Аннотация: Про то, как малолетний сельский гопник столкнулся с чем-то, выходящим за рамки его понимания.
МУХИ ЖДУТ...
С пива нестерпимо захотелось ссать.
- Пошли, школу обоссым! - предложил Базуй.
- Пошли, - сказал я.
Мы подошли к зданию школы - одноэтажной полуразвалившейся халупе - и взобрались на крыльцо. Я хотел отлить с крыльца на землю, но у Клима была идея получше.
- Давайте дверь замастим! - сказал он. - Суслиха завтра возьмется и замастится.
Базуй захохотал. С пива его совсем развезло. Я тоже заулыбался. Суслиха - это наша директриса и одновременно математичка. Редкостная дура.
Мы встали перед грязно-голубой, давно не крашеной дверь, расстегнули ширинки и принялись ссать. Ссали молча, с наслаждением вслушиваясь в журчание струй. Клим изо всех сил пытался обоссать дверную ручку, но напор его мочи был недостаточно силен для этого.
- Блядь! - сказал он и, досадуя, плюнул. Смачный, зеленовато-желтый харчок повис на злополучной ручке.
Базуй снова захохотал. Его дебильное ржание уже начинало меня бесить. Старше меня на два года, осенью в армию пойдет, а дурак дураком!
- Хули ты ржешь, урод?! - сказал я.
- Дак че...
- В натуре, Базуй, заебал уже... - начал было Клим, но вдруг осекся, уставившись куда-то в одну точку огромными глазами.
- Ни хуя себя! - просипел он и поднял руку с торчащим указательным пальцем. Я скользнул взглядом вдоль его руки и уперся базуевскую серую куртку, на которой сидела здоровенная черная муха или какое-то другое насекомое, похожее на муху.
Базуй опустил глаза, заорал и со всей силы въебал себе по животу. Муха шмякнулась на бетон. Базуй поднял ногу и припечатал муху подошвой своего говнодава, превратив ее в пятно зееновато-белой, похожей на сопли, жидкости.
- Тьфу, блядь! - с отвращением плюнул Базуй.
- Овод что ли? - спросил я. - В мае?
- Хер его знает! - лениво ответил Клим.
Он достал из кармана куртки сигареты, закурил. Я присоединился к нему. Базуй, никогда не имеющий своего курева, выклянчил сигарету у меня. Мы сидели на перилах, ограждающих школьное крыльцо, и молча дымили.
- Эх, щас бы ганджубос! - мечтательно сказал Базуй.
- Куда тебе ганджубос! - презрительно сказал Клим. - Ты и так ебанутый на всю голову!
Базуй опять заржал.
Клим отвесил ему пендаля, так что Базуй враз умолк и отошел, обиженно потирая жопу.
- Ты, Череп, куда после школы пойдешь? - спросил Клим.
- Не знаю, - сказал я. - Попробую в технарь поступить. А хули? Не к вам же в путягу идти?!
- Да не, в путяге тоже заебись, - возразил Клим. - Учить ничего не надо. С места поднялся - уже тройбан, слово сказал - четверка, на! Три слова - "Садись, пять!". Жить, опять же, в общаге. Наконец-то от мамкиной титьки оторвешься. И стипуху платят. Так что, не ссы!
Клим еще что-то хотел добавить, но в этот момент из-за школы послышались голоса, как будто двое о чем-то оживленно говорили. Мы умолкли.
Тотчас из-за угла вывернула Ксюша Глобистова, или, как ее звали все в поселке - Ксюша Ку-Ку. Только она могла так громко и быстро разговаривать сама с собой. Раньше-то она была нормальной, с Базуем в одном классе училась, но год назад наши пацаны ее пустили по кругу, и она свихнулась. Теперь вот ходит - грязная, со спутанными волосами, вечно в одной и той же одежде - и разговаривает сама с собой. Бормочет чего-то, как будто молитвы читает, только слов ни хуя не разобрать.
- Эй, Ксюша, хуй сосать будешь? - заорал ей вслед Базуй. Ксюша не обернулась и даже не ускорила шаг, только ее речь, и без того до неразборчивости быстрая, стала еще быстрее.
- Дебил ты все-таки, Базуй! - сказал я. - Чья бы корова мычала, а твоя бы засунула язык в жопу и не пиздела! Радуйся, что сейчас с нами тут размудаешь, а не на параше кукарекаешь.
Случай с Ксюшей я помню, потому что сам при всей этой хуйне присутствовал.
*
Мы тогда сидели с пацанами в одном из брошенных домов (у нас в селе таких до хуя) и бухали. Я, Клим, Базуй, Косой, Прыщ и Зона. Пили принесенную Косым бодягу. Я тогда впервые по-настоящему нажрался. Домой идти я не хотел: мать убила бы, а потому полусидел-полулежал на лавке, прислонившись к стене. Меня зверски мутило, перед глазами все плыло, и вообще я уже ни хуя не соображал.
Спирт допили, и кто-то из пацанов - кажется, Клим, - пошел за догоном. Только вместо спирта принес два литра браги и привел Ксюшу. Она тогда только-только девять классов закончила и собиралась в город ехать, в колледж поступать. Нормальная была девка: и фигура ничего, и целку из себя никогда не строила, если пацаны побухать звали.
Мне плеснули в стакан браги, и я сдуру выпил. И вырубился окончательно. Последнее, что помню: Ксюша, сидящая в обнимку с Зоной, и пьющая пиво из моего стаканчика.
Потом меня растолкал Клим.
- Все, пиздец, Череп, - сказал он. - Пацаны Ксюху выебали.
Я открыл глаза и тут же проблевался.
- Хуево мне, Клим, - сказал я.
- Это тебе-то хуево?! - Клим выглядел совершенно трезвым, будто и не пил вовсе. - Вот нам будет хуево, если эта дура заяву в ментовку накатает!
