Серенький зимний день никак не хотел разгораться. Небо еще со вчерашнего вечера затянуло плотным полотнищем туч. Все утро шел снег, и на улицах Руссы намело пушистых, белых до голубизны сугробов. Маленький сын солевара с трудом пробирался по ним, проваливаясь порой едва не по пояс. Пальцы в нарядных вышитых варежках неловко вцепились в опрятный узелок с горячими щами и свежим хлебом - не расплескать бы! Уже давно миновал корочун, и морозы не были слишком крепкими, а день выдался солнечный, тихий; небо было уже почти по-весеннему высоким. Однако добрая меховая курточка на маленьком путнике была еще и перетянута сверху теплым пуховым платком. Стоило ему подставить узкую слабую грудь сквознячку, особенно зимой, и к нему привязывалась лихорадка и надсадный кашель.
На другом конце улицы послышались звонкие ребячьи голоса, и мальчишка прибавил шагу. Уж очень не хотелось ему столкнуться со сверстниками. Эта встреча грозила ему парой крепких снежков в спину и злых насмешек. К мальчишке часто привязывалась простуда, и если он выходил куда-то, то укутанный по уши. Но даже когда мальчонка был здоров, он не мог возиться с другими ребятишками. От бега, прыжков, словом, ото всего, чем целыми днями занимается ребятня, хилую грудь начинало теснить, и приходилось останавливаться, чтобы перевести дух. Мудрено ли, что для ребятни он, вечно сидящий дома, стал кем-то вроде чужака, обряженного в пуховую безрукавку даже в самые погожие дни.
Быстро добравшись до спасительного угла, мальчишка остановился отдышаться. Отсюда до дома деда Плишки оставалось всего ничего. Идти сразу стало легче: справа высокие заборы укрывали улицу от холодного ветра, и снега здесь было меньше. Слева раскинулось широкое поле, окаймленное темной полосой леса. Где-то рядом, под снежным покрывалом, дремал быстрый ручей. Казалось, если хорошенько прислушаться, можно расслышать его сонное бормотание.
Мальчишка постоял немного, ожидая. пока выровняется дыхание. Потом поправил платок на груди, убедился, что узелок с гостинцем остался невредим, и продолжил свой путь степенным шагом. Вот и потемневшая от времени дверь ветхого, покосившегося домишки, совсем не похожего на нарядный, крепкий дом его отца, солевара. Здравушка несколько раз громко постучал, и, не дождавшись ответа, отворил по-старчески вздохнувшую дверь.
Здравушка немного помигал, привыкая к потемкам, и наконец разглядел на полатях круглую голову деда Плишки, всю усыпанную мелкими темными старческими веснушками. Лысину обрамляли клочки седых волос. Дед всхрапнул, зевнул, просыпаясь, и открыл маленькие, светящиеся каким-то детским любопытством, но по-старчески выцветшие глаза...
- А, это ты, Здравушка. - Зевнул старик, и стал медленно, охая и покряхтывая, спускаться с полатей. - Зашел старика проведать?
Здравушкой, Здравом нарекла мальца мать, надеясь, что имечко-оберег оградит мальца от неизбывных хвороб.
- Я, дедко. Вот, гостинчик тебе от матушки принес. - Улыбнулся мальчишка, выпутываясь из платка и скидывая курточку. Легкий морозец зажег на его щеках яркий, нездоровый румянец. Казалось все краски детского личика впитали огромные голубые глаза, светящиеся в сумраке не хуже лучины.
Здравушка тем временем уже успел развернул чистую тряпицу. Пахнуло свежим хлебом и кислой капустой. Опрятно подставив под край горшочка ломоть хлеба, мальчик плеснул варева в миску. Посудина, некогда нарядная, улыбающаяся блестящим боком, теперь облезла и исщербилась по краям. Пока Плишко, нахваливая, хлебал жижу, аккуратно подбирая плоски капусты и оставляя на кусочки мяса на загладку, мальчишка, сидя на скамье, осматривался.
В доме Плишки было уныло и пусто. Дочери его давно вышли замуж, растили внучат в других городах. Единственный сын его погиб, сражаясь с даннами. Только старый кот разделял с хозяином одиночество: огромный пушистый некогда сильный зверь. Теперь котяра, облезший и дряхлый, уже не был способен ни поймать мышь, ни взобраться на дерево, дразня соседского кобеля, как когда-то. Он грелся целыми днями на печи вместе со стариком. В доме было чисто и просторно. Не висела под потолком люлька с младенцем, не стоял у скамьи ткацкий станок, над которым порхали хлопотливые руки хозяйки. Сердобольные соседки приносили одинцу хлеб и щи, а пострелята, приносившие стряпню. Рады были послушать дедовы сказки.
Здравушка болтал ногами, сидя на лавке, осторожно гладил по седой голове задремавшего рядом кота, время от времени нетерпеливо поглядывая на хозяина. Наконец, старик, уже дано разгадавший своего маленького гостя, нарочно не спешил, вымакивал последние капли варева жесткой для его беззубых десен коркой.
