Осьмак Анна : другие произведения.

Черный Яр, 13

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    В старой части одного небольшого города есть узкая сумрачная улица. Местные стараются туда не заходить без особой надобности. Да и жителей на ней осталось немного. В непогоду они слышат, как в дырявых крышах и дымоходах брошенных домов завывает ветер, а иногда видят, как сквозь щели заколоченных ставней пробивается свет... Что делать, если именно в этом странном месте дальняя родственница оставляет тебе в наследство усадьбу? А неласковая судьба настойчиво толкает в её гостеприимно распахнутые двери? Что ждёт за ними? Новая счастливая жизнь? Может быть. Если только жутковатые тайны загадочного места не внесут в неё свои поправки...
  
  
  
  
  Alea iacta est, -
  Жребий брошен, -
   так сказал Юлий Цезарь
  при переходе пограничной реки Рубикон
  на севере Апеннинского полуострова.
  
  
  
  - Э! Хорошист! - Кащук высунул в окно "лексуса" большую круглую голову и сплюнул в жидкую грязь обочины. - Где в вашем мухосранске улица Заовражная?
  "Хорошист", до того задумчиво бродивший в глубокой луже, вздрогнул и настороженно покосился на раздражённый оклик. Разговаривать с незнакомыми нельзя - ясен пень. Мама говорит, если какой мужик из машины позовёт - беги со всех ног. Пацан шмыгнул носом, подтянул огромный ранец с ядовитыми спайдерменовскими мотивами и уставился себе под ноги. Холодная вешняя вода с ледяной шугой опасно колыхалась почти вровень с краем новых резиновых сапог - как тут бежать? Наберёшь в сапоги - мамка разорётся...
  - Тьфу, ёптыть! - Кащук раздражённо втянул голову в салон, постучал пальцем по экрану зависшего навигатора и вновь вынырнул. - Чего молчишь, курымушка? У вас, б, что - деревня идиотов?
  Пацан испуганно захлопал глазами.
  "Лексус", словно ледокол, двинул дальше - левыми колёсами по расплывающейся обочине, правыми рассекая серую, безмятежную прежде гладь. Поднятые волны обрушились в сапоги, впитываясь в вязаные носки и школьные брюки.
  - Какая удача, - рассудил владелец сапог. - Алеа якта эст.
  Теперь вполне, без угрызений совести, можно было поиграть и в атомную подводную лодку, и в кораблекрушение...
  
  Нужная Кащуку улица в путаных лабиринтах Старого города нашлась внезапно. Переваливаясь по колдобинам переулка Степана Разина "лексус" просто выполз на благословенную брусчатку Заовражной и замер, урча. Он спокойно выжидал, пока его холеричный хозяин, проклиная все овраги и буераки в округе, определится - в какую сторону свернуть. В этот раз угадал, крутанув руль влево. Вскоре Кащук уже притулил машину почти вплотную к массивным воротам в облупившейся рыжей краске. Оглянулся в поисках калитки - и не нашёл. Не было и палисадника у по-старинному не огороженной стены дома. Двустворчатые узкие двери на ней, подпёртые одноступенчатым приступочком вместо крыльца, вели в дом прямо с улицы. Одна из створок гостеприимно поскрипывала, провиснув на петлях.
  Заезжий гость энергично обхлопал карманы, проверяя наличие бумажника, ключей, телефона... После брезгливо оглядел безлюдные окрестности, тёмные окна и, бодро перебирая крепкими короткими ножками в брендовых джинсах, направился ко входу.
  - Э! Есть кто? - заорал он в сумрак за дверью.
  Погрохотал кулаком в гулкое старое дерево. Створка откликнулась железным бряцанием допотопных крючков и запоров. А дом ответил тишиной склепа. Ещё более тёмной и густой, нежели тишина и сумерки пустынной улицы.
  Кащук снова погрохотал дверью. Потом попрыгал под высокими окнами, без всякого успеха стараясь в них заглянуть. Отдав таким образом дань положенной прелюдии, его деятельная натура протиснулась в узкую дверь.
  В жидком свете подпотолочных оконцев он вскарабкался по скрипучей крутой лестнице с высокими ступенями, толкнул с усилием пудовую, обитую лохматым дермантином дверь и сморщился от ударившего в нос смрада.
  - Вот засрался козёл... - буркнул он и натянул на нос ворот водолазки.
  Из глубины дома сочилась желтоватая электрическая дымка. Уверенно впечатывая в протёртые до дыр половики уличную грязь, гость зашагал на свет. Он нашёл его в одной из дальних комнат. В виде горящей лампочки облезлого жёлтого торшера и мерцающего экрана телевизора.
  В телевизоре бегали человечки на зелёном фоне, и надрывался осипший комментатор. Старался он, правда, напрасно. Мужик, развалившийся в дешёвом плюшевом кресле перед экраном, был безусловно мёртв. И мёртв, должно быть, не первый день.
  Кащук огляделся в поисках выключателя. Пыльная люстра под потолком загорелась медленно, словно нехотя, замигала тусклой лампочкой. Он обошёл вокруг кресла, склонился над покойником, разглядывая, и ошарашено потрогал пальцем оперение торчащей из солнечного сплетения... стрелы.
  
  * * *
  
  Женька отчаянно скучала. Впрочем, как обычно. Как каждый будний день своего конторского заточения. Её тяготили и обычная вдохновенная утренняя суета отдела, и бодрая карусель бумажек, и дежурные жалобы на "колоссальный объём работы", и искренний интерес коллег к конторским сплетням, а паче того - к обсуждению распродаж.
  В мониторе мерцала экселевская таблица, а по ладони деловито семенила божья коровка. Откуда она здесь? За плинтусом, может, зимовала? Теперь почуяла весну, а вместе с ней неодолимую потребность бежать по своим коровьим делам...
  Женька подставила ей запястье другой руки, та послушно перебежала на него, щекоча лапками. Добравшись до вершины безымянного пальца, остановилась в раздумье, выставив концы тонких крылышек из-под горошковой брони.
  - Женечка, дорогая, придётся тебе переделать эти приказы. Что ж ты написала, посмотри, Козлову "ио" вместо "врио"!
  - Не один хер? - осведомилась Женька хмуро.
  - Милая моя, - искреннее удивление обозначилось на строгом остром лице. - В нашем деле не может быть мелочей. И подобных недочётов! У нас очень ответственная работа и мы должны относиться к ней должным образом.
  Женька пересадила коровку на огромный лопух корявой монстеры.
  - Ответственная работа, Ирина Варфоломеевна, у хирургов. И у бортинженеров космических кораблей, - она резким движением придвинула клавиатуру, - а бессмысленная деятельность, подобная нашей, имеет одну цель и один в итоге результат - приближение тепловой смерти вселенной.
  - Ну вот что, Женя, - раздался голос от соседнего стола. Начальница отдела воззрилась на диссидентствующую подчинённую поверх лекторских очков. - Хватит демагогии. За эту деятельность ты зарплату получаешь. Поэтому, будь добра, отнесись к своим обязанностям со всей ответственностью. И пиететом! - она раскрыла толстую папку с видимым предвкушением рабочего наслаждения. А после, не глядя на Женьку, припечатала самым, на её взгляд, страшным из возможных проклятий: - С таким отношением, знаешь ли, ты никогда не поднимешься по карьерной лестнице выше технического специалиста.
  Женька насупилась и защёлкала мышкой. Её рецессивного инстинкта самосохранения хватало на то, чтобы не пререкаться с начальством. Хотя очень хотелось.
  Подумаешь! - хотелось фыркнуть Женьке. - Да я меньше всего на свете мечтаю делать карьеру на жалком поприще офисного планктона! Я сплю и вижу - бежать отсюда! Бежать так далеко и долго, чтоб и не вспомнить потом о похороненных в вашей унылой конторе пяти годах моей бесценной жизни!
  Бежать... Как часто и горячо мечтала она об этом, взвешивая свои возможности, раздираемая противоречивыми стремлениями - и не находила сил на это безумство. Она ненавидела себя за это и жалела, она оправдывала себя и обвиняла... Женька давно мучилась на этом распутье. Мучилась и в неустроенности личной жизни. Ещё немного, - говорила она себе, - ещё немного - и решимость моя вырастет, вызреет, удобренная безысходностью. Её станет так много, что наполнит она меня по самые уши, она будет так крепка, что ей можно будет гвозди гнуть. И вот тогда...
  Но время шло. А с решимостью по-прежнему был полный тухляк...
  - Женечка, - Варфоломеевна доверительно склонилась к ней, изобразив на лице глубочайшее участие, - я вот думаю... Если работа эта тебе так мммм... неприятна, может, стоит попробовать себя в другой сфере, той, что тебе ближе? Ты же раньше занималась каким-то творчеством вроде? Ты молода ещё, не поздно рискнуть и всё поменять.
  - Не могу, Ирина Варфоломеевна, - не отвлекаясь от правки приказа откликнулась Женька, - кандалы жмут.
  - Что же это? Честное купеческое слово? - хохотнула довольная своим остроумием коллега.
  - Ипотека.
  От приоткрывшейся двери пахнуло крепким парфюмом, стоимостью более двух Женькиных месячных зарплат. В этом, в общем-то, и была его основная и единственная прелесть. Вслед за парфюмом на пороге возник стильный деловой look в безупречных локонах. Look звали Вероникой.
  - Дамы, - заявила она, - шеф передумал ехать не чествование мелиораторов. Делайте приказ об отмене приказа о выделении сувенирки.
  - Женя! Ты услышала? - строго осведомилась начальница.
  Женя вздохнула и закрыла окно с недоправленным документом. Всё, как обычно: сначала ты выполняешь глупое поручение, потом ненужное распоряжение, потом бессмысленное требование - и так весь день. И каждый день. Изо дня в день. А дни складываюся в недели и месяцы. В годы. И у этих лет появляется привкус пресной паровой диеты язвенника...
  Закрытый документ обнажил рабочий стол с анимированной заставкой суетливого курятника.
  - Нравится? - спросила Женька заглянувшую ей через плечо Веронику.
  - Ну... - растерялась та, - как бы... Неожиданный выбор. Куры... Я вообще-то щенков люблю. У меня на заставках всегда такие милые щеночки. Сейчас няшного чихуахуа поставила - такой пуся! Хочу себе купить. Даже в список покупок внесла. После зимних сапог. Думаю, его же надо после, чтобы под цвет. А то если сейчас, непонятно какого брать.
  - Безусловно, - согласилась Женька. - Завидую твоему чувству стиля.
  Вероника улыбнулась ей снисходительно.
  - А куры... - пожала плечами. - Тоже хочешь завести что ли? - на её взгляд, она очень тонко подковырнула эту странную Женьку.
  - Нет, - ехидно ухмыльнулась та, - курятника мне и здесь хватает, - и покосилась на коллег, со злым удовлетворением замечая, как нахмурилась начальница и поджала тонкие губы Варфоломеевна.
  
  * * *
  
  - Слушай, братан, - Кащук навалился на стол локтем, стараясь придвинуться как можно ближе к собеседнику - лицо к лицу - так, ему казалось, степень доверительности будет безусловной. - Ты же понимаешь...
  - Какой я вам братан? - поморщился маленький, тщедушный следователь. Он нахмурил рыжие, почти невидимые на розовом лице брови. Вся эта пастель не смягчала общего неприятного впечатления: большой крючковатый нос придавал узкому лицу нечто хищное, а бесцветные глазки смотрели на мир холодно и настороженно. - Обращайтесь по форме...
  - А! Усёк, - примиряюще-успокаивающе Кащук выставил перед собой короткопалые руки. - Не дурак. Ты ж понимаешь, гражданин следователь, что я тут не при делах. Дядьку этого замочили за херову кучу времени до того, как я у него засветился. Так?
  - Может и так. Только это ничего не доказывает, - служитель закона откинулся на спинку кресла, не оценив стремления к доверительности. - Что вам мешало убить его три дня назад, а сегодня вернуться за чем-нибудь?
  - Ёптыть! Зачем?
  - Вам виднее, гражданин. Что вы искали в ящиках серванта? И участковый, и гражданка Тырлыковская подтверждают, что застали вас за этим занятием.
  - Застали?! Пусть докажут! Застали они... Ни хрена они не видели! Ничего я там не искал! Ты слышь чё, - если я у вас под подозрением, то эту мымру Тырлыковскую тоже в список подозреваемых вноси, гражданин следователь! Она ещё раньше меня в доме была. Может, укокошила соседа, потом выждала три дня и понеслась за участковым, дура. Чего смотришь? Вноси-вноси, говорю тебе!
  - Успокойтесь, гражданин! - розовое лицо следователя побагровело. Видимо, профессиональная выдержка по молодости лет давалась ему непросто. - Я не нуждаюсь в ваших советах по ведению дела! Кого подозревать - решат факты. Сейчас мы разбираемся конкретно с вами. Ответьте, пожалуйста, откуда вы знаете убитого и что делали в его доме?
  - Откуда знаю? Да я этого мудака впервые увидел уже дохлым! Кореш попросил заехать. Узнал, что я буду в вашем мух... городе, заедь, говорит, к дядьке моему, передачку завези... Обычное дело, б...
  - Обычное, - согласился следователь. - Зачем вы в город приехали?
  - Так это... У вас тут нефтебаза и порт демонтируются. Ну, типа, фирма моя выиграла конкурс на демонтаж. Вот, привёз договора... ну, и вообще...
  - Документы покажите.
  Кащук как-то нервно дёрнул углом рта, потёр ладони о джинсы и полез в сумку для ноутбука. Выудил оттуда папку.
  - "Санрайсойлстрой Лимитед АСК инжиниринг", - продиктовал себе следователь, записывая название на полях косо торчащего из-под клавиатуры документа. - Проверим...
  - Проверяйте, ага, - буркнул Кащук. - Чего думаешь там нарыть? Фирму по устранению деревенских дядек?
  - Что нарою - всё моё, - так же буркнул его оппонент, но тут же опомнился и вновь постарался придать своему узкому лицу выражение нейтральное и суровое. - Как зовут вашего друга, племянника убитого?
  - Да, б, чего я у него - паспорт спрашивал?
  - Вы не знаете как зовут ВАШЕГО ДРУГА? - с нажимом уточнил полицейский.
  Кащук заёрзал:
  - Да не друг он, приятель, так...Серёга что ли. Фамилию не спрашивай, не знаю.
  - На передачу я могу взглянуть?
  Смуглое, хомячье лицо допрашиваемого совсем поскучнело. Без всякой надежды на избавление он кинул взгляд за зарешеченное окно, потом с тоской посмотрел на дверь. Дверь вздрогнула от толчка и распахнулась.
  Спасение вползло в кабинет, переваливаясь по-утиному на искривлённых артрозом ногах. Габариты необъятной тётки заполонили маленький кабинет, а её фырканье, фуханье и сиплое, одышливое дыхание заглушили все посторонние звуки.
  - Пока... отэт... к вам залезешь... на этажи... фуххххх... Ступеньки-то высокие... ох, батюшки... Пока залезешь, пока, отэт, найдёшь... Где, говорю, Гриша, который следователь? Тот, внизу-то солдатик, раскричался - пропуск, грит, какой-то... Я ему говорю: тю! будешь на бабку шуметь ещё! Молокосос... Ты, Гриша, разберись, кого вы там под дверью ставите.
  - Гражданка Тырлыковская!..
  - ... Понаставили охраны, запоров понавешали, форточек в дверях понасверлили - что ты прям! УкрАдуть вас, дураков, что ли? Раньше-то, при советской власти, ничего этого не было, любой гражданин мог в милицию прийти с надобностью своей, и порядка...
  - Гражданка Тырлыковская!
  - ... и порядка, Гришенька, было больше. Чего ты на меня покрикиваешь? Я тебе подружка что ли? - тётка распустила узел платка под подбородком, тяжело опустилась на глухо пискнувший стул.
  - Гражданка Тырлыковская! - следователь от негодования аж подпрыгнул. - Я не могу вас сейчас принять. Я занят!
   Тырлыковская тяжело обернулась всей тушей к Кащуку. Стул задушено завизжал.
  - А, этого допрашиваешь? Так я как раз по его же поводу. Видала, Гриша, я его уже у нас.
  - Когда?
  - Так третьего дни. Отэт повёл его Лексеич, значит, в милицию вашу, а я как затеялась вспоминать - отчего ж мне обличье убивцы этого так знакомо? Сама пирожки стряпаю, а у самой из ума не идёт. И так и сяк думаю, аж из рук всё валится - целу чашку пирожков опрокинула... Ох, грехи наши тяжкие... И как только она, отэт, опрокинулась, я сразу и вспомнила - на рынке его видала! Стоял весь такой деловой, на культяпках своих кривеньких, руки в бруки, семачки плевал...
  В белесых глазах следователя загорелся охотничий азарт. Он облизнул губы и кинул быстрый взгляд на Кащука:
  - Ты уверена, баб Мань, что это был он?
  - Так кому ж ещё быть? Раз говорю он, значит он. У него штаны ещё таки были - с мотнёй, в обтяжечку, мода такая, тьфу! Ну ты знаешь, Гриша, ты молодой...
  - Так, значит, ты видела его три дня назад?
  - А то! Я уж как шла к тебе и посчитала - точно, в субботу. На базар-то я завсегда в субботу хожу. Да вот и Галька Свыщенко не даст соврать. Котора овощами торгует. Мы с ней ещё штанцы его обсудили-обхаяли...
  - Вы в гостинице остановились? - следователь перевёл взгляд на Кащука и нажал на кнопку печати. Принтер загудел. - Вам придётся задержаться в нашем городе до выяснения. Протокол подпишите...
  
  * * *
  
  Обеденное время в конторе казалось столь же унылым, как и рабочее.
  - Боже мой, - деланно изумлялись сотрудницы, - неужели уже двенадцать? А я-то заработалась - не заметила. Весь день аки пчела, аки пчела... - и стоически продолжали сидение, перекладывая бумажки, щёлкая мышкой и тайком поглядывая вокруг - ну-ка, кто сдастся первым?
  Обычно сдавалась самая молодая и оттого несколько легкомысленно относящаяся к конторским неписанным правилам Танечка Ивонкова. Но когда её вдруг не было на рабочем месте (естественно, по уважительной причине!) или, натрескавшись конфет, она не торопилась к микроволновке, сотрудницы были обречены.
  Иногда Женьке становилось их жалко:
  - Вы бы поели, - говорила она сочувственно. - Разве можно так надрываться?
  - А и правда! - с отчаянной лихостью заявляла тогда Варфоломеевна. - Война войной, а обед по расписанию! - и тётки, зашуршав пакетами, весёлой гурьбой устремлялись разогревать махоточки с домашней снедью.
  Но чаще ничего, кроме раздражения, это самоотверженное ханжество у Женьки не вызывало. И она молчала. Если, конечно, оставалась не месте наблюдать тоскующих по такой близкой и, одновременно, такой недоступной котлете коллег. В основном, с трудом дождавшись перерыва, она быстро перекусывала минут за пять до его начала и слетала по лестнице вниз так стремительно, будто за ней гнались карающие архангелы с пылающими мечами.
  Гулять, правда, в деловой части города было негде. Приходилось просто нарезать асфальтовые круги вокруг сити-центра. Это было достаточно безрадостно, но всё же лучше, чем оставаться лишний час в ненавистных стенах.
  Сегодня апрельская непогода лишила её и этого жалкого развлечения.
  Женька стояла у панорамного окна офиса и, грея руки о кружку с чаем, смотрела на беснующийся меж стеклянно-бетонных кубов зданий ветер. Он бился о стены, завывал и стенал, швырял в окно ледяным дождём со снегом, гнал по небу чёрные снеговые тучи.
  На душе у Женьки было примерно так же погоже - в ней что-то рыдало и металось.
  - Пожалуйста, пожалуйста, - шептала она неведомым и всесильным космическим силам, - вызволите меня отсюда, дайте шанс... - она прерывисто вздохнула и в следующее мгновение вздрогнула от завибрировавшего в кармане телефона.
  Звонил отец. Женька снова вздохнула.
  - Мисюсь! - услышала она знакомый голос. - Как дела? Хорошо? Ну и хорошо. Как Вовчик? Не нашёл работу?
  - Пап, ты как? Хочу зайти к тебе в субботу..
  - Заходи, конечно... - голос скис, - если это необходимо... Видишь ли, я сейчас работаю над новой книгой - такое вдохновение, не представляешь! Не могу остановиться!
  - Ладно, ладно, поняла. Зайду в следующий раз.
  - Ага, как хочешь. Но если надо, ты, конечно, приходи в субботу. Не думай, что я тебе там намекаю, или ещё что... Видеть тебя для меня - всегда радость. Давай в субботу. Приходи, когда захочешь, это же и твой дом. Правда, угостить тебя мне будет нечем. Совершенно забросил хозяйство - жаль тратить время на бытовые хлопоты. Так что хорошо, что у тебя в субботу дела, и ты не сможешь придти. А то, право слово, придёшь - а я тебе даже времени уделить не смогу...
  - Ладно, пап, я поняла.
  - Я чего сказать-то хотел... Звонил мне давеча этот человек, ну... из агенства. Ну, который дом тёти Фени продаёт - как его беса?..
  - Риэлтор?
  - Да! Риэлтор из Володарьевска. Непонятно, конечно, почему он звонит мне? Я думал, ты всеми этими вопросами занимаешься... Ты же знаешь, Мисюсь, я в этом ничего не смыслю!
  - Не знаю почему, пап. Я оставляла твой телефон, конечно, но на всякий случай, как запасной. Они просят...
  - Так вот ты перезвони ему и напомни - по какому номеру звонить положено, - назидательно продекламировал отец. Женька увидела его сейчас, как наяву: воспитательно сдвинутые брови, нервное подёргивание ногой от недовольства вынужденным, хоть и редким, пребыванием в реальности и обсуждением скучных насущных дел.
  - Чего он хотел-то?
  - Покупатель, что ли, нашёлся... Не понял я. Перезвони ему, доча, сама. Давай, до встречи.
  Женька покрутила в руке телефон.
  Если нашёлся покупатель - это хорошая новость. Она уж и не надеялась сбыть неожиданное наследство с рук.
  Года три назад умерла тётя Феня. Ну как тётя... И, собственно, кому тётя? В длинной родственной линии, ведущей в Володарьеск, Женька всегда путалась. Детей тётя Феня не нажила, но неужели, восклицала её недоумевающая племянница, выскребая последние деньги с кредитной карты, чтобы уплатить налог на наследство, не нашлось у неё родственников поближе? Они и виделись-то всего однажды - на чьей-то шумной многолюдной свадьбе. И бац! - наследство в диких степях нижней Волги. В каком-то задрипозном Володарьевске! Женька не обрадовалась, скорее растерялась - что ей делать теперь с этой обузой?
  Вовчик безапелляционно велел продавать:
  - Ты что, лохушка! - постучал он ей по лбу костяшкой пальца. - Хоть три копейки выручим - всё деньги. На ипотеку, вон, кинешь... - и понёсся, распушив перья, по своим весёлым делам.
  Но даже три копейки никто не давал. Все эти годы в агентстве отвечали скорбными голосами: не то что покупать, посмотреть никто не выразил желания...
  Женька набрала риэлтора. В телефоне что-то долго щёлкало, потом приятный женский голос объявил, что абонент не доступен. Наследница сделала ещё пару попыток, греша на плохую связь, потом взглянула на часы и отправилась к рабочему месту.
  - Женечка, - протрусила мимо Варфоломеевна, слегка притормозив у её стола, - переделай приказ не на день мелиоратора, а на день воспитателя - шефулечка передумал. И подготовь ещё один об отмене того, что был об отмене предыдущего...
  
  * * *
  
  Григорий Марамыжиков мечтал о головокружительной карьере. Поэтому его жизненный план был расписан поэтапно. Он всегда знал чего хочет, умел добиваться своих целей и питал глубокую внутреннюю убеждённость, что никакая цена не может быть слишком высока для обеспечения его устремлений.
  Следователь Володарьевского РОВД никогда не сомневался. Ни в чём - ни в бесконечности вселенной, ни в виновности своих подследственных. Потому что бесплодная тухлая рефлексия - это безусловный тормоз жизненных планов, особенно, если планы эти сверкающи и бескомпромиссны.
  Сейчас его жизненный план диктовал завязывать с райотделом, поскольку три года наработки практики после следственной школы, считал следователь Марамыжиков, вполне достаточно для дальнейшего продвижения в область. Очков на репутацию он приобрёл - пахал, как конь. Раскрываемость обеспечил такую, что этим провинциальным сонным мухам и не снилось. Довольно приседал перед начальством и назойливо лез ему в глаза, пока надутые областные полковники не снизошли всемилостивейше заметить. А, заметив, обласкать натужной похвалой и почетной грамотой ко Дню милиции.
  - Мне этот сонный Володарьевск, все эти тёти мани, дяди пети его, вся эта местечковость - в печёнках уже сидит, - посетовал как-то Гришка приятелю по следственной школе за бутылкой пива. Вообще-то он не был склонен к откровенничаниям. Но приятель жил в другом городе, и Марамыжиков позволил себе расслабиться. А в Володарьевске молодой карьерист ни с кем не приятельствовал. На всякий случай. - Но, блин, ни связей, ни денег - как пробиться...
  - Нормально, - хлопнул его по плечу захмелевший собеседник, - нормально пробьёшься, без связей - вон как землю под собой роешь. Тебе бы сейчас дело погромче, без подводных камней, конечно. Какая-нибудь чистая уголовка. Раскрываешь - и в дамках. Звёздочка и перевод - в кармане.
  Гришка махнул рукой:
  - Погромче... Это в Володарьевске-то? То цинковый таз украдут, то картошку выкопают. С перспективными делами здесь напряжёнка. Если только, - усмехнулся он, - самому организовать...
  Приятеля шутка развеселила.
  ... Гришка теперь вспоминал этот разговор за утренней субботней яичницей и всесторонне взвешивал ниспосланное ему убийство. И преподнесённого на блюдечке подозреваемого. Ничего, дело склеить можно. И в актив записать. Но блин... Не то всё. Не подарит ему раскрытие этого преступления желанного прибытка. Как ни крути...
  Он как раз закинул в рот круглый ломоть поджаренной колбасы, когда запиликал телефон. Глянув мельком на высветившуюся на экране фамилию, Марамыжиков приложил трубку к уху, ответив звонившему чавканьем.
  - Лопаешь? - осведомился его коллега по следственному отделу. - А мне тут начальство висяк заведомый пытается подогнать, - подождав и не дождавшись проявления интереса или сочувствия к своему бедственному положению, коллега добавил мрачно: - Потеряшку...
  - Ну поздравляю, - протолкнув колбасу глотком растворимого кофе, равнодушно отозвался Гришка. - Чё дальше-то?
  - Хочу, чтоб ты у меня его забрал.
  - Охерел? С какой стати мне тебе благодетельствовать? Я не Армия Спасения...
  - Так до кучи! Гриш, послушай, - заторопился собеседник, справедливо опасаясь быть скоропостижно посланным, - послушай сначала, потом отказывайся. Пропал некий Забедняев, служащий риэлторской конторы. Специализировался на недвижимости в Старом городе. В том числе, - эффектная пауза, - в продаже у него значились и дома с Заовражной!
  - Ну?
  - Гну! Продавал он и дом твоего стрелой убиенного. И пропал в день убийства! Сейчас только установил, начальству не докладывал ещё. А то решишь, что хочу спихнуть на тебя потеряшку втихаря. Решил сначала поговорить.
  Марамыжиков в раздумье поскрёб розовый нос. Неожиданное осложнение... В уже, блин, сложившейся версии! Думай теперь куда этого риэлтора втыкать...
  - Ну что, берёшь? - нетерпеливо окликнула трубка.
  - А что, есть варианты? - Гришка с грохотом швырнул сковородку в кухонную мойку. Всё равно ведь ему спихнут ввиду возможной взаимосвязи!
  После плюхнулся на табуретку и уставился на погасший экран телефона. Пока было не понятно, как стоит относиться к этой малоприятной неожиданности в виде новых обстоятельств дела. Единственное, что для Марамыжикова было абсолютно ясно, от потеряшки он не отвертится. А значит, стоит проявить здоровое служебное рвение, которое так приветствует любое начальство.
  - Пётр Романыч, это Марамыжиков, да... Хотел бы просить вас отписать мне пропавшего Забедняева... Видите ли в чем дело...
  
  * * * Домой идти не хотелось. Домой - это в однокомнатную, малогабаритную квартирку с мутными - сколько их не мой - от пыли окнами, выходящими на грохочущий проспект. С перманентным ремонтом, текущим краном и старым, продавленным, скрипучим диваном. В ней было неуютно и холодно - не столько даже в силу бытовой неустроенности. На её месте зияла чёрная космическая дыра, поглощающая свет. В этих стенах не было главного, ради чего даже подобные скворечники становятся тёплыми гнёздами - не пахло здесь семейным счастьем. Не жили здесь ни любовь, ни дети, ни кошки, ни аквариумные рыбки... Здесь жил Вовчик. Когда Женька выходила замуж в упоении первой юной влюблённости, под грохот гормонов, она и представить не могла, что за жизнь ждёт ее с развесёлым женихом. Когда брала ипотеку, чтобы начать вить гнездо, в котором со временем мечтала услышать детские голоса, то, конечно, не догадывалась о том, что процентами по кредиту станут не только деньги - в большей степени ей пришлось расплачиваться с банком отказом от самой себя, от свободы, от любимого дела. Процентами стало ярмо унылого конторского рабства. Если бы только Вовчик был не Вовчик! Если бы он - нет, не зарабатывал! - хотя бы просто приносил в дом какую-нибудь жалкую, но регулярную получку! Может, тогда она отважилась бы бросить контору и... вернуться в мастерскую Сюзанны. Но Вовчик работать не любил. Ну не любил - это ладно. Мало ли кто не любит работать. Но он не считал это непременной необходимостью. Так, калымил иногда за компанию, если приятели позовут. А после, с чувством беспримерного самоуважения эти деньги пропивал. - Ик... мею право! - говорил он Женьке обычно заплетающимся языком и, не победив второй ботинок, падал спать прямо в коридоре. В считанные мгновения свербящий храп и тошнотворный запах перегара разносились по тридцати квадратным метрам, заставляя Женьку сжимать кулаки и в очередной раз с безотчётной ненавистью проклинать этого приблудившегося к её жизни чужого человека. - Убирайся к чёрту! - говорила она ему после бессонной ночи. - Ага, размечталась, - парировал сонный Вовчик, переползая поутру из коридора на диван. - Я тут, значит, вкалываю в этой хате, краны чиню, обои, вон, поклеил, чтобы ты теперь кобелей своих сюда водила? Да пошла ты на хрен, - и безмятежно засыпал. Глотая злые слёзы бессилия, Женька наскоро одевалась и мчалась по серым улицам в уныло-томительный конторский день. А улицы... Может, они были не такими уж и серыми. Летом-то уж точно. Может, просто видятся они так, если смотреть вокруг через мутную призму беспросветности. Прибрела она домой в этот день часам к восьми вечера. И совершенно не удивилась, узнав в фигуре на скамейке вдрызг пьяного Вовчика. Он сидел, нахохлившись, под жёсткими порывами ледяного ветра, глубоко засунув руки в карманы куртки, и кунял носом.
  Она остановилась.
  - Явилась, сука... - встрепенулся муженёк. - Нашлялась, жопой натрясла? Где таскалась, спрашиваю?
  Женька молча вошла в подъезд. Благоверный поволокся следом, спотыкаясь и понося её последними словами.
  Лифт не работал.
  - Куда ты, шалапень, ключи мои дела? - раздавалось сзади. - Хочешь из дому меня выжить? А вот хрен тебе!
  А что, если правда? - мелькнула крамольная мысль. Что, если захлопнуть сейчас дверь у него перед носом? Пусть замёрзнет на улице, утырок. Хотя чего ему, алкашу, сделается... Морозов уже нет...
  Она зашла в квартиру и медленно, словно всё ещё решаясь, повернула ключ в замке. Вовчик, доковыляв, подёргал ручку, потыркался недоумённо, а после, взвыв по-звериному, стал ломиться в дверь, осыпая штукатурку. После пяти минут не затихающего буйства стало очевидно, что предел терпения соседей совсем скоро обозначится вызванным нарядом полиции. Внутренне сжавшись, Женька отперла.
  Ворвавшись с разбегу в квартиру, Вовчик схватил жену за шкирку и тряхнул. Воротник офисной рубашки остался у него в кулаке. Он недоумённо глянул на свой трофей и брезгливо швырнул тряпку ей в лицо:
  - Ещё раз так сделаешь, - прошипел он, пылая пьяным бешенством, - подвешу за ноги, тварь...
  ... Когда из комнаты, наконец, раздался оглушительный рёв, Женька отлепилась от кухонной стены, у которой, замерев, просидела всё это время. Болела спина, которой Вовчик приложил её о дверной косяк, но ощущалось это как-то далеко и отстранённо. В совершенно ясной и пустой голове тихонько звенело...
  Она достала небольшую дорожную сумку и рюкзак, собрала некоторые вещи. Переоделась. Зашнуровала кроссовки. Нашарила в сброшенной на пол мужниной куртке телефон и ключи, которые, конечно же, никуда не пропадали, и, выскользнув в подъезд, спустила их в мусоропровод. После подхватила сумки и заперла дверь. Куда идти - она не имела ни малейшего понятия.
  
  * * *
   Высокая, статная старуха в на века сшитом югославском плаще шестидесятых и элегантной фетровой шляпке пересекла улицу наискосок. Подошла к двустворчатой двери, выходящей на улицу. Скептически осмотрела приклеенную на стыке полицейскую "опечатку", попыталась подковырнуть её ногтем за уголок. Официальная бумажка держалась намертво.
  Тогда гостья пожала плечами, достала из ридикюля тяжёлую связку ключей, перебрала её неторопливо, ища нужный... Дверь скрипнула и просела на петлях. Бумажка хрустнула, разорвавшись. Старуха протиснулась внутрь и осмотрелась, не изъявляя не малейшего устремления карабкаться по крутым ступеням. Заметив при входе боковую дощатую дверку, она толкнула её и, щёлкнув выключателем, принялась осторожно, держась за стену, спускаться в подвал.
  Тусклая, засиженная мухами лампочка помазала мутным светом каменные круглые своды. И завалы рухляди под ними. Визитёрша не проявила к ним интереса. Она двинулась вперёд, удивительно легко и грациозно лавируя меж железными кроватями, цинковыми тазами, дырявыми вёдрами, полусгнившей вязанкой штакетника, мотками ржавой проволоки и прочим хламом.
  Подвал оказался неожиданно длинный. Пройдя его до конца и пристально осмотрев гладкую тупиковую стену, женщина нахмурилась, постояла немного в раздумье... Потом, словно что-то вспомнив, развернулась назад, прошла немного, пристально осматривая боковые развилки хламовника... В одну из них она и свернула.
  Меж стеллажей с широкими полками, забитыми вещами, природу которых под толстым слоем пыли и паутины едва можно было определить, виднелась дверка. Невысокая и узкая, неприметная, но тяжёлая: обитая клёпаным железом и увешанная засовами со стороны подвала.
  Дверь была приоткрыта.
  Старуха покачала головой:
  - Так я и думала...
  Она налегла на неё плечом, с трудом притворив, задвинула тугие засовы и присела отдышаться.
  - Что-то я стала сдавать в последний год, - сказала она самой себе и промокнула испарину на лбу вышитым шёлковым платочком.
  Неподалёку, под завалами, что-то хрустнуло. Гостья вздрогнула и беспокойно оглянулась.
  - Ну хватит, нечего тут рассиживаться...
  Она торопливо пробралась назад, щёлкнула выключателем и почти вывалилась из двустворчатых дверей, жадно глотнув утренний воздух. Заперев замок, и совершенно не смутившись потревоженной полицейской охоронкой, нарушительница зашагала вдоль улицы, мелодично постукивая подкованными каблучками винтажных туфель.
  - На базарь? - окликнула её копающаяся в палисаднике напротив соседка.
  Старуха вздрогнула, поправила нервными длинными пальцами вуалетку на шляпе:
  - Доброе утро, Зинаида Семёновна. Вы напугали меня...
  Зинаида Семёновна приветливо заулыбалась, продемонстрировав золотые зубы, и прищурилась на удаляющуюся фигуру.
  
  * * *
  
  На железнодорожный вокзал Володарьевска поезд приходил ранним утром. В этот час в здании вокзала было пустынно и гулко. На улице - зябко. Начинал сереть апрельский рассвет, с трудом пробиваясь сквозь низкие тучи, дул сильный степной ветер, давно высушивший весенние лужи и метущий теперь пыльную позёмку.
  Женька плотнее запахнула куртку и накинула капюшон. Что теперь?
  ... Прошлой ночью, когда отчаяние от невозможности безопасно, без потерь развязаться с ненавистным браком навалилось сорокапудовой тяжестью, а жизнь стала казаться удушающе безысходной, когда всем её существом владело только одно стремление - убежать, она совершила необдуманный шаг: пошла на вокзал и взяла билет.
  А куда ей было ещё идти?
  Стоя ночью в подворотне, беглянка перебирала скудный набор вариантов. К отцу в коммунальную квартиру? То-то он будет рад... Даже думать не хотелось. К подруге? Она, конечно, посочувствует и пустит. И сочувствия её хватит, может, даже на пару-тройку ночей. А дальше? У неё семья, муж, дети... Вряд ли приживалка в маленькой квартирке так уж всех обрадует.
  Куда же? Куда податься? Есть ли в целом мире угол, где она может приткнуться? А лучше - спрятаться. От всех. Главное - от ошибок и проблем своей нынешней жизни. Где будет всё другое, все другие, где ничто не напомнит о пережитом. Есть ли?..
  Есть, - услужливо подсказало пробившееся сквозь панику и слёзы сознание. От этого открытия Женька аж дышать перестала. Оно встало перед ней во всей своей сияющей простоте и показалось таким заманчивым...
  Мимо прогрохотал последний трамвай и судьбоносно распахнул двери на остановке. Женька успела. Торопясь, она заказала и оплатила по дороге электронный билет и, почти зажмурившись, как в омут нырнула в подземные переходы вокзала.
  Целые сутки дороги, устроившись в уюте полупустого плацкарта, Женька гнала от себя мысли о последствиях совершённого, о разумности, о своевременности - обо всех тех достойных уважения понятиях, следование которым сделали её жизнь в последние годы столь невыносимой. И вот она на месте...
  Холодно, бесприютно, темно и грязно... Не от того ли бежала? Больше всего хотелось сейчас повернуть назад: спрятаться под тёплые своды вокзала, взять обратный билет и вернуться... куда?
  Она стиснула зубы и зашагала к машинам с оранжевым светляком на крыше. Их было негусто - пара вокзальных бомбил. "Сейчас обдерут, как липку", - подумалось отстранённо. Но узнавать, искать телефоны местных такси не было ни сил, ни желания.
  - Куда поедем? - обрадовался усатый мужик, протягивая широкие лапы к сумке.
  - На Заовражную.
  Бомбилы переглянулись. Тот, что помоложе, мотнул головой:
  - Ну да, на Яру. В Старом городе.
  - Туда я не поеду, - усатый решительно засунул руки в карманы и надулся.
  Женька вяло удивилась:
  - Почему? Далеко что ли?
  - Типа того...
  - А вы?
  Молодой хмыкнул и покачал головой.
  - Что же мне делать?
  - Подождите, - потеряв к ней интерес, мужики равнодушно отвернулись, - через час автобусы пойдут...
  Женька оглянулась вокруг в поисках остановки, благодаря чему и успела вовремя шарахнуться от лихо вкатившей на стоянку, дребезжащей и чихающей, разбитой копейки.
  - А вот, кстати, - усатый мотнул головой в сторону новоприбывшего, - спросите у него. Он до денег больно жадный, ни от какого калыма не отказывается. И на яр возит, я слышал... ЗдорОво, Серый, как телега? Не рассыпалась ещё?
  Парень, мелкий, щуплый и суетливый, с готовностью схватил Женькину сумку и принялся запихивать её в набитый багажник, где места для неё решительно не находилось. Пришлось выковыривать из багажника ржавый глушитель и заталкивать его на заднее сиденье. Поверх потрёпанных спортивных сумок с шишасто выпирающими боками, запасного колеса, десятка тыкв и бог знает чего ещё. Из багажника был также извлечён металлический трос и водружён поверх глушителя. Сумка влезла.
  - Нам далеко? - осторожно пискнула Женька из глубины проваленного кресла и с опаской покосилась на растрёпанные проволочные концы троса. Он подёргивался сзади, как живой, стремясь распрямить упругие кольца - вот подпрыгнет на ухабе, разомкнётся с негромким лязгом и набросится на впереди сидящих...
  - Та не... Ща по проспекту децл, через мост - в Старый, а там в горку - с горки разиков пять. И ты на Яру, подруга, - он бодро рухнул в скрипучее водительское кресло. - Музыка не помешает? - и, не дожидаясь ответа, врубил гудящий басами трэп - безусловный фаворит владельцев посаженных на пузо развалюх.
  Копейка задрожала старыми немощными членами от могучих вибраций сабвуфера, но удар выдержала стойко. И даже лихо прыгнула с места, застучала, завыла и понеслась, рыча, по пустынным сонным улицам с подмигивающими жёлтым глазом светофорами.
  Проспект был как проспект. Как тысячи таких же в тысячах советских городов - четырёхполосная дорога в хороводе безликих длинных восьмиэтажек. Фонари гасли, обгоняя грохочущий шарабан, а окна в бетонных муравейниках, наоборот, загорались тёплыми светляками - люди просыпались в новый серый день.
  Женька прикусила губу. Она ведь тоже должна была сейчас зажигать лампочку в окне, с закрытыми глазами варить кофе, судорожно зевая и проклиная судьбу. А не мчаться по улицам незнакомого города далеко на юго-восток от того места, где находится контора, из которой её наверняка уволят за прогулы; где находится банк, которому она должна миллионы денег; где мечется по квартире Вовчик, изыскивая способы вырваться из заточения... Она зажмурилась - как же страшно! И как... легко?...
  Вот и мост.
  Женька с туристическим восторгом завертела головой. Мост соединял две части города - Новую и Старую - через волжский затон Разгуляй. Слева, вдоль моста, несла свинцовые воды Волга, под мостом полз ранний речной трамвайчик; справа, в глубине Разгуляя, дыбился стрелами подъемных кранов грузовой порт. А впереди...
  Миновав мост, "копейка" ворвалась в прошлое. У Женьки в глазах зарябило от краснокирпичных, причудливых фасадов, фигурных башенок, крытых охряной или зелёной жестью крыш, резных решёток, балкончиков и арочных окон полуподвальных лабазов. Закружилась голова от карусели узких кривых улиц, то ныряющих в сырые ложбины, то вползающих на ветреный холм. Ещё немного и Женьку укачало бы, как на американских горках однажды, но, на её счастье, на ближайшем перекрёстке машина сбросила скорость. Водитель, почти улёгшись на руль, огляделся по сторонам и, наддав газу, заложил лихой поворот. Ударил по тормозам и выключил музыку.
  Пассажирка от неожиданности клюнула носом в коленки, безропотно отдала вытребованную у неё "штуку" и выбралась из скрежещущей колымаги на нетвёрдых ногах.
  Её окутала непривычная тишина. Может, конечно, такой абсолютной она показалась после недавнего грохота музыкальной таратайки... Женька потрясла головой, чтобы прогнать противный звон в ушах и осмотрелась.
  Улочка была узкой - двум машинам не разминуться. Зато мощёной. Вытаращив глаза от удивления, прибывшая ковырнула носком кроссовка брусчатку - может, ей кажется? Не мудрено - впотьмах-то. На улочке было как-то особенно сумрачно - то ли от ещё не выползшего над горизонтом солнца, то ли от арки густых ветвей, что сплели над дорогой старые вязы.
  Деревянные и кирпичные дома "с низами", причудливыми мезонинами, галерейками, резными балкончиками были неухожены и странны, как старухи в средневековых буфах. Какие-то из них серели седыми стенами, другие щеголяли облупившейся краской. Многие были определённо брошены - с заколоченными ставнями и заросшей травой входом. О некоторых же трудно было сказать определённо - теплится ли в них хозяйская жизнь.
  Осторожно и медленно, глазея по сторонам, Женька двинулась по улице. Таксист выбросил её сразу, на перекрёстке, и газанул так ретиво, будто черти его за пятки хватали... Где же номер девять? А вот!
  Большой, с подвальными окнами и кружевами под свесом кровли, но, в то же время, нелепый, широкий - он расселся вдоль узкой улочки дутой жабой.
  Незваная гостья в нерешительности остановилась - удобно ли будить хозяев в столь ранний час? - и неосознанно передёрнула плечами, почуяв сзади чей-то пристальный взгляд. Обернувшись, Женька успела заметить, как в доме напротив колыхнулась выцветшая занавеска. По соседству вспыхнул свет в окне, мелькнул чей-то тёмный силуэт.
  "Наверняка, - Женька нервно почесала запястье, - здесь живут одни старухи. Им вечно на рассвете не спится. Так что нужная мне Марь Иванна тоже, видать, бродит по дому, пугая местных привидений..."
  Она снова повернулась к дому номер девять - и вздрогнула.
  - Ох, здрасте...
  Материализовавшаяся у калитки тётка ничего не ответила. Она опиралась на грабли, которые под весом могучей туши, казалось, хрупнут сейчас, как спичка, пополам. Толстуха оправила повязанный на голове серый шерстяной платок и упёрлась пухлым кулаком в необъятный, многослойный бок.
  - Мне бы Марию Ивановну, - неожиданно сипло выдавила Женька. - Она здесь живёт?
  Хозяйка смерила её презрительным взглядом и поджала губы. Разговор клеился плохо.
  - А это не вы, случайно? Я Женя Череда, тёти Фени... - Женька осеклась. Кто ж я ей?
  - Наследница что ли? - догадалась тётка. - То-то я смотрю... За ключом либо? Ну пошли, пошли, наследница, вручу тебе твоё добро, - она призывно махнула рукой, вразвалку поворачиваясь к калитке, словно тяжелогружёная фура. - Пошли, говорю, не кусаюсь я. У меня уже и тесто под пирожки поспело, щас свеженьких... И чайку... А то пока обживёшься. У тебя, мабуть, и позавтракать нечем...
  Женька облегчённо выдохнула и шагнула в калитку.
  
  * * *
  
  
  Ветер поменялся ещё ночью. Он перестал метаться, окончательно определившись, уселся поудобнее и покрепче, потому как надолго, и задышал в сторону севера, прогоняя холодный циклон. Володарьевцы, выбежавшие из дома поутру в пальто и куртках, ближе к полудню кто с радостью, а кто с раздражением, стали расстёгивать пуговицы и разматывать шарфы. После полудня наступила летняя жара. Под перекинутыми через локоть пальто потели бока, а демисезонные ботинки, казалось, повисли на ногах пудовыми гирями.
  - Что за дурацкий климат! - следователь Марамыжиков бросил за окно брезгливый взгляд. - Вчера ещё была зима, сегодня ни с того ни с сего жара нагрянула.
  - Резкоконтинентальный... - равнодушно пробасил его коллега, надкусывая бутерброд и одновременно тюкая пальцем по клавиатуре. - Как пишется презумпция или призумпция?
  - Свалить бы из этой резкоконтинентальной дыры в Москву, - мечтательно потянул Гришка. Потом захлопнул папку с делом, закинул её в ящик стола. - Я съезжу на Иркутскую. Договорился о встрече с директором риэлторского агентства, в котором потеряшка твой трудился. С Кащуком вроде всё вытанцовывается, но...
  - Мой потеряшка? - собеседник поперхнулся бутербродом. - Он был моим, к счастью, так недолго, что я к нему и привязаться не успел.
  - Ладно, Сева, не боись, - Гришка, натягивая куртку, кинул на него снисходительный взгляд. - Я его усыновляю.
  - Ага, - Сева энергично закивал головой. - Я знал, к кому обратиться. Следователь Марамыжиков готов усыновить всех врагов человечества, дабы их впоследствии примерно наказать. Этакое олицетворённое злое добро...
  - Уж не знаю, какое я там добро, мне эти отвлечённые эмпирии неинтересны. Но то, что я вскоре благодаря врагам, как ты выражаешься, человечества получу повышение, а ты всю жизнь в этом захолустье бытовую поножовщину разбирать будешь - к гадалке не ходи.
  Сева запихнул остатки бутерброда в рот и вытер пальцы о джинсы:
  - Ну-ну... Я здесь буду бытовую поножовщину разбирать, а ты её же, но в столицах. В чём принципиальная разница? В пейзаже за окном кабинета?
  - Разница, друг мой недалёкий, в самоидентификации, - Гришкина шея побагровела. - И пейзаж за окном - да! - он тоже определяет нахождение личности на шкале её ценности!!
  Сева расхохотался:
  - Шкала определения... Чего? Ты в секту личностного роста попал? - Развеселившийся собеседник сделал трагическое лицо и провыл с придыханиями: - Выыыыйди из зооооны комфоооорта... в Москву!.. Тварь ты дрожащая или право имеешшшшшь?..
  - Да пошёл ты!..
  Гришка хлопнул дверью кабинета и быстро зашагал по коридору.
  - Эй! - Сева высунул голову за дверь. - Что там с Кащуком? Ты так и не рассказал. Обиделся что ли? Эй!.. Ну подумаешь, - буркнул уже себе под нос, заныривая обратно, - пофилософствовали немного на житейские темы... Чего психовать-то сразу?
  "Жалкий, тупой, ублюдочный идиот! - билось в голове Гришки пульсом праведного возмущения. - Таким, как он, ничего не надо, кроме пива и футбола по телеку! Быдло! А ведь тоже, небось, считает, что он прав, тоже, вон, основу подводит под свою инертность, под свою лень, под своё раздолбайство! Такие, мало того, что сами из себя ничего не представляют, всегда рады обгадить чужие устремления!.."
  Злость на этого вальяжного, смешливого, большого, как медведь, и такого непохожего на него самого человека, жгла Марамыжикова всю дорогу до машины и ещё половину пути к месту назначения. Потом Гришка взял себя в руки, с помощью давно испытанной медитативной практики заставил мозг успокоиться и переключиться. Итак...
  Что мы имеем?
  С Кащуком, действительно, вроде бы всё вытанцовывается. Но... Всё да не всё. Для задержания не хватает прямых улик. Да, он был в Володарьевске в день убийства. Да, его застали спустя трое суток на месте ранее совершённого преступления. Да, делишки его небезупречны: как выяснилось, он подставной директор фирмочки-однодневки. Из разряда тех, что создаются без всяких активов для участия в тендерах на строительные подряды. Обозначая заведомо невыполнимые для реальных подрядчиков цены и сроки, тендер демпингисты выигрывают. Для того, чтобы тут же, по перечислении средств, оформить субподряд на таких же "леваков" и тихонько слиться.
  Что он искал в ящиках комода убитого - тоже догадаться несложно. Убитый фарцевал самопальной марихуаной. А, может, чем и потяжелее. За тем гостюшка туда и попёрся по чьей-то рекомендации, а вовсе не с посылкой для дядюшки. Да, догадаться можно. Возможно ли доказать?..
  А самое противное в этом деле - Марамыжиков поморщился и раздражённо газанул на светофоре - это, етить его, орудие убийства.
  Стрела. Почему? Откуда? Что за извращение? Какой-то обкурившийся торчок воткнул её в своего дилера, отказавшегося отсыпать в долг? Но почему стрела? Где он её надыбал? Хотя ладно, это средневековое оружие, конечно, никакой не дефицит, при желании купить не проблема. И применение его если не понять, то объяснить можно, но... Тут подгадил шеф.
  Он вызвал из области эксперта-криминалиста ввиду отсутствия местного. Тот и расстарался. Записал (чтоб ему икалось!) в протоколе осмотра, что володарьевский дядька был не заколот стрелой - стрела была пущена с дальнего расстояния!
  - В смысле? - тупо осведомился Марамыжиков.
  - В коромысле, - эксперт бойко строчил протокол. - Полагаю, выстрел был произведён из лука. Не из катапульты же... Ищите местных робингудов. У кого лук, арбалеты, может, зарегины... И не обязательно наркуш. Это может быть месть родственников невинно загубленных наркотиками жертв. На бандитские разборки не похоже.. И, вообще, думай. Ты ж следак, не я...
  Гришка постарался припомнить комнату с телевизором.
  - А не могли тело притащить сюда?
  Криминалист-змей уверенно покачал головой:
  - Маловероятно. Ни следов волочения, ни смещения стрелы относительно первоначальной раны... Одежда испачкана кровью в соответствии с положением тела, в котором оно было найдено.
  Чёрт, чёрт, чёрт...
  - А с какого расстояния стреляли?
  - Слушай, я не большой специалист в подобном оружии - до сих пор сталкиваться не доводилось. Фиг его знает - что за лук, какова его дальнобойность - надо изучать. Одно могу сказать: стрела вошла в тело на излёте, то есть стреляли за много метров от цели.
  - Вы хотите сказать, что сделать такой выстрел в пределах этой комнаты или даже из соседней - невозможно?
  - Э, нет, товарищ следователь! Я ничего не хочу сказать. Делать выводы - ваша работа...
  ... Из всего этого винегрета безумных фактов выводы делаться не хотели. Не рождались. Не вымучивались.
  Если бы не дурацкая экспертиза! Потерять бы этот протокол нахрен!
  Задумавшись, Марамыжиков не заметил, как доехал и припарковался у бывшего Дома быта, где теперь снимали каморки всевозможные фирмочки и маникюрши. Следователь Володарьевского райотдела хлопнул дверцей и решительно устремился навстречу новым обстоятельствам дела, которые вряд ли были способны улучшить его настроение. Хорошо, что он об этом пока не знал...
  
  * * *
  
  Солнце стояло уже высоко и пекло по-летнему. Но птицы продолжали надрываться рассветными соловьями. Они так отчаянно радовались теплу и весеннему цветению, что из радости их, казалось, был соткан душистый воздух Заовражной. Дом сверкал отмытыми стеклами, оживлённо поскрипывал старыми сочленениями, будто распрямляясь, оживая в присутствии новой хозяйки. Его деревянные серые стены поверх каменных низов теперь вдруг стали смотреться благородно седыми, а ветшающая, но всё ещё крепкая терраса невероятно романтичной. Женька сидела на этой террасе в плетёном кресле, держала в руках большую цветастую кружку с кофе и безмятежно улыбалась. "Ну надо же", - подумала она смущённо, поймав себя на этом бессознательном проявлении блаженства. После вытянула ноги, сползла ещё ниже по спинке кресла и замурлыкала. Мир, наконец, улыбался ей. Был свеж, прекрасен и добр. И о том, что всего три дня назад он казался иным, думать не хотелось. Думать хотелось только о симпатичном насущном либо о чудесном завтра. То, что оно будет теперь исключительно чудесным - не было у Женьки в это солнечное утро ни малейшего сомнения. Даже вчерашний звонок совсем ненадолго нарушил её умиротворение. Случился он, конечно же, некстати, когда, засучив рукава, Женька размахивала тряпками и вениками, генераля в доме, прогоняя в распахнутые окна застоявшуюся пустоту и нежилой дух. Звонил отец. На какое-то время, колеблясь, послушная дочь отвернулась от прыгающего на виброрежиме по столу смартфона. Потом сдалась и нажала на кнопку приёма - всё-таки отец... Может, беспокоится... Может, в розыск подаст, если не дозвонится... Только этого не хватало!
  -Да, пап...
  - Мисюсь! - голос отца звучал сердито и недоумённо. - Что происходит? Ты где?
  - Я...
  - Твой муж волнуется в конце-концов! Ничего ему не сказала, куда-то пропала. Стоит вот рядом, сам не свой от переживаний. Передаю ему трубку..
  - Малыш, - елейно осведомился Вовчик, - слышишь меня?
  Быстро же он выбрался из заточения...
  Женька поспешно нажала отбой. От выяснений невыясняемого за пять лет набилась оскомина. Черт. Вот не отвечала все эти дни на звонки - нечего было и начинать! Размахнувшись, она с раздражением человека, неожиданно, посреди рафинированного парка наступившего в подарок собаковода, зашвырнула телефон в открытое окно. Тот, кувыркнувшись, мягко шлёпнулся в заросли малины.
  "Всё, хватит! - Женька яростно принялась тереть оконное стекло. - Чёртовы вампиры! Не успокоятся, пока меня не доконают! Ни знать, ни видеть никого не желаю!"
  Выплёскивая злость, она носилась по дому, словно не с помелом, а на помеле: помыть, постирать, вытряхнуть, протереть, смести паутину... Заодно ревизовала имущество. Да, в общем-то всё в наличии: плошки-мебелюшки - жить можно. Тарлыковская неплохо следила за домом. Даже три года сиротства не доконали его...
  Прихватив метёлки и вёдра, Женька спустилась вниз, в цокольный этаж, где с арочными окошками под потолком и громоздкой антуражной печкой-швейцаркой гудела закипавшим чайником кухня. Чайник грелся на обычной газовой плите, а печку в свое время тётя Феня, видать, не стала ломать, поскольку работы эти уж больно грязные: замучаешься потом дом отмывать да ремонт делать. Двери из кухни вели в кладовку, в санузел с симпатичной медной ванной на львиных лапах, со ступеньками наверх - на террасу, и в подвал. Подвальная замыкалась на засов и большой амбарный замок. Женька ещё по приезде попыталась подобрать к нему ключ. Подходящего во вручённой ей связке не нашлось.
  - Мария Ивановна! - окликнула она тогда свою проводницу, сдающую ей хозяйство. - Ключ не найду...
  - Да неужто? Должон быть...
  - Так нету.
  - А раз нету, стал быть и не было. Что получила на сбережение, то и сдала - в полном порядке и неприкосновенности, - она махнула рукой. - Да на кой он тебе сдался, этот подвал? Самосвал картошки что ли у ворот разгружается?
  - В общем-то...
  - Ну и бес с ним! Пошли лучше двор тебе покажу... И зови меня баб Маней. А то, как учительницу, ей-богу, по отчеству... Да не привыкла я к такому величанию...
  Ну нет, так нет, - подумала она тогда. Потом, может, слесаря вызовет, замок перевесит. Если... Если, конечно, решит остаться здесь...
  
  Женька допила кофе и потянулась. Вчерашняя злость на подставу со стороны отца успешно рассеялась уже к вечеру. А утром и раскаяние подоспело. Отцу всё-таки надо перезвонить. Небось Вовчик не будет около него сидеть вечно... Отставив цветастую чашку, она вздохнула и полезла в малинник на поиски.
  Телефон был вскоре найден. А вместе с ним - узкая давно нехоженая тропка, приведшая изыскательницу к покосившемуся штакетнику на задах. Женька с трудом сдвинула заросшую бурьяном калитку и замерла от восторга: извилистая тропинка, путаясь меж зарослями шиповника сбегала от калитки прямо к реке. К уединённому пяточку песчаного пляжа. От незваных гостей его прятал с обеих сторон густой ивняк.
  - Мой личный, домашний пляж! - прошептала Женька, вытаращив глаза.
  Стоптав с ног кроссовки, она ринулась вприпрыжку к воде. Босые ноги утонули в горячем песке. Мелкая рябь прозрачной по-весеннему воды лизнула пальцы. Женька тихонько засмеялась, стащила одежду и, разбежавшись, обрушилась в холодную, до ломоты в костях, воду. У неё перехватило дыхание от ледяных объятий реки, но ненадолго. Широко загребая руками, чтобы разогнать кровь, поплыла к песчаной отмели.
  Её белый, искрящийся песок обжигал, словно в середине лета. Упав на него грудью, Женька подгребла под бока сыпучую благодать, подставила спину солнцу. Прижавшись щекой, рассматривала вблизи разноцветные песчинки, вспархивающие от её дыхания. Потом перевернулась на спину и улыбнулась безупречно голубому небу:
  - Я в раю? - прошептала она.
  
  * * *
  
  Директорша риэлторского агентства оказалась дамой видной. В том смысле, что издалека. Высокой, худой, жилистой, с жёлчным, прагматичным лицом и стильной стрижкой. Золотом она была увешана, как ацтекский жрец.
  - Вообще-то, - встретила она следователя строго, - из полиции к нам уже приходили и со всеми беседовали. Вряд ли мы сможем сообщить вам что-то новое.
  - Видите ли, - Марамыжиков попытался скрыть под официозной вежливостью некоторое смущение: строгая дама очень уж напомнила ему суровые школьные годы и завучку, которую все без исключения дети боялись, словно чумы. - Это было предварительное дознание. Теперь дело отдано в производство мне, и я обязан опросить лично всех фигурантов...
  - Ну что ж, - директорша поджала губы, - если обязан... Повторюсь: видела я его последний раз в прошлую пятницу, в офисе. По словам родителей, вечером, после работы, он домой не приходил. И не ночевал. Они, правда, не забеспокоились - парень-то взрослый, да и с девушкой встречался... Хватились на следующий день. Потому как в субботу у него должен был состояться показ квартиры, на который он не явился. Мне позвонил с жалобой клиент. Я стала его разыскивать, телефон не отвечал. Позвонила родителям, те всполошились. Заявление у них приняли только в понедельник. По закону какое-то время, что ли, должно пройти с момента исчезновения... Вот, собственно, и всё. Вопросы?
  - А... квартира, показ которой должен был состояться в субботу, случайно не на Заовражной находилась?
  - Нет, насколько мне известно. На Заовражную вообще редко мы водим смотрителей.
  - Вот как? - Гришка попытался изобразить искреннюю заинтересованность.
  Директорша глянула на него как-то странно:
  - Вы не местный?
  Марамыжиков покачал головой:
  - Нет, распределился сюда после следственной школы. Я вообще-то из...
  - Понятно. Заовражная - не самый презентабельный район Старого города. Собственно, весь Старый город не перспективен в коммерческом плане. Если только для любителей антиквариата. Но да сколько их... Разруха, запустение, старухи и дома допотопного периода, слабо развитая инфраструктура. Вот и нет покупателей. Мы, конечно, стараемся распределить между сотрудниками перспективные и неперспективные районы, чтобы всем дать равные возможности заработать. За Забедняевым была закреплена Заовражная, да...
  - В том числе дом номер пять?
  - Ну, - недовольно скривила тонкие губы бизнес-леди, - если он значился в продаже, то естественно... - она пощелкала кнопкой мыши, глядя в экран монитора: - Владелец Чернодед В. П., заявок на просмотр за весь период продажи - то есть за год - не поступало.
  - Вы знаете, - следователь доверительно понизил голос, будто по секрету лучшему другу сообщал, - этот гражданин Чернодед В. П., как выяснилось, торговал наркотиками...
  Женщина оказалась непробиваема. Она недоумённо вскинула брови и нетерпеливо посмотрела на часы:
  - Какое мне до этого дело? Обязанность риэлторской компании интересоваться документами на жильё, а не биографией его хозяина. Разве нет?
  - Конечно, конечно. Безусловно! Выходит, то, что он убит, вы тоже не в курсе?
  Собеседница откинулась на спинку кожаного кресла и скрестила руки на дорогой шёлковой блузке в том месте, где у женщин обычно бывает грудь.
  - Слышала, - процедила она. - И что? Намекаете, что это сделал мой сотрудник, разочаровавшись в возможности продать Чернодедову развалюху?
  Марамыжиков натянуто улыбнулся шутке:
  - Ну что вы! Я просто хотел спросить: не кажется ли вам странным, что эти два события - столь редкие в нашем тихом городе - убийство одного и исчезновение другого человека, произошли одновременно? Можно сказать, в один день? - Спросить у МЕНЯ? - медленно и угрожающе произнесла директорша. - С какой стати? Под гнётом тяжёлого, недоумённо-презрительного взгляда Марамыжиков почувствовал себя круглым дураком. - Просто... ваше мнение... - проблеял он. - Я, молодой человек, детективами не увлекаюсь, не читаю их и не смотрю. И в данном случае строить дилетантские догадки на пустом месте не считаю правильным. Это ваше дело - разобраться по существу произошедшего. У вас всё? - Да, извините, - Гришка вылез из-за стола заседаний побитой собакой. Чёртова баба. - Можно последний вопрос? - обернулся от двери. - Как звали девушку, с которой встречался Забедняев? - Я личной жизнью своих сотрудников не интересуюсь, - отрезала хозяйка кабинета. ... С этими самыми сотрудниками следователю тоже не очень повезло. Из оставшихся после пропажи Забедняева троих - двое были на выезде. В офисе скучала девица, похожая на встрёпанного ежа. - Анфиса Пална? - представитель закона сверился со списком. Девица подтвердила, попросила называть её просто по имени и оказалась совсем не против побеседовать. - Вы знаете, - заговорщически подмигнула она, - у меня сейчас как раз обеденный перерыв. Может, перекусим где? Марамыжиков вяло поддержал. Он совсем не любил тратить денег на девушек, с которыми не планировалось более тесное знакомство ближайшей ночью. Девчонка провела расчёской по розовому ёжику на голове и бойко понеслась в развевающемся плаще вдоль облезлого коридора Дома быта впереди следователя. На бегу стрекотала она без умолку. "Надеюсь, - мрачно думал Гришка, безрезультатно пытаясь вычленить из её болтовни полезное зерно, - я не зря потрачусь на прокорм этой свиристелки". - Какой ужас! - девчонка неслась вполоборота к нему в известном ей направлении. - Куда мог деться Виталик - ума не приложу! Так загадочно, так необычно! А ведь в пятницу что-то такое витало в воздухе, что-то было... А! Зеркало разбилось! Или нет... Это в марте. А в этот раз меня терзало нехорошее предчувствие. Я как глянула на него тогда, а у него, представляете - будто печать обречённости на лице. Ну, как в "Герое нашего времени", помните? У этого, как его... В "Фаталисте"... Которого пьяный казак саблей зарубил, а перед тем он стрелялся, но не застрелился, а печать на лице уже обозначилась...
  - Вулич.
  - Да, точно! Надо же, как не повезло... Такое будущее впереди маячило, такой фарт в руки шёл. Это я про Виталика. Удалось ему прикормить судьбу, парень-то был не промах... И вот те на! Душа, видать, не вынесла насилия над собой! А я ему говорила! Я предупреждала - все эти расчёты... Не должно, не должно так быть в жизни человека! Только любовь и добрая воля!..
  Марамыжиков протиснулся следом за ней сквозь стеклянные двери кафе и уселся за столик. Анфиса Пална плюхнулась напротив.
  - Нам, пожалуйста, комплексный...
  Официант откланялся.
  - Подождите, Анфиса, - следователь попытался ухватить нить мелькнувшего смысла в общем потоке трескучей болтовни. - Какая любовь? Какой расчёт? Вы о девушке, с которой Забедняев встречался?
  - Ну, как встречался... - губки девушки надулись. - Она за ним бегала, на шею ему вешалась, прилипала. Ему это, конечно, было не в радость, он долго метался и сомневался, я думаю. Он такой человек, знаете... Но потом ошибочно решил, что благополучная жизнь важнее любви. Это была ошибка! Ужасная ошибка. И когда он это осознал, когда понял, что не сможет с ней, не сможет обманывать себя, то сбежал...
  - Чего? - опешил следователь. - От кого?
  - Да от прилипалы этой, конечно! От кого ж ещё?
  - Вы знаете, с кем он встречался?
  - Конечно! Все это знают! С дочкой главы...
  Чёрт. Только этого не хватало.
  - Он дорабатывал у нас буквально последние дни. Ему и место в администрации было уже готово стартовое - начальника комитета по муниципальному имуществу. И представляете - всё бросил! Вот это решимость, вот это сила духа! Для мужчин, конечно, это подвиг. Женщины - они другие. Я бы никогда даже помыслить в вопросах брака не смогла бы на тему расчёта! Я бы...
  - Послушайте, в пятницу он вам не говорил ничего такого, что в свете последних событий могло что-то значить?
  - Конечно! - она будто ждала этого вопроса. - Говорил! Только не мне... - она возвела очи долу, подняла указательный палец и замерла так на несколько мгновений, припоминая. - Он по телефону разговаривал, вышел в коридор. Но я как раз мыла в туалете чайные чашки и некоторые фразы расслышала. Он что-то упомянул про Заовражную... Потом типа: "хорошо, вечером буду"... Потом типа: "обсудим"...
  - Может, с невестой говорил?
  Анфиска фыркнула:
  - Невеста... Он не мог с ней договариваться о встрече в пятницу вечером, потому что она была в отъезде.
  - Откуда вам известно?
  - Да все знают! - возмутилась сплетница такой неосведомлённости следственных органов. - Она каждую пятницу на все выходные уезжает в область по бутикам шопиться. Говорят, выпендрёжница эта никогда не надевает дважды один и тот же наряд! Вот! Наряжается! Чем ещё мужиков очаровывать - сама-то дура и внешность у неё, как у скакового коня... Бедный Виталик... Хорошо, что он вовремя одумался.
  Должно быть, подумал Марамыжкин, хлебая суп комплексного обеда, дочка главы была не единственной прилипалой в жизни володарьевского донжуана. Кое-кто тоже был не прочь повисеть на его многострадальной шее. Истоки версии про бегство от нелюбимой невесты видны невооружённым глазом. Да уж... Это, конечно, весьма романтичное предположение, но, увы, маловероятное. Гришка бы уж точно не сбежал. Напротив, судьбу до конца жизни благодарил бы за такой подарок! Если бы в его случае он был возможен.
  Марамыжиков вполне отдавал себе отчёт в том, что его карьерный путь вряд ли когда будет пролегать через постель дочери или жены влиятельных мира сего. Не одарила его природа лощёной внешностью и способностью очаровывать женщин. Приходится брести через тернии...
  - Значит, Заовражная... - вслух подумал он.
  Анфиса сделала круглые глаза и в ужасе прикрыла рот ладошкой:
  - Вы полагаете? Думаете, здесь всё же замешаны они?
  - Кто? - заговорщически склонился Марамыжиков к юной риэлторше.
  Она тоже склонилась - лицо к лицу:
  - Тёмные силы, конечно!
  - Безусловно, - свистящим шёпотом подтвердил Гришка. - Не исключаю, что он мог быть похищен инопланетянами... Зелёными такими, знаете? С антенками...
  Девушка какое-то время смотрела ему в глаза, потом откинулась на спинку стула;
  - Издеваетесь?
  А она ничего, хоть и дурочка с ёжиком. Попка круглая, губки пухлые...
  - Может, - Гришка покрутил в руке вилку, - встретимся сегодня вечером?
  На её простоватом лице неожиданно проступило настороженно-оценивающее выражение:
  - Зачем?
  - Вы расскажете мне легенды и мифы Заовражной. Я, видите ли, не местный...
  - Ммм... - понимающе мыкнула собеседница, сунув в рот последний кусок котлеты. Потом торопливо глотнула сок и засобиралась: - Сходите лучше в библиотеку. О! Нет - лучше в краеведческий музей. Там и легенды, и мифы, и статистика по Заовражной...
  "Овца", - подумал Гришка, приветливо улыбаясь ей вослед.
  "Козёл", - подумала Анфиса Павловна, помахав ему от двери пальчиками.
  
  * * *
  
  Женька поставила на плиту чайник и распахнула тщательно вымытый и вполне себе рабочий пузатый "Орск". Холодильниковая лампочка радостно вспыхнула на боках эмалированной миски с пирожками баб Мани.
  Ассортимент энтузиазма не вызвал. Трёхдневная пирожковая монодиета уже порядком утомила. Как не любила Женька печёное, но всему есть предел. Нет предела только Тырлыковскому пирожковому конвейеру. Который, правда, был весьма удобен все эти дни генеральной уборки - не надо было отвлекаться на готовку и походы по магазинам. Но теперь, пожалуй, время пришло...
  Наскоро запив пирожок кофе и подхватив корзинку, Женька распахнула входную дверь...
  - Ой!
  В дверном проёме, как в раме, вся в импрессионистской свето-тени стояла высокая элегантная старуха. На ней очень органично смотрелась соломенная шляпка-канотье, на затылке благородно опирающаяся на узел седых волос.
  - Я вас напугала? - строго осведомилась гостья. - Простите, ради бога. Меня зовут Спржельская Дина Владимировна, я живу по соседству, вон в том доме, наискосок. Видите, под красной крышей?..
  -Д-да, - опомнилась Женька, - очень приятно.
  - Вот, - тонкие брови приподнялись недоумённо-вопросильно, она сделала паузу, словно чего-то ожидая от хозяйки. - Зашла к вам по-соседски. Мы с Феодорой Яковлевной были весьма дружны...
  - О, простите, - спохватилась наконец хозяйка, - может, чаю? Проходите, - она прикрыла дверь за спиной соседки, - меня Женей зовут.
  - А я знаю, дорогая. Ваша тётя рассказывала...
  - Вот как, - Женька быстро вскипятила ещё не остывший чайник, - честно говоря, не знаю что она могла рассказывать... Мы ведь были едва знакомы... Дальнее родство, знаете ли...
  Дина Владимировна понимающе покивала и коснулась губами края чашки. Манеры её были на высоте. Женька поймала себя на том, что залюбовалась на этот невероятный персонаж, забредший на её кухню будто из другой эпохи. Потом опомнилась и метнулась к холодильнику за пирожками.
  - Вот, не совсем ещё обжилась... Вы уже извините, у меня и к чаю подать нечего.
  - Ну что вы, Евгения, - тонко улыбнулся персонаж. - Это я виновата, что пришла с пустыми руками, да на чай напросилась. Вы ведь уходили как раз?
  - Ничего срочного, не переживайте. Просто хотела за продуктами сбегать. Мария Ивановна говорит, недалеко есть небольшой рынок...
  - Да, действительно. Спуститесь по улице, потом свернёте налево и - до конца. Пойдёмте, я провожу вас немного, мне по пути.
  Они шли по извилистой и невероятно живописной Заовражной, и Женька глазела по сторонам с открытым ртом.
  - Красиво, не правда ли? - Дина Владимировна плыла подле походкой отставной балерины, и рядом с её элегантным образом Женька казалась себе вахлаком. - Жаль, люди разъезжаются, дома пустеют... Таких местечек всё меньше в Старом городе. Дома, созданные профессиональными архитекторами, идут на слом или же перестраиваются в безликие коробки. Прекрасные старинные фасады обивают жутким сайдингом, перекраивают окна, переделывают крыши, пристраивают нелепые, безобразные аппендиксы, ставят глухие сайдинговые же заборы... Боже мой, эта вакхалия безвкусицы не имеет границ, - было видно, что женщина говорит о давно наболевшем. - Некоторые улицы, моя дорогая, я давно обхожу стороной - сердце кровью обливается смотреть на уродцев, что некогда были прекрасными домами...
  - Как же я вас понимаю! - поддержала Женя. - Мне тоже жаль прошлой красоты. Она уходит, а новая пока не торопится нарождаться...
  Провожатая посмотрела на неё внимательно:
  - Вам нравится здесь?
  - Очень! - ничуть не покривив душой, горячо заверила она собеседницу.
  Та удовлетворённо кивнула:
  - Вы уж простите меня, Евгения, может, я лезу не в своё дело, но... каковы ваши планы относительно дома Феодоры?
  Женька задумалась:
  - Трудно сказать... Я ведь только приехала... И решение о приезде было принято так внезапно, что... Возвращаться мне, правда, некуда. Но и здесь пока я жизнь свою не вижу... Вот осмотрюсь немного...
  - Да-да, - раздумчиво покивала спутница, - всё так... Ну что ж, дорогая, здесь я вас, пожалуй, покину, - она остановилась через четыре дома от Женькиного. - Вы заходите ко мне. В любое время. Буду рада. Да! - окликнула она уже было отошедшую Женьку. - Чуть не забыла. У Феодоры был прекрасный куст чайных роз. Она очень просила за ним ухаживать. Я немного присматривала в эти годы, чтобы в шиповник не переросли. Да на зиму закрывала, чтобы не помёрзли... Думаю, его надо рассадить. Вы уж займитесь этим, Женечка. Мне земляные работы уже не по силам.
  Женька вежливо улыбнулась и пошагала вниз по улице. Сначала медленно, а потом, под уклон, вприпрыжку, размахивая корзиной.
  
  ... Рынок представлял из себя пару длинных деревянных прилавков под навесом, на которых, тем не менее, весьма активно шумела, цвела и пестрела пока ещё не очень разнообразная по причине весны, но всё равно вкусная и ароматная жизнь.
  Женька походила вдоль прилавков, прицениваясь, и получая от этого почему-то огромное удовольствие. Как, впрочем, и от покупок. Корзину уже оттягивали баночка свежего каймака с коричневой топлёной пенкой, пучки зелени, десяток домашних яиц и килограмм картошки. На этом, помятуя об ограниченности в средствах, она уже планировала закругляться - надо ведь ещё и в магазин за бакалеей! - но зависла у лотка с яркой клубникой.
  - Конешно, - говорил квадратный хмурый дядька, любовно переставляя пластиковые коробочки с ягодами, - конешно, теплична ще. Зато своя - ягодка до ягодки...
  - Я бы на вашем месте, - раздался за спиной готовой сдаться покупательницы голос, - не доверял этого куркулю. Он клубнику в сетевых магазинах скупает, а здесь гонит, как "свою". Только дороже...
  Женька обернулась. Парень как парень - руки в карманах шорт, выцветшая футболка с жёлтыми миньонами и хитрые, прищуренные глаза.
  - А ты докажи! - вызверился торговец.
  - Я сам тебя застукал вчера, огородник!
  - Брэшэшь!
  - Собака твоя брэшэ! - обиделся парень.
  - Да хто це такой? - возмутился дядька с клубникой. - Граждане, откуда вин взявся? А ну вали отсудава, хмырь, пока в нос не схлопотал! Неча народ в заблужденья вводить!..
  Женька решила не дожидаться развязки и бочком протиснулась сквозь привлечённый склокой народ. В конце-концов, попыталась она оправдать свою гражданскую несознательность-невмешательность, у меня в корзине яйца - вещь хрупкая и посему страдает первой в процессе правдоискательства.
  Парень её догнал, когда она уже сворачивала на Заовражную.
  - Привет! - он зашагал рядом. - Как-то не особо знакомство наше прошло, - он смущённо поскрёб щетину на щеке.
  - Бывает, - осторожно заметила Женя, покосившись на спутника.
  - А с другой стороны - я вас всё-таки спас!
  - От чего?
  - От торжества базарного жулика. Если бы не я - был бы у него сейчас повод для радости, что обдурил ещё одну, э.... несведущего покупателя. Знаете, Женя...
  - Вам известно моё имя? - Женька остановилась, удивлённо воззрившись на непрошенного спасителя.
  - А? Да, конечно. Я ваш сосед. Почти, - он махнул рукой вверх по улице. - Живу сразу за пирожковым заводом мадам Тырлыковской. Вы уже имели честь с ним познакомиться?
  Женька хмыкнула.
  - Я - Артём, - он протянул сразу обе руки: одну - для пожатия, другую - за корзиной. Соседка возражать не стала - избавиться от тяжести, да ещё при подъёме в горку, было сущим облегчением.
  - Я рада, правда, - улыбнулась она помощнику. - А то мне уж стало казаться, что Заовражная - этакая вотчина одиноких старух и их воспоминаний об уездных балах...
  Артём засмеялся:
  - Вы, я вижу, успели уже пообщаться с Диной Владимировной? Вряд ли кто-то, кроме неё, похож на завсегдатаев каких бы то ни было балов... Но! Старушки все милые и очень - порой даже чересчур! - заботливые.
  - Я заметила! - тоже рассмеялась Женя. - Без их бдительного присмотра, думаю, на этой улице и комар не чихнёт!
  - Вы не представляете, насколько правы, - подмигнул новый знакомый. - Вот, кстати, одна из них. Прелюбопытный экземпляр. Мимо неё уж точно не чихнёт...
  Старушка в белой панамке и цветастом ситцевом халате рыхлила тяпкой проклюнувшиеся в палисаднике кабачки.
  - С базаря? - осведомилась она.
  - Доброе утро, баб Зин, - раскланялся Артём. - Это Женя, тёти Фени племянница. Будет теперь жить в её доме...
  Белая панамка подозрительно уставилась на них.
  - Слыхали? - обратилась она большей частью к девушке. - У нас тут Василия Пантелеича из пятого дома убили. А нынче следователь приходил и парнишку искал, что дом Пантелеичин продавал. Как же его, беса?.. Рэлторов фамилия его, кажись...
  Объявив новость, огородница потеряла к молодым людям интерес и вернулась к тяпанью.
  - Однако, - покачала головой Женька. - У вас тут, оказывается, не так идиллически, как кажется на первый взгляд...
  - Вас это беспокоит? - рассеянно спросил Артём, о чем-то раздумывая.
  - Беспокоит ли, что по соседству людей убивают? - возмутилась Женька. - Конечно, беспокоит! Вдруг завтра до меня очередь дойдёт!
  Артём глянул на неё искоса, быстро, но Женька взгляд этот заметила.
  - И потом, - продолжила она, - вы поторопились обнадёжить баб Зину, будто я здесь поселюсь. Я, собственно, приехала дом продавать. Появился покупатель. Вот только не могу до риэлтора дозвониться...
  - Который пропал?
  - Что? А, вы об этом... Вряд ли, наверное, возможно такое совпадение... - Женька неуверенно посмотрела на собеседника. - Или?..
  - Зачем гадать? - пожал он плечами. - Если хотите, можем сегодня сгонять в агентство. Оно у нас одно, в Новом городе. Там всё и узнаете. Я вас с удовольствием подвезу.
  - Правда? - обрадовалась Женька. - А я с удовольствием воспользуюсь вашей помощью. Если вас она, конечно, не обременит...
  - Меня-то нет, - Артём остановился и, прищурившись, посмотрел вдоль улицы. - Вопрос - сможете ли вы?
  Его новообретённая соседка удивилась:
  - Почему вопрос?
  - Потому что к вам гости, как я понимаю...
  Женька проследила за его взглядом и увидела у калитки дома переминающуюся фигуру с двумя огромными чемоданами. Её долговязая, сутулая стать, облачённая в тёплую куртку, была до боли знакома...
  Женькина улыбка погасла.
  - Это отец, - сказала она уныло. - Ладно, Артём, я пойду. Но поездка наша, если не возражаете, в силе.
  - Хорошо, - они дошли вместе до обросшего плющом забора. - Я заеду через пару часов...
  - Привет, пап. Чего ты тут делаешь?
  - Вот она - радостная встреча родного отца, - надулся родитель. - Собственно, чего я ожидал? Может быть, благодарности за свой отцовский труд? Мало-мальской привязанности за бессонные ночи детских болезней? Может быть, за... - он замялся, припоминая свои заслуги и побагровел лицом - то ли от жары, то ли от бесплодных усилий.
  - Ладно, - сжалилась неблагодарная дочь, - проходи... - Она отперла калитку и подхватила один из чемоданов: - Кирпичи ты в них возишь что ли?
  Отец, не ответив, гордо продефилировал в дом.
  Накормив его тырлыковскими пирожками с чаем и препроводив в одну из комнат при гостиной, Женька предложила располагаться. И, не удержавшись, задала провокационный вопрос:
  - Ты... надолго?
  - Уже мешаю? - отец, продолжая изображать короля Лира, возмущённо-обиженно уставился в стену. - Вообще-то собирался у тебя пожить. Мне, как писателю, необходима смена обстановки, свежий воздух, вдохновляющие пейзажи - ну, да тебе вряд ли понять... Вот я и подумал, сдура ума, раз родная дочь блаженствует в собственной усадьбе, старый отец не помешает, если займёт уголок.
  - Пап! Я ж приехала продавать дом! Может, уже завтра явится покупатель и мы будем вынуждены съехать!
  Отец надулся ещё сильнее и ещё яростнее принялся сверлить стену взглядом.
  - Вот как раз сейчас я и собиралась ехать в риэлторскую контору, всё разузнать...
  Взгляд со стены переполз на дочь:
  - Раз так уж необходимо ехать, что ж... Тогда, Мисюсь, купи заодно по дороге пару упаковок бумаги, коробку простых карандашей, побольше чаю и сигарет. Ещё сливочного масла и чёрного хлеба. Ты же знаешь мои скромные запросы. И обрати внимание - постель у меня не постелена! Я что, по-твоему, тулупом должен укрываться? Ты б меня сразу на сеновал отвела, чего уж там... Да и комнатка эта, конечно, темновата... Этот плющ за окном... Ты б его скосила, что ли - весь свет загораживает... И...
  Женька поспешила скрыться:
  - Хорошо, хорошо, я всё поняла. Всё куплю. А ты сними, пожалуйста, куртку, наконец! Как можно - в тридцатиградусную жару...
  
  * * *
  Анфиска, подперев стриженую голову кулачками, с томной грустью пялилась в монитор. Предметом её тяжких вздохов были фотки Виталика Забедняева из соцсетей. Он имел счастье обладать слащаво-канонической внешностью - именно таких красавцев с бритой грудью и осовелым взглядом размещают на обложках любовных романов. Ах, до чего хорош! Вот он в Тайланде на пляже, вот - на слоне... Здесь - в модном офисном костюме с брючками в облипку... А здесь - в ресторане... в обнимку... с этой... выдрой!
  Поклонница Виталиковой харизмы яростно щёлкнула по красному крестику, сворачивая нафиг страницу.
  "Не буду больше о нём думать!"
  Анфиска принялась сердито перекладывать с места на место бумаги на столе. Даже попыталась вчитаться в одну из них, но... Отравленное влюблённостью сознание слушаться не хотело - и думало самостоятельно, без высокого соизволения хозяйки.
  "Что же с ним случилось? Что с ним случилось?" - стучалось в голове безостановочно. Прошла уже неделя - ни слуху, ни духу...
  Следователь этот - хорёк рыжий - Анфиса сморщила нос, связывает его исчезновение с убийством на Заовражной. Начальница так уж бушевала в день посещения полицейского, возмущалась, что покою от этих "органов правоохренительных" нет: ходят, мол, друг за другом по одной траектории, придумывают свои версии дурацкие - им не найти, им лишь бы дело на кого-нибудь повесить! "Не удивлюсь, - раздражённо вещала она, громко хлопая дверцами шкафа с документами, - если завтра нас всех тут загребут под одну гребёнку!"
  Может, она и права. А, может, прав следователь, и Виталик как-то связан с убийством Чернодеда? Ну, предположим, приехал он к нему по продаже... Мало ли, что официально просмотр не оформлен - может, клиент после рабочего дня позвонил, лично риэлтору? Задним числом оформил бы потом - впервой что ли...
  Так вот, поехал он к нему и стал, скажем, свидетелем убийства. И его, как свидетеля... Ой, мамочки!
  Анфиска затрясла головой, прогоняя страшные мысли. Нет, предположим, приехал он на Заовражную и...
  Приехал... Приехал, приехал... Вот! Знаковое слово - приехал!
  - Ираида Константиновна! - Анфиса просунула голову к начальнице в кабинет. - Следователь, что приходил последний раз, не оставил вам телефон?
  - Тебе зачем? - подозрительно осведомилась та.
  - Да он... зонтик свой забыл! Хотела позвонить ему, успокоить, что вещь у нас. Человек, наверное, с ног сбился.
  - Зонтик? - озадачилась бизнесдама. И было чему: в тех местах, где благоденствовал богоспасаемый Володарьевск, зонтик летом понадобиться мог разве что от солнца. Представив рыжего следователя прогуливающимся по раскалённым улицам с подобным аксессуаром над головой, Ираида Константиновна злорадно улыбнулась и подвинула подчинённой визитку. - Ну возьми, раз зонтик...
  
  С визиткой и телефоном Анфиса заперлась в туалете.
  - Григорий Александрович? Здрасте. Это Шелекета Анфиса... Да... Скажите... Нет, не по поводу сказок и легенд... нет... Скажите, а машина Виталика тоже пропала? Родители?... Ага... Подали заявление... Объявили в розыск?.. Нет, я не повторяю, как эхо... Да нет, просто... Не зачем мне... Да не зачем мне машина! Подумала, вдруг вы не догадались...
  Стоически выслушав несколько язвительных замечаний в свой адрес, Анфиса попрощалась.
  - Козёл и есть, - подытожила она, глядя на погасший экран смартфона.
  
