Аннотация: Сказка немного в духе братьев Гримм. Но всякой магии почти что нет. Убедительно прошу на заклепки не указывать - это все же сказка, а не производственный роман.
История трех мастеров
Сказка
Алексей Переяславцев
Да, это был славный город.
Жители очень им гордились. До того, что, скажем прямо, хвастались. Так, например, утверждалось, что девушки в этом городе самые красивые. Слов нет, попадались среди них истинные красавицы, но у соседей могли бы найтись не хуже. Говорили также, что река, протекавшая в городе, никогда не разливается так, чтобы случился потоп. И это было правдой, но иные города на той же реке тоже на памяти старожилов ни разу не заливало.
И все же были основания задирать нос. Горожане утверждали, что мастера в этом городе такие, что любого другого за пояс заткнут. Нигде в стране не ковали восхитительных ножей, мечей и сабель, которые могли бы разрубить хоть шелковый платок на лету, хоть вражеский клинок. И в шитье местные толк понимали; сама королева заказывала парадные платья лишь у здешних портных, то же относилось и к туфелькам. И не только ее величество. но и многие другие знатные или просто богатые дамы делали заказы там же. Ну ладно фасон одежды, на него влияют и вкусы, и мода, но ведь на состязаниях поваров кто брал первые призы, а? Вот то-то!
Вот почему во всех разговорах город этот именовался Город Мастеров. Завистники шипели, понятное дело, но у кого их нет?
Был в этом городе обычай: каждую субботу вечером в главном зале трактира "Золотой лев" собирались лучшие из лучших мастеров - якобы просто поговорить за кружечкой-другой доброго пива. Понятное дело, ради такого случая хозяин выставлял на столы напиток от самого Главного пивовара. Порою разговоры заходили о производственных успехах, иным разом обсуждали дела мастеров из других городов, или же мастера просто обменивались новостями.
На этот раз новость предложил Гейнц-силач, он же Главный кузнец. Он заслуженно носил прозвище. На позапрошлогодней ярмарке он прославился тем, что, перевязав троих мужчин полотенцем, поднял всю троицу на вытянутые руки. Его в городе любили. Как очень многие по-настоящему сильные люди, он отличался добродушием, никогда и ни с кем не ругался, и даже неумёхи-подмастерья или, того хуже, ученики не слышали от него дурных слов. Он терпеливо их учил правильным приемам и способам, не повышая голос, а те старались.
- Братья, - именно так мастера обращались друг к другу, - вот от какого занятного заказа мне пришлось отказаться не далее, как позавчера...
Все навострили уши. Пусть Гейнц-силач и не был записным говоруном, но речи держал всегда дельные.
- ...подошел ко мне в мастерскую незнакомец, одетый в черное, и спросил, возьмусь ли я сделать такой меч, чтобы держать его можно было одной рукой, но при том, чтобы прорубал броню толщиной в три пальца...
- И ты?
- И я честно ответил, что такое может сделать лишь волшебный меч, а я сковать его не способен. Этот странный чужестранец поклонился в ответ и удалился, а я был бы не прочь с ним поговорить. Очень уж необычный заказ. Хотел бы я знать, зачем такой мог понадобиться.
Тут в разговор встрял мастер-шорник, и это не сочли неуместным, ибо в таких случаях любой из присутствующих мог сказать слово.
- Ты, брат, хочешь сказать, что не можно обычным мечом такое совершить, сколь ни хорош был мечник?
Гейнц был образцом добросовестности:
- Можно, но только если эту броню делал косорукий невежда, и железо получилось совсем хрупким, но такую ни один воин в здравом уме даже не купит, не говоря уж о том, что не наденет.
Собрание молчало совсем немного, хотя новость была не из рядовых. И тут слово взял Готлиб-ругатель. Это был Главный портной. Прозвище он получил по заслугам, ибо никто из мастеров не ругался столь много и столь умело, как он. Под крепкие слова попадали не только подмастерья (им-то было положено), но даже заказчики, если, по мнению мастера Готлиба, они проявляли недостаточный вкус в подборе фасона. И все же этого великого портного не просто уважали за мастерство - нет, его почти что любили, ибо ругался он без злобы, а качество словечек и целых фраз даже сделало его знаменитостью. Но на этот раз Главный портной был очень серьезен.