- Какая дура? - не понял я.
- Ты что, тормоз, в натуре?! Говорю же, пацаны Ксюху по кругу пустили!
- А ты?
- И я...
- А где все? - в избе были только мы вдвоем. Весь пол был завален окурками и захаркан.
- Упиздовали, суки, кто куда... Эх, блядь, пиздец нам теперь!
Я все равно ни хера не соображал. Сил у меня хватило лишь на то, чтобы встать, с кое-как добраться до дома и, еще раз проблевавшись, упасть на кровать.
Такая история. Ксюшина мать написала заяву, участковый наш, Чебурашка, и меня как свидетеля вызывал, да только какой из меня свидетель - что я, сука последняя, на своих-то стучать?! Короче, дело замяли. Говорят, Суслиха и химичка наша за пацанов встряли - Косой с Зоной им какими-то там родственниками приходятся. Да и Чебурашке лишние проблемы тоже на хуй не нужны. Сказал Ксюше: "Пила с ними? Пила. Ну, так, наверное, сама всем дала, а теперь еще и жалуешься". Отмазались пацаны.
Вот только у Ксюши крышу совсем снесло. Да и мать ее, библиотекарша, какая-то странная стала. Ни с кем из соседей не разговаривает, торчит у себя в библиотеке над книжками. А до того все по окрестным деревням ездила, со всякими бабками встречалась, ну, теми, которых за ведьм считают. Думала, наверное, что бабки ее Ксюше колдовством ум обратно вернут. Да вот ни хуя. Так что, тоже, наверное, скоро умом ебанется.
*
- Слышь, Клим, а что Прыща давно не видно? - спросил я.
- Он, пидор, у меня полтинник занял и уебал куда-то, - сказал Клим.
- А у меня мамка говорит, что у Ксюши мать - колдунья, - ни к селу ни к городу вставил Базуй.
- Завали хлебало! - посоветовал я и спросил. - Как уебал?
- Пропал, сука. Уже третий день в путяге не появляется, дома его тоже нет.
- А мать что говорит?
- Да матери он на хуй не нужен! - отмахнулся Клим. - Ей лишь бы набухаться да поебстись с кем-нибудь. Ее уже все колхозные мужики переебали.
Базуй опять заржал. Я не сдержался и заехал ему кулаком в челюсть. Несильно.
- Хули ты?... - заныл Базуй, хватаясь обеими руками за ушибленное место.
- Попизди у меня!
Клим засмеялся.
- Эх, сейчас бы позалипать с какой-нибудь сучкой! - мечтательно сказал он.
- Тебе что, Олеськи мало? - спросил я.
- Баб много не бывает! - сказал Клим.
Некоторое время мы сидели молча. Солнце вдруг нырнуло в тучу, все вокруг помрачнело, воздух враз стал холодным.
- Пойду-ка я домой! - поежился я. - Слышь, Базуй, какие у нас завтра уроки?
- Я что, ебу что ли?! - вытаращил глаза тот. - История, кажись, литература, алгебра и еще какая-то хуйня... не помню... география, что ли.
Я попрощался с пацанами и поперся домой.
Навстречу мне попался Вася-Уо - еще один местный дебил. Только он, в отличие от Ксюши, был от рождения такой. Малые его обычно дразнили и кричали: "Вася, ну-ка пердани!", а он улыбался и послушно бздел. Он вообще почти всегда улыбался и говорил писклявым, бабьим голосом: "Ну ты меня насмешил!". Безобидный был, короче, хотя и здоровый - метра под два ростом и в плечах как шкаф.
Я уже собирался спросить у него что-нибудь смешное, но, поравнявшись, увидел прямо-таки охуительно серьезное Васино лицо. Почему-то говорить с Васей мне расхотелось, и я просто прошел мимо. Не то чтобы зассал, а... Просто никогда его таким не видел. Хер его знает, короче...
*
На следующий день первым уроком вместо химии директриса поставила алгебру. Химичка куда-то делась. Не пришла утром в школу и все. Может, заболела, может еще чего. Она, конечно, гнида редкостная, но Суслиха - еще хуже. У меня настроение с утра и так всегда хуже некуда, а от этих изменений в расписании стало совсем хреновым.
Суслова принялась трындеть новую тему. Мне ее трындеж был бы до пизды, если б в технарь не надо было алгебру сдавать, так что я стал вяло записывать. Вот Вовке-Касьяну, который на алгебре всегда сидит со мной за одной партой, учеба на хуй не нужна - он поступать никуда не собирался и рисовал на последней странице тетради бабу, которую два мужика ебут одновременно спереди и сзади. Все-таки редкостный долбоеб Касьян, хуже Базуя.
- Так, кого сегодня нет? - Суслиха решила ненадолго оторваться от своих уравнений и отметить в журнале отсутствующих. - Володина, доложи, кто не присутствует на уроке.
- Кургинян, Авдеева, Бабушкиной, - Катя Володина встала из-за парты и начала перечислять. Сегодня на ней была белая полупрозрачная блузка, сквозь ткань которой проступала застежка лифчика. Залезть бы ей под блузку руками, расстегнуть лифчик и сиськи-то пощупать. Вот было бы заебись!
- ... Жуланова, Кичигиной и Базуева, - закончила Катя.
- А этот-то опять где? - изобразила удивление Суслова. Можно подумать, что для Базуева прогулять ее урок - это что-то невозможное.
- Базуй забил, - шепнул я. - Шляется где-нибудь.
Но Касьян со мной был не согласен.
- Базуй вчера домой не пришел, - шепнул он в ответ. - Набухался вчера опять, наверное, спит с бодунища.
- Не, мы вчера не бухали, - возразил я. - Так, баллон пива на троих распили.
Касьян пожал плечами. Я, впрочем, тут же засомневался в своей правоте: я-то вчера первым домой свалил. Хуй их знает, этих Базуя с Климом - вполне могли и без меня нажраться. Если так - козлы они после этого.
