Художник И. В. Сайко Технический редактор Р. И. Смирнова
Подписано к печати 02.11.90. Формат 84Х 1081/32. Печать офсетная.
Бумага офсетная. Усл. печ. л. 9,66. Усл. кр.-отт. 9,91. Уч.-изд. л. 8,63.
Зак. 1314. Тираж 50 000 экз. Цена 5 р. 90 к.
Ассоциация совместных предприятий
международных объединений и организаций
Издательский центр "Терра". Москва, Автозаводская, 10, п/о 280, п/я 73.
Отпечатано на Ярославском полиграфкомбинате Госкомпечати СССР. 150049, Ярославль, ул. Свободы, 97.
ВВЕДЕНИЕ
Эта книга не ставит своей задачей восстановить полную летопись эмиграции и иммиграции. Её общий источник: советские иммиграционные и эмиграционные законы. Я мог бы назвать ее: "О законодательных основах нашей закрытости". И посвятить - всем заґстреленным при переходе коммунистических границ, всем погибшим у Берлинской стены, фундамент котоґрой был заложен в день большевистского переворота.
*
... Первая мировая война, две революции и развязанґная большевиками Гражданская война привели Росґсию к небывалому в её истории общественно-политиче-
скому кризису, результат которого не мог не отразиться на эмиграционных и иммиграционных проґцессах. Мировая война заставила европейские страны раскидать по территориям чужих государств сотни . тысяч своих граждан в качестве военнослужащих, пленных, беженцев или интернированных. Распад Российской Империи в образование новых государств, таких как Польша в Финляндия, поставили на повестку дня вопрос об оптациях иностранного гражданства.
В той или иной степени решением аналогичных задач занимались все европейские государства. Но не в пример Европе советская власть рассматривала свои проблемы сквозь призму теорий классовой борьбы, перманентной революции в капиталистического окружеґния. Результатом этой политики стая" массовая эмиграция из России, образовавшая свои крупнейшие политические центры в Париже, Берлине, Праге, Софии, Белграде и Харбине.
& то же время новый советский режим привлек тысячи западных коммунистов или людей, желавших попытать счастья в "новом свете", в РСФСР. Советское правительство вынуждено было также сотрудничать с Европой в деле обмена и возвращения на родину иностранных граждан, в большинстве своем - военноґпленных.
В 1917 году, еще не собранные в кодексы, законы вырабатывались на Основе общей политики советского государства, вырисовавшейся в первые дни Октябрьґского переворота. Неотъемлемым звеном этой политиґки стал принцип тотального контроля всех связей советской республики и заграницы. Еще слаба была власть, но 2 декабря 1917 год" Троцкий издал приказ о визации паспортов при въезде в РСФСР1. Отныне въезд в пределы советской России разрешался лишь
лицам, имевшим паспорта, заверенные единственным а те дни советским представителем за рубежом Вацлавом Воровским, находившимся в Стокгольме2. Тремя днями позже "впредь до дальнейших распоряжений"нарком НКВД Г. И. Петровский распорядился о запрещении выезда из РСФСР без разрешения местных Советов граждан воевавших с Россией государств3.
Это была робкая и осторожная поступь неопытной советской власти. К концу декабря 17-го он* изобрела общие положения о въезде и выезде, да такие, каких не знала еще многовековая Россия или Европа. Здесь были одновременно и паспорта с фотографиями, и "надлежаґщие печати", и специальные разрешения со специальныґми подписями, специальные же представители НКВД и НКИД; здесь предусматривались обыски и личные осмотры для всех, включая женщин, стариков и детей, (Лишь для дипломатов, в соответствии с международґными нормами, делались исключения.) Здесь конфискоґвывалось, конечно же, все "недозволенное к провозу" и запрещался вывоз документов, могущих "повредить" экономическим или политическим интересам еще толґком-то и не образовавшейся советской власти, причем лица, у которых такие "документы" были найдены, подлежали немедленному аресту4.
Вослед советской России созданное в 1919 году правительство советской Украины также начало свою законодательную деятельность с попытки контроля въезда и выезда. Оно ввело заграничные паспорта для лиц, желавших из республики выехать, причем прошеґния о выдаче таких паспортов подавались в отделы управления губисполкомов К прошению должны были быть приложены разрешения на выезд за границу от гражданского комиссариата и губернской чрезвычайґной комиссии, а для мужчин еще и от военного комис-
сариата. Требовалась также справка финансового отдела исполкома о том, что за просителем не числится никаких недоимок, и три фотографии. Проситель должен был заполнить в иностранном отдеґле "справочный лист", причем показания должны были быть подтверждены заверенными нотариально подпиґсями двух поручителей...6
Историографии по вопросу советской эмиграционной и иммиграционной политики практически не существуґет ни в СССР, ни за его пределами. Многочисленные советские энциклопедии, включая 16-томную советскую историческую энциклопедию, об эмиграции из СССР не упоминают вообще и лишь вскользь говорят об иммиграции7. Фундаментальные труды советских исследователей истории СССР8 и КПСС9 также умалчиґвают о советской политике в отношении эмиграции и иммиграции . Но и западная историография не уделиґла достаточного внимания данной теме. Правда, суґществует богатейшее литературное, историческое, публицистическое, религиозно-философское и эпистоґлярное наследие русской эмиграции11 и книги, напиґсанные на Западе эмигрантами и западными историкаґми о первой русской эмиграции и выдающихся её деяґтелях12. В итоге в то время как эмиграционная и иммиграционная политика дореволюционной России известна относительно хорошо13, советский период практически не изучен.
Данная монография ставит своей целью ответы на вопросы, в каком разрезе и почему советское правиґтельство вырабатывало, развивало и изменяло свою политику по отношению к иммиграции и эмиграции; какое влияние на развитие этой политики оказали классовая идеология советского государства и теория
пролетарского интернационализма, военные причины и экономические соображения. Для ответов на эти вопроґсы, в работе исследуются собрания официальных правиґтельственных законов, декретов и постановлений14, ежегодно выходящих в свет15.
Тематически материал классифицирован следующим образом: документы, относящиеся к въезду в советские республики, анализируются в главе про иммиграцию; документы, относящиеся к выезду, - в главе про эмиграцию.
Для изучения различных периодов советской истоґрии важность этих источников не одинакова. В первые годы советской власти собрания узаконений действиґтельно включали в себя все правительственные постаґновления, опубликованные в советской печати ко всеобщему сведению. Но со второй половины 1920-х годов количество публикуемых законов резко сократиґлось, и примерно с 1927 года они уже не отражали динамики развития советской эмиграционной и иммиграционной политики. То, что было чуть ли не исключением в первые революционные годы, стало правилом позже: никем не опубликованные и официґально не принятые, существовали и претворялись в жизнь правительственные циркуляры и приказы. С другой стороны, законы, изданные и опубликованные, часто оставались лишь на бумаге. К началу 1930-х годов изменился и сам характер правительственных постановлений. Большинство их сводилось теперь к информации о переменах в государственной бюрокраґтической машине. В годы партийных и правительственґных чисток таких постановлений было особенно много.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. См. Собрание Узаконений рабоче-крестьянского
правительства РСФСР, 1917-1918 гг. (Далее: СУ. РСФСР,
1917-18), ст. 78. Постановление НКИД от 2 декабря 1917
года за подписью Троцкого "О визации паспортов при
въезде в Россию".
2. -Постановление преследовало две цели. Во-первых,
контролировался поток въезжающих; во-вторых, иноґ
странные государства и их граждане, равно как и
въезжающие в РСФСР российские подданные, обращаясь к
советскому представителю за визой, как бы признаваґ
ли советское правительство де-факто.
