную часть команды.
   Общее собрание было назначено на полдень. На общем совете должны выбрать капитана, боцмана, командиров отрядов, а также должно было приняться общее решение о планах, которые будут поставлены перед судном. Особенностью этого собрания было то, что в нем все пираты могли принимать участие на абсолютно равных правах. Я имел такое же право выбора и голоса как авторитетные Даони Кривой или Рене ВанБурген. Но, отважился бы я им перечить, это уже другой вопрос. Все наперед догадывались, кто какую должность займет, но, тем не менее, выборы были необходимы. В этом состояла суть берегового братства. Свободный пират должен был сам выбрать себе вожака, в этом была его личная ответственность за свое будущее, заключенная в полную свободу выбора.
   Организовать собрание было уже не просто. Ночь и первая половина дня после захвата прошли тяжело для пиратских старшин, которые старались поддерживать хотя бы общее управление судном. Ведь до общего собрания у пиратов не было вожаков, они никому не подчинялись и были свободны в действиях. Старшинам приходилось действовать очень осторожно и напряженно, чтобы сдерживать разгоравшееся буйство. Иначе дело грозило бедой.
   Еще ночью пираты бросились искать ром по всему судну. Тот алкоголь, в который Пераль подсыпал снотворное для французов, для перестраховки был вылит в море. Кроме рома искали и другие ценные припасы, вещи, драгоценности, которые бы пригодились. К счастью, наученные опытом старшины успели закрыть под охрану казну корабля и денежные запасы французских офицеров, иначе толпа растащила бы их в миг. Только чудо, железная воля и непоколебимый авторитет самых опытных и влиятельных из пиратов смогли спасти команду судна от пьяного кутежа. А пьянство в открытом море на военном корабле, при полном отсутствии командования равно смерти. Свобода, - хорошая вещь. Но, свобода каждого отдельного члена команды смертельно опасна для всей команды. Поэтому свободу было необходимо быстро прекратить.
   Под дулами пистолетов, под страшные ругательства, под давление самых авторитетных из пиратов, толпу удалось организовать. Уже через пять минут после выстрелов и небольших драк, все были собраны на палубе для проведения общего братского совета.
   Пожалуй, не стоит вдаваться в детали собрания. На этом, я бы сказал, историческом собрании никто не произносил речей или мудрых слов. Риторика или речи здесь не работали. Толпа бурлила, все заглушалось криками, руганью. Люди смешались, начались толкотня, драки, стычки. Было такое ощущение, что это не группа людей, а стая диких койотов, которые рычат и кидаются друг на друга. Для того, чтобы предложить кандидата или поддержать его на ту или иную должность, требовалось громко кричать имя кандидата и не бояться выдержать стычки с противниками. Но, все продолжалось не долго. Как бы неорганизовано все не выглядело, собрание представляло собой лишь "своеобразный театр" и толпа исполняла роль актера, роль которому уже написали Эспектро, Джонс и другие пиратские старшины, которые месяц назад встретились ночью в таверне "Большой индюк" на Тортуге.
   Капитаном определили Дэвида Джонса, сила и воля, которого вселяли уважение. Его подвиги еще помнили. Конечно, в его карьере были и черные пятна, но, как говорится у моряков, "моряк уже переживший одно крушение, при следующем крушении не сдрейфит". Дэвид Джонс сразу назначил своим первым помощником Эспектро. Он незамедлительно объявил толпе, что в морских сражениях будет прислушиваться к опыту этого молодого, но опытного пирата, как делал это и знаменитый Робертс. Такое назначение в толпе приняли с полным молчанием. Пираты, по неизвестным мне тогда причинам, недолюбливали Эспектро, но, тем не менее, они осознавали его ценность, и покорно соглашались с его должностью. Боцманом стал Рене ВанБурген, угрюмый гигант голландец, который говорил редко, но за счет своей силы и железного характера, был очень уважаем. В его бесстрашии и умении поддерживать на судне абсолютный порядок никто не сомневался. Канониры выбирали себе главу отдельно. Также, были избраны еще главные старшины, которые должны были стать руководителями основных отрядов. Были назначены казначей, ответственные за хранение добычи и другие, менее важные должности.
   Выборы происходили быстро. Все прошло без сюрпризов. В конечном счете, все основные должности заняли люди, которых я уже видел на Тортуге. Потом объявили об общих планах, куда направляются и на кого намерены нападать. Длиннее всего обсуждали вопрос, как впоследствии делить добычу. Но, после не больших перебранок и этот вопрос был решен.
   Сборы быстро закончились, а с ними закончилась и пиратская анархия. Теперь под руководством новых командиров все получали новые задачи, пинки, нагоняи. На судне началась работа. Через два часа от прежней пиратской свободы не осталось и следа. Теперь здесь действовали законы самые суровые из правил и уставов всех флотов мира. Это были законы выживания команды, правила, которые создавались не человеком, а многолетней шлифовкой морской разбойничьей жизни. Страшно было даже подумать о нарушении кем-то этих правил. Тут с нарушителем не станут церемониться, а лишь выкинут за борт как ненужную собаку и дело с концом.
   Так начались суровые морские будни. Ветер был попутным, Эль Фуэго шел к Наветренному проливу. С рассветом следующего дня после общих сборов, судно зажужжало как пчелиный рой. Каждый из нас был занят делом. Если дела были закончены, капитан и другие офицеры быстро ставили новые задачи. В любом случае работа на судне не прекращалась. Доктор Пераль пояснил это тем, что если пирата предоставить самому себе, он будет бездействовать, что в свою очередь может плохо повлиять на общий настрой. Могут начаться азартные игры, пьянство, драки, команда станет плохо управляема. К тому, же без постоянного занятия в открытом море можно просто свихнуться.
   На судне началась подготовка к предстоящим боям, проводились тренировки. Осваивали управление судном. Так бывали дни, когда целыми днями матросы то ставили, то убирали паруса, проводили замены отдельных элементов такелажа. Другие постоянно чистили и упражнялись с мушкетами и холодным оружием. Канониры, экспериментировали с пушками. Абордажная команда примерялась к будущим атакам. Все это сопровождалось непрекращающимися громкими проклятьями капитана Джонса и других командиров.
   Подготовка, которая происходила на Эль Фуэго, была весьма необычным явлением. Пераль объяснял, что пираты никогда не знали, что такое военная или любая другая подготовка или муштра. Пиратскому делу, они учились, как правило, только в боях. В конечном итоге, выживали самые сильные, самые изворотливые. Пиратов учила жизнь и постоянная опасность. Их главным преподавателем был опыт. Если пирата муштровать, - говорил доктор, - то, он непременно должен озвереть и того гляди взбунтовать. Но, с другой стороны, если пират не будет целый день занят, в его голову поползут мысли и он взбунтует. Поэтому управление пиратским судном было тонким ремеслом.
   Доктор, с которым я успел сдружиться за время нашего совместного плаванья, охотно комментировал, тогда еще непонятные для меня стороны пиратской жизни. Пераль прожил среди пиратов более полугода в качестве пленника и знал более моего. Будучи человеком умным, он умел правильно оценить ситуацию и дать дельный совет. Но, каково же было его удивление, когда он увидел, что на Эль Фуэго целыми днями проходят тренировки. Он клялся, что это что-то невероятно и совсем новое для пиратского дела.
   Во всем общем процессе я принимал лишь частичное участие. По причинам мне неизвестным, моим рабочим местом на судне был камбуз. Да, моя пиратская карьера началась с должности первого помощника кока. Конечно, я не желал сидеть на кухне, и стремился, по меньшей мере, стать членом абордажной команды. Но, что я мог поделать, выбора у меня не было. Наш кок оказался добрым малым. Его звали Финн, он был неимоверно тучный голландец лет сорока. Из-за низкорослости его называли Малыш Финн. Никто не знал, почему Финн стал пиратом, чем он занимался раньше. На протяжении всего дня кок напевал песенки и готовил еду для команды. Финн готовил вкусно, по этой причине, он был, в некотором роде, самый уважаемый и самый ценный человек на судне.
   Я подозревал, что мое назначение на кухню было делом рук Маркеса. Он, казалось, совсем не участвовал в ежедневной подготовке судна к сражению. Маркес, к которому здесь обращались не иначе как "Эспектро", производил немного отрешенный вид. Он словно не замечал происходящего вокруг и, выходя из своей каюты, был погружен в себя. Еще, я заметил, что он много времени проводит в общении с командой. Например, однажды он зашел к Финну в камбуз. Они провели за беседой не меньше пяти часов. Маркес расспрашивал о продовольственных запасах судна, о том, как лучше хранить солонину, чем Финн планирует кормить команду. Они беседовали о самых разных мелочах. Маркес внимательно и с интересом выслушивал все замечание и жалобы кока. Никогда я потом не видел, что бы Финн рассказывал кому-то больше чем Маркесу.
   Тем временем тренировочные игры на Эль Фуэго продолжались. Рядовым пиратам, привыкшим к лени, подобные тренировки были непонятны. Но, пиратские офицеры отдавали приказы, причем делали это жестко, так, что ребятам ничего не оставалось, как гнуть свои спины и подчиняться. Как будто, они были не королями моря, а простыми солдатами, которых заставляют проходить обидную даже для собаки муштру.
   Может быть, главной причиной, по которой свободолюбивые пираты позволяли с собой так обращаться были четыре тонны золота. Именно такая сумма была объявлена на общем собрании в качестве планируемой добычи в этом рейде. Пока что такие обещания могли сдерживать пиратское буйство.
   С другой стороны, можно было понять и пиратских старшин. Перед судном была поставлена серьезная задача и для этой цели, нужны более чем просто толпа убийц. Была нужна крепкая сплоченная команда, которая не подведет даже в самый отчаянный момент.
   Когда мне удавалось выскользнуть из кухни, я всегда старался понаблюдать за тренировочными играми. Это было немного смешное, но в тоже время интересное зрелище. В любой момент мог раздаться громкий крик "Судно по правому борту!" и "Приготовиться к атаке!". Вслед за этим без всяких дополнительных команд, каждый стремглав должен был занимать свое место. Одна за другой следовали разнообразные команды. Судно меняло паруса, делало различные маневры. После в работу включались канониры, которые давали пять, шесть быстрых залпов по мнимому противнику. За канонирами следовали выстрелы из мушкетов, построенных на палубе стрелков, и наконец, в действие вступала абордажная команда. Потом, все утихало, и корабль мирно продолжал свой путь. После каждой подобной игры офицеры, а иногда и сам капитан, уже традиционно, награждали всех отборной руганью за лень и неуклюжесть, что укрепляло в пиратах боевой дух и возбуждало аппетит.
   Кроме подобных тренировок было еще много работы и тысячи заданий. За все время нашего плаванья капитан и пиратские старшины были абсолютно бесчеловечны в своем командовании. Такой жестокости я еще не встречал. Они унижали команду, с людьми обращались как с животными. Они орали на подчиненных с яростью и без причины. Я тоже терпел подобные унижения, хотя был всего лишь помощником кока.
   Доходило до того, что в отдельных случаях пираты были готовы броситься на обидчика, несмотря на последствия, но стадный инстинкт удерживал. Постепенно, ко мне начало приходить понятие, что я тоже являюсь частью команды. Теперь кроме корабля у нас еще была общая ненависть и животный страх перед командованием судна.
   Самым ненавистным для всех оставался капитан Дэвид Джонс. Команда призирала его всей душой. Но, никто не смел противиться его воле. Его команды были глупы и бессмысленны. Он изнурял ненужной работой. Иногда плаванье на этом корабле походило на ад. Помню, однажды я освободился на камбузе, чтобы помочь матросам, меня заставили сорок раз забираться на фок-рею и обратно. После тех упражнений я был настолько ослаблен, что несколько часов не мог двигать ни руками, ни ногами.
   К первому помощнику капитана Эспектро относились равнодушно, недоверчиво, но без ненависти. Он как будто был совсем не у власти и пока не встревал в командование судном. Он не давал никаких команд, и казалось, был на судне посторонним человеком.
   Хотя были здесь и более спокойные моменты, такие как сражения, - время, когда пираты могли отдохнуть и расслабиться. Во время сражений, капитан, офицеры и каждая красы на корабле действовали как одно целое.
   Первый наш бой состоялся на рассвете 29 августа, спустя десять дней со дня захвата Эль Фуэго. Тогда меня разбудили команды "Все наверх!", "Галеон по правому борту!". Большинство из нас были уверены, что это обычная тренировка, но на этот раз враг был реальным. Действительно, по правому борту чернелось маленькое пятно, и в первые минуты только самые зоркие могли разглядеть в нем корабль. Встречное судно держалось восточного курса, и пока было неясно, какой стране оно принадлежит.
   Эль Фуэго шел навстречу незнакомцу. С целью занять более выгодную позицию для атаки, мы сделали небольшой фордевинд и пошли на сближение таким образом, чтобы оказаться строго с восточной стороны от незнакомого корабля. Через полчаса не оставалось сомнений, что перед нами испанец. А еще через двадцать минут мы уже могли разглядеть его в деталях. Это было красивый двадцати пушечный галеон, который, скорее всего, был предназначен для длительных торговых плаваний. Судно было перегружено и тяжело шло против ветра. Эль Фуэго значительно превосходил испанца в скорости. Командование Эль Фуэго капитан Джонс передал Маркесу. Как потом объяснил Пераль, у Бартоломью Робертса Маркес также часто получал командование судном во время боя. Капитанам доводилось лишь наблюдать за результатами. Именно этот талант первого помощника был самым ценным для любой пиратской команды.
   Мы долго маневрировали на безопасном расстоянии от испанца, Маркес искал выгодную позицию для начала боя. Он был спокоен, задуман как столяр, который готовиться приступить к работе и пока обдумывает, как лучше сделать табуретку. Он плавно давал команды, при этом, не создавая никакой спешности, что вселяло уверенность.
   Подняли черный флаг и просигналили испанцам предложение сдаться. Последние, похоже, сдаваться не желали. Как только мы приблизились к расстоянию пушечного выстрела, оба судна открыли огонь. На таком расстоянии большинство ядер пролетали мимо. Но Маркес пока не желал идти на сближение. Мы продолжали кружить и маневрировать вокруг испанского галеона на максимальном расстоянии пушечного выстрела. Таким образом, у наших канониров была возможность потренироваться по живой мишени. Так длилось около двадцати минут. Наши канониры неспешно целились и стреляли. В это время нашим матросам приходилось потеть. Корабль описывал самые разные зигзаги, пытаясь уклониться от огня противника, или занять более выгодную позицию. У испанцев почти нечего не получалось. Из-за довольно не близкого расстояния в быстро движущийся Эль Фуэго попасть было трудной задачей.
   Наконец, Эль Фуэго пошел на сближение с сильно поврежденным галеоном. Борта поравнялись, Эль Фуэго дал залп картечью, потом ринули залпы мушкетов, и в дело пошла абордажная команда. Все было точь-точь как в наших тренировках. Только теперь в глазах пиратов читался больший интерес и большая расслабленность. Они имели живой задор, как будто сейчас находились на рыбалке и готовились вытащить крупную рыбу.
   На этот раз у абордажников не было много работы. На галеоне уже мало кто мог обороняться. Большинство были либо убиты, либо ранены, либо просто оглушены пушечными залпами.
   Страшно наблюдать за подобными сценами. С одной стороны убитые и покалеченные, а с другой озверелые и дикие. Такова цена жадности. Теперь мне постоянно придется наблюдать за подобными сценами. Море крови и море убийств. Если бы время было возможно повернуть вспять, я, наверное, не решился бы стать пиратом. Увы, назад дороги нет. Теперь у меня оставался только один выбор, жить по законам стаи или пойти на корм акулам.
   Надо отдать должное капитану и другим офицерам, они смогли сдерживать в пиратах лишнюю жестокость. Над пленными не издевались, всех, кто был жив, посадили в лодки и дали с собой запас провизии. Ценности и запасы, обнаруженные на галеоне, и которые мы могли быть использованы в дальнейшем плаванье, перенесли на наше судно. Все остальное отправилось на дно. И снова кругом только открытое море, тишина, и плеск волн о борта нашего корабля. Как будто недавнее кровавое сражение было лишь неприятным сном.
   Так проходили дни. Каждый день мы или тренировались или же встречали корабли. Мы нападали на все встречные судна, на испанцев, французов, англичан. Мы не жалели даже пиратские шлюпы. В целом мире у нас больше не было друзей. Зато нам сопутствовала удача. Обычно, торговые судна, увидев наш флаг, сразу сдавались. В каждом бою победа давалась нам легко. С каждым днем наши канониры становились искусней, матросы проворней, а трюмы наполнялись самыми дорогими продуктами и товарами. Пираты чувствовали себя великолепно.
   Однако не все было гладко. Среди пиратов началось роптание. Недовольные появлялись как среди рядовых пиратов, так и среди старшин. Причиной роптаний были нападения пиратов на все встречные суда, независимо от цвета флага, который красовался на мачте. Нападали даже на голландцев и французов, у которых пираты обычно сбывали добычу и поновляли запасы. Нападения на все встречные суда, означало, что теперь все порты в Карибском море закрыты для Эль Фуэго. Больше не было доступа к тавернам, рынкам, игральным домам, пивным, стали недоступны все блага цивилизации. Для того чтобы люди Эль Фуэго смогли отдохнуть в каком-либо городе, изначально этот город следовало взять боем.
   Капитану Джонсу доложили о волнениях на судне, которые пока и были ничтожны. Однако Джонс отнесся к проблеме с опаской. Подобные мелкие роптания могли перерасти в бунт, также как и смертоносная гангрена может начаться с мелкой безобидной царапины. Капитан решил действовать на упреждение. Он созвал общий совет.
   Снова на палубе столпилась вся команда. От пиратов говорил самый пожилой член команды, Сухой Пью:
   - Джонс! Я видел уже многое, и, пожалуй, моя седая плешивая башка, позволяет мне кое-что понимать в нашем ремесле и говорить от имени братства. Мы просим капитана разъяснить нам наши дела.
   Грех жаловаться, на нашу добычу и пока удача на нашей стороне, - сухо продолжал старый Пью. - Но, есть вопрос, который тревожит людей. Почему мы нападаем на корабли всех стран, не оставляя себе ни единого союзника? И, наконец, почему мы топим даже встречные пиратские корабли? Разве в Карибском море мало места для Эль Фуэго и других пиратов? Зачем сражаться с нашими же братьями из извечного берегового братства? В какой порт мы сможем теперь причалить, если мы воюем против всего мира?
   Объясни нам, Джонс, наши дела. Я старый волк, знаю, что ты и наши командиры не совсем выжили из ума, топя всех кругом. Мы же не ищем верной смерти, не так ли?
   На палубе воцарилась мертвая тишина. Дэвид Джонс должен был отвечать. В воздухе ощущалась важность момента. От ответа капитана зависела дальнейшая судьба судна и его личная жизнь. Он стоял, не шевелясь, не моргая, мрачный как ночь. Джонс начинал раздражаться. Внезапно, он взъерошился, словно дикий бык, почуяв опасность. Раздался его громкий хриплый бас:
   - Братья, вы, как и Сухой Пью уже заметили, что на этом судне живет удача. Мы в море только месяц, но в наших руках побывало уже 8 судов. Мы сильны, мы быстры. У нас лучший корабль и лучшая команда. Нам завидует весь мир. Весь мир хочет нашей смерти. Но, куда мы плывем? И почему нападаем на всех без разбору? - на этих словах Джонс остановился, словно набирая силы для следующих слов. - На этот вопрос есть лишь один, простой ответ, - мы плывем за золотом. И нам не нужны несколько паршивых пиастров. Мне не нужны и десять килограмм этого проклятого метала. Но, я жажду тонны золота, горы золота. А для этого, братья, мы должны быть способны на самые храбрые, самые отчаянные вещи. Когда вы вступали в эту команду, вас предупреждали, что это будет опасно, что это будет сложно и тяжело. И раз вы здесь, значит, вы уже подписали договор с дьяволом и пойдете до конца, или я не Дэвид Джонс. Вы согласились на все. Поэтому ваше дело исполнять команды.
   Мы нападем на суда всех стран и на пиратов, потому, что у нас больше нет друзей. Теперь друзья для нас только те, кто сейчас на этом судне. Все остальные, - враги, и они уже начинают бороться за право нас уничтожить. И сейчас, либо мы будем командой, либо мы умрем. А в остальном я клянусь могилой своей матери, что не пройдет и года, как у нас будет столько золота, что каждый сможет стать королем.
   Хотя четких объяснений поступков капитан так и не предоставил, для пиратов его слова имели силу. Речи Джонса сразу же вросли в их сознания, как врастает зерно в благодатную почву. В толпе начался тихий шепот. Жажда золота и легкой наживы окончательно начала заполнять пиратский рассудок, полностью затуманивая разум.
   Прозвучал грозный безжалостный крик капитана, прерывавший собрание. Потом команды перенял боцман, внося в речь неприятные эпитеты:
   - Ну, чего уставились, по местам собаки! За работу, твари! Шевелитесь, портовые крысы!
   Через несколько секунд, на палубе нечего не напоминало о прошедшем совещании. Все были удовлетворены. Пираты поверили, что истинной целью корабля является не самоубийство, и наверняка у Джонса и его первого помощника есть план.
   Сразу же после собрания к нам с Пералем подошел Маркес. Как правило, он старался держаться от нас с доктором на расстоянии. Наверное, толпа не должна была знать, что он привязан к кому-либо из нас. На этот раз, Маркес сделал исключение. Мы начали краткий разговор о море, о погоде. Никто не вспоминал ни о битвах, ни о врагах. Как будто мы не пираты, а обычные горожане, которые зашли в таверну поговорить о свежих городских сплетнях. В один из моментов Маркес скрытно посмотрел по сторонам. Убедившись, что нас никто не может подслушивать, не меняя безучастного выражения лица, он обратился к доктору:
   - Как вам речь капитана, доктор?
   Меланхоличный Пераль, выразился о случившемся достаточно своеобразно:
   - Ничего особенного. Просто капитану удалось раздуть у бедняг жажду золота еще сильнее. Но, мой друг, если быть искренним, меня, как и этих бедняг, также интересует вопрос, почему Эль Фуэго ополчился против всего мира?
   Спокойным тоном, не отводя взгляда от морского горизонта, Пераль полушепотом спросил у Маркеса:
   - Друг мой, подскажите, пожалуйста, зачем вы, все-таки, ввязались в эту авантюру?
   - Доктор, все очень просто. Я даже удивлен, что вы меня об этом спрашиваете, - так же спокойно отвечал Эспектро, - я хочу жить доктор, впервые за многие годы. Но, видите ли, мою голову и так разыскивают и ищут все на Карибах. И пока я жив, весь мир будет охотиться за моей головой.
   - И для этого, мой друг, вы решили озлобить весь мир окончательно против себя. Какой же в этом смысл?
   Эспектро постоял молча несколько минут и потом с играющей улыбкой ответил:
   - Во-первых, не весь мир. Я нужен команде Эль Фуэго, со мной у них больше шансов. Это значит, что против меня не весь мир, а лишь мир снаружи этого судна. Да и потом, Пераль, это вам покажется странным, но у меня нет шансов ускользнуть живым. Не знаю, как именно я это сделаю, но погибнуть определенно придется. Может быть, у вас будут идеи на этот счет? Вы же доктор, все-таки.
   - Как доктор, я бы порекомендовал вам яд или пулю. Это быстро и почти без страданий.

Глава XIV

РАССВЕТ У ГВАДАЛАХАРЫ

  
   Из мемуаров герцога Сократа Карлоса де Барка:
  
   Гвадалахара хотя всеми и забытое, но очень красивое местечко. Это маленький островок в восточной части Карибского моря. Его берега окружены высокими скалами. Весь участок суши представляет собой большую скалу, которая резко поднимается вверх из глубин моря и гордо, в одиночестве возвышается посреди бесконечной морской глади. Берега острова, который раскинулся на несколько миль, были круты и высоки, они удивляли своими причудливыми выступами, мысами, завиваниями. Когда я первый раз увидел остров, я невольно задался вопросом, откуда здесь появился этот камень, какая причина заставила вынырнуть его из морских глубин?! Наверное, именно в таких местах рождаются легенды.
   Опытные штурманы знают этот остров, но не очень его жалуют, хотя к острову и можно подплыть довольно близко, так как течение возле острова спокойно, а воды глубоки. Здесь можно не опасаться мелей, но запастись провизий на острове сложно. Чтобы попасть вглубь острова, надо карабкаться по отвесным скалам, и только потом можно обнаружить некоторую лесистость. Из животных здесь встречались только птицы да змеи, которых водилось здесь множество. Вряд ли человек долго смог бы выживать на Гвадалахаре. Единственное, чем может поживиться здесь проплывающий мимо корабль, это запасом воды. Но, из-за множества змей и может быть других предрассудков, штурманы предпочитают не останавливаться в этом месте и обходить остров стороной.
   Тем не менее, я нахожу этот островок по-своему красивым. Есть у него своя особая, дикая красота. Атмосфера в этих водах кажется мне манящей, успокаивающей, даже колдовской. Тем утром рассвет близь берегов Гвадалахары был чудесен. Берега одинокого острова чувствовали легкие прикосновенья мягких волн. Веял слабый бриз, и стихия была на удивление спокойна. Нежное девственное солнце играло со спящей морской гладью. Море нежно отвечало солнцу плавным качанием своих вод. Бесконечное небо и легкий ветерок молча следили за этим утренним свиданием и наслаждались. Все было естественно и правильно. Дух мира и спокойствия был ощутим на многие сотни миль вокруг. Даже чайки и другие птицы, которых здесь множество, сегодня старались не нарушать общий покой.
   К сожалению, всю гармонию сегодняшнего утра нарушала французская эскадра, которая последние два часа неустанно преследовала наш корабль. Мы повстречались с эскадрой на самом рассвете десятью милями южнее, и с тех пор мы делали вид, что убегаем. Именно делали вид, потому как Эль Фуэго был быстрее и с легкостью мог оторваться от преследования. Но, было решено дать бой французам. Это было безумное решение, силы французов, по меньшей мере, втрое превосходили наши. И бой бы ни за что не состоялся, если бы не уверения Маркесом пиратских офицеров. Он пообещал, что сможет заставить французов опять вернуться в порт. Маркес говорил, что если дать французам достойный отпор, они долго не будут мешать пиратскому делу Эль Фуэго. Если же уйти от противника, то нет никакой гарантии, что французы однажды не смогут застать Эль Фуэго в более невыгодном положении. Пиратские предводители согласились с Маркесом, но при этом пригрозили первому помощнику, что в случаи поражения сдерут с него шкуру живьем.
   После совещания, Маркес отдал необходимые распоряжения, и Эль Фуэго начал маневрировать и замедлять скорость. По его плану, французы должны медленно настигать наш корабль. У противника должно сложиться мнение своего превосходства в скорости. Давать бой эскадре было крайне рискованно, но Маркес велел брать курс на Гвадалахару, где надеялся использовать ландшафт острова против соперника.
   Несмотря на всю хладнокровность Маркеса, пираты нервничали. Ведь, им было чего опасаться. Французскую эскадру, состоящую из трех кораблей, возглавлял мощный сорока пушечный фрегат. Он шел красиво и гордо. Его белоснежные паруса непроизвольно заставляли восхищаться французским флагманом. Перед фрегатом шел вспомогательный бриг и еще один бриг замыкал колону. Эскадра шла на полных парусах, пытаясь догнать пиратский корабль, который медленно, но уверенно становился все ближе.
   Французские корабли вышли в море специально для поиска и по возможности возврата под знамена Франции своего потерянного брига Сан Мишеля. Когда Сан Мишель был захвачен пиратами, в военном ведомстве разразился крупный скандал, который дошел до самого Парижа. А когда до верхних чинов дошли слухи о деталях захвата судна, и о том, что вся команда была мертвецки пьяной, во французском морском флоте полетели головы. Произошла смена командования, и новые лица, вставшие у штурвала военного флота, первым делом решили восстановить высокую честь Франции как морской державы. Одним из первоочередных заданий был возврат военного брига Сан Мишеля или в противном случае его уничтожение.
   Командование эскадрой было доверено графу де Нуарену, который на то время уже находился в чине Младшего адмирала. Граф не был опытным флотоводцем, но имел не плохое образование, молодость, ему было не больше тридцати, и самое главное его семья имела большие связи при дворе Людовика Пятнадцатого, что и позволило ему стать командующим столь мощного военного соединения.
   Граф де Нуарен уже месяц рыскал близь Восточных Антильских островов в поисках встречи с Эль Фуэго и вот сегодняшним утром ему, наконец, представилось такая возможность. Теперь, по мнению графа, оставалось самое легкое, а именно догнать и захватить бриг. Погоня длилась уже более четырех часов. Скорость эскадры, хотя и не значительно, но все-таки была выше, чем скорость Эль Фуэго, и это не могло не радовать графа. Младший адмирал, уже успел проработать все необходимые варианты развития событий, и в конечном итоге заключил, что если чудо не случиться, то битва произойдет еще до полудня, когда пираты осознают бесполезность своего побега. При том, если все произойдет по плану графа, то Эль Фуэго будет захвачен без излишней канонады через абордаж. Де Нуарен был абсолютно уверен в своем бесспорном превосходстве, как и в своей скорой победе. Он даже имел смелость вынашивать варианты захвата пиратского брига с расчетом, чтобы захваченное судно пострадало как можно меньше. Рассматривалась и возможность, что пираты сдадутся без боя, видя безысходность ситуации. Но, жизнь, - вещь совершенно непредсказуемая, она еще раз доказала это, показав, что наивный граф жестоко ошибался.
   Когда вдали показался остров Гвадалахара, на который пираты держали курс, это немного озадачило де Нуарена, но ничуть его не расстроило. Посоветовавшись с капитаном флагмана и своими офицерами, было решено, что пираты попытаются маневрировать вокруг острова, ускользая от боя. Таким образом, они попытаются выиграть время, и надеяться затянуть начало сражения и попытаться скрыться в ночном мраке. Но, по расчету французов у пиратов не было шансов, при сохранении разницы в скорости эскадры и пиратского судна к закату все пираты будут лежать связанными в трюме Сан Мишеля.
   С флагмана граф наблюдал, как Эль Фуэго, максимально приблизившись к острову, скрылся за выступающим мысом. Граф отдал приказ сигналить бригу Новая Франция, который шел в авангарде, попытаться догнать противника, и заставить его снизить скорость, при этом в бой до прибытия основных сил не вступать. Де Нуарену не терпелось покончить с этими неудачными рецидивистами.
   Капитан Новой Франции задачу с флагмана принял без особого энтузиазма. Задача казалась очень ясной и простой, догнать противника и поиграть с ним. Потом попытаться отрезать ему пути к отступлению, прижать к берегу, подождать подхода всех сил. Эскадра в скором времени должна окружить Эль Фуэго, и если пираты откажутся сдаваться, их просто уничтожат.
   Ветер был совсем слабым, так называемый полу штиль. Корабли двигались довольно медленно. Капитану Новой Франции было даже скучно это преследование. Все развивалось слишком медленно и, по мнению капитана, слишком логично. Корабль шел в походном режиме, так как по расчетам капитана встреча с противником будет еще не скоро. Все было спокойно. Ничто не предвещало ни сюрпризов, ни уж тем более беды.
   Эль Фуэго обогнул первый прибрежный мыс на расстоянии сорок метров от края острова. Это, по мнению капитана Новой Франции, значило, что пираты, огибая остров, будут стараться как можно ближе прижиматься к берегу, несмотря на риск посадить судно на мель или повредить о скалы. Таким образом, пока корабли эскадры будут обходить остров по широкому радиусу, пираты попытаются выиграть немного времени. Посоветовавшись со своим лоцманом и штурманом, капитан понял, что мелей возле острова быть не должно. К острову можно было подбираться довольно близко. Тем не менее, капитан, стараясь не рисковать понапрасну, приказ обходить мысы на траверсе от сорока метров. Лоцман получил приказ следить за дном в оба.
   Опыт подсказывал капитану, что жалкая тактика убегания не поможет пиратам, их участь лишь вопрос времени. Капитан Новой Франции, не выдержав скуки, передал командование своему помощнику, а сам попросил у кока чашечку кофе. Командующий меланхолично любоваться окружающей природой Гвадалахары, неспешно попивая горячий напиток. Но, к сожалению, эта чашка так и не была допита. Вскоре раздались громкие крики: "Пираты!", "Бриг прямо по курсу!". И уже через несколько мгновений на Новую Францию обрушился шквал ядер.
   Маркес вел бой. Из-за разницы в классе суден французской эскадры, их колона растянулась. Между кораблями эскадры образовалось расстояние больше чем в шестьсот метров. Маркес сразу же принял в расчет это обстоятельство и решил воспользоваться им. Побег от эскадры был лишь обманным маневром, чтобы заставить врага приблизиться к скалам Гвадалахары.
   Рулевой получил приказ идти максимально близко к берегу, давая пример противнику делать то же самое действие. Когда же Эль Фуэго скрылся за скалистым мысом от обзора преследующей его Новой Франции, корабль прошел еще около сотни метров до следующего мыса, и там сделав поворот и убавив паруса, остановился. Эль Фуэго стал левым бортом к мысу, из-за которого через несколько минут должен был показаться французский бриг.
   Наши канониры получили приказ готовиться к стрельбе, заранее целясь, и рассчитывая в какой именно точке должен появиться неприятель. Пристрелку не делали, старались не издавать ни звука, так как малейший шум мог спугнуть неприятеля.
   И как только из-за мыса показался нос Новой Франции, Эль Фуэго открыл огонь. Наши канониры работали точно и быстро. Море было спокойно, время для подготовки было вдоволь, а мыс служил отличным ориентиром для корректировки расстояния при стрельбе. Новая Франция оказалась не готова к подобному развитию событий. Теперь перед французским бригом стояло только два возможных решения, либо развернуться к пиратам правам бортом и вступить в канонаду либо полностью развернуть корабль и попытаться укрыться за мысом. Но, разворот под огнем пиратов при слабом ветре занял бы слишком много времени, Новая Франция вступила в бой и дала залп по пиратам. Залп получился крайне неточным. Зато мы расстреливали французское судно спокойно и точно, как будто перед нами находилась стоячая мишень.
   За четыре минуты перестрелки, Новая Франция смогла дать три ответных залпа уже только из половины действующих орудий своего правого борта. Другая половина пушек уже были выведена из строя. Эль Фуэго за это время смог дать восемь прицельных залпов.
   Положение для Новой Франции стало безнадежным. Капитан принял решение отступать. Корабль медленно развернулся и скрылся за мысом. На удивление французов пираты не стали их преследовать и даже не стали стрелять в корму уходящему бригу.
   Не прошло и минуты после того, как скрылась Новая Франция, перед Эль Фуэго из-за того-же мыса появился французский флагман. Видя, что бриг Новая Франция вышел из боя фрегат кинулся вдогонку за пиратами. Но, Маркес и не думал убегать. Мы стояли в точно таком же положении, как и прежде. Только фрегат стал видимой мишенью, наши канониры сразу ударили по нему из всех орудий. Такая тактика стала неожиданностью для противника. Но, все-таки фрегат сразу же развернулся к нам бортом и дал ответный залп. Мы выдержали огонь без серьезных потерь, выстрелы были без пристрелки и риск был минимален. Мы дали послали противнику ответ и прежде, чем он успел перезарядить орудия, мы развернули паруса и поспешили скрыться за ближайший мыс. Но как только мы стали не видимы для противника, Маркес приказал развернуть корабль кормой к острову и ждать противника, который по расчету первого помощника должен пуститься в преследование.
   Мы прижались близко к берегу, чтобы фрегат заметил нас как можно позже. Благо море было спокойно, и мы не боялись, что нас снесет на скалистый берег. Маркес не ошибся, де Нуарен, увидев, что мы скрылись за мысом, посчитал, что это побег и сразу же пошел в погоню. Возможно, если бы граф наблюдал за тем, с какой легкостью Эль Фуэго расправился с Новой Францией, он был бы более осторожен.
   Когда фрегат показался из-за скрывающей нас скалы на расстоянии ста метров, он сразу увидел наш правый борт. Мы сделали выстрел по противнику, и пока фрегат успел развернуться к нам бортом для ответного залпа, мы успели поднять паруса и развернуться к противнику носом. Залп фрегата был не совсем точным, но мощным. Впервые в парусах и обшивке Эль Фуэго образовались дыры от ядер. Все-таки выстрел из пятнадцати орудий был серьезным испытанием. Если бы противнику удалось застать нас в менее выгодном для нас положении, исход боя было бы сложно предугадать.
   Мы находилась с ветреной стороны по отношению к фрегату, это давало нам значительный перевес для маневрирования. Набрав небольшую скорость, мы поравнялись бортами с фрегатом и дали залп почти в упор. Не дожидаясь ответа, начали разворот, с расчетом, чтобы оказаться у фрегата за кормой. Маркесу это удалось. Громоздкий фрегат, обескураженный нашим огнем, медленно шел против ветра и почти стал. Ему было сложно сделать резкий маневр, чтобы успеть развернуться к нам бортом. Зато мы времени не теряли. Мы находились сзади противника, не получая ответных залпов, наши пушки расстреливали корму и другие доступные части фрегата без остановки с расстояния тридцати метров. С палубы и, особенно с капитанского мостика фрегата картечью людей сметало как ветром. Корабль противника теперь был почти неуправляем. Для команды французского судна начался настоящий ад, выхода из которого не было. Фрегат остался беспомощным.
   Окончательно вывив фрегат из строя, и видя, что на горизонте появляется арьергардный французский бриг. Мы взяли курс на восток и поспешили покинуть поле боя. Фрегат был настолько поврежден, что о преследовании не могло быть и речи. Похоже, наши преследователи теперь были просто счастливы, что мы, наконец-то, оставляем их в покое.
   Арьергардный бриг поначалу бросился за нами в погоню, но как только он удалился метров на пятьсот от флагмана, он повернул обратно. Это было похоже на собаку, которая заметя чужака, кидается на него с лаем, а потом, побоявшись укусить незнакомца, с гордостью возвращается к своему хозяину.
   Когда французы поняли, что пираты ушли и бой закончился, они наконец-то обратили внимание на свои потери. Все сразу забыли о бое и сосредоточились на раненых, убитых, покалеченных. Как сказал один из древнеримских поэтов: - "Когда дым битвы рассеялся, все услышали стон раненых...". На этот раз раненых и убитых было много. Что касается кораблей, то бриг Новая Франция, который пострадал больше всего, чудом сумел остаться на плаву. Он нуждался в серьезном ремонте. А мощный флагманский фрегат потерял больше половины своих людей. Корма корабля, средства для управления судном были почти уничтожены. Такелаж нуждался в замене и ремонте.
   Не ожидая заката, французы двинулись в обратный путь к Мартинике. Было опасно оставаться возле острова. Ведь пираты, с которыми сегодня довелось повстречаться эскадре, были, хотя и отпетыми проходимцами, но ловкости и наглости им было не одалживать. Кто знал, может быть, эти сумасшедшие висельники могли вернуться ночью к острову и напасть на сильно поврежденную эскадру. Французские военные корабли теперь шли медленно, старалась держаться плотно. Это было печальное шествие.
   Командующему эскадрой графу де Нуарену повезло, он был ранен только в руку, и во время боя отделался легкой контузией. Двум его помощникам повезло меньше, они погибли на месте. У графа это был первый подобный опыт, и для себя он уже успел решить, что этот сегодняшний опыт морского сражения станет для него последним. Видя глаза смерти, трупы вверенных ему людей, граф решил по-новому взглянуть на свое будущее. Сегодня граф, который имел отличное морское образование, открыл для себя явления, которые раньше не входили в круг его правильной логики. Оказывается, что не всегда преимущество в пушках, кораблях и дисциплине имеют решающее значение для победы на море. А простая дерзость, удача и даже безрассудность могут сыграть ключевую роль.
   Моральный дух молодого графа был убит. Он решил вернуться на родину во Францию и больше не сталкиваться с войной. По моему мнению, это было правильное решение. А пока, ему приходилось нести тяжелое бремя побежденного. Сегодня уже ничего нельзя было исправить. Утро близь Гвадалахары выдалось душным для графа, но возможно, прощание с островом и обычный морской вечер принесет ему немного прохлады.
  
  
  

Глава XV

ПИСЬМА

  
   Первое письмо, написанное Маркесом де Сидерата к Соледат Роблес
   Я пишу Вам, понимая, что никогда больше не увижу Вас. Не смотря на то, что я никогда не смогу послать Вам это письмо, и адресат никогда его не прочтет, я все равно пишу.
   Моя судьба много раз спасала меня от верной смерти, дарила удачу в бою и в море, но, к сожалению, она сделала меня пиратом и наградила множеством врагов. По этой причине я не могу позволить себе даже такое простое человеческое счастье, как послать человеку, которого люблю больше всего, пару строк.
   Единственное, что у меня осталось, это мои мечты. Да, я люблю Вас. Я полюбил Вас с первого взгляда. Но, я не имею права сказать Вам об этом, ведь если, узнают, что Вы мне дороги, Вам и Вашей семье будет грозить смертельная опасность. Я даже не могу написать Ваше имя в этих строках, чтобы не навлечь на Вас зло.
   Зачем же писать то, что никто никогда не прочтет? Я не знаю, возможно, это сумасшествие и я сошел сума. Что ж, в море, в долгих плаваньях люди часто теряют рассудок. Пусть так, и все же, я желаю, чтобы эти строки, нанесенные на клочок бумаги, находились у меня возле сердца. Пусть они согревают мою одинокую блуждающую душу. И когда я погибну, а это произойдет достаточно скоро, пусть это письмо будет со мной. В вечном сне мне будет не так грустно.
   Я не позволяю тешить себя надеждой, что я когда-нибудь увижу Вас. Но я благодарю Бога, что после той встречи на Санта Розе, он подарил мне еще одно свидание с Вами. И не одно, ведь я жил по соседству с вами целых три месяца. Эти дни, проведенные за работой у вашего отца, были самыми светлыми в моей жизни. Вам я желаю лучшего, я верю, что вы будете счастливы.
   Я не поблагодарил Вас за то, что Вы заметили меня в океане, выловили и опять вернули к жизни. Но, я благодарю Вас не потому, что Вы продлили мне жизнь, я благодарю за то, что Вы дали мне возможность ощутить любовь. Это самое большее, что у меня было и что у меня есть.
   Спасибо вам, что Вы смотрели на меня добрым взглядом. Спасибо за то, что читали мне книги, а иногда даже дарили свою улыбку. Хотя я уверен, что если бы вы тогда знали, кто я, знали мои грехи, Вы возненавидели бы меня.
   До знакомства с вами моя жизнь была пуста. В ней не было счастья, в ней было мало радости, и уж совсем не было смысла. Благодаря нашему знакомству в моем существовании промелькнула радость. Не знаю, почему небеса послали мне Вас, я не достоин такого снисхождения, но все равно я благодарен им за это.
   Почему я пишу Вам?! Простите мне мою дерзость. Но, для меня это последнее, это как исповедь. Обещаю больше никогда Вам не писать. Не думаю, что мне осталось долго, сражению идут каждый день. Еще раз повторю, что люблю Вас. Но, смею надеяться только на вашу добрую память обо мне и капельку вашей дружбы, и, может быть, самую малость вашего сочувствия.
   Прощай, моя первая и последняя любовь.
   9 сентября 1720 года от Рождества Христова
   Вечно Ваш преданный друг

Маркес де Сидерата

  
   Второе письмо, написанное Маркесом де Сидерата к Соледат Роблес.
  