- Вы будете удивляться, братья, но и ко мне вчера подошел человек в черном. По говору чужеземец, могу сказать точно. Кстати, ничего себе фасон его плаща был, хотя на мой вкус нарочито скромным. Так вот, он спросил, не возьмусь ли я сшить шапку-невидимку. От удивления у меня вся ругань пропала...
По трактиру прокатилось недоверчивое хмыканье.
- ...и этот в черном получил вполне вежливый ответ. Мол, не только я - ни один портной в городе не возьмется за подобную работу.
Тут жестом попросил слова Главный музыкальных дел мастер, которого обычно для краткости называли Главным музыкантом, он же Тилли-молчун.
Этого мало кто любил, хотя уважали все. Прегрешений на этом мастере было множество. Начать с того, что происхождение его было абсолютно неизвестным: в младенческом возрасте он был подкинут к церковным вратам. К одеяльцу был пришпилен клочок бумажки, на коем читалось: "Его зовут Тилли". Мальчишка со временем проявил отменные способности к работе с музыкальными инструментами и даже ухитрился починить церковный орган. В результате он стал учеником мастера музыкальных дел и неприлично быстро продвинулся до подмастерья. Такая лихая карьера сама по себе был серьезным прегрешением, но к ней добавился совсем уж непростительный грех: этот подкидыш не любил пиво. Можете себе такое представить? За целый вечер посиделок в трактире он потреблял лишь одну маленькую кружку - и все. Тилли-молчуну, вероятно, суждено было оставаться подмастерьем до конца дней, но тут случаем в город заехал знаменитейший скрипач Рафтери. И надо ж такому стрястись: у несравненного музыканта погибла скрипка, каковая, будучи выронена, попала под колесо экипажа. Не стоит удивляться, что великий Рафтери пожелал купить инструмент на замену. Все скрипичные мастера немедленно кинулись предлагать свои изделия такому именитому покупателю. Вышеназванный Тилли c возмутительной наглостью - подмастерье! - подсунул скрипку своей работы. Справедливости ради отметим: гениальный скрипач опробовал решительно все предложенные на пробу инструменты. И выбрал работу безвестного подмастерья.
- Сколько же ты хочешь за свою скрипку? - поинтересовался непревзойденный музыкант.
- Эта скрипка не продается. Я ее дарю вам, великий Рафтери.
Прославленный скрипач поднял бровь, подумал и спросил:
- Пусть не возьмешь ты цену за мастерство, но как насчет материалов для скрипки? Или их тоже ты ставишь в ничто?
- Это не так, великий Рафтери. Все материалы были куплены многоуважаемым мастером Фихте, моим наставником.
И величайший из скрипачей Рафтери тут же оплатил этот расход мастеру Фихте, который от унижения чуть не умер на месте.
В тот же вечер в ратуше был дан концерт. Досужие языки потом утверждали, что еще неизвестно, что больше придало божественный красоты музыке: мастерство Рафтери или дивный звук самой скрипки.
Что же тут сделаешь: Гильдия музыкальных дел мастеров очень скоро приняла в свои ряды Тилли-молчуна. И столь велик оказался спрос на инструменты его работы, что по прошествии года Тилли сделался Главным мастером.
И вот что сказал он на собрании:
- Братья мастера, не только в кузницу и портняжную мастерскую зашел этот странный заказчик. У меня он пожелал заказать медную трубу, да не простую, а такую, чтобы от звука ее обрушивались стены...
- Тут собрание откровенно зашумело.
- ...и я ему отказал, ибо не в моих силах создать подобный инструмент.
Приглушенный ропот еще не стих, когда из угла прозвучало:
- Да вот же он!
В дверях стоял человек, одетый в черное. Слуга не хотел было его пускать, но тут Гейнц-силач неожиданно встал с лавки и твердо заявил:
- Приглашаю вас, сударь, присоединиться к нашему обществу. Никто из собравшихся не стал возражать. Незнакомец отвесил благодарственный поклон, уселся на лавку у края стола и негромким голосом заказал у подскочившей служанки кружку пива и баранье жаркое. Все мастера, не желая показаться невежами, дружно сделали вид, что этот незнакомец им совсем не интересен - но ровно до того момента, когда тот не прикончил еду и пиво.