*
Вечером пошли гулять: Клим со своей Олеськой, Касьян, Наташка Тарасова, Олеськина подружка, и я. Клим до того стряс с каких-то лохов полтинник - купили два пива.
- Пошли к старой церкви, - предложил Клим.
- Пошли, - пожал плечами я. Мне все равно, где пиво пить да хуйню всякую базарить, просто Клим надеется, что Олеська ему даст. Зря, по-моему, надеется. Она не из тех баб, что в первый же вечер пизду подставляют. Потом, конечно, даст - недели через две. Она вообще-то девка видная: и сиськи, и ноги, и жопа - все при ней. И на рожу симпотная. Я бы сам ее отжарил, да только я для нее - малолетка, хотя младше-то всего на год.
Ну да хуй с ней, с Олеськой. Тарасова тоже ничего, хотя и толстовата. Пацаны говорили, что она уже ебется, может и я разок суну...
- Нацвай будешь? - оторвал меня от мыслей Касьян.
Не хватало еще, чтоб я куриное говно в рот пихал! Я послал Касьяна в пизду. Тот пожал плечами, высыпал нац себе за губу и попиздовал дальше, сплевывая через каждые три шага. Одно слово - дебил.
Мы прошли по узкой тропке между давно заброшенными полусгнившими сараями и вышли к оврагу, на противоположной стороне которого стояли развалины церкви. На дне оврага было еще полным-полно снега, а уж грязи - до хуя и более. Мы остановились, не зная, что делать дальше. Марать штаны и кроссовки никто не хотел.
- Базуй, сука, опять куда-то съебался! - ни к селу ни к городу сказал Клим.
- Не, не съебался он, - поправил Касьян, коверкая слова. - Его так дома и нету. Мать хочет в ментовку заявление писать.
- Вот урод! - в сердцах сказал Клим. С одной стороны, он все еще хотел поставить раком Олеську где-нибудь на куче кирпичей, а с другой - очень не хотел идти туда, утопая в грязи.
Так мы и стояли, как придурки. Клим открыл пиво, сделал глоток и передал бутылку Олеське, она - мне. Я сделал пару глотков и сплюнул: то ли пиво херовое, то ли настроение у меня сегодня не питейное. Я протянул баллон Касьяну, и тот присосался к горлышку как клещ.
Касьян хотел выдать в ответ что-то обидное, набрал в грудь воздуха, но осекся и выбросил руку в сторону церкви:
- Ой, бля! Там ходит кто-то!
- Та-ак, Касьяну больше не наливать, - сказал Клим.
- Бля буду! - обиделся Касьян. - Сам видел! Ходит кто-то. Слово пацана!
- Бомж какой-то, наверное, - пожал плечами Клим.
-А вдруг это маньяк-насильник? - предположила Наташка.
- Ага, зоофил, - сказал я.
- Почему зоофил? - не поняла Тарасова.
- Потому что только зоофил захочет ебсти такую корову как ты! - сказал я.
- Ты щас допиздишь у меня! - разозлилась Наташка. Клим, Олеська и Касьян загнулись от хохота.
- Уроды! Суки! - выкрикнула Тарасова, собираясь, видимо, развернуться и уйти, но вдруг замерла на месте, вытянулась, как оглобля, растопорщила руки и завизжала:
- Снимите! Снимите ЭТО с меня!!!
Я пригляделся и увидел, что по ее куртке неспешно ползет здоровая черная муха, точно такая же, какую днем раньше убил на себе Базуй.
- Тихо! Стой, на! - приказал Клим и щелчком сбил насекомое с Наташки. Муха умчалась прочь, гудя, как самолет.
- Бр-р! - передернуло Тарасову. - Кто это был?
- Какая-то летающая хуйня, - сказал Клим. - Откуда они взялись?
- Да мало ли откуда, - сказал я. - Из говна вывелись, как и все мухи. Откуда же еще?!
- Пойдем отсюда! - предложила Олеська, беря Клима под руку. - Что-то мне тут не нравится!
Тотчас порыв ветра ударил по нам с той стороны оврага. И нас окатило волной такой смертельной вони, что у меня аж дыхание сперло.
- Кобыла там сдохла, что ли? - откашливаясь, сказал Клим. - Падалью несет!
- Кобыла не кобыла, но если мы не уйдем, я сблюю! - сказал я. И это была чистая правда - от такого запашка у меня и впрямь ужин наружу вовсю просился. Второй волны я бы точно не перенес.
Мы развернулись и попиздовали в обратном направлении. Снова прошли узкой тропинкой между останками сараев, потом между гаражей и вышли на пустырь, который когда-то служил школьной спортплощадкой. Прямо по пустырю, отставив тощий зад, вышагивала Ебанутая Ксюша. Шла она прямо в нашу сторону, уперев взгляд в землю, не обращая внимания на прошлогоднюю траву, жидкую грязь и кучи мусора.
- Куда это она так хуярит? - удивился Касьян.
- А ты у нее спроси, - посоветовал я.
Ксюша подошла к нам вплотную и остановилась. Я обратил внимание, что сегодня она на удивление молчалива.
- Слышь, Ксюша, куда пошла? - спросил Касьян.
Ксюша подняла глаза, пристально посмотрела на него и вдруг засмеялась. Я сто лет не слышал, как она смеется, и потому даже вздрогнул - очень уж хуево мне вдруг стало от этого смеха.
- Мухи ждут! - сказала она, улыбаясь. - Тебя! И тебя! И тебя, и тебя!
- Пошла на хуй, дура! - злобно сказал Клим, когда Ксюшин палец с грязным обкусанным ногтем уперся в него. Ксюша вновь засмеялась, запрокинув голову, отвернулась от нас и пошла прочь. При этом она не переставала хихикать.
