- Кар-кар! - сказала ворона, пуская плюху на голову Памятнику поэту. - Вот все говорят, Поэт-Поэт, написал чего-то, раз в год праздники проводят в честь его, Царствие ему небесное, хоть он и был евреем, прости, Господи, дня рождения. Да и вообще, каждое утро на нашем кладбище - столпотворение. Вот раньше, до того, как он здесь упокоился: тишина, покой, птички всякие поют, козявки ползают... Кр-р-расота! А теперь? Не кладбище, а пр-р-роходной двор какой-то! А помру вот я - хоть одна сволочь вспомнит, что я была такая чуткая, ранимая, столь близкая к нашей великой культур-р-ре? Ведь вот уже десяток лет сижу на голове Памятника поэту, выполняю завет своей матери, а та выполняла завет своей матери, моей бабушки. Стар-р-руха так прямо и говорила: "Срать на голову этому Памятнику - наша великая обязанность перед потомками! Наш вклад в великую российскую культуру! Потому как только обосранный и позеленевший памятник является достоянием культуры. Все новое и чистое - вульгарный новодел. Грязное, в говне и в паутине - достояние истории". И хоть кто-то вспомнит, что я была на свете? Сдохну, сожрут меня кошки. И все! А чем я хуже этого самого поэта? Подумаешь, великая честь - сочинил он, понимаете ли, стихотворений и песен немер-р-рянно. Мы вот тоже летаем в эмпир-р-реях. И что? А ничего, никто слова добр-р-рого не скажет... Не ценит наше государство деятелей культуры, не ценит!
Так ворчала ворона, пуская очередную плюху на голову Памятнику поэту.
Солнце начало жарить всерьез, но еще в воздухе оставались последние следы ночной прохлады. Самое благостное время летнего дня.
К кладбищу начинали подтягиваться служители: дворники, могильщики, продавцы цветов и венков, рабочие крематория. Подъехал на служебной "волге" Директор кладбища. Сторож снял кепку и поклонившись, весело поприветствовал его, размахивая кепкой. Директор привычно попенял ему на чрезмерное употребление горячительных, на что сторож так же привычно и вполне резонно заметил, что ночью холодно, да и страшно. Все ж таки не бульвар охраняет...
- Да и вообще, - озираясь, начал было Сторож, - будет сегодня немалый сюрпризец...
- Пить надо меньше, - оборвал его Директор.
- Ну дело ваше, я только предупредить хотел, - пожал плечами Сторож, когда Директор прошествовал мимо, и перекрестился на монастырские кресты.
Начали потихоньку прибывать и посетители: бабульки с совочками и грабельками, которым было накладно платить за уход за могилками своих родственников и потому надо было наводить порядок своими руками (да им, честно говоря, и делать-то по жизни больше было нечего); туристы с экскурсоводами и просто праздношатающиеся.
Особая статья были - Лучшие друзья Поэта. Они ходили на кладбище, как на работу. Стоило их зоркому оку заметить какого-нибудь солидного одинокого посетителя, стоящего у Памятника поэту, так они коршунами планировали на него и начинали рассказывать всякие всякости: кому про баб, кому про песни, кому про выпивку, кому еще чего. Глаз у них был наметанный и всегда попадание было точно в "десятку". Их можно было отличить по деловому виду, по тому, что они пили яйца для поддержания голоса на протяжении всего тяжелого рабочего дня.
Перед началом работы кладбища они привычно сгрудились в сторонке, распределяя очередь на выступление. Как всегда не обошлось без небольшой потасовки, потому как вчера один придурок в кепке подвалил к какому-то посетителю и начал давать вместо выверенного текста - совсем уж ахинею. Тот в крик, как же Поэтову честь обижают! Пришлось временно этого придурка отстранить от работы и посадить за книжки, пускай подучит роль, козел.
Часам к двенадцати подъезжала Безутешная вдова поэта. Она ездила на черном "мерине", купленном ей вскладчину Лучшими друзьями поэта, а она за это разрешала торговать фотографиями поэта, его книжками, ну и всякой прочей мурой, типа кепок, маек, значков, пластмассовых фигурок Поэта и так далее.
Безутешная вдова поэта вся в черном выходила из машины. В это время на кладбище играли траурную печальную музыку. Все стояли, сняв головные уборы, а женщины плакали. Безутешная вдова поэта садилась на скамеечку перед памятником и скромно подобрав под себя ноги сидела минут пятнадцать - полчаса. Это время определялось лучшими друзьями поэта, продававшим специальные билетики на эту фотосессию.
Они же решали вопросы с теми лопухами, которые устав ждать, когда приедет Безутешная вдова поэта, уходили слоняться по кладбищу, а потом начинали требовать деньги назад.