И тут встал, поклонился и задал вопрос Главный кузнец:
- Не будет ли, сударь, с моей стороны неучтивым поинтересоваться: что вас привело в мою мастерскую со столь необычным заказом?
Посетитель в черном, в свою очередь, отдал поклон и ответил столь же учтиво:
- Сударь, в ваш славный город, известный мастерами великой искусности, привело меня несчастье, постигшее мою родину. Вот уж почти полгода, как три иноземных рыцаря захватили наш город Лилиенталер, откуда я родом, и грабят его, вывозя великие ценности. Дань, ими требуемая, столь велика, что весь город постепенно впадает в бедность. Попытки одолеть противников силой оружия разбились о непомерную мощь означенных рыцарей.
Тут в разговор вступил Главный шорник:
- Что же, на ваш город напали великаны?
- Отнюдь нет, - отвечал иноземец, - ростом они велики, но не громадны. Старший из них, примерно сказать, на голову выше вас, сударь, - тут последовал кивок в сторону Гейнца-силача, - но в плечах он шире вдвое. Средний брат на два пальца пониже ростом, а младший - на два пальца пониже среднего. И настолько велика сила сих рыцарей, что любому из них под силу нести на себе вооружение из железа великой толщины, и даже щиты их сделаны из железа, а не дерева...
Кое-кто из понимающих прицокнул языком.
- ...столь прочное это железо, что даже закаленные стрелы не в силах пробить такие латы, но отскакивают от них. И никто еще не видывал даже царапины на их вооружении. Вот какое это железо! Застигнуть сих рыцарей врасплох тоже невозможно, ибо захватили они замок Фёллен, известный высотой и крепостью стен. И замок этот еще более укрепили, добавив высоты в стенах, а сверх того, установили новые ворота, которые сломать или пробить и вовсе нельзя, ибо сделаны они тоже из железа. Правда, порою наши враги уезжают на несколько дней - когда надобно им сопровождать подводы с сокровищами - но тогда ворота запираются засовами преогромными, отпереть которые не в силах человеческих. И все попытки вызвать на поединок сих рыцарей заканчивались смертью вызвавших. Наиопытнейшие рыцари, у коих мы спрашивали совета, дружно сказали, что обычным оружием с ними не справиться.
- Шапка-невидимка... теперь понимаю... - проворчал себе под нос Готлиб-ругатель. А посланец в черном продолжал:
- Посему призываю вас, мастера, изыскать способ победить сих алчных рыцарей, ибо надвигающая бедность города Лилиенталера, в которую нас вгоняют, заставит врагов искать поживы в других местах. И кто может сказать, куда направятся их взоры?
Молчание было ответом.
Чужестранец в черном закончил трапезу, встал, поклонился собранию и исчез в дверях. Никто за ним не последовал. Но потом Тилли-молчун промолвил негромким голосом:
- Гейнц и Готлиб, я прошу вас посетить мой дом.
- Когда? - не преминул спросить неугомонный Главный портной.
- Сейчас.
То, что Гейнц-силач кивнул в согласии, никого не удивило. Но вот недовольное "Хорошо, буду" от Готлиба-ругателя показалось многим мастерам неожиданностью.
Но еще большей неожиданностью оказались слова мастера музыканта, когда оба гостя расселись за столом.
- Братья мастера, - начал Тилли, - нам брошены сразу два вызова. Первый из них - изыскание средства борьбы с этими великанами. Второй куда сильнее, ибо сей незнакомец в черном дал повод усомниться нашем мастерстве. О том, что мы ему отказали, узнают, пусть не сразу. Надо что-то придумать в ответ.
Главный кузнец промолчал, ожидая продолжения. А Главный портной, не отличавшийся сдержанностью, но при том не обиженный умом, спросил прямо:
- Что же ты придумал, брат музыкант?
- Мы, мастерство которых поставлено под сомнение, должны что-то сделать с этими завоевателями. Нас трое и их трое.
Тут подал голос Гейнц-силач:
- Чтобы превзойти чужое мастерство, надобно сначала его увидеть, а потом понять. Значит, придется нам троим ехать в Лилиенталер.