В общем, вечер пиздой накрылся. Ни пиво пить, ни с девчонками трындеть уже не хотелось. Херово вдруг стало на душе. Сам не знаю почему, но так херово, что хоть вешайся.
- Пойду я, - сказал я. - Что-то влом мне сегодня гулять.
- Ну и вали, - сказал Клим. - И Касьяна вместе с Тарасовой с собой забирай. А мы еще с Олеськой погуляем.
- У Тарасовой между прочим имя есть! - заявила Наташка.
- Пошли давай! - сказал я и шлепнул ее по жопе. Шлепок такой смачный вышел, аж зазвенело.
- Че, ваще охренел?! - завопила Наташка. Обиделась, дура. Да ей "спасибо" надо мне говорить, потому как кто ж еще, кроме меня, ее по ее толстой заднице похлопает?!
*
Утром я приперся в школу, как всегда, минут за десять до начала уроков, и сразу почувствовал: что-то не то. Думал-думал, потом дошло - Суслихи нет. Я, блядь, сколько учусь, такого не помню, чтоб Суслихи с утра в школе не было. Обычно ее визг с порога слышно, а тут - тишина. Ну, не тишина, конечно, - пацаны чего-то меж собой перетирают, бабы тоже, малые по коридору носятся - а суслячьего пиздежа не слыхать. Ну и заебись.
Первым у нас была история. Историчка, Капустина, - тетка нормальная, особо не напрягает и сидеть разрешает, кому с кем захочется. Я сел на свое место, у окна, а ко мне подсел Касьян. Я вообще-то люблю сидеть один (если, конечно, не контрольная там какая-нибудь), но сегодня мне до пизды, с кем сидеть.
- Долго вчера еще гуляли? - спросил я.
- Не, я сразу после тебя домой пошел, - сказал Касьян. - Клим с Олеськой одни остались.
Я промолчал. В этот момент раздался звонок, Капуста вошла в кабинет.
- О! - сказала она. - Опять половины класса нет. Девятый "а" в своем репертуаре! Кто куда подевался? Эпидемии вроде нет...
- Спят! - выкрикнул Касьян.
- Вова, когда ж ты перестанешь выкрикивать?! - историчка покачала головой. - Ладно. Здравствуйте, садитесь.
Я оглянулся. Половина - не половина, но не было многих: Бобер со Змеем наверняка на первый урок просто забили, Базуй так и не объявился, остальные или болели, или просто опаздывали. Для нашего класса это нормально.
Историчка быстро опросила нескольких человек, записала оценки в журнал, и принялась рассказывать новую тему. Я открыл тетрадь и сделал вид, что записываю.
- Курить охота, - шепнул Касьян.
- Молчи, падла! - шепнул в ответ я, потому что тотчас почувствовал нестерпимое желание покурить.
Касьян несколько минут сидел, не открывая рта, а потом вновь наклонился ко мне.
- К нам вчера вечером Базуевская мать приходила, спрашивала, не знаю ли я, где он. Зареванная вся. Говорит, в милицию заявление написала.
- Ну и?
- А ты как думаешь, куда Базуй мог деваться?
- Съебался куда-нибудь, - сказал я. - Он же не первый раз из дома сбегает.
Честно говоря, судьба Базуя меня мало волновала. Мало ли что ему в башку взбрело. Идиот - он и есть идиот.
- Не, ну мало ли... - пожал плечами Касьян.
- Черепанов! Касьянов! - предупредила Капуста. Я был рад ее замечанию - разговор с Касьяном начинал меня не на шутку напрягать.
Я посмотрел на часы - до конца урок оставалось еще двадцать минут. Хуева куча времени. Чтобы не сдохнуть с тоски, я достал из кармана сотовый и принялся играть. Мобильник мне нынче летом мамка купила. Звонить в нашей дыре один хрен некому, зато на уроках играть можно.
Я играл, Касьян рисовал в тетради машины, Капуста нудно пиздела, изредка стуча мелом по доске - что-то записывала. На меня она не обращала никакого внимания: то ли не видела, что я играю, то ли прикидывалась, что не видит.
От игры меня отвлек стук по стеклу над самым моим ухом. Словно кто-то камешком бросил. Я аж вздрогнул от неожиданности.
Это был не камешек. В стекло билась муха - та самая, здоровенная. Упорно так билась, зараза. Стукнет по стеклу, отлетит и снова в стекло - хуякс! Будто решила попасть внутрь во то бы то ни стало. Касьян тоже муху заметил, стал в нее пальцем тыкать и гыгыкать, как дурак.
- Касьянов! Да сколько ж можно?! - историчка стукнула указкой по столу. Касьян заткнулся, ручки на парте сложил, глазки опустил - ну, блядь, примерный ученик!
Я же продолжил наблюдать за мухой. А она еще пару раз в окошко долбанула и на раму опустилась. Хоть и безмозглая тварь, а, видать, сообразила, что стекло-то ей не вышибить. Сидит, жопой ко мне повернувшись, лапки потирает. Я лег на подоконник грудью, наклонился к самому стеклу - интересно мне стало, что это за мухи такие у нас появились. Вроде муха как муха, только большая. Тело черное, блестящее, волосками покрытое, два крыла, шесть ног. Плохо, голову толком не разглядеть, голова-то у этой мухи какая-то не такая. Вот если бы она ко мне передом развернулась...
Муха развернулась ко мне передом.
Я охуел.
У этой скотины была человеческая голова, только маленькая. Не такая голова, как у нормального человека, а как у покойника - голый череп. Только не белый, а черный, блестящий. Даже глаз нет - только две пустые дыры.
Тут-то у меня очко и сыграло... Да что там очко - сердце чуть не остановилось! Ужас меня пробрал такой, что аж тошно стало. Я замер, глаз от этой твари за окном оторвать не могу, а она, сука, на меня пустыми глазницами смотрит, ухмыляется и лапку о лапку потирает.
