Статистика - это наука, она не терпит приблизительностей.
(с) к/ф "Служебный роман"
Счастливый случай
- Ой! Простите, я нечаянно!
Автобус дернулся, и мне на колени свалилась длинноногая милашка. Еще раз смущенно извинилась и поднялась, схватившись за поручень.
Выбитый из рук планшет жалко квакал с пола.
- Ничего страшного, бывает.
Я наклонилась, подобрала девайс. Сбойнула программа, закрылись сетевые страницы. Свернулись фотографии Омутской телебашни, пришлось заново искать заголовки: "Самоубийцы: шаг в вечность с пятисот метров!", "Позор города: проект сноса заморожен", "Мертвая телебашня продолжает убивать людей!" и дальше, и в том же духе.
У, чертов зачет. Высосанные из пальца сенсации. Знаю, заголовок должен цеплять. На парах нам без конца твердили: иначе читателя не заинтересовать очередным суицидом. Пока цифра не вышла за статистическую норму, беспокоиться не о чем - это знают все.
В нашем городе три десятых процента жителей - самоубийцы. Как бы ни старались социальные службы, идиотов в мире хватает. Нельзя заставить человека быть счастливым. Всегда найдутся желающие броситься с крыши или, того хуже, - пырнуть соседа ножом. И все-таки, почему суицидников так тянуло к заброшенной башне? А ладно, хватит. Подготовилась уже...
- Ой! - ну вот, опять. - Извините, простите!
Я проглотила едкое замечание по поводу высоких шпилек. Жаль девушку обижать - уж больно очаровательная, даром что неуклюжая.
- Присаживайтесь, мне выходить.
На следующей остановке я выскочила из автобуса и направилась к заросшей тропинке. Чуть дальше, за старыми складами, будто ребенок над лего-человечками, возвышалась Омутская телебашня. Когда-то семисотметровая махина вызывала у меня восхищение. Ажурная гиперболоидная конструкция протыкала небо. Гигантские стальные трубы сплелись в легкую с виду сетку, шпиль царапал облака. На пятистах метрах - самая высокая в стране обзорная площадка.
Мне всегда было любопытно, почему ее не застеклили? Почему, когда башню закрыли, вокруг не поставили трехметровый забор и не заколотили досками все входы-выходы? Ладно, проект сноса заморозили - денег не хватило, но ведь можно было оградить эту дуру!
Возле одного из складов обнаружилась шаткая пирамида из ящиков. Что ж, лучше прогуляться по крышам, чем нарваться на диких собак.
Пять минут паркура - и я была на месте. Поправила лямку рюкзака, проверила мобильник, расстегнула молнию на куртке. Предстоял тяжелый подъем, и я пожалела, что не додумалась прихватить бутылку воды. Ладно, на какие жертвы не пойдешь ради зачета.
Петли ехидно заскрипели, посмотрим, мол, внизу все вы храбрые. Я боком протиснулась в дверь. Вот и лестница.
Где-то на середине пути дала себе отдышаться. В голове крутилось дурацкое: "Ну, на кой черт лезть на такую верхотуру, чтобы потом щучкой нырнуть вниз?".
Насчитав пять тысяч ступенек, я прокляла эволюцию, прямохождение, и ни в чем не виновного сэра Дарвина. Последние пролеты хотелось одолеть на четвереньках. Жадно хватая ртом воздух, я споткнулась о порог, и чуть не выпала наружу. По инерции сделала еще несколько шагов и остановилась.
Вокруг было небо. Лазурно-голубое, без единого облачка. Я поежилась от ветра, достала фотоаппарат. Подходить к краю ржавой плеши, зависшей между небом и землей, не хотелось совершенно. Смотровую площадку окружали хилые перила - не то наспех приваренные трубы, не то обглоданные временем остатки некогда надежной конструкции. Они даже выглядели непрочно, озноб пробирал - неужели, когда башня работала, сюда действительно пускали туристов? Они же с детьми приходили! Как же техника безопасности? Да здравый смысл, в конце концов!
Куртка трепыхнулась вывихнутыми крыльями. По спине пробежали мурашки. Хватит, наигралась, - надо скорее нащелкать кадры и сваливать отсюда. Что ж, теперь успешная сдача зачета - дело техники. Выбрать план, навести резкость, поиграть с контрастами и цветами.
В кадр попали все те же ржавые перила, и маленькая фигурка перед ними. Ой, нет. За ними. Мамочки! На самом краю железного диска!