Спорили мастера недолго. А когда решение все же приняли, то принялись готовиться.
Кузнец подобрал себе все нужные инструменты, выбирая самые легковесные, ибо в походе утомлять коня - не дело. Даже небольшую (по своим меркам, понятно) наковаленку прихватил, а еще очень легкий походный горн и небольшой мешок с самым лучшим углем, да меха взял - раздувать этот самый горн. Портной отыскал среди запасов совсем уж крошечный утюжок, да ножницы разных размеров, да преострый ножичек, да иголки с нитками разных цветов. Угля для утюжка он брать не стало, ибо брат-кузнец пообещал поделиться из своих запасов. Музыкальных дел мастер взял с собою скрипочку собственной работы, ибо сам он на ней играл недурно; не забыл латунные листы, из которых можно было бы сделать трубу, да оправу для заготовки, да молоточки.
Поскольку дорога проходила через горный перевал, то настоял Тилли, чтоб захватили с собой надлежащий инструмент - кирки да лопаты. Дескать, мало ли какой случай: вдруг придется пробивать себе путь там, где пройти нельзя.
А сверх всего этого взяли мастера с собой легкие доспехи и оружие. Гейнц-силач имел при себе двуручный меч, тяжелый, коим лишь очень сильный человек мог орудовать - но кузнец как раз таким и был. Тилли-молчун предпочел небольшой гнутый лук. В стрельбе этот мастер был искусен и на ярмарках не раз даже призы брал. А Готлиб-ругатель почему-то выбрал узкий и легкий одноручный меч, который он называл иноземным именем кончар. Таким невозможно, по мнению кузнеца, пробить тяжелые латы, хотя подобный клинок мог отыскать щель в них. Но вслух Гейнц ничего не сказал.
Долгой, короткой ли была дорога, а все ж она кончилась. Приехали трое мастеров в славный город Лилиенталер, остановились на постоялом дворе. И чуть ли не в первый день им улыбнулась удача. Мимо постоялого двора, где они остановились, как раз проезжало трое громадного роста в латах. Мастера догадались, понятно, кто это был.
А вечером у себя в комнате стали они думать да гадать, что можно сделать.
- Я, - сказал Главный кузнец, - прикинул толщину и щитов, и панцирей, и шлемов. Вот что скажу вам, братья: не в моих силах сковать меч, который пробил бы такие доспехи. Но если вы дадите мне возможность поработать над ними полный день, то могу сделать их броню нестойкой к оружию. Но за полный день вооружение только одного рыцаря берусь обработать, а если нужно сделать то же самое с доспехами и оружием двух других, то всего на это мне три дня надобно. К сему могу добавить крючья, которые можно вбить в стенку и по ним взобраться в замок. Кстати, их берусь сковать, не входя в замок, только понадобится уйти подальше, чтобы никто не услышал.
- Как же так, - возразил Главный портной, - ведь бесшумно забивать крючья мы не сможем. И тогда нас услышат.
- Можем дождаться, пока наши противники уедут, и тогда тихо проберемся в замок, - нашел выход Гейнц.
- Я, - добавил к этому Главный портной, - увидел, что их латы держатся на ремнях и завязках, а потому если мне дадут время от восхода солнца до двух часов пополудни, берусь это все аккуратно подрезать, да так, что в битве они не выдержат, и нагрудник свалится к ногам рыцаря, да и прочие детали рассыплются.
К сему Готлиб добавил с десяток слов, кои здесь употреблять зазорно.
- Я, - добавил Тилли, - коль мы проберемся в замок и дождемся приезда рыцарей, возьмусь для них сыграть на скрипке, да так, что они заснут крепким сном.
- Но тогда тебе, брат-музыкант, придется играть целый день, пока брат Гейнц справится со своим делом.
- Значит, буду столько играть.
- Но ведь это не все, - промолвил Главный кузнец, - допустим, что с двумя рыцарями мы справимся. Что же третий?
- Я, - заявил Тилли-молчун, - берусь сделать такую трубу, что от звуков ее рыцарь сбросит шлем.
- А с нами при этом что будет? - осторожно поинтересовался Готлиб-ругатель.