  На Заовражной было уже сумеречно, хотя солнце только-только начало заваливаться за охристые крыши домов. Анфиска поднималась по улице, настороженно озираясь. Вот бабка в белой панамке копается в палисаднике... А вот и дом номер пять...
  Анфиска, не сбавляя шаг, прошла мимо, мазнув взглядом по полицейской бумажке на двери. Обернулась через плечо осторожно - блин! - эта бабка тут до ночи толктись собралась? Пришлось подняться до конца улицы, свернуть на соседнюю, дать круг, чтобы вновь выйти внизу Заовражной. И медленно, прижимаясь к заборам, прячась в густеющей тени, красться, высматривая досадную помеху в виде белой панамки.
  Внутри сладко щекотало от участия в опасном и захватывающем приключении.
  Бабка была на месте. Но когда Анфиса уже было принялась на чём свет стоит костерить досужих старух, устраиваясь поудобнее за широким стволом вяза, белая панамка, на прощанье внимательно оглядев улицу, скрылась в калитке.
  Что теперь?
  Дверь дома номер пять опечатана, ворота наверняка заперты... Не лезть же через забор! Любой может её увидеть за этим сомнительным занятием...
  Короткими перебежками она ещё немного приблизилась к нужному дому. Ага... Соседний с ним - явно заброшен: закрытые ставни, неприглядный вид, бурьян у калитки... Калитка, впрочем, была заперта. Зато штакетник - не идеален. Легко сняв одну из штакетин с нижнего гвоздя и отодвинув в сторону, искательница приключений просочилась во двор. Из двора заброшенного дома ей уж точно никто не помешает штурмовать забор - хоть сто раз туда-обратно перелезь.
  Так... Она отряхнула штаны и двинулась по заросшему двору в обход дома.
  Под ногами хрустела крошка битого кирпича, шнурки кроссовок облепили репьи. Анфиса зашипела, споткнувшись о врытую в землю железяку, и ойкнула, подвернув ногу на ржавой консервной банке. Всё же, не без проблем, она обогнула угол дома и прямиком двинулась на штурм разделяющего участки забора.
  Вдруг зацепившееся за что-то боковое зрение заставило её повернуть голову к высоким, глухим въездным воротам. Оттуда ей, поймав прощальный луч заходящего солнца, мигнул Виталиковый "хёндай".
  Анфиска, затаив дыхание, двинулась к машине.
  "Нашла! Нашла! Я! Сама! Нашла!"
  От волнения пересохло в горле.
  Точно! Это его машина. Девушка подёргала запертые дверцы. Ладно... Надо выбираться отсюда. А потом пойти и умыть этого самодовольного следока...
  - Господи, спаси и помилуй мя...
  Анфиса вздрогнула и заозиралась, ища источник старческого, надтреснутого голоса. Звучал он глухо, будто из-под одеяла, но... всё равно... очень близко...
  - Помилуй мя, душегубца и лихоимца презренного, даруй прощенье свое...
  Откуда? Откуда? Анфиска заметалась, чувствуя, как паника захлёстывает её горячей волной. Душегубца?..
  - Даруй мне, - дребезжал голос где-то рядом, почти за спиной, - отпущение прегрешений еси, ох... Помилуй мя, отец небесный... Прими душу заблудшего сына твого...
  Заверещав резаной поросёй, незваная гостья кинулась бежать, не разбирая дороги, к спасительному лазу.
  - В руци твоя предаюсь... В руци твоя...
  * ______________________________
  Марамыжиков был не в духе.
  Сегодня он совершил непростительную глупость - позвонил Забедняевской невесте и попробовал договориться о встрече. Девица что-то мямлила в трубку невразумительное, ничего определённого так и не сообщив. Зато очень определённо выразилось Марамыжиковское начальство, призвав к вечеру подчинённого на ковёр.
  Глава, видимо, уже пожурил правоохранительные органы в лице их начальника, за излишнюю навязчивость сотрудников. Посему сотруднику и были немедленно объяснены несуразность и возмутительность подобного поведения с помощью многозначительных взглядов и многозначных выражений.
  Высеченный следователь плёлся по закатным улицам презренного Володарьевска домой. На душе было удивительно противно. Казалось, что из вязкого болота этого городка честолюбивому карьеристу не вырваться никогда. Что ж так не везёт-то? Кругом одна трясина - ухватиться не за что...
  В кармане загудел телефон. Гришка поморщился. Кто там ещё?
  - Г..григорий Алексан...рыч, - проблеяла трубка, - нужно увидеться...
  ... Когда Марамыжиков прогулочным шагом доплёлся, наконец, до условленного места - к парковому памятнику местному поэту - знакомое ему стриженное пугало уже переминалось на месте. Его испуганное лицо белело в темноте. И выглядело оно ещё более встрепанным, чем обычно, но без обычного задора. Необъятной ширины санкюлоты из дерюги обвисли мятыми парусами, а безразмерная футболка выделила худобу ссутулившихся плеч. Огромные кроссовки, увешанные репьями, выглядели клоунскими башмаками, а руки, которыми она себя судорожно обнимала, мелко вздрагивали. Наверное, от вечерней свежести...
  Марамыжиков не стал комментировать её состояние. Подошёл молча.
  - Я нашла его! - выпалила она, облизнув губы.
  - Смысл жизни?
  - Виталиков "хёндай"! Он в соседнем дворе, рядом с домом убитого.
  Гришка помолчал, засунув руки в карманы джинсов и покачавшись с пятки на носок.
  - Понятно. А что с лицом? За тобой черти гнались?
  Анфиска потёрла ладонью лоб:
  - Типа того...
  
  * * *
  
   Женьке не спалось. В открытое окно спальни бил прожектор полной луны. Шевелились тюлевые занавески, создавая на потолке, стенах, полу жутковатую фантасмагорию ползущих, колышащихся узоров... Видимо, под луну Женьку стали терзать тягостные мысли о нерешённых проблемах: ипотека... муж... квартира... дом... Что со всем этим делать? Жертва бессонницы страдальчески замычала, сползла с перекрученных от бесконечного ворочанья простыней и пошлёпала босыми ногами по тёплым деревянным половицам. В гостиной от луны было не спастись тем более. Многочисленные окна изливали белый свет в комнату так щедро, что, казалось, воздух в ней звенит от перенасыщенности космическим серебром. Женька потёрла пальцами виски и спустилась в кухню. Не зажигая света, попила воды. И сока из коробки. Зажевала кусочком сыра. И горбушкой, густо намазанной каймаком и посыпанной мелконарубленной зеленью. После, задумчиво обозрев нутро пузатого холодильника, Женька решила, что в её трапезе явно не достаёт горяченького... Приткнувшись с парящим бокалом молока и кульком печенек у стола, она, жмурясь, с наслаждением отхлебнула. Молоко было что надо: купила сегодня у соседей, на Заовражной. Надо было спуститься вниз по улице, к дому номер три, и нажать на беззвучную кнопку. Хозяйство держала странная, даже немного пугающая пара угрюмых глухонемых. Калитку открыл невысокого роста мужик с коричневым, навечно пропечённым солнцем лицом, оставившем на лбу и щеках глубокие складки. Женька протянула ему заранее подготовленную записку, деньги и корзинку с банками. Тот кивнул и скрылся во дворе. Через некоторое время заказ вынесла его жена - такая же мрачная, с той же печатью тяжёлого крестьянского труда на лице. Она молча отдала покупки и захлопнула тяжёлую калитку. Ощущение после этого похода за молоком осталось какое-то гнетущее. Женька даже помотала головой, стараясь прогнать его. Ведь Артём этих людей весьма рекомендовал! Он, конечно, сразу предупредил, что хозяева вряд ли могут показаться людьми приятными, зато продукты у них прекрасные, а хозяйка опрятна и добросовестна. Все их в округе знают и на базаре у сомнительных тёток не отовариваются.
  - И не тарабань в калитку, - назидательно напутствовал сосед, - всё равно не услышат. А жми кнопку - это не звуковой, а световой сигнал. Лампочки у них по всему дому и двору развешаны - заметят...
  После проведённого вместе дня как-то незаметно перешли на "ты". Чувство было такое, будто сто лет знакомы - чего уж жеманничать...
  Он заехал за ней, как и обещал, через пару часов. На мотоцикле. Женька с восторгом обошла по кругу рыкающего мускулистого "коня", чернолаково бликующего на солнце, оценила брутальную посадку всадника в шлеме.
  - Ну что, - сказал всадник сиплым томным голосом и посмотрел на неё воловьим взором совратителя юных дев, - джамп ин май ка, бэби...
  Женька хихикнула, натянула шлем и перекинула ногу через седло так естественно, будто поездка на байке не была для неё первой в жизни. Широкая "ямаха" мягко тронулась с места. Она осторожно лавировала по улочкам Старого города и, разогнавшись, неслась по проспекту нового. Женька хохотала и взвизгивала на особо круто закладываемых виражах и поворотах - не от страха, а от радости, которая билась, искрилась и пенилась в груди. Восторг распирал её и рвался наружу:
  - Как же хорошо! - прокричала она на мосту солнцу, ветру и несущейся внизу Волге.
  Раскинула руки, закрыла глаза - радость несла её на крыльях молодости и свободы...
   ---------------------------------------------------------
  
  ...В риэлторской конторе ничего сколь-нибудь существенного разузнать не удалось. Кроме того, что таки да - продажей её дома занимался пропавший сотрудник. Но ни о каких покупателях директор агентства не слышала.
  - Что же мне делать? - не особо заинтересованно осведомилась клиентка, всё ещё переживая мотополёт.
  Суровая директриса поджала губы:
  - Все дела по Заовражной сейчас переданы другому сотруднику. Держите с ним связь, - она пожала плечами. - Ну надо же - покупатель... На моей памяти, Евгения Дмитриевна, а я живу в Володарьевске всю жизнь и продажей домов занимаюсь лет двадцать, не яру не было продано ни одного объекта.
  - Вот как? А... - попыталась сконцентрироваться на разговоре наследница.
  - Ну что ж, - Артём торопливо поднялся, - спасибо, что уделили нам время. Можем попросить у вас координаты нового риэлтора?..
  
  - Как странно... - задумчиво протянула Женька, спускаясь с крыльца Дома быта.
  - Что странного?
  - Не могу объяснить... У меня какое-то странное ощущение с тех пор, как я сюда приехала. Знаешь... Будто в театре... Всё, вроде, так празднично-красиво: пасторальные пастушки, голубое небо, горы, сады, античные храмы, но... На самом деле - это всё нарисованные декорации к спектаклю! А за ними - грязь, пыль, паутина, пьяный монтёр и актёрская грызня за роли...
  Артём пожал плечами и рассмеялся:
  - Поэтому будь осторожна! Если захочешь меня поцеловать, трижды подумай - не превращусь ли я после поцелуя в пьяного монтёра...
  - Ага, - подхватила Женька, - а наши пасторальные старушки - в злобных горгон! Которые откармливают нас пирожками на... убой... - протянула она, в ужасе тараща глаза.
  - Но-но! Руки прочь от святого! Я имею в виду старушек, - Артём надел шлем, второй протянул пассажирке. - А вообще, Женечка, наше ярко-голубое небо - здесь я тебе чем хочешь побожусь - ничуть не декорация. За долгое лето ты ещё успеешь от него устать. Поехали, что ли?..
  - Куда?
  - Покажу тебе тот город, в котором ты собралась жить.
  - Жить?.. - мотоцикл взревел, заглушив слабые возражения.
   _______________________
  
  Опрометчиво данное обещание осталось не выполненным - горячий полдень совершенно не способствовал прогулкам. Немного пройдясь по шумной и пыльной центральной улице Старого города, неудавшиеся туристы поспешили укрыться в тени маленького кафе.
  - Это дом мукомола Шварца. Строился по проекту самого Шехтеля, - Артём нырнул в неглубокую арку, увлекая Женьку за собой, и вывел в маленький круглый дворик, заплетённый виноградом. - После революции здесь был Дом пионером. В девяностых пионеров, как водится, разогнали, и ценную недвижимость оккупировали какие-то паразиты на теле общества - то ли страховщики, то ли банкиры, то ли нотариусы... То ли те и другие вкупе. Сидят тут и поныне... А внизу - вот, моя любимая забегаловка.
  Они с облегчением плюхнулись за столик и попросили меню.
  - Пожалуй, - признался Артём, - я погорячился с экскурсией. Придётся отложить её до осени...
  - До осени?!
  - Ну, или хотя бы до вечера, - подмигнул он.
  - Чем ты занимаешься? - спросила Женька, уминая прохладную окрошку. - Судя по твоему транспорту - не бедствуешь. Такой моцик, должно быть, целое состояние стоит...
  - Приходи ко мне домой - увидишь...
  - Вот ещё! Так сказать нельзя?
  - Что я - враг себе? - возмутился искуситель. - Если расскажу сейчас, то чем заманю тебя в своё людоедское логово потом?
  - Ты... со мной заигрываешь, что ли? - Женька внимательно посмотрела на него поверх ложки.
  - Смешное слово, - хмыкнул Артём. - Ну да, заигрываю. Что бы это ни значило. Ты против?
  - Я тебе нравлюсь?
  Собеседник окинул её оценивающим взглядом:
  - Ничего так... Для нас, непритязательных колхозников, сойдёт. Тем более в сравнении с моими престарелыми соседками, ты явно выигрываешь по всем параметрам, - Артём вальяжно откинулся на спинку кресла и тут же взвыл, весьма ощутимо пнутый под столом чьей-то ногой в кроссовке.
  - Кстати, - сказал он, когда с кофе и десертом было покончено. - Вместо экскурсии по знойным улицам могу предложить уютную прогулку в тиши прохладных залов краеведческого музея. Вооон, видишь, через дорогу? Здесь ты сможешь получить сразу, так сказать, экстракт знаний и представлений о городе-герое Володарьевске.
  - А он город-герой? - ехидно осведомилась жертва самозваного просветителя.
  - Мог бы быть, - обиделся за статус родных пенат Артём. - Фрицы очень хотели его таковым сделать, но не сложилось. Им накостыляли на подходе. Собственно, это и спасло историческую застройку Старого города, коей мы с вами сегодня можем любоваться... Музей, между прочим, расположен в здании бывшей земской управы. Обрати внимание на кариатид...
  Звякнул колокольчик на дверях. В помещении и правда, после зноя улицы, оказалось прохладно и сумрачно. Женька оглядела круглый холл. Здесь пахло деревом панелей, бабушкиным сундуком и библиотекой - то есть пахло просто восхитительно! Прямо вверх уводила широкая мраморная лестница, увешанная пейзажами с волжскими закатами и конями на выпасе.
  Довольно слабые работы, - Женьку неумолимо повлекло к ступеням, - а вон та - да, повыше, акварелька - очень даже...
  - Ты куда? - шикнул на неё Артём. - Сначала - на кухню...
  - Куда-куда?
  - В святая святых, - он под локоток увлёк её в боковой коридорчик и решительно постучал в дверь с надписью: "Директор Ахцыгер Август Францевич".
  Не дожидаясь ответа, решительно вошёл, потянув за собой прицеп.
  - Ба! - воскликнул с преувеличенным восторгом лысоватый круглый дяденька, что-то поспешно пряча за стойку с бумагами. - Кого я вижу! - он подскочил на ноги и поручкался с гостем через старенький полированный стол. - Знакомь что ли с девушкой...
  Он промокнул клетчатым платком лоб и румяные щёки, шумно выдохнул. Воздух тут же ощутимо озонировался возбуждающе свежим винным духом.
  - Серафима Ниловна! - высунув голову за дверь, воззвал директор. - У меня гости. Ты уж, пожалуйста... Всё, как водится...
  Пока гости осваивали глубокие дермантиновые кресла-тяжеловесы, журнальный столик меж ними преображался со сказочной быстротой: Август Францевич позаботился о чайных чашках и рюмках, извлёк торжественно из-за стойки для бумаг слегка початую бутылку коньяка, а Серафима Ниловна, улыбчивая женщина в очках и кудряшках перманентной завивки, накрыла его блюдцами с нарезкой.
  - Обязательно, Женечка, попробуйте сало! - потчевал хозяин, не забывая наполнять рюмки. - Сам солил, своими руками! Ну как? А? Вот то-то же! Мёд, а не сало! Как? Секрет? Есть один маленький секрет - хорошим людям чего ж не открыть... Обязательно и всенепременно - солить сало надо в ящике из-под снарядов. Что вы смеётесь? Истинно вам говорю! У меня племянник со стороны жены - офицер, может достать в гарнизоне, если хорошим людям надо... Артём, достать? Женечка, ты кушай-кушай... Вон худенькая какая. И не пьёшь чего-то совсем. Давай капельку... Долью - только освежить! Только освежить...
  После третьей рюмки было принято неожиданное решение - взять Женьку на работу. Артём предложил, Женька поперхнулась, Август Францевич же, неуверенно пожалковав о кадровой заполненности, маленькой зарплате и необходимости всестороннего согласования подобного решения в администрации района - в итоге всё же сдался.
  - Приходите, Женечка, в понедельник, - напутствовал он грустно, - оформим вас и приступим, так сказать...
  - Вот видишь, - Артём был всемерно собою доволен, - как удачно мы зашли.
  Женька остановилась в тени перевести дух. Обратная дорога - в горку да по такому пеклу - оказалась далеко не столь же весёлой, как давешний полёт на крылатой "ямахе". Мотоцикл, ввиду потреблённого коньяка, пришлось оставить на стоянке, у кафе.
  - Мне почему-то кажется, - Женька посмотрела на него с подозрением, - что ты изначально с этой целью меня туда затащил...
  Благодетель ничуть не смутился:
  - Ну и что? Я знал, что у него есть декретное место. Дина Владимировна подсказала. Так что зря нам Францевич про "сверх штата" свистел. Пусть вообще спасибо скажет, что ему не блатную курицу туда пришлось посадить, а человека, разбирающегося в искусстве. Ты ведь разбираешься?
  - Послушай, - самоуверенное вмешательство в её жизнь несколько коробило, - я ведь говорила тебе, что ничего ещё не решено! Я не хочу пока обзаводиться здесь символами оседлой жизни!
  Артём усмехнулся:
  - Так ты уже обзавелась, нехочуха. Домом, на который, как выяснилось, нет никакого покупателя, работой, которая, мне сдаётся, подходит тебе гораздо больше, нежели прежняя, ну и... классным парнем, - он подмигнул ей и взял за руку...
   _______________________________________________
  
  Женька, сыпанула пригоршню печенек на блюдце, и, прихватив недопитый бокал с молоком, поднялась по скрипучим ступеням в гостиную. Что же это такое? Всё происходит так быстро... Слишком быстро... Не успеть ни понять, ни прочувствовать... Зачем Артём так гонит коней? Может, конечно, свойство характера... В первый же день знакомства... Неужели первый? С ума сойти... Чтобы достойно завершить его, надо бы ему сейчас появиться на пороге её дома и сделать предложение. Безумие какое-то...
  Она рассеянно остановилась у окна, отхлебнула молоко... По улице двигалась тень. Ну вот, накликала!
  Всмотревшись, Женька опешила и, открыв рот от изумления, проводила движущегося в ярком лунной свете... верблюда. Гордо покачивая, словно гусак, кудлатой головой, нагруженный огромными мешками, он неторопливо и важно переставлял длинные ноги. Под узду его вёл человек в полосатом восточном халате и тюрбане, намотанном вокруг худого бородатого лица. Человек повернул голову и посмотрел прямо на девушку в окне. Растерянно и устало. Потом отвернулся и продолжил путь.
  Печеньки, шурша, сыпались на пол...
  
   * *
  
  Сева, улыбнувшись, помахал рукой жене, выплясывающей посреди разгорячённой спиртным и танцами толпы гостей. Она послала ему воздушный поцелуй и с ещё большим энтузиазмом принялась выделывать коленца под залихватский ресторанный "тыгыдыц".
  Что ж, день рождения - грустный праздник. И хороший повод грусть эту слегка сгладить посиделками-поплясалками в кругу скучных родичей и весёлых друзей.
  Пирушка уже находилось в той стадии, когда даже серьёзные мужики, предпочитающие беседы о машинах и футболе в блаженной близости к накрытому столу, оказались втянуты в круг беснующихся танцоров. Они плясали без всякого смущения - так, как могли. И всем было весело - и тем, кто плясал, и тем, кто смотрел.
  Сева смотрел. Приходилось ограничивать себя в веселье и выпивке - завтра на работу. Он сидел за столом и лениво жевал холодец почти в одиночестве. Почти - потому что напротив тоже жевал и не предавался зажигательным пляскам ещё один человек, которого Сева ну никак не ожидал увидеть в числе гостей жены. Весь вечер гость этот взирал на Севу, как влюблённый на предмет воздыханий - отчего бы такое внимание?..
  Видимо, решившись, Кащук обошёл стол и подсел к следователю:
  - ЗдорОво! - неуверенно начал он, стараясь заглянуть собеседнику в лицо.
  - Виделись, - Сева доел холодец и потянулся за тарелочкой с маслинами.
  - Слушай, у тебя жена такая красивая, прям... Класс. Завидую тебе, братан...
  - Чего надо? - недружелюбно осведомился счастливый обладатель завидной жены, сплёвывая косточки в фужер для шампанского.
  Кащук нервно хмыкнул и постучал черенком вилки по столу:
  - Понятно... Ты, значит, тоже считаешь меня, как и дружок твой, этим, как его... убийцей...
  Сева, наконец, посмотрел на собеседника:
  - Ты как оказался за моим столом, убивец?
  - Так я, это... с Танькой, подружкой твоей жены. Мы с ней типа... встречаемся...
  - Типа встречаетесь... Прикольно.
  - Этот следак ваш... - Кащук зло посмотрел в тарелку с недоеденным салатом, - который дело ведёт. Я так понял, он преступника уже назначил. Спит, б, и видит, как меня закрыть! Никуда больше не роет и настоящего убийцу, походу, не ищет. Всё решено? Так, б? И риэлтора этого пропавшего тоже на меня повесит?..
  - Ты, братан, ничего не попутал? - Сева взял с фруктовой вазы яблоко и с хрустом его откусил. - Не заметил, где находишься? У меня выходной, праздник - не заметил? Чего ты лезешь ко мне со своими проблемами? Я даже дело твоё не веду. А вёл бы - тем более не стал бы с тобой его обсуждать.
  - Блин...ээ, слушай...
  - Всеволод Ильич.
  - Блин, Всеволод Ильич, я думал чисто по человечески перетрём... Я ж не просить чё... Я ж шарю, следак другой. Ты прости, слышь, не хотел праздник тебе портить. Но, б, уже не знаю что делать. Этот Марамыжиков меня не слышит и не слушает. А у меня, б, есть что сказать...
  - Вот ему и скажи.
  - Не буду я этому мудаку ничего говорить! Пошёл он! Ты прости, что я так о друге твоём, но он конкретный мудак! Сева, я тебе, слышь... Знаю я чего риэлтор у Чернодеда делал. Блин! Вот как на духу! Он ведь тоже теперь без вести, как говорится... Так что я никого не подставлю, если расскажу...
  Сева недовольно швырнул на свою тарелку яблочный огрызок. Обозрел с тоской ресторанное веселье... Вот прицепился, зараза.
   - Ладно, - он поднялся из-за стола, - пошли покурим.
  Кащук с готовностью подскочил.
  Они свернули за угол летней веранды, к урне, определяемой, как "Место для курения", и задымили.
  - Наша фирма, - начал подозреваемый с готовностью, - специализируется на подрядах по демонтажу всяких устаревших систем, заводов там, зданий, буровых установок... Она является дочерней организацией крупного объединения...
  - Я не понял, - Сева поморщился, - меня что, записали на курсы финансовой грамотности? Чего ты тут разливаешься соловьём, директор липовый? Знаю я всё про ваше "объединение", наводил Марамыжиков справки. Говори по-человечески, здесь все свои: есть, мол, один чел, который мухлюет с подрядами на разбор бывшего народного достояния. На этом бизнес свой и сколотил. А ты у него подвизаешься за три копейки, прикрываешь его задницу имитацией деятельности то одной, то другой псевдофирмочки. Так? Давай без лишнего жеманства...
  Кащук бросил недокуренную сигарету в урну.
  - Исходя из специфики вашей благородной деятельности, - Сева усмехнулся, - любому дураку становится ясно, что Забедняев, как без пяти минут зять главы района и, по совместительству, начальник комитета по муниципальному имуществу, был вам весьма интересен. Признавайся, господин директор, окучивали пацанчика?
  - Да ничего конкретного пока, - хмуро признался Кащук, - так, договорённости о будущем сотрудничестве. Я должен был встретиться с ним в пятницу вечером у Чернодеда, поговорить о наших делах.
  Сева удовлетворённо кивнул:
  - Как я и думал. И что же дальше?
  - Встречи не было...
  - Ну конечно...
  - Встречи не было! Я так и не смог до него дозвониться! Надо было сдвинуть время встречи на пару часов, не успевал я!.. Всю дорогу, пока ехал, звонил. Если б только знал... Потом Чернодеду начал набирать - тоже, б, тишина! А потом у меня и вовсе машина на трассе закипела. Короче, кое-как добрался сюда уже ближе к ночи - злой, как собака. Ну, и к Таньке сразу. Решил, с утра дела порешаю. В субботу, конечно, снова ни до кого не дозвонился. Обратился тогда к Забедняевской начальнице, сказал, что клиент, мол, не дождался вашего работничка на показ. Она и пошла землю копытом рыть... Короче, стало ясно, что он пропал. Ну, я подумал-подумал и решил, что подождать, пока козёл этот объявится, я могу и дома. В общем, уехал в город где-то в субботу после обеда.
  - Предположим. Чего в понедельник вернулся?
  - Так шеф... Короче, велел ехать выяснять. Я и попёрся к Чернодеду. С кого мне ещё было начинать?
  - Ну, - Сева затушил бычок о пепельницу урны, - как я и предполагал, признание твоё, братан, не содержит ничего революционного. Подтвердил просто очевидное. Приходи, надиктуешь Марамыжикову для протокола. Хотя я не уверен, - хмыкнул он, - что он станет сведения, порочащие нашего местного князька, туда включать... Да и на кой оно тебе? Сведения эти тебе никак не помогут, алиби не обеспечат. Даже напротив...
  - Да ёптыть... - Кащук грохнул кулаком по стене. - Что вы за следаки, б? Неужто не ясно, что я здесь ни при чём? Ну покопайте в другом направлении! Вдруг там вероятность больше! Я-то, конечно, не могу доказать свою невиновность, но и вы ведь тоже не можете доказать мою вину! Так? Улики у вас только эти, как их... косвенные! Да и вообще, стрела, блин... Пошевелите мозгами! Где я - и где стрельба из лука! Да я видел эту хрень только по телеку!.. А в вашем Володарьевке вонючем стрелков этих, между прочим, как у дурня махорки!
  Сева рассмеялся и потянулся, заложив руки за голову, сочно, с хрустом, всем своим большим телом медведя:
  - Ладно, - сказал он, заметно скучая, - достал ты меня уже, честно говоря, своими бесполезными подпрыгиваниями. Давай, наверное, остановимся на этом оптимистичном заявлении - Володарьевск - кузница чемпионов по стрельбе из лука - и разбежимся...
  - Да я сам видел! Проверить-то недолго! Собираются они в лесу, за яром. У них полигон целый со стационарными мишенями, с тренером! Блин, Сева, ну проверьте среди них!..
  - Милый! - из-за угла вырулила на заплетающихся ногах и повисла на шее у мужа именинница. - Куда это ты так надолго убежал? - она надула губки и потёрлась щекой о его плечо. - Без тебя ужасно скучно. Это ты, Боречка, - она игриво ткнула пальцем в сторону Кащука, - украл моего зайку?
  "Зайка" неловко клюнул жену в висок:
  - А ну-ка, - сказал он, подталкивая её впереди себя на веранду, - угадай, какой сюрприз мы все приготовили моей кошечке?..
  Кащук проводил их унылым взором, а после тихо и длинно выматерился, глядя в переполненную окурками урну.
   -----------------------------------------------------
  Утро пришло пляшущими на стене солнечными зайчиками и оглушительно галдящими в саду птицами. Сева нащупал на прикроватном столике часы, глянул на неумолимые стрелки и, тяжело вздохнув, стал выбираться из-под одеяла. Он почесал пузо, чмокнул спящую жену в пахнущие духами и табачным дымом спутанные волосы и отправился на кухню варить кофе.
  Пока над парящим бокалом и сахарницей он решал дилемму - сыпануть ещё ложку или ограничиться тремя - по улице прогрохотал грузовик. Потом посигналил. Глухо и сипло. Потом ещё раз.
  К нам что ли?
  Сева, в трусах и с кофе, неторопливо направился по дорожке к воротам.
  - Чё за шум, мужики?
  Мужики сверились с путевым листом:
  - Чернышевского, 35? Всё верно. Открывай ворота, хозяин. Кирпич тебе привезли.
  - Вот как? - хозяин меланхолично отхлебнул из кружки.
  - Да ты чё, ёптыть? - изумился шофёр. - Так хорошо вчера выходной отметил, что память пропил? Забыл, чего в трезвом уме куплял? Вот чек твой, заказ-наряд на доставку... Тебе просили передать, кстати, вместе с грузом.
  Сева изучил товарный чек, размашисто подписанный Кащуком, и прищурился на гружёный самосвал:
  - Теперь припоминаю, как же... Друга просил купить. Не думал, что он так быстро обернётся. Где ж он достал такой недорогой? Вот чёрт пронырливый...
  - Так с порта кирпич. Его же сейчас разбирают, - шофёр зло сплюнул. - Распродают всё. Ворюги...Народ строил, а какой-то козёл, вишь, наживается...
  Хозяин хмыкнул и почесал раздумчиво затылок, принимая решение:
  - Выгружай, что ли, раз привёз...
  
  
  - Как выходные? - Сева, развалившись в кресле, наблюдал за суетой припозднившегося коллеги.
  - Как обычно, - Марамыжиков запустил комп, захлопнул открытое окно (сколько можно говорить, что он не переносит сквозняков и на цветение у него аллергия!), поменял местами на столе органайзер с чугунным слоником, переложил папки...
  - А это что? - он цапнул со стола незнакомый ему листок.
  - Это мой тебе новогодний подарок, - Сева покачался в кресле и вернулся к прерванному складыванию кубиков тетриса.
  - Новогодний?
  - Согласен, немного заранее. Зато в сам праздник я теперь свободен от обязательств по покупке дурацких сувениров. Во всяком случае, для тебя...
  - Короче, - Марамыжиков не был настроен на игривый лад, - это что за хрень?
  - Список членов спортивного клуба по стрельбе из лука и арбалета. Клуб не официальный, не зарегеный, чисто пацаны по интересам тусуются. Воскресные стрельбища у них в Поросёнковой роще. Тренер, кстати, мастер спорта.
  Марамыжиков воткнулся в бумажку. Лицо у него потеплело, а взгляд, коим он оделил дарителя спустя пару минут, прояснился.
  - Как ты про них узнал? Неплохо, очень даже неплохо... Надо будет этот списочек прошерстить весь. И я даже знаю, с кого начну...
  Сева вопросительно поднял брови, поглощённый игрой.
  - Есть тут один фигурант... С улицы Заовражной, практически сосед. Некий Вербицкий Артём Алексеич. Знаешь такого?..
  
   * * *
  
  Если бы Женька могла догадаться, что за день её сегодня ждёт, то сбежала бы из дома до рассвета. А, может, и не сбежала бы. По здравом размышлении, не спонтанно. Куда бежать-то? За Урал? Там ей никто угол в наследство оставить не озаботился...
  Впрочем, она о грядущем ничего не ведала. И солнечное утро встретила без всяких предчувствий.
  Яркая радость рождающегося дня в птичьем гомоне и одуряющих ароматах цветения, земли и сочной весенней травы развеяла ночные страхи и сомнения. Все проблемы, терзавшие давеча, показались уже не такими неподъёмными, а, главное, вполне разрешимыми. Даже то странное лунное видение, что так обескуражило Женьку и привело в смятение ночью, ныне поблекло и вызывало лишь недоумение, как полузабытый и несуразный сон.
  Поэтому она вполне умиротворённо пила кофе на террасе, наслаждаясь утром. Даже раннее явление Дины Владимировны умиротворения её не развеяло. Напротив, добавило некоторого ретрошарма и уюта усадебных чаепитий.
  Гостья, исповедовавшая, по-видимому, железный принцип Винни-Пуха о мудрости ранних визитов, благосклонно согласилась подождать, пока хозяйка приготовит на кухне чай и вынесет его на террасу.
  - Отсюда всегда был чудесный вид, да... Мы с Феодорой Яковлевной частенько пили здесь чай. Одно плохо - Волгу не видно. Макушки этих огромный тополей на склоне скрывают её почти до горизонта. Но рассвет им спрятать не удалось. Он прекрасен. Надеюсь, Женя, вы уже имели возможность это оценить?
  Женька неопределённо мыкнула, не желая сознаваться, что встречать рассвет она, любительница поспать, способна только под угрозой расстрела.
  - И сад у неё всегда был замечательным. Теперь, конечно, запущен, но... Мне кажется, дорогая моя, в запущенности этой есть своя романтическая прелесть... Вы, кстати, розы ещё не пересаживали? Не забудьте, прошу вас. А я, собственно, к вам, Женечка, с приглашением. Прошу завтра вечером ко мне на ужин. Посидим соседями, отметим скромно моё рождение. Не бог весть как, правду сказать, мне это событие хочется праздновать, но... Прекрасный традиционный повод собраться друзьям - почему бы не воспользоваться... Придёте? Чудесно! И прошу вас - не выдумывайте только никаких подарков! Не люблю этих глупостей...
  - Хозявы-ы-ы!.. - раздался от калитки бодрый призыв.
  Женька вскочила и заглянула за угол. По дорожке гуськом спешили две круглые, грудастые тётушки и тщедушный мужичок в мешковатых белых брюках и соломенном стетсоне. Выглядел он весьма франтовато и глядел петухом.
  - Здравствуйте, - растерялась Женя.
  - Доброе утро, - впереди идущая тётушка глянула на неё с подозрением. - Это вы, девушка, теперь тут хозяйка? Почему трава не покошена перед домом? Почему табличку с названием улицы не видно?
  - Мы, собственно, - вмешался мужичок более приветливо, - представители местного ТОСа. Обход вот делаем с целью благоустройства.
  - А, - сказала Женька.
  - Кроме того, как члены общественной некоммерческой организации "За возрождение корней", собираем подписи жителей за переименование города и улиц, то есть... за возрождение прежних, исконных названий. Подпишите петицию? - он с готовностью развернул к Женьке планшет с прикреплённой на нём таблицей, пестревшей автографами, и протянул ручку. - Как хорошо, Дина Владимировна, что застали вас здесь. Подпишитесь тоже.
  - И какое же из названий, позвольте спросить, - осведомилась госпожа Спржельская, - вы намерены вернуть? Насколько мне известно их было не менее четырёх...
  - Конечно, Преображенское! - тосовка-активистка посмотрела на собеседницу так, будто та предложили что-то неприличное. Вторая тётушка закивала китайским болванчиком. - О других вариантах и речи быть не может - это, по-моему, очевидно! - и даже фыркнула возмущённо.
  Женька молча расписалась.
  - А я повременю, - Дина Владимировна, кивнув на прощание хозяйке, направилась к калитке. - Такие вопросы, знаете ли, не любят спешки. Надо всё обдумать, взвесить... Пытаясь поименовать наше многострадальное поселение, люди, видимо, слишком торопились. Вот ни разу и не угадали - так, чтобы на века осталось. Да в любую эпоху ко двору пришлось.
  Активистка посмотрела на хлопнувшую калитку с превеликим неудовольствием:
  - Вот вредная старуха! Изображает тут из себя самую умную... А вы, - ткнула она авторучкой в сторону Женьки, - примите к сведению наши замечания и меры к их устранению. Виноград все стены заплёл - ни названия улицы, ни номер дома не видно. Нарушение норм!
  В зарослях винограда с грохотом распахнулось окно:
  - Вы абсолютно правы! - раздался голос отца. Следом меж листьев появилась и его встрёпанная со сна голова. - Скажите, скажите хоть вы ей об этом! Может, чужих людей послушает, если слова родного отца для неё давно пустой звук! Я ей который день твержу - убери этот плющ! Как мне жить и работать в таких потёмках? Словно в темнице живу - право слово! Отвела отцу что ни на есть худшее помещение в доме! Родному отцу! Но терпение моё не безгранично! - голова скрылась. Тут же появилась вновь. - Хватит! Пора навести в этом доме порядок! - Голова скрылась. Появилась. - Прошу прощения за мою эмоциональность. Но вы же видите... - Губы и щёки головы задрожали.
  Тосовцы осуждающе покачали головами.
  - Ну знаете ли... - протянула их лидерша. - Так с отцом обращаться... Ни в какие ворота.
  - Товарищ! Товарищ! - воззвал прагматичный мужичок в шляпе. - Может, вы тоже подпишите петицию!.. - он с надеждой взмахнул планшетом.
  Из листвы вынырнула рука, безнадёжно махнувшая на несовершенный мир:
  - До петиций ли мне сейчас?..
  Мужичок расторопно вставил в неё авторучку и с торжеством поволок добытый автограф к калитке.
  ... Вернувшись в дом, Женька застала отца бодро волочащим свои чемоданы вверх по лестнице, в мезонин.
  - Па-а-ап?..
  - Я займу комнату наверху, - заявил он срывающимся от еле сдерживаемых слёз голосом, - там светло и прекрасный вид. Тебе, конечно, плевать, но мне, как писателю, это необходимо для вдохновения.
  - А мне?!.
  - Тебе не всё равно где спать? Неблагодарная...
  Неблагодарная пнула ступеньку и выскочила во двор. Сдёрнув с бельевой верёвки полотенце, она побежала через малинник к тайной калитке, ведущей на пляж.
   ----------------------------------------
  ...Река сверкала ослепительно и призывно. И нежно шелестела мелкой рябью о пышный белый песок. Она остудила обиду, а горячее солнце приласкало. Навалявшись вволю на своей любимой отмели, успокоившись и почти примирившись с бесцеремонным выселением, Женька поплыла к берегу.
  На её полотенце, скрестив ноги, сидел Артём. Немного замешкавшись, купальщица всё-таки вылезла из воды, поспешно подобрала джинсы и, неловко оступаясь, принялась натягивать их на мокрые ноги. Незваный пришелец молча и с нескрываемым удовольствием за ней наблюдал. Женька подумала, насколько живописный вид имеет сейчас её грудь, облепленная мокрой майкой. Уши её вспыхнули.
  Как он вообще здесь оказался? Чёрт...
  - Отдай полотенце, - бросила она неприветливо, застёгивая ширинку.
  - Зачем?
  - Мне холодно, - она потянула за край. - Что ты тут делаешь?
  - Никто ещё при тридцати градусах жары насмерть не замёрз, - ухмыльнулся он. - Не слышал о таких прецедентах. Но в любом случае, - Артём перехватил её за руку и потянул на себя, - могу помочь, - Женька потеряла равновесие и воткнулась коленками в песок. - Согреть... - прошептал ей прямо в губы.
  Спину защекотали мурашки...
  Вот ещё! Да за кого он её принимает! Женька упёрлась свободной рукой ему в грудь.
  - Пусти...
  Повременив какое-то время, он всё же разжал пальцы и поднялся на ноги. Она стряхнула полотенце от песка и накинула на плечи.
  - Ты мне нравишься.
  - Какая честь для меня... А я-то думала, у тебя просто гон, а перепихнуться не с кем.
  - Зачем ты так?
  - Послушай, - Женька посмотрела на него прямо и сердито, - я замужем. Понятно? И сюда приехала не за летней интрижкой...
  - Ну да, - Артём зло хмыкнул. - Как это я не дотумкал? Верная жена в бегах. Мужа своего любит и безусловно восхищается его беспримерными качествами - но, блин, на расстоянии. И чем то расстояние больше, тем любовь горячее. Так что ли?
  - Да какое твоё дело?
  - Да никакого! Просто, как самоназначенный бичеватель пороков общества, хочу сообщить тебе: то, что ты считаешь нравственностью - на самом деле обыкновенное гнилое ханжество!..
  - Пошёл ты!.. - Женька повернулась и быстро побежала вверх по тропе.
  Какова скотина! Чёртов самовлюблённый болван! Вы погляньте, как распсиховался из-за отказа! Не привыкши? Что ж, нужно было послушно опрокинуться на спину, чтобы его не расстроить ненароком?..
  Нужно было?.. Нужно было... Ей ведь этого так хотелось в то мгновение... Так хотелось почувствовать его губы... Почему она его оттолкнула? Чем плоха летняя интрижка? Может, она подарила бы ей ту порцию нежности и счастья, на которые судьба так долго скупилась?
  Может быть... А может быть и не подарила бы. Может быть, её легкомысленный сосед свинтил бы после первой же близости, а она осталась локти кусать - без никакой тебе нежности, без счастья, без надежд. С очередным разочарованием.
  Да ну и бес с ним! Обойдёмся. После катастрофического крушения семейной жизни с Вовчиком перспектива новых отношений с мужчиной её скорее пугала, нежели вдохновляла.
  ... В растрёпанных чувствах, продираясь сквозь заросли малины, Женька чуть было не затоптала двух гномов.
  - Ой! - сказала она, уставившись на это неожиданное явление.
  Мальчишка семи лет, крепко держащий за руку трёхлетнюю сестру, посмотрел на запыхавшуюся хозяйку ясными серо-голубыми глазами и чихнул.
  - Вы чего тут?.. Вы как тут, Степан?
  - Здрасте, тёть Жень! - бодро отрапортовал Степан. - А мы вас ждём-ждём, ищем-ищем... Мама в доме, с Алексеем Фёдоровичем чай пьют.
  Мама уже была не в доме. Она стояла, подбоченясь, на террасе и взирала на Женьку:
  - Хороша-а-а, - протянула осуждающе, тряхнув ярко-рыжей крашеной чёлкой. - Мокрая, босая и в полотенце. Так теперь выглядят деревенские нимфы? Чего ты там, в кущах, битый час делала, скажи на милость? Козу пасла?
  - И тебе, Сюзанна, здравствуй, - Женька улыбнулась. - Рада тебя видеть.
  - Надеюсь, что так, - Сюзанна сбежала по ступенькам вниз, - потому как мы к тебе надолго, - она направилась было к подруге для приветственных объятий, но внезапно остановилась. Её совершенные, красиво подрихтованные брови поползли на лоб: - Ого! Так вот кто тебя в кустах так долго развлекал...
  Женька покраснела. Артём вежливо поздоровался с гостьей и, обойдя хозяйку по широкой дуге, скрылся за углом дома.
  - Ты, я вижу, времени тут зря не теряешь, - подруги, наконец, расцеловались, - и это в то время, как несчастный, брошенный супруг с факелами разыскивает свою ветреную жёнушку, - она весело рассмеялась. - Ничего так парень, можно залипнуть... Да не боись! Знаешь же: мужики моих подруг для меня не существуют! Табу! - она для вящей убедительности прижала руку к сердцу, ничуть не беспокоясь на тот счёт, что знавшая её долгое время Женька все эти годы убеждалась как раз в обратном. - Впрочем, к делу, подруга. Найдётся в этих хоромах для меня и моих спиногрызов угол?
  - Найдём, - заверила Женька. - Что случилось-то?
  А случилось дело обыденное и до безобразия банальное. Банку, ссудившему Сюзанне покупку и обустройство мастерской, надоело месяц за месяцем и год за годом выдавливать из неё платежи по кредиту. Дело передали коллекторам. Те, по словам недобросовестной заёмщицы, оказались натуральными бандитами, посмевшими апортировать указанную банком жертву и угрожать тем самым её тонкой художественной натуре тягчайшими стрессовыми ситуациями.
  - Я скормила этим ненасытным рожам уже две стоимости мастерской! - подруга негодующе потрясала плюшевым медведем дочки. - А они пытаются из меня ещё и третью выдоить. Кровопийцы! Хватит, с меня довольно! Довольно я кормила этих упырей! У меня, между прочим, дети! Им ведь тоже должно что-то перепадать от трудов моих праведных!
  - Что ж ты теперь всю жизнь будешь от них бегать? - поинтересовалась Женька по дороге на кухню.
  Сюзанна нетерпеливо передёрнула плечами:
  - Знаешь в чём твоя беда? - она откинула вафельное полотенце, прикрывающее чашку с Тырлыковскими пирожками. - Свежие? А с чем? Дети, идите - пирожки! ...Ты не можешь получать удовольствия от жизни, потому что пытаешься прожить любую возможную ситуацию до того, как из неё что-то успело родиться. Ляля, постарайся не крошить. Так, взяли пирожки и марш гулять во двор! ...Давай не будем сейчас думать за всю жизнь, а? У меня, знаешь ли, от слов "банки", "кредиты" и прочей сухоты аж зубы с тоски сводит, - Сюзанна добыла из буфета упаковку молотого кофе. - Будешь? Сливки есть у тебя? Расскажи лучше о приютившем нас городке. Есть тут где вечером со вкусом затусить? Потанцевать? Слушай! - озарение застало её с закипевшим чайником в руке. - У твоего случайно нет приятеля? Могли бы сегодня вечером куда-нибудь заклубиться...
  - Сюзанночка, - Женька отняла у неё чайник, заварила кофе и всучила ей чашку в руки. - Пошли я тебе комнату покажу, - они поднялись по ступенькам в гостиную. - Это дверь в мою комнату, у неё окна во двор. Эта, окнами на улицу, - она распахнула дверь, - твоя. Располагайся, постель сейчас принесу. Ты можешь спать на диване с Лялей, а Степану мы кресла сдвинем...
  - Нормально, пойдёт, - Сюзанна плюхнулась на диван и огляделась. - Так что насчёт вечера?
  - Мне завтра на новую работу, извини. И... парень этот, он мне... просто сосед.
  - Ну и глупо, - гостья распахнула окно в густое переплетение винограда. - Ох, какие заросли!..
  Женька молча вышла из комнаты. Хлопнула входной дверью. Прошагала вдоль уличной стены дома, остановилась под злополучным окном и, уцепившись руками за переплетение ветвей, дёрнула изо всех сил.
  - Эй, ты что делаешь? - ужаснулась Сюзанна, заныривая обратно в комнату.
  - Осчастливливаю мир, - буркнула её странная подружка, продолжая с необъяснимой яростью и упорством терзать виноград, повиснув на лозах. Тот стойко сопротивлялся. Но куда ему было тягаться с венцом творения? Молодые побеги затрещали, старые подались, и часть плетения, щедро сыпанув трухой, рухнула на бесчинствующую хозяйку, увлекая за собой на её беспокойную голову кусок трухлявого карниза. Оказалось не то, чтобы больно. Скорее неожиданно и обидно.
  Сюзанна хохотала так, что чуть не вывалилась через подоконник на улицу.
  - Благодарю за усердие, - простонала она, утирая слёзы, - право не ожидала от тебя такой готовности в обеспечении моего комфорта... Но теперь действительно гораздо лучше!
  - Я рада, - Женька пыталась выпутаться из лозы, - теперь, наконец, все будут довольны...
  Протерев глаза от вездесущего сора, она посмотрела на стену, дабы удостовериться - будут ли, наравне, со всеми, жаждущими ликвидации винограда, довольны представители ТОСа... О да! Табличка с названием улицы и номером дома оголилась и видна, наконец, была замечательно. В отличие от облупившихся букв на ней... Женька ещё раз протёрла глаза, всмотрелась в старую, ржавую железяку... Там.. как будто... вовсе не "Заовражная" написано...
  - Чер-но-яр-скы-я, - прошептали губы по слогам. - Тринадцать...
  
  -------------------------------------
  
  Наследница всё ещё таращилась на табличку, когда какое-то смутное, двадцать шестое чувство сообщило ей, что за спиной что-то неумолимо и неотвратимо меняется. И перемены эти не к лучшему...
  - Боже ж мой, - пропела над головой подруга сладким голосом, подтверждая её худшее из предчувствий, - это откуда ж к нам такого красивого мальчонку надуло?
  - Привет, Сюзанна! - бодро откликнулся "мальчонка". - Привет, малыш!
  "Привет, Карлсон", - подумала Женька, обречённо поворачиваясь к новоприбывшему.
  Вовчик, как обычно, был свеж, весел и доволен собой. Его распушённые перья переливались на солнце и трепетали на летнем ветерке, приглашая к празднику жизни. Отправив в окно, где маячила рыжая чёлка, воздушный поцелуй, он обратил взор к облезло-мокро-босому, присыпанному трухой, обличью супруги. Мда... С трудом подавив гримасу, нацепил на открытое честное лицо своё обворожительный оскал. Ну что тут поделаешь? Любил Вовчик женщин блестящих и полированных. А жена его таковой не была никогда. И даже не стремилась. Ну и чёрт с ней. У этой женщины иная функция - возле неё удобно было кормиться. А любиться настоящий мужик может и на стороне...
  - Я так соскучился, малыш!..
  Женьку как будто вожжами вытянули - она рванула с места заправским спринтером. Успела пронестись мимо дома, увернуться от нежных объятий мужа и юркнуть в калитку. Задвинуть щеколду не успела. А вот Вовчик успел - ввалиться во двор, упасть на колени и вцепиться мёртвой хваткой в джинсы жены.
  - Прости! Прости меня, малыш! - рыдал он, вопя, как потерпевший. - Всё изменится, поверь! Теперь всё будет по-другому! Люблю тебя! Жить без тебя не могу! Даже готов забыть, как ты поступила со мной перед своим уходом! Я всё готов тебе простить! Хоть ты, подлюка, того и не заслуживаешь!..
  Женька молча и ожесточённо пыталась вырваться. Но железные клещи кающихся объятий были крепки - разомкнуть их было примерно также легко, как сдвинуть автобус.
  Наконец, Вовчику надоело елозить в пыли ввиду возможной порчи новых модных штанов (такие, блин, клёвые! почти брендовые - кто там будет приглядываться - зауженные, укороченные, чуть спущенные на бёдрах... Чиксы пищат). Он поднялся на ноги, крепко перехватив брыкающуюся добычу за плечи и стал пытаться с умильно-страдальческим выражением лица изобразить примиряющие объятия. Поняв, что другого пути нет, Женька, изловчившись, лягнула настырного муженька по голени.
  - Сука! - взвыл он, ослабив хватку. Ненадолго. Но жертве примирения хватило.
  Она вырвалась, запрыгнула на террасу, попутно отбрыкнувшись от хватающий её за ноги руки, вбежала в дом, влетела в спальню и... дверь удалось захлопнуть и запереть.
  - Открой! Открывай, овца бешеная! - дверь тряслась и всхлипывала. - Открой, малыш! Клянусь, я просто хочу поговорить! Ты же любишь меня, я знаю, чего кабенишься? Чего представление устроила? Хватит придуряться! Открывай, сука, б..!
  Трясущимися руками Женька натянула кроссовки, покидала в рюкзак кошелёк, телефон, документы и вылезла в окно. Воровато оглянувшись, нырнула в малинник. Под его прикрытием перелезла через забор, во двор к Тырлыковской и, просочившись через её калитку, бросилась бежать вниз по улице.
  Возле палисадника Зинаиды Семёновны притормозила, безуспешно пытаясь под пристальным взглядом белой панамки принять вид деловитой торопливости, а вовсе не панического бегства...
  - На базарь? - осведомилась панамка традиционно.
  - На вокзал! - разозлившись, выпалила беглянка неожиданно для себя.
  На вокзал? Пожалуй...
  Она вновь припустила бежать, да так, что ветер в ушах зашумел, и перешла на шаг, чтобы отдышаться, только свернув за угол. Поэтому и не видела, как вездесущая соседка, прислонив тяпку к заборчику палисадника, поспешно потрусила вверх по Заовражной...
  
   * * *
  
  Вокзалы повсюду одинаковы. Нет, не архитектурным решением или уровнем благоустройства. Другое: в них царит единый дух, спутать который невозможно ни с чем. Проверьте! Если вам завязать глаза и заткнуть уши, а потом поставить посреди вокзальной суеты - вы безошибочно определите особую атмосферу. Вам даже в голову не придёт подумать о торговом центре, шумной площади или народном гулянии. Потому как здесь всей кожей ощущается вибрация места перехода. Пограничья. Безвременья. Ожидания. Будоражащих перемен. Запаха странствий и общественного туалета. Впрочем, последнее не обязательно...
  Женька добавила в вокзальный коктейль растерянности. Он быстро растворил эту крошечную порцию, она растаяла в нём без следа, не нарушив общего гармоничного вкуса.
  Поколебавшись, беглянка пристроилась в хвост очереди у одной из касс. Той, что подлиннее. Потому как куда она должна была купить билет - было не совсем ясно. Обратно? Там Вовчик станет искать её в первую очередь. Но, может, не в первый же день?.. Может, она успеет... Что? Сделать загранник и уехать... к маме?..
  Женька горько усмехнулась: прекрасная семейная традиция - бегство от мужа на край света. Мать ведь тоже, едва дождавшись Женькиного совершеннолетия, уехала в индийский ашрам от опостылевшего мужниного занудства и безрадостной серости существования. Она для себя другой путь выбрать не смогла. Или не захотела?..
  Вот и дочь её теперь дожилась до того, что идея эта стала казаться ей весьма соблазнительной. Дозрела... А что - вечное лето, экзотическая страна, древняя культура... Рис и медитации день за днём... Ни долгов, ни контор, ни мужа - там её никто не найдёт и не достанет. Уж Вовчик-то подавно не доберётся! Никто ему такую сумму на дорогу не займёт! Впрочем, ей тоже. Один только перелёт стоил больше, чем может предложить её изрядно пощипанная кредитка... Но даже если перелёт она и осилит - дальше как?
  Впрочем, Сюзанна говорит, Женька излишне осторожна. Может, хватит проживать возможное развитие событий каждый раз до того, как сделать гипотетический шаг в сторону с натоптанной тропы? Может, дать жизни шанc? Отпустить вожжи? И посмотреть куда вывезет...
  Женька так задумалась, что когда в рюкзаке ожил телефон, едва не подпрыгнула. Бросившись суетливо вылавливать его в бездонных недрах заплечного мешка и уже сжав в руке, остановилась на мгновение - а стоит ли отвечать? Номер высветился незнакомый, но под ним вполне мог скрываться благоверный, звонивший с чужой трубки.
  Она неуверенно смотрела какое-то время на экран под заунывное тилиньканье и гуд вибрации, пока стоящая перед ней в очереди женщина не покосилась с негодованием, шумно, недвусмысленно вздохнув и закатив глаза к лепному потолку.
  - Слушаю, - пискнула Женька, готовая в любой момент нажать отбой.
  - Евгения Дмитриевна? Добрый день! Вас беспокоит Володарьевское риэлторское агентство. Меня зовут Анфиса Шелекета... Слышите меня?..
  - Да-да, слышу, - беглянка с облегчением выдохнула.
  - Сейчас я веду продажу вашего дома. Спешу обрадовать - есть покупатель. Он готов подписать бумаги, даже без осмотра и торга. Мы с ним подойдём, скажем, часиков в семь вечера... во вторник? Вам будет удобно?
  - Во вторник... - Женька нервно почесала запястье. - А сегодня? Сегодня он не сможет?
  - Боюсь, что нет, - недоуменно протянула звонившая. - В общем-то, сделка и так совершается чрезвычайно стремительно, знаете ли... У вас какие-то проблемы?
  - Нет-нет! Всё хорошо. Меня устроит вторник. Приходите...
  - Девушка! Девушка! - раздражённо взывала кассирша. - Вы билет будете брать или по телефону разговаривать? Очередь же задерживаете! Что за хамское поведение?..
  Женька отошла от окошка. Алеа якта эст.
  Бездумно пощёлкала телефоном... Что же делать теперь? Открыла приложение, оценила остаток средств на карте. Да уж. Если потратить их сейчас на гостиницу до вторника, на что потом жить? Надежда только, что сделка выгорит... И покупатель не пропадёт снова. Хотя, может он и не пропадал... Пропал риэлтор. А человек, не дождавшись от него известий, обратился в контору вновь за разъяснениями. Должно быть, так и было.
  Ну что ж, отлично. Прекрасная новость. Где же ты - рождённая ею радость?..
  - Вот она где! - громогласно возвестила возникшая в дверях вокзала Тырлыковская. - Вы посмотрите на неё, люди добрые! - люди послушно посмотрели. - Я, значиться, пирожков ей нажарила, в пять утра поднялась, чтобы тесто поставить! Пока на базар сбегала за свежей бараньей печёнкой, пока обжарила её с морковочкой да с лучком, пока на мясорубке провернула со сливочным маслицем - глядь! Где Женька? Полный дом шушеры навела, а сама... Чего на вокзале ошиваешься? Тута, что ли, ночевать собралась, болезная? Выжили зверушки из лубяной избушки? Ладно, чего уж... Пошли уж... Меня там таксо ждёт, счётчик щёлкает.
  - Баб Мань, я не поеду, - Женька отняла локоть, за который её настойчиво увлекали к двери. - Я там не могу...
  - Не могёт она! - Тырлыковская шумно вздохнула и утёрла кухонной салфеткой, добытой из недр хозяйственной сумки, лоснящееся лицо. - Навести порядок в своём дому она не могёт! А старой больной бабке коники выбрасывать - она могёт! Пошли, говорю тебе, наказание господне, разберёмся на месте. Покушаем, потом уж решать и будем. На голодный желудок чего там нарешаешь? У меня и переночуешь. Постелю тебе в верхней спаленке, там у меня на кровати две пуховые перины - одна на другой - спать будешь, как у мамки в колыбели...
  Женька позволила себя уговорить и усадить в машину. А что - это выход. Перекантуется до вторника у добросердечных соседок, а там, с деньгами, пути открыты. Может, и правда - в Индию?..
  
   * * *
  
  
  Дина Владимировна сделала круг по комнате. Провела бархатной салфеткой по корешкам книг, смахивая пыль. Поправила вышитую китайским шёлком дорожку на столе. Оборвала пару засохших листов у бегонии и замерла над крышкой раритетного Беккера.
  Раньше пыль на его чернолаковой поверхности не задерживалась. Хозяйка садилась за него часто, играла с наслаждением, наполняя пространство старого родительского дома живым томным звуком ушедших веков. А после...
   Поколебавшись, она таки подняла бережно крышку. Переложив пылевую салфетку в левую руку, тронула пальцами правой пожелтевшие клавиши. Инструмент отозвался глубоко и гулко. Ля-диез...немного западает... Надо бы настройщика... Или не надо?
  Дина Владимировна погладила клавиши и попробовала наиграть что-то одной рукой. Длинные пальцы с артрозными узлами в суставах немедленно свело судорогой. Она вздохнула. Несколько раз сжала-разжала кулак и закрыла пианино.
  - Тю! - возмутилась Тырлыковская, заглядывая в комнату, - нашла время бренчать. У неё ещё конь не валялся, ничего к вечеру не готово, а она хрен знает чем занимается. Назвала людёв, главно дело...
  - Маша, - примиряюще улыбнулась именинница, - не ругайся. Вот прямо-таки назвала! Всех гостей-то - вы с Зиночкой да девочка наша... Что ты суетишься?
  - А мы тебе что - не люди? Тоже, мабуть, посидеть на именинах как положено собрались! Ох, Дина Владимировна, знаешь ли... Кабы не взяла я всё в свои руки, так угощались бы мы на празднике твоём жидким чаем с таком!..
  - Да-да, - рассеянно кивнула провинившаяся, - командуй, Маша, я готова...
  - Пора стол в саду накрывать. Пироги и холодец я принесла, салат щас нарежу, жаркое твоё из духовки вынула... Что касательно скатерти и посуды - озаботься уж сама... Да что с тобой? - Тырлыковская озабоченно сдвинула брови.
  Хозяйка достала из серванта стопку гостевых тарелок и опустилась с ними в кресло, глядя перед собой отсутствующим взором.
  - Что ты как пыльным мешком ударенная?
  Дина Владимировна подняла на подругу глаза:
  - Маша, пора... Пора принимать решение...
  Соседка, наконец, зашла в комнату и присела напротив. Пружины старого дивана жалобно захрустели.
  - Думаешь, - Тырлыковская механически потёрла коленки, - началось?
  - Очевидно, что так.
  Женщины помолчали, каждая задумавшись о своём.
  - Я тебе уже и раньше говорила... И снова повторю, - баб Маня решительно качнула головой, - с меня хватит.
  Дина Владимировна мягко тронула её за руку:
  - Всё может быть иначе...
  - Да знаю, что может! А если снова не выгорит? Если снова на ту же дорожку? Не-е-ет! Спасибочки! Я этой каши досыта наелась. В четвёртый раз хлебать - стошнит с устатку...
  - Феня решилась...
  - И что? Ты можешь щас спросить у ней - жалеет она о том или радуется? Нет? То-то и оно...
  Обнаружив у себя в руках тарелки, Дина Владимировна переставила их на журнальный столик.
  - А знаешь что? Давай-ка с тобой аперетивчику, а? У меня есть чудесный крымский мускат...
  Тырлыковская неопределённо пожала плечами. Но бокал с золотистым вином приняла. Повертела его в своих больших, загорелых руках и опрокинула залпом, как водку.
  - Ничё, сладенько, - одобрила. - Как бы нам не захмелеть, соседка. Меня так сразу в сон потянет. Будешь сама тогда пироги подавать, - она дотянулась до бутылки и плеснула себе добавки.
  - Маша, - Дина Владимировна отпила глоточек, посмаковала, любуясь игрой солнечного луча в хрустальных гранях фужера, - ты всё же подумай. Не торопись. Я подожду...
  - Жди, коли охота... Только я уж решила. И передумывать не стану... Надо чего-нибудь закусить, чтоб не охмелеть. Пирожок будешь? Нет? Ну-ну, клюй свои орешки. Толку с них... А я, пожалуй...
  Вернувшись из кухни с тарелкой пирожков, вылила остатки муската себе в бокал:
  - Скажи мне лучше, что с Фениной наследницей делать будем?
  - А что? - хозяйка снова впала в отстранённую задумчивость.
  - Что... Неудачная девка - сама не видишь разве? Ни рыба, ни мясо. Не будет с неё толку - это как пить дать. Да и не удержать нам её здесь. Всё мечется чего-то, бежит куда-то, сама не зная, чего хочет. А если и удержали бы, всё одно - напрасный труд... Не самостоятельная она, вот что я тебе скажу!
  - Да... Это, наверное... - хозяйка со вздохом вернулась в реальность. - Я понимаю, что ты хочешь сказать: она труслива, безхребетна и решению проблем предпочитает бегство от них...
  - Оце ж! Не дай боже споткнётся она в своей игрушечной жизнишке о какую кочку - страху да вою, чую, как на пожаре... Куда ей до взаправдашних опасностей?..
  - Где она, кстати? Я думала, с тобой придёт.
  - Понеслась куда-то огородами... Мабуть, подарок тебе куплять...
  - Ах, боже мой, - досадливо покривилась Дина Владимировна и поставила на столик недопитое вино: - Маша, милая моя! У меня сейчас уже нет ни времени, ни желания подыскивать кого-то ещё. Хочешь, займись этим сама, - Тырлыковская в ответ только фыркнула. - Ну, или дадим девочке ещё шанс... В конце-то концов, на кого нам ещё рассчитывать? Не на господина Вербицкого же?
  - А чё нет-то?
  - Поверь мне на слово, у него в нашем деле другие интересы...
  - Здрасссьти... - проём двери запестрел цветастым платьем. - Чего это во дворе у тебя, Дина Владимировна, яка-то приблудна собака все грядки перерыла?..
  Женщины вскинулись, запричитали и посеменили во двор разбираться с незваным гостем. А после накрывать на стол. Назначенное для именинного ужина время подкралось, как всегда, незаметно...
  
  ------------------------------------
  
  Стол под старым, раскидистым абрикосом обмахнули тряпкой от бело-розовых лепестков. Накинули льняную скатерть. Водрузили блюда с пирожками и пирогами. Расставили тарелки ломоносовского фарфора. Раскочегарили дровяной самовар. Вечерний воздух горьковато запах банным дымком, мешаясь со сладостью цветения и выпечки. Молодой спорыш ещё не заплёл как следует лужайку, и в проплешинах была видна деловитая жизнь зернистых муравейников.
  Дина Владимировна прищурилась на вечернее солнце, вдохнула полной грудью оглушительную сладость бытия и мечтательно улыбнулась:
  - Ах, Маша... Разве можно отказаться от этого сказочного мира? Меня он не отпускает... Эти запахи... звуки... эта гармония совершенства - у меня до сих пор, как в юности, сердце щемит от красоты жизни. Разве ты не чувствуешь, как растворяешься в ней, словно в тёплом океане? Как окутывает она, проникая в каждую клеточку? Даже если бы на всю жизнь человеческую приходился всего один такой вечер - ради него стоило бы переносить трудности и испытания судьбы. Подумай...
  Тырлыковская подумала. И потрогала тыльной стороной ладони пирожки:
  - Ну вот, остыли, - буркнула она. - Пока всех дождёшься... Тоже, небось, на красоту таращатся...
  Хозяйка вздохнула:
  - Ну что ж, рассаживайтесь, девочки, - пригласила она. - Думаю, опаздывающие к нам присоединятся...
  - Кого ждём-то? - поинтересовалась Зинаида Семёновна, чинно поднимая рюмочку с кагором.
  - Женечка должна подойти. Тёма обещал заскочить, поздравить. Да и Тоню с Павлом я звала. Как молоко вчера брала у них, записку оставляла с приглашением... А! Вот, кстати, и наша гостья!
  Женька несмело проскользнула в калитку с букетиком нарциссов и нарядным магазинным тортом. Это кулинарное приобретение было удостоено негодующего взора бабы Мани. А неизменные джинсы и футболка, небрежно сколотые на затылке в хвост волосы заставили поджать губы Зинаиду Семёновну.
  - Хоть бы в гости к приличным людям идучи, да по поводу, оделась бы подобающе. Чай, не на картошку, а на менины звана...
  Гостья, не ожидавшая такого приветствия, смутилась:
  - Да в общем-то... Не брала я с собой одежду, особенно летнюю, не думала, что задержусь... И что здесь будет так жарко...
  - Милая моя! - Дина Владимировна поднялась навстречу, приняла цветы и торт, расцеловала в щёки. - Не слушай ты наше старческое брюзжание! Зиночка порой ляпнет, не подумавши - от простоты, не от злости. Правда, Зина? Конечно, мы все в курсе твоей ситуации. Да и к чему наряды на соседский междусобойчик? Проходи, проходи, дорогая... Я очень рада, что ты нашла время поздравить старуху.
  Женьку усадили и захлопотали вокруг: вино? чай? холодец? беляш или рыбничек? подложить ли помидорчиков? а кусочек запечённой бараньей ноги с чечевицей? ах, какой красивый тортик Женечка принесла! ах, какие свежие нарциссы!
  - Расскажи-ка нам про свой первый рабочий день, дорогая. Как тебе показался наш музей?
  Женька промычала что-то невнятное с набитым ртом и уставилась в тарелку.
  - Не ходила она, - прокомментировала Тырлыковская, подкладывая ей на тарелку салат.
  - Я, - прожевала девушка, - здесь только до вторника собираюсь задержаться. Думала позвонить Августу Францевичу, предупредить, но... Баб Маня заверила, что с ним знакома, сама переговорит. Вы ведь говорили?
  - А як же! Раз сказала... - баб Маня невозмутимо дозаправила самовар щепочками, вставила на место трубу и вернулась за стол. - Позвонила, говорю: Францыч, ты уж звиняй, приболела девка. В среду, говорю, будет у тебя, как штык!
  Женька не донесла до рта кусок, замерев на полпути.
  - Что ж, - Дина Владимировна ласково ей улыбнулась, - вполне разумно, на мой взгляд. Отказаться ведь ты всегда успеешь. А если не состоится сделка, сорвётся? Что-то ведь может пойти не так? Как тогда без работы да без денег? Не волнуйся, дорогая: дом купят - другое дело, уедешь и думать о Володарьевске забудешь. Но соломки подстелить никогда не лишне. Правильно?
  Ответом ей был растерянный кивок.
  - Ну, девочки, давайте, что ли, за здоровье именинницы, - Тырлыковская призывно помахала в воздухе рюмкой. - А то одна болтовня и никакого дела...
  Она хлопнула свою рюмашку с домашней рябиновкой. И даже не поморщилась. В отличие от Зинаиды Семёновны, долго жеманно махавшей ладошкой перед носом, а после обильно заедавшей "эту гадость".
  Дина Владимировна пригубила своё белое вино, покрутила бокал в руке:
  - Может, конечно, тебе не импонирует сама идея музейной работы? Феодора говорила, ты, вроде, в художественном училась? Даже работала потом по этому направлению. Может, хочешь вернуться к свободному творчеству?
  - Ну, - уклонилась Женька от ответа на основной вопрос, - не то, чтобы... Я на прикладном отделении училась. Художник по текстилю. Владею всеми основными ремёслами, связанными с этим направлением - и ткачеством, и набивкой, и художественной вышивкой и компьютерные программы расчёта карт-схем по фабричной печати рисунка тоже знаю... А работала в студии. Занималась в основном батиком, росписью по шёлку. Заказы, мастер-классы... Не скажу, - улыбнулась она, - что творчество моё было таким уж свободным... Мастерская принадлежала не мне. Но всё равно работать там было сплошным удовольствием! До сих пор вспоминаю эти дни с ностальгией... Бывшая владелица мастерской, кстати, сейчас у меня... - художница замялась, - гостит...
  - Это та разбитная бабёнка, котора в морковный цвет крашена? - проявила осведомлённость Тырлыковская. - И котора с двумя детями притащилась? От неё, что ли, прячешься?
  - Нет! Что вы! - возмутилась Женька. - Она моя подруга, я очень рада её приезду. Там... просто... кроме неё...
  - Ладно-ладно! - именинница подняла бокал. - Давайте не будем о грустном. У вас такая интересная профессия, Женя. Я вам ужасно завидую! Как жаль, что вы были вынуждены так надолго её оставить. Это просто преступление на мой взгляд - связывать художнику руки за спиной! Слава богу, Август Францевич - человек широкого кругозора и свободных взглядов, у него вы сможете и работать, и творить. Помнишь, Маша, Зайцевского? Велимира Станиславича?..
  - Как же ж... Эт тот, что кажный день с яру Волгу малевал? В труселях?..
  - ... Ведь только благодаря покровительству директора нашего музея он не спился, смог вернуться к живописи. И его лучшие работы созданы именно в тот период...
  Последние её слова заглушил нарастающий грохот мотоцикла.
  - Никак, Тёмка? - констатировала Зинаида Семёновна, когда мотор закудахтал напротив ворот и, дважды взрыкнув, замолк.
  Дина Владимировна кинула взгляд на покрасневшую Женьку и, гостеприимно улыбаясь, поднялась навстречу гостю. Тот весело поздравил её огромным букетом роз, пожелав неизменного цветения, и увесистым пакетом, заглянув в который хозяйка ахнула от восторга:
  - Боже! Мальчик мой, ты такой внимательный! И как только угадал!
  - Но ведь угадал? - подмигнул он, довольный произведённым впечатлением.
  - Я мечтала о собрании Шмелёва уже лет двадцать! - Дина Владимировна взяла в руки толстый том с золотым обрезом. - Какое прекрасное издание! Такое я точно никогда не смогла бы себе позволить со своей пенсией...
  - На здоровье, - Артём плюхнулся на свободный стул. - Прошу меня заранее извинить, милые дамы, я ненадолго. Сегодня, как назло, случились неотложные дела...
  - Ради бога, Тёмочка! Как скажешь! Что тебе с нами, старухами, рассиживаться... Но без ужина не отпущу! Баранья нога удалась превосходно. Кусочек?.. Не говоря уже о Машиных пирогах! Впрочем, они всегда безупречны... Вот, Женечка не даст соврать.
  Женечка вяло ковырялась в тарелке. Присутствие Артёма безотчётно её смущало. А его показная отчуждённость заставляла чувствовать себя не просто виноватой, а почему-то круглой дурой. Хотя, собственно, в чём она провинилась?.. Нет, не так: почему он на неё так действует? Она что - влюбилась? И снова, видать, не в того... Странный он парень.
  - Да, - промямлила она, - безусловно. В пирогах баб Маню никто не переплюнет, здесь она настоящий асс... - и вскинула глаза на Артёма, надеясь поймать его взгляд.
  Но тот в её сторону даже не смотрел. Он был всецело поглощён бараньей ногой и светской беседой: тему художника Зайцевского, прерванную было приходом нового гостя, с воодушевлением возобновила Тырлыковская. Баб Маня, со свойственной ей категоричностью, принялась бичевать основной порок несчастного.
  - Милая моя, - улыбалась её безапелляционным сентенциям Дина Владимировна, - мне кажется, людям творческим и, в особенности, если они ещё и талантливы, можно извинить некоторые слабости. Ту же, к примеру, приверженность зелёному змию. Их тонкую душевную организацию ранит грубая реальность, и алкоголь, зачастую, наиболее распространённое в данном случае обезболивающее. Да, он выпивал, но...
  - Выпивал? - возмутилась Тырлыковская. - Пил, как лошадь! Он того "обезболивающего" стока за жизнь принял, что и зубами, мабуть, не маялся... Не надо мне втулять про его тонку рганизацию - тожа, нашёлся мученик! Чего им мучаться ныне, страдальцам этим? Малюють закаты да слезами горючими умываются... Можа, война ныне или голод? Можа, разруха да мор? - Тырлыковская со звоном швырнула вилку об стол. - Чего они видели, чего пережили, мать их за ногу, чтоб страдать?.. Внук от у меня... Пятнадцать лет пацану, в городе живёт - тожа, етить, страдалец. На антидепрессантах сидит, дочка проговорилась. Учиться у него сил нет, работать - желания. В стрелялки режется целы дни да родителям истерики закатывает. Жрёт да спит вдосталь. А поставь его к станку в ночную смену в промёрзшем цехе, да выдавай пайку чёрствого хлеба на день с кипятком - что тогда с ним станется, с инвалидом этим?..
  - Маша, Маша, - всплеснула руками хозяйка. - Ну что ты говоришь? Зачем примерять наш трудный опыт на новое поколение? Та жизнь, которая досталась нам и родителям нашим в особенности, не должна быть образцом ни в коем случае! Конечно, она закаляет. Только зачем? Для чего закаливание это? Весь отпущенный срок преодолевать жизнь, чтобы подойти к смерти с глубоким разочарованием в неизведанных радостях?
  - А я согласен с баб Маней, - встрял Артём. - Людей, переживших настоящую беду, редко мучает беспричинный сплин. Им есть с чем сравнивать. Они умеют ценить малые радости, умеют быть от них счастливыми. Но... маленькое дополнение: если бы они эту беду не испытали - не прошли через страшные войны, разруху, голод, ломку ценностей и прочее - они так же депрессовали бы и страдали, как все тепличные поколения до и после них.
  Тырлыковская негодующе фыркнула.
  - Всё дело в том, - мягко улыбнулся всеведающий гуру, - что человек рождён для преодоления трудностей. Это основное качество, необходимое для сохранения вида, заложено в нём эволюцией. Жизнь в безопасности и сытости, как данности, разбалансирует систему генетического сознания, тысячами поколений до этого заточенного под напряжённую борьбу за выживание. Отсюда - психологические проблемы на, казалось бы, пустом месте. Чем благополучнее общество - тем глубже проблемы. Доказанная аксиома. Тело, рождённое для сражения, нежат. Сознание, призванное всегда быть начеку, расслабляют. Либо сублимируют, переключая на неважные, с точки зрения генетической памяти, занятия. Хотя человечество и пытается изо всех сил убедить себя в обратном...
  - Ты нарисовал безрадостную картину, - покачала головой хозяйка. - По-твоему выходит, человек обречён на страдания - по поводу или без него? И избежать их нет никакой возможности?
  Артём усмехнулся:
  - Без причины? Ну, не совсем так... Зинаида Семёновна, можно мне чайку? Спасибо... Страдания "тепличных" людей проистекают оттого, что инерционная жизнь потворствует расслабленности духа, скажем так. Она отпускает на волю наши слабости, как джиннов из бутылки. Мы не стремимся их обуздать в силу вялости рудиментирующего инстинкта преодоления. Мы их рассматриваем, оплакиваем, ковыряемся в них пальцем - вот и всё. Для того, чтобы держать их в узде, нужно разбудить никогда не использованный нами инстинкт. Это, конечно, невероятно трудно. И лень. Потому что нетренированной, невостребованной волей также сложно управлять, как нетренированным телом - она так же обрюзгла и дряхла.
  - Странно, - подала голос Женька, - сравнивать дух с мышцами... Мне кажется, твоя теория слишком поверхностна.
  Артём, наконец, посмотрел на неё. Легко и насмешливо.
  - То есть, ты считаешь, что человеку, имеющему наследственную склонность к, скажем, алкоголизму, но всю жизнь держащему себя в руках, это даётся просто так? В таком случае говорят - у него сильная воля, подразумевая эту волю, как дарованное при рождении свойство характера. И только сам этот человек знает - даётся ему эта выдержка ежедневной, жёсткой и утомительной борьбой с собой. Или, скажем, человеку, изначально замкнутому и робкому, стоит огромного труда, преодолевая себя, сражаться с жизненными обстоятельствами, на которые обычно так щедра судьба. Ведь всегда проще не бороться, а... сбежать? Не правда ли?
  Женька аж задохнулась от столь недвусмысленного наезда. А самозваный проповедник, попивая чаёк, продолжил назидать:
  - Кто-то ломает себя и сражается за своё место под солнцем, а кто-то предпочитает более лёгкий путь - прячется в свою любимую хомячью норку во ржи. Только от жизни не спрячешься - молотилка для зяби не дремлет - перепашет она ваши норки, так и знайте! Вас это, баб Маня, тоже касается...
  - Ну уж, - ничуть не смутилась та, - запугал ты нас, Тёма, смерть как...
  - Про закаливание духа, - Дина Владимировна подставила ладонь под кружащийся абрикосовый лепесток, - мысль, конечно, интересная. Но давно не новая, дорогой...
  Артём широко улыбнулся и глянул на наручные часы:
  - А я не претендую, мон анж. И не новая, и широко известная. Ну и что? Польза утренней зарядки тоже общеизвестна. И сколько, скажите, процентов населения её практикуют? То-то же... Просто попытки объяснить причины неудовлетворённости и страданий человечества, достигшего, наконец, предела мечтаний предков о мирной и сытой жизни, приводят к этому не новому и банальному постулату. Его не избежать. Всего пара десятилетий лености духа в условиях инерционной жизни - и человечество вновь неосознанно жаждет революций, потрясений и катаклизмов. Это доказывает, что инстинкт преодоления также силён в человеке, как инстинкт размножения, к примеру...
  Женьку передёрнуло:
  - Какая ужасная ересь! "Это доказывает..." Доказать можно всё, что угодно! Особенно с помощью демагогии.
  - Согласен, - Артём отставил чашку, звякнув ею о блюдце, и поднялся из-за стола, - доказать можно абсолютно всё. И оправдать. Особенно свои слабости и особенно перед самим собой... Всего хорошего, милые дамы. Ужин был потрясающе вкусен! Вынужден с сожалением откланяться.
  - Как жаль! - Дина Владимировна сменила гостеприимную улыбку на выражение глубокой скорби. - Может, останешься ещё ненадолго?..
  Скрипнула калитка.
  - О! - оживилась утомлённая отвлечённой дискуссией Тырлыковская. - Неужто Вакуленки, наконец, сподобились? - и тяжело, всей тушей, повернулась к дорожке.
  К праздничному столу уверенными, широкими шагами приближался худосочный молодой человек рыжей масти. На его горбатом и рельефном носу сидели темные очки, тонкогубый рот был сжат в нервную, жёсткую линию.
  - Добрый вечер, - приветствовал он собравшихся сухим, официозным тоном. - Прошу прощения за вторжение...
  - Да уж, - буркнула Тырлыковская, разворачиваясь назад к столу, - тебя-то нам, Гришенька, как раз и не доставало... Вторгся так вторгся - ничего не скажешь. С чем пожаловал-то? С худом али с... допросом?
  - Мне необходимо поговорить с гражданином Вербицким Артёмом Алексеевичем, - он посмотрел на единственного за столом мужчину. - Дома вас, к сожалению, не застал. Но увидел ваш транспорт здесь, у ворот... Ещё раз извиняюсь, но дело не требует отлагательств.
  - Даже так? - прищурился Артём.
  - Несколько вопросов...
  - Я не возражаю...
  Но состояться разговору было не суждено.
  Дина Владимировна вдруг вскинула глаза. Женька вздрогнула, а мужчины разом повернулись к воротам. По улице, нарастая по мере приближения, разносился странный, утробный звук - то ли вой, то ли мычание, то ли сиплый рёв. Он приблизился и втёк в калитку вместе с немой молочницей. Мыча, словно объевшаяся белладонной корова, она вползла во двор, цепляясь за штакетины невысокого забора, и рухнула у калитки, заливаясь слезами. Её загорелое, обветренное лицо выражало такой ужас, что свидетелям сцены он невольно передался. Будто холодным сквозняком потянуло...
  
   * * *
  
  В доме Тырлыковской царили тишина и полумрак. Окна бережливая хозяйка закрыла плотными старыми обоями, дабы на беспощадном солнце не выгорали шторы. Ну и, конечно, чтобы володарьевским летом в помещении без кондиционера можно было как-то существовать.
  Женька шагала из угла в угол отведённой ей комнаты, слушая размеренное тиканье часов. Мысли скакали, как потревоженные блохи, не в силах задержаться на чём-то одном.
  Прогуляться бы...Хотя бы во дворе... Нет, нельзя, Вовчик может увидеть... Как ужасно выглядел покойник... Кстати, Сюзанне надо позвонить... Узнать, не планирует ли муженёк сегодня вечером умылиться куда... Вот было бы хорошо... Что же там произошло, в доме у Вакуленок?.. Долго, интересно, Артём будет ещё дуться?.. Почему следователь хотел с ним поговорить? Да ещё так срочно... Баб Маня удивительно стойкая тётка. И бровью не повела, увидев это... Надо включить телефон. Риэлторше позвонить... Время подтвердить... Не передумал бы покупатель... Скорей бы уж разделаться со всем этим, уехать отсюда... Что же там произошло?
  При очередном воспоминании о вчерашнем вечере её накрыла волна дурноты. Боже... Начиналось всё так невинно - с белых лепестков цветущего абрикоса, чая, наливок, пирогов и старушек... Потом явился Артём, взбаламутив умиротворение пенсионерской вечеринки. Потом следователь, посеявший среди собравшихся смутное беспокойство профессиональным интересом к персоне гражданина Вербицкого. А после...
  Тут и сказать нечего: вечер, по всем канонам жанра триллера, плавно перетёк в кошмар.
  Невнятное мычание и истерические подвывания молочницы, мало понятные соседям, всё же были истолкованы ими верно - что-то случилось у неё дома. Первой отмерла Тырлыковская, тяжело проковыляв к воротам на помощь новоприбывшей. Заключив её в свои медвежьи объятия, она принялась укачивать бедную женщину, похлопывая успокаивающе по спине:
  - Ну, тихо, тихо, Тоня... Развылась белугой... Чего стряслось-то? С Павлом чего? - вопрошала она глухую. - Чего стоите, сопли жуёте? - прикрикнула на мужчин. - Давайте-ка, ноги в руки - и бегом!..
  - Где она живёт? - Марамыжиков постарался отмахнуться от неприятного свербежа в животе: как пить дать - это новое происшествие на Заовражной несёт ему новую головную боль...
  Артём распахнул калитку:
  - Я покажу.
  - Одну минуту... - представитель закона оглядел участников чаепития и кивнул Женьке. - Будьте добры... На случай, если понадобятся понятые.
  Как в воду глядел...
  Калитка в Вакуленков двор была распахнута. На бетонной площадке у гаража краснела ухоженными боками допотопная "Ока". Выстроившиеся по линейке абрикосы роняли лепестки в идеально ровные гряды с сочно-зелёными кустиками картошки. За ними, вдали - крепкие, свежевыкрашенные дворовые постройки... Здесь всё, на каждом шагу, вызывало восхищение хозяйственностью владельцев усадьбы.
  Женька, стараясь успевать за размашистым шагом мужчин, семенила следом по широкой бетонной дорожке вдоль дома. Его окна, по мере движения, вспыхивали рыжим костром закатного солнца высоко над головой. Приоткрытая дверь легко провернулась на петлях. Вошедших окутали запахи чужого жилья ...
  Женька ещё поднималась по крашеным ступеням вслед за Артёмом, когда полицейский уже распахнул обитую дермантином дверь в дом. И замер на пороге.
  ... Тело лежало в передней комнате, на полу. В позе, положенной покойнику - на спине, со скрещенными руками и подвязанной челюстью. Но узнать в нём пару дней назад виденного крепкого мужика Женька не смогла. Тот, кто предстал перед её взглядом теперь, был донельзя истощён и запаршивлен. Жутко обозначившиеся рёбра, суставы и скулы, прилипший к спине живот были кое-как прикрыты грязным рубищем. Седые волосы до плеч и грязная всклокоченная борода... Худые мосластые ноги в струпьях и порезах...
  Женька зажала рот рукой и выскочила на улицу. Там она неловко опустилась прямо на прогретую за день бетонку, привалилась спиной к высокому кирпичному цоколю и постаралась дышать глубоко, борясь с тошнотой. На заборе балансировал черно-белый матёрый котище с порванным ухом. Она уставилась на кота, стараясь отвлечься от стоящей перед глазами жуткой картины смерти. Поводила взглядом, цепляясь за пасторальные картины цветущего сада...
  Впрочем, напрасные труды. Переключиться не получалось - ни с недавно увиденного, ни с недавно учуянного. Навязчивый, хоть и слабый дух тления мешался с кислой вонью давнишней нищеты и лишений. Эти незнакомые, непривычные запахи будоражили. Пугали. Будили в душе первобытный, безотчётный страх перед неведомым и необъяснимым...
  
   * * *
  
  
  - Понедельник - день тяжёлый, - изрёк шеф, тщательно примериваясь сарделькообразным пальцем к кнопке матюгальника. Ему всегда удавалось изрекать штампованные банальности с видом первооткрывателя непреложных истин.
  Марамыжиков тяжело вздохнул.
  - Номер нашла? - это уже секретарю. - Ну соединяй, б, чего телишься сидишь?
  Пётр Романыч собирался переговорить с директором школы-интерната для глухонемых из соседнего района. На предмет оказания помощи при допросе вдовы свежепочившего с Заовражной.
  Он раздражённо ткнул пальцем, отключая селектор: "Курица, б..." Покрутил над габаритным пузом карандаш, раздумывая.
  - Ты вот, что... Как вдову допросишь и заключение из морга получишь, готовь полный и подробный отчет о происшествиях на Заовражной. Будем передавать дела в область.
  Следователь вытаращил на начальство блекло-голубые глаза:
  - Пётр Романыч, так это... С какой стати? Разве примут? Может, своими силами ещё?.. Попробую сам...
  - Сам... - шеф швырнул на стол карандаш. - Сам с усам... Без самодеятельности твоей обойдёмся. Не понимаешь ни хрена - вот и не лезь. А я знаю, что делаю. Готовь отчёт! Свободен...
  Подчинённый понуро удалился.
  А начальник райотдела ещё раз полистал на мониторе фотографии с места происшествия. Резким движением отпихнул от себя клавиатуру.
  - Чёртов яр...
  
  
  Марамыжиков шефской вспышки не видел. Но и без неё был весьма обескуражен. Его планы и надежды перечёркнуты безжалостно и недвусмысленно. Не то, чтобы рвущемуся на карьерный простор следователю дело Заовражной представлялись такими уж перспективными, но... Шанс проявить себя был. И был так близок. А что теперь? Новые годы бесплодной выслуги? Когда для него каждый лишний день в этой дыре - за год!..
  У себя в кабинете он швырнул папку с делом на стол. Покачался на кресле, осознавая в полной мере горькое отчаяние, завладевающее им...
  Севы на месте не было. Вот кому всё параллельно... Недалёкий идиот!.. А ведь у него были - и Марамыжиков это точно знал - были возможности продвинуться! Этому здоровенному увальню, вероятно, всё по жизни давалось легко. И так же легко уплывало сквозь пальцы. Потому как он ни за что не держался. Или так только казалось?
  Задержались же в его крепких руках и жена, и двое близнецов, и новый дом-полная чаша... Может, оно не утекало, а просеивалось? И оставлялось только нужное? Может, карьеру в список приоритетов Сева просто не включал?..
  Такая мысль казалась Марамыжикову невероятной. Фыркнув, он её тут же отбросил. Любой нормальный человек мечтает о продвижении по службе и о столице! Тут и обсуждать нечего! Ну, если он нормальный, конечно. В Севиной "нормальности" сомневаться не приходилось. Марамыжиков завидовал его "чувке": тот всегда знал в какую сторону дует ветер и, в соответствие с его направлением поворачивал ход следствия; знал какие из сомнительных дел можно раскрывать, а какие замять, какие и как откорректировать. Те, что можно, он раскрывал легко и непринуждённо благодаря повсеместным знакомствам и статусу "своего парня" практически во всех слоях володарьевских сообществ. По мнению его негодующего коллеги, раскрытия ему эти зачастую приносили на блюдечке, пока Сева, вальяжно развалясь за столом, резался в танчики. Те же, что раскрывать было не положено, он ненавязчиво сливал на радость начальству, обставляя обстоятельства этих дел наилучшим образом. Причём, Марамыжиков зло хмыкнул про себя, сам для себя (а, может, и не только для себя) Сева знал истинное положение дел всегда. Наверняка. Просто не трепался об этом. И загадочного лица не делал.
  Он владел таким количеством информации по своей епархии, что, казалось, чихни кто на другой стороне города, следователю Володарьевского райотдела через пять минут будет об этом известно. А также о том - кто чихнул, на кого и по какой причине. Та информация, которой он владел, могла, наверное, уничтожить ни одного персонажа из сильных мира сего. А при правильном применении - обеспечить ему бесподобной скорости карьеру и...
  Чёрт! Марамыжиков замер в кресле. Вот же оно! Информация - в этом вся соль!..
   В душе, средь пучины уныния, забрезжил слабый огонёк надежды.
  Может, передача дел в область - оно и к лучшему... Ответственность и головняк теперь лягут на других. А к кому эти несчастные придут за дополнительной информацией и версиями? То-то же.
  Главное теперь - правильно составить отчёт, схоронив ключевые моменты в рукаве. Чем чёрт не шутит - с влиятельными людьми ведь можно будет поторговаться... Главное, чтобы было чем... Козырей-то у него сейчас пока - шиш да маленько... Ладно. Будет... Добудем. Не хуже Севы.
  Воспрянув духом, Марамыжиков предвкушающее и энергично потёр ладони, прогоняя остатки грусти, и схватился за телефон.
  - Семён Игнатьевич! Доброго здоровьичка!
  Трубка промычала в ответ, жуя и прихлёбывая.
  - Что там с нашим трупом? Готово заключение?
  - Пишу, Гриша... чавк-чавк... к вечеру будет...
  - Вкратце? Причина смерти?
  Трубка помолчала, видимо дожёвывая. Потом произнесла более внятно, но весьма неуверенно:
  - Даже не знаю, как и сказать... Тем более, как об этом в отчёте написать...
  - В чём проблема?
  - Проблема? Проблема, етить её, в том, что мужик этот помер от крайнего истощения, вызванного продолжительным голодом.
  