Хотела соригинальничать? Получи! Фото самоубийцы в полете уж точно ни у кого из группы не будет. Рада? Рука дернулась к мобильнику, но тут же ужасом плеснуло: спасатели не успеют сюда вскарабкаться. А ловить тело внизу... С высоты в пятьсот метров?
Что же делать?!
Я осторожно пошла к ней. К нему? В голове крутились панические мысли: что сказать, чем помочь, как окликнуть, чтобы от испуга не ухнула вниз?! В паре шагов от девушки (а это была девушка), я остановилась. Прочистила горло и ласково позвала:
- Эй, посмотри на меня, пожалуйста.
Дурные ожидания оправдались. Самоубийца резко обернулась, кроссовок соскользнул, и она еле успела ухватиться за перила.
Я оцепенела.
- Маринка? Марин... Ты только не делай резких движений, я помогу! Все будет хорошо.
Она затрясла головой. По щекам струились слезы, она одними губами шептала: "Не надо, я не хочу".
- Послушай, - робкий шаг вперед, - Я не хотела тебя обидеть, правда. Прости меня, я была неправа, ты только не дергайся, милая, я тебя очень прошу.
Марина с ужасом глядела, как я подхожу. Словно я - маньяк, собравшийся сбросить ее с крыши. Она продолжала лепетать свое "не хочу", ее пальцы побелели от напряжения.
- Марьяша, солнце, радость моя. Дай руку, пожалуйста, я помогу.
Мне оставался всего шаг. Я дернулась вперед, но тут она отчаянно вскрикнула и разжала пальцы.
* * *
Я сидела в карете "Скорой помощи", кутаясь в одеяло, и раскачивалась из стороны в сторону. Мне удалось набрать номер службы спасения и, спотыкаясь на каждом слове, объяснить, что произошло, а потом завертелся калейдоскоп событий. Люди в красных жилетах, укол, каталка, накрытая простыней. Красные пятна на белом. Все, что осталось от Маринки.
Мы встречались пять месяцев. Познакомились на парах в институте, ходили по кафешкам и на премьерные показы в кино. Вечерами шатались по барам, а ночью занимались любовью. Марина была нежной и ласковой, как котенок. Даже повадки кошачьи - прижаться к боку, провести коготками по груди, сладко замурлыкать...
Я всхлипнула и уткнулась лицом в ладони. Это моя вина. Из-за меня она сиганула с этой проклятой башни. Я никогда не умела держать язык за зубами. Ну что мне стоило забыть, что я видела в мужской общаге? И хрен с ним! Ведь по статистике... Около пятнадцати процентов лесбиянок...
Слезы потекли ручьем. Я в голос ревела, отпихивала чьи-то руки. Меня затрясло, а затем и вовсе - вырвало.
- Коли реланиум.
Время расплавилось, топленым воском потекло вниз. Или вперед? Сложно понять, когда речь идет о времени. Часы показывали полтретьего, а мне казалось, что дорога домой заняла никак не меньше трех-четырех часов. Я плыла, где-то на грани сна, обморока и яви. Наверное, со стороны выглядела, как обколотая наркоманка.
Домой меня занес на руках папа. Уложил в кровать, укутал пушистым пледом. Перед глазами плясали разноцветные пятна. Я зажмурилась и отвернулась к стенке. Папа сидел рядом и гладил по волосам. Господи, да ведь он никогда не проявлял никаких чувств, кроме предписанного минимума - почитай ребенку на ночь сказку, похвали за хорошие оценки, вырази неодобрение по поводу нетрадиционной ориентации. А сейчас... Теплое прикосновение успокаивало.
- Спи, Сашка.
А я взяла, и послушалась.
* * *
Не знаю, как долго я провалялась. Видать, доза успокоительного была рассчитана на средних размеров лошадку. Ух, добрый доктор, чтоб ему икалось!
Голова гудела, как старый компьютер. Только куллер сломался - вот и перегрелась. Пить таблетки или нет? А если снова в нирвану вынесет?
Я распахнула окно и повисла на подоконнике, жадно глотая вечерний воздух. Тоска и ужас пережитого еще сидели в груди ржавыми гвоздями. Закурить что ли?
В ящике, под стопкой тетрадок, валялась смятая пачка. Всего две сигареты, ну да больше не надо. Я курила только по пьяной лавочке. Со второй же затяжки повело, голова стала ватной, зато пропало желание выброситься из окна. Уже прогресс.
Я мазнула пальцами по монитору и машина послушно включилась. Мягко отозвались колонки:
- Александра, добрый вечер.
- Свет мой зеркальце скажи, да всю правду доложи, какое сегодня число?
- Обработана лишь вторая часть запроса. Июль, двадцать пятое число.