   Мой дорогой друг, моя любовь!
   Оставляя эти слова на листе бумаги, мне кажется, я становлюсь ближе к Вам, и Вы можете меня слышать. Я постоянно думаю о Вас. Думаю о Вас днем, и думаю ночью. Мои мысли и моя душа парят там, где дом вашего отца, там, где я мог видеть Вас каждый день. Простите меня за мою любовь, но я над собой не властен.
   Обычно в письмах рассказывают о событиях и делах. Или пишут пустяки, вроде того, как проводят досуг. К сожалению, мне нечего Вам рассказать из своих будней. Они не стоят Вашего внимания. И те картины, что я постоянно наблюдаю и те люди, с которыми мне постоянно приходиться иметь дело, - они не для нормального человека. Что ж я постараюсь сказать Вам хотя бы, кто я и откуда. Ведь я никогда никому этого не говорил.
   Единственное хорошее, о чем я могу вам написать из своих хроник, это память о моем детстве. Я родился в Северных Пиренеях. Это были суровые места. Горы, скалы, ручьи, высохшие сосны и редкие долины. Жизнь в таких местах достаточно не проста и требует много труда для того, чтобы выжить. Законы того края суровы, подати высокие, а традиции жестки и грубы. Мой народ был чрезвычайно беден, хотя и горд. Эти края были полны родовых распрей. Местные вельможи неистово спорили между собой, проливая кровь за каждый сантиметр той проклятой земли. Там я родился, там я рос. Единственное светлое воспоминание была моя мать. Она была очень красива и нежна, и такая же белокурая, как и Вы.
   Я помню наш фамильный замок. Моему отцу не было дела до моего воспитания, он ушел на Французскую войну, а мать умерла, когда мне было девять. Братьев и сестер у меня не было. Я был отдан сам себе. Целые дни я проводил в горах. Так продолжалось три года, пока не пришли вести, что отец погиб. Тогда я должен был бежать из родного дома. Соседние феодалы ни во что не ставили закон. Они набросились на земли и замок отца, как голодные шакалы на труп. Меня спасло только то, что я хорошо ориентировался в местности и чудом смог убежать. Потом я путешествовал с пастухами, бродячими цыганами, другими случайными подорожными. Но больше времени я проводил в одиночку, гуляя по городам и селам. Тогда я не знал, что мне делать, но верил, что раз Бог сохранил мне жизнь, то, возможно, я ему для чего то нужен. Ветер судьбы поднял меня за плечи и понес в море к приключениям.
   Не буду рассказывать, что было дальше до того момента как Вы подобрали меня на Санта Розе. Это были бесконечные истории, что мало похожи на реальность.
   Вот и вся моя жизнь. Как бы не была она сурова, теперь она навсегда окрашена в цвет Ваших глаз. Это тот случай, когда один миг придает смысла всем страданиям. Мимолетная Ваша улыбка сделала приятным каждый мой день. Мгновенье сделало меня счастливым, и вместе с тем, разлука с Вами делает меня безнадежно несчастным.
   6 октября 1720 года от Рождества Христова
   Ваш верный друг

Маркес де Сидерата

  

Глава XVI

ВСТРЕЧА В ШТОРМ

  
   Из мемуаров герцога Сократа Карлоса де Барка:
  
   Море беспокоилось... Не то, чтобы тайфун, но штормило порядочно. Сильная качка не прекращалась уже вторую неделю. Дождя не было, и вместе с тем, дул холодный северный ветер. Корабль швыряло с вала на вал. Ветер свистел и завывал, а море отвечало непрерывным шумом разбивающихся волн. Как нам не повезло, что приходилось присутствовать при этом разговоре стихий. Бывали моменты, что вал накрывал всю палубу. Море все играло с нашим кораблем.
   Существуют разные штормы, у каждого из них свой характер. Бывают даже бури, в которых ни одно судно не может выжить, а бывают штормы совсем спокойные, бывалые моряки иногда даже радуются их присутствию. Шторм, который играл с Эль Фуэго, тоже имел свой характер. Он был не очень сильным, но зато не прекращался и не затихал. Как будто ветер решил проверить наши нервы. Нам повезло, что Эль Фуэго был сделан добротно, и его дубовый корпус надежно выдерживал игру с морем. Хотя этот пятидесятиметровый бриг стихия кренила и подкидывала, как будто детскую игрушку из бумаги.
   Несмотря на то, что каждый вечер мы ложились под эту ужасную качку, и каждое утро приходилось вставать и опять нести дежурство, силы команды были также крепки, как и борта ее судна. Мало кто мог уснуть, ведь в такую погоду существовала вероятность проснуться уже глубоко под водой. Одна серьезная ошибка рулевого или штурмана, один удар молнии и история славного корабля могла оборваться. Но, когда постоянно приходиться дежурить на палубе, когда ты часами противостоишь ветру, качке, холоду, слабости, ты так устаешь, что перестаешь чувствовать опасность. Человек привыкает ко всему.
   Как бы не были суровы и закалены пираты, наши силы таяли, мы были чертовски измотаны. Иногда, когда после смены на палубе матросы возвращались в кубрик, они едва доходили до своих лежаков и тут же мокрые, не переодеваясь, мгновенно засыпали. Потом их будили, давали поесть, переодевали и они опять возвращались на палубу, чтобы продолжить бороться со стихией за выживание.
   За время шторма за борт смыло уже четверых. Настроение было не очень, но, стиснувши зубы, мы продолжали противостояние природе, и пока никто и не заикался о страхе или о гибели. Все работали, и переживать или думать было некогда.
   На седьмой день шторма Маркес закрылся в своей каюте и больше не выходил. Насколько я знал его, им овладела тоска. Первые пять дней шторма он работал на палубе не покладая рук. Он был как машина, долго оставался на палубе без сна и без еды. Умудренный доктор Пераль объяснил мне, что этим Маркес пытается отвлечь себя от мрачных мыслей.
   Теперь же сильный припадок грусти сразил Маркеса окончательно. Пераль рассказал мне, что иногда с Маркесом такое бывает. В такие моменты он никого не хочет видеть, ложиться в койку и часами смотрит в потолок. В такие моменты наш друг Маркес более не имеет желания жить. Причину таких припадков доктор не знал, но как человек мудрый, предполагал, что за всем этим должна стоять женщина. Только женщина способна довести бесстрашного пирата до столь унылого состояния.
   До моей смены на палубе оставалось еще несколько часов. Я уже пообедал и немного отдохнул, поэтому решил на несколько минут зайти к Маркесу в его каюту.
   Мне пришлось долго стучать, прежде чем Маркес открыл мне. Он впустил меня, не поздоровавшись. Закрыв дверь, мой измученный друг уселся прямо на пол в углу комнаты. Я последовал его примеру и сел на пол напротив него. Какое-то время мы сидели молча. Вид у моего друга был действительно унылый. Он был весь обросший щетиной, усталый, бледный. Его глаза были красными от бессонницы и подолгу смотрели в одну точку без движения. Мимика и речь была тоже плоха, как будто он бормотал что-то сам с собой. Я попытался начать разговор, говоря о разных мелочах, он Маркес, похоже, не слышал меня. Он долго мне не отвечал, но наконец, заговорил. Речь его была бессвязной и странной. Было сложно понимать его, но некоторые его слова я запомнил:
   - Я ужасно тоскую по одной милой девушке, мой друг. Мне печально. Как грустно быть в море одному. Всегда быть одному. Грустно бороться со стихией, когда вокруг одна стихия и это сила, которой ты явно не по вкусу. Не знаю, как это обозвать. Но, наверное, такое ощущение бывает у каждого моряка. Ничто мне больше не интересно. Я не хочу, ни спать, ни есть. И только море, волна за волной, бесконечно раскатывают этот проклятый корабль из стороны в сторону, еще больше калеча мне душу. Зачем, почему, куда?
   Дальше я не могу описывать тот бред, который молол воспаленный ум Маркеса. Это были во всех отношениях глупые слова, которые может нести только человек, охваченный лихорадкой. Эти терзания еще больше изматывали Маркеса, отбирая у него силы, которые так бесценны в море. Из-за ужасной погоды, из-за его усталости старые раны и шрамы Маркеса просыпались и начинали ныть, причиняя ему боль. Его кошмарные воспоминания воскресали з глубин памяти одно за другим и начинали давить на его душу. Ошибки Маркеса, из-за которых пострадали или погибли люди, сжимали его дыхание.
   Но, больше всего, Маркеса угнетало то, что он не сможет быть рядом с той девушкой, которую полюбил. Маркес не выходил из кубрика, и его никто не посещал. Если бы пираты, или еще хуже кто-нибудь из офицеров увидел его таким, это могло бы сильно навредить ему. К Маркесу старались не заходить, точно первый помощник был заражен, какой-то редкой заразной болезнью, которую боялись подхватить.
   Я попытался успокоить Маркеса, рассказывая ему о приятных воспоминаниях. О вилле дона Эстебана, об Испании. Кое-как мне удалось завладеть его вниманием и даже вызвать на его лице улыбку. Но, внезапно... К нам донеслись громкие крики: "Испанец!", "Испанец!". Команда поспешила подняться на палубу, и я побежал вместе со всеми. Эль Фуэго, как будто, соскучился по людям в этой бесконечной стихии воды и ветра. Оживились пиратские офицеры, забегали пираты.
   Эспектро, небрежно надел свою широкополую шляпу, натянул башмаки, кое-как накинул плащ, и заспанный, тоже поплелся наверх. Медленно он поднялся на капитанский мостик и стал рядом с другими пиратскими офицерами, которые рассматривали и обсуждали галеон, находившийся от Эль Фуэго по правому борту на расстоянии не более морской мили.
   Незнакомый галеон, судя по количеству бойниц, был сделан как военное судно. На вид это был достаточно громоздкий корабль. Судно достаточно мощное, для того, чтобы пираты посмели на него нападать. Пока капитан Джонс предположил, что на испанском рейдере может находиться не меньше сорока пушек.
   Заприметив Эль Фуэго, испанцы сразу же развернулись и пошли на сближение. Пока испанец делал маневр, пиратские офицеры на мостике уже обговорили самые разные версии, что за испанец им повстречался, и будет ли он атаковать Эль Фуэго при столь ужасной погоде.
   Маркес пока не встревал в общий диалог, лишь недовольно ворчал про себя:
   - Ну, какого черта, здесь взялся этот проклятый Испанец, он не даст мне покоя...
   Капитан Джонс и другие старшины, похоже, не разделяли рассеяность и беспечность своего первого помощника. Угроза была реальна и, судя по тому, как испанцы сменили курс и как отчаянно шли наперерез волнам, рейдер был настроен крайне агрессивно. Военные суда всегда вызывали крайнее беспокойство у пиратов. Но, на этот раз ситуация была еще опасней, им бросал вызов сорока шести пушечный королевский галеон, и вполне вероятно, что с сотнями тремя не меньше, людей на борту.
   Джонс, сконцентрировавшись, напрягал свой левый глаз, всматриваясь в подзорную трубу. Пока он затруднялся что-либо предпринять. А испанский галеон с парусами, гравированными большими красными крестами надвигался все ближе. Наконец, Джонс спросил у Маркеса:
   - Что скажешь, первый помощник?
   Маркеса словно ударило током, он резко выровнялся и заговорил твердым голосом, как будто очнулся после пьяного сна:
   - Уходим, капитан. Разворачиваемся и уходим. На север!
   Капитан тут же скомандовал взять курс на север, доверяя своему всегда удачливому помощнику. Судно медленно начало разворот. При таком шторме, даже такой плавный маневр был не простым делом, которое могло привести к серьезным повреждениям такелажа.
   Еще через какое-то время Маркес уже размышлял вслух, так чтобы Джонс мог его слышать:
   - Этим кораблем явно командует безумец. Разве человек з головой на плечах может затеять драку при таких высоких волнах. Когда штормит, военная наука гласит, что морской бой вести невозможно. И я думаю, что это правда. В такой шторм победу может принести даже простая удача. А удача, эта еще та стерва, - спокойно делился Маркес с капитаном. - Раз военный испанец рыскает в этих водах и, увидев нас, сразу пошел в атаку, это не случайность. Похоже, это охотник. Поздравляю, капитан. Нам следует придумать, что-то оригинальное, пока галеон не приблизился.
   Галеон добавлял парусов и, несмотря на то, что волны сносили его на юг и били ему в борт, он начинал настигать Эль Фуэго, который шел без грота, опасаясь быть опрокинутым шквалом. Все свидетельствовало о том, что капитан, который командует испанским судном, смел и настроен решительно. Такая бравость заставляла пиратов занервничать.
   Капитан Джонс пока сохранял хладнокровный вид, он ждал решения от своего помощника. Тот, казалось, был весь погружен в свои мысли. Глаза Маркеса бегали, как горящие угли, из стороны в сторону еще раз все взвешивая и осматривая сложившуюся ситуацию. Он переводил взгляд то на испанский галеон, то на паруса и детали такелажа Эль Фуэго, как будто сомневался в своих расчетах. Закусив губу до крови, он всматривался в ветромер, в волны, которые швыряли наш корабль из стороны в сторону. Это был важный момент, сейчас наши жизни завесили от тактики, которая будет избрана для последующего боя.
   Наконец, Маркес закивал, махнул рукой и обратился к капитану Джонсу, стоящему рядом:
   - Капитан, что вы думаете о нашем противнике?
   - Этим кораблем командует безумец, - угрюмо и недовольно подтвердил капитан Джонс. - На такой скорости, так смело играть с волнами, - это сумасшествие.
   - Да, - с неприятной гримасой повторил Маркес, - испанским кораблем двигает явно не рассудительность, но сумасшествие. А иметь дело с сумасшедшим, - это, как известно, плохая примета. Пожалуй, у галеона есть все шансы пустить нас ко дну. Смотри, он еще добавил парусов. Чтобы уйти от него, нам тоже придется добавить парусов и развернуться, при таком шторма, это также опасно, как и вступать в бой.
   Похоже, наш охотник разозлился не на шутку. Что ж, раз он такой рьяный пусть догоняет. Подождем его, а потом охладим его пыл ядрами.
   Испанский галеон значительно добавил в скорости. Он быстро настигал Эль Фуэго, который по-прежнему шел без грота. Несмотря на то, что высокие валы сильно раскачивали галеон, который неуклюже, опасно врезался в них. Пока из-за широкой посадки судна и его размеров, волны не могли опрокинуть корабль. Эль Фуэго не мог позволить себе двигаться подобным способом, так как его корпус был более узок, и разворачиваться бортом к настигающим волнам для него было слишком рискованным.
   Мелькали быстрые минуты. На Эль Фуэго все было готово к бою. Наш первый помощник, к которому сейчас перешло командование судном, пока удерживался от каких-либо действий. Он стоял, как завороженный, не спуская взгляда с испанского галеона, который становился все ближе. Нечасто Маркес встречал такого напористого капитана, который сейчас командовал испанцем. Развязка неуклонно приближалась.
   - Бедные испанцы! Их, наверное, ужасно укачивает - громко хохоча, шутил перед пиратами капитан Джонс.
   - Нечего, сейчас мы поддадим им жарку. Посмотрим, как испанцы умеют маневрировать в такую погоду. Покажем им настоящее сумасшествие, - громко выкрикивал Маркес, пытаясь быть громче шума стихии.
   Первый помощник начал отдавать приказы. Одна за другой звучали, такие привычные для нас команды. Корабль оживился, все зашевелились. Пошел азарт. Эль Фуэго развернулся левым бортом к быстро приближающемуся противнику. Было тяжело удерживать корабль. Если раньше основные волны Эль Фуэго встречал носом, теперь он чувствовал их бортом, и это было крайне опасно. Судно кренило. Сильные удары волн били Эль Фуэго под прямым углом в правый борт. Матросам, которые управлялись с парусами и канатами, приходилось туго. От сильных толчков волн и шатания борта судна, некоторых сбросило в море. Но, теперь от стойкости пиратов зависело многое, и они должны были выполнять все задачи. Приходилось обвязываться страховочными веревками, использовать всю свою ловкость и цепкость, чтобы удерживаться на реях и шкотах.
   Расстояние между суднами уже сократилось до сотни метров. Эль Фуэго открыл огонь, при этом стараясь маневрировать, чтобы, насколько это было возможно, нивелировать губительную работу шторма о корпус судна. Галеон приближался, но из-за сильной качки и высокой скорости противника, наши ядра пока не приносили противнику особого вреда.
   Когда расстояние между кораблями составляло сорок метров, Эль Фуэго дал еще залп, а потом сразу же повернул, став к противнику кормой, и наконец, мы подняли грот и начали набирать скорость. Тем временем противник был совсем близко. Испанец шел прямо на нас и делал это быстро и решительно, не теряя ни секунды. Казалось, он хочет раздавить наш корабль. Эль Фуэго, как напуганная собака, маневрировал, то вправо, то влево, избегая ударов волн и пытаясь найти возможность не столкнуться с грозным противником.
   - Ей, Эспектро, мне почему-то кажется, что нас хотят взять на таран. Странная тактика, - сухо прохрипел капитан Джонс, который стоял рядом со своим помощником, обмотавши свой локоть веревкой, привязанной к мачте.
   Маркес не слушал капитана, он с улыбкой сумасшедшего прокричал команду:
   - Приготовится к оверштагу на сто восемьдесят градусов влево. Канонирам заряжать левый борт. Ей, Жак, - обратился Маркес к рулевому, - сейчас от твоего мастерства зависит судьба всех нас. Разворачивай!
   Судно затрещало, и мы начали разворот, становясь против ветра. Это происходило, когда испанец был от нас метрах в десяти. Эль Фуэго сильно накренило. Волны были против такого разворота, казалось, что они сожрут нас. Весь корпус, канаты, паруса как будто застонали. В любой момент мачты были готовы сломаться, не выдержав ветра. Слава Создателю, наше судно было сделано совестными плотниками, которые не схалтурили. Нам удалось выполнить этот опасный оверштаг без повреждений. Испанцы начали понимать, что проходят мимо нас.
   Испанец не ожидал подобного маневра. Наши корабли обменялись залпами в упор, но мы стреляли первыми, и поскольку между нашими бортами было не больше двадцати метров, то не одно наше ядро не ушло мимо. Ответный залп галеона, к счастью для нас, был менее эффективен. Высокая скорость и раскачивание испанца были чрезмерны, их канонирам было сложно даже заряжать пушки. Большинство выпущенных им ядер, проскользнуло по палубе Эль Фуэго, принося урон лишь людям и фальшборту. Испанцы попытались взять нас на абордаж, но это мероприятие было усложнено их неготовностью и шатанием судна. Те немногие крюки, которым удалось зацепиться, были быстро обрублены.
   Теперь испанец мог оказаться в опасном положении, появилась угроза, что Эль Фуэго спрячется за его кормой. Командованию галеона было необходимо принимать решение, или попытаться убежать от пиратов либо предпринимать разворот.
   - Ну что ж, мы развернулись! - вдохновленно и не без удовольствия прокричал Маркес, - очередь разворачиваться наших испанских друзей. Посмотрим, с какого теста они сделаны.
   Маркес не ошибся в тщеславии испанского капитана. Галеон делал оверштаг вслед за Эль Фуэго. При этом он не сбавлял парусов и не снижал скорости, что было смелым решением. Его борта заскрипели. Эль Фуэго сопровождал маневр противника непрерывным огнем с левого борта.
   Пошел сильный вал, борта и мачты галеона издали пронзительный хруст. Одно из ядер сбило фок-мачту галеона. Сильным порывом ветра корабль начало разворачивать в противоположенную сторону, и на какой-то момент галеон потерял контроль над ситуацией. Судно накренилось. Все кто был не привязан, начали срываться в море. Из-за высокой скорости и несвернутых парусов, качки корпуса были очень мощны. И опять залпы Эль Фуэго по терпящему крушение судну. Крен еще больше увеличился. Похоже, образовались течи, галеон стал полностью неуправляемым. На реях у испанцев больше не оставалось людей, кого-то снесло, а те, кто оставались, уже ничего не могли поделать. Потом, не выдержав, сломалась бизань. Наконец, испанцу удалось развернуться и дрейфовать на волнах. Но, теперь их судно стояло к нам кормой, и было неуправляемым, а значит беззащитным.
   Маркес велел прекратить огонь и убавить паруса. Больше играть с огнем не было смысла. Из-за шторма мы и так бы не смогли приблизиться к галеону, чтобы захватить свою добычу. Эль Фуэго опять стал носом к движению волн и теперь продолжил бороться теперь с волнами.
   Испанский галеон был обезврежен, он успел проплыть не более полумили и начал медленно тонуть. Видно, попытка нападения на пиратов, принесла ему значительный урон, и его корпус дал слишком много течи. Живописное испанское судно мрачно погружалось в зеленые воды Карибского моря. Незнакомый галеон исчез из нашего горизонта также внезапно, как и появился на нем.
   После крушения, нам удалось выловить живыми нескольких уцелевших бедолаг, уцепившихся за остатки деревянных балок. Много позже одного мы отпустили, а второй присоединился к нашей команде. Спасенные матросы рассказали нам следующую историю о судьбе своего корабля. Галеон носил имя Сан Антонио. Это был флагман Третьей западной королевской эскадры. Сама Эскадра осталась в порте Санта Доминго, а Сан Антонио вышел на патрулирование, хотя погода была и не для плаванья. Среди матросов ходили слухи, что капитану и его офицерам чертовски нужны деньги. Поэтому они и уходили на патрулирование далеко за пределы испанских интересов, другими словами, они пиратствовали.
   Об Эль Фуэго на Сан Антонио знали очень хорошо, и им было хорошо известно, сколько награбленного могло храниться на пиратском судне. Приз стоил того, чтобы гоняться за пиратами. Когда же на пути галеона повстречался Эль Фуэго, то золотая лихорадка окончательно спутала мозги, как капитану, так и многим другим здравомыслящим членам команды. Они рискнули кораблем, они планировали взять пиратское судно на абордаж. Их даже не останавливал шторм и слава о непобедимости пиратов. Среди испанских матросов Эль Фуэго уже успел получить прозвище "Проклятый". Как теперь выяснилось, такая слава, пожалуй, не была беспочвенной. Около трехсот человек утонули абсолютно бессмысленно. Что впрочем, логично, когда люди думают только о деньгах, при том, что в первую очередь, следует беспокоиться о своих жизнях.

Глава XVII

ПРОГУЛКА С ДЬЯВОЛОМ

  
   Из мемуаров герцога Сократа Карлоса де Барка:
  
   29 декабря 1720 года от Рождества Христова рассвет застал нас на южной части Испанского Мэйна. Прошло четыре месяца со дня захвата брига Сан Мишель. С тех пор произошло много разных событий. За это время я пережил больше опасностей, чем за всю свою жизнь. Между тем, наша история продолжалась. Так, сейчас мы с Маркесом двигались по узкой дороге, которая вела нас к крупной испанской колонии Маракайбо. Мы возвращались с маленькой деревушки, которая находилась восемь миль южнее Маракайбо. Утро выдалось необыкновенно жарким и влажным. Дорога или скорее просто тропинка, по которой мы шли, постоянно виляла, то углубляясь в джунгли, то выходя к берегу залива. С порта Маракайбо мы планировали отправиться на Кюрасао, а оттуда в Санта Доминго. Яхта "Ласточка", наше неизменное средство передвижения, уже ждала нас в порту.
   Прошлой ночью я почти не спал. Маркес до самого утра беседовал с Педро, а мне лишь приходилось прислушиваться к их разговорам, пытаясь не упустить ни слова с проходящей беседы. Слушать и запоминать, - основная задача, которую ставил мне Маркес.
   Кроме недосыпания и жажды, неприятностей доставляла старая телега, идущая впереди нас, и которую часто приходилось подталкивать в труднопроходимых местах, так как старый мул не справлялся. Повозка была нагружена товаром для продажи в городе. Педро сидел на телеге и правил, а мы, как его слуги или даже как рабы, по крайней мере, так мы были одеты, шли сзади и то и дело, толкали наш транспорт, грузнувший в грязи и песке.
   Педро, который играл роль нашего хозяина, был хорошим малым. Он был предпринимателем, а если точнее, Педро торговал самогоном на рынках Маракайбо. Его толстая туша сидела на повозке и кричала, чтобы мы шевелились и толкали живее. Но, конечно, кроме того, что Педро был торговцем, еще он был "своим человеком" Маркеса. Целую ночь Педро рассказывал все, что знал о Маракайбо, последние новости, которые стали ему известны и которые могли каким-либо образом послужить Маркесу.
   Толкать повозку, быть уставшим, все эти вещи уже давно стали для меня привычными. Но, сейчас, мне сильно досаждали кандалы, связывавшие железной цепью нас с Маркесом. На нас их надели, из-за предосторожности, чтобы ни у кого не возникли сомнения в том, что мы действительно рабы. У меня была окольцована левая нога, а у моего товарища правая. Жесткий металл уже успел сильно натереть мне ногу, и я чувствовал, что еще несколько часов подобной прогулки и раздражение на ноге превратится в кровавую рану. Хотя болты были ослаблены и мы могли сбросить кандалы в любой момент, приходилось терпеть. Ведь играть роль раба и спотыкаться из-за тяжелого железа, было намного лучше, чем пирату попасть в руки испанцев.
   Я ничуть не удивился тому, что Маркес заставил меня притворяться рабом. Подобные вещи, когда я отправился в разведку с Маркесом, случались часто. Последние сорок дней мы бродили из порта в порт. За это время мне приходилось носить самые разнообразные наряды. Я уже успел быть нищим, священником, вельможей в пышном наряде и даже цыганом. От хорошей маскировки зависела наша жизнь.
   Мы делали "прогулку с дьяволом". Так на пиратском жаргоне называлась разведка на суше. Это означало, что нам необходимо собрать полезные сведенья, которые помогут пиратам в грабежах и других мероприятиях. Например, очень важной информацией, могли быть сведенья о ценных грузах, которые перевозятся морем, о планируемых военных акциях. Не маловажным, также, в этом деле было пронюхать, кто и где хранит деньги и ценности, как эти средства охраняются и как их лучше заполучить в пиратские руки. Если ценности будут транспортироваться, следовало узнать, время и маршрут перевозки. "Прогулкой с дьяволом" подобную разведку пираты называли из-за высокой вероятности быть раскрытым и как результат, повешенным на городских стенах или наихудшее, - подвергнуться пыткам. По опыту прошлых "прогулок", двое из троих пиратов не возвращались из блужданий с дьяволом. Поэтому пираты, которые осмеливались покидать корабль и участвовать в таких мероприятиях всегда получали большую часть добычи. Кроме того, они были уважаемы в своих кругах, и высоко ценились предводителями, если, конечно им удавалось выжить.
   Мы блуждали из города в город. Нас не останавливало, что город принадлежит Испании или, скажем, Британии. Мы меняли одежду, места, время. Почти в каждом городке, куда мы отправлялись, у Маркеса были "свои люди". На службе у Робертса и еще ранее, когда он участвовал в других бандах, мой друг часто отправлялся на "прогулку с дьяволом". Это было важно. Опираясь на сведенья, раздобытые своим помощником, Робертс мог появляться в тех местах, где его не ждали, и забирать самое ценное с наименьшим риском. Например, когда город покидали военные для очередного рейда, Робертс нападал на незащищенных жителей и купцов, завладевая ценным без особого сопротивления. Когда же предпринимались военные походы, направленные против самого Робертса, он или уплывал в другие воды или отсиживался на одном из затерянных островков.
   Кроме разведки в таких походах заключались и торговые сделки. Ведь существовала необходимость в продаже награбленных пиратами товаров или закупке продовольствия и снаряжения для пиратских экспедиций. Также, подыскивали лазутчиков, вербовали людей, которые могли пригодиться веселому морскому братству.
   Для Эль Фуэго необходимость в сведеньях с суши была жизненно важной, но первый помощник был нужен и на самом судне. Его навыки управлять морским боем были залогом спокойствия для пиратов. Так, за офицерским ужином, когда Маркес объявил Джонсу и другим пиратским старшинам о своем плане отправиться на "прогулку с дьяволом", этому никто не обрадовался. Я всегда прислуживал на ужинах у пиратских офицеров, поэтому многое мог слышать. При том разговоре, все запротестовали, и первым выразился Даони Кривой. Он был одним из самых опытных пиратов на судне, и имел беспредельное уважение у собратьев:
   - Послушай, юный первый помощник - сказал Даони сухо и сурово, - кончено, у нас есть необходимость отправить человека на "прогулку с дьяволом". Я не спорю, ты известный мастак в этом деле. Гром и молния! Акула мне в печенку, если я когда-либо видел лучшего разведчика! Но, на этот раз, для тебя это верная смерть. Твое лицо многие знают, а назначенная награда за твою голову, может искусить даже самого верного твоего человека. Ко всему, ты сам хорошо знаешь, что Робертс объявил на тебя охоту, и он не пожалеет денег за твою душу. Да и кроме Робертса на твои юные годы, Эспектро, у тебя слишком много врагов. Нужно отправить другого человека блуждать с дьяволом. Не спеши погибать, ты еще пригодишься братству живым.
   Старшины и капитан Джонс согласно закивали после слов Даони Кривого. И начали отговаривать Маркеса от попытки вылазки на сушу. Но, последний был непреклонен. Он приводил аргументы, с которыми старшинам было сложно спорить:
   - Сейчас мы сильны. За два месяца мы взяли восемь суден и даже не поцарапались. Кончено, удача с нами. Но, успех, еще и в том, что мы стараемся избегать сильных противников. А те, кто действительно сильнее нас, о нас пока не знают.
   Но, пройдет не так много времени, и мы станем проблемой для движения караванов крупных торговых гильдий и развития колоний. Может, мы станем настоящей костью в их горле, и тогда нами заинтересуются. К нам направиться мощные военные суда, если повезет, то и эскадры. Рано или поздно это произойдет. Что мы будем делать тогда?! - все в комнате задумавшись, замолчали, а Маркес продолжил:
   - Когда на нас обрушаться мощные военные корабли, нам придется уносить ноги подальше. Поэтому времени у нас в обрез, золото надо захватывать быстро. А для того, чтобы добыть много золота в краткие сроки, нужно знать, чем живут и дышат Карибы, нужно знать, где золото и как его перевозят.
   Я понимаю вас. Я согласен с Даони. Но, у нас, браться, нет другого выхода. Никто кроме меня не знает моих людей в лицо, да и они никому кроме меня не доверяют, и никому не служат. А без поддержки с суши, без глаз лазутчиков мы слепы. Поэтому я пойду. Клянусь вам своими костями, что сделаю все, чтобы вернуться к вам живым и с пользой. А пока меня не будет, пусть Эль Фуэго нападает только на слабые суда и держится подальше от огня. А там посмотрим. Если я уйду, у нас есть шанс взять крупный куш, если мы отправим "на прогулку" новичка, не видать нам золота, как собственных ушей.
   Начались споры. Одни не хотели отпускать первого помощника, так как глубоко в душе верили, что он несет им удачу, другие были согласны с Эспектро. Это был продолжительный вечер, а потом ночь, переходящая в рассвет. Долго спорили, давали советы первому помощнику, думали о будущем. Все же, главный аргумент о горе золота сделал свое дело. Против золота у пиратов всегда заканчивались аргументы. Наконец, Маркеса отпустили.
   Через два дня Маркес и я пересели на яхту Ласточка, которая стремительно, словно птица, унесла нас к новым приключениям. А Эль Фуэго немного погрустив, продолжил свой проклятый пиратский путь.
   Сначала мы направились в Каракас, потом в Кюрасао, а потом перебирались из порта в порт, встречаясь с людьми Маркеса или просто шатаясь по тавернам, пытаясь уловить что-либо полезное для пиратского братства. Для меня все было ново. События разворачивались быстро, а люди и декорации сменялись еще быстрее. Во время нашей прогулки, Маркес не утруждал себя объяснять мне, куда мы направляемся, каков наш маршрут и что нам предстоит выполнять следующий раз.
   И вот, мы в обличии рабов плетемся за повозкой торговца Педро в Маракайбо. Две мили были пройдены, оставалась еще одна. Сейчас наша тропинка шла по широкому каменистому пляжу. Можно было немного отдохнуть, так как повозка пока не нуждалась в нашем подталкивании. Педро борясь со сном, потихоньку гнал повозку вперед, а мы с Маркесом, спотыкаясь о железные кандалы, немного отстали.
   Мой друг шел задумавшись. Его глаза бродили по горизонту, но мысли его были дальше. Наверное, он обдумывал новости, рассказанные Педро прошлой ночью. Вчера наш добрый толстяк Педро говорил много. Он рассказывал, сколько в городе солдат, с какой периодичностью Маракайбо посещают торговые и военные суда. Кто, по каким ценам торгует в городе. Как проходит строительство новых оборонительных фортов. Рассказывал и много другое. Я был знаком с ним меньше двух дней, но он показался мне хорошим и открытым малым. Как он стал человеком Маркеса, я не знал. Всю ночь Педро не умолкал. А Маркес внимательно слушал, уточняя мельчайшие детали.
   К сожалению, у меня нет под рукой столько чернил и бумаги, чтобы описать весь их разговор. Да и нет желания говорить неинтересные для обычного человека пустяки. Но, пожалуй, стоит кратко упомянуть, о сведеньях, которые Педро поведал о богатейшем герцоге де Маньяра.
   Герцог обосновался в Маракайбо четыре года назад. За несколько лет здесь для герцога был построен роскошный дворец, громаднейшее и красивейшее здание для колониальной Испании. Вокруг дворца обустроили большие парки с фонтанами, возвели вспомогательные помещения. Даже оборона города была значительно укреплена в связи с поселением в нем герцога. Все дела последнего чрезвычайно интересовали Маркеса. Он уточнял у Педро детали в отношении де Маньяра настолько подробно, что Педро порою аж потел, напрягаю свою память. Когда уже Педро совсем не силил в мелочах, ему давали остыть, промочить горло стаканчиком другим вина и опять возвращались за рассказ о делах сказочно богатого герцога.
   Конечно, о герцоге де Маньяра, и о его делах было известно на всех Карибах. Он был влиятельной фигурой и в старой Европе, но последние десять лет, приумножая свои богатства, де Маньяра провел в Новом Свете. Пожалуй, негласно, он был самым могущественным человеком во всей Вест Индии на тот момент. Герцог служил своему королю верой и правдой, защищая и расширяя испанские владения, но, при этом, герцог не спешил делиться с Его Католическим Величеством получаемыми богатствами. Регулярно галеоны груженные золотом уплывали в старушку Испанию, при этом, гораздо больше средств оседало в тайниках герцога.
   Де Маньяра контролировал большинство испанских владений на Мэйне. Солдаты под его гербом следили и организовывали работу золотых приисков, уничтожали индейцев, собирали подати с новых колонистов. А когда поднималось знамя войны, галеоны, снаряженные герцогом, производили карательные экспедиции по плохо защищенным французским и британским колониям.
   Когда мы отстали от повозки с самогоном настолько, что Педро не мог нас слышать, я обратился к Маркесу с занимающими меня вопросами:
   - Маркес, скажи, чем нам так интересен герцог де Маньяра, вчера Педро рассказывал о нем больше двух часов? - Потом, как будто размышляя сам с собой, я продолжил:
   - Ведь у него больше тысячи солдат, к его золоту никому невозможно приблизиться.
   Мой спутник, казалось, совсем меня не слышал. Сначала, он даже не повел глазом, услышав мой вопрос, но через минуту, Маркес, не отрывая глаз от горизонта, сказал мне:
   - Я очень давно наблюдаю за герцогом де Маньяра, и не только потому, что у него много золота. У меня к нему личная неприязнь, вызванная старыми счетами. Много лет назад я находился на службе у испанского военного флота. Хотя тогда я был еще совсем молод, я многое успел там повидать. Я видел, как герцог вершит своим темные дела. Скажу тебе мой мальчик, что такого жестокого и алчного человека, редко встретишь даже на Карибах. Грозный Робертс по сравнению с герцогом, - ангел мира и любви. Под непосредственным руководством герцога, перерезали столько людей, что их крови бы хватило, чтобы наполнить целое озеро. Есть и другие причины, которые заставляют меня ненавидеть этого человека, но это тайна. Ограбить нашего герцога, - для меня дело чести. Конечно, его можно было бы просто убить, но это было бы слишком просто для старого скряги. Для герцога деньги весят больше чем собственная жизнь, или жизнь его семьи.
   Я начинал понимать неприязнь Маркеса к герцогу. Чего только стоил вчерашний рассказ Педро об Изабелле Альварес. Пожалуй, стоит кратко упомянуть об этой истории, так как она поможет пролить свет на будущие события.
  
   История Изабеллы Альварес:
  
   Полтора года назад в Маракайбо переехала молодая семья Альварес. Хуан Альварес молодой перспективный офицер происходил с весьма уважаемой в Старой Испании семьи, был далеко не беден и в свои двадцать шесть лет уже служил в чине капитана. Самым главным его богатством была молодая жена, обладавшая обворожительной красотой. Редко кто, мог оставаться равнодушным, взглянув на молодую Изабеллу. В самом рассвете своей женской красоты, она была великолепна. Ее густые русые волосы, большие карие глаза, пышные формы и ровные черты лица были идеально спланированы природой, как редким художником, который рисует грезы. По капризу судьбы, красота и стала причиной несчастья бедной девушки.
   Изабелле было двадцать восемь лет. Маркес втайне от Педро рассказал, что он хорошо знал эту девушку. Он познакомился с ней еще до того как она вышла замуж. При каких именно обстоятельствах происходило их знакомство, что связывало моего друга с Изабеллой, Маркес не уточнял.
   Несмотря на свою изящность и красоту, Изабелла была довольна крепкой и сильной натурой. Хрупкая Изабелла имела редкую способность противостоять жизненным несчастьям, и не ломаться при ветре беды. Возможно, это ее качество и придавало ей сил к жизни после всех невзгод, которые выпали на ее долю.
   Поселившись в Маракайбо, молодые Альваресы надеялись на тихое счастье и спокойную жизнь. Но, к сожалению, девушку заметил герцог. Мне подлинно не известно, при каких обстоятельствах это произошло. Говорят, что герцог воспылал к молодой синьоре Альварес сумасшедшей страстью. Этот факт немного не вязался с остальными сведеньями о герцоге. Маркес, как и вчера Педро, говорили, что герцогу де Маньяра были не ведомы страсти и любовь. Он всегда жаждал только славы и богатства, и остальное для него не имело значения. Вероятно, на этот раз красота Изабеллы разбила даже каменное сердце герцога. Хотя я думаю, что старый черт просто сошел с ума.
   Спустя полгода после приезда в Маракайбо, молодой капитан Альварес погиб при не совсем ясных обстоятельствах. Он с группой солдат получил задание основать глубоко в джунглях важный оборонительный форт. Расположенный в десяти милях южнее Маракайбо, форт был призван стать важной опорой для защиты города от нападений дикарей. Кроме того, крепостные сооружения форта могли служить как перевалочный пункт при перевозке грузов, в основном золотого песка, добываемого в разбросанных южных индейских селениях.
   Уже через несколько недель строительства форта, когда даже не успели закончить частокол, на слабозащищенный форт напали неизвестные. Наиболее вероятно это были агрессивно настроенные дикари. Они забрали все припасы и вырезали всю группу колонистов до единого человека.
   Конечно, после этого происшествия был организован ряд карательных экспедиций, направленных против дикарей, а форт достроили и укрепили более надежно. Зачем было посылать столь малочисленное подразделение солдат в джунгли? Этот вопрос в Маракайбо не обсуждали. Хотя Педро вчера по этому поводу выразился довольно кратко: "Кроликов кинули в кубло змей".
   Так или иначе, Изабелла Альварес осталась вдовой. Ходили слухи, что к этому делу мог быть причастен герцог, но веских доказательств не имелось. К тому же, даже распространять слухи, направленные против чести герцога было опасно для жизни. Герцог повсюду имел своих шпионов и был скор на расправу.
   После смерти капитана Альвареса, герцог силился оказать всяческую помощь бедной вдове, хотя та пыталась держаться от герцога подальше. Но, де Маньяра не привык к отказам, был настойчив и упорен в своих ухаживаниях. Когда в деле не помогали лесть, дорогие подарки, комплименты, убеждения, тогда в дело шли угрозы, шантаж или инструменты похуже.
   Бедняжка вдова не могла и шагу ступить без постоянного наблюдения шпионов герцога. Она не могла уехать с Маракайбо, так как герцог приказал не выпускать ее из города. Ей не было кому жаловаться и у кого просить защиты. Единственное, что пока спасало ее от герцога, был траур, который Изабелла носила по мужу уже почти год. Все-таки, герцог по непонятным причинам не преступал эту черту, ожидая окончания траура. Через три месяца траур закончиться и Изабелла станет абсолютно беззащитной перед домогательствами его высочества. Час ликования де Маньяра близился, и вместе с тем близился страшный час для его молодой жертвы.
  
   Из мемуаров герцога Сократа Карлоса де Барка:
  
   При удобном случае я решил просить Маркеса помочь Изабелле. Иначе она пропадет. Согласится ли он это сделать для молодой девушки, а если да, то, как он это провернет?!
   Маркес больше ничего не рассказывал о своих отношениях с герцогом или с Изабеллой, а я более не смел расспрашивать моего друга о его замыслах. Но, поскольку до города оставалось еще далеко, я опять рискнул пристать к Маркесу со своими расспросами. Казалось, что сейчас мой хозяин сговорчив, и мне удастся получить ответы на вопросы, над которыми я размышлял уже долгое время.
   - Маркес, а раньше ты часто отправлялся на "прогулку с дьяволом"?
   - Частенько, как правило, последние четыре года, половину времени я проводил на суше.
   - Да, это много. Но, зачем тебе такой риск? Ребята с Эль Фуэго рассказывали, что это смертельно опасно. Тем более за твою голову дают большое вознаграждение. Для чего ты это делаешь?
   - Да это опасно, малыш. Если меня поймают, то смерть будет самым легким наказанием, - засмеялся Маркес. Хотя я не видел в этом ничего смешного. - Но, все-таки, мой дружок, это лучше чем плавать на судне с бандой головорезов, которые убивают, калечат, насилуют, грабят. А когда им нечего делать, они начинают бросаться друг на друга. То, что ты видел на Эль Фуэго, это еще сносный случай. Пираты под моим командованием, или вернее под командованием Дэвида Джонса, просто убивают обороняющегося врага, забирают ценное, а тех, кто сдался, отпускают. Мне стоило больших усилий, чтобы сдерживать буйство Эль Фуэго, и задать работу команды в подобном русле. Но, когда я был моложе, мне приходилось видеть более ужасные вещи. Особенно, когда пираты или солдаты нападали на мирные поселения. Дети, старики, женщины... Их крики и стоны смешивались в такие страшные адские мелодии, что даже дьяволу стало бы не по себе. Я никогда не смогу забыть этого. Находиться в разведке для меня, намного легче, чем смотреть, как пираты издеваются над пассажирами очередного торгового судна.
   За свою молодость, малыш, кому только я не служил и чем только не занимался. Хотя, где бы я ни был, всюду приходилось пользоваться шпагой. Я еще нигде не встречал справедливости и мира. Может быть, он, где то и есть, но, я, почему-то, всегда был там, где лилась кровь и слышны крики женщин. Когда же я сменял флаг, под которым плавал или герб, под которым воевал, ничего не менялось. Никакой правды...
   Маркеса прервали услышанные нами громкие проклятия Педро. Повозка опять застряла, нужно было ее подтолкнуть. Так мы и тянули свою дорогу, пока через несколько минут показались первые дома близь города, а за ними и сам город. Наконец-то наша тропинка вышла на небольшую улочку, по которой мы, ковыляя за повозкой, направились в центр города.
   Кандалы продолжали приносить мне страдания. Кроме того, вид у нас был не очень. Грязная дурно пахнущая одежда отпугивала взоры людей. И, слава Богу, что никто не обращал на нас внимания. Рабы как рабы, таких здесь была уйма. Для предосторожности, Маркеса даже перевязал себе лицо. На повязке виднелись следы крови, так как если бы у него было изранена голова. К тому же, Маркес старался не поднимать взгляда от земли и ни с кем не встречаться взглядом. Хотя я чувствовал, как он непрерывно изучает город и записывает в память все увиденное и услышанное.
   Педро в городе был своим. Со своей неказистой повозкой он передвигался по всему городу, повсюду доставляя товар. Дешевый самогон был нужен везде. А поскольку Педро давал большие скидки и наливал иногда знакомым прямо из повозки, он был уважаем среди покупателей. Мы блуждали по городу целый день, обошли дюжину лавок, трактиров, торговцев. Иногда к повозке подходили знакомые Педро, здоровались, мимолетно кивая на нас, спрашивали, что за рабы и почем тот их купил.
   Обычно в подобных ситуациях я нервничал, но на этот раз, единственным, что меня беспокоило, были мои кандалы, натиравшие мне ноги до крови, причиняя жестокие страдания. Мой товарищ по цепи оставался абсолютно спокойным. Его лицо не выражало эмоций, а взгляд все так же был обращен к земле. Но, похоже, к концу дня он настолько хорошо изучил городок, что мог бы передвигаться по нему с закрытыми глазами. Особенно долго кружили мы с повозкой возле владений герцога де Маньяра. Решительно Маркес собирается грабить герцога, тогда заключил я про себя.
   К концу дня, уже в сумерках Педро с повозкой направился к порту, где на рейде стояла Ласточка, на которой мы прибыли в Маракайбо два дня назад. Педро передал нас капитану яхты, а сам не прощаясь, укатил со своей повозкой. Отдав швартовые и сняв кандалы, мы вздохнули с облегчением.
   Когда яхта беспрепятственно отчалила, можно было немного расслабиться. Мы сменили одежды, умылись и расположились отдыхать на палубе, на которой, кроме нас, было еще трое человек, членов команды яхты. Мою рану на ноге промыли ромом и перевязали. Я почувствовал облегчение. И только теперь мой ум начал осознавать все те опасности, которым нам приходилось подвергаться при каждом таком походе в разведке.
   Прямо на полу кормы капитан яхты накрывал небольшой ужин. Был поставлен небольшой столик, на который ставили еду и напитки, закупленные капитаном в городе. Погода стояла жаркая, и ужинать в каюте было бы душно. Ужин показался мне божественным, чему способствовала моя сегодняшняя прогулка за повозкой. Со зверским аппетитом мы взялись за еду, обсуждая события последних дней и другие мелочи. Капитан охотно делился своими наблюдениями и получал новые поручения от Маркеса. Слышать их для меня было все труднее, обессиленный я начал дремать, пока окончательно не заснул.