   * * *
  
  Время до назначенной с риэлтором встречи тянулось невыразимо долго. Наверное, потому что Женька отчаянно маялась от безделья. В доме Тырлыковской помощи по хозяйству не требовалось - хозяйство содержалось в идеальном состоянии и поддержание этого состояния никому передоверено быть не могло.
  С развлечениями тоже было не густо - такой, к примеру, глупой роскоши, как книги, здесь отродясь не водилось. Одну, правда, в кухонном столе Женька всё же заприметила. Правда, в масляных пятнах, без обложки и большей части страниц. Гостьей книга не без труда была идентифицирована, как один из проходных, индустриальных романов советской эпохи. Подробности, увы, были поглощены временем и растопкой старой духовки, не желавшей загораться от спички.
  Телевизор - первейший из способов убить время - принимал только основные каналы. Смотреть кои, как известно, можно лишь под общим наркозом. Ну, или будучи человеком чрезвычайно невзыскательным...
  А уж о прогулке беглянка и подумать боялась: вдруг разглядят её за соседским забором домочадцы и раскроют такое близкое и ненадёжное убежище.
  Вот и тынялась в четырёх стенах, то с содроганием мусоля вчерашние впечатления, то с тоской предчувствуя сегодняшние переживания. Что и говорить, она отчаянно тяготилась необходимостью вечернего противостояния и выяснения отношений. В основном, с Вовчиком, конечно.
  "Скорей бы уж всё это закончилось! Скорей бы закончилось! Лишь бы не напрасными оказались мои мучения... Лишь бы сделка состоялась. Уеду сразу же, ночным поездом! Он говорит - бороться: с жизненными обстоятельствами, с собой, с окружающими... Зачем? Кому она нужна, эта борьба? Точно - не мне. Всю жизнь в борьбе провести? Хочется просто жить! Почему нельзя жить? Так, как я жила здесь первые дни? Как было хорошо! Как мирно, уютно... Неужели такие дни дарятся жизнью словно в насмешку, словно чтобы сравнить - насколько жалкое и глупое существование вне их блаженного покоя? Не все жаждут жизни в борьбе и преодолении, чего бы он там не вещал про эволюцию и генетическую предрасположенность. Бред... Люди разные. Есть сильные, напористые, жаждущие битв и революций, есть слабые - как я. Зачем им примерять на себя чужие кальсоны?.."
  Так размышляла она в полумраке добровольного узилища. И выводы, проистекающие из этих размышлений, вполне логичные, её полностью устраивали.
  ...Незадолго до назначенного времени предусмотрительно включенный телефон зазвонил. Женька, с опаской прикоснувшись к накрахмаленному, белоснежному тюлю, выглянула на улицу. У Тырлыковской калитки топталась девушка, стриженная под Хакамаду.
  - Уже иду! - отозвалась Женька в трубку и поспешила во двор.
  - Можете называть меня Анфисой, - бодро представилась девица. - Покупатель подойдёт прямо ко времени, уже на место. Мы сможем пока с вами туда пройти?
  Наследница без энтузиазма кивнула. И сжалась внутренне, готовясь к бою. Хотя заранее сделанный Сюзанне звонок и обнадёжил отсутствием в доме главного зла - Вовчика, но ничто не могло гарантировать его внезапного возвращения. К тому же, присутствие отца не подлежало сомнению...
  ... И - да! Он стоял на ступеньках террасы, скрестив руки на груди и сурово сдвинув брови. Столь же воинственно выглядела Сюзанна, окружённая малолетним выводком. Замершее в обвинительном ожидании собрание несколько обескуражило хозяйку усадьбы. Но отступать было поздно - позади энергично шагало официальное лицо.
  - Как всё это прикажешь понимать? - вопросил отец.
  - Я ведь тебя предупреждала, - пискнула Женька. - Покупатель...
  - Она предупреждала... - обвинитель многозначительно посмотрел на присутствующих. - Вы посмотрите на неё - она меня предупреждала! Вот так заявление родному отцу! То есть я правильно понимаю - ты поставила мне условие: вымётывайся из моих хором, ибо мне возжелалось деньжат на красивую жизнь! А то, что тебе, дорогой мой отец, жить и творить негде - меня это не касается. Мне на это глубоко наплевать!!
  - Мне кажется, зря ты всё это затеяла, - поддакнула Сюзанна. - К чему такая поспешность?.. Ляля, перестань!..
  Ляля не обратив на материнский окрик внимания, продолжила отколупывать вздувшуюся на перилах краску. Степан нахмурился и дёрнул сестру за руку:
  - Щас в угол пойдёшь! - пообещал он с воспитательским наслаждением.
  Ляля захныкала.
  - Не ори на сестру!..
  - Прошу прощения, - риэлторша, мягко отстранив клиентку в сторону, выдвинулась на первый план, - Евгения Дмитриевна - не единственная владелица дома? Если вы совладельцы, нам, конечно, потребуется нотариально заверенное согласие...
  Отец гневно вздёрнул подбородок.
  - Ты, конечно, можешь делать всё, что хочешь, - Сюзанна подхватил на руки капризничающую дочь, - просто... так поспешно... ни с того, ни с сего, ни с кем не посоветовавшись...
  - Да вы что! - Женька вытаращила глаза. - Я его уже три года продаю! И сюда приехала по звонку риэлтора!
  - Ну, знаешь ли, подруга... Тогда была другая ситуация, а теперь она изменилась. Надо планы свои и решения корректировать в соответствии с жизненными обстоятельствами. Иначе как? Нельзя думать только о себе! Ладно моя семья... Мы тебе чужие. Тебе наши заботы ни к чему, можно их побоку пустить. Несмотря на малолетних детей... Но отец? Как ты можешь с ним так поступить? Не ожидала от тебя... Не ожидала... Твой эгоцентризм просто зашкаливает.
  - Может, - Женька нервно терзала сорванный лист сирени, - не будем при посторонних обсуждать наши личные дела...
  - Ну да, ну да! - закивал головой несчастный отец. - Ты сейчас все эти дела обстряпаешь, а обсуждать мы их будем потом, когда будет поздно! Боже, кого я вырастил? За что мне это на старости лет? За какие грехи? Это же надо предложить такое! Возмутительно!..
  - Возмутительно, - еле слышно пробурчала себе под нос виновница переполоха, - то, что ты всему городу, включая Вовчика, растрезвонил о моём месте нахождения. Хотя я просила тебя ему этого не говорить... Если бы он сюда не заявился... всё можно было бы... решить по-другому...
  - Ха! Ха! Ха! - деланно расхохотался родитель. - Так вот кто во всём виноват - я опять-таки! Вот как мы всё умеем повернуть! С больной головы на здоровую перевесить! Он же твой муж! Как я мог ему не сказать! И с каких это пор он тебе не такой, интересно? То любовь-морковь, а то закидоны с прятками? Не надо меня в ваши игрища вмешивать!! Для чего? Чтобы я потом, как всегда, оказался виноват?..
  Похоронный проигрыш к "Опиуму" "Агаты Кристи" прервал взаимные упрёки. Анфиса Пална схватилась за телефон.
  - Я, конечно, дико извиняюсь, граждане, - сказала она, продемонстрировав всем надрывающуюся трубку, - но пришёл покупатель. Что мне ему отвечать? Продаёте вы дом или нет?
  - Конечно! - Женька сжала кулаки. - Пусть заходит.
  И он зашёл...
  
   * * *
  
  Когда, широко, приветливо улыбаясь и, по всей видимости, наслаждаясь произведённым эффектом, покупатель приблизился к ступенькам террасы, Женька отмерла:
  - Это как же всё понимать? - осведомилась она отчего-то севшим голосом.
  - Что тут непонятного? - Артём засунул руки в карманы и оглядел просевшую террасу хозяйским, оценивающим взглядом. - По-моему, всё предельно однозначно. Я собираюсь купить твою развалюху. Цена, озвученная Анфисой Павловной, с учётом риэлторской премии, меня устраивает. Где мы можем обсудить детали и подписать договор?
  Сюзанна фыркнула и присела на перила:
  - Так ты своего хахаля подключила, чтобы вышвырнуть нас отсюда? Ничего себе многоходовочка! Господи, Жека, зачем так-то? Сказала бы честно - мы бы уехали. К чему это представление?..
  - Сюзанна, я ничего...
  - Ну так уезжайте, - Артёма отповедь ничуть не смутила. - Считайте, что это Я вам честно сказал. На сборы - время до завтра, - он решительно пересёк террасу, толкнул двери в дом. - Проходите, Анфиса Павловна, здесь мы сможем разложиться с вашими бумажками... Так вы меня услышали? - обернулся к остолбеневшему от такого напора собранию. - Сегодня проплачиваю, завтра - въезжаю. Посторонние мне в моём доме не нужны.
  Приживальщики скуксились.
  - Эй, хозяйка! - окликнул покупатель наследницу. - Отомри!
  Женька, всё ещё не определившаяся как относиться к ситуации и как себя в ней правильно вести, растерянно проследовала за Анфисой в гостиную.
  - Вот так доченька... Заслужил на старости лет... - доносились во след отцовы причитания. - Поганой метлой...
  - Ну что ж, - возвестил возмутитель спокойствия, когда участники сделки расселись за круглым столом, накрытым жёлтой плюшевой скатертью с кистями. Он по-деловому сцепил пальцы рук. - У меня есть два условия. Состоится сделка или нет - зависит от твоего на них согласия. Первое: после продажи ты соглашаешься остаться жить в этом доме в качестве гостьи до конца лета. Второе: пересаживаешь розовый куст тёти Фени.
  Копающаяся в бланках Анфиска поперхнулась.
  - Ты прикалываешься? - поинтересовалась Женька. - Всё, что ты сегодня здесь устроил - это дурацкий розыгрыш?
  - Может, и прикалываюсь. Но договор купли-продажи и деньги по нему я обещаю тебе самые что ни на есть настоящие. И озвученные мною дополнительные пункты там, кстати, будут прописаны. Анфиса Павлона, потрудитесь внести...
  Риэлторша, недоверчиво косясь на клиентку, неуверенно открыла ноутбук.
  - Подождите! - Женька нервно потёрла виски. - Чёрт знает что такое... Ничего не понимаю. Зачем я должна буду жить здесь после продажи дома? Что за странные фантазии?..
  - Оппаньки! - грохнув створкой двери о стену и по-блатному раскорячившись в комнату вплыл Вовчик. - Чё за фраер тута расселся? Чё тут кто кому продаёт, я не понял? А ну, попыренькаму собрали монатки и вымелись отсюдава!
  Анфиска неуверенно потянула крышку ноутбука вниз. Да уж, угораздило её на такую весёлую сделку нарваться...
  Покупатель вызывающе откинулся на спинку стула, покачался на нём:
  - А, - прокомментировал он, - вот и оно... Принц-консорт, как я понимаю?
  - Ты чё это? - прищурился Вовчик. - Охерел? А ну, давай, пацанчик, встал и пошёл! И быстро, чтоб я не успел дотянуться и пнуть! - он медленно, набычившись, двинулся на гостя.
  Так же медленно Артём поднялся со стула...
  - Эй! - забеспокоилась Женька. - Прекратите, вы чего!..
  Прекратить, в общем-то, Вовчик был не против. Он уже сообразил, что противник оказался человеком решительным, и на понт его не возьмёшь. А кроме понтов Женькин благоверный предложить нечего не мог. Он начал притормаживать, ожидая от жены более решительных действий по спасению ситуации... И даже успел увидеть, как та подскочила со стула и открыла рот для спасительных слов... Но это было последнее, что он увидел перед тем, как кулак гостя врезался ему в скулу. Вовчик отлетел к стене, треснувшись об неё затылком, и медленно завалился набок, утягивая за собой гардину. С треском подался багет и, шурша подвесными кольцами, рухнул сверху...
  - Ты что творишь?! - взвизгнула в панике Женька. - Что ты наделал?!
  Артём потряс кистью руки.
  - Ты убил его! О господи!..
  В дверях истуканами застыли домочадцы, тараща глаза на неподвижное тело.
  - Зачем? Зачем надо было бить? Он бы сроду драться не полез! Он такой трус! Можно же было всё решить словами!..
  - Я смотрю, ты много с ним словами нарешала, - Артём подошёл к поверженному противнику и, присев на корточки, приложил пальцы к его шее. - И потом, - он поднялся спокойно, - не умею с гопотой разговаривать - обезьяньему не обучен.
  - Что же теперь будет-то... - охнула Сюзанна.
  - Да успокойтесь вы! - Артём брезгливо вытер пальцы о рубашку жертвы. - Живо ваше членистоногое! Ещё вас всех переживёт. Прочухается скоро... - он вернулся к столу. - Давайте продолжим. Анфиса Павловна? Я вижу, вас немного отвлёк этот маленький спектакль... На чём мы остановились?
  - Мы остановились на том, - Женька собрала бумажки со стола и бросила их поверх ноутбука, - что ты уходишь! Сделка переносится! Нет! Отменяется!
  - Ты хорошо подумала? - холодно осведомился покупатель.
  - Я сама разберусь со своими проблемами!
  - Убирайтесь вон! - выступил из сумрака отец, почуявший благоприятную перемену ветра. - Как смеете вы оставаться здесь после всего, что произошло? Вы хулиган и разбойник! Кто-нибудь вызовите, наконец, скорую! - патетически воздел он руки.
  - Мам.. Мам... - Степан горящими глазами таращился на место происшествия. - Дядь Вова - он чего? - скопытился?..
  - А ну быстро во двор гулять! - опомнилась Сюзанна, выталкивая детёнышей в дверь. - Жека, в самом деле, позвони в скорую... Чего стоишь столбом?
  
  ----------------------------------
  
  Молодой, но уже несколько опухший от частых возлияний фельдшер устало водрузил чемоданчик на стол.
  - Ну что тут у вас? - вздохнул он, нависнув над страдающим на диване Вовчиком. Последним движением умирающего тот закинул локоть на лоб и жалобно застонал:
  - Доктор, скажите, только честно... Как долго мне осталось?
  Фельдшер меланхолично ощупал затылок страдальца, измерил давление, поводил перед глазами пациента трубками стетоскопа...
  - Что случилось-то?
  - Упал, - быстро ответила Женька.
  Фельдшер понимающе мыкнул, разглядывая сбитую скулу:
  - На чей-то кулак, я полагаю?
  Присутствующие догадку комментировать не стали.
  - Ладно. Сейчас сделаем укольчик, до утра, думаю, отлежится...
  - Разве вы его не заберёте? - забеспокоилась сердобольная супруга.
  Представитель районной медицины свернул тонометр и, вздохнув, закинул его в чемоданчик.
  - С чем? С синяком?
  - Напрасно, - Сюзанна элегантно присела на угол стола, демонстрируя длинные ноги. Провела наманикюренным ноготком по тонкой бретельке сарафана, похлопала нарощенными ресницами. - Напрасно вы так. Я хоть и не медик, конечно, но жизненный опыт убеждал неоднократно, что к травмам головы надо относиться очень внимательно. Вот кажется - чего невиннее: синяк на лице и шишка на затылке. Но! - она воздела палец, на который послушно уставился фельдшер, - последствия могут быть самыми неожиданными. Взять, к слову, мою тётю. Как-то ударилась головой о чайник. Которым они с дядей перебрасывались во время очередного бурного выяснения отношений. Замечу - ударилась слегка. Не было даже никаких видимых повреждений. А ночью умерла - царствие ей небесное - от кровоизлияния в мозг! А вы говорите - синяк!
  - Ужасная история, - согласился её собеседник.
  Женькина спасительница обворожительно улыбнулась:
  - Как, кстати, вас зовут? Станислав? Как мило! А я Сюзанна. Очень приятно познакомиться! Я в вашем городе недавно, ещё не обжилась... Так одиноко без знакомых, друзей. Евгения, знаете ли, всё время занята, дела, хлопоты... Не находит времени, чтобы провести экскурсию для несчастной подруги. А я слышала, у вас прекрасные старинные кварталы с купеческой застройкой. Невероятно обидно - побывать в новом месте, и так ничего о нём и не узнать, ничего не увидеть!.. Когда, вы говорите, у вас смена заканчивается?..
  
  
  * * *
  
  - Сборище придурков! - буркнула себя под нос Анфиска, от души приложив ветхую калитку о покосившиеся опоры. Одна из них, та, что ещё сохранила фрагменты резной маковки, поражала сходством с гигантским дырчатым сморчком. Задремавшая на шляпе опоры ворона стоически выдержала ударную вибрацию, нехотя подпрыгнула, расправляя крылья, и, рванув вдоль улицы, нагло спикировала над розовым ёжиком риэлторши. Анфиска взвизгнула. Ворона каркнула.
  В сумерках мигнул огонёк сигареты - обманутый в ожиданиях покупатель томился у забора.
  - Я прошу прощения, - незадачливая посредница поскребла нос, шелушащийся после субботних трудов на родительской даче. - Не ожидала, что хозяева окажутся такими странными... А... - она внимательно посмотрела на клиента. - Мне показалось, вы с ними немного знакомы?..
  - Шапочно, - Артём кинул рассеянный взгляд вдоль улицы. - Я с ними соседствую. Жаль, конечно, что не удалось оформить сделку сегодня, но... Думаю, мы с вами предпримем ещё одну попытку. Чуть позже. Пусть владелица с домочадцами всё обсудит, пусть они с этой мыслью пообвыкнутся, успокоятся... Если это возможно. Вы как? - он улыбнулся девушке и носком сандалии ввинтил окурок в густую, тёплую пыль. - Не против нанести повторный визит этому гостеприимному дому?
  "Интересно, сколько ему лет?" - Анфиске его улыбка понравилась. А ещё показалось, что её собеседник сам мало верит в свои благожелательные прогнозы. Ей они виделись тоже не вполне осуществимыми, но профессиональная этика продавца залежалого товара заставила уверенно кивнуть:
  - Конечно! Просто недоразумение. Всё уладится. Семейные разногласия - у кого не бывает, - сыпала она штампованными фразами. - В принципе, дом замечательный, место тихое, историческое, аутентичное... Не стоит, не самом деле, сдаваться из-за случайной неудачи. Мы обязательно созвонимся с владелицей в ближайшие дни, прозондируем почву. В принципе...
  - В принципе, - перебил клиент, - ничего замечательного в этом доме нет. Старая развалюха...
  Анфиска, только разогнавшаяся потренировать речь с применением официозного апломба, необходимого каждому представителю серьёзной фирмы для внушения вящего доверия со стороны клиентов, чуть не поперхнулась от удивления, затормозив на полном ходу:
  - И зачем же он вам в таком случае?
  - Так на дрова...
  Девушка растерянно захлопала глазами.
  - Хочу баню построить у себя во дворе, - пояснил он со вздохом, как малоумной, - а это - чтобы было чем её топить, - покупатель полюбовался какое-то время отразившейся на юном лице перезагрузкой накопленных за девятнадцать лет данных по возможному использованию покупаемых домов вышеназванным способом, а после предложил: - Анфиса Пална, вы позволите проводить вас до автобусной остановки? Вечерами прогуливаться по Яру в одиночестве несколько жутковато. Вам не кажется?
  Припозднившаяся сотрудница агентства огляделась. На Заовражную уже ложились чёрные тени. Сквозь листву вязового полога просвечивало белесое закатное небо. Застывшее вечернее беззвучие нависло над старыми домами томительной тревожностью - оно не давило, но пугало. Своим почти ощутимым ожиданием...
  Девушка поёжилась, вспомнив своё недавнее приключение здесь, и согласилась.
  - Да, место и вправду... Как вы не боитесь здесь жить? Я бы умерла от страха. Раньше мне все местные представлялись, знаете, такими потенциальными самоубийцами. Всё равно, как те, кто на склонах действующего вулкана селятся.
  - Раньше - это когда? - поинтересовался Артём. - В младшей группе детского сада? Ладно-ладно, - рассмеялся он, придерживая за локоть прибавившую шагу собеседницу. - Не обижайтесь, Анфиса, я осёл. Обещаю больше не шутить так глупо.
  - Между прочим, мне через три месяца будет девятнадцать!
  - Неужели? - выдохнул провожатый потрясённо. - Тогда конечно, вопросов нет. Цифра значительная... Вы просто выглядите эм... моложе... Кстати, - поспешно свернул он тему, - поделитесь своими страхами - что на Яру вас так пугает?
  - А вы местный? - всё ещё сердясь на подколки по поводу малолетства буркнула риэлторша.
  - Местный. Родители мои, правда, в Новом городе всю жизнь прожили. А бабушка здесь. Собственно тот дом, в котором я живу - её наследство.
  - Ну а если местный - чего спрашиваете? Как будто не в курсе всех этих володарьевских страшилок. Которыми, кстати, не только дети друг друга пугали - взрослые тоже не гнушались обсуждать...
  Артём хмыкнул.
  - Это вы сейчас про Мёртвого Кайсака?
  - И про него. И про Чёртово место, и про Поросёнкову могилу, и про белую монахиню... Да их куча всяких! Неужто не знаете?
  - Это я-то не знаю? - фыркнул старожил. - Да я про одного только козлоногого зайца знаю штук пятнадцать!
  - Ух ты... - поразилась любительница страшных историй, забыв обиды. - Пятнадцать? С ума сойти... Вау! Откуда ж столько? Я помню ну пару от силы: как он казака в Поросёнкову рощу заманил и загрыз... как рыжих собак на хуторе душил... А вот ещё - как к детям во сне приходил и уводил в Гнилой ерик... Какие ещё-то? Ой! А про Степного Чёрта помните? Эти страшнее всего.
  - Ещё бы! Он же центральная фигура эпоса! И Яр Чёртовым в честь него обозвали. Вы не знали?
  Анфиса сосредоточенно нахмурила лоб, стараясь сопоставить:
  - Так ведь...
  - Ну понятно, - её собеседник снисходительно покивал головой, - кто сейчас интересуется историей родного края... До середины девятнадцатого века это место даже в официальных источниках прописывалось, как Чёртов Яр. Опосля богобоязненные ревнители благочестия решили смягчить надрыв - переделали на Чёрный. Ибо невместно правоверным христианам строиться в местности с таким сомнительным названием...
  - Вау! Так-то ещё страшнее, когда узнаёшь предысторию, - Анфиска зябко обхватила себя руками. - Может, - она неуверенно замялась, подыскивая слова, - если у этих наших местных страшилок такие глубокие корни... Может, нет дыма без огня?
  Они неспешно свернули с Заовражной. Примыкающая к ней улица сложной загогулиной спускалась к проспекту. Здесь было светлее - жители не приветствовали буйство бесполезных здоровяков-вязов и культивировали исключительно низкорослые абрикосы. Разлапистые колючие коряги отцвели в этом году стремительно, сварившись от жары, и уже успели выплюнуть кончики молодых и наивных, пока ещё свежих и нежных листьев. Их недавние предшественники - вчера благоуханны и прекрасны, ныне, подёрнутые тленом, густой кашей устилали натоптанные вдоль заборов тропинки.
  Бредущая пара задумчиво зарывалась в них носами башмаков, вороша поржавевшую по краям, умирающую юность...
  - Все эти козлоногие зайцы - всего лишь фольклор, - улыбнулся провожатый, - не стоит думать об этом всерьёз. Но есть, правда, в этом дыму народной фантазии и кое-какие искры... Тот же Степной Чёрт. У него, на мой взгляд, совершенно определённый прототип.
  Анфиска даже остановилась, вытаращив глаза на неожиданного толкователя местных легенд:
  - Да ну?
  - Волосяную плешь знаешь?
  Девушка помотала головой, даже не заметив, как органично собеседник перешёл на "ты".
  - В общем, если подниматься по Заовражной до конца, выйдешь на обрыв, на сам Яр, так сказать. На этом непосредственно Яру - пустырь, где сохранились следы древнего капища. Шрам круговой обваловки невооружённым глазом видно. Сохранилось несколько огромных валунов явно не местного происхождения. Совершил я страшное преступление - сделал аккуратный шурф: в центре - следы кострищ, возжигаемых на этом месте, возможно, столетиями. Точнее на моём кустарном уровне установить сложно...
  Анфиска скептически покосилась на собеседника, начиная подозревать, что тот оседлал любимого конька:
  - Вау, - неуверенно поддакнула она.
  Рассказчик, отвлекшись от своих археологических эмпирей, поморщился:
  - Анфиска, ты просто прелесть. Девчонка ты классная. Одна просьба - нельзя ли использовать другое междометие для выражения своих чувств?
  - В смысле?
  - Ладно, проехали. Короче, при сопоставлении найденного с топонимикой местности сам собою напрашивается вывод о принадлежности капища Волосу. Или Волоту. Или Велесу. Это уж кому как больше нравится... В просвещённое христианское постсредневековье, когда двоеверие практически угасло - думаю, где-то ближе к двадцатому веку - и утратились смыслы прежних символов, Волосово место стало Волосьевым, а священный яр, где поклонялись грозному скотьему богу, заклеймили чёртовым. Что, в общем-то, вполне соответствует тенденции отождествления христианской традицией языческих идолов с чертями...
  Анфиска попыталась переварить сказанное, для чего вновь тронулась в путь, загребая кроссовками абрикосовые лепестки. Какие-то идолы-черти, волосы-велесы, двоеверие - абракадабра какая-то... Странный какой-то... Может, сектант? Или этот, как их, уфолог? Не, те, кажись, по инопланетянам прикалываются... Значит, точно сектант. Вот вляпалась... Сейчас вовлекать начнёт...
  - Скотий бог? - прокашлялась она. - Как-то не супер брутально звучит... Если древние ему по поводу здоровья своих коровок молились, откуда эти страхи?
  - Имя Велеса, - начал "сектант" лекторским тоном, - имеет ещё один семантический оттенок, обозначающий мёртвых, предков, душ умерших. Это позволяет предполагать в нём хтоническое божество, связанное с нижним, подземно-подводным миром. Архаичная связь древнего Велеса с убитым, мёртвым зверем при переходе от охотничьего к земледельческому мировоззрению переосмыслилась шире - как мир мёртвых вообще, - он осёкся и посмотрел на заскучавшую спутницу. - Так тебе достаточно брутально?
  "Или не сектант? Больно научно для сектанта изъясняется..."
  - Откуда вы всё это знаете? - прищурилась Анфиска.
  - Интересуюсь.
  - Ну да, - неверяще хмыкнула проницательная девица, совершенно не удовлетворившись столь неправдоподобным объяснением. - А какое у вас образование?
  - Разве интересоваться местом, где родился и живёшь, можно только имея какое-то особое образование?
  - И всё же?
  - У меня их два, - сдался Артём, - историческое и физико-математическое.
  - Ну вот! - возликовала просвещаемая. - Историческое! Вот откуда вся эта трихамудрия про велесов! - А про себя подумала: "Всё-таки он старый - пока эти два образования получишь... Наверное, под тридцатник уже мужику. А жаль. Симпатичный... И прикольный. Хоть и замудрёный больно... Слава богу, не сектант..."
  - Что ж, - засмеялся Артём, - тебе виднее...
  - Ну конечно! Теперь всё сходится! - осенило его спутницу. - Раз тут, на Яру, поклонялись богу подземного мира, отсюда вся чертовщина и лезет! Это он насылает?
  - Анфиса, Анфиса! - преувеличенно ужаснулся "симпатичный", но "старый мужик". - Мы сейчас с тобой договоримся, пожалуй, до новых страшилок. Я не мистик. Я пытаюсь рассматривать происходящее здесь с научной точки зрения...
  - Ага! Значит что-то всё же происходит!
  - Ты о козлоногом зайце?
  - Ой, ну не надо только передёргивать! - возмутилась обличительница. - Я - в целом... Ну, согласны вы, что место необычное? - она помялась неуверенно. - Что... вещи необычные здесь... случаются? А? - она посмотрела на него снизу вверх почти умоляюще.
  Её странное смущение было замечено. Ну вот...
  Артём поднял взгляд на чернеющие в сумерках дома, будто ожидая от них подсказки. Дома молчали - выжидательно и напряжённо.
  - Вам очень хочется, чтобы я согласился?
  Девушка замялась. Прошагала в непривычном для неё молчании какое-то время, потом решилась.
  - Случилось тут со мной недавно кое-что... Не будете смеяться, если расскажу? Так странно... Уж очень похоже на одну из детских страшилок про Яр...
  - Смеяться не буду, - пообещал Артём. - Век воли не видать.
  
   * * *
  
  Женьке снился сон.
  Будто карабкается она по крутой галечной осыпи. Впереди, над ней - надёжный каменный карниз. И близко уже так - стоит только чуть подтянуться... Совсем немного... Но галька плывёт, проседает под ногами... Шуршит и сыпется... Шуршит, потрескивает, ударяясь друг о друга, подпрыгивая, летит вниз по склону... Шуршит и потрескивает... Потрескивает и шуршит...
  Захлебнувшись от ещё неизбытого сна, Женька рывком села на постели. Шуршало, потрескивало и шумело за окном. На стенах и потолке колыхались красно-рыжие отсветы. В комнате было светло и празднично.
  Путаясь в простынях, Женька скатилась с постели и бросилась к окну.
  Огонь бушевал, словно в преисподней. Он пожирал огромные тополя на склоне, ведущем к реке, проглотил уже забор и малинник... Длинные рыжие языки облизывали опоры террасы. Нестерпимый жар обжигал кожу через открытое окно, колыхал дрожащие от страха занавески...
  Голодная, безумная стихия. Впервые Женька видела её неумолимое буйство так близко...
  - Боже... - выдохнула она и поперхнулась дымом.
  Бестолково заметавшись по гостиной, она, наконец, ворвалась в комнату Сюзанны. Подруги не было - обзор достопримечательностей Володарьевска явно затянулся.
  - Степан! - затормошила она мальчика. - Скорее! Поднимайся! Бери Лялю и быстро на улицу! Немедленно! Слышишь?
  Она выбежала из комнаты и бросилась вверх по лестнице:
   - Папа! Пожар!
  Растолкав отца, Женька снова скатилась в гостиную. Подхватила на руки хныкающую Лялю и, толкая перед собой в шею сонного Степана, выбежала за калитку.
  ... Спокойное, чёрное небо мерцало летними звёздами и улыбалось тонким турецким месяцем. Самозабвенно стрекотали сверчки, и упоительно пахло быстро отцветающей сиренью. Ничто не нарушало медитативную тишину и укромную темноту ночи - ни зарево пожара, ни его оглушительный треск...
  Женька огляделась растерянно... Всучила Лялю брату и вернулась во двор. Обогнула террасу... Повернула за угол...
  Ни самого пожара, ни его возможных следов. Тихий, безмятежный малинник... Чуть слышно шуршащие макушки чёрных тополей за целым и невредимым плетнём... С перил террасы на неё возмущённо сверкнул неоновым глазом Тырлыковский кот. Фыркнул на досадную помеху, тяжело спрыгнул в траву и пошагал вразвалку, свято блюдя чувство кошачьего достоинства.
  Судорожно сглотнув, Женька неловко привалилась к перилам.
  - В чём дело? - послышались недовольные восклицания отца. - Мисюсь! Ты где? - его встрёпанная фигура в обнимку с лохматой бумажной рукописью вырулила из-за угла. - Что происходит?
  - Я... не знаю... Не понимаю ничего...
  Отец поджал губы:
  - Понятно. Пожар, значит... Тебе кажется остроумным устраивать подобное представление посреди ночи?
  - Не понимаю... - Женька потрясла головой. - Я совершенно точно видела его! Я видела его! Видела его!!
  - В таком случае, - родитель раздражённо протопал по ступенькам террасы и толкнул дверь, - тебе стоит подумать о том, чтобы показаться специалисту по галлюцинациям...
  - Чего? - рассеянно переспросила непутёвая дочь.
  - Того! К психиатру иди!
  
   * * *
  
  - Ну что, - Романыч переложил с места на место поленницу остро заточенных карандашей и, нежно касаясь полированных боков, поправил безупречно, словно на параде, выстроенные на столе элементы письменного прибора. - Ждали мы достаточно. Кто труд любит - долго спать не будет... Начнём помаленьку.
  Марамыжиков незамедлительно изобразил бодрую, деловитую готовность: рука с карандашом замерла над листом бумаги для конспектирования мудрых мыслей начальства, а преданный взгляд вперился в одутловатое лицо шефа.
  За столом для совещаний присутствовали ещё двое. Они никакой готовности изображать не стали. Напротив. Один из них - высокий, худощавый, с высокими залысинами и длинным породистым лицом - продолжил рассеянно чертить в своём ежедневнике бесконечные треугольники. Глаза его, сильно уменьшенные стёклами массивных очков, красноречиво говорили о непричастности скучному настоящему. И то, что погружённость в собственные мысли является для него обычным системным состоянием - не подлежало сомнению.
  Его сосед производил впечатление гораздо более жизнеспособного индивида: коренастый, широкий, подвижный и улыбчивый. Его открытое, доброжелательное лицо сразу располагало, а искренняя и, надо сказать, чрезвычайно редко встречающаяся заинтересованность в собеседнике, вызывала неодолимую потребность в задушевной, а где-то, может быть, даже исповедальной беседе. Но лишь до тех пор, пока доверчивый визави не начинал подмерзать под чрезмерно внимательным и зябким взглядом, осознавая с прискорбием, что интерес к его мятущейся душе - сугубо профессионален...
  - Давай, Марамыжиков, топчи, - начальство поместило бычью холку в удобную выемку командирского кресла.
  - Может, - вкрадчиво заметил улыбчивый гость, - всё-таки дождёмся Анатолия Ивановича? Как это будет выглядеть, если начнём без главы?
  Полковник напрягся, пошевелил бульдожьими щеками.
  "Да этот хрен, - хотелось гаркнуть ему, - маниакальный опоздун! Если продолжим его ждать - до морковкина заговенья чаи гонять придётся! Это он в лучшем случае на час "задерживается", а бывает, что и по два часа люди маринуются в ожидании начала мероприятия. Всё это - для публичной демонстрации исключительной занятости! Которая, мать её, ничего, окромя утомительной и продолжительной болтовни в себе не содержит!!"
  Так подумал начальник полиции. А вслух сказал:
  - Ничего-ничего, Игорь Дмитриевич, всё в порядке. Глава - человек занятой, не может всюду поспеть. Думаю, он простит нам. К тому же, мы начнём с доклада, содержание которого ему в общих чертах известно. Поспеет как раз к обсуждению...
  Марамыжиков, уловив молчаливое согласие гостя, откашлялся и приступил к отчёту. Он доложил о событиях на Заовражной, отрапортовал о ходе расследования, возможных версиях и подозреваемых. Отметил плохо поддающиеся объяснению странности в обстоятельствах обеих смертей.
  Игорь Дмитриевич заинтересованно внимал, хотя наверняка вся информация была им давно и скрупулёзно изучена. Его сосед по-прежнему рассеянно пачкал ежедневник: треугольники сменились кривыми пучеглазыми солнышками и рогатыми квадратобокими существами. Почерпнуть для себя что-то новое из доклада следователя он, видимо, тоже не рассчитывал. Может, оно ему было и не нужно...
  Когда Марамыжиков, закругляясь, уже зачитывал выдержки из протокола вскрытия, дверь распахнулась. В кабинет стремительно влетел мужичок с рыжеватыми усами-щёткой, торчащим из пиджака пузцом и суетливыми манерами. Он торопливо поручкался с приезжими и, поколебавшись, плюхнулся на стул рядом с Марамыжиковым. Председателю был послан полный негодования взгляд. Полковник вздохнул, выполз из своего кресла и пересел за стол заседаний.
  - Я в цейтноте! - начал глава. - В диком цейтноте! Сейчас к вам прямо с собрания Совета ветеранов, а до этого был на сходе в Полупечках - острые вопросы! Весьма! Безобразно острые! Хозяйство передали конкурсному управляющему, тот, как водится, давай банкротить. Имущество распродаёт. Люди возмущены. А что я им скажу? Что отвечу? Местной власти за всё отдуваться приходится! Каждому необразованному сельчанину ведь не донесёшь! Общественная ситуация такова, что не может быть иной, поскольку если бы ей случилось быть по-другому, то никак невозможно было бы, чтобы ей пришлось стать некой определённой, а не неизвестно несходной с той, что могла бы быть в условиях, отличных от известных. Потому как глобализация - она ведь не только общественно-политическая деструкция и культурная унификация - это стандартизация геополитических принципов транснациональных идей! Как мы можем, к примеру, Полупечковый колхоз имени Парижской Коммуны - единственный, кстати, оставшийся в области, - тянуть за неудержимо несущемся на всех парах локомотивом эволюции государственно оформленных рыночных систем? О! Это не вопрос! Это аксиома! Об этом и спорить смешно! Взять, к примеру, экономические обоснования Бенджамина Грэма...
  Бульдожья непроницаемость и неподвижность Романыча достигли степени абсолюта. Видимо, как следствие усиленной медитативной работы, направленной в данный момент на подавление негативных реакций.
  Деятельный взор Марамыжикова постепенно соловел. Выражение бодрой готовности, спустя сорок минут непрерывного монолога главы, становилось удерживать всё труднее. Человек в очках, давно вышедший из прострации по причине негодования из-за столь бездарно растрачиваемого времени, нервничал, постукивая карандашом по столу и демонстративно поглядывая на часы.
  Казалось, один Игорь Дмитриевич внимал высочайшей речи с интересом. Он кивал, соглашаясь, хмурил брови и покачивал в восторженном недоумении головой.
  Когда володарьевский цицерон со свойственной ему убедительной экспрессивностью перешёл к цитированию Карла Маркса относительно политики протекционизма, на помощь собравшимся пришёл неведомый герой.
  - Я на важном совещании! - прокричал глава в трубку раздражённо. - Да! С представителями ФСБ! Просил же меня не беспокоить!.. А? Когда? Чёрт! - он стремительно сорвался со стула. - Вот, пожалуйста - дикий цейтнот! Просто разрываюсь на части - полчаса тому назад уже должен был быть на юбилейных торжествах в детском саду "Буратино"! Вручаю там грамоты, письма ... эти... благодарственные, дипломы об участии в фестивале дошкольного творчества. Подарки ещё за внедрение инновационных воспитательных программ. Знаете, эти программы - совершенно замечательная вещь! Нам невероятно повезло, что приобрели их так недорого...
  Спасительный телефон вновь запилимкал.
  - Да!.. Оставляю вас, товарищи, - он, не отрывая телефон от уха, вновь суетливо поручкался с гостями, игнорируя хозяина кабинета и тем более такую мелкую сошку, как местный следак, и ринулся к выходу, крича в трубку: - Я же говорил! Прежде, чем отправлять поздравление губернатору - показать мне! Сколько можно повторять! Вы мне ответите! Как можно было - на открытке с розочками! Как я теперь на глаза Андрею Иванычу покажусь? Кто это затеял? Кто придумал? Вы специально под меня копаете?!.. Пётр Романыч! - грозно обернулся глава от дверей, - а ты доложишь мне сегодня в части касающейся! Часам к одиннадцати вечера жду тебя. Раньше не получается - не обессудь. Дикий цейтнот - сам видишь...
  Усатый вихрь скрылся, взметнув пыльную позёмку перетёртых им в труху часов и минут. Оставив за собой тонкий дух дорогого парфюма и слегка обалдевших участников совещания.
  Романыч обошёл стол и тяжело вдавился в своё законное кресло. Нажал на кнопку матюгальника:
  - Чай принеси, - рыкнул в динамик.
  - Что ж, - улыбнулся невозмутимый Игорь Дмитриевич, никак не комментируя явления главы народу. - Вернёмся к нашим баранам... В целом, обстановка ясна. Спасибо, Григорий Александрович, за грамотный и подробный отчёт. Поскольку мы значительно задержались по времени, думаю, будет правильным, Пётр Романович, отпустить сейчас Вениамина Вячеславовича на объекты. Пусть занимается там своими научными замерами, исследованиями - чем там у них, учёного люда, полагается, - он дружески похлопал соседа по плечу. - Буду признателен, если вы поручите его заботам вашего бесценного сотрудника. Пусть Григорий Александрович - вы ведь не возражаете? - его сопроводит, всё покажет... Посодействует, так сказать.
  Полковник сердито мотнул головой в сторону подчинённого, обозначая таким образом своё разрешение. Заявленные к отправке поднялись из-за стола.
  От двери мелодично задребезжал поднос с чайными чашками. Юная секретарша с бесцветным лицом и навсегда испуганными глазами принялась торопливо и неловко расставлять на столе приборы.
  - Вот курица! - прошипел начальник. - Повылазило у тебя что ли? Не видишь, люди уходят? Убери лишнее!
  Секретарша затряслась ещё сильнее, поспешно возвращая дрожащими руками чашки на поднос.
  Сахарница, молочник, вазочка с конфетами, заварочный чайник...
  - Разрешите удалиться? - уточнил Марамыжиков.
  - Да иди уже! Если Вениамину Вячеславовичу понадобится что-то дополнительно - специалисты или оборудование, транспорт там - обеспечь. Да, не забудь обедом покормить... Куда льёшь, дура!
  Следователь с подопечным поспешили ретироваться.
  Побелев от ужаса, девица тыкала салфетками в чайную лужицу на столе. Плохо соображая что делает, потянулась и к штанам гостя, но тот, рассмеявшись, перехватил её холодные пальцы:
  - Ну что вы, что вы, дорогая моя! Поверьте, я справлюсь сам. И не надо так пугать девочку, Пётр Романович! Посмотрите, она сама не своя от раскаяния... С кем не бывает! Ничего страшного! Ничего страшного не случилось! Такая ерунда, право слово!..
  - Уйди отсюда, с глаз моих! - замахал руками хозяин кабинета. Девица выбежала за дверь. - Кругом одни придурки...
  Гость покрутил в руке комок салфеток, которыми промокнул чайные капли на джинсах, швырнул его на стол. Самостоятельно разлил по чашкам чай, пригубил, с видом знатока покачал головой, одобряя. Потом отставил чашку, звякнув ею о блюдце, и зашуршал конфетной обёрткой.
  - Ну что, Пётр Романыч, - он положил конфету в рот, пожевал задумчиво, - началось, я полагаю?
  Пётр Романыч тяжело вздохнул.
  
   * * *
  
  
  Кот, как обычно, увязался следом. Сколько не талдычь - всё бесполезно. Каждое утро на работу сопровождает.
  Серафима Ниловна сердито погрозила питомцу пальцем. Вот делать ей больше нечего, как целыми днями за него беспокоиться - дошёл ли дурень обратно, не случилось ли чего... Потому как сразу за поворотом - опасный перекрёсток, под горку. Здесь не только животин - людей сбивают с пугающей регулярностью.
  - Мурсик! - неутомимо увещевала хозяйка. - Ну будь ты человеком! Сколько можно говорить - не ходи за мной! И чего тебе, скотине усатой, дома не сидится?
  Меланхолично трусивший позади кот на время нотаций останавливался. Приседал на задние лапы и таращился недоумённо круглыми жёлтыми глазами. Мурсик терпеливо выслушивал хозяйкины претензии, но стоило ей двинуться дальше, он, тряхнув лапой, спешил следом.
  Развлечение это досужий кот придумал себе недавно. С началом тепла. Ежеутреннее сопровождение он отчего-то возомнил своей непременной котовьей обязанностью и по-кошачьи упрямо следовал долгу. Ну и потом... Чего скрывать: ему нравились пыльно-мышиные запахи музейных хранилищ и бумажно-нафталинная атмосфера кабинетов.
  Он немного помогал с утра работникам музея, суя любопытный нос в ревизуемые ящики и папки с бумагами. А утомившись, отправлялся спать в солнечном прямоугольнике, трепещущем на полировке стола Серафимы Ниловны. К обеду кот исчезал - его неумолимо влекли насущные дела. И долгая самостоятельная дорога домой. Торжественную встречу хозяйки на парадном крыльце он отменять не собирался! Как не собирался отменять и утренние проводы.
  Вот и в это солнечное утро он изменять себе не стал.
  Преодолев по пути несколько пешеходных переходов и одну детскую площадку, в городском парке кот расслабился. Здесь не ездили коварные машины, не тянули ручонки непредсказуемые дети. Поливалка, надрывно гудящая за отдалённой клумбой, его не смутила. Мурсик обогнал хозяйку и деловито порысил в авангарде. Поэтому новую сотрудницу, которую навязал директору ушлый Вербицкий, заметил первым.
  Она ждала у памятника поэту. И во взгляде её кот не увидел скучающей рассеянности ожидающего. Неужели выбитые на медной табличке строки её заинтересовали? Кот ускорился и, подбежав, прыгнул на уступ постамента. Приподнявшись на задние лапы, обнюхал недоумённо давно знакомую табличку... Так и думал - ничего интересного: кислый запах меди и старая собачья метка. Очень, видать, здоровущей собаки. Коты до таблички не добивали. Мурсик обошёл памятник, обнюхивая, и стрельнул по левому углу. Пусть этот облезлый корноухий в яблоках, что прижился у ларька с мороженым, побесится...
  - Доброе утро, Евгения! - подоспела хозяйка, тоже разглядев новенькую. - Давно ждёшь?
  Та вздрогнула и обернулась:
  - А... Нет, нет... Подошла только. То есть, доброе утро, - смутилась она. - Извините...
  Серафима Ниловна посмотрела на неё внимательно. Ох и подсуропили ей с этой работницей... Возись с ней, оформляй, обучай, вводи в курс дела, а у неё, по всему видать, - ни интереса, ни тонуса. Послоняется тут немного, да дёрнет в свой мегаполис, откуда её нелёгкая закинула да бесполезным грузом на шею Серафимы Ниловны повесила.
  - Что-то, Евгения, выглядишь ты болезненно... Ах да! Баб Маня говорила, что ты приболела. Может, не прохворалась ещё? Может, ещё пару дней надо бы отлежаться?
  - Я здорова, спасибо, - сказала Женька, растягивая губы в приветливую улыбку. - Спала просто неважно, знаете...
  Музейная дама недоверчиво кивнула и загремела ключами:
  - Что ж... Бывает, конечно... Дело молодое, - осуждающе пробубнила она, дёргая массивную дверь. - У меня кофе есть, если это поможет...
  Новенькая оживилась:
  - О, я была бы вам так благодарна!..
  Кофе, правда, оказался растворимым. Но оглушённая ночными потрясениями Женька не стала привередничать. Она сыпанула в сувенирную черноморскую кружку с щербатым краем побольше. Ложки три? .. Помедитировав на коричневую трещинку, пересекающую аляповатых афалин, добавила ещё пару. И сахару. И молока из пакета. Обжигающее термоядерное зелье пахло жжёной резиной.
  - Извините меня, Серафима Ниловна, за моё сегодняшнее состояние, - она присела на подоконник и отхлебнула из кружки. - Не так, конечно, надо выглядеть в первый рабочий день на новом месте, - она смущённо уставилась на афалин. - Первое впечатление о себе я непоправимо смазала. Но, поверьте, оно не совсем верное. На самом деле, я очень старательная и ответственная. И работа в вашем музее мне искренне интересна...
  Серафима махнула рукой и подошла к зеркалу, чтобы взбить кудряшки:
  - Ой, Женя, не оправдывайся. Я тебе не начальство. Пусть оно следит за трудовой дисциплиной и моральным обликом нанимаемых. Моё дело телячье - оформить нового сотрудника и приставить к делу. Чем мы с тобой сейчас и займёмся... Ты, если не ошибаюсь, о музейном деле имеешь весьма смутное представление?
  Женька виновато кивнула.
  
  ...Старое здание бывшей земской управы было изначально, по архитектурному замыслу, поделено на два крыла. Музейщики усмотрели в этом знак судьбы, определив два разноплановых направления будущих экспозиций. Одним из них стала модная когда-то тема покорения космоса, занявшая всё правое крыло.
  Здесь ещё молодой и боевой Август Францевич разместил гордость Володарьевска - экспонаты, подаренные родному городу космонавтом-земляком. В витринах загадочно мерцали зеркальные щитки скафандров, макеты посадочных модулей и тюбики космического питания. С тёмно-синих стен улыбались портреты космонавтов, а посреди зала рогатился спутник. Была даже лунная пыль в пробирке.
  В своё время, и это бросалось в глаза, коллекция собиралась и оформлялась с большим интересом и любовью. Но ныне, когда тема покорения космоса утратила былое очарование, а сопутствующие ей артефакты полувековой давности покрылись пылью забвения, зал захирел. И давным-давно, по всей видимости, не развивался. Но тем не менее жил, пока жил его создатель.
  В левом крыле казалось повеселей - здесь не довлел бархатно-чёрный потолок с мигающими лампочками-звёздами, напротив - было светло и просторно. Иногда здесь чего-нибудь выставлялось: привозные коллекции кукол, прялок, самоваров... Иногда - хайп заезжих гастролёров, типа выставки восковых фигур "Всемирная история казней".
  В закутке выставочного зала примостилась скудная краеведческая экспозиция: пара наконечников стрел и несколько осколков керамики символизировали савроматскую древность Волго-Донских степей; несколько медных монет - монгольское присутствие; резной ставень и ржавый ухват - период колонизации левобережья чумаками, а бердыш из папье-маше - освоение территории нынешнего Володарьевска.
  - Не густо у вас в краеведческом уголке, - заметила Женька.
  - Ах это... - Серафима Ниловна, устремленно несущаяся мимо, притормозила, кинув взгляд через плечо.
  Ей не терпелось показать новенькой своё детище - зал боевой славы. Здесь, за десятилетия работы в музее, ей удалось собрать действительно стоящие экспонаты и сделать для подрастающего поколения володарьевцев по-настоящему интересное сопровождение. Период Великой войны находили в её душе гораздо больший отклик, чем века дикой первобытности и тёмного средневековья.
  - Да, - отмахнулась она небрежно. - Было бы чем заполнять. Археологические находки в провинциальных музеях не оседают. Так, оставят от щедрот, может, пару черепков. Что поинтереснее - в область. А уж если золото, ни приведи господи, то и области не светит. Да и вообще... Древняя история наших пустопорожних степей скудна... На правом берегу засеки приграничные только при Алексее Михайловиче рубить начали. А левобережье и вовсе - в восемнадцатом веке заселилось по указу Елизаветы Петровны, призвавшей чумаков Малороссийских на возку соли с Эльтона и Баскунчака... Ну, - пожала она плечами нетерпеливо, - Стенька Разин у нас тут хороводился... есть свидетельства, что Суворов за Пугачёвым по нашим местам гонялся. Из нашего Преображенского переправлялся в слободу на левом берегу, квартировал там какое-то время. Теперь слободы той, правда, нет - затоплена при строительстве ГЭС... Хотя, постойте-ка... Вроде Володарьевск тогда ещё не Преображенским назывался, а этим... как его... дай бог памяти...
  - Но разве этого мало, - удивилась Женька, - для более интересной экспозиции? Даже на поверхностный взгляд - весьма достойный исторический материал.
  На круглом лице Серафимы Ниловны отразилась усталая снисходительность:
  - Моя дорогая, я рада, что эта тема тебе интересна. Ты молодая, инициативная - тебе и флаг в руки, а экспозицию - в актив. Займись, конечно. У меня, знаешь ли, времени на всё не хватает. Я же, собственно, одна здесь всем занимаюсь. Всё на моих плечах, абсолютно всё, без исключения! Тружусь с утра до ночи, без выходных, аки пчела! Ни от кого помощи не дождёшься!..
  На Женьку вдруг совершенно отчётливо пахнуло конторской атмосферой. Да так ощутимо, что она с испугом огляделась, боясь обнаружить вокруг своих бывших коллег. Её передёрнуло.
  ... После продолжительного осмотра Зала славы, сопровождавшегося обстоятельным и вдохновенным рассказом, а также отдания дани ожидаемым восторгам по превосходному его обустройству, Женька почувствовала, что к ней потеплели. Серафима Ниловна, выслушав похвалы, прониклась к новенькой зачатками симпатии и осторожным доверием. Она отметила про себя, что из Тёмкиного протеже может выйти толк, если только новенькая со временем не скурвится. Ну и конечно, если будет тщательно и благоразумно прислушиваться к советам старших товарищей. И, конечно, если в декрет сразу не уйдёт, как водится.
  Недаром же Вербицкий вокруг неё приплясывает. А дело молодое - оно такое - доплясаться недолго... Видали мы таких работниц на своём веку: сначала три года в декрете, потом три года по больничным, а потом - в голове остаются одни только невыученные уроки и борщи. И что такой сотрудник для музея может сделать? Что такого, вернее такую, может увлечь в исторических изысканиях, кроме зарплаты?
  Серафима Ниловна вздохнула, отпирая двустворчатую дверь в торце длинного коридора на первом этаже:
  - Здесь, Евгения, у нас фонды - сокровищница музея...
  - Знаю-знаю, слышала, - обрадовалась Женька. - Это то место, где обычно хранится всё самое ценное, интересное и никогда не выставляется!
  Её собеседница фыркнула:
  - Не скажу за всех, может оно и так. Только в фондах Володарьевского музея ничего особо интересного, а уж тем более ценного, ты не найдёшь. Может, если только случайно...
  Женька обозрела полки и стеллажи с кипами картонных папок, лохматящихся выпирающими из них пожелтевшими обтрёпанными листами; ряды коробок и ящиков с инвентарными номерами; сваленные в углу "предметы быта"; затянутые паутиной и забитые неведомым хламом подпотолочные ниши...
  - Да уж, - протянула она. - Здесь копать - не перекопать...
  - Верно, - подпрыгнули в кивке упругие кудряшки. - Работы по сортировке - здесь на века вперёд. Но дорога в тысячу ли начинается, как сказал китайский мудрец, с первого шага. Можешь приступать.
  - А....
  - Начни, пожалуй, вот с этого стеллажа. Здесь документы по раскулачиванию. Надо снять с них копии, систематизировать и упаковать каждый, как индивидуальный объект хранения...
  Пыльный бумажный Эверест подействовал на её новоиспечённую коллегу, по-видимому, удручающе.
  - Ясно...
  - Я тебе сейчас папки с файлами принесу.
  - Ага...
  Женька почувствовала себя пленницей сокровищницы, охраняемой драконом. Она подошла к старенькому кособокому столу, сдвинула в сторону жалюзи на окне. В затенённую комнату упал прямой, как струна, солнечный луч, поймал в фокус кружащиеся пылинки. Рассохшиеся деревянные рамы удалось распахнуть не без труда. Луч превратился в невидимку, зато стал осязаем летний парк за окном. С его звуками и запахами...
  Из окна был хорошо виден памятник поэту, у которого Женька сегодня ждала открытия музея. Скромный гипсовый бюст, крашеный под бронзу, на постаменте под гранит, на Женькин художественный вкус, был удивительно бездарен. Но в композицию аллеи вполне вписывался. Ну и ладно...
  По голове поэта прыгал глупый воробей. Желтоглазый кот Серафимы посматривал на него лениво и многообещающе. Свесив лапу, он дремал на пьедестале, обняв меховым пузом основание бюста. Медная табличка ослепительно сверкала на солнце. Разобрать надпись на таком расстоянии Женьке было не под силу, но...
  Прочитанные утром строки почему-то зацепились в памяти и резонировали теперь в мозгу бесконечным повтором. Они путались словами за слова, наступали друг другу на хвосты рифм, срывались в темноту забвения, потом снова выскакивали в памяти с середины фразы, как чёрт из табакерки... И звучали, звучали, звучали в голове... Зачем-то. Может, что-то пытались объяснить?
  Мой край безмятежный, обласканный ветром,
  Опаленный жаром степи кайсацкой,
  Водою и кровью напоенный щедро,
  Умытый горючей слезой босяцкой...
  Бессмертный, как боги, пройдёшь сквозь столетья,
  Горько-солёный осколок Хвалыни,
  У Чёрного Яра соцветья полыни
  Поведают тайну живущих доныне...
  
  "Живущих доныне... живущих доныне... живущих... доныне..."
  
  
   * * *
  
  Над Заовражной висел сонный полуденный зной. Птицы замолчали и попрятались до наступления вечернего температурного послабления. Бродячие собаки валялись в жидкой тени заборов, притворяясь мёртвыми. Даже вязы замерли, не желая лишний раз пошевелить листиком, дабы не обжечься о раскалённый воздух.
  Только людям неймётся. Суетятся всё, снося любые неудобства. Игнорируя благожелательные намёки матери-природы на целесообразность следования её естественным циклам. А для чего спрашивается? Для скорейшего приобретения стрессового катара желудка и разнообразнейшей коллекции неврозов?..
  Марамыжиков уныло взирал на неутомимого Вениамина Вячеславовича, деловито снующего по Чернодедовской усадьбе. И почти ненавидел этого высоколобого умника за пропущенный обед и непонятную деятельность, конца которой в ближайшей перспективе не просматривалось.
  Дело было, конечно, не в том, что Марамыжиков не приветствовал служебного рвения. Напротив, в рамках своих карьерных устремлений он был им всецело поглощён, но... В сегодняшнем таскании коробок и ящиков из фургона с надписью "Следственный комитет" он не видел для себя никаких перспектив.
  Болван! Чего он там себе напридумывал вчера в утешение? Какой коварный план разработал? Решил, идиот, что он ещё сможет вытянуть из отобранных у него дел какой-то профит? Что не составит ему труда контролировать со стороны ход расследования, что будет несложно поманипулировать кой-каким фактическим материалом, что - вот же блин! - поторгуется Гришенька с областными варягами, поиграет в "рука-руку"... Чёрт...
  Конечно, он и предположить не мог, что вместо следока заявится безопасник. Да ещё какой... Попробуй с ним поиграй: он тебя с кашей съест и не покривится - будет мило улыбаться и смотреть с искренней и ласковой заинтересованностью. Сканируя собеседника насквозь.
  Но этот безопасник, всё же, только во-первых. Во-вторых, - тут Марамыжиков с отчаянной злостью сжал кулаки, - и в главных: никакой важной информации для этих людей он точно изобразить не сможет. Они знают гораздо-гораздо больше о делах Заовражной. А Гриша, мелкая пешка, не знает, как выясняется, вообще ни хрена!..
  - Григорий Александрович, не поможете?
  Марамыжиков, изобразив бодрую готовность, подхватил указанные коробки и поволок их следом за вожатым в подвал. Здесь пыльные полки уже украсились гирляндами проводов и уставились газоиндикаторами, радиомерами, дозиметрами и прочими гаджетами и датчиками, кои идентифицировать володарьевский следователь затруднялся.
  - Зачем это всё? - он повертел в руках один из попискивающих приборов. - Странный способ расследования убийства... Нет, если, конечно, информация секретная, я не выпытываю. Можете ничего не говорить...
  Вениамин Вячеславович пожал плечами:
  - Ну, подписок о неразглашении я не давал... Собственно, разгласить ничего я при всём желании не смогу, поскольку не в курсе, знаете ли. И то, что мы сейчас тут с вами делаем, на мой взгляд, вряд ли связано с убийством... В этом доме произошло, говорите? Ну надо же... А когда?.. Совпадение, наверное... История значит, такая: безопасники обратились к руководству нашего института с просьбой провести кое-какие замеры в аномальных местах. Одно из них - указали здесь... Есть как-будто бы у них некие предположения, которые необходимо проверить. Ну, а мне их интерес только в радость...
  - Что вы говорите... - поощрил собеседника Марамыжиков.
  - Да... Я кандидатскую, знаете ли, пишу. По... как бы это попсово объяснить... - он зашипел, укушенный разболтанной подвальной розеткой, помахал пальцами в воздухе. - Короче, тема моей работы пересекается с этим исследованием в какой-то части.
  Марамыжиков сделал умное лицо, кивнул со значением.
  - Я, пожалуй, пойду наверх, начну там ящики распаковывать...
  - Конечно-конечно... Только, Григорий Александрович... Это что за дверь? Есть от неё ключ?
  Следователь перебрал связку, примерив несколько вариантов. Пожал плечами:
  - Вроде не было. Да мы особо и не рвались её осматривать... Чулан, наверное, какой-нибудь.
  От входа раздалось усиленное сопение, уханье и кряхтенье - по подвальной лестнице неповоротливой черепахой сползала Тырлыковская.
  - Чего это вы, ребятки, в подвал зашухарились? И не отыщешь вас, так спрятались... Опять, отэт, улики шукаете? Я уж думала, закончили вы с обысками... Чё эт, провода у вас яки-то? А?
  - Гражданка Тырлыковская! - взвился представитель закона. - Покиньте помещение! Зачем вы тут? Вы что, не видите, двери опечатаны, вход запрещён?
  Тырлыковская всплеснула пухлыми руками:
  - Тю! Гришка, чего разорался? Опечатано! Где ж оно опечатано, когда распечатано давно? Видел-то опечатку свою, солдатик?
  - Вот, кстати, - зловеще прошипел Марамыжиков, энергичным шагом проследовав к подножию ступеней, - об этом мы с вами, Мария Ивановна, сейчас и поговорим. Прошу вас! - он указал рукой на дверь. - Сейчас вы мне и попробуете объяснить, как получилось, что полицейская печать оказалась повреждена. Участковый ваш, уж поверьте, своё огрёб по полной.
  - Добре, добре, - пробурчала Тырлыковская, разворачиваясь на середине лестницы и начиная трудное восхождение наверх, - поговорит он со мной, ты поглянь на него... Нашёл взломщика. Уж больно ты грозен, как я погляжу...
  Расставаться с прохладой подвала и возвращаться в жару улицы страсть как не хотелось. Но не допускать же присутствие посторонних на объекте, который окучивают в данный момент сами федералы!.. Поэтому Тырлыковская не без труда была выпихнута в парадную дверь, установлена в тени фасада и подвергнута строгим расспросам. Соседка убитого не сопротивлялась, напротив - отвечала подробно, не торопясь, не упуская деталей и постоянно сбиваясь на воспоминания и сплетни, пришедшиеся к слову. Через десять минут разговора следователь почувствовал симптомы передоза информацией, а ещё через десять попытался сбежать, свернув поднятую им самим тему, которую прояснить всё равно не удавалось.
  Но вырваться из цепких лап одинокой тётушки, живущей исключительно здоровой любознательностью в отношении чужих дел, оказалось не так-то просто. Заметив ускользающее внимание собеседника, Тырлыковская зачастила громче и напористее, нависая над своей жертвой и хватая его поминутно за рукав. При описании злоключений дочери, пытавшейся в прошлом году оспорить платёжку управляющей компании, эмоции фонтанировали настолько бурно, что практически вдавили несчастного в каменный цоколь дома.
  Куда уж ему было расслышать лёгкий скрип ступеней за входной дверью под чьими-то спускающимися шагами и тихий звяк железного запора на осторожно прикрытой подвальной?..
  
   ------------------------------------------------
  
   - Привет, наука, - сказал Артём.
  Он стоял на подвальных ступенях, засунув руки в карманы шорт. Вениамин Вячеславович поднял недоумённый взгляд:
  - Не может быть... Вербицкий, ты ли это? Успокой меня - скажи, что я заснул и вижу страшный сон...
  - Обойдёшься, - Артём неторопливо спустился вниз и оценивающе оглядел происходящую в подвале модернизацию. - Судя по всему, Роскосмос решил в этом хламовнике обустроить секретный центр управления полётами? - он улыбнулся и протянул руку для пожатия.
  - Типа того, - его знакомец руку пожал. Они даже обнялись, хлопнув друг друга по спине. - Ты здесь какими судьбами?
  - Я-то судьбами самыми незамысловатыми - живу по соседству. А тебя через забор увидел - глазам не поверил. Блин, думаю, неужто Венька? Да ну - чего б он тут делал? Потом всё-таки решил сходить, удостовериться поближе...
  - А я, да... По заданию института. Так вот... Чем занимаешься-то? С тех пор, как ты из науки ушёл, с Тараканом рассорился, о тебе ни слуху, ни духу. Мы всё гадали, куда тебя черти занесли. Теперь-то вижу... Да уж, место от науки далёкое...
  - Чего ж ты, друг, в таком далёком от науки месте провода плетёшь? - усмехнулся Артём. - А! Извини, я не так понял, должно быть: ты из горгаза? Или водоканала? То-то счётчиков у тебя хренова туча!
  - Ладно тебе, - добродушно рассмеялся Веня. - Велено кое-какие измерения сделать и отследить в динамике... Но на мой вопрос ты так и не ответил!
  Артём покрутил в руке вязанку не разобранных ещё датчиков, пощёлкал кнопками пульта...
  - Чего отвечать? Я теперь свободный художник. Живу, как хочу и изучаю то, что мне интересно. И так, как считаю нужным. Так Таракану и передай...
  - Голодный свободный художник?
  - Фи, что за унылые стереотипы в наше прогрессивное время? Сытый и довольный свободный художник!
  - Что вы говорите! Чем же в наше время художники зарабатывают на хлеб насущный?
  - Семейным делом, в основном. Мы с отцом пчёл пасём. Сейчас он трое суток на выездной пасеке - на эспарцете стоим - потом Рахимыч, потом я заступаю. Летом заработал - зимой на Бали сёрфить...
  Венимамин развеселился:
  - Пчёл?! Эк тебя занесло: от специальной относительности Энштейна - к трудам пастушеским! - он расхохотался. - Очень жаль. Мне казалось, у Артёма Вербицкого было будущее в науке. Не понимаю я тебя всё же...
  - А мне твоё понимание без надобности, - его визави присел на деревянные козлы. - Мне от чьего-то понимания ни холодно, ни жарко. Я вот тоже тебя не понимаю. И что? Тебя это трогает?
  - А меня-то чего понимать? - искренне удивился однокашник. - Я странных поступков не совершал, коников не выкидывал, знаешь ли...
  - Вот! - вскричал торжествующе Вербицкий. - Вот! Ты сам всё сказал, молодец! Не совершать странных поступков для учёного - вот странность. Разумность и последовательность - стопудовая гарантия унылого пережёвывания на протяжении всей жизни скучной и плоской теории, одобренной научным сообществом. Мертвичина это всё, Веня! Пойми! Наукообразная жвачка! Которую тебе позволят жевать, если со всех сторон подопрёшь ты её высочайшими признанными именами и их забронзовевшими, неоспариваемыми теориями!
  - Послушай...
  - Ты жуёшь всё ещё свою безопасную, безобидную темку аппаратно-программных комплексов для исследования космических лучей? Вот и жуй! И всю жизнь жевать будешь!
  - Не вижу в этом ничего плохого...
  - И прекрасно! Прекрасно, что не видишь. В этом ничего плохого и нет. Для тебя. Для меня это - тоска смертная! Понимаешь?
  - Моя темка ему скучна, видите ли... Зато твоя всех изрядно повеселила! Зачем было в это лезть? Дураку же ясно - в мутных водах четвёртого измерения ничего, кроме неприятностей, сомнений и насмешек не добудешь!
  - А что я должен был добыть? Кресло, портфель и грант? Пойми, мне наука интересна сама по себе, как познание. А не как средство добычи бытовой устроенности. Заработать я, как видишь, могу по-другому. Эффективней и веселее, кстати...
  - Значит, пчёлы... И не тянет обратно? В пространственно-временную геометрию - так ты это называл? Не могу поверить. Ты был так увлечён исследованиями... Буквально помешан, зациклен на той идее... Как, бишь, там?.. Строил какую-то карту возможных пространственно-временных искривлений... Что теперь со всем этим, Тёма?
  - А что с этим? С этим всё в порядке. Или ты думаешь, заниматься наукой можно только в стенах Таракановского пансиона для благородных девиц?
  - А, - язвительно парировал собеседник. - Значит постройка машины времени - это хобби у нас теперь такое?
   - Не говори ерунды. Никакой машины времени я никогда не строил и строить не собирался. Я изучал существующие явления...
  - Вот как?
  Артём усмехнулся неприкрытому интересу коллеги:
  - Да. Чего уставился? Ждёшь, что я начну раскрывать концепцию своих исследований не сходя с этого места? Ранее, помню, они тебя мало интересовали. Что-то изменилось?
  - Подрос, наверное, повзрослел. Горизонт интересов расширился.
  - А, ну если только повзрослел... Знаешь что? Приходи ко мне сегодня вечером. Выпьем, горизонт расширим... Только одно условие: чтобы расширение прошло максимально эффективно, захвати с собой кое-какие примочки из своего богатого собрания... Это что? Спектрограф? Жесть... Нет, его не надо. И весь свой ЖКХашный арсенал тоже здесь оставь. Всё это у меня есть - меряно-перемеряно. Вот если бы ты с электромагнитным излучением мне помог. Прибор охеренно дорогой. Мои пчёлы надорвутся, на него вкалывая. Самоделку-то я сам собрал на СВЧ-транзисторах. Но, блин, сам понимаешь - диапазон маловат, данные с большими погрешностями, сработки ложные, на любой телефон свистит... Короче, общие расчёты выходят приблизительные. А это не есть гуд. Здесь, как в банке, нужна абсолютная точность. Иначе можно крупно встрять...
  - Ты меня заинтриговал...
  - На это и расчёт. Ну что?
  - Хм... Намекни хоть чего мы у тебя на кухне собираемся изучать? Чего ради я буду подставляться, как лицо материально ответственное, используя в личных целях ценное оборудование?
  - А чего ты изучаешь здесь, в Чернодедовском подвале?
  - Ну, меня не посвятили, знаешь...
  - Вот решишься прийти вечерком с ценным обрудованием, открою тебе страшную тайну. Веня! Друг! Успокой меня, скажи, что жива в тебе ещё здоровая исследовательская страсть! Не всю же Таракан из тебя вытравил, надеюсь... Ну что? Как тебе моё предложение? Стоит игра свеч?..
  Наверху громыхнула уличная дверь.
  Артём быстро отшатнулся за ближайший хламовник и выразительно прижал палец к губам.
  - Вениамин Вячеславович! - окликнул Марамыжиков научного сотрудника, заглянув в подвал. - Помощь моя нужна?
  Тот вопросительно поднял брови, наблюдая перемещения своего бывшего однокашника. Они ему совершенно не понравились.
  - Пока нет, Григорий Александрович, - тем не менее сказал он, - спасибо. Займитесь, как и планировали, распаковкой оборудования наверху.
  Удаляющиеся шаги полицейского проскрипели ступенями лестницы над головой.
  - Что за конспирация? - недовольно осведомился Веня у своего подозрительного приятеля.
  Артём пожал плечами.
  - Чего ты распыхтелся? Ясное дело, объект с полицейской печатью на дверях, в котором недавно произошло убийство - не проходной двор. Да и ты тут занимаешься каким-то тёмным делом. Вряд ли полицейский обрадовался бы, обнаружив здесь гостей. По-моему, это очевидно.
  - Ладно, - Вениамин пощёлкал кнопками ноутбука, проверяя подключение датчиков. - Некогда мне. Работы навалом, а время стремительно движется к вечеру...
  - Правильно, - одобрил искуситель, - не будем оттягивать священный час нашего свидания. Управляйся. Я буду ждать, скорбно сидя у окошка. Дом номер четыре.
  - Эй! - окликнул Веня приятеля уже у выхода. Он снял очки и стал нервно протирать их краем футболки. - Я ничего не обещал...
  Артём улыбнулся и, осторожно выглянув на лестницу, скользнул в уличную дверь.
  - Ну шо? - осведомилась распаренная жарой Тырлыковская, обмахиваясь хозяйственной сумкой. - Успел? Я Гришку немного не додержала. Скользкий, собака. Так и норовит смыться. Нет, чтоб уважить пожилую женщину, поговорить по душам... Все вы, молодёжь, таковы. Кузнечики...
  - Все вы, старики, склонны к безосновательным обобщениям, - прозвучал от двери знакомый голос.
  Тырлыковская досадливо плюнула: "Вот чёрт рыжий!.."
  - Доброго дня, гражданин Вербицкий.
  Артём медленно повернулся.
   - Не ожидал от вас подобной диверсии... Как прикажете понимать это тайное проникновение?
  - Не стоит всё так утрировать, гражданин Марамыжиков! - застуканный с поличным "диверсант" широко улыбнулся и принял вид самый невинный. - Виноват, конечно, признаю! Но лишь в том, что увидел через забор своего бывшего однокурсника и хорошего приятеля. Как было не перекинуться парой слов? А ваша страшная бумажками с печатями на дверях заставила, увы, такого законопослушного гражданина, как я, опасаться быть замеченным. Глупо, наверное, но... Не лишено оснований. Судя по тому, как грозно вы на меня сейчас смотрите...
  - Ну-ну, - Марамыжиков нахмурился. Звучит-то, конечно, вполне достоверно, не подкопаешься... Но следовательская чувка сделала стойку: что-то здесь не так. Этот Вербицкий тот ещё пройдоха... Только как проверить? За какую ниточку потянуть? - Я ведь так и не осмотрел ещё ваше стрелковое оружие.
  Заметив недоумение на лице собеседника, Гришка уточнил с раздражением:
  - Лук. Или спортивный арбалет. Или что там у вас стрелами стреляет...
  - А. По-прежнему считаете, что это я укокошил своего соседа? Может, Вакуленку тоже я голодом уморил?
  - Не мешайте кислое с пресным...
  - То есть, вы не думаете, что это звенья одной цепи?
  - Почему я, интересно, должен так думать? Только потому, что обе смерти случились по соседству?
  Вербицкий тяжко вздохнул:
  - Понятно. Что ж... Если вам угодно взглянуть на моё спортивное снаряжение, если это доставит вам удовольствие и принесёт пользу следствию - милости прошу. Хоть сейчас, - он сделал приглашающий жест рукой. - Пройдёмте?
  - Я... - замялся Марамыжиков, вспомнив и об отсутствии полномочий по дальнейшему расследованию дела и о необходимости присутствия на порученном объекте, - сейчас не могу...
  - В таком случае, как соберётесь - пожалуйста, не стесняйтесь. Буду рад. Разрешите откланяться?
  Артём развернулся и вальяжно направился через улицу, оставив следователя со стойким ощущением: о тёмных делах, творящихся здесь, знают все, кроме Григория Александровича Марамыжикова! Он покосился на Тырлыковскую.
  Та утёрла с багрового лица пот и сочувственно покачала головой:
  - С этой работой проклятущей, Гришенька, ты, небось, и не обедал сёдни? Щас, погодь, пирожочков принесу. Свеженькие, с утра затевалась. Ты и профессора этого угости, что в подвале колготится. Тожа, небось, мозгам калории требуются. И водителю вашему... Как его? Серёжа? Сереженьке отсыпь...
  Марамыжиков проследил задумчивым взором по-утиному уковылявшую тётку. Потом решительно дёрнул на себя дверь и сбежал по ступенькам подвала.
  - Вениамин Вячеславович, о чём с вами говорил Вербицкий? Поверьте, это очень важно...
  
  
  * * *
  
  Лежать вечером на тёплых бетонных плитах набережной - блаженство. Особенно, если в руке бутылочка пива, под боком - солёные орешки, а у ног дышит густой шёлк воды и гулко чмокает в пустотах берегоукрепления.
  Анфиса с наслаждением потянулась. Лениво понаблюдала за пацанёнком, ловко таскающим на удочку монструозных волжских бычков и без сожаления отдающим улов пришедшей порыбалить за компанию с ним кошке. Потом похихикала над начинающим виндсёрфером, неуклюже сражающимся с непослушным парусом. Завистливо вздохнула на скользящие вдали белыми чайками яхты...
  Сверху зашуршало:
  - Привет! - по наклонной плите осторожно сползала на корточках опоздавшая подружка. Она села на краю, разулась, поболтала ногами в воде. - Устала, как собака. На работе - зашквар. Шеф сегодня особенно не в духе, только и делал весь день, что орал...
  - Мм, - отозвалась Анфиска равнодушно.
  Что её заботило в своей молодой жизни меньше всего, так это служебные проблемы подруг. То ли дело - любовные... Неисчерпаемая тема для бесед и пересудов, для обсасывания деталей и подробностей, для прогнозов и осуждений - что может быть занимательней?
  Она сползла к подружке, протянула ей нераспечатанную бутылку яблочного сидра - пива та не любила. Вот странная...
  Анфиска тоже свесила ноги в воду, но продержалась недолго - поджала вскоре под себя. Май хоть и нагрянул в этом году знойным летом - воду прогреть так скоро ему, конечно, не под силу. Холодная, аж косточки сводит...
  - Чего орёт-то? - проявила она вынужденное участие. - Судя по твоим рассказам, он вообще дядька максимально токсичный...
  Подружка ловко сковырнула бутылочную крышку брелком для ключей и закинула в рот орешков:
   - Видно, зад у него подгорает. Из-за этих дел нераскрытых. Ну, убийство это, пропажа Виталика твоего, потом ещё смерть глухонемого... Знаешь, очень, говорят, странная смерть...
  - Чё странная-то? Помер и помер. Он вообще старый был.
  - Всё равно! Знающие люди говорят, что те, кто его нашёл, видели, как над трупом дым зелёный поднимался. А ещё кабут открыл он глаза, посмотрел на вошедших и захихикал... так... зловеще! Мертвец! Представляешь? Ужас какой!
  - Да ладно! - Анфиска вытаращила круглые от восторженного ужаса глаза. - Ты чего, всему этому веришь?
  - Ну, не знаю. Говорят так... Может, и фигня всё. А если правда - не удивлюсь. Это ж на Яру всё происходит... - подружка многозначительно подняла брови.
  - А кто из следаков на него ездил? Тоже, небось, зелёный дым видел? - хмыкнула насмешливо собеседница.
   Преисполненная важности по причине обладания ценными сведениями подруга выдержала паузу, неторопливо отхлебнула пузырящегося сидра.
   - Марамыжиков, - сказала небрежно.
  - Чё, реально? - поразилась Анфиска. - Так я его знаю! Помнишь, Даш, я рассказывала, как он ко мне клеился? Типа, поговорить про пропавшего Забедняева, а сам такой: не хотите ли вечером туда-сюда... Прикинь?
  - Вот козёл!
  - Ага! Так это он что ли про дым брехал?
  - Ты что! - Даша выразительно постучала себя пальцем по лбу. - Даже если он такое и видел - станет говорить, как же! Это же псевдонаучно! В лучшем случае, посмеются, в худшем - усомнятся в психическом здоровье и с работы - тю-тю! Может, дыма и не было никакого, допускаю. Может, это всё Юлькина тётка придумала - она сроду брешет...
  - Ах, Юлькина тётка... Тогда, конечно, - засмеялась Анфиска.
  - ...Только то, что дела эти все тёмные - стопудово!
  - Чего это?
  - Того это! С какого пня к шефу сегодня ФСБ нагрянула? А? Сидели чаи распивали два часа. А потом Марамыжикова вызвали, он же все дела по Заовражной вёл. У него даже какие-то подозреваемые нарисовались... А потом - хоп! - сдал все дела фэсбэшнику, вот!
  У Анфиски аж дух перехватило от возбуждающей таинственности происходящего:
  - Дашка, блин! Как же у вас там интересно! А кого он подозревал, не знаешь?
  Дашка почти обиделась:
  - Почему это не знаю? Очень даже... Короче, сначала у него под подозрением мужик один ходил. Он не здешний, из города, что ли. Фамилия у него ещё прикольная - типа Кощея. Вот... А после чего-то у него там перестало стыковаться, так он его, короче, и не арестовал. Зато нашёл другого подозреваемого - с той же улицы, что и трупы. Поняла? И в стрелковом клубе он каком-то состоит, а первого деда, ну ты помнишь, да? - стрелой убили. И Марамыжиков, короче, этого дядьку в оборот...
  - Ну и?
  - ... в оборот хотел взять. Пошёл, значит, его допрашивать - и бац! - застаёт чувака у ещё тёплого трупа! Представляешь? Ну, трупа глухонемого, я имею в виду...
  - Арестовал? - замерла Анфиска.
  - Неа. Не успел. Дела ведь сдал, говорю тебе. Но, думаю, о своих подозрениях сообщил, конечно.
  - Вау...
  Девчонки посидели какое-то время молча, переваривая потрясающие события, происходящие в такой близости от их обычных жизней. Они кайфовали от тайны, не замечая источаемого ею запаха смерти. Юность вообще трудно испугать смертью. Чего её бояться? Время в юности - неразменная монета, а скука - гораздо страшнее и реальнее такого ещё невзаправдашнего небытия.
  Ах, как же хотелось нырнуть в эти тайны с головой! И чтобы приключения, с ними связанные, были непременно разукрашены кружевами любовных переживаний! Иначе - смысл?..
  - Знаешь, - доверительно выдохнула Анфиска, - я ведь вчера снова была на этой Заовражной...
  - Опять, что ли, по Виталику своему вынюхивала?
  - Да нет... Сделку по дому оформляла, - Анфиска замялась. - Потом этот, который хотел дом купить, ну... Парень этот, короче, провожать меня пошёл до остановки. Типа, на яру в вечерний час небезопасно, бла-бла-бла...
  - И чё?
  - Блин, Дашка! Он такой бой сасный! - рассказчица запунцовела ушами. - Такой продвинутый, столько знает всего - я прям залипла на его рассказы...
  - Тю-ю, - подозрительно протянула Дашка, - на его рассказы или на него?
  - Ну... - Анфиска беспокойно поерзала на месте, - не знаю... А если на него, то чего?
  - Да ничего. Залипай на кого хочешь - дело твоё. Тем более, с Виталиком тебе всё равно не светило...
  - А с этим типа светит? - буркнула собеседница. - Он знаешь какой... Да ещё и старше намного. Вряд ли такая соплюшка, как я, будет ему интересна.
  - Чё, сильно старше? - сочувственно осведомилась любительница сидра. - Прям дядька?
  Анфиске стало обидно за предмет своих нарождающихся смутных чувств. Ничего он не дядька!
  - Сама ты..! А он классный, понятно?
  - Ой-ой, - усмехнулась подруга. - Ладно, не агрись. Чё зовут нашего супермена?
  - Артём, - Анфиска покатала имя во рту, как морскую гальку. Какое же оно потрясное! Как будто создано для того, что называть им любимого. Любимого... Блин... Анфиска покраснела, как рак.
  Подружка её восторги разделяла, видимо. Потому что непроизвольно плеснула ногой по воде и резко повернулась к ней всем телом:
  - Артём? С Заовражной? А фамилию случайно не знаешь?
  - Знаю, конечно. Я ж бумаги на него готовила. Вербицкий. Чего ты подпрыгиваешь?
  - Ну ты лалка, подруга, ваще... Это ж он своего соседа стрелой к креслу припиндюрил! - торжественно объявила Дашка. - Так что посадят твоего супермена скоро, губы на него не раскатывай! - она осуждающе покачала головой. - Нашла ты себе бойфренда, нечего сказать - мало того, что старый, так ещё и убийца...
  Анфиска обмерла:
  - Он не убийца...
  - Ну да, ну да... Да не пугайся так! Чего ты? Радуйся, что повезло: с маньяком по ночи прогулялась, целой и невредимой осталась... Эй, ты куда?
  - Слушай, - Анфиска, запрокинув голову, рывком допила остатки пива. - Я пойду, окей? Мне родаки велели сегодня, это... там... в огороде помочь. Я побежала! Пока!
  Она торопливо перелезла через парапет, прыгая через ступеньки взлетела по пляжной лестнице и быстро зашагала по вечернему Володарьевскому парку.
  Куда она, собственно, торопилась? И что собиралась сделать? Она и сама понимала не до конца.
  Впрочем, пиво делало своё дело: в голове появилась щекочущая лёгкость и неодолимая жажда приключений. Или не в этом было дело?
  Наверное так: её гнала острая потребность немедленно и обязательно предупредить, спасти. Выступить перед ним в роли доброго гения и... увидеть его ещё раз. Его - впервые встреченного вчера в общем-то взрослого мужчину, при мысли о котором юное и такое непостоянное сердечко сладко замирало...
  
  -------------------------------------------------------------------------------
  
  В третий раз за последнюю неделю она стояла на Заовражной. И в третий раз это было время сумерек.
  По пути веселящее действие пива успело изрядно выветриться. А вместе с ним и решимость. Анфиска уже совсем не была уверена в правильности своих действий. Сотни рациональных и вполне разумных вопросов роились в голове.
  Что она ему скажет? Что полиция его подозревает? Может, он и так об этом знает? И она тогда будет выглядеть дурой. А ещё хуже, если он подумает, что чика на него запала и бегает теперь следом с дурацкими предлогами... Унизительно как бы... Не хотелось бы... А если полиция подозревает его не зря, а? Если и правда он... А она сейчас к нему прямо в логово... Он захохочет так злодейски прям: "га-га-га!" и зарежет её... А труп в огороде закопает, под огурцами... Соседи будут у него спрашивать: отчего у вас огурцы так хороши? Может, удобряете чем секретным? А он будет загадочно улыбаться... Ой, мамочки...
  Тьфу! Что за бред!
  Анфиска сердито потрясла головой. И удивилась - не заметила даже, как за всеми размышлениями о необходимости убираться отсюда, пока не поздно, ноги сами принесли её к дому Артёма.
  Да, это был он. Вербицкий сам показал ей на него вчера, когда обмолвился, что является соседом той сумасшедшей семейки.
  В окнах приветливо горел свет. И ничего в этих тёплых жёлтых прямоугольниках не было зловещего или настораживающего... Анфиска судорожно вздохнула и толкнула калитку. Всё-таки она не ссыкло какое. Между прочим, сама машину пропавшего без вести человека нашла, следствию помогла. Не каждая из её подруг на такую авантюру решится. Девчонки ей частенько говорят: ты, Анфиска, говорят, безбашенная. Встрянешь, говорят, когда-нибудь по самое не хочу, тогда, может, угомонишься, перестанешь лезть, куда не просят...
  Анфиска постучала в приоткрытую дверь. Поняла, что стук этот едва ли слышен в задранных на высокий цоколь комнатах. Тем более, что оттуда доносились вибрирующие басы включенных динамиков. Девушка заглянула на застеклённую веранду с высокой лестницей.... Помялась неуверенно на крыльце... И вошла.
  Скрипучая лестница... Полутёмная прихожая за внутренней дверью... Ярко освещённая комната с плазмой на дощатой, крашеной стене... На экране мельтешили пёстрые картинки видеоклипа.
  - Артём! - позвала незваная гостья, убавив звук на пульте. - Есть кто дома?
  В тёмную спальню Анфиска заглянуть постеснялась. Раздвигая замусоленные шторы на дверных проёмах, неуверенно двинулась через анфиладу проходных комнаток на свет. Было мучительно неловко. Она уже кляла свой глупый порыв последними словами, испытывая острое смущение от непрошенного вторжения в чужой дом, но и уйти сейчас, воровато сбежать, потолкавшись в комнатах за спиной хозяина, казалось как-то глупо.
  Кухонное окно было распахнуто в сад, оглушительно трещавший сверчками. На столе сиротливо стыл чай с лимоном, и скучал пакет с пряниками. Артёма возле них не просматривалось.
  Да что же это такое в самом деле? Где его искать?!
  Анфиска нервно огляделась.
  Сразу не замеченная, затаившаяся за белой махиной холодильника, в полу светилась тёплой желтизной электрического света яма погреба. Откинутая крышка опиралась на стену.
  Девушка опустилась на колени и заглянула вниз. Ничего, кроме приставной лестницы и цементных стен разглядеть, в общем-то, с её позиции не удалось.
  - Артём! - покричала она вниз. - Ты здесь? Это Анфиса Шелекета...
  Она прислушалась...
  Блин! Надо было вообще эту музыку выключить!
  - Эй!
  В подполе что-то громыхнуло - негромко, но отчётливо.
  - Мне тебя здесь подождать?..
  Ничего не слышно...
  - Могу спуститься...
  Тишина.
  - Мне спуститься?
  Чёрт! Что за кошки-мышки?!
  Анфиска свесила ноги и упёрлась ими в перекладину лестницы:
  - Я иду! Слышишь? У меня к тебе разговор!
  Подпол оказался неожиданно просторным, со сводчатым потолком, укреплённым деревянными балками. Стеллажи были уставлены пыльными закрутками, опутанными паутиной. Лари для овощей пустовали, как и бочки для солений - по всему видать, давным-давно. Должно быть, со времён смерти бабушки нынешнего хозяина погребные закрома никто не пополнял. Да и парадный строй банок, систематизированных и педантично подписанных, не был нарушен с тех пор ни разу.
  Анфиска медленно двинулась вдоль стеллажей.
  - Эй...
  Под потолком противоположной, тупиковой стены синела сгущающейся ночью застеклённая фрамуга... Слева, за стеллажом с деревянными ящиками для хранения яблок, зияла чернотой распахнутая дверь...
  Анфиска облизнула губы и вцепилась в лямки висящего на плече холщового шопера. Не пора ли уже остановиться?
  Куда она прётся, в самом деле? Может, гости сейчас в этом доме ну совершенно некстати? Может, ей совсем не обрадуются, застав так глубоко забравшейся без разрешения? Может, человек занят делами, видеть которые посторонним совсем не обязательно?.. Какими же это, интересно? Делами по сокрытию трупа очередной жертвы в подвале? Тьфу! Глупость какая-то... Это не про Артёма. Точно. Только не про него, пожалуйста...
  Анфиска сделала осторожный шаг в черноту входа. Потом ещё один... и ещё... Вдалеке, ей показалось, мигнул рыжеватый огонёк. Девушка хотела снова окликнуть Артёма, чтобы обозначить своё присутствие, но... не окликнула. Жутковатость места, кромешный мрак подземного коридора и настырно рисуемый воображением, вскормленным голливудскими триллерами, образ маньяка-убийцы лишил её голоса. Язык стал сухим и неподвижным.
  "Не ходи!" - вопило её подсознание, парализованное иррациональным страхом.
  "Не ведись ты на эти глупые домыслы! - презрительно возражал рациональный разум современного человека. - Если уж забралась так далеко, надо же выяснить что почём. И за каким хреном. И вообще, вдруг что полезное для следствия обнаружишь... Чем чёрт не шутит. Бегаешь ты быстро, не дрейфь. Смотри: он, предположим, выскакивает на тебя - ты быстро назад, по лестнице, через комнаты, в дверь - только тебя и видели - вжжжжик!.."
  Предательские ноги сделали ещё несколько шагов...
  Впереди зашуршало.
  Потом стихло.
  Новый шорох лёгких, будто неуверенных шагов сковал Анфиску ледяным ужасом.
  - Кто здесь? - прошептала она, застыв, словно парализованная.
  - Кто здесь? - откликнулся полный страха девичий голос.
  Эхо? Какое эхо в подвале?! Нет, это не мой голос! Это не я! Анфиска попятилась...
  - Кто здесь! Кто здесь!.. - глумливо передразнил мужской дискант. - Конь в пальто. Где вы, девоньки?.. Идите-ка к папочке, папочка голодный...
  Двойной визг взорвал глухой мрак подземелья. Искательница приключений бросилась бежать, не разбирая дороги, словно ополоумевшее от страха животное. В ушах бешено грохотала кровь, горло сковал острый спазм...
  Где же жёлтое пятно входа? Господи! Где же? Я не могла уйти так далеко! Ведь не могла! Я сделала всего несколько шагов!! Мамочки!
  - Артём! Артём! Артём! - истерично орала девушка, стукаясь в темноте о стены и спотыкаясь о неровности пола. - Артём!!!
  Болезненно-яркий луч света ударил по глазам. Девушка вновь завизжала и беспорядочно заметалась, прикрывая голову руками.
  - Ты чего тут делаешь? Эй! - её трясли за плечи. Луч фонаря больше не слепил, его пятно плясало по земляным стенам. - Слышишь меня?
  Анфиска пришла в себя только когда её несколько раз хлёстко ударили по щекам.
  - Это я, - Артём посветил себе в подбородок фонарём. - Слышишь меня?
  - Да...
  - Тогда заткнись. И иди за мной. Смотри под ноги...
  Он крепко сжал её руку и, петляя по переходам, быстро вывел к стеллажам с такими уютными банками. С грохотом захлопнул дверь, заперев на амбарный замок, и бесцеремонно, под зад, выпихнул незваную гостью вверх по лестнице. В кухне толкнул её на табуретку и всучил в дрожащие руки чайную чашку, куда щедро плеснул из коньячной бутылки.
  - Пей!
  Анфиска хлебнула и закашлялась.
  - Лучше?
   Жгучий алкоголь обжёг пищевод и затеплел в животе, разбегаясь по венам к мозгу целительным бальзамом. Анфиска почувствовала, как уходит бьющая её дрожь и проясняется сознание. Девушка, наконец, решилась поднять глаза и посмотреть на хозяина дома. Тот был зол, как голодный людоед.
  