Эх, глупые машины. Все умеют - и производить миллиарды операций в секунду, и разговаривать, и находить информацию по самым невероятным запросам, а вот шутить не научились.
Хотя мне тоже было не до шуток. Осознание Маринкиной смерти опять навалилось упавшим с высоты телом. Я ссутулилась, рухнула на стул и невидящим взглядом уткнулась в монитор.
Почему? Зачем? Как она вообще решилась?
Маринка шагнула с обзорной площадки Омутской телебашни. Она туда залезла, прошла эти долбаные пять тысяч ступенек. При том, что Маришка не могла сдать кросс в институте - дыхания не хватало. Буквально за три дня до этого мы серьезно поссорились. Я бы сказала, безобразно. Она выскочила из комнаты, хлопнув дверью, и, скорее всего, поехала к подругам. Или домой. Я не спрашивала. В любом случае, между ссорой и самоубийством прошло не меньше двух суток. Обычно Маринке хватало получаса, чтобы успокоиться. Она вообще была очень спокойным и рассудительным человеком. Как же решилась на необратимую глупость?
Мне вспомнилось ее лицо. Затравленное, перепуганное, будто за ней, и правда, кто охотился. Разве так выглядят люди, решившие свести счеты с жизнью? Ах, да, еще она твердила свое "не надо". Может, не хотела, чтобы я подходила? А чего меня бояться?
Я сдула упавшую на глаза челку и кликнула пальцем по монитору, открывая ссылку на рабочем столе. Домашняя страница, разумеется, - сайт статистики. Здесь можно найти любые данные, начиная от капризов погоды, и заканчивая ежегодным приростом поголовья овец.
В нашей стране статистика знала все. Учитывала каждый шаг, каждый чих гражданина, - от первого крика и до могилы. Все, что происходило вокруг, обязательным образом переводилось в цифры и столбики на сайте. Для каждого значения существовал допустимый коридор изменений. Пока цифры укладывались в этот коридор - все было нормально. Вот, например. В нашем городе, в Омуте, каждая семьдесят третья девушка была лесбиянкой. Уверена, при желании можно найти даже списки.
Интересно, они уже вычеркнули оттуда Маринку?
К горлу подкатил ком. Я с трудом сглотнула и смахнула слезы. Маринка, и вдруг - самоубийца. Бред! Она была оптимисткой по жизни, солнечным зайчиком. Ее любили в институте, ее любила бабушка, а еще...
Я залезла в Маришкин профайл в соцсети. Вот, только вчера она добавила фотки с маленьким котенком на руках. Меня будто током дернуло. Ну, не стал бы человек, решившийся на прыжок с башни, заводить перед смертью котенка! Это не укладывалось ни в какие рамки! Или я себя оправдываю? Можно открыть нужный раздел, и посмотреть, сколько суицидников брали домашних любимцев за день\неделю\месяц до трагедии.
Вскочив на ноги, я оглянулась, будто в поисках ответов. Затем рванула в ванную, выпуталась из вчерашней одежды. Быстро приняла душ, вытерлась, влезла в джинсы и футболку. Теперь надо незаметно проскользнуть мимо родителей, - после случившегося могут и под замок посадить.
***
На улице накрапывал дождик. Прохладный воздух освежал мысли: надо сходить в Маришкину квартиру, по возможности попасть в ее комнату, поговорить с Аллой Георгиевной. А там поглядим, вдруг чего и прояснится.
Я прыгнула в автобус, не глядя сунула кондуктору свернутую купюру, и уселась возле окна. Мимо проплывал административный квартал, экраны с рекламными роликами. Бегущая строка оповещала Омут, что в этом году норма рождаемости поднялась на две десятых пункта, а норма смертности осталась прежней. Как в предыдущем году, и десять лет до этого...
Над местами для пассажиров с детьми пестрели плакаты:
Платьице несет малышка:
Мама, пуговку пришей.
36 процентов в мире
Аккуратных малышей.
Этот в грязь залез, и рад,
Что грязна рубаха.
7 процентов мам твердят:
Мой сынок - неряха.
Если мальчик любит труд,
Тычет в книжку пальчик,
61 процент,
Он - хороший мальчик.
А ведь мы изучали ряды динамики на выдуманных примерах. Считали прирост абсолютных показателей в несуществующих городах. В нашей же стране ничего не менялось десятилетиями.
Автобус остановился возле Центра психологической коррекции. Я мазнула взглядом по внушительному серому зданию, - даже в столь поздний час двери открыты.