Глава XVIII

ЗНАКОМСТВО С ГЕРЦОГИНЕЙ ДЕ МАНЬЯРА

  
   Из рассказа Маркеса де Сидерата:
  
   Вот уже третий день мы гостили в живописном Маракайбо и его окрестностях. Был вечер, мы находились на яхте "Ласточка", стоявшей на якоре недалеко от порта. После целого дня блужданий с Педро в роли рабов и нескольких бессонных ночей, мой юный спутник Сантимо совсем обессилил. Он был еще совсем молод и не привык к жизни пирата. Чувство постоянной опасности еще не успело стать для него непривычным. Бедняге не повезло, ржавые кандалы натерли ему ноги до крови. Мне жаль его, Сантимо совсем не подходит для бродяжьей жизни под тропическим солнцем. Но, ничего нельзя поделать, когда я впервые причалил к берегам Антильских островов, я был гораздо моложе Сантимо. Главное помочь парню научиться выживать, всему остальному он уже научиться сам. Конечно, со мной Сантимо находился в большей опасности, чем на Эль Фуэго, но со мной он мог и научиться больше. А убивать и грабить, тут большой школы не надо.
   Со времени нашего возвращения на Ласточку прошло больше пяти часов. Мы поужинали, умылись, сменили одежды. Моего верного Сантимо, похоже, начинало лихорадить. Такое часто бывало с молодыми матросами, когда они долго находились на открытом солнце. Я заставил парня выпить несколько стаканов рома. Ослабевший, он сразу же погрузился в крепкий сон. Больше всего, мне хотелось последовать его примеру, но пока все дела в Маракайбо не завершены, я не мог позволить себе подобную роскошь. Нельзя было задремать, так как сегодня меня ждало еще одно важное дело. Обдумывая детали предстоящей ночной вылазки в город, я старался восстановить силы, насколько это было возможно.
   Я целиком погрузился в свои мысли, воспоминания. Из-за усталости было сложно сконцентрироваться. Чтобы быть бодрее я пил чай, заваренный любезным капитаном яхты Вандербильтом. А подумать было о чем... Педро собрал немало сведений о герцоге де Маньяра, который беззаботно проживал в своем пышном дворце уже несколько лет. В очень узких кругах завелись интересные слухи, якобы герцог готовиться к транспортировке большей части своих богатств из Маракайбо в Старую Испанию. Слухи подтверждались и увеличением численности военного гарнизона Маракайбо и усилением оборонительных сооружений в городе и возле него. В город чаще обычного прибывали галеоны из испанских колоний, подконтрольных герцогу. Я давно ждал, когда же герцог решиться на столь серьезный шаг, и ни в коем случае не мог упустить шанс обокрасть старого знакомого. Следовало действовать немедля, иначе золото, а с ним и герцог уплывут в Испанию, где мне его уже не достать. Конечно, у меня не имелось готового плана, как оставить герцога с носом. Все, что я мог сейчас делать, - только думать и размышлять.
   Ближе к полуночи надев широкополую шляпу и закутавшись в длинный плащ, я отправился в город. С собой я взял только пару пистолетов, шпагу и четыре бутылки рома. Причем оружие пускать в ход я не планировал, а вот ром мне мог очень пригодиться. В Маракайбо я мог ориентироваться даже с закрытыми глазами, раньше мне уже приходилось бывать в этом городе. Проходя темные улочки, я старался создавать как можно меньше шума и обходить ночные патрули. Город тихо спал, я не хотел мешать его безмятежному сну. Пусть спит. Передвигаться по городу ночью для меня было легче и приятней чем днем, но никогда не стоит терять бдительность.
   Без лишних приключений я добрался до небольшого домика, где жил падре Жоан. Я постучал в ворота, но мне никто не ответил. Наверное, падре смотрел сладкие сны и не спешил их прерывать. Что значит благословенная профессия! Всегда завидовал таким людям. Я продолжал стучать, делая стук не слишком громким, но при этом настырным. Наконец в домике загорелся огонек. Через какое-то время открылось одно из окон. Из оконной рамы выглянула сонная, ничего не понимающая голова аббата.
   - Что за пьяная душа там так расшумелась? Если каяться или еще чего, жди утра! Иди с миром! - выкрикнув эти слова в темноту с неприличным раздражением, сдерживаясь от ругательств, аббат попытался скрыться, закрыв окно, и продолжить свой благодатный сон. Но, в мои планы сон аббата не входил.
   - Простите, святой отец. Горе у нас, - стонущим страдальческим голосом начал я, - помогите, святой отец! Герцогу плохо! Герцогу плохо! Только вы можете помочь, святой отец.
   Аббат застыл в полном недоумении. Первые мгновенья он ничего не мог понять. Но, как только в его сонный мозг ворвалась мысль о том, что его зовут исповедовать герцога, или оказать другую услугу самому могущественному человеку в Новом Свете, аббат Жоан просветлел. Простому аббату подобная честь выпадает не часто, может быть, что только один раз в жизни. Святой отец возликовал и полностью прочувствовал религиозный экстаз, забыв о своих снах, он закричал мне с просьбой подождать и рысью бросился в дом одеваться.
   Через пятнадцать минут аббат спешным шагом с фонарем в руке уже выходил из дома, закрывая за собой на ключ двери дома. На нем была надета его лучшая ряса, которую святой отец одевал только два раза в год, на Рождество и на Пасху. В его сумке было упаковано все необходимое для религиозных церемоний. Сердце отца воодушевленно стучало в преддверии важной миссии. Чувство религиозного долга подкреплялось вознаграждением за труды, которое аббат надеялся выручить за обряд в отношении столь известной и богатой особы. Прибыль, или вернее пожертвования могли получиться существенными. Но, аббат спешил из-за опасения, что его могут опередить конкурирующие священнослужители.
   Либо аббат Жоан был слишком окрылен чувством долга и щедрой наградой за свои бессонные труды, либо аббат не успел толком проснуться, и его седая голова еще не обрела способность рассуждать здраво. Святой отец совсем не подозревал приготовленного ему подвоха и даже представить себе не мог, что на самом деле ожидало его этой ночью.
   Как только аббат, открыв входные двери, шагнул за порог, я встретил его дружеским рукопожатием, не забыв при этом приставить кинжал к его шеи. Бедняга, сразу догадался, что к нему приставили клинок, заметив в свете фонаря блеск стали и почувствовав холод метала. От неожиданности у аббата пропал дар речи. Он настолько тяжело дышал и был обеспокоен, что я даже начал переживать за его здоровье, задумавшись, не перегнул ли я палку. Святой отец, конечно, волновался зря, ничего плохого я ему не желал. Аккуратно взял оцепеневшего аббата под руку, я переставил кинжал ему под мышку и зашел с ним в дом.
   По моей вежливой просьбе, святой отец провел меня по своему жилью. Домик был прост и не очень хорошо убран. Аббат, как и положено лицу его сана, жил один и вел довольно скромный образ жизни. Когда мы зажгли в доме несколько свечей, я попросил аббата присесть и внимательно меня выслушать. Святой отец, похоже, начал приходить в себя, к нему опять вернулся дар речи:
   - Не знаю кто вы синьор, но у меня нечего брать. А за убийство священнослужителя, и особенно за убийство божьего слуги с чистой совестью, вам грозит страшная божья кара на земле и вечные муки на том свете. Вы будете прокляты.
   - Ну что вы, святой отец! Я самый набожный католик, ни за что, я не позволил бы себе обидеть каким-либо образом духовную особу. Но, у меня к вам дело. Дело, которое, к моему огромному сожалению, заставило меня действовать столь неприлично. Ну, вот что, святой отец, прежде чем мы перейдем к нашим делам, я прошу вас отведать немного святой воды.
   Я достал из своего подсумка бутылку рома, налил полную кружку и протянул аббату. Аббат Жоан, с опаской понюхав напиток, зафыркал:
   - Это же ром! Монаху нельзя употреблять дурманящие напитки. Это большой грех! - грозно выкрикивал аббат, всем своим видом демонстрируя верность церковным канонам и возмущение к насилию над собой. Но, я не очень верил непоколебимости его убеждений. Педро и некоторые другие мои знакомые рассказывали, что аббат еще тот любитель выпить и покутить, конечно, если это не видят его прихожане и начальство. Я уже не говорю о других увлечениях и пороках святого отца.
   - Послушайте, дорогой отец! Я понимаю вашу святость и ваши чувства. Но, для моего дела, мне нужно, чтобы вы обязательно допили эту небольшую кружку до конца. Заявляю перед святыми небесами, что грех, который вам придется сейчас совершить, я всецело беру на себя. А если я вас еще не убил в важности моего предприятия, то хочу вас заверить, что я никуда не спешу, и буду отрезать вам палец за пальцем, пока вы не передумаете.
   Для большей убедительности я достал с кобуры свой кинжал внушительного размера и с самым решительным видом принялся подтачивать его об кожаный чехол. Но, похоже, эта мера была уже лишней. Святой отец и так перепугался не на шутку, перекрестившись, одним духом он опрокинул стакан запретного напитка. Мы немного поседели с отцом, настроение аббата начало улучшаться, он, смелея, начал задавать мне все больше бравых вопросов:
   - Что надо тебе от меня, сын мой? Я вижу, лукавый сильно поколотил тебе рассудок. Сын мой, покайся! Ты достаточно уже нагрешил этой ночью. Оставь бедного божьего слугу в покое. - Аббат говорил вдохновенно, но из-за выпитого уже с легким заиканием.
   - Извините, святой отец, что причиняю вам неудобства. К сожалению, я нахожусь под властью темных сил настолько, что совсем не могу себя контролировать. Злые демоны заставляют меня еще немного вас помучить.
   Я налил святому отцу еще стакан рома. Он снова отказался, но при виде кинжала, был вынужден, еще раз пойти мне на уступки. С видом библейского мученика аббат Жоан одним махом поглотил еще одну кружку рома, при этом поморщившись, словно ему довелось выпить стакан горячей смолы.
   Я продолжал поить аббата, пока он не дошел до уровня опьянения, когда человек уже плохо соображает, что происходит, но еще в состоянии самостоятельно передвигаться. Взяв в займы у аббата одну из его ряс, я поспешил переодеться, запрятав свою одежду в подсумок. Позже взявшись под руки, мы со святым отцом вышли на улицу и направились в сторону городского собора.
   Было около двух часов утра. Ночь была тихая. Мы продвигались довольно неторопливо. Отца приходилось поддерживать, так как он уже успел изрядно набраться. Священнослужитель бубнил себе под нос непонятные религиозные выражения, а в некоторых моментах даже пробовал распевать молитвы. Иногда аббат Жоан настолько увлекался, что в ход шли нескромные песенки или выкрикивание сквернословий. Но, мои воспитательные пинки локтем эффективно усмиряли святого отца. В собор мы попали, также, без малейших препятствий.
   Подсвечивая себе небольшим фонариком, мы дошли до алтаря, потом свернули в маленькую комнату, которая в соборе служила для переодеваний и других бытовых целей. Находясь в комнатке, я немного добавил свет фонаря, поскольку здесь не было окон, и можно было не опасаться, что наше присутствие в ночном соборе кто-либо заметит.
   Следующей задачей было повысить алкогольную дозу святому отцу. Чем меньше аббат будет помнить о событиях этой ночи, тем лучше. Кружки или стакана у меня не оказалось, и я заставил аббата пить ром с горла. Священнослужитель к моему удивлению, оказался крепким и опытным пьяницей. Прежде чем заснуть крепким сном, святой отец осушил оставшуюся бутылку алкоголя. Наконец аббат свалился, я уложил его на лавку, укрыл куском полотна, который я нашел в комнатке и, пожелав ему спокойной ночи, вышел из комнатки, закрыв дверь на ключ.
   В темном соборе я прилег на лавку и, погасив фонарь, стал ждать утра. До рассвета оставалось еще несколько часов, можно было потратить это время для небольшого отдыха. Я ждал восхода солнца. Каждое утро на восходе солнца в храм приходила герцогиня Мария де Маньяра исполнять утренние молитвы. Именно ради свидания с этой персоной мне и пришлось причинить столько неудобств бедному аббату.
   В темноте я не мог позволить себе задремать. Старясь не закрывать глаз, я погрузился в свои мысли и планы. Для того чтобы вырвать у герцога его несметные сокровища, накопленные десятками лет путем торговли и грабежа, мне была нужна помощь. Граф охотнее расстался бы с жизнью, чем со своим богатством. В чем я был уверен наверняка, так это в том, что транспортировка сокровищ будет происходить под самой надежной охраной и в самой полной тайне. А раз так, то нужна помощь лица, которое может непосредственно знать, как герцог устраивает свои дела. Ни один из моих лазутчиков не мог мне помочь в этом деле. Обстоятельства толкали меня к риску, я решил искать помощи у самого близкого и родного человека герцога, у его жены Марии де Маньяра.
   О Герцогине я знал не так много, но этого было достаточно для осуществления моего замысла. В отношении этой персоны я был вынужден полагаться только на смутные сведенья моих лазутчиков и рассказы зевак, которые переносят новости и слухи как крысы чуму.
   Родом Мария де Маньяра была из славной Кастилии. Ее отец был очень родовитым, но обедневшим дворянином. Он выдали замуж свою единственную дочь, когда Марии исполнилось шестнадцать. Ее мужем стал небогатый, но подающий надежды и имевший славу удачливого военного офицера тридцатилетний граф де Маньяра. Хотя брак был выгоден, но никакой любви между герцогиней и герцогом никогда не было. Впрочем, герцогиня была умна и красива, хорошо воспитана в строгих католических традициях. Она всегда была примерной супругой. В противовес своей супруге герцог славился суровым нравом, при этом любовниц у него никогда не было. Все свои силы и время герцог тратил на захват власти и богатства. Ходили слухи, что герцогиня была равнодушна к богатству, а также в отличие от герцога, Мария де Маньяра не могла терпеть насилие, постоянные кровавые дела мужа доставляли ей нескончаемые страдания. У герцогини не было врагов, она никому не желала вреда, помогала бедным и была очень религиозна.
   Шансов, что герцогиня согласиться мне помочь было мало. Ее помощь означала бы с ее стороны предательство собственного мужа. Но, тем не менее, это могло сработать, особенно учитывая вчерашний рассказ Педро. Он сообщил о редких слухах, якобы герцог планирует возвращаться в Старую Испанию, но не при этом, не собирается брать с собой герцогиню. Вполне возможно, что герцог постарается упрятать свою жену в монастырь.
   Я не сомневался в том, что Мария де Маньяра привязана к герцогу, и для нее будет испытанием остаться одной, закрытой от мира. Кроме того, герцог кроме своих богатств, заберет с собой детей и, наверняка, захочет прихватить и молодую Изабеллу Альварес. Все эти обстоятельства должны доставлять герцогине безграничные страдания. Возможно, именно из-за этих страхов каждое утро в одиночестве она просит помощи у небес.
   И хотя, по слухам герцогиня не имела врагов, по меньшей мере, против одного человека в сердце у герцогини пылала ненависть. Немного зная женщин, я был уверен, что Мария де Маньяра ненавидит Изабеллу Альварес. Если бы герцог просто изменил герцогине, не было бы ничего страшного, но на этот раз, он любил другую. Де Маньяра был одержим молодой вдовой. Чем меньше времени оставалось к концу траура Изабеллы Альварес, тем больше росла его ненависть к своей супруге. Герцог начинал ненавидеть свою жену. Что ж, посмотрим, на что готова женщина, сраженная ревностью и отчаяньем. Как только начало светать, я зажег свечи, натянул на голову капюшон, так, чтобы мое лицо оставалось скрытым, приняв молитвенную позу, я начал ждать прихода аристократической персоны.
   Примерно за десять минут до начала восхода солнца в собор вошли два военных офицера. Они, не обращая на меня никакого внимания, быстро осмотрели помещения и удалились, встав на караул у входа в собор. Я догадался, что это были телохранители герцогини. Одного из них я узнал. Это был Варгас, мой бывший командир и просто большой человек. Но о нем я расскажу намного позже, а сейчас мне следует вернуться к событиям в соборе. Синьора появилась несколько мгновений позже офицеров, когда военные уже покинули обитель. Мы остались одни.
   Высокая, с гордой осанкой она медленно направлялась к алтарю. Ее одежда была довольно скромна как для особы столь высокого статуса. Наряд состоял из черного платья и большой темной накидки, лицо скрывала темная вуаль.
   Я продолжал делать вид, что читаю молитвы, стоя у алтаря. Из-за капюшона герцогиня не могла видеть мое лицо. Она приблизилась к одной из лавок, опустилась на нее, подняла с лица вуаль и начала молиться. Я видел ее лицо лишь однажды много лет назад, с тех пор она заметно постарела. Хотя, все же, в ней еще оставалась красота и очарование, пусть уже не девушки, но красивой статной женщины. Единственно, что было примечательно, ее лицо и вся ее фигура были чрезмерно опечалены. Страх и тревога читалась в чертах ее образа, в красивых черных глазах.
   Когда солнце начало набирать силу и его лучи стали проникать сквозь окна собора и распространяться по всему пространству пустого храма, эта сцена выглядела нереально. Казалось, что здесь действительно может присутствовать божий дух. Печальная фигура графини, облаченная в черное, бездвижно застывшая в порыве молитвы, предавали этой картине еще большей святости и неземной возвышенности.
   Невольно я был очарован увиденным. Задумавшись, я позволил себе замешкать несколько мгновений, стараясь еще раз ухватить все краски утреннего рисунка. Но, надо было действовать, время не ждало. Медленными, бесшумными шагами я подошел к лавке, на которой с опущенными глазами сидела графиня. Я присел рядом с ней. Но, графиня не отреагировала. Наверное, она была уверенна, что возле нее сидит аббат Жоан и, вероятно, ей была не приятна его компания.
   Не обращая взгляд на графиню, я произнес:
   - Доброе утро, синьора!
   В первые мгновенья она встревожилась. На ее лице выразились страх и недоумение, но, всего лишь на один миг. Она быстро отвернула от меня взгляд, и в ту же секунду ее лицо сделалось бесстрастным, как и подобало гордой даме с ее статусом. Наконец, холодным голосом она спросила:
   - Кто вы? Что вам угодно?
   - Я всего лишь человек, синьора, которому однажды вы спасли жизнь. Сегодня я здесь, что бы спасти вашу жизнь.
   Герцогиня не отвечала, и я продолжил:
   - Позвольте напомнить вам, синьора. Вы наверняка забыли те события, когда вы меня выручили, ведь прошло уже много лет.
   Четырнадцать лет назад я был юнгой на английском военном судне. Волей судьбы так случилось, что я обидел капитана, меня наказали розгами и после того, как я так и не пришел в себя, меня оставили умирать на острове Сан Кит в миссии святого Патрика. Это была красивая и богатая миссия. Здесь миссионеры успели возвести уже целый монастырь. Монахи, их было двадцать человек, не знаю, как им это удалось, они выходили меня, окружили теплом и заботой. Команда оставила меня там, чтобы меня похоронили, а они излечили меня. Когда же я выздоровел, у меня больше не было желания отправляться в плаванье, я рассчитывал навсегда остаться с монахами. Среди этих людей я провел год. Это было одно из лучших времен моей жизни. Впервые, я узнал, что в мире существуют милосердие, сострадание. Монахи научили меня читать, считать, дали знания латыни и истории.
   Если бы не ваш муж, я бы остался в монастыре до сего дня, синьора. В тайниках монастыря, в полном секрете хранился небольшой запас золота и других ценностей, которое использовали англичане для крайних нужд своих военных кампаний. Не знаю, откуда герцог смог узнать о золоте.
   Как то я бродил в местных джунглях, и увидел дым, который поднимался над монастырем. Когда я прибежал, то увидел трупы монахов, а еще неизвестных солдат, которые издевались над местными индейцами. Это была страшная картина. Меня схватили и поволокли к главарю, им оказался герцог де Маньяра. От меня ничего не требовали, просто начали избивать. Когда я полуживой лежал на земле, герцог подошел ко мне лично, он посмотрел мне в глаза и наступил сапогом на мою шею. Он хотел задушить меня. Я думал это все. Но, собрав все силы в последнем рывке, я выдернул кинжал из сапога герцога и вонзил клинок ему в ногу по самую рукоять. Потом я потерял сознание, наверное, меня сильно ударили чем-то по голове.
   Когда я открыл глаза, то обнаружил, что нахожусь на испанском галеоне, в открытом море. Меня подвесили вниз головой над морем у борта судна. В таком положении я побыл до ночи, мучаясь от головной боли и жажды.
   Ночью вы подошли ко мне. Я не знаю, почему вы оказалось на том судне и, что вами руководило. Помню ваше лицо в свете ночных фонарей. В руке вы держали кинжал, им вы хотели убить меня, наверное, из жалости, чтобы прекратить мои мучения. Но, у вас дрогнула рука. Вы не смогли вонзить кинжал в сердце ребенку. Зато вы перерезали веревку, которая удерживала мне ноги, и я плюхнулся в море.
   Благодаря своему желанию жить, благодаря умению плавать, но больше благодаря божьей воле, сегодня я здесь, синьора.
   Сначала Мария де Маньяра молчала, не оборачивала взгляд. Эта гордая дама задумалась. Похоже, она пыталась понять, чего же я от нее добиваюсь.
   - Вы хотите убить моего мужа? Что ж, этим вы убьете и меня. Хотя, я и так почти мертва.
   - Я мог бы убить вашего мужа, синьора. Это было бы не так сложно для меня. Скажу вам честно, он заслуживает большего наказания. Но, его смерть не изменит, то зло, которое он совершил. Мне нужно исполнить одну миссию, которая имеет огромную важность. Я уважаю вас, синьора, и я предлагаю вам сделку.
   Все просто, я заберу у вашего мужа золото, которое он попытается транспортировать в Европу. Без своего богатства герцогу нечего делать в Европе, и он останется с вами. Кроме того, учтите, что с вами останутся и ваши дети. Наконец, я увезу из Маракайбо Изабеллу Альварес. Вы и ваша семья будете спасены. Синьора, Бог услышал ваши утренние молитвы, подумайте! Что касается меня, я лишь орудие в руках провидения.
   Мария де Маньяра не отвечала некоторое время, обдумывая услышанное. Наконец, она приняла решение:
   - Я вижу, вы не плохо осведомлены, синьор. Я полагаю, что имею дело с пиратом. Ваше пиратское прозвище Эспектро, не так ли? Недавно вы украли у французов военный бриг и сейчас за вашу голову назначено высокое вознаграждение.
   Я удивился тому, что услышал. Как она меня узнала, откуда?!
   - Я вижу, синьора, вы осведомлены куда лучше меня. Я к вашим услугам.
   Герцогиня опять погрузилась в размышления. Мы оставались в молчании где-то полминуты. Лицо графини по-прежнему было лишено эмоций, оно казалось мраморным. После она заговорила с бесстрастным холодом в голосе:
   - Я принимаю ваше предложение. Но, если вы меня обманите, то клянусь, я найду способ заставать вас пожалеть об этом. Итак, отправка сокровищ планируется не раньше чем через три месяца. Когда и как, я пока не знаю, но постараюсь раздобыть все необходимые сведенья.
   Пока я могу сообщить вам еще одну важную информацию. Думаю, она будет вам интересна. Через двадцать дней, где-то ближе ко дню Святого Антония Гавана будет атакована британской эскадрой майора Добса. Мой муж позаботился о том, чтобы город пал. Он передал англичанам карты укреплений города, устроил, что бы в Гаване не было военных кораблей в эти дни.
   Думаю, что вы придумаете, как лучше использовать эту информацию. Если будете живы, то вы знаете, как меня найти. Каждое утро я молюсь небесам в этой святой обители. Прощайте, молодой человек, и да хранит вас Бог.
   Не дожидаясь моего ответа, она встала и своей гордой походкой направилась к выходу. Герцогиня заставила меня задуматься. Все слухи, что ходили об этой женщине, показались мне ложными после свидания с ней. Я рассчитывал встретить страдающую слабую супругу, а увидел хищную пантеру, которая не собиралась сдаваться и сама была больше похожа на охотника, чем на жертву. Вступить в альянс с такой женщиной все равно, что свернуть себе шею. Тем не менее, у меня не было другого выхода, надо было играть.

Глава XIX

ВОЗВРАЩЕНИЕ НА КУБУ

  
   Из мемуаров герцога Сократа Карлоса де Барка:
  
   Мы мчались к Кубе на всех парусах. Благо ветер был попутным, наша легкая яхта Ласточка летела как молния, рассекая дремлющее море. От чего такая спешка, я пока не знал. Мой друг и мой господин в одном лице Маркес вот уже два дня не выходил из каюты и никого к себе не впускал. В Маракайбо у Маркеса было приключение, детали которого я не знал. Я лишь заметил, что возвратившись на рассвете, Маркес был одет в монашескую рясу. Тогда он, не мешкая, без каких-либо объяснений отдал приказ направляться к восточному мысу Кубы. Маркес имел задумчивый и был чрезвычайно взволнован. Захватив с собой горстку еды и бутылку вина, он заперся в каюте, а Ласточка взяла курс на север.
   Наконец, на закате третьего дня нашего плаванья, когда мы находились примерно в сотне миль южнее Ямайки, Маркес вышел на палубу. Он выглядел свежим и отдохнувшим. Я помог ему умыться, побриться, привести себя в порядок и мы начали ужинать прямо на палубе. Похоже, веселое настроение опять начало возвращаться к моему другу, загорелся задор. Мне показалось, он даже помолодел.
   За обедом Маркес сообщил мне, что целью нашего маршрута является Гавану. Действительно хорошая новость, ведь я надеялся, что мы сможем посетить фазенду дона Эстебана. Я так соскучился по своим родным. Только в разлуке и скитаниях, среди врагов, ты понимаешь насколько важно где-то иметь родные души, которые ждут тебя, и которым ты нужен. Семья Роблес была и моей семьей.
   Но, мой друг, заметив мою радость, поспешил охладить мой пыл:
   - В Гаване, Сантимо, у нас будет важное дело, которое не терпит отлагательств. Не стоит забывать, что если мы и сможем встретиться с доном Эстебаном и его семьей, то в лучшем случае, это будет, лишь, самое короткое свиданье. Теперь ты пират, преследуемый закон, и чтобы ходить в гости, тебе нужно подкрадываться к их дому как вору. Когда же тебя начнут расспрашивать, где ты пропадал и что делал, тебе будет нечего ответить. Несколько часов свиданья и снова к суетным приключениям. Вот такая собачья судьба у пирата. Хотя, пожалуй, даже у собаки судьба веселее.
   Мне стало немного не по себе от услышанного. Горько понимать, что я стал изгоем общества. Но, все-таки, пока для меня оставалось неясным, какое же дело нас ждет в Гаване.
   - А в Гаване, наша цель просто поговорить с лазутчиками, как всегда? - уныло спросил я.
   - Не совсем, - немного задумавшись, ответил Маркес, - в Гаване нас ждет работа посерьезней. Два дня назад я встречался с самой герцогиней де Маньяра. Она сообщила мне интереснейшую новость. В скором времени к Гаване прибудет эскадра майора Добса. Я знаю этих парней, они камня на камне не оставят от цветущего города. Главной их целью, как и всегда, будет грабеж. Гавана очень богатый город, как раз к концу января сюда свозят золото с материковых приисков для его дальнейшей транспортировки в Испанию. Сейчас, как раз самое подходящее время для атаки на город.
   Самое интересное в этом деле, что помощь во взятии города оказывает сам герцог де Маньяра, испанец. Конечно, он делает это инкогнито. Гавана пока не подконтрольна герцогу, и если город разрушат, он получит и долю от грабежа и в будущем сможет взять город под свой контроль, как человек способный позаботится о безопасности колонии. Не хороший человек, наш герцог! Ради выгоды готов пустить под нож население города, пожертвовать своими земляками. Убить бы этого мясника, но это не в моих правилах. Да и потом, я пообещал герцогине не убивать ее супруга. А в целом получается, что в людских бедах виноваты не конкретные люди, а некая "безликая" политика, с ее сестрой - выгодой.
   Герцогиня... Она произвела на меня сильное впечатление. Вот уж сильный игрок, которого я недооценил. Похоже, эта женщина играет весомую роль в местной политике. И если все пойдет хорошо, эта женщина поможет нам завладеть огромными сокровищами или в противном случае поможет нам попасть на виселицу. Пока, я не недоумеваю, какую игру она затеяла.
   Я слушал речи Маркеса, но совершенно не понимал их значение до конца. Но, его это совсем не беспокоило. Он, как будто, говорил сам с собой. Главное, что я уловил, мы направляемся в город, на который собираются напасть британцы. С глупым видом я рискнул спросить у своего хозяина:
   - Маркес, но зачем нам спешить в Гавану? Ты хочешь предупредить горожан, чтобы они успели подготовиться к обороне?
   Маркес задумался, он загрустил, и ответил лишь спустя несколько минут:
   - К сожалению, Сантимо, мы не может предупредить жителей Гаваны. Нам никто не поверит, мы же пираты. Как только ты попадешь на вид губернатору или скажем к военному коменданту города, считай ты уже мертвец. Все чего мы можем добиться нашими добрыми намерениями, это подвергнуться нечеловеческим пыткам.
   Это война, малыш. Мы не можем вмешиваться. Англичане режут испанцев, испанцы режут англичан с еще большей злостью. Французы топят англичан, а англичане грабят французов. Все это человеческая натура под названием война. Пираты слишком маленькая пищика, чтобы хоть как-то влиять на происходящее.
   Я все еще не понимал, зачем мы направляемся в Гавану, но Маркес, похоже, заметив мое замешательство, продолжил свой монолог:
   - Мы направляемся в этот несчастный город, мой друг, что бы просто понаблюдать за резней. Да, понаблюдать и каким-либо образом вырвать награбленное у англичан. Это звучит немного цинично, но я нечего не могу сделать, кроме как наблюдать. Они герцоги, губернаторы, короли, они влияют на судьбы людей и на историю, а я лишь первый помощник на пиратском судне. Я могу делать только то, что я могу. Ну, конечно, золото англичанам оставлять тоже нельзя.
   Я опять не понимал Маркеса. Было совершенно не ясно, как он собирается вырвать награбленное у британцев.
   - Но, Маркес, как же мы будем драться против целой эскадры?
   - Правильный вопрос, Сантимо! Я не знаю как. Но, нам это очень нужно. Если мы не захватим их добычу, ни англичане, ни испанцы просто не будут нас уважать. Посмотрим, что-то придумаем.
   Спустя три дня мы с Маркесом высадились в самой восточной части острова Кубы. Сама же яхта отправилась к острову Рэггид, возле которого по заранее обусловленному маршруту должен был пройти Эль Фуэго. Ласточка доставит послание Маркеса кораблю двигаться к Гаване.
   В нескольких милях от места нашей высадки находилась небольшая рыбацкая деревня, в которой проживали местные аборигены. Похоже, Маркес бывал у них уже не первый раз. Мы легко договорились с ними о сотрудничестве. Туземцы помогли нам пробраться сквозь джунгли на запад к первой испанской колонии Сантьяго, а оттуда, достав лошадей, мы поехали по дороге, которая вела к Гаване. Вся дорога по суше заняла у нас двенадцать дней. Мы передвигались быстро, не жалея лошадей, которых мы сменяли в попадающихся нам деревнях. На нас была обычная крестьянская одежда, выделявшаяся своей невзрачностью. Большие сомбреро, грубые шерстяные накидки да пару сумок за спиной. Маркес запретил брать с собой шпаги, они могли привлечь ненужное внимание. Зато за пазухой у нас были припрятаны по паре пистолетов. А на подъезде к Гаване мы отпустили лошадей и пошли пешком.
   На двенадцатый день нашего прибытия на Кубу, в первых вечерних сумерках, мы вышли к Гаване. Маркес облегченно вздохнул, когда увидел, что город еще цел. Мы успели. Можно было немного передохнуть. Усевшись недалеко от главных ворот города, на холме в тени густых пальм мы начали ужинать.
   Чем больше мы находились на холме, тем тревожней становился Маркес. Я спросил его, чего он боится. Но, Маркес нечего не ответил, еще больше замкнувшись в себе. Его беспокойство возрастало, становилось очевидным, что он не может принять какое-то важное для него решение. Я пытался как-то развлечь его, завести беседу. Но, разговор не клеился. Мимоходом, я спросил, когда же мы зайдем к дону Эстебану. Мне показалось, что мой друг побледнел от моего вопроса. Я аккуратно продолжил:
   - Разве тебе не хочется увидеть дона Эстебана, донью Лусию, всех ребят, Соледат...
   На слове Соледат, мой друг совсем поник. Он пробормотал что-то не совсем внятное. Встал, упершись взглядом в землю, начал прохаживаться взад и вперед. Наконец, он развернулся ко мне и сказал:
   - Ну что ж, нанесем визит нашим друзьям. В конце концов, их надо предупредить о надвигающейся беде.
  
   Из рассказа Маркеса де Сидерата:
  
   Перед самым входом в город я долго сомневался, что мне делать. Идти в город и ждать там англичан или же попробовать повидаться с семьей дона Эстебана. Вряд ли англичане могли напасть сегодня ночью. Атаковать Гавану ночью было бы не разумно с их стороны.
   Но, все-таки я сомневался, стоит ли мне видеться с семьей дона Эстебана. Наш короткий ночной визит вряд ли мог чем-то повредить семье Роблес. Причиной моих сомнений было другое. Я боялся встречи с той девушкой, которую любил. Я хотел увидеть Соледат больше жизни, но вместе с тем, я ужасно боялся, даже сам не понимая чего именно. Может быть, испытывал страх снова увидеть, а потом еще раз навсегда попрощаться с ней. Будет сложно посмотреть ей в глаза, и при этом не броситься к ее ногам, не потерять рассудок.
   Наконец, я поймал себя на том, что рассуждаю как мальчишка. Я сжал волю в кулак, откинул все чувства, насколько это было возможно, и объявил Сантимо, что мы отправляемся к дону Эстебану.
   Дождавшись темноты, мы двинулись в дорогу по хорошо знакомой мне тропе, ведущей к усадьбе Роблес. Хотя на этом пути редко встречались люди, я все же решил принять меры предосторожности. Мы шли очень осторожно, стараясь создавать как можно меньше лишнего шума.
   Когда мы добрались к нужному нам дому, было поздно, хозяева уже успели погасить свет. Мы перепрыгнули через ворота, приблизившись к входу, постучали в двери. На лице Сантимо была написана радость от предвкушения встречи. Не знаю, что было написано на моем лице, но мое сердце колотилось как бешеное.
   Вот в доме зажегся огонек. Крик "Кто там?" и ответ Сантимо "Это мы, Сантимо и Маркес, надеюсь, нас тут еще не забыли".
   Осторожно открылись двери, из-за которых появились суровое лицо слуги и дуло заряженного ружья. Наконец, когда слуга, разглядев, узнал нас в свете ночного фонаря, он радостно вздохнул и с улыбкой кинулся обнимать Сантимо.
   Через несколько минут, вся семья была разбужена. Мы обнимались и радовалось. Донна Лусия плакала. Мне тоже хотелось плакать, но я не умел. Это был радостный момент, чем-то напоминающий библейский сюжет о возвращении блудного сына. Сегодня этим сыном был Сантимо. Семья Роблес очень любила своего племянника. Сейчас они как будто начали праздновать воскрешение из мертвых своего собственного сына. Также тепло они встретили и меня, хотя я этого не заслуживал. Кроме остальных моих проступков, у семьи Роблес также было право винить меня за то, что я втянул в авантюру Сантимо. Он, конечно, сам этого хотел, но в этом, безусловно, была и моя вина. Я очень удивился тому, что Роблес совсем не держали на меня зла, и даже соскучились.
   Грусти добавляло только спешное сообщение Сантимо, что мы вернулись только на несколько часов, и перед рассветом мы должны уйти. Но, даже эта мрачная новость не смогла затмить радость общей встречи. Скоро накрыли стол. Женщины со слугами попытались как можно быстрее приготовить ужин, чтобы накормить нежданных гостей. Дом засветился огнями и радостью.
   По дороге к дому, Сантимо успел сочинить историю, что мы с ним плаваем на торговом судне. Он служит юнгой, а я в его истории стал помощником капитана. О том, как называется судно, на котором мы плаваем, Сантимо умолчал. Он рассказывал только общие сведенья, о том, что наш барк курсирует по всем испанским колониям на Карибах, а в Гавану он приходит только несколько раз в год или реже. Еще я запретил Сантимо говорить о докторе Перале. Ведь в Гаване доктора обвиняли в пособничестве пиратам. Кто-то из семьи мог проговориться в городе, и тогда у Роблесов могли возникнуть проблемы. Несмотря на то, что мы говорили ложь, надо было оставаться осторожными даже в неправде.
   Если бы Сантимо, этот молодой юноша признался, что стал пиратом, дон Эстебан не понял бы такого юмора. А что подумали бы женщины, даже страшно представить. Вранье Сантимо перемешалось с правдой. У этого парня язык без костей. Он рассказывал, как я иногда помогаю ему в плаваньях. Какие острова он уже успел увидеть, какие приключения испытал. Сантимо твердил, что очень рад, что судьба сделала его моряком, и насколько это веселее, чем его занятия земледелием в Испании. Думаю, с таким талантом в "блудословии" он легко смог бы сделать карьеру юриста.
   В своих рассказах Сантимо находил невинное объяснение всему, что произошло, в том числе нашему спешному отъезду, и причинам по которым мы не попрощались. Казалось, что врать ему совсем не трудно, хотя я знал, что ему Сантимо неприятно. Я понимал моего юного приятеля. Он столько всего пережил за последние месяцы и не мог сказать об этом ни слова. Ему приходилось выдумывать лишь туманные сказки. Со своей стороны я больше старался расспрашивать о здешних событиях, слушая этих, близких мне людей.
   Дон Эстебан много рассказывал о первых урожаях, выращенных на его плантациях, о ценах на хлопок, о новых построенных амбарах. Мы узнали о планах главы семьи Роблес заняться добычей сахара и культивированием табака. Все это были мелкие, но добрые истории. В целом, было неважно, о чем именно говорить, лишь бы побыть немного вместе.
   Теплый радушный прием продолжался. Ночь была теплая. Мы смеялись, шутили, беседовали. В перерывах пытались ухватить домашней еды и проглотить глоток вина. Время летело быстро. Но, несмотря на всю душевность вечера, мне было немного не по себе. Я задыхался, мое сердце не могло успокоиться. Огромных усилий мне стоило поддерживать беседу и не задерживать свой взгляд на той, которую я так мечтал увидеть еще хотя бы раз.
   Вот она сидит за столом, увлечена рассказом Сантимо. Она слушает с волнением, с широко открытыми глазами. Она так красива. На ней наспех надетый легкий халат поверх ночной рубашки. Она не успела причесаться, сейчас ее волосы непослушны. Они сверкают в свете ночных фонарей своей чистейшей белизной. Соледат выбежала из спальни босиком, и сейчас чувствуя холод, она поджимала под себя босые ноги. Мне кажется, ее глаза стали еще более синими. За те месяцы, которые я не видел ее, она стала взрослее, взгляд более степенный, но такой же добрый и открытый, как и тогда, когда я увидел ее впервые. Было не много странно наблюдать, что сейчас у нее отсутствовало ее обычно веселое и игривое настроение. Возможно, это из-за позднего времени.
   Она не смотрит в мою сторону. Лишь изредка ее взгляд коснется меня и опять ускользнет в сторону. Я стараюсь скрыть свои чувства, совсем не смотреть на нее. Но это у меня получается плохо. Помнит ли Соледат тот вечер, когда она подарила мне крестик? Не знаю, может быть нет. Может для нее тот жест ничего не значил. Как бы ни было, я благодарю Бога, что он подарил мне эти минуты.
   Так, прошла ночь. Еще до пробуждения утренней зари мы уже отправлялись в путь. Сантимо пока оставался в доме и набирал в подсумок вкусной провизии донны Лусии, а я тем временем, уже стоял на террасе, дожидаясь своего спутника. Так вышло, что пока все в доме засуетились, на террасу вышла Соледат. Когда он увидела, что я стою здесь один, она развернулась, чтобы вернуться в дом, но я задержал ее:
   - Не уходите, милая девушка, подарите мне несколько минут вашей компании.
   Она остановилась, стала рядом со мной, начала смотреть куда-то вдаль, куда смотрел и я. Минуты мы продолжали просто стоять, молча, не сводя взгляда с южной части небосвода, где должно было взойти солнце. Я ничего не видел, ничего слышал, ничего больше не интересовало меня. Все мое внимание, вся моя душа было сосредоточено на ней. Соледат была очень грустна. Потом она едва слышно спросила:
   - Сейчас вы уедете?
   - Да, скоро мы отправляемся, - чуть громче ответил я.
   - Когда Вы вернетесь?
   - Не знаю, удастся ли мне вернуться. Но, этого я хотел бы больше всего на свете.
   - Тогда зачем уезжать?! Оставайтесь у нас. Я уверена отец с радостью примет вас в наш дом. Мы будем рады вам. Будет чудесно, если вы поживете у нас даже короткое время.
   - Я не могу, милая Соледат. Двести человек ждут меня. Без меня они пропадут. Они конечно и так пропадут, такая уж у них судьба, но я должен быть с ними. Есть и другие причины, по которым я не могу оставаться у вас в доме дольше.
   - А, вы? Вы тоже пропадете? - спросила Соледат сдавленным голосом, как будто, что-то, где-то глубоко в ее груди мешало ей говорить.
   Сначала я хотел сказать, что таков мой рок. Но почувствовал, что этим могу испугать девушку.
   - Нет, я нет. Еще недавно я хотел было пропасть, но сейчас уже совсем не хочу. Не волнуйтесь, Соледат, со мной ничего не случится, - с улыбкой отвечал я, при этом скрестив за спиной два пальца.
   - Пообещайте мне, что вы будете себя беречь. Пообещайте, что мы с вами встретимся. И обещайте, что с вами нечего не случится.
   - Клянусь вам! - Я вымолвил эту короткую фразу, закусив губу до крови. Я врал, врал любимому человеку, врал не раздумывая.
   У Соледат на глазах появились слезы, я чувствовал, что ей тяжело сдерживаться. Эти непролитые слезы давили на меня самым тяжелым грузом в мире. Она еще раз посмотрела на меня дивным взглядом и убежала. А я еще долго стоял как вкопанный, без каких-либо мыслей в голове. Боже, как мне хотелось изменить свою поломанную судьбу. Жаль, но прошлое, это сон, который нельзя изменить.
   Потом меня позвали еще раз в дом. Мы выпили по стакану вина с доном Эстебаном и его сыновьями, попрощались и вышли на улицу. Когда, я жал руку хозяину дома, я отозвал его в сторону и попросил, чтобы о нашем ночном визите никто не узнал. Еще я убедительно посоветовал дону Эстебану, чтобы все члены его семьи и его слуги воздержались от поездок в Гавану в ближайшие несколько недель. В ответ хозяин лишь сказал, что все понимает.
   Когда солнце взошло, мы уже двигались по тропе, ведущей к городу. В голове еще крутились мысли о прошедшей ночи, но следовало уже размышлять о предстоящих испытаниях, ведь время не ждет.
  
  
  

Глава XX

ПАДЕНИЕ ГОРОДА

  
   Из мемуаров герцога Сократа Карлоса де Барка:
  
   Прошло более восьми часов с момента нашего расставания с семьей Роблес. Солнце было в зените. Хотя, мы, все равно, не могли видеть солнце, поскольку в коморке Коротконогого Хосе не было окон. Это была та самая комната, куда нас приводил Коротконогий Хосе в ночь накануне Святого Хуана. С того момента прошло уже больше полугода. Многое изменилось во мне с тех пор. Но, Хосе был такой же грязный и жалкий, как и прежде. Благо на этот раз он находился в более трезвом состоянии, чем во время нашего последнего к нему визита.
   Хосе угощал нас чаем, ветчиной и засохшим хлебом. После сытного завтрака у донны Лусии, угощения Хосе не возбуждали во мне особого энтузиазма. Сначала мы сидели молча, стараясь не нарушать тишину, пока Хосе не заговорил:
   - Я действительно тебя уважаю Эспектро. Ты смелый пират. Но, ты слишком рискуешь, я удивляюсь, как ты, с твоей наглостью умудрился дожить до этого часа. Ты даже не боишься появляться здесь, в Гаване, где твое лицо, после ночи накануне дня Святого Жуана, знает не меньше половины городских бродяг. Раньше в Гаване за твою голову давали шестьсот песо, а сейчас готовы выставить всю тысячу. Приличная сума! Даже я могу не устоять против такого соблазна и подсыпать тебе немного снотворного, скажем, в этот чай. Ты, конечно, снабжаешь меня деньгами, помогаешь другими вещами, но как ты уверен, что я не польщусь и не променяю твою дружбу на три тысячи реалов?
   Меня насторожили слова Хосе. От такого субъекта следовало ожидать любого коварства. Тем более, в его словах чувствовалось мало шутки и много угрозы. Он был опасен. Но, похоже, Маркес совсем не разделял моих опасений. Он был спокоен как всегда. Мой друг спокойно смотрел в глаза безногому человеку и заговорил с ним располагающим тоном:
   - Когда-то мы целых полгода ходили с тобой на одном судне, Хосе. Я хорошо тебя знаю. Если ты вздумаешь продать меня испанцам, то снотворное не в твоем характере. Скорее, ты выберешь удар тяжелым предметом по затылку. Кроме того, деньги решают не все, Хосе, и ты это знаешь. Я был в Тринидаде, видел твою семью. У них все хорошо. Сыновья растут, а твоя жена пребывает в добром здоровье. Как и обещал, я передал им средства, за которые они могут безбедно существовать, по меньшей мере, год. Я даже принес тебе письмо от твоей жены. Знаю, ты не умеешь читать, но уверен, ты найдешь помощника.
   Хосе взял аккуратно завернутый свиток письма и бережно положил себе за пазуху. Он сухо поблагодарил, и мы опять погрузились в молчание. Я чувствовал, что для Коротконогого Хосе семья была самым главным в жизни. Но, этого он никак не показывал. Бывшему пирату нельзя было выражать какую-либо слабость. Хосе сразу возобновил беседу:
   - Ты прав, Эспектро, снотворное в чай, это не мой метод. Дубинка лучше. Прошлый раз, покидая город, ты наделал много шума. Переполошился весь город. Тебя повсюду искали. А когда исчез и доктор Пераль, у которого якобы тебя видели, начали искать и его. До сих пор в городе усиленные патрули и охрана. У тебя должны быть веские причины, чтобы появиться здесь снова. Чем я могу тебе услужить?
   - Мне нужна лодка и человек, знающий местные воды как свои пять пальцев. В следующие несколько дней я должен изучить здешний фарватер как нельзя лучше.
   Хосе замешкал, но поразмыслив, утвердительно ответил:
   - Я найду тебе такого человека и лодку. Есть один старый рыбак. Он мне должен, лишнее не болтает, в чужие дела не лезет. Но, зачем тебе местный фарватер?
   - Через пару дней, сюда должна прибыть британская эскадра. Если чуда не случиться, то город падет, - Маркес говорил медленно, как будто сообщая о трагедии, - ты можешь бежать из города, Хосе.
   Хосе помрачнел, в его глазах вспыхнул огонь, но помолчав, он лишь обреченно произнес:
   - Я остаюсь. На все божья воля! Я понимаю, что город не спасти. Это война...
   Следующие два дня мы с Маркесом провели на лодке старого рыбака. Под видом ловли рыбы мы изучали местное дно, ветер, течение, береговую линию. Наше плаванье в рыбацкой лодке начиналось еще до рассвета, а заканчивалось уже при свете луны. Мне не было известно, зачем нам столь точное знание местных вод, но я имел уверенность, что у Маркеса есть план. В то время как мой друг больше изучал глубины и рифы, я скучал. Зато у меня было вдоволь времени полюбоваться местной природой. Несмотря на то, что на берегах Гаванской бухты находилось крупное поселение людей, здешние воды богаты на самую разнообразную морскую живность. Вода в это время года была настолько прозрачной, что можно было видеть на несколько метров глубины. Непрестанно слышались крики чаек и других птиц, которые охотились за мелкой рыбешкой. Природа и люди жили своей размеренной тихой жизнью. Ничего не предвещало беды.
   Под вечер третьего дня нашего пребыванья в Гаване, когда мы находились невдалеке от береговой линии, Коротконогий Хосе с берега подавал нам сигнал с помощью зеркала, чтобы мы спешно возвращались в город. Как только мы пристали к берегу, Хосе сообщил, что его люди заметили на подступах к городу британских пехотинцев. Атака на ничего неподозревающий город начнется уже в ближайшие часы.
   Хосе уже успел подготовить для нас лошадей. Нам с Маркесом следовало как можно быстрей покинуть город, который вот-вот будет окружен. Не медля ни секунды, мы вскочили на лошадей и во весь опор помчались к восточным воротам. По расчету Маркеса, британцы обложат восточную часть города в последнюю очередь, а основные силы десанта будут заходить с запада.
   Мы помчались как ветер. Скорость, с которой мы преодолели восточные ворота, была такой, что охрана просто не успела нас остановить. Следующие шесть миль мы двигались по узкой затерянной тропе, о которой нам рассказал Коротконогий Хосе и на которой, по его расчету, мы не должны были встретить ни испанских, ни британских солдат. С каждой милей, наша тропа становилась все уже, пока, вовсе не исчезла и не превратилась в густую стену джунглей. Маркес страшно выругался, поняв, что тропа, из-за того, что ею никто не пользовался, превратилась в заросли. Пришлось оставить лошадей и пробираться пешком еще около двух миль через густую стену зарослей. Из средств, которые нам могли помочь, с собой у нас были лишь кинжалы и одна шпага. От них было мало толку, где возможно мы пролазили сквозь заросли, где нет, приходилось кинжалами прорубать себе путь. Пробираться через столь густые джунгли было тяжелой изнурительной работой, но Маркес работал как машина, рубя заросли. С каждой пройденной сотней метров, он не только не уставал, но умудрялся убыстрять темп продвижения. Пот лился с нас рекой, колючие заросли, мелкие насекомые и влажная почва, все было против нас. Но, Маркес вел нас вперед, как будто ничего не замечая вокруг. Задача была проста, успеть к берегу залива Санта-Крус, где нас должен был ожидать Эль Фуэго.
   Нам потребовалось два часа, чтобы пересечь джунгли и выбраться к широкому песчаному пляжу. Когда мы вышли из зарослей, солнце уже приблизилось к краю горизонта. Я страшно устал, был весь изодран, искусан подлыми москитами и мошкарой всех мастей. Маркес был не в лучшем состоянии, но не показывал усталости. На берегу пляжа горел костер, а вдалеке виднелись крошечные огоньки, - зажженные фонари на палубе Эль Фуэго. Маркес вздохнул с облегчением. Пока его замысел успешно воплощался в жизнь.
   Пираты, сидевшие за костром, заметили нас. По их улыбкам, бодрости, озарявшей их лица, был ясно, что они сильно обрадовались появлению первого помощника. Тот подошел, спешно поздоровался и велел, что есть духу грести на Эль Фуэго, дело не терпело промедления. Через двадцать минут мы уже поднимались на борт родного судна. Когда Маркес вступил на палубу, его особо не приветствовали. Для столь молодого пирата было бы слишком много чести в общем приветствии. Тем не менее, вся команда столпилась вокруг него, ожидая, что он объявит. После того как капитан Джонс поздоровался с Маркесом, он громко, при всем обществе, задал ему простой вопрос:
   - Что скажешь, Эспектро?
   Лицо Маркеса было серьезно как никогда. Он непринужденно отвечал Джонсу, как будто они были здесь только вдвоем:
   - Есть дело. Но, очень опасное. Столь опасной и сложной работы мы еще не делали.
   Окружавшая Маркеса толпа ловила каждое его слово. После его неопределенного ответа, интерес в пиратах разгорелся еще больше. Слово "опасность" как яркая молния прозвучало в ушах столпившихся. В их умах эта молния сразу вызвала дождь мыслей о добыче и золоте. Общий вопрос очень точно озвучил капитан Джонс:
   - А как насчет вознаграждения за риск?
   - Если потрудимся и сделаем все как надо, золота будет, сколько Эль Фуэго не смог бы захватить в Карибском море даже за год. Предлагаю курс Вест, надо идти к Гаване.
   Джонс ухмыльнулся, выразительно потер затылок, сплюнул и прокричал толпе:
   - Ей, клячи, вы что, не слышали, что сказал мой помощник?! Поднять якорь, курс вест! Шевелитесь, ленивые твари, ставить грот!
   И толпа, воодушевленная новым делом, сулившим сказочные богатство, как рой пчел ринулась исполнять команды капитана. Так мы направились к нашему новому приключению.
  