Я на секунду зажмурился, потом вновь глаза открыл - нет никого.
- Денис, тебе нехорошо? - голос Капусты звучал тихо-тихо, будто из-под земли.
- Да, - ответил я. - Можно выйти?
Она разрешила. Я с трудом вылез из-за парты и, шатаясь, как пьяный, вышел из кабинета. В туалете уселся на подоконник, достал сигарету, закурил. Руки тряслись - просто пиздец. Сделал пару затяжек, посмотрел на знакомые надписи на стенах и немного успокоился. Скорее всего, приглючилось. Не выспался я сегодня вот и мерещится всякая хрень. Всякое бывает. Базуй прошлым летом грибов нажрался, так еще и не такое видел. С чайником разговаривать начал, придурок. Нет, стопудово приглючилось. Просто, наверное, у этих мух рисунок на башке такой, что издалека череп напоминает. Надо будет поймать одну да и рассмотреть как следует.
Я докурил, бросил окурок в унитаз и вернулся в класс.
*
Вечером пришел Зона.
- Пошли, Череп, бухнем! - позвал он.
- Не, сегодня не могу. Мать опять ругаться будет, - сказал я.
- Да и забей! Пошли! У меня самогон есть. Настоящий, блядь! Не какая-то там спиртяга разведенная.
- Не, сегодня никак.
- Ну ебаный же в рот! - обиженно сказал Зона. - И выпить-то не с кем!
- А Косой с Прыщом где?
- Да хуй их знает! Третий день уже их никак выцепить не могу. Забили на меня, суки рваные! - Зона немного помолчал. - Ну ладно. Бывай! - сказал он и отвалил.
Я видел в окно, как он закурил и куда-то неспешно попиздовал. Пройдя несколько шагов, он вдруг остановился и принялся изо всех сил махать руками, будто кого-то отгонял. Я прищурился и смог разглядеть вьющуюся над ним черную точку. Это мог быть шмель или овод, или даже майский жук - мало ли их летает?! Но в башке почему-то назойливо копошилась мысль: а что если это та самая херня с мушиным тельцем и человеческой головой?
*
Что-то слишком часто нам стали историю втыкать. Не, я не против, просто странно это. Куда учителя-то подевались? Суслиха с химицей так и не появились, а вчера еще и физрук наш, Козел ебливый, в школу не пришел. Ну, Козел - он и есть козел. Только и умеет, что девок за ляжки хватать, как бы нечаянно. Базуй говорил, что он в их классе половину девок, включая Ксюшу, переебал на матах в своей каморке. А сейчас забухал, наверное. Факт тот, что сегодня физру историей заменили.
Западло, что историю все время первым уроком ставят. И так еле-еле встал, так у Капусты как назло голос такой нудный, гнусавый - спать охота, пиздец просто. А я сегодня от силы часа три поспал. Змей вчера в город ездил, порнуху новую подкинул - "Школьница-2", бля. Я эту "Школьницу" до двух ночи смотрел. Без звука, правда, смотрел, чтоб мать не услышала, но все равно прикольно. Дрочнул раза три. Утром еле встал. Если б матери дома не было - забил бы на уроки.
- Ну, ребята, так как сегодня у нас с вами занятие не запланированное, домашнее задание я спрашивать у вас не буду, - сказала Капуста. - Ни учебников, ни тетрадей по истории, как я понимаю, у вас с собой нет. Поэтому достаньте листочки и просто записывайте все, что я буду рассказывать. А потом просто вложите эти листочки в свои тетради.
Девки и ботаны тут же зашуршали листочками, Касьян опять взялся за рисование (хотя сделал вид, что собрался записывать каждое слово), я же сложил голову на руки и закрыл глаза. Буду просто слушать.
Капуста начала вещать. Ее голос звучал все тише и тише, будто проваливался куда-то. Я понял, что еще чуть-чуть и усну. А спать во время урока мне не хотелось: заметив подобное, Капуста легко могла обосрать перед всем классом.
Стук в стекло.
Точь-в-точь такой же, как вчера, когда мне приглючилась муха с человеческим черепом.
Сон пропал. Очко слегка заиграло. Я резко открыл глаза и выпрямился.
В классе стояла полнейшая тишина. Все сидели неподвижно, будто окаменели, а Капустина стояла у доски, открыв хавальник, глядя в одну точку, как памятник себе любимой.
Что за хуйня такая?
Не успев ничего сообразить по этому поводу, краем глаза я усек, что на улице, прямо перед окном, кто-то стоит. Понимая, что кабинет истории находится на втором этаже, а, значит, никто за ним стоять не может, я повернул голову.
Это был Базуй. Совершенно голый и мертвый.
То, что он мертв, сразу догадался бы и последний дебил. Потому что у живых не бывает такой бледной, покрытой синими пятнами, кожи; у живых не бывает мутных гнилых глаз; но самое главное - у живых не бывает таких уродливых проломов в голове. У Базуя же половина черепа напоминала смятую пивную банку. Внутри что-то шевелилось. Сначала я подумал, что это шевелятся мозги, но, чуть приглядевшись, понял, что это не мозги, а опарыши. Белые, толстые, в полпальца длиной.
Левая рука Базуя висела вдоль тела, а правая была согнута в локте. Он еще раз постучал в стекло ногтем. Под ногтями у него была земля, и меня это нисколько не удивило - а что еще должно быть под ногтями у того, кто выбрался из могилы?! Затем Базуй (или тот, кем он там стал) повернулся ко мне боком, выпрямил руку и показал ею куда-то вдаль.
Только тут я увидел, что местность за окном вовсе не та, которая должна там быть. Из окна кабинета истории должно быть видно футбольное поле, прямо за которым стоит мой дом. И все. А сейчас я видел огромное, до самого горизонта, болото из жидкой зеленовато-бурой грязи, в которой что-то мерзко копошилось. Небо над болотом было такого же зеленовато-бурого цвета. А вдалеке, на границе грязи и неба стояла полуразрушенная церковь, та самая, что стоит у нас за оврагом. На нее-то и показывал Базуй.