В голове сработал переключатель. Я дернулась, чуть не стукнулась лбом о поручень. Почему самоубийцы не ходят в ЦПК? Там мозги вправляют быстро и безболезненно, как гласили рекламные надписи. В основном Центр выполнял госзаказы: кодировал чиновников, чтобы не разворовывали бюджет, обследовал дошкольников. Но неужели они отказали бы в помощи человеку, решившему прервать свою жизнь?
Я сорвалась с места и еле вписалась в закрывающиеся двери. Поправила съехавшие наушники, сунула руки в карманы, поплелась к Маринкиному дому.
Под ноги стелилась дорожка из желтого кирпича. Не хватало лишь Страшилы, Льва и Железного дровосека, и можно смело бежать в Центр коррекции. Не факт, что они помогают душевнобольным, но попробовать явно стоило.
***
Алла Георгиевна оказалась дома. Открыла дверь, долго меня рассматривала, будто первый раз видела, а потом молча прижала к себе.
- Заходи, Сашенька, - бабушка отошла в сторону, - Заходи, ты вся промокла. Я тебе чаю налью.
У меня гора с плеч свалилась. Значит, Алла Георгиевна не думает, будто я виновата в смерти ее внучки. Только сейчас я осознала, как боялась наткнуться на яростное: "Сволочь! Убирайся!".
Скинула в коридоре кроссовки и пошлепала за бабушкой на кухню. Алла Георгиевна выглядела на удивление спокойной, то ли первая волна истерики уже прошла, то ли она смирилась с произошедшим. Я мельком глянула на икону. Говорят, верующим легче переносить потери - они верят в загробную жизнь, там, Рай и прочее. По статистике верующих в нашей стране - порядка сорока процентов.
- Садись, Сашенька.
Я опустилась на угловой диванчик и благодарно приняла горячую чашку.
Алла Георгиевна села напротив, уставилась на меня совиными глазами в ободках круглых очков.
- А... Вы как себя чувствуете?
- Нормально, - она грустно улыбнулась, - насколько это возможно. А ты как, милочка?
- Я... - неожиданно меня накрыло дежавю. Вот сейчас грохну чашкой о стол, и скажу: - Это не самоубийство, Алла Георгиевна!
Ой, и впрямь сказала.
Старушка округлила и без того большие глаза, ухнула и покачала головой.
- Вот уж не подумала бы. И ты туда же?
- Куда, туда?
- Маринка себя последнюю неделю странно вела. Резко останавливалась, дергалась, какая-то нервная была. Двери в спальню начала запирать, притащила кучу газетных вырезок, хотя недавно твердила, что печатные издания - так, дань традиции, все нормальные люди давным-давно в Сети сидят.
Меня опять обдало холодом. Как там, на башне. Значит, я была права! Что-то в этой истории не вязалось.
- Алла Георгиевна, можно я загляну к Маришке... то есть, в комнату?
- Загляни. Я дверь не закрывала. Хочу пока все оставить...
Она как-то разом съежилась, обхватила себя за плечи, всхлипнула и резко выдохнула. Так и осталась сидеть, будто квочка на насесте.
Я решила ее не трогать. Не умею успокаивать, да и, чем я могу сейчас помочь?
Эх, мне бы кто помог. Как же я теперь без Маришки?
Я до боли сжала кулак и врезала в стену. Не время нюни распускать! Слезы буду лить потом, когда разберусь, что произошло, а сейчас - действовать.
Маринкина комната - в конце коридора. Дверь и впрямь была приоткрыта. На кровати лежал серый котенок. Очаровательный малыш с белыми "носочками" на лапках. Он проводил меня внимательным взглядом, мяукнул, и перекатился на спинку. Ну, конечно, что ему до человечьих проблем? У него-то девять жизней.
С трудом оторвав взгляд от фотографии - мы с Мариной на пляже - я подошла к столу. Девственно чистый, будто она за ним вообще не работала.
Голову прострелило болью. Я сжала зубы и скривилась. Перед глазами мелькнула картина: вот я стаскиваю матрац с Марининой кровати, а там...
Газетные вырезки. Журналы "Социальная статистика" за последние девять лет.
Я обнаружила себя сидящей на полу, перебирающей глянцевые страницы. Матрац действительно валялся в стороне, только я никак не могла вспомнить, когда и как я его скинула.
На секунду мне стало страшно. Показалось, в голове поселился незнакомец. Отключал меня, и творил, что ему вздумается.
Глупости! Это просто шок. Посттравматические симптомы.
Кое-как уняв дрожь в руках, я взялась за газетные вырезки. Почти все - заметки, посвященные самоубийствам. И несколько интервью с родителями погибших.