3. См. С.Ó. ÐÑÔÑÐ, 1917-18, ñò. 89. Ïîñòàíîâëåíèå îò
5 декабря 1917 года за подписью наркома НКВД Петровґ
ского.
4. См. там же, ст. 163, постановление СНК от 20 деґ
кабря 1917 г.; см. там же, ст. 174, постановление от 21
декабря 1917 г. за подписями Уншлихта и Залкинда.
5. Собрание Узаконений Украинской ССР, 1919, ст.
265. Декрет СНК УССР от 11 марта 1919 г. за подписями
Раковского и наркома внутренних дел УССР Ворошилова
"О заграничных паспортах".
6. Согласно принятым тогда же декретам о выезде с
Украины и о въезде в нее иностранцы, покидавшие Украґ
ину, должны были иметь разрешение на отъезд от уполґ
номоченных наркоматов внутренних и иностранных дел, а .
украинские подданные - от отделов управления губис-
полкомов. Эти украинские декреты в основном повторяли
более ранние законы советской России, с той, пожаґ
луй, разницей, что иностранцы, желающие въехать на
Украину, и украинские подданные, находящиеся за граґ
ницей, не имевшие дипломатических паспортов, допускаґ
лись в республику лишь по особому разрешению заграґ
ничного представителя СНК УССР. Этот представитель
прямо на пограничный пункт. Иностранцы же для полуґ
чения визы на въезд представляли полномочному предґ
ставителю Украины за границей свои национальные заґ
граничные паспорта. Информация о въезжающих пересы-
лалась заграничным представителем по телеграфу в правовой отдел НКИД, который, в свою очередь, переґсылал всё в штаб военного ведомства. В штабе и решался вопрос окончательно: впустить оросителя или же посчитать его пребывание на Украине недопустимым "по военным соображениям". (См. там же, ст. 266 "О- выезде из Украины" и ст. 267 "О въезде на Украину" от И марта 1919 г. за подписями Раковского и Вороґшилова.)
7. Энциклопедия государства и права в трех томах
(Москва, 1924-26) сообщает о группах сельскохозяйґ
ственных рабочих, прибывших в Россию из Америки и
Германии, но ничего не пишет об эмиграции из СССР.
Советская сибирская энциклопедия (1930-1931) рассказыґ
вает об эмиграции в Сибирь из Китая, Кореи и Японии.
Но статья "Эмиграция" в ней вообще отсутствует. Треґ
тье издание Большой советской энциклопедии (Москва,
1951-1959) более беспристрастно. Энциклопедия ничего
не пишет об эмиграции из СССР или об эмиграции в
Советский Союз, но изучает вопрос миграции... животґ
ных. Исключение, пожалуй, составляет первое издание
Большой советской энциклопедии (Москва, 1930-е годы)
под общей ред. Бухарина, поместившее подробный очерк
по истории мировой эмиграции. Крайне незначительна и
советская юридическая литература по этому вопросу,
причем касается она обычно очень узких групп (см.,
например: Правовое положение иностранцев в РСФСР.
Справочник для иностранцев, оптантов и беженцев. Под
ред. Д. М. Левина. Издание Литиздата НКИД, Москва;
1923; Правовое положение физических и юридических лиц
Москва, 1926; Законодательство и международные догоґ
воры СССР и союзных республик о правовом Положении
иностранных физических и юридических лиц. Систематиґ
зированные материалы с комментариями.- Юридическое
издательство, НКЮ РСФСР, Москва, 1926).
8. См., например, История СССР с древнейших времен
до наших дней в 12-ти томах (Москва, 1960-1970 гг.).
9. См. Историю КПСС в шести томах. Москва, 1966-
1979.
10. Нужно отметить при этом, что иммиграция и эмиграция как таковые интересуют советских историков. Так, Ш. Л. Богина опубликовала книгу "Иммигрантґское население США 1865-1900 гг.", Ленинград, 1976. Отдельная книга посвящена дореволюционной российской трудовой эмиграции (Н. Л. Тудоряну. Очерки российской трудовой эмиграции периода империализма /в Германию, Скандинавские страны и США/. Кишинев, 1986). Есть книга и о вернувшихся в СССР реэмигрантах (Почему мы вернулись на Родину. Свидетельства реэмигрантов. Изд. Прогресс, Москва, 1983), и об иностранцах, заґпросивших в СССР политическое убежище (Они выбрали СССР. Москва, 1987). И даже - о белой эмиграции (Л.К. Шкаренков. Агония белой эмиграции. Издание втоґрое, Москва, 1986), и об эмиграции антисоветской (Прибалтийская реакционная эмиграция сегодня. Литовґская, латышская и эстонская антисоветская эмиграция на службе империализма. Рига, 1979). А вот об эмиграциґонной политике советского правительства и об эмиграґции из СССР ни одной книги нет.
П. Архив русской эмиграции - Бахметьевский Арґхив Колумбийского университета в Нью-Йорке, безусґловно, одно из самых ценных таких собраний.
12. Здесь не удастся перечислить малой части этих
книг. Достаточно упомянуть, что даже в Швеции вышла
на русском языке небольшая книжка об эмиграционном
периоде жизни Милюкова (см. J.P. Niel5en. Ìèëþêîâ è
Сталин. О политической эволюции П. Н. Милюкова в
эмиграции /1918-1943/. Осло, 1983), и что над книгой
о русской эмиграции работает сейчас известный америґ
канский историк России Марк Раев.
13. Так, Кэмбридж Юниверсити Пресс опубликовал раґ
боту Р. Бархлетта по истории иммиграции в Россию в
конце 18 - начале 19 веков. В Гарвардской Этнической
энциклопедии вышло эссе Роберта Магоски "Русские".
Блестящий очерк об эмиграции и иммиграции в энциклоґ
педии Брокгауза и Эфрона во многом не устарел и
сегодня. Наконец, освещен хорошо вопрос о еврейской
эмиграции, прежде всего в работах Ричарда Пайпса
"Jewi5h Emigration in Pre-Revolutionary Ru55ia",
5oviet Jewi5h Affair5 (1973) è Õàíñà Ðîããåðà "T5ari5t
Policy on Jewi5h Emigration", 5oviet Jewi5h Affair5 (1973).
14. Собрание Узаконений рабоче-крестьянского правиґ
тельства РСФСР (далее: СУ. РСФСР), 1917-1939; Декреты
советской власти, 1917-18 гг. (Москва, 1925); Ñîáðàíèå
Узаконений Украинской ССР (далее: СУ. УССР), 1919-
1924; Вестник ВЦИК, СНК и СТО СССР, 1923-1924; Соґ
брание Узаконений Закавказской СФСР (далее: СУ.
ЗСФСР), 1923-1924; Собрание Законов Союза ССР (далее:
С.З. СССР), 1924-1939. В монографии использованы
также материалы моих работ, опубликованных ранее, в
Immigration and Emigration Policy of the U55R (1917-
1927)", 5oviet 5tudie5, vol. XXXIV, ¹ 3, July 1982,
pp. 327-348.
15. При использовании советских законов как исґ
торических источников следует принять во внимание,
что декретом ВЦИК от 13 июля 1923 года за подписью
Калинина декреты, принятые ВЦИК РСФСР и его презиґ
диумом, распространялись на всю территорию СССР. (См.
СУ. РСФСР, 1923, ст. 796.)