- Мухи ждут, - сказал он. Когда он говорил, изо рта у него сыпались опарыши. Было это так гадостно, что я понял - сейчас сблюю. Я зажмурился и изо всех сил стиснул зубы, чтобы не дать потоку блевотины выплеснуться наружу.
Глаза слезились, блевотина тонкими струйками текла между пальцев рук, которыми я зажимал рот, живот крутило. Одно слово, хуево. Ничего не видя, распинывая чьи-то рюкзаки и пакеты, я выбежал из класса, добежал до туалета и упал перед ближайшим унитазом на колени. Прямо на зассаный, обхарканный пол. Похуй!
Отправив в унитаз все, что съел на завтрак, я поднялся с пола, умылся, прополоскал рот, вытер сопли, подождал, пока перестанут трястись руки, и стал соображать, что же это за поебень со мной творится. Грибы-галлюциногены я не жру, траву не курю, даже нацвай не потребляю, бухаю в меру. Отчего ж меня так глючит-то в последнее время? Это ж надо - заснуть на уроке и увидеть во сне Базуя, да еще мертвого! Охуеть не встать! Уж не схожу ли я с ума, как Ксюша? Или Вася? Этого только не хватало! Н-да, блядь... Вот появится Базуй, надо будет рассказать ему, в каком виде он мне приснился. Хотя...
Почему-то меня не покидало ощущение, что сон этот - правда, и Базуй не сбежал из дома, а на самом деле лежит где-то мертвый, и в башке у него вместо мозгов копошатся черви.
*
Я хотя и распиздяй, но не бивень тупой, как Касьян какой-нибудь. В общем, башка у меня заработала. Стал я размышлять над тем, что увидел. Если, думаю, Базуй мне в таком виде явился - неспроста это. Мертвяки (а в то, что Базуй мертв, я поверил окончательно) просто так не являются. Охуеть - не встать...
Я вернулся в класс, сел за парту и, не отвлекаясь на дурацкие вопросы Касьяна, стал думать.
Зачем вообще призраки приходят к живым? Я начал вспоминать все фильмы про привидений и живых мертвецов, какие когда-либо смотрел. Я фильмы ужасов не шибко люблю, боевики или порнуха - другое дело. Но, судя по этим фильмам, ситуация складывалась херовая: Базуй приходил меня либо просто убить, либо убить да еще и схавать мои мозги. с другой стороны, зачем ему тогда на церковь показывать? В церкви разгадка. Может, там его тело лежит? Вот только что Базую в церкви делать? Хотя... Нажрался, наверное, с какими-нибудь бандюками бодяги, в залупу полез, а те его ебнули по башке да в церкву-то тело и сволокли. А что? Мало что ли Базуй пиздюлей получал из-за того, что бухал с кем попало?! Да заебешься считать!
Тут звонок зазвенел. Пацаны курить побежали, а я к Капусте подошел.
- Ты что-то хотел, Денис?
- Ольга Юрьевна, а вы про церковь разрушенную, ну, которая за оврагом, что-нибудь знаете?
Капуста на меня болты вылупила (еще бы! С каких это пор Черепанов с подобными вопросами стал подходить?!):
- Кое-что знаю, - сказала. - А что именно тебя интересует?
- Все, - ответил я. - Интересно вдруг стало.
Капустина сняла очки, засунула дужку в рот и изобразила задумчивость.
- Когда-то это была Крестовоздвиженская церковь, - сказала она. - Построена в первой половине семнадцатого века, причем, если верить легенде, построена на том самом месте, где воздвиг деревянный крест сам Стефан Великопермский... Знаешь, кто это?
На хую я всяких стефанов, конечно, видал, но кивнул - побоялся, что Капуста начнет про него задвигать, а от темы уйдет.
- Так вот. Стефан Великопермский воздвиг крест не где-нибудь, а на месте старинного языческого капища, на святой для вогулов земле. Говоря современно, хотел нейтрализовать силу языческих богов силой христианского храма. Предание гласит, что верховный жрец вогулов, увидев поверженных идолов, проклял эту землю самым страшным проклятием, какое знал. Тем не менее, церковь благополучно простояла до гражданской войны.
- А потом?
- Когда пришла Советская власть, приход разогнали, тогдашнего настоятеля куда-то сослали (слава богу, что не расстреляли), иконостас вывезли, а в церкви устроили то ли склад, то ли еще что. Есть сведения, что какие-то богохульники из числа тогдашней молодежи устраивали в церкви что-то типа шабаша, чтоб, значит, над религией поиздеваться. Но это так, из области легенд... Потом Гражданская началась. Церковь превратили в тюрьму, говорят, даже расстрелы в ее стенах производили. Осквернили храм, одним словом. А в 30-е, когда колхоз организовывали, решили ее взорвать, чтобы кирпич для новой конюшни добыть. Ну и взорвали. Так мало того, что кирпич совершенно непригоден оказался, так еще и при взрыве сколько-то человек пострадало, а двое или трое даже погибли. С тех пор эти руины и стоят. Такая вот грустная история, Денис.
Ни хуя не понятно! При чем тут Базуй и все эти капища-шабаши и прочая херня? Однако я нутром чуял, что связь есть. Определенно есть.
*
Совсем я сам не свой стал в последние дни. Крестик свой дома нашел и на шею надел - я все-таки крещеный, а крест, он от всего помогает и от привидений всяких тоже. Видений, слава богу, больше не было, но те, про муху и Базуя, мне покоя не давали. Базуев так и не появился, и теперь я на сто процентов был уверен, что он в самом деле лежит где-то с проломленной башкой и гниет.