"Мы не знаем, почему Антошка покончил с собой. Он всегда был милым, общительным ребенком. Никаких конфликтов в школе, дети его очень любили, учителя отмечали, какой он прилежный и способный ученик. Антон заканчивал десятый класс, планировал поступать на физико-технический. И девушка у него очень хорошая. Мы не понимаем, из-за чего это произошло!".
"Отец погибшей Елены Черновой заявляет, что это было убийство. По его требованию милиция ведет расследование, но на данный момент нет никаких улик, подтверждающих, что на девушку было совершено нападение. Напомним, что Елена Чернова погибла 22 мая. Спрыгнула со смотровой площадки Омутской телебашни".
В следующей вырезке была короткая информация о том, что дело Е.Ч. закрыли за отсутствием состава преступления.
Я вздохнула, пытаясь унять бешено колотящееся сердце. Выходит, Маринка и впрямь стала жертвой. Это не было ее решением! Иначе, зачем бы она принесла все это? Вон, даже закладки сделала.
На отмеченных страницах - таблицы по числу суицидов в год, в зависимости от возрастной группы. Все девять лет цифры не менялись. Рядом с каждой таблицей - приписка Маринкиным почерком: "невозможно".
А ведь и впрямь невозможно! Почему никому не приходит в голову, что одинаковые цифры рождаемости, смертности, убийств - это просто ненормально. Каждый человек - личность, индивидуальность. Все мы разные. Так почему же, черт подери, из года в год происходит одно и то же?!
Котенок уже сидел на столе и дергал хвостом. С глухим стуком упала электронная рамка с Маринкиной фоткой. Задняя панель уползла вбок, открыв край плоского ламинированного прямоугольника. Под панелью оказался пропуск. Кусочек пластика с фотографией женщины неопределенного возраста, фамилией и инициалами. Сверху - эмблема ЦПК, под фамилией - мелким шрифтом: "младший научный сотрудник".
Не сознавая, что делаю, я сунула пропуск в карман. Вырезки и журналы сложила на стол, матрац вернула на кровать, аккуратно заправила. В голове была каша: теории лезли одна вперед другой, переплетались, путались. Неужели, Маринка узнала о злоупотреблениях в Центре и поэтому ее решили убрать? Или она раскопала что-то об этой женщине с пропуска, и за это ее... А что ее? Она же сама взобралась на телебашню! Могли ее заставить? Или все-таки нет? Сложный вопрос. Может ли психокоррекция сломать инстинкт самосохранения? Этого я не знала. Как выяснилось, я ни черта не понимала в происходящем.
Коротко попрощавшись с Аллой Георгиевной, я выскочила на улицу, нервно оглядываясь. Из кустов не скалились монстры, на каруселях не катались маньяки. Но пропуск жег через карман джинсов. Я не понимала, зачем его взяла, что хотела этим доказать. Человек в голове опять перехватил руль, я была полностью в его власти.
"Социальный стандарт: 84 процента граждан счастливы", - укорила меня нформрастяжка над проезжей частью. Да, молча согласилась я, это - довольно много. Кто ж виноват, что мы с Маришкой не попали в их число?
Кое-как добравшись до дома, я стоически выдержала укоризненный взгляд отца, обеспокоенный - матери. Буркнула, что у меня все хорошо, просто ходила проветриться, и все вопросы отпали.
Пропуск я закопала в нижнее белье, в ящике комода. Скинула одежду и легла в кровать.
* * *
Той ночью заснуть мне так и не удалось. Нервы натянулись, будто струны, и каждый шорох, каждый скрип терзал смычком в руках бездарного музыканта. Я не считала, сколько раз вскакивала проверить на месте ли злосчастный кусок пластика. Ближе к рассвету выкопала из коробки с канцелярией бейдж, сунула туда свою находку и повесила на шею.
Говорят, многие гении - художники, писатели, математики, спали не больше четырех часов в сутки. В тот день, после рваного часа в полудреме, я почти узнала секрет гениальности. То ли в таком состоянии сознанию легче достучаться до эйдосферы, то ли мозг задействует скрытые резервы, сложно сказать. Меня осенило.
Я вытащила пропуск из бейджа и, запустив машину, сунула его в считывающее устройство. Странно, что не додумалась раньше, - закон о доступе к открытой информации никто не отменял, и едва переступив порог квартиры, я должна была выяснить, которому принадлежит эта карточка.