- Дедко, скажи баснь. - Не выдержал наконец мальчишка. - Его звонкий, молодой голос запутался, заблудился в гулкой темноте под крышей.
- Какую тебе, дитятко? - Улыбнулся дед.
Плишко часто зазывал к себе во двор странников, и слушал их рассказы и потому басней знал видимо-невидимо. И уже соседские ребятишки просили его потешить их баснями. Сначала Здраву казалось, что Плишко просто очень любит сказки да басни, а может быть, даже записывает их. Но, вновь оглядев сиротливое. Пустое жилище деда, понял - старик рад был гостям просто чтобы не оставаться в одиночестве.
Мальчик понимал старика. Он часто болел, и ему приходилось оставаться одному дома, пока мать с сестрой возились на огороде, а отец работал на солеварне. Серый кот и дворовый пес и те были заняты делом - охраняли дом от мышей и воров. В такие дни малышу тоже хотелось выглянуть за ворота и залучить к себе хоть кого-то. с кем можно было бы поговорить, поиграть. Вот тогда-то он и привык размышлять обо всем, что попадалось ему на глаза.
Когда Здравушка наконец вышел от Плишки, на Руссу спустились ранние зимние сумерки. Перед его мысленным взором все еще плыли картины из услышанных басней. Иначе, верно, он бы услышал скрип снега под сапогами раньше, и успел бы ускользнуть от встречи с Нечаем - сыном старейшины Первака. Но Первакович подкрался к маленькому мечтателю незаметно, и только тут запустил в худенькую спину, покрытую смешным старушечьим платком, снежком. Только тут мальчишки-сверстники, по пятам ходившие за Перваковичем, дружно захохотали.
Мальчишка вздрогнул, и обернулся на заливистый хохот недоброго шутника. Нечай, видно, возвращался домой с долгой прогулки. Весь он, легкий, статный словно все еще летел по заснеженной лесной тропе. Темные кудри выбились из под меховой шапочки. Голубые глаза смотрят из-под темных ресниц дерзко и весело. Щеки раскраснелись от быстрого бега. Легкая курточка, перепоясанная нарядным ремешком, распахнута. На ногах - добрые лыжи, прикрепленные к щегольским, украшенным по голенищу тесьмой валенкам. За спиной Нечая стояли, захлебываясь смехом, двое его приятелей. Они, постоянные участники Нечаевых проказ, не хотели отставать от своего вожака. Хотя бы потому, что иначе острый язык Перваковича обратился бы против них.
- Это ты, Здрав? - Насмешливо спросил Нечай. - Извини, я увидел из-за сугробов только серое пятно, и принял тебя за бродячего пса.
Малец, отряхнувшись, молча пошагал к своему дому. "Пожалуй, от собаки за такие шутки тебе бы досталось." - подумал Здравушка. Не ему, недокормышу, связываться с парнем на четыре года старше его. Но Нечай не отставал:
- Я слышал, твоя сестра недавно вскочила в поневу. Отец говорит, из нее вырастет невеста, за которую не стыдно будет посвататься. - При этих словах польщенный малец остановился. Его сестра, Милолика, и впрямь недавно сменила детскую рубашонку на первую женскую одежду - нарядную клетчатую юбку-поневу. Но насмешник продолжал: - Вот только не знаю, возьмет ли ее кто за муж при таком брате: а ну, как и ее дети родятся хворыми, как ты.
Здравушка сперва задохнулся от негодования. А после кинулся на обидчика, бывшего на две головы выше, с кулаками.
- Не смей о ней так говорить! Она... Милолика и не посмотрит на тебя, если вздумаешь к ней подступиться!
Нечаю только того и надо было. Он опрокинул наскочившего мальца в сугроб, и любовался, как тот выкарабкивается из рыхлого снега.
- Оставь его, Нечай. - Услышал вдруг мальчишка, вытирая с лица снег. - Поищи поединщика себе под стать.
- А! Вышатич! Чего тебе надо? Кто он тебе, эта мелюзга? Иди своей дорогой.- Отвечал Первакович. Но малец, размазывая по лицу слезы и снежную крошку, уже почувствовал, как чья-то рука помогла ему встать на ноги. Когда ему удалось разглядеть лицо своего заступника, он признал Лютобора.
Мальчишка обомлел! Лучше бы ему оставаться в снегу. Надо же такому случиться, что из-за него, мальца, столкнулись лбами сыновья двух самых уважаемых в Руссе мужей. Хотя с первого взгляда этого можно было и не понять. Сын воеводы рядом с нарядным Нечаем казался едва ли не оборванцем. Знать, бегал за хворостом в лес и теперь спешил воротиться домой до поздней вечери. За узеньким кожаным ремешком торчал топорик, а у ног лежала вязанка сухих прутьев. Меховая шубка Лютобора крыта добротной, но недорогой тканью. Непокорные светлые пряди торчат из-под простого войлочного колпака. Серые глаза Лютобора смотрели решительно и серьезно. Он был Нечаю ровесник, оба встречали одиннадцатую весну. Но Лютобора батюшка рано взялся поучать воинским наукам, отчего тот рано раздался в плечах. К тому же Вышатич был немного выше и плечистей Нечая.