  * * *
  
  Вцепившись в щербатую чашку двумя руками, Анфиска поторопилась сделать ещё глоток. Коньяк застрял поперёк горла. Начинающая пьяница скривилась, закашлялась и потянулась к пакету с пряниками.
  - Что ты делала в подвале? Как ты вообще здесь оказалась?
  Смотреть на Артёма нарушительнице границ частной собственности было страшно. Поэтому она жалобно уставилась на часы с кукушкой. Давно остановившийся маятник оброс паутиной, а гири провисли на растянутых цепочках почти до пола.
  "Интересно, если довести большую стрелку до двенадцати, кукушка выскочит из дверки? Было бы здорово на неё посмотреть... Если не выскочит, можно пальцем дверку подцепить, приоткрыть - механизм и кукушку за собой вытянет..."
  - Эй, подруга! Я с тобой разговариваю!
  Анфиска шмыгнула носом.
  - Я просто хотела поговорить... - промямлила она.
  - Ну конечно! - хозяин дома с грохотом захлопнул крышку погреба. - Уважительная причина, чтобы вторгнуться в чужой дом...
  - Я стучала! - проныла гостья на манер нерадивого студента, выпрашивающего тройку. - Музыка орёт, свет горит - значит ты дома. Я подумала, просто не слышишь!
  - А поговорить, видимо, хотелось так сильно, что в поисках собеседника решила ни перед чем не останавливаться. Так?
  Анфиска снова шмыгнула носом и опустила покаянно глаза в чашку.
  - Ну, говори! - Артём резко, ногой выдвинул из-под стола табурет и уселся напротив. - Вот он - твой звёздный час! Я весь внимание! - раздражение из него так и пёрло.
  Анфиске бы обидеться, встать и гордо удалиться, заявив, что в таком тоне она разговаривать не намерена. Это был бы выход. Ведь потрясающее сообщение, с которым она сюда так спешила, уже не казалось ей достаточно экстраординарным и спешным настолько, чтобы оправдаться за свой проступок. Надо валить, но... Преступница продолжала сидеть, склонив повинную голову и уставившись на уложенные на столешницу, сцепленные пальцами мужские руки.
  Загорелую кожу покрывала выгоревшая на солнце золотистая шерсть. Девушка сглотнула: больше всего на свете ей хотелось прикоснуться к ней, почувствовать шелковистую мягкость волосков и твёрдость мускулов под ними... А вовсе не изображать из себя сейчас псевдооскорблённую и уходить в никуда без необходимой надежды увидеться снова.
  Анфиска прислушалась к своим ощущениям, пощупала их осторожно... Они были для неё внове. Внове ей было смотреть на руки мужчины вот так. И чувствовать при этом то, что она чувствовала.
  Весь эротический опыт сидящей напротив Артёма девицы заключался в нескольких юношеских поцелуях. И те мальчишки, с которыми она их опробовала, были всё-таки мальчишками. Не вызывавшими в ней никогда того женского, густого, взрослого тяготения к мужской силе, которым сейчас внезапно, вдруг перехватило ей дыхание...
  - С тобой всё в порядке? - поинтересовался хозяин дома, подметив её взволнованный вид. - Надеюсь, ты не собираешься утопить оправдания в слезах?
  Он расцепил пальцы, с усилием потёр виски. Потом с отвращением отхлебнул остывшего чая.
  - Ты извини, пожалуйста, я накричал на тебя. Это от неожиданности, должно быть...
  - Артём, - пискнула Анфиска и смутилась. Звук его имени здесь и сейчас, между ними, показался ей чем-то очень интимным. - Что это было там... внизу?..
  Он нахмурился, резко отодвинул бокал, расплескав содержимое, побарабанил пальцами по столу:
  - Хмм... То есть ты предлагаешь вести этакий еврейский диалог - отвечать вопросом на вопрос? Наверное, ещё не придумала чего соврать по поводу своего здесь появления, верно?
  Вопрос повис в звенящей сверчками тишине. Анфиска беспокойно заёрзала и умоляюще уставилась на немой кукушкин домик: чего отвечать-то?
  Промекекекать: "Ой, знаешь, тебя, оказывается, наше следствие подозревает в убийстве Чернодеда..." А он типа: "Я в курсе. У них ничего нет на меня. Ты хочешь сказать, что из-за этой бородатой новости припёрлась? Спасибо, конечно, но не стоило".
  Ужас...
  А что сказать?
  "Ой, знаешь, проходила мимо, решила заглянуть на огонёк..."
  Ага. Заглянула-натоптала... Блиииин... Что ж говорить-то?
  "Я пришла, потому что втрескалась в тебя, как кошка!"
  Честно, по крайней мере...
  Анфиска вскрикнула и подскочила - над головой оглушительно задребезжало.
  - О! - пролепетала она, с колотящимся от внезапного испуга сердцем вновь опускаясь на стул. - У тебя есть звонок?
  Артём выудил из кармана мобильник, потыкал в экран и приложил трубку к уху:
  - Если бы ты потрудилась посмотреть на калитку, в которую вломилась так бесцеремонно, то непременно бы его заметила... Алло, Веня! Это ты там заявился? Да, заходи, открыто...
  Анфиска быстро допила коньяк, доела пряник и приготовилась заценить того счастливчика, которому не было нужды выкручиваться, изобретая повод для встречи с лучшим человеком на земле...
  Вскоре хлопнула дверь, проскрипели половицы под ногами... Хозяин дома нахмурился и медленно поднялся из-за стола - шаги принадлежали не одной паре ног.
  В кухонном дверном проёме нарисовались две фигуры. Одна из них - с виноватым лицом, очками и высоким лбом с залысинами - была Анфиске не знакома. Зато вторая...
  - Ты приглашал в любое время заходить, - растянул тонкие губы в улыбке Марамыжиков. - Вот я и решил не откладывать. Тем более, - он мазнул взглядом по замершей на табуретке Анфиске, - у тебя сегодня такая интересная компания подбирается...
  - Вербицкий, ты извини, - спутник Марамыжикова перехватил поудобнее тяжёлый ящик в руках, - он увязался. Что я мог поделать? Полицейский всё-таки... Куда поставить-то?
  Анфиска суетливо сдвинула к краю стола чашки и пряники:
  - Пожалуйста, - пригласила неуверенно.
  Парень с ящиком сверкнул на неё стёклами очков с некоторым недоумением. Но приглашением воспользовался.
  Артём же на него даже не взглянул.
  - Что дальше? - осведомился он у представителя закона. - Предоставить к осмотру мой спортинвентарь?
  - Ну, - Гришка вальяжно прислонился к косяку, скрестив руки на груди, - я не тороплюсь. Могу с вами немного потусить сперва, чаю попить... Помочь, к примеру, с установкой этого аппарата... Незаконно используемого в частных целях, кстати...
  Очкастый кинул на следователя испуганный взгляд:
  - Григорий Александрович, вы же сами...
  - Вениамин Вячеславович, - Марамыжиков осуждающе покачал головой, - я должен был выяснить, с какой целью вы нарушаете оказанное вам федеральной службой безопасности высокое доверие, приторговывая возможностями государственного высокотехнологичного оборудования....
  - Я?! Приторговываю?!
  - Веня! - Артём неожиданно расслабленно улыбнулся. - Ну что ты в самом деле так пугаешься! Товарищ следователь шутит - разве не понял? Это юмор такой. Полицейский. Конечно, Григорий Александрович, мы не будем никуда торопиться. Посидим, выпьем... И даже воспользуемся вашим любезным предложением помощи. С превеликим удовольствием и признательностью. Потому что нам скрывать нечего. Мы, наверное, были неправы, позаимствовав прибор с объекта, но... Для абсолютно невинного развлечения. Думаю, вам тоже понравится.
  - Надеюсь, - хмыкнул Марамыжиков.
  - С чего начнём? - любезно осведомился радушный хозяин. - С чая?
  - С объяснений.
  Три пары глаз уставились на Вербицкого, приготовившись выслушать вдохновенную импровизацию, с помощью которой тот непременно станет отлынивать от чистосердечного признания. В этом почему-то не сомневался никто. Даже влюблённая Анфиска.
  Для хозяина дома скепсис гостей не остался незамеченным. Он усмехнулся, зацепил, не торопясь, со столешницы обшарпанного буфета початую бутылку. Неспешно перебрал за стеклянной дверцей разномастную посуду и, выбрав два кондовых уродца-бокала и один гранёный стакан, разлил в них остатки коньяка. Марамыжиков угощение в неподъемной керамической кружке, украшенной розовыми снежинками, принял, но пить не стал. А вот Артём приложился.
  - Время тянешь? - сочувственно поинтересовался следователь. - Придумываешь, что соврать?
  "Где-то я это уже слышала", - злопамятно подумала Анфиска, которую коньяком в этот раз обошли.
  "Решил, наверное, благодетель, что ребёнку хватит". "Ребёнок" надулся. Спиртного вовсе не хотелось. Было вот просто вот обидно, да!..
  - Нет. Думаю, как вас не разочаровать. Я так понимаю, вы все чего-то ждёте от меня? Каких-то сенсационных откровений? Раскрытия зловещих тайн? А? - он, рисуясь, прошёл к окну, задумчиво посмотрел в ночь. - Хм... Даже не знаю... Может, вам какую-то из страшных историй Яра рассказать на сон грядущий? О! Про колченогого зайца слышали? Хотя нет, не пойдёт... Анфис Палне будет не интересно: она местная, все их наизусть знает... Эх, жалость-то какая... Может, про логово кровавого барсука?
  - Знаешь, Вербицкий, - Марамыжиков смотрел на него, нехорошо прищурившись, - моё терпение ведь не безгранично...
  - Ладно, ладно, гражданин следователь, - Артём допил залпом свой коньяк, - не бери на понт. Я ведь не ухожу в отказ. Просто... рассказывать нечего. В смысле, ничего нового, кроме общеизвестного... Присаживайтесь, чего стоим-то, - он толкнул ногой табуретку приятелю.
  Тот поймал, уселся верхом и принялся подключать и настраивать уже распакованный прибор. Марамыжиков, немного поколебавшись, присел осторожно и чинно на высокий порог кухни.
  Артём развалился на своём прежнем месте, подперев спиной стену и широко раскинув вытянутые ноги. В пальцах он крутил пустой стакан. И хотя выглядел допрашиваемый вполне расслабленным, эти машинальные движения выдавали его тщательно упрятанное беспокойство.
  - Мы вот с Анфисой... - мотнул он головой в её сторону. - Да, кстати, познакомьтесь: Анфиса Павловна Шелекета, служащая риэлторского агентства, королева продаж и виртуоз сделок в сфере недвижимости. Итак, прогуливаясь с этой юной особой не далее, как вчера вечером под яркими звёздами Заовражной, мы вспоминали о том, какое невероятное количество леденящих кровь историй бытует в нашей местности о Чёрном Яре. Вполне себе легендарное место. Вы, конечно, посмеётесь: народный фольклор, скажете вы, явление исключительно культурологическое, представляющее собой этакое стихийное буйство народной фантазии, замешанной на примитивных суевериях и первобытных страхах. Вообще не стану спорить. Но! Как учёный учёным я вам всё же отвечу: не бывает дыма без огня. Особенно, если дым этот такой концентрированный и докучливый...
  Он, наконец, поставил стакан на стол.
  - Короче, с детства меня это место интересовало. Завораживало. Я и стезю-то научную избрал с одной целью - с целью исследования аномальности Яра. Что за процессы вызывают к жизни страшные легенды? Что за процессы приводят к непонятным смертям и исчезновениям, случающимся здесь циклично, с завидной регулярностью? Свои истинные интересы я, конечно, особо никогда не афишировал. Ну, чтобы не сочли долбаным мистиком... Или таким, знаете, фриком от науки, коих нынче расплодилось, хоть печку ими топи... Да, Веня! Чего таращишься? Не афишировал! Иначе вы сами, други мои, первыми забили бы меня камнями. А теперь видишь, господин теоретик, серьёзные люди заинтересовались аномалиями Яра, тебя мобилизовали на замеры! Ты, кстати, измеряй, измеряй - пустым не уедешь. Активность пространства неоспорима. Особенно периодами. Как сейчас...
  Артём замолчал. И скорбно поболтал в воздухе пустой бутылкой. От этого действа жидкости в ней не прибавилось, за что она была с позором препровождена в мусорное ведро под раковиной. Прямым попаданием.
  - И?.. - подтолкнул его удивлённый и заинтересованный Вениамин.
  - И всё. А вы ждёте продолжения? Продолжение вы уж сами с Тараканом сочините и домыслите в своём НИИ. Ибо современная наука может объяснить всё! Даже то, в чём она ни хрена не смыслит! А я, увы, не толкователь снов. Собираю скромненько себе факты и гружу в корзинку. А после переберу, посмотрю: будут складываться в теорию - сложу, а нет - насильно пихать в готовый шаблон не стану... Понятно?
  Марамыжиков смотрел на неожиданно возбудившегося собеседника с недоверием:
  - Зачем тебе всё это?
  - А вы не поймёте, господин полицейский! Да, Веня? Вот Веня поймёт! Он знает, что такое исследовательский азарт и неудержимая тяга к познанию. Пусть он и объяснит. Не всё же мне одному болтать...
  Вениамин отвернулся к прибору, разговор его больше не занимал. Гришка озадаченно покусывал губу. На кухне повисло тягостное молчание.
  - А подземелье? Что за подземный ход в погребе? - пискнула Анфиска и тут же прикусила язык - не сболтнула ли чего лишнего?
  Но Артёма вопрос не смутил:
  - Наш Яр - естественная береговая возвышенность. Как и многие из меловых гор по правобережью, он источен катакомбами, словно сыр дырками. Подвал почти каждого дома на Заовражной имеет выход в такие вот переходы. Для жителей этих мест во все времена - очень удобная функция: подземелья спасали жизни людей и во время набегов кочевников, и от бесчинств разбойных казачков, и в годы разгула послереволюционного бандитизма... В общем, поселенцы смогли употребить особенности рельефа себе на пользу... Вот в этих-то переходах, Анфиса, - подчёркнуто с нажимом обратился он к девушке, - я и провожу замеры - в них импульсы чётче и разнообразнее. В чём, кстати, ты сама недавно смогла убедиться...
  - Импульсы? - Анфиска аж задохнулась от возмущения. - Это так теперь называется? Говорящие такие импульсы, да?
  - О чём это она? - нахмурился Марамыжиков.
  - Девочке чудились голоса в темноте...
  - Я не сумасшедшая!
  - Конечно, нет! Чего ты так волнуешься? Ты не единственная, кому здесь что-то видится и слышится... Обычные галлюцинации, обусловленные объективными и вполне себе объясняемыми причинами. Концентрацией радона, например...
  - Что за чушь! - фыркнул Вениамин, не отрываясь от работы.
  - Но не только. Радон - всего лишь составляющая местного гремучего коктейля из метана, азота, угольной кислоты и ещё кое-чего по мелочи...
  Старый приятель Вербицкого глянул на него поверх очков:
  - Болотный газ?
  - Ну или рудничный. В данном случае более подходящее название. Весьма галлюциногенный состав...
  Марамыжиков, молча переводивший подозрительный взгляд с одного учёного на другого, резко поднялся и с грохотом опустил мастодонтскую кружку с нетронутым коньяком на стол:
  - Может, спустимся? - он кивнул на крышку погреба. - Понюхаем этот ваш рудничный радон?
  - Желаете посмотреть, не прячу ли я в погребе трупы убиенных стрелой или сундуки с сокровищами? - любезно осведомился хозяин.
  - Во-во. Сундуки с сокровищем. В виде белого порошочка. Таким, знаете, галлюциногенным...
  Артём, зацепив из коробки пакет с датчиками, откинул крышку погреба и первым соскользнул вниз. Полицейский исчез следом. Поколебавшись, Вениамин тоже, хотя и без большой охоты, полез в люк, тщательно пробуя ногой каждую перекладину лестницы...
  - Респираторы наденьте...
  Это как же теперь? Как же это?
  Анфиска заметалась по кухне.
  Она что - ничего не узнает? Не увидит, что они там будут делать и не услышит, о чём станут говорить? Ааааааа! Да её же просто разорвёт от любопытства! Разнесёт на тысячу кусочков! Заколбасит от неизвестности! Вернутся эти сволочи - а она тут лежит, мёртвая и прекрасная... Будут знать! Будут локти кусать, рыдая над ещё одной невинной жертвой Заовражной! Хотя, почему Заовражной? Жертвой невоспитанности, невнимательности, бессердечности этих толстошкурых мужланов!..
  - Уходят-уходят-уходят... Чёрт!
  Анфиска бросилась на пол плашмя, стараясь вдавить ухо в щели половиц. Грохот запоров... Негромкие реплики... Слов не разобрать... Удаляющиеся шаги...
  Искательница приключений вскочила и сунулась было к погребу, но... Потопталась вокруг и отошла. Её присоединиться никто не приглашал, и вряд ли при виде её розовой чёлки там кто-то обрадуется. Наоборот - наорут и прогонят. Но даже если наплевать и спуститься - что дальше? Топтаться одной возле банок с компотом? Или... пойти следом, в подземный ход?..
  Нет уж, спасибо! Испытанный не так давно и ещё не позабытый страх заставил передёрнуть плечами...
  Хотя - чего сейчас-то бояться? Между нею и жутким подвалом трое крепких мужиков. Двое из которых вообще доки - всё о происходящем понимают. А третий - натренированный на борьбу со злом полицейский. Может, у него даже пистолет есть. Анфиска задумчиво постучала себя пальчиком по подбородку, вспоминая Марамыжиков прикид и возможные, относительно него, потаённые места для хранения на себе оружия. Хихикнула.
  В самом деле: что с ней на ярко освещённой кухне, под уютный и такой будничный хор сверчков может случиться?
  Она уселась у откинутого люка и, подперев спиной стену, принялась ждать. Пережитое и выпитое подействовало неожиданно - молодому организму срочно понадобилась перезагрузка. Поэтому, не спросившись хозяйки, он её отключил.
  
  ----------------------------------------------------------
  
  Анфиска проспала момент возвращения подвальных исследователей.
  Понемногу в сон стали вторгаться голоса и слова, царапаясь в подсознание, тормоша его и пробуждая к действительности. Надо встряхнуться... Ты же хотела послушать... узнать...
  - Говоришь, катакомбы эти весь Яр насквозь прорезают? - приглушённо бубонил в подполе Марамыжиков. - Хм... Получается, из подвала каждого дома можно по подземному переходу попасть в сообщающиеся с ним через ветки лабиринтов? А куда ещё?
  - Карты нет, - узнала Анфиска волнующий её голос, - никто не озаботился составлением за всю историю существования здесь поселений. А может, её вообще составить невозможно... Ходы сами по себе очень запутанные, а тут ещё рудничный газ, действующий на человека определённым образом. Опасно по ним блуждать. Игра одурманенного сознания может тебя возле выхода похоронить: помрёшь у двери от голода и ужаса, считая себя заблудившимся...
  - Как ты сказал? От голода? А что, если...
  - Вакуленко? Вряд ли... Хотя мысль мне такая приходила в голову. Здесь нестыковка в чём: пропадал он меньше суток - при всём желании за это время от голода не помрёшь. И такого истощения, как у него, не заработаешь. Помнишь, каким мы его нашли? Кроме того - как его труп материализовался посреди хаты, если предположить, что он заблудился и умер в катакомбах? Как это объяснить?
  - Это как раз объяснить вполне... Ты ведь из чего исходишь, рассуждая о его материализации? Из утверждения вдовы. А если в нём усомниться? Если предположить наличие злоумышления? Она ведь могла сама его труп перетащить, а потом сказать, что так его нашла...
  - Зачем?
  - А! Это уже второй вопрос!..
  Первой над кухонным полом возникла высоколобая голова Вениамина. Поспешно выбравшись и споткнувшись об Анфискины ноги, он устремился к столу с аппаратурой. Подсоединил к чёрному ящику ноут и принялся отлаживать программу сканирования данных с установленных в подвале датчиков.
  - О! - ухмыльнулся Марамыжиков, ловко подтянувшись на руках и рывком выбрасывая жилистое тело из люка. - Подружка спелеолога. Умаялась ждать? - Анфиска захлопала сонными глазами. - Так и оставляй бабу на шухере...
  Он постоял за плечом у Вени, недоверчиво вглядываясь в шевелящиеся кривые графиков и мелькание цифр. Понял, видимо, из увиденного немного.
  - Ладно, - повернулся он к Артёму, - граждане расхитители государственной собственности. Мне пора. За мою вам доброжелательную помощь будете должны. Сами понимаете, как я подставляюсь...
  - Сколько? - по-деловому осведомился Вербицкий.
  Марамыжиков аж с лица спал:
  - Чё, дурак? Думай, что языком своим мелешь! - взвился он. - Не сколько, а что. Подробный отчёт о проведённых нынешней ночью исследовательских мероприятиях. Ясно?
  - Ясно, ясно, гражданин начальник, не кипятись, - рассмеялся несостоявшийся взяткодатель. - Девчонку до дома докинешь?
  - Твоя девчонка - ты и вези, - буркнул оскорблённый полицейский.
  - Григорий Александрыч! - протянул Артём, тараща полные недоумения честные глаза. - Не ожидал от представителя закона такой рекомендации человеку с изрядной долей промилле в крови. Ты же видел, что я выпил!
  Анфиска покраснела от удовольствия: "Он не стал отказываться, что я его девчонка! Вау! Офигеть! Наверное, и отвёз бы сам, но ведь и правда - выпил... Зато позаботился обо мне! Он обо мне позаботился! Это может что-то значить?.."
  ...Володарьевская тёплая ночь дышала романтикой и обещала жадным до впечатлений молодым сердцам бездну счастья и омут страсти.
  Артём отвёл Анфиску немного в сторону от стоящего под парами Марамыжиковского "сандеро".
  - Послушай, - сказал он, улыбаясь повинно и до жарких мурашек обаятельно, - я немного сорвался, ты извини. Мы вчера чудесно прогулялись, интересно поболтали. Ты, наверное, просто хотела продолжить знакомство, не предполагала, конечно, что ... дом мой может встретить... так неласково. А тут ещё хозяин добавил, наорал... Давай во избежание повторных потрясений... Если будешь рядом и захочешь зайти - позвони заранее. Договорились? Номер же мой есть? Ну и отлично.
  - Значит, я могу позвонить? - сердце билось оглушительно, в горле и в ушах. - Просто так, не по поводу продажи дома?
  - Ну конечно. Звони. Мне будет приятно с тобой поболтать.
  Анфиска дрожащими пальцами дотронулась до его плеча под тонкой тканью футболки, чтобы приподняться на цыпочки и неловко клюнуть в колючую щёку.
  Артём недоумённо посмотрел вослед поспешно убегающей к машине фигурке. Потом нахмурился и захлопнул калику.
  Только этого не хватало...
  Бывший однокашник ухмыльнулся.
  - Ты не забыл, Дон Жуан, что коньяк мне торчишь?
  Артём приобнял рукой приятеля за плечи и подтолкнул его в сторону крыльца:
  - Ты расскажи мне, как тебя забыть, ты расскажи, и сердце я закрою...
  На кухне тихонько попискивал ноут и задумчиво шевелились оконные занавески.
  - Коньяка нет, - заключил хозяин, обследовав холодильник. - Водка, - он со стуком выставил бутылку на стол. - Сало и солёные огурцы... Одобряешь?
  - Это ж классика, Тёма! Наливай, конечно! И рассказывай...
  - Что? - Артём обернулся, приостановив поиск стопок в бездонном буфете.
  - Что на самом деле здесь происходит...
  
   * * *
  
   Сладко зевая и сочно потягиваясь, Сюзанна вышла на террасу - проводить убегающую на работу подругу.
  - Чудесное утро! - промурлыкала она, облокотившись на перила и подставляя счастливое лицо летнему солнцу.
  Женька, задрав ногу на ступеньку, торопливо шнуровала кроссовок.
  - Чудесное, - согласилась она. - Особенно если всю ночь кувыркаешься с симпатичным фельдшером...
  Сюзанна добродушно рассмеялась:
  - Ой, Жека, не завидуй! Тебе никто, по-моему, не запрещает завести себе такого же...
  Женька негодующе фыркнула и поменяла ноги.
  - Кстати, - подруга меланхолично воззрилась за горизонт, заправила за ухо ярко-морковную прядь, - если тебя это порадует, моё счастье тоже не бесконечно, увы... Стас сегодня дежурит. Ума не приложу - чем заняться...
  - Полы помой, - строгая хозяйка дома протянула руку за рюкзаком, закинула на плечо. - Детям сказку почитай. Для разнообразия.
  Сюзанна вернулась просветлённым взором с утреннего неба на унылую повседневность. Повседневность сердито шмыгнула носом и подтянула джинсы.
  - Я тебе никогда не говорила, - вздохнула подруга, - что ты ужасная зануда?
  - Неоднократно.
  - Так вот тебе ещё раз - держи! - она размахнулась и ударила по воображаемому мячу.
  - Мерси! - Женька подпрыгнула, отбив пас в кусты, резко развернулась и зашагала к калитке, впечатывая вездесущих муравьёв в трещины бетонной дорожки.
  - Жека! Постой! - Сюзанна сбежала за ней по ступенькам. - Да ладно тебе! Ты чего - обиделась? - она ухватила её за локоть. - Чего ты взвинченная такая? Помою я твои полы! Разве я отказывалась по дому помогать...
  - Да не в этом дело, - Женька нервно подтянула лямку рюкзака. - Ты извини, Сюзанночка, я, правда, что-то не в себе последнее время...
  - Из-за Вовчика? - сочувственно поинтересовалась подруга. - Он, кстати, звонил мне вчера, возмущался, что ты трубку не берёшь. Сказал, что выписывается сегодня...
  Она смотрела на жертву Вовчиковой привязанности с состраданием. Только в сострадании этом чудилось Женьке что-то... Что-то вроде... брезгливой жалости что ли... Как к человеку давно уже утомившему окружающих своей традиционной несчастливостью и ворохом бесконечных неудач. Которому все устали сочувствовать и стесняться в его скорбном присутствии, как в доме покойника, проявлений здоровой радости...
  - Что ты сама себя мучаешь столько лет? - завела Сюзанна свою обычную проповедь. - Давно бы уже послала мудака этого да закрутила с кем-нибудь для здоровья и полноты жизни. Зачем тебе всё это, скажи? Кому страдания твои нужны? Днём ходишь, как в воду опущенная, по ночам не спишь, по дому слоняешься, как привидение...
  - Не слоняюсь я по ночам, - буркнула Женька, освобождая локоть из цепких пальцев доброжелательницы. - Что ты выдумываешь...
  - Выдумываю? Да зачем бы? Хочешь сказать, что это не ты сегодня ночью скрипела половицами, вздыхала и всхлипывала? Я, конечно, собиралась выйти из комнаты ради утешения ближнего, но... Блин, прости - вернулась поздно, не нашла в себе сил на подвиги: только подумала, что надо бы пойти, напоить тебя валерьянкой - тут же и отрубилась... Представляешь?..
  - А, - сказала Женька, потемнев лицом. - Вздыхала и всхлипывала? Прикольно...
  Сюзанна посмотрела на неё с явным беспокойством:
  - Ты себя вообще-то как чувствуешь?
  
  ---------------------------------------
  
  ... Чувствовала себя Женька странно.
  Может, так, как чувствуют себя люди, осознавшие вдруг, что отличаются от других. Необратимыми, неподконтрольными, пугающими... психическими отклонениями.
  Она бродила ночью по дому, вздыхала и всхлипывала? Что ж... После недавних видений, особенно после случая с пожаром, Женька готова была поверить в любой выверт собственной психики. То, что она спит в собственной постели всю ночь - ей ведь могло только казаться... А вместо этого бродила лунатиком по дому, смущая покой Сюзанны тоскующими стенаниями? Какой кошмар...
  Как же называется это заболевание? Может, у неё что-то вроде шизофрении, раздвоения личности?..
  Женька остановилась посреди улицы и закрыла лицо руками. Боже мой... Что же делать? Неужели и правда пора идти... сдаваться... в поликлинику? Или лучше к частнопрактикующему специалисту? Ага, на которого нет денег... Боже мой, боже мой... Что же теперь будет? Что ещё она могла и может сделать такого, о чём потом не вспомнит?..
  Несчастная с усилием отняла ладони от лица и чуть не вскрикнула. Прямо перед ней, по своему обыкновению засунув руки в карманы, стоял Вербицкий. Челюсти его мерно двигались, пережёвывая жвачку.
  - Кто-то умер? - осведомился он.
  - Да, - ответ прозвучал глухо. Женька перевела дыхание и попыталась взять себя в руки. - Моя вера в человечество.
  Артём, равнодушно приподняв брови, попытался изобразить удивление. Не слишком, впрочем, усердствуя.
  - Чем же человечество посмело вам насолить, Евгения Дмитриевна?
  
  - Тем!.. - Женька почувствовала, как внутри закипает раздражение. И ей от этого, как ни странно, сделалось легче - злость потеснила отчаяние её нового положения и добавила тонуса обмякшим от страха членам. - Тем, что с помощью дурацкого розыгрыша задержало меня в этой дыре! Заставив вести ту жизнь, которую мне вести не хочется! Вот чем!!
  - Понимаю, - кивнул он. Вытащил руку из кармана вместе со связкой ключей, подбросил их на ладони. - Очень хочется бежать. Ты думаешь, что от проблем и бед, а на деле - от самой себя. Заберись ты хоть в Антарктиду - ты и там от них свободной не станешь. И знаешь почему? Потому что в твоём случае дело не во внешних обстоятельствах, дело - в твоей голове...
  - В голове?!
  Это было уж слишком. Слишком проницательно. Даже если он имел в виду совсем не те проблемы в голове, о которых за пару минут до разговора с ним мучительно раздумывала Женька...
  Губы её непроизвольно задрожали.
  - В голове? - на глаза навернулись слёзы и побежали по щекам, щекоча кожу. - Как ты узнал? Это... так... бросается в глаза?
  Теперь уже Артём удивился по настоящему. И растерялся. Он чертыхнулся и, беспокойно оглядевшись по сторонам, оттащил её за руку в сторонку, в сень ближайшего забора.
  - Женя, ну ты чего? Я обидел тебя? Что случилось-то? - взывал он. - Эй, в чём дело?
  - Ни в чём, - буркнула страдалица, размазывая слёзы по лицу и судорожно кривя рот.
  - Скажи мне, что-то произошло?
  Он тряхнул её за плечи и, наклонив голову, попытался поймать взгляд.
  - Женя... - тихо и ласково.
  Тут её и прорвало. Воткнувшись носом в подставленное плечо, она разрыдалась, обильно поливая футболку Артёма горючими слезами. Тот молча ждал, пока гроза утихнет, успокаивающе поглаживая вздрагивающие лопатки. Кое-как взяв себя в руки, Женька отстранилась и опустилась прямо на землю, обессилено привалившись спиной к забору. Вербицкий сел рядом.
  - Мне кажется, - сказала она, судорожно всхлипывая, - у меня серьёзные проблемы...
  
  ------------------------------------------------------
  
  В музее царили тишина и пыльный уют. Атмосфера безвременья успокаивала и примеряла с жизнью. Даже новые удары судьбы, обрушившиеся на Женьку, показались ей здесь не столь уж и существенными. Во всяком случае, не настолько уж. Можно, наверное, было и без панических рыданий обойтись... На груди Вербицкого...
  Она вздохнула. И открыла очередную коробку с хрупкими, жёлтыми страницами машинописного текста, содержащего перечень изъятого имущества зажиточных хуторян. Перед её мысленным взором потянулась вереница крестьян со старых фотографий с диковатыми лицами замордованных жизнью людей. За полдня работы она устала от немого укора их запавших глаз. Поэтому, вспомнив о приближающемся обеденном перерыве, вздохнула с облегчением. Отодвинула от себя папки, подпёрла ладонями подбородок и уставилась в солнечную зелень окна.
  На подоконник, с улицы, взлетел Мурсик. Аккуратно ступая лапами, перешёл на письменный стол, потёрся носом о локти новой сотрудницы и рухнул тут же, на архивные документы, подняв облако пыли. Женька почесала ему мягкое пузо.
  - Предлагаешь сделать перерыв?
  Она заварила чай и достала принесённые из дома Тырлыковские пирожки. Осторожно балансируя горячей кружкой, перекинула ноги через подоконник в парк, слезла на лужайку, где вполне с удовольствием и с котом перекусила.
  Удобно устроившись в развилке старой акации, Женька открыла прихваченную из пыльной стопки на полу книжку в мягкой обложке:
  - Что тут у нас? А... "Передовики социалистического производства Володарьевского района". Очень интересно...
  Кот растянулся неподалёку, сонно жмурясь на беспечных воробьёв.
  "Наш край славен не только богатым историческим наследием и борьбой угнетённых масс. Главное его богатство - труженики. Люди, испокон веков..."
  На второй странице предисловия Женька задремала.
  "Хоть бы вечер не наступал никогда, - лениво и туго, словно ложка в меду, ворочалась мысль в сонном сознании. - Чтобы не возвращаться домой... К Вовчику... И не видеться с Вербицким. О чём он собирался со мной говорить?.. И зачем? Утешать станет? Не надо меня утешать... Может, и хорошо, что разум мой помутился... Сумасшедшие далеки от жизненных неурядиц... Они счастливы... Может, и я скоро... стану... счастливой..."
  
  ------------------------------------------
  
  Но вечер наступил.
  Женька заперла архив, зашла попрощаться с Серафимой Ниловной и отправилась на Заовражную.
  Телефон блымкнул сообщением. Сюзанна писала, что вернулся Вовчик. Морда, комментировала она, опухшая, глаз заплыл - поэтому, в связи с утерей товарного вида, злой, как чёрт. Сожрал весь стратегический запас пирожков и свежесваренный Сюзанной борщ. Лежит на диване. Отсутствие в доме работающего телевизора ситуацию усугубляет...
  Представив себе эту вдохновляющую картину, его счастливая супруга предпочла обойти свою калитку по широкой дуге. И сразу проследовать к дому Вербицкого.
  Артём уже стоял на дороге и, прищурившись, следил за её приближением. На плече он придерживал лямку потёртого спортивного рюкзака, тёмные очки сдвинул на лоб. Неизменно вылинявшая футболка с растянутым воротом, шорты цвета хаки - весь олицетворение расслабленной небрежности.
  Вечно сжатую, словно пружина, Женьку это его свойство бесило. Может, потому, что ей до его расслабленности было, как до луны.
  "Ему бы часть моих проблем - и посмотреть, как он запрыгает! А то стоит весь такой вальяжный, баловень судьбы... Адепт акуны мататы, блин! Живёт себе - в ус не дует: ни семьи, ни детей, ни обязательств, ни работы нормальной. Ни забот, ни хлопот - чего не жить! Ходи себе - справа налево поплёвывай..."
  Они стояли друг напротив друга. Молча. Сердце Женькино замирало от его близости и сжималось под его внимательным взглядом.
  - Ты обещал что-то рассказать, - проговорила она неожиданно севшим голосом. Смущённо откашлялась.
  - И рассказать, и показать. Если повезёт... Идём, - мотнул он головой и зашагал через улицу к дому Тырлыковской.
  К Тырлыковской?! Да ладно... Чего она там не видела?
  - Хочешь открыть мне тайну рецепта баб Маниных пирогов? - не удержалась Женька, когда они вошли в калитку.
  - Очень смешная шутка, - одобрил Артём, увлекая её под локоток мимо дома, хозпостроек и образцово показательных грядок к плетню, отгораживающему двор от волжского обрыва.
  Они сбежали по сыпучей тропинке к берегу, где у мостков ослепительно белел в лучах клонящегося за город солнца катер.
  Артём зашвырнул в него рюкзак, отвязал причальную верёвку и, спрыгнув следом, протянул руку Женьке:
  - Ну, что, красивая, поехали кататься?..
  Очередную попытку выяснить планы на вечер заглушил взревевший мотор. Катер медленно отчалил, разворачиваясь наискосок к едва виднеющейся за рекой береговой полоске, и - рванул с места, набирая скорость.
  Женьке ничего другого не оставалось, как махнуть рукой на выяснения и развалиться на удобном кожаном диване, подставив лицо свежим брызгам и горячему ветру. Он трепал волосы, вытягивая пряди из аккуратного хвоста и разгонял в крови праздничное чувство, рождённое стремительным полётом над водой.
  "Наверное, он просто решил отвлечь меня от тяжких переживаний, - мелькнула мысль. - Очень мило с его стороны..."
  "Только с чего бы подобная забота?" - подозрительно осведомилась осторожная неуверенность.
  "Но ведь я ему нравлюсь", - скромно отозвалось женское тщеславие и кокетливо улыбнулось капитану....
  Подойдя к левому берегу, они какое-то время двигались на малых оборотах вдоль пляжной полоски под рыжими кручами. Пока Артём не нашёл подходящее для стоянки место. Он причалил к торчащим прямо из воды прочерневшим деревянным столбам, накинул петлю троса сразу на два из них и спрыгнул в воду, погрузившись в неё до колен.
  - Помочь? - он протянул руки.
  - Вот ещё! - возмутилась Женька.
  Она закатала джинсы и спрыгнула с другого борта... тут же ухнув с головой. А вынырнув и отплевавшись, вполне смогла насладиться искренним весельем своего спутника.
  - Плыви к берегу! - едва смог проговорить он сквозь смех.
  Женька забарахталась, быстро выбравшись из ямы и побрела на сушу. Артём двинулся следом, прихватив из катера свой рюкзак и какие-то шабалы из ящика под сиденьем. На берегу он вручил их невольной купальщице, велев переодеваться. Она переоделась без слов, сердито сопя на свой публичный конфуз: нырнула в огромную для неё футболку и затянула на талии собственным ремнём хлопковые камуфляжные штаны. Мокрую одежду развесила на обточенных водой корнях ракиты.
  Вербицкий призывно помахал ей рукой от еле заметной тропки, ползущей наверх.
  Они вскарабкались по ней на сыпучую песчаную кручу и уселись на краю по-турецки. Достали бутерброды, разлили чай из термоса и приготовились к фееричному зрелищу - ежевечернему ритуальному самосожжению солнца.
  - Здорово здесь, - сказала Женька, любуясь дрожащей расплавленным золотом солнечной дорожкой на безбрежной водной глади. Далеко на горизонте чернели холмы Володарьевска и призрачно колыхались туманной дымкой его высотные здания.
  - Рад, что ты оценила...
  - Ты для этого меня сюда привёз? - улыбнулась она и опустила ресницы. - Чтобы я оценила вид?
  - Чтобы показать тебя перспективу, с которой нужно смотреть на мир.
  - Чего? - забеспокоилась Женька.
  - Правильный закат. Знаешь, что такое правильный закат? Это когда солнце садится за реку. А не за типовые шестнадцатиэтажки. И увидеть его можно только с левого берега...
  - Закат - это, конечно, шикарное зрелище. Но грустное. Может, и хорошо, что в Володарьевске его не видно...
  - Не грустное, - у Артёма в руках хрустнула сухая веточка, - если знаешь наверняка, что завтра будет новый день.
  Женька глянула на него искоса - такое ощущение, что в эту банальную фразу он вкладывал гораздо более смысла, нежели могло показаться на первый взгляд.
  - Что ты хотел мне рассказать?
  Её спутник помолчал, пристально вглядываясь в прибрежную полоску воды.
  - Расскажи сначала ты, - проговорил он наконец. - Как день прошёл?
  - Ну, - Женька не торопясь долила себе чаю из термоса, - ничего особенного. Мы с Мурсиком - это кот Серафимы Ниловны - перебирали архив, потом обедали в парке, на лужайке... Потом снова в бумажках ковырялись... А! в обед книжку одну полистала. Там в предисловии была краткая историческая справка по территории. Узнала я, представляешь, что до того, как стать Преображенским, поселение именовалось Чёртовым или Волосовым Городищем. Понятно, почему его переименовали - кому охота жить в месте с таким названием... Понятно и почему после революции сменили название. Не понятно только что это название означает? Неясна его этимология...
  Внизу плескала лёгкая вечерняя рябь, накатывая на песок, обильно смешанный с мелким крошевом красного кирпича. Покачивался на привязи катер. Солнце дотронулось краем до горизонта и начало плавиться...
  - Тут как раз таки никакой тайны, - рассеянно отозвался Артём. - В честь Володарского. Революционер такой. Знаменит в основном тем, что в восемнадцатом году на посту комиссара печати руководил репрессиями в отношении оппозиционных газет. За что вскоре и был застрелен эсером-боевиком в тёмной подворотне. После чего незамедлительно внесён в пантеон новых героев. В ознаменование памяти этого великого человека поименованы города, посёлки, улицы, мосты, воздвигнуты памятники... Нашему медвежьему углу тоже перепало от щедрот столичного поветрия.
  К берегу подошла корова, звякая железным боталом. Склонилась к воде. Из-под кручи возникла ещё одна рогатая голова, и ещё одна...
  - Мне в этой чехарде названий не понятно происхождение самого первого из них - по Велесу. Откуда? - пожал он плечами, глядя как заворожённый вниз, на пребывающее стадо. - Откуда капище на яру? Ведь заселение этих мест началось не ранее шестнадцатого века - кто в это время мог принести сюда славянский языческий культ?.. Очень странно...
  - Ещё одна историческая загадка? Которая никогда не будет раскрыта?
   Женька собрала в кулак песок и процедила его тонкой струйкой между пальцев. Пахло полынью, рекой и ...немного Артёмом. Тем запахом, что запомнился ей после утренних рыданий у него на плече. Всё-таки они сидят слишком близко друг к другу...
  - В истории столько тайн, - отозвался он, - белых пятен и чёрных дыр... Порой обуревает жгучее желание - метнуться в определённый исторический период и во всём разобраться, увидеть всё своими глазами.
  - Ну, - Женька снова невольно покосилась на профиль собеседника, залюбовавшись его чёткими линиями, - не могу сказать того же о себе. Меня историческая тема никогда особо не возбуждала... Я... Артём, послушай...
  Она смущённо отвела взгляд, рассеянно скользнув им по сияющей закатным солнцем речной глади и.... онемела, споткнувшись на полуслове.
  Коровы медленно и сонно, бряцая боталами, брели по воде. В смысле - сквозь воду. Сквозь зыбкое, дымчатое колыхание воздуха. В которое превращалась только что плескавшаяся на этом месте плотная, тугая и непрозрачная, словно ртуть, речная рябь...
  Коровы ступали по пыльной степи, покрытой клочками выжженной яростным солнцем полыни. И сухая полынь эта, и клубы пыли на дороге всё явственней проступали сквозь истончающуюся призрачную глубину. Навстречу бредущему стаду багровели окрашенные закатом стены мазанок под камышовыми крышами. Пробегая мимо, дорога спускалась к серебрящейся вдали полоске реки и большой слободе на берегу. Над слободой в неподвижном воздухе висела рыжая, подсвеченная солнцем пыль, торчала островерхая пожарная каланча, кресты и купола церквей...
  Почти перестав дышать от ужаса перед нахлынувшим вновь галлюциногенным припадком, Женька скосила полные страха глаза на своего спутника и... наткнулась на его пристальный взгляд.
  - Что ты видишь? - спросил он напряжённо. - Ну?
  - Снова, - прошептала она пересохшими вдруг губами, - это снова... началось...
  - Что видишь? - повторил он раздельно, чётко выговаривая слова.
  - Коровы... идут по воде... Нет, не так... По дороге как будто... Как будто под водой поселение...
  - Они идут по степной дороге вниз, к слободе. Садится солнце. Слева две мазанки за плетнём. Справа - колодец-журавль. Так?
  - Так... А...
  - Каланчу пожарную видишь? Жестяная крыша на ней в какой цвет крашена? Верно. У ближней церкви три маковки? Так? Слышишь, как звонят к вечерне? Как мычат коровы?
  - Боже мой... Артём...
  - Тебе, надеюсь, известно, что галлюцинации могут быть массовыми. Но не идентичными. Особенно в деталях...
  - Да... То есть, может быть...
  Он взял её жёсткими пальцами за подбородок и повернул лицом к себе:
  - Это то, что я хотел тебе показать. Важно, чтобы ты поняла и убедилась: твои видения - не галлюцинации. А ты - не сумасшедшая.
  Из-под кручи, замыкая стадо вместе с дребезжащими овцами, появилась до черна загорелая фигурка в огромной, не по размеру, домотканной рубахе. Мальчишка щёлкнул кнутом и задрал белобрысую голову. Глаза его округлились, уставившись на странную пару над обрывом...
  
   * * *
  
   В полумраке шефского кабинета еле слышно гудел сплит, промораживая воздух до звенящего состояния. Но начальнику Володарьевского райотдела всё равно было жарко. Он утёр красное лицо бумажной салфеткой и, скомкав её, швырнул в стоящую перед ним на столе пустую чайную чашку.
  - Велено объясниться с населением, - проговорил он нехотя, с отвращением глядя мимо замершего в позе почтения Марамыжикова. - Договорись о встрече с редактором районки, дай ему пояснения по смертям на Заовражной...
  - Я? - растерялся следователь.
  - А кто? - почти искренне возмутился шеф. - Я что ли за вас за всех должен отдуваться? Насажал вас тут бездельников, некому, видите ли, с прессой пообщаться!
  - А...
  - Бэ! - рявкнуло начальство, швырнув в чашку очередную изжамканную салфетку. - Нам теперь с тобой, Гриша, шилом горох хлебать. Да и то отряхивать...
  - Но следствие ещё не окончено. Какая необходимость?
  - Я что ли это придумал? Гость наш приезжий распорядился... Жираф большой, ему, б, видней. Ясно?
  - Так точно! - Марамыжиков постучал колпачком ручки по блокноту. - Но... Я ж теперь не совсем как бы в деле... Как бы отстранён... Какую версию озвучить прикажете?
  - А что, - шеф завозился за столом, застукал открываемыми и тут же закрываемыми ящиками, - у нас их несколько? Дело совершенно очевидное: Чернодеда убили в результате наркоманских разборок, закололи предметом, похожим на стрелу. Забедняев, отправившийся на встречу по поводу продажи дома, оказался случайным свидетелем преступления. За что, очевидно, и поплатился. Далее... - Пётр Романыч нашёл, наконец, в ящиках искомое. Щёлкнул пластикой фольгированной планшеткой, вытрясая на ладонь пару таблеток, закинул их в рот. - Кто у нас теперь? Ага, Власенко... Он, значит, помер в своём собственном подвале, потеряв способность ориентироваться по причине воздействия на мозговую деятельность рудничного газа. Да... Не забудь поподробнее остановиться на этом моменте. Сообщи, что выбросы газа происходят на яру периодами в пять-семь лет. Отсюда - всевозможные фантастические россказни о загадочных происшествиях и проклятом месте... Кажись, всё. Вопросы есть?
  - Вопросов нет! - поспешно отрапортовал подчинённый и поспешил покинуть напряжённую атмосферу кабинета. Тем более, что замёрз он там, как собачий хвост.
  В приёмной Марамыжиков громко чихнул.
  - Соедини меня с редактором газеты. На мой телефон, - бросил он вечно испуганной секретарше и толкнул дверь в коридор.
  В голове роились вопросы, наличие которых он так бодро отмёл под суровым взором начальства. Задать их шефу он ни за что бы не решился. Но надо же было на кого-то спустить шумную свору, теснящуюся в голове! "Кем-то" оказался, естественно, безмятежный Сева.
  - Какие к чёрту наркоманские разборки? Этот дед - мелкая сошка, шестёрка. Фарцевал марихуаной, ничего сколь-нибудь серьёзного! Даже если предположить, что какой-то обкуренный торчок его и замочил, то почему так изощрённо? И если оставил неприбранным тело, почему так тщательно припрятал труп Забедняева? В случае принятия вероятности, что риэлтора он убил, как свидетеля... Ты можешь ответить хоть на один из этих вопросов?
  Комп Севы грохотал канонадой танковых виртуальных боёв. И сам коллега Марамыжикова, казалось, был полностью в них погружён. Он лишь равнодушно пожал плечом, словно отгонял докучливую муху.
  Впрочем, Гришка ответа на свои риторические вопросы не ждал. Он походил взад-вперёд по кабинету. Захлопнул как всегда распахнутое Севой окно...
  - Послушай, у тебя всё ещё болтаются в сейфе инструменты Буркина?
  - Ну.
  - Выдай мне связку отмычек. На пару дней.
  - Охерел? - удивился Сева. - Это ж вещдоки. По моему делу. А если посеешь? Как я буду потом отвечать?
  - Под мою ответственность. Могу расписку написать, что взял для следственного эксперимента. Хочу кое-что осмотреть...
  Сева оторвался от монитора и с интересом оглядел щуплую фигуру коллеги.
  - Хочешь совет? - осведомился он.
  - Нет.
   - Не лезь в это дело. Забудь про свои вопросы и уверуй в предложенную Романычем версию. Для твоего же блага.
  - Какая трогательная забота о моём благе, - буркнул недовольный отповедью Марамыжиков.
  - На здоровье, - без тени улыбки отозвался Сева. - И не говори потом, что тебя не предупреждали...
  - Потом? Когда это потом?..
  Запиликал рабочий телефон. Гришка схватил трубку.
  - Пал Палыч Бершиков, редактор "Володарьевской зари", - пропищала Даша. - Соединяю...
   _______________________________________________
  
  
  "Сандеро" медленно, шурша шинами, полз по узкой Заовражной. Марамыжиков, склонившись к рулю, внимательно обозревал заборы, дома и палисадники... По-новому - настороженно, выжидательно и, может быть, даже несколько враждебно. Чего он ждал от выстроившихся по обеим сторонам улицы динозавров? Что раззявят они сейчас свои заколоченные слепые окна, набросятся на наглого чужака, уже не впервые тревожащего их покой, да и проглотят со страшным скрежетом, царапая блестящие бока ещё пахнущей новьём машины... Вот они: насторожившиеся, приготовившиеся к прыжку хищники, учуявшие жертву...
  "Жертва" почувствовала, как вдоль хребта, под рубашкой, скользит струйка пота... Пощёлкала переключателем климат-контроля, работающего на полную, и тихо выругалась, приводя себя в чувство. Машина мягко затормозила.
  - Добрый день! - поздоровался следователь, выбираясь из прохладного салона навстречу дежурящим у калитки старухам в пёстрых ситцевых платьях.
  Старухи поджали губы и уставились на незваного собеседника с большим подозрением.
  - Здрасссьти... - процедила сквозь стиснутые синюшные губы Зинаида Семёновна.
  Тырлыковская молча скрестила на необъятной груди мощные руки.
  - Ужасная жара! - светски заметил Марамыжиков. - Четвёртый год в этих краях, а всё никак не привыкну...
  Старухи молчали.
  - За всё лето - хоть бы каплю дождя! А вот в центральной полосе - можете себе представить! - дожди летом чуть ли не каждый день! Трава там в огородах по пояс. Никто с ней не борется в виду отсутствия смысла...
  - У бездельников завсегда трава по пояс, - не смогла не отреагировать Зинаида Семёновна. - Дождь им, видите ли, виноват.
  Тырлыковская бросила на неё осаживающий взгляд.
  - Ты, Гришенька, зачастил к нам, как я погляжу, - заметила она строго. - По делу ныне или так - о погоде со старухами потрепаться?
  Гришка хмыкнул:
  - Чего-то неласкова ты сегодня, баб Маня...
  - Тю! - фыркнула собеседница. - Эт заблудился ты, парень. Насчёт ласковости - не ко мне. Молодайку себе поищи, нехай она тебя ласкает...
  - Давайте не будем ссориться, дамы, - проговорил примиряюще гость, стараясь подавить закипающее раздражение. - Я просто хотел расспросить о подвалах в ваших домах. А уж если бы вы оказались так любезны и показали мне их...
  Зинаида Семёновна схватилась за чистилку и принялась сосредоточенно шаркать ею по имевшим наглость проклюнуться вдоль дорожки робким одиночным травинкам.
  - Этого ещё не хватало! - всплеснула руками Тырлыковская. - На кой бес? Чтобы у нас в подполе тоже лаблаторию прописали, как в доме покойного Василия Пантелеича? Как же, разбежались! Пересчитывай опосля вашей научной работы кажный раз банки с вареньем!
  - Мария Ивановна!..
  - Ну чего? Чего ещё? Я уж сто лет Мария Ивановна! - кричала Тырлыковская, наступая на представителя закона. - Неча тут обыски у честных людей устраивать! Повадились тута! Нашли дураков! Бумажка есть у тебя? Нету? Ну и досвиданьице!.. Давай-давай, Гришенька, проваливай! Не серди ты, бога ради, старую бабку! Погляньте тока, какое самоуправство развёл!..
  Марамыжиков, задавленный харизмой теснящей его туши, махнул рукой и поспешил ретироваться. Вослед его удаляющейся в сторону Чернодедовской усадьбы машине продолжали лететь громогласные обличительные сентенции разбушевавшейся старухи.
  
  ------------------------------------------------------
  
  В подвале было прохладно. Хорошо...
  Попискивали датчики, на мониторах дрожали подвижные графики и текли столбцы цифр.
  Вениамин Вячеславович, истомлённый затянувшимися ночными посиделками, сладко и самозабвенно храпел, прикорнув на скрыне. Марамыжиков потряс его за плечо. Тот очнулся и испуганно подскочил на месте, поправляя съехавшие набок очки. Узнав визитёра, промычал что-то невразумительное, медленно, кряхтя, свесил ноги со своего ложа и, ссутулившись, потёр ладонями лицо.
  - Тяжко? - без всякого сочувствия осведомился Гришка.
  - Благодаря вам, Григорий Александрович, - просипел страдалец.
  - Да ладно! - не поверил Гришка, присаживаясь рядом. - Не преувеличивай мою вину. Я просил тебя по душам со старым приятелем поговорить, а не напиваться.
  - А что, - буркнул учёный, не отнимая ладоней от лица, - одно без другого возможно?
  Марамыжиков усмехнулся и протянул собеседнику небольшой термос:
  - Надеюсь, крепкий кофе частично искупит мою вину...
  Вениамин, не глядя, протянул руку.
  - Ну?
  - Ну, - завербованный шпион с тоской уставился в угол, - работал он ещё в институте над пространственно-временными искривлениями... Над теорией Энштейна об относительности времени... в зависимости от скорости нейронов света... Ну, слышали, может: время замедляется, если замедлить скорость света, и ускоряется, соответственно, если... Да... Короче, теперь-то я понял, что выбор тем для его научных разработок был обусловлен аномалиями Яра, о которых он был наслышан и, полагаю, не только наслышан, с детства. Начал здесь с девиации геодезических линий, а вышел на... - Вениамин нашарил на полу пластиковую бутылку с минералкой, припал к ней жадно, шевеля острым кадыком. - Впрочем, он сам толком не знает, на что вышел. Говорит, - рассказчик вымученно ухмыльнулся, - чувствует себя, как та мартышка, что очки нашла и ладу им не даст. Потому как не знает, как они действуют... Сказал ещё, будто на Заовражной есть те, кто знает. Но знание их не научно, а основано на интуитивной традиционности. И редко даёт ожидаемый результат... Если только случайно...
  - Туфу, чёрт! Ничего не понимаю! Что за знание? Что за результат? О чём речь?
  - Да не знаю я! - Веня вытряс на ладонь оставшиеся в бутылке капли и приложил руку ко лбу. - Не был он со мной вполне откровенен. Да и с какой стати?
  Марамыжиков уставился на него брезгливо-осуждающе и забрал термос назад.
  - Да уж, не густо, - резюмировал хмуро. - Полученный результат точно не стоит испытываемых сегодня вами мучений, Вениамин Вячеславович...
  Тот пожал плечами, уныло проводив глазами так и не попробованный кофе.
  - Полагаю, в этих катакомбах что-то происходит с пространство-временем. Эти искривления позволяют материализовываться по обе стороны временного колодца... ну, этих... как бы голограмм-картинок происходящего. Так что ли... Бывает даже у колодца не две входящие, а три и более... Понимаете?
  - Нет.
  - Я, честно говоря, сам с трудом. Бред какой-то...
  Марамыжиков сделал круг по подвалу, задумчиво рассматривая груды хлама. Остановился перед дверью подземного хода, уставился сквозь неё, заложив руки за спину и покачиваясь с носков на пятки...
  - Вот что, - он наморщил нос, поскрёб его пальцем. - Хочу обследовать подземелье. Что у нас там по концентрации рудничного газа? Или чего там ещё? Электро-магнитных полей?
  Вениамин кинул на него недоумённый взгляд. Потом сполз с сундука, подошёл к мониторам.
  - В норме пока...
  - Вот и славно.
  Полицейский выудил из кармана звякнувшую связку отмычек, поколдовал над замком. После его длительных и непрофессиональных стараний тот всё же сдался: дужка щёлкнула, выходя из паза. Гришка потянул её из накидной петли. Сдвинул засов. Откинул железный крюк. Надел принесённый с собой респиратор и, поколебавшись немного, потянул на себя тяжёлую дверь. Она подалась тяжело, с пронзительным скрежетом.
  Марамыжиков вздохнул, включил на мобильнике фонарь и шагнул через порог...
  
  
  * * *
  
  - Артём, катер!
  Женька указывала дрожащим пальцем на незамутнённую посторонним присутствием безмятежную гладь между сваями.
  Вербицкий с чувством выругался.
  - Боже мой! Боже мой! - восклицала его спутница, заламывая руки и бегая вдоль кромки обрыва. - Что же нам теперь делать? Как же быть? Как мы попадём на ту сторону? Тут же такая глушь! Ни души кругом!..
  - Хватит причитать, - бросил Артём. - Что-нибудь придумаем.
  Он выудил из кармана телефон, покрутился с ним в вытянутой руке.
  - Связи нет, чёрт...
  Это его заявление вызвало новый приступ Женькиных стенаний:
  - Я здесь ночевать не буду! Что если мы исчезнем так же, как и катер? Куда он делся? Провалился сквозь воду в этот призрачный Китеж? О боже... Артём, давай отойдём от берега подальше, пожалуйста! Мне страшно!..
  Вербицкий, прищурившись, внимательно огляделся вокруг. Потом, перехватив одной рукой рюкзак, другой Женькино запястье, поволок её за собой по целине. Та потрусила следом, спотыкаясь в едва насунутых на ноги мокрых кроссовках.
  - Эй, ты куда так несёшься? - пропыхтела она недовольно.
  - Надо до темноты на дорогу выйти...
  - Какую ещё дорогу? Где ты её здесь найдёшь? Да ещё до темноты!.. А, чёрт... Подожди, кроссовки слетают...
  Артём остановился, пережидая, пока она как следует обуется и зашнуруется. Подтянет огромные штаны и затянет на них ремень потуже.
  - Здесь недалеко кладбище...
  Женька замерла, вытаращив на него круглые глаза:
  - Час от часу не легче. Кладбище, значит... И нам, конечно же, туда непременно надо. Видимо, кое-кто считает, что впечатлений на сегодня было недостаточно. А? Что ещё у нас сегодня в программе, маэстро? Заколдованный замок с привидением?
  - Руку давай...
  Они вновь торопливо зашагали по степи.
  - Вместо того, чтобы упражняться в сарказме, послушай, что я скажу, - посоветовал он. - Кладбище тебе, можешь не переживать, ничем не грозит. Напротив, набрести нам на него сейчас весьма желательно. Объясню почему. Слободу, которую ты сейчас наблюдала, затопили в пятидесятых при строительстве ГЭС. А кладбище, расположенное выше, в степи, сохранилось. Я помню, в детстве мы с бабушкой ездили сюда на пасхальной неделе до родичей...
  - Ну и что? Предлагаешь переночевать там, под сенью какого-нибудь уютного склепа?
  - Так вот... В войну в слободе госпиталь был. Умерших от ран хоронили здесь же. После поставили на месте братской могилы памятную стелу. К ней ежегодно из ближайшего посёлка местная администрация венок ездит возлагать. Так что какая-никакая грунтовка быть должна. Её мы и пытаемся сейчас отыскать. План понятен?
  - Более или менее, - вздохнула Женька. Мокрые кроссовки противно хлюпали и нещадно натирали. - Можно, пожалуйста, не так быстро...
  ... Высокий маяк стелы они увидели издалека и понеслись к нему, спотыкаясь, через суслячьи норки, через холмики давно заросших полынью могил с рассыпавшимися в труху деревянными крестами, через руины разобранных и разорённых склепов, через поваленные и разбитые надгробия с сохранившимися на осколках обрывочными словами эпитафий, пестрящих старинными "ятями"...
  - Что здесь произошло? - недоумённо крутила головой Женька. - Артобстрел? Извержение вулкана? Почему памятники в таком состоянии?
  - Местные резвятся, - Артём целенаправленно и торопливо шагал к путеводному обелиску, с каждой минутой утрачивающему чёткость в сгущающихся сумерках. - Не ленятся сюда периодически наведываться и с завидным упорством долбить недобитое...
  - Какое варварство! Это ужасно...
  - Это нормально, - пожал плечами непредсказуемый Вербицкий. - Буйная тестостероновая энергия человеческих особей определённого уровня развития в определённом возрасте находит выход в разрушении. Так было на протяжении всей истории человечества и так будет всегда.
  - Звучит как-то... безнадёжно. Почему ты считаешь, что этот бессмысленный вандализм неискореним? Общество совершенствуется, развивается...
  - Оно развивается технологически, Женя! Ты, я вижу, идеалист. Из тех, кто наивно полагает, что цивилизация и гармоническая личность - две взаимозависимые и взаимообеспечивающие составляющие...
  - А как иначе?
  - А иначе, мой добрый ученик, мы имеем цивилизацию комфорта вместо цивилизации духа. Ничего не поделаешь. Алеа якта эст...
  У подножия памятника пламенели свежеувядшие тюльпаны и недавно обновлённые венки.
  Женька только сейчас вдруг осознала, что, действительно, майские праздники - это ведь было совсем недавно. В Володарьевске она не живёт и месяца! А кажется, будто всю жизнь здесь мается. Насквозь пропиталась Волгой, жарой, сказками Яра и чувственным томлением юга...
  - А вот и дорога! - отметил её поводырь настолько самодовольно, будто угадал с предсказанием по крайней мере общего Олимпийского зачёта.
  Женька с облегчением скинула кроссовки и зашагала рядом с Артёмом по мягкой пыли грунтовки, аккуратно уложенной степными ветрами в мягкую рябь.
  Волга осталась далеко позади узкой сверкающей полоской. Вместе со своими призраками и отнятым у Вербицкого катером. О котором он, наверняка, глубоко скорбел. То-то смурной такой...
  Женька покосилась на своего спутника. Сумерки уже наложили густые тени на черты его лица, и выражение его можно было различить лишь с большой долей допущения. Зато раздражением от него пыхало, как жаром от самовара.
  - Жалко катер, - начала Женька осторожно, - представляю, как ты расстроился...
  Артём дёрнул плечом.
  - Я, конечно, сочувствую и... всё такое, но... - она ойкнула, уколов ногу, и непроизвольно ухватилась за его футболку. Он остановился, повернул к ней тонущее в сумраке лицо. - Мне... нужны объяснения, сам понимаешь. Что означают эти видения? Что означает испарившийся катер? Зачем в подвале покойного Чернодеда сидит мужик, опутанный проводами? И... что случилось с нашим глухонемым соседом? - от воспоминаний её передёрнуло.
  - Почему ты задаёшь эти вопросы мне?
  - А кому? - искренне возмутилась правдоискательница. - Кому, как не тебе? Может, это не ты привёз меня сегодня на левый берег - целенаправленно, кстати, привёз - чтобы показать явление давно похороненного под водохранилищем поселения?
  - Я всего лишь наблюдатель, как и ты. Поверь. Сам всю жизнь сталкиваюсь с чудесами этого места, объяснить которые весьма непросто. Конечно, - его тёмное лицо склонилось к ней ближе, - кое-что, пожалуй, смогу, но... Ты пока не готова воспринять даже малую часть тех невероятных процессов, что здесь происходят...
  - Офигеть... - обомлела Женька. - И когда же я, по-твоему, буду готова воспринять? Будешь ждать, пока проявления этих процессов окончательно меня с ума сведут?
  - Ну... - он привычным движением засунул руки в карманы. - Может, когда выкопаешь, наконец, розовый куст...
  Женька открыла рот и вытаращила глаза.
  - Хотя, пожалуй, нет. Когда окончательно решишь остаться.
  По их замершим фигурам скользнул яркий свет. Женька, сощурившись, посмотрела из-под руки - по дороге прыгали и приближались, слепя, автомобильные фары. Вскоре рядом заурчал мотор, заклубилась пыль и старая "четвёрка" затормозила, пахнув металлическим бензиновым уютом.
  - Эй, ребят! - высунул голову из окна водитель. - Вы чего тут? Подвезти, может?
  
  ----------------------------------------------
  
  Дом Нурлана в небольшом пыльном посёлке стоял прямо напротив продуктового магазина. Давно, правда, запертого ввиду позднего времени. Женька скорбно оглядела массивный замок на железной двери.
  - Ничего-ничего, ребята! - бодро утешил странников хозяин "четвёрки". - Сейчас у меня и поужинаете, и переночуете - куда вам в ночь деваться-то? А поутру перевезём вас через Волгу, чего ж... У моего сына моторка, он как раз на рыбалку собирался! Я договорюсь, не боитесь... Гуля! - взывал он на ходу, суетливо отмыкая калитку и рыся по двору впереди гостей. - Гуля!
  Тюлевая занавеска на двери отдёрнулась.
  - Чего орёшь-то? - осведомилась строгая жена.
  - Накрывай на стол! Люди со мной!
  - Какие ещё люди по ночам? - тёмный силуэт в подсвеченном электричеством проёме двери источал недоверие и недовольство.
  - Ты это, - заметался хозяин, стараясь не уронить лицо, - не очень-то... Ихнюю лодку унесло у слободы. Сами из Володарьевска... В степи подобрал... Куда ж им? Чё ж им? Магазин... это... закрыт давно. Да не на лавочке ж ночевать!
  Выслушав увещевания хорохорящегося благоверного, коренастая фигура грозной тётушки наконец зашевелилась, разворачиваясь.
  - Пошли, пошли!.. - быстро, заговорщически зашептал Нурлан, подталкивая гостей в спины.
  - Да неудобно как-то, - занервничала Женька. - Мы, вроде как, не ко времени...
  - Чего неудобно-то? Чего неудобно? - энергично замахал руками хозяин, тараща чёрные, как вишни, глаза. - Очень удобно!..
  Артём, скинув на крыльце сандалии, спокойно шагнул через порог, шумно приветствуя домочадцев и восторгаясь домовитостью хозяйки. Следом Нурлан втолкал смущённую Женьку.
  - Значит, из Володарьевска... - констатировала хозяйка, расставляя на ковре перед гостями блюдо с баурсаками, пиалы с маслом и каймаком, чашку с дымящейся бараниной... - Вы уж не обессудьте, гостей не ждали. Чем богаты, как говорится...
  Хозяин восседал на подушках, рядом с гостями, сияющий, как медный таз. В его руках, словно у фокусника, невесть откуда нарисовалась бутылка, и полилось по рюмкам, весело булькая, прозрачное горячительное.
  - Ага, ага, - энергично и весело кивал "фокусник", в упор не замечая неудовольствия супруги, - какое несчастье! Лодка-то дорогая? А? Какая б ни была - всё денег стоит. Ну, давайте, что ли... - благоговейно поднял он стопку.
  Женьке, осознавшей основную причину хозяйкиной неприветливости, захотелось провалиться сквозь землю:
  - Да мы вообще-то...
  - С удовольствием! - с готовностью поддержал Артём, опрокидывая рюмку лёгким движением кисти.
  - Ты, Тёма, душевный человек, - растрогался хозяин, похлопывая гостя по плечу. - Как увидел - стоишь на дороге - сразу понял: вот это очень хороший человек! Подумал: как такому человеку не помочь? Да не мужик я буду, если не помогу хорошему человеку!..
  - Вы кушайте, кушайте, девушка, - Гуля вздохнула и хмуро придвинула к Женьке блюдо с мясом. - Всё одно, - махнула она рукой, - нашёл бы с кем напиться...
  Но у незваной гостьи кусок в горло не лез. Было ей страшно неловко от их нежеланного вторжения и натужного гостеприимства хозяйки. Так неловко, что под давлением чувства вины сама собой совершилась несуразная и непростительная глупость.
  Когда, блестя добрыми и пьяными глазами, Нурлан принялся уговаривать спутников непременно остаться на ночлег, а жена его при этом преувеличенно громко греметь посудой на кухне, Женька наотрез от приглашения отказалась.
  Рассыпаясь в благодарностях за вкусный ужин, за тёплый приём и за обещанную назавтра переправу, она решительно пятилась к выходу. Пятилась и убеждала настойчивого хозяина, что в ночёвке нет никакой необходимости: время - за полночь, а отъезд - с рассветом. Когда спать-то? Они распрекрасно подождут Нурикова сына на берегу. Дабы ни в коем случае не проспать. И никого не стеснить. И не злоупотреблять добротой хозяина. К тому же спать ей совершенно не хочется. А хочется - ну просто мочи нет как! - посидеть у реки, полюбоваться на полную луну - когда ещё за повседневной городской суетой выпадет такая уникальная возможность!..
  Продолжая пятиться, она спустилась с крыльца, стянула следом за футболку Вербицкого. Хозяин остался в жёлтом прямоугольнике двери - растерянный и расстроенный. То ли скорым завершением посиделок, то ли внезапно отвергнутым чистосердечным желанием помочь.
  Женьке стало жалко его и снова стыдно: будто человек ей руку подал - радостно и открыто, а она и руку приняла, и пнула исподтишка...
  "Ну хватит! - рассердилась она на себя. - Что я в самом деле! Неврастеничка..."
  - Ну и глупо, - заявил Артём, шагая рядом по тёмной сельской улице к светлой реке. Пьяным он не выглядел. Скорее, чуть более оживлённым и довольным жизнью. - Зачем надо было отказываться от ночлега? И человека обидели, и себе муки бессонных предрассветных часов обеспечили...
  - Ладно, - неуверенно буркнула его спутница, - переживёшь...
  У реки они нашли деревянную расшатанную лавочку в паре с врытым в землю дощатым столом и заняли места в первом и единственном ряду. Посмотреть отсюда было на что - великолепие вида, подсвеченного огромной оранжевой, словно апельсин, луной, завораживало. Плеск волн погружал в медитативное ощущение первобытности сущего. Растворял в нём... Завораживал... И вполне оправдывал внезапные поцелуи.
  Они так естественно начались и так органично вписались в нирвану дикой, степной ночи, что само её существование казалось невозможным без погружения в томительную истому страсти.
  Они целовались осторожно, пробуя, смакуя... Потом долго и жадно... Его горячие руки сжимали голую Женькину спину под широкой футболкой, притягивая к себе.
  - Отличный способ убить время ожидания, - тихо рассмеялся он.
  От него пахло спиртным и табаком. Теми запахами, от которых в Вовчике её тошнило. В исполнении Вербицкого они будоражили и пьянили.
  Не в силах оторваться от него, она закрыла ему рот новым поцелуем. Пусть говорит, что хочет. Какая разница?..
  - Между нами что-то происходит? - спросила она, прижимаясь щекой к его груди.
  - Безусловно, - согласился Артём, щекоча дыханием её макушку. - Между нами происходит удивительно банальная вещь: химическое взаимодействие двух разнополых организмов.
  Луна поднималась всё выше, теряя рыжину, уменьшаясь и наливаясь белым серебром. И отражаясь режущим глаз сиянием на водной ряби. Было призрачно светло и неожиданно, невероятно тихо... Смолкли даже сверчки и угас шорох волн.
  - Между нами что-то происходит, - прошептала она, обнимая его за шею и стараясь заглянуть в глаза.
  - Нам хочется целоваться. И мы целуемся. Что может быть естественней?
  - И всё?
  - Нет, не всё. Хочешь, зайдём вон за те симпатичные кусты?
  Женька отстранилась:
  - Чтобы справить собачью свадьбу?
  - Собака - друг человека, - назидательно произнёс Артём, привлекая её обратно и целуя в шею.
  - Как ты умудряешься, - прошептала она, запрокидывая голову, - всегда всё испортить... Ночь... до того, как ты открыл рот... казалась такой романтичной, - его ладони мягко сместились на её живот и медленно двинулись вверх. - Неужели... - перехватило дыхание, - нельзя найти... несколько красивых слов... для женщины, с которой... - горячая волна возбуждения ударила с такой силой, что Женька застонала. А что, если она не сможет остановиться?
  - Чего ты хочешь от меня услышать?
  - Уверения... Если не в любви, то... хотя бы в симпатии... Артём, перестань же!.. Что ты не просто используешь заезжую дурочку в своих... пока ещё не совсем понятных для неё целях... Но... делаешь это, по крайней мере, с удовольствием.
  Вербицкий замер. Потом отстранился, глядя на неё так, будто впервые увидел.
  - Я так понимаю, - продолжила она, стараясь привести в норму сбившееся дыхание, - тебе нужно меня здесь для чего-то удерживать. Так? Все средства хороши? Будь то работа в музее, договор с условиями при покупке дома или... страстный роман?
  - Во даёт! - неискренне рассмеялся он. - Зачем бы мне всё это? Намекаешь, что я польстился на твоё завидное приданое в виде дома-развалюхи вкупе с обитающим в нём зверинцем?
  От хлёсткой, обидной констатации её действительного положения у Женьки вспыхнуло лицо.
  - А вообще, - приосанился разоблачённый негодяй, - прикольно ощущать себя в роли коварного соблазнителя...
  - Хорош глумиться! - рассердилась его жертва. - Думал, я так сомлею от твоего внимания, что ничего не замечу?
  - Ну, - он провёл ладонями по её спине, зацепившись большими пальцами за ремень на штанах, - не стану отрицать. Я действительно не хочу с тобою расставаться...
  - Артём, блин! Ты можешь хоть иногда говорить серьёзно! - Женька прикусила губу и отвернулась. Глаза зачесались, в носу защипало - стало страшно жаль себя: всем для чего-то нужную, но никем не любимую...
  - Я безмерно серьёзен, - Вербицкий снова нежно притянул её к груди, согревая. - Просто давай оставим этот дурацкий разговор по разоблачению моих лукавых умышлений и... Посмотрим вокруг. Что? Нет, отвлекись от любимых тобой самокопаний и подозрений, посмотри на мир - он потрясающий! И эта вода под луной, и степные запахи, и небо... Ты давно, Женя, смотрела на небо? Не помнишь? Увы. А надо бы. Хотя бы иногда. Поднимать голову от земли, отрясая с пыльных влас бытовуху, и пытаться летать, если даже до сих пор не пробовала. Ты летала?
  Женька негодующе фыркнула.
  - Ладно, понял вас, проехали. Но согласись, прошу, хотя бы на то, что видимый мир прекрасен! Умоляю согласиться хотя бы на эту малость!..
  - Прекрати паясничать, - вздохнула Женька.
  - Сначала согласись!
  - Согласна, согласна. Мир прекрасен. Иногда...
  - Вот! Он настолько хорош и желанен нам, жалким человеческим существам, что мы начинаем скучать по нему заранее, ещё в преддверии вечной с ним разлуки. Поэтому каждого из смертных, я уверен, за его короткую жизнь посещала если не мечта, то хотя бы мысль о вечной жизни. Ах, как она вожделенна и недосягаема... Так ведь, Женя? Ты бы хотела жить вечно?
  - Зачем? - последовал ответ. - Я уже устала...
  - А ты представь. Вот прямо сейчас, в это самое мгновение, сидя на этой скамейке, ты со всей ясностью осознаёшь: эта бессонная ночь полнолуния над Волгой, волшебная, почти болезненно великолепная - она не единственная и не последняя в жизни. Как бы не сложилось. Даже если в ближайшие сто лет тебе будет недосуг... Что больше не надо торопиться жить, постоянно за всем не успевая, копя ошибки и "уроки", которые, при всём желании, в отпущенный человеку мизерный срок учесть и исправить, переписать набело никто не успевает. А тебе не надо спешить - ты всё успеешь сделать и всё успеешь осмыслить. Потому что ты на этой земле не временный проезжающий, а неотъемлемая часть её бытования. И сколько бы ты не бытовал, так сказать, - сто лет, тысячу - тело твоё не дряхлеет: оно слышит, видит, чувствует и желает...
  - Через сто лет, - нехотя отреагировала просвещаемая, целиком поглощённая своими переживаниями, - даже если судьбе будет угодно так долго меня мариновать в земной юдоли - моя бренная, полуистлевшая оболочка, в лучшем случае, будет вести существование овоща. Вряд ли она сможет видеть, слышать и желать.
  - А если сможет? - Женьке показалось, что глаза его загорелись сейчас большей страстью, чем во время поцелуев. - Если и тело твоё, и разум будут те же, что и сейчас? Прибавляя только накопленный опыт и знания? Что бы ты тогда сказала?
  - Знаешь, - она сняла его руки со своей талии и одёрнула футболку, - я не любительница обсуждать фантастические допущения всерьёз...
  Он посмотрел на неё пристально. Потом медленно развернулся, откинулся на спинку скамейки, развалившись, удобно раскинув ноги, и расхохотался, сверкнув зубами в темноте:
  - Чёрт... Женька, ты непробиваема!
  - И вообще, - буркнули ему в ответ, - я есть хочу.
  
  -----------------------------------------------------
  
  Проснулась она от зябкого, влажного, пробирающего до костей холода. И только тогда, продолжая в полусне сжиматься в комок для согрева, обнаружила и боль в затёкших членах и звенящий комариный рой над головой. Несколько раз вяло махнув рукой на настырных кровопийц, села, свесив ноги с лавки. Зашипела от боли в мышцах и перекошенной шее.
  Где-то вверху по течению Волги занимался рассвет...
  Артём будто бы и не спал вовсе. Он улыбнулся ей, потянулся, хрустнув суставами, и потёр ногу, на которой досель покоилась Женькина щека.
  - Вовремя ты, - похвалил он. - Вон добрый наш хозяин поспешает...
  Нурлан, со свойственной ему добродушной суетливостью, семенил вниз по деревенской улице, к реке, посвёркивая издалека видимым пакетом кислотного жёлтого цвета. Заметив фигуры на скамейке, он радостно замахал рукой и прибавил шагу. Его улыбчивое круглое лицо исказилось страданием и чувством неискупимой вины, когда, подойдя ближе, он смог оценить помятый облик своих гостей. Скорбные причитания и посыпание головы пеплом продолжалось до тех пор, пока от дальних мостков в заводи, не подошла, тихо плеская вёслами по воде, лодка. Из неё выпрыгнул и подтащил судно к берегу высокий, крепкий парень с ёжиком жёстких волос на голове.
  - Это, ребята, сын мой, - заявил гордый до невозможности отец, - старшенький. Кайрат. Можно Костик... Костик, это ребятки, о которых я тебе говорил. Так получилось нехорошо, охохох... - покачал он головой, мимолётно взгрустнув.
   Артём с Кайратом молча поручкались. Закурили.
  Женька, стуча от холода зубами, тем не менее плеснула себе ледяной волжской водой в лицо, утёрлась широким подолом футболки. Потом, как смогла, пригладила вслепую волосы, скрутив их в небрежный узел на затылке, и, обхватив плечи руками, чтобы меньше дрожать, красноречиво застыла у лодки.
  Мужики, поплёвывая и покуривая, вели неспешный разговор о видах на предстоящий улов, о мармышках, закидушках и китайских спиннингах.
  Нурлан, косясь на страдающую Женьку, не выдержал первым:
  - Ну, ребятки, - разулыбался он, - совсем девушку заморозили... Тут, Женечка, - протянул он с покаянной улыбкой пакет, - бутерброды, яблочки... Не побрезгуй...
  - Спасибо, дядя Нурлан, - Женька изобразила на посиневших губах приветливую улыбку. - Вы очень хороший...
  Тот так засмущался, что чуть не прослезился. Замахал руками, отбиваясь от незаслуженных, по его мнению, похвал, и побежал поторапливать сына - строгого и молчаливого, как сфинкс. Видимо, в мать...
  Понукаемый отцом, Кайрат отщёлкнул бычок, не торопясь забрался в лодку. Помог Женьке. Указал ей рукой на носовую банку и так же молча вручил огромный засаленный бушлат.
  Вот это было как нельзя кстати! Она торопливо укуталась в него по самые уши и замерла, отогреваясь.
  Бушлат пах соляркой и сыростью. Над посёлком, подрумянивая горизонт, вставало солнце, а лодка медленно, рывками удалялась от него. Взревел мотор. Кайрат уселся на корме и положил руку на руль, разворачиваясь к западному берегу.
  ... Через двадцать минут незадачливые путешественники ступили на гальку пустынного пляжа. Доставивший их туда рыбак, в свойственной ему строгой и скупой манере, дал наставления о том, где лучше подняться и как выйти к дороге.
  С бушлатом пришлось расстаться. Но солнце прогревало воздух быстро, и утренняя свежесть стремительно таяла. Скоро на степь опустится пуховой периной гнетущая жара и от ночной прохлады не останется и воспоминания. Кайрат, правда, обнадёжил, что до шоссе недалеко - за час, по холодку, доберутся...
  Они молча влезли на кручу по тропе. Молча сжевали собранные их заботливым благодетелем бутерброды и молча отправились в путь.
  Вербицкий искоса поглядывал на спутницу, пытаясь, видимо, оценить и её настроение, и расположение к нему лично.
  - Что-то не так? - не удержался он. - Я тебя чем-то обидел?
  Она промолчала.
  - По какому поводу сегодняшние страдания?
  - Я должна всё обдумать, - заявила Женька, старательно игнорируя заключённый в его вопросе сарказм и яростно скребя комариные укусы.
  - Что обдумать?
  - То, что произошло сегодня ночью. Неужели ты считаешь, что я смогу после всего вернуться к мужу как ни в чём не бывало!
  - А, ты об этом...
  - Что значит "об этом"? - возмутилась Женька. - Если для тебя это ничего не значит, то я напротив, знаешь ли...
  - Чёрт... - нахмурился Артём, извлекая из кармана пустую сигаретную пачку. - Надо было у Кайрата взять...
  Женька обиделась и, прибавив шагу, яростно замаршировала впереди, заметая дорожную пыль широкими штанинами.
  - Жека, ну что ты за человек! - искренне удивился Вербицкий. - Тебе открылась накануне удивительная тайна, грандиозное по масштабам явление! Ты стала очевидцем невероятной, потрясающей аномалии, сулящей неоднозначные и ни на что не похожие изменения в жизни - и!.. О чём ты после всего этого думаешь? Что тебя больше всего заботит? Чем забита твоя голова? Тем, куда прилепить невинные ночные поцелуи - в графу "смертный грех" или в графу "простительная слабость"! Я потрясён, знаешь ли...
  Женька резко остановилась и посмотрела на него с вызовом:
  - Только не надо выставлять меня недалёкой курицей! Не думай, что этими твоими явлениями грандиозными я не прониклась. Они меня чуть с ума не свели, между прочим... Поэтому, - она сделала паузу и закончила злорадно, - здесь для меня вопроса не стоит и дилеммами я не мучаюсь - бежать надо из этого проклятого места. И как можно скорее! - бросила она ему в лицо и зашагала дальше.
  - Бежать?! - почти растерялся Артём. - Ну да, конечно... Что же ещё... Тебе совсем не интересно?
  - Это опасно!
  - Блин, Женя! Не опаснее, чем ездить на автомобиле или летать на самолёте! Или ждать возможного падения метеорита!
  - Да? А Чернодед? А Вакуленко? А риэлтор этот, как его?.. Что-то густо на Заовражной метеориты ложатся последнее время!
  Она остановилась напротив него, тронула извиняюще за локоть:
  - Прости, ну не испытываю я изыскательского трепета и жажды приключений. Ну такая я есть! Ну убей меня за это!
  - Жаль. На тебя рассчитывали...
  Женька насторожилась:
  - Кто? И в чём?
  - Теперь уже не важно.
  
  -------------------------------------------
  
  Попутка ловиться упорно не желала. Машины проносились мимо двух помятых пешеходов, один из которых выглядел вообще явным пугалом.
  - Знаешь, - Вербицкий с сомнением оглядел опухшее от комариных укусов лицо спутницы, взлохмаченные ветром перья светлых волос, мятую, растянутую футболку, висящую почти до колен, и мешок штанов под ней. В руках Женька несла связанные шнурками, заскорузлые, кое-как просохшие кроссовки, уже привычно ступая по асфальту грязными, ободранными и расчёсанными ступнями. - Может, тебе пока за деревом постоять? Не смущать добропорядочных граждан своим диким обличьем? Они, наверное, думают, глядя на тебя, что тебя побивает злой муж. Во время совместных запоев. А наши сопливые и грязные дети плачут по углам, выпрашивая корочку хлеба...
  - Я ведь и обидеться могу, - пригрозила Женька, надувшись.
  - Это сколько угодно, - не стал возражать Артём. - Если прямо отсюда, то тебе километров восемьдесят обижаться пешком. Можешь начинать.
  - Ты свинья, - констатировала его несчастная визави. - Как я могла с тобой целоваться?
  - Как Я мог! - рассмеялся негодяй. - Без слёз ведь не взглянешь на предмет моей ночной страсти при свете дня!..
  - На какие жертвы приходится идти, - ядовито парировало уязвлённое женское самолюбие, - когда крутишь любовь по расчёту...
  Через час безнадёжного волочения по обочине измученных путников подобрала рейсовая маршрутка. А ещё минут через сорок они плелись вверх по Заовражной: Артём в предвкушении долгожданного отдыха, Женька - с неприятной, сосущей пустотой внутри, предшествующей встрече с Вовчиком.
  Вербицкий заметил её состояние:
  - Хочешь, пойдём ко мне?
  Она покачала головой:
  - Какой смысл постоянно оттягивать неизбежное? К тому же, чем дольше я буду отсутствовать, тем страшнее потом возвращаться... И вообще...
  Фразу она не закончила.
  - Привет! - раздалось сзади.
  Путешественники обернулись.
  - А... Я тут мимо проходила, - доложила Анфиска, - по работе... Решила, в общем, увидеться.
  - Я пойду, - буркнула Женька и толкнула калитку.
  Звякнув щеколдой, она постояла немного, привалившись спиной к опоре. Потом осторожно, стыдясь своего порыва, прижалась глазом к щели между досками. Выдохнула и прикусила губу: ну конечно...
  Короткая джинсовая юбка на пуговицах и открытая черная майка с "Linkin Park" весьма выгодно обрисовывали далеко не подростковые прелести ладной фигурки. Маленькая риэлторша, задрав круглое лицо и забавно морща конопатый нос, смотрела на Вербицкого снизу вверх, глуповато улыбаясь. Потом смущённо отвела взгляд, провела носком кроссовка по брусчатке.
  - Вот, - сказала она ближайшему дереву, - жара такая сегодня... Не хочешь на Волгу сходить?
  - Анфиса, я только приехал, немного устал. Давай в следующий раз?
  - Ясно, - уши девушки в солнечном луче пылали, как два рубина. Она подпрыгнула, сорвав пригоршню самолётиков с ясеня и тут же их выбросила. - Давай в следующий. А чё эт за бомжиха с тобой была?..
  Женька отпрянула от забора, яростно подтянула штаны и, внутренне сжавшись, пошагала к дому.
  ... В гостиной было многолюдно и оживлённо. За накрытым столом обедало общество. Дети с воплями носились вокруг.
  Незнакомые Женьке присутствующие при её появлении замерли настороженно-выжидательно, с застывшими на лицах кривыми улыбками, осторожно пытаясь угадать, как обычно хозяева в этом доме обращаются с забредающими на огонёк бродягами? Подадут или в шею вытолкают?
  - О, Мисюсь! - удивился отец, не донеся до рта ложку. - Ты разве не на работе?
  Сюзанна поперхнулась и закашлялась:
  - Жека, ну ты, блин... в своём репертуаре... Что за рубище на тебе? Ты откуда?
  - У прошлом годе в лесу заблудилась, - призналась хозяйка. - Один добрый леший приютил, оставил зимовать. По весне, говорит, вернёшься. Всё равно домашние твои живут сытно, весело и отсутствия твоего не заметят... Приятного аппетита, - пожелала она вежливо и с чувством собственного достоинства проследовала в цоколь мыться. А после - в полотенце и банном халате - к себе.
  В комнате всё было по-прежнему. Если не считать разбросанных кругом Вовчиковых вещей. Его раскрытой сумки у двери.... Его носков на полу, рубашек на спинке стула, парфюма на туалетном столике...
  Женька, расчёсывая длинные мокрые волосы, присела на подоконник. В раскрытом на террасу окне шелестели листьями дальние, овражные тополя. За ними дышала невидимая Волга... Рука с расчёской опустилась на колени, глаза невидяще смотрели в голубую даль высокого и, как обычно, безупречно ясного неба... Давно ли ты смотрела на небо? Пробовала ли летать?..
  Тихонько скрипнула дверь.
  - Учудила ты, - покачала головой Сюзанна. - Что это был за цирк? Совсем уж скоро...
  Женька посмотрела на неё, будто очнувшись:
  - Вовчик где?
  - ... совсем скоро с деревенской жизнью так заеденишься - люди приличные шарахаться начнут... А у нас, между прочим, гости такие сегодня - офигеешь, как расскажу! Короче, - она, возбуждённо всплеснув руками, плюхнулась рядом на подоконник, - я сегодня повела детей на мастер-класс в местную школу искусств. А там...
  - Сюзанна, Вовчик где?
  - А?.. Не знаю, не видела со вчерашнего вечера... А там - представляешь? - местное районо как раз иностранную делегацию с экскурсией водит. Ну я, значит, туда-сюда, ресницами похлопала - ну, ты меня знаешь - и зазвала их к нам на обед! Вон тот мужик, плюгавый, видела? - это как раз оно, районо, а...
  - Слушай, давай потом расскажешь? Мне на работу надо...
  - А здоровяк рядом с ним, с квадратной челюстью - отпадный парень, видела? - американец! Прикинь! И он, кстати, бросает на меня такие многообещающие взгляды, слушай...
  - Отлично. Здорово. Я рада, правда. Ты можешь немного отвлечься от своих гостей и помочь мне?
  - В чём? - насторожилась подруга. - А надолго отвлечься? Ты ж понимаешь, я не могу их бросить, это было бы крайне невежливо...
  - Да ради бога! Не надо никого бросать. Я просто хотела попросить у тебя что-то из одежды. Мои джинсы... волной смыло.
  - А! Пожалуйста! - обрадовалась подруга столь необременительной услуге. - Мой шкаф в твоём распоряжении! - подскочив и оправив платье, она устремилась к двери. - Только, - обернулась, взявшись за ручку, - карденовское чёрное не бери. И шёлковое, лаймовое... Юбку серую тоже, наверное, не надо - она дорога мне, как память... - потянула дверь на себя. - А если...
  Женька встала с подоконника и вытолкала подругу за дверь.
  - ...если ты уделаешь баленсиагу - тебя ждёт долгая и мучительная смерть! - прошипела та, упираясь. - Лучше её тоже оставь!
  ... Сейчас было бы неплохо завалиться и проспать до самого ужина. Женька с тоской посмотрела на такую манящую подушку. Но боязнь неожиданного Вовчикова явления заставила подойти к зеркалу и заплести влажные волосы в косу. Вздохнув, припудрить комариные укусы и слегка подрумянить бледные щёки.
  "Да, - уныло подумала она, рассматривая своё замученное отражение, - меня, как объект эротических устремлений можно рассматривать только с большой голодухи. Бедный Артём... Тяжко ему приходится..."
  Обмакнула было снова кисть в румяна и...
  Громкий внезапный звук заставил вздрогнуть и выронить пластиковую баночку с розовыми шариками. Они, весело подпрыгивая, раскатились по полу, запестрели на крашеных половицах праздничными конфетти...
  Полным страдания голосом Стаса Михайлова надрывался телефонный рингтон. Трубка пела и вибрировала на кровати, весело подмигивая экраном.
  Женька машинально подошла, взяла её в руки и нажала приём.
  - Ну, Вовчик, блииин... - протянул женский голос. - Скока можно уже звонить? Ты чё ваще? Со вчерашнего дня трубку не берёшь! Совсем офигел?
  Женька стукнула пальцем по красной кнопке отбоя.
  Светульчик... Двенадцать пропущенных.
  Пал Иваныч... Два пропущенных.
  Лёха Сыч... Пять пропущенных.
  Ни разу в жизни, даже напившись до поросячьего визга, никогда и нигде Вовчик не забывал телефон...
  