Компьютеру понадобилось пара секунд, чтобы найти Ольгу Васильеву во всеобщей социальной сети и двадцати четырех базах данных. У меня в руках оказался пропуск женщины, тридцати семи лет отроду, которая числилась в списках выпускников СШ N23, окончила Институт медицины им. Яковлева, принимала участие в межрегиональном симпозиуме по нейролингвистике. Эти позиции выделялись жирным шрифтом как важные, остальное - перечень разнообразных курсов и семинаров, которые Ольга Васильева когда-то посетила.
Профайл в соцсети - стандартный до тошноты - семья, один ребенок, одна собака. Фотографии на даче - две штуки, на природе - восемь, где-то у берега моря и, конечно же, на научных конференциях - в количествах. Книги и фильмографии - все о медицине. В общем, найти более обыкновенного человека, чем эта Васильева было бы крайне сложно.
Я разочарованно вздохнула. Ведь ничего толком не узнала. Кем эта тетка приходилась Марине? Как у нее оказался этот пропуск? Что, черт возьми, произошло в тот день, когда моя девочка сиганула с Омутской телебашни?
Надо было действовать. Если не удалось ничего выяснить, партизаня за компьютером, будем прорываться с боем.
Я бросила в рюкзак планшет, пару яблок и легкую ветровку. Пропуск повесила на шею и спрятала под футболкой. Подумав, надела кепку, надвинула козырек на глаза, прямо как в фильмах. Бред, конечно, - если милиция захочет найти человека, ей достаточно и смазанного изображения, с камеры наблюдения. Сделают стереометрический снимок фигуры, прогонят по базе, отберут подходящих, возьмут биообразцы...
Но в кепке все равно спокойнее.
Только добравшись до Центра, я вспомнила, что в июле сюда приводят детишек, чтобы сделать фото психоматрицы. Меня привела мама. Тогда меня волновало только одно: "А это не больно?". Как выяснилось, нет. Меня усадили на стул, велели закрыть глаза, к векам прилепили какие-то датчики. Медсестричка ласково попросила посидеть так пять минут. Действительно, ничего страшного. Но даже с закрытыми глазами я видела картинки. Темно-серые, но вполне четкие. Будто я поставила планшет на энергосберегающий режим, и проходила игровой лабиринт с почти погасшим экраном. Я видела коридоры, развилки и комнаты. А вот что было в комнатах, я до сих пор не знаю. Или просто забыла.
Я поднялась по лестнице, прошла мимо детишек. Некоторые уже получили свои фотографии, - красивые, разноцветные, чтобы ребенку не казалось, будто он потратил время зря. В каждой карточке, разделенной на тридцать семь полей, - коэффициенты по таким характеристикам, как логика, любознательность, работа памяти, способность к творческому и аналитическому мышлению и много других. Пожалуй, это был единственный медицинский тест, к которому вместе с результатами не выдавали таблицы допустимых норм. Врачи говорили мамам, что, их чадо - просто прелесть, и отпускали домой.
В меня врезался кучерявый рыжик. Ойкнул и буркнул под нос:
- Простите.
В тот же миг, словно по волшебству, рядом возникла медсестра в белоснежном халате. Взяла ребенка за руку и, одарив меня дежурной улыбкой, учтиво поинтересовалась:
- Вам чем-то помочь?
- М... Нет, я просто сестричку жду. Она в кабинете.
Я редко врала, но сейчас это казалось жизненно необходимым.
Девушка понятливо кивнула и увела ребенка по коридору. Мальчик обернулся, будто приглашающе, махнул рукой.
У меня перехватило дыхание. Сердце сбилось, и я почувствовала, что опять теряю связь с реальностью. Ноги сами несли меня вслед удаляющейся парочке. Только там, где они свернули к лестнице, я проскользнула в раскрытые двери служебного лифта.
"Господи, зачем? Что я вытворяю?!" - мелькнула паническая мысль, и тут же сменилась твердым убеждением, что я все делаю правильно.
Дрожащей рукой я достала пропуск и приложила к считывающему устройству. Лифт недовольно загудел, закрыл двери и поехал. На подземные этажи.
И что теперь? Ладно, выйду из лифта и попробую незаметно попасть в...м... Архив? Лабораторию?
Честно говоря, я не знала, что за страшные секреты собираюсь раскрыть. Но, что-то подталкивало изнутри: что бы ни искала Маришка, я ей в этом помогу.
Лифт мягко остановился. Я шагнула в ярко освещенный коридор. Ничего особенного. Справа и слева - двери в ряд. Только на них не было веселых табличек с котиками-пчелками, как на первом этаже.
Вот теперь я всецело осознала, какая же я идиотка. Хоть бы халат на плечи набросила! Очки надела! Торчу тут, как санки на пляже.