Здрав понимал: вступись за него кто другой, Первакович и не подумал бы остановиться. Он не привык, чтобы кто-нибудь мешал исполнению его прихотей. А если бы кто и посмел ему попенять - батюшка Первак нашел бы управу на дерзеца. Но с сыном воеводы, которого в Руссе чтили и уважали не меньше, чем старейшину, Нечай спорить не стал. Отступился. Словно нарядная расписная лодочка повернула, страшась разбиться о вставший на пути серый утес.
Хотя от последней каверзы Нечай все-таки удержаться не смог: подхватил вязанную шапочку Здрава, упавшую к его ногам, да и зашвырнул под гору, в рыхлый пушистый снег. Мальчишка ахнул, и кубарем скатился вниз, забыв о скрывавшемся подо людом ручье. Не успел он сделать и пары шагов, как по пояс провалился под лед. Ручей был неглубокий, но от неожиданности мальчишка поскользнулся, и погрузился в воду почти с головой. Мгновенно намокшая одежда стала тяжелой и тянула ко дну, течение норовило сбить с ног. Здравушка едва смог сдержать крик: еще чуть-чуть, и его утянет под лед, на глубину. И останется от него только черная прореха на белом полотне снега. Вот наконец перепуганному мальчишке удалось нащупать дно и встать на ноги. Он поднял глаза, и увидел перепуганного Нечая, застывшего посреди улицы и Лютобора, спешившего ему на помощь. Здравушка подобрался к берегу и попробовал опереться о тонкую кромку льда, но хрупкая корочка подломилась, и Здрав едва не упал в воду снова. Лютобор подхватил мокрого мальчишку за шиворот и помог выбраться. Вышатич хотел многое сказать Нечаю, но к тому времени, когда они со здравом выбрались на дорогу, того уже не было видно. Благоразумные нечаевы приспешники улизнули по домам еще раньше, как только увидели, что шутка их вожака зашла слишком далеко.
Лютобор молча помог мальцу выбраться на твердь, стянул мокрую одежонку, растер до красна снегом и укутал в свою шубейку. Здрав шмыгал носом, и нельзя было понять: то ли расплакался с перепугу, то ли успел застудиться в холодной воде.
- Пойдем, до дому тебя провожу. - Сказал Лютобор наконец, поднимая вязанку. - Матушка, поди, волнуется уже?
- Спасибо тебе. - Здравушка шмыгнул носом, отжимая промокшую куртку, и двинулся за своим заступником. - Сам-то ты не замерзнешь?
Казалось бы, четыре года не велик срок. Но когда тебе семь, а твоему обидчику одиннадцать, это почти что целая жизнь. Даже если на четыре года тебя старше твой друг, разве интересно почти взрослому парню возиться с малышней? Лютобору, небось, дома надоело с сестренками возиться. До него ли, до Здрава ему?
Нечай и Лютобор уже прошли посвящение, которое самому Здравушке только предстояло. У них уже были взрослые имена, а сын солевара обходился пока домашним назвищем. Здрав не выходил за околицу без родителей или старшей сестры. Лютобор же с Нечаем уже могут ходить в лес и на реку в одиночку. И, самое главное, они уже начали постигать ремесло, а точнее - воинское искусство. Здравушка знал, что, когда придет срок, станет сначала учеником, потом подмастерьем у своего отца а после и молодым мастером-солеваром. Ему нравилось отцовское дело. Мальчонка видел, с каким уважением относятся к его отцу, Всемыслу, соседи. Как заслужено величают солевара мастером. Но сейчас, глядя в широкую Нечаеву спину, Здрав жарко мечтал стать воином. Вот тогда бы он показал Нечаю, как насмехаться над его сестрой!
Но несбыточное так и называют потому, что оно никогда не случится. И пращуры не преминули напомнить об этом Здраву. Лютобор, и так припозднившийся в лесу, прибавил шагу, чтобы поскорее сбыть с рук некстати попавшегося на пути мальчонку. Вот оно, солеварово подворье, рукой подать. Здрав, поспешая за ним, тут же остановился жадно глотая воздух ртом. Хорош из меня воин - с горечью подумал мальчонка - побегу - задохнусь; меч подниму - пуп развяжется. С таким воякой и врагов не надобно.
Немного отдышавшись, он нагнал остановившегося Лютобора, с жалостью смотревшего на мальца. Этого еще не хватало! Здрав прибавил шагу, и поравнялся со своим провожатым.
- Ты... это, скажи мне, если Нечай или еще кто обидит - неловко попытался подбодрить мальца Лютобор.
Нет уж, - продолжал размышлять мальчишка - не стать поганке белым грибком. Восприму от отца ремесло, там бегать не нужно. Разве что ведра с водою таскать. Ну уж на это-то меня хватит?