Стал я про привидений собирать все, что мог. Особенно интересно мне стало, зачем они вообще живым людям являются. Все фильмы про призраков заново пересмотрел. Зато кое-что понял. Оказывается, причин-то, чтоб по ночам появляться, у привидений до хуища! Вот, скажем, бывает так, что убьют кого-нибудь ни за что, так дух убитого начинает по ночам убийце являться, пока тот не раскается или с ума не сойдет. Или, к примеру, если у покойника что-нибудь украсть, ну, допустим, перстень золотой с пальца снять, - бля буду, в ту же ночь покойник к тебе придет и украденное назад потребует. А случается и так, что человек умер где-то и лежит непогребенный, так его дух может к кому-нибудь из родственников придти и показать, где его труп. Вот это меня особо зацепило. Неспроста базуевский призрак мне на церковь показывал. Так что прав я был, наверное, когда подумал, что Базуев там лежит и ждет, чтобы его нашли и похоронили по-человечески. Вот только почему он ко мне пришел, а не к матери, например? Хотя к такой мамаше я бы тоже не пошел: она все равно решит, что у нее "белка".
Но даже если и так, что дальше-то делать? По-идее, надо к развалинам идти, тело Базуева там отыскать да и закопать как положено. Вот только один я туда ни за что не пойду, а если сказать кому - пальцем покрутят и подумают, что я совсем ебу дался. Да и кому скажешь? Клим куда-то пропал, Зона все мозги давно пропил, а Касьян слишком туп для таких вещей. Вот, блядь, попадалово...
- Денис, ты чего весь вечер взад-вперед по дому ходишь? Опять в школе проблемы?
Только мамки с ее расспросами мне не хватало! И так-то настроения никакого нет...
- Да нет, никаких проблем! - сказал я. - Пойду гулять.
В натуре, на улице лучше, чем в четырех стенах. Мне хотелось найти кого-нибудь из пацанов, того же Касьяна, хоть он и лох, посидеть где-нибудь, покурить и хотя бы ненадолго забыть про всякую хрень, типа мертвецов с бубями вместо мозгов.
Я обулся, накинул куртку и вышел из дома. Хотел мобилу прихватить, а потом подумал - на хуя она мне?! - и не стал. Погода стояла странная: тепло, ветра вообще нет, и все небо в тучах каких-то зеленоватых, как гной. И тихо как-то подозрительно. Никогда у нас в селе по вечерам так тихо не бывает, а тут как будто все уже набухались в жопу и вырубились до утра.
Мы с пацанами обычно собирались на автобусной остановке, возле ларька. Там всегда можно было какого-нибудь лоха на бабки развести. Поэтому я пошел туда.
Из пацанов возле ларька стоял только Зона, уже бухой с наполовину пустой двухлитровой пластиковой бутылью пива, и о чем-то пиздел с продавщицей, Лариской Семеновой. На еблю ее развести, наверное, хотел. Зря только время тратит: Семенова ведь не Прыщевская мамаша, с кем попало не ебется.
- О, здорово, Череп! - сказал Зона. - Куда пошел?
- А! Пацанов ищу, - ответил я.
- А я что, не пацан что ли? - спросил Зона. - Пива хочешь?
- Хочу, - сказал я.
- На! - он протянул мне бутылку. Пиво было противное, натуральный ерш, но я махом выхлебал почти все. Очень уж хотелось мозги прочистить.
- Касьяна не видел? А Бобра? А Клима? - спросил я, возвращая Зоне бутылку с парой глотков на донышке.
- Не-а, - сказал Зона. - Клима я уже дня два не видал. Упиздовал куда-то, в город, наверное, по блядям своим соскучился.
Я сплюнул.
- Погоди-ка! - сказал Зона. - Касьян мне что-то говорил днем, что они хотели к оврагу идти. Говорили, Змей браги раздобыл.
- Вот пидарасы! А мне не сказали, - я сделал вид, что обиделся. - А ты чего с ними не пошел?
- Да я в другом месте бухал, - сказал Зона. - А вот сейчас можно и сходить. Если, конечно, они, суки, все уже не выбухали.
- Пошли! - позвал я.
- Слышь, Зона, а ты когда последний раз в церкви, ну, той, что за оврагом, был? - спросил я, когда мы шли по тропке вдоль бывшего колхозного гаража.
- Давно, еще когда мелким был, - сказал Зона. - А хули я там забыл?
- Да так...
- А тебе на хуя? Помолиться, что ль, хотел?
- Да нет... Мне... Ладно, проехали! - откровенничать с Зоной мне не хотелось. Зато вдруг нестерпимо захотелось ссать. Словно пиво из желудка прямиком перелилось в мочевой пузырь, минуя кровь, почки и прочую поебень. Дерьмовое у Зоны пиво, да и сам он - говно-пацан, хоть и отсидел два года на малолетке.
К этому времени мы уже почти дошли до самого оврага. Тропа ныряла вниз, в заросли, а прямо перед нами высилась церковь. На фоне вечернего зеленоватого неба она казалась совсем черной и больше походила не на реальное здание, а на вырезанный из картона силуэт.
- Что-то пацанов не видно, - сказал Зона.
- А ты крикни, - предложил я. - Может они в церкви замышились, бухают втихаря. А я пока поссу. Ссать хочу - не могу!
- Что, пиво прет? - заржал Зона.
Я сошел с тропы, повернулся к ближайшему кусту, расстегнул ширинку и принялся ссать. Где-то за моей спиной слышался треск веток, видимо, Зона спускался в овраг. Я слышал как он проорал: "Касьян! Змей! Вы где, суки?". Моча лилась на землю нескончаемой струей. Зря я, наверное, еще чаю дома напился... Когда поток, наконец, иссяк, Зоны уже не было видно - как я и думал, он спустился в овраг. Я уже хотел было крикнуть, чтоб он подождал меня, как услышал его голос, вот только обращался Зона не ко мне:
- Бля-а! Вася! - пьяно орал Зона. - Здорово, Вася! Хули ты тут делаешь? Чего это у тебя? Где опять молоток спизданул?