ИММИГРАЦИОННАЯ ПОЛИТИКА, 1917-1927
Иммиграционную политику советских республик в первые послереволюционные годы предопределили поґлитические и идеологические факторы, прежде всего -классовый подход, распространяющийся даже на само понятие "интернационализма". Именно поэтому имґмиграционные законы того времени несли на себе пеґчать идеологии, согласно которой мир делился на два враждебных лагеря - пролетариат и буржуазию. Неґудивительно, что первый советский иммиграционный закон, принятый в декабре 1917 года, разрешил въезд в РСФСР только политическим эмигрантам, получившим личные удостоверения от созданных за границей эмигґрационных комитетов и разрешение на въезд от предґставителей СНК; да русским гражданам, въезжающим по дипломатическим паспортам, выданным советским
правительством. Из иностранцев же в РСФСР впускались лишь дипломаты нейтральных или союзных России государств, но только в том случае, если их паспорта были заверены в советском полпредстве1.
Отход от классовой политики, однако, все-таки допускался. В странах Востока никакая политическая борьба не протекала в отрыве от религии, и отталкивать от себя мусульманских революционеров советское правительство считало ошибкой. Большевики понимали, как усилится антиколониальное движение к югу от РСФСР, если организаторы этого движения будут знать, что в случае поражения на родине они смогут укрыться в стране Советов. РСФСР, таким образом, стала бы базой не только революционеров Европы и Америки, но и Востока. Именно поэтому мартовским законом 1918 года советское правительство предоставило право политического убежища иноґстранцам, преследуемым у себя на родине за преґступления политического или религиозного характера2.
В случае получения от иностранного государства требований о выдаче запросившего в СССР политического убежища, дело передавалось в НКИД, а оттуда в суд, который должен был постановить, "носило ли оно политический, религиозный или общеуголовный характер". После этого и решался вопґрос о выдаче, причем выданы могли быть только угоґловные преступники. Годом позже похожее постановґление приняло правительство советской Украины. Согласно этому постановлению выдаче не подлежали иностранцы, подвергшиеся у себя на родине преґследованиям "за так называемые религиозные преґступления и за преступления, направленные против правительств, защищающих интересы господствующих классов". Зато выдаче подлежали лица, подвергшиеся
на своей родине преследованиям за преступления, "наґправленные против правительств, защищающих инте-ресы трудящихся классов", т. е. против советского правительства3. За своей ненадобностью закон этот вскоре был отменен . А несколько позже Советы перестали предоставлять политическое убежище иностранцам, преследуемым на своей родине за релиґгиозные убеждения (в это время советская власть уничтожала русскую православную Церковь и духоґвенство советской Средней Азии). Политическое убежище в СССР предоставлялось теперь лишь за преследования, связанные с "общественной дея-тельностью" просителя5.
Однако наличие постоянных жителей - иностранцев не удовлетворяло советское правительство, стремивґшееся к созданию монолитного общества, где никакая из групп населения не имела бы таких привилегий как освобождение от службы в армии или прав на эмигґрацию. Не решаясь заставить иностранцев, в том числе и политических эмигрантов, живших в России, принять советское гражданство, правительство, однако, с апреґля 1918 года сделало его получение необыкновенно легким. Российское гражданство мог приобрести теперь любой иностранец, проживающий в РСФСР. Для этого он должен был подать заявление в местный Совет. В заґявлении указывались сведения анкетного характера, в том числе, не подвергался ли проситель арестам за уголовные преступления, а если да, то за какие. Личность иностранца в случае отсутствия документов заверялась свидетелями - гражданами РСФСР. За предоставление ложных сведений иностранец мог быть привлечен к уголовной ответственности или лишен предоставленного ему ранее российского подданства.
После рассмотрения этого заявления местный Совет и принимал решение о приеме в гражданство.
Таким образом, первоначально вопрос о приеме иностранцев в советское подданство решался довольно просто и в низших бюрократических инстанциях. Даже сроки рассмотрения заявлений не были оговорены, что позволяет сделать вывод о неформальном подходе к просителям. В исключительных случаях допускалось принятие в русское гражданство иностранцев, нахоґдившихся за границей. В этом случае заявление должґно было подаваться иностранцем в ближайшее предґставительство РСФСР (или же на имя председателя ВЦИК) и рассматривалось ВЦИКом. О принятых в число российских граждан иностранцах СНК и ВЦИК сообщал в НКВД, который регистрировал новых подданных, опубликовывал их списки и извещал об этом заинґтересованные правительства6. НКВД же в дальнейшем осуществлял и негласный надзор за теми из бывших иностранно-подданных, кто въехал в РСФСР. Те же, кто, приняв советское гражданство, оставался какое-то вреґмя за границей, по закону 1923 года могли получить советский заграничный вид на жительство, выдаваемый на три, шесть или двенадцать месяцев и продляемый не более, чем на год7. Несколько раньше первая советская конституция, принятая в июле 1918 года Пятым Всероссийским съездом Советов, "исходя из солиґдарности трудящихся всех наций", предоставила "все политические права российских граждан иностранцам, проживающим на территории Российской республики для трудовых занятий и принадлежащим к рабочему классу или к непользующемуся чужим трудом крестьянству" и признало "за местными Советами право предоставить таким иностранцам, без всяких
затруднительных формальностей, права российского гражданства"8.
Правда, даже тогда, когда этого не хотели иноґстранцы, но требовали интересы революции, различий между иностранцами и гражданами России не делалось. Так в январе 1919 года "на всех граждан, проживающих в пределах советской России, не исключая и иноґстранцев" был распространен закон "О единовременґном чрезвычайном революционном 10-миллиардном наґлоге". Представители некоторых иностранных госуґдарств запротестовали: по международным законам военные налоги не могли распространяться на ино-иностранцев. Тогда советское правительство объявило налог "не специально военным" и решение свое оставило в силе9.
Аналогичная политика проводилась и на Украине, на практике не различавшей российских и украинских подданных. Переход российских граждан в украинское гражданство мог быть осуществлен без большого труда10, а переход из украинского гражданства в русское разрешался без всяких ограничений путем подачи заявления в соответствующий губисполком11. Принятый же в марте 1919 г. закон о приобретении прав украинского гражданства12 фактически повторял апрельское постановление 1918 года, принятое в России13.
Советское правительство, однако, столкнулось с трудностями при попытке определить статус беженцев, бывших подданных Российской Империи. Многие из них не являлись теперь гражданами России, так как ранее проживали, либо родились, за пределами РСФСР14, например, в Польше, Финляндии или на территориях, отторгнутых от советской России согласно условиям Брест-Литовского мирного договора. 13 июля 1918 г.
советское правительство предоставило таким беженцам право в течение месяца со дня издания декрета возбуґдить перед НКВД ходатайство о выходе из российского подданства. Но этот жест, казавшийся гуманным, был тактическим ходом: двумя неделями позже Ленин подґписал новый закон, объявив всех беженцев, не восґпользовавшихся только что предоставленным им праґвом и не заявивших о выходе из русского гражданґства, подданными РСФСР16.
Советское правительство хотело изменить статус иностранцев в РСФСР по политическим, военным и экоґномическим соображениям. Заинтересованное в подгоґтовке кадров для мировой революции, оно нуждалось в иностранцах. Но международные законы создавали на пути советского правительства сложности. Так иноґстранца нельзя было мобилизовать в армию или ареґстовать, не известив об этом заинтересованное госуґдарство. Частная собственность, полностью конфискоґвываемая у советских граждан, могла в некоторых случаях оставаться за иностранцами. Из квартир иностранцев не конфисковывалась мебель, хотя сами квартиры конфискованы быть могли17 (над нелогичґностью подобных постановлений никто, судя по всему, не задумывался).