  * * *
  
  Вечером Марамыжиков релаксировал на балконе служебной квартиры: развалясь в пластиковом кресле и закинув на перила худые, мосластые ноги, потягивал пиво из бутылки. В левой руке он задумчиво крутил телефон, постукивая им по подлокотнику.
  Сейчас он размышлял над двумя вещами одновременно. Это мешало сконцентрироваться и определиться, наконец, хотя бы по одному направлению.
  Во-первых, его вояж по Чернодедовскому подвалу. Что мы здесь имеем? Увы, ничего. Он прошёл подземный ход насквозь. И вылез из неприметной норы посреди незнакомых меловых гор в безлюдной степи.
  Так и не соориентировавшись на местности, исследователь разочарованно пожал плечами и отправился назад, накручивая на бобину путеводную нить. Хотя не потерялся бы и без этой предосторожности - никакими ответвлениями, кроме пары боковых тупиков, подземный ход не удивил. Не стал пугать голосами и видениями, щёлканьем дозиметра и газоанализатора... Может... Вербицкий просто навешал ему лапши на уши, голову ему заморочил, а он, дурак, и уши развесил? Рудничный газ, активность пространства!.. Да кто вообще может это подтвердить? У Вениамина, вон, все показатели в норме. А Анфиска эта с её видениями - просто дурочка восторженная, экзальтированная кликуша - вот и всё объяснение!
  Хотя... Поговорить с ней не мешало бы... Что она видела? Что именно слышала, где и когда... И вообще. Интересно, что-то есть между ними? Может, у них сговор? В неизвестных пока целях... Можно, например, её пригласить куда-нибудь посидеть. И расспросить... А там, глядишь, она и выпить не откажется... И прогуляться... А, может, чего и более того...
  В общем, второе направление Марамыжиковых мыслей всё более кренило с прямой дороги расследования на воспоминания о юных прелестях служащей риэлторской конторы.
  Гришка задумчиво уставился в экран смартфона. Полистал контакты. Выключил. Снова включил... Шелекета Анфиса...
  Позвонить? Пригласить?
  А что если она его снова в библиотеку пошлёт?
  Да нет, вряд ли. Девочка любопытная, любительница приключений - обязательно прибежит... А там видно будет...
  Он уже было занёс палец над строкой с её именем, как телефон ожил сам, требовательно завибрировав в ладони.
  Череда Евгения Алексеевна...
  Это ещё кто? Марамыжикову понадобилось несколько секунд, чтобы вспомнить узколицую, анемичную, с тяжёлым хвостом русых волос на затылке гостью Дины Владимировны. Записал он её в контакты тогда, как понятую, присутствующую при осмотре тела Вакуленко.
  - Слушаю, - отозвался следователь с нехорошим предчувствием.
  - Григорий Александрович, добрый вечер! Вам удобно сейчас говорить? - услышал он взволнованный голос. - Я... Мне... вы знаете, очень неловко обращаться к вам напрямую, да ещё... Но... прежде чем идти в полицию, я бы хотела посоветоваться с вами...
  - Чем могу быть полезен? - вежливо, но настороженно осведомился потенциальный советчик. - Да не волнуйтесь вы так!
  - Не могли бы вы приехать? То есть... если удобно вам, конечно. Если нет, давайте встретимся где-нибудь! Просто у нас тут... Желательно бы посмотреть на месте...
  - Да что случилось?
  - Мне кажется... Ещё один человек исчез у нас здесь, на Яру.
  - Вы уверены?
  - Я... не совсем. Поэтому и прошу вашего совета.
  - Боюсь, не смогу вам помочь. Я больше не веду дела по Заовражной.
  - Да? Как же так... Жаль... А... если не официально? Пожалуйста, я вас очень прошу!
  - Кто пропал-то? - вздохнул Марамыжиков.
  - Возможно... мой муж.
  Полицейский мученически возвёл глаза долу - ну, начинается... Давайте теперь всех загулявших мужьёв запишем в мистические жертвы Яра! Как же от неё отвязаться? Хотя... Он задумался: может, из этого глупого визита к брошенной жене получится кое-что извлечь... Она ведь живёт на Заовражной, не так ли? И в её доме есть подвал?
  - Хорошо, - отозвался он. - Я сейчас подъеду. Назовите номер дома...
  ----------------------------------------
  
  
  - Когда пропал ваш муж? - поинтересовался полицейский, выбираясь из машины и мягко хлопая дверцей.
  Осиротевшая супруга переминалась у калитки, поджидая обещанный визит.
  - Полагаю, третьего дня. Вечером...
  - Вы не обеспокоились, когда он не пришёл ночевать?
  - Так... - замялась Женька и покраснела. - Меня не было той ночью дома.
  - Хм... А на следующую?
  - Не то, чтобы обеспокоилась... Его отсутствие по ночам нельзя назвать чем-то небывалым...
  - Высокие отношения, - не удержался Марамыжиков. - Пока не вижу ничего необычного в его исчезновении. Особенно при таком режиме семейной жизни... Что заставило вас считать, что он не просто поехал развеяться с... друзьями, например?
  - Вы знаете, - заторопилась Женька, - есть некоторые моменты... Ой! Чего ж это я! Проходите, пожалуйста, - она распахнула калитку и повела представителя закона по садовой дорожке. - Первое, что меня насторожило и, кстати, главное - телефон. Да! Он ведь в нём практически жил: звонки, мессенджеры, соцсети, ютуб... Он никогда с ним не расставался и нигде не забывал! А если бы вдруг такое и случилось, он немедленно бы за ним вернулся, поверьте! Ему названивают женщины, собутыльники, знакомые... Его засыпают сообщениями, требуя объявиться, отозваться! То есть он пропал не только для меня, как видите.
  - Интересно... Я могу взглянуть на телефон?
  - Да, конечно.
  Женька распахнула входную дверь, пропуская гостя вперёд.
  В большой гостиной с круглым столом по центру и бликующими закатным солнцем окнами на него тут же налетела стремительная дама с оранжевой чёлкой и дымящимся блюдом в руках.
  - О! - воскликнула она, празднично улыбаясь и покачивая ярко-голубыми топазами в ушах в тон голубому шёлку летнего платья. - Гости уже начали прибывать? Прошу вас, проходите...
  - Это не гости, Сюзанна, это по делу.
  - А, ну ладно. Хотя, если по совести, ужин делам - не помеха. Как вам кажется? - обворожительно улыбнулась она Марамыжикову.
  - Григорий, - представился он, не в силах отвести взор от яркого образа.
  Да уж, с такой кралей, экспрессивной, словно горячая ртуть, никто бы не отказался и поулыбаться, и поужинать, даже посуду потом помыть, но... Хозяйка настойчиво потянула его за рукав.
  - Очень приятно! - Сюзанна отправила ему вослед воздушный поцелуй. - Присоединяйтесь!..
  - Вот, - Женька завела его в смежную комнату и протянула подобранный с туалетного столика смартфон.
  Марамыжиков осмотрел дорогую модель, потыкался в мессенджерах, полистал список пропущенных звонков, зашёл на одну из страниц соцсетей... В глазах зарябило от изображений смазливого, самовлюблённого типчика - грудь колесом, нос по ветру. Изо дня в день он радовал мир своими селфи во всевозможных ракурсах, и мир отзывался лайками и смайлами, не пропуская ни одного выхода в эфир.
  - Да-а-а, - восхитился следователь, - силён... По нескольку раз в день, ежедневно, без отпуска и выходных!
  - Вот! А я что говорила! - Женька нервно сжала руки. - Но самое главное... Пойдёмте.
  Она торопливо зашагала из комнаты, предводительствуя. Вновь пересекли гостиную с накрывающей на стол и пританцовывающей под музыку Сюзанной, спустились по лестнице в цокольный этаж...
  - Видите? - хозяйка ткнула пальцем в угол.
  Находящаяся там тяжёлая дверь была притворена, но железная проушина, которую накидывают на петлю для продевания замка - распилена пополам. Рядом покоилась выдернутая из розетки болгарка.
  - Кому же это так не хотелось с замком возиться? - пробормотал следователь. - Куда это вход?
  - В подвал.
  Марамыжиков неожиданно для себя отдёрнул руку, щупавшую шов распиленного железа. Неслышно матюкнувшись на свою иррациональную реакцию, распахнул дверь. Она легко подалась, проехала на петлях, стукнувшись о стену...
  - Выключатель слева, - подсказала Женька почему-то дрогнувшим голосом.
  Тусклая лампочка под потолком осветила абсолютно пустое помещение с глинобитным полом и подмазанными цементом стенами. Ни полок, ни бочек, ни ларей, ни старой рухляди. Только клоки паутины в углах.
  Гришка задержал дыхание, как перед прыжком в воду, и поставил ногу на ступеньку. Потом на другую... Женька осторожно шуршала следом, держась рукой за прохладную стену. Добравшись до середины подвала, они огляделись...
  - А вот и она...
  В слепом углу, не видимом от входа, в тёмной нише зияла растворённая дверь.
  - Кто - она? - прошептала хозяйка, сглотнув.
  Полицейский отвлёкся от созерцания подвальных достопримечательностей и внимательно посмотрел на бледное испуганное лицо.
  - Дверь в катакомбы. Что вы обо всё этом думаете? Чьих рук дело распиленный замок? Есть соображения?
  - Пожалуй, - всё так же шёпотом отозвалась его спутница: говорить здесь, под этими гнетущими, земляными сводами, в полный голос почему-то казалось невозможным. - Это Вовчик. Наверняка.
  Следователь вопросительно поднял рыжую бровь.
  - В тот день, перед своим исчезновением, он, говорит Сюзанна, всё слонялся по дому в поисках занятия. Спрашивал у неё про запертую дверь в том числе. Интересовался, есть ли ключ от замка. И что хранится в подвале. Выражал пожелание самому его осмотреть. Потом возился с замком, пытаясь открыть его с помощью какой-то проволоки... А к вечеру припёр откуда-то эту болгарку. Сказал, что непроветриваемые подвалы - источники крыс и чёрной плесени. Поэтому, чем скорее он с этим разберётся, тем для всех лучше.
  - Что дальше?
  - Да особо ничего... Сюзанна отлучалась потом из дома. И больше в тот вечер в кухню не заходила. Следы взлома обнаружила только утром. Заглянула в подвал, никого там не обнаружив, решила, что это в конце-концов не её дело. Чем бы мужик не тешился, сказала она, лишь бы не пьяными дебошами... Вы думаете, - она посмотрела на следователя лихорадочно блестевшими глазами, - он мог уйти куда-то через этот подземный ход?
  Марамыжиков пожал плечами:
  - Он мог заблудиться в этих подземельях, полагаю... Яр насквозь пронизан кротовьими норами. Разве для вас это новость?
  - Я... не знала. Мы и месяца здесь не живём...
  Они приблизились к двери и заглянули в черноту хода, подсвечивая Марамыжиковым смартфоном.
  - Вовчик! - крикнула Женька в дальний беспросветный мрак. Толщи земли поглотили её слабый голос, смяли его, обеззвучили... - Вдруг он где-то там? Не может найти выход? Лежит при смерти?
  - Ого! - раздалось за спинами исследователей жизнерадостное восклицание: Сюзанна, вытянув шею, пыталась заглянуть через Женькино плечо во тьму преисподней. - Подвал в подвале? Как интересно...
  - Чёрт! - возмутилась Женька. - Разве можно так подкрадываться?
  - Даже и не думала, - не согласилась с обвинением подруга, улыбаясь Марамыжикову и поводя голым плечом, перечёркнутым шёлковой бретелькой. - Просто я хожу, не касаясь ногами земли. Разве ты, Жека, не знала?.. Вы, кстати, управились? Гости собрались уже, ужин стынет...
  - Слушай, нам сейчас немного не до того...
  - Ты за себя говори! Не смей и Григория причислять к своей секте аскетов-хлыстов! Я надеюсь, вы присоединитесь к нам? - это уже полицейскому. - Не слушайте её, умоляю - она готова всех вокруг замордовать проблемами и заботами...
  - Конечно, Сюзанна, благодарю за приглашение. Я с удовольствием...
  - Вот и отлично! Так мы вас ждём! У нас в гостях сегодня - представляете? - настоящий американец! - она многозначительно подмигнула собеседнику и легко взбежала вверх по земляным ступеням.
  - Вот что, Евгения, - Марамыжиков погасил фонарик и повернулся к ней. - Мне понадобится бобина с длинной верёвкой и респиратор. Есть у вас такое в доме?
  Женька задумалась:
  - Вряд ли...
  - В таком случае, я дойду сейчас до Чернодедовского дома, возьму всё необходимое и вернусь. Без меня, прошу, ничего не предпринимайте. Вы меня поняли? Евгения! Вы слышите меня?.. Эй!..
  
   * * *
  
  Женька пристально смотрела Марамыжикову за спину.
  Мертвенный подвальный свет лежал на челе её жёлтым пятном, сгущая во впадинах глаз, под носом и скулами чёрные тени. Эта странная подсветка придавала лицу что-то потустороннее, заставляя против воли задуматься о бренности сущего.
  Следователь медленно обернулся к распахнутой настежь дыре подземного хода. В глубине его проступало тусклое свечение...
  - Обойдёмся, - прошептала скорбная супруга, - без верёвки... - и бросилась в открытую дверь.
  Руки полицейского, не ожидавшего от неё такой прыти, схватили пустоту:
  - Стой! - крикнул он. - Назад, дура!
  Ответом ему было торопливое шуршанье удаляющихся и оступающихся в темноте шагов.
  Марамыжиков заметался по подвалу: зачем-то ринулся к выходу, потом тут же вернулся; сунулся в подземный ход - попятился; снова вбежал... Ну что делать с этой идиоткой? Бросить на произвол судьбы? Пусть пропадает? Или самому пропасть вместе с ней? У-у-у! Чёртова баба!!.
  ... Проклинаемая Гришкой "идиотка", между тем, не сильно заботясь о сложнейшем выборе, в котором по её милости бился в эти секунды оставшийся позади представитель закона, неслась к источнику света. Неслась - это, конечно, громко сказано. Вернее сказать - шаркала, пробираясь. Но ей, устремлённой вперёд, с колотящимся сердцем и взмокшей от волнения спиной, собственное передвижение казалось очень стремительным. И недолгим. Свет становился всё отчётливей, дорога под ногами проступала всё явственней... Колени и пальцы ущипнуло морозом... Женька, завороженная свершающимся при ней волшебством, уже понимала, что источник света - не фонарь или живой огонь. Свет белый... Дневной... Холодный...
  Замедляясь, шагая всё неуверенней, подошла она к узкой расщелине, которой заканчивался подземный ход... Ступая домашними шлёпанцами по заметённому внутрь коридора снегу, осторожно выглянула наружу.
  Ослепительно белая под белым небом - такая, что глазам больно - перед ней лежала снежная равнина. Тонко свистел ветер, гоняя сухую позёмку. Вдали чернела громада леса...
  - Что это? - икнул сзади Марамыжиков. - Те самые... галлюцинации?
  - Вы видите зиму? - спокойно поинтересовалась Женька. - Я тоже. Знаете, что такое "двойной психоз"? Читала недавно, что при этой форме индуцированного бреда заблуждения одного человека разделяют те, кто находится с ним в контакте...
  Она спрыгнула с уступа, на который забралась для лучшего обзора, и подтолкнула Марамыжикова в обратном направлении:
  - Идёмте, - сказала она. - Пусть это бред, но... перестраховаться - никогда не лишне, правда ведь? Чтобы... не появились вдруг... посреди моей гостиной два обледеневших трупа...
  
  -------------------------------------
  
  Сюзанна весело хохотала и трещала без умолку, развлекая гостей. Американец старательно скалился в соответствии со своей культурной традицией. Даже отец был гораздо оживлённее обычного. И, по всему видать, совсем не возражал слегка отвлечься от писательских фантазий и насладиться искромётным обществом очаровательной тамады. Алексей Фёдорович игриво подхихикивал, активно поддерживал разговор и вообще - был весьма импозантен в своей профессорской бородке и розовом галстуке, который - хоть убей - Женька в его гардеробе припомнить не могла.
  За столом также присутствовал незнакомый мужичонка скорбной наружности и замухрыжеского вида с зажатой под мышкой балалайкой. Был он откопан, видимо, донельзя предусмотрительной Сюзанной в какой-то художественной самодеятельности для организации соответствующего колорита, как воздух необходимого иностранным гостям. Услышать его игру Женьке не привелось. Ко времени её исхода из подвала он был всецело поглощён насыщением. И причащением, естественно.
  Собравшееся за ужином общество выглядело вполне довольным, прилично весёлым и в меру расслабленным, если бы не... Если бы не одна ложка дёгтя в этом жизнерадостном и слащавом меду - мрачная и сосредоточенно жующая.
  У существа за столом, пол которого Женька определила не сразу, было испитое лицо с брезгливо, в нитку сжатыми губами. А также - коротко стриженые волосы, крашеные в глухой чёрный - настолько сухой, что при взгляде на этот цвет, невольно хотелось пить. Подростковый прикид в виде огромной, бесформенной толстовки и стрекулистских кожаных штанов, морщивших на тонких ножках, - выглядел весьма нелепо в сочетании с помятым возрастным лицом. Но существо эта дисгармония не смущала, поскольку вращающийся вокруг его особы мир был искренне и всесторонне презираем. Вместе с плебейским мнением населяющего сей мир быдла.
  Женька, будучи никаким психологом, легко считала всю эту транслируемую в массы информацию мгновенно. Это было несложно. Такие типы уже попадались ей на жизненном пути и несколько пугали своей агрессивной харизмой.
  - Это Джули, - радостно отрекомендовала мрачную личность Сюзанна. - Московский переводчик Майка, - и кинула на сидящего рядом парня сияющий взгляд.
  - Неужели?.. - отозвалась Женька, усаживаясь за стол и с аппетитом присматриваясь к настряпанным подругой яствам. Ну расстаралась, ничего не скажешь! - Тоже американка?
  Чувствовала она себя на удивление спокойно. Словно не было сейчас похода по катакомбам, тусклого загадочного света в конце туннеля, неожиданного явления снежного простора, мыслей о погибающем Вовчике... Что с ней? Эмоциональное отупение в связи эмоциональным же передозом? Или она привыкает? А, может, всё это ей только привиделось? В том числе и Марамыжиков, которому тоже привиделось?..
  - Боюсь, что нет, - хрипло буркнула переводчица, - я имела несчастье родиться в этой стране.
  - Ммм... - промычала Женька, уплетая грудку запечённого с гречкой и яблоками гуся. - Сюзанна, ты кудесница! Прям рождественский ужин!.. Значит, несчастье... Я просто подумала, Джули - весьма непривычное имя для "этой страны"...
  - По паспорту она Юлия! - пояснила подруга.
  - Мерзость, - скривилась гостья и раздраженно отпихнула от себя тарелку с почти нетронутым содержимым. - "По паспорту"... Как же мерзко и совково звучит. Впрочем, чему удивляться - чем дальше в провинцию, тем глубже проросли корни совковости...
  - Ширше, - поддакнула Женька. - Или... ммм... ширее?..
  - Увы! - угодливо закивала Сюзанна. - Столичные жители - люди совсем другого уровня! Вы уж не сердитесь на нашу вторичность, сделайте скидку на глубокую провинциальность!
  По жёсткому лицу переводчицы было видно, что она и так каждую секунду своего невыносимого вынужденного пребывания в этой отвратительной, нафталиновой дыре только тем и занимается, что, скрипя зубами, делает скидку.
  Женька скинула под столом промокшие от снега тапки и глянула поверх гуся на полицейского. Тот всё ещё сидел, как обухом по голове ударенный, под впечатлением произошедшего.
  - Григорий Александрович, - она схватила его тарелку и зависла над столом, - давайте я вам салатику положу... Может, ветчины? Гуся? Гусь потрясающий!..
  - ... Так вы говорите, Майк, - продолжил видимо ранее начатый разговор отец, - советский фильм о Шерлоке Холмсе не произвёл на вас впечатления?
  - О!.. - не на секунду не забывая скалиться, оживился высокий, светловолосый парень с квадратной челюстью. - Если у нас пит виски из стаканы, что в филм - таких человек немедленно депортироват. Ха-ха-ха! - отрапортовал он с характерным акцентом и непривычными интонационными ударениями. - И это славянское лицо доктэ Уотсон! О май гот!..
  Сюзанна рассмеялась, вторя в унисон своему новому увлечению.
  - Забавно, - заметила Женька, самостоятельно наполняя свой фужер вином. - И это всё, что было вами подмечено? Ни атмосферность фильма с потрясающей работой художников, ни обаяние персонажей, ни тонкий юмор, ни даже профиль Василия Ливанова? Нет? Ваше тонкое восприятие было сразу и бесповоротно изранено неформатными бокалами?
  - О!.. - сверкнул зубами гость. - Сори. Не хотел задеть вас, Женья... Я не смотреть иностранный филми... Не очень любит..ть.
  - Понятно, - Женька сочувственно закивала головой. Внутри будоражаще закипало нервное возбуждение. Даже рука с бокалом слегка дрожала. Вот он - откат от последнего приключения... А она-то, дурочка, решила, что ей теперь сам Заовражный чёрт - не брат... - За что же их любить? Когда они бельмечут там всё время по-непонятному...
  Сюзанна нахмурилась и пихнула её под столом ногой.
  - Кстати, - не унималась Женька, - зачем вам переводчик, Майк? Вы, на мой взгляд, неплохо изъясняетесь на нашем варварском языке.
  - О нет! - замахал руками Майк. - Мой язык ешо слабый, слабый!... да... И Джули не только переводчик... да, она - прекрасный гид!
  "Прекрасный гид", скрестив на груди руки и ухмыляясь злой горгульей, молча смотрела на хозяйку дома.
  - Что ж, - Женька промокнула губы салфеткой, - в таком случае, вопросов боле не имею. Я провожу Григория Александровича до машины и немедленно вернусь в вашу душевную компанию... Витя! - она встала и махнула рукой дремлющему балалаечнику. - Давай нашу, посконную!
  Витя встрепенулся и ударил по тренькнувшим струнам.
  Под вариации на тему бессмертного хита Михаила Муромова "Яблоки на снегу" Марамыжиков поднялся из-за стола и покорно поплёлся к выходу за хозяйкой.
  - Надеюсь, - бросила она через плечо, - мы можем спокойно выходить? Медведя ты не заказала для дорогих гостей?
  - Послушай! - прошипела Сюзанна ей в ухо, догнав у двери. - Уймись уже! Белены ты что ли объелась? И кто, скажи пожалуйста, разрешил тебе брать эту футболку?..
  - Знаешь что, - прошипела Женька ей в ответ, - найди уже время между окучиванием мужиков и откопай в своих закромах тряпку для меня, над которой не станешь ежеминутно слёзы лить!
  Дверь громко хлопнула, выпуская двоих в пряную вечернюю духоту цветения.
  Женька вдохнула полной грудью, прикрыв глаза...
  Фухххх... Как нехорошо получилось... Что это за шлея ей под хвост попала? Что подумает иностранный гость? Да и Сюзанна наверняка теперь надуется.
  ...Отправленные во двор дети околачивались на террасе: Степан замер над смартфоном, погрузившись в его волшебный зомби-мир, Ляля сосредоточенно, оттопырив нижнюю губу, выковыривала замазку из щелей. Женька утёрла ей нос и заглянула её брату через плечо.
  - Во что играешь?
  - Да... надо тут. Вы всё равно в этом, тёть Жень, ничего не смыслите... Лучше скажите, почему это у вас на улице вообще нет детей никаких? Скучно так, погулять не с кем, - вздохнул он тяжко.
  Ещё не хватало, - подумала Женька. Слава богу, не достало никому ума поселиться с детьми на пороховой бочке!..
  Кроме нас.
  Она испуганно ойкнула. Почему-то только сейчас её осенило, в какой они все опасности: с каждым из них, не исключая малышей Сюзанны, может случиться страшное и необъяснимое исчезновение, а... может, и того похуже...
  - Григорий Александрович, - она посмотрела на него, - вы в порядке?
  - Да... - отозвался тот, глядя сквозь неё. Потом сморгнул несколько раз, заставил себя сконцентрироваться на текущем моменте. - Вы понимаете, Евгения... То, что было... Меня несколько обескуражило. Трудно воспринять увиденное нами, как реальность. Видимо, это и есть те самые галлюцинации, вызванные действием рудничного газа...
  - Газа?
   - Ну да. Вы не знали? Он периодически просачивается в катакомбы Яра. В достаточном количестве, чтобы вызывать видения, влиять на... адекватность поведения...
  Женька тяжело опустилась на ступеньки террасы. Прижала ладони к щекам, потом резко их отняла.
  - Вот как... Я и в самом деле не знала...
  В груди осторожно заскреблось чувство облегчения - всё же галлюцинации... Вызванные объективными причинами. Слава богу... Значит, не так уж и опасно здесь находится...
  - Вы даже не представляете, как утешили меня, Григорий Александрович. Порой мне начинало казаться, что все эти видения - плод какой-то душевной болезни...
  Марамыжиков напрягся:
  - Вы видели что-то до... сегодняшнего дня?
  - Дважды, когда находилась дома...
  - Вот! Действительно, всё сходится!
  - Да, - вяло кивнула Женька и почувствовала, как облегчение, вспугнутое новыми сомнениями, уползает обратно, в тёмную нору. - И однажды не здесь. Далеко от Заовражной. За Волгой, - она махнула рукой за спину. - Как это объяснить?
  Гришка опустился рядом с ней на ступеньку:
  - Наверняка, - сказал неуверенно, - как-то можно. Предположим, рудничный газ имеет и там выходы на поверхность... Если вы находились какое-то время над источником, вполне могли надышаться и на открытом воздухе, должно быть... Вы не курите?
  - Вообще, нет, но... - Женька, не вставая, пошарила рукой по перилам и протянула следователю сигаретную пачку. - Отец всю жизнь дымит, как паровоз.
  Они вытянули из пачки по сигарете и предусмотрительно засунутую туда же зажигалку.
  - Что вы делали на той стороне Волги? - следователь затянулся и, прищурив глаз от дыма, посмотрел на блекнущее послезакатное небо.
  - Сосед... пригласил на речную прогулку...
  - Вербицкий?
  - Как вы узнали?
  - Мудрёно, конечно, узнать. Соседей-то у вас дохрена...
  Он помолчал.
  - Значит, опять он...
  - Что значит опять?
  Калитка скрипнула, хлопнула - пропуская во двор величественную фигуру в светлом чесучёвом костюме и шляпке-канотье. Безупречно-элегантный образ портила неуместная лопата, зажатая в руке, затянутой белым кружевом перчатки.
  - Добрый вечер, - поздоровалась Дина Владимировна, приблизившись к курильщикам.
  - Добрый, - Марамыжиков поднялся.
  Следом за ним отлепила зад от ступеньки и хозяйка дома. Затушила сигарету в стоящей тут же, на перилах, банке из-под салаки.
  - У вас гости, Женя? - строго и с несвойственной ей нервозной обеспокоенностью осведомилась соседка.
  - Это не у меня, - Женька устало опёрлась на перила. - Это у Сюзанны гости.
  - А Григорий Александрович?
  - Он уже уходит...
  - Что ж, в таком случае я вас не сильно отвлеку, если попрошу о небольшой услуге?
  - Буду рада...
  Марамыжиков суетливо засобирался. Махнул рукой хозяйке, раскланялся со Спржельской и быстро зашагал в сторону калитки.
  Женька вопросительно посмотрела на гостью.
  - Пока не стемнело, - она решительно протянула садовый инструмент, - идёмте, пересадим розы.
  - Эээ... - онемела Женька. - Так срочно?
  - Видите ли, моя дорогая, время, действительно, не ждёт...
  Женька машинально приняла лопату и продолжала стоять, растерянно хлопая глазами.
  - Мы и так, Женечка, потеряли его непростительно много. Сначала в пассивном ожидании вашего появления в Володарьевске, потом - оценивая ваши шансы и возможности... Боюсь, Феодора ошиблась насчёт вас, увы... Вы ведь всё равно не останетесь на Заовражной, она чужда вам, как ослу японская поэзия. Вы уж извините за сравнение... Поэтому далее тянуть, ждать, что вы созреете нет смысла. Да и времени... Она думала, вы возьмётесь за лопату сами, когда будете готовы, когда поймёте... Теперь уж всё равно. Хуже, во всяком случае, не будет... Идёмте же!
  - О чём вы говорите?! - взмолилась Женька, увлекаемая жёсткими кружевными пальцами в направлении, доподлинно известном их хозяйке. - Я ничего не понимаю!
  - Копайте здесь! - указала Дина Владимировна на кустик с блестящими молодыми листочками.
  - Объясните мне! - Женька со всего маху вогнала лопату в землю. - Иначе не буду я ничего копать!
  Тонкое, породистое лицо Спржельской потемнело. Губы сжались, а тёмные глаза смотрели холодно, без выражения.
  - Прошу вас, дорогуша, - проговорила она медленно, чётко выговаривая слова, - без ультиматумов, пожалуйста. Разве не для того я и пытаюсь заставить вас заняться земляными работами, чтобы в итоге вы получили столь необходимые вам объяснения?
  Женьке почему-то стало не по себе. Она судорожно сглотнула и... ударила розочке под корень.
  Песчаную почву копать было не сложно. Так же легко она осыпалась с мочалки корней, когда новоиспечённая огородница осторожно, раскачивая, потянула кустик за основание.
  - А это что?
  Следом за корнями зацепился конец вечной нейлоновой верёвки. Которая уходила под землёй чуть в сторону... Женька потащила за неё... Потом немного помогла себе лопатой...
  Что она ожидала за ту верёвку вытянуть? Да ничего не ожидала. Устала от раздумий, задолбалась ребусы разгадывать! Её же сюда привели, чтобы она это откопала и достала? Ну вот она и достаёт...
   Женька неторопливо отряхнула землю с водонепроницаемого гермомешка.
  - Что дальше мне положено сделать? - спросила мрачно.
  Старуха, поджав губы, смотрела на неё с сожалением и усталостью:
  - Постарайтесь, дорогуша, проявить хотя бы минимальный интерес к найденному вами кладу...
  "Дорогуша" повертела мешок, осматривая - заклеен он был на совесть.
  - ...И надеюсь, вы не станете вскрывать его прямо здесь? Дома вам будет гораздо удобнее...
  Дина Владимировна развернулась и пошла по дорожке к выходу, стягивая на ходу выпачканную о лопату перчатку.
  Ни она, ни невольная кладоискательница, всё ещё стоящая на коленях у разорённого розария, не заметили пристально наблюдающую за ними из-за угла дома переводчицу.
  Зато её отлично видел следователь Марамыжиков, прильнувший со стороны улицы к щели между штакетинами.
  
  * * *
  
  Воткнувшись подбородком в сложенные на рулевом колесе руки, следователь Володарьевского райотдела задумчиво наблюдал удаляющуюся вверх по улице спину Спржельской.
  Он вынужден был признаться себе, что окончательно перестал что-либо понимать. Факты и события сыпались на него, как из рога изобилия. Но, подобно перепутанным пазлам из разных наборов, складываться в цельную картину никак не желали - не подбирались друг к другу, не стыковались. Может, и не должны были? Может, пазлы эти были составными частями картины обдолбанного панкующего авангардиста? Чёрта с два такую сложишь. Да и в сложенном виде в этой мазне хрен чего поймёшь...
  Давай, думай уже!
  Марамыжиков в сердцах стукнул себя кулаком по лбу. Ты завален информацией по самые уши! Своди её уже хоть как-то! Хоть частично! Хоть местами!..
  Да уж... Лавры Шерлока Холмса ему явно не грозят. Хоть он и пьёт виски из правильной посуды... При чём здесь это? А, вроде за столом разговор был... Опять ты не о том! Соберись!
  Итак. Зачем эта грымза подглядывала из-за угла? Ошибиться невозможно - она явно не случайно стала свидетельницей сцены обретения клада хозяйкой дома. "Случайно" за углом не прячутся, вжимаясь в стену. Особенно при виде такого безобидного занятия, как пересаживание розовых кустов. Может... Она не та, за кого себя выдаёт? А её ковбой? Иностранный гражданин, между прочим. А это уже дело для...
  Кстати!
  Марамыжиков торопливо выудил из кармана телефон и судорожно принялся листать телефонную книгу. Где-то был ведь... Он точно был... Оставлял ему телефон на случай "если вам вдруг, Григорий Александрович, будет что сообщить по интересующему нас делу". И вот она - потребность сообщить появилась: о подозрительном иностранце и его сопровождающей, толкущихся в самом эпицентре аномальной зоны... Пусть пробьют их по своим каналам на всякий случай.
  Стоп. А если нет? Если его подозрения - чистой воды мнительность? Сядет он тогда в лужу со своим торопливым звонком... Гришка постучал ребром телефона по рулю.
  Хоть бы ещё что-нибудь... Что-то более существенное. Чем не стыдно будет потревожить безопасника. И с чем, наверняка, можно будет засветиться...
  Он так увлёкся сладостными мыслями о столь близком и возможном для себя шансе, что вздрогнул от неожиданности, когда выше по улице взревел мотор мотоцикла. Спустя минуту мимо него медленно и мягко протёк железный конь Вербицкого с всадником на спине. Вот оно...
  Марамыжиков подождал, пока "ямаха" свернула за угол и рёв её смолк окончательно, погрузив Заовражную в привычную тишь да благодать. Следователь осторожно тронул машину с места. Шины пошуршали вдоль улицы, наверх, с совершенно оправданной для возможных наблюдателей целью - развернуться в более широком месте. Доехав до конца брусчатки, проросшей здесь травой и упирающейся в склон крутого кургана, он поставил машину в сгущающихся, уже почти ночных тенях деревьев. Порылся в бардачке. Выудил оттуда некую мелкую приспособу, повертел её в пальцах, всё ещё сомневаясь... Потом решительно сунул в карман.
  Алеа якта эст.
  Невидимый в густых сумерках быстро гаснущего дня он спустился к дому Вербицкого и, воровато оглядевшись, беззвучно прошмыгнул в калитку...
  
  ------------------------------------------
  
  
  Клад был спелёнут качественно - задолбёшься вскрывать. Несколько гермомешков - один в одном - тщательно перемотанных скотчем и абсорбирующим материалом, жестяная водонепроницаемая коробка...
  "Детский сад! - ярилась Женька, прищемив в процессе распаковки палец ножницами, сломав ноготь и вспотев над вскрытием жестянки. - Игра "Зарница", блин! Это же надо было придумать! Покойница в своё время перечитала, видать, пиратских романов, не иначе! Неужели нельзя было оставить передачку одной из соседок, если они и так про неё всё знали!"
  Коробка с лязгом подалась...
  И снова - гермопакет, обёрнутый во влагопоглотитель. Да что же это такое!
  Женька раздражённо отшвырнула его в сторону. Сколько можно? Похоже на детскую забаву в псевдо-сюрприз: разматываешь, разматываешь многочисленные упаковки - одна в другой - ожидаемый подарок всё меньше и меньше... Что там в конце? "Барбариска"? Или собачья какашка? Чего ради она вообще идёт на поводу у этого придурковатого общества Заовражной? Зачем открывать этот таинственный свёрток? Может, остановиться, пока не поздно? Может, там, внутри, информация, которую знать ей не надо?.. Ну... не надо потому что! Для душевного спокойствия. И потому что дела эти местные, тёмные - ей не интересны и её не касаются!
  Она сделала несколько беспокойных кругов по комнате, помахивая в воздухе кистью руки с саднящим под повреждённым ногтем пальцем и... Вернулась к свёртку. Перехватила ножницы поудобнее и ринулась на приступ с отчаянием самоубийцы.
  Спустя время из шелухи упаковки была освобождена ещё одна жестяная коробка, поменьше. Женька нервно захихикала. О боже...
  Снова ломать об неё пальцы, подковыривать ножом крышку, осыпая из-под ободка ржавчину, чтобы извлечь на свет божий новый свёрток в гермопакете?.. Фуххх... Выкинуть бы её в окно! Женька яростно вогнала лезвие ножа в зазор между бортиком и крышкой... С одной стороны, с другой, с третьей... Коробка подалась на удивление быстро - под напором рычага крышка заскрежетала и отлетела, загремев.
  Осторожно сняв лист поглотителя, Женька, наконец, увидела долгожданные сокровища: мешочек из клеёнки и аккуратно запакованный в файл маленький блокнот с аляповатым горным пейзажем на обложке.
  - Ну конечно, - прошептала наследница, не скрывая разочарования. - А ты что ожидала? Фамильные брыльянты?
  Она осторожно потянула за шнурок, стягивающий горловину мешочка и заглянула внутрь. А потом вытряхнула содержимое себе на ладонь. Содержимым оказалась странная драгоценность - жемчужная сетка из мелких, неправильной формы речных перлов неоднородных оттенков.
  Ладно, - Женька сунула жемчуг обратно в мешочек, - предположим. Что дальше? В блокноте тёть Фенины юношеские стишки?
  Несмотря на множественные предосторожности, тёткин блокнот всё же покоробился и пожелтел от влаги. Но уцелел. Как и написанное в нём.
  
  "Милая Женя!
  Пришла пора нам с тобой поговорить, верно?
  Представляю, как ты была удивлена, получив моё наследство.
  А ещё более, должно быть, добравшись и до этого сундучка.
  Знаешь, я очень рада, что ты решилась приехать. Уж не знаю, не берусь угадать по каким причинам. Может, тебе пришлось по душе наше милое местечко? И мой старый дом, и сад, и пляж, и Волга... А, может, тебе захотелось глотка воздуха после жизни в душном бетонном муравейнике? Ох, Женечка, как вы в них живёте - ума не приложу: будто сами себя в тюрьму посадили и дышать запретили...
  Но, это, конечно, так, субъективно, дело вкуса - люди-то все разные и комфорт по-разному себе видят. Может, и ты человек городской, стадный? И приезд твой - вынужденный? Ты уж не обижайся, что сую нос не в своё дело - старухи зачастую этим грешат, нам простительно - но показалось мне, что ты не очень-то счастлива в той среде. Это когда виделись мы в последний раз. Помнишь? На свадьбе у Светочки Купряевой? Хотя теперь-то не Купряева она, конечно... А как же? Вот память стариковская... И болтливость моя тоже, кстати, того же рода - опять мысль путаная не туда повела...
  Не станем более отвлекаться. Главное на сегодня, Женечка, ты - здесь, послание моё у тебя в руках, значит, какое-никакое представление о происходящем у тебя имеется. Так ведь? Но кое-что я всё же должна пояснить. Думаю, правда, Дина Владимировна или Маша всё объяснили бы не хуже. Но не могу же я в своём единственном и прощальном обращении к тебе ограничиться исключительно сухими поручениями! Это, по крайней мере, некрасиво. В любом случае, если тебе будет что-то не понятно, если я что-то упущу в своём торопливом, сумбурном послании, то спроси у них.
  Ты уже, наверное, поняла, что подземные ходы Яра - явление уникальное. Сколь опасное, столь же и благостное. Благостное для тех, кто знает их тайну и умеет ею пользоваться. Опасное - для людей непосвящённых, случайных. Либо стяжающих приобщения - а люди эти, мягко говоря, далеко не всегда достойные.
  Честно тебе скажу, хоть мы, четверо старух, и являемся единственными посвящёнными, нам тоже не до конца известны те механизмы, с помощью которых происходит УХОД. Мы просто пользуемся традиционным знанием, трактующим некоторые приметы определённым образом. По этим приметам и ориентируемся, вычисляем наступление часа икс, который случается здесь, на Яру, с периодичностью в три-пять-семь лет. Это как повезёт.
  Для желающих УЙТИ этот момент важно не пропустить. Для меня, Женечка, он наступил. Тянуть больше нет возможности. Жуткая болезнь, караулящая меня раз за разом, цикл за циклом, всегда в одно и то же время - уже зачалась внутри и вскоре вгрызётся в мои бедные дряхлые старушечьи внутренности. Я не стану дожидаться. Я уже всё приготовила.
  Три месяца, как в подвале стоит ведро с водой. Уже месяц, как вода ожила. Сегодня ночью она вошла в нужный резонанс. Мне пора. Раньше других. Это немного грустно. И очень страшно.
  Страшен, правда, не сам уход - всё-таки не впервой... Страшно то, что в этот раз он будет иным, рисковым - в неизвестность...
  Впрочем, не стоит об этом. К чему тебе переживания малознакомой старухи? К делу.
  Во-первых и в главных - о чём я хочу тебя попросить в этом письме - останься. Все мы, четверо, уходим, как обычно, почти одновременно и не оставляем в этот раз, увы, никого на хозяйстве. Прошу тебя, нашей тайне, нашему Яру нужен хранитель. Чтобы следить за входами-выходами, держать запоры замкнутыми, а дома над ними крепкими. Беречь их по возможности от случайных людей с этой стороны и непрошенных гостей с той.
  Награда за эту работу, дорогая моя девочка, велика. Это тайна Яра. Заманчиво, не правда ли?
  Во-вторых, ты должна сообщить Артёму важную информацию.
  Дело в том, что я, с его подачи, решилась на эксперемент. Потому как устала проживать жизнь свою раз за разом, наперёд зная о всех бедах и горестях, не питая ни иллюзий, ни надежд. Судьба моя, Женечка, ох и не завидная... И без надежды её влачить - не награда, а сущее наказание. Вот и согласилась я перебить дорожку. А вдруг выйдет?
  Артём всё высчитал, всё подготовил. Попробуем - чем чёрт не шутит. Хотя сейчас сижу - трясусь: в голову лезут всякие жуткие предположения о том, где и кем я могу оказаться. И не выбросит ли моё тело назад с отрубленной головой... О, господи, грехи наши тяжкие...
  Ну да ладно. Чем я, в конце-концов, рискую? Здесь меня ждёт заведомая мучительная смерть от рака. На своём кольце, если я снова шагну в него, - голодное, сиротское детство. И переживать мне его в который раз, со всеми его ужасами, ох как не хочется... Поэтому рискну! Авось вывезет? А, Женечка? Как думаешь?
  В общем, передай ему, что я ухожу в резонанс В14. Если вам удастся в следующий период Колебания Воды в этом же резонансе спуститься в подземелье моего... то есть, прости, твоего уже дома, то на выходе я постараюсь оставить знак. На том валуне, что лежит у входа. Думаю, он на этом месте не одно столетие пролежал - надёжное место для посланий через века...
  В общем, Артём - парень сообразительный, найдёт. И поймёт - удался наш эксперемент или же сгинула старая Феодора в путанице временных туннелей. Скажите тогда девчонкам, пусть уходят по-старому, в прежнее.
  Женечка, прощай! Мне надо торопиться, чтобы попасть в тот резонанс, что я в письме уже обозначила. Они такие подвижные - сменится внезапно, и все старания наши насмарку.
  И последнее. Живи счастливо! Чтобы потом, готовясь к УХОДУ, не страшиться нового кольцевого витка, а ждать его с ностальгией и нетерпением. Хотя... не уверена я, что и первую нашу жизнь мы можем кроить по собственной воле. Может, и в ней всё предопределено? Просто первый раз мы этого ещё не знаем, потому питаем иллюзии и тешимся надеждами...
  P. S. Женечка, жемчужная поднизь в мешочке - от свадебного венца твоей прапрабабки, а моей двоюродной тётки Авдотьи Пересольцевой. Семейная реликвия. Береги для дочери, деточка".
  За открытым окном шевелилась и стрекотала пьяная летняя ночь. В её глубине что-то зашуршало и грохнуло. Женька, в прострации замершая над письмом, вздрогнула и резко обернулась.
  На подоконнике сидел Тырлыковский кот - широкоспинный, с рваным ухом и тяжёлым взором матёрого боевика.
  - Так... - прошептала Женька, медленно и неуверенно поднимаясь на затекшие ноги. - Вот так я встряла... Мамочки...
  Она нащупала в кармане прихваченную с террасы пачку "Тройки". Зажала сигарету губами фильтром наружу, прикурила. Затянулась, закашлялась, смяла её в пальцах, не почувствовав ожога. Направилась было к двери, но с полпути вернулась - цапнула блокнот, сунула его в карман цветастых бермудов и торопливо вышла в общую комнату.
  Гостей не наблюдалось. Подруга в одиночестве собирала посуду. Женька плеснула в бокал вина, сделала несколько больших глотков для храбрости.
  Сюзанна при её появлении тут же демонстративно повернулась спиной и высунулась из окна:
  - Дети! Быстро заходим! Мыться и спать! Степан, ну сколько можно говорить, чтобы ты следил за сестрой! Опять она замазки наелась! Вытри ей рот - вся изгваздалась, поросёнок...
  Распорядившись насчёт отпрысков, обиженная подруга занырнула обратно и гордо продефилировала в свою комнату. И тут же вернулась, небрежно бросив на спинку стула вылянивший вискозный сарафан в горошек. Когда-то он, несомненно, был хорош. Но времена те давно миновали. Теперь его выгуливали не дальше пляжа - для Женьки в самый раз.
  - Вот, - сказала она, хмурясь, - можешь пользоваться. А футболку, будь добра... И постираю я её сама. С ней деликатно надо, ты не сможешь. Шорты, если хочешь, оставь.
  Женька индифферентно потянула через голову драгоценную одёжку. Задумчиво стоптала шорты. И нырнула в предложенное платье, даже не взглянув на него. Потом сделала круг по комнате, сбиваясь на зигзаги раздумий и сомнений, и решительно толкнула входную дверь.
  - Подожди, блажная! - ринулась следом Сюзанна, на ходу застёгивая ей на спине молнию. - Ты куда босиком?
  Та не ответила. Не останавливаясь, торопливо сбежала по ступенькам, пронеслась по садовой дорожке, выскочила за калитку и быстро зашагала, сбиваясь на бег, вверх по Заовражной.
  
  ------------------------------------------
  
  В окнах горел свет. Женька вздохнула с облегчением - ведь совсем не обязательно он должен был оказаться сейчас дома. Она прибавила шагу, устремившись к желанной калитке...
  - Стой! - раздалось сзади.
  - Что? - рассеянно отозвалась ночная спринтерша, продолжая целенаправленно шагать в выбранном направлении.
  Её грубо дёрнули за руку, осаживая:
  - Плохо слышишь? - прошипела возникшая в темноте невысокая щуплая фигура. - Или слабо соображаешь?
  По фигуре и голосу угадать садиста, выкручивающего сейчас Женькино запястье железными пальцами, было нетрудно.
  - Отпусти! - дёрнулась Женька, возвращаясь в реальность. - Мне же больно!
  - Это ещё не больно, курица ты безмозглая! - хрипло хохотнула новообретённая за сегодняшним ужином знакомая. - Больно будет чуть позже, - и сдавила руку своей жертве так, что та вскрикнула, - если не отдашь письмо...
  - Какое ещё письмо? - простонала Женька.
  - То, что одна старая дура закопала в садочке, а другая дура, помоложе, сегодня добыла... Ещё глупые вопросы будут?
  В свете поднимающейся над вязами луны в руке московской гостьи радостно бликанула нержавейка ножа.
  - Видишь это? - она покрутила оружием под носом наследницы. - На каждое "нет" и "не знаю" буду отпиливать тебе уши. А когда уши закончатся...
  - Да! Да! - почти зарыдала от ужаса Женька. - Забирай ты его к чёрту! Оно у меня... - и осеклась, почувствовав на висках холодный пот, - в кармане... - закончила упавшим голосом. - Я оставила его в доме, в кармане шорт! Мы можем вернуться!..
  Нож блеснул, прижавшись лезвием к щеке. Женька инстинктивно схватилась за руку вымогательницы, пытаясь оттолкнуть, и тут же получила такой ощутимый пинок в голень, что взвыла. Да и упала бы, не держи её нападавшая так крепко.
  - Стой смирно, сучка! - переводчица дёрнула её на себя. - Если бы ты только знала, как... Почему? Почему она оставила всё тебе? Тупому, бесхребетному существу! Разметала бисер перед свиньями... Вот зачем тебе это знание, скажи? Оно ведь тебе не нужно. Чего ты кочевряжишься? Отдай письмо! И не парь мне мозги, что не взяла его с собой! Ты за дуру меня держишь? Время тянешь?
  За спиной у Женькиной мучительницы проступила чья-то неясная тень...
  - Опусти НОЖ! - крикнула заложница громко, с нажимом. - Клянусь, письмо не со мной!.. - и в следующее мгновение, потеряв равновесие из-за внезапной свободы, плюхнулась на зад.
  Грабительница, икнув, согнулась пополам, звякнул о брусчатку нож.
  - Не порезалась? - спросила темнота голосом Артёма. - Давай в дом...
  Дохромав до освещённого крыльца, Женька обернулась и посторонилась, пропуская вперёд хозяина, бесцеремонно толкающего перед собой незадачливую последовательницу классических практик гопстопа.
  - Что, Юлька, - спросил он уже в комнате, тщательно сматывая ей руки кухонным вафельным полотенцем, - не вынесла душа поэта?..
  Злобная фурия, испепеляя присутствующих ненавидящим взглядом близко посаженных черных глаз, послала своего полонителя по весьма длинному и заковыристому адресу. Тот, правда, витиеватость слога не оценил. Молча пихнул её в кресло, куда та и шлёпнулась, придавив тощим задом связанные за спиной руки.
  - Ты тоже сядь, - бросил он Женьке и протянул ей бутылку газированной воды. - Постарайся успокоиться - всё уже закончилось. Слышишь?
  - Я сп.. окойна, - выдавила Женька дрожащим голосом и непроизвольно лязгнула зубами.
  Вербицкий уселся на табуретку, напротив переводчицы, оперся локтями о колени и внимательно на неё уставился.
  - Долго не появлялась... Мы уж рискнули надеяться, что ты окончательно лишила нас счастья тебя лицезреть.
  Джули молчала, кривя безгубый рот в презрительной усмешке.
  - Разве я плохо объяснил тебе в прошлый раз, что тебе здесь не рады?
  - Плевать я на тебя хотела. И на твои угрозы. Разве я плохо объяснила это тебе в прошлый раз?
  Артём хмыкнул:
  - Да, в общем-то, неплохо. Я усвоил. И то, что тебе плевать, и то, что ты не перед чем не остановишься, - он покрутил в пальцах подобранный на улице нож. - Может, объяснишь заодно, откуда ты узнала о существовании письма?
  - Надеюсь, - прошипела его собеседница, - ты так и сдохнешь, козёл, в неведении!
  Женьку аж передёрнуло от плеснувшей в комнате волны концентрированной злобы.
  - Что происходит? - пролепетала она. - Артём, кто она такая? Зачем ей письмо?
  Переводчица посмотрела на неё, словно на насекомое, случайно обнаруженное в постели. Женьке невольно захотелось скрестить пальцы за спиной.
  - Слушай, Вербицкий, мои мучения и так безмерны: я вынуждена сидеть в этой нафталиновой дыре и терпеть твоё общество. Скажи по крайней мере своей курице, чтобы она не кудахтала, делая моё пребывание здесь окончательно невыносимым!
  - По-моему, - заметил хозяин нафталиновой дыры, - тебя в гости никто не звал, ты сама на моё общество напросилась. Впрочем... Тебе недолго мучаться, потерпи.
  - Вот как? В таком случае давай - развяжи меня! Я его с удовольствием покину. Пока меня от вас не стошнило...
  - Хм... Что ж. Пожалуй, действительно, пора... Не вижу смысла удерживать тебя далее.
  Женька вскочила:
  - Ты что! В самом деле?.. Она же пыталась... Артём!
  Тот даже головы не повернул. Не отрывая взгляда от пленницы, он скрестил на груди руки и нехорошо прищурился:
  - Да, удерживать тебя я не стану... Знаешь, я тут сижу, размышляю, глядя на твою мерзотную физиономию - какого, спрашивается, хрена я препятствовал тебе ранее? Ты так настойчиво стремишься навстречу своей бесславной гибели... Не останавливаясь не перед чем, не гнушаясь никакими методами... Может, просто открыть перед тобою дверь?
  Какое-то время они молчали, глядя друг на друга. Женька металась испуганным взглядом от одного лица к другому, чувствуя, как потеет у неё спина в предчувствии чего-то... Тем более, изменившиеся лица визави это предчувствие подогревали, как нельзя более: лицо Вербицкого - холодное, жёсткое и незнакомое; лицо переводчицы, похожей на злого гнома, в острых чертах которого сквозь вечное брезгливое презрение вдруг всё отчётливей начало проступать замешательство...
  - Ты готова? - поинтересовался хозяин тоном палача, озаботившегося удобством лежащего на гильотинной скамейке приговорённого. - Впрочем, - он резко встал, - успеешь подготовиться по дороге - и осмыслить, и раскаяться, и даже, при наличии желания, исповедаться, - он вздёрнул её на ноги за капюшон толстовки. - Не обещаю, правда, что грехи я тебе отпущу.
  - Убери руки, сволочь! - прошипела она. - Я никуда не пойду!
  - Да? - Артём пихнул её в сторону кухни. - Ну-ка, продемонстрируй нам, каким образом?
  Тщедушное, тонконогое тельце Щелкунчика врезалось в косяк, отлетело, попыталось завалиться, но конвоир перехватил его за предплечье, удерживая.
  - Что ты хочешь с ней сделать? - заполошно заметалась Женька. - Отпусти её!
  - Может, ей ещё и нож отдать?
  - Послушай! Можно позвонить в полицию, понимаешь? Давай я наберу Марамыжикова? Давай? Артём! Не связывайся с этим, пожалуйста! Не бери греха на душу!
  - Слушай, ты о чём? - Вербицкий рассмеялся как-то неестественно и зло. - С ума сошла? Не собираюсь я её убивать. Напротив, - он подчёркнуто глумливо поправил на своей подопечной сбившийся набок капюшон и одёрнул задравшуюся толстовку, - я собираюсь, наконец, осуществить самое заветное желание нашей гостьи. Не так ли? - склонился он к ней.
  Та ничего не ответила, уставившись на него полным ненависти взглядом.
  - Я вернусь, Вербицкий. И уничтожу тебя, понял? В любом качестве. И на любом этапе круга...
  - Круга? - хмыкнул он. - А кто здесь говорит про круг, осведомлённая ты наша?..
  Он грубо поволок её в кухню и затолкал в яму погреба, мало заботясь о том, попадает ли пленница ногами на перекладины лестницы. Та скатилась вниз. Он спрыгнул следом
  - Боже мой... - прошептала в отчаянии окончательно сбитая с толку Женька. И полезла следом.
  ... Они быстро и молча шагали по подземному ходу. Артём светил фонариком и тащил подволакивающую ноги жертву. Следом семенила Женька, дрожа всем телом и неустанно задаваясь одним и тем же вопросом: какого чёрта она здесь делает?
  Когда прыгающий луч света упёрся в металлическую поверхность впереди, Артём обернулся и протянул фонарь Женьке:
  - Подсвети мне...
  Повозившись с замком, Вербицкий распахнул дверь в... сумрачное, зябкое утро.
  Вековой, дикий, нетронутый человеческим присутствием лес обтекал росой холодного утренника поздней осени. Клоки грязно-серого тумана цеплялись за сучья на высоте поднятой руки и, словно вата, глушили редкие звуки.
  - Но это же не... - хрипло проговорила переводчица.
  - Не ожидала?
  Артём распутал полотенечный узел, освободив ей руки, и резко толкнул в спину. Спотыкающуюся Джули вынесло на мокрый мох неведомого места. Следом вылетел её нож, шмякнувшись где-то в кустах.
  - Это тоже тебе. Постарайся не сдохнуть слишком скоро, охотница за чужими тайнами.
  - Ты не сделаешь этого... - она смотрела на него с нескрываемым ужасом. - Ты ведь не сделаешь этого?
  - До конца не верила?
  Женька, замершая за плечом Артёма почти не дыша, видела только его напряжённую спину, белое от ужаса лицо переводчицы и кусок сырого дикого леса. Он ведь не сделает это? Он просто пугает её? Правда ведь?..
  Дверь с грохотом захлопнулась. Щёлкнул замок. Вербицкий забрал у Женьки фонарь и быстро зашагал по тоннелю назад.
  - Не отставай! - бросил, не оборачиваясь.
  
  * * *
  
  До боли в суставах сжав руки, слегка покачиваясь, Женька сидела на краешке дивана. В той же комнате, на том же месте. Как будто никуда не выходила. Как будто приснился ей этот подземный ход и эта гулкая дверь, захлопнувшаяся со стуком опустившегося на плаху топора. Искажённое ужасом лицо казнимой преступницы... Сумрачный, готический лес... Напряжённая спина Артёма... Боже... Как он мог...
  Вербицкий сидел в кресле, откуда ещё недавно самоуверенно брызгало ядом злобное существо, не подозревавшее о готовящейся расправе. Он тоже молчал, рассеянно постукивая пальцами по подлокотникам.
  Из кухни доносился мелодичный перезвон посуды - Дина Владимировна готовила чай. За этим занятием они, собственно, и застали её, выбравшись из погреба. Женька молча прошла мимо - не поздоровавшись и даже не удивившись появлению соседки: день был настолько перенасыщен совершенно невозможными событиями и впечатлениями, что организм вынужденно включил, наконец, систему защиты, подарив своей хозяйке временное эмоциональное отупение.
  В полной тишине, нарушаемой только тиканьем часов, Спржельская появилась в комнате с подносом в руках. Поставила его на столик у дивана, присела чопорно, с прямой спиной на край и принялась меланхолично размешивать в чашке с чаем ложку вишнёвого варенья. Звяк-звяк... дзынь-дзынь...
  Женька скривилась, как от зубной боли, даже прижала ладони к щекам:
  - Почему, - проговорила она медленно и с угрозой, - почему все молчат? Почему. Вы. Все. Молчите? - взвизгнула она на последнем слоге.
  - Тихо-тихо-тихо, деточка, - проворковала Дина Владимировна, отставив чашку и положив ей руку на колено. - Ничего страшного не произошло, успокойся... Мы сейчас поговорим, всё выясним... Слышишь меня, Женечка? Сейчас обо всём поговорим. Тёма, дорогой! Ну, что ты как на именинах, ей-богу! Принеси уже что-нибудь выпить. Нам всем сейчас не помешает...
  Артёма словно разбудили. Он поднял голову, глянул хмуро на женщин и резко поднявшись, скрылся в кухне.
  - Ты читала письмо Феодоры?
  Женька с трудом сконцентрировалась на вопросе. Неопределённо мотнула головой. Соседка понимающе и ободряюще похлопала её по коленке рукой.
  - Ты уж прости, Женечка, - вздохнула она покаянно, - виновата я, недоглядела... Мне даже в голову не могло прийти, что гости твоей подруги - это... Да уж, пришлось пережить несколько неприятных минут. Но теперь ты в безопасности. Эта ужасная женщина теперь никогда не вернётся и не доставит нам более проблем...
  - Да вы что? - Женька в ужасе уставилась на утешительницу. - Вы серьёзно? Успокаиваете меня тем, что Артём только что отправил человека на верную гибель? При моём, кстати, непосредственном участии!
  Спржельская замерла:
  - Ах, вот в чём дело... - она вздохнула и, поджав губы, убрала ладонь с Женькиной коленки. Вновь взялась за серебристо звякнувшую ложечку. - Вас, дорогая, по-моему, чрезмерно увлекает процесс перманентного самобичевания по любому поводу.
  - Самобичевания? Вы это так называете? - задохнулась от возмущения обличительница. - То есть мне следовало отнестись к произошедшему так, словно ничего не произошло? Словно не человека мы погубили, а комара прихлопнули?..
  - Послушай меня! - одёрнула пламенную речь разбушевавшейся правозащитницы её нахмурившаяся собеседница. - Та, которую ты сейчас так истово жалеешь, не на секунду не озаботилась бы сожалениями о твоём погублении! Не появись вовремя Артём - некому было бы сейчас сидеть передо мной и слёзы лить о невинной жертве кровожадных негодяев, - она резко поставила, почти швырнула на стол, задребезжавшую о блюдце чашку. - И, прошу тебя, сбавь свой порицательный тон. Ты ничего об этой стерве не знаешь, потому и судить не берись!
  - Ну так я хочу узнать! Уж просветите меня, уважаемая Дина Владимировна! Может, чем чёрт не шутит, я и проникнусь справедливостью происходящего!
  Из кухни вернулся Артём с бутылкой водки. Молча разлил прозрачную жидкость по принесённым рюмкам.
  - Ну, - сказал он, поднимая свою, - не чокаясь. За помин души нашего новоявленного Робинзона, - и быстро опрокинул горячительное в рот, не дожидаясь дам.
  Ухватившаяся было за рюмку Женька отпихнула посудину обратно, оставив нетронутой - тост её покоробил.
  - Значит, хочешь узнать? - прочавкал тостующий, закусывая аккуратно нарезанным, розовым салом. - Родственница это твоя. Что, удивлена? - Женька обмерла. - Ну да, ну да... Какая-то дальняя, седьмая вода на киселе. Через тётю Феню. Блин... Забыл хлеба принести, - он торопливо поднялся из-за стола. - А ты выпей, Жека, не капризничай. Без этого сложновато будет вечер сегодняшний переварить...
  Женька послушно махнула налитое, даже не вздрогнув, и рассеянно кинула в рот кусочек сала.
  Дина Владимировна цедила чай.
  - Незадолго перед тем, как Феодора приняла решение уходить в ближайший период Колебания Воды, - она вздохнула устало, - эта Юлька около неё и объявилась. Откуда не возьмись. Принялась старуху окучивать. Уж не знаю, как это отвратительное существо смогло втереться ей в доверие, чем смогло завоевать - ну, ты понимаешь, имела удовольствие пообщаться - но Феодора стала её привечать. А после и вовсе объявила нам, что решила сделать из неё преемницу.
  - То есть... - прошептала Женька.
  - То есть, - подтвердила Спржельская. - Мы с Машей как могли пытались отговорить её, но той словно замстило: Юленька не такая - Юленька золотая!.. Честно говоря, мы не знали что и предпринять, чтобы остановить это проявление старческого маразма одинокой старухи, дорвавшейся вдруг до животворного родственного внимания. А потом... всё разрешилось само собой. Феодора вдруг начала сомневаться: то ли мы её допилили, то ли у самой глаза приоткрылись, только... Стала она тянуть с обещанным посвящением, увиливать. Тут-то Юленька и показала своё истинное лицо. Сначала принялась уговаривать, совестить, жалобить - перегнула палку. Феодора и вовсе замкнулась. Где-то даже побаиваться свою протеже начала. Вон, - кивнула она в сторону вернувшегося с хлебом хозяина, - к Артёму пошла, просила поговорить с прежней любимицей своей, усовестить, чтобы уехала подобру-поздорову.
  Вербицкий заботливо вложил в руку Женьке рюмку, в другую - бутерброд. Потом рухнул в кресло, перекинув ногу через подлокотник, закурил.
  - А Юлька наша, почуяв, что добыча, казавшаяся ещё совсем недавно такой близкой и возможной, ускользает, совсем осатанела. Решила заставить силой Феодору сделать то, что она отказалась задарить добром... - Дина Владимировна раскрошила в пальцах печенье. Воспоминания эти, видимо, её до сих пор тревожили. - Слава богу, Маша решила зайти в тот вечер к ней, увидела. Артёму позвонила. Да сама спасать ринулась, время потянула... Иначе Феодора наша до УХОДА не дотянула бы...
  - Что там было?
  - Ножом угрожала. Как тебе сегодня. Только дело у неё значительно продвинулось... И жертвой её была старуха, из который вытрясти дух - больших усилий не надо прикладывать. В нашем возрасте любое волнение чревато, а уж подобное потрясение...
  Женька отложила бутерброд, с трудом сглотнула.
  - Поняла теперь, кого пожалела? И какой участи избежала?
  Дина Владимировна устроилась поудобнее в подушках дивана:
  - Поэтому она не оставила послание для тебя никому из нас, чтобы не подвергать опасности со стороны этого монстра. Логично предположить, что наследница не только дом получила, но и соответствующие указания...
  - А меня? - Женька захлопала глазами. - Меня опасности, значит, не жалко было подвергать?
  Спржельская сделала вид, что не услышала.
  - И американец этот, - она аккуратно отряхнула над блюдцем крошки с ладоней, - так с ней и вожкается. В надежде, должно быть, на долгожданное знание...
  - Кто он?
  - Не знаю, Женечка. Может, авантюрист какой. Не в этом суть. Суть в том, что она влюбилась в этого парня со всей страстью старой облезлой сучки и со всем безумием, ей свойственным. А чем привлечь, чем удержать? Вот она и пыжится с обещанной ему тайной Яра, на всё ради неё готова. Точнее - ради него.
  - Значит, он тоже в курсе?
  Риторический вопрос повис в воздухе.
  - А откуда он...? В смысле... Ну да, чего это я... Эта ж ему сказала. А... она сама откуда узнала? Ведь я правильно понимаю - вспомнила Юлька о существовании дальней родственницы неспроста. И ехала к ней целенаправленно...
  - Наверняка сказать, конечно, сложно, - Дина Владимировна сцепила пальцы сложенных на коленях рук. - Можно предположить... Возможно, она узнала от "туриста"?
  - От кого? - Женьке показалось, что старуха заговаривается.
  - Видишь ли, как тебе объяснить... Те, кто путешествуют по кругу - как я, как Маша, как Зинаида Семёновна - мы стараемся об этих тайнах не распространяться. Потому что посвящение каждого нового человека меняет известную нам до мелочей схему прежней судьбы. Не всегда в лучшую сторону. Вот - появление Юльки на нынешнем жизненном круге Феодоры тому свидетельство. Считай, она запрограммировалась и на следующие циклы. Поэтому Феодоре придётся теперь ещё раньше планировать УХОД, если не захочет она с ней встречи на новом кольце. Хотя... Она же теперь... Ох, забываю всё время... - Спржельская покачала головой, тяжело вздохнула и продолжила: - Мы, конечно, в случае необходимости принимаем посвящённого, но стараемся делать это в конце пути, перед УХОДОМ. Как Артёма. Или как тебя. Вы уже не успеете на наши судьбы существенно повлиять. Да... - она замолчала растерянно. - О чём это я? Ах да, от кого Юлька узнала... Со мной тайной поделились мои родители. Маша узнала от меня, на третьем? - да, если не ошибаюсь, на третьем круге я её посвятила. Тоже оставляла на тот момент в качестве хранителя. Феодоре знание, как и мне, по наследству досталось. А вот Зиночке... Зиночку как раз облагодетельствовал вот такой "турист"... Мы так называем свободнопутешествующих, вне кольца. То есть вне своей повторяющейся судьбы.
  Дина Владимировна помолчала, отхлебнула давно остывшего чаю.
  - Это отчаянные люди, способные рискнуть, броситься головой в омут. Куда их занесёт? На чужой круг? В незнакомую эпоху? В чужое тело? Мы, к сожалению, об этом ничего не знаем. И они не знают, шагая каждый раз в неизвестность. Как сложится их судьба в новом качестве? Выживут ли они для того, чтобы вернуться на Яр? И будет ли у них возможность дождаться здесь нового периода Колебания Воды?
  - Короче, - Женька облизнула внезапно пересохшие губы. - Вы раз за разом, в конце своей жизни, дождавшись какого-то определённого знака при наблюдениях за водой, спускаетесь в катакомбы. А оттуда выходите в собственную прежнюю жизнь умудрённым опытом младенцем для того, чтобы прожить всё то же самое заново... В которой раз! При этом, находясь в полной памяти о прошедшем и в полной известности о предстоящем! Я верно поняла?
  - Абсолютно.
  - Неужели? Неужели вы идёте на это добровольно? Боже, какой ужас!
  Дина Владимировна замерла. Только сжатые костяшки пальцев побелели.
  - Не ожидала, честно говоря, от тебя такой реакции, Женечка. Что, скажи пожалуйста, тебя так ужасает?
  - Как это что? Мне даже представить страшно: жить в ожидании известной боли, известных разочарований и известных ошибок! Проходить через одно и то же в надцатый раз, знать обо всём наперёд, не имея возможности что-либо исправить или избежать! Даже надеяться и верить ты не можешь, потому что чувства эти возможны только в состоянии неведения! Господи, как же можно решиться на это? Зачем?
  - Зачем? - Спржельская импульсивно подалась вперёд. - Ты читала письмо Феодоры? Неужели ты не получила из него ответа на свой вопрос? Зачем... Попробуй-ка прочувствовать. Попробуй представить, что ты не молодая женщина, у которой вся жизнь впереди, а доживающая свой век старуха. И внутри тебя поселилась омерзительная болезнь. Она будет долго и страшно пожирать твои внутренности, пока не сведёт высохшую, полуразложившуюся оболочку - всё, что останется от твоих чувств, мыслей, желаний и надежд - в могилу. В страшных мучениях. Но у тебя есть выбор. Ты можешь сбежать от этого в своё прежнее - в здоровое тело, в расцвет юности. Неужели ты пренебрегла бы такой возможностью, а?
  Женька слегка растерялась от такого напора.
  - Ты говоришь боль, говоришь - ошибки и разочарования... А радости? А любовь? А лепестки цветущих абрикосов? Это ведь всё тоже повторится! И, кстати, с большим и более глубоким осознанием свершающегося чуда мироздания - ты прочувствуешь и поймёшь то, чего в первый раз бывает обычно недосуг рассматривать.
  Трудно было себе представить ранее, что великолепная Спржельская - сама сдержанность и хладнокровие - может так разволноваться. Лицо её пошло красными пятнами, руки дрожали, на висках выступил пот. Она достала из ридикюля батистовый платочек и промокнула уголком лоб.
  - Ты, Евгения, очень молода, - голос Дины Владимировны дрогнул, - и оттого чрезмерно категорична в суждениях. Поверь, с возрастом обретаешь осторожность не только в поступках, но и в мыслях. Перестаёшь торопиться с выводами. Потому что начинаешь понимать одну элементарную истину - вывода одного на всех нет и быть не может. Никогда. Извини, дорогая, - она поднялась. - Доброй ночи, Тёма. Я у вас достаточно задержалась, мне давно пора быть в постели. Пойду...
  - Я провожу, - поднялся хозяин.
  - Не стоит, - она мягко коснулась его запястья, - я через боковую калиточку - тут идти всего ничего...
  Артём всё же удалился за гостьей. А когда вернулся, застал Женьку бродящей по комнате с видом задумчивой сомнамбулы, замершей при его появлении.
   - Она обиделась?
  Вербицкий пожал плечами и опёрся спиной на дверной косяк.
  - Наверное, ты ненароком наступила ей на действительно больную мозоль. Ведь... Всё она верно, конечно, говорит... Я сколько раз сам представлял себя на месте принимающего решение об УХОДЕ и... Знаешь, я тоже бы выбрал его. Да. Человек слаб и боится смерти. Хотя и этот вечный бег по кругу... Много ли радости в этой закольцованной судьбе? Не знаю... - он задумчиво пощёлкал зажигалкой. - Знаю только, что если бы путь этот был так уж заманчив, Тырлыковская не приняла бы решение соскочить. Она остаётся. Устала от протёртой до дыр колеи. Собирается встретить естественную смерть... Вот так-то. И тётя Феня решилась на эксперемент, несмотря на огромный риск...
  - Вот как? Баб Маня, значит, устала от бессмертия, которым вы все меня прельщаете? Не такая уж это, выходит, награда... Интересно, почему?..
  Женька вновь сделала круг по комнате, рассеянно касаясь пальцами встречающихся на пути предметов: корешков книг, ключика в дверце серванта, вазочки на комоде, пыльных гардин на окне...
  - И тётя Феня... Вот ведь... Получается, она стала теперь той самой "туристкой"? - посвящаемая нервно захихикала. - Забавное название. Она написала, что ты чего-то там, как-то рассчитал, когда... ну, типа нужно уйти, чтоб не попасть на кольцо - так что ли? Другие "туристы" тоже высчитывают перед уходом? Такие прям грамотные все?
  Артём всё ещё стоял в дверях, скрестив на груди руки. И смотрел на неё как-то выжидательно-подозрительно - так себе взгляд, не очень-то Женьке было под ним уютно.
  - Не совсем, - проговорил он нехотя, будто необходимость давать пояснения неофиту на бесконечные вопросы его сегодня достаточно утомила. - Это на кольцо попасть сложнее. Наши бабушки по старинке отслеживают на воде вибрации в периоды активности пространства. Здесь важно не ошибиться и не пропустить нужный рисунок, который в этом кустарном методе означает нужный им резонанс. В остальное время активности ты можешь УЙТИ на любом этапе. Только не будешь знать, куда попадёшь.
  - В пространстве? Или времени?
  - Вообще. Ничего. Мы не знаем об этом ничего. "Туристы", наверное, знают. Но они никогда не возвращаются. В смысле, не возвращаются живыми. А так - со стрелой в сердце или умершим от голода - это пожалуйста. Каждый период активности выплёвывает на Яр таких странных покойничков на радость полиции...
  - Ты хочешь сказать...
  - Вот именно.
  - То есть Чернодед и Вакуленко... Они хотели...
  - Они ничего не хотели, Женя. Они не были посвящены в тайну катакомб. Случайные жертвы. Отправились, наверное, в погреб за квашеной капустой в неподходящее время...
  - А риэлтор? И... Вовчик?
  - Думаю, они живы. Раз до сих пор их трупы не материализовались поблизости. Но мы вряд ли когда увидим их снова. Ты расстроена? Мне казалось, для тебя это лучший выход, - добавил он без улыбки.
  Женька возмущённо зыркнула на него:
  - Не говори ерунды!
  Она остановилась у стола, набулькала рюмку водкой, подняла резко, расплескав на пальцы:
  - Скажи мне лучше...
  - Скажи лучше ты, - перебил Вербицкий, подошёл, отлепившись, наконец, от косяка, и, приложив незначительное усилие, вынул прозрачную посудину из судорожно вцепившихся в неё пальцев. - Мне в письме было передано сообщение?
  Женька хмыкнула:
  - Я всё ждала - когда же ты не выдержишь и спросишь. Ведь зудит же, правда? Весь вечер, с тех пор, как узнал, что я его прочла...
  - Было или нет? - медленно повторил Артём.
  - Одного вот только не могу понять: если ты знал где оно - почему сам до сих пор не взял, а? К чему были эти муки благородного терпения?
  - Не старайся, - сказал он, - не поймёшь.
  ...Зачем он стоит так близко? Вот уже и голова начинает кружиться, и сердце стучит слишком быстро... Женька с тоской покосилась на отнятую у неё рюмку...
  - Отойди, - сказала севшим голосом и сама сделал шаг назад. А ещё подумала, что здорово напилась, иначе ни за что не показала бы мужчине насколько он ей небезразличен. - Ты вторгся на территорию моего личного пространства, - добавила уныло без особой надежды спасти положение.
  - Да? - сказал он совершенно спокойно. - Ну, раз я уже вторгся... Чтоб два раза не ходить...
  Она упёрлась ему в грудь руками:
  - Зачем ты опять... Артём! Давай сходим за письмом... Оно дома... Случайно забыла... Вдруг что... Да послушай же!
  - Ты же хорошо его спрятала, - он притянул её к себе, даже не заметив, казалось, сопротивления. - Сходим чуть позже. Останься, Женя...
  - С чего бы вдруг?
  - Просто, без вдруг. Потому что нам обоим этого хочется. Разве нет?
  - Нет.
  - Тогда иди, - разрешил он, не расцепляя рук, склоняясь над ней... ближе, ещё ближе...
  Движения не было. Было неуловимое сближение в невесомости безвоздушного пространства, наполненного жаждой друг друга. Жаждой поцелуев, рождающих неодолимый жар возбуждения, жаждой прикосновений, дарящих болезненное наслаждение...
  - Как же мне нравится, - проговорил он прерывисто, расстёгивая молнию на её сарафане, - твоя принципиальность...
  - Я не хочу... - прошептала она, запрокидывая голову и подставляя под горячие поцелуи лицо, губы, шею... Прижимаясь к нему всем телом, впитывая его запах, вкус, его тепло так жадно, как заблудившийся в пустыне пьёт воду... - Чем потом всё это для меня обернётся?..
  Не прерывая поцелуев, он стянул с её волос резинку, пропустил тяжёлые пряди между пальцев...
  - Артём, послушай же...
  - Заткнись уже наконец, - сказал он, подхватывая её на руки, - потом поговорим...
  
  * * *
  Анфиска лежала голым пузом на влажной полосе прибоя, подставив спину послеполуденному солнцу, и пыталась укрепить песочную башню. Её непрочное основание подлизывали языки искрящихся волн, и сооружение то и дело порывалось сверзиться им навстречу.
  Над ухом назойливо зудел бывший одноклассник Мишка Вержиков, пытаясь уговорить свою симпатию на вечерние посиделки - заманчивое пати планировалось где-то на трубах, за насосной станцией. Его настойчивые и неуклюжие ухаживания уже давно и прочно застряли у Анфиски в печёнках. Мишка ей казался занудлив и ни с какого боку неинтересен. Особенно в сравнении: сначала он по все статьям проигрывал Тимочке Белорусских - сладчайшему и недосягаемому, как маечка Mark O"Polo из модного магазина на Володарьевском "Арбате"; потом - великолепному и обаятельнейшему Виталику; теперь же - безусловно крутому и загадочному Вербицкому.
  - Анфис, ну чё ты в натуре? Приходи, почилим. Кабан будет и Валька Банзай. Пивасика нацедим... Чё... И Танька с куном своим причешет, заценишь...
  Анфиска ударила кулаком по неустойчивой башне. Та чмякнула, разваливаясь и расползаясь, и прекратила бессмысленное сопротивление волнам.
  - Слушай, Выжик, оффнись, а? Достал, сколько можно говорить! Хорош фОрсить мне своей тусой на трубах! Чё там с вами делать? Кекать с малолетками? Отвали, блин, уже...
  Мишка уныло поковырял пальцем в песке и, тягостно вздохнув, оглядел пляж.
  - Э, бро! - окликнул он пробегающего мимо тщедушного, мелкого, дочерна загорелого мужичонку, и повадкой и внешне весьма напоминающего шелудивую и очень деловую дворняжку. - Сижка будет?
  Сижка нашлась и даже прикурилась. Незадачливый ухажёр затянулся, облокотившись на острые колени и, оторвав голодный взор от золотистых плеч Анфиски, равнодушно обозрел пляж. Тот сверкал бликами волжской ряби, белым песком, звенел детскими визгами и гулкими хлопками по волейбольному мячу - разморный, кайфовый, благостный... Но Мишка этого не видел и не чувствовал. Пляж был всего лишь картонной декорацией его несчастной любви. Юноша страдал. Потому что юность - пора страданий. Куда было ему деваться?..
  - Ну блиииин, чё ты, Анфис... - взывал он. - Чё ты, как эта?..
   Анфиска резко поднялась, оправила купальник и, разбежавшись, обдав прилипалу веером радужных брызг, красиво вошла рыбкой в воду - только розовые пятки мелькнули.
  Холодная майская вода скрыла от докучливых приставаний Вержикова и несколько остудила её собственное безответное любовное томление, которое с каждым днём становилось всё мучительней. Словно сорняк, оно разрасталось внутри, заполоняя мысли, чувства, желания, чаяния... Сердце, отягощённое им, казалось, билось с надрывом, через раз, с трудом перенося свалившийся на него гнёт очередной сокрушительной влюблённости. Что же делать?.. Анфиска вынырнула, отфыркиваясь, и поплыла по течению, подальше от надоедливого воздыхателя.
  Что делать? А ничего! В конце-концов, ни один Вержиков юн и обречён на страдания! Надо это пережить. Перечувствовать. Перетерпеть...
  Артём, Артём... Ну почему ты не хочешь посмотреть на меня по-другому? Я вовсе не забавный подросток, я - молодая девушка, посмотри! И вроде бы даже очень ничего себе девушка - моей фигурке завидуют подружки, парни клеятся на улице, а женатые лысеющие кобели захлёбываются слюной. Что же ты? Хочешь, я смою розовую краску с чёлки и отпущу косы? Хочешь, я выну из носа пирсинг, вместо массивных кроссовок стану носить изящные босоножки, а вместо санкюлотов - юбки?
  Артём, Артём... Я готова на что угодно - ты только посмотри на меня! Как мужчина... Посмотри - я понравлюсь тебе! Я могу быть интересной. И очаровательной. И сексуальной. Наверное... Я буду слушать, открыв рот, твои рассказы о пространственно-временных искривлениях и катакомбах Яра. А слова любви - с опущенными ресницами и мило краснея, если тебе это нравится! Хочешь, я поступлю учиться в следующем году на истфак, чтобы быть ближе твоему уровню? Хочешь, начну читать Достоевского и Несбё вместо романтических романов? Артём, милый... Дай же мне шанс!..
  Анфиска вылезла на берег значительно ниже того места, где оставила руины песчаного замка и их унылого стража. Взлетела по ущелистой, сыпучей тропе на кручу и прямо так, как была - босиком и в купальнике - зашагала по тихой, приволжской улице домой. А что? Здесь, как в курортной зоне, многие так ходят, не заморачиваясь... Вон те полнотелые женщины, подвязанные прозрачными парео, например. Или вот тот мужик в шортах, с небрежно перекинутой через плечо майкой, сопровождающий на пляж стайку шумных детей с яркими надувными кругами... Или вон та влюблённая парочка, объедающая с дерева неспелые вишни, поминутно целуясь...
  Анфиска отвернулась и вздохнула. Ополоснула ноги под ледяной струёй водопроводной колонки на углу, напилась всласть, стряхнула мокрые руки...
  Старая бабка в ватной фуфайке, греющая остывшую кровь на солнцепёке у покосившихся серых ворот, плюнула ей вслед:
  - Ходють тут без платьёв, без трусив, сучки...
  Но та, которой эти слова, в основном, и были адресованы, их даже не услышала. Её неугомонную натуру внезапно захватила идея, заставившая замереть. И жажда деятельного продвижения собственной судьбы, заставившая пуститься вприпрыжку вдоль улицы для немедленного сей жажды удовлетворения.
  Пережить-перетерпеть? Надеяться на чудо? Сидеть у окошка в ожидании его маловероятного звонка? Ну уж нет - это не для неё! Судьба и на печке найдёт? Это не про неё! Она пойдёт навстречу своей судьбе - будь что будет. Сама возьмёт быка за рога и сама - чего там ещё? - скуёт своё счастье, вот! Тем более, что валяется оно бесхозным на дороге - только наклонись: ни жены, ни детей, да и зазнобы она не заметила, чтоб так уж прям явной...
  Полная решимости, Анфиска ворвалась в прохладу родительского дома. Погремела крышками кастрюль на плите, отрезала себе и настойчиво орущему коту колбасы, врубила на полную громкость музыкальное радио и остановилась, жуя, у своего шкафа. Итак...
  Мокрый купальник был сменен на кружевное бельё. Ничего себе, кстати, загарчик сегодня апнула... отличненько... Погремела вешалками с одеждой, покопалась в недрах полок - ага: короткие шорты и белая майка - самое то! Она покрутилась перед зеркалом, взъерошила чёлку и подмигнула себе - ну куда он денется от нашей молодости, свежести и напористости?
  Торопливо застегнув сандалии-плетёнки и чмокнув в розовый нос хмурого кота, выбежала во двор.
  Солнце падало за тополя, полосатя небо багрово-сиреневой акварелью. Подсвеченные снизу облака казались плывущими по небу дворцовыми залами. Легко было представить, глядя на них, как внутри воздушные, призрачные пары в буфах танцуют сказочный котильон.
  Анфиска и представила. Она помахала им рукой, перебросила купальник на бельевую верёвку, закрепив его прищепкой, и улыбнулась миру. Мир улыбнулся в ответ.
  