  
   История Коротконогого Хосе:
  
   Я не мастак что-либо рассказывать. Моя жизнь, - жизнь моряка, который стал пиратом, пирата, который стал калекой, калеки, которому повезло чуть больше других калек. За мои дни мне уже многое довелось повидать. Одним из самых малоприятных для меня событий, свидетелем, которого я стал, было рейдерское нападение британцев на Гавану. Когда англичане зимой 1721 года совершили набег на Гавану, я находился в городе.
   О том, что Гавана подвергнута нападению, мне было известно заранее. Весть о намечавшейся атаке принес Эспектро. Так называют одного из известных пиратов, которому я служу. Это славный пират и хороший человек. Хотя за его голову можно выручить немало, я бы никогда не посмел сделать такую подлость. И скажу, что своими гнилыми зубами перегрыз бы глотку каждому, кто попытался бы навредить этому парню.
   Все началось с того, что Эспектро попросил найти ему лодку для осмотра местного фарватера. Кроме этого, он попросил выставить часовых на подступах к городу. Часовые должны были заранее предупредить нас о начале нападения. Эти задачи были для меня пустяком, в Гаване я знал каждого бродягу и каждого нищего.
   Все было сделано в точности, как приказал Эспектро. Теперь оставалось только ждать. Жаль, что Гавана должна попасть в руки этих британских псов. Город, подвергшийся их нападению, будет страшным зрелищем. Но, я ничего не мог сделать. Можно было попробовать предупредить городские власти, чтобы они подготовили оборону, но мой жизненный опыт подсказывал, что если предупредить власть, богачи благополучно уедут из Гаваны, а народ попроще останется на защите города и будут страдать. Нет, пусть уж остаются все вместе.
   Спустя три дня по приезду в город Эспектро, один из моих часовых доложил, что видел крупный отряд в красных мундирах на тропе к югу от Гаваны. Это означало, что Эспектро не соврал, англичане высадили десант, чтобы окружить город. Первым делом, как и договорено, я предупредил Эспектро, и он со своим помощником ушел из города. Сам же я остался в Гаване, ведь этот город успел стать для меня домом, я не мог оставить его в столь тяжелую минуту.
   Через час начали возвращаться и остальные часовые. Говорили, что англичане приближаться к городу с юга и запада. Город был окружен, теперь оставалось ждать нападения с моря. Как я и предполагал, британская эскадра появилась незамедлительно. Британцы заранее высадили десант на ранних подступах к городу, и сейчас свободно заходили с восточной части залива. По моим предположениям эскадра первым делом будет занята обстрелом фортов и укреплений.
   Город взбудоражился. Началось то, что принято называть паникой. Только военные делали свое дело. Они группировались в отряды, занимали позиции в фортах и на стенах. Другие же жители не делали ничего полезного, кроме как создавали столпотворение. Все зажужжало. Люди вышли на улицы, на дорогах начались заторы, которые значительно усложняли подвоз боеприпасов и оружия со складов. Те немногочисленные тележки, которые раньше редко курсировали по городу, сейчас не могли никуда проехать. Все ринулись собирать ценное и попытаться убежать из города. Каждый хватал и прятал свое. Священники спешили скрыть церковные реликвии, лавочники пытались позаботиться о сохранности своих товаров, вельможи прятали свои ценности. Но, тем не менее, главная идея, которая царила в городе, - "убежать". Когда сообщили, что город окружен англичанами со всех сторон, паника усилилась еще больше. Пока жители осознали свое положение и начали готовиться к бою, стало уже поздно. Атака началась.
   Ударили залпы бортовых орудий британских фрегатов. В ответ последовал огонь прибрежных пушек и пушек фортов. Громкие взрывы доносились с южной и восточной части города. Это неприятель подрывал стены и ворота города, чтобы сделать бреши для наступления. Чуть позже начали доноситься звуки мушкетных выстрелов, стало понятно, что нападавшие уже в Гаване. Я понял, что у британцев были точные карты оборонительной системы города, иначе как еще можно объяснить их столь быстрое продвижение к центру Гаваны. Англичане как будто репетировали эту операцию и чувствовали себя как дома.
   Звуки мушкетных выстрелов становились все громче и сейчас уже доносились со всех сторон. Британцы уверено продвигались вперед, зажимая в жесткое кольцо центр города. Корабли эскадры больше не стреляли по фортам, они отошли западнее, подальше от мощных фортовых пушек и целились по немногочисленной артиллерии, размещенной на стенах города. Расправившись с настенными пушками, корабли подошли ближе и начали вести огонь по городу. От чего город начал погружался в совершенный хаос.
   Я занял наблюдательную позицию на крыше дома, стоящего на возвышенности у Пласа-де-ла-Сьенага. Со мной, как всегда, был мой помощник Педро. Это место находилось на возвышенности почти в самом центре города. Отсюда были отлично видны происходящие баталии. Еще одна причина, по которой я выбрал для своего обзора именно это здание, поскольку оно было построено из камня, что означало, что его не подожгут. А еще в здании был сделан скрытый подземный ход, с помощью которого мы с Педро планировали спастись.
   Мои земляки неплохо защищались. Защитники города сумели быстро создать ряды обороны и окружить центр города пятью кольцами защиты. Местные ремесленники, торговцы, бедняки, матросы, рабы, все вооружившись кто чем мог, становились в ряды обороны. Все понимали, что милосердия от врага ждать не стоит. У обороняющихся была лишь одна цель, - выжить и главное уберечь тех, кто находился у них за спиной. А за спиной были дети, семьи, старики и остальные жители, не способные сражаться или просто трусы. Даже я отпустил своего носильщика Педро принять участие в драке, сам надеясь только на руки.
   Кольца испанцев были плотны, убегать им было некуда. Но, британцев было много, очень много. В их рядах были разбойники, корсары, охотники. В общем, сюда прибыли все, желающие поживиться легкой добычей. Большинство составляли солдаты регулярной британской армии, они были хорошо вооружены и действовали очень организовано. Солдаты строились в шеренги, производя мушкетные залпы. Они уверенно продвигались вперед. Остальной же народ нападал всей своей массой на оборонительные ряды защитников города, разрывая их своим количеством. Те, кто оставался в кольце живым, не желая быть окруженным, отступал назад к следующему ряду обороны. С каждым разом кольцо обороны становилось все уже. Каждый раз оборона становилась все плотнее, все ожесточеннее. Все тяжелее врагу приходилось пробираться вперед, даже не смотря на значительное численное превосходство.
   Пришло время последнего рубежа обороны. Кольцо защиты проходило вокруг квартала, в центре которого, находился собор. Тут уже не было куда отступать. Весь квартал был усеян людьми. Жители города стояли и толпились как жуки, ожидая своей участи. Был крик, плачь, выстрелы и все смешалось. Атака шла за атакой. Залп за залпом. Наконец бойня прекратилась. Британцы потребовали немедленной сдачи. Губернатор понимал, что ситуация безнадежна. Он, также понимал, что после сдачи начнется насилие, грабеж и убийства, но делать было нечего. Надо было попробовать шанс и попытаться спасти хотя бы тех, кто остался. Защитники города подняли белый флаг и капитулировали. Их разоружили, и началось страшное. Для меня сам бой не так ужасен, как то, что происходит после боя. Горе побежденным! Крик и плач потерпевших поражение смешался с пьяными криками и смехом победителей. Человек перестал быть человеком и превратился в зверя.
   Городская элита, а это губернатор и высшие чины, а также самые состоятельные из купцов сумели найти общий язык с победителями. Они рассказали о местах, где спрятаны запасы и ценности города, и в результате их семьи остались невредимы. А народ попроще ощутил на себе всю горечь войны. Здесь, в Новом Свете, принято считать, что только испанцы отличаются особой жестокостью при обращении с побежденными. Да, возможно в этом есть доля правды, но это не значит, что представители других наций после боя отличаться особым гуманизмом. Как и следовало ожидать, вскоре в городе начался крупный пожар, который было некому тушить. Все смешалось, город утонул в дыме, грехе и страдании.
  

Глава XXI

БОЙ У ГАВАНЫ

  
   Из дневника офицера Британского военного флота майора Добса:
  
   Когда до Гаваны оставалось еще несколько дней пути, уже тогда я имел нехорошее предчувствие. Но, не мог же я развернуть всю эскадру обратно в Порт-Ройал, только из-за предчувствия. Мои капитаны меня бы не поняли, да и слишком уж много было вложено в наше предприятие. Ради этого дела мне пришлось пообещать адмиралу половину всей добычи. И адмирал, конечно, заинтересовался. Он вверил мне в командование довольно не плохую эскадру. Это были хороши суда, весьма маневренные и с приличным запасом огневой мощи. С такими кораблями можно творить большие дела. Фрегат Ансельм имел тридцать две пушки, фрегат Принцесса Элизабет тридцать шесть и бриг Брэдли двадцать шесть пушек. Я чувствовал себя хозяином морей.
   У меня были все средства для успешной атаки на Гавану. Основную ставку я делал на десант, для этого пришлось взять на борт больше полторы тысячи человек. Надеюсь, что половина из них погибнет в атаке, и на их доле можно будет сэкономить. Гавана богатый город, дорогого метала здесь должно хватить с лишком. А если в город уже успели свезти золото с приисков для транспортировки в Испанию, я буду богат как лорд.
   Изначально в операции, я боялся только несогласия адмирала, ведь официально с Испанией у нас заключен мирный договор и любые военные действия запрещены. Но, когда старый адмирал узнал, что я владею точными планами укреплений города и ландшафтами вокруг Гаваны, и что в порту Гаване не будет военных кораблей, он легко согласился. Еще бы, за такую прибыль, которую я ему пообещал, согласился бы любой. Как он объяснит наш рейд перед королем, этот вопрос меня уже не касался. Наверное, откупится, как всегда. Моей единственной задачей было захватить Гавану и обчистить ее до нитки.
   Сначала все шло как по маслу. Чтобы сокровища не разбрелись по всей Кубе, прежде следовало окружить город. С этой целью мой десант незаметно подобрался к стенам города с островной части. Основную ставку я сделал на южную группу пехотинцев, переданные мне карты укреплений, говорили, что южные стены, - самое уязвимое место в обороне города.
   Что касалось кораблей, то с помощью их артиллерии Гавана должна была утонуть в панике. При этом, я приказал суднам держаться подальше от фортов, защищающих вход в лагуну. Если мы возьмем город с суши, то фортам не останется ничего другого, как только сдаться. К тому же, я пообещал адмиралу, что верну ему эскадру без единой царапинки, и мне не хотелось его расстраивать.
   Захват города прошел идеально. Перевес в живой силе и вооружении сделали свою работу. Схемы стен и укреплений города оказались самыми точными. Наша атака была стремительной и эффективной. В начале боя самая главная проблема, - оборонительные форты, прикрывающие город с моря, почти бездействовали, а когда город сдался, они уже перестали быть помехой. Поначалу коменданты фортов не имели желания капитулировать, но когда я пообещал расстреливать перед их глазами по двадцать человек каждые пятнадцать минут до тех пор, пока они не сдадутся, их решительность поколебалась. Понадобилось всего два публичных расстрела, и форты вывесили белый флаг. Весь город оказался в моих руках.
   Тактика окружения города и быстрота атаки обеспечили, чтобы почти все здешние богатства не успели ускользнуть из Гаваны. Мои люди получили приказ вытрусить из города все до последнего пиастра. Вам может показаться, что я жесток или плохо отношусь к людям. Это не так, я сочувствую людям, но не испанцам.
   Губернатор и другие важные шишки, когда мы приставили кинжалы к шеям их жен, сразу потеряли весь свой пыл и смелость. Они раскрыли все тайники и рассказывали все, что знали. Золото, которое собрали из материковых приисков, еще не полностью было свезено в Гавану, но большая часть уже оказалась здесь. Кроме того, в бухте на рейде стояло три торговых суда. Они тоже сдались, и этим еще больше увеличили и так не малую добычу. Хотя сами судна пришлось сжечь, с их трюмов мы выгрузили немало ценных товаров.
   До трех часов ночи мы свозили и считали награбленное. Это был приятный процесс. Не буду перечислять всю добычу, она состояла из самого разного добра. Скажу только, что одного чистого золота мы взяли примерно в десять тысяч фунтов стерлингов и еще на три тысячи фунтов стерлингов серебра. Прекрасная добыча. Мечты начинали сбываться.
   Когда мы взяли город уже стемнело. Я решил подождать рассвета, чтобы завести наши корабли в городскую гавань. Здешний фарватер был нам малоизвестен, следовало быть аккуратным. В городе я рассчитывал пробыть дня три или четыре, чтобы окончательно все вытрусить из горожан. Кроме того, я рассчитывал отправить людей в ближайшие усадьбы, где также было много чем поживиться.
   В два часа утра я вернулся на флагман Ансельм, где мы начали праздновать победу. Это было сладкое веселье. Вино, которое еще вчера было испанским, лилось как вода. Именно с этого момента и начались дьявольские события, которые чуть не стоили мне головы и которые я никак не мог предвидеть.
   Я хорошо помню утро, в которое мои мечты рушились как карточный домик. Когда большинство моих офицеров уже были пьяны, я тоже решил отойти ко сну. Но перед тем как отправиться в свою каюту, я еще раз вышел на палубу, чтобы еще раз взглянуть на свои трофеи и вдохнуть глоток свежего воздуха.
   Пораженная Гавана... Рассвет еще не наступил. Город все продолжала гореть, освещая все далеко вокруг оранжевым заревом. Если приблизится чуть ближе к городу, то можно почувствовать, как с оранжевым заревом смешивается женский стон, плачь, крики, проклятия. От этого звука отблески пожара приобретают кровавый оттенок. А если войти в сам город, то вокруг наблюдаешь паяных окровавленных солдат и матросов, которые дико мечутся по городу в поисках наживы. Они крушат все на своем пути, как будто это не люди, а звери, которых выпустили с клетки. Такая она, война... Горе испанцам!
   Мои корабли, казалось, заснули. Большая часть команды находилась на суше. Ну а те, что оставались на борту, понемногу пьянствовали, завидуя своим товарищам в городе. Ведь людям в городе повезло больше. Судьба предоставила им случай уничтожать испанцев, пить их вино, брать их золото, и пользоваться их женщинами. Тем, кто оставался на судне, ничего не оставалось, как не большими порциями употреблять ром, любуясь кровавым заревом страдальческого города. Конечно, на флоте алкоголь был запрещен. Но, в таких случаях, после боя было необходимо дать отдохнуть людям хотя бы один день. Иначе ими было бы сложно управлять.
   Корабли моей эскадры выстроились на расстоянии ста метров друг от друга, носом к городу. Я не ждал гостей и уж тем более военных испанских галеонов. Кроме того, никто бы не решился напасть на столь сильную английскую эскадру.
   Сейчас, после попойки, под самое утро все немного успокоилось. Все заснуло. Было довольно прохладно, над морем раскинулась легкая дымка тумана. Лишь редкие часовые и вахтенные смотрели в утренний редеющий мрак своими сонными глазами. Внезапно на самом восточном из кораблей бриге Брэдли раздались тревожные крики: "Бриг по правому борту, пираты, тревога, призрак".
   Я сначала не понял раздавшиеся выкрики, приняв их за паяные выходки. Какие пираты, откуда им тут взяться в такое время. Но, потом присмотревшись и протерев глаза, я не поверил увиденному. На полных парусах к Брэдли приближался военный бриг с черным флагом.
   Незнакомец смог подобрался к Брэдли на близкое расстояние незамеченным. Эго приближение скрыл скалистый восточный мыс. А когда неприятельский бриг показался из-за мыса, тут ему на руку сыграла туманная погода и, прежде всего, расслабленность моих солдат и офицеров. Как результат, полная неожиданность.
   Как я узнал после, даже вахтенный матрос, который первым увидел приближение пиратского судна, медлил еще несколько мгновений, перед тем как поднять тревогу. Он не мог поверить, что пираты идут в атаку на военные суда. Ему казалось, что он бредит. Как будто к фрегату приближался призрак, который вынырнул из воды. Появление незнакомого судна показалось ему неестественным, словно сон или мираж, или результат некачественного рома смешанного с портвейном.
   В конце концов, матрос поднял тревогу. Но, уже менее чем через полминуты незнакомец дал залп по Брэдли в упор. Потом еще залп и еще залп. Вражеский бриг расстрелял наше судно, не останавливаясь, не сбавляя скорости. Он корректировал прицел только легким маневрирование корпуса. За время пока пиратский бриг сделал три залпа, Брэдли не смог сделать даже одного ответного выстрела. Но, незнакомец не остановился добивать судно, а направился сразу следующему фрегату Ансельм.
   Команда Ансельма уже кое-как успела подготовиться к бою. По крайней мере, канониры стояли возле пушек, и якорь был поднят. Но, не более... Пираты дали бортовой выстрел с расстояния пятьдесят метров по стоячему кораблю, который еще не набрал скорость и с трудом мог маневрировать. Потом еще залп уже с более близкого расстояния. Наконец, мой капитан сумел развернуть Ансельм, и сразу же дать ответный залп. Но, этим выстрелам не хватило ни прицела, ни количества. Половина канониров были пьяны, половина откомандированы на берег и еще часть успела погибнуть под первыми залпами пиратов.
   Пиратский бриг не получил нужного урона. За то мои люди, что находились сейчас на Ансельме, были в полном замешательстве. После того, как незнакомец сделал резкий поворот оверштаг и дал еще залп, у Ансельма сломалась грот мачта. Было убито более пятьдесят человек команды, судно стало почти не управляемо. Но, пираты и тут не стали тратить время на добивание, а сразу направились к моему флагману фрегату Принцесса Элизабет, и опять без лишних маневров на высокой скорости. Тогда я ощутил, что такое страх, хотя всегда считал себя человеком не из пугливых. Было что-то чертовское в том, как незнакомое судно маневрировало в утренней дымке, быстроте с которой пираты раздавали залпы по кораблям моей эскадры.
   К счастью, уже я был готов к встречи с неприятелем. Несмотря на то, что мое судно не было укомплектовано, мы уже успели развернуть паруса и подготовиться к стрельбе. Незнакомец двигался прямо на нас, до встречи оставалось меньше семидесяти метров, а он пока шел носом прямо на центр нашего правого борта, как будто хотел врезаться в нас. Мы дали залп по врагу, но без особого успеха. Сложно стрелять по судну, которое обращено к тебе носом. На миг корпус врага окутал пороховой дым, и когда он вышел из мглы, мы поняли, что пират почти не задет. Он продолжал двигаться прямо на наш борт.
   Пиратский бриг подходил к нам настолько близко, что соседний Ансельм не мог открыть по нему огонь, опасаясь повредить наш фрегат. Тогда я подумал, что он желает идти на абордаж, иначе, зачем столь близкое сближение. Мы наспех дали еще один залп и опять без особого результата. И вот в последний миг, когда мы уже были готовы принять абордажный бой, вражеский бриг начал разворачиваться на девяносто градусов, становясь к нам бортом. Все это произошло настолько быстро, что канониры даже не успели перезарядить орудия. Потом раздался залп по нашему корпусу, и я потерял сознание.
   Как потом рассказывал мой помощник, когда по непонятным причинам Принцесса Элизабет не смогла дать ответный залп, враг сделал еще выстрел. И тогда начался расстрел нашего флагмана в упор. Враг послал в нас неимоверное количество мушкетных пуль. Тот, кто рискнул поднять голову выше фальшборта, падал мертвым. Потом у нас произошел взрыв на пушечной палубе, началась полная неразбериха. Всем уже было не до боя. Многие под действием страха и алкоголя бросались за борт, в надежде спастись от огня противника. Это был просто расстрел.
   Неожиданно наш враг прекратил огонь. Обогнув наш фрегат, он начал уходить на северо-запад. Без особого успеха, мы смогли послать им в след еще несколько ядер. Незнакомый бриг скрылся так же быстро и неожиданно, как и появился, оставив за собой только дым и трупы моих солдат. Как будто демон с того света лично пришел подшутить над нами. А может быть, это судьба расплачивалась с нами за то, что мы сотворили с Гаваной. Кто знает?!
   Когда я пришел в сознание, прошло уже больше часа со времени боя с незнакомцем. Несмотря на слабость и ужасную боль в голове, я вышел на палубу своего флагмана. То, что я увидел, разрывало мне сердце. С палубы уже успели прибрать трупы, но сама палуба еще оставалась залитой закипевшей кровью моих людей. Такелаж был совсем смят, чудом стояли мачты. В бортах было множество пробоин. Повезло, что ниже ватерлинии было только незначительное количество пробоин, и их уже почти починили. Принцесса Элизабет оставалась на плаву. Вдалеке виднелись Ансельм без грот-мачты и еще дальше бриг Брэдли. Брэдли, похоже, досталось меньше всего.
   Для совета я вызвал к себе капитанов и старших офицеров. Мы еще раз обменялись деталями событий рассветного боя, обсудили состояние суден и количество потерь. От услышанного хотелось рвать на себе волосы и просто плакать, но, к сожалению, должность командира эскадры не позволяла подобной роскоши. Я все не мог поверить в случившееся, и главное, не мог понять, как это произошло. Как один пиратский бриг, пусть даже и первоклассный, пусть обладающий перевесом внезапного нападения, как он мог одержать победу над тремя судами королевского флота, два из которых были многопушечные фрегаты. Если бы этот пират постарался больше, он мог бы и вовсе уничтожить эскадру. Но, его цель оставалась для нас не понятной. Незнакомец нанес нам урон и скрылся без какой-либо видимой цели. На эти загадки ни у меня, ни у моих капитанов ответов не было. Было ясно только одно, надо покинуть Гавану как можно быстрее. Больше здесь небезопасно. Корабли эскадры имели существенные повреждения и больше не имели нужной маневренности. Мы решили провести быстрый ремонт и к завтрашнему рассвету оставить эти берега. Пусть мы понесли потери, но взятая нами добыча пока оставалась у нас.
   Весь день мы занимались перевозкой награбленного, ремонтом суден и похоронами погибших в предрассветном бою. С похоронами мы справились легче всего. Гораздо больше проблем возникло с ремонтными работами. Не хватало хороших плотников и необходимых материалов. Починить фрегат Ансельм в краткие сроки не представлялось никакой возможности. Его сбитую грот-мачту не было чем заменить. Кроме того, судно давало сильные течи, которые нашим мастерам не удавалось залатать. Как ни печально, все же было принято решения затопить фрегат, предварительно сняв с него ценные части. С Принцессой Элизабет было немного легче. Судно потеряло в скорости и управлении, но все же, оставалось дееспособным. Бриг Брэдли в сражении отделался лишь незначительными царапинами и к вечеру уже был полностью отремонтирован.
   Следующая ночь прошла нервно. Мало кто спал, и никто не пьянствовал. От нашего вчерашнего веселья осталось слишком тяжелое похмелье. На рейде Брэдли и Принцесса Элизабет стали ближе. Часовые смотрели во все глаза. Это было похоже, как если бы двое людей, решив переночевать в незнакомом месте, теснее жались от страха друг к другу. Конечно, мы боялись возвращения вчерашнего кошмара, - неизвестного пиратского брига. Многие из солдат высказались за то, чтобы переночевать на берегу.
   Помню в ту неспокойную ночь, выйдя на палубу, я всматривался в лица своих солдат. Их глаза помутнели от безумия. Они с непониманием смотрели на мрачный город, на незнакомый им берег, где сейчас жили испанцы, а до них обитали дикие индейцы. Моим людям этот берег был явно не по вкусу. Я прошел дальше по палубе и не заметил радости от того, что мы взяли большую добычу. Безудержная радость, царившая вчера исчезла. Сейчас лица моих матросов напуганы. Кто-то из них пришел в Гавану за наживой, кто-то отправился в поход, потому, что жаждал крови. Но, большинство прибыло сюда, просто выполняя приказ. Они воевали потому, что были рабами обстоятельств, и не могли поступить иначе. И вот перед ними город, который они сожгли. В трюме золото, из которого им достанется только мелочь. Основной груз будет поделен между офицерами и лордами. А там, на дне залива тела их товарищей, которые уже нашли свое, и которых приняло море. Что может чувствовать человек при подобных обстоятельствах?! Солдаты чувствовали только одно, - жажду жить. Жажду, что была сильнее тех ужасов, которые им доводилось видеть, ужасов, которые они творили своими собственными руками. Странное существо, - человек. Вот израненная Гавана спокойно лежит на этом, чужом для нас берегу, где мы посеяли печаль и смерть. В ней еще слышны крики и вопли.
   К счастью, ночь прошла без происшествий. Утро наступило, пришел прилив. Мы забрали с берега последние патрули и вышли в море, оставляя за собой опустошенную Гавану. Наш курс вел нас на запад. Я планировал, обойдя западное побережье Кубы, по самому быстрому пути вернуться в родной Порт-Ройал. Наши корабли после спешного ремонта были плохо отлажены, мы не могли развить должную скорость. Про себя я молился, чтобы не начался шторм, который мог стать для нас непростым испытанием. Благо, в это время года, штормы были редким явлением, и море было спокойно.
   Шли медленно, ветер был слабым. Мы старались удерживать корабли на близком расстоянии друг к другу, не отдаляясь далеко от берега. Все было благополучно. Так мы продолжалось где-то до обеда, пока на горизонте не появилось незнакомое судно. Незнакомец держал курс на нас, приближаясь с юго-запада. Вдалеке, мы пока не могли разглядеть, какой стране может принадлежать приближающийся к нам корабль, но у большинства солдат были самые нехорошие предчувствия.
   Еще некоторое время спустя мы поняли, что самые худшие опасения сбылись. Наш преследователь был тем самим пиратским бригом, который вчера утром успел принести нам так много беды. Только тогда я понял, почему пират не стал добивать нас у Гаваны. Ему была нужна добыча, которую мы захватили. Ведь вчера мы еще не успели сгрузить золото и ценности на наши судна. Я поклялся всеми святыми, что у непрошенного гостя не получиться отобрать у нас то, за что мы пролили так много крови.
   В моих людях начинал нарастать страх перед неизвестным врагом, но паники не было. Мы имели перевес, два судна против одного, в целом у нас было втрое больше пушек, чем у неприятеля. Но, недооценивать противника, также, не стоило. Все хорошо помнили горький опыт первой встречи с пиратским бригом.
   Желая максимально использовать наше огневое преимущество, я отдал приказ развернуться к противнику правым бортом и ожидать его приближения, чтобы встретить его огнем со всех орудий. Но, враг не спешил идти на сближение. На расстоянии примерно в пятьсот метров, бриг взял вправо и, развернувшись к нам левым бортом, открыл огонь. Так началась длинная перестрелка.
   В начале канонады дела шли без особого успеха. На столь далеком расстоянии было сложно попасть даже по линейному кораблю, не то, что по быстрому маневренному бригу. Пираты пока, тоже не отличались цельностью стрельбы. Редкое ядро долетало до наших бортов. Но, враг не спешил. Он, будто коршун, кружащий над своей жертвой, с небольшим маневрированием обходил нас по большому кругу. При этом с каждым его маневром расстояние между нами уменьшалось. Пусть не на много, но с каждым разворотом брига, мы сближались, и с каждым разом темп его стрельбы нарастал.
   Прошло больше получаса обмена залпами. Теперь неприятель кружил перед нашими бортами, на расстоянии не больше трехсот метров. Он не менял тактику. Все те же не большие маневры и огонь по нам. Нам удалось несколько раз попасть по противнику, но пока без серьезного урона. Маневрировать для нас было сложно, как и вести стрельбу. Такелаж наших суден был сильно подпорчен. В бортах не успевали латать пробоины. Многие из пушек были выведены из строя. А неутомимый пиратский бриг, наоборот, двигался быстро, умело делая маневры, как будто наперед просчитывая каждый наш шаг. Не буду рассказывать о настроении, царившим среди моих офицеров и солдат.
   Еще через десять минут боя, дело стало совсем дрянь. Во фрегате Принцесса Элизабет было столько пробоин, что плотники становились бессильны. Корабль начал течь. Спасло только, то, что соперник, внезапно сделал оверштаг, и начал медленно отдалятся от нас, продолжая двигаться столь же замысловато. Наконец, он ушел за расстояние пушечного выстрела, а потом и еще на несколько миль на запад.
   Все силы были брошены на ремонт и замену такелажа. Бриг Брэдли в целом не получил серьезного урона, но вот с Принцессой Элизабет дела были совсем плохи. В трюме было полно воды. Откачка ничего не приносила. Было необходимо или идти к берегу и попытаться стать на длительный ремонт или...
   В тот день мне довелось принять тяжелое решение. Мы пересадили команду Принцессой Элизабет и перегрузили все ценное на наш уцелевший бриг. Перегруппировка длилась не дольше часа, а еще через десять минут фрегат Принцесса Элизабет сильно накренился, перевернулся, и закачался на волнах в таком положении, готовясь навсегда погрузиться в морскую пучину.
   Теперь у всех, кто еще оставался живым, была только одна цель, - добраться домой. Тела матросов и солдат, погибших в перестрелке, теперь уже никто не хоронил. На это не было времени, и трупы просто спешно скидывали вводу. Раненых было множество. Своими стонами и видом, они только усиливали мрачное настроение и панику, которая начала нарастать среди моих людей. Для паники и страха были веские причины. Незнакомое судно не спешило оставить нас в покое, продолжая курсировать в двух милях от нас. За потерю захваченного золота больше никто не переживал, всех беспокоило только спасение своих жизней.
   Не успели мы преодолеть и пяти миль в южном направлении, как незнакомый корабль с черным флагом опять начал настигать нас, словно свирепый хищник, который стремиться схватить свою жертву.
  
   Из заметок доктора Пераля:
  
   Несчастная британская эскадра, преследовалась нашим доблестным Эль Фуэго. Хотя, разве может у пиратского корабля быть доблесть?! Сложный вопрос, уж точно не для моей трезвой головы. Собственно, эскадра теперь уже перестала быть эскадрой. После нашей последней встречи с британцами, у них уцелел только бриг, под неизвестным мне названием. Но как мне казалось, бриг, также, задержится на плаву ненадолго, поскольку мы быстро настигали представителей туманного Альбиона.
   Настроение у пиратской команды было просто отличное. Все были возбуждены действием. Вчера нам удалось потопить фрегат, и сегодня еще один фрегат пошел на дно. Оставался бриг. Но, для пиратов это был не просто британский бриг, это было судно, которое перевозит захваченные сокровища Гаваны. Из-за этого груза пираты были на взводе как никогда.
   Сейчас командование судном опять перенял Эспектро, как и вчера в предрассветном бою у Гаваны. Такого боя, как тот, что произошел вчера, пираты еще не видели, и успех кружил им голову. Сейчас как никогда, Эспектро достиг небывалого авторитета у членов команды. Хотя, ему сейчас, наверное, было сложно. В любом случае, мой друг стоял на капитанском мостике и о чем-то с улыбкой рассказывал капитану Джонсу, при этом, не подавая ни виду усталости, ни какого-либо переживания. И наоборот, Джонсу было не до смеха, хотя он и силился смеяться на всю пасть. Еще бы, если произойдет непредвиденная ошибка, или неприятная случайность, то Гаванское золото может пойти на дно, ускользнув из рук Джонса.
   Вот мы опять опередили британский бриг и теперь начали приближение с ветреной стороны. Прежде чем подойти на расстояние выстрела, Эспектро прокомандовал дать британцам сигнал, - предложение о сдачи. Наше учтивое требование было проигнорировано, и мы пошли в бой.
   Ветер дул нам в спину. Наш легкий бриг, как орел несся по волнам. Враг развернулся к нам бортом для обороны и дал несколько залпов, прежде чем мы успели приблизиться к нему ближе, чем на пятьдесят метров. Похоже, британцы совсем повесили нос и потеряли желание бороться. Их ядра рикошетили об сделанный из крепких дубовых досок, обшитый медью нос нашего судна. Потери Эль Фуэго составили двенадцать смертей от шальных ядер и несколько дыр в парусах.
   Но, вот Эспектро дает команду "Оверштаг влево". Мы ровняемся с бортом противника и отрываем огонь. Грохот... В ответ лишь дым, пыль, крики, стоны и проклятия. Эспектро запретил стрелять ниже ватерлинии, поэтому огонь пришелся по самой палубе противника. Враг обескуражен, он пока не готов сделать ответный залп. Мы спешим занять позицию у него за кормой. Дальше я передам комментарии стоящего возле меня Сухого Пью, поскольку, этот малый лучше моего понимает тактику морского боя. Но, дабы смягчить вульгарную лексику бывалого пирата, я постараюсь перевести все слова Пью на более культурный язык.
   Британцы понимают опасность положения. Они отдают себе отчет, что их сейчас схватили за бороду и уже не выпустят. Британцы пытаются развернуть бриг и стать к нам бортом. Но, это у них очень плохо получается, по многим причинам. Во-первых, они заняли положения против ветра и маневр для них сложен, во-вторых, у них низкая скорость, в-третьих, корабль получил много урона, такелаж поврежден, многие матросы ранены или убиты.
   Эспектро не торопился. Когда мы оказались за кормой британцев вне зоны досягаемости их пушек, он велел заряжать картечью. Так, мы пару раз огрели палубу противника с минимального расстояния. Потом перезарядили ядрами и прицельно, не спеша, начали мять корму британцев. Стреляли даже не всеми пушками, а лишь двумя или тремя. Это было жестоко, все равно, как бить лежачего ногами. Но, как позже мне пояснил сам Маркес, это были необходимые меры для того, чтобы британцы согласились сдаться. В противном случае пришлось бы идти на абордаж или стрелять картечью до тех пор, пока на судне не останется ни единого живого матроса.
   Так прошло минут пятнадцать. Медленный расстрел продолжался. Страшно представить, что сейчас чувствовали наши оппоненты, скорее всего беспомощность и обреченность. Я думаю этого и добивался Эспектро. Надо было дать понять британцам, что жизнь намного ценнее золота. После перестрелки мы опять отдалились от брига. Выждали какое-то время. Сделали полукруг, заняв положение на расстоянии полумили с южной стороны. Прежде чем опять идти в атаку, Эспектро еще раз велел сигналить противнику сдаться и лечь в дрейф. На этот раз, по понятным причинам британцы выполнили все наши условия.
   Британцы направили к нам шлюпку с переговорщиками. Эль Фуэго, не смотря на сдачу врага, все это время стоял бортом к корме англичан с открытыми пушечными люками. Враг, загнанный в угол в три раза опасней врага, которому есть куда отступать. Лишняя осторожность не повредит. Скоро к нам на борт поднялись двое переговорщиков. Среди них был даже майор Добс, собственной персоной. Майор был небезызвестной личностью не только среди британских военных, но среди моряков Карибского бассейна. Добс славился военными подвигами и успешными морскими сражениями против испанцев. О майоре ходила слава как о бесстрашном офицере. Но, сейчас вид у него был не очень. Он стоял в потрепанном камзоле, запачканном кровью. Лицо было задымлено. Майор имел нервный и усталый вид, хотя и пытался держаться гордо, как джентльмен. Хотя, сложно держаться ровно, когда вверенную тебе эскадру уничтожила кучка пиратов-оборванцев.
   Переговоры длились не долго. Джонс заявил, что или в течение двадцати минут все ценности, захваченные в Гаване, будут доставлены на Эль Фуэго, или через полчаса пираты сами заберут добычу. Но, при втором варианте, на британском бриге не останется ни одного живого британца. В качестве гарантии того, что в случае передачи золота британцам ничего не грозит, капитан Джонс дал свое слово.
   Побежденным ничего не оставалось делать, как выполнять требования. Это был их единственный шанс на выживание. И как только груз оказался в трюмах Эль Фуэго, мы подняли грот и взяли курс вест-норд, оставив еле живых британцев далеко за кормой.
   Для пиратов это был огромный успех. Добыча была внушительна. Эль Фуэго мирно качался на волнах в открытом море, а пираты делали подсчет награбленного. Ревизия происходила в отдельной комнате, куда рядовым пиратам ход был закрыт. Пересчет делали несколько людей, пользовавшихся доверием, в присутствии казначея и нескольких офицеров. Во время подсчета на палубе царила блажь. Это те минуты, которые как никогда позволяют человеку мечтать. В своих виденьях морские разбойники уже ощущали себя богатыми, удачливыми, непобедимыми, сильными, одним словом властелинами мира.
   А через час на палубу поднялся казначей и объявил, что добыча в виде золота и других ценностей, как серебра, жемчуга, бриллиантов в общей стоимости составила 400 тысяч песо. Радость, песни, шутки заполнили палубу. Да, пираты почувствовали себя настоящими баловнями судьбы. По этому поводу капитан Джонс даже позволил открыть бочонок с вином, который затерялся в трюме судна. Это был настоящий праздник, который длился до самого утра. Но, если бы пираты знали, что их ждет впереди, и что захватить золото, еще не означает иметь возможность его потратить.
   Только один человек на судне, казалось, был полностью безразличен к тому, что происходило на палубе. Я нашел Маркеса в грустном подавленном состоянии в своей каюте. Он не желал говорить даже со мной. Я пытался завести с ним беседу, но хандра, похоже, совсем одолевала его. Кроме всего, он имел совершенно усталый изможденный вид.
   Я сообщил Маркесу, что подсчеты сделаны, добыча огромна, пираты ликуют. Сказал, что после проведенных им боев, мой друг стал самым авторитетным пиратом на судне. Но, его это совершенно не беспокоило. Маркес безжизненно упер взгляд в стену и молчал. Я не мог понять, что с ним, но скорее всего, причиной его болезни было одиночество. Вещь, которую я как доктор не умел лечить. Нечего не поделаешь, пришлось покинуть друга наедине со своими мыслями. Такова судьба у морского разбойника...
   Перед самым моим уходом в каюту постучался Сантимо. Он весь пылал от возбуждения, в которое его ввели события последних двух дней. Наш юный Сантимо сказал, что совсем забыл о письме, которое ему велели передать Маркесу после того, как они выйдут в открытое море. Сантимо спешно передал письмо, и мы с ним вышли. Я последовал его примеру.
  
   Синьору Маркесу де Сидерата от Соледат Роблес:
  
   Простите, Синьор, за то, что дерзнула написать Вам эти строки. Я считаю Вас другом, и мне захотелось сказать Вам несколько слов. Ведь друзья разговаривают друг с другом, не так ли?! Но, с Вами говорить сложно, потому как, мы с Вами слишком редко видимся. Вы появляетесь в судьбе нашей семьи, как снег в Андалузии, очень редко и только на короткое время. Сегодня ночью Вы явились к нам без предупреждения, и раньше, чем проснулось солнце, Вы опять покинете нас. Поэтому я пишу...
   Простите, если я ошибаюсь, но мне кажется, что Вы плохого мнения о себе и из-за этого стараетесь держаться подальше от нашей семьи.
   Я не знаю, кто Вы и есть ли у Вас грехи, но я верю, что Бог прощает людям. Не знаю, кто Вы, но искренне верю, что у Вас большое и доброе сердце. Я готова ручаться, что Вы, Синьор, честный и благородный человек. Я видела, как Вы защищали мою семью. Я видела, как Вы лечили людей. Я видела, как Вы работаете, как шутите, как страдаете. Я видела Ваши добрые глаза, наполненные грустью.
   Еще раз простите меня за эти глупости. Я не так опытна в жизни, поэтому еще глупа, и может быть, этим можно объяснить мою смелость писать эти строки. Я не знаю, каким ремеслом Вы зарабатываете себе на жизнь, Вы никогда не рассказывали нам об этом. Наверное, не желаете нас пугать или расстраивать. Но, я чувствую, что Вы часто подвергаете свою жизнь риску. Как друг я прошу вас рисковать своей жизнью меньше. Будьте осторожны в своих путешествиях. Знайте, что если с Вами, что-то случиться мне будет горько.
   Буду ждать Вашего нового визита в наш дом, двери которого для Вас всегда открыты, чтобы не случилось. Береги Сантимо, береги себя!
  