Чтобы сгладить различия между иностранцами и соґветскими гражданами, украинское советское правиґтельство в 1919 году, когда, казалось, начали сбыґваться надежды большевиков на скорую мировую реґволюцию18, уравняло проживавших в УЦССР иностранґцев в правах с гражданами Украины, России, Латвии и Эстляндии19, то есть тех территорий, которые в это время были частично или полностью оккупированы Красной армией. В марте 1919 года декретом СНК УССР в правах с гражданами советской Украины были урав-
нены и "все беженцы, вследствие войны поселившиеся на территории Украины... если они не перешли в установленном порядке в число граждан другого государства". Наравне с украинскими гражданами иностранцы отвечали за совершение "контрревоґлюционных" и общеуголовных преступлений , в том числе и за занятие контрабандой22, были окончательно уравнены в правах на имущество и стали привлеґкаться к трудовой повинности. И тут их "уравґняли", но не доверили повинности, имевшие "прямое отношение к делу обороны Республики (как-то рытье окопов, возведение укреплений, выработка оружия, снарядов, военного снаряжения и т. д.)"24. Праґвительство опасалось шпионажа.
Поскольку из-за общего развала в стране НКВД не в состоянии было осуществлять надзор за иноґстранцами и привлекать их к трудовой повинности, советское правительство начало проводить в 1919 году периодические регистрации иностранцев. Регистрироґваться иностранцы должны были в местных Советах в недельный срок со дня опубликования постановления25 . Иностранцы должны были, кроме того, заполнить анкету из 24 пунктов, причем требовалось, чтобы они указали, "кто из партийных или советских работґников или какой заводской комитет или советское учреждение может поручиться за лояльность по отноґшению к советской власти" и "с кем из иностранґцев (регистрирующийся) имел сношения в России и за границей" . Ну, а если по тем или иным причинам иностранец вообще не пришел на регистрацию "до истечения вышеуказанного срока", он мог быть привлечен "к ответственности по всей строгости военно-революционного времени", т. е. теоретически вплоть до расстрела.
О любой перемене адреса иностранцы должны были лично уведомлять регистрационные учреждения. Неґсоблюдение этого правила также каралось "по всей строгости военно-революционного времени". Домовым комитетам, владельцам и управляющим домами вменяґлось "в строжайшую обязанность следить за точным и неуклонным исполнением сего обязательного постаґновления". При переезде из одной советской ресґпублики в другую иностранные граждане обязаны были получить на это специальное разрешение в виде виґзы . А в Закавказье, по соглашению с НКИД, правиґтельство в любой момент могло ограничить права иностранцев на свободное передвижение, избрание профессий, открытие или приобретение торгово-промышленных предприятий (это во времена нэпа), строений или участков. Иностранные акционерные общества и товарищества могли приобрести в ЗСФСР права юридического лица лишь с особого разрешения правительства29; а за отклонение от регистрации30 иностранцы подлежали высылке в административном порядке . Но, с другой стороны, на иностранцев, по крайней мере на некоторых, иногда распространялись льготы, которых советское правительство давать обязано не было. Так в Закавказье в 1924 г. перґсидские подданные, возвращающиеся в Персию "соглаґсно удостоверению профсоюзных организаций" на вреґмя или навсегда, а также члены их семей, как состояґщие в профсоюзах, так и не состоящие в них, освоґбождались от уплаты паспортных сборов32.
Что касается советской карательной практики, то, начиная примерно с 1919 года, она уже не делала различий между советскими и иностранными подданґными, которые за содеянные уголовные или политичесґкие преступления подвергались одинаковому наказа-
нию. Это во многом облегчало работу ЧК и революґционных трибуналов, которые не нуждались в выґяснении гражданства своих жертв и могли с большей быстротой приводить в исполнение приговоры. Юридическим обоснованием предоставления карательґным органам права вынесения приговоров иностранцам стал первый советский уголовный кодекс, названный "Руководящими началами по уголовному праву РСФСР", принятый в конце 1919 года33. Согласно "Руководящим началам" уголовный кодекс РСФСР действовал на всей территории советской России как в отношении советских граждан, так и в отношении иностранцев, "совершивших на ее территории преґступление, а равно в отношении граждан РСФСР и иноґстранцев, совершивших преступление на территории иностранного государства, но уклонившихся от суда и наказания в месте совершения преступления и находяґщихся в пределах РСФСР". На практике это означало, что иностранец, совершивший по мнению советских властей на своей родине "преступление" (например, против советской власти), мог быть арестован за это в случае приезда в РСФСР и судим.
Такая постановка вопроса отнюдь не была случайной. УК РСФСР и УК УССР 1922 года также распространялись на все преступления, совершенные советскими гражданами на родине и за ее пределами, а иностранцами - на советских территориях и за граґницей, если советское правительство считало соверґшенные преступления подпадающими под статьи соґветских УК. Изъятия из этих правил делались лишь в порядке особых договоров, заключенных советским правительством с иностранными государствами34.
"Руководящие начала", однако, не содержали в числе видов наказания статьи, применявшейся в от-
ношении иностранцев достаточно часто: высылки за преґделы советской республики. Так 13 января 1918 года советское правительство приняло решение разорвать дипломатические отношения с Румынией в ответ на аннексию Румынией Бессарабии и разоружение на Руґмынском фронте войск Красной армии. СНК арестовал румынского посла, держал его заложником и требовал отвода румынских войск из Бессарабии, а когда эта мера не принесла успеха, конфисковал хранившийся в Москве золотой запас Румынии, вывезенный сюда на хранение в связи со вступлением Румынии в войну на стороне Антанты и риском захвата золота противґником . Румыния и тогда не уступила, однако поґтребовала от советского правительства соблюдения международных норм и освобождения румынских дипґломатов. СНК подчинился, и "все агенты румынской власти" (т. е. румынское посольство в России) быґли высланы в Румынию и стали, вероятно, первыми высланными из советской республики иностранцами. Высылки имели место и позже. Постановлением от 2 мая 1919 года Украинское советское правительство выслало из УССР представителей иностранных госуґдарств, отказавшихся признать советское правиґтельство Украины. Консульские представители таких стран должны были покинуть Украину в течение 8 дней, т. е. не позднее 10 мая36. И только в 1921 году вышло правительственное постановление, согласно которому иностранцы, чей "образ жизни, деятельность и поведение" признавались советским правительством "несовместимыми с принципами и укладом" советской жизни, высылались из советской России по приговору судебных органов республики или по постановлению ВЧК, причем независимо от того, высылался ли иностранец по указанию суда или постановлению ВЧК,
именно ВЧК осуществляло на практике постановление о высылке. Порядок высылки определен был особой инґструкцией, выработанной совместно тремя наркоматаґми (НКИД, НКВД, НКЮ) и ВЧК. На основании данного закона подлежали высылке и лица, оптировавшие иностранное гражданство и не получившие специальґного разрешения от НКВД на продление срока своего пребывания в советской России .
Тогда же постановление "О порядке высылки преступного элемента из пределов УССР" приняла советская Украина , дополнив его год спустя еще одним декретом, согласно которому с Украины приказом НКВД по соглашению с наркоматом иноґстранных дел могли быть высланы иностранцы, преґбывание которых в УССР украинское советское праґвительство находило "вредным для интересов ресґпублики". В 1922 году высылка была предусмотрена в качестве одного из видов наказания в новом Уголовном кодексе РСФСР40, а несколько позже - в законодательстве ЗСФСР41. В 1923 году эти законы были реализованы на практике: в ответ на убийство в Лозанне В. Воровского правительства советских республик запретили выдавать въездные визы швейцарским подданным, "кроме трудящихся, кои не несут ответственности за неслыханные действия швейцарского правительства". И хотя правительство Швейцарии к покушению никакого отношения не имело, из Швейцарии отозвали советских торговых предстаґвителей и выслали из СССР всех швейцарских дипґломатов42. Запрет на пребывание иностранных граждан в СССР содержали и некоторые двусторонние договоры, заключенные советским правительством с другими державами. Так, согласно советско-германскому договору 1925 года43 каждая из сторон сохраняла за
собой право запрещать отдельным гражданам противґной стороны пребывание или поселение на своей теґрритории по приговору суда или соображениям внутренней и внешней безопасности. Нежелательному иностранцу в случае его высылки об этом вручалось удостоверение .