Вслед за этим раздался звук, глухой и хлюпающий одновременно, как если бы с маху чем-нибудь тяжелым проломили деревянную бочку с водой. А потом - тишина.
И от этого звука, а еще более - от внезапной тишины, мне стало так жутко, что я, сам того не осознавая, присел и гуськом отполз за куст, на который только что ссал. В жизни так не боялся. Даже когда в прошлом году ходили в Хлопонино биться с местными, и один уебок меня чуть на перо не посадил, и то так страшно не было. И еще ступор на меня напал такой, будто я вместо пива литр тормозной жидкости высосал. Сижу, трясусь, очко играет, в башке - пустота.
Долго ли я так сидел - не знаю. Чувство времени потерял начисто. Хотелось бежать, а сил не было. А потом вдруг меня злость взяла. Непонятно, на кого или на что злился - на свой страх, наверное, - но только силы ко мне разом вернулись. Я выполз из-за куста и осторожненько, как разведчик, начал двигаться к краю оврагу. На самом краю, там, где тропинка уходила вниз, росла ива, ствол которой на высоте груди разделялся на два. Дерево это очень напоминало расшеперившую ноги бабу. Спрятавшись за стволом, я выглянул из развилки.
Даун Вася взбирался по противоположному склону. Склон был довольно крутой, к тому же песчаный, но Вася шел по нему, даже не согнувшись. Шел быстро, несмотря на то, что на плече у него вниз головой висел Зона, который, судя по болтающимся как две глисты рукам, был он мертв или без сознания. Странно, но я почти не испугался. Видимо, уже весь страх истратил. Я начал думать да только получалось хуево. Ясно было одно: Вася окончательно свихнулся и начал убивать. А вот что делать мне? Бежать домой и обо все рассказать первому же встречному - матери, пацанам, да хоть Капусте? И надо же было, блядь, сотовый дома оставить! Или все же последовать за Васей? В одиночку. Я выбрал второе.
*
К церкви вела не одна тропинка. Была и вторая - еще более грязная, более заросшая, но по ней Денис мог подобраться к развалинам, оставаясь незаметным для Васи. А в том, что Вася-дебил потащил тело Зоны именно к церкви, Денис был уверен на все сто. Внутренний голос подсказывал.
Денис побежал. Бежал, скрючившись, не обращая внимания на ветки, хлевшие по лицу, на грязь, по колено забрызгавшую почти новые штаны. Перебежав через овраг, Череп вылетел на противоположный его склон, упал в прошлогоднюю мокрую траву и пополз. Ему вдруг совсем некстати вспомнилось, как прошлой осенью они с пацанами заставили Дохлого проползти на брюхе под всеми партами в классе, а Бобер тыкал его в жопу указкой, чтоб полз быстрее. Сейчас же сам Череп полз так, словно позади него тоже стоял кто-то, да только не с указкой, а с раскаленным ломом.
Метрах в двадцати от обвалившейся стены церкви был бугорок, поросший кустарником - идеальное место для наблюдения. Денис по-пластунски вполз на него, залег и затаился. Спортивный костюм промок насквозь, а земля была совсем еще холодной, и в другое время Денис наверняка задумался бы о воспалении легких, но только не сейчас. По правде говоря, ему вообще было безразлично - сухой он или мокрый, чистый или грязный, холодно ему или жарко. Все его внимание, все его мысли были направлены только на то, что происходило в церкви.
А там творилось что-то непонятное и совершенно жуткое. Денис видел, как Вася, тяжело ступая, поднялся из оврага и бережно опустил тело Зоны на землю. Затем Вася выпрямился по стойке смирно, как солдат, и уставился куда-то в глубь церкви, так, словно ждал дальнейших указаний. Это означало, что в церкви Вася был не один! От неожиданной догадки Черепу стало совсем не по себе. Выходило, что это не Вася окончательно съехал с катушек, а кто-то другой, скрывающийся в сумраке развалин, заставил его убить или оглушить Зону и принести его тело сюда, к развалинам!
- Последний! - сказал некто. Голос был женский, и Денис обомлел, потому что узнал его - это был голос Татьяны Клавдиевны Глобистовой, поселковой библиотекарши, Ксюшиной матери.
- Грязь людская да станет грязью земной. Кровь грешника да откроет Врата, - сказала библиотекарша. Говорила она негромко и не очень внятно, и, чтобы слышать ее, Черепу приходилось напрягать слух. Денис решил, что она разговаривает сама с собой, потому что Вася был слишком глуп, чтобы понять такую хитрую фразу.
Денис видел, как Вася сделал шаг вперед и скрылся за обломком церковной стены. Там, внутри церкви, происходила какая-то возня, наверное, эти извращенцы что-то делали с Зоной, но что именно - Денис мог только догадываться. К тому времени его любопытство настолько пересилило страх, что он рискнул высунуть голову из-за бугра и даже чуть-чуть приподнялся на руках, как на уроке физкультуры перед отжиманиями.
В этот момент порыв ветра дунул Денису прямо в лицо. И его обдало такой невыносимой вонью, что глаза заслезились, а содержимое желудка поперло назад. Это была та же самая вонь, что несколько дней назад отпугнула их веселую компанию от оврага. Тогда они решили, что это воняет сдохшая в овраге кобыла, но теперь-то Череп узнал этот запах - это был запах покойника. Именно так воняло в избе его бабки, когда та пролежала в гробу целых три дня, прежде чем ее отвезли на кладбище. Ерунда, что покойник пахнет так же, как и дохлая скотина. У мертвеца особый, ни на что не похожий аромат, сладковатый, как запах горячего железа, а от того еще более мерзостный.