Потом Безутешная вдова поэта уезжала для работы над новой книгой о Поэте или для участия в очередной телепередаче о жизни и творчестве Поэта. Так продолжалось уже пятнадцать лет.
Но только этот день стал совершенно другим.
Не зря же сторож в этот день был как-то особенно пьян. Более того, если бы директор был более внимателен, то он бы обратил внимание на то, что редкий венчик волос на голове сторожа из "перца с солью" стал совсем-совсем белым. Натерпелся же он этой ночью страху.
Главное, все начиналось как обычно...
После того, как с территории кладбища выпроводили последних посетителей и сторож запер ворота, он привычно усидел с дворником поллитра "столичной" и пошел спать. Но ночью поднялась страшная буря. Деревья шатались и скрипели, ветер дико завывал в их ветках, вспышки молний освещали кресты и памятники. По воздуху летали сорванные листья и ветки.
"Ну, - подумал проснувшийся от всего этого грохота сторож, - будет работы дворникам, да и все труды бабушек пошли прахом. Все заново надо будет убирать!"
Но тут раздался такой грохот, что сторож даже перекрестился. Он даже встал с кровати и вышел на крыльцо. Лучше бы он не выходил, честное слово, сохранил бы свой окрас в целости. А так поседел и постарел на двадцать лет, если не больше.
"Свят, свят, свят", - начал истово креститься сторож, стоило ему только выйти на крыльцо.
Перед ним стоял весь мокрый Поэт. Молния угодила прямо в памятник, тот сдвинулся, образовалась щель, в которую полилась вода, налилась за шиворот Поэту, и он проснулся.
- Отец! Можно я у тебя пережду дождь? - спросил Поэт.
- Да это... чего... конечно... я только... - залопотал Сторож, пропуская Поэта и показывая руками, куда идти.
Поэт вошел в сторожку, огляделся.
- Хорошо тут у тебя, просторно!
- Да чего уж там, - начал было Сторож.
- Отец, можно я прилягу?
- Да ложись, конечно, - наконец вразумительно произнес Сторож, - может ты, того, с устатку да для сугреву?
- Водки предлагаешь выпить? - серьезно спросил Поэт. - Да ну ее к лешему, еще при жизни эта гадость надоела.
И заснул. Такой тихий-тихий. И дыхания никакого. И только синие губы чуть-чуть шевелятся.
Сторож начал было наливать себе водки в стакан, а потом решительно вздохнул, махнул рукой, да так из горлышка и выпил всю бутылку. Сел на стул и уронил голову на руки. Так и заснул, бедняга.
Проснулся по привычке с первыми петухами. Поэт все еще спал. Сторож вышел на крыльцо, надел кепку и сел на крылечко, закурил: "Ну и что теперь будем делать?"
Тут вышел на крыльцо и сам Поэт.
- Привет, отец! Как спалось?
- Да какой наш стариковский сон...
- Как же хорошо-то на белом свете! - широко раскинул руки Поэт. - Ну что, пойдем наводить порядок? Дождь-то вчерашний, смотри, что натворил...
- Пойдем, - согласился Сторож.
Сначала осмотрели промоину. Было видно, что воды там по колено, не меньше. Высохнет все дня через три-четыре не раньше. Потом Поэт подошел к своему Памятнику: "Ну как ты тут? Дождь не промочил?"
Памятник даже не счел нужным отвечать на такие глупости, да Поэт и не требовал ответа: "Ну, давай, я тебя почищу немножко. Вон как тебя птицы обсидели". Поэт попросил у Сторожа тряпочку, воды и вымыл голову Памятнику. Одна воронья плюха так сильно въелась в бронзу, что пришлось ее сильно выковыривать и даже пару раз на нее плюнуть. Памятник поморщился. Он хоть и был железный, но кому же понравится, когда плюют в лицо...
- Ну вот, хоть на свадьбу! - довольный произнес Поэт, оглядывая довольную физиономию Памятника.
В это время часы в соседнем монастыре пробили восемь часов. На кладбище начинался новый летний рабочий день. Сторож заторопился встречать директора, предупредить и все такое. Но директор, задумавшись, не обратил внимания на предупреждения Сторожа. Уверенным шагом он вошел на вверенную ему территорию и увидел Поэта, мирно сидящего на скамеечке возле своего памятника.
- Здравствуйте! Вы - директор, да? - спросил Поэт, вставая.
- Да, да-да, да, конечн... да-да, - залепетал побелевший Директор и грузно плюхнулся в обморок.
- Вот, а не поверил, - торжествуя, произнес Сторож, пытаясь вернуть Директору чувства.