Политика советского государства по отношению к русским подданным, находившимся за рубежом, проґявилась уже в январе 1918 года, когда правительство разрешило бывшим гражданам Российской Империи вернуться в Россию45. Но даже они не могли въехать беспрепятственно: въездные визы выдавались только представителем СНК за границей. В общей проблеме возвращения на родину российских граждан выделился вопрос о пленных и демобилизованных. Поток этот не был новым и наметился еще до революции. Советское правительство не внесло каких-либо видимых изменеґний в законы царской России о вернувшихся военноґпленных. Их принимали с почетом и даже выдавали денежное вознаграждение за время пребывания в плену. Размер этого вознаграждения не мог превышать 1500 руб. А семьи пленных, умерших в плену, получали такое довольствие в половинном размере. Инвалидам предполагалось платить пособие в 25 или 50 рублей в месяц, в зависимости от степени инвалидности46. Сумму эту, безусловно, следует признать мизерной. (25 рублей в виде пошлины уплачивалось, например, при переходе из русского гражданства в украинское.) Паек возвращающихся военнопленных был приравнен к пайку тыловых и резервных частей Красной армии47.
Советы шли на это не из гуманности, а по сообраґжениям военной целесообразности. Они, с одной стоґроны, нуждались в солдатах для Красной армии, а с другой - опасались, что оставшиеся за границей
русские граждане могут быть вовлечены в деятельность антисоветских организаций за рубежом. В дополнение к этому существовала 9-я статья Женевской конвенции о военнопленных, обязывающая правительство возґнаграждать своих подданных за время пленения. И перед лицом международной общественности "рабоче-крестьянское правительство" еще не смело предать ее забвению48.
Однако уже тогда начали проявлять себя зловещие симптомы. В декабре 1918 г. вышло постановление "О праве получения содержания из имущества лиц, объґявленных отсутствующими и о судебном признании проґпавших [без вести] умершими" . Согласно этому закону все отсутствующие военные чины, в больґшинстве своем военнопленные, а также все пропавшие без вести, юридически признавались умершими. Предусматривалось, что нетрудоспособные родственниґки по прямой нисходящей и восходящей линии получаґли из имущества отсутствующих содержание. Это поґстановление, звучавшее, безусловно, цинично, носило исключительно экономический характер. В революґционные годы при постоянных разделах земли и переґраспределении собственности советская власть была крайне не заинтересована в том, чтобы соблюдать праґво собственности фактически отсутствующих людей, в массе своей - военнопленных. Неизвестно было, кто из них был действительно жив, кто и когда мог верґнуться. Война еще шла, причем даже во время Брест-Литовских мирных переговоров вопрос об обмене пленными не обсуждался в конкретной форме. Поскольґку законы об отмене прав на наследство были приняґты сразу же после революции, государство теперь дополняло их законами о конфискации имущества "юридически умерших".
Не ко всем военнопленным советская власть отноґсилась одинаково. Вернувшимся из плена солдатам пеґред тем, как их снова забирали в армию, теперь уже Красную, в РСФСР предоставлялся короткий отпуск. А украинское советское правительство мартовским декґретом 1919 года предоставило "отсрочку по призыву на военную службу впредь до особого распоряжения всем военнослужащим Республики, находившимся в плену во время минувшей войны 1914-1918 гг. и возвратившимся после 1 января с. г. на родину"50. Законы эти, однако, не были распространены на офицеров. Советское правительство настолько нужґдалось в них в армии и настолько боялось оставить их в тылу, что предпочло иметь офицеров на фронте под бдительным надзором комиссаров . С августа
1919 года возвращавшихся офицеров и унтер-офицеров
направляли в распоряжение Всероссийского Бюро всеґ
общего военного обучения52, используя их не только
на фронте, но и в тылу, в качестве инструкторов.
В первые годы советской власти международные традиции, урегулированные Женевской конвенцией, сказались и на отношении советского правительства к возвращавшимся из Белого или "буржуазного" плена бойцам Красной армии. Августовским постановлением
1920 г. их предписывалось "удовлетворять по возґ
вращении из плена единовременным денежным пособиґ
ем в размере трехкратной наименьшей тарифной ставґ
ки местности регистрации возвратившегося из плена...
независимо от должности военнослужащего и проґ
должительности пребывания его в плену". Соотґ
ветственно, указанное пособие не выдавалось
"военнослужащим, сдавшимся в плен добровольно и
добровольно исполнявшим у неприятеля работы, отґ
носившиеся к военным действиям"53. Таких воен-
нопленных "по возвращении... из плена и впредь до решения дел о них соответствующими судебными устаґновлениями" довольствовали "на общих основаниях с лицами, состоящими под судом революционных военґных трибуналов и содержащимися под стражей или в концентрационных лагерях"54. Закон, однако, очень мягко обходил вопрос о том, где нужно было содержать таких вернувшихся военнопленных. Но очевидно, что именно в концентрационных лагерях их и содержали. Если в лагеря попадали даже возвращавшиеся из плена солдаты Красной армии, говорить о распроґстранении Женевской конвенции на взятых в плен солдат Белой армии не приходилось. Когда созданным при РВС республики Особым отделом ВЧК представляґлось "затруднительным по первоначальному материґалу" выяснить благонадежность военнопленных и переґбежчиков, "захваченных на фронтах Гражданской войґны", пленных направляли "в лагери принудительных работ", где дела их передавались в Особые комиссии Главного управления принудительных работ, созданные при НКВД и при подведомственных НКВД организациґях на местах. В состав Особых комиссий входили предґставители отдела принудительных работ НКВД, ОСО ВЧК, "военного ведомства и, по мере заинтереґсованности, революционного военного трибунала". В целом, Комиссии образовывались для "урегулирования и установления единообразного порядка в откоманґдировании в Красную армию военнопленных и переґбежчиков, морально-политическая благонадежность коґторых" была "в достаточной степени выяснена". Но Комиссия отправляла "благонадежных" пленных еще и в Трудовые армии, а не благонадежных, "числящихся за Особыми отделами" ВЧК "и революционным военныґми трибуналами, на принудительные работы по месту
жительства", если там была "установлена и укреплена советская власть". Основанием для вынесения того или иного определения мог, в частности, быть "материал, доставляемый комендантами лагерей, состоящими при лагерях политическими агентами и другими дожност-ными лицами"55 .
Несколько позже советское правительство официґально и открыто заявило, что в случае пленения солдат армии Булак-Балаховича оно не будет расґсматривать их как военнопленных56. Так окончательно сложилась система принципиально нового отношения к военнопленным противной стороны. Своих политических противников и военных соперников Советы считали теґперь преступниками-контрреволюционерами и в случае поимки или пленения осуждали по статьям Уголовного кодекса.