Скрип двери заставил меня подскочить. В коридор вышел серый котенок в белых носочках. Знатная добыча - золотая рыбка трепыхалась в зубах, заставляя малыша вздергивать голову. Тут котенок заметил меня, и, задрав хвост, дернул за угол.
Маринкин зверь? Сбежал из дома, забрался в центр, спер чью-то любимицу?
Чушь! Ты сходишь с ума! Остынь! Успокойся, вспомни, зачем пришла.
Я глубоко вздохнула и, уже предчувствуя проблемы, наугад толкнула ближнюю дверь.
К счастью, в кабинете оказалось пусто. Никаких зловещих приспособлений, каталок с ремнями, пробирок с реагентами. Вообще ничего. Только рабочие столы, компьютеры, здоровенный монитор на стене.
Интересно, куда все делись? Может, вышли на обед?
Мысль показалась настолько глупой, что я нервно хихикнула. Любопытство взяло верх над осторожностью. Я подошла к монитору и наугад ткнула пальцем. Он, в отличие от обычных пользовательских компов, не отозвался приятным голосом. Коротко мигнул и, видимо, запустил последнюю программу.
На экране вертелась трехмерная модель комнаты. Кстати, очень похожей на эту. В углу стоял человечек. Он тоже поднял руку и направил палец в нарисованный экран.
Картинка поменялась. Человечек развернулся - за его спиной возникла еще одна фигура.
Не знаю, зачем я обернулась, но ничуть не удивилась, наткнувшись взглядом на белый халат.
Мир разом померк, будто выключателем щелкнули.
* * *
- Александра. Эгей, Александра!
Нос прошибло резким запахом. Я дернулась, чуть не упала со стула. Едва придя в себя, заозиралась по сторонам. Где я? Зачем меня сюда притащили?
- Александра, обратите на меня внимание, - приветливый, дружелюбный голос.
Напротив, сложив руки на кругленьком пузике, устроился невысокий дядюшка-добряк, ни дать ни взять - доктор Айболит.
Возможно, я бы поверила в его добрые намерения, если бы...
На мониторе опять крутилась трехмерная модель. Проткнутый палкой диск, фигурка на краю платформы...
- Вы убили ее! Вы! Сволочи! Суки!
Наверное, не стоило так кричать.
На мои плечи легли сильные руки. Такими лапищами - впору булыжники укладывать. Этот орангутанг придавил меня к стулу так, что я с трудом могла пошевелиться.
- Мы никого не убивали, - добрый доктор примирительно улыбнулся. - Мы всего лишь смоделировали ситуацию. Да, около девяноста девяти процентов поступают именно так, как предлагает модель.
- Модель? - Тупо переспросила я, глядя в экран.
Маришку запрограммировали на самоубийство? Мою жизнерадостную, неунывающую Маришку?
- Зачем? Зачем, черт вас всех дери?!
Доктор устало вздохнул и неопределенно пожал плечами.
- Сашка-Сашка... Девочка, у которой характеристика любознательности превышает все допустимые нормы. Ну, слушай Сашка. Я тебе прочитаю короткую лекцию по социологии.
Наверное, лучше бы меня били. Как шпионов в книгах. Бросили в подвал, связали, пнули пару раз по ребрам - так было бы понятнее.
Сейчас я тонула в собственной беспомощности.
- Итак, - врач поднялся с насиженного места и принялся расхаживать по комнате, - Как известно, ключевая ценность нашей страны - это стабильность. В политике, в экономике, в социуме. Мы привыкли к спокойному, размеренному темпу жизни. Мы наперед знаем, что нас не подстерегают никакие глобальные изменения, и мы этим довольны.
- Бред!
- Правда? Ах, да, ты ведь не видела, как люди в панике сметают продукты с полок, опасаясь, что через пару дней начнется гражданская война. Как бабушки топчутся друг другу по головам, желая скупить побольше лекарств - прошел слух, что скоро цены подлетят до небес. Не застала ты инфляции, когда деньги за неделю дешевеют в два-три раза. Ты не знаешь, что такое перемены, любознательная девочка Саша.
Чувство противоречия подталкивало меня хоть что-то сказать. Дерзкое, колкое, чтобы он осознал свою неправоту, ну, или хоть разозлился на худой конец.
Но я и правда не знала, что такое перемены.
- Люди убили десятки лет на попытки создать идеальное общество. Это были масштабные проекты. Иногда в них инвестировали дармовой труд миллионов заключенных, иногда - безумные деньги. Как-то даже построили небольшой городок, где все жители были подогнаны под стандарты идеального человека - умного, честного, порядочного и трудолюбивого. В конечном итоге все эти проекты провалились. Знаешь, почему?