   Ваша Соледат Роблес
  
  

Глава XXII

ГЕНДЕЛЬ

  
   Из мемуаров герцога Сократа Карлоса де Барка:
  
   В летописях и хрониках Нового Света современники находят детальные описания важных событий восемнадцатого века. Здесь деяния великих личностей, новости о военных конфликтах, мирных соглашениях, описание быта и жизни многонационального населения Вест Индии. Историкам того времени удалось довольно подробно описать для нас события тех дней, и дать, хотя бы, общую информацию о тех, столь отдаленных от Европы территориях, о тех людях, которые строили новую жизнь на новой земле. В исторических описаниях можно встретить заметки даже о таких малозначительных по тем временам категориях населения, как афроамериканцы или индейцы. Но, вот, чего не содержат старые хроники, так это записей о самой коммерческой нации в Новом Свете, - о евреях.
   Этот факт, всегда казался мне странным. Ведь Новый Свет в начале восемнадцатого века был богат. Здесь быстро рос поток товаров, начинали бродить крупные капиталы. Торговля постепенно становилась более насыщенной, более богатой, и при всем при этом, здесь, если верить хроникам, почти не было евреев, по крайней мере, хроники о них не упоминают.
   Конечно, в Новом Свете было кому заниматься торговыми оборудками и, безусловно, было кому давать в займы под процент. Обычно это делали местные магнаты, голландские и другие купцы, губернаторы, католические миссии, британские банкиры. Но, где же были евреи во все эти времена столь активной торговли?! Пожалуй, ни одна официальная публикация в этом новом мире не упоминает об их присутствии. Полная тишина.
   Но, Яков Гендель не подчинялся общим законам официально принятой истории. Он работал на Кюрасао, а иногда и в других голландских колониях. Яков занимался своим делом совсем неофициально. Этот скромный человек не держал крупную торговую лавку, и тем более не мог позволить себе организовать ссудный дом. Для него это было бы слишком много. Яков был простым евреем, зарабатывал себе на жизнь, занимаясь шитьем и продажей рубашек и другой одежды. Его магазинчик-мастерская был совсем старым и обветшалым. Клиентов было настолько мало, а дела шли настолько плохо, что с первого взгляда можно было заключить, что собственник магазинчика ведет нищенское существование. Хотя, "нищее состояние", понятие достаточно растяжимое. Было у Якова и хобби, если оно может быть у еврея. Иногда он давал людям в займы. Сколько и кому он одалживал, на каких условиях, не знал никто и никак. Не было такого мытаря, который бы смог раскопать в эго делах какую-то логику, а уж тем более выгоду.
   Однако, 8 февраля 1721 года Маркес де Сидерата, в моем непосредственном сопровождении, зашел именно в лавку Якова Генделя. В это время Яков сидел в дальнем углу мрачной комнаты, занимаясь подшивкой очередной сильно изношенной куртки, больше похожей на груду оборванных лохмотьев. Покупателей не было. За самым же прилавком стоял упитанный мальчик лет двенадцати, по-видимому, сын Якова. Я не совсем понимал, зачем мы зашли в это, Богом забытое место, но было ясно, что вряд ли для того, чтобы купить в этой лавке одежду. То, что здесь торговалось, сложно было назвать одеждой, оно было ужасно, от него исходил дурной запах. Только последний бедняк мог отважиться примерять что-нибудь из этих тусклых тряпок.
   Сам же Яков Гендель производил собой печальное впечатление. Одежда на нем была такая же убогая, как и та, что продавалась в эго лавке. Его старое лицо, было иссохшим и жиловатым. Маленькие хитрые глаза, посажены далеко друг от друга, ярко сверкали на фоне его изнуренной физиономии. По его глазам я заключил, что ум человека, который чинит убогую одежду, никогда не спит. Еще большей унылости добавляла бородка с редкими седыми волосами. Такие же редкие волосы были и на голове Якова. Спина его была немного сгорблена, но это, казалось, было не по причине дефекта природы, но по причине привычки походки и поведения. Сам же Гендель был маленький и хрупкий, вид справлял жалостливый и усталый. Но, это, похоже, Маркеса совсем не смущало.
   - Шалом, господин Гендель! - приветливым и в то же время спокойным тоном сказал Маркес, входя в лавку.
   Гендель без эмоций осмотрел гостя. Тот не чем особым не выделялся. Немного смахивал на испанца, был одет просто. Маркес был закутан в черный плащ, на голове старая кожаная шляпа, какую обычно носят голландские матросы среднего достатка. Шпага тоже была обычной, потертой. Я был одет, так же как и мой хозяин. На мне еврей свой взгляд не задержал.
   - Добрый день, милый человек. Чем может помочь вам, старый Гендель? - страдальческим писклявым голосом заговорил ремесленник, как будто его кто-то мучил, и жизнь его была только страдание.
   - Хотел приобрести у вас рубашку. Говорят, вы берете за них приемлемую цену, - непринужденно поддерживал беседу Маркес.
   Но Гендель, похоже, был еще тот пройдоха. И за свою полную испытаний жизнь повидал немало разных клиентов, и много натерпелся от них. А значит, он кое-что смыслил в людях. Генделя было бы сложно провести. Он понял, что перед ним человек если не очень богатый, то, по крайней мере, очень властный. От этого горб еврея стал больше, как будто он стал кланяться перед гостем, его улыбка и доброжелательность засияли. По каким признакам еврей почуял в нас важных клиентов, - не понятно. Наверное, это может знать только тысячелетняя натура его рода, отшлифованная исключительной интуицией на людей и на деньги.
   - Гендель к вашим услугам, молодой человек. Но, вряд ли красивому господину подойдут бедные рубашки бедного еврея.
   - Да, черт с ними, с рубашками, живет же собака без камзола и без брюк. Не о том моя печаль, господин Гендель. Меня больше беспокоит, за что купить рубашку, я бы так сказал, денежная, обратная сторона вопроса. Деньги, уважаемый Яков, деньги. Вот, что не дает мне спать. Это то, что заставило меня искать специалистов в этом деле. Я бы даже сказал настоящих профессионалов в маклерских вопросах. А уж у кого не искать помощи и совета в этом жизненном вопросе, как не у потомка самой торговой породы в мире. Да и тем более человека, пожившего, опытного, отца четырех детей.
   Гость говорил уверенно и нагло. При таком разговоре Гендель еще больше согнулся, а его глаза заметались по сторонам с большей скоростью. Похоже, он не знал, чего ожидать от гостя. В лавке это был новый человек, совсем не похож на тех, с которыми старый еврей обычно устраивал свои дела. Кроме того, Генделя отпугивал запах, который исходил от незнакомца. От человека в черном плаще пахло авантюризмом, свежестью, молодостью, риском. Эти запахи старому еврею были не по вкусу, особенно запах риска. Но, с другой стороны, был еще один запах, который привлекал Генделя к молодому незнакомцу. И этот запах были сильнее предыдущих. От молодого человека пахло деньгами и притом огромными деньгами. Но, Гендель почуял опасность, ему следовало вести себя с незнакомцем крайне осторожно, ведь тот заикнулся про детей Генделя. Невзирая на риск, Гендель развивал разговор.
   - Что, господин, мой нищенский опыт?! И что, господин, моя кровь, которая уже не греет своего хозяина. Мое время прошло, теперь уж ваше время, ваша жизнь. Мое дело только продавать рубашки, да находить кусок черствого хлеба для своих голодных детей. Какое там маклерство?! Хочу вам сразу сказать, господин, я не знаю, кто и что вам наврал о старом Якове Генделе, но я пожилой и немощный человек, который каждый день сносит на себе все страдания убогой бедности. Самому заклятому врагу не пожелаю быть старым бедным евреем. Эти слова Гендель говорил с искренним чувством, полным горечи и ничтожности. Я никогда не питал симпатии к людям такого сорта, но даже мне стало жаль старика.
   - Что совсем нет денег? - с самым участвующим видом спросил Маркес. И как же будут жить ваши несчастные дети?! - и он со скорбью посмотрел на упитанного мальчика с красными щеками, который стоял за лавкой, и который никак не вызывал к себе жалости. - Ваши дети и без денег. Вы должны обязательно их раздобыть, Гендель. Пусть даже не для самого себя, но для вашей семьи.
   От такого оборота речи Гендель начал терять равновесие. Необычно, загадочно говорил с ним незнакомец. Он не понимал целей человека с хитрой лукавой улыбкой. На всякий случай, Яков решил молчать, так как дело ему не нравилось.
   - Уважаемый Гендель, раньше я вел дела с господином Крункелванденом, прими Бог его честную душу, который последние три года обитал на Сент-Китс. Он оказывал мне разные услуги, и я был доволен тем, как он это устраивал. Он был щедрым человеком, трудился ради своих клиентов сутра до ночи, или вернее сказать, с ночи до утра. Как Вы можете знать, Крункелванден скончался полгода назад. Перед смертью этот добрый человек порекомендовал мне вас, господин Гендель, как человека, с которым можно вести дела. При том, он не забыл добавить, что я могу смело доверить вам свою жизнь и свои капиталы. Надеюсь это так?
   Гендель неопределенно покачала головой, проворчав себе под нос что-то несвязное. Он хорошо знал скончавшегося Крункелвандена, так как был женат на его сестре. Но, то, что незнакомец называл покойного добрым и щедрым человеком, - было явной ложью.
   Не дождавшись вразумительного ответа от Генделя, Маркес вышел с лавки, а через полминуты возвратился в сопровождении двух моряков, которые тащили не громоздкий, довольно тяжелый сундук, завернутый в обветшалые тряпки. Сундук весил более чем тридцать килограмм. Его сразу занесли за прилавок и открыли.
   Маркес подозвал Генделя:
   - Господин Яков, взгляните! Можете ли вы мне помочь с этой проблемой?
   Гендель уставшей походкой медленно направлялся за прилавок, мысленно проклиная и этот день и незнакомца, который вошел в его лавку. Сундук открыли, блеск драгоценностей заблестел в глазах старого еврея. Тут уж Гендель совсем растерялся. Он не понимал абсолютно ничего. Таких средств, в одном месте, ему еще не доводилось видеть. Впечатленный, он схватился за сердце.
   - Господин Гендель, вы мне определенно нравитесь. Только, пожалуйста, соберитесь! Поверьте, расслабляться не время, ваша работа еще не сделана. Я думаю, вы справитесь. Я верю в вас.
   Гендель закрыл сундук и, с тяжестью сел на него сверху горько взявшись за голову. Он глубоко вздохнул, нервно почесал свой затылок, наконец, сказал:
   - Ладно, уважаемый человек. Берите сундук и следуйте за мной. Ребята пусть пока погуляют.
   Маркес провел к дверям матросов, давая им указания, а старый еврей достал связку ключей, которые висели на гвозде, зажег лампадку, и увлек нас за собой. Я взял в руки тяжелый сундук и, мы с Маркесом направились за евреем, который из немощного старика неожиданно превратился в энергичного дельца. Он провел нас сначала в подвал, скрытый вход в который находился прямо в лавке. Каждые шесть метров мы натыкались на двери, которые еврей открывал разными способами разными ключами.
   Наконец, мы поднялись по крутым ступенькам на несколько метров вверх, и оказались в довольно просторной комнате. Здесь Гендель зажег заранее подготовленные свечи. Комната без окон была совсем проста. Из мебели здесь было несколько стульев и широкий стол, на котором находилась большая масляная лампа. Еще на столе лежали несколько больших книг, бумага, чернила и другие принадлежности для письма.
   Я поставил сундук на стол, за который мы все присели. Гендель начал разговор:
   - Простите, уважаемый господин, с кем имею честь?
   - Как меня зовут не важно, уважаемый Гендель, но молодого человека, который так сильно мне помогает, и который находится справа от меня, зовут Сократ де Барка. Именно с ним вам и придется иметь дела, так как он является единственным обладателям тех небольших сбережений, который находятся на столе перед вами. Я, как бы сказать, всего лишь его секретарь.
   Тут уже я не ожидал подобного поворота событий, но раз Маркес сказал так, значит так необходимо для дела. Мне оставалось только хранить молчание.
   - Ну, что ж, спокойно проговорил еврей. Только вы, господин секретарь с господином де Барка вошли в мою лавку, я сразу понял, что вы уважаемые люди и, безусловно, серьезные клиенты. Мой долг сделать все, что в моих силах, чтобы помочь вам в ваших, уверен, не легких делах. Но, позвольте узнать, уважаемые господа, чем же старый Яков Гендель может вам помочь?
   Маркес вел себя скучающе, как будто он ожидал развитие диалога именно подобным образом.
   - По роду профессии, господин Гендель, нам очень часто приходиться путешествовать и менять место обитания. Времена нынче неспокойные. Нам неудобно хранить наши средства дома и еще более неудобно постоянно перевозить этот громоздкий сундук с собой. Можно, конечно, зарыть его где-нибудь под пальмой на диком островке, но разве мы пираты или одичалые буканьеры, чтобы так вести дела. Мы цивилизованные люди, поэтому пришли к вам. Мы оставим вам этот сундук, взамен, моему господину де Барка нужна возможность воспользоваться нашими средствами в любой точке мира. Будь-то Америка, Европа или даже Африка. Надеюсь вам такое под силу.
   - Как я вас понимаю, господа. Времена действительно очень смутные, клянусь Авраамом, это так. То что, вы просите, это невозможно. Даже английский банк не даст вам такую возможность. Но, я не английский банк, я всего лишь нищий еврей. Раз вам нужна такая услуга, то я попытаюсь вам помочь всем, чем смогу. В любом случае, это будет чрезвычайно сложно устроить, потребуется задействовать много людей и самое главное потребуется произвести немало затрат, потратить много средств, чтобы все надежно обустроить.
   - Понимаю вас, господин Гендель, организация действительно не проста, и ваши добрые дела заслуживает соответствующей денежной компенсации. Сколько нам будет стоить ваша помощь, кроме нашей вечной дружбы и чрезмерного уважения к вашей особе?
   - Боюсь, что расходы будут. Военные конфликты, рост цен. А как сложно проводить евреям торговые сделки знали бы вы. И потом...
   - Сколько, господин Гендель, сколько?
   - Ничтожных тридцать процентов от всей сумы вашего вложения при разовой оплате.
   Если я правильно понял, то при такой сделке, еврей забирал треть богатств, что находились в сундуке. Я был готов кинуться с кулаками на старого скрягу, видя сущий грабеж, но я успел лишь вытаращить удивленные глаза и открыть рот в изумлении. А вот Маркес спокойно кивнул:
   - Да, господин Гендель, такая плата за ваши тяжкие труды действительно ничтожна. И так перейдемте к делу, господин де Барка спешит.
   Дальше началось длинная процедура пересчета и оценки содержимого сундука. Гендель достал из-под стола весы, книги, стекла, другие приспособления и начал аккуратно все пересчитывать, оценивать и делать соответствующие записи. Этот процесс был довольно нудным. Он доставал монету за монетой, серьги, браслеты, другие предметы. Каждый предмет аккуратно протирал тряпкой, внимательно рассматривал, взвешивал, перелаживал, сортировал. При этом всем, Гендель, что-то ворчал себе под нос, и двигался динамично и вдохновленно. Казалось, это нудное дело приносило еврею только удовольствие. Маркес приказал мне следить за евреем, чтобы тот не вздумал нас надуть, а сам отодвинул свой стул к стене, сдвинул на лицо шляпу и заснул. Всем своим вниманием я присматривался к ловким рукам еврея, но ощущение, что мне не удастся уберечь нас от надувания, не покидало меня.
   Не могу сказать точно, сколько часов я просидел с Генделем, так как в комнате не было средств, по которым было возможно ориентироваться во времени. Наконец, все было закончено. Гендель, объявив нам суму нашего капитала, вывел нас из комнаты. По подсчетам Генделя мы передали ему 2 тысячи английских фунтов стерлингов, треть из которых, мы отдаем Генделю в виде комиссионных.
   Когда мы вышли из счетной комнаты, на улице уже стемнело. Гендель куда-то послал своего отпрыска, и мы ожидали еще какое-то время. Спустя полчаса в лавку один за другим пришли пять человек, тоже евреев. Одеты они были немного лучше, чем Гендель, но, в общем, также бедно и неказисто. На непонятном мне языке они о чем-то долго переговаривались. Позже они сделали кое-какие пометки на документах, которые состряпал Гендель и удалились. Я осмотрел бумагу. Документ был составлен на непонятном мне языке. Получив некоторые из этих документов, а также получив от бедного еврея Якова Генделя непримечательный перстень, мы с Маркесом поспешили покинуть лавку. К Генделю мы зашли с сундуком золота, а вышли с бумажками. Поистине, в этом было что-то колдовское.
   На следующее утро Ласточка на всех парусах мчалась к Наветренному проливу. Там мы планировали пересесть на Эль Фуэго, оставленного нами четыре дня назад у острова Сантос, близь Виргинов. Остров Сантос - тихое место, находящееся отдаленно от торговых маршрутов. Эль Фуэго чувствовал себя там в безопасности. Судно нуждалось в незначительных ремонтных работах после сражений у Гаваны, а пиратам требовалось пополнить запас провизии, почувствовать под ногами твердую землю, наконец, просто отдохнуть.
   Бой возле Гаваны был напряженным. Наша команда заслужила право на небольшую передышку, но моему хозяину Эспектро было не до отдыха. Маркес отпросился у капитана Джонса на неделю, чтобы отправиться в очередную разведку. Как только корабль причалил, он сразу же пересел на Ласточку, и к счастью я мог опять сопровождать хозяина.
   Сначала я ожидал, что мы отправимся к одному из ближайших городков, где Маркес будет встречаться со своими информаторами, что он часто делал. Я ошибся, на этот раз, наше путешествие преследовало иные цели. Наш курс был на Кюрасао, но по дороге мы зашли на Змеиный остров. На этом, совсем крошечном островке, был закопан сундук, который позже мы и доставили на Кюрасао к Якову Генделю.
   Теперь, после завершения нашей миссии мы могли опять вернуться на пиратское судно. В дороге было достаточно времени, чтобы поразмыслить о последних событиях и поговорить обо всем с Маркесом. На Эль Фуэго такая возможность выпадала не часто. Здесь Маркес был более доступен, и если он не спал или не был занят своими размышлениями, то охотно делился со мной самыми разными сведеньями.
   На этот раз наша беседа была не менее интересна. Мы начали разговор о Ласточке, яхте, которая повсеместно сопровождала Эль Фуэго, и так часто нам помогала. Ласточка - крепкое одномачтовое суденышко с большим парусом и легким корпусом. Ее главной защитой является высокая скорость. Редкий недоброжелатель, который мог попасться на пути Ласточки, мог хотя бы приблизиться к ней. Мой друг рассказал, якобы пираты уверены, что яхта принадлежит ее капитану голландцу Вандербильту, но на самом деле ее владельцем является сам Маркес. Преимущества яхты были очевидны. Так, Эль Фуэго не может мирно причалить ни в один из цивилизованных портов на Карибах, а связь с цивилизованным миром пиратам была необходима. Быстроходность яхты позволяет Маркесу быстро передвигаться из города в город. Иногда он использует яхту для разведки, а иногда и для других целей. Когда Маркес не на Ласточке, она курсирует по определенному маршруту, таким образом, он всегда знает, где ее можно перехватить. Что же касается экипажа яхты, то, по словам Маркеса, это закаленные и испытанные моряки, которым он доверял. Всем им в разное время он спас жизнь. За службу на Ласточке, моряки получали хорошую плату.
   Свой рассказ Маркес заключил следующими словами:
   - Все это я рассказываю тебе, Сантимо, поскольку ты стал моим доверенным лицом. Шансов выжить у меня намного меньше, чем у тебя, малыш. Теперь, когда Гендель выписал депозиты на твое имя и вручил тебе подтверждающий перстень, ты единственный человек, который может получить средства. Если эти деньги тебе понадобятся, а когда-нибудь они непременно понадобятся, все что тебе нужно сделать, явиться с бумагами и перстнем к еврейской общине одного из крупных городов. Это может быть Лондон, Париж или даже Нью-Йорк. При предъявлении депозитных документов, казначей, управляющий местными деньгами, изучит документы, наведет справки, а потом выдаст тебе всю или часть суммы. Вот и все, малыш, поздравляю тебя. Теперь ты богат.
   - Но, почему я? - спросил я, несколько ошеломленный от услышанного.
   - Считай, что тебе просто повезло, - сухо ответил он, несмотря мне в глаза. Потом, как я не допытывал о причинах моего внезапно обогащения, все мои старания оказались тщетны. Зато в следующем диалоге, я нащупал еще одну примечательную информацию:
   - Маркес, а откуда все эти деньги? Откуда золото? Неужели, это твоя доля из общей добычи?
   Он улыбнулся:
   - Малыш, - с довольной улыбкой отвечал Маркес, - пиратской доли хватит только для того, чтобы хорошенько погулять в какой-нибудь таверне. Пират должен оставаться голодным. И вообще, пираты бываю трех сортов: голодные, пьяные и мертвые. Деньги, которые мы передали Генделю, я украл.
   - Как? У испанцев? - наивно, спросил я.
   - Нет, - еще довольней заулыбался он, - я украл эти деньги у славных пиратских капитанов и у других господ, которым имел честь служить. Особенно много я одолжил у последнего хозяина, - Барта Робертса. Именно по этой причине, он меня так отчаянно ищет. Любопытно старому Барту, куда же делся добрый кусок его сбережений на старость. Но, ничего, он себе еще награбит. Да и жить он будет недолго, с такой профессией долго не живут.
   - А где же ты хранишь все деньги? - Машинально спросил я, не подумав, что такой вопрос способен вызвать нежелательные подозрения. Но, похоже, Маркес не почувствовал угрозы с моей стороны, но лишь веселее продолжил:
   - Тоже не плохой вопрос, малыш. Где же может хранить деньги пират, которого все ищут, чтобы повесить? Обычно пират, или носит с собой все свои сбережения или попросту пропивает или прогуливает их. Захваченная добыча, храниться в казне судна до дележа. Некоторые капитаны или особо удачные бандиты закапывают свои сбережения в тихом месте, а потом спустя годы, если остаются живы, что бывает, не так уж часто, откапывают их. Я поступаю проще, храню сворованные деньги в банках, у ростовщиков, губернаторов местных городков, евреев, церковников, наконец, у обычных людей. Одним словом, храню деньги в долгах и одолжениях.
   И тут я совсем переставал понимать моего друга. Некоторое время я думал, пытаясь упорядочить мысли в своей голове. А потом опять спросил:
   - Но, как ты это делаешь? - опешив, спросил я. Чем больше Маркес рассказывал о своих делах, тем меньше его слова казались правдой.
   - Все просто, малыш. Для чего по твоему в мире существуют поверенные, нотариусы, другие люди, которые за вознаграждение помогают с денежными делами. Как то, кода я служил помощником на бригантине Де-Ла-Франс у капитана Дитрено, прими Бог его грязную душу, нам в плен попался один грамотный казначей. Ребята хотели его утопить, но я заступился, взяв его в плен. Он плавал с нами целых полгода, пока мне не удалось высадить эго возле миссионерской миссии близь Мартиники. За еду, за воду и за жизнь, он охотно учил меня всему, что знал о деньгах, и как они работают.
   А вообще, малыш, у меня было много разных пленных, у которых было чему поучиться. Как правило, я не просил у капитанов и других предводителей доли больше чем у рядовых пиратов, хотя при этом, выполнял всю самую сложную работу. За свои услуги я мог самостоятельно набирать себе пленных без их претензий и каких-либо нареканий со стороны команды.
   Среди моих пленных были военные, повара, врачи, среди которых, известный тебе доктор Пераль. Были и музыканты, и политики, и опытные штурманы и так далее. В длительных плаваньях в окружении пиратов, - людей не самого приятного воспитания и манер, самое сложное, не сойти с ума, и попытаться сохранить, хотя бы, некоторые черты человека. А свежие грамотные люди, пусть даже путем пленения, всегда привносят что-то новое в серые бессмысленные дни под тропическим солнцем.
   Но, самое тяжелое было с девушками. Когда пытаешься сохранить им жизнь и честь, при захвате очередного торгового судна, тут уж проблем не оберешься. А если еще девушка молода и красива, тогда с меня семь потов сходило, что б спасти им жизнь. Всегда появляется один или несколько пиратов, жаждущих молодой плоти настолько, что готовы даже рискнуть своей шкурой ради похоти. Подобные истории часто заканчивались дракой и, ребятам из-за своей страсти приходилось кормить акул. Один раз мне даже пришлось отправить на тот свет собственного капитана. Жаль несчастных, ведь не их вина, что они теряют головы при виде женской красоты. Девушек приходилось держать в своей каюте, и ни в коем случае их нельзя было выпускать оттуда на палубу, иначе на корабле бунт. Много шрамов я получил из-за них.
   И мой друг скривился от неприятных воспоминаний, как будто эти шрамы до сих пор причиняли эму страдания. Я подлил вина в его опустевший стакан. Раз у Маркеса сегодня разговорилась душа, я не терял возможности спрашивать и о других делах, о которых он обычно никогда не рассказывал. Кто знает, когда еще нам выпадет возможность поговорить, и выпадет ли вообще.

Глава XXIII

ГОЛОВНАЯ БОЛЬ БАРТОЛОМЬЮ РОБЕРТСА

  
   История, рассказанная Лоу Джо, действующим штурманом эскадры Бартоломью Робертса:
  
   В день Святого Иосифа я находился на флагманском фрегате "Королевская удача", что шел под командованием грозного Бартоломью Робертса. Наш удачливый капитан Робертс уже не спал несколько дней. Сон бежал от него. Жизнь перестала его радовать. Робертса мучила головная боль. Все началось еще вчера утром, когда мы встретили у Кораллового острова наших бывших товарищей, отколовшихся от нас три недели назад в Мексиканском заливе. Тогда эти собаки успели прихватить с собой большую часть нашей добычи. Пока мы брали один из припортовых городков, гнусные псы, снявшись с якоря, умчались на Карибы.
   Вот, уже несколько недель, как мы возвратились от берегов Северной Америки в привычное для нас Карибское море. На Севере мы взяли хороший куш. Тамошние торговцы и военные небыли готовы к нашему визиту. От страха перед нашим знаменем, они даже не сражались, но трусливо бежали каждый раз.
   Предательство наших товарищей, - дело рук Уолтера Кеннеди, лживого помощника Робертса. Акула ему в глотку! Вчера мы снова встретили Уолтера Кеннеди на захваченном нами бриге "Большая удача", одном из суден, сбежавшим от нас в Мексиканском заливе. Мы наткнулись на наш пропавший бриг возле Антильских островов. "Большая удача" сдалась без боя. На судне находились только остатки той команды, которая от нас сбежала. Среди захваченных нами пиратов, большинство были ранены. Они сдались без боя, никто из них не хотел драться. Прихваченной ими части добычи с ними также не оказалось.
   Сам бриг был изрядно поврежден. Пленные сообщили, что их атаковало неизвестная пиратская шайка под предводительством рыжебородого Дэвида Джонса. В той встрече второе, сбежавшее от нас судно, ушло на дно. Люди были сильно напуганы. По их словам, пираты Джонса перебили их команду, потопили один из бригов и забрали добычу. "Большой удаче" чудом удалось выбраться из той перепалки.
   Всех предателей мы наградили по совести. Одних перевешали, других утопили. Некоторых из пленных перед смертью пытали, особенно Уолтера Кеннеди. Такова участь предателей. За нарушение законов морского братства ждет смерть. Кеннеди был ирландцем, и Робертс поклялся, что больше никогда не возьмет к себе на судно ни одного ирландца. Как бы ни было, а наша команда оскудела наполовину.
   У головной боли Робертса были и другие причины. Кроме побега предателей во главе с Кеннеди, у нас пропало еще два корабля. Они исчезли бесследно, как будто их попросту проглотило морское чудовище. Похоже, Робертс подозревал, что нападение на отколовшуюся "Большую удачу" и пропажа его суден, все это проделки одного человека. Торговцы, которых нам удалось захватить на днях, перед своей кончиной поделились новостями, что сейчас в Карибском море объявилась новая пиратская команда, которую здесь теперь бояться больше чем эскадры Робертса.
   Новые пираты действовали всего на одном корабле, захваченном французском военном бриге, во главе с рыжим Джонсом. Джонс и его люди не знали поражений. Это еще больше озадачило Робертса. Он хорошо помнил, как год назад приказал Эспектро расправиться с Джонсом. Тогда первый помощник доложил, что приказ выполнен и Джонс кормит акул. А теперь, спустя год, появляется неизвестное пиратское судно и вероломно топит корабли Робертса. Робертс хотя и был человеком суеверным, но в этом всем видел не происки дьявола, а деяния человека. И по эго убеждению, все это мог организовать только его бывший первый помощник, Эспектро, от чего голова грозного пиратского капитана начинала болеть еще больше.
   Среди моряков ходит поговорка, что сны не сбываются, сбываются только кошмары. И, похоже, один из кошмарных снов капитана действительно начал становиться явью. Все началось со случая, когда Робертс повесил губернатора Мартиники. К губернатору пиратский вожак питал личную ненависть. Никто из наших не знал причины такой глубокой вражды между Робертсом и французским губернатором. Ходили слухи, что в этом замешана женщина. В итоге, губернатор организовал крупную охоту на Робертса, но, не рассчитав силы, сам попался в руки своего врага. Робертс лично вешал беднягу старика. Казалось бы, обычная история, но после этого события что-то пошло не так. Бесследно исчез Эспектро - молодой помощник капитана. Мне лично не доводилось встречаться с этим парнем, так как когда я присоединился к команде, он уже был в бегах, и ребята не любили о нем вспоминать. Хотя рассказывали, что парень был скрытен, с ним почти никто не водил дружбы. Зато сбежавший помощник во время своей службы у Робертса пользовался безграничным уважением команды, не смотря на свою молодость, он был очень полезен для пиратов, часто ходил в разведку, хорошо управлял судном во время морского боя, в сражениях выполнял самые сложные задачи. Некоторые из наших ребят верили, что вместе с уходом первого помощника, от нашей команды ушла и удача, а с удачей ушел и здоровый сон Робертса. Ходили, также, слухи, что Эспектро украл у Робертса часть награбленных кладов, которые тот зарыл. Так или иначе, а Робертс объявил крупную награду за голову Эспектро, и в два раза больше за доставку его живим.
   Наш прошлый рейд к берегам Северной Америки был вынужденной мерой. За месяц плаванья в Карибском море, мы мало что захватили, не смотря на всю мощь нашей эскадры. Те, несколько галеонов, что мы смогли взять на абордаж, сложно назвать хорошей добычей. Да и потом, большинство торговых суден предпочитали скрываться под защитой городских пушек, чем выходить в море. Робертсу как воздуха не хватало информации. Раньше за всю его разведку отвечал все тот же Эспектро. Он всегда приносил ценные сведенья об укреплениях городов и важных торговых перевозках. Без него приходилось полагаться только на удачу, которой не было.
   Но, теперь дела становились еще хуже. Если Эспектро начал играть против Робертса, своего бывшего хозяина, то он будет работать быстро и хитро, - так размышлял пиратский капитан. Робертс и раньше присматривался на талант бывшего подчиненного, поэтому он хорошо понимал, что опасность нельзя недооценивать. Он планировал убрать его раньше, как убрал других капитанов, которые могли составить ему конкуренцию. Но, Эспектро оказался хитрым лисом, и, почуяв беду, сбежал. А что теперь?! Робертс решил собрать все корабли в одну эскадру и искать встречи с судном, которым командовал Джонс. А до этого момента, ему оставалось только ждать и терпеть не проходящую бессонницу и ноющую головную боль.
  
   Из мемуаров герцога Сократа Карлоса де Барка:
  
   8 марта 1721 второго года от Рождества Христова Эль Фуэго блуждал севернее Наветренного пролива, охотясь на суда, которые могли проходить мимо. Последние две недели выдались на удивление спокойными. За пятнадцать предыдущих дней мы не встретили ни одного корабля. Маркес объяснял это тем, что в Карибское море опять вернулся Бартоломью Робертс со своими головорезами. Скорее всего, торговые корабли предпочли отсидеться в портах под прикрытием береговых пушек. Торговля замерла. Маркес понимал, что это чревато усилением военных кампаний, направленных для устранения пиратства, и в частности Эль Фуэго и Робертса. И если раньше пираты досаждали преимущественно испанцам, то сейчас проблемы появились у всех торгующих сторон.
   Тем временем проходящие дни были не интересны. Команда заметно скучала. Кураж, полученный от победы над британцами у берегов Кубы, уже успел потерять свою свежесть. Маркес говорил, что чем больше скучает пират, чем больше в трюме у него добычи, чем он удачливее, тем сложнее ним управлять. Сражения, - это то, что не дает пирату расслабиться, и то, что заставляет чувствовать необходимость подчинению командования. Из-за отсутствия сражений Маркес начинал нервничать. Остальные же пиратские офицеры от скуки понемногу сходили сума. И как назло, ни ветра, ни шторма, только легкий бриз, безмятежное море и тропический жаркий зной. Маркес видел сложившуюся ситуацию очень опасной. Пиратам хочется все бросить, пояснял он, взять часть своей добычи и на несколько месяцев загулять в какой-нибудь веселой таверне, где-то на Тортуге. А потом их уже не соберешь.
   Маркес потихоньку начинал советоваться с Джонсом, что предпринять, чтобы хоть как-то расшевелить своих товарищей по команде. К счастью, простой случай сам решил за них эту сложность. С севера на горизонте появилось судно и Эль Фуэго, словно изголодавшийся хищник, сразу бросился в преследование.
   Немного приблизившись, стало ясно, что мы встретились не с одним гостем, а сразу с двумя. Встречные корабли шли рядом один за другим, со спущенным флагом, и, похоже, не собирались уклоняться от встречи. Мы подняли черный флаг. Внезапно наши новые друзья приняли решение отказаться от боя. Они изменили курс, и начали двигаться в обратном северном направлении, при этом также подняли знамена с улыбающимся Веселым Роджером. Значит, мы имели дело с себе подобными, - с пиратами. Гости двигались на двух неплохих суднах английской постройки. Это были фрегат с тридцатью пушками и восемнадцати пушечная бригантина.
   Несмотря на то, что вступать в бой с двумя судами было делом рискованным, Эль Фуэго, все же, не спешил оставить наших новых друзей в покое. Джонс приказал следовать за пиратскими кораблями, держась от них на расстоянии мили. Наконец, после многочасового преследования Маркес, посоветовавшись с Джонсом и другими старшинами, приказал взять курс Вест и пиратские корабли скрылись из горизонта.
   Позже, прислуживая в капитанской каюте за обедом, я смог услышать интересный разговор, который произошел между нашими офицерами. За столом сидели Маркес, капитан Джонс и еще три пиратских старшин. Капитан Джонс спросил:
   - Почему ты не захотел сближаться с теми ребятами, Эспектро? Побоялся атаковать два корабля сразу? Судя по их флагу, это были корабли Барта Робертса. Они обычно нападают на все встречные судна, которые отказываются сдаться. Но, нас, похоже, они испугались. Понимаю, сейчас, когда мы отхватили неплохой куш у Гаваны, ты больше не хочешь рисковать. А вот я бы хотел встретиться с Робертсом. У меня с ним старые, личные счеты.
   - Да, ты прав Джонс. Перед тем как одним бригом атаковать два судна с пиратскими знаменами Робертса нужно дважды подумать. Но, это не значит, что они просто так уйдут от нас. Сейчас нам нужен бой. Наши ребята очень заскучали без дела. Чего еще, они начнут бунтовать от безделья. Я уверен, что знаю, куда направляются повстречавшиеся нам собратья по ремеслу. Держу пари, не пройдет и двух дней, как они окажутся в наших руках.
   - Ты опять что-то придумал, парень, вроде, твоих Гаванских штучек? - шутя, интересовался Джонс, - может, на этот раз мы возьмем самого Робертса? Хотел бы я посмотреть ему в глаза. Он бы мне за многое ответил.
   - На этот раз это у нас вряд ли получиться, Джонс. Робертса, скорее всего, нет на повстречавшихся нам кораблях. Иначе Робертс завидев Эль Фуэго, обязательно атаковал бы. Уж это я вам говорю точно, как-никак я его бывший помощник. Скорее всего, эти суда, по непонятным мне причинам, откололись от основной эскадры Робертса. Судя по их курсу, они направляются в логово у Скалистого острова. Если ветер не измениться, они доберутся туда уже завтра к утру. Если все пойдет хорошо, мы захватим этих ребят, и заодно спросим, как себя чувствует наш старый знакомый Барт.
   Джонсу, похоже, слова Маркеса пришлись по душе:
   - Что ж, Эспектро, я не знаю, как ты собираешься взять их логово. Раз мы туда идем, значит, ты уже подумал над планом, на то тебе и голова. Мне не интересно, как мы будем сражаться с пиратами Робертса, но, я поддержу тебя во всем, что может как-то насолить Барту, - зло говорил капитан Джонс, - если наше нападение принесет Барту Робертсу головную боль, значит, мне оно принесет удовольствие.
   В утренних сумерках мы приблизились к группе рифовых островков, кучно сгруппированных на расстоянии в несколько миль. Даже для опытного навигатора в этих местах вести корабль было рискованно. Мели и подводные скалы могли скрываться везде. Эль Фуэго, подплыв метров на двести к островкам, бросил якорь. Дальше отправился только Маркес, взяв с собой лодку и несколько гребцов.
   На южной части мелкого архипелага находился довольно крупный скалистый остров. Он был около восьмисот метров в диаметре. Форма острова напоминала узкую длинную подкову. С внешней стороны подкову окружали мелкие островки и рифы архипелага. Берега острова здесь круто поднимались вверх на десятки метров в высоту, что делало их почти не проходимыми для человека. Зато в центре подковы находилась глубоководная лагуна с пологим берегом. Скалы снижались вниз к центру острова, обрастая и переходя в густой лес, который в свою очередь сменялся на длинную полосу песчаного пляжа. Пляж был, как бы окружен с двух сторон, высокими скалистыми мысами острова, которые скрывали лагуну с обеих сторон как рога дикого буйвола. Длинная голубая лагуна, которая находилась в северной части острова была довольно глубока для захода в нее кораблей, кроме того с северной стороны острова дно уходило вниз, и лоцманы, зная особенности местного фарватера, могли в случаи необходимости завести в лагуну корабли. Лагуна Скалистого острова могла служить прекрасным убежищем для пиратов. Вход в лагуну был надежно прикрыт с трех стороны высокими скалистыми берегами. Пираты, отдыхая или ремонтируя свои суда, могли смело отсиживаться в лагуне, не боясь внезапного нападения неприятеля. А если неприятель, все-таки, отважился бы войти в лагуну, чтобы потревожить покой морских разбойников, он бы сильно пожалел о таком поступке. С запада и с востока на скалистых мысах были размещены замаскированные дерном и другими подручными средствами пушки. По восемь пушек на каждом из мысов, что своего рода образовывало надежные береговые форты. Пушки фортов были нацелены, как раз на вход в лагуну. Поскольку проход был неширок, не больше ста, ста тридцати метров, а пушки были размещены на возвышенности, отсюда они могли вести прицельный огонь по противнику, надежно защищая обителей острова.
   Когда Маркес еще служил у Робертса, им удалось несколько раз заманить в ловушку преследовавших их фрегатов-охотников. Трюк был в том, чтобы убегать от более сильного противника, заставляя его идти в преследование. Но, как только уверенный в своем успехе противник пересекал вход в лагуну, на него тут же обрушивался шквал картечи с замаскированных фортов, размещенных по обеим сторонам лагуны. Позже, пираты разворачивались свое судно и атаковали противника, которому в лагуне было сложно развернуться.
   Кроме военных целей, в лагуне Скалистого острова можно было просто пересидеть шторм или отдохнуть. Здесь пираты находили такие редкие в этой части моря, источники пресной воды и хотя скудную, но растительность. При острой необходимости, здесь можно было разжиться и едой. Форма острова служила маскировкой, убежищем, зажитой. Одним словом, идеальное место для логова морских рецидивистов.
   Маркеса высадили у подножья южного берега острова. Здесь перед ним возвышались только высокие скалы, казавшиеся на первый взгляд непреступными для человека. Молодой пират, сняв с себя лишнюю одежду, обмотавшись веревками, начал карабкаться вверх по отвесным утесам. Он поднимался по опасной круче с ловкостью белки. Подъем с этой стороны острова выглядел настолько непреступным, что пираты даже не удосужились выставить там дозор. Мой друг уверенно, метр за метром, преодолевал природный барьер, пока, наконец, не поднялся к вершине и не скрылся за скалами. По ту сторону скалистой стены, чуть дальше в глубине острова находилось пиратское логово. Пока мы не знали точно, но ожидали, что именно на берегу лагуны будут отсиживаться пираты, которых мы вчера встретили. Позже Маркес рассказал мне, что идея использовать Скалистый остров, как лагерь для пиратов, принадлежала именно ему, когда он еще служил у Робертса. Именно поэтому Маркес и отправился в разведку первым, ведь он хорошо знал сложный ландшафт острова.
   На Эль Фуэго ждали сигнал, который должен подать Маркес. Если его догадка подтвердится, то сегодня мы будем должны атаковать пиратов, укрывшихся в лагуне. Первый помощник не заставил себя долго ждать. Не дольше чем через час солнечный зайчик, пущенный им с помощью зеркала со скал, говорил нам, что надо действовать. По заранее намеченному плану пираты разделились на две группы. Первый отряд причалил к южному берегу острова, в том месте, где ранее высадился Маркес. Там, с помощью спущенной Маркесом веревки, пираты, стараясь не производить лишнего шума, карабкались вверх по скале. В этот отряд были отобраны самые ловкие из пиратов. Подъем по отвесной скале даже с помощь веревки был не простым занятием. Остальная часть команды оставалась на борту. В условленное время Эль Фуэго должен подойти к острову с противоположенной стороны, чтобы закрыть пиратам выход из лагуны.
   Группа, которая перебралась через скалы, была весьма многочисленна. Она составляла четвертую часть всей команды. Самое тяжелое задание во всем мероприятии состояло в бесшумном захвате фортов, которые по обе стороны надежно защищали вход в лагуну. Люди в фортах не должны поднять тревогу. То есть, действовать следовало без выстрелов, без шума. В этом деле участие принимали самые проверенные и подготовленные из пиратов, настоящие головорезы. Эти ребята были способны в один миг убить человека голыми руками. Тут тоже все прошло гладко. Десять наших головорезов, крадучись, направились к своей цели, а через полчаса вернулись, запачканные кровью и доложили, что форты взяты. Теперь следовало готовиться к атаке.
   Спустя полчаса, точно по плану, у входа в лагуну показался Эль Фуэго. Завидев чужой корабль, люди Робертса подняли тревогу. Они со спехом начали грузиться в шлюпки и грести к своим судам, стоявшим на якоре в лагуне. Но, как только, пиратские шлюпки отплыли от берега более чем на пятьдесят метров, как гром среди ясного неба, по ним ударили их же фортовые пушки. Эти несчастные совсем опешили, не понимая, что твориться. Понимать было некогда. Те, кто остался жив, пытался добраться до берега, где их встречали наши люди, выходившие из лесной полосы. Другие же, вплавь, пытались добраться до кораблей, но из-за шквального огня, мало кому это удавалось. Те из пиратов, что находились на кораблях, поняли, что угодили в ловушку и попытались вырваться из лагуны. Они подняли паруса и устремились в открытое море. Их встретил огонь Эль Фуэго. Пока корабли неприятеля набрали скорость и смогли протиснуться через узкий выход в открытое море, они уже были необороноспособные. Пушки фортов и нашего брига сильно повредили оба пиратских судна. У них почти не оставалось людей, способных драться. Команда с Эль Фуэго легко по очереди взяла на абордаж оба судна Робертса. А в это время наш отряд на суше уже заканчивал связывать тех немногих, оставшихся в живых защитников острова.
   После боя мы покинули остров довольно быстро. Обшарив трюмы кораблей и, найдя солидную добычу ценной пушнины, золота и других драгоценностей, мы поспешили покинуть лагуну. Над пленными не издевались. Их гуманно оставили на острове, пожаловав им в качестве компенсации за причиненные неудобства, один из их кораблей. Невиданная щедрость с нашей стороны, ведь все-таки, пленные были нашими собратьями по ремеслу, следовало отнестись к их неудаче с пониманием.
   В целом, у захваченных нами пиратов получилась скверная ситуация. Они, как нам сообщили некоторые из пленных, действительно ранее находились под предводительством Барта Робертса, который сейчас возвращался от берегов Северной Америки. Но, месяцем ранее, один из пиратских капитанов Уолтер Кеннеди, обманув Робертса, откололся от многочисленной эскадры последнего, прихватив с собой крупную часть добычи. Чем, наверное, вызвал досаду и проклятия у своего господина, который из-за своей жадности задерживался в Северной Америке. Корабли Кеннеди решили зайти на остров, только чтобы поделить добычу и принять решения, куда направиться дальше. Но, в самый разгар пиратского совета, на горизонте появился Эль Фуэго, который загородил собой выход из лагуны. Вот так, его величество случай сыграл плохую шутку с джентльменами удачи.
  