Новый период советской истории начался в марте 1921 г., когда Десятый съезд РКП(б) провозгласил замену продразверстки налогом и разрешил "в пределах местного хозяйственного оборота" проґизводить обмен продовольствия на промышленные тоґвары. В то же время Тамбовское крестьянское восстаґние, Кронштадтское восстание и рабочие волнения в Петрограде, Петроградской губернии и Москве заґставили советское правительство перейти от политиґки военного коммунизма к Новой экономической поґлитике. Экономические соображения стали играть главенствующую роль при решении политических вопґросов. Ставку на мировую революцию сменила теория социализма в одной стране. Советская иммиграционная политика преследовала теперь новые цели: защиту экономических интересов и борьбу с врагами революґции внутри государства. Именно поэтому в 1921 г.
правительство пересмотрело свое отношение к так называемой трудовой иммиграции.
До революции в Европейской части России работало сравнительно небольшое число иностранных рабочих57. После февраля-октября 1917 года многие из них потеґряли работу или же были уволены правительством как, например, служащие Варшавско-Венской и Привис-сляндской железных дорог, работавшие в российской железнодорожной сети58. Иностранные рабочие, оставшиеся в РСФСР, приравнивались к российским рабочим, но могли выбирать своих старост, которые входили в фабрично-заводские комитеты. Распредеґлением иностранных рабочих по промышленным предприятиям через "Комиссию по делам ввозного труда" руководил наркомтруд59 . В состав Комиссии входили еще и представители ВЦИК, наркомата иностранных дел, Всесоюзного Совета профсоюзов, посольств заинтересованных государств и рабочих организаций. В обязанности комиссии входил учет ввозимых рабочих, помощь им на местах, а также выяснение того, желают ли рабочие вернуться на родиґну или остаться в России на новый срок, если это было возможно. Комиссия должна была охранять права иностранных рабочих, обеспечивать им обратный проґезд на родину за счет нанимателя, имела право расторгать заключенные ранее договоры, если они противоречили профсоюзным нормам, и следила за работой оставшихся в России иностранных рабочих.
Первоначально советское правительство приветґствовало трудовую иммиграцию, хорошо вписывающуґюся в теорию пролетарского интернационализма и доказывающую преимущества новой социалистической системы перед старой капиталистической и слова Ленина: "Нет сомнения, что только крайняя нищета
заставляет людей покидать родину"60. В дополнение к этому, казалось бы, советская промышленность нужґдалась в квалифицированных рабочих, поскольку с 1917 по 1920 год число рабочих в России сократилось с 2,6 до 1,2 млн. человек. И из-за нехватки проґдуктов питания (хлебный паек рабочим в Петрограде к началу 1918 года упал до 5O ãðàììîâ â äåíü) ìíîãèå покидали город и уходили в деревню61. Советское сельское хозяйство, тем не менее, деградировало, поэтому иммиграция американских фермеров с их современной технологией обработки земли, казалась правительству чрезвычайно уместной62. И в целом трудовая эмиграция поощрялась как по идеологическим, так и по экономическим причинам до второй половины 1921 г., причем последний закон, стимулирующий эмиграцию на Украину трудовых иммигрантов, преимуґщественно из США и Германии, был подписан 10 мая63. Для приема таких иммигрантов в Киеве и Харькове открывались "Центральные эмигрантские дома" (сокращенно: Цедома) на 1000 человек каждый. По открытии морского сообщения с черноморскими портаґми наркомату труда и Украинскому главному эвакуґационному комитету предоставлялось право по мере надобности открывать "Цедома" и в важнейших портовых городах. Находились "Цедома" в ведении Украинского главного комитета по эвакуации, и все прибывшие туда эмигранты поступали в распоряжение наркомата труда. Во главе каждого "Цедома" стоял начальник, назначенный эвакуационным комитетом по соглашению с наркоматом труда и Всеукраинской чрезвычайной комиссией.
С введением НЭПа, казалось бы, трудовая иммигґрация в советские республики должна была непременґно возрасти. Но поразивший Поволжье летом 1921 г.
голод, эхом прокатившийся по всей стране, безраґботица в городах и нехватка скота, посевного зерна и элементарных орудий сельского хозяйства в деревне неожиданно сделали обузой для государства приґбывавших с пустыми руками иностранных крестьян и рабочих. В результате советское правительство резко изменило свою политику по отношению к трудовой иммиграции. Майское постановление 1921 г. о её поґощрении, видимо, осталось на бумаге. И уже в начаґле августа украинское правительство признало пеґреселение на Украину "в настоящее время невозможґным и нежелательным"64. Лишь в исключительных случаях допускался приезд организованных коллектиґвов, которые формировали отдельные трудовые артели или использовались в совхозах.
Постановлением СТО от 22 июня 1921 г. первые ограничения на въезд трудовых иммигрантов были введены в РСФСР. А в мае 1922 г. Совет Труда и Обороны постановил "считать в настоящее время необходимым максимальное сокращение иммиграции и допущение к въезду в РСФСР только тех групп рабочих, относительно которых имеется полная гарантия, что они найдут необходимый заработок на территории республики"65. На практике этот закон применялся почти исключительно к американским фермерам, имґмиграцию которых советское правительство находило экономически выгодной, равно как и к американским рабочим. В США формированием групп американских иммигрантов занимался уполномоченный ВСНХ А. Гелґлер. Он получил мандат на обсуждение всех нужд подотдела промышленной иммиграции, созданного при ВСНХ, и сосредоточил в своих руках всю деятельность, связанную с американскими трудовыми иммигрантами. Группы формировались по соглашению с наркоматом
труда. И НКИД выдавал таким группам въездные виґзы, "не входя в обсуждение вопроса по существу". А наркомат земледелия обязан был оказывать подотделу промышленной иммиграции полное содействие в осмотґре и выборе совхозов, подлежащих закрытию, а потому передающихся в аренду иммигрантам.
Несколько позже советское правительство обраґзовало постоянную комиссию СТО по урегулированию сельскохозяйственной и промышленной иммиграции в РСФСР. В круг деятельности комиссии вошли "установление и привлечение желательных для РСФСР сельскохозяйственных и промышленных групп иммигґрантов и реэмигрантов и подготовка через соответґствующие народные комиссариаты сельскохозяйственґных и промышленных предприятий, а равно пустующих земель, на коих возможно и желательно испольґзование иммигрантов"; "руководство вопросами въезда в пределы РСФСР отдельных иммигрантов и цеґлых групп иммигрантов вышеуказанных категорий", прием их "в портах и пограничных станциях", "соґдействие по проведению таможенных формальностей и транспортированию иммигрантов и привозимых ими машин и прочего имущества на место назначения", "содействие иммигрантам в период организации их работы", предоставление кредита, необходимых маґтериалов и "разного рода льгот", "борьба с неґлегальной (не проходящей через комиссию) промышленґной и сельскохозяйственной иммиграцией". Комиссия, кроме того, снабжала иммигрантов "временными удостоверениями для получения документов на право проживания в пределах РСФСР, сообразно существуюґщим правилам"66.
Исходя из экономических соображений, но и в целях уменьшения общего числа иммигрантов, правительство
установило высокий имущественный и денежный ценз для въезжающих иностранцев и этим сделало невозґможной иммиграцию бедных фермеров. С 1923 г. неґпременным условием допуска иммигрантов в СССР явґлялся ввоз основного и оборотного капитала в колиґчестве, обеспечивающем организацию и ведение хозяйґства. Размер и форма такого капитала определялись договором, заключаемым между фермерами и советскиґми властями. На нужды сельскохозяйственной иммиграґции 2 февраля 1923 года СТО выделил 220 тыс. десяґтин целинной и залежной земли на юго-востоке страны и в Поволжье67. Несколько позже в счет этой площади были отведены участки и в других районах РСФСР . Эта земля и сдавалась иммигрантам в аренду на догоґворных началах. С фермеров, таким образом, взимали не только налоги, но и земельную ренту. Правда, заґинтересованное в поднятии целинных земель советское правительство предоставило селившимся на них ряд льгот. Например, по особому соглашению в счет арендной платы могли засчитываться специальные агроґкультурные мероприятия.