  ---------------------------------------------------------
  
  На мосту через Разгуляй развернули неспешный ремонт асфальтового полотна. Рабочие в оранжевый жилетах лениво бродили с кувалдой в одну сторону, с пустым ведром - в другую. Покуривали, присев на корточки в кружок и зевали на зажигающиеся фонари.
  Вдоль всего проспекта в обе стороны выстроилась пыхтящая, душная пробка. Промаявшись в ней около часа, Анфиска не выдержала - выскочила в приоткрытые двери троллейбуса и отправилась на Яр пешком. Поэтому и добралась туда затемно.
  "Так даже лучше, - решила неунывающая стяжательница недосягаемой любви, - не будут зато местные бабки на меня таращиться: куда пошла? к кому? зачем и почему? Дрыхнут уже поди. Лишь бы ОН был дома..."
  Легко одолев ставший ей за последние дни почти родным подъём по Заовражной, она остановилась напротив вожделенного дома. Вдохнула-выдохнула несколько раз для храбрости и взялась за калитку...
  - Ну надо же, - раздалось за спиной. - Анфиса Пална, и ты здесь! Однако. Людно сегодня на Заовражной...
  Она всмотрелась в темноту, без труда опознавая силуэт мелкой фигуры и крупного носа следователя Володарьевского райотдела.
  - Или, может, Вербицкий даёт светский раут нынче ночью? Причём, исключительно для особ женского пола...
  - У него гости? - уточнила Анфиска.
  Марамыжиков, подсветив себе телефоном, оглядел прикид собеседницы, стройные ножки, отсутствие лифчика под белой майкой и взволнованно блестевшие глаза. Безусловно оценил. И всё понял. А поняв, криво усмехнулся.
  - Гости, - согласился он. - И, надо сказать, он ими сейчас чрезвычайно занят. Беспокоить не рекомендую.
  - Почему?
  - Покачану, - ухмыльнулся он. - До утра тебе здесь делать нечего...
  - Послушайте! - удивилась Анфиса. - Вам-то что? Вы его покой приставлены охранять? Я просто хотела поздороваться. Надеюсь, его гости не станут возражать? - и она решительно толкнула калитку.
  - Вот дурында! - фыркнул Марамыжиков, хватая её за руку. - Говорю тебе - не ходи! Чего непонятного?
  Анфиска руку немедленно выдернула, но во двор не пошла, остановилась.
  - Это... связано с теми... ну... исследованиями?
  У Гришки от прикосновения к её горячей коже почему-то пересохло в горле. Он только кивнул, непроизвольно соскальзывая взглядом на обтянутые тонким трикотажем, вызывающе белеющим в темноте, круглые юные перси.
  - Послушай, я... дела свои здесь уже закончил. Собирался уезжать. Хочешь подброшу?
  - Ну... - Анфиска колебалась, жалобно поглядывая на такие манящие жёлтым светом окна ЕГО дома.
  - Поехали-поехали! - решительно подтолкнул Гришка девушку от калитки. - Чего сомневаться? Говорю ж, не вовремя ты, кукла, надумала поздороваться...
  Растерянная, поминутно оглядываясь, она позволила увести себя и усадить в "сандеро", пахнущую новым пластиком панелей и древесно-мускусным освежителем воздуха. Когда машина замерцала приборным щитком, мягко заурчала двигателем и тронулась с места, Анфиска прикусила задрожавшую губу. А когда, миновав закоулки Яра, выбралась на главный проспект Старого города - чуть не разревелась.
  Как глупо. Сколько надежд - и такой бесславный поход... Что же это? Да зачем же это? Зачем она уехала? Может, всё, что Марамыжиков ей наплёл про каких-то неприкосновенных гостей - ерунда сплошная? Зачем она его послушалась?..
  Кинув на неё несколько быстрых взглядов, Гришка припарковался на обочине, у сверкающих витрин.
  - Подожди секундочку...
  Он и правда вернулся быстро. Плюхнулся на водительское место, шурша слюдяной цветочной упаковкой:
  - Держи.
  - Зачем это? - Анфиска вскинула на него удивлённые глаза поверх белых ромашек.
  Марамыжиков пожал плечами и выкрутил руль, выбираясь обратно, на проезжую часть.
  - Так... Не смог пройти мимо. Они похожи на тебя, кукла. Столь же прелестны, наивны и... трогательны, наверное, - он улыбнулся и глянул на неё искоса.
  - Это вы напрасно, - сконфузился предмет классического ухаживания. - И... не подозревала, что вы обо мне так думаете.
  - Думаю, - бросил он. - Я о тебе думаю чаще, чем тебе кажется. И чем мне бы хотелось. Вот так-то...
  Они остановились на светофоре. Впереди, насколько было видно, тянулась усталая вереница машин. Оба молчали.
  - Там, на мосту, ремонт, - пролепетала Анфиска, чтобы что-то сказать. - Надо же, до сих пор пробка не уменьшилась...
  - Вот незадача! - Марамыжиков поскрёб свой нос, раздумывая. - Но раз уж нам всё равно сидеть и мило беседовать, мы можем делать это не в машине, а, скажем, в каком-нибудь приличном заведении. Как тебе? Я знаю здесь поблизости отличную крафтовую пивоварню. Она недалеко - пройдёмся?
  "Ну начинается..." - вздохнула Анфиска.
  - Если не хочешь пива, - засуетился ухажёр, - давай в кафе посидим? Вон в том - пойдёт?
  - Послушайте, Григорий Александрович...
  - Анфиса, давай уже без этих реверансов, что ты в самом деле! Мне казалось, мы давно на "ты"!
  Анфиса с тоской посмотрела на горевший зелёный и неподвижно застывшие перед капотом их машины рубиновые стопы заснувшего в заторе "рено"...
  - Мне бы не хотелось, понимаете, принимать от вас какие-либо знаки внимания, чтобы потом не возникло недоразумения, потому как...
  - Да ладно тебе! - Марамыжиков снова притулил машину к обочине и, торопливо обогнув её, распахнул дверцу со стороны пассажирского сиденья. - Не нагнетай. Какие ещё знаки внимания? Мы просто вынужденно переждём пробку - вот и всё, - и подал ей руку. - Я ведь прекрасно понимаю - удостоиться настоящего свидания с такой умопомрачительной девушкой мне вряд ли светит...
  Как всякий опытный ловелас, не привыкший рассчитывать на данную от природы неотразимую внешность и брутальную харизму, он владел гораздо более действенной тактикой обхождения. Той, против которой не способна устоять ни одна дама. Рецепт её прост, как всё гениальное: ведро восхищения, ведро ярких эпитетов, полведра пламенных взоров, чайная ложка самоуничижения - всё это тщательно вмешать в беседу, посвящённую ей одной, её судьбе, увлечениям и желаниям, приправить щепоткой романтики, бокалом вина - и ву а ля! - можно запекать с перцем. Главное, не бойтесь пересладить! Женщины любят сладкое...
  Анфиска зарумянилась от удовольствия, приняла предложенную руку и вышла из машины, изящно изогнувшись, с чувством своей глубокой звёздности.
  Ах, как бы ей были приятны подобные ухаживания, особенно от такого мужчины - взрослого, с положением и в ореоле героической профессии - пусть даже не красавца, ну и что? - всего неделю назад! Если бы нынче не съедала её любовная горячка к одному единственному и совсем другому... Если бы не заняты были им все её мысли! Кто знает - может, Марамыжиковы старания и имели бы успех...
  
  ---------------------------------------------
  
  Они заняли маленький столик на летней веранде ближайшего кафе. С перил свисал цветущий вьюн, под керамическим чайником мерцал огонёк свечи, а кружевные блинчики с яблоком и корицей пахли так аппетитно...
  - Я правда тебе нравлюсь? - вернулась Анфиска к приятной теме. - Никогда бы не подумала...
  Марамыжиков улыбнулся. Положив локти на стол, она завис над нетронутой чашкой с чаем. Просто смотрел на сидящую напротив него девчонку взором покинутой собаки (тоже, кстати, хорошо работает - главное, не переборщить, не забыть вовремя сменить жалостливый взгляд на страстный).
  - Правда. Зачем ты переспрашиваешь? Я и так наболтал тебе больше, чем надо... Наверное, потому, что при виде тебя здравый смысл мне отказывает...
  Анфиска кокетливо взмахнула ресницами:
  - Разве? Я так погляжу, болтлив ты становишься, только в отношении собственных чувств? Они у тебя в гораздо меньшей степени конфиденциальны, нежели профессиональная информация... Что ты делал на Заовражной, интересно?
  - Тебя ждал.
  Анфиска рассмеялась:
  - Врёшь!
  - Честно.
  - А почему не пустил к Артёму? У него полиция? Или этот... Вениамин, который учёный? Снова катакомбы исследуют? Ох и жуткое местечко...
  Следователь опустил взгляд в чай:
  - Давно хотел тебя спросить. Что ты слышала тогда в погребе?
  - Да так, - Анфиска отпилила ножом кусок блинчика, зажевала с аппетитом, - ничего особенного. Голоса - мужской и женский, но... Честно говоря, это был такой сюр, что... сейчас я как-будто уже и не уверена - слышала ли я это в самом деле... А ты так и расследуешь эти дела со смертями и исчезновениями на Яру? Что это может быть, как думаешь?
  - Нет, не расследую.
  Исключительная лаконичность ещё недавно столь красноречивого кавалера начинала Анфиску понемногу бесить.
  - Ммм... И ничего не думаешь? Правильно я понимаю?
  - Тебе очень хочется говорить на эту тему?
  - А тебе именно на эту тему говорить не хочется?
  - Послушай, Анфиса, ты большая девочка. Должна понимать, что есть в моей работе сведения, которые нельзя...
  - Разбалтывать кому попало?
  - Ну, зачем так-то? Ты вовсе не кто попало...
  - Угу, - "большая девочка" демонстративно заскучала. - О! - и подпрыгнула на месте. - Смотри-ка, мой троллейбус тащится! Если побегу, то успею...
  - Подожди, - Марамыжиков перехватил её за локоть. - Зачем так торопиться? Пробка еле тащится. Давай ещё посидим. Хочешь, я закажу вина?
  Анфиска надула губы и потянула локоть к себе:
  - Думаешь, под вино мне будет гораздо интереснее общаться с бетонной стеной?
  - С кем?
  - Да с тобой, долдон! Задавать вопросы и получать в ответ глубокомысленные увёртывания! Вот интересно прям - офигеть как! Поеду я...
  - Да подожди же, Анфиса! Ну что ты в самом деле! Работал я там сегодня. Надо было. Не могу тебе всего сказать.
  - А я у тебя никаких государственных секретов и не выпытываю вроде! Просто хотела поговорить на тему, о которой весь город талдычит! А ты вдруг из неё сверхтайну стал изображать! Такой весь прям недоступный - чего не спроси, всё засекречено!
  - Ладно-ладно, извини. Давай попробуем заново, о"кей?
  - Давай! - Анфиска с вызовом плюхнулась обратно в кресло. Щёки её горели ярким румянцем, светлые брови нахмурены, носик с симпатичными веснушками воинственно задран - Марамыжиков сглотнул и затосковал: ох, вряд ли... - Чего ты там работал? Вербицкого пас? Ясненько... А кто у него в гостях?
  - Нам что, - холодно, с нарастающим раздражением поинтересовался допрашиваемый, - кроме как о Вербицком, не о чем более поговорить? Чем он, интересно, тебе так дорог?
  - Тебе-то какое дело? - взвилась вздорная девчонка. - Может, ты считаешь, что после этого долбанного кафе я уже обязана давать тебе отчёты по вопросам личной жизни? Ха! Чего я и боялась! Ты, Григорий Александрович, оказывается, из тех мужиков, что если угостят мороженым - вовек не расплатишься!
  - Чего ты мелешь?
  - Того! Не нравится? Правда глаза колет? Вот и пожалуйста! Не приставай ко мне больше со своими ухаживаниями - сто лет они мне не сдались!
  - Ну конечно! - сорвался, наконец, Марамыжиков. - Зачем тебе мои ухаживания, если ты к Вербицкому бегаешь по ночам!
  - И что? К кому хочу, к тому и бегаю! У тебя что ли спрашивать буду? Он классный, он крутой, он самый умный, и вообще! А ты кто против него, скажи? Чтобы я вдруг ему тебя предпочла?
  Гришка аж позеленел от злости на несправедливые унижения:
  - Ну вот и вали к нему, дура малолетняя! - прошипел он и швырнул на стол смятую в кулаке салфетку. - Может, гостью его ещё застанешь. У него в постели. Желаешь присоединиться?
  Анфиску будто наотмашь ударили. Она покачнулась и побледнела.
  - Чего?
  - Не чего, а кого! С бабой он там сейчас оттопыривается, пока я тебе тут сопли неразделённой любви подтираю!
  Он резко откинулся на спинку кресла и отвернулся. Уставился угрюмо на движущийся проспект - вот и пробку прорвало... Сидеть тут более не имеет смысла. И дурочка эта, действительно, сама прекрасно на троллейбусе доберётся.
  - Откуда ты знаешь? - голос "дурочки" звучал болезненно глухо. - Свечку держал? Видел?
  - Слышал, - буркнул Гришка.
  - В смысле, подслушивал?
  - В смысле, ПРОслушивал. Большая разница, учти это.
  - Зачем? - казалось, собеседница задаёт свои вопросы по инерции: на самом деле, после того, буквально раздавившего её сообщения, все остальные нюансы уже не имеют никакого значения.
  - Да уж не схему совращения замужних баб конспектировал, можешь мне поверить. Но до того, как у Вербицкого случилось небольшое эротическое развлечение, я услышал достаточно нужной и полезной информации. Теперь я знаю всё про тайны Яра - так можешь ему и передать! Ну, как натрахается он там - сбегай. Здесь недалеко.
  Он подозвал официанта и попросил счёт.
  Со злорадным удовлетворением обозрел застывшую, спавшую с лица собеседницу, придавленную гнётом ужасного разочарования.
  - Мне пора ехать. Ты со мной?
  Анфиска покачала головой.
  - Как знаешь...
  В машине, на пассажирском сиденье, белели забытые ромашки - напоминание о светлых, несбывшихся надеждах. Гришка сжал цветы в кулаке, размахнулся и вышвырнул в открытое окно, под ноги прохожим - туда им и дорога! Пусть их постигнет та же, что и его надежды, участь...
  
  * * *
  
  Артём натянул футболку и застегнул ремень на джинсах. Подошёл к распахнутому окну спальни, в котором шелестело листьями расцветающей акации раннее утро. Пахло одуряющее сладко. Он сорвал полураспустившееся соцветие, потревожив деловитую пчелу, и присел на корточки у постели. Пощекотал цветком шею спящей...
  Женька сморщила нос, зарываясь им в подушку, и попыталась отмахнуться.
  - Жека, подъём, - прошептал он, трогая губами её висок. - Дети, в школу собирайтесь...
  - Не-ет, - захныкала та, потянув простыню на голову, - так рано... Зачем? Давай ... чуть-чуть ещё... немножко... поспим ещё...
  Он перехватил её руку с простынёй и, улыбаясь, заправил прядь светлых волос за эхо.
  - Жека...
  Она порывисто обхватила его шею руками, потёрлась щекой об отросшую бороду:
  - Артём, ты оделся? Куда ты? Не уходи, пожалуйста! Давай побудем ещё немножечко вместе! Неужели уже всё? Ночь кончилась?
  - Да ты что? - рассмеялся он тихо, целуя её расстроенное лицо. - У нас впереди полно времени. Милая, что ты? У нас ещё столько ночей. И дней... Поднимайся давай!
  - Ни за что! - прошептала она ему в ухо и, оттолкнув, быстро перекатилась к стене.
  - Так, значит? - медленно и угрожающе протянул он. Ловко поймал брыкающуюся добычу за ногу, подтянул её, визжащую и хохочущую, к себе, схватил в охапку и оттранспортировал в ванную. Умываться.
  ... Когда Женька, освежённая, причёсанная и одетая, поджав под себя ногу, плюхнулась за кухонный стол, перед ней со стуком опустилась чашка парящего кофе.
  - Куда мы так торопимся? Не поделишься? - осведомилась она, добавляя в кофе молоко из пакета и счастливо улыбаясь. Просто так - от распирающей её изнутри радости бытия. - Ещё шести нет - с ума сойти! Даже не припомню, когда последний раз вставала в такую рань. Но вообще не жалею - замечательно, что разбудил. Время раннего утра ни с чем не сравнить - оно... волшебное! Чудесное! Посмотри - ты только посмотри, Тёма, какое оно нежное, прозрачное... будто хрустальное... И какое душистое! И ... и юное, что ли?
  - Ну, Жека, - усмехнулся он, отхлебнув из своей чашки, - сколько цветастых эпитетов... Сыр, масло, хлеб - всё на столе. Честно говоря, не готовился к романтическому завтраку - ты уж не обессудь...
  - Да нет же! Всё отлично! Всё так замечательно - даже страшно... Ты тоже это чувствуешь?
  - Что?
  - Волшебство момента. Чувствуешь?
  - Конечно, - он склонился, чмокнув её в макушку, вдыхая запах её волос. - Кушай быстрее...
  - Так куда мы?
  - Письмо надо забрать. Что-то неспокойно у меня на душе...
  Письмо. Ну да. Действительно. Как она могла забыть? Забыть, что помимо волшебного утра, головокружительной ночи, его ласк и её сбывшейся любви - есть целый мир. Он за порогом этого дома. Он злой, коварный и опасный. Он ждёт. Он не позволит спрятаться в постели Артёма от жизни, от своих безжалостных, неумолимых кредиторов, заставляющих втридорога платить по счетам за каждое мгновение ссуженного тебе под огромные проценты счастья.
  Её улыбка увяла, а тёплое розовое свечение блаженства, только что освещавшее обычно бледное лицо, коротнув, угасло...
  - Да. Хорошо. Сейчас.
  Женька молча допила кофе. Он вдруг показался ей остывшим и чересчур сладким. А утренний птичий гвалт - чрезмерно шумным и надоедливым...
  
  ----------------------------------------------------
  
  На Черноярской, 13 все ещё спали. В гостиной было сумрачно - окна её выходили на северо-запад. Сонно, мерно тикали старые ходики, похрустывая какими-то пружинками в недрах своего усталого организма.
  Столь ценимая Сюзанной футболка и цветастые бермуды - всё это по-прежнему лежало там, где было Женькой вчера оставлено: небрежно перекинуто через диванный подлокотник. Вот только блокнота с открыточными горами на обложке в карманах не было. Не отыскался он и на диване. И возле него. И за ним. И под домотканым половиком в изножьи. И на...
  - Ну хватит, - остановил Артём судорожные поиски. - Всё ясно, как божий день. Этого следовало ожидать.
  Женька растерянно и покаянно подняла на него глаза. И вздрогнула, когда Вербицкий яростно пнул уроненную на пол в лихорадке поисков диванную подушку и длинно выругался. Подушка вяло шмякнулась о стену. Деревянные перегородки откликнулись гулким эхом.
  - Чего это вы тут бесчинствуете? - осведомилась заспанная Сюзанна, возникая в дверях своей спальни. - Детей мне перебудите...
  - Где Майк?
  Сюзанна с недоумением уставилась на утреннего гостя. Но тут же, верно оценив его состояние и настрой, решила ответить, лишний раз не выёживаясь.
  - Его здесь нет, - она бросила вопрошающий взгляд на сникшую подругу. - Он ушёл, наверное, где-то за полночь. Ждал Джули, но она... где-то запропастилась. Впрочем, если вы к нему имеете дело, могу передать - мы встречаемся сегодня.
  - Да ну? - скривил губы Вербицкий и, глубоко засунув руки в карманы, возбуждённо прошёлся к окну и обратно. - Размечталась. Он давно уже у Канадской границы мокасины шнурует! Встречается она...
  Сюзанна воинственно встопорщила грудью шёлковую пижаму:
  - Я что-то не поняла... С какой стати, Женя, твой хахаль меня оскорбляет с утра пораньше, а?
  Женька потёрла вспотевшие ладони о гороховую вискозу сарафана:
  - Послушай, всё не так. Никто не думал тебя оскорблять... Артём, ну что ты в самом деле? Неужели всё так страшно?
  - Чёрт, - Артём рухнул на диван и, воткнув локти в колени, нервно провёл ладонями по стриженным волосам - от затылка к макушке. - Чёрт... Ладно, дамы, прошу прощения. Был несдержан, вспылил-с... Ты помнишь номер резонанса? - уставился он исподлобья на Женьку.
  - Да-да! Конечно! Очень хорошо помню - В14! - заверила она поспешно.
  - Ну хоть так...
  Резкий звук сообщения в утренней тишине дома прозвучал, казалось, слишком громко. Артём машинально извлёк из кармана телефон и... уставился на три коротких слова на светящемся экране.
  Несколько секунд озадаченности на его лице сменились хмурой сосредоточенностью.
  Он резко встал, широко шагая пересёк комнату. Входная дверь всхлипнула, стукнула и замерла.
  - Охереть... - резюмировала Сюзанна спустя несколько секунд растерянного молчания.
  
  * * *
  
  Анфиса отбросила в подушки телефон и, наконец, заснула.
  Бессонная ночь-бродилка по улицам спящего города далась ей нелегко: крепкий молодой организм был совершенно измучен метаниями от слёз отчаяния к отчаянным надеждам - надеждам на пристрастность Марамыжикова.
  С какой стати ей вообще верить этому сморчку? Он ведь виды на неё имеет, поэтому совершенно без зазрения совести мог Артёма оклеветать. Но... вот то, что говорил он о тайнах Яра... Вряд ли это его придумки - слишком торжествующий и победный вид имело при этом его острое лицо. Нет, здесь он не солгал. Скорее, проболтался.
  Надо бы Артёма предупредить... Надо бы. Но...
  Вдруг он и в самом деле сейчас с той? С этой... А Анфиска, как лохушка последняя, побежит на выручку... Ему, значит, до неё дела нет, а она для него тут рассыпается, всё спасать порывается!.. Хотя...
  Вдруг всё же в этот раз - оно самое? Тот случай, когда она одна может ему помочь, предупредить? Вдруг и женщины никакой нет у него? Всё этот змей подколодный, этот волчара позорный, мент этот специально выдумал, чтоб её задеть! Как же я могла поверить! Как могла повестись на этот примитивный развод? То-то он забавлялся с меня, с дурочки!..
  Или нет?..
  Результатом Анфискиных метаний около шести часов утра стало быстро набранное, затем тут же стёртое, затем снова набранное и торопливо - пока не передумала - отправленное сообщение: "Марамыжиков всё знает".
  Приняв решение и притворив его в жизнь, девушка почувствовала огромное облегчение. И огромную усталость. Она упала, не разбирая постель, на гобеленовое покрывало с котятами и моментально заснула крепким, здоровым сном юности...
  
  --------------------------------------------------------------
  
  Подвергнув поруганию букет ромашек, Марамыжиков решительно открыл в смартфоне телефонную книгу. Он нашёл нужную фамилию и, не колеблясь ни секунды, ткнул в неё пальцем.
  Стандартные гудки вызова показались ему победными фанфарами. Над намечающейся ранней плешью затрепетали крылышки розовощёких амурчиков с лавровым венком в пухлых ручонках - вот он, его звёздный час! Сладость мгновения вполне сгладила, где-то даже затмила, обидную неудачу на любовном фронте...
  - Добрый вечер, Игорь Дмитриевич! Это Марамыжиков, следователь Володарьевского райотдела... Да... Я прошу прощения за поздний звонок. Вам удобно сейчас говорить? Поверьте, я никогда не осмелился бы тревожить вас по пустякам, да ещё через голову начальства, но... Да... Есть информация по интересующему нас предмету...
  
  * * *
  
  Окно в кабинете, как обычно, было распахнуто. Марамыжиков с грохотом его захлопнул:
  - Сколько можно говорить, - буркнул он, брезгливо отряхивая с рубашки тополиную пушинку, - что от трупной сладости цветущей акации у меня голова раскалывается. Весь город провонялся - невозможно на улицу выйти! Будто на парфюмерной фабрике разливные трубы прорвало...
  Сева флегматично проследил за дёргаными перемещениями коллеги, подметив и излишнюю его взбудораженность, и состояние странного лихорадочного ожидания чего-то большого, значимого и интригующего - как у первоклассника перед новогодним утренником.
  - И вообще, - продолжал брюзжать Гришка, нервно прохаживаясь между столами, - у меня аллергия на тополиный пух!
  - У тебя, по-моему, - заметил Сева, - не на пух аллергия, а на Володарьевск...
  Марамыжиков замер, круто развернулся и энергично ткнул в его сторону пальцем:
  - Бинго!
  Сева закинул руки за голову и покачался в кресле, наблюдая за возобновившимися метаниями собеседника:
  - Ну и...? Как собираешься свою аллергию лечить?
  - Исключительно и всенепременно, - пробурчал Марамыжиков, - ампутацией! Единственно прогрессивный взгляд на предмет, дорогой коллега...
  "Дорогой коллега" прищурился:
  - Марамыжиков, что происходит?
  - О-о-о! - воскликнул тот возбуждённо. - Происходит удивительная и прекрасная вещь - мы с тобой, полагаю, в процессе расставания! Чёрт, не сглазить бы... Помнишь, я тебе говорил, что дело на Заовражной - мой шанс? Помнишь? Ну так вот, короче... Пошли дивиденды, кажись...
  Сева опустил локти на стол, медленно подобрал вольготно раскинутые ноги, заметно напрягся:
  - Ты что-то узнал про... Яр?
  Марамыжиков перевёл дыхание, сдерживая распирающее его самодовольство: ай да Гришка! Ай да... молодец! Это ж надо какую штуку провернул! Он только сейчас вдруг осознал, насколько значимые сведения удалось ему добыть.
  - Кое-что, - загадочно хмыкнул он, залихватски рухнул в кресло и отбарабанил на подлокотнике бравурный марш.
  Эти победные звуки словно просигналили засадным полкам - створка двери с грохотом распахнулась, с размаху приложившись о стену, завибрировала, ушибленная, жалобно.
  Шеф райотдела с трудом протискивал могучие телеса в проём. Протиснув, замер у входа - багровый и хмурый. В кабинете отчётливо повеяло предгрозовым озоном, воздух вдруг стал электрически-колким и душным.
  - Вот оно как, - медленно изрёк Романыч, останавливая тяжёлый взгляд на Марамыжикове. - Мда-а-а... Докатились... У Фомки, значит, пили, да Фомку же и били, так что ли?
  Сева ухмыльнулся, прячась за монитор.
  - Доброе утро, Пётр Романыч! - бодро отрапортовал Гришка, подскакивая с кресла.
  Ну вот. Сейчас начнётся. Как же достал его этот бугай с его самодурством и дурацким пристрастием к прибауткам!
  Начальник набычился ещё больше, пожевал губами:
  - Утро птицам на разлёт. А падлам всяким, Гришка, на расход...
  - Пётр Романыч!..
  - Кто позволил перебивать старшего по званию! - рявкнул полковник.
  Марамыжиков заткнулся и нервно дёрнул щекой.
  - Ты, - ткнул Романыч сарделькообразным пальцем в грудь подчинённого, - всё, что мог, уже сказал! И тому сказал, кому счёл нужным, так?
  Уличённый покаянно потупился, поскрёб не ко времени зачесавшийся нос.
  - Ты что творишь, лапотник? Тебе что, в твоей грёбаной следственной школе не объясняли про субординацию?! Или ты, мать твою, дебил конченый? А? Ты где, б, служишь - в милиции или у федералов? Ты кому подчиняешься? Кому обязан докладывать о ходе расследования? Что это за финт ушами был, а? Да ты понимаешь, придурок, что не только сейчас на своё непосредственное начальство - ты на всю структуру положил этой своей выходкой!..
  - Пётр Романыч!..
  - Молчать!! - шеф утёр взмокший лоб мятым носовым платком и опустился на ближайший стул.
  Без своего тронного кресла, в которое он, казалось, давно врос, начальник Володарьевского райотдела чувствовал себя не в своей тарелке, как хромой без костылей - шатко и не у места. Вспышка ярости, ослепившая его после утреннего звонка Игоря Дмитриевича, извлекла его оттуда и погнала в кои-то веки по коридору учреждения к рабочему месту подчинённого. На непривычное физическое усилие ушла масса сил. Романыч устало опёрся на спинку стула, промокнул широкий загривок.
  - Чего окна-то позатыкали? - хрипло произнёс он. - Дышать нечем...
  Марамыжиков суетливо, цепляя углы, бросился к окну, распахнул его настежь и даже не поморщился от волны приторного цветения, немедленно хлынувшей внутрь. После чего вновь застыл в покаянной позе, слегка подавшись вперёд для мгновенного реагирования на пожелания разобиженного начальства.
  Но начальство молчало, устремив задумчивый взор в пустоту, и медитативно раскачивалось, уперев широкие лапы в объёмные, словно подушки, ляжки.
  - В общем, подвёл ты меня, пацан, - подытожил шеф, выходя из скорбного транса. - Подвёл... Не ожидал... Не ожидал от тебя... Вот, думал себе, Григорий: грамотный законник, талантливый следак, истинный офицер - да! Борец за наше общее дело! Думал, б, старый дурак, смену ращу, а оказалось - Павлика Морозова - эх! - он досадливо махнул рукой и поднялся.
  Стул с облегчением скрипнул.
   - То, что подумают в области о начальнике райотдела, который не в курсе происходящего в собственной епархии - это одно! Тебе, само собой, на это глубоко плевать. Но ты пораскинь мозгами, товарищ лейтенант, какое мнение сложится и о том сотруднике, который манкирует служебной дисциплиной и через головы скачет - лишь бы выслужиться. А? Подумай, подумай, Гриша. Какому начальнику такого сотрудника захочется... Подумай... И помолись, - добавил мстительно, берясь за ручку двери, - чтобы добытые тобой сведения действительно оказались стоящим товаром. А то ведь кое-кто может решить, что следователь районного отдела полиции слишком много на себя берёт, дёргая большого человека по незначительным поводам. Взыграет в нём ретивое, да пойдут неудобные вопросы - зачем сведения добывал, коли не просили, да каким макаром? Не противозаконным ли, а, Гриша?
  Марамыжиков угнулся ещё больше.
  - Помолись. Чтобы варяг наш, изо всех сил сейчас сюда спешащий на твой зов, пригрел и облагодетельствовал. Потому что - клятвенно тебе обещаю - в полиции отныне тебе не быть. Уж я об этом позабочусь...
  Романыч удалился. Его слоновья поступь и рычание на попавшихся под горячую руку сотрудников ещё какое-то время гудели в коридоре. Потом и эти остаточные следы шефского явления народу растаяли. В кабинете повисла напряжённая тишина, нарушаемая лишь надсадным гудением процессора-доходяги. Сладчайший ветерок перебирал углы придавленных дыроколом бумаг.
  Сева молча смотрел на виновника переполоха, ожидая объяснений. Но так и не дождался - у Марамыжикова запиликал телефон.
  Тот схватился за него с торопливой готовностью, как утопающий за соломинку и устремился к двери, спасаясь от нежелательного любопытства коллеги:
  - Да, Игорь Дмитриевич! Конечно, Игорь Дмитриевич! Я на месте, Игорь Дмитриевич! Да, понял - через полчаса, буду ждать... Слушаюсь!.. - дверь хлопнула.
  Сева задумчиво посмотрел ему вслед. Потом зацепил со стола смартфон и отошёл с ним к раскрытому окну:
  - Привет, - сказал он трубке вполголоса. - Чего там у вас за херотень творится? Помощь нужна?
  
   - -----------------------------------------------------
  
  Стоически перенося ароматы цветения, Марамыжиков прохаживался в тени акаций, выглядывая машину безопасника. Рановато, конечно, он выбежал с хлебом-солью, но назад, в кабинет, чего-то не тянуло.
  Этот вальяжный Сева... Этот солдафон Романыч... Вообще, весь этот затрапезный РОВД со скрипучим затёртым паркетом, стенами, зашитыми пластиковыми панелями, с его сонной послеобеденной тишиной и дородными дамами бухгалтерии - всё это, навевавшее на Марамыжикова чёрную тоску, всё это, наконец, он оставит в прошлом!.. Алиллуйя! Попутный ветер наполнил паруса заветных устремлений, и трёхмачтовый бриг судьбы, лихо закладывая на правый борт, принялся разворачивать в нужную...
  - Поговорим?
  Гришка вздрогнул и обернулся.
  Вот уж чьё добровольное появление под стенами отделения полиции он никак не ждал!
  - Ну? - неохотно буркнул следователь. Чувствовал он себя, честно говоря, совсем не хозяином положения, а, скорее, котом, застуканным на обеденном столе. - О чём нам говорить?
  - Вот об этом, - Вербицкий покрутил в пальцах жучок прослушки. - Нашёл сегодня под столешницей.
  Марамыжиков недоумённо вздёрнул бесцветные брови, сморщив лоб:
  - И?
  - Мне интересно знать, как много ты успел услышать?
  - Тебе, - саркастически усмехнулся представитель закона, - немедленно отчитаться? Или подготовить письменный рапорт по установленной форме?
  Вербицкий небрежно сунул жучок в карман. Помолчал, устало оглядывая верхушки акаций...
  - Что ты намерен с этой информацией делать? - Артём перевёл на собеседника тяжёлый, исподлобья, взгляд. - Стоп-стоп-стоп!.. - поспешил остановить он уже открывшего было рот следователя. - Давай только по сути, без фонтанирования остроумием. Эти пикировки - вещь, конечно, весьма забавная, но... Мне сейчас ни хрена не до веселья. Это, как бы, понятно, да?
  Гришка покачался с пятки на носок, как обычно, в затруднительных ситуациях.
  Зачем он пришёл? Явление Вербицкого оказалось совершенно неожиданным и оттого не совсем своевременным... По поводу его разработки следователь надеялся получить инструкции от мчащегося на всех парах в Володарьевск Игоря Дмитриевича. Но... Объект ночной слежки не пожелал дожидаться своей очереди и, припёршись, устроил Марамыжикову форс-мажор.
  Попробовать его задержать до подъезда безопасника? Мало ли что теперь ему в голову придёт, раз он в курсе - ударится в бега, ищи его потом с собаками. А Гришкин карьерный рост - днём с огнём... Марамыжиков занервничал.
  - Не до веселья тебе, значит, так? Интересно, почему? - он вплотную приблизился к собеседнику и доверительно понизил голос. - Неужто совесть нечиста? Может, скрыл от следствия важную информацию? Справедливого возмездия опасаешься? Чего пришёл-то? С повинной?
  - Слушай, есть вещи...
  - Стоп-стоп-стоп! - передразнил полицейский недавний жест собеседника. - Давай-ка по сути, без дешёвой демагогии. Ты пришёл во всём признаться? Если да - поднимайся наверх. Побеседуем, напишем, подождём человека, который жаждет с тобой встретиться... Ну как, а? Идём?..
  - Ясно, - Вербицкий отступил на шаг. - Значит, доложился уже куда следует...
  - Обязательно, - сурово отповедали ему. - Работа, знаешь ли, такая - стоять на страже закона и порядка.
  - И совать нос не в свои дела.
  - Что поделаешь: совать нос в дела, которые могут объяснить две загадочных смерти - это вынужденная необходимость. Приходится таким образом выводить нечестных граждан на чистую воду. Эй, стой, куда же ты? - он перехватил за локоть разворачивающегося Вербицкого. - Мы не договорили...
  Он бросил быстрый взгляд по сторонам и, не отпуская локоть собеседника, резко шагнул к нему. Вербицкий согнулся пополам, с силой хватая воздух ртом.
  - Ничего-ничего, - заботливо придержал его Марамыжиков. - Сейчас отпустит, сейчас...
  Как только отпустило, и Артём смог разогнуться, он тут же предсказуемо отправил кулак в челюсть беспредельщика. Полицейский немного подправил траекторию движения противника, позволив кулаку слегка мазнуть по скуле, и тут же, перехватив руку Вербицкого, безупречным приёмом заломил её за спину.
  - Стоять! - заорал он благим матом.
  Мирно калякающие на крыльце райотдела курильщики приняли боевую стойку и немедленно бросились на подмогу.
  - Давай в обезьянник его! - распорядился следователь, сверкая набирающей красноту скулой. - Совсем оборзели - нападать на сотрудника полиции среди бела дня и где! - прямо возле участка! Куда катится мир!..
  
  * * *
  
  - А это что? А? Эркер? Хм... Дует, наверное, от него зимой. Батарею бы сюда поболе... ну, хотя бы двенадцатисекционную... А эта - пять секций - смешно прямо! Да и течёт она, по всему видать - вон ржавые потёки... Девушка! Да вы слышите, что я вам говорю?!
  Анфиска вздрогнула:
  - Что? То есть да, конечно. Батарея, безусловно, никуда не годится... Но дом стоит в плане на капитальный ремонт системы отопления в текущем году. В том числе запланирована и централизованная замена батарей...
  Дотошный клиент - мужичонка с желчным лицом - скривился, будто Анфиска ему на мозоль наступила и досадливо затряс головой:
  - В плане на ремонт? Девушка! Что вы мне тут рассказываете? Какие в этой стране могут быть планы и ремонты? Всё катится в пропасть! Всё разворовывается! Все эти планы придуманы только для распила бюджета - или вы не в курсе? Вы же молодая - Интернета что ли не смотрите? Там же умные люди всё очень доступно излагают! Хотя, конечно, в вашем возрасте, - ядовито поддел он, - не до того, поди. Вам танцульки да эти, как его, инстаграммы всякие подавай!..
  Анфиска изобразила натянутую улыбку:
  - Санузел смотреть будете?
  - А как же! - мужик кинул на неё свирепый взгляд, как на записного врага передовой мысли, и резко вышел из комнаты.
  - Ну понятно! - раздалось его недовольное брюзжание. - Этого следовало ожидать! На что, я спрашиваю вас, это похоже, а? - он патетически простирал руки к унитазу. - Может, скажете, что трубы тоже в плане капитального ремонта на ближайшую среду? Тьфу! Вам, хапугам, лишь бы залежалый товар сбагрить!
  - Но ведь я предупреждала вас, - уныло оправдывалась Анфиска, - что дом старый, квартира не в лучшем состоянии... Если вас не устраивает, можно посмотреть другую...
  "Хоть бы отказался, живоглот..."
  - А что ж! И посмотрим! Обязательно посмотрим, как вы людей в своей риэлторской фирмочке разводите, как вы их дурите! Чего там у тебя ещё в списке?
  - По Ерёменко, 15 двушка с ремонтом. Но она, конечно, дороже...
  - Конечно! - захлебнулся негодованием мужик. - Кто б сомневался! Упыри! Идём, чего стала? Ждёшь, пока я в твои капитальные ремонты отопления уверую?
  "Прислали, чёрт возьми, школьницу какую-то! Чего с ней обсуждать? Чего она в этих квартирах и ремонтах сечёт? Да и в жизни ни хрена не понимает! И понимать не хочет - это ж видно! Ходит, о небесных кренделях мечтает, овца!"
  - Эй! Девушка!
  Анфиска отмерла, виновато закопошилась в сумке в поисках ключей.
  "Почему Артём ничего не ответил на моё сообщение? Отображается оно, как прочитанное... Почему молчит? Важна ему эта информация оказалась или нет? Предпринял он что-то? Где он сейчас? И где сейчас эта... соседка его? Вдруг они всё ещё... нет не так! - вдруг они на самом деле вместе?"
  Сердце защемило. Анфиска медленно выдохнула и обнаружила себя на площадке трамвая.
  - ... Страна на грани! - вещал клиент, стараясь перекричать трамвайное дребезжание. - Ты слышала про Союз освобождённых? Нет? Где вы только существуете, молодёжь! Вас лишают будущего, вас загоняют в зомби-рабство - а вы знать ничего не желаете!
  Просвещаемая вяло кивнула.
  - Вот это настоящая сила! Это мощь! Это такие люди! Они не боятся говорить правду - называть воров ворами и клеймить произвол! Передовая мысль в чистом виде! Ты вот думаешь - зачем детям прививки сейчас делают, а? Те родители молодцы, которые отказываются - они не бараны безмозглые, они понимают: детям вводят электронные чипы слежения вместо прививок! И это только пока слежения - не за горами чипы подчинения. Тогда всё, каюк - зомби-общество готово!.. А вот это облучение придумали, УЗИ это сраное - думаешь чё? Э-э-э, подруга... Тёмная ты, как три подвала... В эту их медицину вообще лучше не попадать - ни в жисть туда к ним не пойду, сдохну свободным, поняла? Тем более они всё равно не смогут претворить в жизнь свои гестаповские планы, потому что скоро всем нам кранты! Слышь? Оказывается, астероид летит в космическом пространстве - и прямохонько в шарик наш целит. А от народа скрывают, чтоб, значит, паники не было. Чтоб самим, значит, смотаться отсюда в кульминационный момент, а мы, значит, тут подыхай, как хочешь!..
  Пассажиры трамвая опасливо косясь, без излишней провокационной торопливости, плавно и постепенно перетекали в противоположный конец вагона...
  - Нам выходить... - промямлила Анфиска.
  - Вижу, ты девка не глупая, дам тебе программу "Союза освобождённых" почитать. Обязательно почитай - там всё, конечно, резко. Но правда, знаешь ли, никогда не бывает лояльной! Принесу тебе брошюрки... Где там у вас контора? В Доме быта что ли сидите?..
  "Интересно, эта Женя сейчас дома? Или с... ним? Что он в ней нашёл? Ничего ведь особенного - серость какая-то... Зато она, конечно, старше меня... И, вроде, художница, я слышала, ох... Как же круто быть художницей, певицей там, музыкантшей какой... Вести богемный образ жизни... Эти женщины, конечно, всегда будут интересней для таких, как Артём... В отличии от сопливых риэлторш! На меня, блин, только зелёные пацаны либо старые кобели могут запасть! Как обидно-то..."
  - Ну вот... Проходите. Здесь кухня, совмещённая с гостиной, две спальни, лоджия...
  Клиент завертел головой, принялся щупать косяки, тереть пальцем обои и заглядывать по углам.
  - Разве это ремонт? Трухлятина - как есть! Небось, халтуру эту специально под продажу ваяли? Чтоб лоху какому сбагрить?
  - Зря вы так, - устало возразила посредница, - семейная пара под себя делала. Развелись, теперь продают.
  - Ну да, ну да, - ядовито заухмылялся мужик и выразительно пощёлкал себя по ушам, изображая, видимо, что навешанная на уши добропорядочного гражданина лапша, не осталась незамеченной. - Чего только вы, торгаши, не придумаете, чтобы человека обдурить. Только не на того напали, понятно?
  - Понятно...
  "А если мне пойти к этой Женьке?"
  Возникшая внезапно мысль - дикая и абсурдная на первый взгляд - заставила Анфиску сначала отмахнуться от неё, а потом - замереть.
  "Пойти? Господи, зачем? А затем! Я ей скажу. Я ей всё скажу! И узнаю - было ли что-то между ними и серьёзно ли то, что было? Сколько можно мучаться и гадать? Сколько ещё мне придётся сходить с ума от неизвестности, если не выяснить всё теперь же!! Если было - я пойму. И успокоюсь. И постараюсь смириться и пережить. Да. Именно так. Иначе можно до бесконечности терзаться ложными надеждами..."
  - Послушайте, - приняв решение, направленное к столь необходимому её беспокойной натуре действу, Анфиска вернулась в реальность, - если вы здесь всё осмотрели, то пройдёмте на выход. У меня, - солгала она, не моргнув глазом, - уже подходит время следующего показа. Прошу извинить...
  - Ну что ж, пройдёмте-пройдёмте, - саркастически протянул клиент. - Работнички... Ох и работнички! Лишь бы абы как - и бежать скорей на гульки! А? Что, угадал, а?
  - Всего хорошего. Если у нас появятся ещё варианты, мы с вами свяжемся... Или вы звоните, мы будем рады... - рассыпалась Анфиска дежурными фразами, пятясь по подъездной лестнице вниз. Потом развернулась и ринулась наутёк, прыгая через ступеньку.
  - Как же! - прокричал ей вслед неистовый проповедник, перегнувшись через перила. - Не дождёшься! Чтоб я ещё связался с вашей конторой? Да ни в жисть! Обойдусь! Ясно?..
  Резво перебирая белоснежными кроссовками, Анфиска свернула за угол панельного дома и со всех ног припустила к автобусной остановке. Скорей бы! Скорей бы выяснить всё! Это же так просто...
  
  * * *
  
  - Вы, Артём Алексеич, я вижу, упорно не желаете понимать главного: аномалии Яра не ваша частная собственность и не ваше личное дело. С чего вы вообще так решили?
  Двое мужчин сидели на обшарпанной скамейке во дворе райотдела. Куцая тень засохшего вяза мало спасала от усердно карабкающегося в зенит солнца. Но Игорь Дмитриевич сознательно выбрал место для приватной беседы вне здания - у стен, как известно, случаются уши - явление при обсуждении секретных вопросов совершенно лишнее...
  - Не спорю, возможно у вас есть причины так рьяно скрывать информацию о совершённых за последние годы открытиях... Есть? Я это вполне допускаю, даже готов понять и принять - но! Назовите мне эти причины! И если они действительно существенны, я отступлюсь...
  На мёртвый вяз, замолотив по воздуху крыльями, опустился дятел в ярко-красной тюбетейке. Деловито поводив по сторонам головой птеродактиля, он застучал по дереву дробно, будто горох просыпал.
  - Артём Алексеич, вы ведь учёный. Должны понимать, что ваши исследования, ваша работа по изучению аномалии, по классификации резонансов - бесценны! Вы могли бы продолжить свою деятельность, только уже официально, со всеми полагающимися преференциями, с полным материально-техническим обеспечением, с возможностью сделать имя в научном мире... Я предлагаю вам эту возможность! Или вы собираетесь похоронить свои таланты здесь, в глуши, безвестными и непризнанными?.. Впрочем, бог с ними, с талантами - я вижу, вы человек не тщеславный - но открытия! Разве они не принадлежат науке? Нашей родине? Человечеству в конце концов?
  Трррр...р...р, - рассыпался над головой дятел, приступив к добыванию завтрака.
  У-уу-у, - отозвалась горлица, пробуждая в сердцах жителей городка немедленную щемящую ностальгию по весне детства, цветущих пионах и последнем школьном звонке перед летними каникулами... Полицейский водитель, протирающий неподалёку ветровое стекло автомобиля, поднял просветлённое лицо к шумящим кронам акаций, отыскивая птицу, и грустно вздохнул...
  - Почему вы считаете, что вправе принимать решение о сокрытии необыкновенных явлений Яра в одиночку?.. Да, конечно, я предвижу ваши возражения - возможно, так и есть: человечеству преждевременны подобные знания. А избранному сообществу от науки? Людям просвещённым? Которые будут заниматься изучением и, что вполне оправданно, дозировать выпускаемую в массы информацию. Этим-то людям можно довериться, не так ли? Тем более, если сами они и их работа будут находиться под вашим непосредственным началом и контролем? Артём Алексеич, мы готовы рассмотреть любые ваши предложения, условия, предоставить любые уровни полномочий...
  Безопасник помолчал, глядя внимательно и испытующе на профиль неразговорчивого собеседника.
  - Мне кажется, над подобным предложением стоит, как минимум, подумать, не отвергая сходу. Не упустите шанс. Поскольку если вы откажетесь, мы будем вынуждены заняться исследованиями без вас. Не подлежит сомнениям, что и без вас учёным удастся набрать базу данных, которой вы располагаете уже сегодня, но... на это понадобится время. Много времени. Поэтому мы так заинтересованы в сотрудничестве. На данном этапе, Артём Алексеич. Подумайте над этим...
  
  ----------------------------------------------
  
  В окне второго этажа мелькнул обеспокоенный образ Марамыжикова, отлучённого от беседы с им же добытым фигурантом... Вот где справедливость на этом свете? Он - нашедший и раскрывший - вынужден издалека подглядывать за беседой и гадать о её содержании! Вынужден молча сносить порицание и гнев нынешнего шефа и показное раздражение безопасника, немедленно, по приезде, вызволившего из заточения Вербицкого и рассыпавшегося перед ним в извинениях за "чрезмерное усердие молодых и слишком рьяных сотрудников органов"!
  Теперь Игорь Дмитриевич чего-то отечески вещал этому хлыщу с Заовражной, а хлыщ, стало быть, рассеянно внимал. Прогресс в переговорах, судя по наблюдаемому из окна, не просматривался...
  Следователь Володарьевского РОВД отошёл в глубь кабинета, нервно сжимая и разжимая сцепленные в замок пальцы. Громом небесным, леденящим кровь, звучали в его ушах слова Романыча: "Молись, Гришка, чтобы варяг наш, изо всех сил сейчас сюда спешащий на твой зов, пригрел и облагодетельствовал. Потому что - клятвенно тебе обещаю - в полиции отныне тебе не быть!"
  Правильную ли он сделал ставку? На того ли коня? Не лохонулся ли? Не поспешил ли?
  Марамыжиков сел за стол, обхватив голову руками, и последовал совету многомудрого шефа: принялся молиться.
  
  ----------------------------------------------
  
  ... - Почему вы молчите, Артём Алексеич? - осведомился, наконец, областной гость. - Я лично чем-то вас оскорбил? Иначе чем же ещё объяснить столь откровенное и вызывающее с вашей стороны пренебрежение правилами элементарной вежливости?
  Артём сорвал вымахавший у скамейки одуванчик с белой пушистой головой и сдул его невесомые зонтики в голубое небо.
  - Жду, - сказал он неохотно, - когда закончится официальная часть.
  - Вот как? - усмехнулся Игорь Дмитриевич, откидываясь на спинку скамейки.
  Его собеседник выдержал паузу и зашвырнул стебель одуванчика в траву:
  - Было бы наивно с моей стороны полагать, что я сейчас вежливо откажусь от вашего наиперспективнейшего предложения, вы горестно вздохнёте, с прискорбием откланяетесь и укатите восвояси. Такой вариант, как итог наших переговоров, в принципе невозможен, не так ли?
  Артём, подавшись вперёд, упёрся локтями в колени, сцепил пальцы. Уставился мрачно-сосредоточенным взглядом в землю.
  - Сейчас я либо принимаю ваше предложение - меня и объект засекречивают и сажают на цепь под начало какого-нибудь самодурствующего Таракана - либо... - он резко повернул голову, не меняя положения, и уставился на безопасника. - Так вот я жду, когда вы перестанете разливаться соловьиными трелями и перейдёте ко второй, основной, части. Что мне грозит в случае отказа от сотрудничества? Какие фишки для меня приготовила ваша служба? Чем собираетесь сломать?
  Игорь Дмитриевич тихо рассмеялся:
  - Боже мой! Сломать... К чему столь напыщенные формулировки? - он спокойно выдержал взгляд собеседника. - Вы нашу службу прямо-таки за каких-то держиморд почитаете... Воображение рисует вам каменные застенки, где пытками выбивают согласие на совместную работу? Артём Алексеич, ну право... Вы же умный, современный человек - что за бред?
  Игорь Дмитриевич вздохнул, горестно покачал головой, закинул ногу на ногу. Побарабанил пальцами по скамейке...
  - Всё будет ровно так, как вы сейчас с неоправданным сарказмом озвучивали: вы отказываетесь - я с прискорбием удаляюсь. Но!..
  Артём хмыкнул и отвёл взгляд от присланного по его душу переговорщика, вновь принявшись наблюдать за копошением муравьёв под ногами.
  - Не надо хмыкать, господин Вербицкий, - строго заметил безопасник, - как будто вы меня в чём-то уличили. Я просто должен поставить вас в известность: ваше решение касается только вашей личной судьбы. Насчёт самого объекта всё уже согласовано на самом высоком уровне - территория в ближайшее время будет изолирована, начнётся её изучение. Пускать всё на самотёк, оставлять, как прежде, невозможно - здесь пропадают и гибнут люди. Население надо обезопасить - это наша первоочередная задача. Надеюсь, с этим вы согласны?
  Артём неопределённо дёрнул плечом.
  - Так что не берите на себя слишком много. От вашего согласия-несогласия зависит только одно - войдёте ли вы в состав команды учёных, которые будут работать на территории изолированной базы, возглавите эту работу или... Или же останетесь за бортом. И спокойно, с полной отдачей продолжите пасти пчёл, уже не отвлекаясь на посторонние занятия. Вот и всё. Вот и все угрозы, уважаемый Артём Алексеич...
  - Изолированная база?.. - видно было, такая мысль в голову Вербицкому даже не приходила. - На Яру? - выпрямившись, он столбенело уставился на сидящего рядом горевестника. - А... а как же жители?
  Игорь Дмитриевич улыбнулся снисходительно:
  - Артём Алексеич, ну что вы в самом деле? Наша ли это забота? Есть специальные службы, государственные программы... Не выгонят ваших соседей на улицу, расселят как-нибудь. К тому же расселять там, насколько мне известно, особо некого - два с половиной человека осталось... Да не об этом вы сейчас думаете! Подумайте лучше о том предложении, что я вам озвучил. Немедленного ответа, я само собой, не требую, но... скажем, через пару дней я с вас его спрошу. Да, надо торопиться, ничего не поделаешь - дело запущено... Вот моя визитка, возьмите, пожалуйста... Созреете раньше - позвоните.
  Они одновременно поднялись со скамейки. Артём попрощался слегка заторможено, безропотно принял визитную карточку и пожал протянутую руку.
  Безопасник, удерживая, сжал его ладонь будто клещами:
  - Кстати. Думаю, вам лучше знать. Мы слегка потрясли этого Майка Финскаупа. Неофициально... И отпустили. Всё же иностранный гражданин и предъявить нам, честно говоря, ему нечего. Так вот: письма при нём уже не было, успел загнать по большим деньгам тем покупателям, с которыми у него давний договор на секреты Яра. Что за люди - он не знает, мы - пока выясняем. Но... не думаю, что это мирные хлебопёки... - Игорь Дмитриевич наконец выпустил руку Вербицкого из тисков. - Будь осторожен.
  
  ---------------------------------------------------
  
  Стоило Вербицкому направиться в сторону райотделовских ворот, Марамыжиков вылетел из кабинета, пронёсся по коридору, скатился с лестницы, чуть не сбив с ног дежурного, и предстал перед фэсбэшником, как лист перед травой.
  Игорь Дмитриевич, заложив руки за спину и задрав голову, заинтересованно разглядывал дятла.
  - Тррррр..р..р, - красовался тот перед важным гостем.
  - А! - приветливо улыбнулся гость рьяному служаке, будто и не смотрел на него недавно с ледяным осуждением. - Григорий Александрович? Молодец, молодец, хвалю, - он похлопал ошалевшего от неожиданной ласки Марамыжикова по плечу. - Правильно сделал, что задержал его. Методы у тебя, конечно... А с другой стороны, умение действовать быстро, решительно и изобретательно - весьма ценное качество, товарищ лейтенант, весьма ценное...
  Забыв стереть маску благожелательности, он вновь повернул лицо к дятлу, о чём-то сосредоточенно раздумывая.
  - Как, ты говоришь, звали эту переводчицу при американце?
  - Я навёл справки, Игорь Дмитриевич! - с готовностью откликнулся воодушевлённый похвалой Гришка. - Юлия Ивановна Фомичёва.
  - Прекрасно, - Игорь Дмитриевич оторвался от созерцания однообразного дятлова существования и задумчиво прошёлся вдоль скамейки. - Прекрасно... Григорий Александрович, скажи мне, как практик: её лучше оформить за Вербицким как похищение человека или как предумышленное покушение на жизнь и здоровье?
  
  * * *
  
   "Ямаха" пронеслась по главной улице Старого города и, заложив крутой поворот, втекла в улочки Яра.
  Артёму было не по себе. Впервые он смотрел на примелькавшиеся с детства места по-новому - как только что раскулаченный хозяин.
  И бабушкин дом, и знакомая до последней штакетины Заовражная, и капище на вершине кургана, и белые пляжи с отмелями на задах дворов - только что и всегда это было его вотчиной. А завтра... Завтра вместо забавных старых домов с заросшими палисадниками здесь вырастут ангары и корпуса. Вместо Яра - научная база за бетонной стеной. А вместо тайного волшебства - научные разработки "на благо прогрессивного человечества".
  Правильно это или неправильно? Глупо поддаваться сентиментальным настроениям или оправданно? И главное: видит он себя в этой новой реальности или...?
  У ворот дома Артём заглушил двигатель, потянул с головы шлем...
  Чёрт. Чего он домой-то приехал? Ему же отца сегодня сменять! Колеблясь, он задержался в седле - зайти в дом или сразу разворачиваться...
  Разбирающийся к полудню степной суховей скрипнул приоткрытой калиткой...
  Хозяин дома замер. Потом осторожно оглянулся...
  - Заходи, чё, - ухмыльнулся стоящий за спиной мужик с перебитым носом. - Заждались, ёптыть, - и коротко махнул в сторону калитки чёрным стволом, почти незаметным в медвежьей лапе.
  
  * * *
  
  Пал Палыч Бершиков, редактор "Володарьевской зари" стянул с носа очки и задумчиво пожевал дужку.
  Опять Романыч собрался делать официальное заявление... Забегалась наша полиция с этими двумя трупами и пропажей без пяти минут зятя главы. Головное управление, видать, давит сверху, требует какого-то движения по делам - а где его взять, движение это? С Яру, как известно, выдачи нет - что там упало, то пропало... И как это объяснить областному начальству? Как объяснить, что дела эти раскрыть невозможно? Остаётся только дивиться тому, что Романыч каждый раз ухитряется каким-то образом эти неразрешимые противоречия улаживать, балансируя неподъёмным грузом Заовражных висяков в течение стольких лет. Вот же эквилибрист! Стопудовый.
  Пал Палыч усмехнулся, представив шефа полиции канатоходцем, затянутым в трико, под куполом цирка - зрелище не для слабонервных. Потом, глянув на часы, заторопился: подскочил с кресла, сунул в карман затрапезного пиджака диктофон, блокнот с ручкой и, подхватив подписанные полосы завтрашнего номера, выбежал за дверь. Пора. На десять назначено, как бы не опоздать... Охота послушать, чего в этот раз наша доблестная полиция изобретёт, как вывернется.
  Самому-то Пал Палычу давно было абсолютно ясно, что за дела творятся на этом поганом Чёртовой Яру. Озарения своего он ни от кого не скрывал, щедро делился с каждым собеседником, если речь о том заходила, хотя и сообщал тайное знание, как оно того заслуживало - всегда вполголоса, заговорщически склоняясь к слушателю и вытаращив на него круглые, полные искреннего возмущения происходящим глаза.
  На Яру бесчинствовали инопланетяне. Это казалось столь же очевидным, как пиво в бане. Огородили там себе виртуальными силками охотничьи угодья да и безобразничают почём зря - похищают людей для опытов столетия подряд! Некому укорот им дать. А как его дашь, коли невидимое оно, неосязаемое и сверхразвитое? Вот и маются наши органы. Тоже, небось, в тему посвящены, но говорить в открытую о том не могут. Приходится каждый раз выкручиваться...
  
  ----------------------------------------------------------
  
  Начальника райотдела редактор застал, как обычно, восседающим в своём тронном кресле. Полумрак затенённого жалюзи кабинета веял кондиционированной прохладой и ароматом свежего кофе.
  - Приветствую, Пал Палыч, - подал он руку через стол, - чашечку желаешь? Взбодриться? Нет? А то давай, скажу курице своей, чтоб подсуетилась... Давление, говоришь? А, ну смотри...
  За столом для совещаний, куда Пал Палыч, раскланявшись, угнездился, присутствовала одна незнакомая редактору личность с приветливым взором и мягкой улыбкой. Личность заинтересованно осведомилась о здоровье Пал Палыча и его супруги, поздравила с рождением внука и потребовала всенепременно проставиться ради такого события. Не уточнив, правда, где, когда и кому. Редактор вежливо кивал и обещал, что всенепременно.
  Почтительно приоткрывшись, тяжёлая дверь впустила в кабинет двух следователей, поспешно занявших места за столом.
  Их Пал Палыч знал прекрасно - неоднократно приходилось общаться по вопросам криминальных сводок и плановых рейдов.
  - Вот, значиться... - Романыч зацепил со стола карандаш и покрутил его в пальцах. - Официальное заявление для прессы, значиться, будет таким... К нашим предварительным сообщениям хотелось бы добавить только то, что следственная группа Володарьевского отделения полиции вышла на след предполагаемого преступника. Сегодня нами планируется задержание с предъявлением обвинения в убийстве гражданина Чернодеда. У вас когда номер выходит? В завтрашний не успеваем? И не надо. В субботний нормально. НапИшите, что уже задержали и предъявили... Так... Что ещё? Вопросы есть?
  - Называть задержанного пока не...?
  - Нет, конечно. Сам знаешь, до решения суда.
  - Тогда расскажите, Пётр Романыч, будьте любезны, подробнее: как вышли на след преступника? Его мотивы? Достаточно ли улик? Что его ждёт, если вина будет доказана?..
  
  ------------------------------------------------
  
  По окончании пресс-допроса, когда за редактором закрылась дверь, Романыч устало вздохнул:
  - Пресса с возу - кобыле легче... Ну что, ребятки, самое приятное в наших сегодняшних посиделках позади. Теперь о неприятном, - он сжал карандаш, казавшийся в его пальцах хрупкой зубочисткой. - Необходимо произвести задержание подозреваемого и... ну в общем, оформить дело так, чтоб комар носу... Короче, лейтенант Марамыжиков, тебе, как самому изобретательному, поручается.
  Шеф хмуро, исподлобья уставился на опального подчинённого.
  - Есть! - отозвался тот с готовностью. И с ожиданием. С ожиданием дальнейшего инструктажа. Но его не последовало.
  Гришка аж позеленел от натужного решения дилеммы: задать начальству вопрос о личности задерживаемого, продемонстрировав тем самым себя важному гостю и желанному покровителю с невыгодной стороны, как недогадливого недотёпу? Или промолчать? Но как тогда выполнить приказ? По чью душу идти сейчас снаряжать "воронок"?
  Марамыжиков бросил отчаянный взгляд на коллегу. Но сочувствия не нашёл: Сева сосредоточенно, с преувеличенным вниманием пялился на портрет Дзержинского на стене.
  - Приказ ясен?
  Чёрт возьми! Неужели придётся спросить? Несчастный открыл было рот...
  - А если ясен - так исполняй! Чего расселся? Задом примёрз? Как убийцу задерживать - так и примёрз сразу? На словах-то мы все умные тут, грамотные - что ты! А как до дела - сразу и поджилки затряслись! А, лейтенант? Затряслись поджилки? Ладно, шучу... Давай-давай, герой, ноги в руки и вперёд! Разговорчики! Разговорчики отставить! Всё потом обмусолим! Сейчас - дело!..
  Марамыжиков, подгоняемый в шею мотивирующими выкриками начальства, вывалился в предбанник. От дурацкого положения, в котором он оказался, взмокла под рубашкой спина.
  - А ты чего загораешь? - рявкнул Романыч второму следаку. - Иди, направь товарища. Что-то больно озадаченный вид у него был, будто оперативную работу ему впервой править! Мож, не догнал чего... Он у нас вообще-то, Игорь Дмитриевич, тугодум, не больно сообразительный. Где-то даже придурковатый. Идиот, одним словом, - безопасник понимающе покивал. - Но куда деваться? Приходится мириться с подобными кадрами. Вы же знаете, дефицит хороших специалистов - это бич не только захолустных райотделов. Их, настоящих-то профессионалов, офицеров с большой буквы - их теперь днём с огнём, эх!.. Что и говорить! А с этих деятелей что взять - толку мало, пафосу много. А тщеславия в каждом - вообще на десятерых! Лентяи и бездари! Шёл бы воевать, да лень саблю доставать...
  Начальник раздражённо покатал карандаш в пальцах.
  - Иди-иди, Сева. Подсоби. А сам займись этим, как его... Ну, что мы с тобой говорили...
  Безопасник, сочувственно улыбаясь, вопросительно шевельнул бровями.
  - Да этой... - припоминая, уточнил Романыч, - бабкой, которую цыгане давеча обнесли.
  - Я всё понял, Пётр Романыч, - отозвался следователь, выбираясь из-за стола. - Не беспокойтесь. Разрешите выполнять?
  Шеф на него только рукой махнул, поторапливая.
  - Бабкой? - осведомился Игорь Дмитриевич. - Которую цыгане обнесли?
  - Что ж мне, - буркнул главный володарьевский страж порядка, - прикажете для ваших нужд весь личный состав задействовать? А текущие дела? Не могу же я всю следственную работу заморозить! - карандаш в руке Романыча, звонко щёлкнув, наконец сломался...
  
  -------------------------------------------------
  
  - Чего задумался, Ермак? - хмыкнул делегированный шефом помощник, столкнувшись в предбаннике с растерянным карьеристом. - Запамятовал, как наручники застёгиваются?
  - Блин, Сева, - заполошным шёпотом просвистел тот, - кого арестовывать-то? Романыч ведь не сказал кого!
  - Разве не сказал? - Сева нахмурил лоб. - Забыл, наверное, старый маразматик. А, может, решил, что и так очевидно...
  - Очевидно?! - вытаращил глаза Марамыжиков.
  - Эй! - Сева вытаращился в ответ. - Ты серьёзно? У нас по этому делу что - было сто тыщ подозреваемых?
  Гришка неуверенно поскрёб в затылке:
  - Кащук?..
  - Тадаммм! Поздравляю, ты удивительно догадлив!
  - А ордер?
  - Иди уже, Пинкертон, выполняй распоряжение начальства. Ордером я займусь. Шеф велел. К твоему возвращению все нужные бумажки будут готовы... Возьми на задержание Кузьменко и Штерца - они, я смотрю, задолбались уже на крыльце с утра лясы точить, мечтают принести пользу обществу...
  
  * * *
  
  Дом, оккупированный враждебными и опасными людьми в чёрном, показался Артёму чужим. Они маячили повсюду: на лестнице, в углах гостиной, в кухне, у откинутой крышки погреба - молчаливые, мрачные, удивительно одинаковые в своей квадратной низкорослости и круглоголовости. Похожие чем-то на племя прыгунов из Волшебной страны Гудвина. С тем лишь жутковатым отличием, что лица этих "прыгунов" носили характерный отпечаток деградации, присущей каждому матёрому рецидивисту.
  Интересно, подумалось некстати хозяину дома, откуда они такие одинаковые? Может, их специально, селекционным путём выводят для нужд отечественной преступности?..
  В кресле, закинув ногу на ногу и крутя в руке бабушкину хрустальную конфетницу, восседал Главный. Распознать его место в иерархии "прыгунов" не представляло затруднений: и по повадкам, и по выражению наглого самодовольства на крысиной физиономии - самодовольства самого хитрого среди гиббонов.
  С этим же выражением он молча взирал на появление в дверях Вербицкого. И на впечатление, которое произвёл на вошедшего вид сидящей на краешке дивана, белой, как январский снег Женьки. Даже на расстоянии было видно, что её бьёт мелкая дрожь. Стиснутые на коленях пальцы, судорожно вцепившиеся в горошковую ткань платья, словно судорогой свело.
  "Ну вот, - мелькнула унылая мысль, - прям по закону жанра: и бандюки классические, и главарь киношный, и прекрасная дева в качестве инструмента выбивания признаний..."
  Артём шагнул в гостиную и замер в нескольких шагах от вальяжно развалившегося в кресле незваного гостя. Какое-то время они молча рассматривали друг друга.
  - Поговорим? - осведомился, наконец, тот, швырнув небрежным движением за спину конфетницу.
  Та с глухим стуком ударилась о старый вытертый ковер на полу и покатилась, не разбившись. Эффект был несколько смазан. Главарь нервно дёрнул щекой и раздражённо крутнул в руке сухо щёлкнувшие чётки.
  - Ты, стал быть, у нас типа профессор? Не похож чё-та на профессора-то...
  Он неторопливо выбрался из кресла и медленно, не забывая прищёлкивать чётками, обошёл хозяина вокруг, рассматривая с головы до ног и похехекивая.
  - Ну чё, профессор, - остановился он перед ним, изогнувшись особым, принятым в блатной субкультуре образом, - дружить-то будем? У нас, гля, и девка твоя. Сама в гости причалила. Постелю стелить или пирожки жарить - по своему, видать, по бабьему разумению. Тута мы её и приняли, мяконькую... Чё, профессор, бабами-то с братанами делишься? Или жлобствуешь?
  - Короче, - подал голос Вербицкий. - Хорош прелюдий. Чего надо?
  - Во! Нормальный базар пошёл! Конкретный ты мужик, профессор, - Главный щёлкнул чётками перед носом собеседника. - Не признаёшь светских бесед. Сразу, типа, к делу? Да без проблем, братан!
  Он снова обошёл вокруг своей жертвы, потом плавно перетёк к дивану. Остановился почти вплотную к обмершей Женьке, выпятив чресла и плотоядно лыбясь.
  - Человечек один желает с тобой встретиться, обсудить кой-какие дела... научные. Воооот... Прислал нас, стал быть, тебя, кобеля, уболтать...
  - Чего ж сам не приехал... человечек?
  - Это уж ты сам у него спроси, - не сводя глаз с русой женской макушки небрежно бросил бандюк, - при скорой встрече.
  - Уж больно он расстарался ради меня. Прислал целый взвод урок, как будто ожидал, что я здесь голливудские бои с нунчаками организую в качестве сопротивления...
  - Чего он ожидал - его дело, - отрывисто бросил Главный. Его глаз задёргало тиком. Слащавая медлительная ленца из голоса пропала. Как всякая психопатическая личность, он раздражался быстро и внезапно. - А моё дело - выполнить порученную работу, не задавая слишком много вопросов.
  - В чём же она сейчас, работа твоя?
  - Доставить тебя, баклана, к заказчику. А перед этим удостовериться в этой... активности пространства. Чтоб ты по приезду не пытался лажу гнать и по ушам авторитету ездить, будто в подвале у тебя всё давно схлопнулось. Усёк?
  Вербицкий криво усмехнулся:
  - Более или менее. Слишком в вашей уголовной среде всё заморочливо. Любое простое действо, - к примеру, приехать и побеседовать на интересующую тему - через тридцать три колена на десятое...
  - Ты нашу среду, - тихо и угрожающе прошипел бандюган Артёму в лицо, - уголовной не обзывай, понял, индюк? А то как раз всеку. Мурло попорчу... А заказчику скажем - косметический ремонт для свежести учёной мысли.
  - Прошу пардону, господа уголовнички, - медленно багровея процедил Вербицкий - остатки выдержки улетучивались стремительно, как утренний сон. - Как же вас называть прикажете?
  Ответом ему был резкий удар под рёбра.
  Излишне болтливый клиент согнулся пополам. Женька вскрикнула и прижала ладони ко рту - вид у неё был полуобморочный.
  - Ты уж сообрази как, - посоветовал Главный, когда Артём смог отдышаться. - Профессор всётки, ёптыть...
  - Тогда пошли, - Вербицкий, выпрямляясь, упёрся руками в колени. Голос его звучал хрипло и прерывисто.
  - Куда это?
  - Выполнять ваше предварительное поручение - убеждаться в активности пространства.
  Главный замолчал на какое-то время, обмозговывая, видимо, возможные риски следующего шага. Колено его нервно затряслось.
  - Ты это... Не думай только, что можешь меня нагреть, понял? Я в курсе всего, заказчик посвятил...
  - Вот и отлично, - Артём, свесив голову, глубоко вдохнул и выдохнул. - В таком случае ты знаешь, что надо спуститься в подвал... дойти по переходам катакомб до портала и ... оценить открывшийся вид. Правда, не всегда он может быть очевиден, но... По-другому всё равно никак.
  "Профессор" медленно выпрямил спину, поднявшись в полный рост и посмотрел сверху вниз на приунывшего бандюка.
  - Идём вдвоём? - как-то очень подозрительно поинтересовался хозяин дома. - Люди твои там ни к чему, они всё равно не в теме... Да и опасно при открытых порталах бывает... Её тоже оставь здесь, - кивнул он в сторону Женьки.
  - С нами пойдут трое моих людей, - нехорошо прищурившись, медленно и с угрозой произнёс принявший решение Главарь. - Четверо останутся здесь, на базе. И... бабу твою прихватим. Чтоб ты не дёргался. Не вздумал купануть... Или не вздумал нам какую подставу организовать...
  
  * * *
  
  Женька давно потеряла счёт времени. Ей казалось, плутают они по этим зябким, остро пахнущим сырой землёй переходам давным-давно. Физическая усталость, сковавшая спину и привесившая к ногам пудовые гири, потеснила острый, обморочный страх. Почти инертно тащилась заложница в арьергарде колонны - за ней шагал только замыкающий. Впереди, в пляшущем свете фонаря маячили чёрные спины ещё двоих бандюганов. Они качались перед Женькиным взором подобно разнонаправленным маятникам - туда-сюда, сюда-туда... От их слаженной асинхронности в какой-то момент её почти укачало. Женька зажмурилась, потрясла головой и постаралась смотреть дальше, за них, туда, где скорее угадывались, нежели были видны Главарь и предводительствующий походом Вербицкий...
  Лучи фонарей периодически вздрагивали и начинали метаться по глухим стенам узких нор, проваливаясь в черноту боковых коридоров, врезаясь с разбегу в тупики. Бандюки заполошно озирались и водили воронёными стволами вслед за мечущимися пятнами света... Случалось это всякий раз, когда в переходах раздавались то явственные, то чуть различимые вздохи, голоса, стоны и чей-то едва слышимый смех.
  - Что это? Что это? Кто здесь?! - заорал Главный, впервые услышав тихие пересмешки прямо за своим плечом.
  - Бүген елгага кил, Бану...* - прошептал мужской голос.
  Бандюк ухватил за шиворот проводника, воткнув ему ствол под лопатку, завертелся кругом, поводя бешеным взором:
  - Что за хрень?! Что за хрень?!
  - Минем кошым...* - прерывистый страстный шёпот.
  - Мэнгегэ синеке...* - переливчато звякнул колокольчик женского сопрано.
  - Да успокойся ты! - Артём попытался стряхнуть вцепившуюся в его одежду руку. - Неважно что-то тебя твой "человечек" проинструктировал, братан... Неужто не сказал, что голоса в переходах в период активности порталов - весьма частое явление? Витки временной спирали здесь деформируются, соприкасаясь, хаотично пересекаются, накладываясь друг на друга... Мы слышим сейчас голоса влюблённых, которые тайно встречались в этих катакомбах, возможно, лет триста назад! Их настоящее в этой временной точке наложилось на наше, потому мы их услышали!.. Руки убери!
  Главный неуверенно разжал пальцы, выпустив ткань футболки, но пистолет не убрал. Напротив - болезненно ткнул им в бок проводнику.
  - Триста, говоришь? - он нервно облизнул губы. - Паришь мне тут, баклан?
  - Я не понимаю, - заорал Артём, - как ты собираешься отчитываться своему заказчику, если ни хрена не знаешь в чём!
  - Хлебало завали, утырок! - заорал ему в ответ наёмник. - Ни твоего собачьего...!
  - Матерь Божья! - отчётливо прозвучал дрожащий голос. - Николай Угодник! Что это, Феропонт? А? Слыхал ты али нет? Будто кричит кто?..
  Главный остолбенел. Вербицкий, воспользовавшись его ступором, оттолкнул руку с оружием:
  - Дальше идём? Или ещё желаешь постоять-послушать? Не стопорись, братан, я тебе эту музыку на всём протяжении пути обещаю...
  - Слушай, профессор, - внезапно сменил тональность душегуб, - ты говорил, типа голоса слышатся при активности этой самой, так? Ну! Выходит, убедились мы, что активность эта типа в наличии. Может, не ходить нам уже дальше?
  - Базара нет, - Артём переложил фонарь в другую руку. - Как скажешь, командир...
  - Поворачивай давай!
  Проводник спокойно шагнул в сторону, в темноту бокового ответвления:
  - Так ближе, - бросил он через плечо.
  ... Вновь потянулись бесконечные норы-переходы. Бесконечное, растянутое в пустоте время... Бесконечная, вязкая и густая, как кисель, тьма...
  Лучи фонарей входили в неё, как нож в воду - бессильные и жалкие против неподвластной им субстанции - видимые, но не освещающие...
  Когда же конец пути? Женька спотыкалась всё чаще, всё чаще стукалась плечами о выступы на поворотах... И что там - в конце? Что сделают, достигнув цели, с ними эти мрачные личности, подчиняющиеся приказам дёрганого психопата? Мысли об этом холодили позвоночник... Нет! Нет, я не буду об этом, не буду!.. О чём же? О чём? А вот: почему так долго? Почему мы идём так далеко? Разве в прошлый раз, спустившись сюда с Артёмом, чтобы вытолкать в портал переводчицу, они не управились гораздо быстрее? Что происходит? Артём - он что, водит их кругами? Пытается что-то выгадать таким способом?..
  Темнота жалобно застонала и глухо расплакалась горючими и усталыми бабьими рыданиями с подвывом...
  - Слушай, профессор, - голос Главного заметно дрожал, - сдаётся мне, ты нас обвести решил. Какого хрена мы назад по короткой дороге тащимся дольше, чем сюда по длинной шли? А? Не слышу!
  - Это иллюзия, - услышала Женька голос Артёма, приглушённый расстоянием и ватой темноты. - В этом месте время условно. При соприкосновении витков времени происходит накладывание друг на друга и пространственных отрезков. Мы можем, к примеру, пять минут идти в своём времени, потом десять - в другом. Когда сопряжённый отрезок заканчивается, мы возвращаемся в настоящее к исходной точке. Бывает даже чуть раньше её...
  - Шашку, - прохрипел надсаженный голос. - Шашку... подай, Мирко...
  Лучи фонарей вновь беспомощно заметались по стенам.
  - Я подам щас, сука, б...! - исступленно взвился Главный. - Щас в ж... тебе засуну шашку твою!! Где ты, б...! Пристрелю, мать твою!! - он принялся палить в стены, брызгающие в ответ каменным крошевом, с остервенением смертника.
  Женька сжалась и стиснула уши руками. Но ожидаемого грохота не последовало - на пистолет, к счастью, был привинчен глушитель.
  - Если ты, курва, - орал бандюк, тыча стволом в лицо проводнику, - не выведешь нас отсюда через пять минут, я тебя, сука, пристрелю и тут же, в холодке, прикопаю!!
  - Если ты меня пристрелишь, идиот, - с раздражением бросил Вербицкий, - вообще никогда отсюда не выйдешь!
  Скривив нервически дрожащий рот в жутковатую гримасу, Главный медленно опустил пистолет:
  - Вон оно как... - протянул он угрожающе. - Вот, значит, как ты запел теперь... Хорошо, что напомнил о полезности своей. Придётся тебя временно помиловать, Сусанин. Тюкнем для начала бабу твою. Как тебе такой расклад?
  Вербицкий молча отвернулся и направил луч фонаря в боковой коридор, оказавшийся тупиком: в жёлтом пятне электрического света проступили очертания двери.
  - Вот, кстати, один из порталов. Может, заглянешь всё же, раз мимо проходим? Только осторожно, может затянуть...
  - Ты заглянешь, - махнул ему пистолетом Главный.
  - Боишься? - голос Артёма звучал не насмешливо, а как-то вкрадчиво, понимающе. - Правильно делаешь... - он подкинул на ладони связку ключей и направился к двери. - Я бы на твоём месте отошёл на несколько шагов...
   Главный не шелохнулся, пренебрежительно сплюнув. Но когда проводник отвернулся, принявшись возиться с замком, всё же последовал его совету, слегка попятившись:
  - Сам-то не боишься, профессор?
  - Боюсь, - последовал ответ. - А у меня есть выбор?
  Бандюк нервно поскрёб стволом предплечье... Засада, мать-перемать! Если профессор не свистит, и портал действительно его сейчас схомячит - что им тут делать без проводника? Блуждать в потёмках, пока друг друга жрать не начнут?..
  - Выбор всегда есть... - он оглянулся на своих заплечных, скользнул лучом фонаря по заложнице. - Ты! - качнул стволом. - Иди к двери...
  - Послушай! - взвился Артём. - Оставь её! Я буду аккуратен, всё пройдёт нормально!..
  - Заткнись, баклан! - луч фонаря снова упёрся в Женьку. - Быстрее давай, пошевеливайся! - на негнущихся ногах та двинулась к двери. - Как профессор отопрёт, отойдёт в сторону, ты дверь откроешь так, чтобы нам видно было, что за ней происходит. Поняла, овца? Живей, окороками двигай!..
  - Когда я скажу, - проговорил Артём, не глядя на подошедшую сзади, - тяни дверь на себя. Но не распахивай сразу, на всю - приоткрой вначале и... - он уронил ключи, наклонился за ними. Выпрямляясь, успел шепнуть: - ... и шагай сразу в проём.
  Он посторонился, пропуская Женьку. Её дрожащие пальцы потянули за холодную проушину...
  Дверь тяжело, оглушительно лязгая и скрипя, подалась. За ней царила столь же беспросветная чернильная темь. В которую Женька, холодея от ужаса, послушно скользнула... И тут же была снесена прыгнувшим сзади телом. Она грохнулась, больно ударившись локтем. Сзади заметались фонарные лучи, что-то закричали бандиты...
  Подобрав уроненный на пол светляк Артёмова фонаря, она направила его на тёмную фигуру, которая, навалившись на дверь, поспешно задвигала тяжёлый засов. В доски заклевали пули, зацокали, рикошетя от железных стяжек...
  Вербицкий забрал у Женьки фонарь и потянул её за собой по переходу:
  - Дверь, конечно, крепкая, - бросил он, - но на всякий случай давай уберёмся отсюда поскорее, не станем искушать судьбу.
  - Так это не портал? - дрожащим голосом уточнила его спутница очевидное.
  - Разумеется, нет! Эта дверь - одна из межкоридорных, если можно так выразиться. Они здесь понаставлены в разные времена именно для подобных случаев: наши предки спасались в катакомбах от преследователей - у каждой эпохи свои бандиты. Ну а в период активности пространства эти же двери защищали от случайных вторжений с той стороны.
  Они шли быстро и уверенно по, видимо, хорошо знакомому провожатому маршруту.
  - А портал... К настоящему порталу мы сейчас выйдем...
  В этот раз их путь занял не более пяти минут.
  Впереди забрезжил дневной свет, который никогда ещё не казался Женьке таким желанным. Они вышли к высокому пещерному входу и остановились на пороге, обозревая окрестности...
  - Похоже на портал из моего подвала... - Женька потёрла ладонью лоб.
  - Это он и есть...
  Вербицкий задумчиво вглядывался в летнюю степь под клубящимся грозовыми чёрно-синими тучами небом, на плещущие серебром волны ковыля под порывистым ветром и бешено носящихся над землёй стрижей. Он глубоко и жадно вдохнул горячий, травяной, насыщенный электричеством воздух...
  - Почти все катакомбы связаны между собой... Посмотри! - он указал пальцем на огромный валун у входа. - Видишь?
  Женька растерянно покачала головой.
  - Ну вот же, смотри внимательней... Видишь?
  - Теперь да... Что это? Римские цифры высечены? Не пойму, надпись полустёрта...
  - Это то, что я и хотел увидеть - привет от тёти Фени! - воскликнул он возбуждённо, глаза его загорелись. - Потрясающе...
  - Здесь выбито, по-моему, XVI?.. Что это значит?
  - Это значит, что тётку твою в резонансе В12 занесло в шестнадцатое столетие. Вот что это значит. Ещё это означает, что она осталась при памяти и у неё были время и силы сделать эту трудоёмкую и длительную работу - высечь цифры на камне... Больше, в общем-то, ничего из отправленного нам послания почерпнуть мы не сможем, - он вздохнул как-то судорожно, со всхлипом, как ребенок, которому после длительных рыданий вручили в утешение леденец. - Чёрт, как скудно-то... Что же она не расщедрилась на большее? Хотя... Может, если поискать вокруг... Или под камнем... - словно невидимая сила потянула его через границу портала.
  Женька успела перехватить спутника за локоть. И встревожено покосилась на любимое лицо: его горящий взгляд, и общая устремлённость вперёд, за пределы известного, меняли знакомый образ до неузнаваемости, наполняя его одержимостью и одухотворённой страстью.
  Она представила, как наяву - вот он стряхивает её руку, делает шаг через невидимый порог и быстро сбегает вниз по склону, в ковыльную степь... Вот там, вдалеке, белеет торная стёжка. По ней он и пойдёт. Даже ни разу не оглянувшись для того, чтобы в последний раз махнуть ей на прощание рукой... Женька зажмурилась и потрясла головой.
  - Артём, - она взяла его отрешённое лицо в ладони и повернула к себе, - что теперь? Надо выбираться отсюда. Надо позвонить в полицию. Слышишь?
  - Да, - рассеянно отозвался он, - да, пожалуй...
  - Мы можем сейчас выйти через мой подвал. Из дома, сразу, позвоним Марамыжикову - он в теме, поможет... Жаль, раньше не получится, сигнала здесь, под землёй нет... Надо скорее подняться на поверхность! - она потянула его за руку, прочь от портала. - Идём же! Не забывай, в твоём доме сейчас хозяйничают бандиты, неизвестно, что они предпримут... Неизвестно на какой срок ожидания у них с главарём была договорённость - а мы тут болтаемся уже очень долго... Артём!
  Он отвёл её ладони от лица и покосился на степь как-то растерянно-обиженно. Потом сердито. На лице его, как в открытой книге, читалась мучительная борьба самого с собой.
  - Да ты с ума сошёл? - прошептала Женька. - Неужели ты всерьёз сейчас думаешь о...?
  Вербицкий, наконец, перевёл на неё виноватый взгляд. Женька попыталась сглотнуть стиснувший горло спазм:
  - Вот так просто?.. Просто уйти и ... всё? Без надежды вернуться? Оставить всю свою благополучную, цивилизованную жизнь ради... чего? - из глаз её внезапно хлынули слёзы обиды, болезненного непонимания и страха потерять только что обретённую любовь.
  - Сдаётся мне, - буркнул виновник Женькиных страданий, - что благополучная жизнь моя терпит стремительный крах... Впрочем, не в этом дело, - он бездумно, механически щёлкал кнопкой фонаря, стараясь не смотреть в вопрошающие, полные слёз глаза.
  - А в чём? В чём дело?
  - Знаешь, Жека, чем одни люди отличаются от других?.. Нет, не так: точнее, чем учёные, исследователи отличаются от мещан? Тем, что жажда познания у них превалирует над всеми основными инстинктами. В том числе и над инстинктом самосохранения... Увы... Я понимаю, что уйти сейчас - чистое безумие. Ладно ещё к концу жизни, когда нечего терять, наоборот... Но... Ничего не могу поделать - меня тянет туда с неудержимой силой! Мне нужно, понимаешь? мне необходимо увидеть, узнать, пощупать и прочувствовать немедленно! Меня лихорадит от невозможности немедленно и прямо сейчас получить ответы на вопросы истории, метафизики, теории вероятностей и пространственно-временного континиума - они толпятся в моей голове, они разрывают мне мозг, они сводят меня с ума!
  Он пнул ногой камешек. Тот, подскакивая, пересёк черту и равнодушно упокоился за границей портала - ему было абсолютно пофиг в какой из реальностей лежать.
  - Неужели ты меня не понимаешь?
  Женька тихо хлюпала, размазывая слёзы по щекам.
  - Как же тебе объяснить, ну...? Вспомни, Жека, путешественников, первооткрывателей, уходящих в неизвестность; первых полярников и космонавтов - практически самоубийц с беспристрастной точки зрения здравомыслящих людей; учёных, испытывающих на себе собственное открытие ради новых знаний, ради торжества идеи рискующих жизнью или даже заведомо идущих на смерть! Блин, говорю как-то неправильно... Лозунгами какими-то... Хотя неважно, наплевать... Важна только суть - так ведь? Зачем им всё это, скажи? Ведь никто не заставлял! Ведь можно было выбрать стезю конторского клерка в городском муниципалитете, есть по воскресеньям сливовый пудинг и воспитывать потомство, но... Зачем, Женя? Они были безумцами? Да, чёрт! Они были безумцами! - крикнул он с надрывом и, обхватив голову руками, плюхнулся на каменный уступ. - Наверное, я тоже безумен. Я одержим своими идеями и этой невероятной, головокружительной тайной бытия, на которую набрёл случайно, и которая далась мне погладиться... Понимаешь? Мне одному! Я прошёлся по верхам, я только прикоснулся - как теперь остановиться? Женя... - он посмотрел потерянно сквозь неё. - Что делать? Что делать тому, кто безнадёжно болен той заразой, что заставляет человека, презрев опасности и покинув всё, что дорого, тащиться на край света, чтобы заглянуть за него? Заглянуть и... увидеть тьму...
  - Артём, - Женька прижала ладони к груди: внутри, казалось, лёг холодный тяжёлый булыжник, мешающий вздохнуть, - Артём... а я?
  Вербицкого будто разбудили. Он потёр ладонями лицо и поднял на неё глаза. Пылающее, лихорадочное вдохновение во взоре постепенно гасло, уступая место растерянности, потом - мрачной замкнутости.
  - Я... для тебя ничего не значу? Я... не держу тебя в нашем мире?
  - Конечно, значишь, - сказал он, тяжело поднимаясь и обнимая её. - Конечно, держишь, Жека... Идём. Нам пора, - добавил он бесцветным голосом и потянул её за собой назад, в лабиринт подземных переходов.
  ________________________________________
  * Приходи сегодня к реке, Бану (тат.)
  * Моя птичка...
  * Навсегда твоя...
  
  * * *
  Анфиска, наморщив нос и прищурившись против полуденного солнца, нерешительно оглядела калитку. Ту самую, от которой, кажется, уже лет сто назад мужчина её мечты в первый и единственный раз пошёл провожать незадачливую риэлторшу через сумеречные улицы Яра. Ту самую, за которой, если верить грязным наветам Марамыжикова, обитала её счастливая соперница.
  Девушка гневно фыркнула и нажала на звонкую ручку-щеколду: сейчас всё выяснится - соперница ли она и насколько этим обстоятельством счастлива. А если закобенится, строить из себя начнёт, то у Анфиски достаточно сил и боевитости, чтобы и счастье её поумерить, и волосы на голове проредить...
  У крыльца пуговица в розовой панамке сосредоточенно ковыряла палкой муравейник. В шезлонге, скрестив стройные ноги, возлежала её мать, безупречная в песочных бриджах, купальном топе и золотистом загаре. Казалось, она была полностью растворена в волшебном мире Инсты и летнего зноя. Но, тем не менее, подняла взгляд на гостью, с неохотой оторвав его от экрана айфона.
  - Что? Евгения всё никак не оставит идею о продаже дома? - она смерила презрительным взглядом белую рубашку и офисные брючки: - Ничо так прикид... В магазине "всёпо300" прибарахляешься?
  - Э... - растерялась Анфиска от столь неприкрытого хамства.
  - А Евгении нет, вынуждена вас огорчить.
  - Но...
  - И будет нескоро. К вечеру. В это время люди на работе вообще-то. Разве у вас нет её номера телефона, дорогуша?
  Анфиска почувствовала себя полной дурой. Щёки её загорелись от смущения за собственное глупое поведение. А ещё более - от обиды на эту холёную дамочку, позволяющую себе грубо тыкать носом малознакомого человека в его же собственный конфуз.
  - Знаете что!.. - гостья решила дать отпор нахалке, но осеклась.
  Сюзанна, недоумённо вздёрнув брови, смотрела ей за спину. Потом медленно подтянула ноги и выпрямила спину:
  - Что вам угодно? - в голосе её явно слышалось беспокойство.
  - Хозяйка где? - услышала Анфиска сиплый низкий голос и обернулась.
  
