Долгие десятилетия томился Павел в ожидании престола. Ему казалось, получив вожделенную власть, он обретет полное могущество и, взмахнув скипетром, словно волшебной палочкой, переделает всю Россию - да и, пожалуй, весь мир! - по своему усмотрению. Он нисколько не сомневался, есть ли у него данные для этой важной роли: "Возводя на престол монархов, Бог заботится о том, чтобы их вдохновить".
Наконец он дождался своего часа!
Пружина, сжимавшаяся столь долго, резко распрямилась, и курносый чертик в треуголке вырвался из своей гатчинской коробочки, кривляясь и гримасничая, пугая почтенное общество, за тридцать с лишним лет правления Екатерины привыкшее к совсем другим обыкновениям и порядкам. Воцарившись, Павел не изменился, как можно было бы ожидать, в лучшую сторону, а еще более укрепился в мнительности и подозрительности. Коцебу объясняет "буйства" императора тем унижением, которое приходилось терпеть великому князю. Его снедало постоянное подозрение, что к нему недостаточно почтительны: "он не мог отрешиться от мысли, что теперь [когда он царствует] достоинство его недостаточно уважаемо; всякое невольное и даже мнимое оскорбление достоинства снова напоминало ему его прежнее положение; с этим основанием возвращались и прежние ненавистные ему ощущения, но уже с сознанием, что в его власти не терпеть прежнего обращения, и таким образом явились тысячи поспешных, необдуманных поступков, которые казались ему лишь восстановлением его нарушенных прав".
Мрачная тень сего венценосного уродца, отбрасываемая на Россию лучами низкого северного солнца, оказалась гораздо более страшной, кривой и уродливой, чем сам ее обладатель. Общество, десятилетиями предававшееся неге и разврату под сенью екатерининской мантии, с упоением кинулось подыгрывать "тирану" и "сумасброду", преувеличивая во сто крат его недостатки, осмеивая чудачества, перевирая действительные анекдоты и доводя до абсурда приказы. Смена власти напоминала атаку неприятельского войска: "тотчас во дворце приняло все другой вид: загремели шпоры, ботфорты, тесаки, и, будто по завоевании города, ворвались в покои везде военные люди с великим шумом", - пишет Г.Р. Державин.
Ему вторит Шарль Массон: "Траур, в который облачились дамы, вызывающие смех одежды, которые напялили мужчины, язык, который все поспешили себе усвоить, и перемены, что следовали одна за другой, привели к тому, что при встречах никто не узнавал друг друга, на задаваемые вопросы не получали ответа и говорили без взаимного разумения".
Следом за "военными людьми" в покои дворца и в российское общество вошел военный порядок. Началась немедленная и решительная ломка всех установок екатерининского царствования, многие из которых и в самом деле этого заслуживали.
В последние годы правления Екатерины злоупотребления чиновников, волокита и казнокрадство достигли апогея. Расхождение буквы закона с реальною жизнью, столь мучительно воспринимаемое Павлом, было повсеместным, и нередко пример подавала сама императрица. Даже ее любимый внук Александр с возмущением замечал: "в наших делах господствует неимоверный беспорядок; грабят со всех сторон; все части управляются дурно; порядок, кажется, изгнан отовсюду...".
Чрезвычайно критически настроенный Шарль Массон, признавая личные достоинства Екатерины, дает ужасающую картину последних лет ее правления: "Все пружины управления были испорчены: любой генерал, губернатор, начальник департамента сделался в своей сфере деспотом. Чины, правосудие, безнаказанность продавались с публичного торга. Около 20 олигархов под покровительством фаворита разделили Россию, грабили или позволяли грабить казну и состязались в обирании несчастных. ... Кто получал 300 или 400 рублей жалованья и не имел иной возможности увеличить его, кроме как злоупотребляя своим положением, строил вокруг императорского дворца дома стоимостью 50 000 экю. ... Екатерина, далекая от того, чтобы расследовать нечистый источник этих сумасшедших состояний, гордилась видом столицы, украшавшейся у нее на глазах, и рукоплескала беспорядочной роскоши мерзавцев, которую она принимала за доказательство благоденствия своего государства".
Провозгласив, что "законность должна быть основанием порядка", Павел начал свое царствование с жуткой и символичной церемонии: повелел короновать останки Петра III, перенесенные из Александрово-Невской лавры в Зимний дворец, а отсюда, вместе с гробом Екатерины II, в Петропавловскую крепость. Шествие началось в семь часов вечера и продолжалось несколько часов при двадцатиградусном морозе: "более тридцати карет, обитых черным сукном, цугами в шесть лошадей тихо тянулись одна за другою... Мрак ночи, могильная чернота на людях, на животных и на колесницах, глубокая тишь в многолюдной толпе, зловещий свет от гробовых факелов, бледные от того лица, все вместе составляло печальнейшее позорище. ... Войска стояли от монастырских ворот до Зимнего дворца, государь и великие князья пешком следовали за колесницею". По велению Павла за гробом Петра III шли его убийцы: граф Алексей Орлов, несший корону, князь Федор Барятинский и Петр Пасек...