В 1923-24 гг. об иммиграции промышленной уже не было речи. Из-за общего промышленного кризиса, отґсутствия топлива и заказов закрылись многие фабґрики. В стране господствовала безработица. В начале 1920-х, особенно в 1923 году, безработица в городах росла стремительно и к январю 1924 года достигла 1,24 млн. человек. Между тем на 1924 год в СССР числилось 8,5 млн. рабочих. Без работы, следовательно, был каждый седьмой . Понятно поэтому, что советское правительство • допускало теперь только сельскоґхозяйственную иммиграцию, причем периодически изменяло и дополняло иммиграционные законы таким
образом, чтобы сделать иммиграцию все более и более выгодной для государства экономически70.
Так, если раньше советское правительство частично оплачивало перевозку техники и инвентаря переселенґцев и оказывало им помощь семенами и скотом, то с 1924 года оно не только осложнило процедуру оформґления въезда иммигрантов, впуская их лишь с общего согласия НКИД и комиссии СТО71, но и взваливало на иммигрантов все расходы по переезду и транспортировґке машин и сельскохозяйственного оборудования. Правґда, плату за проезд с иммигрантов взимали по сниґженным тарифам, а ввозимый иммигрантами инвентарь не подлежал таможенному обложению. Но из прямых льгот оставались теперь лишь послабления по уплате налогов и отбыванию воинской повинности.
Следует отметить, что и в деле транспортировки людей и оборудования советское правительство, кажетґся, преследовало фискальные цели. Право перевозки и обслуживания в портах эмигрантов и иммигрантов быґло предоставлено Добровольному флоту и Государґственному пароходству РСФСР, которые могли приґступить к перевозкам самостоятельно или по догоґвору с заинтересованными иностранными фирмами, в частности, на предмет предоставления им от имени монопольного советского флота права продажи в Амеґрике "шифскарт"* для эмигрантов из РСФСР в Америку и обратно. Работа советского флота в этом направлении контролировалась постоянной комиссией СТО по урегулированию сельскохозяйственной иммиграции72.
Уже в 1921 г., не желая расширять частный сектор сельского хозяйства и рассредоточивать иностранцев по
* Квотовые разрешения на въезд (идиш, жарг.).
территории республики, создавая этим возможность для широких контактов между приезжими и советскиґми гражданами и усложняя контроль над иммигрантаґми со стороны НКВД, Украина закрыла свои двери для индивидуальной иммиграции. Но лишь с 1925 года, в дополнение ко всем ограничениям, введенным ранее, непременным условием въезда в СССР трудовых имґмигрантов стала их организация в сельскохозяйґственные коммуны, артели или кооперативы по уставам аналогичных объединений, уже существующих в СССР. Индивидуальная сельскохозяйственная организация допускалась лишь при наличии родственных связей и подселении фермера к уже организованному обществу при обязательном согласии местных Советов и членов кооператива. На практике это правило применялось только в отношении реэмигрантов, людей, эмигрировавґших из страны ранее и возвращающихся теперь обратно. В 1925 году советское правительство открыто приґзнало, что "трудовая сельскохозяйственная иммиг-рация и реэмиграция... допускается в пределы РСФСР с целью использования её как культурно-показатель-показательной силы в деле поднятия сельского хоґзяйства"73. Соответственно, правительство так и не понизило имущественного ценза, введенного в 1923 году, и продолжало требовать не только ввезения капитала, необходимого для организации труда, но и ведения исключительно образцового хозяйства. Как и прежде, размер и форму необходимого капитала определяла постоянная комиссия СТО74, в которую входили теперь представители ряда наркоматов и орґганизаций, в том числе ОГПУ, никогда не ослаблявшеґго в отношении иностранцев своей бдительности. Разґмер и расположение земельных участков также определяла комиссия СТО. Для сельскохозяйственной
иммиграции выделялся специальный "иммиграционный земельный фонд". В основном же условия оставались те же: земля предоставлялась иммигрантам на догоґворных началах и льготных условиях преимущественно в необжитых районах; в счет арендной платы имґмигрантов за землю могли быть зачислены крупные культурные мероприятия по улучшению хозяйства. Целинные участки сначала вообще отводились без арендной платы и лишь по прошествии какого-то времеґни передавались иммигрантам на договорных началах. Все не типовые договоры о сдаче земли иммигрантам пересылались на рассмотрение в наркомат земледелия. Само собой разумеется, иммигранты и реэмигранты отдавали в распоряжение кооперативов все привезенґное ими имущество и становились, по крайней мере в экономическом отношении, обычными советскими крестьянами, сосредоточенными, правда, в отдельных кооперативных хозяйствах на целинных и залежных землях, чем создавались естественные препятствия контактам русских и украинских крестьян с фермераґми и облегчался контроль НКВД над иммигрантами. Кроме того, закон 1925 года создавал экономический стимул для перехода сельскохозяйственных иммигґрантов в советское подданство: согласно декрету ЦИК от 2 февраля 1925 г. "принятые в гражданство Союза ССР иммигранты (переселяющиеся в РСФСР трудящиеся иностранцы)" приобретали "право наделения землею в трудовое (коллективное или единоличное) пользование на общих со всеми гражданами Союза ССР основаниях, согласно соответствующих статей земельного коґдекса"75. В то же время, в целях борьбы с безраґботицей в городе, советское правительство предосґтавило "трудящимся иностранцам, проживающим на территории Союза ССР и пользующимся политическими
правами, согласно конституций союзных республик, право на трудовое пользование землей для ведения сельского хозяйства на одинаковых основаниях с гражданами союзных республик, в пределах которых они пребывают"76.
В сентябре 1926 г., через два месяца после засеґдания пленума ЦК и ЦКК, на котором разбирался вопґрос о росте капитализма в деревне77, советское праґвительство решило прекратить трудовую иммиграцию в СССР. В предшествующие годы запретив въезд креґстьян-бедняков и поощряя иммиграцию американских фермеров-"кулаков", правительство само вносило лепґту в усиление капиталистического сектора деревни. Организация фермеров-иммигрантов в кооперативы не меняла положения существенно: кооперативы полуґчались "кулацкие". Теперь, незадолго до отмены НЭПа, правительство начало обратный процесс. Оно отменило ряд существенных постановлений 1923-1925 годов о сельскохозяйственной иммиграции78 и расґпустило в январе 1927 г. комиссию по трудовой иммиграции в СССР . Вопросы трудовой иммиграции решались теперь по соглашению между НКВД, НКИД, ВСНХ, ОГПУ, РКИ и наркоматов военно-морских дел и внешней и внутренней торговли. Трудно поверить, чтоґбы восемь советских учреждений, имевших свои спеґцифические интересы, в том числе и в иммиграционной политике, могли прийти к какому-либо общему решеґнию относительно въезда иностранных фермеров80.
В отличие от сельскохозяйственной, промышленная иммиграция не остановилась полностью. Начавшаяся индустриализация потребовала такого количества спеґциалистов, каким не располагало советское госуґдарство. Учитывая это, ВСНХ разрешил иммиграцию в СССР инженеров и техников некоторых отраслей про-
мышленности по разработанному ВСНХ номенклатурґному списку специальностей. Малочисленность этой иммиграции не могла отразиться на повышении уровня безработицы в стране. Вопрос о массовом привлечеґнии рабочих из-за границы ВСНХ мог решать теперь лишь по согласию с наркоматом труда.