  ---------------------------------------------------------------------
  
  Лёха Цымбал привычно и потому без вкуса и настроения, тихо и нудно матерился.
  Что-то эта изначально будничная прогулка "за ботаном" начинала попахивать жареным... Пока неявно, издалека, но...
  Хазар вообще заявил, что всем шухерным лично банки наставит - типа, для паники нет причин. Ну, блин, не вернулись пацаны в оговоренное время - и чё? Мало ли... Задержали, типа, непредвиденные обстоятельства.
  Ага. Ладно. Допустим. Чего ж тогда сам забегался, как задристанный? Чего потащил их домой к бабе ботанской? Караулить её, когда она с ними же, в подземелье? Он что, думает, она всех перемочила там, а теперь сидит на кухне чай пьёт? Баклан, б...
  Короче, чудит Хазар. А ты знай себе подчиняйся - жарься заживо в адовом пекле чёртового городишки, сторожи баб этих бессмысленных... Сам-то ещё в хате устроился - сидит вон в простенке, между двух окон, волыной покручивает, за дверями поглядывает. А их с Коляном - во двор. Коляну ваще не повезло - поставили за калиткой сечь, там кругом солнцепёк... Сам Лёха хоть на задней террасе схоронился, в жидком полуденном теньке, а всё одно - жаровня....
  Цымбал сроду такой жары не терпел. Он и в сауну-то с пацанами если и наведывался, то ради тёлок, не ради парной. Потому как - нахрена ему этот температурный экстрим? И без того адреналина по жизни хватает, хоть залейся! Вот и сейчас...
  "Ох, ёптыть... Урыли честного жигана и форшманули пацана..."
  Сгонял, б.., одним днём, срубил лёгкую деньгу, как же...
  "Э, хорош! Чё забздел-то? - сам себя осаживал Лёха, стирая рукавом рубахи обильный пот с красного, варёного, толстомордого кочана. Всё одно рубашка была мокрой - хоть выжимай... - Всё нормуль, братан. Ща всё разрулится, не шухери..."
  Но чувка, которой Цымбал, суеверный, как все ограниченные люди, привык доверять, ворочалась внутри его приземистого, крепкокостного тела настойчиво и нервно. Она скреблась, шипела и щекотала пятки, заставляя их испытывать неодолимую тягу к немедленному движению в сторону калитки. Потом - машины. И как можно скорее - из этого пыльного, пропечённого неистовым степным жаром места!..
  Он хмуро оглядел разомлевший, поникший под солнцем сад. Сплюнул с отвращением.
  В окне большой комнаты маячил Хазар, уставший сидеть сиднем. На диване припухли загнанные в дом рыжая баба с дитём и стриженая девка. Нянькая на коленях ребёнка, рыжая поглядывала на Хазара настороженно, опасливо.
  - Может, - заикнулась она, - вы объясните нам в чём дело? И зачем вам Евгения? Она, скорее всего, дома будет не раньше вечера. Она на работе...
  - Хера она на работе, - буркнул браток. - Сиди, не возникай.
  Баба благоразумно заткнулась, опустив нос в льняную макушку дочери.
  - В доме живёт кто ещё?
  - Дмитрий Сергеич, Женькин отец, и... сын мой. Маленький. Их нет сейчас, они на пляж пошли...
  - Повезло фраеркам, - хмыкнул Хазар и махнул рукой Цымбалу. - Поди проверь по хате. Может, кто где закатился под кровать...
  Леха, несмотря на своё массивное сложение, легко перемахнул через подоконник в комнату и отправился шмонать дом.
  Профессионально обыскав спальни, он поскрипел ступеньками наверх. Затем вниз. Покачал головой. Хазар молча указал ему на лестницу в цоколь.
  ... Внизу было сумрачно и оттого не так душно. А из приоткрытого подвала тянуло живительной погребной прохладой.
  Лёха лениво огляделся, вылакал добытый в холодильнике пакет молока, цапанул пирожок. С аппетитом пережёвывая упругое тесто, похлопал дверями ванной и кладовки. Остановился на пороге подвала, нашарил на цементной стене выключатель...
  Тусклая погребная лампочка осветила пустой цементный склеп, заложив по углам чёрные тени. Лёху неодолимо потянуло в подвальную прохладу, прочь от нестерпимой жары подсолнечного мира. Он сделал несколько расслабленных шагов вниз - ничего и никого.
  Развернулся назад, занося ногу на подъём, и... вдруг остановился, будто в лоб ударенный: невидимая от входа, теряясь в сумеречных тенях контрастного освещения, зияла распахнутая в черноту дверь.
  Цымбал с усилием сглотнул непрожёванный кусок. Внутри противно заныло - то ли желудок скрутило, то ли чувка застонала. Он остановился в нерешительности: пойти посмотреть? Или не соваться? Лучше не соваться... Лучше не сова-а-аться... - настойчиво скулила чувка. Но, блин! Если он чего проморгает, упустит - у Хазара разговор короткий. Ну вернётся он сейчас с сообщением о неведомом проходе... "И чё там?" - прохрипит эта скотина, сверля его жёлтым волчьим глазом. Чё там... Капчё, б...!!
  Цымбал, зло матерясь для храбрости, направился к таинственной двери. Вот в такое же подземелье не так давно спустились и пацаны... Где они теперь, а?
  Нервно тыкая и не попадая по нужным кнопкам смартфона, Лёха, наконец, включил фонарик и направил его в кромешную тьму прохода. Луч высветил земляные стены, неровности свода, укрепленного местами балками, кочкастый пол... Прошёл немного вперёд - подземелье и подземелье, ничего особенного. И тянется, видать, далеко... Идёшь, идёшь, а оно...
  - Хххых!! - Цымбал не вскрикнул подобно нервной бабе, а придушенно хрюкнул на вдохе, забыв выдохнуть: прямо перед ним в жёлтом свете фонаря качнулась обросшая клочкастой бородой голова - грязная и слепая. Пустые белые глаза пялились в никуда, беззубый рот растягивал морщины в жуткой гримасе.
  - Знайшов мэнэ, окаянный, - проскрипела голова. - Душу тоби мою, слуга Вальтасаров? Ниии, собака... Нэ побачишь отутова покорства, змий!
  Скрюченные пальцы бросились в лицо незваному гостю и с неожиданной хваткой силой вцепились ему в горло.
  Лёха выронил телефон:
  - Э! Э! Ты чего, дедуся! - захрипел он, отдирая от себя железные клещи безумца и поспешно отступая.
  - Який справний... - прошипели сзади, - який вин велыкый да сытный...
  Крепкий череп Цымбала хрустнул под ударом, тяжёлое тело рухнуло на холодный земляной пол, и грешная душа душегуба беспомощно забилась о стены катакомб в безнадёжных поисках ослепительного света, возносящего к небесам...
  
  ------------------------------------------------------
  
  Хазар злился. Он нервно тряс коленом, постукивая по другому рукояткой "стечкина".
  Где этот урод шляется? - с раздражением думал он после пятнадцати минут отсутствия напарника.
   Хозяйские припасы разоряет? Или в туалете засел, козлина?
  Или, сука, решил себе тихий час устроить в холодке? - неистовствовал он ещё минут через десять.
  Да вроде не похоже на него...
  Когда на телефонные вызовы вместо Лёхи ответил бесстрастный механический голос о недоступности абонента, раздражение значительно разбавилось беспокойством.
  Хазар резко поднялся с насиженного места:
  - Э, Кабан! - свистнул он в распахнутое окно Коляну. Тот подошёл. - Присмотри за курицами. Я ща...
  Выставив пистолет перед собой, он настороженно двинулся вниз по лестнице. Заложницы, заподозрив неладное и затаив дыхание, замерли...
  Хазар осторожно заглянул в кухню - здесь было безмолвно и мирно. В луче солнца сонно искрились пылинки, глухо и совершенно буднично урчал холодильник.
  - Цымбал! - позвал бандюк соратника почему-то вполголоса.
  Грохнул ногой по двери ванной, поводя стволом и двигаясь на полусогнутых, как в голливудских боевиках. Осторожно, по стеночке, подобрался к подвальному входу... Заглянул...
  - Опаньки... - прокомментировал он увиденное застуканным. - А ну выходи по одному. И грабли поднять! Чтоб я видел! Где Цымбал, а? Куда остальных дели?
  Женька и Артём покорно подняли руки.
  
  * * *
  
  В тамбуре надрывался звонок: кто-то настойчивый жал кнопку у калитки, выводя из равновесия сторожившего заложниц Коляна. От трезвона проснулась укачанная Сюзанной Лялька, захныкала.
  - Смирно сидеть, понЯли? - свирепо выкатывая глаза прорычал Колян. - Пойду гляну, кто там напрашивается... Вернусь, увижу, что не в тех позах застыли, перестукаю нахрен!
  Сюзанна, успокаивающе поглаживая ребёнка по спине, судорожно закивала.
  Бандюк скользнул в Женькину комнату, перемахнул через подоконник - решил, видимо, не рисоваться на открытой дорожке, обогнуть дом и, может, посмотреть на визитёра незаметно...
  Анфиска немедленно вскочила.
  - Куда? - охнула Сюзанна. - С ума сошла? Сядь немедленно!
  - Сами сидите! - огрызнулась шабутная девка. - А я собираюсь воспользоваться случаем и... разведать обстановку.
  - Вот дурочка! - прошипела благоразумная матрона. - Нашла приключение! Сядь, я сказала!..
  - ... и жди своей участи покорно, как корова на бойне? - саркастически осведомилась её оппонентка. - Нет уж! Не согласная я!..
  Она на цыпочках, поминутно озираясь, прорысила к лестнице. Заглянула вниз и аккуратно, стараясь не скрипнуть половицей, прижимаясь к стене, стала спускаться в цоколь. Внутри приятно щекотало ощущение опасной игры, адреналин бурным потоком врывался в мозг, устроив в голове праздничный фейерверк. Анфиска медленно выдохнула, стараясь чуть притушить своё безрассудное вдохновение, и шагнула на нижнюю ступеньку. Осторожно заглянула за угол...
  Бандит, которого подельники называли Хазаром, стоял к ней спиной. Он держал в правой руке уже знакомый Анфиске пистолет направленным в распахнутую дверь подвала. Оттуда доносилось отчётливое шарканье поднимающихся по шершавым цементным ступеням шагов.
  - Что, лошары, - процедил хозяин жизни и смачно сплюнул на кухонный пол, - сами в лапы к папочке пожаловали...
  Из дверного проёма шагнула на свет знакомая фигура с поднятыми руками.
  Анфиска аж задохнулась от неожиданности. Но, быстро опомнившись и отчаянно заголосив, кинулась сзади на Хазара, намериваясь вцепиться в руку с оружием.
  - Артём!! - взвизгнула она, - беги!.. - и тут же с грохотом обрушилась спиной на буфет.
  Внутри жалобно задребезжала, зазвенела падающая и бьющаяся посуда, распахнулись верхние дверцы. Оглушённая, девушка беспомощно закопошилась на полу, словно перевёрнутый жук, пытаясь скоординироваться. От удара звенело в голове, перед глазами плавали радужные пятна.
  Бандюк даже с места не сдвинулся: продолжая держать на прицеле пленника, он просто отмахнулся от сумасбродной девчонки, как от мухи.
  - Стопэ! - предостерегающе просипел он дёрнувшемуся было Вербицкому. - Не дёргайся, профессор, а то гениальные мозги по стенам расплескаешь...
  - И ты не дёргайся, - заметили ему от двери, ведущей на террасу. - Очень аккуратно пукалку свою положь...
  Вербицкий бросил быстрый взгляд на неожиданного спасителя и медленно опустил руки.
  - Ты ж не дурак, Хазар, - продолжали наставлять заблудшего, - хорошо должен понимать разницу между статьями за разбойное нападение и за мокруху... Плюс сопротивление властям при задержании... Опусти оружие-то, опусти... Я человек нервный, вдруг неправильно истолкую твоё неосторожное почёсывание, пальну ещё с переляку... Не доводи до греха...
  За разговором гость, не торопясь, спустился в кухню, стараясь не выпускать из прицела замершего бандюка.
  Анфиске, наконец, удалось сесть, привалившись спиной к холодильнику, и подтянуть ноги, дабы их внезапный спаситель не оконфузился, споткнувшись о них...
  - Так... Хорошо... - полицейский ногой отшвырнул "стечкина" в угол и отстегнул от пояса наручники. - Спиной! - защёлкнув браслеты на запястьях Хазара, он мотнул головой возникшему следом за ним в дверях сотруднику: - Принимай этого груздя...
  - Чё Колян? - мрачно осведомился арестованный.
  - Нормально Колян - повязан и посажен. Истерит ща в "воронке": умывается слезами крокодильими и обзывает сотрудников правоохранительных органов падлами и волками позорными. Всё по классике, короче. Можешь им гордиться, братан...
  - Этот, - Хазар мотнул головой в сторону своей недавней мишени, - что-то с Лёхой сделал. Пусть ответит! Слышь, начальник?
  - Яволь, - хмыкнул полицейский. - Медаль за прореживание сорняков предлагаешь ему вручить?
  Арестованного в шею вытолкали на террасу.
  - Ещё один?.. - повернулся гость к Вербицкому.
  Тот пожал плечами.
  - Да, - пискнула Анфиска немного дрожащим от пережитого голосом, - да, ещё один был. Он спустился сюда первым, долго не возвращался, и тот... ну этот, короче, которого сейчас увели... он пошёл его искать. А я... я следом... Смотрю, он стоит тут, посреди кухни, и... в Артёма целится...
  - Вам, может, медицинская помощь требуется? - участливо осведомились у неё.
  Пострадавшая, насколько возможно в её положении, приняла бравый вид, закусила губу и помотала головой так решительно и энергично, что радужные пятна снова заплескались перед глазами. А когда их кружение утихло, перед взором разом поскучневшей риэлторши предстала невесть откуда взявшаяся бывшая клиентка. Бледная и дрожащая Евгения Дмитриевна Череда (Заовражная,13, дом с мезонином и жилыми низами, двор двадцать пять соток, хозпостройки, сад, большой подвал) стояла рядом с Артёмом, цепляясь за его руку так, будто имела на это полное право. В груди у Анфиски сжалось и заболело сильнее, чем в ушибленном боку...
  - Ну, Сева, - протянул Вербицкий, успокаивающе приобнимая за плечи повисшую на нём бледную прилипалу (Анфиска скривилась), - ваще бомбически вышло: "очень аккуратно положь свою пукалку" - брутал, блин, железный Брюс!.. Как ты вообще узнал? И умудрился явиться так вовремя?
  - Опыт, Тёма... Сын ошибок трудных, - служитель закона, ухмыляясь, спрятал табельное оружие, подобрал осиротевший "стечкин" и щёлкнул предохранителем, возвращая его в безопасное положение. - Крутая машинка... - огладил любовно. - А за оперативность Романычу скажешь спасибо.
  - Вот как... - Артём хмыкнул недоверчиво. - Не ожидал, честно говоря, помощи от вашей конторы. Особенно после того, как ты меня слил этому бодрому спаниелю...
  - Марамыжикову что ли? Ладно тебе! - широко и обезоруживающе улыбнулся Сева. - Ерунда какая. Мне и в голову не приходило, что он настоящий след возьмёт!..
  - Это, по-твоему, оправдание?
  - Ну блин... Лохонулся, прости, - легко согласился незаморачивающийся с угрызениями совести приятель. - Сам посуди - кто не из местных всерьёз станет рассматривать мистические теории? Ну, потолкался бы этот бивень в логические тупики да и свернул сети. Просто всё как-то не по плану пошло... Короче, не со зла же я!
  - А из стяжательства...
  Сева рассмеялся:
  - Да, - самодовольно согласился он, - Кащук расстарался, дурень... И я немножко согрешил. Зато дом почти достроен!
  - Зато я по уши в проблемах! Со всех сторон обложили: с одной бандюки жмут, с другой - безопасники...
  - Это да, ничего не попишешь - встрял ты, Вербицкий, по самые помидоры... Кстати, о безопасниках... Перетереть надо. И ещё кое о чём... - он покосился на всё никак не прочухающуюся до конца Анфиску. - Вон та барышня, что на полу валяется, - барышня, покраснев, тут же поползла по стеночке вверх, пытаясь подняться, - говорит, ещё один браток в подвале заблудился...
  Артём бережно усадил на кухонный табурет Женьку и, пошарив в распахнутом буфете, добыл из него уцелевший стакан.
  - Не знаю, не встречал, - сказал он, наполняя его водой из-под крана.
  - Вполне вероятно, - Сева, увлечённый трофейной игрушкой, высыпал пули из "стечкина", покатал их на ладони и принялся со вкусом, не торопясь, заряжать заново. - Я встречал.
  Вербицкий вскинул на него глаза.
  - Там, - мотнул головой полицейский, - за углом террасы.
  Артём подошёл к нему вплотную:
  - Оприходованный? - спросил вполголоса.
  - Ещё как, - последовал столь же тихий ответ. - Тебе стоит взглянуть. Если нервы и желудок крепкие...
  
  -----------------------------------------
   - Впечатляет? - осведомился Сева, отвернув угол грязного брезента - видимо, что первое под руку попалось, тем и прикрыли.
  Вербицкий, выдохнув, отвёл взгляд от освежёванного и обглоданного костяка, сохранившего кое-где на сахарно-белых костях шматки розовой плоти...
  Полицейский уронил брезент обратно.
  - Надо прибраться, - буднично сказал он. - Сам понимаешь, это уж чересчур... Как мы такое предъявим и... как объясним? Как вас отмажем? Если я сдуру припру Романычу с Яру такой живодёрский висяк, он сам меня обглодает. Причём качественней, чем этого бедолагу...
  Вербицкий, скривившись, кивнул:
  - Из твоих кто видел?
  - Савельченко. Но он свой человек, трепаться не станет.
  - Где будем копать?
  Сева покачал головой:
  - Недальновидный ты человек, Артём Алексеич... Или намеренно хочешь подложить своей подружке скелет в шкаф... в смысле, в огород? Я бы не советовал. Мало ли что... Концы, студент, лучше прятать в воду.
  - Ладно. Понял. Лодку сейчас подгоню. А ты стаскивай его вниз, к пляжу.
  - Давай. Отпущу пока своих, пусть везут братков до места, рассаживают по вольерам... Мы ж, кстати, ещё одного взяли, что у тебя дома на шухере сидел. Ничё так уловчик... Три жирных карася. Судачина, жаль, в катакомбах сгинул, а без него на главного кашалота не выйти...
  - Сева, прошу тебя, как друга, заткнись, будь любезен, со своими рыбными ассоциациями. И так тошнит... Курить есть?
  Над трупом витал едва уловимый, тревожный запах свежего, кровяного мясца, на который сползались и слетались толпы, отряды, тучи деловитых насекомых, развернув среди останков бурную сытую жизнь.
  "Угроза вегетарианского будущего нависла надо мной со всей своей унылой определённостью", - Артём потёр ладонью шею и выудил из протянутой ему пачки сигарету.
  Мужчины отошли в тень тутовника, торопливо и глубоко затягиваясь, чтобы отбить тошноту и воспоминание о навязчивом душкЕ.
  - Безопасник виды на тебя имеет, - Сева выпустил дым вверх, в зелёную листву, сверкающую на фоне ярко-голубого неба солнечными бликами. Ветер шевелил её, заставляя вспыхивать ярко, до рези в глазах.
  - Знаю. Пытался меня сегодня склонить к сожительству, соловьём рассыпался.
  - Успешно?
  Артём неопределённо дёрнул плечом.
  - Ясно. Ты имей в виду, пионер, если по любви не дашься, тебя силой уложат, - Сева затушил сигарету о подошву ботинка и бросил окурок в разросшийся на месте когда-то аккуратных грядок бурьян. - Крючок, на который он тебя будет подсекать, уже затачивается.
  - И что за крючок? - нахмурился Вербицкий.
  - Некая Юлия Ивановна Фомичёва, пропавшая без вести не так давно. Сечёшь?
  - Чёрт...
  - Вот именно... Савельченко! - окликнул следователь сержанта в форме, остановившегося поодаль. - Езжайте с ребятами в отделение, сгрузите наш улов, оформите, как полагается. Я приеду, сам допрос проведу! - сержант кивнул и направился к калитке. - Ты мне скажи, Вербицкий... Сам я не дотумкиваю, видать - чё упираешься-то так против государевой службы? Принципы что ли какие? Или политические убеждения не позволяют?
  - Боже упаси! - фыркнул Артём. - Я что, похож на пламенного революционера, гордо отвергающего подачку "тоталитарного режима"? Или на пассивного брюзгу-оппозиционера, которому эту подачку никто не предлагает?
  - А на кого похож? - осторожно поинтересовался полицейский.
  - На свободного мыслителя, Сева! Жизнь в заорганизованной бюрократической системе подчинения - не для меня, пробовал уже! Не могу я, понимаешь? Не моё это... Не принципы это и не убеждения - мироощущение у меня такое.
  - Фу ты ну ты...
  - К тому же... Знаешь, не собирался я здесь надолго задерживаться...
  - А-а-а, так бы сразу и сказал... А то гонишь мне тут про мироощущение пургу какую-то. За границу сваливаешь? Большую кучу денег посулили за утечку мозгов?
  Вербицкий устало вздохнул и прислонился спиной к стволу дерева:
  - За границу... Ну да. За границу реального...
  На лице Севы сменилась серия эмоций - от презрительно разочарования к недоумению, изумлению и, в конце-концов, к чему-то, похожему на восторженный испуг:
  - Ты... - захлопал он честными голубыми глазами, - серьёзно что ли? Совсем того? - он энергично и даже немного зло постучал пальцем по лбу. - Кому эти жертвы?
  - Жертвы? Почему жертвы? А, ты имеешь в виду... Нет, это не жертвы, Сева. Это удовлетворение основного инстинкта. Его зов, как известно, невозможно ни игнорировать, ни преодолеть...
  Сева, продолжая недоумённо таращиться, медленно покачал головой:
  - Мне, вообще-то, всегда казалось, что основной инстинкт - это нечто совсем другое.
  - Ну ещё бы, - хмыкнул Вербицкий покровительственно, - каждый видит свой Багдад...
  Севе пренебрежительный тон явно не пришёлся по душе:
  - Вот только вот не надо изображать из себя высокодуховного умника, попирающего земные страстишки! Тебе наши слабости, как я понял, тоже не чужды: видел я, как висела на тебе эта обморочная дамочка на кухне. Твоя, а? Основной инстинкт? - он подмигнул. - Только знаешь, чего-то не похожа она на боевую подругу, жидковата для твоих наполеоновских планов. Или я ошибаюсь, и у неё - вот удивительное совпадение! - основным инстинктом тоже является неодолимое стремление к познанию?..
  - Нет, - коротко отрезал Артём, не горя желанием обсуждать эту тему. - Я, кстати, хотел тебя попросить... Присмотри за ней, будь другом. На случай, если наш таинственный охотник за тайнами Яра ещё кого прислать надумает, дабы поспрашать причастных... ну, ты понимаешь...
  - Понимаю, - Сева посмотрел на приятеля задумчиво. - Так ты не берёшь её с собой? - Артём промолчал. - А она в курсе?
  - Слушай, чего ты привязался? Тебе-то какое дело до моих личных отношений? Кто она тебе - ни жена, ни любовница, и не родная, в конце-концов, дочь! Чего так распереживался из-за предполагаемых страданий впервые увиденной "обморочной дамочки"? - он с силой пнул земляной ком, тот врезался в ствол тутовника, взорвавшись пыльными брызгами. - Я ж не на прогулку в оранжерею иду, Сева! Там опасность и неизвестность - в кубе! Я, может, и пяти минут не проживу: подстрелит меня дикий кочевник сразу же, за порогом, мумифицирует голову и повесит на свою немытую шею! И что, предполагая подобный вариант развития событий, ты предлагаешь мне туда бабу за собой тащить? Может, ещё и всю семью прихватить? С глухим дедом, старым котом-диабетиком, маму с коллекцией её любимых кохинхинов? Сева, ты серьёзно?
  Сева был совершенно серьёзен:
  - Ты, как я понимаю, их никогда больше не увидишь?
  Артём молча выдернул у приятеля торчащую из нагрудного кармана пачку сигарет и снова закурил. Вид у него был хмурый и раздражённый.
  - Охереть, - поражённо покачал головой служитель закона. - Как легко и просто ты решаешься на этот шаг... Никогда не пойму тебя. И раньше никогда не понимал, хоть и знаемся мы со школы...
  - Догадываешься почему?
  - Что?
  - Почему не поймёшь?
  - Может быть... потому что ты, Вербицкий, эгоистичный сукин кот, ушибленный на всю голову своими изысканиями?
  Вербицкий хмыкнул:
  - Не-е-ет... Потому что ты, Сева, лапоть! Мещанин и обыватель. Скучный до ломоты в зубах.
  - Что ж, - вздохнул мещанин и обыватель, с хрустом потягиваясь и с отвращением косясь в сторону ожидающего его жутковатого брезентового холмика под теневой стеной дома. - У каждого свои недостатки...
  
  * * *
  
  
  Женька сидела на табурете со стаканом воды в руке и чувствовала себя совершенно больной и разбитой.
  "Наверное, отходняк после пережитого..." - мелькнула усталая мысль.
  Она приложила прохладный стакан к воспалённому виску - голова наливалась свинцовой тяжестью, угрожая близким приступом мигрени...
  Почему она попала в этот странный переплёт? Как так получилось? Она! Которая никогда в жизни не искала приключений, напротив - старалась по мере сил избегать сложных ситуаций, шарахалась от проблем и рисковых решений, как чёрт от ладана! Почему именно она встряла сейчас в эту мутную историю, день ото дня набиравшую обороты, час от часу становившуюся всё более опасной и непредсказуемой?
  "Зачем мне всё это? Не хочу! Не могу! Пожалуйста! Оставьте меня в покое!" - взывала она к неведомым злокозненным силам, решившим вдруг ни с того ни с сего - с перепою, должно быть, не иначе - знатно над нею поглумиться. Играются ею сейчас, как кошка с мышкой: подкинут и прикусят, придавят лапой и отпустят - развлекаются в своё удовольствие, пока внимание их не будет отвлечено каким-либо иным, более занимательным предметом...
  С лестницы осторожно, с опаской заглянула в кухню Сюзанна:
  - Что, разбежались уже все? - в голосе её явно сквозило разочарование. - И полицейский этот... ну, здоровенный такой, с голубыми глазами?.. Жаль... Вы как тут? Всё в порядке? - она полезла в холодильник, погремела там кастрюлями и банками. - Еле Ляльку спать уложила, - донеслось из закромов. - Весь дневной сон ребёнку пересвинячили эти бандиты опереточные! - она вынырнула с полными руками, захлопнула дверцу локтем. - Что?.. Да я сразу поняла, что они так - вчера ещё сено косили! Потому что настоящие бандиты разве себя так ведут? Да они бы, блин!.. Не дай бог! Страшно даже представить! Вон, в кино какие ужасы показывают... А эти недоделки пришли, потынялись по дому, как неприкаянные, будто не знали что делать, нас зачем-то посторожили... Даже не грабили ничего! - Сюзанна расположилась у плиты и принялась стряпать молочную кашу детям на полдник. - Вот и менты их взяли на раз-два, без шуму и пыли. Каково, а? Наши-то менты! Да на что они способны? Только взятки вымогать да понты кидать! Вот в Европе полиция...
  - Сюзанна, - Женька мучительно поморщилась, - нет у нас таблетки от головы?
  - ...Хотя тот мент - "капитан Горошенко! У вас всё в порядке, барышни?" - Сюзанна лихо козырнула ложкой и, опустив её в кастрюльку, принялась помешивать, - ну, поняла какой? Он очень даже ничего... Очень! Надо будет непременно ему позвонить. Скажу, что эти мерзкие гангстеры увели у меня бриллиантовую брошь - подарок незабвенного покойного мужа... Во! Точно! - в экзальтации от посетившей её гениальной идеи она взмахнула мешалкой. Анфиска, ойкнув, утёрла обрызганную молоком щёку. - Прекрасный повод!.. Обрызгала? Ну извини, не нарочно... Кстати, Жень... Женя! - настойчиво взывала подружка. - Ты чего, как пьяная? Эй!.. К тебе тут риэлторша твоя пришла. Наверное, по делу. Да и попала - бывает же такое! - вместе со мной под раздачу! Вообще, страшно тут у вас жить, девушки! - вздохнула она. - Безобразие! Посреди белого дня в дом врываются!..
  - Вы что-то хотели? - поинтересовалась Женька у гостьи, не поднимая тяжёлых, болезненно набрякших век - да, мигрени, по всей видимости, не миновать.
  - Я? Да...
  - Вы извините, что так вышло. И... потом... сами видите, мне сейчас не до разговоров о делах, - отставив стакан и тяжело поднявшись с табуретки, хозяйка дома принялась шарить по шкафам и ящикам в поисках аптечки. "Где-то же были, помню, что покупала..."
  - Что случилось? Неужели новый покупатель нашёлся?..
  "Наверное, в косметичке... Точно! Надо пойти посмотреть в спальне..."
  - Да. То есть, нет! Я не поэтому...
  - Анфиса... кажется? Ну да вроде... Анфиса, - хозяйка махнула рукой, направляясь к лестнице в гостиную, - давайте чуть позже, хорошо? Мне нужно срочно выпить обезбаливающее, извините...
  Женька заскрипела ступеньками, а Сюзанна скользнула взглядом по гостье:
  - А с чем ты, если не с покупателем? - поинтересовалась она без всякого интереса. - Чай будешь? Иди, присаживайся...
  Анфиска села за стол:
  - Я... надо договор перезаключить на новый период...
  - А, - Сюзанна водрузила на стол Тырлыковские пирожки и заварила чай, окутавшись паром, словно банщик. - Слушай, Анфиса, просьба к тебе, - лицо просительницы заискрилось искренним дружелюбием, - ты пока клиентку свою ждать будешь, покарауль ребёнка, а? Она спит сейчас, но вдруг... Мне сбегать надо, сына поискать. Запропастились они что-то с этим Алексеем Фёдоровичем - а из него, скажем прямо, так себе приглядывальщик, самому нянька не помешала бы...
  - Вообще-то я...
  - Ну вот и отлично! Спасибки большущие! Если что, - она звонко выключила конфорку, - каша на плите. Я быстро!
  Анфиска осталась в одиночестве. Отхлебнула обжигающего чаю и поняла, что ей его совершенно не хочется. Отодвинув бокал, подошла, прихрамывая, к проёму подвального входа. Заглянула с порога в его жутковатую, подсвеченную тусклым электричеством прохладу...
  Подвалы Яра... Что они скрывают? Что знает о них Артём? И что удалось узнать Марамыжикову?
  "Активность пространства неоспорима..."
  "Игра одурманенного сознания..."
   "Обычные галлюцинации, обусловленные объективными и вполне себе объясняемыми причинами. Концентрацией радона, например..."
  "Теперь я знаю всё про тайны Яра..."
  А... активность пространства - что бы это не значило - тоже игра одурманенного сознания?..
  Как странно... Как непонятно... Как... притягательно...
  Девушка развернулась и, прыгая через ступеньку, вознеслась в гостиную - выполнять нежданно-негаданно свалившиеся на неё обязанности няньки.
  В комнатах ей показалось как-то излишне тихо. И неуютно. Возможно, после недавнего напряжения схватки. И диванного томления в качестве заложницы под дулом пистолета, под холодным, ничего не выражающим крокодильим взглядом Хазара.
  В приоткрытую дверь видно было, как хозяйка дома шарилась в своей спальне в поисках пресловутых лекарств - слегка заторможенная от всё сильнее сдавливающего голову раскалённого обруча и полностью погружённая в свои ощущения.
  Анфиса замерла, подглядывая за соперницей. Сострадания уж конечно она к ней не испытывала. Но и злость с завистью, так недавно бушевавшие в душе, тоже ушли.
  "Какая нелепость, - фыркнула она. - Разве эта амёба спутница такому, как Артём? Да с ней даже бороться не придётся! Сама отвалится скоро, как засохший лист..."
  "Чёрт... - Женька, не подозревая предметом каких страстей является, потёрла виски и снова попыталась напрячь плавящийся от мигрени мозг - куда она могла затащить купленные накануне таблетки? - Я пришла вчера... с пакетом из супермаркета, так... Нет, с двумя пакетами. Один... оставила внизу, у лестницы, чтобы снести в кухню, а... Второй... подняла наверх, отцу. Там сигареты его были, тетради и крекеры... Неужели и таблетки я туда кинула?"
  Поморщившись от необходимости двигаться, она выползла из спальни и, не обращая внимания на Анфиску, может даже и не заметив её, потащилась наверх, в мезонин.
  ... Наконец-то! Слава всем домовым на свете - недолго водили в поисках пропажи: коробка с вожделенным лекарством была небрежно брошена у распечатанного блока "Тройки". Женька явственно представила себе отца, обнаружившего среди своих заказов подсунутое ему непонятное фармацевтическое изделие, его негодование по этому поводу и бурную тираду, приготовленную тому растяпе, который за ним явится... Головная боль полыхнула, как жар из печки. Всё, всё, всё - никаких мыслей! Пустая голова - пустая, свободная, звонкая...
  Болящая торопливо, как наркоман во время ломки, зашуршала упаковкой, выдавила на ладонь две круглые зелёные пуговицы и закинула их в рот, запив водой из бутылки.
  Это последнее усилие далось нелегко. Она почувствовала, что силы покинули её окончательно. Дотащившись до кресла у окна, выходящего во двор, рухнула в него, откинув голову на спинку и прикрыв глаза. Под опущенными веками замерцала мигренозная аура.
  "Вот бы провалиться в сон... Хотя бы минут на десять... Для перезагрузки... Проснуться новым человеком..."
  Веки открылись... закрылись... Открылись - нестерпимая вспышка голубого неба в окне... закрылись... Открылись - болезненно сверкающие под солнцем верхушки тополей на склоне... закрылись...
  "Вот бы заснуть... ненадолго..."
  Открылись - зелень малинника и... две фигуры, утаскивающие в кусты тяжёлый брезентовый свёрток... Кто это? Артём. И... тот капитан, что явился так вовремя... Веки закрылись... Открылись... Чего они тащат? Зачем?..
  Женька зажмурила глаза плотнее и для верности прижала ладони к лицу: не хочу! не хочу ничего знать! знать ничего не хочу!!
  
  --------------------------------------------------------
  
  Телефон у Севы зазвонил прямо на середине реки, когда грязное дело своё по сокрытию ненужной проблемы соучастники уже успели обстряпать.
  Взглянув на экран, полицейский махнул подельнику рукой. Тот, правильно расценив знак, заглушил мотор и уставился отсутствующим взглядом на солнечный шёлк глубокой воды.
  - Если твёрдо решил уходить, - сказал наконец Сева, закончив разговор, - то сейчас - самое время.
  Артём вскинул на него вопросительный взгляд.
  - Товарищ безопасник взялся за дело со всей серьёзностью, - приятель прищурился на солнце и без всякого выражения сплюнул за борт. - В данный момент едет к тебе с предложением, от которого не отказываются. И везёт с собой бригаду бравых сварщиков...
  - Что?
  - ...для запечатывания и опечатывания подвальных дверей.
  Вербицкий помолчал, переваривая сообщение.
  - Все входы он всё равно сразу не найдёт...
  - Может быть. Но тебя от входов изолировать - раз плюнуть. Думаешь, к чему такая поспешность? Наверняка, светлую голову Игоря Дмитриевича тоже посетила мысль о твоём возможном бегстве...
  - Я понял. Спасибо, - Вербицкий дёрнул шнур стартера.
  Мотор взревел. Лодка задрала нос и попрыгала по широким, гладкоспинным волнам к пляжу на задах тырлыковской усадьбы.
  --------------------------------------------
  
  - Баб Маня! - позвал Вербицкий, заглядывая в знакомый с детства полумрак затенённого от летнего зноя дома.
  - Чего голосишь? - грузная фигура хозяйки возникла у него за спиной. - На дворе я...
  - Поговорить надо.
  Тырлыковская внимательно оглядела гостя с головы до ног, нахмурилась:
  - Пошли, - кивнула она и вразвалку поковыляла по садовой дорожке. - Пирожки жарю, там поговорим...
  Под навесом летней кухни шкварчало, шипело и густо пахло раскалённым маслом. Хозяйка прямиком направилась к плите, торопясь перевернуть зарумянившиеся, запузырившиеся пироги.
  - Чего стряслось-то? - она поставила перед Артёмом чистую тарелку, сдёрнула полотенце с огромного эмалированного таза, полного печива, и набулькала в бокал молока из холодильника. - У тебя такой вид, будто про конец света явился сообщить.
  - Так и есть, - горевестник хмуро обозрел пирожковое изобилие. - Скажите Дине Владимировне - если не передумала она - пусть уходит сегодня же, немедля, не дожидаясь круга.
  - Вон оно как... - протянула Тырлыковская, тяжело опускаясь на стул. - Доигрались, значится... Допрыгались... - она сцепила пухлые пальцы на необъятном животе, задумалась. - Сам-то чего? Уходишь?
  Гость как-то потерянно и устало потёр ладонями лицо.
  - Передумал что ли?
  - Баб Мань... Не знаю я. Что делать? Всегда был уверен в своём выборе, а сейчас... Вот он час пик наступил - казалось бы: о чём раздумывать? Но, блин, сомнения какие-то гложут...
  - Я, Тёма, вот что тебе скажу: никогда затеи этой твоей не одобряла... да... Но ты так уж стремился! Так уж на меня выступал - доказывал, как сильно прав и как жить без знания того, которое там тебе откроется, не могёшь! Как же ж - учёный, мать твою за ногу! Орешек знаний, стал быть, твёрд, но всё же мы не привыкли отступать...Как оно там дальше? - старуха, разволновавшись, зачем-то направилась к холодильнику, открыла и закрыла его, даже не заглянув. - Да! И щас так же считаю, как и тогда: сознательно помереть для мира, в котором рождён, для семьи своей - всё ради того только, чтобы любопытству своему потравить, - дурь, блажь и эгоизм чистой воды! Так и знай! - она хлопнула ладонью по столу с такой силой, что молоко в бокале заплескалось. - Но! - баб Маня воздела вверх палец-сардельку. - Но ежели ты от мечты своей собрался отказаться не потому, что мечтать перестал, а из-за этой, - она небрежно кивнула в сторону соседского дома, - то зря. Не та это баба, что тебе нужна - поверь старухе, котора жизнь прожила. Ты и сам это со временем поймёшь. Только ещё раньше, чем поймёшь, и себя возненавидишь и ею тяготиться станешь из-за того, что она - причина. Ничего не поделаешь - так уж человек устроен. Понял, чего я сказать-то хочу? Ежели решишь остаться - останься, потому что это правильно, а не потому, что пожертвовать собой решил. Спроси себя честно: коли сердце твоё правильности этой не чувствует, значит не изменяй ему!..
  Она вскинулась внезапно и поспешно закосолапила к плите, над которой поднимался жирный чад.
  - Вот же ж падла! - высказала своё возмущение плите хозяйка и расторопно покидала подгоревшие пирожки на блюдо. - Заболтал ты меня, Тёма! Вишь, чего вышло... Тебе с собой-то завернуть? Не этих, конечно! Хороших положу... - она принялась загружать пакет.
  - Я вот думаю... - Артём рассеянно двигал по клеткам вытершейся клеёнки с кудрявыми краями замусоленную солонку. - Шагнув сейчас без предварительного, хотя бы поверхностного исследования, в первый попавшийся резонанс... сохраню ли себя? Память, внешнюю оболочку, возраст... Или...
  - А Феодора? - Тырлыковская увязала пакет и принялась заворачивать его в хрустящую местную газету. - Она оставила какую-нить весточку, как договаривались?
  - Да... Кое-что...
  - Ну вот! Стал быть жива и при памяти, по крайней мере, осталась. Ты ж сам говорил, что резонантор цей нынче мерцает. Подгадай... под мерцанье-то... - она снова опустилась на стул, устало отдуваясь. - Ох и жара... Хоть бы дождичком брызнуло в кои-то веки...
  Они помолчали многозначительно и сосредоточенно. Будто присели перед долгой, трудной и нежеланной дорогой...
  - Тёмушка, - жалостливо посмотрела на парня хозяйка и отёрла полотенцем широкое смуглое лицо, - подумал бы хорошенько... Неужто знания, которые ты обретёшь, стоят того, что потеряешь, а?
  Артём упёрся ладонями в колени и медленно встал:
  - Ладно, баб Маня, заканчиваем с лирикой... Алеа якта эст.
  Баб Маня заморгала на непонятные слова быстро увлажняющимися глазами, высморкалась в полотенце и поддакнула жалобно:
  - И не говори...
  
  * * *
  
  Женька спала в кресле. Голова её чуть скатилась набок. Лицо имело какое-то детско-обиженное выражение, как у расхворавшегося ребёнка. Вокруг губ лежала тень, добавлявшая в её скорбный облик нечто болезненно-страдальческое.
  Артём смотрел на неё с порога - застыл, боясь неосторожным движением разбудить. Потому что если разбудишь - придётся объясняться... Хотя, собственно, за этим он и шёл к ней, за этим искал, но... Раз уж так вышло... Хорошо, что так вышло. Она спит, а у него времени в обрез - достаточный ли повод, чтобы уйти, не прощаясь?
  Он растерянно привалился к дверному косяку. Всё не то... Не то всё! Не о том мысли его. А о чём же? Что он должен сейчас для себя решить? Ах да... Что он к ней чувствует? Чувствует что-то? Пожалуй... Можно ли назвать это влюблённостью? Держит ли она его здесь? Дорога ли она ему настолько, чтобы...
  Как много сложных вопросов. На которые дать ответ - прямо сейчас, немедленно - возможно ли? Здесь всё очень непросто... А там? А там один вопрос. И он сто лет, как обдуман и решён. В чём же тогда его сложный выбор? И... так ли он сложен? Есть ли он вообще? Разве не сделал он свой выбор давно и определённо?..
  За распахнутым на улицу окном послышался шорох автомобильных шин. Забрехал тырлыковский кабысдох...
  Артём сделал несколько бесшумных шагов к окну - ну так и есть: не заставили себя долго ждать...Что ж, время на раздумья теперь уж точно вышло всё, до последней песчинки. Оно и к лучшему - легче следовать за судьбой, чем пытаться соорудить что-то самостоятельно, на свой страх и риск...
  Он обернулся и увидел, как Женька открывает заспанные глаза.
  - Это ты... - прошептала она. Робкая улыбка тронула её губы, осветила лицо.
  Вербицкий стиснул зубы так, что на скулах проступили желваки, и быстро прошёл к выходу. В дверях обернулся:
  - Женя... - сказал сухо. - Прости.
  Она услышала его торопливые шаги, сбегающие по лестнице... Прислушалась к своим ощущениям - блаженство... Голова казалась спокойной и ясной. Приступ, как обычно, ушёл вместе со сном, унесённый упругим волжским ветром, раздувающим тюлевые занавески на окнах. Она подставила лицо его ласковым касаниям... Как же хорошо... Только...
  Женька резко открыла глаза и выпрямилась в кресле. Явление Артёма - такого странного - ей не приснилось?
  
  --------------------------------------------------
  
  На улице захлопали двери подъехавших машин.
  Артём сбежал по ступеням сверху, из мезонина, и тут же, не мешкая, ринулся в цоколь.
  - Ты куда? - окликнула его Анфиска и, не получив ответа, растерянно покосившись на дверь комнаты, за которой сопел порученный её заботам ребёнок, побежала следом. - Артём, что происходит?
  Вербицкий, не отвечая, схватил со стола первую попавшуюся посудину, оказавшуюся банкой с остатками компота. Выплеснув компот в раковину, он торопливо наполнил её водой из-под крана.
  В тамбуре задребезжал настойчивый звонок.
  - Иди открой, - бросил он. - Потяни время, если сможешь. И не говори, что я здесь.
  Круглое личико девушки вытянулось.
  - Не спрашивай меня ни о чём, пожалуйста, - он протянул руку для пожатия. - Я не поблагодарил тебя ещё - спасибо за всё, Анфиса. И прощай, мне пора...
  - Ты уходишь насовсем? - она вцепилась в его пальцы, словно от этого зависела её жизнь. - Прошу, - голос её задрожал, - возьми меня с собой! Я готова на всё и ко всему!
  - К этому ты не готова, - он решительно отнял руку. - Что ты себе напридумывала? Забудь!
  Трезвон смолк. Вместо него в гостиной затопали торопливые шаги, зазвучали отрывистые фразы.
  Более не медля ни секунды, Вербицкий шагнул в подвальный проём.
  Анфиска скатилась по ступеням следом.
  - Не смей, - прошипел он, грубо сдавив её плечо, - ходить за мной! - развернул и толкнул обратно.
  Ещё мгновение - и светлое пятно его футболки растаяло во тьме подземного хода...
  Анфиска стояла посреди цементной залы. Её трясло. Но не от страха или растерянности - от возбуждения и жажды немедленного, стремительно действия. Только это! - чуяла она поджилками. Прямо сейчас! Это шанс! Шанс получить всё то, о чём не смела мечтать даже в самых безудержных своих фантазиях: тайны, приключения, погони и страсти! И самое главное - Вербицкий, упущенный безвольными ручонками своей любовницы, падал ей сейчас в ладони спелым яблоком! О чём здесь раздумывать?
  - Стоять! - раздался ей в спину зычный окрик.
  Но фигушки! Анфиску, как гончую, учуявшую зайца, было уже не остановить.
  ... - Я же велел не ходить за мной! - раздражённо орал Артём у выхода на поверхность. Он быстро взобрался по камням к порогу портала и остановился на границе: - Ты не понимаешь куда лезешь! Если выйдешь из пещеры - можешь не успеть вернуться назад! Понимаешь ты это, дурья твоя башка?!
  - Мне не надо назад, если там не будет тебя!
  Артём закатил глаза и застонал:
  - Вот чёрт...
  И тут же, всмотревшись в глубину туннеля за её спиной, стремительно соскользнул с камней по ту сторону светотени.
  Анфиска, глянув через плечо, ринулась следом: быстро взбежала по камням и, больно ударяясь задом, съехала по ним на землю обетованную - туда, где маячила быстро удаляющаяся вдоль гряды валунов спина Вербицкого.
  ... - Ни с места! - заорал Марамыжиков увлёкшимся погоней коллегам, кинувшимся на штурм каменной осыпи.
  - В чём дело? - резко бросил подоспевший безопасник. - Почему остановили преследование?
  - Это портал, - задыхаясь от бега проговорил прихвостень-всезнайка.
  - И что?!
  - И то, - раздался сзади спокойный женский голос. - Куда сейчас уйдёте, там и останетесь...
  Евгения Дмитриевна Череда медленно подошла к непригодившейся беглецу банке с водой, посмотрела на странную круговую рябь на поверхности... Рябь вздрогнула и повернула в противоположную сторону. Потом, тут же, затрепетала беспорядочно, выстроилась по диагонали...
  - Быстро, - процедил сквозь зубы безопасник, он был в совершенной холодной ярости, - быстро людей к Вербицкому домой! Обыск по всем правилам! Изымаем все записи и все электронные носители. Этого ботаника, из Чернодедовского подвала, как его там? - привести немедленно!..
  - Артём говорил, резонансы сейчас нестабильны. Сменяют друг друга внезапно... - Женя, не замечая поднявшейся вокруг суматохи, обернулась к вдруг померкшему в проёме пещеры свету. - Да вы и сами... можете убедиться...
  Ясное степное лето пропало. Портал нахмурился сизым предгрозовым небом над бескрайней озёрной гладью с белыми барашками волн. Женька не торопясь - куда теперь торопиться? - взобралась по камням наверх и остановилась над обрывом. Ветер трепал подол платья и длинные, выбившиеся из хвоста пряди.
  - Вот и всё, - сказала она. - Вот и всё...
  - Эй! - встрепенулся Марамыжиков. - Отойди оттуда!
  Женька обернулась... оступилась... взмахнула руками... и рухнула вниз - в хмурную озёрную пучину.
  * * *
  
  - Женя! - издалека... в гулкую железную бочку - Женя! Женя! Слышишь меня?
  Лёгкий, но настойчивый ветерок приятно овевал покрытый испариной лоб...
  Сознание возвращалось медленно и неохотно, толчками - словно его в спину пинали, а оно, упираясь, сопротивлялось. Никак не удавалось зацепиться за его ускользающие всполохи...
  Одно из ощущений, наконец, поддалось... Женька прислушалась к себе... Зачем? Ах да, мигрень... ушла... Голова была лёгкой и удивительно, блаженно пустой.
  "Как хорошо, - вспыхнул электрический импульс первой мысли, - мне всё-таки удалось заснуть... И мигрень, как обычно, улетучилась вместе со сном..."
  Она медленно открыла глаза, стараясь сфокусироваться на склонённых над нею лицах - встревоженных и... очень... знакомых... На руке, размахивающей над её головой журналом... Глянцевая обложка посекундно вспыхивала отражённым светом светодиодных энергосберегающих ламп, равнодушно и сонно глядящих с высокого, безукоризненно белого подвесного потолка...
  - Слава богу! Она приходит в себя!..
  - Как же ты нас напугала, Женечка!
  Виновница переполоха завозилась на полу, пытаясь приподняться и сесть - её тут же с готовностью поддержали.
  - Женечка, может, "скорую"? Как ты себя чувствуешь?
  Чувствовала она себя вполне сносно. Настолько, что поспешно поднялась на ноги. Всё в порядке... Всё нормально. Разве что небольшая слабость. И звенящая пустота внутри, очень быстро, однако, заполнявшаяся узнаванием и воспоминаниями. Когда Женька смогла, наконец, идентифицировать себя, а также то, где она находится и с кем - она облегчённо вздохнула: всё-таки именно память даёт человеку устойчивость, всегда услужливо и безотказно определяя плотные границы занимаемого им в пространстве места.
  - Спасибо, Ирина Варфоломеевна, не надо "скорую". Всё уже прошло. Не надо...
  Она осторожно опустилась в своё офисное кресло. Надо же... В первый раз с ней такое - упасть в обморок во время приступа мигрени... Врачу бы показаться... Курс таблеток, что ли, пропить? Когда у нас там, кстати, зарплата?..
  Варфоломеевна со знанием дела обмотала ей руку манжетой тонометра и сосредоточенно, нахмурив брови над очками, уставилась на экран со скачущими циферками.
  - Ну конечно... Очень низкое давление, дорогуша!
  - Вот! - Танечка Ивонкова водрузила Женьке под правую руку бокал. - Крепкий чай с сахаром и лимоном - лучшее средство для укрепления сил!
  - Спасибо вам большое, - пробормотала, расстрогавшись, болящая. - Но я правда уже в порядке.
  - Смотри! - погрозила ей пальцем Варфоломеевна. - Может, всё-таки попросить у шефа машину? Поедешь домой?
  Домой... К Вовчику?
  - Нет-нет! - Женьку почему-то передёрнуло. - Не беспокойтесь, пожалуйста! - она схватилась за запиликавший телефон. - Да, пап!
  - Мисюсь! Как дела? Хорошо? Ну и хорошо. Как Вовчик? Не нашёл работу?
  - Пап, ты как? Хочу зайти к тебе в субботу..
  - Заходи, конечно... - голос скис, - если это необходимо... Видишь ли, я сейчас работаю над новой книгой - такое вдохновение, не представляешь! Не могу остановиться!
  - Ладно, ладно, поняла. Зайду в следующий раз.
  - Ага, как хочешь. Но если надо, ты, конечно, приходи в субботу. Не думай, что я тебе там намекаю, или ещё что... Видеть тебя для меня - всегда радость. Давай в субботу. Приходи, когда захочешь, это же и твой дом. Правда, угостить тебя мне будет нечем. Совершенно забросил хозяйство - жаль тратить время на бытовые хлопоты. Так что хорошо, что у тебя в субботу дела, и ты не сможешь придти. А то, право слово, придёшь - а я тебе даже времени уделить не смогу...
  - Ладно, пап, я поняла.
  - Я чего сказать-то хотел... Звонил мне давеча этот человек, ну... из агенства. Ну, который дом тёти Фени продаёт - как его беса?..
  - Риэлтор?
  - Да! Риэлтор из Володарьевска. Непонятно, конечно, почему он звонит мне? Я думал, ты всеми этими вопросами занимаешься... Ты же знаешь, Мисюсь, я в этом ничего не смыслю!
  - Не знаю почему, пап. Я оставляла твой телефон, конечно, но на всякий случай, как запасной. Они просят...
  - Так вот ты перезвони ему и напомни - по какому номеру звонить положено, - назидательно продекларировал отец. Женька увидела его сейчас, как наяву: воспитательно сдвинутые брови, нервное подёргивание ногой от недовольства вынужденным, хоть и редким, пребыванием в реальности и обсуждением скучных насущных дел.
  - Чего он хотел-то?
  - Покупатель, что ли, нашёлся... Не понял я. Перезвони ему, доча, сама. Давай, до встречи.
  Женька покрутила в руке телефон. Ощущение дежавю было столь безусловным и стойким, что ей сделалось не по себе...
  ----------------------------------------------------
  Прибрела она домой часам к восьми вечера. Смутное ожидание неприятностей, ждущих её в родных стенах, не покидало ни на минуту. Женька от него отмахивалась - чего она, в конце-концов, как бабка-вещунья?..
  - Явилась, сука... - встрепенулся мёрзнущий на скамейке у подъезда муженёк. - Куда ключи мои дела? Хочешь из дому выжить? А вот хрен тебе!
  А что если, - мелькнула крамольная мысль, - что если захлопнуть дверь у него перед носом?
  Не надо, это плохая идея, - отозвался внутри кто-то рассудительный.
  Пожалуй... Глупо было бы рассчитывать, что, уткнувшись лбом в запертую дверь, Вовчик покорно поплетётся замерзать на скамейку...
  Женька зашла в квартиру и медленно, сама себе не веря, повернула ключ в замке. Зачем-то... Вопреки доводам рассудка.
  "Почему я это сделала?" - неотступно стучал в голове недоуменный вопрос во время бесчинств отстаивающего свои права Вовчика; этот же вопрос сверлил мозг всё время ожидания у кухонный стены богатырского мужнина храпа; преследовал всю дорогу до Володарьевска...
  Женьке казалось - ответ есть, она его знает - да! По крайней мере, должна знать, но... Но ответ ускользал из хватающих воздух пальцев вертлявой рыбкой.
  ... Когда беглянка выбралась из разбитого "жигулёнка" на тихую и пустую, рассветную Заовражную, у неё защемило в груди. Замерев посреди впервые виденных мест, она чувствовала себя изгнанником, вернувшимся на милую сердцу родину. Чувство оказалось столь острым, что вытеснило на время лишние вопросы и переживания, переполнив сентиментальной ностальгией по самые уши.
  Уверенно, будто всё давно здесь знает, Женька направилась к дому номер девять. Толстую старуху с граблями, настороженно наблюдавшую у калитки за её приближением, хотелось обнять - насколько хватило бы длины рук - и расцеловать в толстые смуглые щёки...
  --------------------------------------------------------
  ... Рынок представлял из себя пару длинных деревянных прилавков под навесом, на которых, тем не менее, весьма активно шумела, цвела и пестрела пока ещё не очень разнообразная по причине весны, но всё равно вкусная и ароматная жизнь.
  Женька походила вдоль прилавков, прицениваясь, и получая от этого почему-то огромное удовольствие. Как, впрочем, и от покупок. Корзину уже оттягивали баночка свежего каймака с коричневой топлёной пенкой, пучки зелени, десяток домашних яиц и килограмм картошки. На этом, помятуя об ограниченности в средствах, она уже планировала закругляться - надо ведь ещё и в магазин за бакалеей! - но зависла у лотка с яркой клубникой.
  - Конешно, - говорил квадратный хмурый дядька, любовно переставляя пластиковые коробочки с ягодами, - конешно, теплична ще. Зато своя - ягодка до ягодки...
  - Я бы на вашем месте, - раздался за спиной готовой сдаться покупательницы голос, - не доверял этого куркулю. Он клубнику в сетевых магазинах скупает, а здесь гонит, как "свою". Только дороже...
  Женька обернулась. Парень как парень - руки в карманах шорт, выцветшая футболка с жёлтыми миньонами и хитрые, прищуренные глаза...
  - Артём... - прошептала она и судорожно всхлипнула.
  Будто плотину в памяти прорвало - её вдруг затопили чувства и воспоминания: дикие, невообразимые, фантастические и... прекрасные.
  * * *
  - Как странно...
  Они медленно шли по Заовражной в тени вязов. Движущийся к полудню день уже плавил горячий воздух, нехотя и вяло поцвиркивали попрятавшиеся от зноя птицы. Корзинку с покупками Артём нёс в левой руке. Всё, как тогда...
  Всё? Пожалуй, не совсем. Не было главного - ощущения расслабленного отпускного летнего томления. Беспечного флирта. Новизны свободы. И свойственного молодости ожидания праздника. Ничего этого не было. Воздух густел от напряжённости, растерянности и страха... И, в то же время, искрил болезненной радостью: она снова его видит. Он рядом. Его можно коснуться. Можно снова всё повторить. Можно всё переиграть... Ведь можно? Ведь не зря же Яр, отнявший его так жестоко и внезапно, расщедрился и дал ей ещё один шанс! Шанс задержать его здесь или... уйти с ним? Ну и пусть даже уйти! Теперь она не станет раздумывать и сомневаться.
  - Как странно, - повторил Артём. - Значит, говоришь, ты случайно свалилась в портал и таким образом попала на круг? Невероятное совпадение...
  - Да, но... Удивительней всего то, что я не сразу поняла это. Только через несколько дней, когда встретила тебя. Открытие это меня словно волной окатило. До сих пор в себя не приду... Мне ... казалось, память ушедших сохраняется при любом раскладе...
  - Мы очень мало обо всём этом знаем, - перебил собеседник, покосившись на неё с подозрением.
  - Не веришь мне? - у Женьки защемило в груди.
   Вербицкий неуверенно дёрнул плечом:
  - Почему же... Уж я-то знаю, что здесь ничему не следует удивляться. И... сходу отметать самые невероятные версии, - он отвёл глаза, в которых сомнение никуда не исчезло. - На какой период времени в прошлое тебя закинуло?
  - Недели на три где-то...
  - Как это вышло?
  - Ты ушёл за портал, а я...
  - Я ушёл?!
  - Да... Боюсь, это получилось спонтанно и непродуманно. Второпях...
  - Вот как? Что же заставило меня торопиться?
  - С одной стороны - бандиты, с другой - органы правопорядка. Если я правильно поняла, ты почему-то очень не хотел с ними пересечься...
  - Хм... Выглядит, как примитивный экшн...
  - Да уж, - Женька искательно заглянула ему в лицо, но взгляд его так и не поймала. - Если в кратком изложении, то пожалуй... А подробнее не знаю - ты со мной не очень-то откровенничал.
  Тот глянул на неё внимательно, гадая, видимо: какие отношения свяжут его с наследницей тёти Фени в будущем, о котором... рассуждали они сейчас, как о прошедшем... Если, конечно, принять на веру её историю. А если нет?
  Предположим, она врёт. Возникают сразу вопросы: зачем? с какой целью? и откуда у неё вся эта информация? От тёти Фени? Если Дина Владимировна не ошибается, со своей внучатой племянницей она почти не зналась... От случайного "туриста"? Это совпадение кажется ещё более невероятным, чем рассказ объявившейся путешественницы во времени: это надо ж было случайному посвящённому, слоняющемуся по временам и пространству набрести, а после обзнакомится и открыться именно той, кому в скором времени и так суждено с этой тайной познакомится! Хотя, конечно, в жизни возможно всё, но... Стоит, наверное, поискать более обоснованную версию... От Юльки? Они всё же родственницы. То, что Женька не родычалась с тётей Феней, не значит, что и с другой роднёй у неё были такие же отстранённые отношения... Может, они заодно? Теперь, когда пути этой ведьме сюда заказаны, она привлекла сообщницу?
  Что ж, вполне возможно. Логика стройная...
  Новая знакомая смотрела на него испуганно-умоляющим взором. Она словно угадывала терзающие его сомнения и проистекающие из них выводы. Нервно облизнула губы и попыталась заискивающе заглянуть ему в глаза. Ей было важно, чтобы он ей поверил. Ну ещё бы...
  - Предположим, - сказал он, отводя взгляд и с большим вниманием рассматривая припарковавшуюся на корзинку бирюзовую стрекозу, - ты говоришь правду. Предположим, твоё падение в портал - по невероятному совпадению! - совпало со сменой резонанса на резонанс круга. Теперь ты повторно проживаешь некий отрезок из своей жизни. Предположим...
  - Но так и было! - не выдержала Женька. - Чем хочешь поклянусь!
  - Ладно, ладно, не волнуйся... В подобных обстоятельствах, на мой взгляд, логично было бы, осознав причины своего дежавю, не набрасываться сразу на первого попавшегося под руку с невероятными признаниями, вызывая у него сомнения и подозрения, а выждать время и подойти к этому более осторожно и взвешенно. Если вообще об этом стоит кому-то рассказывать без... насущной необходимости. Может, у тебя такая необходимость имеется? - он, наконец, прямо посмотрел ей в глаза. - Ты хочешь о чём-то предупредить меня? Или с моей помощью что-то поменять в цепи событий, которые ... пережила?
  - Да, да! Всё верно! Очень-очень хочу! Очень хочу одного - изменить финал!
  В её прозрачных глазах, преданно зацепившихся за его долгожданный взгляд, плескалась лихорадочная влюблённость и тягучее, словно патока обожание.
  Ну что ж... Лучшим решением, наверное, будет сделать вид, что веришь. Тем более не поверить, глядя в такие глаза, очень сложно... Да... Во всяком случае, наследница будет под присмотром. Если вдруг и в самом деле она в сговоре с Юлькой, или же помимо неё преследует какие-то свои корыстные цели - рано или поздно, при тесном общении, сопоставляя происходящее с поведением той, которая об этом происходящем якобы всё знает, - всегда можно будет увидеть обман. Он ведь не дурак, и раскусить её сумеет...
  - Кажется, - Артём, прищурившись, посмотрел вдоль улицы, - к тебе гости...
  Женька вздохнула, даже не глянув в ту сторону:
  - Знаю. Это отец приехал за вдохновением.
  - Когда же мы увидимся? - Артём подумал, что раз уж решил приглядывать за подозрительной гостьей из будущего, то не стоит откладывать мероприятия процесса в долгий ящик. - Хочешь, я заеду за тобой через пару часов?
  - Хочу, - улыбнулась подозреваемая. - А куда мы поедем?
  - Я тут подумал: может, стоит сгонять в риэлторскую контору и узнать насчёт покупателя? Ты же по этой причине сюда приехала изначально?
  - Послушай, - вздохнула Женька, - я ведь знаю уже, что это твои проделки. Ты объявился покупателем, чтобы выманить меня в Володарьевск. Зачем нам в контору?
  - Даже так? - он смущённо вздёрнул брови. - Ладно, не стану отпираться. А всё-таки жутковато иметь дело с ясновидящей... О каких ещё моих тайнах ты осведомлена?
  - Ну... Могу с уверенностью заявить, что эта глупая футболка у тебя не единственная, - она ткнула пальцем в дурковатую рожицу миньона. - Есть ещё с какой-то мультяшной фигнёй...
  Артём рассмеялся открыто и почти расслабленно:
  - Тоже мне фокус! Элементарная дедукция!.. Так куда же поедем, Холмс?
  - Просто кататься?
  - Прекрасная идея.
  ... Ровно через два часа знакомая "ямаха" свирепо урчала у калитки.
  - Ну что, - сказал всадник сиплым томным голосом и посмотрел на неё воловьим взором совратителя юных дев, - джамп ин май ка, бэби...
  Женька, скривив рот в подобие улыбки, нахлобучила шлем и перекинула ногу через седло - в этот раз шутка уже не показалась ей забавной. Вроде общаются они на новом уровне, во втором круге, а он... словно поломанная пластинка выдаёт фразы, движения, действия уже виденные и предвиденные. Как же это всё... Как же это отдаёт чем-то искусственным и... неприятным...
  Байк мягко тронулся с места. Он осторожно лавировала по улочкам Старого города и, разогнавшись, несся по проспекту нового. Женька в этот раз не хохотала, не взвизгивала на особо круто закладываемых виражах и поворотах - не было для неё в этих повторяющихся кадрах знакомого фильма ни восторга полёта, ни беспричинной радости молодости, ни ожидания счастья.
  Сердце её странно щемило в нехорошем предчувствии. Ощущение росло, крепло на протяжении пути, а когда байк, взрыкнув, затормозил у Дома быта, перешло почти в панику...
  На лице водителя, медленно стянувшего с головы шлем, было написано недоумение.
  - Артём...
  - Ну... - сказал он неуверенно,- мы же просто катаемся... Не всё ли равно - куда? - он крепко взял её за руку и повёл по прохладным, облезлым коридорам в кабинет директора риэлторского агентства, чтобы послушно отработать с суровой дамой знакомый Женьке диалог...
  -------------------------------------------
  В круглом дворике кафе раритетного Шехтелевского дома было так же уютно, как и в прошлый раз. В том же порядке стояли столики, так же умывался серый кот под барной стойкой, так же шептали листья плюща, была та же официантка и тот же толстый дядька конторского вида по соседству потягивал томатный сок, уткнувшись в экран смартфона.
  - Послушай... - Женька без аппетита ковырялась вилкой в тарелке. - Ты ведь собираешься отвести меня сейчас к Августу Францевичу, чтобы устроить на работу в музей...
  Артём поднял на неё глаза, усмехнулся:
  - Я, знаешь ли, начинаю тебя бояться...
  - Давай не пойдём?
  - Но ведь тебе нужна работа!
  - Нет, Артём! Мне не нужна работа! Я не успею здесь наработать даже на первую зарплату.
  - Что же тебе нужно? Может, раскроешь карты?
  В самом деле. Сказать ему? Сказать... Сказать что? Милый, я тебе уже нравлюсь? Или ты пока присматриваешься? Как бы то ни было, имей в виду - хочешь не хочешь, а между нами неизбежно случится роман. Да. Со всеми вытекающими. Я в тебя ужасно влюблена. Невероятно. Безумно. Бесконечно. А ты? В смысле, сейчас-то, конечно, может, ещё и нет, но чуть позже, поверь мне на слово...
  О боже! Какой бред!
  Что ему сказать? Я решила разделить с тобой судьбу - жизнь это будет или смерть - по ту сторону портала. Тебе ведь так необходимо туда было уйти...
  Извини, - скажет он, - не помню, чтобы я тебе это предлагал...
  Да, но...
  Может, предложу позже?
  Нет, но...
  Что же мне ему сказать?! Как признаться в том, ЧТО именно собираюсь изменить в финале? То-то он будет обескуражен непрошенным самопожертвованием малознакомой дамочки... Нет! Нет и нет! Женька затрясла головой.
  - Нет, не могу. Не могу пока сказать. Ты был совершенно прав, когда говорил, что с моей стороны было весьма неразумно торопиться с признанием. Для некоторых вещей и признаний время не настало ещё, понимаешь?
  Артём допил кофе и небрежно оттолкнул от себя звякнувшую о блюдце чашку.
  - Понимаю, - сказал он, расплачиваясь с официанткой. - Пошли?
  - В музей?
  - Почему ты этому походу так сопротивляешься? Там должно произойти что-то... неприятное?
  Женька покачала головой:
  - Нет, ничего плохого там не произойдёт, просто... Хочу кое-что проверить...
  - Лады, - Артём пожал плечами. - Нет так нет. Без проблем. Что мы делали после музея?
  - Отправились домой. Пешком. Вы с Августом Францевичем слегка обмыли встречу, поэтому мотоцикл пришлось оставить здесь, на стоянке.
  Он внимательно, изучающее посмотрел на свою странную собеседницу. Она специально сейчас пытается навязать ему какой-то определённый сценарий действий? Хочет, чтобы он сейчас - и никак не позже - пошёл домой? Причём, непременно пешком? Почему? Готовит засаду? Вербицкий фыркнул - лезет в голову киношная дрянь.
  - Домой так домой, - согласился он. - Но поскольку я в этот раз буду совершенно трезв, незачем, думаю, бросать моего верного скакуна на произвол судьбы и лихих людей, - он поднялся. - Погнали?
  Женька покорно посеменила следом, настороженно следя за каждым движением впередиидущего. А он, вынырнув из тенистой арки в раскалённый зной улицы, совершенно свободно направился не к пешеходному переходу через шумящий проспект, а к припаркованному у бордюра мотоциклу. Протянул Женьке шлем. Надел свой. Сел в седло. Женька - сзади...
  Сердце её замерло - неужели получится? Слава богу... Все эти подозрения и страхи - всего лишь её досужие вымыслы! Вечно она себя накручивает. Напридумывает всякого, запугает сама себя, отыщет проблему на пустом месте - это всё так на неё, увы, похоже...
  - Чёрт...
  - Что случилось?
  - Ключи... не могу найти. Ты не видела, я их не на столе в кафе оставил?
  Вот оно... Женька понуро стащила с головы шлем.
  Обхлопав себя по карманам, неожиданно ставший растеряхой Артём, психуя, пошагал обратно в кафе. Вернулся довольный, как слон. И сообщил радостно, что пока ходил, ему позвонила Серафима Ниловна - ну, ты её не знаешь, это сотрудница музея. Она сообщила, что буквально минут пять назад нашла ключи от "ямахи" на тротуаре! И, конечно, сразу же подумала про Артёма Вербицкого! Это и понятно - не так уж много подобных машин бороздит знойные просторы Володарьевска!
  - Она ждёт нас на работе. Давай, раз уж так вышло, заскочим к ней быстро за ключами и сразу поедем...
  Женька обречённо кивнула. Кариатиды Володарьевского краеведческого музея, бывшей Покровской земской управы, встретили её глумливыми ухмылками - ну, что? никуда ты от нас не делась, как видишь... Мурсик, восседавший на голове гипсового поэта, насмешливо фыркнул. Даже в чертах лица бездарно и кондово вылепленного памятника увиделось прыгунье по времени что-то живое - сочувственно-сострадательное...
  -----------------------------------------------
  В полной мере насладившись гостеприимством директора музея и договорившись с ним о Женькином трудоустройстве, как и положено, парочка, отдуваясь, потащилась вверх по пыльным закоулкам Яра.
  - Артём, - Женька придержала его за локоть, - помнишь, я говорила тебе, что на этом круге хотела бы кое-что изменить?
  - Ну? - поддакнул её спутник, пребывая в настроении благодушного подпития.
  - Я всё более сомневаюсь в том, что это возможно...
  - Жека-а... - простонал Вербицкий, закатывая глаза. - Неужели ты не можешь расслабиться? Хотя бы ненадолго, а? И просто насладиться отпущенными тебе дополнительно к жизни днями? Учитывая, кстати, то, что дни эти - не самые худшие, как я догадываюсь, в твоей жизни - лето, молодость, коньяк и - я рядом! Просто праздник какой-то! Ну? Чего ты всё хмуришься и куксишься? Скажи, - он склонился к ней и сжал её пальцы в своих, - в прошлой жизни ты была такой же нудной?
  - Артём...
  - В чём проблема-то? У тебя ведь есть выбор: захочешь повторения этих солнечных дней - ничего не меняя, плюхаешься снова в озеро за порталом - хоп! Встречаешь меня и начинаешь грузить моё по-прежнему девственно-наивное сознание сказками про временные скачки. Представляешь, - рассмеялся он, - я снова удивляюсь, сомневаюсь, везу тебя к риэлторам и к Адольфу Францевичу - вот потеха! Ну а если тебе развлечение это надоест - просто не пойдёшь в тот день к порталу, останешься дома чай пить. И жить дальше отпущенную тебе незнакомую заранее жизнь. Чего ты паришься?
  - Да в том-то и дело! - воскликнула Женька почти раздражённо. - Неужели не въезжаешь? Не можем мы делать на круге то, что хотим или не делать того, чего не хотим! Нет у нас здесь никакой свободы воли! Если положено нам было в определённый день и час поехать к риэлторам, мы и поехали! Хотя не было в этом никакого смысла! Положено было пойти в музей - мы и пошли, никуда не делись!
  Вербицкий опустился на корягу в тени забора, прислонился затылком к шершавым доскам и прикрыл глаза.
  - Артём, что делать? - она присела рядом, косаясь своим коленом его. Прикосновение волновало, как будто не было между ними ранее абсолютной близости. Впрочем... В этом реальности её и не было. Как сложно всё... Как она запуталась.
  - Но ведь, - отозвался он, наконец, не поворачивая головы, - старушки наши уходят на круг далеко не всегда в одно и то же время. Когда раньше, когда позже... Тётя Феня, вон, вообще... - он осёкся, вспомнив о своей подозрительности.
  - Давай поговорим с ними! - взмолилась Женька. - Пожалуйста, помоги мне!
  - Ну, хорошо, - он покосился на неё неуверенно. - Давай зайдём сейчас к Дине Владимировне...
  Его собеседница устало отклонилась назад, впечатавшись спиной в жёсткие серые доски, и покачала головой:
  - Ничего не выйдет. Мы ведь не заходили к ней в это время в первом круге. Значит и сейчас не сможем.
  - А когда? Было такое совпадение обстоятельств, которое свело нас троих на одной поляне?
  Женька задумалась:
  - Пожалуй... Ближайшее такое событие - её день рождения. Там будут, кстати, и Зинаида Семёновна, и баб Маня... Мы будем сидеть за столом в саду и болтать о всякой ерунде...
  - Вот! - он улыбнулся ей и подмигнул. - В этот раз употребим это время с пользой. Да ладно тебе, Жека! - он приобнял её за плечи ободряюще и заглянул в лицо. - Не боись, прорвёмся как-нибудь!
  ... Очень не хотелось подниматься, плестись вверх по Яру, расставаться у калитки, прерывая блаженное ощущение его присутствия, но... Движимые неумолимой программой однажды прожитой судьбы, они разошлись по домам в точно предписанное для этого время.
  Женька со вздохом собрала разбросанные по гостиной вещи отца. Помыла за ним посуду в кухне. Словно управляемый зомби, составила в корзину пустые банки и направилась, не желая этого и страшась, за молоком к глухонемым Вакуленкам.
  Она смотрела на смурного хозяина, вышедшего к ней, и с ужасом видела в нём того измождённого покойника, которым станет он всего-навсего через день. Она принимала из рук опрятной хозяйки тяжёлую корзину и, помимо воли, слышала её утробный вой, с которым вползла она в сад Спржельской, оповещая о новой жертве Яра...
  Стопудово, подумала Женька с тоской, Дельфийские пифии тоже были вовсе никакими не ясновидящими. Но несчастными, застрявшими на закольцованной дороге бессмертия, проложенной среди быстротечности человеческих судеб неодолимым желанием жить...
  
  * * *
  
  - Отсюда всегда был чудесный вид, да... Мы с Феодорой Яковлевной частенько пили здесь чай. Одно плохо - Волгу не видно. Макушки этих огромный тополей на склоне скрывают её почти до горизонта. Но рассвет им спрятать не удалось. Он прекрасен. Надеюсь, Женя, вы уже имели возможность это оценить?
  Ромашковый чай с мятой и листьями малины... Утренний оглушительный гомон птиц, исступленно славящих солнце... Свежесть просыпающегося сада...
  - И сад у неё всегда был замечательным. Теперь, конечно, запущен, но... Мне кажется, дорогая моя, в запущенности этой есть своя романтическая прелесть... Вы, кстати, розы ещё не пересаживали? Уж не забудьте... А я, собственно, к вам, Женечка, с приглашением. Прошу завтра вечером ко мне на ужин. Посидим соседями, отметим скромно моё рождение. Не бог весть как, правду сказать, мне это событие хочется праздновать, но... Прекрасный традиционный повод собраться друзьям - почему бы не воспользоваться...
  Женька механически поддакивала, думая о насущном: о наступившем дне и событиях, которые ей предстоит пережить повторно.
  Предстоящее явление Вовчика взбаламучивало в душе мутный ил горечи и чёрной тоски. Опять... Опять эта безобразная сцена покаяния, отвратительные повадки и вконец опротивевший образ некогда горячо - правда, весьма недолго - желаемого мужчины.
  Его несчастная супруга судорожно вздохнула и сжала подлокотники садового кресла. Мотнула головой, стряхивая липучую труху навязчивых дум...
  Не прерывая светской беседы, Спржельская внимательно посмотрела на хозяйку дома поверх золотистой каёмки фарфоровой чашки:
  - Вам нехорошо?
  - Нет-нет, всё в порядке. Розы - да, обязательно займусь...
  Чёртов Вовчик - чтоб ему икалось в том мире, куда его вскоре угораздит попасть по причине своей неуёмной досужести!.. Впрочем, не всё ли равно? Да бес с ним! Ну приедет, ну поорёт, побегает за ней вокруг дома - один раз пережила и второй не рассыплется. Не этот инцидент в цепи событий наступающего насыщенного дня занимал её мысли более всего - волновала встреча с Артёмом на пляже. Там он сказал ей, что она ему нравится. А она в ответ нахамила...
  Как теперь? Как теперь у неё повернётся язык? Или программа сработает сама, без её участия - желает она, не желает - не важно...
  Она тупо покрутила перед глазами рукой, рассматривая её с удивлением и беспокойством, словно чужеродный организм, грозящий зажить с минуты на минуту собственной жизнью, не подчиняясь воле и желаниям хозяйки.
  Спржельская прищурилась на неё задумчиво:
  - Так вы придёте, Женя? Завтра, к ужину?
  - О, конечно, с удовольствием! - с излишне рьяной готовностью отозвалась наследница тёти Фени.
  Дина Владимировна поджала губы: странная дамочка... Может, она не в себе? Вполне может быть... Поглядывает на неё всё время как-то странно, выжидательно что ли... Будто сказать что-то порывается, но никак не решится...
  Звякнула щеколда калитки. Женька вздрогнула - это ещё кто? Ах да...
  - Тосовские активисты, - пояснила она обернувшейся на звук соседке. - Пришли ругать меня за некошеный бурьян.
  
  ------------------------------------------
  
   Она лежала на горячей дюне отмели в ожидании самого желаемого и волнующего события дня. Раствориться в пляжном зное, как ранее, в период блаженного неведения предстоящего, не получалось. Лицо с прилипшими к щеке белыми песчинками было повёрнуто к берегу.
  А, вот и он...
  Артём появился из зарослей ивняка, отделяющих её участок пляжа от соседнего. Постоял у воды, засунув руки в карманы. Заметив её взгляд, махнул рукой и уселся на полотенце.
  Женька соскользнула в ледяную воду и поплыла медленно, стараясь успокоить бешено колотящееся сердце.
  - Привет, - сказала она, выбираясь из воды наядой.
  Склонила голову набок, отжимая мокрые волосы, не торопясь и ничуть не смущаясь в этот раз мокрой майки, облепившей грудь, и его откровенного разглядывания. Опустилась напротив него на колени, лицом к лицу:
  - Знаешь, у меня из головы всё не идут строки вашего местного поэта. Ну, те, что на памятнике высечены, помнишь? Как там... "У Чёрного Яра соцветья полыни поведают тайну живущих доныне..." Помнишь? Думаешь, он что - тоже знал? Или догадывался? Или сам был "живущим доныне", а?
  Артём молчал, глядя на неё в совершенном замешательстве. Вид у него был, как у актёра, партнёр которого вдруг, вопреки сценарию, принялся нести со сцены гольную отсебятину, сломав всё действо и сделав нелепым произнесение заготовленных реплик. Он был явно обескуражен. И Женьке это внезапно доставило удовольствие:
  "Пожалуй, - подумалось ей, - в этом что-то есть... Ощущать себя хозяйкой положения так странно, непривычно для меня, но... кайфово... А ведь если бы не знание, которое я получила, воплотившись во втором круге, так никогда бы и не почувствовала, как оно бывает..."
  - Как же зовут поэта? - прошептала она, склоняяся ещё ближе, почти к самым его губам. - Вылетело из головы...
  - А что, - подал, наконец, голос Артём, непроизвольно дёрнув уголком рта, - я тебе ответил в прошлый раз?
  Женька выдохнула. Помолчала. Опустила взгляд на свои колени в бисеринах речной воды и речном песке...
  - В прошлый раз ты хотел меня поцеловать. А я тебя оттолкнула.
  - А сейчас?
  - А сейчас наоборот - оттолкнул меня ты, но... Итог, в целом, один - поцелуй не состоится.
  - Грустно, - сказал он.
  Повисла пауза...
  Женька резко поднялась на ноги:
  - Полотенце отдай.
  Чёрт, как неловко-то... Она лихорадочно натягивала джинсы, уши её горели. Выглядит так, будто она приставала к мужику, а он побрезговал. Можно сколько угодно убеждать себя в обратном, в том, что ты ведь знаешь, как на самом деле, но, блин...
  - Как? - воскликнула она чуть не плача. - Как это работает? Мы говорим о другом, делаем другое, всё о происходящем понимаем, знаем чего хотим - но изменить ничего не в состоянии!
  Бесцеремонно дёрнув на себя полотенце, с которого Артём тут же поспешил подняться, она нервно накинула его на плечи, закутавшись наглухо, как в римскую тогу.
  - Почему? Почему ты не поцеловал меня? Не хотел?
  - Женя, успокойся...
  - Не хотел?!
  - Хотел... наверное...
  - Наверное?
  Прикусив губу, Женька бросилась вверх по тропинке.
  Ничего не изменилось - они расстались в ссоре. Потому что ничего нельзя изменить - события случатся. И случатся с непременным итогом. Что бы ты не делал! Вот только...
  Она внезапно, осенённая новым соображением, остановилась наверху тропы и осторожно, из-за кустов шиповника оглянулась на замершую внизу фигуру: вид у Вербицкого уже не был озадаченным, скорее - сосредоточенным и хмурым. Да... События нельзя изменить. Но... вдруг - Женька в ужасе прижала ладонь ко рту - можно изменить отношение к ним? Что если своим поведением она нарушила естественное развитие того чувства, что вызревало в Артёме по отношению к ней той, прежней?
  
  ----------------------------------------
  
  Стол под старым раскидистым абрикосом. Льняная скатерть с имитацией вышивки. Блюда с пирожками. Тарелки ломоносовского фарфора. Дровяной самовар.
  Вечерний воздух горьковато пах банным дымком, мешаясь со сладостью цветения и выпечки. Молодой спорыш ещё не заплёл как следует лужайку, и в проплешинах была видна деловитая жизнь зернистых муравейников...
  Дина Владимировна, раскрасневшись от восторга и удовольствия, трепетно огладила бархатистый переплёт извлечённого из подарочного пакета тома:
  - Я мечтала о собрании Шмелёва уже лет двадцать! Какое прекрасное издание! Такое я точно никогда не смогла бы себе позволить со своей пенсией...
  - На здоровье, - Артём плюхнулся на свободный стул. - Прошу меня заранее извинить, милые дамы, я ненадолго. Сегодня, как назло, случились неотложные дела...
  - Артём!
  Внезапный окрик, в котором сквозили истерические нотки, прозвучал диким диссонансом тихому умиротворению вечерней идиллии. Присутствующие ошарашено застыли, уставившись на нарушителя спокойствия.
  - Что ты такое говоришь? - прошипела Женька сквозь зубы. - Какие ещё неотложные дела? Что за фразы из старой пьесы? Ты забыл, о чём мы договаривались?
  Вербицкий замер на мгновение, потом швырнул на стол занесённую было над салатом вилку. Откинулся на спинку кресла, скрестил на груди руки и приготовился к просмотру представления. Помогать ей с объяснениями он, по всей видимости, не собирался.
  Женька с вызовом оглядела вытаращившихся на неё старух.
  - Да, - проговорила она дрожащим от волнения голосом, - есть разговор. И... вопрос для начала. Который мучает меня уже почти сутки, - Женька облизнула губы и вцепилась обеими руками в пирожок, нервно отщипывая от него мелкие крошки. - Скажите мне, как люди сведущие: меняя стиль поведения и, таким образом, восприятие своего образа в событиях второго круга - можно таким образом изменить отношение людей к этим событиям... ну, и к себе самому, конечно?
  Старушки молча, одновременно перевели взгляд на Вербицкого. Повисла пауза.
  Артём безмятежно улыбнулся:
  - Женя пытается сказать, что она будто бы сейчас на втором круге. Попадёт на него случайно, свалившись в портал через пару недель.
  Дина Владимировна отмерла первой. Она преувеличенно аккуратно поставила на стол фужер с вином. Хрусталь мелодично звякнул о столовый нож.
  - Что за ерунда, - вздёрнула она брови. - Круги какие-то... Вам голову напекло, дорогая?
  - Осторожничаете? - понимающе кивнула Женька. - Ну да. После того, что здесь учудила прежняя родственница тёти Фени, вы вправе опасаться нынешней.
  Старушки снова в ужасе уставились на Артёма.
  - Что вы на него всё смотрите? Не говорил он мне ничего! - несчастная правдоискательница устало вздохнула и, оставив в покое терзаемый пирожок, сцепила пальцы в замок так, что костяшки побелели. - Почему это вы вдруг заняли глухую оборону, не понимаю... Вы ведь всё равно прочите меня в хранительницы, для этого сюда и заманили. Про розы галдите без устали... Ну а если я, послушная такая, пошла сразу, как было велено, и пересадила куст, а? Уже прочитала письмо и с этим знанием к вам явилась? Какая на этот случай предусмотрена стратегия? Тоже отпираться? Странно как-то...
  - Покажи письмо! - взвизгнула Зинаида Семёновна.
  Спржельская зыркнула на неё гневно, а Тырлыковская в сердцах плюнула:
  - Во дура, прости господи...
  Зинаида Семёновна надулась. Все молчали.
  - Не могу я вам его показать, - Женьке начинало казаться, что, может, зря она всё это затеяла... - В первом круге я добуду письмо ещё не скоро. И то после того, как Дина Владимировна меня носом потыкает...
  И Артём ей совсем не хочет помочь... Почему?
  Ну а почему, собственно, он должен хотеть? Глупо, глупо было на это рассчитывать! Он сомневается и не доверяет ей так же, как и остальные. Сама подумай, дурында: это в прошлый раз вопрос доверия не стоял, потому что легко клюнувшая на замануху дурочка, напуганная и запутавшаяся в местных тайнах, была тем самым неофитом, которого они, в общем-то, и ожидали увидеть. А теперь? Явилась такая - нахрапистая, всезнающая и к тому же чего-то настойчиво добивающаяся. Вот они и затаились, присматриваясь... Ох, неправильно она всё сделала, неправильно... Надо было молчать, надо было вести игру, надо шёпотом разговаривать, когда рыбу ловишь! А она - давай песни орать и в озере плескаться - вот и распугала всех карасей, никакой прикормкой теперь не соберёшь...
  Женька замолчала, повесив голову. Всё пропало? Ничего не выйдет? Она так и не узнает, сможет ли теперь, однажды попавшись, вырваться из замкнутого круга этого странного мая, проживать который она будет обречена до бесконечности?..
  - Ну а если... - Артём почесал за ухом Тырлыковского кота, заявившегося на праздник следом за хозяйкой, - если предположить, что Жене не напекло голову? Если... - он старался подобрать наиболее обтекаемое определение, - она в самом деле считает, что всё именно так, как она говорит? Ведь, в таком случае, ей требуется помощь. Вы же видите, девушка в отчаянии...
  - Ты имеешь в виду... врачебную помощь? - осторожно осведомилась Спржельская.
  - Безусловно, это никогда не помешает. Но... прежде, наверное, помощь друзей. Ведь так?
  Старушки насторожились и задумчиво пожевали губами.
  - Как же мы поймём, - баб Маня угрюмо покосилась на расстроенную Женьку, - что энта "помощь друзей" ей не во вред пойдёт? А особенно самим "друзьям", а?
  Зинаида Семёновна недоумённо крутила головой, видимо, мало что соображая в этом иносказательном диалоге. Но усиленно делала понимающий и глубокомысленный вид:
  - Да отвести её к Митрию Степанычу, хороший, говорят, мозговправ!..
  Тырлыковская только раздражённо фыркнула. Остальные на это высказывание даже внимания не обратили.
  - Ну так как же, Женечка, - Дина Владимировна пристально посмотрела на гостью, - как же нам понять, обманываешь ты нас или сама обманываешься?
  Подозреваемая пожала плечами:
  - Не знаю... Ну... могу сказать что произойдёт в ближайшем будущем. Скоро придёт следователь Марамыжиков, чтобы поговорить с Артёмом...
  - Но, - взгляд Спржельской стал совсем уж пронизывающе-ледяным, - ты ведь могла об этом с ним договориться... Либо узнать другим образом...
  - Так себе предсказание, - буркнула Тырлыковская.
  - Что же вы от меня хотите?
  - Мы - от тебя? - удивилась баб Маня. - Нам показалось, это ты от нас чего-то хочешь...
  Женька растерянно огляделась - ни в одном из обращённых к ней лиц она не увидела сочувствия, только настороженную подозрительность: говорит ли эта новоявленная путешественница во времени правду, тем самым являясь одной из них, или же пытается выведать тайну?
  - Да, - проговорила она с полной безнадёжностью в голосе, - да, хочу. Вернее, хотела. Помощи. Вижу теперь, что с моей стороны было глупо рассчитывать на то, что вы мне немедленно поверите. Поэтому... поэтому давайте забудем об этом разговоре. То есть сделаем вид, будто не было его. Путь всё идёт свои чередом, так, как должно. Пусть в конце меня снова забросит на круг - тогда уж я постараюсь вести себя более осмотрительно. Более не приду к вам с открытым забралом, а продумаю досконально тактику и стратегию поведения по втиранию в доверие... Дождусь раскопок письма и объяснений, которые вы обязаны мне будете дать...
  - Что за помощь-то, говори толком? - оборвала её Тырлыкавская.
  - Я хочу сойти с круга.
  - Послушай, Женя, - Дина Владимировна взялась меланхолично поправлять приборы на столе, - давай не будем продолжать муссировать эту странную тему, тем самым усугубляя твоё состояние бреда. Ты была совершенно права, когда предложила оставить разговор про "круги" - она выразительно пожала плечами. - Мы и так видим, что помощь тебе необходима. Помощь специалиста, я имею в виду. Мы подумаем, что можем для тебя сделать...
  Скрипнула калитка.
  - О! - Тырлыковская тяжело, всей тушей, повернулась к дорожке. - Неужто Вакуленки, наконец, сподобились?
   К праздничному столу уверенными, широкими шагами приближался худосочный молодой человек рыжей масти. На его горбатом и рельефном носу сидели темные очки, тонкогубый рот был сжат в нервную, жёсткую линию.
  - Добрый вечер, - приветствовал он собравшихся сухим, официозным тоном. - Прошу прощения за вторжение... Мне необходимо поговорить с гражданином Вербицким Артёмом Алексеевичем, - он посмотрел на единственного за столом мужчину. - Дома вас, к сожалению, не застал. Но увидел ваш транспорт здесь, у ворот... Ещё раз извиняюсь, но дело не требует отлагательств. Несколько вопросов...
  - Я не возражаю...
  Но состояться разговору, конечно же, было не суждено.
  По улице, нарастая по мере приближения, разносился странный, утробный звук - то ли вой, то ли мычание, то ли сиплый рёв.
  - А вот теперь, - спокойно и почти равнодушно сказала Женька, - Вакуленки. Точнее жена Вакуленки. Нет, ещё точнее - вдова...
  Мыча, словно объевшаяся белладонной корова, женщина вползла во двор, цепляясь за штакетины невысокого забора, и рухнула у калитки, заливаясь слезами. Её загорелое, обветренное лицо выражало ужас.
  Прежде, чем начать суетиться вокруг новоприбывшей, Спржельская кинула на Женьку задумчивый взгляд...
  