- По дороге один из рыцарей задел головой ветку дерева. Я слышал и запомнил, какой звук издал его шлем. У наших звук совсем другой. Впрочем, ради пущей безопасности можно купить воску и заткнуть уши.
- А нельзя ли, чтоб ты играл, а мы с Гейнцем нападем на спящих и перережем им глотки? - спросил кровожадный портной.
- Пока будете резать одного, другой может проснуться, и уж тогда никому из нас не уйти.
- Вот скажи, брат музыкант, от момента, когда ты прекратишь играть, до момента, когда эти проснутся - сколько времени пройдет?
- Вот тут не скажу точно, - честно признался Тилли. - За минут десять поручусь, а при удаче они с полчаса проспят.
- Тогда поведай, брат музыкант, где ж ты этакую музыку услышал.
Тут произошла неслыханная вещь: Главный музыкальных дел мастер смутился.
- Это не я придумал, меня великий Рафтери научил. Ему такая мелодия ни к чему - чтоб слушатели засыпали. А мне пригодилась. Я маленькую дочку соседа пробовал успокаивать, а то ее очень уж хорошо слышно было, когда животик у нее болел. На деле вышло так, что вместе с Марлихен и сам сосед уснул, и жена его тоже. Ну и потом пробовал...
- То есть с момента, как ты прекратишь играть, у нас будет не более десяти минут, чтоб удрать, - припечатал кузнец.
На том порешили.
Следующее утро началось с того, что зоркоглазый Готлиб проследил за тремя рыцарями. Они уехали куда-то по своим делам. Мастера подобрались близко к замку Фёллен, но не затем, чтобы незаметно пробраться внутрь - нет, они прикидывали, как это лучше сделать. Тилли с его острым слухом оставили на страже. Уж он бы не пропустил гулкий грохот копыт огромным коней.
Вечером мастера начали обсуждать предстоящее дело. Первым заговорил Гейнц:
- Берусь сковать сорок крюков из лучшей стали, какую только можно здесь найти.
Тут влез с вопросом Готлиб-ругатель:
- Почему сорок?
- Потому, что если считать по полтора локтя между крюками, то аж до крыши хватит тридцати семи. И еще три на случай, если вдруг какие потеряем.
Из большой вежливости портной выругал товарища лишь шепотом, а потом сказал:
- Самое удобное окно - то, которое первое в ряду вправо от ворот. Оно, между прочим, было наполовину открыто. Высота его над землею лишь двадцать локтей.
- Все так, - степенно возразил кузнец, - да только за этим окном пиршественная зала. Нам не пройти незамеченными. Зато с северной стороны самое высокое окошко - оно самое запыленное. То есть выходит в комнату, за которой особо не следят. И тоже не заперто.
Тут заговорил Тилли-молчун:
- Тогда стоит нам вбить все крюки заранее. А для незаметности выкрасить их серой краской.
- Сохнуть день будет, - возразил кузнец.
- Зато риск меньше, - молвил Тилли.
На том и сошлись.
Дождались трое мастеров момента, когда рыцари снова уехали, а это было через три дня. К тому времени крюки были откованы и выкрашены. Краска на них высохла. По предложению музыкальных дел мастера Готлиб-портной сшил сумку, в которую предполагалось сложить все крюки и молоток для их забивания.
В самый последний момент кузнец вдруг подумал, что не след оставлять висеть веревку, на которой предполагалось подниматься к нужному окну. В ответ на это портной обозвал товарищей неучами, балбесами, невеждами, остолопами и другими, еще худшими словами, после чего сказал, что знает секретный узел, использовав который, можно, дернув за нужный конец, враз его развязать.
Дождавшись очередного отъезда рыцарей, мастера подъехали к замку, загрузили крюки с молотком в сумку. Первым поднимался кузнец, он же забивал крючья, ибо был он самым сильным из всех троих. Портной стоял ниже и подавал крючья. Он же подвязал сразу две веревки хитрым образом к последнему крюку. У обоих верхолазов уши были заткнуты воском. А музыкант стоял в самом низу и играл на скрипке, дабы слуги не подняли тревогу. И он затычки не использовал, иначе не мог бы играть.