Глава XXIV

БАЛ

  
   История Варгаса:
  
   Ночь в Маракайбо сверкала мириадами звезд. Начинался большой бал. Пышное торжество... Через центральные ворота двора де Маньяра проходила элита испанского общества Нового Света. Когорты слуг, музыканты, фонтаны, экзотические животные украшали освещенную как днем, дорожку, ведущую от центральных ворот к дверям роскошного дома-дворца блистательного герцога де Маньяра.
   Гости горделиво и медленно проходили по мраморной дорожке, устеленной коврами и лепестками цветов. Пройдя через широкие, настежь открытые двери, гости попадали в мир света и красок. На балу было красиво, очаровательно, ярко, здесь царила музыка и роскошь. Дамы грациозно парили в ритмичном танце. Гордые, пафосные кавалеры величаво расхаживали по убранным залам. В боковых комнатах, а также в углах бального зала стояли широкие столы, сервированные редкими дорогими яствами и напитками. Вино текло рекой. Слуги радовали своей ловкостью и расторопностью. Они никому не мешали, никому не резали глаз своими недовольными лицами. Наоборот, слуги появлялись в нужных местах в подходящий момент, стараясь удовлетворить каждый каприз гостей. Все вокруг, и люди, и декорации выглядели свежо и изящно. Движенье и сама атмосфера происходящего радовала сознание. Все нравилось мимолетному гостю на этом балу, и цвет и запах, и звук. Участники действия выглядели безумно счастливыми, что предавало празднику еще большего очарования.
   Герцог Жоан Силва де Маньяра со спокойным властным выражением лица наслаждался праздной картиной. Он стоял немного обособленно, лишь изредка удостаивая снисходительным взглядом самых почтенных из своих гостей. Хотя герцог, согласно этикету, как хозяин дома должен принимать гостей, сегодня эта роль была полностью возложена на его очаровательную супругу. Подобная рутина, как прием гостей, у которых средств и влияния было во много раз меньше, для герцога было пустым напряжением усилий. По этой причине, без особых стеснений, обязанность выполнять любезности по приему гостей, были переложены на Марию де Маньяра и других приближенных герцога. Гости осознавали ту важную и ответственную роль, которую играл в этом мире герцог, поэтому они ничуть не обижались на хозяина за неучтивость. Подумать только, ведь герцог был самым влиятельным человеком Нового Света, надеждой испанской короны, самым могущественным и самым богатым человеком всей Новой Испании. При всей своей важности, на празднике герцог вел себя скромно. Он, немного скучающий, заложив правую руку на эфес красивой шпаги, одиноко стоял у стены, смиряя бал бесцельно блуждающим взглядом. Конечно, герцог немного скучал. Это было заметно. Все те картины, которые герцогу рисовало действо праздника, были для него далеко не новы.
   Единственное, что возбуждало взгляд герцога, была чудесная Изабелла Альварес. Обжигающе черноглазая, фантастически красивая брюнетка в строгом темном наряде. Изабелла была поистине достойным украшением праздника. Своей красотой она затмевала все вокруг. Пожалуй, она была бы более чем достойна даже королевского бала, но, в этой части света, самым богатым был именно герцог де Маньяра, и именно его любовницей должна стать молодая вдова.
   Страсть герцога к очаровательной вдове не была взаимной, что доставляло ему немалого расстройства. Однако, герцог не терял надежды, а лишь усиливал свой натиск на синьору Альварес. Это было не просто, хотя герцог был высоким мужчиной с грозным взглядом и орлиным носом, но на вид уже чуть староватым и сухим. Манеры и осанка у герцога, хотя еще и оставались довольно естественными, но в каждом его движении уже не было живой молодости и силы. Несмотря на то, что большое лицо, высокий и широкий лоб добавляли фигуре герцога решительности, этой фигуре недоставало энергии. Энергии, которая могла бы если не покорить, то хотя бы посоревноваться с такой безумно дикой красотой как Изабелла. Но, деньги, могущество, и главное, жестокость герцога значили многое, а Изабелла была всего лишь бедной вдовой. Ей одной было сложно противостоять и защитить себя от напора сатрапа.
   Красавица гордо стояла в одиночестве. Никто из молодых мужчин не смел подойти к ней, чувствуя ее совершенность, но более опасность приближения к Изабелле. О страсти герцога знали, его боялись. Единственно, старые графы и губернаторы ближайших городков вежливо, уже без малейшей надежды, подходили к девушке, чтобы рассказать ей какую-то шутку или отвесить мудрый отеческий комплимент, за который герцог не мог обижаться.
   Наконец, нашелся один молодой храбрец, который посмел приблизиться к красивой Изабелле. Он только что появился на балу, здесь его никто не знал. Несмотря на праздник, незнакомец был одет во все черное. Своим появлением в зале, он сразу же, привлек внимание толпы. В шумной и веселой массе он резко выделялся. Причем выделялся не тем, что его наряд был мрачным, место бальных туфель на его ногах были легкие кожаные сапоги, а его лента на груди, ремень, наряд, - были убраны бриллиантами и узорами самой дорогой, самой редкой работы. Незнакомец выделился своими немного необычными движениями. Его походка была уверенна, дерзка и вместе с тем изящна. С его лица не сходила белоснежная играющая улыбка, которая придавала фигуре наглую уверенность и, конечно же, полную загадочность. Пока никто из наблюдавших за незнакомцем, не могли разглядеть и понять, кто и что это за человек.
   Незнакомец подошел к очаровательной Изабелле, склонив голову в галантном поклоне, он пригласил синьору на танец. Увидев незнакомца, прекрасная Изабелла побледнела, как будто она увидела призрака. Она настолько испугалась, что чуть не упала в обморок. Молодой человек изящно подхватил девушку и, поддерживая ее, закружился с ней в танце. Между ними завязался еле слышный разговор. Изабелла начала улыбаться. И вот тогда танцующей парой заинтересовалась почти вся публика. Это было занимательно. Танец начинал быть более страстным. Все ярче, все искреннее улыбалась красивая Изабелла, при этом, не отводя глаз с незнакомца. Это было странно, неслыханно. Кто бы мог подумать, что найдется смельчак, который посмеет тронуть тайную страсть самого де Маньяры, да еще на глазах у всего света в доме герцога. Хозяину была нанесена обида. Танец Изабеллы видел весь бал, и, конечно, его видел герцог. Незнакомец поверг его в безумную ярость. Наглец посмел посягнуть на самое ценное имущество герцога, чем вызвал в последнем гнев и ревность. Герцог осатанел. Кивком он подозвал одного из своих офицеров и тихо шепнул ему несколько слов. Тот сразу же отошел в сторону и растворился в толпе. Это означало, что незнакомцу только что заочно подписан смертный приговор.
   Наконец танец закончился. Не успела пара, привлекшая всеобщие внимание, перевести дух и пройти несколько шагов, как один из королевских офицеров преградил дорогу незнакомцу. Офицер дождался, когда незнакомец отдаст даме поклон, поблагодарив за танец, а потом, сразу же грубым жестом, толкнул последнего в плечо. Музыка прервалась. В зале на миг застыла тишина. Офицер безо всяких объяснений, при всем обществе, швырнул свои перчатки незнакомцу в лицо. Но, тот, по-видимому, ожидал подобного. Даже при таком бестактном жесте и тень смущения не коснулась его лица. Он не спеша достал из кармана шелковый платок и швырнул его в лицо офицеру. Без лишних разговоров, офицер вежливым жестом попросил незнакомца в черном, проследовать в сад. Таким образов в сегодняшнюю праздничную программу включен незапланированный номер, - смертельная дуэль, за которой обязательно должна последовать смерть.
   Публика расступилась, дуэлянты последовали из зала. За ними устремилось все остальное общество, желающее понаблюдать за развязкой. Незнакомец с опущенной головой шел первым. В его виде и походке читалась некая обреченность, но, он по-прежнему сохранял спокойное лицо. У многих девушек в том и числе и у прекрасной Изабеллы на глазах выступили слезы, ведь вполне возможно, что этот смелый парень улыбается в последний раз. Было жаль его молодость. Молодого человека никто не знал, зато большинству из присутствующих хорошо была известна репутация его оппонента. По общему мнению, у незнакомца не было шансов против офицера, громоздкого верзилы с лицом мясника, который, молча, шел за своей жертвой.
   Позвольте немного слов о мяснике, или вернее, офицере доне Альфонсо де Сизарре. Дон де Сизарре находился в чине капитана испанской пехоты. Обычно, за глаза, солдаты звали капитана просто, Сизарре. Возможно, это было связано с тем, что Сизарре не блистал своей родовитостью и манерами. Эго судьбу свершили свирепость и военное мастерство. Сизарре был прирожденным убийцей. Становиться на его пути было смертельно опасно. Еще никому не удавалось уйти живым после дуэли с Сизарре.
   Капитан имел мощного телосложение, огромные руки, широкие плечи, был жилист, смугляв, высокого роста. На громоздком теле сидела голова с длинным подбородком, широкой выпяченной вперед губой и карими глубокими глазами. Сегодня капитан был одет в праздный военный мундир. За свою жизнь Сизарре ни разу не танцевал, и вообще, никогда ничем не занимался кроме войны, о чем свидетельствовало покрытое шрамами лицо.
   Герцогу было удобно иметь столь опасного убийцу у себя на службе. Сизарре был верен своему хозяину. Герцог повысил Сизарре в звании, обеспечил деньгами, дал статус в обществе и, конечно, возможность заниматься тем делом, которое было по душе капитану. Одного слова герцога было более чем достаточно, чтобы Сизарре убил человека, который мешал его хозяину.
   Между тем, дуэль приближалась. Хотя, само мероприятие в саду было больше похоже на казнь, где Сизарре играл роль палача, а незнакомец - роль жертвы. Сизарре шел подобно грифу с выпяченной шеей, прикусив нижнюю губу, гордо выставив подбородок вверх, держа руку на эфесе своей сабли. На его безобразном лице застыла дикая ухмылка, которая еще больше ужесточала бесстрастные нечеловеческие глаза. Казалось, этому кровавому мяснику нравится его работа. Еще бы, когда еще у него появится возможность показать свое мастерство перед широкой публикой.
   Наконец, дуэлянты и группа людей, которые их сопровождали прибыли на нужное место в отдаленной части сада. Зрители сразу обступили соперников широким кругом. Несколько офицеров вызвалось поддерживать порядок. Они отодвинули толпу шире. Поскольку незнакомец был без оружия, я подал ему свою шпагу. Уверен я был единственным человеком, который был уверен в его победе. В отличие от окружающих, я хорошо знал незнакомца, но об этом позже. А пока, один выпивший офицер, даже, сочувственно предложил незнакомцу свою флягу с коньяком. Предлагая напиток, он произнес:
   - Прощайте, синьор, мне искренне жаль вашу молодость. Земля вам пухом!
   И после этого перекрестил дуэлянта, как будто в шутку, благословляя его в последний путь. С грустным обреченным видом, незнакомец ответил пьяному офицеру:
   - Спасибо за коньяк, синьор, но я не так молод, как кажусь на первый взгляд.
   Начиналась дуэль. Толпа застыла в напряжении, следя за происходящим. Меня единогласно избрали судьей мероприятия. Я вышел в центр жестом подозвал к себе дуэлянтов, громко и пафосно во всеуслышание публики, начал объявлять правила предстоящей дуэли. Пока я говорил, соперники были обращены лицом друг другу, но, не один из них не смотрел на своего оппонента. Сизарре не смотрел из-за гордости, из-за уверенности в своей победе. Его воображение уже предвкушало награду от герцога за предстоящую работу. С другой стороны, могло показаться, что незнакомец в темном, не смотрел на своего соперника из-за страха и волнения. Он опустил голову вниз, и казалось, весь дрожал. Было слышно его тяжелое дыхание. Его опущенная голова, его отчаяние говорили сами за себя. Все ждали, что дуэль будет больше похожа на простое убийство.
   В какой-то момент, когда главный секундант, то есть я, спросил у дуэлянтов их имена, и Сизарре угрюмо объявил свое звание и полное имя. В этот момент у незнакомца из рук выпала шпага, по-видимому, от волнения. Молодой человек неуклюже наклонился, что бы ее подобрать. Внезапно, в долю мгновенья, резкий прыжок, удар и острие его шпаги вонзается Сизарре в горло. В то же мгновенье, незнакомец уже бежит со всех ног, отталкивая на своей дороге ничего не понимающих людей из толпы. В две секунды дуэлянт добирался до дворовой стены. Ловким движением, ухватившись за край стены, он перелетел через ограждение. За незнакомцем, так нагло нарушившим правила дуэли, моментально погнались все желающие. Но, когда преследователям удалось перелезть через дворовую стену, незнакомцу уже удалось раствориться в темноте. В результате, погоня не дала никаких результатов.
   Тем временем капитан де Сизарре все продолжал стоять с пробитым горлом, заливая все кругом своей кровью, пока не свалился мертвым, к полному ужасу наблюдавших, не знающих как эму помочь. Незнакомец исчез из жизни бала де Маньяры, также внезапно, как и появиться, оставив после себя только недоумения и испорченное настроение зрителей дуэли.
   Самолично герцог на дуэли не присутствовал, но когда ему доложили о случившемся, он был разъярен. Герцог сразу же удалился из залы бала, направившись тяжелой прихрамывающей походкой в свой кабинет. За ним направились его самые близкие помощники и несколько верных герцогу капитанов. Но, сегодня в компании приближенных уже не хватало, еще одного ее члена, покойного капитана де Сизарре. Зато в этой компании имел честь состоять я, ваш покорный слуга граф Варгас.
   Бешенство герцога не знало границ, он требовал обыскать порт, город, все, чтобы найти негодяя. Кроме того, герцог, во что бы то ни стало, требовал узнать кто этот незнакомец. Помощники спешно ринулись исполнять приказ, но я поспешил всех разуверить. Я мог себе позволить подобную вольность. В этой комнате я был самым пожилым, самым седым участником. Кроме того, я единственный не боялся герцога, так как у меня не было ни семьи, ни дома. Все время, я, как правило, проводил в море и, за свою жизнь перевешал пиратов больше чем, кто бы то ни было. Я знал, что не приятен герцогу, но из-за существенной пользы, которую приносили мои морские походы, а также то, что предательство было не в моем характере, герцог держал меня при себе как можно ближе. Я выложил все открыто:
   - Позвольте, герцог. Я знаю человека, который сегодня приходил к вам в гости. Вы, уверяю вас, также с ним знакомы. И еще, можете быть уверенны, что даже если вы в поисках перероете в городе каждый кирпич, это не поможет эго обнаружить. Это ясно. Но, что я не могу понять, зачем, этот человек явился к вам на бал. Какая цель им руководила. Я не думаю, что он пожаловал только для того, чтобы послать несчастного Сизарре на тот свет.
   Я говорил задумчиво, как будто размышляя вслух, что еще больше бросало герцога в ярость:
   - Варгас, ты издеваешься надо мной?! - не выдержав, нервно вскрикнул герцог. - Кто этот человек, если знаешь, то заклинаю тебя, говори! - вид герцога был грозен, но меня это ничуть не беспокоило. Я продолжил:
   - Простите мою рассеянность, герцог, в оправданье мне служит лишь моя старость. Конечно, я расскажу все, что знаю. Первый раз я встретил этого человека, когда он был мальчиком, мы вместе сражались на Французской войне, тогда ему было тринадцать лет, и я многому его научил. Потом мы еще не раз встречались, но уже по разные стороны бортов.
   Вы же, мой герцог, встречали этого человека в Монастыре Сан Лито. Это тот самый мальчик, который ударом ножа сделал вас хромым. Сейчас, по слухам, этот молодой человек является членом очень успешной пиратской команды. Я говорю именно о тех пиратах, которые не так давно напали на эскадру майора Добса у Кубы. Этот человек известен под прозвищем Эспектро. Обычно именно он выходит на "прогулку с дьяволом", на пиратском жаргоне это означает осуществлять разведку. Многие годы, я охочусь за ним, и сегодня, если бы не дуэль с Сизарре, он был бы в моих руках. Сейчас же ловить его уже бессмысленно, Эспектро уже за много миль отсюда.
   Герцог от гнева закусил губу до крови. Он чувствовал бешенство, и громко бубнил что-то невнятное, отдавал приказания и тут же отменял их. Он словно потерял равновесие и был как в бреду. Но, на сегодня для герцога судьба припасла еще более неприятные сюрпризы. В кабинет вошел слуга и что-то прошептал герцогу на ухо. Слова слуги повергли де Маньяру уже не гнев, но в шок, он молчал несколько минут. Никто не осмеливался спросить герцога причину его расстройства. Наконец, герцог отдал распоряжение утроить во дворце охрану и попросил всех удалиться. Все вышли, и могущественный герцог де Маньяра остался один со своими страхами и неудачами. Он был раздавлен. В его дом ворвался пират, который убил его самого верного помощника. Но, кроме этого, исчезла Изабелла Альварес. В момент, когда все были поглощены дуэлью, она незаметно выскользнула из дворца и больше ее не видели. Никто из приставленных к девушке людей герцога не знали куда она скрылась. Скорее всего, появление пирата на балу и исчезновение Изабеллы, дело рук одного и того же человека. Человека, который когда-то сделал герцога хромым. Это было похоже на рок, от которого нельзя избавиться. И герцог, опечаленный и надломленный, понурился в кресле, обреченно направив глаза в потолок.
  

Глава XXV

У ЗЕЛЕНОГО ОСТРОВА

  
   Из заметок доктора Пераля:
  
   12 июня 1721 года я завтракал в каюте моего друга. Надо сказать, завтрак получился отменный. Маркес присоединился к Эль Фуэго только вчера ночью, и сейчас мы отлично проводили время за бутылкой вина, свежим хлебом, бужениной и отменной говяжьей колбасой. Я провел уже около года на этом проклятом судне, не посещая ни один цивилизованный порт. Приходилось медленно сходить с ума, без женщин, вина и такого привычного для меня комфорта. По этим простым причинам завтрак, который Маркес захватил в одном из трактиров Маракайбо, сейчас просто лечил мне душу. Вино казалось божественным, а буженина была бесподобна.
   Мой товарищ также был в хорошем настроении. Пока я наслаждался трапезой, он рассказывал мне о своих приключениях в Маракайбо. Все это было интересно и, вкушая пищу, слушая его, я дивился смелости Маркеса, а еще больше его безрассудности. Я склонен полагать, что мой друг рискует чересчур, когда ввязывается во все эти ненужные авантюры. Как человек, уже немного сведущий в жизни, я понимал, что однажды удача откажет Маркесу, и он погибнет. Это печалило меня. Но, все-таки, я был благодарен судьбе за вкусный завтрак в хорошей компании. Следует наслаждаться тем, что Бог посылает нам сегодня и меньше думать о завтра.
   А "завтра" могло случиться все, что угодно. Наше судно шло к Зеленому острову. Воды возле Зеленого острова, были плохим местом, и путь туда нечего хорошего не предвещал. Вчера в Маракайбо герцогиня де Маньяра сообщила Маркесу сведенья о маршруте золотого галеона. Корабля, который будет перевозить сокровища герцога де Маньяра в Старую Испанию. По всей вероятности, эти богатства были настолько огромны, что захватив их, Эль Фуэго мог сушить весла. Захват галеона мог стать самой успешной пиратской операцией со времен Моргана. В успех нашего предприятия лично я не верил, оставалось только наслаждаться завтраком.
   Однако наше пиршество было прервано криком сверху: "Суда по правому борту!". Поспешив наверх, в приближающихся к нам кораблях, мы узнали эскадру Робертса. На этот раз она состояла из трех суден, фрегата Роял Фортун, брига Рейнджер и шлюпа Литл Ровер. Наши люди засуетились. Капитан Джонс дал приказ сменить курс и прибавить парусов.
   Эспектро, казалось, был безучастным. К нему подошел Джонс. Между ними развязался небольшой спор. Джонс был склонен к побегу, что подтверждала его угрюмая речь:
   - Черт нам послал этого Робертса. У Зеленого острова нас ждет наше золото. Сейчас мы добавим парусов и оторвемся от нежелательных попутчиков.
   - Подожди Джонс! Может их нам послал не черт, а удача, - задумчиво навещал капитана первый помощник, они помогут нам захватить груз. Не надо от них сильно отрываться. Пусть пока преследуют нас. Давай поведем их в гости к испанцам!
   - А на кой черт вести их к испанцам? - угрюмо пробурчал Джонс.
   - Капитан, неужели ты думаешь, что испанцы настолько глупы, чтобы просто так отдать самые большие богатства на Карибах. Они будут защищаться как черти. Надо поиграть с ними. Давай прихватим ребят Робертса, пусть они тоже поиграют.
   Джонс ничего не сказал, но лишь пробурчал недовольно. Он кинул в воздух пару проклятий и в раздражении поплелся в противоположенный конец корабля. Маркес, немного выждав, пошел беседовать с рулевым. Он приказал лавировать, чтобы суда Робертса медленно настигали Эль Фуэго. Потом он отдал боцману приказ убавить парусов. И наконец, убедившись, что все идет по его слову, Маркес опять спустился со мной в каюту, продолжить наш прерванный завтрак.
   Я весело продолжил трапезу, однако корабли Робертса совсем повредили аппетит моему другу. Дожевывая кусок сыра, запитый отличным кастильским вином, я смело поинтересовался:
   - Чего же ты загрустил, мой друг? Неужели твой старый знакомый Робертс смог испортить тебе завтрак. Раньше, помниться, нервы у тебя были покрепче.
   Маркес лишь горько улыбнулся на такое замечание. Потом налил себе стакан вина, и вздохнул:
   - Видите ли, доктор, все не так просто. Меня смутили не сами пираты, а причина, по которой они здесь появились. Когда я плавал с Робертсом, он не любил эти воды. Мы сюда почти никогда не заплывали. А тут вдруг появляется Робертс, причем всей своей эскадрой, и заметьте, движется на юго-запад. Я думаю, он направляется туда, куда и мы, - к Зеленому острову. Похоже, Удачливому Барту известно, что испанцы перевозят ценный груз, и что маршрут транспортировки проходит близь Зеленого острова.
   - Ну, это логично, - подтвердил я, - почему ты решил, что за испанским золотом охотишься только ты. Робертсу тоже нужны деньги.
   - Нет, доктор, нет. Вы не понимаете. Я же вам уже рассказывал. Зеленый остров, - только ловушка, которую для нас приготовила ее светлость герцогиня де Маньяра. Я уверен, что движение эскадры Робертса к Зеленому острову, - также, дело именно ее рук.
   Мрачное настроение Маркеса передалось и мне, и как результат, у меня также пропал аппетит. Все это было непонятно. Такие слова как "ловушка", и выражение, "направляемся в ловушку", не смотря на весь мой стоицизм и меланхоличность, заставляли меня нервничать.
   - Друг мой, ну черт с ним, с Робертсом, пусть себе плывет к Зеленому острову, пусть там испанцы поджарят его как следует, - я наклонился к Маркесу ближе и спросил: - но, зачем мы идем в ловушку? Неужели только для того, чтобы у Зеленого острова пойти на дно. Если так, то высадите меня, пожалуйста, где-нибудь, а сами плывите к дьяволу. Зачем дьяволу простой доктор?! Обещаю каждый месяц заказывать в церкви панихиду по вашим грешным душам.
   - Не бойтесь, доктор. Если на то Божья воля, вы еще поживете, и место панихид в серых церквях, будете проводить вечера в объятьях молодых мулаток.
   Но, что по-настоящему беспокоит меня, доктор, то, что герцогиня предприняла еще какие-то шаги, о которых мы не подозреваем, так же, как я не мог подозревать и о Робертсе. Дело рисковое, Пераль.
   На такой сумбурной ноте мы и закончили завтрак. Я удалился на палубу, а Эль Фуэго все приближался к Зеленому острову, где, по словам Маркеса, нас ждала ловушка.
   Весь следующий день, а за ним ночь прошли без приключений. Только еще одни сутки в море и больше нечего. Робертс так и продолжал следовать за нами. Но, теперь пиратские корабли были уже намного ближе. Расстояние, которое нас разделяло, было не больше полумили, и продолжало сокращаться. Так продолжалось, пока на горизонте не показалась маленькая, еле заметная черная точка, - Зеленый остров.
   Зеленый остров был не чем иным, как рифами, которые виднелись на морской глади. На вид это был просто кусок скалы, который угрожающе резко выныривал среди волн. В диаметре этот кусок суши был не больше пятидесяти метров и высотой в центре около четырех метров. Приближаться к острову было опасно для большинства суден, поскольку дно здесь было обманчивое. Особенно опасно приближаться к острову во время отлива. Несмотря на название, ничего зеленого на острове не было. Почему остров получил название Зеленый, мне неизвестно, но думаю, в этом был свой юмор.
   Маркес сидел просто на палубе близь рулевого, и казалось, дремал. Но, а все остальные члены экипажа были взбудоражены предстоящей встречей с золотым галеоном, хотя никто точно не знал с чем именно продеться встретиться. Но, было ясно, что битва будет жестокой. Первый помощник охотно делился информацией и на собраниях офицеров и просто в разговорах с рядовыми пиратами, но он никогда не рассказывал всего, что знал. Каким будет бой, мог предугадать только он. Маркес всегда объяснял, что если пираты будут знать все, что ему известно, он станет им не нужен. По этой и другим причинам пиратское общество сильно недолюбливало Эспектро, даже не смотря на то, что он был залогом удачи каждой морской кампании.
   Мы приближались к острову с северо-запада, далеко огибая островные рифы с юга. Если я правильно понимал ситуацию, в этих водах и надо было ожидать испанцев, которые по расчетам Маркеса могли появиться в любой момент.
   Так проходили часы, а мы все кружили в водах вокруг островных рифов. Испанский золотой галеон запаздывал. Было немного странно, но Робертс не спешил нападать на нас. Его судна рассредоточились, и начали маневрировать на расстоянии полумили друг от друга, совершенно забыв о погони за нами.
   Опытные пираты сразу пояснили: "Робертс ждет испанцев. Не хочет терять силы и ввязываться с нами в преждевременную переделку. В этот раз, сокровища де Маньяры ему намного важнее, чем Эль Фуэго".
   Еще через несколько часов нашего блуждания у Зеленого острова, на севере показались маленькие точки приближающихся кораблей. Пока еще нельзя было разобрать, что это за суда, и какой точно у них курс, но, то, что они появились с северной стороны, уже вызвало беспокойство, так как испанцев ждали с запада. Еще через полчаса на нашем корабле начал слышаться недобрый шепот: "британцы, британцы". Капитан Джонс, с видом, как будто он только что проглотил дюжину лягушек, передал подзорную трубу первому помощнику. Тот несколько минут наблюдал через тубу за нежданными гостями, появление которых не стало для него сюрпризом. Маркес медленно зашагал к противоположенному борту, где уединившись, погрузился в глубокое раздумье.
   А тем временем на Эль Фуэго нарастало беспокойство. Наша команда в основном своей числе была напугана. Хотя криков пока не было и все оставались на своих местах, в воздухе уже распространялся запах животного страха. Пиратов можно было понять, они имели все основания, чтобы бояться. С севера, держа курс на Зеленый остров, двигалось пять британских кораблей. Три фрегата и две бригантины. Столь мощную эскадру в одном месте, не одному из наших пиратов еще не доводилось встречать. Складывалось твердое убеждение, что испанское золото достанется не Эль Фуэго, и даже не Робертсу, а британцам. Пираты засуетились, раздался скрежет зубов. Пиратские старшины стояли мрачно и сурово, никто из них не шевельнулся, и не выдавал своим видом сомнение. Все притихло. Наш корабль продолжал курсировать вокруг рифов, а британцы неуклонно приближались, как приближается смерть.
   Наконец Маркес попросил у Джонса передать ему командование судном. Тот лишь раздраженно сплюнул, махнул рукой и отошел в сторону капитанского мостика. Послышались команды Маркеса "Оверштаг вправо!", "Курс Вест!", "Добавить парусов!". На этот раз приказы никому не добавили оптимизма, а наоборот, лишь усилили всеобщее дрожание. Но команда была отдана, боцман громко повторял приказы, пираты нехотя зашевелились, и мы пошли на встречу с британцами. Это было все равно как плыть в огонь. Никаких шансов, только смерть. Но, несмотря на сильное волнение и понимание безысходности, никто не покидал своей позиции, никто не кричал, не метался в панике. Каждый тихо, про себя шептал молитвы, если знал их, но чаще бубнил проклятия и ругань. Было страшно. Маркеса спасало только то, что события развивались слишком стремительно, на судне просто не успевали поднять бунт.
   Мы подходили ближе. Вот британские корабли начали выстраиваться в линию для залпа. Конец близился. Когда к вражеским суднам оставалось триста метров, Эль Фуэго сделал разворот, на ходу сделал залп по британцам и взял обратный курс. Сильно маневрируя, на всех парусах, мы начали удаляться от британской эскадры, которая посылала ядра нам вдогонку. Но, для британских канониров, оказалось сложным попасть по быстродвижущейся цели с такого расстояния. Хотя наша корма немного помялась, такелаж остался невредим. Пока британцы опять развернулись для преследования, мы на всех парусах мчались в ту сторону, где кружили корабли Робертса.
   Маневры возле Зеленого острова продолжались еще более четырех часов. Это была странная игра. Зеленый остров, словно магнит, притягивавший и пиратов, и англичан. Пока испанцы не прибыли, никто не хотел покидать это место. Британская эскадра двигалась одной цепью. Робертс, также старался держаться в стороне. Никто не точно не знал силы испанцев, которые должны будут появиться, никто не хотел ввязываться в бессмысленную перепалку, когда на кону стоял столь огромный куш. Лишь Эль Фуэго двигался от одной группы кораблей к другой, также уклоняясь от вступления в бой. Мы были как собака, которая кидается на прохожего, и тут же отпрыгивает, когда тот разворачивается, чтобы дать отпор.
   Кто знает, сколько бы еще продолжалась эта игра, если бы в конечном итоге с запада, как и ожидалось, не появились испанские галеоны. Всего галеонов было три. Они гордо шли вперед и, казалось, были столь надменны, что даже не замечали, столпотворение вражеских кораблей, ожидающие их прямо по курсу. Игра стала еще интересней. Британцы развернулись в ряд и двинулись по прямому пути навстречу испанцам. Те, со своей стороны построились в линию, ожидая приближения неприятеля. Эль Фуэго шел сзади британцев, держась их правого фланга, а три корабля Робертса шли с левого фланга британской эскадры. Такого на Карибах еще не было.
  
   Из рассказа Маркеса де Сидерата:
  
   Приближающиеся испанские галеоны позволили мне вздохнуть с облегчением. Я ждал их целое утро. Теперь, наконец, британцам и Робертсу будет, чем заняться. Когда ты маневрируешь под огнем фрегатов, сложно сохранять лицо бесстрастным, а голос хладнокровным. Конечно, я сделал все, чтобы наш корабль не получил серьезных повреждений. Риск был небольшой, мы кружили на довольно большом расстоянии от противников, ветер был довольно сильным, и нашим оппонентам было сложно поспевать за нами. Редкое ядро касалось нашего борта. Но, в таких смертельных танцах, каждое пойманное ядро может оказаться решающим. С каждым выстрелом, команда нервничает все больше, а шансы остаться невредимым падают.
   Испанцы стали для меня настоящим подарком судьбы. Спрятавшись за линией британцев, направлявшихся к галеонам, мы могли чувствовать себя в безопасности. Оставалось лишь быть хладнокровным и наблюдать за ходом событий.
   Галеоны пошли на разворот. Похоже, взвесив свои шансы на победу, испанцы решили испробовать шанс уклонить от боя. Они взяли курс Вест, и медленно пошли против ветра. Широкие громоздкие корпуса испанских галеонов хорошо подходили для длинных океанических плаваний, но маневрировать против ветра для них было не просто. Более легкие британские фрегаты, хотя и не обладали высокой маневренностью, легко настигали испанцев. За полчаса преследования они сократили расстояние на треть. Это означало, что не долее чем через час, начнется схватка. В свою очередь я готовился обойти британцев слева по широкому радиусу. Робертс, в свою очередь, применил выжидательную тактику.
   Минуты складывались в часы, время текло. Команда была возбуждена. Ветер не менялся. Самым тяжелым было сохранить боевой настрой моих пиратов. Я не хотел, чтобы они задумывались о том, что им продеться делать во все этой гуще кораблей. В отличие от наших противников, Эль Фуэго действовал в одиночку. Наши шансы на победу были ничтожны. Никто на судне не понимал, как мы собираемся выхватить сокровища у всех этих жадных волков.
   Испанцы, убедившись, что сбежать не удастся, развернули галеоны и построились для обороны. Британцы решили взять испанцев на абордаж, они быстро пошли на сближение, игнорируя встречный огонь испанцев. Похоже, британцы были хорошо осведомлены о грузе, который перевозили галеоны, раз избрали абордажную тактику. В пушечной перестрелке один из галеонов мог случайно пойти на дно, и утащить с собой сокровища. Что ж, британцы могли позволить себе идти на абордаж, и для этого у них было значительное преимущество.
   Корабли соприкоснулись бортами, и началась рукопашная. Робертс также вступил в абордажный бой с галеоном и британцами, находящимися на правом фланге. Похоже, Барт решил, во что бы то ни стало постараться взять хотя бы одно судно со всем его грузом. Что ж, это было смелое решение, достойное Робертса.
   Теперь оставался вопрос, что будет делать Эль Фуэго. Мы быстро приблизились к зоне боя, обошли линию сражавшихся с левого фланга и вышли в тыл испанцам. Потом наше судно, приблизившись к галеонам, пошло вдоль корпусов кораблей, не вступая в бой, и не открывая огонь. Все и испанцы, и англичане были сильно поглощены сражением, и на нас пока не обращали ни малейшего внимания.
   Никто в нашей команде не понимал, что мы делаем и зачем. Конечная цель пока была известна только мне. Сразу скажу, что я охотился совершенно не за грузом, который перевозили галеоны. Сам груз не представлял собой ценности. Но, об этом позже. В свою очередь, я должен был встретиться с нужным мне человеком, находящимся среди испанцев. Для этой встречи, и только ради нее, Эль Фуэго и пришел в эту бойню-ловушку. Приметой мне должна служить шляпа с зелеными перьями. Но, как я не силился заметить или угадать, на каком из галеонов находиться нужный человек, у меня ничего не получалось. Из-за порохового дыма и столпотворения сражавшихся людей, заметить человека в шляпе с зелеными перьями было почти не возможно.
   Мне нечего не оставалось, как только приказать сделать полный оверштаг, и опять, еще ближе, пойти вдоль бортов испанцев. Команда Эль Фуэго недоумевала. Обстановка накалялась. Внезапно в глаза мне ударил блеск солнечного зайчика, его посылал человек, которого я искал. Все было верно, как и было условлено, на нем красовалась широкополая шляпа с зеленым перьями. Он стоял на корме галеона, который находился с правого фланга испанцев. Мы взяли румб влево, и пошли на абордаж с испанским галеоном.
   Удар бортов, мушкетные залпы и атака. Драка была жаркой. Кроме защищающихся испанцев, на галеоне уже дрались британцы и пираты Робертса. Испанцы стояли крепко. Они выстраивались в густые ряды. Одеты в тяжелые кирасы, шлемы, испанцы орудовали длинными копями, не подпуская к себе неприятеля. Это были военные профессионалы, хорошо знавшие свое дело, атаки британцев и пиратов пока были не эффективны. Испанская пехота не сдвигалась с позиций. Сложно было посчитать их количество, но солдат на галеоне было не меньше двух с половиной сотен. Бой шел вяло, что играло мне на руку. Наши пираты толком не знали, как им двигаться. Было заметно, что они не имели опыта захвата военных суден подобным путем. Англичане нервничали, они боролись со всеми, с испанцами, с Робертсом. Несмотря на свое численное превосходство, они чувствовали, что в подобной суматохе, у них могут увести, почти захваченные ими сокровища. Их натиск заставил немного попятиться испанцев, но не более. Последние стояли намертво, оборонялись крупными группами и занимая круговую оборону.
   Во всей этой суматохе у меня появился шанс продраться к человеку в шляпе. Я проверил пистолеты, достал шпагу и ринулся в гущу сражения. Уже через пару секунд мы с нужным мне испанцем скрестили шпаги. Несколько ударов, и вот кусок свернутой бумаги выпал у него из кармана. Он отступил, я схватил бумагу, и устремился сквозь толпу сражавшихся обратно на Эль Фуэго. Но, вернуться обратно оказалось сложнее, чем добраться в центр драки. Несколько испанцев размахивая копьями, теснили меня к англичанам. Я оказался как бы в кругу, между молотом и наковальней. Что англичане, что испанцы, для меня был один черт. Дело пахло жареным. Но, не успел я взмахнуть занервничать, как ко мне на выручку прорвались капитан Джонс и Даони Кривой с другими ребятами. Джонс был страшным, он рычал и разил соперников с такой силой, размахивая своей огромной саблей, что те просто пятились от него. Я кинулся Джонсу под ноги. Оказавшись у него за спиной, я выстрелил в ближайших противников, и сколько было силы, крикнул Джонсу и всем, что надо отступать. Но, управлять толпой, разгоряченной дракой не так легко. Только, когда я оказался на капитанском мостике, и мы начали рубить первые канаты и держать, что-то вреде линии, только тогда дерущихся пиратов можно было как-то вырвать со сражения. Нам сыграло на руку, что испанцев теснили англичане, и им было уже не до нас. Вот канаты перерублены, и мы начали со скрипом отчаливать. Я желал убираться от этого нагромождения кораблей как можно быстрее. Мы уходили, а бой только набирал силу. Все смешалось на испанских галеонах. Испанцы, англичане и дикие пираты Робертса схлестнулись в бурлящей толпе. Понемногу верх брали англичане, преимущество брало свое. Но, испанцы стояли на смерть, понимая, что отступать некуда. Нападавшие, одержав перевес на верхних палубах, устремились в трюмы галеонов в поисках сокровищ. Там в трюмах разгорались бои еще кровавей, которых мы уже не могли наблюдать.
   Бой оставался все дальше за кормой. Мы покидали сражение, и меня уже мало занимало чем все закончиться. Весь мой интерес был сейчас в письме, запрятанном в моем камзоле. От того, что написано в нем, зависело все. Передав командование судном капитану Джонсу, я спустился в свою каюту. С жадностью разорвав связку свитка, я начал читать. По мере прочтения, ко мне возвращалась надежда на будущее. В спешке я развернул карту и начал работать. Следовало рассчитать место и время следующего боя. Я работал с горячим усердием. Наконец, убедившись, что все мои предположения оказались верны, я уселся в кресло и постарался еще раз прокрутить все детали в голове. Так, я сидел около получаса, размышляя о дальнейших действиях. Просчет в любой мелочи мог стоить жизни мне и жизни многим другим, впрочем, как и всегда. Постоянно приходится ходить по лезвию, как же я устал от чувства постоянной угрозы. Но, расслабляться было не время. Пока сокровища не были в лавке у Генделя, следовало быть начеку.
   Когда я снова поднялся наверх, на нашем корабле проходило нечто вроде похорон. Трупы пиратов, которые погибли в стычке, скидывали в море. Не самое приятное зрелище, не было ни священника, ни молитвы, ни залпов мушкетов. Просто понурые лица, которые усталыми глазами смотрели в никуда. Для них, Эль Фуэго потерпел свою первую крупную неудачу, и это было грустно.
   После похорон начались общие сборы. Похоже, нервы пиратов находились на пределе. Пиратские старшины так же были недовольны. Я уже не раз переживал подобные моменты. Теперь не капитана Джонса, а меня, его первого помощника спросят, на черта мы полезли в это адское жерло, где погибло больше тридцати человек и мы не захватили ни одного дублона. Последствия пиратского недовольства могли оказаться фатальными, ни в коем случае нельзя было отпускать дело на самотек.
   Все собрались у кормы и речь начал Сухой Пью, как самый опытный и авторитетный. Он говорил не громко, но на палубе была такая мертвая тишина, что было отчетливо слышно каждое его слово:
   - Капитан Джонс, от имени команды, я хочу обратиться для начала не к тебе, как к капитану судна, а к первому помощнику. Хотя, ты тоже в ответе за то, что случилось, потому, что доверил командование во время боя Эспектро. У этого молодого пирата, конечно, много заслуг перед нами. Он хороший пират, опытный боец и хитрый командующий. Но, почему сегодня мы творили безрассудные шаги. Почему сегодня мы оставили и испанские сокровища, и три десятка наших братьев. Пусть Эспектро объяснится. Говори, малыш, и я тебе советую хорошенько подумать, что ответить.
  
   Из заметок Доктора Пераля:
  
   Когда Сухой Пью попросил от Эспектро объяснений, две сотни глаз, наполненных жаждой крови вцепились ненавистным взглядом в моего товарища. Он стоял прямо, с гордо поднятым подбородком и суровым взглядом. Его холодный взор блуждал поверх голов. В ту минуту Маркес своим видом сильно отличался от окружавшей его толпы, молодой, стройный, в красивой одежде, пострижен, вымыт. Его облик выражал ум и человечность. Но вокруг него была совершенно другая картина. Грязные люди в рваных одеждах с просаленными волосами и бородами, одни полуголые, другие обмотанные самыми разными тряпками. Это напоминало лебедя среди коршунов. И сейчас коршуны были готовы броситься и разорвать лебедя в клочья. Как ни хотел я ему помочь, ничего нельзя было сделать. Что может сделать простой доктор?! Рядом со мной стоял Сантимо. Наверное, кроме меня он был единственным, кто сопереживал Маркесу. Парень был горяч и, заметив, как он нервно трогает рукояти пистолетов, я понял, что Сантимо может попытаться защищать своего хозяина и друга. Положив руку на его плечо, кивком головы я дал ему совет, что вмешиваться не стоит. Это не его война, в этой игре он никто. Теперь все зависело только от того, что скажет Маркес.
   Эспектро вышел вперед. Немного постоял, выждал, немного сузив глаза, громко вздохнул. Несмотря на всю напряженность ситуации, он был очень расслаблен, хотя и собран. Его движения были уверенны и легки. Наконец, он заговорил:
   - Сказать слово перед пиратами, перед джентльменами удачи. Но, похоже, на этом корабле собрались только трусливые женщины, которые, почуяв запах жаренного, поджали хвосты. Я понимаю, легко брать на абордаж торговые суда с десятком слабых моряков на борту, и те никогда и ножа в руках не держали. А когда дело доходит до драки с военными, у которых в руках копья и мушкеты, то тут вы пасуете. Золото должно липнуть к вашим рукам само по себе. Раньше я считал вас смелее. - Эспектро говорил агрессивно. Напряжение в толпе росло, в воздухе пахло ненавистью. Взрыв в толпе мог произойти от любой самой маленькой искры. Казалось, еще одно слово и первого помощника разорвут в клочья. В рядах покатился рокот раздражения, который с каждым словом Эспектро нарастал.
   - Я все понимаю. Вы думали, что на испанских галеонах вас ждут сокровища. Это ясно. Так думали англичане, так думал Бартоломью Робертс, так думали даже бедняги испанцы, которые сейчас кормят акул. Я тоже поначалу так думал. Но, сокровища, на самом деле, сейчас совсем не у нас за кормой, они у нас по фронту. В испанских галеонах находились лишь ящики с песком. Представляю лицо Робертса, когда он вскрыл первый ящик. - И Эспектро показательно засмеялся. Но, никто из пиратов не смеялся. Они стояли с изумлением, не понимая, о чем говорит первый помощник. Уж не сошел ли он сума?! Рокот негодования сменился рокотом изумления. Джонс и другие офицеры стояли как вкопанные. Они не хотели показывать перед командой, что Эспектро известно больше чем им, и поэтому выжидали со строгим видом, но сами не понимали нечего. Неужели три эскадры могли обмануться, и встретиться в море ради ящиков с песком. Опять из толпы вынырнул Сухой Пью и громко приказал толпе замолчать. Когда все стихло, он опять обратился к Эспектро:
   - Объяснись, сынок! Я уже старый пират и плохо понимаю шутки.
   - Старый герцог де Маньяра, оказался хитрым лисом. Он отправил на королевских галеонах песок, под видом, что отправляет большую часть своих сокровищ королю в Испанию. Герцог стравливает нас, англичан, Робертса и испанскую королевскую эскадру в смертельном бою, а сам в это время спокойно направляется в Испанию, прихватив с собой несметные богатства. Пока, почти все на Карибах устремились за ящиками с песком, он, попивая мадеру, смеется над своими врагами, которые грызут глотку друг другу.
   Мы участвовали в этой потасовке для того, чтобы узнать, где можно встретить галеон, на котором мы найдем и герцога и сокровища. Наши товарищи погибли не зря. В моей руке маршрут судна, которое вчера ночью вышло из Маракайбо и сейчас направляется в Испанию.
   Я рассчитывал, что мы сможем захватить это золото. Богатство, которое сделает нас богаче королей. Я рассчитывал, что у нас есть команда, есть жажда славы и денег. Я думал, у нас есть смелость. Но, как можно идти и атаковать испанский галеон с горсткой слабодухов.
   Опять загудела толпа. Опять у корабля появилась утраченная цель. Авторитет Эспектро был восстановлен. Гул пиратов нарастал, пока не обратился в сплошной шум. Началось обсуждения нового предприятия. Говорили все, и говорили громко. Сокровища, которые в умах пиратов уже были похоронены, опять ожили. Никого не волновал тот факт, что испанский галеон, который предстояло атаковать, был линейным судном. А это, в свою очередь, означало, что на нем не менее четыре или даже пять сотен моряков и солдат, а еще сорок пушек с каждого борта. Идти против такого судна на легком бриге, пусть даже на Эль Фуэго, было чистым самоубийством. К тому же, если учесть, что сейчас на Эль Фуэго находилось не более полтора сотни пиратов, способных держать в руке оружие, у нас не было никаких шансов.
   Но, пиратов, похоже, все правила тактики не волновали. Блеск золота уже манил их сознание, полностью завладевая ими. Исчезло то мрачно настроение, которое царило на Эль Фуэго еще полчаса назад, когда пираты сбрасывали в море мертвые тела своих товарищей. Снова начал властвовать настрой и бодрость. Усталость после сражения сняло как рукой. Начали раздаваться крики: "Джонс веди нас на испанца!", "Нам нужен золотой галеон!", "Заберем наши деньги!".
   На этот раз толпу заставил замолчать капитан Джонс, выстрелом в воздух. Он заговорил жестко:
   - Мы отправимся к галеону, и сам дьявол не сможет помешать нам взять это судно. Но, берегись Эспектро, если ты нам морочишь голову, то я лично вырву сердце из твоей груди, и заставлю Толстого Финна зажарить его с луком.
   - Да будет так. Нам нужен курс Норд Ост, - коротко ответил Маркес и удалился из толпы обратно к себе в каюту.
   Я вздохнул с облегчением, похоже, моему другу удалось выйти невредимым из этой затруднительной ситуации. Пока он был в безопасности, но только пока. Если по каким-то причинам, мы не встретим галеон, о котором рассказывал Маркес, то на этот раз пираты даже не будут его слушать. Меня всегда удивляло, как он умудрялся оставаться спокойным человеком со стабильной нервной системой, при всех постоянных рисках, которым он подвергался. Что ж, наверное, риск тоже, - всего лишь дело привычки.
   Весь остаток дня я провел, оказывая помощь раненым. После боя у доктора всегда много забот, и на время он становиться самым нужным человеком на всем судне. Доктора никогда не посылают в бой. Убивать может каждый, а лечить умеют лишь редкие люди. За оставшиеся полдня мне пришлось сделать более десяти операций. Легкие случаи я оставил на завтра, так как совсем выбился из сил. Когда уже стемнело и я, умывшись, направлялся ужинать в камбуз, меня перехватил Маркес. Он пригласил меня отужинать к себе в каюту. У Маркеса всегда было можно поживиться хорошей едой и стаканом вкусного вина. В его каюте нас уже ждал Сантимо. Стол был накрыт. Вкусно пахло тушеной телятиной. Кроме мяса на столе я видел овощи, вино, хлеб.
   Первый тост сказал Маркес. Тост был краток, и с ним нельзя было не согласиться: "За жизнь!". Немного отужинав, мы начали беседовать о пустяках. Каждый раз, когда мы так сидел, все понимали, что для каждого из нас такой ужин, возможно, последний. Обычно мы говорили о чем-то несущественном, темы, на которые общаются обыкновенные люди, когда приходят с работы и садятся поболтать на крыльце дома. Мы беседовали о женщинах, о Европе, о погоде, о политике. Время шло быстро. Но, под конец вечера, все-таки, мы вернулись к той теме, которая волновала всю команду судна. Что же нас ждет?! И только Маркес мог пролить свет на события, которые происходили вокруг нас.
  