  * * *
  Часы тикали просто оглушительно.
  Они прищёлкивали, позвякивали, хрипло прикашливали и простужено сипели, проворачивая полустёршиеся части механического нутра. Они бесили. Их было слышно в старом доме с дощатыми перегородками везде - в какой бы угол Женька не забилась.
  Странно, - она в раздражении сжала голову диванными подушками, - в прошлый раз я их не замечала. Не слышала... Не слушала... Не воспринимала? Не акцентировалась...
  Да, в этот раз по-другому. Просторный, уютный дом Тырлыковской давил, словно крысоловка. Сама хозяйка косилась настороженно. Даже кот не приходил, чуя разлитое в воздухе напряжение...
  В этот раз всё по-другому: чувства, ощущения, мысли... Думалось не о свидании со смертью, принявшей вчера образ мёртвого Вакуленки, а о фиаско, которое потерпела Женька в переговорах с посвящёнными.
  Они отказались её признать. Почему? Потому ли, что она выбрала неправильную линию поведения? Вспугнула их? Озадачила? А может, реакция их и не могла быть иной по той простой причине, что... иная способна повлечь изменения в программе событий?.. А программа, как аксиома, неизменна... Этакая защита системы...
  Боже, голова кружится. Это всё слишком для её мозговых возможностей, это всё слишком...
  Она отшвырнула подушки прочь. Всё равно от них нет проку - назойливое, издевательское, оглушительное тиканье проникало сквозь все препятствия. Казалось, оно свербило внутри неё: щекотало позвоночник, вибрировало в грудной клетке и дребезжало в коленях, сводя их судорогой... Нажила она себе, пожалуй - что? невроз? психоз? Ага, маниакально-депрессивный...
  Что делать? Что же делать?
  Женька сжала кулаки и постаралась дышать глубоко: спокойно... спокойно, тряпка... Так... Давай постараемся рассуждать здраво... Здраво - какое смешное слово в моей ситуации, хи-хи... Спокойно-спокойно...Что мы имеем? Мы имеем моё второе пришествие... хи-хи-хи... абсолютно загубленное с самого начала собственной глупостью... Проистекающей, правда, из дилетантства, неожиданности и страха - но, как не оправдывай, всё же, увы, глупостью...Исправить ничего нельзя - всё, что можно испортить, испорчено. В таком случае... Да, о чём это я? А! В таком случае выход может быть только один: начать всё сначала. Заново. С чистого листа. Благо, она горько усмехнулась, возможность начинать "с чистого листа" ей предоставлена в неограниченном количестве.
  Ну что ж... Несчастная путешественница перевела дух - выход так себе, но хоть что-то... Хоть какая-то опорная точка, хоть за что-то уцепиться, к чему-то стремиться, иначе... Иначе, захлёбываясь отчаянием от своего невероятного положения - она долго не протянет, это точно. Свихнётся, к гадалке не ходи.
  Женька подошла к окну и выглянула в ослепительно-белое марево уличного зноя, осторожно сдвинув гардину: точно так же и точно в то же время, что и в прошлый раз.
  Вздохнула. Вот и ладно. Вот и прекрасно. Доплыву по течению до поворотного момента, покорно плюхнусь в портал, вынырну в конторе под заботливым присмотром заботливых коллег - и тогда уже попробую заново.
  Заново... Но как именно?.. Пока неясно. Впрочем, - Женька бездумно включила отключённый телефон, чтобы риэлтор могла до неё дозвониться, - впрочем, у меня куча времени, чтобы это обдумать. А пока...
  Пока ей предстояла глупая эпопея с продажей дома липовому покупателю при посредничестве влюблённой в него девицы, место в первом ряду при лицезрении мордобития и успешное сбагривание Вовчика на больничную ночёвку.
  Это надо пережить. И перемучить. И перетерпеть. Как и ночное видение пожара. И неприязненную вежливость Серафимы Ниловны по отношению к навязанной ей сотруднице. И призрачное, колдовское, жутковатое по сути явление затопленной слободы. И мучительный недосып с комарами на дрожком рассвете. А перед этим его поцелуи под оранжевой луной - непременные, это как пить дать, но... отчуждённые теперь? Зачем, зачем ему меня целовать? Только потому, что так должно быть и никак не иначе?
  Женька застонала, сжав виски ладонями и мучительно пытаясь осознать новую реальность с полным отсутствием в ней причинно-следственных связей... Потом быстро подошла к крашеной голубой эмалью стене, сняла сводящие её с ума часы, размахнулась, чтобы грохнуть ими об пол и... аккуратно повесила на место. Ведь... в прошлом круге не было разбитых часов... Да...
  Она всего лишь беспомощная раба написанного сценария - будь он проклят! Хоть что-то может она сделать вне его жёстких рамок?! Или даже плюнуть мимо урны здесь не получится, как не старайся?..
  
  * * *
  
  Марамыжиков релаксировал на балконе служебной квартиры: развалясь в пластиковом кресле и закинув на перила худые, мосластые ноги, потягивал пиво из бутылки. В левой руке он задумчиво крутил телефон, постукивая им по подлокотнику.
  Развернув экраном к себе, полистал контакты. Выключил. Снова включил... Шелекета Анфиса...
  Он уже было занёс палец над строкой с её именем, как телефон ожил сам, требовательно завибрировав в ладони.
  Череда Евгения Алексеевна...
  Это ещё кто? Марамыжикову понадобилось несколько секунд, чтобы вспомнить узколицую, анемичную, с тяжёлым хвостом русых волос на затылке гостью Дины Владимировны. Записал он её в контакты тогда, как понятую, присутствующую при осмотре тела Вакуленко.
  - Слушаю, - отозвался следователь с нехорошим предчувствием.
  - Григорий Александрович, добрый вечер! - услышал он спокойный, бесцветный голос. - Вам не кажется, что пора бы уже выезжать?
  - Куда? - по инерции проговорил он прежде, чем успел удивиться.
  - Куда? На Заовражную, конечно. В моём доме есть замечательный, весьма любопытный подвал. Не желаете прогуляться?
  - Вы, Евгения Алексеевна, в своём уме? - осведомился Марамыжиков.
  - Не хотите? - равнодушно отозвалась трубка. - Как хотите...
  - Постойте! - неожиданно для себя окликнул полицейский. - Я приеду. Говорите номер дома...
  В конце-концов, подумал он растерянно, стараясь оправдать сам перед собой своё нелогичное решение вследствии странного, ничем не обоснованного приглашения, - это же дом на Заовражной: там есть подвал, а, значит, возможность его осмотреть. То самое, в чём ему сегодня было отказано вредными старухами...
  Ещё бы ты не приехал, - хмыкнула Женька, небрежно швырнув телефон на кровать. - Даже если бы семеро человек тебя за руки держали, вывернулся бы и припёрся. Сам не зная для чего...
  ---------------------------------------
  ...Тусклая лампочка под потолком осветила абсолютно пустое помещение с глинобитным полом и подмазанными цементом стенами. Ни полок, ни бочек, ни ларей, ни старой рухляди. Только клоки паутины в углах.
  Гришка задержал дыхание, как перед прыжком в воду, и поставил ногу на ступеньку. Потом на другую... Добравшись до середины подвала, огляделся...
  - А вот и она...
  В слепом углу, не видимом от входа, в тёмной нише зияла растворённая дверь.
  Они приблизились к двери и заглянули в черноту хода, подсвечивая Марамыжиковым смартфоном.
  - Ого! - раздалось за спинами исследователей жизнерадостное восклицание: Сюзанна, вытянув шею, пыталась заглянуть через Женькино плечо во тьму преисподней. - Подвал в подвале? Как интересно...
  - Чёрт! - возмутилась Женька. - Разве можно так подкрадываться?
  - Даже и не думала, - не согласилась с обвинением подруга, улыбаясь Марамыжикову и поводя голым плечом, перечёркнутым шёлковой бретелькой. - Просто я хожу, не касаясь ногами земли. Разве ты, Жека, не знала?.. Вы, кстати, управились? Гости собрались уже, ужин стынет...
  - Слушай, нам сейчас немного не до того...
  - Ты за себя говори! Не смей и Григория причислять к своей секте аскетов-хлыстов! Я надеюсь, вы присоединитесь к нам? - это уже полицейскому. - Не слушайте её, умоляю - она готова всех вокруг замордовать проблемами и заботами...
  - Конечно, Сюзанна, благодарю за приглашение. Я с удовольствием...
  - Вот и отлично! Так мы вас ждём! У нас в гостях сегодня - представляете? - настоящий американец! - она многозначительно подмигнула собеседнику и легко взбежала вверх по земляным ступеням.
  - Вот что, Евгения, - Марамыжиков погасил фонарик и повернулся к ней. - Мне понадобится бобина с длинной верёвкой и респиратор. Есть у вас такое в доме?
  - Обойдёмся, - подмигнула хозяйка, - как и в прошлый раз, без верёвки... - и шмыгнула в открытую дверь.
  Руки полицейского, не ожидавшего от неё такой прыти, схватили пустоту:
  - Стой! - крикнул он. - Назад, дура!
  Марамыжиков заметался по подвалу: зачем-то ринулся к выходу, потом тут же вернулся; сунулся в подземный ход - попятился; снова вбежал... Ну что делать с этой идиоткой? Бросить на произвол судьбы? Пусть пропадает? Или самому пропасть вместе с ней? У-у-у! Чёртова баба!!. Он скрипнул зубами и нырнул следом, в земляной коридор.
  Видимый в конце тоннеля свет становился всё отчётливей, дорога под ногами проступала всё явственней... Дохнуло стужей, кожу ущипнуло морозом... Торопливо шагая по заметённому внутрь коридора снегу, он вышел к узкой пещерной расщелине. Ослепительно белая под белым небом - такая, что глазам больно - перед ним лежала снежная равнина. Тонко свистел ветер, гоняя сухую позёмку. Вдали чернела громада леса...
  - Что это? - икнулось потрясённо. - Те самые... галлюцинации?
  - Вы видите зиму? - спокойно поинтересовалась Женька. - Я тоже. Знаете, что такое "двойной психоз"? Читала недавно, что при этой форме индуцированного бреда заблуждения одного человека разделяют те, кто находится с ним в контакте...
  Она спрыгнула с уступа, на который забралась для лучшего обзора, и подтолкнула Марамыжикова в обратном направлении:
  - Идёмте, - сказала она. - Пусть это бред, но... перестраховаться - никогда не лишне, правда ведь? Чтобы... не появились вдруг... посреди моей гостиной два обледеневших трупа...
  
  -------------------------------------
  
  В гостиной, показалось, было чрезвычайно светло, шумно и жизнерадостно - наверное, на контрасте с катакомбами. Женька, как положено, присела сразу за стол, не забыв облагодетельствовать необходимой порцией гостеприимства потрясённого только что виденным служителя закона. Она послушно отыграла отведённую ей роль с утверждёнными репликами - без корректив, взбрыкиваний и отступлений. Всё, как тогда. Не хотелось заморачиваться - внутри саднила усталая пустота.
  После, следуя сценарию, вышла на террасу, утёрла Лялькин нос и присела с Марамыжиковым на ступеньки - покурить и выслушать его растерянные сентенции про рудничный газ...
  Вот сейчас, ждала она, калитка скрипнет, хлопнет, пропуская во двор величественную фигуру в светлом чесучёвом костюме, шляпке-канотье и с неуместной лопатой, зажатой в белом кружеве перчатки...
  - Добрый вечер, - поздоровалась Дина Владимировна, ничуть не обманув её ожиданий.
  - Добрый, - Марамыжиков поднялся.
  Следом за ним отлепила зад от ступеньки и хозяйка дома. Затушила сигарету в стоящей тут же, на перилах, банке из-под салаки.
  - У вас гости, Женя? - строго и с несвойственной ей нервозной обеспокоенностью осведомилась соседка.
  - Это не у меня, - заученно отрапортовали ей в ответ. - Это у Сюзанны гости.
  - А Григорий Александрович?
  - Он уже уходит...
  - Что ж, в таком случае я вас не сильно отвлеку, если попрошу о небольшой услуге?
  - Буду рада...
  Марамыжиков суетливо засобирался. Махнул рукой хозяйке, раскланялся со Спржельской и быстро зашагал в сторону калитки.
  - Пока не стемнело, - соведка решительно протянула садовый инструмент, - идёмте, пересадим розы.
  Женька лопату приняла:
  - Эта полная алогичность поступков людей, которые казались вполне разумными на первом круге, - она криво усмехнулась, - знаете ли, вначале озадачивает... Пугает даже - чем-то зомбическим от неё веет. Потом умиляет... - она воткнула лопату в землю и оперлась на неё. - Не могли поступить иначе, Дина Владимировна? После моих откровений вы ведь не доверяте мне? Зачем же отправляете раскапывать тёти Фенино послание?
  Спржельская сердито тёрла невидимое пятнышко на перчатке.
  - Ну задумайтесь же! Сопоставьте! Вы ведь знаете о предопределённости событий на круге лучше моего! - воскликнула горе-наследница.
  Не дождавшись ответа, вздохнула и направилась к хорошо знакомому кусту в розарии. Ударила лопатой под корень.
  Соседка приплелась следом:
  - Я вполне допускаю, что ты говоришь правду, Женя, - строго нахмурившись заявила она. - Всё пока свидетельствует в твою пользу. Да и... в роли коварной злодейки трудно тебя представить...
  - В отличие от Джули?
  - Кого? Ах, этой... Ты знаешь о ней?
  - Только то, что вы сочтёте нужным мне рассказать сегодня вечером. После моего с ней столкновения.
  Спржельская вздёрнула брови:
  - В таком случае... Тебе тем более не трудно понять нашу осторожность. Но всё равно, - она помогла потянуть за верхушку обкопанного куста, - мне жаль. Я сожалею, что, обратившись за помощью, ты столкнулась с недоверием. Но, увы, это было неизбежно, извини...
  Мягко потрескивая обрывающимися корнями и отрясая с них земной прах, куст подался. Разорительница клумб равнодушно отбросила его в сторону, принялась шерудить лопатой влажный песок в поисках конца нейлоновой верёвки.
  - Ты не хочешь возвращаться на круг?
  Прервав своё занятие, Женька подняла глаза на собеседницу. Та, видимо, ещё не совсем уверенная в необходимости откровенничания на эту тему, нервно сцепила кружевные пальцы:
  - А... что ты хочешь?
  - Я хочу быть с... ним, - допрашиваемая, смутившись, бессмысленно ковырнула землю. - Артём уйдёт за портал, а я... не успею, резонанс сменится...
  Дина Владимировна посмотрела на неё сочувственно:
   - Он этого тоже хочет?
  Женька промолчала. Вместо ответа, присев на корточки, нашарила верёвку, потянула, подкапывая и разгребая землю вдоль путеводной нити...
  - В общем-то, - посвящённая покачала головой, - ушедшие на круг более или менее свободны в действиях, если от действий этих, конечно, не зависит цепь последовательных событий. Такое, правда, бывает редко, но всё же бывает... Что касается ухода - здесь вариативность шире. Можно варьировать время. Ну и, конечно, можно оставить круг, выбрать иной маршрут. Можно остаться...
  Женька покачала головой:
  - Без него?..
  - Тогда, - вздохнула посвящённая, - шагайте вместе. Если он позволит. И если позволят предшествующие этому события, задержавшие тебя в первый раз...
  Из земли показался угол гермомешка. Женька потянула его на себя, незаметно бросив взгляд через плечо - за углом террасы, вжавшись в стену, чернела в надвигающихся сумерках мрачная фигура переводчицы. Кладодобытчица хмыкнула: не знаешь ещё ты, Джули, куда приведёт тебя выбранная дорожка. А я - знаю! И про тебя, и про себя. Да. Твоя - к гибели, моя окажется в эту ночь гораздо завиднее: она ведёт в объятия Артёма - повторный, но единственный раз...
  А дальше? Что будет дальше, мрачная Джули? И кто кому в итоге ещё позавидует?..
  
  * * *
  
  Дня ухода Женька ждала, как приговорённый ждёт дня казни - одновременно с ужасом и с призрачной, бессмысленной, но исступленной надеждой: вдруг всё происходящее - дурацкий сон? Она проснётся, сон развеется и оба они с Артёмом останутся в привычном, милом, чудесном настоящем - будут вместе и будут счастливы...
  Потому что если её скачки по кругам и его бегство через портал - явь, то выхода из этого безумия нет. Желаемого выхода. Да, она попытается уйти с ним, Дина Владимировна сказала, что это возможно, но - о, боже! - как же такая возможность её пугала. До холода в пальцах. Без него жить ей будет невыносимо, а уйти с ним - страшно... Как же страшно... Нет! Не хочу и не стану думать о том, что нас может ждать в жутких реалиях средневековья! Буду придерживаться версии о сне: это сон... это сон... просто сон...
  И пока мы во сне, обязаны следовать его законам...
  Поэтому, согласно известному плану действий, в знаковое утро знакового дня, вместо того, чтобы бодро и весело шагать навстречу пыльному архиву Володарьевского музея, повернула от калитки вверх по Заовражной. К дому Вербицкого, где её ждала бандюковская засада и долгие, томительные часы их отвратительного общества...
  А! легки на помине: знакомые хари, знакомые фразы, незатейливый пинок ниже спины, чтоб пошевеливалась... Поползли тягучие минуты её стоического дрожания на диване в ожидании основного фигуранта, ради которого и была собрана делегация ящероглазых наёмников. Потекло выжидательное моление медлительным часам - кажется, он придёт где-то около одиннадцати... Ну где же ты, Артём? Каким пустым кажется время без тебя...
  Но вот, кажется... Наконец-то! Его шаги по лестнице! Да, точно. Милый... Милый мой, разве страх перед неведомым сможет меня остановить? Да ни в жисть! Чего бы я не сделала ради тебя? Есть ли то, чем бы не пожертвовала? Артём, Артём... Почему ты оставишь меня? Потому что любишь и не хочешь подвергать опасности? Или потому, что даже не вспомнишь обо мне, ринувшись навстречу своей давней мечте?..
  Чёрт! Совсем забыла, что этот хорёк его ударит... Мерзкая, вонючая крыса! Надеюсь, в лабиринтах Яра ты будешь сдыхать долго и мучительно...
  Что? Уже идём? Ну да, конечно. Увлеклась я проклятиями, отвлеклась от последовательности происходящего... Там, помнится, такой холод, в этих катакомбах. В прошлый раз я закоченела, пока Артём кружил этих ушлёпков... Интересно, смогу я позволить себе сейчас такую мелочь, как... - она заозиралась по сторонам, - утеплиться?
  Женька протянула руку, ухватила небрежно перекинутую на спинку дивана толстовку Артёма. Тут же схлопотала от Главаря по руке и тычок в спину:
  - Не надо лишних движений, поняла?..
  Увы... Даже такую малось программа не готова уступить. Неужели эта несчастная кофта как-то повлияла бы на текущий ход событий?!.
  Сырость подземелий, душная напряжённость, клубящаяся вокруг маленькой группки враждебно настроенных друг к другу людей, пляшущие лучи фонарей, шорохи, звуки, голоса в чернильной тиши... Всё это было! было! Как же она устала от этих повторов...
  ... - Когда я скажу, - проговорил Артём, не глядя на подошедшую сзади, - тяни дверь на себя. Но не распахивай сразу, на всю - приоткрой вначале и... - он уронил ключи, наклонился за ними. Выпрямляясь, успел шепнуть: - ... и шагай сразу в проём.
  Он посторонился, пропуская Женьку. Её пальцы потянули холодную проушину...
  Дверь тяжело, оглушительно лязгая и скрипя, подалась. За ней царила столь же беспросветная чернильная темь. В которую Женька послушно скользнула... И тут же была снесена прыгнувшим сзади телом. Она грохнулась, больно ударившись локтем. Сзади заметались фонарные лучи, что-то закричали бандиты...
  Подобрав уроненный на пол светляк Артёмова фонаря, она направила его на тёмную фигуру, которая, навалившись на дверь, поспешно задвигала тяжёлый засов. В доски заклевали пули, зацокали, рикошетя от железных стяжек...
  Вербицкий забрал у Женьки фонарь и потянул её за собой по переходу:
  - Дверь, конечно, крепкая, - бросил он, - но на всякий случай давай уберёмся отсюда поскорее, не станем искушать судьбу.
  Их путь занял не более пяти минут. Они вышли к высокому пещерному входу и остановились на пороге, молча обозревая окрестности...
  Вербицкий задумчиво вглядывался в летнюю степь под клубящимся грозовыми чёрно-синими тучами небом, на плещущие серебром волны ковыля под порывистым ветром и бешено носящихся над землёй стрижей. Он глубоко и жадно вдыхал горячий, травяной, насыщенный электричеством воздух...
  - Ты хочешь туда, - Женька с тоской смотрела на него сбоку, ловя каждое движение его лица.
  - С чего ты взяла?
  - С чего взяла... Стоишь тут, как взнузданный конь, только что копытом не бьёшь...
  Артём хмыкнул, пожал плечами.
  - Позвал бы... меня с собой, если бы я попросила? - просительница несмело тронула его за руку. - Почему молчишь? Ответь хоть что-нибудь...
  - Что-нибудь?.. Отвечу как есть, Жека: я не считаю возможным втягивать кого бы то ни было в свои авантюры. Это смертельно опасная затея, разве не очевидно?
  - Да... - прошептала она, понурившись, - очевидно. Тогда останься. Не уходи туда! - она вскинула на него просящий взор. - Особенно так, как случилось - поспешно и необдуманно!
  Ещё немного и она начнёт рыдать и канючить. Женька прикусила губу, почувствовав, что та задрожала. Артём её настрой, видимо, тоже уловил:
  - Ну зачем ты мне это говоришь! - он поморщился, как от зубной боли. - Ведь знаешь прекрасно, что всё за нас расписано программой первого круга. Даже если бы я сейчас передумал, всё равно не смог бы ничего изменить!
  - А кто, - Женька сглотнула и отвернулась, чтобы совсем не расклеиться, - кто создавал эту программу на первом круге - не мы сами?
  - Не знаю. Я почти ничего не знаю об этих явлениях. Хочу узнать. Поэтому ухожу.
  - Поэтому ты не передумаешь, - она сосредоточенно смотрела вдаль на приближающуюся грозу. - Ни при каких обстоятельствах. Ни на первом, ни на двадцать первом круге!
  - Давай не будем...
  - Давай не будем. Просто я хочу понять, - в чёрных клубах горизонта сверкнули подряд несколько зарниц. - Хочу тебя понять!
  - Зачем?
  Женька осеклась, не находя ответа на простой вопрос.
  - Зачем, Женя? Не знаешь? Может, ответишь тогда зачем предлагаешь мне сейчас терять время в глупом и бессмыленном занятии по втолковыванию своего видения мира человеку от него далёкому? Даже если бы я исплясался тут перед тобой с бубнами в попытке донести и обратить - что бы изменилось, скажи?
  - Может быть, - прошептала его собеседница, - изменилось бы... Может, я бы прониклась...
  - Слушай, ну к чему это? - разговор его заметно тяготил. - Живи спокойно, не насилуй своё мировосприятие - оно ведь и не обязано быть идентичным чьему-либо. Так? Человек ценен своей непохожестью и уникальностью цвета и граней той виртуальной линзы, сквозь которую смотрит на мир. Я ни в коем случае не собираюсь твою затачивать под себя. Да мне при всём желании это не удалось бы...
  Только сейчас до них донеслись дальние, негромкие раскаты грома. Гроза бушевала где-то далеко, но свежий, пахнущий степным дождём ветер плеснул в сердитые лица её отголосками и отхлынул, словно волна.
  - Твоё сознание, Женя, ужасно далеко от всего того, что будоражит меня. Тайны Яра, хоть ты, против своей воли, лоб в лоб вынуждена была с ними столкнуться, последнее, что тебя занимает, что может быть тебе интересно. Даже примитивного интереса, как у наших старушек, выраженного в личном бессмертии - и то у тебя не народилось! Я этого тоже не понимаю. Но не требую же в связи с этим твоего немедленно отчёта с препарированием причин подобного отношения! Потому что понимаю - как ты карты сейчас не раскладывай, как не объясняй мотивы своего равнодушия, понимания и близости между нашими разными восприятиями больше не станет! Ведь не станет, Женя! И незачем дальше мусолить эту тему. Пустое это всё...
  Женька, отвернувшись, кусала губы.
  - Кстати, о старушках и мировосприятии, - привалившись спиной к каменному выступу, он задумчиво смотрел сквозь предметы. - Почему - задавался я вопросом херову тучу раз - почему это невероятное знание было вручено сверхобычным женщинам, не видящим в нём иного проку, кроме использования в качестве горчичника от старости? Что это, интересно, могло распорядиться так странно - дикий слепой случай? некое божественное провидение? Какая нелепость... Баб Мане, которая даром этим вообще тяготится, Зинаиде Семёновне - человеку более, чем ограниченному. Она ходит на круг, как на работу, не особо понимая зачем. И уж, конечно, даже приблизительно не осознавая масштабности найденного ею на дороге чего-то непонятного, но, кажись, в хозяйстве полезного. Да и Спржельская, если честно, недалеко ушла от мещанского отношения к тайне Яра...
  - Ну хорошо, - Женька утёрла слёзы и с вызовом уставилась на него. - Им это знание ни к чему. Они им распорядиться не могут, как надо. А как надо, Артём? А? Вот оно - у тебя в руках. Ты заворожён, околдован, загипнотизирован им. Ты горишь мечтой всё самому увидеть, пощупать, изучить. Ладно. А дальше? В чём смысл, скажи? Где космическая суть твоего бродяжничества по мирам? Если, конечно, тебя не посадят на кол в первом же... А? Умудрённый знаниями, ты, забредши в наше время, напишешь научный труд с историческими разоблачениями? Или попробуешь изменить ход событий во благо человечества? Ты познаешь истину и... что?
  - Разве человек стремится к познанию обязательно ради чего-то? А не ради самого познания?
  - Значит, для тебя смысл жизни в этом?
  - Значит да, - улыбнулся он на её горячность. - Если он вообще есть, этот смысл жизни, то пусть будет в этом. А для тебя?
  "А для меня - следовать за тобой", - подумала Женька, но ничего не сказала.
  Она развернулась и пошла знакомыми переходами в подвал своего дома. Голову начинали медленно сдавливать горячие обручи приближающейся мигрени.
  
  -----------------------------------------------------
  
  - Женя! - Артём перехватил её за локоть перед лестницей, ведущей в дом. - Мне бы не хотелось обрывать наш разговор на подобной ноте...
  Та молча мотнула головой в сторону двери - дневной свет, льющийся оттуда, заслонил чей-то чёрный силуэт:
  - Опаньки... - раздалось сверху. - А ну выходи по одному. И грабли поднять! Чтоб я видел! Где Цымбал, а? Куда остальных дели?
  Артём отпустил её руку:
  - Будь пока тут... - он медленно двинулся по ступеням наверх.
  - Не волнуйся, - Женька погладила локоть, которого он касался, и вздохнула. - Эта история с хэппи-эндом.
  ...Она поднялась следом, как и положено, дождавшись, пока повяжут Хазара. С благодарностью приняла ненавязчивую заботу Вербицкого, усадившего её на стул и подавшего стакан воды. Всё это он проделал будто бы совершенно механически, не отвлекаясь от увлекательного обсуждения с так вовремя появившимся полицейским деталей произошедшего. Женька слушала их вполуха: боль постепенно завладевала ею, перекрывая эмоции, переживания, интерес к окружающему - делая неважным всё, кроме пульсирующего огненного шара в голове...
  А интерес проявить, кстати, не мешало бы... Вот она - Анфиска эта, которая сумела за ним увязаться... А я жила себе и думать не думала, что у меня, оказывается, имеется более везучая соперница... Какая зелёная ещё... Как сама юность - глупа и прекрасна... О боже, когда же заткнётся Сюзанна - в голову стучит от её тарахтения... О чём она? Несёт какую-то охинею, как обычно... М-м-м, как же болит голова... Не пора ли уже на поиски таблеток? Когда же мне можно будет по сценарию, утверждённому первым кругом, подняться с места?
  Женька неуклюже, деревянно переставляя ноги, вскарабкалась по ступеням в гостиную, поплелась в спальню. Хоть и знала теперь доподлинно, что найдёт таблетки в комнате отца.
  "Интересно, если бы я сразу могла пойти туда - как бы это изменило ход событий? Я раньше приняла бы лекарство и раньше проснулась? А, значит, успела бы к порталу до смены резонанса?"
  Обшарив спальню, потащилась наверх...
  "Как же быть? Как же мне поступить сейчас, чтобы успеть? Нет, не могу... Не могу думать - мозг плавится и стекает через уши... капает на пол, прожигая половицы насквозь, как... как серная кислота... Ну надо же... какая безумная образность..."
  Она упала в кресло и прикрыла глаза.
  "Что же делать? Как успеть? - стучались в объятую пожаром голову беспомощные мысли. Голоса их слабели... Сознание уплывало, вымещаясь целительным сном...
  
  ------------------------------------------------
  
  Когда Женька открыла глаза, то сразу увидела его. Как и в прошлый раз, он стоял у окна.
  - Это ты... - прошептала она, чувствуя, как всё её существо, освобождённое от боли, затапливает безмерная горячая нежность.
  Он смотрел на неё молча несколько тягучих мгновений, мучительно решаясь. Потом быстро пересёк комнату:
  - Женя, прости...
  "Стой!" - хотелось крикнуть ей, но слова застряли в горле, а она по-прежнему осталась расслабленно полулежать в кресле, слушая грохот его сбегающих по лестнице шагов.
  "Сколько времени прошло в тот раз, прежде чем я осознала происходящее и сорвалась следом?.. Надо встать сейчас... Надо встать немедленно! Ну!.. Да что же это? Как же мне подняться?!"
  Она напряглась, рывком выбрасывая из кресла непослушное тело, водружая его на ватные ноги, заставляя их идти... Ну же... Ну же, двигайтесь, чёрт вас побери совсем! Комната... дверь... ступеньки...
  - Артём! Ты куда? - окрик риэлторши.
  Женька сползала по лестнице, словно выздоравливающий после длительного паралича.
  "Ещё немного, ещё..."
  Вот и кухня... Конечно, их уже и след простыл.
  Оттолкнувшись от стены, она ринулась на приступ подвальной лестницы. Уже лучше... уже легче... Подземные переходы - знакомые, как свои пять пальцев, истоптанные вдоль и поперёк за полные два круга... И сколько ей ещё придётся их топтать против воли, если не успеет теперь?
  К ногам постепенно возвращалась сила - они уже не подгибались, не дрожали, делая корявые шаги, они плелись, шаркали, шли, потом замелькали достаточно торопливо, срываясь на бег...
  "Я успею, я успею, я обязательно успею..."
  Голубое небо степи в проёме пещерного входа... Мелькнувшая спина этой беспардонной, нахальной девчонки...
  Обдирая колени и руки, всё ещё не совсем уверенно, Женька вскарабкалась наверх - по-прежнему степь, небо, камень с тёть Фениным посланием... Надо торопиться - пока не сменился пейзаж, пока не появилось это проклятое чёрное озеро...
  Женька бросила прощальный взгляд на непригодившуюся Артёму банку с водой. Прозрачная поверхность замерла в зеркальном спокойствии... Что это значит?
  - Стоять! - истошный вопль Марамыжикова за спиной.
  Спускаться по каменистой осыпи было недосуг - Женька прыгнула, целясь в мягкий песок внизу.
  Вода в банке плеснула и... зарябила, весело бликуя, в странном диагональном узоре...
  
  * * *
  
  Странный это был сон. Как будто и не сон вовсе... Как будто от наркоза она отходила в седьмой бывшей "обкомовской" горбольнице, как тогда, пять лет назад, после удаления аппендицита: сознание путалось, металось в бесконечных внутренних лабиринтах, неслось по ним с бешеной скоростью, пыталось выкарабкаться из кружащейся, затягивающей бездны, чтобы вновь в неё сорваться... Вот, ещё немного... ещё чуть-чуть... впереди уже виден свет и слышны глухие, как рокот прибоя голоса - и снова падение! Женька летела, захлёбываясь скоростью, замирая сердцем и дыханием, вниз...вниз...вниз...
  Она падала и падала, как Алиса в кроличью нору. Мимо сплошной глухой черноты, вспыхивающей периодами чем-то грязно-белым, похожим на пену...
  Я падаю... Или лечу? Как в детских снах... Помнишь эти головокружительные полёты вниз, с обрыва? Было так страшно... Хотелось скорее обрести устойчивость, прекратить это ужасное падение! - она вскрикивала и мягко падала в собственную постель с бешено колотящимся сердцем. Вокруг - тёмный и тёплый уют спальни, за стеной привычно скубутся родители. А ещё - блики фар на потолке от проезжающей мимо машины...
  Может, сейчас будет так же? Она очнётся в своей спальне, на уютной подушке, уверенно покоящейся на вполне осязаемо устойчивой и неподвижной кровати? Хоть бы так... Надо просто сделать усилие - заставить себя проснуться, выдернуть себя за волосы из этого бездонного колодца...
  - Женя! - словно в гулкую железную бочку. - Женя! Ты слышишь меня?
  Слава богу... Она уцепилась за голос, зовущий её, как за верёвку.
  Кто это? Помогите! Здесь я, здесь! Подайте же руку!
  Морок страшного полёта взорвался, медленно рассыпаясь чёрной пылью... Женька почувствовала себя в блаженной неподвижности. И сразу же - первая мысль, реализующая потребность человека в немедленной самоидентификации: где я? В стремительно восстанавливающемся сознании одна за другой вспыхивали люминисцентные, гудящие и мерцающие лампы, как... Как в школьном коридоре её детства...
  Сердце, замерев, пропустило удар.
  У меня получилось? Или..?
  Надо открыть глаза и станет понятно. Надо. Но страшно. Пока она их не открывает, зыбкая надежда теплится. Но стоит только увидеть склонившиеся над ней, обеспокоенные лица Варфоломеевны, Танечки Ивонковой и начальницы отдела, и она вряд ли сможет сдержать стон разочарования...
  - Женя! Ты что, заснула? Нет, ну вы только поглядите на неё! Это невероятно!
  Женька нерешительно затрепетала ресницами - что-то не похоже на голос Варфоломеевны...
  Она заморгала сонными глаза, медленно подняла голову, которая, как оказалось, покоилась на сложенных на столешнице руках. Вокруг, в залитом солнцем помещении, лица... лица... лица... И глаза - множество глаз - заинтересованных, выжидательных и жадно-любопытных. Детских. Очень... знакомых...
  - Ну наконец-то! - раздался у неё над головой всё тот же строгий голос, вытянувший её из чёрного колодца. - Пробудилась наша спящая красавица! Не стыдно тебе? Давай сюда дневник, придётся написать твоим родителям...
  Обмирая от ужаса, Женька подняла взгляд и... чуть не ослепла от нестерпимого блеска очковых линз Матильды Карповны, учительницы литературы, которую, даже спустя годы после окончания школы, она прекрасно помнила.
  - Я... - промямлила Женька, несколько сипло со сна, не скрывая смятения, - в школе?!
  Класс весело и дружно грохнул хохотом. Мальчишки заулюлюкали и тут же принялись наперебой упражняться в подколках.
  - Тишина! - рявкнула классная дама и сурово воззрилась на Женьку. - Дневник! - она протянула требовательную ладонь.
  Провинившаяся, растерянно пошарив глазами по парте, протянула требуемое. Её детская ручонка с обгрызанными ногтями и царапинами, оставленными чрезмерно игручими котятами Муськи, привела её в состояние ступора - она молча таращилась на неё, не в силах уразуметь произошедшего.
  - Что ж, Череда, - Матильда Карповна процокала каблуками к своему столу, уселась за него и раскрыла журнал, - раз нам всё же удалось кое-как, с грехом попалам, тебя добудиться, придётся тебе за наши усилия как-то нас отблагодарить...
  - Чем? - пискнула Женька.
  - Чем? - фыркнула русичка. - Да хоть выученным уроком. Домашнее задание приготовила?.. Женя! Да слышишь ты меня? Что с тобой сегодня?
  - А?
  - Я спрашиваю, - угрожающе и с расстановкой процедила учительница, - выучила ли ты заданный на дом отрывок?
  Женька медленно поднялась, чувствуя в коленях противную слабость:
  - Я... не знаю, то есть...
  - Понятно. Садись, два.
  - Нет-нет! - встрепенулась нерадивая ученица, как будто эта двойка имела сейчас для неё какое-то значение. Хотя...
  Она сглотнула противный липкий ком в горле: на первом круге ведь имела! Значит и сейчас, помимо воли, она будет пыжиться, дабы не допустить невозможного по изначальному сценарию "неуда".
  - Я выучила, - выпалила и судорожно напрягла память, пытаясь вызвать из небытия хоть какие-то рифмованные строки. - Мой край безмятежный, обласканный ветром, опаленный жаром степи кайсацкой...
  Одноклассники, тараща страшные глаза, зашипели гусями, подсказывая: "Пуш-шш-шкин! Дура! Я вам пиш-ш-шу, чего же боле..."
  Женька растерянно огляделась, облизнула губы, нащупав на нижней кончиком языка вызревающую болячку, и продолжила:
  - ...Водою и кровью напоенный щедро,
  Умытый горючей слезой босяцкой,
  Бессмертный, как боги, пройдёшь сквозь столетья,
  Горько-солёный осколок Хвалыни,
  У Чёрного Яра соцветья полыни
  Поведают тайну живущих доныне...
  
  Класс замер, ожидая расправы.
  - Ну ты, Череда, ваще, в натуре, больная какая-то, - гыгыкнул сидящий за ней Барабаев.
  Женька резко обернулась и треснула его учебником по голове. Тот, побагровев от ярости, тут же пихнул её в спину.
  - Прекратить! - рявкнула Матильда Карповна.
  Легче сказать, чем сделать: в Барабаева немедленно была запущена его же тетрадка, тот, не оставшись в долгу, метко плюнул на стул драчливой одноклассницы, Матильда Карповна треснула линейкой по столу, взрыкнул и задребезжал школьный звонок. Буйное стадо подрастающей молоди пронеслось, поднимая пыль, к распахнутым на свободу дверям - урок оказался последним в расписании нынешнего дня.
  - Женя, - окликнула учительница неуверенно укладывающую рюкзак девочку. - Задержись немного...
  Она подошла и села за парту, стоящую перед Женькиной, развернулась всем корпусом к ученице. Бликанули очки. Раздумчиво постучал о крашеные доски столешницы колпачок авторучки...
  - Скажи, у тебя что-то случилось дома? - последовал первый вопрос. - Ты не высыпаешься?
  Женька отрицательно помотала головой. Учительница не стала настаивать - ответ ей, видимо, был не так уж и интересен.
  - А... Что это за... - она запнулась. - Откуда ты... знаешь это стихотворение?
  Ученица совершенно невинно пожала плечами:
  - Видела где-то, запомнилось... Матильда Карповна, я выучу завтра же "Письмо Татьяны", не ставьте мне, пожалуйста, двойку!
  - Да-да, - рассеянно согласилась русичка. - И где ты его видела, не помнишь?
  Надо было сделать вид, что напрягаешь память:
  - Нуууу... Мы с мамой ездили в Володарьевск, к тёте Фене. Там памятник в парке есть ихнему поэту какому-то, а на памятнике - эти строки. Мне понравились просто, я и запомнила.
  Учительница усердно закивала, встала с места и взволнованно прошлась по проходу между партами, к доске.
  - Видишь ли, Женя, - она замолчала, хрустнула сцепленными пальцами. - Этот парк, в Володарьевске, я знаю его... Но... Никакого памятника поэту там нет, - она пристально, испытующе вгляделась в знакомое лицо ученицы. - Его поставят только через десять лет, детка... А стихи эти Григорий Харьковский напишет только через два года. Не существует их пока. Вот... так-то...
  В классе стало так тихо, что у Женьки скулы свело от этой напряжённой тишины. Слышно было, как в окно бьётся и уныло гудит толстая осенняя муха.
  Женщина и девочка смотрели друг на друга, не в силах уразуметь сделанное ими сейчас открытие...
  - Послушай, - не выдержала первой Матильда Карповна, - скажи мне честно: ты... на круге? - произнесла она, тараща круглые от удивления на собственное безрассудство глаза.
  - И... вы? - прошептала в ответ ученица. Она провела языком по губам, наткнулась снова на саднящую болячку и поморщилась. Вот так сюрприз...
  
  * * *
  
  От школы шли через осенний парк.
  Женька по-детски бессознательно зарывалась пыльными ботинками в медно-золотистые ворохи листьев, оглушительно ими шурша. Расхристанный огромный ранец криво висел на спине, светлые полурастрёпанный после урока физкультуры косицы свешивались по сторонам склонённого лица.
  - Это просто невероятно! - потрясённо косясь на свою спутницу, не уставала удивляться Матильда Карповна. - Представляешь, Женя, ведь я уже на пятом круге и ни разу - представляешь, ни разу! - не встречала других "вечно живущих". То есть, конечно, может, и встречала, не зная того... Тут ведь как: не открылась бы ты случайно, прочитав это стихотворение - так бы и жили мы друг подле друга, не ведая о принадлежности к одной тайне. Да, дорогуша, ты и в самом деле - первая посвящённая, с которой я общаюсь, зная об этом! Хотя... - она внезапно остановилась, осенённая какой-то мыслью. - Был один... Нет, тот был не на круге. Скорее... свободный ходок, мне кажется...
  Машинальным движением она заправила полиэстеровый шарфик под ворот плаща, переложила из одной руки в другую тяжёлый, шелушащийся на сгибах коричневый портфель из кожзама с ученическими тетрадками...
  - Вот ведь... совсем из головы вон... Как я могла о нём забыть, встретившись с тобой? Конечно, это было так давно, но... Ты ведь Женя! Думаю, это имеет отношение к тебе. Скорее всего.
  Женька сбавила шаг, потом и вовсе остановилась, уставившись на учительницу во все глаза:
  - Что?
  - Ты ждёшь от кого-нибудь письма?
  - Письма? - она лихорадочно попыталась сообразить.
  - Видишь ли, какая история, - продолжила Матильда Карповна, не дожидаясь ответа. - Несколько лет назад мне позвонил некий гражданин, попросил о встрече. Мы встретились - он вручил мне небольшой пакет. Сказал, что надо помочь одной девушке соскочить с круга. И не просто соскочить, а в нужном месте. В письме - инструкции. Ну, я, само собой, ответила, что помогу с удовольствием, вот только - кому? Он пояснил, что адресат - одна из моих учениц - не нынешних, но значительно более поздних. Назвал...да! Назвал твоё имя, но насчёт фамилии затруднился: забыл, говорит, уточнить у того, кто его отправил. Но вы, говорит, и сами сообразите... Хм, сообразите... Легко сказать. Знаешь, сколько у меня было учениц с именем Евгения? Поначалу я всё к ним присматривалась, потом надоело, а после как-то уж подзабылось всё, быльём поросло... И вот сегодня - пожалуйте: та самая Женя собственной персоной!..
  Женя слушала её замерев, боясь вдохнуть лишний раз - боже! о чём это она? Какое ещё письмо? Какие инструкции? Неужели от...
  - А вы... - девочка помялась, - читали его? Что в нём? От кого?
  Матильда Карповна покаянно сдвинув брови, вздохнула:
  - Каюсь, читала. Но виноватой себя не чувствую - имей в виду! Сама посуди: столько лет хранить и даже не полюбопытствовать? Может, кстати, там вообще что-то плохое или противозаконное? Мне это ни к чему, знаешь ли...
  - Что, Матильда Карповна? Что там написано?
  - Собственно, - учительница возвела очи долу, - самого письма там - пара строк всего. Остальное - графики и даты активности пространства под Яром и схемы колебаний воды на... Да, на ближайший десяток лет, между прочим! Как знали, что я тебя встречу где-то начиная с этих дней...
  Женька, в ожидании главного, взирала на неё умоляющими собачьими глазами:
  - Что в тех строчках?
  - Ну... что-то вроде: "Жека, я всё посчитал до десятых долей секунд, хотя в нашем случае такая точность не совсем обязательна. Всё же постарайся быть как можно пунктуальнее..."
  - И всё?
  - Всё.
  - А подпись?
  - Вроде нет... не припоминаю...
  Девочка судорожно вздохнула и вцепилась в лямки рюкзака. Авторство письма ей было и так очевидно...
  - Я могу взглянуть на него?
  - Конечно, дорогая! Оно же твоё! Можем зайти ко мне на чай...
  Женька с готовностью, пожалуй, черезчур рьяной, энергично закивала головой.
  Матильда Карповна улыбнулась мудрой, всепонимающей улыбкой доброго покровителя и указала на боковую аллейку:
  - Тогда нам туда...
  Женька поспешно свернула и постаралась прибавить шагу, призывно посматривая на учительницу еле-еле, по её субъективному мнению, волочащую ноги.
  - Как я поняла из этих графиков и схем, - продолжила рассусоливать та, как будто вовсе не замечая детской досады маленькой спутницы на своё прогулочное настроение, - приславший их человек рекомендует тебе вначале снова прыгнуть на круг - в тот возраст, в котором вы, видимо, - она заговорщически улыбнулась, - с ним расстались. Там указаны даты, точное время и нужный рисунок воды. А после - из того времени - уже войти в портал вне круга...
  - Вот как? - Женька в нетерпении подхватила маячащий перед носом локоть в серой плащёвке и потянула для ускорения.
  - Мне всегда было интересно, - раздумчиво проговорила хозяйка локтя, игнорируя Женькины потуги. - Что за человек всё это вычислил? Какая точность! Откуда такие познания? Невероятно...
  - Он учёный, - буркнула Женька, оставив бесполезные попытки и взволнованно сжимая кулачки в карманах куртки. - Очень-самый-замечательный учёный!.. Матильда Карповна, - взмолилась она, - можно я вам портфель помогу донести? Вам станет легче, и мы сможем пойти немного быстрее...
  - Вот ещё не хватало! - фыркнул объект непрошенного помогаторства. - Пигалице такой тяжести таскать! Ну пошли, пошли быстрее, вижу, что не терпится...
  - Женя!
  Учительница и ученица разом обернулись на окрик.
  К ним спешила женщина в элегантном синем пальто с серебряными пуговицами - молодая, но уже траченная унылом бытом и привычной безнадёгой в личной жизни.
  - Добрый день, Матильда Карповна! Как там моя двоичница? Не сильно хулиганит?
  - О нет, что вы! - приветливо улыбнулась Матильда Карповна. - Такие замечательные стихи на уроке прочла! Весьма оригинальная девочка...
  Мать растерянно кивнула, задумавшись по поводу оригинальности - похвала это была или осторожный намёк?
  - Да, вся в отца, - сказала на всякий случай. - Женя, идём. Как удачно, что я тебя встретила - надо зайти ботинки зимние тебе посмотреть...
  - Матильда Карповна! - в отчаянии заозиралась Женька. - А как же... ну... то учебное пособие, что вы обещали дать? Мама! Мне обязательно нужно зайти сейчас к Матильде Карповне за пособием!
  Женщина в синем пальто недоумённо вздёрнула брови.
  - Ничего, ничего, дорогая! - учительница успокаивающе, с улыбкой доброй тётушки похлопала девочку по ранцу. - Не стоит переживать, принесу завтра в школу. Столько лет у меня лежало - уж ещё ночку переночует...
  - Вот именно, - поддакнула мать. - Идём уже, не будем задерживать учителя...
  И Женьку, перехватив за руку, поволокли прочь. Прочь от ЕГО письма, преодолевшего времена и пространства, навтречу обувным магазинам, домашним урокам и вечерним сериалам по телеку...
  Волокомая несколько раз с тоской обернулась вослед сутулой спине своей надежды, появившейся так нежданно и удаляющейся ныне так бескомпромиссно...
  
  ------------------------------------------------------------
  
  Матильда Карповна считала себя женщиной умной, волевой, знающей истинную цену людям. И взаимоотношениям между ними. С детства мать бубнила назидательно: всем мужикам надо только одно, все бабы змеи, все подружки подлюки, а не сделав добра - не получишь худа. В Моте навязанная с детства мизантропия проросла до самых пяток и взошла закономерным результатом: замуж она не вышла, детей не родила, работу свою не любила, друзьями не обзавелась.
  Увы, жизнь не дала ей со времён внушённых с детства установок ни единого шанса усомниться в них. И в пятый раз наблюдая одни и те же лица и события, она только укреплялась в мысли о человеческой мерзости. Но даже на её заскорузлую фанатичную упёртость, дающую абсолютную прозрачность бытия, нет-нет да и ложилась тень сомнения: серое и замкнутое её существование - не следствие ли специфического отношения к жизни?
  Да, сомнения возникали. И тяготили. Особенно на последнем круге. Откуда они народились, нелёгкая их возьми? Неужели, чтобы начать испытывать сожаления об отвергнутых радостях, ей нужно было отмотать пять сроков непоколебимой уверенности в собственной правоте? А... может, её выбило из колеи явление этого путешественника во времени? Те раздумья, что закономерно возникли после знаменательной встречи? Раздумья о случайно зацепивших её чьих-то судьбах, чьих-то стремлениях, чьих-то чаяниях - незнакомых, непонятных, но... странным образом притягательных. Волнующих...
  Ей уже шестой десяток. Скоро снова ехать к Яру, чтобы начать сначала... Шестой круг. Похожий на предыдущие, как близнец. Для чего? Разве есть ей радость в бесконечном проживании невзаправдашнего детства, отягощённого взрослым разумом и взрослым опытом? скучной юности, посвящённой зубрёжкам? унылой молодости, не украшенной даже долей присущих ей удовольствий и страстей? монашеской зрелости, одинокой старости?.. Наверное, только первородный страх смерти, присущий всему живому, не даёт раз и навсегда прекратить бессмысленное копошение на земле и принять конец, как положено...
  Да... Это мать виновата. Это она однажды привезла её в безвестный степной городок на южной Волге и в безлюдных меловых горах правобережья, далеко от жилой затройки, показала укромную пещеру.
  - Вот, - сказала она, вздохнув как-то обречённо, - я, милая, уйду скоро. И ты, коли судьбе своей или смерти в лицо заглянуть побоишься, теперь знаешь через какую дверь сбежать от них можно...
  Матильда и сбежала, не смогла устоять. Четыре раза подряд. И снова собирается. Едет туда тупо всегда в одно и то же время, дожидается нужного рисунка на воде и входит в портал буднично, как в баню - ничуть не интересуясь ни этим колдовским местом, ни его функционалом, не удивляясь невероятности происходящего. И ничего, совершенно ничего, не зная более о путешествиях во времени. До явления в её жизни того странного парня с письмом.
  Когда же это было? Лет... пятнадцать назад? Невысокий, но крепкий, широкий, устойчивый что ли. С ранними залысинами и глубокими складками у рта. Она видит его, как сейчас - с этим странным письмом на пергаменте(!) для неведомой, ещё не родившейся Жени.
  "Сойти с круга" - сказал он тогда.
  "Разве это сложно?" - удивилась она дилетантски: просто не ходи к Яру, не входи в портал - сиди да жди естественного конца.
  Парень неохотно пояснил:
  "Есть помимо этих двух вариантов - зайти на круг и не зайти на круг - третий. Уйти в портал вне круга, стать свободным путешественником во времени. Опасно и непредсказуемо. Но некоторые предпочитают..."
  "И вы?"
  "И я, - ухмыльнулся он. - Так вы поможете?"
  Не сказать, что избранная помощница так уж горела благородным сердоболием. Помогать она не любила в принципе, боясь передать, недополучить взамен и терзаясь вследвии неосторожно оказанной поддержки негодованием по поводу недостаточной благодарности. Не сделав добра - не получишь худа, - эту заповедь она затвердила, как "Отче наш" и размахивала ею, аки флагом, перед носами корыстных просителей.
  "Не думаю, - завиляла она, - что мне стоит во всё это вмешиваться. Почему бы вам не подыскать другую кандидатуру для роли почтальона?"
  Другую кандидатуру визитёру искать было некогда и неохота. Да и затруднительно - сильно промахнулся с датой - на пятнадцать лет - шутка ли! К кому обратиться? Не к будущим же родителям адресата, которые хипповали в данный момент в разных концах огромной страны, не были друг с другом ещё знакомы и вряд ли с их характером и образом жизни были способны что-то там сохранять на протяжении стольких лет!
  "Знаете, - усмехнулся он, - вы поразительная женщина. В этом письме сведения, за которые многие люди глотки бы друг другу перегрызли - они сами по себе огромная ценность. А вы так легко отмахиваетесь. Считайте, что возможность воспользоваться ими - наша плата за помощь".
  "Мне это не к чему, - скривилась осторожная Матильда, - вряд ли эта иллюзорная, вздорная жизнь, которую ведёте вы, мне подходит..."
  Но протянула руку и пакет взяла. Чтобы на долгие годы погрузиться в размышления над словами случайного встречного.
  Возвращаясь к ним вновь и вновь, она соглашалась - да, путь вне круга очень опасен. Если не самоубийственен. Читая перед сном исторические романы - содрагалась, представляя себя в перипетиях описанных событий. Рассматривая - просто, как дикую вероятность - возможность сумасбродного скачка в портал вне привычного круга, приходила в ужас и отчаянно мотала головой, отгоняя безумные мысли. Да, собственно, и зачем ей туда? За приключениями? Не её амплуа...
  Было вынесено решительное постановление - путь этот не для нее. И точка.
  Но всё же, иногда, разбередив себя мыслями о безрадостном своём существовании, Матильда Карповна открывала бельевой шкаф, доставала из-под стопки полотенец заветный пергамент, разворачивала его неуверенно, вглядываясь в давно выученные наизусть строки и схемы, хмурилась, покусывая губу... И убирала назад.
  Всё одно - график начинался только с...
  
  ... Освежённая умыванием, переодетая в домашний халат и намазывающая себе на кухне бутерброды к чаю, Матильда Карповна вдруг замерла с ножом в руке: так с какого же, пардон, числа начинается график? То, что с этого года, она, конечно, не забыла. А день...
  Поспешно сполоснув руки и на ходу вытирая их о халат, она устремилась в спальню, распахнула дверцу шкафа... Да, память её не обманула: вот они - первые даты активности, рассчитанные неведомым Женькиным учёным специально для неё. Знал, стало быть, что она в эти дни появится - ну и ну... А посыльного с письмом отправил - вон как промахнулся! - на пятнадцать лет загодя...
   Матильда Карповна задумчиво поправила очки: первые даты для смены круга - три, нет уже два, сегодняшний можно не считать - ближайших дня. Это ведь... Жене надо как-то умудриться успеть - реально ли это? Если сесть на поезд сегодня же вечером, прибудешь в Володарьевск не ранее послезавтрашнего утра - остаётся день до вечера. Так-то успеть можно, но... Во-первых, Женя ребёнок, сама поехать на поезде в другой город вряд ли сможет... Деньги ещё на билет... Но даже не это главное. Главное - во-вторых: рискнуть поступить вопреки сценарию, утверждённому первым кругом. Не всегда это удаётся. Здесь надо выбрать правильный момент... вернее период, который не играет судьбоносной роли для последующих событий. Учительница кивнула головой, соглашаясь со своими мыслями: да, бывадо, она сама по нескольку раз пыталась уехать прежде, чем получалось, прежде, чем цепкие клещи предопределённости ослабевали, сочтя действие не существенным.
  Да, задачка... Сложновато ей будет всё это провернуть... за два дня-то! А если не получится - что ж - подождёт ещё четыре годика, подрастёт пока, попробует со второй попытки - ей в этом заботливым учёным не отказано, как и в третьей, кстати. Так что ничего, подождёт. Ей ведь всего лишь просто подождать, счастливице, и пожалуйте вам - исполнение желаний на блюдечке. Бывают же такие люди, которым полной мерой отсыпается... Задом жрут - а всё им мало: одни им резонансы считают, другие им письма хранят, только что пятки не чешут! И за что им всё это? За какие такие заслуги этой пигалице? Да пусть бы она провалилась со своими проблемами, ей-то, Матильде Карповне, чего над ними голову ломать? Всё по доброте душевной! Все ею, дурочкой добросердечной, пользуются, хоть бы кто спасибо сказал! Хоть бы кто в ответ что сделал хорошего!..
  А ведь хорошего не дождёшься: жди не жди, надейся не надейся - всё наперёд известно. Да что там известно - на зубок вызубрено!..
  Она снова разгладила пергамент, вгляделась в написанные быстрым почерком цифры... В узор нужной водяной ряби... А что, если...
  Что, если?..
  Что, если попробовать? Если рискнуть? Это ведь... шанс?
  Ведь... следуя этой инструкции, она всё же будет подстрахована. Не свалится в лапы каннибалов Борнео, а... скорее всего окажется в более или менее безопасном месте. Не станет же приятель Жени зазывать её в место опасное, где пули свистят и льётся кровь! Ага, небось ещё и соломки подстелит для преземления...
  Почему раньше ей это в голову не пришло? Почему не подготовилась, обдумавши всё, собравшись внутренне, чтобы сейчас действовать решительно, уверенно, без лишних сомнений и метаний?
  Хотя... Вдруг эти расчеты сделаны под конкретного человека? И воспользовавшись ими она попадёт совсем не в безопасное место... Не стоит, пожалуй, так наобум решение принимать... В конце-концов, через четыре года есть ещё одна попытка...
  Ну хватит! Хватит отговорок и увиливаний! Ты прекрасно знаешь, что все эти резонансы универсальны, это ж опытным путём доказано! Ходит же она, согласуясь с тем водяным рисунком, что и её мать, а попадает на свой круг!..
  Но сомнения терзать не перестали. Они мучали стареющую учительницу до самого вечера. Обычно собранная, бесстрастная и абсолютно уверенная во всех своих решениях и поступках, она растерянно бродила по квартире. То, окончательно отказавшись от посетившей её безумной идеи, она резко и плотно усаживалась на диван и бездумно, с нажимом давила на кнопки телевизионного пульта, совершенно не вникая в мелькающие на экране картинки. То подрывалась с места, принимаясь укладывать чемодан - боже, что я делаю, - стонала она тут же, - зачем мне чемодан! Мне ведь с ним только до портала...
  Забредя на кухню и бесцельно потолкавшись там, она достала из посудного шкафчика початую бутылку портвейна. Налила полную чайную чашку и решительно осушила. Жизнь начала приобретать некоторую определённость, а, спустя минут пять - стройную ясность.
  "Вот и прекрасно, - подумала Матильда Карповна, переодеваясь по-солдатски отточенными, чёткими движениями, - терпеть не могу подвешенного состояния".
  Она небрежно выбросила из своего потёртого портфеля тетрадки с сочинениями, положила на их место давно скучающие на кухне бутерброды и зубную щётку. Гулко стуча каблуками уличных туфель по безупречно чистому паркету, подошла к столу, где невинно дремал пергамент-искуситель. Уже собравшись было сунуть его в портфель, в компанию к бутербродам, женщина заколебалась.
  А Женя? - с неудовольствием и неприязнью вспомнила она о девочке - этом досадном зудящем пятне на её безупречной совести. Как же быть с ней? Ждёт ведь... Может, оставить письмо здесь, на столе? Всё равно я его наизусть знаю. Чепуха! Оно мне самой пригодится - вдруг от волнения чего запамятую! Да и как она догадалась бы о том, что я его оставила? А если и догадалась бы, как она, ребёнок, проникла бы в квартиру?.. Нет, не годится.
  Повертев письмо в руках и, наконец, решившись, села за стол. Вырвала из чьей-то тетради лист, бегло, торонясь, переписала содержимое. Запечатала в конверт и, прихватив как оригинал, так и копию, заторопилась к выходу.
  На пороге остановилась, оглянулась растерянно... Ведь... если всё выгорит... прощается она со своим гнездом и с жизнью своей тихой и уютной... навсегда.
  Приказав себе не распускать нюни, Матильда Карповна решительно хлопнула дверью и, впечатывая шаги в бетонные ступени лестницы, покинула знакомую до последней трещинки в штукартурке многоэтажку.
  
  ---------------------------------------------------------
  
  ... Вокзал находился недалеко. А до поезда ещё пара часов. Стремящаяся успеть на него пассажирка знала несложное расписание проходящих через Володарьевск поездов наизусть. Потому что пользовалась им давно - пять кругов подряд.
  Осенний город навязчиво гудел проспектами, дышал выхлопными газами и вечерней сыростью. Окутанный сиреневыми сумерками, всё ярче проступающий фонарями, фарами, огнями вывесок и реклам, был он печален провожальной тихой грустью. Даже Матильда Карповна, никогда не считавшая себя человеком впечатлительным и сентиментальным, прониклась вдруг навеянной городом невозвратной тоской. Правда, ненадолго. Тут же отмахнулась: алеа якта эст, как говорится. Она решилась. А что-либо однажды решённое эта женщина не привыкла подвергать сомнениям, тем более - менять, поддавшись какой-то непродуктивной рефлексии.
  Возле Главпочтамта деловито опустила конверт в ящик для писем.
  Хорошо, что домашние телефоны и адреса своих учеников она всегда скрупулёзно переписывала в специальную тетрадь - чтобы были. Что и говорить - её предусмотрительность, как всегда, оказалась не лишней...
  Ободряюще похлопав железный ящик по синему боку, она поспешила дальше. Не оглядываясь - в оставляемом мире её более ничего не интересовало. Поэтому и не увидела, как двое мальчишек, заговорщически хихикая и толкая друг друга локтями, принялись, воровато оглядываясь, жечь бумажки и пихать их в щель для писем. Когда, сигнализируя об удавшемся эксперементе, из ящика повалил дым, а из крутящихся дверей почтамта выскочил охранник, потрясая кулаками, они бросились в бега, весело хохоча и вполне себе считая приключение удавшимся.
  
  * * *
  
  Дождь - нет, скорее - ливень, настоящий потоп, изливался за высокими, узкими окнами с лепными карнизами. Путешественница во времени смотрела сквозь эти окна и сквозь водопад за ними мутным, разфокусированным взором. Потом подняла руки, уперев их локтями в стол, и с усилием потёрла виски. Взгляд, постепенно проясняясь, скользнул вокруг воровато: учительская была пуста. Только в дальнем углу, за вешалкой с зонтами дремала, свесив брылистую голову на грудь, престарелая химичка.
  Матильда Карповна подошла, неслышно ступая, к овальному зеркальцу на стене: да, молода... свежа... Не сказать, что прекрасна, но женщину это давно не беспокоило: со жмотством судьбы, явно поскупившейся на дары для неё, она давным-давно свыклась - успела за пять жизней, что уж и говорить...
  Подхватив сумку и зонтик, накинув пальто, учительница тихо выскользнула за дверь и поспешила вдоль дождевых окон, лихорадочно стараясь припомнить - не грозит ли ей в этот день здесь какая-нибудь встреча, способная стать досадной задержкой...
  Аркадный коридор с полутёмными ответвлениями и укромными эркерами был готически прекрасен. Старое здание школы принадлежало к памятникам архитектуры, охраняемым государством, о чём гордо заявляла табличка над входом. Сознание учеников интриговали мраморная лестница с массивными перилами, стрельчатые окна, лепнина и витражи актового зала, заставляющие в ясную погоду мириады разноцветных солнечных зайчиков дрожать на стенах, потолке, помятых лицах взрослых... В таких интерьерах легко вообразить себя в каком-нибудь волшебном Хогвартсе. А не в средней школе Љ24 Октябрьского района со скучными до ломоты в зубах уроками и устало-равнодушными училками...
  Матильда Карповна, уже с молоду человек абсолютно рациональный и приземлённый, вряд ли за семь лет работы в этой школе хоть раз заметила или ... задумалась, или... почувствовала атмосферность окружающих её декораций. К самому зданию, его истории, впрочем, как и к своим ученикам она была абсолютна равнодушна. Даже в первые боевые годы после института энтузиазмом по несению "разумного, доброго, вечного" молодая специалистка не горела, и лавры Песталоцци с Макаренко её не манили...
  Поэтому и сейчас, оказавшись в своём далёком прошлом, учительница не ностальгировала по случайной встрече со старым коллегой или полузабытым учеником - ни в коем случае! - она отчаянно пыталась их избежать: проскользнуть незамеченной до выхода под проливной дождь и добраться до железнодорожного вокзала без помех и последствий.
  ... Как там в послании было-то?.. Чёрт! Жаль, вещи не перемещаются вместе с тобой! Как же там? Да, точно: сегодня должно быть семнадцатое октября её двадцативосьмилетнего года жизни. От него - ещё пять дней запаса, пять дней попыток... Пять дней будет открыт нужный ей резонанс. Но... к чему тянуть? Надо попытаться сесть на Володарьевский поезд немедля - вдруг с первого раза не выйдет? Или наоборот - только сегодняшняя попытка из возможных пяти может быть удачной?..
  "Как замечательно всё складывается", - с облегчением подумала она, когда поезд, мягко качнувшись, поплыл вдоль перрона: ничто не остановило путешественницу - видно, судьба зазевалась.
  Вспомнилось вдруг, что где-то в эти дни примерно, к ней должна приехать мать - погостить и зазвать обратно, в родные края: вместе всё веселее и легче жизнь влачить. До нового похода на круг... Когда же она приехала? Наверное, позже семнадцатого... Иначе, вряд ли это знаковое событие с последствиями позволило бы обойти предопределённость... Да уж, что и говорить: ей бесспорно везло!..
  Матильда Карповна в самом лучшем расположении духа заказала чай у проводника и извлекла из сумки обнаруженное там печенье в твёрдом намерении устроить пир горой. Потом прекрасно выспаться под стук колёс. Ехать из этого города не так долго, как из того, где жила она в преклонных годах: завтра будет уже в Володарьевске. Там - на знакомый автобус и... Всё будет хорошо. Удача сопутствует ей - хороший знак...
  
  ---------------------------------------
  
  В Володарьевске, добравшись привычным маршрутом в Старый город, до конечной остановки автобуса, пройдя знакомой тропинкой к меловым горам и отыскав нужный вход в катакомбы, Матильда Карповна в нерешительности остановилась. Она заколебалась ненадолго, покусывая губы - всё-таки внове для неё этот решительный шаг вне круга...
  Что-то зябко сжималось в животе - предчувствие? Да нет! Просто волнение...
  Она бросила быстрый взгляд на часы - пора. Если пропустить нужное время, придётся до завтра следующей попытки ждать...
  "Соберись! - велела она себе, сжав кулаки. - Ну же, дорогая! Настал, наконец, твой час - справедливая награда за прежнее жалкое прозябание! Уверена, судьба неспроста послала тебе этого человека с пергаментом: чтобы не прошла ты мимо - нет! но чтобы приняла с благодарностью дарованное знание, воспользовалась им и, наконец, попробовала настоящей, яркой, новой жизни. По-моему, так. Это дар свыше, Матильда! Это дар!"
  Она решительно пошагала по зигзагам переходов, добралась до портала и присела у входа на большой белый валун, ожидая обозначенного в послании времени.
  15.23...
  Осталось всего-ничего, семь минут... Всего семь минут... Ведь она не ошиблась? Да нет же - ни в коем случае: цифры из письма в памяти - как нарисованные: 17 октября в 15.23...
  Она потрясла часы, приложила к уху - всё в порядке: с вокзальными сверила, радио в автобусе пропикало - снова сверила. Они точны, как никогда.
  Уже три минуты...
  Матильда Карповна поднялась с валуна, привычным движением поправила очки, одёрнула учительскую блузку... Вода в банке, принесённая с собой, стабильно рябила в нужном резонансе. В общем-то, причин для волнения или сомнений не было - на круг она шагнула, выполняя первый этап регламента, с абсолютной точностью...
  За порталом трепетал раскалённым маревом выжженный солнцем дожелта степной пейзаж. Неужели в него? Матильда Карповна поморщилась: жару она не переносила органически - даже в отпуск на юг никогда не ездила...
  Одна минута...
  Женщина пристально следила за бегущей секундной стрелкой. Можно, правда, было бы уже идти - резонанс стабилен, но склонность к маниакальному перфекционизму и пунктуальности всю жизнь гнобили любое, даже самое слабое проявление опрометчивости... Да и мало ли... Человек же не просто так всё это высчитывал!
  Ай да учёный! Ай да умник! Интересно, будет он ждать у портала свою Женьку? Пока что-то не видать...
  Секундная стрелка споткнулась о минутную в тот самый миг, когда женщина шагнула через каменную крошку у портала. Нога её почему-то не упёрлась в надёжную земную твердь под хрусткой жёлтой травой, а провалилась в пустоту... Что это?! В чём дело?! Так и должно быть?
  Она словно рухнула откуда-то сверху, не ощутив при этом силы удара и сопровождающей его боли. Стоя на четвереньках, помотала головой, развеивая цветные пятна перед глазами, вцепилась для равновесия в сухую ломкую траву...
  Пятна постепенно растворились. Перед глазами - близко - иссушённая земля, какие-то букашки... Над головой - ядерное солнце. Оно так слепило, что Матильде Карповне собственные руки, упёршиеся в потрескавшуюся корку почвы казались тёмными, как ночь... Как это? Куда-то делись рукава белой блузки в мелкий синий горошек... Руки худые и голые... Она осторожно перевалилась, сев на зад и ойкнула: выехавшие на передний план обзора согнутые в коленях стройные, мосластые ноги были ей совершенно не знакомы... Самое невероятное - и теперь уже совершенно очевидное, не в слепящем солнце дело - кожа ног была чернее гуталина. Она тупо потёрла колено пальцем и... обмерла...
  В нескольких шагах от неё застыл огромный золотисто-жёлтый зверь. И зверя этого заметно терзали тяжкие людоедские раздумья: с одной стороны, лев был сыт, с другой - грех пройти мимо столь лёгкой добычи... Он медленно подобрался для прыжка, играя верёвками мышц под шёлковой шкурой. Торопиться ни к чему - самка человека совершенно беззащитна. Может, поиграть с добычей? Зверь прищурил жёлтый глаз... Или сразу убить? Услышать, как вкусно хрустнет слабый шейный позвонок, а пасть наполнится тёплой солёной жидкостью... Лев облизнулся, потоптался, перебирая лапами в прыжковой позиции, будто игручая кошка...
  Женщина завыла тоненько по-звериному и, не вставая на ноги, попятилась, обдирая зад о железную траву. Её движение сорвало спусковую пружину - лев прыгнул и... словно со всего маху ударившись о невидимую стену, взрыкнув, опрокинулся навзничь. Следом прилетел грохот выстрела.
  От колючих кустов подветренной стороны энергично шагал белый человек с вислыми усами, в английском сафари и с дробовиком в руках.
  Зверь забился в агонии, забулькал горлом, захлёбываясь теперь уже собственной кровью. Сильные члены напряглись и вытянулись в последнем усилии, а после обмякли, умирая... Только что полное сил, совершенное существо, выпестованное и отшлифованное эволюцией до мельчайших функциональных штрихов - лежало кучей остывающей биомассы...
  - Чего расселась, черномазая? - зычно проорал спаситель. - Обделалась, небось? Давай подтирайся живо и дуй в лагерь! Пусть Боб с Джимом прибегут с тушей помочь...
  Он ткнул мёртвого льва стволом винтовки и достал из-за уха жёваную сигару. Посмотрел брезгливо в сторону Матильды Карповны. Прострация, в которой продолжала пребывать нанятая из местных кенийцев прислуга Салли, отправленная по воду к ближайшей речке-вонючке, привела его в раздражение:
  - Быстро!! - гаркнул он.
  Та вздрогнула и подскочила на подгибающиеся ноги.
  - Бегом!! Мне вас, бездельников, до вечера ждать?
  Шатаясь, будто пьяная, спотыкаясь на каждом шагу, молодая негритянка с кольцом в носу и начинкой из учительницы русской литературы посеменила прочь от реки. В какую сторону семенить она отчего-то знала...
  
  * * *
  Меж дубов ярилась холодная весна. Она завывала выматывающим, иссушающим души ветром, чернела перегнившей мокрой падью под ногами, слепила беспощадным солнцем, то и дело выглядывающим в прорехи бешено несущихся по небу облаков... Ещё голые, но уже подёрнувшиеся дымкой предвестия деревья, яростно размахивали разлапистыми корявыми ветвями, скрипя и постанывая.
  - Ну и времечко ты выбрал, - буркнул, отчаянно щурясь на солнце, мужик с клочкастой пегой бородой. Суконная шапка, подбитая облезлым мехом неведомого зверя, прикрывала лысеющую голову. Он натянул её поглубже на уши и принялся сердито привешивать к морде своего коня торбу с овсом. - Не люблю весну. Холод, ветродуй, тепла этого ждёшь-не дождёшься... А оно, падла, сроду: подразнит, приманит и тут же снова - шасть - скукожилось под лавкой. Тьфу, мерзость!.. А ты имей в виду: ещё одна ночь в этой сырости - и моя подагра с триумфом вернётся. Черти б её не видали...
  Тот, кому мужик выговаривал, сидел на поваленном дереве, у костра, молча обжигал и полировал скол на топорище. Ветер, ударив ему в спину, задрал длинную пелерину чуги, зашвырнул на голову и... хихикая, отлетел. Человек отмахнулся.
  - Не нудись хоть ты, - бросил он в ответ сердитому мужику. - Говорил ведь уже - сегодня последнюю ночь здесь сидим. Дальше ждать нет смысла...
  Покончив с топором, он лёгким и чётким движением вогнал его в мертвое дерево подле себя. Ссутулившись и опершись локтями о колени, уставился в костёр, о чём-то глубоко задумавшись.
  За его спиной позвякивал, поругивался, посмеивался, переговаривался и дымил кострами небольшой бивуак - с дюжину - не больше - крепких бородатых парней, оружных и конных. Стояли они в этом перелеске уже неделю. Скукотень сплошная - ешь да спи. Ни селения поблизости, ни деревушки, где бы можно девок пощупать, всякой всячины по подворьям надёргать, с мужиками местными схлестнуться - эх... Одна отрада - охота кабанья. Хоть и она уже порядком поднадоела. Да и не чредимо это - по весне-то зверя бить... Ну а что ж теперь - славным молодцам выть с тоски?
  Сорваться бы отсель в сторону дома, да нельзя - наказуемо. Потому как сам воевода велел чудака этого сопровождать и слушаться. Десятник с порванным, как у боевого матёрого кота ухом плюнул с досадой и уставился в беспокойное вешнее небо...
  "Чудак" же, вынырнув из своих раздумий, скосил глаза на бурчливого своего собеседника:
  - Ты уверен, что ничего не перепутал тогда? Что эта учительница - та самая, что потом будет у Жени преподавать? Надёжная-то баба?
  Мужик с пегой бородой возмущённо фыркнул.
  - Ладно, ладно... Понимаю - всего не предусмотришь, чёрт... - проборматал парень в чуге. Он достал из жёсткой кожаной сумы какие-то записи на бумаге и на пергаменте, принялся их просматривать, хмурясь. - Пятнадцать лет, конечно, большой срок... Всё, что угодно могло случиться - от пожара до... Как я мог так обсчитаться, отправляя тебя?
  - Слава богу, - хмыкнул его приятель, - с моим возвращением не обсчитался. И на том спасибо, физик-теоретик херов... Ты знаешь... я вот всё думаю... - он подошёл к раскритикованному им счетоводу, присел рядом на дерево. - Ты, Артём, проверил бы свои вычисления - те, что в письме мы передали. Вдруг там ты тоже... того, а?
  - Блин! - Артём пнул вывалившуюся из костра головню обратно в огонь. - Проверял уже и не раз! Даже если и есть ошибка - не могу пока найти...
  Он принялся что-то чертить и писать на берестяном листе.
  - Единственное, что меня смущает... - он хрустнул листом с расчётами, швырнул в костёр, - семнадцатое число. Хотя... Другого варианта всё равно не... А с другой стороны, почему же в прочие периоды активности... Или, может быть... Может быть, стоило привязать сюда лунную фазу?.. Вот бред! Скоро в эзотерику ударюсь...
  Мужик в облезлой шапке посмотрел на него сочувственно. И тут же пожалел об этом.
  - Послушай, Семён! Будь другом! - Вербицкий уставился на приятеля умоляющим детским взором. - Прошу, сгоняй ещё раз, а? Попробуем попасть на неё саму! Давай? Я, наверное, вычеркну к чёрту это семнадцатое, чтоб не рисковать... Да и вообще, весь первый период - не внушает он мне доверия. А, Семён? Ну что? Я и письмо новое - вот! уже сварганил... Сгоняешь?
  - Да пошёл ты! - взъярился Семён, подскакивая с места, как ужаленный. - Нанимался я тебе, что ли, по временам гонзать? Сгоняй! - нашел, б.., ралли! Это тебе что, магазин через дорогу? Как будто не знаешь, насколько сильно встрять можно! Тебе-то на меня плевать - ясен пень, если сгину - ты и не вздрогнешь! Но мне - уж извини! - шкура моя дорога, я к ней привык!
  - Семён...
   - Сам гоняй! Чего сам-то? а?
  - Да не могу я! Говорил ведь уже: если два круга соприкасаются в какой-то определённый период времени и пространства, то попытаться изменить точку соприкосновения, насколько я могу судить, невозможно. Если я рискну сейчас попасть на Женькин круг раньше, чем нам суждено встретиться, меня вообще может выкинуть неизвестно куда! В лучшем случае. А в худшем... В худшем, честно говоря, затрудняюсь сказать пока... Может, в труху смолотит...
  - Всё! Всё! Хорош мозги мне засерать! - замахал руками отступник. - Слышать ничего больше не хочу! Разбирайся как-нибудь без меня со своими экспериментами, - он выдернул из бревна топорик и, сердито им размахивая, зашагал к большому завалу валежника с благородной целью потрудиться для общего блага.
  Вербицкий посмотрел ему в спину, выудил из своей сумки свиток драгоценного пергамента, бережно обернул его в холстину и перевязал конопляной бечёвкой. Потянувшись к висящей неподалёку на сучке Семёновой торбе, он, без малейших колебаний, закинул свёрток внутрь.
  - Что делаешь?
  Застуканный врасплох, самоуправщик вздрогнул и обернулся;
  - Ты, я вижу, бдишь за каждым моим движением...
  Девушка в распахнутом на груди шугае и пестрядинной шерстяной понёве присев на поваленное дерево, легко перекинула через него ноги. Её юное лицо покраснело и обветрилось, прокоптилось в дыму походных костров. Отросшие до плеч волосы стягивал скромный узкий вышитый венчик. Светлые пряди, путая, трепал ветер.
  - Я устала, Артём, - сказала она. - Когда это великое сидение закончится? Когда назад?
  Безразлично и отстранённо глянула через плечо на шумнувшую в ветвях ворону. Рассеянно подобрала ветку, пошерудила ею в костре. Артём отвёл глаза - такой потухшей он Анфиску ещё не видел...
  - Завтра.
  - Не дождался её?
  - Тебя это не касается.
  - Не касается? - она скривила потрескавшиеся губы. - Разве?
  - Что-то не так? - Вербицкий посмотрел на неё с плохо скрываемым раздражением. - У тебя ко мне какие-то претензии? - Анфиска, ссутулившись, шмыгнула носом и промолчала. - В том, что ты здесь - только твоя вина. И тебе это прекрасно известно. Я тебя за собой не звал, ничего не обещал и ни к чему, что между нами было, не принуждал. И всегда был с тобою честен...
  - Просто образец добродетели, - буркнула обличаемая.
  - Слушай, - Артём демонстративно развернул на коленях чистый лист бересты, - я немного занят. Может, ты тоже себе дело поищешь?
  - Да без вопросов! - девушка резко поднялась. - Свежевать дичь и кашеварить - это ведь теперь мой удел?
  - Чего ты от меня хочешь?
  - Хочу, - её глаза сверкнули злой обидой, - чтобы ты обломался со своей Женечкой! Вот чего я хочу! Да так и будет - к гадалке не ходи: она, небось, не дура, вроде меня. Ей эти прелести средневековые, к которым ты её зазываешь, даром не сдались! Не придёт она, не усёк ещё? И правильно, кстати, сделает! - Анфиса неестественно, деланно рассмеялась и склонилась к нему. - С ней-то мне давно всё ясно, а вот... В чём твои мотивы, Вербицкий? Зачем ты её зовёшь, а? Ну-ка, колись! И постарайся не сбрехать в процессе... Неужто истосковался так по любви своей трёхдневной, незабвенной? Романтичная версия. Имеет право на жизнь. Но... зная тебя, это всё же маловероятно. Думаю, - она сделала глубокомысленное лицо, постучала грязным пальчиком по подбородку, - думаю, ты просто проводишь очередное научное исследование - смотришь, как работают твои вычисления: насколько велики в них погрешности? срабатывают ли плановые перемещения в нужную точку пространства и времени? Так ведь? Я угадала?
  - Анфиса, - Вербицкий спокойно и с наслаждением потянулся, - иди к чёрту.
  - А если не пойду?
  - Если не пойдёшь и продолжишь меня доставать, можешь ведь и достичь своей цели: я психану, свяжу тебя и закину в портал - с глаз долой. Допросишься...
  Он поднялся и, запахнув плотнее чугу, направился в сторону дровосекова шума, производимого негодующим Семёном.
  - Ещё немного, - крикнула Анфиска ему в спину, - я и сама тебя об этом попрошу!..
  Артём даже не обернулся.
  Девушка снова плюхнулась на поваленное дерево, сжимая кулаки. Как же она сейчас была на него зла! Сама виновата? Как бы не так! Это он, он всему виной! В том, что голову ей вскружил, заставив делать глупости! В том, что не вытолкал обратно, когда прыгнула она за ним следом в портал - не связал, не запер, не наорал! Слишком был озабочен бегством от полиции - куда ему думать о маленькой дурочке, не отдающей себе отчета в собственных безумных поступках, продиктованных - между прочим! - неразделённой любовью к нему! К этому эгоисту, ушибленному наукой, к этому подлецу!!
  Она запрокинула лицо к бешеному весеннему небу, чтобы унять слёзы.
  Неужели ничего не поделаешь уже? Неужели он так и не проникнется к ней теми чувствами, о которых грезила она, на протяжении года подлаживаясь к непривычной и непростой новой жизни? Неужели ей остаётся теперь одно - смириться и смиренно же попроситься назад, домой, к маме и папе, к риэлторским договорам и ухажёрам вроде Вержикова?
  Анфиска закрыла лицо ладонями, судорожно всхлипнула. Что же делать? Ведь если ему удасться извлечь с круга и притащить сюда эту чёртову Женьку, она вообще останется не у дел - это как пить дать...
  Взгляд несчастной страдалицы зацепился за торбу Семёна, крепко скроенную из тостого и прочного промасленного холста. Воровато оглядевшись, она запустила в неё руку и тут же нащупала раскорячившийся поверх прочих вещей плотный свёрток с пергаментом... Да... так Анфиска и думала: снова посылает встреченного здесь и скорешившегося с ним "туриста" послом доброй воли...
  Она осторожно размотала упаковку, развернула послание - графики, даты, схемы колебаний воды в нужных резонансах... Что ж... Совсем не сложно ведь его немного подправить: единицу на четвёрку, например, а тройку на восьмёрку... Где же Артём держит свой дорожный письменный прибор? А, вот же... Тэкссс... Отличненько получилось... Присыпать песочком... Подуть... Ну вот и всё, можно сворачивать, упаковывать, как было, и убирать обратно в Семёнов вещьмешок... Он всё равно пойдёт, понесёт послание, никуда не денется. Потому что - разве можно отказать Вербицкому? Кто сможет это сделать? Кто устоит перед его настойчивостью и обаянием?..
  Анфиска вздохнула и удовлетворённо отряхнула руки. Отыскала в складках понёвы привязанное к поясу маленькое мутное зеркальце, критически обозрела своё лицо по частям, пригладила волосы, заправив их за уши... И чего расквасилась, квашня? Всё нормально - мы ещё поборемся! И непременно победим! Слышишь? Обязательно! А к Вержиковым вернуться - это никогда не поздно... Можно повременить пока...
  
  * * *
  
  Что, если придвинуться к самому краю и... свесить ноги? Ну, к примеру.
  Можно даже поначалу - не столько ради реальной безопасности, сколько для её имитации - подержаться рукой за хлипкое металлическое ограждение. В ветреные дни оно жутковато поскрипывает и дребезжит, совершенно не внушая доверия. Но сегодня - полный штиль, даже здесь, на крыше шестиэтажной "сталинки"...
  Огромное красное светило, заваливающееся за высотки города, видно отсюда лучше, чем снизу - там оно уже село, и сумерки зарихтовали улицы, глубокие, словно ущелья. Солнце плавится, стекая бледным золотом на открытые пространства - без отражений и праздничного сверкания - буднично и быстро, будто выполняет рутинную, надоевшую работу... Неправильный закат... Правильный, считал Артём, это когда солнце садится за правый берег реки. А не за типовые шестнадцатиэтажки...
  Женька вздохнула и, медленно перебирая ногами, скребя затянутым в джинсы задом по пыльной охряной жести, придвинулась к бездне...
  Раньше, в своей прежней, первой юности, зависая на этих крышах, она никогда так не рисковала: инстинкт самосохранения работал безотказно. А теперь... Теперь, когда знаешь наперёд, что навернуться отсюда в ближайшие десять лет у неё нет совершенно никаких шансов - отчего ж не попробовать?
  Вцепившись вспотевшей ладонью в скрипучие подвижные перила, девушка свесила ноги вниз и осторожно разлепила зажмуренные глаза. Так... Смотрим вверх... Розовое облако - размытое, одинокое, потерянное - как она сама - в бескрайности выцветающего неба... Ниже - соседние крыши и окна верхних этажей... Ещё ниже - верхушки каштанов на аллее... И - вниз: фуххххх... Жутко-то как... Люди - бессмысленно снующие муравьи, машины - бликующие хитином деловитые жуки, городской парк - грядка с петрушкой... И головокружительная пропасть под ногами. Страшно. Впрочем, сидеть вот так не страшнее, чем делать судьбоносный выбор. Не страшнее, чем сознательно шагнуть в портал навстречу неизвестности...
  Женька была уверена, что именно это сделала её учительница, исчезнувшая вместе с обещанным письмом пять лет назад.
  Воспоминание заставило мученически скрипнуть зубами и сильнее, до побелевших костяшек, сжать кулаки на ржавых трубках ограждения. Те дни даже сейчас было вспоминать нелегко - её тогда словно под дых ударили. Не сразу, конечно. Потом, после, когда все этапы осознания случившегося были пройдены.
  Сначала - этап осторожного, беспокойного предчувствия, поселившегося в душе после объявления об отмене урока русского языка на следующий день. Потом этап лихорадочных подозрений, становившихся крепче с каждым походом к пустой квартире Матильды Карповны, никак не откликающейся на бешеный трезвон дверного звонка. Этап безумной, безрассудной паники, заставляющей Женьку, всякий раз, как позволял сценарий круга, дежурить у подъезда учительницы с совершенно безнадёжной целью её подкараулить. Пока не охватило душу, наконец, мучительное, всепоглощающее отчаяние...
  Чёрной тоске и слезам, казалось, не будет конца - как же подло, как невозможно с ней поступили! Как глупо всё вышло! Ведь письмо, ведь счастье - всё было так близко... Она давно могла быть рядом с Артёмом! А вместо этого сидит на этом постылом круге! На крыше. Учится в школе, ругается с родителями, рисует в изостудии гипсовые головы, мучается подростковой прокрастинацией и гормональной маетой. Выброшенная из своей взрослой жизни, она вновь проживает время роста и взросления - время нелепое, несимпатичное, нерадостное...
  Как же долго! невероятно долго ждать ей того жаркого мая на Чёрном Яру, в котором будет он - снова и очень недолго... Но она смирилась. И будет ждать. Что ей ещё остаётся делать? Десять лет - до их первой встречи. Потом ещё месяц - до шага на круг, где она вновь встретит свою учительницу, чтобы забрать у неё письмо. И в этот раз уж она постарается! В этот раз своего не упустит... Что надо будет сделать? Избежать встречи с матерью в парке? Свернуть в другую аллею?.. Что-нибудь... да, что-нибудь она обязательно придумает - времени у неё для этого вагон: десятилетие повторных ошибок, разочарований и неприятностей. Да уж... десять тягучих лет того самого времени, которое она предпочла бы не повторять...
   Оно будет длиться мучительно бесконечно. Без надежды на досрочное освобождение... А как без надежды жить?!
  Женька всхлипнула и прикусила губу - себя было ужасно жалко. Всё так. Хотя...
  Хотя стоит ли отчаиваться? Ведь теперь она знает, что не одна: он её позвал, он протянул ей руку! Он ждёт её и желает видеть... Он не оставит всё так, как есть - ведь если ему удалось однажды отправить ей послание, почему бы не попытаться сделать это снова?
  Девушка улыбнулась несмело своим смелым мыслям и посмотрела вниз уже без страха. Замерший внизу, у подъезда мужичок с круглой плешью на макушке, задрав голову, смотрел прямо на неё. Она помахала ему рукой - ещё решит, что у неё суицидальные намерения, полицию вызовет - ни к чему ей это...
  А вдруг, размечталась она, это тот самый мужик, что Матильде Карповне письмо приносил? И вот снова пришёл, теперь уже ко мне - вычислил ему Артём прямую дорожку. Артём умный. Он - гений. Он великолепен во всех отношениях. Он лучше всех. И он ждёт её. За порталом.
  Она прикрыла глаза, представляя, как спускается вниз. Посланец без слов протягивает ей потёртый свиток пергамента и говорит, что поезд, проходящий через Володарьевск, отправляется через час - нет, через полчаса, хочется побыстрее... Но так, чтобы они успевали. И чтобы круг отпустил... Чтобы через сутки они уже были на Яру. И перешагнули через каменную осыпь у входа ровно в назначенное время...
  Вербицкий будет там. Он будет сидеть на поваленном дереве в дубовом перелеске, с головой погружённый в какие-то расчёты и чертежи, заросший бородой, в странной домотканой одежде... Он поднимет глаза на неё, улыбнётся, как обычно - так тепло и знакомо, и скажет: "Знаешь, Жека, в этом тёмном средневековье не так нравы страшны, как комары. Лютые, заразы... Я совершенно обескровлен. Спасти меня может только твоя забота и калорийный ужин".
  Он обнимет её, и бешено вращающаяся вселенная, раздёрганная на параллельные миры, замрёт, наконец, в абсолютной гармонии...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"