Следует особо оговорить и еще одну иммиграцию -Дальневосточную. Аннексировав в 1922 году искусґственно созданную Дальневосточную республику и объявив всех ее жителей советскими гражданами , правительство получило в наследство огромное число иммигрантов, въехавших в Дальневосточный и Сибирґский края и в Бурят-Монгольскую республику частью до 1917 года, частью позже. В 1926 году на этих территориях было зарегистрировано 169.035 корейцев, 77.223 китайца и 988 японцев (последние проживали в Дальневосточном крае). Добровольно или в силу сложившихся обстоятельств все эти люди так и остались в СССР, причем многие были затем реґпрессированы82.
В годы НЭПа, подчиняясь законам рентабельности, РСФСР пересмотрела свою политику в отношении иноґстранных студентов, которые до этого времени могли не только бесплатно учиться в СССР, но и получать стипендии от советского правительства. То, что из пропагандистских соображений считалось выгодным в первые революционные годы, стало теперь неоправданґной расточительностью. Более, чем в простом сбережеґнии денег, правительство было заинтересовано в приґвлечении молодых иностранных специалистов, обучавґшихся в СССР, а потому знающих русский язык, к раґботе в советском народном хозяйстве. Поэтому с июня 1921 года все иностранцы, обучавшиеся в высших технических учебных заведениях (ВТУЗах) и получав-
шие стипендии от советского правительства, по окончании ВТУЗов поступали на общих основаниях в распоряжение хозяйственных органов РСФСР и должны были отработать по своей специальности срок, равный пребыванию в институте на материальном обеспечении советского правительства. Несогласные снимались со всех видов материальной помощи.
Закон об иностранных студентах был поистине многогранным. Он не менял советской политики в отношении иностранных студентов-гуманитариев и так готовил будущих функционеров Коминтерна. Он ограничил доступ иностранных студентов в советские ВТУЗы в будущем и, следовательно, незначительно сократил иммиграцию в целом. Он установил до 15 июля 1921 года срок, в течение которого иностранные студенты могли принять советское гражданство (и так сохранить свою стипендию). И хотя такое условие нельзя назвать прямым принуждением вступить в советское подданство, нужно отметить, что этим, безусловно, создавался экономический стимул для отказа молодых людей от гражданства своей страны. Наконец, в будущем иностранные студенты могли быть приняты во ВТУЗы лишь на указанных условиях и в количестве, не превышавшем определенного процента, который устанавливался советским правительством и правительствами заинтересованных государств на усґловиях взаимности , чем обеспечивалась еще и возґможность для советского правительства посылать спеґциалистов на учебу за границу.
Расширение контактов с иностранными державами в годы НЭПа заставило советское правительство позаґботиться о создании общих правил въезда в СССР иноґстранцев и изменить изданные до этого постановґления, существовавшие лишь в форме отдельных зако-
нов. Согласно октябрьскому декрету 1921 г., единґственным документом для въезда в РСФСР признавался паспорт с фотографией, визированный советским полґномочным представительством за границей84. К заявґлению о желании въехать в РСФСР прикладывались коґпии документов и заполненные анкеты НКИД. От поґлучения специального разрешения не освобождались и иностранцы, прибывшие законным порядком на терриґторию другой советской республики (например, Укґраины) и желавшие теперь проследовать в советскую Россию. Проникшие же в РСФСР без разрешения преґдавались суду революционных трибуналов или наґродному суду и карались лишением свободы85. Приґнятое несколькими месяцами ранее, 21 марта 1921 г., сразу же после подавления Кронштадтского восстания и бегства тысяч его участников в Финляндию86, постаґновление, под страхом тюремного заключения заґпрещавшее нелегальный въезд в РСФСР, также остаґвалось в силе87.
Вместе с тем в связи с ростом торговли и мореґплавания советское правительство приняло ряд мер предосторожности в отношении иностранных моряков, определив в то же самое время пределы произволу чекистов. С октября 1921 года члены иностранных суґдовых команд могли, в соответствии с международґными правилами, арестовываться или задерживаться только на берегу, но ни в коем случае - на их суднах88. И только через четыре месяца, в феврале 1922 года, теперь уже в нарушение всех международґных норм, советское правительство разрешило "надле-жащим властям РСФСР... производить на судах аресты преступников, когда они совершили преступления полностью или отчасти на берегу, или когда поґследствия этих преступлений могут вызвать серьез-
ные осложнения на берегу", хотя и не были совершены там89.
Если для ограничения трудовой иммиграции советґское правительство использовало экономические санкґции, например, повышение денежного и имущественноґго ценза, для уменьшения общего числа иммигрантов оно прибегло к политическим мерам, изменив закон о предоставлении иностранцам советского гражданства. С 1921 г. иностранцы, желавшие получить советское подданство, заявляли об этом в губернский исполґнительный комитет, причем в случае отказа дело не подлежало пересмотру. С новых российских граждан правительство брало подписку с обязательством заґщищать советский строй "от всяких посягательств" и запрещало им апеллировать впредь к своему бывшему правительству90.
Соображения бюрократического удобства требоваґли, кроме того, четкого выделения иностранцев, нахоґдящихся в советских республиках, в особую категорию, поскольку по международным законам иностранных подданных нельзя было привлекать к воинской и проґчим повинностям или взимать с них налоги и сборы, идущие на военные цели91. Поэтому по закону 1922 года иностранцами были признаны все не советские граждане, имевшие в своем распоряжении документы, в том числе и просроченные, выданные бывшими росґсийскими или советскими властями92. В 1926 году иностранцы, проживавшие в СССР, были разделены на две категории: имевших постоянное жительство в СССР, т. е. пробывших в стране не менее полутора лет и занимающихся невоспрещенной деятельностью, и вреґменно пребывающих (все остальные) .
Но закрытое общество не могло быть построено, поґка за границей находились сотни тысяч российских
подданных. Согласно декрету 1923 г. им предлагалось зарегистрироваться в советских полномочных предґставительствах, а лицам призывного возраста - неґмедленно вернуться в СССР под страхом уголовного наказания94. Боязнь, что русские, находящиеся за границей, будут использованы в борьбе против Советского Союза была еще сильнее в отношении тех русских граждан, кто покинул Россию в составе Белых армий и организаций. Особенно опасным казалось то, что некоторые армии, например, войска Семенова в Западном Китае, даже за границей оставались укомплектованными воинскими единицами. Чтобы разрушить эти армии изнутри, получив при этом и пропагандистские выгоды, правительство через мноґгочисленные амнистии начала 1920-х годов разрешиґло вернуться на родину солдатам Белых армий, рядоґвым участникам антисоветских организаций и восґстаний, а также некоторым категориям эмигрантов, покинувшим Россию после революции .
Желание советского правительства отомстить своим бывшим противникам, хотя и оставалось замаскироґванным, но никогда не исчезало. Именно с помощью амнистий правительству удалось заманить в СССР многих эмигрантов и осудить их за борьбу против советской власти. Было в этих амнистиях и что-то тупо-хозяйское: захлестнуть все, что когда-то отноґсилось к России, не только территории, но и людей. И лишь одному не нашлось в них места - искреннему прощению. Рядовым, а тем более активным участникам антисоветского движения, нелегко давалось разрешение на въезд. От возвращавшихся требовали раскаяния и обещания лояльно относиться к советской власти. После этого им выдавался официальный документ о прощении за перечисленные в покаянии совершенные против