Глава XXVI

САНТЬЯГО

  
   История, рассказанная Маркесом де Сидерата за ужином на бриге Эль Фуэго:
  
   Вы спрашиваете, мой дорогой Пераль, что нас ждет?! Не спрашивайте меня, увы, я не пророк. Но, скажу, что выжить будет очень не просто. Хорошо если еще этой чертов галеон, прошу прощение за грубость, прибудет в нужное мне место. А если нет, то, как вы уже слышали, Джонс вырвет мне сердце. Вы представляете, Пераль, как плох этот Джонс! Два раза я спасал ему жизнь. Я помог Джонсу и другим отобрать у британцев золото возле Гаваны. Наконец, по моему плану и за мои деньги мы угнали у французов Эль Фуэго. Но, стоит мне единожды совершить ошибку, Джонс клянется вырвать мне сердце. А если не Джонс, то другие собратья-пираты хотят сделать со мной, то же самое. Ну, скажите, Пераль, как можно работать с такими людьми?!
   Прошу меня простить за подобные жалобы, друзья. Давайте лучше, пока еще есть время, я попытаюсь поделиться с Вами всем, что мне известно о событиях сегодняшнего дня, возможно, это поможет вам лучше понять, что может ожидать нас в будущем.
   Четыре дня назад, когда я находился в Маракайбо, на балу у герцога де Маньяры со мной произошли события, которые тогда я не мог предвидеть. Но, благодаря именно этим стечениям обстоятельств, сегодня мы не оказались на месте Робертса, который, я уверен, до последнего боролся с целой армадой англичан и испанцев из-за ящиков с песком.
   На бал к герцогу я явился, единственно чтобы заставить нервничать старого де Маньяру и заодно вырвать из его лап бедняжку Изабеллу Альварес. Пригласив ее на танец, мне легко удалось привлечь всеобщее внимание. В результате, верный помощник герцога, по его же приказу поспешил вызвать меня на дуэль. Признаюсь, я ожидал несколько иного развития событий, по этой причине, в большей мере мне пришлось импровизировать. В тот вечер мне откровенно повезло, смухлевав в дуэли, мне удалось смертельно ранить оппонента, и благополучно скрыться от разъяренной толпы. Пока длилась дуэль Изабелла, оставшаяся на несколько минут без присмотра, в суматохе села в экипаж, в котором ее уже ожидал Сантимо. Дело было рисковое, но к счастью, все устроилось наилучшим образом.
   Ночь я провел у старого друга аббата Жуана, с которым я давно не виделся, и который очень огорчился моему визиту. Уже по традиции, перед рассветом мы с изрядно выпившим аббатом отправились в собор, который, по своему обыкновению, навещала герцогиня для утренних молитв. Последняя любезно сообщила мне, что галеон из испанского военного флота прибудет через день в Маракайбо и отправится в Испанию через два дня на рассвете. Его маршрут будет проходить в миле южнее Зеленого острова. На галеон будут сгружены все сокровища герцога.
   Только сейчас я начинаю осознавать всю гениальность этой женщины. Она оказалась куда более опасным и хитрым соперником, чем знаменитый герцог, - ее супруг. Все-таки, женщины, друг мой Пераль, это - зло. По расчету герцогини мы должны были погибнуть в борьбе за ящики с песком. Но, слава Богу, что в этом мире есть случайности, которые играют свою роль, и которых не в состоянии предвидеть даже такая опытная женщина как Мария де Маньяра.
   Чтобы, вы, друзья мои, поняли всю коварность герцогини, я должен рассказать и о Варгасе. Его история имеет прямое отношение к нашей судьбе. Граф Варгас - самый опытный и самый свирепый из капитанов, которых я когда-либо встречал. Когда-то давно, он был молодым перспективным военачальником, но неудачная любовь юности сломала судьбу этого человека. Он полюбил ту, которую нельзя любить простому смертному. Могущественные мира сего увидели в нем проблему и сделали все, чтобы погубить молодого дворянина. Варгаса отправляли с одной войны на другую. Всю свою молодость и даже больше, он провел в боях, лазаретах, плаваньях, далеких путешествиях. Так он и состарился. Он выжил, и жив до сих пор, но он уже не тот молодой офицер Варгас, который когда-то был способен на любовь.
   Много лет назад судьба закинула меня во Фландрию, где мы воевали с французами. Это был мой первый военный опыт, тогда было тринадцать лет. Там Варгас командовал ротой, и я был его оруженосцем, потому как был еще слишком слабым, чтобы держать копье.
   Рота Варгаса была самой жестокой и самой боеспособной из отрядов, участвующих в конфликте. Именно там я научился убивать. Когда конфликт затих, Варгас спешно получил назначение на должность помощника капитана на один из испанских галеонов, который сразу же был отправлен в Новые испанские владения. Тут Варгас совершил немало подвигов. Мы еще не раз с ним встречались. Сначала, когда я уже воевал на стороне французов, в бою за Мартинику он оказался у нас в плену. Тогда я вежливо помог бежать своему старому командиру. А был и противоположенный случай, однажды наш корсар был атакован его людьми. Тогда испанцы перевешали всех, кто был на судне, а мне благодаря выручке Варгаса удалось бежать. Бывали и другие случаи.
   На балу у Герцога де Маньяры, Варгас узнал меня, как только я вошел. Когда Сизарре бросил мне вызов, именно Варгас согласился быть судьей на дуэли. По дороге к месту схватки Варгас приблизившись ко мне, тихо шепнул, так чтобы его мог слышать только я: - "Надо поговорить". Я ответил, что если выживу, то мы встретимся следующим утром, в городском соборе, после того, как герцогиня закончит утреннюю молитву.
   Дальше была дуэль. Уже по обычаю ночь я провел у аббата Жоана, опять заставляя грешить его святейшество. Утром в соборе герцогиня мило выложила все о планах своего мужа и удалилась. После ее ухода в собор вошел Варгас. Он легко разгадал мою роль священника и присел рядом. Между нами состоялся следующий разговор:
   - Давно не виделись, малыш, - хрипло говорил старый Варгас, смотря мне прямо в глаза - Что ты ищешь в Маракайбо? Где Изабелла Альварес?
   - В Маракайбо я ищу сокровища герцога и, похоже, я их уже нашел. Перед твоим приходом герцогиня выдала мне маршрут и точный курс золотого галеона. Выглядит правдоподобно, - я выложил Варгасу все. От хитрого Варгаса было сложно что-либо скрыть. Седой граф проницателен и хитер, даже если ему соврать, он все равно докопается до истины. Варгас еще раз повторил вопрос, который остался без ответа:
   - Что с синьорой Изабеллой?
   - Не волнуйся, сейчас синьора Альварес должна быть в безопасности. При первом удобном случае она будет доставлена в один из островных городков. Оттуда, она отправится в Мексику, Америку или любую другую часть света, которую пожелает. Я дам ей средства и позабочусь об ее устройстве. Когда-то я уже помог этой девушке, и волей судьбы придется помочь ей еще раз. Ты же понимаешь, Варгас, я просто не мог оставить ее на потеху старого герцога, твоего хозяина.
   Варгас немного задумался. Мне было интересно, для чего он захотел встретиться со мной, и почему он не схватил меня на дуэли, когда у него была прекрасная возможность это сделать. Старый Варгас почесал затылок и разоткровенничался, что обычно для него было большой редкостью:
   - У меня никогда не было, и нет хозяина. Ты знаешь это, мой мальчик. Наверное, поэтому моя старость застала меня без дома, без друзей, без родины. Со мной все понято, прошлое не вернешь, но я думал, что ты умнее. Видать, я недоучил тебя тогда, во Фландрии, раз ты доверился женщине, пусть даже она и герцогиня де Маньяра.
   После того, как ты нашумел на балу, обиженный герцог позвал нас к себе. Он отдавал приказы по твоему задержанию, шумел, дулся. Но, когда я рассказал, с кем герцог повстречался, и намекнул, что ты можешь претендовать на его золото, это совсем убило старую собаку и он, усилив охрану во дворце, остался один, размышляя, как ему быть дальше. Герцог ждал благоверную супругу. В их семье ключевые решения принимает именно она. Очень опасная и хитрая женщина. В ней больше яда, чем в тысяче гадюк. Когда мы проводим у герцога совещания, она всегда подслушивает из тайной комнаты. Мария де Маньяра знает все, у нее свои слуги, свои шпионы и свои цели.
   После того, как совещание закончилось, я понял, что дело важное. Вернувшись в переднюю герцога под предлогом, что забыл плащ, я спрятался за штору. Когда герцогиня вышла из тайной комнаты для подслушивания, я занял ее место.
   То, что я услышал в ту ночь, поразило меня до глубины души. Разговор супругов уже начался, когда я начал подслушивать. Герцог был раздавлен, а герцогиня неспешно гнула свою линию. Она припомнила герцогу все его неудачи, все его промахи, которые он совершил, не посоветовавшись с ней. Герцогиня добила супруга убеждением, что он окружен врагами, которые настолько обнаглели, что осмеливаются приходить в их дом и учинять кровавые оргии.
   А потом, когда герцог уже был совершенно сражен, герцогиня перешла к главному. Она сообщила, что тайный план герцога вывести золото из Мэйна в Испанию обречен на провал. За его сокровищами охотятся все. Даже если герцог не сможет вывести свое состояние, враги попытаются отобрать у него все даже на суше. Все завидуют его богатству и славе.
   И отчасти эта женщина была права. Герцог был загнан в угол ее аргументами. Он был ранен, и настолько испуган, что не мог даже говорить. Эго трясло. Когда же рассудок начал возвращаться к герцогу, он на коленях умолял свою супругу помочь ему. Он был унижен, и стелился перед Марией де Маньяра как перед иконой, как будто его спасение зависело именно от нее.
   Мария, основательно упрочив свою власть над мужем, успокоила супруга:
   - Мой дорогой, - с нежной улыбкой сказала Мария, - твоя супруга обо всем позаботилась. Все твои враги будут повержены, потому что у тебя есть я. Я все предусмотрела. Для того чтобы твое богатство спокойно добралось до нашей родины, мы отправим два каравана. Первой уйдет королевская эскадра дона Мартинеса, которая послезавтра отправиться с грузом. Все твои враги уже получили или получат информацию о точном маршруте этого каравана. Он будет проходить тринадцатого июня близь Зеленого острова. Все охотники за нашим золотом столкнуться в битве за приз. В своей жадности, они перегрызут друг другу глотки.
   - Но, Мария, любовь моя, в чем же тут хитрость? Я не понимаю. Я не готов пожертвовать всем, что у меня есть во имя уничтожения своих врагов.
   - Тебе и не придется жертвовать чем-либо. В этом караване будут только ящики с песком. Мой кузен, дон Вальдес капитан Сантьяго прибудет в Маракайбо вечером после отплытия основного каравана. На него мы и погрузим все наши ценности. Сантьяго - не просто галеон, это надежная, хорошо защищенная крепость, никто не отважиться нападать на этот корабль. Сокровища будут надежно защищены. Пока все будут гоняться за караваном с песком, Сантьяго беспрепятственно, в полной безопасности сможет выйти в океан.
   Я был в изумлении. Я много ожидал услышать, сидя в тайной комнате, рискуя быть раскрытым, но такого я даже представить себе не мог. Чтобы такой столь коварный план был придуман и организован скромной и тихой герцогиней де Маньяра.
   Но, герцог находился в еще большем изумлении, чем я. Я думаю, он сполна ощутил свою зависимость от этой женщины. Неудивительно, что он хотел убежать от нее с Изабеллой Альварес. Рядом с такой женщиной невольно чувствуешь себя глупцом. За его спиной она отдавала распоряжения, и руководила событиями. Герцогу ничего не оставалось, как смириться. Он на коленях целовал ей руки, благодарил небо, что оно послало ему столь умную жену. Со слезами на глазах грозный герцог просил прощения у супруги за свои ошибки. Если все браки такие, то мне повезло, что я так и не женился.
   Был еще один диалог, которой удивил меня не меньше. Герцогиня сказала, что она не доверяет приближенным герцога. Эти люди слишком много знают о его делах. У них есть власть и влияние. Если герцог уедет в Испанию и оставит их на Мэйне, они почувствуют себя хозяевами, и герцогу больше не будет куда возвращаться. Если же герцог возьмет их с собой, в Испании от них будет мало пользы, к тому же, они будут требовать награды за службу. Враги герцога используют его людей против самого герцога.
   - И что же делать? - с опаской в голосе спросил озабоченный герцог.
   - Есть только один, выход. Ты должен послать их на караване с песком, охранять груз. Вряд ли они выживут или избегут плена в том походе, - с холодком убеждала мужа герцогиня.
   Де Маньяра побледнел. Его супруга только что предложила ему убить соратников. В их число входил и я. Ну, если я еще и был, возможно, самым неугодным из его помощников, то к другим герцог относился значительно лучше. Послать их на верную смерть, было бы чересчур бесчеловечно даже для герцога. Но, не прошло и минуты, как он дал свое согласие и пообещал исполнить волю супруги. Так мне и другим первым людям из окружения герцога был подписан смертный приговор. Что ты на это скажешь, малыш?
   Я был поражен, тем, что рассказал мне Варгас. Я хорошо знал гордого Варгаса, он не мог врать.
   - Что я могу сказать тебе?! Похоже, сокровища де Маньяра ускользают из моих рук, а тебе опять придется менять хозяина, Варгас. С этим все кончено. Но, скажи, почему вдруг, ты начал шпионить за герцогом? Это не похоже на тебя. У тебя зуб на герцога?
   - Да, у меня зуб на герцога, - с ненавистью в глазах ответил седой капитан, - молодой Альварес, муж Изабеллы был моим племянником. Ты же знаешь, что случилось. Я тогда был в Сан-Агустине, а когда приехал, он уже погиб. Это был мой единственный близкий родственник и мой единственный наследник. Пожалуй, он был тем единственным, что еще связывало меня с человечностью. Я никогда не выносил на публику наше родство. У меня более чем ненависть к герцогу. Клянусь своим именем, и он и его жена поплатятся за свои грехи.
   - Везет тебе с хозяевами, старик.
   - Так же как и тебе. Позаботься об Изабелле! Кто знает, чем закончиться эта история. Я слышал, бриг, который вы украли у французов, очень неплох. Ты бы мог захватить на нем Сантьяго?
   - Захватить огромное шестидесяти пушечное судно с пятью сотнями человек, на легком бриге с двумя сотнями оборванцев?! - я почесал затылок, и отрицательно закивал головой, показывая, что крайне озадачен таким вопросом. Варгас предлагал сумасшедшую авантюру. Я колебался, но, потом немного успокоившись, улыбнулся:
   - Это сложно. Но, ради того, чтобы досадить герцогу и увидеть милое лицо герцогини, я бы попробовал атаковать даже Сантьяго.
   - Ну, вот и отлично! Я хорошо знаю штурмана Сантьяго. Он много чем обязан мне. Я узнаю маршрут Сантьяго, но корабль будет здесь только через два дня.
   - Я не могу так долго ждать. Мне еще нужно отыскать Эль Фуэго и подготовить команду. Да и после пропажи Изабеллы мне трудно оставаться в городе.
   Мы задумались, как нам быть. Несвоевременность - вечная драма всего. Наконец, Варгас сказал:
   - Мне, все равно, придется быть на караване с песком. Бросить своих людей не по мне. Да, и кроме того, думаю, герцогиня предпримет все меры, чтобы никто из соратников герцога не смог удрать. Давай там и встретимся. Нападите на нас, и мы устроим что-то, наподобие абордажного боя. Там я передам тебе сведенья о маршруте Сантьяго и все, что мне еще посчастливиться узнать. Заодно сможешь проверить своих пиратов на смелость.
   - Рисковая идея, вступать в бой лишь ради того, чтобы получить от тебя письмо. Если что-то пойдет не так, пираты снесут мне голову. Впрочем, шанс убить меня в бою будет и у испанцев. Но, пожалуй, вряд ли у нас появится другая возможность. Как же я узнаю, добыл ли ты нужные сведенья, стоит ли нападать? Нам нужен сигнал.
   - Увидишь на моей шляпе яркие зеленые перья, - нападай!
   - Хорошо, Варгас, Эль Фуэго будет у Зеленого острова. Но, как ты собираешься выжить в той схватке?
   Мой старый учитель строго посмотрел на меня, потом отвел взгляд и тихо ответил:
   - Это не твое дело, малыш. Но, если ты будешь атаковать Сантьяго, пообещай мне, что де Маньяра поплатятся за свои дела.
   Я ничего не ответил ему на это. Просто встал, накинул монашеский капюшон на голову, и пока еще город не успел ожить, поторопился в порт. На прощанье лишь сказал своему старому наставнику:
   - На все воля Божья. Прощай, Варгас!
   Вот такая предыстория сегодняшних событий, а дальше вам уже все известно. Вы видели, какая драка была у Зеленого острова. Может быть, Варгас попал в плен, или выжил каким-то чудом. Хотя, наиболее вероятно, что нет. В том бою было слишком жарко, а Варгас не такой, что будет прятаться за спинами. Теперь перед нами только Сантьяго, на борту которого несметные сокровища. Самое печальное, что у меня пока ни одной идеи, как мы можем захватить этот линейный корабль. Но атаковать непременно надо, иначе Варгас поставил все на кон зря, а бой у Зеленого острова был абсолютно бессмысленным. Выбора нет, если завтра мы не нападем на золотой галеон, то пираты, скорее всего, заставят меня прогуляться по доске, чтобы стать кормом для акул.
  
   Из мемуаров герцога Сократа Карлоса де Барка:
  
   Солнце покинуло нас. Оно спряталось за горизонт, и наступила ночь. Эта ночь была без звезд и без месяца. Темная, прохладная ночь с резким морозным бризом. Бывалые пираты рассказывали, что холодные ночи в этих местах большая редкость. За их многочисленные плаванья, они помнили подобные изменения климата, считанные разы. Еще старики рассказывали, что такие сюрпризы погоды, дурной знак. Глубоко в душе я был согласен с ними, но не потому, что верю в суеверия. Было в этой ночи что-то страшное и непонятное. Оно заставляло дрожать, и чувствовать себя одиноким и обреченным. Как будто неведомая сила играет с твоей душой, и у тебя нет сил, противодействовать ей. Тебе некуда бежать, кругом только море и мрак. Ты не в силах не заставить корабль повернуть. Курс корабля не изменить, как не изменить и его судьбу.
   А ночь становилась все угрюмей, и все тяжелее ложились на души пиратов беспокойные думы. Нельзя пирату размышлять, это убивает его. Из глубины памяти начинают всплывать его грехи, они холодят его сердце, забирают силы. Даже самый жестокий и бессердечный пират в такую ночь задумается над своей непутевой судьбой, своим мрачным будущим и тем, что ничего уже не изменить.
   Если Эспектро не обманул их, то завтра будет смертельный бой. Многие не увидят закат завтрашнего дня, поэтому, сегодня мало кто спал. Разговоры не шли. Каждый уселся на палубе кто где, закутавшись в тряпки, и мрачно ждал наступления утра. Утро должно было расставить все на свои места. Было печально и невесело. Капитан под страхом смерти запретил употреблять сегодня алкоголь, и от этого пираты были еще грустнее.
   Но, был на этом судне человек, которому было наплевать и на суеверия, и на грусть. Он был так задуман, что не замечал ничего и никого. Маркес уже несколько часов ходил по палубе взад и вперед, заложив руки за спину, полностью погрузившись в свои мысли. Я думаю, тогда он размышлял, как нужно атаковать соперника, который в разы превосходил нас и в людях и в пушках. Маркес ходил как маятник, медленно и четко, как стрелка на механических часах. Его голова была склонена к полу. Лица было совсем не видно из-за большой кожаной шляпы. Это занятие первого помощника только еще больше придавало тоски команде, которая начинала чувствовать неуверенность в Эспектро. Но зря, он был целенаправлен, и уверен как никогда.
   Наконец, Эспектро замер, как будто только что ухватил мысль. Так немного постояв, он закричал: "Где кладовщик?"
   Маркес засуетился, взял несколько пиратов с факелами, чтобы те ему подсвечивали, он направился в арсенал. Там перевернув все вверх дном, Маркес пошел в камбуз. Обшарив там все кастрюли, вернулся на палубу:
   - Сухой Пью еще жив? - услышав утвердительный ответ, он вскрикнул, - Приведите мне Пью, поживее.
   Не прошло и минуты, как седой пират стоял перед Маркесом.
   - Послушай Пью, помнишь, ты рассказывал мне, что как-то мастерил самодельные гранаты для сражения у Картахены.
   - Было дело, - пожав плечами, простодушно ответил Сухой Пью.
   - Сможешь смастерить до утра несколько десятков гранат? - Старый Пью почесал седую голову, и ответил:
   - Если взять пару толковых помощников и найти необходимые ингредиенты, то, пожалуй, к утру можно и успеть.
   - Выручай, Пью, бери столько помощников, сколько тебе нужно. Кок и кладовщик сделают все, что ты им скажешь. Мы перероем весь корабль, чтобы найти все, что тебе нужно. Но до утра нам нужно не меньше ста ручных гранат. От этого зависит успех всего дела. И еще, Пью, гранаты должны давать не только взрыв, но и дым, много тяжелого дыма.
   Пью плюнул, почесал еще раз седую голову и, снизавши плечами, принялся за дело. На палубу с камбуза вынесли несколько больших казанов. Под ними развели огонь, и начали варить смолу, которую обычно использовали для смазки бортов. В это время на палубу вынесли кучи старых канатов, которые путем разматывания переделывали на тонкие нитки. Полученные нити наматывали на кулак и по очереди окунали то в горячую смолу, то в холодную воду. Манипуляции продолжали пока не получалась твердая круглая форма. Нити из внутренней части извлекали, и в результате получалась пустая круглая посуда. Круглые сферы тщательно просушивали, заполняли порохом, пистолетными пулями и другими секретными ингредиентами Сухого Пью. Ведь, по задумке Маркеса, гранаты должны не только взрываться, но и выпускать при этом облака черного дыма. В конце в гранаты вставляли фитиля, и аккуратно запечатывали кусками полотна.
   Первая пятерка гранат была готова еще задолго до рассвета. Было необходимо провести испытания. Для этого следовало зажечь фитиль и швырнуть гранату просто на палубу. Желающих первым поджечь фитиль не нашлось. Самодельные гранаты были делом опасным. Пираты пока не очень доверяли мастерству Сухого Пью. Если старый плут что-то напутал со скоростью сгорания фитиля или воспламенения заряда, то дело могло закончиться плохо. В лучшем случае пират мог остаться без руки или без глаза.
   Наконец, Джонс определил троих человек, которые должны по очереди запустить гранаты. Беднягам дали по стакану рома и по гранате. Потом основная часть команды собралась на корме, а те, кто должны были испытать гранаты, по очереди становились посреди судна, и бросали гранаты в носовую часть.
   В целом испытания самодельных гранат прошли без жертв и травм. Гранаты разрывались с разной силой и с разным временем горения фитиля. По общему мнению, сила гранат была очень приличная, и могла нести смерть противнику в радиусе до пятнадцати метров от места разрыва.
   После испытания, которое несколько оживило тихое ночное плаванье морского братства, все опять успокоились, и разошлись кто куда. Только те, кто был занят изготовлением гранат, неустанно работали. Времени было не много, рассвет уже послал первые проблески утреннего света, вот-вот должно было всходить солнце. А это означало, что встречу с противником можно ожидать в любой момент.
   Проходили часы, Эль Фуэго блуждал севернее остова Орчилы, но враг так и не появлялся на горизонте. Наступило тягостное ожидание. Прежде всего, эта заминка играла против Маркеса. Если испанцы не появятся в ближайшее время, ожидание закончится смертью первого помощника.
   К обеду к бою все было готово. Удалось изготовить около одиннадцати десятков ручных гранат, которые распределили среди пиратов. В пиратских отрядах назначались гренадеры, то есть люди, которым предстояло запускать гранаты в противника. Их старались выбрать из самых уравновешенных и хладнокровных пиратов, которым можно было доверять. Граната в неумелых руках, а главное в дрожащих руках могла наделать много беды не для врага, но для своих.
   Близился полдень. Ночью был собачий холод, а сейчас, как в шутку, разразился нестерпимый палящий зной. Было неимоверно жарко и душно. Погода еще больше портила настроение команде Эль Фуэго, которое и так было не веселое. Корабль и люди ждали встречи с противником, в существование которого, верили все меньше. В воздухе было нервно. Изматывающая ночь, вчерашний бой, и сегодняшняя жара, все отражалось на пиратских нервах. Толпа потихоньку начинала закипать. Все чаще раздавались проклятия, и все чаще взоры бандитов устремлялись к первому помощнику. Взгляды становились хищнее, и все больше в них чувствовалась жажда крови.
   Маркес воспринимал происходящее с равнодушным видом. Мне неизвестно о чем он тогда размышлял, но вид у него был такой, как будто его ничто не беспокоило. Маркес сидел на капитанском мостике прямо на полу, опершись спиной к периллам. Он колупался салкой в зубах и грустно всматривался в горизонт. Я не мог подойти к нему. Еще накануне, он, предвидев подобную ситуацию, запретил нам с доктором Пералем подходить к нему. Если вдруг команда захочет разделаться с первым помощником, то ее запал может пасть и на его друзей. Маркес заставил нас поклясться, не при каких условиях не вмешиваться в драку, если вдруг начнется потасовка.
   К сожалению, я не мог подойти к своему наставнику и другу. Я находился с Пералем. Доктор, как всегда, меланхолично смотрел на морскую гладь, элегантно опершись локтем на фальшборт. Я стал рядом, и мы просто молчали какое-то время, не смотря друг другу в глаза. Потом доктор заговорил как будто сам с собой, но так чтобы его мог слышать только я.
   - Ты видишь, Сантимо, как сурова наша жизнь. Как она не справедлива к нашему другу. И самое печальное, что жизнь портят ничтожные люди. Существа, созданные по образу и подобию Бога, убивают и калечат друг друга. Люди могут быть мерзкими созданиями. Маркес, рискуя жизнью, добыл им корабль, набил их сундуки золотом, и много раз только его талант спасал их от пушек и ножей французов и испанцев. А они после всего готовы съесть его живьем.
   Я всегда удивлялся Маркесу. Он провел всю юность среди бандитов и людей других сомнительных категорий. Почему он не стал таким как они?! На этот вопрос у меня нет ответа, но я уверен, что именно из-за его человеческих качеств пиратское братство и ненавидит Маркеса. Он стал им не нужен, и они с удовольствием покончат с ним.
   Доктор сказал это холодным тоном, но я заметил, как он до крови закусил губу. От слов доктора мне сдавливало горло. Меня одолевали одновременно грусть и ярость.
   - Послушай, Сантимо, - продолжил доктор, через какое-то время, - если я вдруг вмешаюсь в то, что начнется, прошу тебя на это никак не реагировать. Кто-то должен остаться. Ты молод, тебе еще есть для чего жить.
   - Хорошо, - сухо ответил я. Хотя я врал, так как знал, что непременно буду рядом с друзьями, когда пираты попытаются устроить самосуд.
   Вдруг кто, то крикнул: "Галеон слева по борту!" Все взгляды устремились на запад, где мерцала маленькая черная точка, пока еще слабо похожая на корабль. Надежда на спасение нашего друга стала более ощутимой. Эль Фуэго повернул на запад, на сближение с неизвестным судном. Через полчаса мы ясно видели, что перед нами огромный испанский корабль. Все указывало, на то, что Варгас не соврал, и перед нами Сантьяго, - судно, на борту которого несметные сокровища.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Глава XXVII

СМЕРТЕЛЬНАЯ СХВАТКА

  
   Из мемуаров герцога Сократа Карлоса де Барка:
  
   В предвкушении будущего сражения пираты оживились. Их сердца начинали биться быстрее, хотя до встречи с Сантьяго оставалось еще не меньше получаса. Начались приготовления. О том, что еще несколько минут назад команда собиралась линчевать первого помощника, все забыли в один миг. Эспектро снова был нужен. Только с его помощью был шанс захватить галеон, который пиратам был явно не по зубам. Не вызывало сомнений, что во время боя капитан Джонс доверит командование судном первому помощнику. Что касается самого Маркеса, то он, казалось, оставался к происходящему, полностью равнодушен. Первый помощник, как ни в чем не бывало, все так же сидел на капитанском мостике, задумавшись, не обращая внимания на общую суету.
   Перед самым сражением он отправился в свою каюту. В каюте моим другом было написано письмо, с текстом которого волею судьбы мне удалось ознакомиться гораздо позже, и совершенно без моей на то воли. Но, чтобы лучше описать состояние Маркеса перед сраженьем, я позволю себе пересказать содержимое письма, пусть даже его автор против.
  
   Письмо Маркеса де Сидерата к Соледат Роблес
  
   Моя юная и далекая любовь!
   Моя любовь и моя душа! Пишу тебе эти строки, понимая и не надеясь, что они когда-либо попадут к тебе. Через считанные минуты наше судно столкнется в смертельной схватке с противником, который намного сильнее мы. Это будет бой, в котором не побеждают. Теория вероятности и здравый расчет уже давно похоронили и меня и людей, с которыми мне приходиться делить черный флаг. Ты уже заметила, что письмо получается несколько мрачноватым. Прости меня за это. Я позволил себе такую вольность лишь потому, что ты никогда не сможешь его прочесть.
   Ты спросишь, зачем я пишу письмо, которое не дойдет к адресату?! Ответ очень прост, - я сошел с ума. Я многое не успел, не смог тебе сказать. Поэтому я постараюсь хотя бы в нескольких строках выразить самое главное, то, что я действительно чувствую и то, что было самым светлым в моей непутевой жизни. Эти строки, я буду хранить возле своего печального сердца, с ними погибнуть мне будет гораздо легче.
   Любопытно, какая ты будешь, когда станешь старше. Наверное, ты превратишься в пышную, красивую и почтительную даму. Интересно, какие у тебя будут дети. Каким будет цвет твоих глаз, когда меня уже не будет. Самое большое мое желание, просто взять тебя за руку и еще раз посмотреть на тебя.
   Что ж, пусть сбывается воля небес. Хотя мне кажется, что небеса часто крупно ошибаются. Меня уже зовут, галеон приближается, время бежит слишком быстро.
   Люблю тебя, люблю... целую эти строки к тебе, преклоняюсь перед твоим образом, хранимым в моей душе, еще раз люблю, и прощай навсегда.
  

Вечно только твой, Маркес де Сидерата

  
   Маркес вновь показался на палубе. Он шел бодро, уверенно, с широко расправленными плечами. Его глаза были свирепы и наполнены решимостью. Он поднялся на мостик, капитан и остальные офицеры уже поджидали его. Джонс с улыбкой передал командование первому помощнику, и сказал, что если мы проиграем эту битву, то он живьем сдерет с него шкуру. На что Маркес лишь ухмыльнулся и ответил, чтобы Джонс не увлекается боем чересчур, нужно оставить немного сил для перетаскивания испанского золото на Эль Фуэго.
   Вся команда без исключения собралась возле кормы. Такое явления перед боем было редким. Обычно нападения на суда происходили без собраний. Но, на этот раз дело было важное. Я бы даже сказал, кульминация всего плаванья Эль Фуэго, самое главное сражение в карьере пиратов. Это определялось как размером возможной добычи, так и силой противника, которого предстояло атаковать. Собрание организовалось само собой.
   Первым сказал капитан. Он кратко выразился о том, как надо бить испанцев и подчеркнул их трусость. Потом боцман предупредил, что если он увидит, кого-то колеблющимся или отступающим, то он своими руками выпустит трусу кишки. Еще несколько офицеров также выразили ободряющие напутствия и обещания завладеть галеоном. Пираты все это уже знали. Они четко понимали, что или они смогут взять испанский корабль, в таком случае они богачи до конца своих дней или же еще до заката они станут кормом для акул. В целом, собрание выходило не интересным и не нужным. Я бы сказал, собранию не хватало конкретики. Конкретику внес Эспектро. Его речь давала четкое руководство к действию:
   - Слушайте и запоминайте! Через полчаса мы пойдем на сближение. Первая наша задача подплыть к противнику на расстояние абордажной атаки. Когда мы столкнемся бортами, отступление будет невозможно. Если мы попытаемся удрать, враг пустит нас на дно.
   На борту Сантьяго шестьсот человек. Это значит, что для того чтобы победить, каждому из вас нужно убить не меньше десяти испанцев до того как убьют вас. При стыке бортов мы пойдем в атаку. При этом гренадеры остаются в резерве. Враг отобьет наше первое наступление и расслабиться. При этом, отрядам с самострелами и мушкетами нужно сделать все, чтобы при первом наступлении обеспечить надежное прикрытие и минимум потерь с нашей стороны. Каждый человек на счету.
   Следующая наша атака должна произойти быстрее, чем испанцы перейдут в контратаку. Первыми выступят гренадеры. Их задача забросать противника гранатами, и главное, каждая граната должна перелететь через вражеский фальшборт. После гренадеров в атаку идут все. Те, кто окажется на борту Сантьяго, должны рассредоточиться по всему судну. Самое главное смешаться с испанцами. Первое время враг будет обескуражен взрывами гранат. Это надо использовать. Все наши силы мы должны выплеснуть уже в первую минуту атаки, потом будет поздно. Испанцы не должны построиться в организованные коробки. Ну, а потом только рукопашная. Это все. Удачи! По местам!
   Приблизившись к Сантьяго на расстояние в полумили, Эль Фуэго начал маневрировать, казалось, без всякой видимой цели. Мы меняли курс, разворачивались, кружили, поднимали и опускали паруса. Не знаю, зачем Маркес это делал. Все указывало на то, что кораблем управляет безумец. У меня на наши непонятные маневры было свое мнение. Я был уверен, что Маркес своими необычными действиями пытается запутать противника. Ведь озадаченный противник, это уже что-то. Но, Пераль объяснил, что подобные действия также могут помочь изучить местную розу ветров и выбрать нужное положение судна для начала боя. В предстоящем сражении каждая мелочь была важна, если ветер измениться или утихнет, то Сантьяго всего несколькими залпами пустит Эль Фуэго на дно. Единственным козырем, который наш бриг мог противопоставить линейному галеону, были скорость и маневренность.
   Все члены команды разбрелись по отрядам. Даже кок и доктор, которые никогда не участвовали в нападениях, сейчас пойдут в атаку. Выхода не было, теперь надо было только сражаться. Если даже доктора Пераля, самого ценного человека на судне заставили взять в руки оружие, то значит случай того требовал. Пираты ставили на кон все. Люди заняли свои места. Все молчали, были серьезны и собраны как никогда. Это было необычно, ведь наши стычки в море всегда сопровождались шутками, проклятьями, смехом. А сейчас тишина. Смертельная битва начиналась.
  
   Из дневника второго помощника капитана Сантьяго лейтенанта Моуриньо Верде:
  
   Утром 9 июня 1721 года Сантьяго зашел в гавань Маракайбо. В тот день у меня на душе было скверное предчувствие. Надвигалась беда. Что именно меня тревожило, не объяснить, но странным образом, опасаясь неизвестного, я чувствовал страх. Последующие события только подтвердили мое беспокойство. В городе задерживаться не пришлось. Мы прибыли утром, а отплыли с закатом того же дня. Все происходило в непонятной спешке. Настолько быстро, что команде запретили покидать судно. Только капитан, я и еще несколько офицеров удостоились возможности взойти на берег всего на несколько часов. По словам дона Вальдеса, - капитана Сантьяго, наша миссия в Маракайбо состояла в принятии на борт важных персон и ценный груз, после чего мы возьмем курс на Европу. Обо всем этом дон Вальдес известил, находясь уже на пристани в Маракайбо, что меня удивило. Перед судном стояла задача пересечь океан, а я узнал об этом только в последнем порту, странно... Что касается имен важных персон, характера груза, который мы должны забрать, дон Вальдес отказался что-либо сообщать о них. Это не похоже на нашего капитана.
   К четырем часам вечера груз доставили на Сантьяго. Погруженные ящики вмещали что-то ценное, так как, капитан отдал распоряжение разметить груз в самом надежном месте на судне. При этом на судно поднялись несколько персон, полностью закутанных в плащи и еще около сорока хорошо вооруженных, крепких солдат в дорогих кирасах. Десяток из них сразу направились охранять доставленный груз. Важных персон, личности которых мне были не известны, разместили в каюте капитана.
   Как только все было погружено, не теряя времени, в первых вечерних сумерках мы покинули Маракайбо. Если бы не таинственность и спешность, с которой происходил наш визит в Маракайбо, я бы сказал, что все было как обычно. Ветер был не совсем попутный для плаванья на восток, но галсами можно было удерживать скорость в несколько узлов. Плаванье обещало быть долгим, но безопасным. Из всех посудин, на которых мне довелось ходить, Сантьяго был самым надежным для пересечения океана. Он был крепок и хорошо держался на волнах. Тем не менее, я боялся этого плаванья, хотя видимых причин для моих опасений не было.
   На следующий день я узнал, что персоны, которым дон Вальдес столь вежливо уступил свою каюту, - сам герцог де Маньяра с супругой. Что ж, это все объясняет. На Сантьяго находится самый влиятельный человек Вест Индии. Я думаю, что груз, который мы взяли на борт, это золото и ценности герцога. В таком случае таинственность капитана объясняется. Но, какая разница, что мы везем, сокровища или картофель?! Наша миссия проста, мы должны лишь следовать намеченному курсу. Что касается самого маршрута, на этот раз штурман планировал держаться подальше от берега и идти по пути на котором, нам могут повстречаться минимум судов. Мы пройдем южнее Кюрасао, потом возьмем севернее Орчилы и выйдем из Карибского моря в районе Гренады, а дальше лишь бескрайний океан.
   Первые дни пути минули без неожиданностей. Как и предполагал штурман, через пять суток мы уже проходили мимо Орчилы. Но, потом случилось непредвиденное, - к нам прицепился неизвестный бриг. Корабль под пиратским флагом несколько часов блуждал рядом, не атакуя, но и не отпуская нас из виду. Сам бриг был интересным, скорее всего, Марсельской постройки, сконструирован по новым образцам. С офицерами Сантьяго в конечном итоге мы пришли к мнению, что это судно и есть захваченный у французов год назад военный бриг Сан Мишель. Маневренное и, безусловно, красивое судно. Французы, - полные растяпы, если позволили такому кораблю попасть в лапы проходимцев.
   Позже пираты начали творить совсем непонятные вещи. Они бесцельно маневрировали и палили из пушек в никуда. Как будто, все на бриге сошли с ума и вели бой с невидимым противником. Это было смешно. Конечно, на Сантьяго никто не воспринимал бриг как возможного соперника. Какой пират посмеет напасть на Сантьяго?! А если и дерзнет, то наши шестьдесят пушек, легко смогут объяснить проходимцу, что он ошибся. Тем не менее, когда герцогу де Маньяра объяснили, что за корабль перед нами, он пришел в полное негодование, я бы даже сказал, что он побледнел. Герцог приказал готовиться к бою. Как наш капитан не противился и не успокаивал герцога, что бой невозможен и нет никакой опасности, герцог настаивал на своем. На всякий случай, мы, все же, приняли некоторые меры предосторожности и отдали приказ готовиться к возможной атаке неприятельского судна, но больше лишь для того, чтобы успокоить герцога.
   Как ни странно, герцог оказался прав. Безумный бриг, еще немного поблуждав перед нами, резко развернулся и на всех парусах пошел на сближение. Он приближался с ветряной стороны с северо-запада. Я невольно удивился, как при столь умеренном ветре, это судно смогло развить достаточно высокую скорость. Как и следовало ожидать, капитан Вальдес отдал приказ развернуться и встретить пиратов огнем с правого борта.
   Попасть в пирата было не так просто, он изворачивался, лавировал. Нам пришлось выдерживать минуты, прежде чем канониры могли открывать прицельный огонь. Первый залп, несмотря на многочисленность наших пушек, не дал нужного результата. Пиратское судно шло к нам носом и смогло уклониться от большинства ядер. Мы перезарядили, выждали, пока пираты попадут под прицел и снова дали залп. Так мы повторяли четыре раза. Тем не менее, пиратский бриг, как заколдованный приблизился к нам вплотную. Клянусь, мне еще не доводилось видеть подобного искусства маневрирования судном. Пиратский бриг уклонялось от ядер как змея. Мы сбили несколько парусов, потрепали нос и корму, но сам корпус, хотя и дымил, оставался на плаву. Пираты не отвечали стрельбой, не тратя лишнее время, стараясь как можно быстрее приблизиться к нам. Стало ясно, что драка в рукопашную неизбежна.
   Пираты нагло прислонились бортом к нашему галеону. Помню, как я спрашивал себя: как эти бедняги собираются нас побеждать?! Наши борта были на три метра выше их. Людей у нас было в несколько раз больше. Все, что от нас требовалось, только отбить их атаку, а потом перерезать нечастных бродяг как куропаток.
   Как я и предполагал, капитан Вальдес скомандовал держать оборону. Хотя мы с легкостью могли бы пойти в наступление, но при обороне у нас будет меньше ненужных потерь. Тем более, было интересно посмотреть ради смеха, как эти оборванцы, под дулами наших мушкетов собираются карабкаться на борта Сантьяго.
   Пираты действовали не плохо, организовано. Первая группа наступавших крепила лестницы, крюки, канаты. Вторая группа пыталась прикрыть наступавших огнем мушкетов, и в это время их абордажная команда силилась преодолеть наш фальшборт.
   Как и ожидалось, все действия этих бродяг были тщетны. Как только они забирались к нам на палубу, мы встречали их алебардами, копьями, мечами. У пиратов не было шансов. Они лишь понесли бесполезные потери. Уже через минуту их пыл уменьшился, и пираты, поджав хвосты, начали отступать. Я так и не понял, на что они надеялись, нападая на королевский галеон. Скорее всего, дьявол просто затуманил пиратам разум. Нам оставалось, только атаковать и вырезать этих ублюдков.
   Но вот, когда наши абордажники уже были готовы смести пиратов, случилось невозможное. На нашу палубу полетели гранаты, множество гранат. Взрывы не прекращались больше минуты. От огня и гранатных осколков не было спасения, не было куда бежать. У нас началась неразбериха. Карамба! Черт бы побрал того, кто дал в руки пиратам эти гранаты. Вся палуба Сантьяго находилась в непроглядном дыму. С капитанского мостика мы не видели ничего дальше двух метров. Когда грохот взрывов затих, с задымленной палубы донесся звон сабель и крики дерущихся. На этот раз пираты перешли через наш фальшборт, и сейчас сражение происходило уже на Сантьяго. Ничего не видно, ничего не понятно. Только шум боя и тени, которые шныряли в дымовом тумане. Я не мог сказать, каковы наши позиции и где находятся пираты, где наши солдаты или наши мушкетеры. Все смешалось.
   Когда дым начал рассеиваться, с капитанского мостика открылась ужасная картина. Горы трупов. Десятки и сотни покалеченных людей, ползающих по палубе. Крики, стоны раненых, вопли дерущихся. Бой не прекращается, из последних сил держат оборону наши люди. С неистовой звериной яростью сражаются пираты. Это было страшно. Пока соотношение сил оставалось на нашей стороне, но в благополучном исходе битвы я больше не был уверен. Что ж, теперь остается только одно, идти в рукопашную и попытаться выбороть в бою право на жизнь. Капитан, я, другие офицеры, даже герцог де Маньяра, все мы обнажили шпаги, кинжалы и с криком "За короля" пошли в бой. Помоги нам Боже!
  
   Из заметок доктора Пераля:
  
   Неприятно. Пираты заставили меня взять в руки шпагу. Я не сторонник войны, мне по душе мир, гармония и покой. Вместо "убивать", я отдаю предпочтение "лечить". "Лечить", хотя и скучнее, но намного сложнее, чем убивать. Человечество знает тысячи средств как уничтожать себе подобных, и так мало об искусстве исцеления. Безусловно, в развитии ремесла врачевания человечество дало маху. И неудивительно, если даже докторов заставляют браться за шпагу.
   Но, раз судьба уже решила, да будет так. Меня приобщили в отряд, которым командовал Сухой Пью. Отряд состоял из тридцати пиратов и был самым слабым среди групп нашей команды. В него входили все те, что в обычных случаях не учувствовали в рукопашных схватках. Это такие как я, Сантимо, занимавший должность помощника кока, сам кок, наш штурман, раненые пираты, которые могли драться с трудом и канониры. Да, даже канониров заставили покинуть свои места возле пушек и взяться за холодное оружие. Всех пиратов распредели по отрядам и каждому отряду назначили своего вожака. Насколько мне стало известно, за час до начала боя, были отдельно собраны все командиры отрядов, и каждому отряду назначили свою задачу. Перед самой атакой Сухой Пью сообщил нам, что у нашего отряда будет не самая важная роль на предстоящем празднике смерти, но тоже роль. Мы должны продвинуться к фок-мачте, там закрепиться и удерживать позицию. Если, кому-то из отрядов поблизости потребуется помощь, - попытаться ее оказать. Это все. Не знаю, как все получится на деле, во всяком случае, следует держаться поближе к Сантимо. Я попытаюсь уберечь жизнь этому мальчику.
   Бой начался. В первую атаку мы не пошли. Командование посчитало наш отряд настолько слабым, что не доверило даже поучаствовать в заведомо проигрышной акции.
   Как и предполагалось, испанцы отбили первую атаку. Маркес точно предвидел, что после успешной обороны испанцы почувствуют быструю победу и подтянут к правому борту все силы для атаки. В этот момент по сигналу в бой вступили гренадеры. Несмотря на то, что несколько гранат взорвались в руках гренадеров, в целом их оружие сработало. Испанцы утонули во взрывах и черном дыме. Они понесли потери и были в полном замешательстве. Но, самое главное, солдаты оставили без защиты свой правый борт. И тут уже пираты один за другим, с ловкостью диких кошек начали взбираться на Сантьяго. Они быстро распространялись по всей палубе Сантьяго, молниеносно нападая на оглушенного противника.
   Мне доводилось видеть много сражений, но это было особенным. В каждом сражении с обеих сторон есть свои трусы, храбрецы и герои. Больше всего на поле боя тех, которые стремятся просто выжить. Они не особо боязливы, но и в бой без лишней надобности тоже не рвутся. В сражении с Сантьяго среди пиратов я видел только храбрецов. Наши люди врывались на борт галеона с дикой жадностью голодных волков. Они были злы, яростны, воспалены. Каждый понимал, какая ставка положена на кон, и никто не пас задних. Все устремились в бой.
   Вот пришла и наша очередь. Я еще раз сказал Сантимо, чтобы он держался рядом, достал из ножен свою старую шпагу, уныло вздохнул, и вместе с отрядом мы бросились в бой. Дальше все разворачивалось молниеносно. Как только мы перебрались через фальшборт, начался ад. Только дым и полная неразбериха. Из-за порохового дыма ничего не было видно дальше, чем на полтора метра. Пошли первые стычки с солдатами. Сантимо был рядом. Теперь главной задачей было держаться в отряде и следовать за Сухим Пью. В сложившейся суматохе стоило оторваться от своих, и считай, твое дело кончено. Пью, как и было обусловлено, сразу направился к фок-мачте. Тут испанцев было больше. Мы встречали их группами и по одиночку. Некоторые были контужены гранатами, некоторые просто потерялись в этом беспросветном хаосе. На войне как на войне! Наш отряд был самым неопытным и слабым, нас спасало только то, что мы держались вместе. И если нам попадались несколько испанских солдат, на них сразу же накидывались пять или шесть наших сабель. Мы медленно прокладывали себе дорогу вперед. Выжить мог только ловкий, тот, кто крутил головой во все стороны. Враги появлялись отовсюду. Самое сложное, - драться и при этом смотреть под ноги. Палуба по колена забита трупами и телами раненых. Ничего не стоило получить удар кинжалом в ногу от лежащего раненого. Каждое спотыкание могло стать последним. Я был взволнован, орудовал шпагой как последний раз. Шаг за шагом мы шли вперед, отбиваясь от врага, который был везде.
   Дым уже рассеивался, когда мы, наконец, прорвались к нужной нам мачте, ставшей впоследствии судьбоносной для многих из нас. Отряд Сухого Пью занял круговую оборону, драка стала еще свирепее, еще отчаянней. Теперь нас теснило все больше солдат, наш отряд начал сжиматься вокруг мачты и заметно редеть. Я уже успел заколоть шестерых, но конца боя пока не было видно. Я не знал, побеждаем мы или терпим поражение. В те минуты все, о чем я только успевал соображать, как ухитриться выжить в очередном выпаде. Надо отдать должное и Сантимо. Он хотя и не был искусным бойцом, но не терялся, держал линию и в нужный момент наносил удар. Похоже, Маркес успел преподать ему несколько уроков фехтования.
   Тем временем в нашем отряде на ногах оставалось не более десяти человек. Шансов на выживание ставало все меньше. Дело было дрянь! Я уже сомневался, что увижу закат. Скажу честно, хотя я и был готов погибнуть, все же, я хотел жить. В минуту отчаянья спасение пришло. Это был Маркес. Он в сопровождении нескольких крепких пиратов продирался к нам на подмогу. Было удивительно, как дрался мой друг. В этом кромешном аду Маркес чувствовал себя как дома. В правой руке он держал короткий палаш, а в левой тонкий кинжал. Он раздавал удары легко и точно, двигался среди врагов как танцор, сам же уклонялся от ударов с ловкостью кошки. Маркес не подавал и виду усталости. Когда я заметил его, нас разделяли около восьми испанцев, вооруженные длинными алебардами, мечами, их защищали тяжелые кирасы и шлемы. Маркес со своими людьми кинулся на восьмерых, и этим заставил их ослабить натиск на наш отряд. Удары Маркеса приходились на лица, ноги, другие незащищенные броней места противников. Маркес работал как мясник, был весь в крови как дьявол.
   Наконец наш друг пробился к нам. Пираты, которые шли рядом с Маркесом погибли. Он стал рядом и закричал мне: - "Как дела доктор? Пошли за мной! Скоро бой закончиться". Я, Сантимо и еще несколько уцелевших последовали за ним. В голове у меня все закружилось. Я совершенно потерял ориентацию и действовал больше машинально. Единственная задача, которая держалась в моем сознании, - не отставать от Маркеса, держаться за его спиной.
   Наш друг вывел нас в тыл более крупной группы пиратов, где мы смешались. Только тут я выдохнул и смог оглядеться. Из сотен людей, которые начали сражение на поле бое оставались только десятки. Но, пока никто не сдавался. У пиратов из всей команды оставалось всего четыре отряда, все остальные были разбиты и теперь отдельные пираты сражались, разбросанные по всей палубе. Что касается испанцев, то их положение было не лучше. У них также все были рассеяны, кроме одной из групп численностью в двадцать человек. Судя по одежде и по манере боя, это были дворяне и возможно офицеры. Они действовали организовано. Планомерно передвигались по полю боя и опустошали все на своем пути. Их сплоченность и свежесть уничтожали пиратов как мух.
   Заметив их, Маркес на несколько мгновений застыл в размышлении. Он понимал, что исход боя решается именно сейчас, было необходимо остановить группу испанцев. Маркес что-то громко крикнул пиратам, которые стояли рядом, те передали его команду по цепочке. Мы побежали вперед, на испанцев, Маркес кинулся в самую гущу врагов и исчез в ней. Воодушевленные поступком вожака, пираты со всей силой кинулись на испанский отряд. Противники сразу замешались, начали пятиться назад. Еще одна рубка. Нас было больше, мы были свирепее и поэтому начали побеждать. Никто из офицерского отряда не сдавался, драка продолжалась до последнего живого испанского офицера. И когда упал последний, бой закончился.
   Больше охоты драться ни у кого не было. Началось самое неприятное. Все забыли о бое и начали искать в горах трупов тела своих товарищей. В живых осталось не так много. Похоже, мы потеряли больше чем три четверти нашей команды.
   Я оглянулся в поисках Сантимо. Он стоял у меня за спиной, весь изодран, в дыму и крови. На мой вопрос жив ли он, Сантимо с отдышкой ответил, что не ранен. Я чувствовал смертельную усталость, и от бессилия едва мог шевелить руками. Похоже, Бог на этот раз решил даровать мне жизнь. У меня были повреждены рука и нога, но глядя на горы трупов, окружавших нас, мои раны совсем меня не беспокоили. Мы немного постояли с Сантимо, приходя в себя. Только, чуть позже мы начали понимать, что Маркеса нигде не видно. Меня охватил страх. Мы бросились к трупам искать тело друга.
   Наконец, мы увидели Маркеса. Он лежал лицом вниз на груди одного из испанцев, заваленный еще несколькими телами. Кинжал Маркеса был забит в сердце испанцу по самую рукоятку. Судя по одежде, испанец был знатной особой. Но, сейчас нас больше беспокоил наш друг. Он еще дышал. Я поспешил расстегнуть ему камзол и понять, куда его ранили. Так как, он был весь изодран, с головы до ног в крови, было не понятно его это кровь или чужая. Как только я притронулся к воротнику Маркеса, он сразу же пришел в себя, при этом крепко схватив меня за горло. Я едва вырвался. Чуть позже, Маркес, словно хмельной заговорил к нам:
   - Пераль, какими судьбами?! Сантимо?! Кажется, вы живы ребята. Помогите мне подняться, а то я совсем расклеился. Не хочу лежать с мертвыми пусть даже мгновенье.
   Мы подняли Маркеса, и он, еще раз посмотрев на мертвого испанца, сказал:
   - Прощайте, герцог, и приятных снов!
   Потом он обратился к нам:
   - Пойдемте, друзья, мне надо увидится с еще одним пассажиром.
   Мы начали обыскивать кормовые помещения. В капитанской каюте нами была обнаружена статная дама в богатом наряде, лежащая на полу мертвой. Именно она была предметом поиска Маркеса. Ее посиневшее лицо было ужасно. Предсмертная агония запечатлела на образе женщины безграничную ненависть и презрение, которые просматривались сильнее, чем ее величие и властность. Не представляю, какой эта дама была при жизни, но мертвой она вызывала у меня страх и отвращение. На ее губах оставались следы черной жидкости. Похоже, предвидя свою участь, она поспешила свести счеты с судьбой. Наш друг еще раз небрежно глянул на ее обезображенный лик и устало заключил:
   - Прощайте, герцогиня! Надеюсь, на том свете вы будете вести себя более мирно, чем делали это на этом.
   В капитанской каюте нас более ничего не задерживало. Мы поднялись на палубу. Маркес, преодолевая боль и слабость, шел сам, без нашей помощи. Скорее всего, он был не здоров, я видел, что ему тяжело двигаться. Я предложил осмотреть его раны и сделать перевязку. Но, он запретил мне, объяснив, что сейчас не время. Пираты не должны знать, что он ослаб или ранен.
   Маркесу доложили, что в трюме галеона обнаружены десятки ящиков с множеством драгоценностей. Но, похоже, Маркес отнесся к этому совершенно равнодушно, он лишь устало кивнул. Похоже, добыча, из-за которой погибло столько человек, его совершенно не интересовала.
   На удивление, пираты пока не ринулись буйствовать и грабить все подряд на захваченном галеоне. Они были слишком измучены сражением. Маркес собрал всех уцелевших. Так, как капитан Джонс погиб, он, как первый помощник, пока исполнял обязанности капитана до избрания нового вожака. Сейчас Маркес отдал лишь короткие команды:
   - Переносите наших раненых на Эль Фуэго. Перегружаем наше золото и смываемся, братья, подальше от этого проклятого корабля. У нас все равно не осталось людей, чтобы управлять им.
   - А что делать с пленными испанцами? - спросил кто-то из пиратов.
   - Ничего не делать. Оставьте их хоронить мертвых. У них будет много работы.
  