Закончили мастера этот труд, когда солнце только-только начало клониться к закату. Веревку сдернули. И все трое не торопясь, но и без промедлений уехали обратно на постоялый двор.
Из осторожности выждали день, но никто в замке не заметил вбитых крюков. И вот с самого раннего утра собрались у северной стены замка.
Первым по крюкам взобрался Тилли. Он проскользнул внутрь и немедленно начал играть на скрипке. И сразу же вся челядь, какая была в замке, заснула, а за ними и хозяева.
Вторым поднялся Гейнц-силач и тут же начал раздувать горн, а когда тот разогрелся, подтащил с усилием нагрудник и принялся греть железо. Уши он заткнул заранее. Нагрудник сделался сначала красным, потом желтым, а потом ослепительно белым - настолько велик был жар. Выждав полчаса, кузнец отложил нагрудник остывать. И со щитом, и с мечом, и со шлемом кузнец сделало то же самое. В заключение он тщательно очистил металл от следов окалины.
Готлиб-ругатель подкатился к латам среднего брата, оглядел их пристально, достал ножичек и принялся подрезать, где надо. И он уши заткнул.
Тилли-музыкант продолжал играть на скрипке. И играл он весь день, причем даже не затыкая уши.
К закату солнца Гейнц и Готлиб толкнули Тилли в бок, показали знаками, что они-де сейчас спустятся через окно. Тот кивнул и продолжал играть. Его товарищи чуть ли не слетели вниз по веревке, подвели коня к стене и дали знать музыканту, что концерт пора заканчивать. Тот кивнул, сунул скрипку в котомку и поспешно спустился сам. Готлиб дернул особым образом за одну из веревок, та слетела, и все трое погнали коней прочь. Тилли-молчун так устал, что по дороге друзья придерживали его в седле, иначе он непременно бы оттуда свалился.
На постоялый двор скрипача тащили чуть ли не волоком. Все, кто видел это, рассудили одинаково: приезжий пьян мертвецки, и теперь друзья почти что на руках несут его до постели, ибо сам он туда верным делом не доберется.
Мастер Тилли спал крепким сном долго, проспав завтрак и чуть было не пропустив обед. А потом он оседлал своего коня, прихватил переметную суму, привезенную из родных мест, и уехал подыскивать место, где он мог бы без помех постучать молотком. Товарищей он попросил не искать его и вообще стараться не привлекать внимание, что ими и было сделано.
К вечеру музыкальных дел мастер вернулся. Братья-мастера сразу же заметили, что их товарищ хмур и явно чем-то недоволен. Главный Портной набрался решительности и очень вежливо поинтересовался, каковой состояние дел и нужна ли помощь.
Тилли-молчун, явно проникся вежеством товарища - а Готлиб-ругатель, вопреки обыкновению, даже ни единого скверного слова не употребил - и отвечал, что трубу-то он, Тилли, сделал, да звук ее недостаточно хорош, а потому эту работу надобно еще переделывать. К сему мастер-музыкант добавил, чтобы его соратники не забыли купить воску в запас, поскольку в бою не просто пригодится, а прямо необходимостью может оказаться этот материал для затыкания ушей.
К вечеру следующего дня труба была готова. Так сказал мастер Тилли, и ему поверили. А еще через день нанятый глашатай в богатой красной накидке подъехал к воротам замка, вызвал на переговоры чужеземных рыцарей и объявил, что, мол, им бросают вызов на бой пешими три великих бойца из дальних краев, причем особо оговорил, что биться те предлагают один на один.
Услышали те слова захватчики. Младший брат просто расхохотался, сказав, что не существует воина, который в одиночку мог бы потягаться с любым из братьев в бою. Средний брат сослался на опыт в поединках и попенял младшему за пренебрежение противником. Старший же потребовал от братьев вооружиться полностью, поскольку не верил в глупость врагов, которые собирались в бой, наверняка имея в запасе какую-то хитрость. И велел слуге ответить, что завтра с утра все трое выйдут на бой.
С утра неподалеку от ворот замка собралась толпа желающих посмотреть на поединки.