- Это что ж, сам Поэт и есть? - спросил подошедший Дворник.
- Он.
- А похож! Сохранила, значит, тебя наша землица. Да, она у нас святая, столько хороших людей в ней лежит. Опять же монастырь рядышком, - произнес Дворник. - Только ты это, нам сейчас надо убраться тут, а ты пока посиди вот на скамеечке...
- Давайте, я вам помогу?
- Да какая от тебя помощь... - критически оценил его Дворник, - да и потом - каждый в жизни должен своим делом заниматься. Мы, дворники, дорожки мести, а вы, поэты, стихи сочинять.
- А давайте, я вам спою, только вот гитары нет...
- У меня есть, - сказала только что вошедшая разбитная молодая продавщица цветов. - Точнее не у меня, а у моих друзей. Ну я сейчас...
Через мгновение в воротах кладбища показались и сама продавщица с гитарой в руках и ее друзья, рокеры, в черных кожаных прикидах.
Поэт перебрал струны, немного поднастроил ее под себя, и запел своим чуть хрипловатым голосом.
На знакомый всем по магнитофонным записям голос набежало множество народу. Пришлось даже распахнуть ворота и толпа заполнила всю улицу перед кладбищем. Было даже перекрыто движение. Приехали милиционеры, разобраться в чем дело, но посовещавшись по рации со своим начальством, а начальство, судя по всему не очень-то им сначала поверило, пришлось даже попросить Поэта напеть чего-нибудь в рацию, после чего эти милиционеры уехали, а приехали уже совсем большие чины. Им дали местечко у стены. Стояли и слушали молча.
Появились и Лучшие друзья поэта. Сначала, по привычке, они начали наводить свои порядки и даже попытались отогнать людей от скамеечки, но один из рокеров, огромный такой дядька с огромным пузом, легонько стукнул самого активного из Друзей по лбу, тот упал, его оттащили к стене, привели в чувство. Больше эксцессов не было. Все стояли и слушали. Самый умный из Друзей сбегал домой, взял видеокамеру, фотоаппарат, и магнитофон и так, с двух рук, повесив магнитофон на шею, начал снимать.
В обычное время к кладбищу вроде, как потом рассказывали очевидцы, подъезжала Безутешная вдова, но, как потом стало известно из уст Лучших друзей поэта, ей позвонили на мобильник и ей пришлось срочно ехать по крайне важному делу в Останкино или еще куда. "Мерин" резко развернулся и, пробуксовывая, сорвался с места и исчез в лабиринте улиц..
Так день и прошел. До полуночи поэт все сидел и пел, а люди слушали: то смеялись, то плакали.
Лучшие друзья поэта за этот день, впервые за пятнадцать лет, не заработали ни копейки. Надо было что-то срочно делать, да и у Безутешной вдовы поэта в этот день были отменены телесъемки, бригада уехала на кладбище. Не хорошо...
И вот самый умный из Друзей поэта придумал, что надо делать. Сначала заманили Сторожа в его сторожку и там его заперли. Потом вооружившись: кто банкой с эфиром, кто электрошокером, кто просто баллончиком с дихлофосом, окружили Поэта. Сначала хорошенько дали ему по макушке, потом разрядили на него электрошокер, а потом его, размякшего, затолкали опять в могилу под памятник. А дырку, что размыл дождь, закидали битым кирпичом. Сверху, чтобы не было видно, присыпали землей.
Ворона, видя все это дело, не рискнула занять свое привычное место на голове Памятника поэту, и решила пересидеть ночь на дереве.
Поэту было очень больно, ужасно болела голова, воняло дихлофосом, в могиле было очень сыро. Он вздохнул, вытянулся и умер, окончательно.
На другой день на кладбище был фурор.
Прослышавшие о вчерашнем происшествии люди валом валили на кладбище. Фотографии и видеофильмы, сделанные накануне самым умным из Друзей поэта, уходили влет. Не успевали тиражировать. Записи, сделанные в тот день, ушли за полчаса. Пришлось срочно заказывать новые тиражи. За один день Лучшие друзья поэта вернули все, что потеряли за прошлый день, да еще и заработали на год вперед.
А когда все стихло, из сторожки потихоньку вышел пьяный в дым Сторож, сел на лавочку и заплакал.
Ворона села на голову Памятнику поэту и с удовольствием пустила плюху: "А не выпендривайся и не мешай людям деньги зарабатывать. Поэт, тоже мне! Кар-р."
На основе рассказа написан сценарий художественного фильма, который можно прочитать здесь: http://zhurnal.lib.ru/p/perewalow_w_w/szenpam.shtml. Правда, прошу учесть, что рассказ и сценарий - совершенно разные произведения.