Черт, конечно, я не знала! Впрочем, доктору и не требовался ответ, он просто хотел убедиться, что я слушаю.
- Потому что социум - это система. Даже самая отлаженная в мире система дает сбои. Какой-то процент брака, понимаешь? И как только исследователи решились это признать, родился новый проект. Вычислялись средние значения всевозможных отклонений - психических, социальных, криминальных. Были потрачены миллиарды трудочасов на расчет процента педофилов, маньяков, социопатов и прочих-прочих... Колоссальная работа, Саша. Ты даже не представляешь, насколько. - Он сделал паузу, видимо, чтобы я прониклась величием этого проекта. Проекта, в котором жила все эти годы. - Общество не может быть идеальным, оно может быть стабильным. И для поддержания этой стабильности изобрели, - он кивнул на монитор, - Моделирование. Каждый раз для заполнения социальных ячеек мы случайным образом выбираем деток. Некоторые становятся убийцами. Мы закладываем в их сознание стрессовую ситуацию и уже готовое решение. Оказавшись в подобном "модуле", они, как правило, действуют однозначно - хватаются за нож. Мы программируем людей, искусственно создавая тот самый процент брака. Год за годом убеждаем систему, что все идет, как было задумано.
С каждым словом у меня все больше округлялись глаза. Значит, все мы, наша жизнь - это игра в симулятор для каких-то чокнутых?! Нам навязывают характер, манеру поведения, диктуют, когда нам жить, умирать, любить...
- Значит, мы с Маришкой... - у меня перехватило дыхание.
- Вы должны были заполнить ячейку девушек с нетрадиционной ориентацией. Все остальное - просто случай. Схожие характеристики, похожие программы. Удивительно, что вы встретились! Вероятность найти человека, совпадающего с тобой в трех группах сразу, поверь, очень близка к нулю.
Я судорожно соображала. Три группы - сексуальная ориентация, излишняя любознательность и... А что еще?
И тут меня осенило.
- Зачем вы мне это рассказываете? - Голос дал петуха. От накатившего страха мне стало плохо. Меня била дрожь, но я не могла отвести взгляда от бесстрастного лица доктора.
- Еще одно совпадение. Звучит несколько глупо, однако ноль целых три тысячных процента населения должны узнавать правду. Ведь система должна давать сбои.
Мне захотелось кричать. Орать во весь голос, зажав уши руками. Сознание отказывалось принимать, что все, начиная от Маринкиной смерти, и заканчивая моим нынешним положением, было смоделированной сценой. Мне навязали фоторепортаж о телебашне, показали Маринину смерть, навязали обыск в ее квартире, подбросили этот дурацкий пропуск и все ради чего? Чтобы я стала цифрой в статистической сводке?!
Я дернулась. Пальцы санитара на моих плечах сжались, и я все-таки закричала. От боли и бессилия. Я рвалась, брыкалась, рухнула на пол вместе со стулом и повалила здоровяка в халате. Лягнула его ногой, попробовала укусить. Он подмял меня, и отвесил пощечину, да такую, что голова мотнулась, будто игрушечная, а рот наполнился кровью.
- Спокойно, Саш, спокойно, - В руках доктора появился шприц. - Скоро все закончится, не волнуйся.
* * *
Меня пронизывал ледяной ветер. С пятисот метров, с высоты птичьего полета, стоя на краю изъеденной ржавчиной плеши между небом и землей - смотровой площадки Омутской телебашни, я видела мелких муравьев, копошащихся в бетонном муравейнике.
В голове гудел колокол. Я облизнулась - на губах засохшая кровь. Точно, меня ведь ударили...
Я видела, как разжимаю пальцы, делаю шаг. Видела свой первый и последний в жизни полет. В подсознании открылась запертая комната моего лабиринта, и теперь программа подсказывала единственно верный алгоритм.
Так просто. Отпустить. Шагнуть. Закрыть глаза и раскинуть руки в стороны.
Но сначала соскользнет нога.
Я вскрикнула, едва успев ухватиться за хлипкие перила. Я висела на одной руке над пропастью. Пальцы вспотели, и я понимала, что сейчас сорвусь.
Один процент! В статистике самоубийств есть еще одна - последняя строчка. Одна из ста попыток заканчивается неудачей. Те, кто вырывался из смоделированной ситуации, те, у кого компьютер в голове выдает ошибку. Ничтожно мало. Огромная цифра.