И вышли из ворот замка три могучих рыцаря, все в тяжелых доспехах, ужасающих на вид. Младшие встали в стороне, а вперед двинулся старший. Вооружен он был мечом, который держал в одной руке, хотя обычный человек вряд ли мог бы орудовать таким, даже держа его двумя руками. Про себя рыцарь отметил, что для обычного человека противник его выглядит высоким и крепким, но доспехи явно не из дорогих и уж точно не дают наилучшую защиту. Даже шлем на нем оставлял лицо почти открытым. Меч же по меркам великана был невелик как по весу, так и по длине, хотя держал его заезжий боец двумя руками. И потому старший из братьев-рыцарей посчитал, что примет первый удар самонадеянного врага на щит, а ответным ударом разрубит этого мелкого человечка пополам.
Гейнц-силач и вправду ударил со всей силой в щит, но от этого удара меч не отскочил со звоном. Щит же раскололся пополам. И растерялся могучий рыцарь, а Главный кузнец направил второй удар в нагрудный панцирь, и тот распался на три куска, третий же удар был направлен в голову великану. Ззащищаясь, он подставил меч, но от того лишь брызнули в разные стороны осколки, а меч кузнеца расколол и шлем, и голову старшего рыцаря. После этого отошел в сторону иноземный боец.
Увидел это средний брат, и разгорелся в нем великий гнев, но не дал рыцарь ему воли. Вместо этого он оглядел своего поединщика со всем вниманием. Тот явно не выглядел силачом по любым меркам. Доспехи на нем были, хотя и не выглядели они мощными, а вот одноручный меч смотрелся странно. Был он узким, длинным и явно не тяжелым. Потому средний брат решил, что если двуручник первого из чужеземных бойцов и мог сразить старшего брата, то этот легкий меч никак не может прорубить доспехи и обычного рыцаря, будь они даже сделаны из худого железа.
И потому чужеземный рыцарь вздел щит кверху, а свободной рукой вынул из ножен меч. Тогда-то и началось странное: завязка лопнула, рукоять щита от него отскочила, а сам щит обрушился со страшной силой на латные сапоги. Возможно, он бы их не повредил, но из осторожности средний брат отпрыгнул назад. И тут странное продолжилось, ибо надежный доспех, который никак и ничем нельзя было пробить, посыпался кусками. Рыцарь попытался было защититься мечом, но узкий и легкий клинок вонзился в незащищенную грудь силача, которую уже не прикрывал панцирь, и проткнул сердце. И второй чужестранный боец отошел в сторону.
Средний брат лежал мертвым, а младший вцепился глазами в своего противника. Тот был закутан в плотный черный плащ и, похоже, вообще не имел при себе никакого оружия. Пока рыцарь думал, что тут лучше сделать, его поединщик выхватил из-под плаща новенькую медную трубу. Рыцарь еще успел заметить, что та имеет необычную форму, когда противник поднес трубу к губам и дунул. Звук получился настолько противным, пронзительным и, главное, громким, что младший брат ощутил нестерпимую боль в ушах. Испуская целый поток ругательств, он сорвал с себя шлем, и тут оказалось, что боец в черном плаще все же имеет при себе оружие. У противника в руках оказался небольшой лук. Меткая стрела попала точно между глаз рыцарю, и тот упал замертво.
От звука трубы многие зрители, хотя и стояли поодаль, но все же скривились, а некоторые даже заткнули уши. Впрочем, это не помешало ликованию. Этим же вечером бургомистр устроил пир в честь победителей и даже преподнес денежное вознаграждение. Получилось аж по целых девяносто четыре талера на человека.
А когда трое мастеров уже ехали в родной город, Гейнц-силач вдруг ни с того, ни с сего промолвил:
- Все же мы их победили. Силой ума и мастерства. Мы - настоящие мастера и доказали это.
Готлиб-ругатель согласно кивнул, а Тилли-музыкант задумчиво возразил:
- Все же мне не дает покоя пожелание заказчика. Это насчет трубы, способной рушить стены.
- Мне интересно было бы сковать меч, способный пробить толстую броню, да такой, чтоб им фехтовать мог бы даже не очень сильный воин.
- А мне научиться бы шить шапки-невидимки.
- Выходит, мы все трое пока что не до конца понимаем все тонкости в своем мастерстве.