Глава XXVIII

СМЕРТЬ И ЖИЗНЬ

  
   Из заметок доктора Пераля:
  
   Вечер, ослабевшее солнце еще посылало свои красные лучи. Прохладный бриз уже смягчал дневную жару. Мы медленно двигались по узкой лесной дороге в западном направлении к Гаване. Весь наш обоз состоял из маленькой телеги и двух тощих мулов. Повозку и мулов мне посчастливилось купить у крестьян из рыбацкой деревни, неподалеку от которой нас высадила Ласточка. К сожалению, никакого другого более резвого транспорта в деревне не нашлось, да и покупку повозки я счел большой удачей.
   Я погонял мулов, Изабелла сидела рядом и терпела мои неуместные остроты. Моя соседка устала, но старалась этого не показывать. Я хорошо понимал ее состояние, ведь мы двигались без остановки уже несколько дней. Если и останавливались, то только для того, чтобы напоить усталых мулов, или чтобы я мог осмотреть своего пациента, тело которого мирно лежало в повозке. Но, это было не просто тело. В убогой повозке лежал бывший первый помощник погибшего капитана Джонса, а еще раньше первый помощник удачливого Бартоломью Робертса. Кроме тела больного, в повозке пока находилась и его душа. И сам больной и его душа чудовищно устали. Маркес продолжал бороться со смертью, несмотря на то, что имел более десяти незаживших ран.
   Стараясь казаться спокойным, чтобы не пугать и без того переживающую Изабеллу, я говорил, что все раны Маркеса совместимы с жизнью и совсем не опасны. Внешне я оставался хладнокровным и даже циничным. Шутил, что такие люди, как Эспектро, все равно выживут, чтобы не предпринимал доктор, а то, что мучает сейчас Маркеса, это от расстройства нервов. Изабелла, пожалуй, считала мои шутки не смешными и грубыми. Пусть так, несмотря на внешнее равнодушие, мое сердце находилось в тревоге. К сожалению, мой друг был плох, и с каждым днем ему становилось хуже. Раны, полученные им при захвате галеона Сантьяго, оказались очень серьезными и забрали у него все силы. Как доктор, я невольно удивлялся, как Маркесу удавалось оставаться живым до сих пор.
   После боя с испанцами я не сразу догадался, что мой друг серьезно ранен. Когда побежденный Сантьяго остался далеко за кормой, Маркес, казалось, был здоров и силен, хотя и весь исцарапан. Схватка вышла действительно смертельной, в бою удалось выжить всего сорока двум пиратам. Причем десять из них имели серьезные ранения. Немного отдохнув после кровавой бойни, я занялся привычным для меня делом, а именно лечением своих собратьев по команде. Только под вечер Маркес попросил спуститься с ним в его каюту. Там с моей помощью он снял камзол и рубашку. Я ужаснулся, его грудь, спина, ноги были в кровавых шрамах. Картечь и осколки застряли в его теле на разной глубине. Ножевые раны и множество ушибов. Я удивился, как еще минуту назад, этот человек гордо стоял на палубе и улыбался, как будто кровавого боя никогда и не было. Похоже, он потерял много крови, но пока мог находиться в сознании и передвигаться.
   Маркес попросил о помощи, но только быстро и так, чтобы никто не заметил его ослабленного состояния.
   - Сейчас мне не время быть раненым, Пераль, совсем не время... - объяснял он, - пираты не должны видеть меня слабым. В бою они пошли бы за мной хоть в ад, но теперь, когда золото у нас, если они увидят, что я не в состоянии дать отпор, они не замедлят свести со мной счеты. Уж поверьте, доктор, я знаю этих ребят.
   Я промыл его раны ромом, который нашел в его же каюте, достал из него осколки и картечь, а потом сделал перевязку. После того как я помог Маркесу переодеться, мы поседели несколько минут. Маркес был бледен, устал, было видно, что он ищет в себе силы еще для одного выхода на палубу к своим людям.
   - Послушайте, доктор, - заговорил он едва слышно, почти шепотом, - для того, чтобы мы остались живы, сделайте мне еще одну услугу. В трюме, в самом конце под левым бортом, за мешками с пшеницей спрятан небольшой бочонок. В ней ром. Возьмите ребят и тащите бочонок на палубу. Мы будем праздновать нашу победу и нашу сегодняшнюю удачу.
   Маркес хромая отправился на палубу, к своим людям, а я без лишних вопросов выполнял его указания. Если полуживой Маркес приказал тащить на палубу алкоголь, значит, у него на это были веские причины. Все было сделано. Пираты всегда были страшными пьяницами. Они накинулись на ром, словно заблудший путник в знойной пустыни кидается к источнику воды. После почти годового воздержания от алкоголя, после изнурительного кровавого боя, после всех ужасов, которые им довелось пережить, ром пиратам шел лучше, чем святой нектар. Они пили сколько могли, таких, кто бы в тот вечер оставался трезвым на судне не было. Даже я, сознаюсь в грехе, не удержался, чтобы не пропустить пару стаканчиков напитка, который отбирает ум и превращает человека в животное.
   Солнце догорало, садясь за горизонт, окрашивая бесконечную морскую гладь в багровые цвета. День уходил, а с ними уходили и все ужасы, случившиеся в борьбе за проклятый желтый металл. Из-за алкоголя и усталости я едва мог уйти с палубы, мои ноги и руки налились свинцом. Обессилив, я присел на пол и закрыл глаза. Мое сознание горело, словно в лихорадке, перед лицом проносились кровавые сцены. В ушах гудели залпы орудий смешанные со стонами раненых и хрустом разрывающегося дерева. Мне стало ужасно мерзко на душе. Рассудок начал покидать меня. Я сделал над собой последнее усилие, чтобы встать и добраться к ступенькам, ведущим в кубрик, но это оказалось невозможным. Оглянувшись, я увидел, что большинство пиратов или уже спит, или еще ползает по палубе. Силы быстро оставляли меня. Закрыв опухшие глаза, я погрузился в длинный бредовый сон.
   Мне снился жуткий кошмар. Как будто я оказываю помощь раненому с лицом мертвеца. Ядро угодило ему в живот, проделав в нем большую дырку. Он смертельно бледен и окровавлен. Мне трудно справиться с ним, тяжело работать, много крови. Как только я с большими усилиями зашил дыру в его теле, я замечаю, что у него есть еще дыры, еще раны. Я пытаюсь остановить кровь и залатать его, но ран все больше и больше. От тошного вида зрелища, и из-за нечеловеческой усталости я начинаю сходить сума. Обессилив, я падаю и проваливаюсь в мрачную пропасть. Потом чьи-то крепкие руки поднимают и уносят меня. Почувствовав успокоение и безопасность, я погружаюсь в блаженное забытье.
   Не знаю, сколько времени прошло прежде, нежели я снова открыл глаза. Я проснулся в совершенно незнакомом для меня месте, в небольшой комнатке, плохо освещаемой солнечным светом из нескольких узких окон. Судя по слабой качке, я понял, что нахожусь на корабле.
   Меня до сих пор мутило, во всем теле была ломота. Немного придя в себя, я увидел рядом спящего Сантимо. С трудом удалось его разбудить, похоже, его состояние было хуже моего. Ни он, ни я пока не могли понять, где мы и как мы сюда попали. Наконец, спотыкаясь от усталости и тошноты, мы поплелись по комнате и направились к двери, через которую вышли на косую лестницу, ведущую на палубу. Когда мы поднялись, Сантимо радостно вскрикнул: "Ласточка"! Мы были на яхте Маркеса. Не понимая, каким образом мы здесь очутились, и что произошло, я все же был рад подобному исходу событий.
   На капитанском мостике сидел Маркес, устремивший свои безжизненные глаза далеко в горизонт. Здоровяк голландец стоял за штурвалом, а двое крепких матросов бодро управлялись с парусами. Немного дальше, у борта находилась красивая белокурая синьора. Вся она была полностью закутана в легкое темное полотно. Неприкрытым оставалось лишь ее светлое лицо. Тем не менее, волшебная красота девушки сразу читалась. Позже я узнал, что это и есть Изабелла Альварес, - девушка, которую Маркес украл из лап герцога де Маньяра.
   Солнце еще только просыпалось, своим утренним сиянием вселяя в наши усталые души веру в счастливый исход. Неужели свобода, неужели мы смогли выбраться с проклятого Эль Фуэго? Кажется, да... Хорошо, что этот страшный сон остался позади. За последние десять месяцев, сегодня был мой первый рассвет, когда я поднялся на палубу и не увидел зверские лица пиратов. Я вздохнул с облегчением от радостного удовлетворения
   Мы с Сантимо медленно поднялись на капитанский мостик. И тут я понял, что сегодняшнее утро было и не таким уж безоблачным. Маркес был очень бледен, его губы были бесцветны. Похоже, раны, полученные им в бою, прогрессировали. Он сидел на полу, потому что не мог держаться на ногах. Маркес опирался спиной на швартовый столб, к которому был привязан ремнем к швартовому столбу, чтобы его не сносило при качке.
   Заметив нас, наш друг довольно улыбнулся, хотя, похоже, он ощущал боль. Он проговорил нам бодро:
   - Проснулись, друзья мои, рад вас видеть. Наверное, вас сейчас слегка подташнивает. Но, клянусь, я не виноват в этом. Это все ром, доктор, тот самый ром, в который я добавил так умело приготовленное вами снотворное. Вы помните, при захвате Эль Фуэго мы хорошенько напоили французов этим снотворным пойлом. Снадобье сделано отменно, доктор, и на этот раз оно также не дало осечки. Пираты спали как малые дети. Извините, друзья, что я не предупредил о своем плане, но так получилось надежней. Если бы вы не пробовали ром вместе со всеми, это могло вызвать подозрения.
   Когда все без исключения уснули, на страже был только рулевой, который никогда не пьет, мне пришлось связать его на время. Потом, когда вся команда без исключения храпела, я дал знак Ласточке, чтобы она подошла ближе. Мои верные матросы аккуратно перенесли часть захваченных нами сокровищ на яхту. Я забрал только треть от всей добычи Эль Фуэго, две трети я оставил пиратам. Я не жадный. Думаю, даже с такими огромными сокровищами, у моих бывших собратьев нет будущего.
   Вижу, что вы успели обратить внимание на нашу дорогую гостью. Это Изабелла Альварес. Сантимо уже знаком с ней.
   Хрупкая девушка повернула свой взгляд в нашу сторону и подарила нам легкий поклон. Она идеал красоты, - заключил я про себя. Изабелла была прелестна, и не только по той причине, что я целый год почти не видел женщин. Маркес посмотрел на меня испытывающе:
   - К сожалению, пока не было возможности высадить Изабеллу. Ласточка беспрестанно сопровождала Эль Фуэго, и с самого Маракайбо еще не заходила в какой-либо порт. Через пять дней мы будем у Ямайки, там Изабелла сможет пересесть на любое торговое судно и начать новую жизнь в той части мира, в которой пожелает. Надеюсь, доктор, вы поможете молодой особе обустроиться. Она вдова, ей будет сложно одной. К тому же, она настолько красива, что надежный защитник ей просто необходим.
   Я чуть улыбнулся его остротам. Хорошо, что он шутил и говорил с оптимизмом. Тем не менее, я чувствовал, что с каждым сказанным словом, голос Маркеса слабел. Наконец, я прервал его, чтобы спросить, как он себя чувствует.
   - Спасибо, доктор. Чувствую себя прекрасно. Но, интуиция мне подсказывает, что на этот раз смерть уже не далеко. Так, что вы и Сантимо будете единственными обладателями несметных сокровищ.
   Когда Маркес говорил ложь или когда говорил правду, шутил он или говорил совершенно серьезно, он никогда не менял ни тон, ни манеру речи. Следовательно, людям было сложно догадаться, искренен Маркес или врет. Но, я хорошо знал этого парня и, не смотря на его слегка шутливый тон, я понимал, что сейчас он сама серьезность. Похоже, он действительно больше не рассчитывал оправиться.
   Мы спустились в каюту. Нам с Сантимо пришлось помогать нашему другу в передвижении, от слабости он был совершенно не способен держаться на ногах. В каюте я смог еще раз его осмотреть и на этот раз более тщательно. Ни одна из полученных им ран не была смертельна, но ранений было слишком много. Я насчитал пять порезов от сабли или кинжала разной длинны, и еще семь достаточно глубоких ран от картечи. Все тело было изранено осколками, а синяков, царапин, ушибов на его теле не сосчитать. Удивительным образом лицо почти не пострадало, лишь несколько мелких шрамов.
   По моему убеждению, слабость Маркеса была вызвана в первую очередь большой потерей крови. Если учесть, что на Эль Фуэго я сделал ему перевязку только по истечении четырех часов после боя, то, вероятно, Маркес потерял ее не мало. Ситуация ухудшалась тем, что большинство ран воспалились, а никаких медицинских средств на Ласточке не было.
   С помощью подручных средств я обработал его раны как можно кропотливей. Потом Изабелла пыталась покормить его, хотя, сложно накормить человека, охваченного лихорадкой. К обеду Маркес потерял сознание. Всю ночь он промучился в бреду, борясь с воспалением. Для него это была тяжелая, длинная мучительная ночь.
   Изабелла просидела в каюте Маркеса до самого рассвета. Бог наградил эту девушку не только миловидной внешностью, но еще добротой и заботливостью. Он делала компрессы, и помогала больному как могла. Я больше ничем не мог помочь, мое присутствие пока не было нужным, но я не мог уснуть и, все равно, время от времени спускался в каюту Маркеса. Также поступали Сантимо и капитан Вандербильт. Мы заходили в его мрачное обиталище и, стараясь не вызывать лишнего шума, молча садились в углу. Изабелла сидела рядом с Маркесом, держа его за руку. Когда наш друг вспыхивал в очередном приступе бреда, она удерживала своей ласковой рукой его горячий лоб, этим самым, как будто, обезболивала его страдания. Картина достойна кисти великого художника. Прости меня Бог, но минутами мне хотелось поменяться местом с Маркесом, я завидовал, что за ним ухаживала столь очаровательная синьора.
   Утром Маркес опять пришел в себя. Пока ему стало легче, но было ясно, что это ненадолго, и лихорадка опять возобновиться. Наш друг был слишком ослаблен, и болезнь пока не собиралась отступать. Победа в первом бою с лихорадкой еще ничего не значила. Утром первым делом Маркес попросил помочь ему выйти на палубу. На все мои уверения, что ему лучше оставаться в постели, он, как всегда, отвечал с улыбкой:
   - Не убивайте меня, доктор. Я не желаю встречать свой конец в душной коробке, я хочу видеть море и дышать ветром.
   На палубе его опять посадили на капитанский мостик, привязав ремнями к швартовому столбу. В таком положении Маркес находился до самого обеда. Мы шутили, насколько это было возможно, разговаривали о прошлых событиях, обо всем том, чего мы не могли касаться на Эль Фуэго. Правда, иногда за разговором лицо моего друга омрачала гримаса боли, которую он силился нам не показывать.
   Несмотря на всю нашу внешнюю радость, нас одолевало мрачное настроение. Я еще раз печально удивлялся загадочности нашего существования. Судьба, - жестокий и упрямый художник, который, вдобавок, не лишен чувства юмора. У судьбы свои заранее подготовленные планы на твой личный счет. И как ты не пытаешься управлять своей жизнью, она, все равно, упрямо рисует свою картину. Судьба подчинена только своей личной цели, которой ты, как простой смертный лишь вынужден подчиниться. Вот, например, сейчас Маркес, наконец, смог выбраться живым с пиратского логова. Его друзья с ним, трюмы его яхты полны золота, а сам Маркес не уловим для своих врагов. Но, как назло, если чудо не случится, то дни моего друга сочтены, он слабеет, и в скором времени покинет и сокровища, и друзей, и врагов.
   Здоровье Маркеса угасало медленно, но верно. Его жизненные силы таяли с каждым днем, раны упорно не хотели заживать. Как доктор, я нечего не мог поделать. Маркес, чувствуя безысходность, отдал нам с Сантимо свои последние распоряжения. Сантимо было приказано обеспечить сохранность сокровищ, для этого нашему юному товарищу следовало встретиться с неким Генделем. Сантимо должен разместить с помощью старого еврея одну треть сокровищ взамен на векселя, а остальные две части, разместить у других людей и местах, согласно отдельными инструкциями Маркеса. Меня же Маркес, в случае его смерти, попросил похоронить его тело в каком-нибудь живописном месте близь Гаваны. Мы с Сантимо становились обладателями всех богатств в равных долях. Ласточка завещалась ее капитану Вандербильту. На наши уверения, что нам не нужны столь огромные средства, и что мы совершенно не знаем, что с ними делать, Маркес заверил нас, что наша неуверенность временна. Он не сомневался в том, что придет время, мы станем мудрее и найдем правильное применения добытому золоту, за которое пролито так много крови.
   Ласточка была чрезвычайно быстрым средством передвижения. За десять дней мы пересекли Карибское море и приблизились к Вародеро, маленькой рыбацкой деревушке, расположенной на Севере Кубы. Изабелла видя, состояние Маркеса отказалась покинуть нас. По этой причине, нам не пришлось приближаться к Ямайке, что значительно ускорило наше движение к Гаване.
   За последние дни, проведенные вместе, мы успели многое сказать друг другу. Маркес был многословен как никогда. Изнуряемый болезнью, он красочно описывал нам некоторые из своих многочисленных приключений, боев. Складывалось смутное ощущение, что мы исполняли роль исповедников. Тем не менее, чувствовалось, что большинство своих секретов, Маркес не раскроет никогда, и только по счастливой случайности мне удалось, раскрыть одну из его тайн, может быть, самую сокровенную тайну Маркеса.
   Одна из просьб Маркеса показалась мне чересчур странной. Он попросил быть похороненным именно в его черном камзоле. Раньше я не замечал, что Маркес питал страсть к одежде, или к своему поношенному камзолу, однако я беспрекословно пообещал другу выполнить его просьбу, если он не сумеет выкарабкаться. Интересным оказалось продолжение истории с камзолом. Несколько дней спустя, когда Маркес находился без сознания, я обратил внимание, что на его любимом камзоле, множество пятен крови. Пожелав сделать другу приятно, я попросил Изабеллу почистить камзол, насколько это было возможно. Я размышлял, что раз уж Маркес так дорожит этой вещью, пусть она хотя бы будет чистой. Изабелла, приводя камзол в чистый вид, обнаружила в нем зашитые бумаги, о чем сразу сообщила мне. Конечно, у меня не было никакого права доставать из камзола бумаги и тем более их читать. Но, сердцем я почувствовал, что это необходимо сделать.
   Я прочитал. Казалось ничего особенного, всего несколько писем, адресованных неизвестной девушке. Кто эта девушка, оставалось для меня загадкой, так как в тексте Маркес ни разу не упомянул даже ее имени. Прочитав письма, я глубоко задумался. Оказывается, Маркес был влюблен. Это было так на него не похоже, так странно. Мой бедный друг, из-за страха, что она может пострадать из-за его чувств, он не осмеливался отправить ей написанные им письма. Он не решался раскрыть ей свои чувства. Даже в тексте, он не назвал ее по имени. Наверное, Маркес боялся, что эти письма могут попасть в руки его врагов, и его возлюбленная может пострадать. Это было грустно. Наверное, мой друг очень одинокий человек, раз он не мог позволить себе такую обычную мелочь, как "открытую" любовь. Но, то, что он любил, и любил страстно, больше жизни, - в этом я больше не сомневался. Теперь мне стали понятны причины его безрассудства, его грусти.
   Может быть, мне стоит разыскать эго возлюбленную и рассказать ей о его чувствах, пока он еще жив? Или, может быть, нет. Но, кто она? Кто смог так очаровать Маркеса? Пока у меня не было совершенно никаких догадок. Единственное, что давало мне хоть какую-то подсказку, было сказанное в первом письма название корабля Санта Роза. Значит, она тоже была на Санта Розе. Кажется, Сантимо рассказывал, что сам прибыл в Гавану на этом судне. Я сразу же направился к моему юному другу. Застав его одного, я сразу принялся за расспросы:
   - Послушайте, мой друг, вы, я помню, говорили, что прибыли в Гавану на судне Санта Роза и именно там познакомились с Маркесом?
   - Да, доктор, так оно и было, - ничего не понимая, отвечал Сантимо.
   - Вспомните, пожалуйста, это очень важно, были ли на судне красивые молодые особы женского пола, и оказывал ли кому-либо из них Маркес особое внимание?
   Сантимо задумался. И в ответ только хлопал своими удивленными глазами:
   - Доктор, на судне были девушки, мне сложно вспомнить. Но, что бы хотя бы одна из них была особенно красивой, я бы не сказал.
   Сантимо пожал плечами, глубоко вздохнул и начал мне рассказывать все, что помнил о женщинах, которые плыли на Санта Розе. Он рассказывал целый час, но не одна не подходила в моем воображении под ту, в которую Маркес мог так нежно влюбиться. Я начал отчаиваться. Когда Сантимо закончил свой длинный рассказ, я еще раз переспросил его:
   - Послушай Сантимо, ты точно перечислил мне всех женщин, что были на Санта Розе?
   - Да, кажется всех, конечно кроме детей и еще Соледат.
   - Что еще за Соледат?
   - Ну, вы же ее знаете, доктор. Соледат, - младшая дочь дона Эстебана.
   Внезапная догадка обожгла меня как молния. Маркес любил юную Соледат Роблес. Странно, грозный пират влюбился в простую девочку. Это казалось невозможно. Что ж, в этом мире бывает и такое.
   Изабелла немного отчистила темный камзол Маркеса от пятен. Я аккуратно вернул в камзол письма и сам зашил тайник. А потом всю последующую ночь я размышлял над тем, что же мне делать. Сложная ноша легла на меня. Да и потом, выживет ли Маркес?! Наконец, я решился действовать и пообещал себе, если не смогу доставить Маркеса к Соледат живым, то доставлю ей, хотя бы его письма. Я расскажу ей обо всем. Ведь она, наверное, совсем не знает его. Не знает, что он был пиратом, но при этом, был хорошим человеком, не знает, что он так сильно ее любил. Но, лучше чтобы Маркес сам обо всем ей рассказал. Небеса, помогите нам, ради любви и жизни...
  
   Из истории Изабеллы Альварес:
  
   Сегодня мы прибыли в не большую усадьбу, затерянную среди диких зарослей в нескольких милях восточней Гаваны. Доктор Пераль объявил, что именно это место и было целью нашего путешествия. Мой спутник был чрезвычайно рад нашему благополучному приезду, хотя если учитывать состояние Маркеса, благополучным наше прибытие тяжело назвать. Этот доктор, он славный малый. Хотя он и кажется чудаком на первый взгляд, так как в моем присутствии доктор явно ведет себя странно и, не смотря на то, что у него слишком толстые шутки, без сомненья, он достойный человек.
   Всю дорогу доктор Пераль даже подшучивал над больным и пытался меня уверить, что Маркесу ничего не грозит. Иногда он рассказывал смешные истории, иногда пытался просто увлечь разговором. Я старалась ему не мешать. Я понимала, что под маской меланхоличности скрывается преданный товарищ, который крепко переживает за судьбу раненого друга и сделает все для его спасения. А вся его циничность и глупость, - лишь старания оградить меня от огорченья и боли переживанья. Я боялась за Маркеса, он был мне дорог.
   Когда мы добрались до нашей милой усадьбы, доктор аж просиял. Он был необычайно рад, что Маркес все еще оставался среди живых, хотя и находится в плачевном состоянии. По дороге от Вародеро, доктор успел рассказать только то, что в усадьбе, к которой мы направлялись, живут близкие друзья Маркеса, и ему будет приятно находиться при них. Я не верила доктору и в этом деле, ведь не могли же мы перевозить полуживого Маркеса, через все Карибское море, через все ухабы узкой заброшенной дороги, только чтобы он смог повидаться со своими друзьями. Нет, я думаю, здесь было нечто большее. Моя женская интуиция подсказывала, что возможно, здесь замешана женщина.
   Мы прибыли... Я ужасно устала. Эта дорога, смертельно измотала меня. Я совсем не привыкла ни к длительным плаваньям, ни к подобным путешествиям на деревенских повозках. Но, это все мелочи, ведь у человека, который, по меньшей мере, два раза спасал мою жизнь, каждый раз рискуя своей, сейчас были трудности. Маркес шел на выручку моей жизни и моей чести, никогда не прося ничего взамен. Он не требовал ни моей красоты, ни денег, ни даже благодарности. Я готова отдать все, чтобы Маркес де Сидерата выздоровел. К сожалению, судьба не всегда предлагает подобные сделки.
   Как я узнала чуть позже, дом, куда мы прибыли, принадлежал некому дону Эстебану Роблес и его семье. Позже я исследовала, что его семья недавно переехала на Кубу с Испании, и уже успела завести здесь важное хозяйство. Роблес оказались чрезвычайно гостеприимными хозяевами. Видя, что мне не приятны вопросы о моем прошлом или о моей особе, они вежливо прекратили подобные темы, зато охотно рассказывали о себе. Говорят, по-настоящему гостеприимен тот дом, в котором ты не чувствуешь себя гостем. Именно так можно было сказать об усадьбе дона Эстебана.
   Раненого Маркеса перенесли в дом, и расположили в лучшей спальне дома. Роблес были очень обеспокоены участием молодого человека. Его тяжелое состояние вызывало у них чувство глубокого сострадания, причем у всех. За больным был установлен исключительный уход, а нам с доктором было оказано не меньшее уважение.
   Еще я познакомилась с очаровательной девушкой. Ее зовут Соледат, она младшая из детей дона Эстебана. Соледат очень молода, очень жива, у нее открытый отзывчивый взгляд. Очень милая девушка. Она отнеслась ко мне довольно дружественно и вежливо. Но, все-таки в наших с ней отношениях я сразу почуяла некий холодок и скрытую неприязнь с ее стороны. Сразу я не могла понять, чем я успела заслужить скрытую ненависть к себе у столь безобидного создания. Чуть позже, я все поняла. Ведь, именно ее имя Маркес произносил во время своих приступов бреда. Именно из-за Соледат доктор Пераль привез в этот дом раненого Маркеса. Скрытая ненависть этой девочки, верно обусловлена ее ревностью ко мне. Это хорошо, значит, Маркес ей тоже небезразличен.
  
   Отрывок дневника Соледат Роблес:
  
   08.07.1721
  
   Дни мои текут единообразно. Днем много работы. Отец говорит, что у нас все идет неплохо, но нам еще следует немало потрудиться, чтобы усадьба начала приносить нужную прибыль. Отец и братья с раннего утра до поздней ночи находятся на плантациях. Я стараюсь помогать как им, так и моей матери, ответственной за весь домашний быт. Слава богу, работы столько, что у меня почти нет времени думать, но, я, все равно, не могу отвлечься от своих тяжелых мыслей, которые преследуют меня словно тень.
   Вечером, если у меня еще остаются силы, я пишу несколько строк в своем дневнике и стараюсь читать книги. Книги дарят мне капельку счастья. Они позволяют мечтать и быть там, где я быть не могу. Жаль, что мои отец и братья этого не понимают. Они не умеют читать, и я не думаю, что они так часто мечтают как я. Мой друг, с которым я могла делиться своими мыслями и мечтами, - Сантимо сейчас не со мной. Мне его не хватает. Все ли у него хорошо?!
   Я ложусь спать довольно поздно и, несмотря на усталость, редко когда могу сразу заснуть. Мои мысли гонят от меня мирный сон. Я много о чем размышляю. Я думаю о том, что такое судьба, для чего мы живем, есть ли любовь и как устроен этот мир. Хотя, наверное, богобоязненные христиане не должны задаваться подобными проблемами. Но, это все мелочи. Главная моя печаль, из-за которой я не могу уснуть, - он. Человек, который приходит в мою жизнь как призрак. Он приходит и уходит, и я не знаю, ни кто он, ни где он. Он загадка для меня. Маркес де Сидерата, жив ли он? Появится ли этот человек, еще хотя бы раз в нашем доме? Не забыл ли он нас? Может быть я слишком смелая, что подарила тогда ему крестик и написала то письмо, но пусть хоть что-то.
   Несколько раз я не спала всю ночь из-за этих глупостей. Мысли о таинственном незнакомце всецело завладели мной, и как только на землю опускается ночь, я остаюсь с безжалостными мыслями наедине. Они мучают меня. Хотя, конечно, я точно сошла сума. Наверное, это сумасшествие, привязаться к человеку, о котором я не знаю ничего. Может быть, время залечит мою рану, но я чувствую, что эта рана безнадежна. Дай Бог, чтобы с ним все было хорошо.
  
   10.07.1721
  
   Как меня тяжело! Так тяжело, как сейчас мне еще никогда не было. Мое сердце разрывается на мелкие кусочки. Слезы заливают страницы дневника, мешая мне писать. Сегодня к нам приехал доктор Пераль. Он привез еле живого Маркеса. Мой бедный Маркес, на нем не осталось живого места от множества ран. Прошло полдня, а он еще не приходил в себя.
   Я хотела бы ухаживать за ним, но не могу, за ним смотрит доктор и от него не отходит красивая синьора, приехавшая вместе с Пералем. Наверное, Маркес любит ее, в такую красоту мужчине невозможно не влюбиться. Таких живописных женщин я никогда не видела. Кроме того, она добрая и хорошая. Мне стыдно в этом признаться, но я безумно завидую ей. Но, это все пустяки. Пусть он любит ее, но пусть он будет жив. Доктор сказал мне, что делает все от него возможное, но если Маркес сможет выжить это будет маленькое чудо. Эту ночь я проведу в молитве. Возможно, Бог сжалиться нам моими слезами и спасет его. Я буду надеяться.
  
   11.07.1721
  
   Утро. Сегодня я не спала. Маркес по-прежнему почти не приходит в сознание. Он открывает глаза лишь на несколько минут и снова погружается в сон. Но, в моем сердце надежды ничуть не меньше. Он жив. Я верю в то, что он будет жить.
   Чуть позже со мной разговаривала Изабелла, - та самая красивая девушка, прибывшая с доктором Пералем. Она многое мне рассказала о Маркесе. Я очень ей благодарна. Оказалось, что они просто друзья, и для нее он совершал благородные поступки. В Маракайбо он помог Изабелле убежать от жестокого деспота, а еще раньше он спас ее от рук пиратов. Это был очень романтичные и захватывающие рассказы. У Маркеса благородное сердце.
   Еще, Изабелла, сама того не подозревая, раскрыла мне его тайну. Он пират, - человек вне закона, хотя, я догадывалась об этом и раньше. То, что он преступник, никак не меняет мое к нему отношение. Наоборот, мне жаль его еще больше. Наверное, ему в жизни пришлось пройти через многие испытания. Как бы я хотела разделить с ним все трудности его судьбы.
   Ночь.
   Я снова не сплю. Я хочу быть с ним рядом, но мне запретили. Сейчас с ним доктор Пераль. Доктор, этот добрый человек, который когда-то вылечил моего брата, теперь пытается спасти самого дорого мне человека. Кроме этого, доктор оказал мне самую большую услугу. Он передал мне письма, которые написал для меня Маркес, чтобы никогда не отправить. Я читаю их снова и снова. Я не могу остановить свои слезы. Он любит меня и всегда любил... Я не нахожу себе места. Мое сердце готово вырваться из груди. Моя душа больше не принадлежит мне. Если он погибнет, погибну и я. Прости меня, Господи!
  
   12.07.1721
  
   Я говорила с ним. Мы беседовали около часа. Потом мне пришлось его оставить. Я не сказала Маркесу, что прочла его письма. Я пыталась отвлечь его, пыталась быть веселой и беззаботной. Когда мы прощались, я осмелилась его поцеловать...
   Почему жизнь так жестока?! Он был слаб, но говорил со мной необычайно много. Он рассказывал о пустяках, шутил, улыбался. Наверное, ему было больно, но он не подавал вида.
   После того, как мы попрощались, Маркес опять погрузился в сон. Доктор Пераль сообщил, что в сегодня наступит кризис, и вопрос жизни и смерти для Маркеса де Сидерата решиться сегодня. Шансы не велики, но надежда есть. Это будет самая страшная ночь в моей жизни. Хотя, я уже не помню когда спала, мне не уснуть. Если Бог есть, то он не оставит его и меня.
  
   Из рассказа Маркеса де Сидерата:
  
   Быть больным, - вещь невыносимо нудная. Чего только стоит бесконечный кошмарный бред, который мучил мой ум, доставляя нечеловеческие страдания. Да, было сложно, на этот раз моим ранам уже почти удалось отправить меня в могилу. Но, я выкарабкался. К счастью, в аду еще не подготовили для меня удобное место, придется еще пожить.
   Я проснулся на рассвете в незнакомом месте. Я не соображал где я, и что я. Болело все, в голове все перемешалось, и я ужу совсем потерял способность различать, что реальность, а что бред. Несмотря на сильное головокружение, сделав огромное усилие, я смог приподняться с постели и оглядеться. Рядом я узнал спящего Пераля, которого я не осмелился будить.
   Спустя несколько минут я почувствовал в себе, где-то совсем глубоко, остатки былых сил. Меня охватило непреодолимое желание прогуляться. Я встал с постели, хотя это далось нелегко. Мой подъем на ноги потребовал упорства больше, чем чтобы поднять четыре мешка камней. Потом взял со стула халат и самыми медленными шагами направился к двери. Мне казалось, что я двигаюсь неимоверно быстро, хотя это было не так. Каждое движение, даже каждое дыхание давалось мне с большим трудом. Наконец, я вышел в коридор и, держась за перила лестницы, смог спуститься в низ. Не знаю, сколько времени мне понадобилось, чтобы добраться до входной двери дома, но когда я ее открыл, восходящее солнце уже посылало свои первые лучи нового дня.
   Я пошел вперед. Утренний свежий воздух приносил мне огромное удовольствие. Он заглушал мою боль. Пожалуй, если ты еще жив, в этом есть свои плюсы. Пройдя шагов десять, у меня началась задышка, усталость начала сковывать мои члены. И не удивительно, ведь последний раз я прогуливался еще по палубе Эль Фуэго. Я даже примерно не мог представить, сколько дней прошло с тех пор. Мне пришлось остановиться.
   Чуть дальше в саду я заметил лавочку, на которой кто-то сидел. У меня уже не было сил добраться туда самостоятельно, я просто кликнул, стараясь привлечь к себе внимание. Фигура, что сидела на лавочке, увидев меня, поднялась и побежала в мою сторону. Соледат, она приблизилась и крепко обняла меня. Как бы я хотел, что бы это мгновение длилось вечно. Она рыдала у меня на плече, а я едва стоял. Я был счастлив. Соледат хотела отвести меня в дом, но я запротестовал. Наконец, она помогла мне дойти до лавочки, чтобы присесть.
   Только потом, немного придя в себя, я заметил ее радостное лицо, на котором остались следы страданий, усталости и тревоги. Боже, как мне не хватало ее лица, ее взгляда. Она была ангельски красива, красива как никогда. На лавочке Соледат, вся дрожа, жалась к моему плечу. Мы молчали, просто наслаждаясь тем, что мы вместе. Потом она призналась, что прочла мои письма. Она крепко обняла меня и, казалось, не отпустит никогда. Я поцеловал ее. Время остановилось.
   Наконец, из дома донеслись голоса, поднялся шум. На улицу выбежал взволнованный Пераль, а за ним и другие домочадцы. Соледат помахала им рукой, все ринулись к нам. Увидев меня живого, Пераль сначала округлил глаза от удивления, он очень обрадовался. Хотя, сразу же поспешил придать физиономии свой нейтральный, меланхоличный вид:
   - Маркес друг мой, устраивать свиданье в халате, с сеньоритой, по меньшей мере, это не прилично. И потом, трижды не приемлемо убегать от своего врача без разрешения. Неужели вы думаете, что раз вам удалось выжить, вам все позволено?!
  
   Заключение Сократа де Барка:
  
   К усадьбе дона Эстебана я смог добраться лишь третьего сентября, спустя больше двух месяцев после нашего расставания с Маркесом и доктором Пералем. Узнав, что Маркес смог выжить и опять стать на ноги, я очень обрадовался. Не менее приятным для меня было узнать, что Маркес и Соледат обрели свою любовь.
   К сожалению, я не застал Маркеса у дона Эстебана, он уехал несколько недель назад. Изабелла и Пераль также недавно покинули усадьбу. Это было естественно, лица вне закона, коими являлись мои друзья, могли навлечь беду на дом Роблесов. Что ж, такая у пиратов судьба. Я тоже не собирался долго тут задерживаться, хотя в Гаване, наверное, кроме Коротконого Хосе, никто и не мог знать, что я причастен к пиратскому ремеслу.
   В остальном дела были не плохи. Золото, которое удалось захватить с испанского галеона, было размещено мною согласно указаниям Маркеса. Наша яхта Ласточка была отпущена. Ее капитан Вандербильт получил яхту и полную свободу, как получил ее и я.
   Дальнейшая судьба брига Эль Фуэго неизвестна. На Карибах больше никто никогда не слышал об этом судне. Куда решила держать курс его команда, и что с ними произошло, осталось скрытым во мраке истории.
   Дон Эстебан рассказал мне о событиях, которые произошли в мое отсутствие. После того, как Маркес пришел в себя, и утром его обнаружили беседующим на лавочке с Соледат, он начал быстро поправляться. Уже через несколько недель Маркес походил на полностью здорового человека. Дон Эстебан, как человек, умудренный жизненным опытом, угадал нежные чувства, которые завладели его дочерью и гостем. Он понимал, что это влечение подлинно, и что заглушить его не получиться. Маркес честно рассказал дону Эстебану о своей судьбе. Он открыл все свои грехи без утайки. Таким образом, дон Эстебан узнал обо всех наших пиратских поделках, даже о бое у Гаваны. Конечно, Маркес рассказал, также, что и племянник дона Эстебана, то есть я, также стал пиратом. Мой друг также не побоялся признаться дону Эстебану в том, что безумно любит его дочь, но при этом он понимает, что не смеет просить руки его дочери, так как в случае их брака, Соледат ждет неизвестная судьба. Ей придется покинуть семью и подвергнуть свою жизнь риску. К тому же, человек, который имел столько грехов, был бы недостоин Соледат.
   Дон Эстебан, понимающе выслушав все, согласился с Маркесом. Было решено, что Маркес в самом ближайшем времени покинет усадьбу. Но, с этим не согласилась сама Соледат. Она отказалась есть и пить. В нее как будто вселился бес. Ничего дон Эстебан не смог сделать с этим. Соледат не страшилась тем, что Маркес имел сомнительное прошлое. Ее не пугало, что он был человеком вне закона, и что его преследовали как государства, так и пираты. Вся печальная правда о Маркесе, лишь еще больше разжигали в ней любовь к молодому пирату. Соледат действительно больше не могла жить без Маркеса. Как впрочем, и он больше не мог существовать без нее. Наконец, дон Эстебан, поверив, что все настолько серьезно, и что другого выхода нет, дал свое благословение на брак, при этом Маркес дал обещание навсегда покинуть пиратский промысел, начать новую жизнь и заняться законным делом.
   Была сыграна свадьба. Все было скромно, но от души. Молодые были счастливы. Они пожили у дона Эстебана еще несколько дней после свадьбы и отправились в путь. Куда уехал Маркес со своей молодой женой неизвестно. Я подозреваю, что к берегам Северной Америки, страны, где твоим прошлым мало кто интересуется.
   Прощаясь, Маркес пообещал еще вернуться на Кубу, и спустя годы он сдержал свое обещание. Много событий произошло со мной до момента нашей новой встречи. И еще больше, когда мы встретились вновь, но, это уже совсем другая история.
  
   P.S.
  
   Сейчас, много лет спустя, сидя за пером и бумагой у камина, я вспоминаю те дни. Картины моей юности на Карибах опять ярко проносятся в моем сознании. Я стараюсь вспомнить и записать истории о моем друге, об удачливом, но совсем не известном Эспектро. Не знаю, будет ли толк от моей писанины. С тех пор утекло много воды. На многих кораблях мне доводилось ходить, много знаменитых людей, крупных событий уже забыто с тех пор. Давно это было. Ах, молодость, моя молодость.... Что сейчас?! Сейчас флибустьеров уже нет. Торговые компании навсегда поделили территории, коммерция убила дух свободы.
   Ради чего тогда мы сражались?! Ради чего находили мужество драться против всех. Не знаю для чего, но точно, ни ради золота и не ради славы. Ты скажешь, мой дорогой друг, что песок времени все засыпал. Все, что происходило забыто. А официальные историки внесли в хроники лишь то, что выгодно современникам.
   Что ж, пусть никогда никто не вспомнит, как мы с Эспектро бороздили воды Карибского моря. Но то, что, я чувствую, не могут извратить никакие историки. В моих жилах живет призрак, который родился в те времена. Да, верю, что дух тех времен найдет свое место в сердцах наших потомков. Может быть, когда они будут читать эти строки, сердца их забьются быстрее, воля к свободе воспрянет в них, побуждая к действию. Мечты и воображение помогут потомкам сквозь время и пространство увидеть просторы Карибов, какими они были сотни лет назад. Они почувствуют ту отвагу, ту страсть, с которой мы бросали вызов смерти. Потомки ощутят, как парусники прорываются сквозь шторм, как яростно гремят пушечные залпы, как пахнет свобода. Знойное солнце опалит их лица, а морской бриз принесет влажную прохладу. Таков удел памяти и наследия наших мечт и деяний. Что ж потомок, теперь твоя очередь творить легенды. Бросать вызов всему миру и побеждать. Любить и сражаться. И кто знает, может быть, через много сотен лет кто-нибудь уже из твоих потомков сердцем почует смелую душу своего далекого предка.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

10

  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"